Пять дней Фотофиниш.

День третий.

По окнам стучал сильный дождь. Утреннее небо заволокло холодными грязно-серыми тучами, отчего казалось, что обычный августовский день внезапно превратился в октябрьский. Холодно, пронизывающий ветер задирал полы пальто у отправляющихся на работу пони, срывал с них шляпы, трепал уложенные гривы жеребцов и кобылок, стремящихся поскорей спрятаться от капризов погоды в теплые офисы, где их уже ждет горячий кофе и бутерброды, запасенные в холодильниках.

Фотофиниш тоже не отставала. Одетая в тяжелый шерстяной свитер, сжав в копытах кружку с заветным горячим напитком, она, как и всегда, встречала утро на балконе, провожая взглядом рассасывающийся по домам живой поток. Уже через несколько минут он иссякнет, и улица опустеет до обеда. Хотя… кто догадается выходить в такую скверную погоду?

Редкие прохожие – соседи и просто знакомые заглядывали на балкон пони-фотографа, приветливо улыбались. Они знали её как хорошего соседа. Тихого, аккуратного, но и требовательного. Наверное, только благодаря умению голубой кобылки вовремя переходить на невыносимо строгий командный тон, а также необычайной способности добиваться своего, подъезды этого дома всегда были вычищены до блеска. Почтовые ящики не были раскурочены петардами, как это было в домах напротив. В кафе соседнего дома выключали музыку ровно в семь часов вечера – Фотофиниш настояла на такой процедуре. Новомодная музыка жутко ей не нравилась, более того, она искренне верила, что «эти первобытные ритмы ничего, кроме головной боли не приносят»… Что тут говорить, соседи ее уважали, что было весьма редким явлением в городе, наполненным, как она считала, «снобами и прокисшими сливками общества».

Да, Фотофиниш по большей части не любила светскую тусовку Кантерлота. Периодически ей приходилось устраивать перформансы, выглядеть эпотажно, одним словом, «унижаться» ради того, чтобы богема не забыла о пони-фотографе, разъезжающему по Эквестрийским глубинкам в поисках уникальных моделей. За годы своей работы, Фотофиниш собрала вокруг себя тесный круг друзей, которые, по ее мнению, понимали ее как никто из остальных. Именно для них и предназначались те фотографии, которые делались ей на пленэре, в путешествиях по неизвестным или просто забытым местам. Каждый из таких ее друзей, в числе которых, между прочим, были такие имена как Спитфаир (тоже промышлявшая подобными странствиями) и Фэнси Пэнтс, с которым они когда-то вместе учились университете, знали о готовящейся поездке и серии снимков за месяцы. Голубая пони тщательно, с привычным блеском в глазах рассказывала каждому из них о своих планах, об основной направленности фотографий, их идею… А чуть позже, вся эта компания собиралась у нее дома. О, это были самые любимые моменты её жизни: друзья сидели в гостиной, попивая кофе или хорошее вино, Клауди крутилась вокруг гостей с угощениями. Все оживленно разговаривали, спорили, смеялись… И вот наступал момент. Фотофиниш гордо вышагивала из кабинета с одним снимком, заботливо ставила его в специально отведенную для таких показов рамочку и внимательно следила, чтобы каждый из её теплого круга мог сполна рассмотреть ее творение. Начиналось бурное обсуждение. Каждый считал своим священным долгом высказать свои ощущения по поводу работы, похвалить, может быть, даже раскритиковать. А ведь они критиковали. Искренне, по-дружески, они давали советы, делились впечатлениями и предложениями.

Это были её счастливые деньки… Где они сейчас? Спитфаир слишком занята подготовкой летного шоу, чтобы навестить неудачливую подругу, Пэнтс каким-то образом успел подхватить сильную простуду на одном из светских раутов… В общем, у всех были свои дела, важные и не очень. Ведь её друзья, по большому счету так же, как и эти пони на улице, имели работу, бизнес, творческие порывы, и им так же приходилось каждый день работать, ведь именно так они и заслужили свое положение в обществе. Фотофиниш уважала именно таких. Остальной свет кантерлотского общества она считала как минимум «пустышками», максимум «пнями в шелковых костюмах».

Однако, на улице похолодало. Пони-фотограф уже давно допила кофе. Бросив последний взгляд на пустеющую улицу, она закрыла за собой легковесную балконную дверь.

Дома было прохладно — отопление еще и не думали включать. Не снимая свитера, Фотофиниш сразу вышла в гостиную. Было тихо, на удивление тихо. Телефон мирно стоял на тумбочке, включенный в сеть. На кухне пони ждали два круассана и соусница с клубничным джемом. Клауди ушла. По крайней мере, так решила Фотофиниш, зная, что утром бледно-желтая пегасочка обычно крутится на кухне или что-то прибирает. Она отнеслась к этому… спокойно. Еще со вчерашнего вечера ее мучило грызущее чувство вины перед Клауди. В конце концов, голубая пони вообще не хотела, чтобы ее подопечная знала все подробности смерти ее матери, но тут этот писака, будь он неладен. Кобылка еще раз мысленно наподдала газетному проныре и принялась за завтрак. Круассаны были уже холодные – видимо, Клауди ушла давно. В гостиной ни её пальто, ни забавного зеленого дождевичка в горошек не было.

— Видимо, надолго загуляла. – вслух подумала Фотофиниш, дожевывая последний круассан.

В дверь позвонили. На лестничной площадке стоял жеребенок в форменной кепочке и корзиной цветов.

— Неужели опять? – пони нисколько не обрадовалась подарку, она до последнего надеялась, что это чья-то шутка.

— Быстрая доставка, мэм! – отчеканил малыш, прицокнув передним копытом.

— Как ты такую махину дотащил? – белогривая умиленно улыбнулась, доставая из кармана свитера пару монет.

— Я сильный, мэм! – загордился жеребчик. — Когда я вырасту, буду таким, как Капитан Эквестрия!

— Ты хороший мальчик. – Фотофиниш протянула малышу-курьеру монетки. — Купи себе яблочек.

— Фу! – смутился будущий Капитан Эквестрия.

— Если хочешь быть большим и сильным, надо кушать овощи и фрукты. – по — матерински наказала кобылка. — А теперь беги гулять.

— Есть, мэм! – малыш быстро, так же, как и появился, скрылся на лестничном пролете, оставив Фотофиниш с корзиной цветов и умиленной улыбкой до ушей.

Пони втащила свой подарок в дом. Букет был совершенно такой же, как и вчера. Фотофиниш, справедливо заметив, что у дарителя явно плохой вкус, принялась отыскивать записку… Должен же быть в этих бессмысленных букетах какой-то посыл?

— Дорогая Фотофиниш. – издевательски зачитала она вслух. — Мое сердце разрывается от того, что ты испытываешь сейчас такие трудности… — интересно… — Я решил немного помочь тебе. Сегодня в десять часов утра тебе позвонят… — белогривая посмотрела на часы – без пяти минут.

— Ну-ну…

Не успела она саркастично покивать головой, как дорогой дисковый телефон раздался веселым звоночком. Пони без особого энтузиазма подошла к трубке:

— У аппарата.

— Мисс фотофиниш? – с другого конца послышался знакомы робкий голосок. — Это Флаттершай. Вы звонили мне позавчера, помните? Я тогда отказала вам…

— Да, я прекрасно это помню.

— Мне вчера написал одни ваш… поклонник. Он сказал, что близко вас знает, и вы сейчас испытываете некоторые трудности.

— «Неужели старина Пэнтс решил снова поиграть в таинственного покровителя?»

— В общем, он убедил меня вам помочь. Я приеду послезавтра. В студию он уже позвонил и назначил фотосессию.

— Я… — опешила Фотофиниш. — Это очень неожиданно… Спасибо тебе большое, я этого не забуду, обещаю.

— Сожалею, если обидела вас тогда своим отказом. Просто модельная карьера действительно не мое.

— Тебя никто не винит, Флаттершай. Еще раз большое спасибо тебе…

— Что же, тогда мы встретимся послезавтра?

— Да, до скорой встречи. – Фотофиниш изумленно положила трубку, взглянула на букет, а потом опять на телефон. Нет, такого поворота событий она ну никак не ожидала. Сейчас ей хотелось просто скакать от радости, но… Она быстро вспомнила, с чего все началось и почему все пришло именно к решению этой проблемы. Провал снова ударил по ней тяжелым чугунным молотом.

— А что, если… все действительно так плохо? – фатальная мысль закралась в ум голубой пони, паразитировала в ней. — вдруг, это действительно никому не нужно… — Фотофиниш возбужденно ворвалась в кабинет Мысль о собственной ничтожности мучила ее. Каленая игла в мозгу, дьявольское провидение нашептывало ей о своем низком призвании – создавать рекламу белья и яблочных пирогов. Вдруг это все правда?! Вдруг, все её друзья просто притворялись ради ее же блага, выдавая обычные семейные фото за высокое искусство?! Вдруг она все это время обманывала саму себя?!

Пони листала альбом. Один за одним, один за одним, чем дальше, тем больнее паразитическая мысль грызла ее разум. Нет! Нет! Это не искусство! Фотофиниш залилась слезами, с каждой перевернутой страницей она все больше осознавала свою беспомощность перед фактом. Она была осмеяна не зря! Она – лишь очередная выскочка, возомнившая, что ее фото с поездок достойны внимания общественности. Ее удел – реклама! Пора это прекратить! Сейчас же! Пони замахнулась всеми своими альбомами, что есть мочи, и запустила их в окно. На улице вовсю лил дождь, гром приближался все ближе и ближе.

---

Игриво пропел дверной звонок. Изнеможенная кобылка поплелась открывать. В проходе ее ожидал высокий светло-серый, почти что белый жеребец с короткой черной гривой. Он был одет в простой коричневый пиджак, под ним — аккуратно выглаженная белая сорочка и черный галстук. Гость широко улыбался, Зажав в зубах коробку конфет и маленький искусный букетик цветов. Баррен Бридлток был прекрасным пианистом, но и не менее прекрасно он занимался композицией.

— Баррен! – Фотофиниш немного воспряла. — Как здорово, что ты пришел!

— Я только приехал из Рупонии. – композитор выложил подарки на тумбочку в прихожей и приобнял хозяйку. — Как услышал, что эти изверги с тобой устроили – примчался сюда.

— Не стоило, правда, не стоило. Я в норме.

— Я вижу. – жеребец пригласил Фотофиниш сесть за стол. — У тебя глаза красные… Ты плакала?

— Нет…

— А если честно?

— Да…

— Ну и зачем? – приободрил белогривую Баррен. – Ты сама прекрасно их знаешь. Крутишься же в мире моды… Сегодня им одно нравится, завтра – другое…

— Такого еще никогда не было. – пожаловалась пони. — Так открыто, прямо в лицо надо мной еще не смеялись…

— Слушай. – Бридлток разделил конфеты поровну. – Мне постоянно тычут в нос то, что я якобы «сочиняю старье». Мне все говорят: «посмотри на Шёнхуфа, Мэйсиана! Вот они! А Ты!»

— А что ты?

— А я пишу, как чувствую, и мне плевать, что они больше любят слушать то, как кто-то садится крупом на клавиши, чем меня.

— Ты сильный, Баррен… Как твоя поездка, кстати?

— Просто превосходно! – восхитился композитор, охотно жуя шоколадную конфету с фундуком. — Жаль, ты не смогла поехать со мной… Рупония… Это что-то, что сложно забыть. Я собрал просто колоссальное количество песен и танцев. Я даже принес тебе пару набросков на суд…

— Ух ты! Посмотрим, что ты там придумал.

— Мисс Фотофиниш! – в квартиру буквально ворвалась Клауди Хувз. За ней поспешал Голден Гласс. Промокшая до нитки в ее глазах была какая-то странная злость.

— Ну, наконец-то ты пришла! – Фотофиниш встала из-за стола, чтобы помочь ей снять дождевик. — Уже вечереет.

— Гласс сказал, что вы предлагали ему свой дом…

— Да, такое дело было…

— Может я уйду? – вежливо спросил Бридлток?

— Нет, нет. Посиди… Клауди, я думаю, что так будет лучше для вас.

— Вы не понимаете меня. Я уже столько лет живу в чужом доме, столько лет я чувствую себя лишь никчемной прислугой…

— Никогда не думала, что ты такое скажешь. Я всегда считала, что этот дом – родной для тебя…

— Я хочу жить своей жизнью! – прикрикнула Клауди. – Я хочу жить свободной жизнью, где есть только я и Гласс.

— Дорогая, что я тебе сделала? Неужели я тебя обидела?!

— Я думала всю ночь над тем, что вы мне рассказали… Я поняла, что это вы виноваты, что моя мама умерла.

— Я этого и не отрицаю. Клауди! Я каждый день сожалею что совершила такую глупость!

— Вы не поймете… Я просто больше не хочу вас видеть.

— Если бы не я, — Фотофиниш заплакала, — ты бы сейчас ошивалась на улице в Понивилле, как твоя мать когда-то!

— Не смейте так говорить про мою мать! – Истошно закричала Клауди, оттолкнув пытающегося ее успокоить Гласса. Пегаска разрыдалась и выскочила из квартиры.

— Стой! – Гласс мигом побежал за возлюбленной.

— Что… — Фотофиниш тихо плакала в объятия Бридлтока. – Что на нее нашло..?

— Молодость, Фоти, молодость. – Баррен по – дружески гладил пони по голове. – Ну же, успокойся. Ты меня расстраиваешь. Она вернется, обещаю. Походит, охладится и успокоится.

— Я так ее люблю… как родную…

— Понимаю, понимаю. Она лапочка, просто вспыльчивая иногда. Пойдем, покажешь мне свои новые снимки.

— Я их выбросила, Баррен.

— Что?! – жеребец слегка отринул белогривую пони. — Как ты могла?! Это же… Это же часть тебя!

— Они были правы. – понуро констатировала кобылка. — Они всегда были правы: это никому не нужно. Просто… я забыла свое место, решила, что могу оставить след в искусстве…

— Что ты такое говоришь?! Я не видел ни одного фотографа, талантливее тебя. Давай, мы откроем вино, и ты подробно расскажешь мне, что все-таки с тобой случилось…