Сказки Плохого Коня Для Впечатлительных Жеребяток

О Морских Поньках

Эй! Жеребятки, дуйте оба сюда. Обнимите своего дядюшку. У меня для вас подарочек, чуете?

Да, знаю, Согревающий очаг был на той неделе, но… Мне, вроде как, надо было отъехать.

Вот. Это фигурка Дэрин Ду, о которой все мелкие только и говорят.

Это было в прошлом году?

Смотрите, она лягается, если повернуть ей голову. Разве не круто?

Ну, во всяком случае должна. Дайте-ка посмотреть.

Хах. Наверное, не нужно было класть её на дно сумки. Не волнуйтесь. Немного клея* всё исправит.

Что? Что я такого сказал?

Да нет, конечно, я хотел сказать клейстер. Оговорился просто. Слишком много общаюсь с грифонами.

Хотя нет, думаю, клейстер тут не справится. Давайте-ка я заберу её и починю. Тут нужно немного… особого клейстера. Верну, как новенькую.

Чёрт возьми, малец! Не смотри так на меня. Думаешь, твой дядюшка какой-то монстр? Куча пони пользуются клеем. Он же импортный, ясно?

Я не кричу. Отдайте уже эту паршивую игрушку. Я сказал, что всё починю, значит починю.

А ну дайте её сюда! Черри, скажи своим детям, чтобы успокоились.

Хотя, знаете что? Фиг с ней. Можете оставить её себе. Пусть остаётся, можете хоть выкинуть её, мне плевать.

Лучше я вам сказку расскажу, а? Как вам идея? Я просто сяду тут, вот в это кресло, и начну рассказывать. Если какой-нибудь понёк придёт и сядет позади меня, то услышит отличную историю. Там будет магия и море, и горячие цыпочки в…

В смысле, любовь. Там будет магия и любовь. Ладно, ладно, Черри. Там будет магия.

В этом доме туговато со свободой творчества, скажу я вам.

Я начинаю рассказ.

Эта история о морском поньке.

Он не всегда был морским поньком. В начале он был сухопутным — земным пони, вроде нас с вами. И ничем особенно не отличался. И в этом была его беда.

У него была работа, и она заключалась в том, чтобы подсчитывать, сколько денег есть у богатых пони и сколько ещё они могут заработать. Если наш пони делал что-то умное, награда доставалась его боссу, а если лажал, то ему доставались шишки. Кобылки не обращали на него никакого внимания. Они всё время торчали в доках у бухты и глазели на морских поньков.

Морские поньки жили в море. Окинув взглядом ту бухту, вы бы увидели сверкающую на солнце, словно зеркало, гладь воды и, вероятно, решили бы, что в жизни не встречали более мирного зрелища. Но морские поньки были там, в воде, у самой её поверхности. В бурю, когда волны прибоя откатываются от берега, можно было заметить, как выглядывают из воды их головы. Они улыбались, как будто забравшие без счёта мужей шторма для них какой-то аттракцион. А по ночам, оседлав волны, они выезжали на берег, стряхивали воду со своих перепончатых ног, точили клешни о свои чешуйки, зачёсывали назад свои густые, похожие на водоросли, гривы и широкой походкой шагали в город, будто он принадлежал только им. Хотя по ночам так оно, пожалуй, и было.

Они были грубыми, гадкими ублюдками с острыми зубами, но их уважали.

В общем, однажды днём наш герой оказался в переулке с одним парнем, который сказал, что знает парня, который знает морского понька. Он выложил месячную зарплату за цепочку из дешёвого золота, которая вдобавок скорее всего была позолоченной медяшкой.

— Просто надень её и жди, — сказал ему парень.

— И в чём прикол? — спросил он.

— А должен быть какой-то прикол? — сказал парень. — Как только захочешь, чтобы всё прекратилось, сними её и выброси.

И вот он надел цепочку. И ничего. Но шли недели, и однажды днём на улице он заметил, как на него пялятся пони. Наш герой коснулся копытом своей шеи и почувствовал на ней отверстия, которые открывались и закрывались в одном ритме с его дыханием.

Его копыта вытянулись в клешни. Его шерсть загрубела и превратилась в чешую. Вскоре уже и он катался на волнах и гулял ночами по городу.

Он чувствовал себя живее, чем когда-либо. Его любили кобылки. Когда он наконец нашёл ту, которой желал, она взяла его вместе с зубами, чешуёй и всем остальным.

Но тут он начал её кусать. Просто не мог удержаться. Эти длинные игольчатые зубы прямо требовали вонзить их в чью-нибудь плоть. И тогда убегал обратно к воде, а она шла за ним, пока его макушка окончательно не скрывалась под водой.

Но однажды она укусила его в ответ. Застигла врасплох. Он взглянул на её шею и увидел золотую цепь и вереницу молодых жаберных отверстий.

— Чего, — сказала она, — думал, в мире есть только одна волшебная цепочка?

И они вместе пошли к воде, и всё было хорошо, пока она не спуталась с акулой с длинными чёрными как обсидиан зубами и не уплыла вместе с ней.

Так он остался со своими приятелями морскими поньками. Они в целом ничего ребята, разве что кусаются. А ещё мигрируют. Так что через несколько лет он вновь оказался среди незнакомцев.

В общем, он снова выбрался на берег, отряхнул от воды мокрую гриву и потянулся к золотой цепочке.

Но не нашёл её. Она заросла чешуёй. Он изодрал шею в кровь, но цепочка была слишком глубоко. И он побрёл обратно в море.

Но каждый год в Вечер согревающего очага он выходит из моря. Его жабры плохо работают на поверхности. Он щурится от солнечного света, шагая по земле своими перепончатыми ногами, и ходит к домам, в которых жили пони, которых он когда-то знал. Иногда он заходит внутрь, оставляя на полу капли тухлой воды, и пытается вспомнить, как говорят нормальные пони. Иногда просто заглядывает в окна. Это помогает ему не забывать их. Это помогает ему держать их подальше от воды.

Да, Черри, я знаю, что они не слушали. Не страшно.

* Довольно долго, детишки, и не так уж давно клей готовили из останков животных — шкур, костей, кишок и прочего. Поэтому фабрика клея становилась последним пристанищем всякой скотины, когда она уже ни на что больше не годилась. Больные и хромые лошади не исключение. Это было местечко похлеще фабрики радуг, жеребятки. (прим. пер.)