Пайлэнд

Добро пожаловать в Пайлэнд

Перед нами раскрылись ворота загадочного Пайлэнда. Факелы пылали огнём, освещая дорогу в центр услад и наслаждений. Нас наконец-то ждало избавление от труда и сложностей в этом мире. Тут было всё, чего бы мы ни пожелали.

— У меня новые посетители, — розовая пони в облегающем жгуче-красном костюме, стоявшая около столика, улыбнулась нам. Шляпка прятала под собой гриву, похожую на сладкую вату, а голосок её звучал, будто карнавальная музыка. Её облик подтвердил — мы в Пайлэнде, — Так здорово, что вы здесь! Меня зовут Пинки Пай, и я приветствую вас в Пайлэнде! То, чего хотели, но не желали зарабатывать. То, о чём вы мечтали и не хотели ради этого стараться! Это всё здесь, и, мои дорогие пони, я вам это отдам! Разумеется, и вы мне кое-что будете должны, — пони села за стол и положила перед собой бумагу.

— Эй! — запротестовал единорог, что пришёл сюда вместе с нами. — Сказали, что здесь всё дают бесплатно!

— Не волнуйтесь, никто не сдерёт с вас не единого бита, мне нужно нечто другое, — мистическим голосом произнесла она, — садитесь, вы будете первым.

Единорог в потёртом кафтане, свисавшем с его костлявого тела, уселся напротив праздной пони и затем громко всхлипнул носом.

— Сначала расскажи мне, зачем ты пришёл в мой блистательный оплот желаний и хотений?

— Поговаривают, что тут есть всё, чего ты желаешь, — единорог тяжело покашлял.

— Это так, — Пинки заговорщически улыбнулась. — Чего же ты хочешь?

— Богатства, роскошной жизни, чтобы я мог позволить себе устраивать престижные праздники и не задумываться о том, сколько битов на это уходит.

— Запросто! — пони посмеялась звонким смехом. — Прошу немного взамен. Твоё имя, во-первых.

— Имя? Ладно, забирай.

— Как здорово! Как прелестно! — пони засмеялась ещё звонче. — Теперь тебя будут звать Четыре Миллиарда Четыреста Сорок Четыре Миллиона Четыреста Сорок Четыре Тысячи Четыреста Сорок Четыре, потому что в Пайлэнде только я имею право носить имя. Во-вторых я попрошу нечто, что не каждый захочет отдавать. Твою щедрость.

— Зачем она мне? — усмехнулся единорог. — Я беден и если получу, что-нибудь, то точно не отдам этого.

— То есть ты согласен?

— И я получу богатства? — с украдкой спросил единорог.

— Да! За этой дверью, — Пинки Пай указала на такую же красочную, как и всё в этом месте, дверь, — ты станешь владельцем четырёх миллиардов четыреста сорока четырёх миллионов четыреста сорока четырёх тысяч четыреста сорока четырёх битов. Только поставь отпечаток копыта на договоре.

Единорог недоверчиво глядел на Пинки Пай, в то время как она будто только что сошла с афиши. Своей ножкой цвета пылающих щёчек она указывала на дверь, обитую красным бархатом. Отблески пламени играли в позолоченных ручках, после поворота которых ты оказывался в непревзойдённом мире сбывшихся мечтаний. Тут единорог резко коснулся копытом бумаги, оставляя грязный след на белоснежном листе. Пинки весело разразилась смехом, ставшим уже привычным атрибутом этой персоны, и под этот смех наш бывший попутчик вбежал в дверь.

Пони прекратила смеяться и повернулась к нам со сладкой улыбкой на мордочке.

— Следующий?

— Можно?.. Если никто не против? — никто против не был, и белокурый пегас тихонько направился к столику.

— Чего же ты хочешь? — спокойно задала вопрос Пинки.

— Мне хотелось бы, — пегас замешкался и стыдливо оглянулся на нас. — Есть возможность обсудить без посторонних?

— Конечно, — заботливо ответила пони. Она плавным движением опустила багровую штору, и мы ничего не видели и не слышали, пока, наконец, штора не приподнялась. Румянец на щеках пегаса разгорелся до самого настоящего пожара. Он с опущенными глазами ждал, что ему скажет Пинки Пай. — Замечательное желание. Мне оно очень нравится, — улыбка ужасающе широко расплывалась на её лице, однако голос она старалась не повышать. — Я заберу твоё имя. Теперь тебя станут звать Зеро. И ещё мне нужна твоя гордость.

— Гордость? — пегас горько усмехнулся. — Вы просите то, чего у меня нет, — Пинки выжидающе глянула ему в глаза и подвинула ещё один договор поближе к нему.

— Тогда тебе не составит труда расстаться с ней.

— Как пожелаете, — пегас старательно оставил свой отпечаток, выторговывая свои сокровенные желания в обмен на гордость и имя.

— Нет, — протянула владелица Пайлэнда, — желаете здесь вы, а не я, — после этого пегас неторопливо подошёл к двери.

Единорожка, приветливо улыбнувшись, подошла к столу Пинки Пай. Она аккуратно отодвинула стул и, поправив свой наряд, легко опустилась на сидение.

— Чего же ты ждёшь от Пайлэнда? — интригующе поинтересовалась кудесница.

— Я кинорежиссёр, — единорожка посмотрела в сторону, задумавшись о чём-то, и затем с печалью в голосе добавила: — Была им. Мои фильмы не были никому интересны. Некоторые говорили, что у меня настоящий талант, что у меня есть искра, — единорожка театрально вздохнула, — только вот зрителей от этого не прибавлялось. Я хочу снимать фильмы и быть популярной, хочу, чтобы у меня было несметное количество зрителей.

— Как и всё в тебе, это желание поистине уникально. Не часто пони рассказывают мне о таком. Ну что же! Раз ты хочешь, я дам популярность твоим фильмам.

— Дайте угадаю, вам нужно моё имя.

— Обязательно, — с серьёзным видом подтвердила Пай. — Знаешь, учитывая твою уникальность, думаю, что теперь тебя будут звать Три Целых Четырнадцать Сотых. Или, если короче, тебя будут звать Пи.

— И что ещё вы хотите? — улыбаясь, спросила единорожка. Похоже, ей очень понравились комплименты и, более того, её имя.

— Да так, пустяк, — отмахнулась Пинки, — отдай, пожалуйста, ту самую искру. Кажется, она тебе не нужна? — наивным голосом осведомилась пони.

— Я уж думала! — с облегчением воскликнула единорожка. — Свою гордость я бы не отдала, —сказала она, элегантно прикоснувшись к бумаге копытом.

— Нет, ты не из таких, — улыбнулась Пинки, — твои мечты ждут тебя.

Изящно поднявшись, она направилась к двери. Лёгкие наполнились воздухом, и, испустив тяжёлый выдох, она распахнула перед собой мир её надежд.

— Осталась только ты, моя маленькая земнопони, — Пинки достала чистый договор. Нервно растянув губы в улыбке, я подошла к ней. — Твои мечты? — немного помедлив, мои губы тихонько разомкнулись и вымолвили слово, воплощавшее в себе все желания, надежды и всю мою жизнь.

— Любовь, — розовая пони широко раскрыла глаза. Улыбка её будто застыла, колеблясь в неясном желании растянуться ещё больше или исчезнуть с мордочки, — светлая, настоящая и до самого конца.

Пинки не знала, что сказать. Мне стало немного боязно: сможет ли она исполнить мою мечту? Или же даже Пайлэнд не поможет мне в моих поисках? Столь долгие годы ожидания утомили меня. Тем не менее, я была готова ждать всю жизнь, если бы только знала, что в конце получу столь желаемое мной. Ну а пока я не знала, мне оставалось лишь верить в это.

— До самого конца? — переспросила Пай.

— Да, — дрожащие губы подтвердили моё наивное желание.

— Прекрасная мечта. И она обязательно сбудется в Пайлэнде, — облегчённый вздох вырвался из груди, и на моей мордочке появилась счастливая улыбка. — Только небольшой вопрос перед тем, как продолжим. Кто тебя интересует?

— Я лесбиянка, если вы про это.

— Хорошо. Теперь тебя будут звать Пятьдесят Четвёртая или просто Пичи.

— И что мне нужно отдать за это кроме имени? — прозвучал мой нервный вопрос.

— Ничего, — заметив мой удивлённый взгляд, она сказала: — Любовь бесценна. Я не могу ничего попросить у тебя, потому что все пони рождены быть любимыми.

Копыто плотно прилегло к листку бумаги, и моё согласие появилось на невинно-белом договоре. Пинки проводила меня до двери, скрывавшей то, чего я так долго ждала. Копыта тихонько толкнули их, открывая передо мной этот странный мир.

— Добро пожаловать в Пайлэнд! — крикнула Пинки, и её радостный смех разливался, смешиваясь с пылающими красками этого странного места.

Огни кострами горели в праздных фонариках, развешанных по всему Пайлэнду, похожему на один большой парк аттракционов. Пони смеялись, гуляли на этом фестивале собственных желаний. Я искала всю свою жизнь и, наконец, нашла. Она здесь, ждёт меня, как я ждала её всю свою жизнь.

Особняк Джентльколта Ч

Пони не замечали меня. Словно призрак, я двигалась сквозь толпы опьяневших по разным причинам жеребцов и кобылок. От кого-то из них действительно пахло хмельным яблоком, а кто-то просто с безудержным энтузиазмом и нездоровым взглядом занимался своим делом, не обращая взора на остальных. Ясно было лишь одно — эти пони получили то, о чём мечтали.

Дорога привела меня к одному из самых блиставших мест в этом парке развлечений. Огромный золотой особняк, в стенах которого отражались безумные танцы многочисленных огней. Толпа заваливалась туда почти нескончаемым потоком. И именно туда я направила свой путь. Она могла быть там.

Повсюду стояли статуи единорогу со знакомым лицом. Они были из золота. Тут всё было сделано из него. Было так неприятно жарко, казалось, что сейчас весь этот замок расплавится и оборвёт жизни всех, кто захотел войти в это ужасное здание. Мне приходилось щурить глаза, так как вся эта роскошь в буквальном смысле ослепляла.

Мусор кидали прямо себе под ноги и затем уходили в другое, менее загаженное место. Отовсюду доносилась музыка. Плакала скрипка. И рыдала она, надрываясь, больно. Иногда высоко повизгивая, а порой низко кряхтя. Даже я, не обученная музыке пони, слышала, что инструмент был сильно расстроен.

Двигаться вперёд стало невыносимо тяжело. Мне пришлось присесть на золотой стул, закрыв глаза, чтобы дать им отдохнуть. И тогда послышался звонкий голос, что нельзя было спутать.

— Леди, я могу вам чем-то помочь? — попытка приоткрыть глаза закончилась болью, выжигаемой этим плавким металлом. Единственное, что мне удалось заметить, это наряд официанта.

— Пинки Пай?

— Да, Пичи, это я, — голос её звучал превосходно на фоне этой бедной скрипки, которая беспрерывно надрывалась.

— Я думала, вы владелец этого места.

— Разумеется, — немного озадаченно ответила пони, — однако мне также нравится исполнять роль и других работников Пайлэнда. И сегодня я буду вашим официантом! — торжественно объявила она. — Так чем могу вам помочь?

— Так сильно жжёт глаза, а мне нужно идти.

Ничего не сказав, она начала наматывать мне что-то шелковистое и мягкое на голову.

— Теперь этот шарфик укроет твои глаза от боли.

— Так ведь ничего не видно, — вместо блеска наживы передо мной предстала непроглядная тьма. И хоть её холодное спокойствие было так облегчительно после этого пламенного безумства яркости, мне нужно было идти дальше. — Как я продолжу путь?

— Куда же ты направлялась, моя маленькая пони? — с интересом спросила она. — Ты ведь хотела искать свою любовь.

— Это я и пытаюсь делать.

— Значит, ты определённо не знаешь, какие пони тут водятся. Если бы видела, ты бы не стала проводить поиски здесь.

— И что за пони здесь обитают?

— Думаю, надо спросить у владельца особняка. Хозяин как никто иной должен знать своих гостей.

Она повела меня за собой через толпящихся живых существ, что скопились здесь. Запахи и звуки смешивались в неприятную полифонию под предводительством бедной скрипкой, что, казалось, умирала от боли каждый раз, когда смычок касался её. Пони расступались перед Пинки Пай, или же это она словно ледокол проплывала в этом золотистом океане застывших сердец.

— Почти пришли, тебе осталось лишь подняться на балкон, — Пинки отпустила меня и быстро проговорила: — Я ещё приду! Сейчас мне нужно принести гребень для волос и цепочку для часов милой паре в ветхом доме неподалёку, — и после этого она ратворилась в этом золотом котле, оставляя меня одну в темноте.

С каждой ступенькой плач скрипки становился громче и отчётливей, было слышно, как она упрямо дёргалась, пытаясь давить из себя музыку. На лестницах никого не было, будто владелец этого дорогостоящего котлована никого не интересовал. И только стоило мне подняться по лесенкам, я услышала, что ошибалась.

— Прошу вас, послушайте нас, — хором завывали сиплые голоса, прерывавшиеся порой на сухой, болезненный и затяжной кашель, который тонул в верещаниях обезумевшей скрипки, — мы так же жили богато и тратили роскошь бездумно. Отдали мы щедрость, совсем не подумав.

Сумасшествие звуков заставило меня снять шарф, несмотря на невыносимый блеск...

Так вот почему она кричала.

Скрипка была сделана полностью из золота. Разумеется, настроить такой инструмент и вылечить его стерео-безумие является очень сложным процессом. Пони-скрипач располагался подле трона владельца особняка. Здесь было не так много огней. Ослепительное золото не так сильно обжигало зеркала моей души. Владельцем был тот самый единорог, который ещё недавно погибал от голода и простуды. Теперь его сложно было узнать. Растолстеть за это время было трудно, однако ему удалось. Причём сполна. Трон начинал сжимать жировые складки миллиардера, и нельзя сказать сразу, может ли он вообще протиснуться, чтобы вылезть из своего изысканного капкана.

— Уже говорил вам, — рот ему было открывать тяжело. Отдышка прерывала речь через предложение. — Проваливайте, грязные оборванцы. Не единого бита от меня не дождётесь.

— Нам не нужны ваши биты.

— Проваливайте! — слова вылетели изо рта единорога на бедняков вместе со слюнями этого толстяка. Изголодавшим пони не оставалось ничего, кроме как покинуть владельца особняка. — Тебе чего надо? Хочешь попрошайничать?

— Нет. Ищу кое-кого.

— Постой. Твоя мордочка мне знакома. Это ведь с тобой я шёл к Пайлэнду.

— Да. Ты изменился.

— Ну а это! — толстяк довольно усмехнулся. — Теперь никаких рваных кафтанов, разве может джентльколт Ч ходит в отрепьях?

— Полагаю, нет.

— Ха! Правильно. Битов у меня немерено, и мне подвластны почти все пони Пайлэнда, — он вдруг захихикал и сказал: — Посмотри на них, и увидишь, как они жалки, — сам он в это время пытался поднять своё копыто к верёвке, висевшей рядом с ним.

Там, на драгоценном пепелище, пони гарцевали по залу. У них у всех были надеты повязки на глаза, похожие на ту, что была у меня. Столы были переполнены закусками, к которым почти не прикасались. Джентльколт Ч тратил уйму денег на разные глупости и категорически не хотел заниматься благотворительностью. Хоть те бедные пони и не просили его об этом.

Неожиданно он потянул за верёвку, и на потолке что-то щёлкнуло. После этого на пол посыпались золотые биты. Пони получали синяки, когда вожделенные золотые кругляшки падали им на голову, несмотря на это они выглядели безумно радостно. С пеной изо рта они собирали биты, что свалились им на голову. Стояла ужасная давка, всем хотелось набрать себе карманы, полные золота.

— Думаешь, это щедрость? — спросил меня Джентльколт Ч. — Нет! Я покупаю! Своё могущество и величие. Я покупаю их жалкие дешёвые жизни!

Нет. Она точно не одна из них. Её жизнь бесценна, как и жизнь любого, только в отличие от тех пони, что сейчас страдали из-за своей жажды богатств, она знает о том, как ценна жизнь.

Я сорвалась с места и поспешила к выходу. Только мне стоило спуститься с лесенок, как огонь, таившийся в злате, начал жечь мои глаза, а биты падали прямо на меня, причиняя боль.

— Пятьдесят Четвёртая, — её голос был слышен даже сквозь неутихающие стенания скрипки и песню падающего злата. — Надевай повязку, я проведу тебя.

Доверившись ей, мне пришлось ослепнуть ненадолго. Она вела меня сквозь этот продажный ужас, спасая от кошмарной жадности. Биты сыпались на нас сверху, пока Пинки петляла между упавшими на землю пони. Кто-то из них был оглушён, кто-то совершенно устал от ушераздирающей музыки и яркого блеска, а кто-то до сих пор собирал золото.

И вдруг скрипка издала агонизирующей смертельной фальши крики и замолкла.

— Что случилось?

— Струны из чистого золота не очень прочны! Чтобы издавать музыку, нужен талант или опыт, а не толстый кошелёк.

Наконец я вдохнула свежий воздух, вырвавшись из этого особняка.

— Мы ещё увидимся, маленькая пони, — сказала Пинки нежно, — ну а пока у меня концерт.

— Постой, Пинки Пай, — мои жалобные слова приостановили её, — куда мне идти дальше? Я так хочу найти её.

— Приходи на маскарад, — мне хотелось снять повязку, однако Пинки легонько придерживала моё копыто. — Пони Пайлэнда собираются там, когда ищут приятных чувств. Не знаю, каких, зато приятных.

Она отпустила моё копыто, оставив меня, слепую, стоять посреди Пайлэнда. Когда я сняла повязку, Пинки здесь уже не было. Позади меня стоял золотой особняк, а над ним застыло тёмное звёздное небо. Пайлэнд пылал огнями как и обычно, и теперь я чувствовала, что и внутри меня разгорается пламя. Только оно было чистым, не таким грязным и копотным, как костёр Пайлэнда, сжигавший в себе щедрость.

Золото расплавится в этом огне, как и щедрость Джентльколта Ч. Только добрые поступки не сгорают в этом пламени. Пинки Пай спасла меня, и я была ей благодарна. Хорошие поступки не горят, они зажигают пламя в наших душах. Пламя, что согревает нас.

Маскарад Ничего

Ночь Пайлэнда казалась нескончаемым карнавалом. Я не видела солнце уже давно. Кажется, здесь оно не светит.

Сколько уже часов прошло? Или же дней?

Ресторан, в котором проходил маскарад, был оплотом элегантности в этой безумной карусели пьянства. И хоть в Пайлэнде никто никого не замечает и лишь садится на нужный ему аттракцион удовольствий, данное заведение было несколько обособлено от всего. Стены украшали холодные драгоценные камни. Привычный огонь не блистал в них, и от этого они висели сродни обычным булыжникам. Только вот в булыжнике есть его особая каменная энергия, а в этих стекляшках её не было. Мёртвые камни. Звучит слишком печально.

По тусклой, выцветшей, местами потёртой ковровой дорожке я направилась внутрь. Играла тихая музыка. Невзрачная мелодия холодным конденсатом прилипала к блёклым стенам ресторана, чтобы затем стечь к низу и испариться в попытке убежать навстречу Пайлэнду. Пони шептались о чём-то с неразборчивой интонацией, и их тихая речь сливалась с нотами, выдавливаемых музыкантами из инструментов. Мордочки посетителей, конечно же, были закрыты масками. И только мне стоило подумать об этом, в мозгу искрой вспыхнула мысль о том, что у меня маски нет. Некоторые пони на меня смотрели. Кротко. Быстро. Чтобы я не увидела. И из-за масок было трудно узнать, что же они обо мне думают.

— Здравствуй, — тихий шёпот заставил меня обернуться. Хоть маска скрывала лицо жеребца, я смогла разглядеть его белёсую шкурку. Нейроны занервничали, и лишь спустя несколько секунд смогли достать кое-что из памяти. Это был тот пегас, что пришёл вместе со мной. — Имею ли я право заговорить с тобой?

— Что? Да. Конечно.

— Ты оказала честь, дав это разрешение. Позволь мне преклониться тебе в копыта, — крылатый пони незамедлительно выполнил то, что только что попросил. Стало неловко, однако на этот раз никто не оглядывался. Лишь могу предположить, что подобное здесь приемлемо. — Как твои дела?

— Ну... Пока что моё желание не сбылось.

— Мне так жаль тебя, — сказал он сочувствующе, — могу я что-то сделать для тебя? Моё-то желание сбылось, — до этого его холодная тихая речь ни разу не дрогнула, однако сейчас раздался нервный смешок.

— Ладно, спасибо.

— Так чего ты пожелала?

— Любви.

Пегас вдруг застыл и затем едва различимым среди всплесков музыки, льющейся ледяной рекой, шёпотом произнёс:

— Тогда ты пришла в нужное место. Только для начала нужно попросить для тебя маску.

Робким аллюром он направился к единорогу, что сидел за столом. Он долго ждал, прежде чем отвлечь его, однако, когда это всё-таки произошло, единорог раскланялся с такой же услужливостью, что и пегас. Белокурый жеребец что-то попросил у него. Тихо. На ухо. Затем, когда единорог, одобрительно кивнул, пегас бросился к его ногам. Поцелуи посыпались на копыта единорога, в это время ласкавшего крылья пегаса.

Что. Здесь. Происходит?

Кажется такое не только с этим пегасом. Если вглядеться, то здесь все покорно лоснятся к кому бы то ни было. Робкие, затяжные и постыдные поцелуи. Объятия. Поклоны. Хладный мрак вуалью висел над всем этим развратом, даже не стараясь прикрыть его. Темнота в этом месте была не такая, как в Пайлэнде. Не было в ней загадки и спокойствия. На фоне этой темноты звёзды не выглядели бы так ярко, как на ночном небе.

— Ты знаком с ним? — спросила я, надевая маску.

— Не знаю. Может быть, мы виделись тут раньше. Здесь не обязательно быть знакомым, — улыбка его слегка растянулась, — поэтому это место и замечательно. Прошу тебя, соизволь пойти со мной. Найдём тебе самого нежного жеребца. Или же тебе понравился тот?

— Нет, — пегас был так робок во всём, кроме отношений. Когда он обсуждал это, на нём не было ни тени стыда. Мои же щёчки пылали, когда приходилось говорить про такое. — Я ищу себе кобылку.

— Хорошо. Прошу извинить меня, если оскорбил тебя. Тогда я знаю, кто тебе нужна.

Небольшой столик, коих тут было много, приютил двух кобылок. Клубы сигаретного дыма беспорядочно выскальзывали изо рта статной пегаски, туманом оседая около неё. Лёгкая усталая ухмылка не спадала с мордочки. Когда мы подошли ближе, стало ясно, что она в возрасте. Лиловая шкурка поблёкла, а голос грациозно скрипел, заржавев от непрерывного курения.

Пони, что сидела рядом, была её противоположностью. Свежая, как айсберг, единорожка отблёскивала своей озорной улыбкой, оглядываясь по сторонам. Бесстыже заглядываясь на других, кобылка порой подмигивала им, плавно скользя хвостом из стороны в сторону. Из всех драгоценных камней, что я увидела в ресторане, она была самым красивым.

— Премного извиняюсь, великолепные барышни, — поклонился пегас, — можно ли нам сесть за ваш стол?

— Для тебя тут всегда свободно, — пожилая пегаска странно уставилась на меня. — Кто эта интересная пони? — с едва заметной каплей раздражения спросила она.

Белокурый жеребец неожиданно припал к губам пегаски. Она мгновенно расслабилась и обхватила пегаса копытами.

— Это не то, о чём вы подумали, — тихим шёпотом ублажал он пегаску. — Как и обещал, сегодня я принадлежу только вам и никому больше. Она моя знакомая. Недавно здесь.

— Сразу заметно, — пропела молоденькая пони, — садись со мной.

— Так вот оно что, — добрым тоном начала, как выяснилось, «владелица» пегаса. — Чем же ей помочь?

— Она ищет себе кобылку.

— Такая прелесть! — свирелью зазвучала единорожка, глядя мне в глаза. Они были пустыми. Стараясь имитировать пламя рубина, её зрачки леденяще заигрывали со мной. — Чего же ты хочешь?

— Любви.

— Ох... — она положила мне на ноги своё копыто. — Ты такая тёплая... — удивлённо произнесла единорожка. Затем мельком глянула на меня и приблизилась к моей мордочке так близко, что наши гривы соприкоснулись. — Как ты хочешь любви? — её игривый смешок холодным дыханием коснулся моей шёрстки. Своим носом она касалась моей щеки, и казалось, что я замерзаю от удовольствия.

Белокурый жеребец схватился за крылья пегаски зубами. Она проскрипела от удовольствия, и дым заклубился от неё как от старой дизельной машины. Тарахтя и кряхтя, кобылка марала пегаса в своей похоти. Мрак, что нависал над этим местом, начал оседать. Океан холодной пошлости омывал сцену с музыкантами, давно окаменевшими, чтобы не замёрзнуть, как эти пони.

— Стой, — её копыто пошло вверх по моей ноге, и я остановила, прикрыв то место, к которому она направлялась.

— Милая, не волнуйся. Я вижу, как ты нервничаешь, — томно прикусив губы, она немного отдалила от меня свои копыта, — тёплая влажность пота покрывает твоё нервное тело, а сердечко бешено сгорает в порывах чувств. Тебе не нужно этого. Хочешь любви? Тогда надо застыть и раздробить свою ледышку на кусочки.

— О чём ты говоришь? Почему все начали заигрывать с остальными?

— Приближается волна... Волна удовольствия. Если ты хочешь любви, ты её получишь. Однако затем и ты должна дать то, чего хотят другие пони.

Пегас услужливо исполнял самые грязные пожелания его владелицы. Теперь стало ясно. Одна волна твоя. Ты берёшь то, чего ты хочешь и как хочешь. Следующая волна — и тебя может взять любой посетитель ресторана.

— Поэтому мы такие вежливые. Мы ничего из себя не представляем. Услужливо ласковы, чтобы затем взять всё, чего желаем. Сюда пришли те кому, было одиноко, те, чьи сердца были сломлены. И если хочешь, чтобы любовная боль утихла, тогда замёрзни и получай удовольствие.

Неожиданно посреди ресторана появился луч света. Настоящего, яркого света. Хоть и немного увязнув во мраке, он красотой пламени освещал занавес сцены. Яркими багряными парусами сказочной каравеллы засветились кулисы, и вдруг на сцену вышла она. Нежное огненно-красное платье скрывала за собой ласковую нежно-розовую шкурку Пинки Пай.

— Приветствую вас, дорогие посетители Пайлэнда, — звонким голосом заговорила она в микрофон, подождав, пока музыка в ресторане утихнет. Пони застыли ледяными скульптурами разврата, чтобы услышать её, — я хотела сказать, что эту волну удовольствий вы проведёте под звуки моей песни. Развлекайтесь и знайте: Пайлэнд исполняет желания.

— Чудесно! — воскликнула единорожка. — Эта волна будет особенной. Для тебя я буду изображать любовь так старательно, как только смогу.

— Волна приближается, мои пони! — Пинки кричала в микрофон, надрываясь. Её магический голос даже смог сбросить каменный налёт с музыкантов, и они оживлённо заиграли.

— Ты же не хочешь остаться одна! — уговаривала меня единорожка. — Расстанься с самой собой и отдай себя другим, и сама бери то, чего хочешь.

Огненная музыка опаляла своим жаром всё вокруг, испарив остатки мёртвых синтетических нот, что мелькали в воздухе ресторана. Пинки Пай пылала огоньком на сцене, и тогда я почувствовала, что хочу отражать это пламя своими глазами, не хочу, чтобы они превратились в пустые стёкла.

— Прости, — я встала из-за стола и, пошатываясь, отошла от единорожки. — Не хочу становиться ничем. Я должна быть хоть кем-то, сохранить хотя бы немного себя, чтобы дополнять мою любовь, мою половинку.

— Но это наше призвание, — раздосадовано объявила она. — Наше имя говорит о том, чтобы мы стали ничем.

— И какое твоё имя?

— Зеро. Нас всех здесь зовут так.

Волна удовольствия захлёстывала зал под звуки обезумевшего пения. Притворство и безудержная похоть, полное неуважение к другим царила в этом ресторане. Мне нужно было выбираться отсюда.

— Наивная, — фыркнула единорожка мне вслед, когда я побежала. — У тебя было всё, чего можно хотеть! — сзади к ней подходили неизвестные пони и обхватывали её копытами там, где им хотелось. Океан притворного разврата поглотил её молодое красивое тело. Мне стало жаль бедняжку. Её бедное сердце было так сильно ранено, что в глазах потух огонь. Она предпочла превратиться в лёд и проторговать себя и свою честь в обмен на лесть и покорность лжецов, скрывающих под своей маской только холод.

Становилось холодно. Волна была уже рядом, и все увязли в этой желанной слякоти. Пони предавались удовольствию и начинали тянуть ко мне копыта, думая, что я одна из них, не нашедшая себе кого-нибудь на эту волну. Кобылы и жеребцы все без разбора предлагали присоединиться и затем долго шептали мне вслед слова извинения, когда я в испуге убегала.

И когда холод стал невыносим, когда лёд одиночества начал сгущаться вокруг моего уставшего и напуганного сердца, разгорелось настоящее пламя. Посреди этих не отражающих света льдин она полыхала безумием сознания, которое Пинки не собиралась никому отдавать. Отстранённая от этого губительного, смертельно холодного океана, земнопони кричала в микрофон, дабы кто-нибудь смог загореться от её огня. И этой пони стала я.

Тепло звуков согрело меня. И с огнем, что она зажгла во мне, я поспешила к двери.

Сжатый тёплый воздух Пайлэнда встретил меня, и оставалось лишь упиваться им после этого морозного дыхания, что царило на маскараде. Пот стекал с моего лба, а липкая грива лезла в глаза, будто стараясь прикрыть мой взор от странностей, что творятся здесь.

— У меня к вам послание, — тяжёлое дыхание обрушилось на мою грудь после лёгкого испуга от неожиданного прозвучавшего голоса. Жеребец в смокинге холодным взглядом смотрел на меня протягивая конверт, — от мисс Пай, — только стоило мне взять письмо, жеребец развернулся и шагнул в дверям ресторана, из которых повеяла мглой и холодом.

Однако конверт излучал приятное тепло, согревая мои промёрзшие на маскараде копыта.

«Жаль, что ты не нашла её. Она была здесь. И тоже не застыла. Ты бы видела пламя в её сердце, так похожее на то, что горит в тебе, такое желание любить и быть любимой, такие же живые глаза, ищущие настоящую любовь. Однако она уже ушла. Так что твоя принцесса в другом замке. Только не расстраивайся, я знаю, где её можно искать. По-моему, в кино показывают замечательный фильм о любви.

Я приглашаю тебя на сеанс, Пятьдесят Четвёртая.

Твоя Пинки Пай».

Она не замёрзла. Не могла, потому что, замёрзнув и расколовшись на кусочки, превратившись ни во что, ты не сможешь любить. Превратившись в лёд, ты не сможешь согреть свою любовь.

Ллорандо

Творчество. Слово необъятное. Прекрасное. Оно трогает наши сердца, так ласково и нежно, и оставляет волшебный след. Души в восхищении сияют, чувствуя это лёгкое прикосновение. Ни с чем несравнимо. Творчество побуждает нас к совершению хороших поступков. Проникнувшись чужими произведениями, мы можем основательно поменять наше мировоззрение, нашу личность. Создавая что-то своё, ты отдаёшь частичку себя, чтобы наполнить придуманное тобой смыслом и чувствами, чтобы также оставлять след в чужих сердцах. Добрый и нежный след.

Однако, если ты творишь зачем-то другим...

То это сложно назвать творчеством.

---

— Привет, — Пинки Пай сидела за кассой в красной жилетке, а на шее свободно свисал бантик, — билет на творение УНИКАЛЬНОГО режиссёра Пи?

— Да, пожалуйста, — она выдала мне цветастую бумажку с номером.

— По желанию вы можете приобрести поп-корн или прохладительные напитки.

— Ты не идёшь со мной?

Пинки Пай смутилась:

— Разве должна была?

— Ну это ведь ты меня пригласила.

— Оу... Нет! — розовая пони улыбнулась. — Я пригласила тебя на фильм о любви, а не на то, что сделала эта пони по имени Пи, — наверное, это переутомление. Мне явно нужно отдохнуть...

---

Двери громко хлопнули и широко раскрылись. Казалось, все места были заняты, пони шептались и чавкали в предвкушении шедевра. Столько догадок о том, что же придумала Пи. Она рассказывала мне, что пыталась снять фильм, который затронет душу каждого. Она хотела рассказать трогательную историю истинной любви, однако её фильмы были интересны лишь немногим пони.

Вдруг раздался оглушительный хлопок, и на экране, как ни странно, появилась хозяйка Пайлэнда.

— Ищете своё место в жизни? — спрашивал томный голос с экрана. — Желаете, чтобы мечты наконец-то сбылись? Это риторические вопросы, однако ответ на них есть — ПАЙЛЭНД...

Целесообразность данной рекламы была под вопросом, тем не менее, я просто продолжила свой путь вперёд. Расслабившись в кресле, я испустила тяжёлый уставший вздох.

— Здравствуй, — вдруг послышался элегантный голос. Пи стояла в дорогом платье, которое я, кажется, уже тысячу раз видела на кобылах в Пайлэнде. Напомаженная грива была стильно причёсана. Однако всё это просто маска. Самое главное — это мягкий голос Пи. — Можно мне присесть рядом с тобой?

Популярность не очернила её. За всеми этими дорогими тряпками и нелепыми слоями косметики была Пи. Добрая и скромная и, тем не менее, элегантная и целеустремлённая кобылка.

— Конечно, — промолвила я и улыбнулась ей со всей теплотой, — вижу, твоя мечта исполнилась.

Она окинула переполненный зал кинотеатра благодарным взглядом. Пи искренне радовалась каждому зашедшему пони.

— Да, исполнилась... Ну а как твоя мечта?

— Я ищу её.

— И обязательно найдёшь.

— Наверное.

— Кстати, слышала о том, что недавно в Пайлэнд зашли последние пони того мира?

— Неужели: — изумилась я. — То есть там больше никого не осталось?

— Нет, — тихо сказала Пи. — И, знаешь... Я думаю, это к лучшему.

Свет неожиданно погас, и пони зароптали. Фильм начинался.

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

...

— Мы взяли самых популярных актёров, — шёпотом обратилась ко мне Пи.

— Они красивые...

— Да. Правда, большинство из них не может и двух слов связать. Мы набирали их из экшн-фильмов. Вот главная актриса, например, снималась в недавнем мега-популярном ужастике «Чужеродные». Кстати, понравилась её шутка? — я неоднозначно помахала копытом в воздухе. — Мои эксперты специально подбирали её так, чтобы она понравилась всем. Да, она будет смешной только некоторое время, пока актуальна, однако мы же старались добиться популярности. О! О! — зрители ахнули вслед единорожке. — Крутой взрыв, да? Мы потратили кучу денег на него. Да, он искусственно нарисован, да и взрыва не получилось бы на самом деле, однако эксперты были уверенны, что это понравится зрителям.

— Можно вопрос?

— Да, конечно.

— Тут будет что-то о любви?

— Ну... После следующей экшн-сцены, которая следует за комедийной вставкой, там будет небольшой момент с поцелуем главного героя и проститутки... — она немного помолчала, устремив свой взгляд на фильм. — Хотя нет. Сложно ту сцену назвать романтичной.

— Ты ведь мечтала снять фильм об истинной любви.

— Ну, знаешь, — она нервно потеребила локон завитой гривы, — эксперты всякого напихали в фильм, чтобы сделать его как можно популярней, так что на романтику не осталось времени. И она совсем была не уместна, добавить её — значило сделать фильм менее популярным.

Пи уставилась на свой фильм. Кадры скользили, а на них мельтешили самые дорогостоящие и «дешёвые» актёры и спецэффекты. Это было так красиво и заманчиво, что от того становилось лишь грустней. За этим опять скрывалось ничего. Пустое, «дешёвое» ничего. И из всех желаний Пи выбрала самое безобидное. Только вот заплатила она, пожалуй, самую высокую цену. Получив то, чего она так хотела, Пи увидела, что ошиблась в своём желании. Мне стало невыносимо жаль эту кобылку. Опустевшими глазами она смотрела на самый дорогой и самый популярный фильм и чувствовала остатками свой личности, что это самое бессмысленное кино, что она когда-либо срежиссировала.

— Мне так жаль.

---

После жаркого переполненного кинозала воздух Пайлэнда не казался таким спёртым. Глоток свежести промыл мои нервные окончания и освежил разум. Еле сдерживая слёзы, я направилась подальше отсюда. Смотреть на то, как Пи с потухшим взглядом отвечает на вопросы о фильме, который всем понравился, было тяжело.

Шум. Крики. Пламя.

Пайлэнд, пребывающий в нескончаемой радостной агонии, разлагался от сбывшихся желаний. Неужели и моя мечта сбудется не так, как я представляла?

— Привет! — её голос. — Не грусти, малышка! Хочешь сладкой ваты? — розовая пони протягивала мне пищу в виде своей гривы. Переполненный печалью взгляд достался ей вместо ответа. Она перестала улыбаться и с сочувствием произнесла: — Что случилось?

— Почему все их желания принесли им только разочарование? Они всего лишь хотели быть счастливыми.

— Нет... — виноватым тихим голосом сказала Пинки. — Пайлэнд дал им то, чего они хотели больше всего. Разве не получили они желанного?

— Получили. Только они потеряли себя.

— Пайлэнд взял лишь то, что они согласились отдать. Ни меньше, ни больше.

— Тогда почему ты ничего не попросила у меня? Я не хочу, чтобы моя любовь принесла мне столько несчастья! Неужели мои глаза опустеют так же, как и их?

Пони бросила вату и подскочила ко мне.

— Нет, этого не будет... Прошу тебя, не плачь.

— Мы пришли сюда за помощью! — сдерживать эмоции стало невыносимо. — Мир погиб, Пинки. Пайлэнд обещал нам исполнения желаний! Неужели он может обмануть наши ожидания? Ты сказала, что любовь ждёт меня.

— Она ждёт, — Пай была в смятении, она гладила меня по дрожащему плечу, а её глаза бегали из стороны в сторону, помогая ей что-нибудь придумать.

— Что, если любви не осталось? Я не видела её здесь. Среди пламени её не заметить, за этими яркими вывесками скрывается лишь её жалкое подобие, а в холодных стенах в неё перестали верить.

— Посмотри туда, — Пинки Пай указала мне на старую дверь, прикрытую бархатными тёмно-красными шторками, — там кинозал, в котором показывают тот самый фильм о любви, — после нескольких всхлипов моя голова наконец повернулась туда, куда указывала Пинки Пай. — Я купила билет: пятый ряд, четвёртое место для тебя. И на этот раз я буду рядом с тобой.

---

Двери тихонько приоткрылись, и мы проскользнули в загадочную таинственную темноту кинозала. Было тихо. Несколько пони с замиранием сердца ожидали фильма. Пинки вела меня как и тогда, когда мои глаза были завязаны. Основные чувства перестали на время обеспечивать меня информацией, и тогда был сделан вдох, открывший мне моё сознание.

Здесь был воздух холодной поздней весны с запахом озона. Казалось, закапал прохладный дождь, остужая моё разгорячённое тело. После Пайлэнда стало так свежо.

Первое.

Второе.

Третье.

Четвёртое.

Мы с Пинки сели. Кино ещё не началось, и розовая пони протянула мне сахарную вату и стакан. Лакомство растаяло в моём рту, оставляя приятный сладкий вкус на языке. Тогда я сделала глоток холодной воды, что дала мне Пинки. Стало свежо во всём теле.

Неожиданно послышалось пение. Это было кино. Только на экране пока так ничего и не появилось. Печальный голос запел на неизвестном мне языке. Её песня началась тихо. Спокойно. И затем она начала протяжно... Печально. Музыки не было слышно. Было только её пение, и она начала рыдать. Её голос заплакал так красиво, как разливаются водопады, он был похож на молодой лист, что изумрудом проскальзывает через тающий лёд. Это было согревающее ласковое пламя.

Она пела о любви.

Она плакала о ней.

И я плакала с ней.

— Режиссёр этого фильма мечтала рассказать историю об истинной любви, — сказала Пинки Пай, тяжело дыша. Она тоже плакала. — Такой фильм, что будет оставлять нежный след в сердцах. Каждый день этот режиссёр выходит из кинозала и наблюдает кучу зрителей, что пришли смотреть кино Пи, которая загадала мимолётное желание поддавшись скупости. И тем не менее эта пони счастлива, потому что она попросила, то о чём действительно мечтала.

Я повернулась туда, где сидела Пай. Кобылий голос прекраснейшим образом плакал от печали, от счастья... От любви.

Экран загорелся.

Свет нежно и ласково показал мне лицо Пинки, что была в темноте. Слёзы блестели на её мордочке, смотревшей прямо на меня. Так глубоко мне в глаза, что я разревелась. И она вместе со мной.

Прижавшись к ней мордочкой, я проливала слёзы на её розовую шкурку, чувствуя мягкость её прикосновений.

— Она есть Пинки, — плакала я. — Любовь. Она существует.

— И ты её скоро встретишь, — мы обнялись и плакали вдвоём, слушая слёзы красивейшего голоса, поющего о любви.

---

Творчество отличается от обычного изготовления чего-либо уникальностью своего результата. Кроме своих усилий, автор вкладывает часть себя. Именно поэтому истинное творчество так влияет на нас.

Её любовь

Это была довольно чистая улица. Узенький тротуар, уютные лавочки, кондитерские и магазинчики, торгующие безделушками. Лёгкий аромат и звуки милой суеты витали в ночном воздухе этого бульвара.

— Будет гроза, — сказала Пинки, поглядев на небо.

Пони, жившие здесь, не догадывались об этом. Их мордочки выглядывали из окон и улыбались. Повседневные дела приносили им удовольствие. Пожилой жеребец наигрывал красивую мелодию на своей гитаре, покачиваясь в лежаке, и пара светлячков мерцала над ним в такт музыке. Заботливые копыта матери обнимали своего ребёнка. Он, прижавшись к ней, прикрыл глаза, и нега родительской нежности усыпила малыша. Любовники, сидели на лавочке, скрепив копыта вместе, чтобы быть ещё ближе. Растения тянулись к солнцу, которого в Пайлэнде видно не было. Однако цветочки верили, что где-то там, за непроглядной тьмой, находится свет.

Счастье. Именно оно пронизывало этот бульвар. Казалось, что желания этих пони сбылись, и все они загадали нечто доброе и светлое. И казалось, ради этого на самом деле и существует Пайлэнд. Нет ничего более прекрасного, чем пони, мечтающие о светлой жизни не только для себя, но и для всех остальных добрых существ в этом мире.

И пускай всё порочное крутится в собственном аттракционе мимолётных удовольствий и скупости.

Лишь мысль о том, что существуют такие бульвары, делала меня счастливой. И как бы мне хотелось быть частью этого. Наслаждаться удивительной жизнью, смотря в глаза своей любимой.

— Пинки? — мой голос лёгким ветерком коснулся её слуха.

— Ты скоро её найдёшь, — земнопони улыбнулась, несмотря на тоскливый опущенный взгляд, — что чувствуешь?

— Мне страшно, — призналась я. — Её поиски стали смыслом моей жизни. Она стала чем-то вроде путеводного огонька. Сквозь дни и метели, сквозь года и холода пролегал путь. Мои действия и мысли были поглощены лишь одним единственным желанием — быть с ней. И теперь, когда предстоит почувствовать тепло её пламени, что долгие годы было ориентиром, меня охватывает страх, — пони посмотрела на меня вопросительно. — Я боюсь остаться без света, что вёл меня через тернии этого мира и указывал на всё прекрасное, что в нём есть.

— Перемены пугают.

— Да.

Череда небольших крохотных домиков закончилась. Перед нами открылся вид на каменную пустыню, и, казалось, единственным обитателем здесь был холодный ветер, сквозивший над завалами булыжников. Однако, только коснувшись копытами этого естественного фундамента, я ощутила всю жизненную энергию, таящуюся в этих серых странниках, что бесконечными миллениумами, наблюдали свет звёзд. Они провожали нас взглядами, полными тяжкой радости. Они были также понуро жизнерадостны, как и Пинки Пай. Они сияли посреди страха перемен энергией и жизнью, полученной от небесных светил. От того им было так печально. Наблюдения за угасающей жизнью медленно раздирают нашу душу, оставляя пустоту и сожаление за бесцельно прожитые секунды.

Цоканье гулом разносились по утихшему пространству. Лишь где-то вдалеке доносился шум безумства страстей и отблески языков пламени. Несмотря на это, здесь не было темно.

— Ты когда-нибудь задумывалась, кто был первым посетителем Пайлэнда?

— Нет, — после этого признания меня охватило любопытство. — Я даже не задумывалась об этом.

— Скоро бы задумалась, а потом бы забыла. Ответ на этот вопрос знают немногие, поэтому его поиски занятие утомительное, а тебе и так есть, что искать.

— Ты, несомненно, знаешь ответ? — предположила я. Пинки загадочно на меня посмотрела и затем, когда улыбка исчезла с её лица, она сказала:

— Разумеется.

Парочка старых, как сама планета, булыжников окружали и скрывали за собой от посторонних то место, к которому вела меня Пинки. Живая почва и настоящая земля обнимали мои копыта. Сияние фиолетовых светлячков отражалось в глазах Пай. Эти маленькие огоньки летали вокруг одного камня, излучавшего ярчайший свет.

— Когда первый посетитель нашёл Пайлэнд, Пайлэнда, каким ты его видишь сейчас, здесь не было, — удивление до сих пор не отпускало меня, и я слушала земнопони, не отрывая взгляда от танца светлячков. — Костёр страстей кипел лишь в последующих посетителях. Именно они сделали Пайлэнд парком аттракционов. У того, кто пришёл сюда первым, в сердце тлел уголёк печали и сожаления к тем, кто погибал в этом мире. Тогда эта пони упала к камню, взяла в копыта горстку пыльной земли и сквозь слёзы попросила... Загадала первое желание в Пайлэнде.

— И что же это было? — закончив в восхищении оглядываться, я посмотрела на неё. — Что она попросила?

— Чтобы все пони получили то, о чём они мечтают.

— Ты была первой посетительницей, — прозвучала моя догадка.

— Да, — Пинки Пай, стоя напротив бирюзового камня, устремила свой взгляд наверх. — Меня называли хозяйкой Пайлэнда, а я была лишь скромной наблюдательницей. Однако это не главное. Как и у остальных посетителей, Пайлэнд кое-что попросил у меня, — пони опустила голову вниз и тяжко выдохнула. — Когда желания всех посетителей исполнятся, этот камень треснет, и через некоторое время он вспыхнет, и волна пламени убьёт всех в Пайлэнде.

— Последний посетитель уже прошёл, — испуганно произнесла я. — Пинки? Неужели это конец? Мы должны что-то сделать.

— Его желание уже исполнилось. И у всех других тоже. Ты — единственная, кто ещё ищет свою мечту.

Чувства и мысли метались в моей голове. Эгоизм и обида. Страх и всё светлое. Я умру в любом случае и даже не успею насладиться той жизнью, о которой так мечтала. Сколько у меня будет? Несколько часов, несколько дней?.. И о чём я вообще думаю? Мы же все умрём. Умрут все, кто остался.

— Пинки, что мне делать?

— Я бы ни за что не попросила тебя об этом. Однако в такой ситуации попытаться необходимо. Ни в коем случае не упрашиваю тебя и не упрекаю, если ты откажешься, тем более не уверена, что сама бы выбрала, — она набрала побольше воздуха в лёгкие. — Я прошу тебя отказаться от своей мечты, — жалкий всхлип раздался в ответ. Пони продолжала виновато говорить: — Пайлэнд ничего не потребовал от тебя, так что ты можешь просто уйти, и тогда посетители не умрут. Ты спасёшь их.

— Тогда я буду единственной пони за пределами Пайлэнда, и всё, что меня ждёт, это одиночество.

— Мне жаль.

Моя спина прижалась к горячему камню. На глаза накатывались слёзы. Мне стоило лишь отказаться, и тогда моя любовь будет со мной. Целая жизнь в одиночестве — это то, чего я так боялась. И теперь мне нужно было осознанно пойти на это. Нет, я не была ответственна за всё это. Не была избрана для того, чтобы спасти остальных. Просто так получилось. И сейчас мне нужно было отказаться от своей жизни, чтобы она вообще не закончилась.

— Расскажи мне о ней, — прозвучал мой надорванный голос.

— Когда она впервые увидела тебя, она сразу подумала о том, что ты будешь чем-то особенным в её жизни. Ещё ей понравился твой носик, — лёгкая улыбка появилась на моей мордочке, и я закрыла глаза, стараясь представить себе, что она рядом. — Она ненадолго появлялась в особняке, однако заметив то, насколько пони жадные внутри, она поспешила выйти. И тогда она заметила тебя. Заметила то, как легко ты доверилась своей мечте и вслепую шла на поиски. Там, в ресторане, откуда она так же выбежала, ей стало так легко на душе, что остались ещё пони, верные своей мечте. Пони, что не продают себя незнакомцам ради мимолётных утех. Она так же плакала, плакала вместе с тобой, когда познакомилась с той историей любви, — слёзы покатились по моей щеке. Она заметила во мне всё самое светлое и восхитилась тем, как я мечтала о любви. — Узнав, о чём ты мечтаешь, она подумала лишь об одном: «Я хочу осуществить её мечту». И она осуществит, если ты не откажешься.

— Ты можешь кое-что передать? — решение было принято. Это было тяжело, однако на то была веская причина. И всё-таки я не могла просто уйти. Мне так хотелось отдать хоть немного себя ей.

— Конечно, — только сейчас я обратила на то, что и Пинки проронила несколько слёзок.

— Расскажи ей о том, что всю свою жизнь я искала её. И хоть моё сердце охватывает неугасаемая печаль, в глубине моей души я знаю: эти поиски были самым лучшим, что со мной случилось. Расскажи о том, что её свет согревал меня в холодные ночи. Он светил мне сквозь бури и помогал мне их преодолеть. И даже теперь, когда я уйду, она продолжит меня спасать. И самое главное, Пинки. Расскажи ей о том, что я её любила.

— Неужели ты решила отказаться? — спросила Пай, взяв меня за плечи. — Почему? — она обняла меня, прижавшись мордочкой.

— Если останусь, она умрёт. Я хочу, чтобы она жила, даже если это значит не увидеть её. Расскажи ей, что её люблю.

— Я это знаю, — Пинки приблизилась и поцеловала меня. Её слёзы смешались с моими, а мои копыта прижали её как можно ближе. Послышался треск камня, и из трещин начал искриться свет.

— Это была ты, — сквозь слёзы проговорила я, когда наши губы разомкнулись. — Тебя я искала.

— И нашла.

— Что же мы наделали, Пинки? Я ведь отказалась.

— Я не смогла. Я так люблю тебя.

— Прости меня. И я люблю тебя, — наши губы сомкнулись опять в безумной попытке наверстать упущенное и согреться нашей любовью, что уже давно была между нами.

Пайлэнд затих перед надвигающейся смертью. Заранее записанное обращение Пинки Пай оповестило посетителей о том, что через несколько дней Пайлэнд вспыхнет светом. Ну а камни лишь наблюдали за этим издалека с такой же привычной печалью и маленькой радостью, причина которой была для меня загадкой.

Сердце моё пылало и теплилось ярким светом, который своей любовью зажгла она.

Куда приводят мечты

Тихо ступая по тротуару, ты бежишь в бреду, спасая шкуру из тумана. Дым хлестает бока и пламя жалобно кашляет в чертогах собственного смога. Смогли бы мы светить как звёзды? Наверное, нет.

Однако, даже просто попытавшись, ты сделаешь больше, чем можешь.

Особняк жеребца по имени Четыре Миллиарда Четыреста Сорок Четыре Миллиона Четыреста Сорок Четыре Тысячи Четыреста Сорок Четыре развалился. От него остались лишь ожоги. Золото расплавлено или растащено. Растрачено или утеряно. Передо мной сидел он. Теперь здесь скопились все бедняки Пайлэнда. Те самые, что когда-то приходили к нему за милостыней. Теперь он был одним из них. Исхудавший пони выкашливал мокроту, а поверх его тела свисали выцветшие тряпки, которые когда-то были изысканным нарядом. Увидев нас, он медленно поднял голову и хрипя раскрыл рот.

— Мои биты кончились, — произнёс он, устало вглядываясь в метавшихся по улицам пони, — я истратил их.

Взгляд жеребца проскальзывал сквозь пробегавшие фигуры, проскальзывал сквозь дома и огненный смог, чтобы затем упереться в стены Пайлэнда. Думы унесли его так далеко, хоть были предельно просты.

— Ты потратил куда больше, — с сожалением сказала Пинки Пай.

Жеребец насупился. Издал неопределённый хмык. И вдруг разревелся.

Зарыдала в испуге скрипка, перед самым концом. Зарыдала она, вытягивая печальные ноты утраты. Преисполненный жалости к себе, он сидел посреди улицы. Он был бедняком, который выпрашивал. Мы все бедняки, просящие что-либо. Пред судьбой мы лишь оборванцы, что могут просить милостыни. Кто же будет подавать горделивому бедняку?

Отдав щедрость, он отдал то, чего ждал от других пони. Он отдал то, что позволяло ему жить. И теперь он умирал.

— У тебя ведь осталось немного битов? — спросила Пай.

— Да, — удивлённо ответил бедняк. — Откуда ты?..

— У тебя есть возможность хотя бы это золото потратить так, как ты этого действительно желаешь, — розовая пони указала копытом на обедневшую кобылу с жеребёнком в копытах.

Джентлькольт поглядел в их сторону и затем устремил взгляд в асфальт. Поглядев на них ещё раз, единорог пустил ещё одну слезу и, выдохнув, привстал на ноги.

— Скажи мне, — начала Пинки, — неужели много битов — это то, о чём ты так мечтал, и золото для тебя важнее, чем щедрость?

— Нет.

---

Осколки разбитых желаний лежали на улице. Аккуратно переставляя копыта, я следовала за ней. Она шла спокойно, не следя за копытами. Они были в крови. Порой розовая пони оборачивалась и игриво улыбалась мне.

— Чему ты удивляешься? — звонким весёлым голосом спрашивала она меня. — Несмотря на эту суматоху, не могу же я лишить тебя того, что ты так долго искала.

Её губы быстро коснулись моих, и, напевая наивный мотив, Пай продвигалась дальше. Чьи-то крики, чей-то плач. Мы были виноваты не больше остальных, но и не меньше.

Ресторан охладел. Поддельные драгоценности осыпались со стен, разбиваясь на тысячи маленьких прозрачных и острых слезинок участников маскарада. Их глаза истекли бы кровью, останься у них хоть немного эмоций, чтобы заплакать. Те, кто носили маски, замёрз. Сотни ледышек, застывших в фальшивой похоти, заполнили это мёртвое место. Им нечем было согреться.

— Тебе холодно?

— Да. Немного.

— Прижмись ко мне, — Пинки обняла меня хвостом и разнежила своим тёплым телом.

Среди ледяных скульптур шевелилось что-то. Настолько пусты были местные обитатели, что порой получалось проглядывать сквозь них. За столом сидели они — Зеро.

Он и она. Держась за копыта, они пытались сохранить то немногое, что у них осталось. Белокурый жеребец, пришедший со мной, и единорожка, которую я встречала здесь, сидели, согреваясь от чужого тепла. Тепла, отданного добровольно. Не в обмен и не торг, ради собственного удовольствия. Единорожка встрепенулась, увидев нас.

— Ты нашла её, — её рот застыл, полураскрытый. — Я думала, любви не бывает, — пони горько усмехнулась, — теперь это единственное, что меня бы спасло.

— У вас ещё есть шанс оттаять, — мягко улыбнулась Пинки.

— Правда? — взволнованно спросил жеребец.

— Пламя близко. И оно поможет вам оттаять.

Единорожка взглянула в глаза Зеро, и теперь можно было подумать, что они действительно единое целое. Лишь вместе они смогли стать чем-то большим, чем ничего.

— Зеро? — жеребец и единорожка обернулись. — Неужели фальшивые эмоции и ненастоящие чувства были нужней, чем ваша честь?

Пони переглянулись, смотря в глаза напротив, которые больше не были пустыми, и затем ответили:

— Нет.

---

Большая очередь пони собралась около выхода из ресторана. Тихо и счастливо перешёптываясь, они стояли парами. Я посмотрела туда, куда они шли. Жеребец в тёмной одежде стоял перед счастливой парой около озера и читал из раскрытой книги. Он улыбнулся и затем сказал им что-то, после чего они поцеловались.

— Что они делают?

— То, чего не успели при жизни, — ответила Пинки. — Связывают свои жизни браком.

Заворожённая зрелищем, я смотрела и наивно улыбалась. Грусть перед смертью отступила, и счастье заполнило сердце. Любящие пони, переполненные теплом и заботой, превращались в маленькие семьи. Будто искра, разгорающаяся до настоящего пламени.

— Жаль, что приходится делать это так, — Пинки вздохнула и потянула меня за собой.

— Что ты делаешь?

— Предложение. Не так романтично, как хотелось бы, однако... Шанса больше может не быть.

---

Кинотеатр был переполнен. Ещё больше народу пришло смотреть её фильм. Меньше шика и журналистов, больше простых пони, как я, что желали отвлечься от ужасных мыслей. Кто-то сидел здесь уже несколько сеансов подряд. Мне не хотелось сюда идти, только разве может миссис Пай отказать своей супруге? Теперь у меня хотя бы была фамилия.

Пинки буквально тащила меня через весь Пайлэнд к этому кинотеатру, постоянно оглядываясь. Она продолжала улыбаться, однако догадаться было не сложно. Пинки нервничала. Всеобщая же паника прошла. Смирение? Усталость? Или же это был самый правильный путь? С этим нельзя было хоть что-то поделать. Так зачем переживать по этому поводу? Я старалась так думать. Просто расслабиться и разрешить ей вести меня туда, куда захочется этой странной и любимой мною пони. И вот я уже готова была рассмеяться и побежать за ней вслед наперегонки, как вдруг меня охватил страх. Сковывал моё сердце и говорил мне, что я должна что-то сделать. Пытаться. Не сдаваться. До самого конца стараться выбраться, спастись. Так меня и бросало то в холод, то в жар. Пламя то затухало, то разгоралось и опаляло мне лёгкие, выжигая во мне нечитаемые символы.

Так мы и зашли в кинотеатр. Мест не было, и Пинки пошла на поиски той, кто сможет нам помочь. Пи.

Разочарованная своим фильмом, она апатично сидела у себя в кабинете. Её голова безвольно лежала на пачке бумаги, залитой слезами. Пай захлопнула дверь с хлопком, и режиссёр повернулась в нашу сторону. Глаза бедняги были измучены. Неизвестно, сколько она проплакала. Красные, опухшие, окровавленные и пустые.

— Я старалась, — всхлипнула она. — Перепробовала всё, — Пи указала копытами на исписанные листки бумаги. — Мой талант... Он... Его нет, — Пи сорвалась. — Я проторговала талант! Свою уникальность! И теперь они смотрят ЭТО! — пони подошла к маленькому окошку в её кабинете и мельком взглянула на тех, кто пришёл смотреть кино. — Перед самым концом они смотрят этот бессмысленный и пустой, переполненный подделками фильм. Они должны смотреть что-то хорошее. Снятое с душой.

Пи опустилась посередине комнаты. Пинки Пай подошла к ней, опустив копыто ей на плечо.

— У тебя ведь есть ещё один фильм.

— Он провалился в прокате. Его смотрела лишь пара пони.

— Я знаю пару пони, что были от него в восторге. Так ведь? — Пинки обратилась ко мне. — Тот фильм, что мы смотрели с тобой. Он тоже был снят нашей талантливой Пи.

— Не может быть, — столько слёз было пролито во время просмотра. Этот фильм был настолько переполнен чувствами. — Твой фильм по-настоящему уникален! — Пи резко обернулась на меня с надеждой, однако затем поникла.

— Моей уникальности больше нет.

— Есть, — прошептала Пинки, — я оставила в тебе немного уникальности, и остальным пони я оставляла понемногу того, что они отдавали мне. И ты потратила её, чтобы создать тот чудный фильм, так задевший наши сердца. Поставь его.

Пи шмыгнула носом и затем начала рыться в коробках, как вдруг Пинки спросила:

— Уже догадываюсь, что ты мне ответишь, однако неужели популярность для тебя нужней, чем твоя уникальность?

— Нет.

---

— Пинки, я ничего не вижу.

— Ну так в этом и суть сюрприза, глупенькая. Тем более, мы обе знаем, что ты отлично ходишь с закрытыми глазами. Потерпи ещё немного... Открывай.

Что там могло быть?

Мне даже немного смешно от этого. Быть счастливой настолько, что ты даже не знаешь, что же хочешь ещё. Моя мечта исполнилась после встречи с Пинки. И нет, моя жизнь не зашла в тупик, она расцвела и преобразилась, наполнилась тем невообразимым смыслом, который я так боялась потерять. Поиски закончились, однако теперь, они стали ещё более осмысленными, чем раньше.

Я смотрела на НАШ дом в том самом бульваре. Счастливом бульваре. Этот дом не мог быть не нашим и всё-таки спросить стоило. Эй, где же моя вера в лучшее?! Пинки лишь раскрывает дверь в ответ на мой вопрос.

Этот запах. Закрываю глаза и чувствую горящее дерево. Неужели у меня будет собственный камин. Пинки ведёт меня и я закрываю глаза уже по своему желанию. Странный запах. Хлорка? Или белизна? Ахах. Это же ванна. Будет считать, что это запах моря. Один шаг ближе. И ещё. Пахнет сладостями и... Сладкой ватой?

Сладкой ватой.

Это не запах кухни. Нет. Это её запах.

---

Хочется поставить точку на этом прекрасном моменте. Только вот пламя разгорается.

Смысл

– Они жили долго и счастливо... – Пинки захлопнула книгу. – Конец.

– А что случилось с пламенем? Пайлэнд ведь хотел забрать их жизни.

– Любимая, это же книжка. В книжке можно написать что угодно.

– По-моему, она не дописана.

– Книгу вполне можно закончить и на этом месте.

– В чём тогда, – тяжёлый кашель прервал мои слова. Розовая пони поднесла к моей мордочке маску, и чистый кислород заполнил мои лёгкие. – В чём тогда смысл?

– В том, что самое главное в жизни – любовь. С помощью неё можно преодолеть любые невзгоды. Смысл в том, что нужно оставаться верным своей мечте, а также...

– Пинки, – остановила я её. – Они все умрут. Те, кто мечтал, и те, кто не стал мечтать, все они умерли.

---

Палата номер Пятьдесят Четыре погрузилась в тишину. Лишь пиканье кардиомонитора напоминало мне о том, что я ещё жива. Могла ли я обижаться на неё? Нет. Мне было не на кого обижаться вот уже пять месяцев. Не знаю, кто был виноват в том, что мои лёгкие отказывают. Да и винить кого-то было бессмысленно. Смысл? Это загадочное явление меня терзало уже давно.

Первые несколько дней ревела. Колотила стенку, к которой была приставлена кроватка. На третий день живот начал переваривать сам себя и пришлось поесть. Потом согласилась ходить на курсы поддержки. Там познакомилась с разными пони. Подружиться ни с кем не удалось, однако все держались приветливо. Опухшие глаза и растрёпанные гривы выдавали истеричных кобылок. Я была одной из них.

Справлялись с горем, кто как мог, умел и хотел. У одного жеребца началась мания величия. Он снял все биты с накопительного счёта и жил, как говорится, на полную катушку. К нам относился с дружелюбным безразличием, а вот немногочисленную прислугу в виде личного кучера и какой-то кобылы, которая, по-видимому, была служанкой, он гонял, как мог. Хотя границы и не переходил. Сейчас его биты кончились, и он лежит в сорок четвёртой палате. Утихомирился. К нему стали захаживать дочь с внуком.

Был ещё жеребец. Хвастал, как нашёл какой-то сомнительный ресторан, где устраивают оргии. Ходил радостный. Первые несколько месяцев. Потом вроде подцепил сифилис. Вылечился и попёрся туда опять. Меня звал. Рассказывал, что есть там кобылы, похожие на меня. Почти согласилась. По той причине, что от оргии я отказалась, он предложил найти кого-нибудь на одну ночь, а, может, и на несколько. Устроил мне свидание с одной своей знакомой. Красивая кобыла. Бисексуалка. Сказала, что ей жаль меня. Сказала, что хочет утешить. Я просто сбежала тогда, как напуганная маленькая кобылка. Хах. Взрослая тётя была слишком настойчива. Жеребцу сказала, что секс без обязательств – это не моё. Он так и ходил в тот ресторан, пока у него не случился нервный срыв. После этого его отпаивали таблетками. На оргии ходить перестал, и теперь он вроде с той кобылой. Выглядит счастливым. Я хоть рада за них, стараюсь с кобылой не пересекаться. Стыдно всё-таки.

Когда была маленькой и только осознавала, что кобылки нравятся мне больше жеребят, я наткнулась на фильм. О да! Это кино и сделало меня настоящей лесбиянкой. Каково же было моё удивление, когда я узнала, что режиссёр этого фильма ходит со мной на курсы поддержки смертельно больных. Эта грациозная кобыла в возрасте лишь мельком упомянула, что является кинорежиссёром. Шутила, что она настолько бездарна, что её фильмы – не более чем любительская плёнка. Когда её всё-таки уговорили озвучить хотя бы несколько фильмов, я взвизгнула от второго названия. Мы с ней разговорились, дальше было признание о том, сколь повлияло на меня её творчество. Кажется, мои слова её тогда очень согрели.

Так бы потихоньку я и умирала, если бы не встретила её. Пинки Пай стала вести у нас курсы поддержки, когда молодой жеребец, что промывал нам мозги, ушёл в отпуск. Тогда-то я впервые и задалась вопросом о смысле. Пинки предложила поиграть в игру. Она спрашивала каждого о том, что он хочет больше всего. В результате этой игры моя знакомая режиссёр решила, что должна напоследок снять ещё один фильм, свой самый популярный фильм. Последней, кого она спрашивала, была я.

Мои мечты?

– Любовь, – было тогда стыдно, чувствовала я себя глупо, однако её вопрос будто прокрался мне в мозг. Я всё сидела и думала, чего же я хочу больше всего. В чём смысл моей жизни? Ну, тогда я и подумала, что я хочу того, чего мне больше всего не хватает. Любви.

Пинки Пай уговорила нескольких пони лечь в больницу. Не было никаких речей в стиле «Нужно бороться за каждый день в своей жизни». Она просто сказа логичную вещь. Вы больны – идите лечиться. Нас четверых, видимо, тогда переклинило, и мы забыли о том, что наши болезни смертельны.

Тогда нас и положили в больницу. Розовая пони помогала и там. Поддерживала умирающих пациентов. Наблюдая за праздниками, что она устраивала для маленьких жеребят, я прямо-таки умилялась.

Она приходила ко мне каждый день. Разговаривала, была милой, улыбалась. Она стала чем-то неотъемлемым в моей жизни. Каждый день она появлялась, чтобы оправдывать моё существование, и заставляла чувствовать, что я жива.

Тем временем я начала искать свою любовь. Присматривалась к каждой кобылке в больнице. К докторшам, медсёстрам, санитаркам, пациенткам, в общем, искала любовь. Сама не подходила, держалась на расстоянии. Ну, бросила пару игривых взглядов кобылке-пульмонологу.

Ночью ко мне пришла Пинки Пай. Кобылка улыбалась. Сколько же было усталости в этой улыбке и сожаления. Ох. Так печально на меня ещё никто не смотрел. Мы с ней поговорили. Я рассказала, что этот её вопрос о моих мечтах дал мне смысл существовать. После этих слов она поцеловала меня и сказала, что я нашла любовь.

Следующие дни были одними из самых лучших в моей жизни. Пинки взяла отпуск ради меня. Это было счастливое время, и сейчас, лёжа на боку, отвернувшись от неё, мне хочется развернуться, показать ей, что плачу, и попросить её обнять меня и поцеловать так нежно, как только она умеет.

Почему я этого не делаю? Потому что не вижу смысла. Ищу и не могу найти.

Ко мне однажды зашла моя докторша с сияющей улыбкой во всю мордочку. Пинки сидела тогда со мной, и мы обе насторожились. Кобыла в белом халате присела на кровать и, похлопав меня по ноге, сказала.

– У меня есть отличные новости.

Если говорить вкратце, то у меня тогда появился шанс выздороветь. Ищем донора, который даст лёгочную долю, и дело в шляпе. Пинки была добровольцем. Я, наверное, полчаса спрашивала доктора, не опасно ли это для моей любимой. «Если». Она сказала: «Если операция пройдёт успешно, то Пинки будет здорова». Я тогда притворилась радостной, а в голове проносились мысли, полные страха.

Что, если Пинки умрёт? Что, если будет отторжение? Что, если по результатам анализов, её лёгкие мне вообще не подойдут?

Меня тогда напугал не шанс выжить. Меня напугал шанс того, что ничего не получится. А затем проскочила эта мысль. Я боюсь её до сих пор.

Я всё равно когда-нибудь умру.

Так какой тогда смысл?

Жизнь после смерти. Я надеялась только на неё. Только зачем тогда наша земная жизнь? Зачем мы страдаем?

Смысл не даёт мне покоя.

---

– Я подумаю над твоим вопросом, – вдруг сказала Пинки. – Постараюсь на него ответить. Только и ты постараешься ответить на мой вопрос, – я прислушалась к её голосу. – Скажи мне, действительно ли любовь была твоей мечтой? Была ли любовь твоим заветным желанием и смыслом твоей жизни?

– Книгу допиши, – буркнула я, когда слёзы утихли.

– Ладно. Я пока что пойду, а ты переставай обижаться.

Неожиданно для себя я кашлянула. Затем ещё раз. Потом начала кашлять не переставая. Выглядело как дешёвый трюк, чтобы заставить её остаться со мной и извиниться.

– Пинки... – она протянула мне маску, пришлось развернуться и показать ей заплаканные глаза.

Становилось больно. Прямо очень больно. Кашель не прекращался, грёбаная маска не помогала. Пинки побежала за доктором.

Мозговой активности хватало лишь на мысль о том, что не хочу умирать, не помирившись с ней. Докторша напряжённо стояла напротив меня, медсёстры что-то проверяли. Я слышала голоса. Они спросили о чём-то. Хотят делать пересадку. Было тяжело смотреть и оставаться в сознании. Мне было так страшно. Я пыталась что-то сказать и тут почувствовала её мордочку около своего уха.

– Я люблю тебя, всё хорошо.

Я переставала ощущать себя. Лишь её слова звучали в голове, пока свет заполнял комнату. Только свет и её голос в моём разуме.

---

– Пайлэнд умирает. Как же всё может быть хорошо?

Наш уютный домик был наполнен музыкой. Той самой, что играла в том фильме. Пинки лежала напротив меня, не отрывая от меня взгляда. Нежно поглаживая мою щёку, она утешала меня. Я умирала каждый день в её ожидании. Вспыхивала изнутри от неразделённой любви, что рвалась наружу. Теперь я вспыхну по-настоящему. Пламя сдерёт мою кожу, прожжёт мои лёгкие и превратит меня в кучу пепла, что развеется ветром времени, и я стану частью того непостижимого мира, чей смысл я так старалась найти.

– Я так тебя люблю, – Пинки старалась прервать любые мои попытки паниковать. Она была так умиротворённо спокойна, будто всё шло так, как и должно. Вдруг раздался взрыв. Я громко всхлипнула от испуга и услышала в ответ лишь: – Тш-ш-ш.

– Пинки, в чём был смысл?

– Скажи мне, когда мы умрём, останется ли в Эквестрии любовь? Останутся ли красоты природы? Останется ли музыка? Добро?

– Я... Я не знаю...

– Останутся. Они были до нас. Будут и после. Только пони смогли сделать эти вещи значимыми. Небеса послали нас для этого на землю, это и было нашей задачей. Мы начали ценить красоту музыки, мы разглядели в ландшафтах природы что-то удивительно красивое. Пони задумались о добре, мы начали любить и думать о том, что это необходимо. Наш смысл был в том, что мы давали смысл всему остальному, – слезинка выкатилась из её глаза, в то время как я рыдала от того, что нашла ответ на свой вопрос. Нашла смысл. Неожиданно раздался ещё один взрыв, совсем близко от нас. Уже чувствовался жар пламени, пожиравшего жителей Пайлэнда.

– Пинки, мне страшно...

– Скажи мне, была ли любовь твоей самой заветной мечтой? Смогла ли я наполнить твою жизнь тем, что ты хотела? Ответь мне, счастлива ли ты, что попросила именно этого? Скажи мне, любишь ли ты меня? – пламя уже осветило её лицо, которое мне было видно сквозь слёзы. Я прижалась к ней как можно ближе и нежно, со всей любовью, сказала:

– Да. Я люблю тебя.

Свет охватил наши тела, сплетённые вместе, и связал нас в вечной любви.

---

Наркоз спадал, и комната начала обретать очертания. Я ничего не соображала. Наконец, мысли начали зарождаться. Напротив меня была розовая пони в постели. Лежала под одеялом, устало улыбаясь. Я только что умерла. Теперь я жива, и она рядом со мной.

– Пинки.

– Что, любимая?

– Ответ на твой вопрос. Да, – со вздохом вырвались вся боль и страх, копившиеся во мне эти дни. Никогда не чувствовала себя свободней, чем сейчас.

Теперь Пинки будет всегда около моего сердца. Ну, по крайней мере, частичка. Лёгочная доля прижилась. Я дышала полной грудью, и каждый вдох был наполнен запахом сладостей и сладкой ваты. Небеса позовут нас однажды. Тогда я буду знать, что прожила не просто так. Наполняла смыслом всё прекрасное на этой земле и знала, что моя любовь светлая и настоящая. Я верю, что даже после смерти мы будем продолжать любить.

Пинки и я будем жить вечно и счастливо.