Эквестриада: Гражданская Война

Глава первая

Основная группа, в которой публикуется дополнительный материал, а также исходный текст в формате Word: https://new.vk.com/ekvestriada

Теплый свет падал на залитые серебряным холодом мраморные стены. Роскошное золото обрамляло огнём вершины домов. Первые насекомые, проснувшиеся ото сна, уже жужжали и порхали на Лебединых улицах, цветущих жилах города.

В воздухе парили ароматы туалетной воды. Серый камень, будучи опорой для Кантерлота, казалось, впитывал этот запах богатой жизни и от этого сам расцветал хитрыми шелковыми стенами. Город просыпался. Солнце заботливо покрывало своими лучами каждый дюйм событий, скрываемых до этого момента тенями луны.

На перекрёстке улицы имени Авюрта Манвае, этого рая для предпринимательства, и улице имени Твайлайт, бывшей Туманной Улице, там, где расположен маленький магазинчик, продающий свечи и подсвечники, который в былое время служил как банк «Альфред и Альберт», но который разорился вот уже лет пятнадцать назад, если мне не изменяет память, из-за падения грифонского ласау, разговаривало две личности: один был одет в темно-зелёное пальто с широкополой шляпой, которые никогда не перестанут быть модными как среди аристократии, так и среди простых пони, и на которой прошлое оставило след прошедших десятилетий, второй был немного постарше, без головного убора, одетый в угольно-черный сюртук.

Первый, тот, что по моложе, усердно спорил, скорее всего, что-то доказывая. Второй был менее энергичен в своих словах и жестикуляции, но не в настойчивости. Он упрямо опровергал все сказанное первым. Первый же, видимо, окончательно сдавшись, достал из кармана клочок бумаги, расправил его, и, посмотрев на него сверкающими глазами, будто удостоверившись в том, что это именно тот клочок бумаги и что ничего с ним не случилось, дал прочесть второму. Тот, с флегматичностью и нескрываемым отсутствием интереса, пробежался глазами где-то до середины записки, а после, остановившись, демонстративно разорвал её на куски, и с таким же холодом сказал пару слов первому. Первый, увидев неодобрение в глазах второго, ушёл по улице им. Манвае. Второй тоже развернулся и горделиво, подобно алмазу в перстне, пошёл по улице имени Твайлайт, позже повернув на улицу Солнца.

Первый почти сразу же развернулся и, спрятавшись за магазинчиком, стал смотреть за вторым. Выждав секунд пятнадцать с того момента, как второй завернул за угол, он медленно, как бы пытаясь не привлекать внимания, с таким трепетом и осторожность, как будто его, в случае неудачи, ждали непоправимые последствия, на которые даже под страхом какой-нибудь чудовищно страшной и мучительно убедительной смерти не согласился бы никто, вышел. Он взял куски этой бумажки, посмотрел на них тем взглядом, которым смотрят на непослушного жеребёнка, а после снова положил их на мощённую, несомненно, великолепным безликим камнем северных гор, которыми окружена Кристальная империя, и каждый камушек которой здесь — отдельная индивидуальность, дорогу. Он достал из сюртука небольшую флягу, стенки которой были инкрустированы небольшими самоцветами, и вылил на землю половину содержимого, напоминающего сверкающее масло, золото, смешанное с топазной пылью. Мгновение спустя бумажки стали лишь невнятным подобием самих себя. Ещё спустя мгновение эта бумажная субстанция растеклась по камню. Не прошло и пяти секунд, как она застыла, а от жидкости не осталось и следа ни на камне, ни на листке. Удостоверившись, что дело сделано, он ушёл. Не прошло и двух минут, как к этому месту подошёл тот второй, который, видимо, после улицы Солнца завернул на улицу имени Шактеро Ремо, а после снова свернул на улицу имени Флера дю Мара (полком которого, кстати, я командую), тем самым, снова выйдя на улицу имени Авюрта Манвае, но уже с другой стороны. Он подошёл к тому самому месту, где порвал записку, и, в изумление видя перед собой только цельный белый листок непонятной формы, медленно ушёл, оглядываясь на это место.

Всю эту сцену я наблюдал из окна небольшого кафе напротив того самого магазина, продающего свечи и подсвечники.

С улицы доносились звуки рискованных, но вместе с тем золотоносных деловых встреч и учтивых аристократических бесед, которые, казалось, никогда не поменяются. Любопытный затуманенный свет смотрел в окна.

Прохладный томный ветер сегодня дремал. Жизнь неслась безмятежно. Обыденный весенний день, какой мы привыкли видеть каждый год.

Для начал хотел бы сказать, кто есть я. Я —капитан (стратег, но храбрости это не мешает), командую, как я уже упоминал, кавалерийским полком имени Флера Дю Мара. Я — Габриэль Доминик Мориц и так далее… Энедра. У меня слишком длинное имя, для того, что бы его упоминать полностью. Цвет шерстки жёлто-оливкового цвета и гранатовые волосы. Умён. Начитан. Хороший тактик. И, разумеется, главное, я — пони, а если быть немногим точнее — пегас

Эквестрия — страна пони, является наиболее культурно развитой среди своих соседей. Сейчас нам нет равных в развитии науки. Наша армия — самая организованная. Но все же есть те, кто могут представлять для нас существенную, а некоторые и очень существенную, опасность.

Но многие учреждения в нашей стране созданы для регулирования этих самых угроз. Армия — одна из них.

Вот уже идет второй месяц, как я просыпаюсь в красочной, налитой светом неба столице Эквестрии. Напряженность на границе с Як-Якистаном значительно спала, и большинство полков отправили в Кантерлот, для того, чтобы в последствии назначить на более напряженные точки. Отчасти, это благодаря нам, отчасти — дипломатам. И пока нас назначат на более важные границы и точки, пройдёт весьма большое количество времени. Конечно, можно расслабиться, отдохнуть, подумать о чём-нибудь вечном, но, не поверите, мне эта однообразность уже начинает надоедать. Больших планов на мирное будущее, которые не затрагивали бы военную сферу я не строю, а потому мне нечего делать, кроме как бесценно проводить свое дешёвое время с друзьями в местном кафе, и иногда поддерживать физическую форму, разумеется.

Сегодня, как и во все другие дни, со мной сидело два моих друга, которых я знал с самых старых времён, и наша дружбы была настолько закреплена временем, столько раз проверялась на прочность, что сомневаться в ней уже нет нужды.

Разговор шёл вяло, не раз повторялся. Делать было откровенно нечего. Совсем. Полностью. Все темы уже были обговорены как минимум по пять раз. Мы уже были близки к тому, чтобы скатится к сплетничеству, хотя не думаю, что это нас спасло бы надолго.

— Не кажется ли тебе, мой дражайший друг Лука, что собираются тучи, — растяжно и наигранно говорил я (не со зла, конечно же).

— Да, не буду противится твоему суждению. Однако, поверь мне, то, что ты видишь — не более, чем лишь тучи, которые только грозятся поливать город дождём. За два с половиной часа на Кантерлот не упадёт ни одной капли той хрустальной воды, что прольют тучи, — красочно, но проявляя свою надменную опеку, ответил мне Лука, после чего поднес к губам кружку яблочного сидра. Для него красочные фразы — жемчужина разговора.

Лука был крепким единорогом, который ещё в детстве показывал хорошие способности к магии. Он, в отличие от многих других его рогатых сверстников, проявлял интерес к военному делу. Эта тема нас и подружила. Мы много времени проводили вместе, и, хоть это и неприятно признавать, в те далёкие детские времена я завидовал ему. Ну, не совсем ему, а скорее всем единорогам — у них была магия. Магия, которая, если её развивать, могла бы творить чудеса. Тогда я многое бы отдал лишь бы стать единорогом. Сам Лука, кстати, магией пользовался редко, предпочитая больше делать все своими копытами, хоть и владел рогом ничуть не хуже.

Он был в звании команданте, командовал двумя полками: 29 регулярным полком имени Градеска и 26 авангардным полком имени Палладия.

Если присмотреться на военную иерархию Эквестрии (а она складывалась на протяжении веков, и весьма крепко держится), то можно заметить, что званию капитана соответствует полк, а званию генерал команданте — стартокс. Но между этими званиями есть ещё одно — команданте. Так в чем же тогда принципиальная разница между капитаном и команданте? Разница в том, что команданте может управлять сразу несколькими полками (в этом случае капитаны этих полков приводят в исполнение сначала приказы стратокса, после — приказы команданте, и только потом могут действовать по своему усмотрению). Также, только команданданте может командовать легионом

К слову, легион — это тот же полк, но который когда-то проявил большое мужество и храбрость в битвах. Служить в легионе — высочайшая честь, а командовать — тем более. Но на солдат легиона всегда возлагается большая надежда.

Характер Луки был достаточно меланхоличен, но при этом вывести его из себя не составляло проблем. Лично на себе мы его гнев, разумеется, редко испытывали, но знакомым, а иногда и даже прохожим было весьма больно. Это могла быть мелочь, типа пролитого чая (хотя как сказать, для одного моего товарища это смерти равносильно). Скорее всего, именно поэтому список его друзей был немногочислен. Однако чем дольше и ближе он знал пони, тем более он был к нему терпим.

— Но дождь все же пойдёт, поверь мне, былому пегасу, — сказал я

— Да, но такой пегас как ты к погоде никакого отношения не имеет, — самоуверенно вытянул из себя он.

— Что ты хочешь этим сказать? Думаешь, я облака различить не смогу? Да я в небе летал больше, чем ты на него смотрел, — вспылил я.

— Дождь не пойдет, даже если ты этого сильно захочешь. Я за свои слова могу поручиться без тени сомнений, в отличие от тебя.

— Зато свои слова я могу подкрепить золотом!

— Что ж, я тоже. Двести альеров? — поняв, к чему я клоню, предложил он.

— Не будем мелочиться. Пусть будет пятьсот.

— Если говорить серьёзно, то наши слова стоят как минимум четыре тысячи альеров.

Четыре тысячи альеров — весьма значимая сумма, что бы её ощутить, но недостаточно значимая, что бы разориться её отсутствием. Хотя с жалованием пятьдесят тысяч манвае (неплохо, да?) то можно и рискнуть шестнадцатью тысячами золотых битов.

— Хорошо, если в течении дня небо прольёт дождь, то я буду должен тебе четыре тысячи альеров. В противном случае, разумеется, должен четыре тысячи будешь мне ты.

— По рукам! — радостно воскликнул Лука, явно заинтригованный этим предложением. Он всегда был ярым сторонником пари, и получал уйму удовольствия, ставя большие ставки. И в этом ему было весьма тяжело отказать.

Прошло чуть меньше трёх часов. Из них пол часа более менее, два с третью часа — сносно, остаток — молчаливо.

— Как думаете, сколько нас ещё здесь продержат? — недовольным и немного опьянённым голосом рявкнул Лука, нарушив молчание.

— Недели две, не больше. Некоторые полки уже распределили, так что вряд ли они будут тянуть с вашими полками, — отстранено высказался Марк.

Марк, так же как и я, был пегасом. Он, в противоположность Луке, разговорчив, и относительно оптимистичен. После того, как мы с Лукой пошли в армию, нас записали в разные полки: меня отправили служить в 9 кавалерийский полк имени Урбанто, его — в 18 доблестный легион. Там я чувствовал себя немного одиноко, так как никогда не был коммуникабельным. Но вскоре я познакомился с Марком. Случилось это очень забавно: мы всей группой новобранцев пошли в недавно открывшейся местный кабак «Чернозём и Воля». Я смутно помню, как я оказался в их компании, но это уже не важно. Там я встретил Марка, мы разговорились, и первой темой нашего разговора стал… суп. Да — да! нас объединила брезгливость в еде. И это стало началом долгой дружбы. Ну, а после меня перевели в ударный полк имени Ждана, где я поднялся по военной иерархии вверх (хотя там либо поднимаешься, либо погибаешь в бою, так что само выживание в этом полку гарантирует повышение). И тут меня ждала неожиданность — моему другу Луке тоже улыбнулась удача, и он также как и я стал вахмистром.

Если немного уточнить, то не совсем вахмистром. У единорогов, пегасов и земных пони разные системы званий. У земных пони звания су-лейтенанта, лейтенанта и официо-лейтенанта соответствуют пегасовские звания вахмистра, корнета и ротмистра. А единорогов этим званиям соответствуют официо-мистик, официо-таинственник и официо-даскалос. Так что правильнее будет говорить, что он дослужился до официо-мистика.

Мы много раз с ним виделись, но впоследствии наши судьбы опять разошлись. Я дослужился до капитана, мне был назначен 31 кавалерийский полк имени Флера Дю Мара, и через некоторое время я был отправлен со своим полком на границу с Як-Якистаном. Там было множество других полков, и обстановка тому соответствовала. Вскоре я отыскал и Марка, поднявшегося в чине до Ротмистра, и Луку, который уже к тому времени был команданте. Марк и Лука вначале не терпели друг друга, но после одной стычки с яками, в которой Лука спас Марку жизнь, а тот в свою очередь во время отступления повел свой отряд прямо в лоб врагам, задержав их, чтобы у единорогов было время обойти их и обстрелять с фланга. Яки дрогнули. В тот вечер все поднимали свои пинты за Марка. Он же произнес речь о храбрости Луки, говоря, что если бы тот его не спас, он бы не смог принести Эквестрии такую славную победу. Они пожали друг другу руки, забыли обиды, и, нет сомнений, с этого момента они стали близкими друзьями, которые понимали друг друга с полуслова. Эх, какие были времена!

Сейчас, после спада напряжения на границе, благодаря стараниям августейшей и святейшей принцессы Твайлайт и великолепнейшей и всезнающей Канцелярии, держать большие силы около Як-Якистана уже не нужно, и нас направили в главную столицу эквестрии, культуры, истории и всего прочего. Это все, конечно, поначалу было хорошо, но потом стало приедаться. Но мое мнение не разделял Марк, у которого здесь была невеста, в которую он был по уши влюблён, и на которой вот-вот собирался жениться.

— А ты уверен, Марк, что это произойдет так скоро? Сейчас все тихо, потому мы все до сих пор в этом городе. И перераспределение военных сил — задача не из лёгких. Поверь мне, я как-то работал в этих администрациях — это ад. Не думаю, что мы так быстро вернемся на фронт, — рассудил Лука, показывая свой острый ум.

— Но и держать нас здесь долго они тоже не будут, — буркнул я, — отправят на границу с грифонами, а там уж и забудут, пока опять конфликт какой-нибудь не случиться.

— С грифонами у нас с недавних пор теплые отношения, портить их присутствием войск будет нелогично, — четко и медленно, в своем спокойном и грустном темпе сказал единорог.

Ещё около часа мы рассуждали о вероятности того или иного события в жизни каждого из нас. Занятие было не то, чтобы увлекательным , но лучшим, из всего придуманного нами за день. Вот например: какой шанс того, что прямо здесь и сейчас за час мы сможем добиться того, чтобы луэн (самая большая эквестрийская валюта, равна пятнадцати золотым битам или семидесяти пяти серебрянным) упадёт ровно в два раза, и мы потеряем ровно половину нашего состояния. Бред? Разумеется, но все же возможный.

Потом мы приняли решение прогуляться по улицам этого старинного города. Выйдя на улицу имени Авюрта Манвае, мы вскоре свернули на Старую Улицу, истинное название которой, видимо, неизвестно уже никому. Потом мы вышли на тихонькую и спокойную улицу имени Карсель Байсерра и вскоре дошли Солнечной Улицы — артерии культуры, где мысль воскрешается в золоте. Меня, кстати, всегда удивляло название улицы: днём она называется Солнечной Улицей, а ночью — Лунной. Это, как только я приехал, путало не только меня, но и большую часть тех, кто не был в Кантерлоте достаточно долгое время. И если подойти к столичному пони ночью и спросить «Где можно купить хорошую колбасу на Солнечной Улице», то он тут же поймёт, что вы неместный, так как неправильно употребили название улицы, и это ещё не самые сложные правила в речи кантерлотца.

На солнечной, хотя уже вечерело, улице, мы подошли к дворцу, чуду культуры. Не перестану каждый раз удивляться его сложности и красоте, его магической привлекательности; работа старых мастеров, и это все оправдывает.

Слегка замедлив шаг на подходах к дворцу, мы свернули на улицу имени Свирла Бородатого, где вскоре подошли к великолепным садам. Эти сады были наполнены лёгкими ароматами персиков и олив, в тени которых стояли изумрудно-зелёные лавочки, скрывающиеся от последних лучей умирающего солнца. На одну из таких мы сели, для дальнейшего ничегонеделания.

Этой маленькой зелёной идиллии было не суждено продлиться дольше пятнадцати минут. По истечении срока к нашей компании прибежал какой-то ефрейтор с бумажкой, какие используют в Военной Администрации, весь в пыли, он ещё шесть минут пытался отдышаться. Вот балбес! Честное слово, как будто от Военной Администрации до сада Свирда Бородатого семь километров!

— Капитан Энедра! Капитан, — тараторил он когда подбегал, затем остановился, и отдышавшись, продолжил — Капитан Энедра, мне приказано передать вам письмо. Вот, пожалуйста, — он передал мне конверт.

Я посмотрел на печать — «Совет Первых генералов». Весьма серьёзно!

Совет первых генералов — высший военный орган Эквестрии. Именно в нём разрабатываются военные стратегии. В нём принимаются ключевые решения. Ему подчинены все стратоксы. Такое нельзя оставлять без должного внимания, если нет желания прослыть знатным дезертиром.

Совет первых генералов состоит из трёх первых генералов. Весьма логично, да? По одному от каждого рода войск (кавалерия, артилерия, инфантерия (пегасы, единороги, земные пони)). Выше совета генералов стоит только главнокомандующий военной машины, но эта должность не является постоянной. Совет первых генералов назначает главнокомандующего военной машины только в особо сложных ситуациях и на определённый срок (обычно не больше двух месяцев).

Вопросы, которые обсуждаются на совете первых генералов, являются неоспоримо важными (по крайней мере оспорить их никто ещё не осмелился). Я открыл новый, но уже потрёпанный белый конверт. Там было все лаконично и сухо — почерк первого генерала от инфантерии Лоурсиса:

«Капитан Габриэль Доминик Мориц Фабиан Деметрио Каллисто Орфео Карлос Бастиан Лазар Константин Фабрис Энедра, приказываем вам со всей возможной поспешностью снарядить себя и порученный вам полк имени Флера Дю Мара и отправиться в Балтимэр, где вы будет ждать последующих указаний.

P.S. К сожалению, железные пути временно не работают, приготовьтесь пройти весь путь пешком.

Первый генерал от инфантерии Лоурисис,

Первый генерал от артиллерии Контраб

Первый генерал от кавалерии Илиф Гольт»

— Что там? То самое, долгожданное? — спросил Марк.

— Угадал, — улыбнулся я.

— Марк, похоже, ты все-таки был прав, — улыбаясь, подметил Лука.

— Конечно! Как будто бывают моменты, когда я неправ! Ты меня огорчаешь, Лука, — обиженно сказал он, параллельно смеясь.

— Если уж меня распределили, то у вас осталось всего несколько дней сладкой гражданской жизни, — небрежно выдал я.

— Ну и куда же направляют нашего капитана-вояку? — с издёвкой говорил Марк.

— В Балтимэр, как бы намекая на грифонов, — гордо ответил я, принимая горделивую осанку, с серьёзно-саркастичным видом.

— Ну что ж, неудивительно, — посматривая на часы, сказал скептично Лука.

— А теперь прошу меня простить, в письме значилось слово срочно, и поэтому медлить будет моветоном.

— А пока ты от нас не убежал полностью и безвозвратно, я напомню тебе, что за день и капли не упало, не говоря уже о дожде. А на часах без девяти минут десять, — он указал на часы.

— Тебе сейчас твои четыре тысячи альеров вручить, или подождём лучшего момента? — сказал я, улыбаясь его памяти, которая делала честь его званию

— Ладно, с этим подождём. А знаешь что: лучше дай мне вместо этого тысячу луэнов — давно хотел поиграть на бирже.

— Ты потеряешь немного в таком случае; четыре тысячи альеров будут больше тысячи луэнов.

— Друг мой, я потерял бы столько же при размене, к тому же это не такая уж и большая сумма.

— С такой небрежностью в деньгах тебе навряд ли повезёт на бирже.

— Хватит на сегодня философии, тебя уже заждались в полку, — с улыбкой произнёс Марк, глядя на нашу маленькую беседу.

Глава вторая

Основная группа, в которой публикуется дополнительный материал, а также исходный текст в формате Word: https://new.vk.com/ekvestriada

Золотой закат покрывал поля светом. Дубравы яблочных деревьев были усеяны неспелыми зелёными плодами. Ледяная тень росла, жадно пожирая свет солнца.

День подходил к концу, а работы было ещё навалом. Это ну просто до невозможности нагнетало атмосферу. И, по большей части потому, что большинству нашей деревни необходимо было отправится в местный административный центр, дабы обрабатывать данные о недавней войне с Як-Якистаном.

Необходимо было собрать и заполнить сведения о каждом бойце и о каждом полке, который хоть как-то был причастен к Эппл Лузе. Следом эти данные отправляются в Кантерлот, для детальной обработки, сортировки и других операций, на мой взгляд, совершенно бесполезных для всего, что насущно для нас, эппллузцев.

Но для такого великого бесполезного дела сил нашей мэрии категорически не хватает, и потому зовут помочь нас. Отказываться от такого важного дела, мы, конечно же, не имели права. И нам приходилось первую половину дня за нищенскую плату работать в администрации и делать то, о чем мы не имеем не малейшего понятия.

Ну и естественно, времени для ведения родного хозяйства оставалось мало. В Эппл Лузе многие — родные, и это с одной стороны слегка смягчает ситуацию всеобщим сочувствием, с другой же – обостряет единством. Еды в Эквестрии всегда хватает, и это заслуга именно нашей семьи Эпплов, у которых фермы расположены по всей Эквестрии.

Не хочу конечно ничего говорить конкретного, но мне, и не только мне, кажется то, что власти Эквестрии как-то слишком намеренно ставят нам и другим нашим поселкам преграды. Возможно, что они боятся излишней монополии с нашей стороны, пытаясь тем самым найти хоть какую-то альтернативу нашим яблокам.

Ну, монополию мы держали всегда, и будем продолжать держать. Время показало, что яблоки являются самым лучшим и самым доступным пропитанием. Да и плюс к тому у всех Эпплов была коммерческая жилка. Это и отличает нас от большинства других пони. Вот так вот!

— Ладно, ребята, на сегодня закончили, — раздался звонкий голос одного из моих кузенов, Сарлота.

— Что, опять отложим на завтра? – спросил я, больше риторически, чем серьёзно.

— Ну а что делать? Все равно ничего другого мы сделать не можем, — ответил он.

— И мы все знаем, кто в этом виноват – сказал, противоположно Сарлоту глухо, вполголоса мой дядя Рольс, так, что услышали только те немногие, кто работал возле него. В их числе был и я.

После этих слов мы неторопливо, шатаясь от изнуряющей усталости, пошли по домам. Каждый из нас, в меру своего характера, был мрачен. Атмосфера была подавленной и убийственно безнадёжной. Если бы я не был Эпплом, я бы покончил со всем этим или покончил бы с собой. Но я Эппл, а это значит, что необходимо терпеть. Терпеть до самого конца, пока последний из тех, кто может работать, не умрёт. Вот тогда, возможно, у нас будет оправдание, достойное Эппла. Все шли на некотором расстоянии друг от друга, и оттого появлялось ощущение одиночества. Необычный воздух и темнота — все это в этот момент стало оказывать слишком сильное давление на меня.

Я замедлил шаг. Маленькие цветы яблонь были особенно красивы в это время суток. Сейчас было то самое время, когда яблочные деревья были невероятно красивыми. Это то, что видят многие, даже те, для кого яблоки – основное пропитание. Это, так сказать, скрытая от чужих глаз гордость. Величие низости, простоты и скромного труда – тяжелое, но стоящее того величие. Эппл в изорванной и истощённой одежде, но гордый и держащий свои достоинство и честь незапятнанными.

Нежные, кремово-розовые лепестки цветов усеяли все дерево. Несколько птиц село на ветвь дерева впереди меня. Они запели свои дикие, самобытные песни, поражающие своим очарованием. Пёстрые шарики порхали с ветки на ветку, болтая о своих приключениях. Они были свободны в своем тихом неповиновении, до котором никому, кроме них, не было дела.

Последние лучи света струились далеко в небе, лишь немного лаская листья деревьев. Листья жадно стремились получить больше тепла, и потому под кроной было совсем немного света.

Маленькие зверьки суетились и бегали по земле, перепрыгивали с одного дерева на другое. Маленькие белочки высматривали яблочки, вылавливая момент, когда яблоки уже поспели, но мы их ещё не собрали. Яблоки, естественно только в виде цветочков, но именно поэтому у белок можно учиться подкарауливать. Ходят с самого начала весны и аккуратно и чутко ждут.

Через несколько минут я уже вышел из яблочной рощи и направился в дом. Я не спешил открывать дверь, подойдя к ней. Я пошёл к кусту сирени около двери и, слегка покопавшись в листьях, нашёл небольшую газетку.

Эта газета печатается одним из Эпплов, живущим в Мэнхэттне. Он толковый экономист, пару раз мы общались, и он поразил меня своими новаторскими идеями. Он был добрый пони, который искренне желал процветания нашей семьи. А это у Эпплов ценится гораздо больше, чем яблоки.

Но некоторые пони, в особенности те, кто относятся к власти, могут посчитать эти взгляды немного «резкими». Конечно, ещё ни один Эппл не сказал, что эти взгляды плохи. Однако для того, что бы эти идеи не могли увидеть пони, далёкие от нашего положения, мы не рассылаем газеты открыто. Принято передавать газеты через кусты сирени, потому это растение часто можно увидеть у входа в дом Эпплов.

Газета эта – несколько скромных листов бумаги. Называется она чуть менее скромным названием «Boletim de Mercado». В газете обычно содержится всего одна глава, в которой Милдан открывает пару аспектов того устройства экономики, которое он считает идеальным не только для Эпплов, но и для всех, кто готов трудится и продавать плоды своего труда. Забыл сказать: Милдан – это и есть тот самый Эппл из Мэнхэттена.

Взяв газету в зубы, я пошагал в дом. Открывая дверь на меня набросился мой маленький сынок. Он стал мне тут же показывать маленький меч, который он сделал из дерева. Я внимательно осмотрел работу, и, если не акцентировать внимание на то, что она совсем не близка к совершенству, был горд. Проблемы будут, когда клинок сломается в крестовине. Но пока что не надо омрачать настроение жеребёнка.

Сразу после этого ко мне подошла жена. Она всегда была жизнерадостна, и этот день не исключение. Она, как обычно, спрашивала, как идут дела в роще, что интересного и так далее. Я, в свою очередь, как всегда, скупо ей отвечал.

У нее был рыжий цвет гривы и кремовый окрас шёрстки. А она сама всегда говорила, что это вовсе не кремовый, а так называемый очень редкий цвет «кьюисс де нюмф еффрэйи». Уж поверьте, мне не с первого раза далось произнести эту белиберду.

Она умела заражать других пони весельем. И действительно, с раннего детства к ней тянулись и девчонки, и мальчишки. Я также был одним из них. Но именно я добился её сердца.

Если не углубляется с головой в её родословную, то, думаю, достаточно лишь упомянуть, что она – родственница Черри Джубили. Но далёкая. Я не общался с Черри Джубили, но то, что мне рассказывала жена, заставляет меня думать, что это совсем другая пони. Впрочем, она не часто говорит о своей семье. Зовут мою супругу Сирера. Но свои её называют Рера, или, реже, Сира.

Чтение этого выпуска «Bueno de Mercado» было для меня захватывающе. По большей части, потому что Милдан писал по факту и очень доступно. Он, конечно, редко когда уходил от темы в непонятном направлении, но такие моменты имели место в его творчестве.

В этом выпуске он активно поднимает тему чьего-либо вмешательство в дела нас, торговцев, производителей, потребителей. Знаете, я, даже не знаю почему, сравнивал с действиями Кантерлота по отношению к нам. И моё сравнение показало мне много соответствий.

Вот небольшая выдержка из газеты, повествующая о «гораздо более лучшем отношении к нам и к нашему труду, чем мы имеем сейчас»:

«Предположим, что где-то там, за далёкими звездами есть вселенная, и в ней есть мир, являющийся абсолютной копией нашего. И в нём есть страна, абсолютно схожая с нашей как устройством, так и всем остальным. Сама страна называется, предположим, «Аблестрия». В этой стране живут такие же пони как и мы, ну, может слегка другие. А это, друзья, очень даже возможно! Но об том, почему это может быть, пожалуй, сейчас не будем, во всяком случае, это не играет никакой роли. Предположим, что в Аблестрии каждый волен продать все, что он имеет, и может купить все, что предложат, конечно же, если это будет ему по карману. В таком случае любой товар сможет достигать любой точки страны, при этом с относительно небольшими прибавочными процентами к цене. Каждый пони будет волен делать то, что он захочет. Но если, например, мало кто захочет быть гончаром, то потребность в гончарах будет заставлять повышать доходы существующих гончаров. Эта профессия будет становится все более привлекательной из-за дохода. Следовательно, все больше пони будут заинтересованы в том, что бы быть гончаром. А цена будет повышаться до тех пор, пока потребность в гончарах не будет удовлетворена. Но вдруг, представим, так случилось, что многие хотят быть поварами?»

— Милый, ужин уже готов. Ты идёшь? – спросила Рера из другой комнаты. Пропустить её ужин – и большая потеря, и большой риск.

— Да, конечно, буду через минуту, — ответил я ей.

— Знай, что он не вечно будет горячим.

— Знаю, знаю.

Продолжим. На чем мы закончили? Вот, кажется здесь:

«Но вдруг, представим, так случилось, что многие хотят быть поварами? В таком случае из-за недостатка спроса доходы поваров будут уменьшаться, и все меньше поваров будут заинтересованы в том, что бы продолжать своё ремесло. Молодым жеребцам и кобылкам будет уже не так привлекательна мысль о будущей профессии повара. Они предпочтут другую, более нужную профессию. Конечно, это не происходит за день или за неделю. Это требует длительного времени, которое, вероятно, можно сократить специальными заведениями, которые будут информировать население и обучением пони ещё с раннего возраста быть более мобильными и обладать лучшей способностью к адаптации в экономической сфере. Что отделяет нас от такой привлекательной альтернативы? Принципы действия Кантерлота, которые предпочитают ограничивать производство продукции, которая превышает спрос. С некоторой точки зрения это конечно логично и правильно – они боятся бешенных скачков цены при, тьфу мне на язык, неурожае и в последствии голоде. И логичным можно считать то, что они перенаправляют лишние силы в другие, более востребованные области. Но если бы они этого не делали, товар, который производят в излишке, был бы более дешёвым, а значит и более востребованным. Все это стимулировало производителей на доходы, полученные с товара не расширять производство, а как раз наоборот, вкладывать в другие области, пользующиеся большим спросом. И все это без усилий со стороны Кантерлота, и, следовательно, без недовольства, растущего по отношению к нему».

Эти слова выглядели вполне убедительно и, казалось, не являлось несбыточной мечтой. Именно этим Милдан и заслужил признание у весьма не узкой аудитории. Естественно, то, что он говорит, вряд ли можно воплотить в жизнь без последствий, но, так или иначе, это выглядит лучше чем то, что мы сейчас имеем.

— Дорогой, минута уже давно прошла. Еда остывает! – настойчиво сказала супруга.

— Я уже иду.

Дочитав остатки текста, я сжег газету – бережёного магия бережёт. После я прошёл на кухню, и садясь за стол, тщательно стал расхваливать её способности к кулинарии. Она действительно готовила хорошо и с некой заботой об вкусе.

— Что, опять мэрия помешала закончить работу вовремя? – задала вопрос Сира.

— Да! Конечно, может быть правительство не совсем понимает тот ущерб, который они приносят нам своими действиями, но мы долго держаться спокойными не сможем.

— И что же вы будете делать, когда ваше терпение закончится? – с нескрываемым волнение спросила Сирера.

— Не знаю. Честно, не знаю. Если подумать, то подобные ситуации были и в прошлом. И наши отцы и деды стойко переносили все невзгоды. Но если ещё прибавить прошлые неурожайные года… Даже не знаю, была ли такая ситуация раньше.

— Ну, в такой обстановке… придётся… скорее всего… терпеть?

— Похоже, что все-таки да.

Неожиданно в дверь постучали. Стук был очень сильный, дверь чуть не сорвалась с петель. Я встал и уверенным зашагал в сторону дерзкого звука. Открыв дверь, я был весьма сильно удивлён.

Передо мной стоял мой брат. Нет, конечно, он мог прийти погостить.… Но он живет в другой деревне, а оттуда путь не близкий даже на поезде. Да и он предупреждает всегда о визите. Странно все это…

— Здорова, Тафа! Почему ж ты не предупредил о том, что приедешь. Жена бы пироги приготовила. Правда, с пирогами сейчас туго, но не беда, выкрутились бы.

Тафаха был моим младшим братом. Он жил в Додж Сити уже очень долгое время. Примерно раза два-три в год то он, то я бывали друг у друга в гостях. У него был ярко-красный цвет шерстки и грива цвета светлых зелёных неспелых яблок. Между нами не было большой разницы в возрасте. Он всегда куда-то спешил, что-то торопливо делал. Такой уж он был пони.

— Да совсем не до этого сейчас. Братишка, тут такое дело, что пироги мы поесть не успеем, уж прости. С чего бы начать, с чего бы начать?

— Присядь лучше сначала. Рерочка тебе сейчас чая заварит. Или шнапс?

— Пока что чай.

Мы прошли на кухню и сели за стол. Сирера поставила чайник и присела рядом со мной.

— Ну, давай, говори, что там такого срочного?

— Знаешь ведь, что сейчас сложное время? Точно знаешь, вас ведь тоже заставляли работать в администрации в ущерб ферме и саду! Но самое странное началось неделю назад. Во время работы над этими бумажонками нас заперли в администрации. На весь день и на всю ночь. К утру, проделав колоссальную чиновничью работу, нас выпустили. Но тут мы все были ошеломлены до невозможности. Несколько наших деревьев было сметено штормом, который бушевал в тот день. Не успели мы и часу поработать над восстановлением яблочного сада, как нас тут же опять заставили идти работать в мэрию. Как только мы начали, нас в очередной раз заперли. И тут уже наше терпение достигло точки кипения. Мы стали протестовать, требовать, что бы нас выпустили, но никто за дверью нас не слушал. Тогда мы решили выбить дверь. Она была крепкой, но нас тоже было немало. Выломав дверь, мы бросились на чиновников и выбросили их из окон.

— Так, подожди, вы их что ли убили? Неужто вы были настолько злы? – спросил я, испугавшись за будущее своего брата.

— Нет конечно, что ты.… Хотелось, конечно, на миг… но мы ж не звери. Так-то они выжили и убежали. У нас же мэрия не высокая, что там, пару метров падать и на копыта приземлится. В основном на копыта. Но все живы.

— Слава гармонии. Продолжай

— Ну так вот, мы конечно позже немного начали бояться. Ведь не правильно сделали, что выбросили. Но! Сам понимаешь, что в гневе мало кто может себя контролировать. Мы восстановили рощу, и более-менее привели в приличное состояние ферму. И тут наступило тот момент. Нет, ничего происходило, но от этого было только хуже. Мы все находились в страхе того, что придётся понести наказание за то, что мы сделали. И чем дольше ничего не происходило, тем более страшный облик приобретали наши фантазии. И вот по прошествии пары дней…

— Ой, чайник вскипел – звонко проговорила Сира и начала разливать чай по кружкам.

Глава третья

Основная группа, в которой публикуется дополнительный материал, а также исходный текст в формате Word: https://new.vk.com/ekvestriada

«Поезд пробирается через ледяные пустоши. За окном царит снежное спокойствие, что нельзя сказать о ситуации в самом поезде. Два неплохо одетых пони оживленно спорили».

— И все таки, Аристарх, я советую тебе в этот раз быть немного поосторожнее. Хотя бы раз, — пытался переубедить меня мой коллега.

— Ты сомневаешься в моем профессионализме? Скажи это мне в лицо, а не вуалируй, — с мертвенным равнодушием и спокойствием сказал я.

— Я не капли не сомневаюсь в том, что ты развяжешь войну, если этого захочешь. И даже если не захочешь, — он уклонился от вопроса, что могло сказать больше, чем настоящий ответ.

Я никогда не понимал Мельёна с его мягкими методами дипломатии. Мы не для того работаем, что бы плыть по течению. Мы должны сами управлять течением, и неважно, какими методами мы это делаем. Но он не понимает этого, и пытается навязать свой вялый метод мне. Он не понимает сути действия, предпочитая действовать по обстоятельствам.

— Мельён, я могу понять тебя, но не могу понять твои методы. Ты просто выжидаешь момента, чтобы легонько повлиять на ситуацию. Это долго и неэффективно. К тому же ситуация, в этом случае, сама на себя влияет, притом непредсказуемо.

— Я хотя бы не рискую своей жизнью. А ты не раз был на волосок от смерти. Хотя… Помнится, ты организовал собственные похороны, и внутри гроба лежал ты сам. И каким, скажи пожалуйста способом, ты хотел действовать в последствии? Да и вообще, твой последний визит в Гриффонстоун был богат на глупости.

— Если ты не помнишь, мой последний визит в Гриффонстон был невероятно успешен.

— Тебе чуть ли не отрубили голову. До этих событий я даже начинал думать, что ты исправляешься.

— Медвежуки не были даже обществом. Это было племя, для которого дипломатия ничего не значит.

— Но ты же ведь пресёк возможность набегов с их стороны без своих радикальных методов.

— Лишь потому, что у меня не было возможности. Как влиять на них, так и свалить, когда это было нужно. После медвежуков пребывание в грифонской псевдоимперии доставило мне настоящее наслаждение.

— Не забывай, что наша работа ответственна.

— О поверь, я ни на секунду не смыкаю глаз, лишь бы только добиться процветания нашей страны и моих премиальных!

— Во втором я не сомневаюсь

Двигатели стали постепенно тихнуть и поезд остановился.

— Мы на месте? – спросил я

— Подожди-ка, — Мельен выглянул в окно и стал внимательно рассматривать кристальные здания, — да, мы там, где должны быть. Выходим.

Магией я схватил небольшой портфельчик и направился со своим спутником к выходу. И как только мы оказались вне поезда, я стал дивится красоте города из кристаллов. Он на самом деле достоин быть столицей Экветрии. Хоть город из камня тоже достоин похвал, но он не сравнится с изяществом кристальной империи. И тут у меня возникла мысль, которая ещё долго мне не будет давать покоя.

— Мельён, а как называется этот город. Вроде как кристальная империя – полу-регион, полу-государство.

— Не знаю. Я тоже как-то раз интересовался этим вопросом, но так и не получил на него ни единого ответа. Ты не первый, и, быть может, не последний кто этим озадачен. Кстати, видишь тот невзрачный домик?

— Да

— В нём некая особа Рэрити, приближённая принцессы Твайлайт, хочет открыть бутик. Но это, возможно, лишь слух.

— Зачем мне это знать?

— Возможно, тебе интересно это. Она уже открыла три бутика и получает с них сказочный доход. Быть может, если она продолжит в том же духе, то станет богатейшим пони в Эквестрии. Ты же любишь деньги?

— Она и в прям применяет весьма интересные инновационные методы зарабатывания денег. Ты прав, мне это уже интересно. Но как ты говорил: «Это только слух».

— Хоть раз тебе что-то помешало превратить слух в реальность. Ты, кажется, именно на этом и специализируешься.

— Похоже, что не я один заинтересовался этой особой. Я редко вижу от тебя такую настойчивость.

— Это всего лишь…

— Хах! Можешь не продолжать. Я тебя понял.

— Надеюсь, что правильно.

— Не волнуйся, я понятливый.

— Ты вверг грифонов в новую распрю, в то время, когда тебе нужно было поддерживать с ними нейтрально-тёплые отношения и не допускать войны.

— Теперь они точно не нападут, по крайней мере, в ближайшее время. Это я могу гарантировать.

— Из-за тебя мы не можем контролировать там ситуацию.

— Если бы вы не отозвали меня обратно в Кантерлот, я бы обеспечил восшествие на трон лояльного к нам претендента. Разве крепкий союз – не то, что нам нужно в такое время?

— Город, из которого мы тебя отозвали на родину, через несколько дней объявил тебя изменником короны, феррадером. За это не просто казнят. Тебя ожидало гораздо хуже чем просто казнь.

— При мне были все необходимые документы, обеспечивающие мою безопасность. Только когда я уже оказался за пределами их страны, моя сеть стала рушиться. И даже сейчас отдельные её элементы функционируют и позволяют мне управлять ситуацией на более чем достаточном уровне. Но это, конечно, если нам будет действительно необходимо такое влияние.

— Сомневаюсь, что ты бы пользовался этим только в условиях необходимости.

— Что ты хочешь сказать этим?

— То, что я знаю тебя уже очень долгое время.

— Не ты ли говорил, что я исправляюсь?

— Я прекрасно видел, что перед посадкой на поезд ты передал небольшую бумажку пони, которого я не знаю. А те твои знакомые, которых я не знаю, либо твои злейшие враги, коих полно, либо твои шпионы и тайные сторонники.

— Ну... Ладно, скажи честно, ты шпионил?

— Да. А как без этого? С самого твоего провала с грифонами мы очень усердно следим за всеми твоими действиями.

— Мой агент уже пойман?

— Нет. Но мы следим теперь и за ним.

— Такая профессия…

— Да уж, такая профессия…

Далее мы шли молча. Мы оба были друзьями чуть ли не с пелёнок. Мой род издавна имел общую судьбу с его родом. И действительно, это был один из моих немногочисленных друзей. То, что он следил за мной — вполне обусловленный страх.

Я действительно не раз был на грани смерти.

Сама по себе наша профессия подразумевает опасность. Мы – дипломаты. Я повидал множество дипломатов и в Эквестрии, и за её пределами. И, поверьте мне, нигде больше дипломатия не располагает таким влиянием и уважением, как в Эквестрии. Это, своего рода, государство в государстве. Никто, даже принцессы, не могли вмешиваться в дела Канцелярии, нашего верховного органа. Только ему подчиняются дипломаты.

Канцелярия представляет собой небольшую группу пони и сотни других, находящихся в подчинении каждого из них. Эта организация нужна нам, в первую очередь, простите за тавтологию, чтобы организовывать нашу работу. Но это не означает, что мы подчинены строгим порядкам. Им не подчинён никто, кроме, разве что, таких как Мельён. Но и таких агрессивно действующих как я тоже немного. Это всё порождает много недоразумений. Потому, Канцелярия даёт весьма расплывчатые миссии, в которых обговариваются лишь основные моменты, которые дипломат обязан выполнять. А вот то, как он будет выполнять эту миссию полностью зависит от него самого.

Канцелярия весьма терпимо относится к большинству методов. Главное – чтобы работа была выполнена.

Все члены Канцелярии (то есть все дипломаты Эквестрии) полностью равны в правах. Курс внешней политики определяется путём дебатов и голосований. И, так как все члены этого учреждения – дипломаты, то дебаты могут продолжатся неделями. При всем этом Канцелярия является очень эффективным образованием. Не раз оно доказывало своё превосходство над другими видами организации внешнеполитических действий.

Ко всему прочему канцелярия располагает почти безграничной властью. Один дипломат, без помощи канцелярии, сможет подставить кого-нибудь, переубедить страну в чем либо и использовать ситуацию в свою пользу. Дипломат, который имеет связь с канцелярией, может устроит переворот, создать десяток новых государств и в самых неприятных для него ситуациях оставаться невредимым.

Если дипломату нужен документ, то Канцелярия его обеспечит. Если дипломату нужны деньги, то независимо от запрашиваемой суммы, Канцелярия ему это обеспечит. Если дипломату необходимо, что бы кто-то перестал жить – Канцелярия это осуществит. В последнем случае мы обычно используем лично нанятых пони, или заставляем других сделать всю работу за нас.

Никто не смеет вмешиваться в наши дела, даже принцессы. Мы же пользуемся бесчисленным количеством прав и привилегий.

Наше общество очень закрыто. Лишь немногие могут войти в наши ряды, и потому мы немногочисленны. Для того, что бы стать дипломатом, необходимо, в первую очередь быть единорогом. Возможно, что это дискриминация, но многолетняя практика показала, что именно единороги имеют талант к дипломатии. Не все конечно. И потому, для тех, кто хочет стать дипломатом, а имя им – легион, необходимо сдать такое количество экзаменов, что страх неминуем. Но пони все равно идут сдавать их, учат, пытаются пересдать, но все тщетно. Лишь единицы их сдают. После идёт долгое обучение дипломатическим наукам, настолько дотошное, что многие жалеют, что сдали эти чёртовы экзамены. До конца, чаще всего, не доходит никто. Но если всё-таки кто-то дойдёт, то он становится дипломатом.

Каждый дипломат может иметь свои взгляды, которые, конечно, не должны быть настроены против Канцелярии. Иногда случается, что дипломаты немного «недопонимают» друг друга. Они имеют разные методы, и это может стать причиной разногласий. Не часто, но такое бывает, что дипломаты вмешиваются в дела других дипломатов, но никогда это не заканчивалось плохо (но и хорошо обычно тоже не заканчивается). По правилам Канцелярии (да, там всё же есть небольшой свод правил, которые желательно выполнять), внутри учереждения запрещены любые конфликты, а любой вопрос должен решаться дипломатически, то есть беседой.

В беседу не должен никто вмешиваться, никакого осуждения беседы тоже не может быть. В беседе оба находят компромисс, который не должен интересовать других дипломатов. Это создано для предотвращения массовых заседаний, которые, в случае их столь массового применения, становятся неэффективными. Массовые заседания, как было уже сказано, проводятся лишь для определения внешнеполитического курса (кстати, не только Эквестрии. Канцелярия определяет политику всех известных стран, путем сложнейших манипуляций каждого дипломата). Ну, конечно, всё это сопровождается назначением миссии каждому дипломату. В итоге заседания редко проходят чаще, чем раз в несколько месяцев. Но, как уже было сказано, бывает, собрания затягиваются.

Таким образом, Канцелярия была просто необходима не только для обеспечения огромной поддержки, но и для координирования наших действий.

Тем временем мы подошли к кристальному дворцу. Величественное строение из самоцветов поражало своей грандиозностью. Острые грани, игра цвета – все это достойно столицы великой империи.

Нет сомнений, что Кантерлот тоже незаурядный город, но это всегда был город единорогов. Но не стоит забывать, что Кристальная империя – город кристальных пони. Сейчас, в связи с огромным интересом к их культуре, участилось количество приезжающих в этот прекрасный город. Так что в кристальной империи достаточно много пони не из кристаллов.

Мы проходили по бесчисленным кристальным залам. Я следовал за Мелье, который уже не первый раз был в этом городе. Наконец мы добрались до зала, стоящего перед тронным. Мельён обернулся:

— Только не спровоцируй войну.

Я хотел что-то ответить, но он открыл двери. Мы гордо зашагали к кристальному трону где сидела принцесса Кэденс. Рядом стояли элитные гвардейцы, самые доверенные пони её супруга, Шайнинг Армора.

— Мы приветствуем вас от лица Канцелярии и Кантерлота. Наша организация назначила нас вместо прошлых двух дипломатов. Они провели хорошую работу. Мы надеемся, что сможем ещё сильнее укрепить наши связи.

— Конечно, как хорошая правительница, я хочу процветания своей страны, и если укрепление отношений – это то, что нужно нам, то я только рада этому.

— Не сомневаетесь. Это не просто желанно. Это – необходимо, — мягко для меня, но достаточно настойчиво сказал я

— Принцесса, не забывайте, что хоть у наших империй много общего, но это не значит, что мы должны быть полностью зависимы от Кантерлота, — врезался в дипломатический, неприкосновенный разговор какой-то солдат.

— Прошу не забывать, кто вас освободил от рабства, солдат, — раздражённо напомнил я ему о его долге.

— Нас спасла принцесса Твайлайт и её помощники. Канцелярия не имеет к этому никакого отношения! – крикнул солдат

— Молчите, Камбефер, — учтиво, но грозно сказала Кэденс, — Пожалуйста, прошу простить моего капитана. Он близкий друг Шайнинг Армора, и руководит моей личной гвардией. Сейчас он позволил себе слишком много.

— Мы тоже просим прощение. Наше настойчивость была слишком неуважительной, — ласковым голосом как бы «спел» Мельён. Его голос обладал огромным обаянием, что часто помогало ему в его профессии.

— Прошу, направляйтесь в вашу комнату. Вас будут сопровождать лучшие пони, если желаете, — прошипел Камбефер

— Не волнуйтесь. Мы обойдёмся без этого, — сказал я этому капитану, который, видимо, пользовался большим влиянием на принцессу.

— Принцесса, завтра мы обсудим все договоры, которые Канцелярия желала бы иметь с вами. А на сегодня мы хотели бы закончить.

— Разумеется. Я уверена, мы найдём общий язык, — официально, но немного робко сказала Кэденс, которой была непривычна жизнь официального лица.

— Не сомневаюсь, — с улыбкой сказал Мельён.

Мы вышли из зала и направились в наши комнаты. Я смутно знал где это и предпочёл просто следовать за Мелье.

— Помнишь, что я тебе говорил? Не надо так давить! Не надо так агрессивно вести переговоры! Хотя бы не во время первого визита, что бы не портить первое впечатление.

— Ты видел этого Камбефера? Он рушит планы Канцелярии!

— Он серьёзный соперник, но если мы будем осторожно прощупывать их систему, то уже через месяц, я уверен, мы найдём способ ослабить его позиции.

— Целый месяц нашим целям будет мешать этот выродок!

— У нас достаточно времени. Нам некуда спешить.

— Очень сильно хочется верить, что он не испортит всё прежде, чем мы сможем «ослабить его позиции»

— Не беспокойся. Это твоя комната, — Мелье указал на дверь.

— Твоя соседняя?

— Разумеется! Можешь осмотреться. Дворец великолепен. Даже дня не хватит, что бы налюбоваться всеми комнатами. А библиотека – ты найдёшь здесь то, чего никогда бы не нашёл ни в одной другой библиотеке.

— Спасибо, но пока что я лучше пойду в комнату. Думаю, если мы тут надолго, то библиотека будет кстати.

Пройдя в комнату, я осмотрелся. Всё было роскошным, как, в принципе, и везде, где ценится дипломатия.

Присмотревшись ко всем деталям интерьера, и, надо признать, что кристаллы придают определённый шарм. Но сейчас это было не главное. Я открыл свой портфель. Множество документов, письменных принадлежностей и пары других вещей. Я достал чистый листок и быстро принялся писать письмо. Медлить было нельзя. Этот капитан Кембефер не должен мешать Канцелярии. Мои методы гораздо лучше методов Мельёна именно тем, что не надо долго ждать и терпеть. Честно говоря, я вообще не понимаю, зачем все так усложнять.

Дописав письмо, я упаковал его в конверт, капнул сургуч и поставил печать Канцелярии. Шпионы Мелье следили за мной, за моими агентами. Но у любой дипломат может связаться с Канцелярией и никто, кому дорого хоть что-то, не имеет права в эту связь вмешиваться. Мельен знает правила, он не будет перехватывать письмо, которое адресовано столь могущественной организации.

В письме кратко описывался пони, и то, что он не желателен. Канцелярии этого достаточно.

Я вышел в коридор. Я шёл и удивляясь узору кристаллов. Всё это было создано то ли кристальными пони, то ли кем-то иным. Всё это было потеряно на долгие годы, но вдруг появилось из неоткуда. Это было восхитительно.

Дойдя до выхода, мне предстал залитый солнцем город, который отражал каждый луч. Я направился дальше и дальше, когда, наконец, не наткнулся на почтальона. Его я и искал, хоть и не надеялся найти. Да, это странно. Город я не знаю, и вышел в пустых поисках кого-нибудь, кому можно было лично передать письмо. Хотя вообще я рассчитывал найти одного из своих пони в кристальной империи. Тут находилась не самая моя большая агентурная ячейка, но и здесь она была – и этого хватало. Проблема была в том, что если честно, я уже и позабыл, кто в ней состоит. Мне всегда было достаточно лишь того, что они передавали мне важнейшие сведения. Они были обычными пони, которое жили своей жизнью. Каждого из них я спасал из очень больших проблем, за что они были вечно благодарны мне. Их благодарность заключалась в том, что каждый собирал немного информации в той области, сфере жизни или месте, где он регулярно находился, работал или жил. Эта маленькая деятельность никак не мешала им жить как все остальные и занимала от силы минут десять в неделю. Они отправляли лишь несколько строк, но сотни таких как они, позволяли составлять подробнейшую картину всех областей Эквестрии. Поэтому спасение нескольких десятков жизней в свободное время полностью себя окупало.

Зачем я это делал? Почему бы мне не нанять на полноценную работу профессиональных шпионов? Хотя бы потому, чтобы не тратить деньги Канцелярии в пустую. Там, где сосредоточенно мое внимание, там, где это требуется это, всегда работают агенты. Но там, где это не так необходимость держать профи – растратное удовольствие. И ненужное. Мне вполне хватает пары строк.

Но вот, почтальон, уже всего в нескольких метрах от меня, ходил и разносил письма. Я вежливо попросил его остановится.

— Что вам угодно, мсье, — почтальон внимательно стал осматривать одежду на мне.

— Не могли бы вы доставить это письмо как можно скорее адресату? – я протянул конверт

Он взял конверт и посмотрел на печать. В его глаз сверкнула искра. Он прищурился, после посмотрел на меня. Улыбнувшись, он сказал.

— Конечно. С этим не возникнет проблем.

— Большое спасибо.

Я направился обратно в кристальный дворец. Канцелярия известна многим. Она всегда награждает тех, кто ей помогает. Или, иногда, убирает тех, кто ей мешает.

Пройдя по десяткам коридоров, я, наконец, добрался до своей комнаты. Был уже вечер. Необходимо было составить примерную речь на завтра, чем я, собственно, и занялся весь оставшийся день.

Ночью, мне приснился необычный сон. Хотя бывает ли сон обычным? Для каждого по-разному.

Звезда. Пустыня. Вино вместо воды в реке. Вдалеке слышны цикады. Вино бурлит. Звезда ярче. Река взрывается и тысячи капель на лету превращаются в молоко. Они усеивают небо многими звёздами. Звезда становится все ярче. Цикады приближаются. И вот они едят звезды. Старая звезда взрывается. Цикады улетают, оставив одну звезду. Части старой звезды летят вниз. Все они изчезают. Но одна успевает упасть на землю. Из того места, куда оно упало, льётся вино. Вино превращается в реку. Все повторяется.

Сон можно растолковать. Но надо ли это? Бесполезная трата времени.

Я проснулся. Кто-то подходил ко мне, говоря «Просыпайся! Быстрей, прошу тебя!». Окончательно выйдя из сна, я разглядел Мельёна. Реакция не заставила себя ждать. Я тут же вскочил и стал одеваться.

Я хотел задать вопрос, что его заставило прийти в столь раннее время, но в этом он меня опередил:

— Аристарх, все кончено. Весь мир рушится, — дрожащий голос Мельёна в страхе еле произносил звуки.

— Что случилось? – я никогда не видел его таким, и не представлял, что могло случиться.

Он покачивался. Я слышал его тяжелое дыхание. Он сел на ближайший диван. Он смотрел не на меня. Он смотрел на точку, неведомую точку в пространстве.

— Аристарх… Она.… Уничтожила… Канцелярию… — его голос произносил полу-понятные отрывки слов.

— Кто?

— Кантерлот! Селестия! – шепотом, но с неистовой ненавистью сказал Мелье

— Ублюдочная тварь! Как она могла!? Канцелярия многие годы работала на благо Эквестрии! Как она вообще себе это позволила? Сумасшедшая мерзавка!

Я, выведенный из себя, кричал и бранил принцессу. Мельён сидел неподвижно.

Вскоре моя кровь немного остыла. Я сел рядом с моим другом. Посидев чуть больше минуты, мой голос сказал:

— Что дальше?

— Н-незнаю, — все ещё дрожа, говорил Мелье

Этот ответ почему то меня удовлетворил. Он был единственным, который можно было бы заключить из всего этого.

— А дипломаты, находящиеся в Кантерлоте? – задался я вопросом, произнеся его вслух.

— Мертвы

Я вздрогнул. Холодный пот, и без того выступивший после первых его слов, вновь стал проявляться на коже. На тот момент в Кантерлоте находилось на порядок больше дипломатов, чем обычно. Многие из них ещё не успели выехать на свою миссию.

— Их?

— Вырезали… Никто не уцелел…

Глава четвертая.

Основная группа, в которой публикуется дополнительный материал, а также исходный текст в формате Word: https://new.vk.com/ekvestriada
Night in the Gardens of Canterlot — https://www.youtube.com/watch?v=LOc9VH-8A1w
ficbook.net — https://ficbook.net/readfic/4634768

Уже на утро завтрашнего дня мы выдвинулись в путь. Солдаты ждали этого приказа не меньше меня. Они знали, что мирная жизнь когда-нибудь закончиться. Хотя, быть может, нас ждёт спокойное сидение на границе?

В полку было восемьсот солдат, из них триста пегасов и сто единорогов, все остальные – земные пони. По идее, 31 кавалерийский полк имени Флера Дю Мара должен был состоять только из пегасов, но об этом условии все уже давно забыли, и сейчас увидеть полк, состоящий из пони только одного вида большая редкость.

Как известно, если ехать в Балтимэр по железной дороге, это займет около суток. А на путь пешком придётся затратить от четырёх до шести дней, в зависимости от погоды. Тем не менее менее, в первый же день мы добрались до реки Фуэл – реки с живописной, но с грустно-кровавой историей. Было было решено устроить привал, а на утро, если повезет, мы бы уже смогли добраться до Балтимэрских гор, ну а дальше планировать нет смысла, так как то, что произойдет в горах так же не предсказуемо, как и то, что произойдет в лесу. Нельзя не упомянуть, что солдаты были воодушевлены тем, что они так быстро добрались до реки, учитывая, что они два месяца прошатались без дела в столице. Я тоже был, не меньше их, был приятно удивлен этому.

Мы разбили лагерь у реки. Вокруг, куда не глянь, обсуждали то, куда и зачем мы в конечном итоге идем. Большинство, конечно, настаивало на том, что грядёт война с грифонами, но все же находились те, кто настаивал на других версиях. Кто-то говорил, что это всего лишь формальность, что бы показать грифонам, что мы, несмотря на хорошие отношения, пока ещё не слишком доверяем им. Некоторые утверждали, что потом мы пойдем в джунгли, дабы усмирить какое-нибудь непокорное племя, досаждающее жителям города. Ходили даже слухи о гигантском нашествии аримаспи, которые уже, возможно возможно, захватили весь город, и нас отправили на спасение, а незнаем мы об этом, чтоб случайно кому-нибудь не разболтать и не поднять панику. Последнее, само собой разумеется, больше байка, байка для запугивания новичков, чем нормальная версия, но некоторые новобранцы всерьёз верили.

Прогулявшись по лагерю и удостоверившись, что все в порядке, я решил пойти в свою палатку. Там, к слову, тоже все было в порядке, так что причин для волнений у меня не было. А так как волноваться не было причин, я решил побаловать себя чтением книг о магии. Почему? Очевидно, потому, что я ненавидел ту истину, что я родился пегасом. Я пытаюсь использовать свои крылья везде, где это возможно, и я действительно люблю летать, но все равно я испытываю какое-то странное, необъяснимое влечение к магии. А может быть это просто часть военной науки? Той самой, с которой я связал свою жизнь ещё в раннем возрасте? Ведь не раз в армии я выделялся именно великолепным умением командовать артиллерией, а в их управлении не на последнем месте стоит как раз таки знание их ремесла. Так почему же меня настолько сильно привлекала магия? Нет, я не хотел стать единорогом, потому, что я не за что не отказался от своих крыльев. Меня увлекала именно теория. Строение полей, относительная сила телекинетического поддержания – все это я читал с большим интересом. И если я не желаю стать единорогом, то почему я увлечен магией, тем, что пегас никогда не сможет сам воплотить в жизнь. жизнь? Я пытался найти ответ на этот вопрос долгое время, но в последствии перестал. Я просто продолжал углубляться в это искусство, просто потому что мне это нравилось.

И вот, я стал читать, с таким же увлечение, с каким читал каждый раз:

«…1-ый базовый уровень: Вида (Винт) – одиночный луч цвета рога (C.K.) в виде спирали. Вызывает ожоги II степени.

Докос Туфласи-Вуз (Луч ) – одиночный луч C.K. в виде очень яркого луча. Вызывает ожоги на грани III степени. Побочные эффекты: временное частичное ослепление цели и заклинателя (в случае, если перед произношением заклинания не было произношено контрзаклинание светого тип).

светового типа).

Токсо Орб-Вуз (Дуга герц) – средней длительности заклинание в виде Дуге C.K.-желтого цвета очень яркого Дугу C.K.- очень яркого желтого цвета. Вызывает ожоги III степени, вокруг пороженной пораженной области возникают ушибленные раны различной степени тяжести…»

Но только прошёл без четверти час, как вдруг внутри палатки я увидел свечение сапфирового цвета. С каждой секундой оно становилось все отчетливей и ярче. Смотря на это, из моих губ вырвалось слово «Лука» и я улыбнулся. Через мгновение свечение взорвалось. По палатке разлетелось разлетелись тысяча мерцающих огоньков, и, пламенея в эфире около секунды, захлебнулись в воздухе. Телепорт – одно из самых эффектных и красивых заклинаний.

Я посмотрел на место свечения. Там лежал конверт, небрежно запечатанный и подписанный так же небрежно. Мой друг-единорог любит писать письма, и, в силу своих способностей, отправлять их «лично». Но одна вещь меня смутила – почерк. У Луки он великолепен, а сам он на красоте своего письма очень зациклен. Для него не свойственна спешка, с которой написано это послание. Сломав печать, я пробежал глазами текст:

«Дорогой Лазар, — этим именем называл меня только он, другие именовали меня Энедрой, или, за редким исключением — Габриэлем, — спешу сказать тебе, что незадолго до отправки этого письма произошло событие, которое, возможно, является величайшим в истории Эквестрии, а именно: между святейшими нашими монархами Луной и Селестией произошла ссора, корень которой мне, к сожалению, не известен. Разлад перерос в вооруженный конфликт, и луна Луна бежала с небольшим остатком своей личной лейб-гвардией. До подлинно лейб-гвардии. Доподлинно известно, что причинной военного столкновение стало то, что Селестия отказалась делить власть с Луной, захотев править единолично. Пойми нас правильно, мы поддерживаем луну Луну в том, что она имеет право соуправлять нашей страной на равных правах с её сестрой, но, к величайшему сожалению, не можем присоединиться к её войскам, в силу того, что все приписанные нам пони находятся сейчас не под нашим командованием. Командование военной машиной взяла на себя Селестия. Луна скрылась в землях к югу от Додж Сити, именуемых «Бэдлэнд». Действуй, как считаешь правильным.

— Лука»

«Не может быть», — еле слышно прошептал я. Подобное письмо от любого другого пони я расценил бы ка розыгрыш, но Лука слишком серьёзен, серьёзен и не любит разыгрывать, так же, как не любит сам быть в центре розыгрыша, оттого это была правда до последнего слова.

Я размышлял. Времени для тревоги или других чувств не было. Решение нужно было принять уже завтра. Остаться на стороне сильного или сохранить верность правому? Так или иначе, остаться в стороне мне не позволяло и мое звание, и мой долг. Но не мой ли долг выполнять приказы командования… высшего командования? Впрочем, не мой ли долг защищать истинную Эквестрийскую власть. власть? Либо продолжить путь в Балтимэр, либо направить войска в Бэдлэнд. Однако, возможно, принцессу Селестию оклеветала принцесса Луна, что бы её поддержали в её начинаниях? Не первый раз за долгую историю нашей страны Луна идет против своей сестры. Но как бы то ни было, она всегда действовала прямолинейно, больше предпочитая открытость.

Вдруг меня посетила мысль – я решал судьбу не только себя, но и всех восьми ста солдат в моем подчинение, которые, в случае, если мое решение окажется ошибочным, могут погибнуть, и что самое унизительное, как отступники. К тому же, даже если мой выбор окажется верным, поддержат ли они меня? Пойдут ли они за мной, мной или предпочтут другую судьбу? Все эти вопросы обеспокоили меня. По рассказам Луки Луки, из «достоверных источников» стало ясно, что виновата Селестия. У меня не было причин сомневаться, но сам по себе вспыльчивый характер Луны мог бы объяснить, почему это переросло в военное столкновение, равно как и то, почему началась ссора. Между тем, с каждой секундой я все больше симпатизировал как раз таки луне, Луне, и решил, что ослушаюсь приказа, тем более, что у меня уже не было доверия ни к ним, ни к тому, что этот приказ реально необходим, необходим и не является обычным способом отвлечь толпу от действительно важного слухами о войне с грифонами.

Теперь, когда жребий брошен, остался очень важный пункт: нужно было убедить солдат в том, что мое решение является единственно правильным, и не допустить раскол среди войск. Рассказать им что случилось я решил завтра, так как сейчас была уже ночь, а одно неряшливое слово могло не самым красивым образом закончить мои дни. К тому же, мы бы не выдвинулись на ночь глядя, и потому никакой пользы от того, что бы рассказать им сейчас, я не видел. Я спрятал письмо как можно надежнее, так, что бы даже при грабеже его не нашли, а сам улегся спать.

Утро. Солнце только ещё ласкало холодные облака, а полк уже был готов выдвигаться. Перебрав все возможные варианты, я подумал, что стоит сделать ставку именно на благородстве, щедрости и как бы предоставить им право уйти, если им их что-то не устроит. Именно вид доброго военачальника, который разделяет долю обычного солдата, должен был стать моим главным оружием, с помощью которого я смогу заполучить их доверие. Ну а тех, кто осмелиться уйти, ждет призрение презрение в глазах остальных солдат.

Конечно, все это звучит очень злобно и коварно, но на самом деле я стремился к тому, что бы чтобы не допустить раскола армии. Солдаты меня и без того уважали, но на одно старое доверие я полагаться не мог. Нужен был четко составленный план, потому, потому что сама по себе идея бунта против относительно законной власти была чрезвычайно опасна.

Солдаты ждали, когда же будет приказ о том, что бы выдвигаться в путь. Был объявлен сбор. Когда все собрались, я отчетливо выкрикивая каждое слово,сказал:

— Солдаты! Инфантерия, кавалерия, артиллерия! Я всегда был с вами, разделял с вами все нужды и блага. И сейчас я, как с равными мне не по званию, но по судьбе, хочу поделиться страшной новостью – великая принцесса наша Селестия свергла законную принцессу Луну и узурпировала Эквестрийскую корону. Я не буду приказывать вам. Я буду только просить вас, и только лишь об одном – вернуть порядок в Эквестрии, вернуть принцессе Луне то право, которое отнимает у неё её родная сестра – право править нашей родиной. И потому, потому все, кто считают своим долгом служить Эквестрии, должны по служить послужить младшей сестре.

— Да! Он прав! – кричали многие солдаты, но оставались и те, кто молчали, и смотрели на меня с некоторым презрением.

Те — Тех же, кто считает старшую сестру правой, правой или же просто хочет вернуться домой, я осуждать не стану. Но раз уж вы захотели уйти, уходите сейчас.

Все стали переглядываться, смотреть друг на друга. Никто не ушел. В толпе, я заметил одного земного пони, который после сказанных мной слов еле заметно прикусил губу и опустил глаза. Он был молод, кареглаз, и тосковал. Тосковал, возможно, по матери, по невесте или по детям. Он не хотел воевать. Я пару раз его видел в Як-Якистане, он всегда был мрачный. Ни разу не было, что бы чтобы он не сидел в стороне от веселой компании солдат из его отряда и не тосковал. Я не знал его имени, откуда он, что его тревожит. Когда-то давно, он был веселым и непоседливым. Рвался в бой, ненавидел врагов и обожал друзей. Он был душой компании. Он участвовал в самых жарких битвах, после которых мало кто из опытных выживал, а те, кого не забирала с собой смерть, могла ждать участь не лучше — они ломались, становились параноиками, которые на всю жизнь запомнили ужасы, увиденные тогда. Но, к величайшему удивлению, он выживал и был оптимистичен. Он все с той же жаждой крови врывался в ряды врага и оставался цел. Но в какой-то момент, в нём что-то щелкнуло. Он стал страшиться битв. Он стал избегать общения. Он стал бояться умереть. Нельзя точно сказать, когда это произошло, но точно не после или перед боем. Наоборот, тогда было тихое и спокойное мирное время, которое длилось очень недолго. Для меня так и осталось загадкой, почему он теперь такой. Я, в принципе, этим и не интересовался. Можно было, конечно, подать заявку в некие бюро, о которых лучше лишний раз не говорить, которые может быть, и нарыли бы какую-нибудь информацию о нем из старых документов, проследили бы, куда он ходит, с кем он общается (должен же он хоть с кем-нибудь поддерживать отношения) и вплоть до того, что он предпочитает есть, перебрали бы все события, которые могли и не могли произойти с ним в этот период период, а также за два года до этого, потом все это сопоставили бы, и узнали бы о нём все, и причину его страха в том числе. Но стоит ли это того? Это его личное дело, которое на вряд ли интересно его сослуживцам, и уж тем более мне. Сейчас уже мало кто помнит его как храброго солдата и веселого товарища. Лишь только немногие знают, каким он был раньше.

Я понимал, что сейчас хоть никто и не ушел, они не ушли лишь потому, что им была дана возможность уйти открыто. Этой ночью, скорее всего, они дезертируют. Я не думал о возможности покушения. Возможно потому, что на меня никогда не покушались, может быть из-за того, что я до этого момента никогда в политике Эквестрии не участвовал, а всего лишь выполнял приказ сверху. Не знаю почему, но но, хоть я предполагал дезертирство в рядах солдат, я ощущал себя в безопасности, как будто не подозревал от них чего-то большего, чем просто убежать. Это было огромной ошибкой.

После моих слов солдаты были более, чем воодушевлены. Они кричали «Вива Луна», «Смерть Узурпаторше». Эти речи казались мне слишком резкими, так как я не оставлял мысль о том, что все ещё можно решить, хоть и не совсем мирным, но по отношению к королевской крови дипломатичным путём. Я полагал, что двух сестёр-правительниц можно ещё помирить. И сделать это нужно было как можно скорее.

Мы тут же отправились в Бэдлэнд. Я никогда не был в этих землях, но знал знал, что они, откровенно говоря, не близко. Особенно если учесть, что мы идем не по дороге. А если к этому прибавить ещё то, что продовольствия у нас ровно на путь в Балтимэр, а путь в этот город в полтора раза короче того, которым мы сейчас идем, то можно немного представить, что нас будет ожидать в пути. Оставалось надеется лишь на то, что Додж Сити не является в данный момент аванпостом сил Селестии, и тогда, даже хоть возможно мы и не запасёмся продовольствием, то хотя бы не столкнёмся с войсками врага.

Описывать тяготы марша нет смысла, а из событий, произошедших за день, нет никаких интересных. Что бы не сбиться с пути, мы шли вдоль реки Фуэл. Когда стемнело, там, где она впадает в Солнечную реку, мы разбили свой лагерь. Вдруг резко атмосфера оживилась. Велось десяток обсуждений одновременно. Предмет обсуждения, конечно же, понятен. Недолго думав, а именно не думав вообще, чисто инстинктивно, я решил присоединиться к одной из бесед, которая велась около меня. Подойдя к их компании, я риторически спросил, что они обсуждают. Ответ прозвучал четко и ясно: " Обсуждаем «Обсуждаем то, что делали во время прибывания в Кантерлоте». Вряд ли это была правда. Но раз уж они уклонились от вопроса, то продолжать разговор не было никакого смысла, иначе это был бы допрос, что не очень хорошо отразилось бы на мнение солдат обо мне. Поэтому я ограничился очень наигранным и безразличным: «Молодцы».

Я развернулся и пошёл в свою палатку. По пути мне встретилось ещё десятка два таких компаний, которые обсуждали «То, как они провели время в Кантерлоте». Учитывая ошибку недавнего прошлого, я уже не думал о том, что бы вмешиваться в их разговоры.

Дойдя до палатки, я заметил, что около кровати проскользнула тень. Я схватился за мой новеньких меч, который я заказал сразу же по прибытию в Кантелот, так как старый уже никуда не годился. Сейчас представилась отличная возможность проверить его качество. Очень неправдоподобным было бы, что меня просто хотели обокрасть. Это было покушение – в этом у меня не было сомнений. Ну, или у меня параноидная шизофрения. Но это, надеюсь, исключено.

Я, сохраняя дистанцию, подошёл к тому месту, куда направлялась тень, и увидел… аспиранта единорогов (третий по званию в табеле о рангах, равен кадету пегасов(«табель о рангах в конце главы»)), который отчаянно пытался прорезать дыру в стенке, что бы смыться. Увидев меня, он начал плакать и умолять, что бы я простил его, но при этом продолжал тщетно тыкать в ткань. Не мельтеша, я подошел и вырубил его рукояткой меча. Единорог. Глаза, к сожалению, через веки не увидишь, но когда он рыдал, мне показались они темно зеленными, темно-зеленными, или что-то вроде этого. Шерсть бледно фиолетовая. Я крикнул «караул» — чисто формальность, которую нужно соблюдать. Еле как пришагали солдаты, которые начали торопливо расспрашивать, что произошло. Я лишь ограничился словами, что произошло покушение, и приказал бросить его в карцер. Завтра же утром я собирался разобраться с ним.

Сейчас меня мучала мысль больше не о том, кто это был, хотя вполне понятно, что это обычный единорог, который считал своим долгом убить отступника, а то, как я вообще это допустил. Как до меня, досконально продумывающего каждую деталь в любой мелочи, не дошла возможность покушения. Не остановись я поговорить с теми солдатами, он бы с легкостью, с которой падает перо, смог бы меня убить. А если бы я не ушёл тогда сразу же после их не самого правдивого ответа, я бы не увидел то, как он убегал, а значит, у него ещё остался бы шанс убить меня. И опять таки таки, в итоге я мог бы быть мертв. Невероятное совпадение, благодаря которому я выжил. Фортуна бывает иногда добра.

Вот этим никак не маленьким потрясение закончился мой день. Я пошёл спать, и уснул в мгновенье ока.

Я открыл глаза. Воздух изменился со вчерашнего дня. Он стал каким-то отсыревшим и тусклым. Серое небо. Вся природа как живое существо ознаменовала войну. Но это не был был не достаточный повод для уныния, и потому нужно было выдвигаться наискорейшим образом.

Первым делом я направился к заключенному, который вчера предпринял хоть и неудачную, но очень дерзкую попытку покушения. Открыв клетку и войдя к нему, я, что бы избежать слухов, решил не убивать его публичной казнью. Но и оставлять его в живых было бы ошибкой, ещё более глупой, чем совершённая мной недавно по отношению к своей безопасности. Оставался лишь один безвыходный выход – убить его здесь и сейчас. Он предатель и заслуживает этого. Но я, по его убеждениям, тоже предатель. Он хотел убить меня по собственным убеждениям, без чьей-то помощи. Учитывая предположительную обстановку в столице, которая там скорее всего твориться с самого начала переворота Селестии, было бы фантастикой что они уже к вечеру наладили бы связь с одним из моих солдат и заказали бы меня (ну, или дали бы ему все необходимые предметы, а он уже действовал по своей инициативе). Именно из-за этих предположений я считал, что он действовал самостоятельно. Для старшего стажера это не просто храбрый, это – героический поступок! Но с другой стороны, хоть это было и отважно, но у него почти удалось убить меня, а это — очень даже неприятный фактор. Не думаю, что он не занёс бы надо мной кинжал, подобравшись ко мне, когда я сплю. Он бы меня убил, а значит у меня нет иного выбора, кроме как убить его.

Все это время он смотрел мне в глаза. Полные ненависти, обиды, зелёно-голубые глаза. Он не признавал своей вины. И даже сейчас, если бы у него было хоть какое-нибудь оружие, маленький притупленный гвоздик, который он мог бы взять в зубы, и без сомнений, он бы напал бы на меня и бил бы до самой смерти: его или моей. Но он был крепко связан, и это внушало мне чувство безопасности. Он попытался вырваться. Тщетно.

После понимания, что и эта попытка отомстить не возымела успеха, от него последовал сухой, ядовитый до каждого звука, вопрос:

— Зачем вы отступились от правды?

— Что ты имеешь в виду под правдой, малявка? – ухмыляясь, избежал вопроса.

— Вы не захотели быть на стороне победителя, который ко всему прочему имел все основания что бы начать все это. Принцесса Селестия сильна, сильна и имеет право править такой же сильной страной, как и она сама. Она правила тысячу лет без своей младшей сестры, и в этот период мы не испытывали никакой нужды. Только подумайте – тысяча лет стабильности! – полушёпотом, заявил единорог

— То, что она сильна, ещё не означает что она права – парировал я

— А тут вы не правы, — черство прокричал он, возмущённо и обиженно, — она права в том, что Луна сдерживает государство, не даёт ему развиваться, возвращает к старым порядкам. К тому же вы знаете характ…

— Да, знаю, — громко крикнув, я перебил его, — А также я верю тем, кто сказал мне, что Селестия – виновник всего этого кордебалета.

— Что может знать о правлении отшельница? Даже если Селестия виновата, её царствование – благо для народа! – язык в состоянии спазма пытался сказать что-то ещё, но получились лишь непонятные вопли, крики и завывания.

— Я смотрю, ты не только храбрый солдат, но и философ. Рассуждай сам с собой, а ещё лучше сам с собой молча, а то часовые пошатнуться умом от твоих визгов, — съязвил я по поводу его размышлений. Но не смотря несмотря на все, рассуждал он правильно, и я решил отсрочить приговор до завтрашнего дня. Мне просто захотелось побеседовать с ним ещё один раз, прежде чем его дух покинет тело. В таком случае разговоры с ним будут весьма затруднительны. А пока он связан, я спокоен. Но перебарщивать с этим конечно нельзя, и потому вряд ли он увидит закат завтрашнего дня. Привести дезертира в лагерь принцессы Луны – все равно, что самолично в лицо ей сказать, что в полку имени Флера Дю Мара есть те, кто пойдут на все ради того что бы убить меня или саму принцессу.

Я поспешно ушёл от моего несостоявшегося убийцы и направился отдать приказ о марше. Необходимо было преодолеть невероятно большие растояния и перейти реку. Там я надеялся остановиться на следующий день вместе с моей скромной армией. Как и в прошлый раз, описывать события, произошедшие во время марша, не стоит ввиду рутинности самого по себе занятия. При переходе моста возникли небольшие трудности – неорганизованность именно тех солдат, которые не умеют плавать, поражала. Если не вдаваться в подробности то это было муторно, долго, тяжело, но зато все живы, что очень даже радует. Однако в остальном все вполне себе обыденно.

По ту сторону реки мы обустроили лагерь, а заодно и развернули мизерные укрепления, которые, если Додж сити уже во власти Селестии, в чём я почему-то не сомневался, должны были немного задержать неприятеля, дав тем самым немного времени больше не подготовиться, а скорее отступить. Навязывался противный вопрос: «А зачем я тогда туда иду, если почти уверен, что это главный аванпост сил Селестии?». Ответ на этот вопрос я от себя не дождался, но уверенно не признавал, что мой план не безумен. Я очень надеялся, что я тем самым смогу зайти в тыл их войск, желательно конечно что бы чтобы сражение было в своем зените, и своим немногочисленным полком уничтожу всю их артиллерию, то есть единорогов. На большее я и не рассчитывал, но вдруг, по какой-то необыкновенно вовремя произошедшей случайности, мои войска после всего этого ещё останутся достаточно боеспособны, тогда появится возможность повести войска в тыл их пехоте, тем самым мы окружим их, и победа будет у нас в кармане. Но так как это было почти фантастика, самым вероятным исходом было бы то, что именно на нас в эту ночь нападут Селестийские войска, но никак не мы на них завтра. Потому я и отдал приказ о постройке хоть и незначительных, но все же, как ни как, оборонных сооружений.

В войсках разговоры на все ту же тему, которая и была раньше, продолжались, хотя уже и не с таким пылом. Плотно отужинав, я, в принципе как и всегда, просто пошёл спать. На пол пути полпути меня резко посетила очень навязчивая и пугающая мысль: «Если на мою жизнь захотели, неудачно но все же, покусится один раз, то другие захотят покусится ещё раз, но перед эти хорошенько подумают. Впрочем, они после своих раздумий могут и не бросить затею по моему скоропостижному уходу из жизни». После такой мысли по моему телу пробежала дрожь, а глаза и копыта нескрываемо показывали страх. Но тут я взял себя в руки, и решил развеять всю эту боязнь малоэффективным обходом палаток солдат. Это вряд ли помогло бы, но запугать потенциальных предателей тем, что я что-то подозреваю, было не маловажным. К тому же, при небольшом содействии моей судьбе всевластного колеса всевластной фортуны, я мог бы даже увеличить свою личную коллекцию моих несостоявшихся убийц.

Я тут же направился в ближайшую палатку. Зайдя, ну или если на чистоту, ворвавшись, я увидел, как солдаты занимаются своими обыденными делами – один читал, трое других слушали рассказ четвертого, одной лишь той малой части, которую я услышал, было достаточно, что бы понять, что это дела любовно-личные. Ещё один писал письмо. Он, конечно, вызвал у меня подозрений, но тут же они развеялись тем, что он был ничуть не напуган моим неожиданным визитом, и письмо, которое он писал на виду у всех , он не стал прятать. Посмотрев на всех строгими глазами, я вышел.

Потом я направился в другую палатку, которая не была была не близко, но и не далеко. Зайдя туда, я увидел как пятеро пегасов громко смеются, после удачного анекдота их товарища. Но заметив меня, их лица приняли самый, что ни на есть строгий вид, хотя двум не слишком хорошо удавалось сдерживать смех. Рядом сидели два картёжника, которые поспешно пытались спрятать карты, но получалось плохо. Я, естественно, приказал схватить нарушителей порядка, что бы подвергнуть их жесткому, но справедливому наказанию розгами. Это не было целью моих хождений, но раз уж так вышло, то надо наказать.

Как только солдат увели, я гордо направился в направление очередного сборища моих солдат. Таким образом, я прошёлся ещё по семи-восьми палаткам, и нечего и, ничего не обнаружив, я хоть немного удовлетворил свою манию безопасности. Нельзя не приметить некоторую взволнованность, нервозность и вообще задёрганность большинства солдат. Некоторые, Некоторые всё же оставались достаточно жизнерадостными. Войска не находились в жуткой депрессии, что что, учитывая события, которые произошли в недавнем прошлом, можно считать показателем воинской стойкости.

После того, как я слегка прошёлся, мне вспомнилось слово «дезертир». И что бы сократить количество солдат, на личность которых отлично ложится слово «дезертир», а лучше вообще убрать таковых, я решил несколько позаботиться о пони, которым можно было бы в потенциальном будущем сказать слово «дезертир» в их адрес. «дезертир». Я выставил дополнительную охрану по периметру лагеря. Это и от Селестийских войск спасёт, и потенциальный «дезертир» не станет настоящим «дезертиром». И только после всех этих военных дел я смог спокойно лечь и уснуть.

Но треск. Резкое, отчетливое, слегка неприятное тресканье непонятно чего отвлекло меня от моего сна. Трескался воздух. И так знакомое, углубляющиеся своими корнями в самое детство, сапфирное свечение. На этот раз эфир буквально горел, дожидаясь своей кульминации. Из столба дыма еле как стали заметны черты пергамента. Они становились всё четче, пока не стали полностью материальны. И тут же огонь собрался, и его затянуло в точку в пространстве. Она сжималась, потом сверкнула в последний раз и исчезла. Зрелище было захватывающее!

На месте лежал конверт, с почерком как и в прошлом послании – слегка неаккуратной, но все же манерой Луки. Я отпечатал письмо, в этот раз уже не с самыми радостными чувствами, но было уже счастьем то, что я смогу быть в курсе дел Кантерлота. Ведь узнать военные планы врага, да что там! понять, Понять, какая царит обстановка и как настроен действовать враг – уже было бесценно! Ну и, конечно, послание от старого друга, особенно в такие времена, и к тому же из лагеря неприятеля – итак большая радость.

Медленно, я начал вчитываться в каждое слово, на случай, если у них будет не один смысл:

«Лазар, государство трещит по швам! – впервые я видел, что бы он обошёлся без долгих вступлений, но почему он так поступает, понятно — Селестия готовит огромные военные действия против Луны. Кроме нас есть ещё огромное число тех, кто возмущён действиями Селестии. Среди них Твайлайт. Она толи то ли действительно не хотела идти против Луны, то ли просто воспользовалась переполохом, чтобы объявить о суверенитете. Во всяком случае, к младшей из сестёр она не присоединилась. На нашей однотонной карте эквестрии появилось немало пятен иного цвета. Прямо перед Кантерлотом возникло новое, не сказать что могущественное, но укреплённое и не покоряемое непокоряемое государство, независимость которой поддерживают на многих частях карты, будь то каменная ферма Пайев или многочисленные поселения Эпплов. Селестия пыталась принудить Твайлайт к использованию элементов против Луны, но та отказалась, однако и новоиспеченной принцессе не удалось использовать мощнейшее оружие против нашей новой «Императрицы» — так теперь именует себя аликорн солнца. Теперь никто не владеет элементами, и это как-то связанно с тем, что Дискорд потерял львиную долю своих сил. Теперь он может не больше, чем досаждать. Но это не очень облегчает попытки подавить восстание за независимость Понивилля, ведь бог раздора находится в хороших отношениях с Флатершай, и та, скорее всего из-за давления Твайлайт, выступает за основание нового, независимого от Эквестрийского королевств, которое со вчерашнего дня называется «Эквестрийской Империей», королевства. Поннивиль превратился в однин большой укреплённый пункт, который очень тяжело захватить. Всё население поддерживает идею самостоятельной страны. И большинство пони принимает участие в создании непроницаемой обороны. Именно по этой причине им удалось выстоять натиск, и отстоять свое право быть суверенными. Поговаривают, что на севере яки посчитали переворот в Кантерлоте – сменой власти. И потому они объявили договор о ненападении недействительным. Кристальная империя не устоит под натиском. С каждым днём наше «единое» королевство рассыпается на осколки. Если это не остановить, то даже если Селестия и Луна помирятся, то в лучшем случае им придётся усмирять десяток восстаний. А в худшем: от эквестрии останется разграбленный войной Кантерлот. Мы с Марком заняли высокие посты, так уж получилось, что мы изобразили льстивую преданность, и яро поддерживаем идею об единоличной власти нашей единоличной властительницы, и оттого отчасти можем влиять на мнение «Императрицы». Попытайся приблизиться к Луне, и также получить возможность влиять на её мнение. Таким образом образом, мы хотя бы будем пытаться сохранить в как можно более первозданном виде, не допуская большей раздробленности. Если ты не готов к боям, решил поддерживать Селестию или просто не устал от войны, знай, что через четверть часа это письмо отправится магическими путями обратно ко мне. И если хочешь, можешь в этот момент взять его в зубы – ты отправишься вместе с ним к нам, в столицу. Но тогда мы не сможем контролировать ситуацию со стороны луны. Если же ты нацелен на Луны. Если же ты имеешь те же цели, что и мы, то напиши на обратной стороне бумаги «Да», и мы поймём. Так что либо письмо придёт с тобой, либо с ответом – другого не дано. Извини, что не можем дать тебе более просторного выбора, но это событие такого масштаба, что ни мы, ни ты не можем остаться в стороне. Каждый должен внести свою лепту в происходящее. И не забывай, что ты мне должен четыре тысячи альеров. Так что у тебя есть способ искупить долг не потеряв в деньгах. Заманчиво, да?

— Лука»

«Либо ты с нами, либо ты против нас» — этим принципом всю известную мне часть жизни руководствовался мой друг. Это может показаться немного грубым, но за два с половиной десятка лет привыкнуть можно. Вспыльчивый характер – не самая лучшая черта для товарища. Но по отношению к нам он лишь изредка терял самообладание.

Выбор у меня, разумеется, отсутствовал. Либо сдаться, Сдаться, а что хуже всего сдаться в войне, а не в сражении, было бесчестно. Я не заботился о чести как о чем-то очень нежном и ранимом, требующим защиты от любого посягательства. Но это понятие у меня все же существовало.

Я взял старый кусок бумаги, на котором новыми чернилами было написано письмо. Достав небольшую банку чернил, я взял перо и написал как можно более заметно и твердо слово «да». Я положил пергамент в противоположенную пустую часть комнаты – на случай, если заклинание подействует немного не так и унесет половину палатки, ведь всегда есть возможность погрешности. А так я смогу себя немного обезопасить. Да, что скрывать! Мне, если такое случится, и вещей, унесённых чародейством, будет жалко. Потому я и в другую, нечем не заполненную часть и кинул свой ответ.

Ещё одно преимущество этого места – оно не кидается в глаза тем, кто сюда заходит. Неудобно выйдет, если какой-нибудь лейтенант, пришедший доложить об очередной драке, увидит в середине комнаты пергамент, на котором написано «Да». В этом, в принципе, нет ничего страшного – он все равно не увидит не чего ничего кроме этого. Но лучше, чтобы об этом не знали. Просто предосторожность.

Я пристально следил за входом и был готов к приходу любого из гостей: начиная от солдата, который просил бы перевести его в другой взвод и заканчивая наемным убийцей, которому заказали меня. К последнему я был готов чуть меньше, чем к первому.

Что бы Чтобы ненароком не задремать, я подумал о том, чтобы о чем-нибудь поразмыслить. Что-то глубоко философское. Это что-то должно было бы быть захватывающим. Это обязана быть та тема, которая меня интересует. Но, как на зло, в голову ничего не приходило. Волей-неволей я впадал в отчаяние, перебирая мысли. Но на все, на что я натыкался, казалось мне маленьким, теряло смысл к развитию. Всё больше я хотел, чтобы произошло хоть что-нибудь, что могло меня отвлечь от этих поисков. Но как назло, никто не появлялся.

А между тем прошло чуть меньше, чем пятнадцать минут. Письмо стало подниматься, плыть в воздухе. Затем оно начало гореть сапфирным пламенем. Сгорел вначале низ, а потом верх, но пепел не сыпался. И дыма, кстати, тоже не было. Только огонь. Вскоре послание исчезло. Усталость ударила по мыслям, и сон не замедлил наступить.

Свет. Легкий весенний запах наполнял воздух. Небо цвело. На голубой простыне лежали подушки белого дыма. Сияние прямых лучей солнца. Теплые тона ветра. Жизнь, будто непонимающая, что буря раздавит, сметёт и унесёт их, продолжала свои неотложные дела. Томные белоснежные облака сонно летели. Тоска о приближающейся войне запела свинцовой болью в сердце.

Зачем все это? Не поделили власть. Одна захотела стоять выше другой. Это стоит тысяч жизней? Это стоит одной жизни?

Боль достигла своей кульминации, но начала спадать. Настало время навестить преступника. Я помрачнел. Залить такое великолепное утро чьей-то кровью? Оно не для этого было рождено рассветом, что бы на его торжестве жизни было клеймо несмываемого цвета. Но дольше держать его было нельзя.

Пройдя через весь лагерь я подошёл к месту его заключения. Трое стражников были хмуры. Они напоминали каменных горгулий посреди буйствующей цветом степью. Угрюмо отсалютовав мне, они опять застыли на земле. Я вошёл в палатку. У меня не было никакого желания выслушивать его философии. Мне хотелось покончить с этим как можно быстрее. Моим глазам предстал избитый и искалеченный единорог, лишь расцветкой и правым неизувеченным глазом напоминавший мне того, кто хотел меня убить. Я вышел и спросил:

— Что случилось?

— Простите, сэр. Ночью он не давал покоя своими выкриками о правоте узурпаторши. Мы решили немного его утихомирить. Слегка применив физическую силу. Просто он не хотел молчать. Но это не помогло. Пришлось повторить. Потом опять. И ещё раз. Ну, только тогда мы смогли хоть немного отдохнуть. Не подумайте о нас плохого, но это действительно раздражало. Мы долго его терпели его…

— Болваны! Остолопы! Прочь отсюда! Разберусь, что с вами делать, делать потом, а сейчас — бегом копать яму. Три метра в глубину. Два в длину и один в ширину. И чтоб не сантиметром меньше, а то следующий месяц будете сами в карцере сидеть.

Они тут же умчались. У меня была в полку репутация пони, который свое слово, особенно если это касается наказания, держит. Нет сомнений, что через две шестых часа все уже было бы готово.

Опять зайдя в палатку, я поздоровался с ним. Он ответил мне тем же, добавив «Сэр». Мне стало его жалко. Жестокость солдат по отношению к дезертирам не была редкостью. Случались случаи и похуже этого. Но сейчас мне показалось это незаслуженным.

— Как тебе сегодняшний рассвет? – задал я вопрос о том, что меня интересовало сейчас больше всего

— Даже не знаю как его описать. Также как и его увидеть, — я совсем забыл, что не мог его увидеть, так как находился уже не первый день в карцере.

Это ещё сильнее испортило мне настроение. Теперь я точно был не в духе. Сегодня был слишком хороший день для смерти. И в этом я уже убедился, но раз дело начато, то нужно заканчивать.

— Ты знаешь стихи во славу Селестии? – проскрипел мой и без того не самый нежный голос

— Разумеется. Этому учат, будучи ещё жеребенком. Уверен, вы и сами знаете их

— Да, это так.

— Тогда, какого черта вы спрашиваете об этом? – гаркнул он мне

Грубость в его голосе не разозлила меня. Но я все больше мрачнел. И опять мысль об чудесном утре. Ну почему нельзя это просто отложить? Можно было его повести в лагерь Луны. Но я знал, что там с ним могут обойтись гораздо хуже, чем сейчас это возможно. И я там уже не смогу облегчить его судьбу. Это будет уже не моя юрисдикция. Так что лучше пусть это случится сейчас

— Начини Начни распевать их, — его удивлённой взгляд стал живым после моих слов.

— Извините, но, что? Сэр, все в порядке? – полу испуг и полу восторг полуиспуг и полувосторг наполняли его речь. Он явно не ожидал такого.

— Да, все вполне отлично, если конечно не считать событий, происходящих за пределами этой палатки. Чего ты ждешь? Начни распевать стихи во славу Селестии. Ты же радикал-абсолютист – слово абсолютизм означает время, которое было во время изгнания Луны, и это достаточно долгий период времени, чтобы обзавестись собственным термином. Радикальной называли попытку Найтмер Мун захватить власть и полностью поменять устройство государства. Даже природа в её планах должна была подвергнуться серьезным изменениям. Как мне пришло в голову соединить эти два понятия – загадка даже для меня. Но получилось неплохо.

— Кто? Это странно, ведь… хотя все равно.

Он начал в полголоса проговаривать самый льстивый, величественный и «солнечный» стих из всех, который я только слышал за свою жизнь. Он читал их с улыбкой, которую можно выдавить только недавно избитому фанатику, которому позволили почтить своего кумира. Боль и истинный экстаз. Это неестественно, и ужасающе.

Я занес меч над его головой. Он продолжал петь стих, игнорирую угрозу, которая нависла над ним. Закончив, он покорно склонил голову. Клинок полетел вниз. За мгновение до того, как его жизнь пресеклась, его губы еле слышно зашептали. Он сказал «спасибо». Возможно, он хотел сказать что-то ещё. Но лезвие уже было не остановить. Его голова упала на землю. На ней все также была благоговейная улыбка. Он не признал смерти. Или наоборот – считал её чем-то большим. Будь он не против нас, я бы троих своих отдал за его него одного.

Вложив меч в ножны, я медленно, в состоянии ступора, пошёл к выходу. Когда я перешагнул порог, яркий свет ужалил мне глаза. Я слишком долго был в тёмном, почти не освещённом помещении. Беззаботные охранники копали яму, взрываясь смехом каждую четверть минуты. Вот их я точно променял бы на казнённого.

Утро уже прошло, и волшебный флер, которым все было окутано, сгорел в лучах яркого дневного солнца. Облака пьяно летели по небесам, и монотонная игра белого не шла не ни в какое сравнение с розово-персиковыми переливами, которые уже прошли. Не думаю, что в ближайшие дни у меня будет возможность и хотя бы время, что бы чтобы наслаждаться такими видами.

Войдя в платку, я вытащил меч и кинул его на пол. Звон от падения раздался в моих ушах. Я зубами схватил первую попавшуюся мешковатую тряпку и настойчиво зашагал к оружию. Я вытирал кровь, которая почти спеклась на мече, но вовремя предпринятые меры помогли застать её в ещё жидком состоянии. Я проводил по лезвию, смотря, как оно вновь становится блестяще новым. блестящим. Ткань же приобретала отвратительный красный цвет. С каждым движением клинок становился все невиннее и все светлее. А кусок мешковины? Он становился только поганей от того, что на нём кровь. Я прекратил счищать кровь. Мой взгляд остановился на этом грубом платке. Это все, что осталось может и не от самого верного своему начальству, но от самого верного своим принципам. Ткань выбросят по пути – кровь отмывается не слишком хорошо. Могилу забудут, а платок потеряют. Все забудут, что когда-то был радикал-абсолютист, который был настолько верен той, кому доверял, что отдал за неё жизнь. Конечно, его было необходимо убить – война остается войной. Но память о нём после наступления мира должна остаться, хотя бы по причине того, что он сохранил верность на грани смерти, не сломался.

Я сунул окровавленый кусок в свой офицерский мундир, сшитый по новому образцу. Чистый меч я запихнул обратно в ножны. Теперь надо было отдать пару формальных команд и готовится к худшему – огромной армии Силестии, Селестии, уже подготовившейся к бою, которая разнесёт наш полк почти без потерь.

Во время сворачивания лагеря ко мне подошел официо-лейтенант Вариди. Он улыбнулся своей неестественной и искусственной улыбкой, когда доложил:

— Капитан, за сегодняшние сутки дезертировало всего четыре пони.

— Ну и что в этом хорошего?

— За вчерашние сутки дезертировало семь. А это в два раза больше чем сегодня!

— Не надо блистать математикой. Для того, что бы это было в два раза больше, не хватает ещё одного дизертира. дезертира. Ладно, возвращайся к своему батальону. Едва ли ты мне сможешь помочь с распределением телег с провизией между взводами.

— Что, все настолько плохо?

— Возможно. Но ты об этом должен молчать.

— Конечно, капитан, — после этих слов он, довольный, что ему доверили секрет, который уже был известен половине полка. Он мне никогда не нравился. Лизоблюд, бесчестный, глупый и самодовольный. Отвращение к нему тяжело скрывать. Но что поделать? Четверть офицеров Эквестрии имеет именно эти черты. Но именно он вызывал у меня рвотный позывы. Других я ещё мог как-то терпеть.

Иногда мне кажется, что он только притворяется глупым. И от этого мне немного не по себе.

Уже через тридцать минут мы были готовы выдвигаться. Путь предстоял недолгий. Я решил выстроить войска в боевой порядок на подходе к Додж Сити, и пройти остаток пути в полной боеготовности. Это могло занять около двух дней, но по другому действовать мне не позволяли обстоятельства. Я знал, что, скорее всего, войска Силестии Селестии уже знают где мы и выслали небольшой отряд, который находится в засаде, готовый уничтожить в считанные минуты, если мы не будем готовы к бою

Во время марша многие были взволнованы. Везде было тихо. Быть может они уже обошли нас с тыла и окружили? Я и сам находился в напряжении. Пройдя еще несколько часов мы оказались в Додж Сити.

Что я ожидал увидеть? По крайней мере мере, небольшой отряд для прикрытия тыла и защиты важного объекта. Ведь деревня, как никак, в является ближайшим источником продовольствия, если радикал-абсолютисты не смогут предпринимать решительных действий по уничтожению сил врага. Опять это название, взятое почти из неоткуда! Но нельзя отрицать – словосочетание весьма благозвучно.

Деревня оказалась весьма готова к пришествию войск. Только не солью и хлебом, а мечом и копьём. Как только мы подошли на расстояние четырёх ста четырёхсот метров, зазвонил колокол. Тут же перед посёлком выстроилась выстроились пони в неуклюжее подобие манипулы. Около трех с половиной тысяч. Приличное число, конечно, но это даже не солдаты. Лишь треть из них служила. Без сомнений, они не имеют единоличного командования и стратегии. И конечно, у них нет нормального оружия. Потери моего полка обещают быть минимальными.

Но все это если я начну бой. А это – кровопролитие. И не крови врага, а крови своих бывших боевых товарищей. Не самые приятные мысли для битвы всплывали в моей голове. В оный момент я решил пойти на риск.

— Кто здесь главный? – воспарив в высь метров этак на пять, крикнул я.

— Никто! Апфель! Альмабор! – все это доносилось до меня с разных концов армии.

— Не дольше чем через пол часа я жду вашего главнокомандующего в моём лагере.

После этих слов я опустился на землю и приказал сохранять полную боевую готовность. И сразу же после этого я собрал двух официо-лейтенантов. Официо-лейтенант – одно из старейших званий в Эквестрии. Оно сохранило древнюю приставку «официо». Это почетное высокое звание, стоящее на ступень ниже капитана.

Несколькими минутами позже я, официо-лейтинант Маврис и официо-лейтенат Вариди сидели в небольшой палатке и обсуждали план действий наших скромных, но профессиональных сил.

— Предлагая Предлагаю выставить войска по традиции – в каре. У них нет артилерии, наши мортирные батареи будут неуязвимы. Они будут находится в полной безопасности внутри строя пехоты, — предлагал Вариди

Небольшое пояснение: мортиры – это единороги, которые стреляют вверх по навесной траектории. Не совсем эффективно, но зато безопасно. И для вражеских солдат не слишком приятен любой огонь единорогов, будь то навесной или какой-либо другой.

— И как же мы будем защищать наши мобильные батареи? – язвительно спросил я. Эта стратегия была неплоха, традиционна и проверенна. В, так называемом высоком планировании, такие стратегии не применяются, так как слишком предсказуемы из-за скованности действий. Высокое планирование – это то, что в первую очередь изучают все те, кто мечтают стать генералами. Это планирование применяется против тех, чей уровень военных стратегий и комплектации армии может равняться Эквестрийскому. Основы этих стратегий были заложены ещё в древние времена. Все эти стратегии сильно влияют на психику не только солдат, но и командиров.

— А почему бы в таком случае не попытаться использовать фальконеты? — высказался Маврис.

Фальконеты – единороги, стреляющие по прямой. Это более эффективно и действенно, но есть существенный минус – нужно, что бы враг был в прямой видимости.

— Если мы сможем грамотно действовать конницей, то получиться Аспидес вели, — продолжал свою мысль Маврис

Думаю, самым правильным в этом случае вариантом будет просто приведение цитаты из книги по стратегиям высокого планирования:

«Первая тактика и одна из старейших – Аспидес вели

Построение заключается в том, что каре перемещаются по полю боя и вступают в сражения с другими каре. В середине строя стоят мортиры. В это время фальконеты идут по полю на небольшом расстоянии от каре и обстреливают врагов. Каре же в свою очередь обязаны защищать ближайшие фальконеты от атак пехоты врага, тем, что находятся рядом с ними. Потому продолжительные атаки на фальконетов очень опасны. Кавалерия кружит по полю боя и в воздухе воздухе, и из-за непрорывности каре не может на них напасть напасть, и потому скачут по полю полю, пытаясь напасть на фальконеты врага и прервать атаки кавалерии на своих, вступая в небольшие кавалерийские сражения и просто пытаясь показать безысходность атаки»

Использовать эту тактику сейчас весьма проблематично ввиду нехватки солдат. Но вариант весьма хороший.

— Думаю, самым лучшим будет стратегия изматывания, — решил я

— В таком случае нам придётся хорошо маневрировать пехотой, которая практически не будет участвовать в этой тактике. А это – львиная доля наших сил, — возразил Маврис

— Однако у них отсутвует артилерия и кавалерия, ни они плохо организованы и не смогут проявлять такие же навыки координации, как мы. У них немного шансов на успех, — говорил Вариди

Споры продолжались ещё минут двадцать, но мы все же сошлись на стратегии выматывания. Мне казалось, что Вариди поддерживал меня не потому, что считал эту стратегию правильной. Он вообще мало что понимал в военном ремесле. Это меня пугало.

Если честно, то мы не совсем успели сойтись во мнении. Во время обсуждения стратегий к нам зашёл один лейтенант, который доложил, что лидер деревни прибыл.

— Отлично. Надеюсь, что мы зря здесь все обсуждали.

Глава пятая

Основная группа, в которой публикуется дополнительный материал, а также исходный текст в формате Word: https://new.vk.com/ekvestriada

Night in the Gardens of Canterlot — https://www.youtube.com/watch?v=LOc9VH-8A1w
ficbook.net — https://ficbook.net/readfic/4634768

— Тебе насколько крепкий чай? — спросила Серера.

— Как можно крепче. Спасибо, — протараторил Тафаха.

— Пожалуйста.

— Ну, так что там дальше? — ждал продолжения я

— Да, да. Ну так вот: пришли к нам, значит, войска; поней (у Тафахи язык был прост, он мог склонять несклоняемое) приблизительно тысяча. Настоящие военные. Шансов у нас было, откровенно говоря, не много. Но сдаться без боя — это не про нас. Так и порешили, что будем сражаться до конца. Собрали всех, кто мог сражаться и кому хватило оружия. А тем, кому не хватило — ну, значит копытами сражаться будут. Набралось поней этак четыре тысячи. Неожиданно, какой-то жеребец, видать их главный, сказал, что будем переговоры вести. Дал на все про все две с половиной дюжины минут. Мы и стали выбирать, кто пойдёт. Тут речь зашла, вдруг погибнем все, никто и не узнает. А даже если и победим, никто и знать не будет, что на нас напасть хотели. Решили в другие деревни по пони послать. Меня в Эппл Лузу отправить решили, знали, что у меня брат там. Ты ж к нам часто приезжаешь. А когда выпьешь, когда полезешь через костёр прыгать и песни петь…

— Дорогой?! — прозвучал возмущённый голос Реры, которая не так часто приезжала к Тафе.

— Таф, давай пока опустим подробности «за что?» и «как?» меня запомнили твои односельчане, — настойчиво сказал я.

— Ладно тебе. Я думал, что это уже все знают…

— Кхе! Кхе! — нарочито покашляла моя жена.

— Не отходи от темы! — я стал уже немного злиться.

— Конечно. Извиняюсь. Хотя подожди-ка… а это всё.

— Как это — все? — удивился я

— Я побежал со всех копыт к тебе и вот, спустя два дня, прибежал.

— Много тебе пришлось пробежать, однако ж, — заметила Сира

— Да ладно тебе. Ещё и не такие расстояние приходилось пробегать. Вот, помню, лет пять назад…

— Таф, скажи, я так понимаю, Эквестрия против нас?

— Да.

— В таком случае, у нас не так много времени.

— Терпеть уже не будем? — спросила супруга.

— Теперь уже нет. Нужно созвать всё село. Тафаха, сможешь повторить всё это на собрании? — быстро говорил и думал я.

— Думаю да.

— Хорошо. Пусть будут звенеть колокола!

На народном собрании Тафа рассказал все, что говорил мне. Реакция была неоднозначной. Но все понимали, что спокойные времена в Эквестрии прошли.

Начали обсуждать, что будем делать. Кто-то предлагал сдаться, говоря, что так будет лучше для всех. Была идея, что надо бежать. Только куда — никто не знал. Да и, собственно, некуда было. Либо в этом месте нас могли уничтожить войска Эквестрии, которые были весьма многочисленны, либо там опасно было жить.

В этот момент вышел дядя Рольс. Это был весьма немолодой, но ещё и не совсем старый пони. Он имел скверный характер. Сильно недолюбливал верховную власть Эквестрии и при любом удобном моменте высказывал это. Но он на это имел причины.

Когда-то давно, ещё до моего рождения, он, будучи молодым, уехал с фермы в Мэйнхэттен. Там он стал преуспевающим чиновником, который быстро поднимался в своей должности. После ему предложили работать в Кантерлоте. Конечно же, он согласился. Дела шли великолепно, он уже подумывал скопить денег и открыть небольшое предприятие по производству яблочных консервов. Они могли бы использоваться в армии для того, что бы в долгом походе им было, чем питаться. Это очень помогло бы нашей семье в продаже яблок. До этого консервы производились только мастерами умельцами вручную и только на особые случаи, вроде заказов богатых аристократов (не совсем понимаю, что им нравится в этих консервах, вкус у них противный, но не мне их судить). У него был проект машины, которая могла бы создавать эти самые консервы настолько быстро, что прокормила бы половину Эквестрийских войск. Поговаривали, что он пытался стать дипломатом, но что-то там не получилось. Однако некоторые навыки дипломатии он имел. Но к тому времени он уже был успешным пони с хорошим состоянием. Потом его то ли подставил, то ли оклеветал какой-то начальник местных властей, и в итоге он лишился работы, к тому же его заставили уплатить большую сумму. В конце концов ему пришлось вернуться на ферму как нищий, без надежды на возращение, со свирепой ненавистью в сердце.

Когда он начал говорить, все знали, что в его предложении не будет слов «сдаться» и «бежать». Он хотел мести.

— Тихо!!! — успокоил он кричащую толпу, — Эпплы и просто честно трудящиеся пони, я не могу понять тех из вас, кто предлагает убегать от проблемы. Прямо сейчас, наших братьев, сестёр и их детей убивают в Додж Сити! И вы предлагаете бросить их, или, что ещё хуже, перейти на сторону врага? Это не достойно даже поганых свиней, коих мы выращиваем на ферме, что бы в нужный день зарезать! — все замолчали, слушая речь Рольса, — предлагаю такой план действий: мы, обычные труженики, объединяемся в одно целое. Мы должны отправить письма всем Эпплам. Пусть они будут знать, что Эппл Луза готова воевать. И, если они настоящие Эпплы, не сомневаюсь, они присоединяться к нашему движению. Добьёмся справедливости для Эпллов, величайшей семьи Эквестрии!!! И не только для Эпплов, но и для всех, кого ущемляет власть Кантерлота!!!

— А если нас ждёт провал? Мы все погибнем? Сгнием в подземельях Кантерлота? — начал Навштетивк. К слову, он не был Эпплом. Но пони был хорошим.

Начался недовольный гул. В словах Рольса усомнились.

— Ты хочешь, чтобы всю деревню по соседству с нами уничтожили? Ещё немного и очередь дойдёт до нас. Быть может, что тут даже символичного выбрасывания из окон не надо будет совершать.

Сомнения были развеяны. Все были готовы следовать за ним.

— Браво!!! Лихо придумал, старик Рольс! — кричали пони, в том числе и я.

— Великолепно! Рушьте администрацию! Уничтожьте угнетателей! — он приказывал именно то, чего желали многие, но все боялись быть инициаторами, — Вока, Казола, Сасероль, задержитесь немного. И Мансанас тоже.

Мансанас — моё имя. Им меня очень редко кто называли, так как оно было до изнеможения сложным и непривычным. Именно поэтому это имя мне и не нравилось. Родители назвали меня в честь некого доктора, который внёс в позапрошлом веке серьёзный вклад в медицину. Как можно заметить, я, к счастью или к сожалению, не пошёл по стопам этого доктора. Сократить имя, как это делали многие односельчане и по отношению к другим, было тяжело. Обычно имя заменяли на «друг», «брат» и тому подобное.

Во время огромного погрома я находился в небольшом домике на краю деревни. Это был дом Дяди Рольса. Вместе со мной там находились Вока, Казола и Сасероль.

— Друзья, я очень рад, что мы не стали терпеть всё это, — довольным голосом говорил Рольс.

— Ты рад всему этому? — недоверчиво спросил Сасероль.

— Конечно нет! Дорогой кузен, у меня сердце рвётся, когда я вижу разрушения. Но, пойми же, по-другому нельзя. Необходимо бороться, — ответил он

— Дядя, так зачем ты нас собрал? — недоумевал я, и потому перешёл на едва настойчивый тон.

— Ну что ж. Ты прав. Ближе к делу. Видите ли, когда мы объединимся с другими Эпплами, мне будут необходимы опытные военачальники…

— Подожди, с чего ты взял, что все они примут твое предложение? Да и мы не такие уж и хорошие военные, что бы воевать против командиров Кантерлота. К тому же, надо надеятся, что мы обойдёмся без крови и сражений, — спросил Сасероль, впившись в него взглядом.

— О! Поверь мне, они примут мой план. Битвы? Да, конечно, хотелось бы, что бы они допустили к власти всех, снизили бы ниже плинтуса налоги. Только, боюсь, просто так они это делать не станут. Также, как и не стали давать независимость восточному побережью, когда те захотели свободы. И если бы тогда, восемьдесят лет назад, они проявили немного больше мужества, чем сейчас, то смогли бы получить то, чего хотели. Надо показать, что мы сила, с которой надо считаться! — он стукнул копытом по столу так сильно, что на нем осталась небольшая, но страшная вмятина, — К тому же, насколько я знаю, Мансанас и Казола дослужились в армии до офицера, а это уже выдающиеся успехи. Думаю, и Сасероль, и Вока тоже проявят должный талант.

— Что ж, ладно, так тому и быть. У нас есть общий враг и общие цели. Думаю, ты лучше знаешь, что делать, — Казола сделал полуоборот,как бы став смотреть не то на стену, не то на дверь, — Во всяком случае, Эппллуззцы последовали за тобой, — немного подумав, прибавил он.

— С Казолой можно согласиться, — я подтвердил свою мысль словами.

— Впрочем, почему бы и нет, — легко произнёс Вока

— Я тоже тебя поддерживаю, Рольс. Но у меня есть пара вопросов. Я хотел бы задать их наедине, — недоверчиво говорил Сасероль

— Нет проблем, — сказал я, после чего все, кроме Сасероля и Рольса, вышли из дома дяди и разбрелись по домам.

Глава шестая

Основная группа, в которой публикуется дополнительный материал, а также исходный текст в формате Word: https://new.vk.com/ekvestriada

На утро следующего дня в Кристальную Империю прилетели жандармы. Я стоял, смотря в окно, наблюдая то, как быстро улетают последние минуты моей жизни. Они меня ещё не видели, но теперь, когда Канцелярии нет, их ничего не остановит. Ни один из моих агентов ещё не успел обосноваться в Кристальной империи, потому я был абсолютно беззащитен.

У Мельёна не было агентов и вовсе. Он не любил держать их постоянно, предпочитая в каждом городе обзаводиться новыми. И вообще он больше любил всё делать либо сам, либо с помощью влиятельных друзей.

Я не знал, где он сейчас находится. Впрочем, он мог убежать. У него были отличные отношения с грифонами, в государстве которых он мог бы укрыться.

Точно, совсем забыл, что я уничтожил их государство, разбив его на десяток мелких княжеств и графств, а вместе с государством все его связи перестали также что-либо значить. Хорошие отношения с грифонами – миф, распространённый среди несведущих в дипломатии. Грифоны нас ненавидят. Но каждый из них жаждет, что мы поможем. Если Мелье прибудет туда, то его сразу же выдадут Кантелоту за небольшую помощь в виде полка во временное пользование (или просто за блаженный нейтралитет, который сейчас ценится больше любого сокровища). Там многим сейчас нужна поддержка для власти.

Я в последний шанс оценил свои шансы. Они были нулевыми, ничтожными и жалкими. И, как и было мне всегда свойственно, я решил не затягивать. Быть может, если я выйду сам, и не попытаюсь сильно явно сопротивляться, то моя казнь будет не столь унизительна и болезнена. Я даже могу этим ослепить их чуткую бдительность, что, при должном моменте, может мне сыграть на пользу.

Я стал спускаться. Проходя по зеркально-чистым ступеням, я поник головой. Мягкий свет освещал нефы дворца. В последний раз я видел всю невинность кристальных стен. Мои мысли затуманились, я не мог спокойно думать. Постепенно мной завладело непреодолимое желание побыть ещё немного в стенах дворца. Нет, у меня не было желания жить, ведь это сейчас невозможно, а желать невозможного – все равно, что жить в мечтах. Мне хотелось видеть дворец. Видеть его сейчас. Видеть его перед смертью. Слышать его тишину. И покорно ждать в его стенах неминуемой, страшной смерти.

Все эти чувства были безграничны. Они поглощали меня, делали меня безвольным. Я пытался думать о другом. Мне воздух становился свинцовым. Но нужно было идти. Хотелось остаться здесь. Мысли взяли надо мной верх, но лишь на мгновение. Я остановился. Боль была нестерпима. Меня лихорадило. Сам не зная почему, я повернул. Я повернул, и вместо того, чтобы идти через парадный выход, пошёл через другой, более скромный. В моей голове мелькнула мысль. Я подумал, зачем я это сделал. На этот вопрос родилось сразу несколько ответов.

Во-первых, таким образом я удовлетворяю возникшую из неоткуда жажду находиться во дворце. И, несмотря на необычность и спонтанность желаний, этот ответ меня удовлетворил. Ведь, таким образом, я мог на немного отсрочить свой выход на улицу. Черт побери, откуда ж у меня такое специфичное желание?

Ну а во-вторых… Мы, ну, или, по крайней мере, я, часто делаю необдуманные поступки. Свернуть и пойти по длинной тропе, сходить в другой ресторан, неожиданно пойти на бал или концерт – разве это не имело место в жизни каждого, будучи в разных масштабах. Отчасти это часть моего характера, отчасти это в разной мере свойственно (если следовать моим наблюдениям) всей природе. Также стоит добавить, что непредсказуемость не раз помогала мне выжить, создавая из меня лютый кошмар тем, кто за мной следит. Так что отчасти это ещё и профессиональная особенность, не слишком любимая и ценимая у тактичных дипломатов.

Скромный выход находился на не таком уж и большом расстоянию от парадного. По непонятным соображениям в нем не было двери. Это была чуть ли не дырка в фасаде здания, которая вела в его внутреннею часть. Я весьма хорошо вчера изучил строение комнат в Кристальной Империи. И, несмотря на визуально небольшое расстояние, из-за структуры дворца пришлось пройти немало залов и сделать крюк.

Через несколько минут я не чувствовал ничего, кроме радости. Это было восхитительное чувство – бродить по кристальным комнатам. Небольшая тень сомнения смущала меня. Откуда у меня такая любовь к кристаллам. Я всегда относился к ним весьма холодно. Здесь, по всей видимости, было виновно ещё и здание. Кто знает, какие тайны были заложены в этом древнем городе.

При ввходе через черный ход, в мои глаза ударил яркий дневной свет. Удивительно, я так сильно отвык от природы, от воздуха и лучей солнца, которые царили снаружи. Казалось, будто я шёл вечность. Как будто с того момента, как я начал спускаться с лестнице с твердым мнением о добровольной сдаче войскам, прошло как минимум десятилетие. Мои принципы, мои мнения о вещах изменились, преобразились, стали другими.

Я огляделся. Жандармы, ловчие госпожи правосудия, были в другой части города. Их было по меньшей мере десяток, они были хорошо обучены и так далее. В общем, от них было весьма тяжело скрыться и ещё тяжелее что-то скрыть. Но я не видел их в округе. С того места, на котором я находился, не было видно ни парадного входа, ни Светлой Площади, и я не знал полностью ситуацию. А вдруг они сейчас все находятся во дворце, пытаясь меня найти.

Мимолётная надежда. Небольшая, легкомысленная, но она меня ободрила. Я не думал о своих шансах. Я не думал о болезненных последствиях. Я не думал о том, что могло бы быть, если бы все же оказалось, что неудача превысит удачу. Я просто побежал.

Бежал настолько быстро, насколько мог. Даже немного быстрее. Бежал, боясь оборачиваться. С каждой секундой моя надежда крепла. Я боялся оглянуться, узнать, что меня преследуют.

Прошло некоторое время. Я смог выбраться из города. Пробежав сверх этого ещё приличное расстояние, я остановился. Только в этот момент я почувствовал сильную усталость и сбитость дыхания. Ещё пара шагов отделяла меня от небольшого холма, за которым я мог быть, хоть и недолго, но передохнуть, вздохнуть и вновь продолжить побег. Дипломатам редко когда приходилось применять физическую силу, а бегать не позволяла гордость. Эти пара шагов казались сейчас гораздо сложней чем все, что я пробежал. В тот момент я был рад отдать своё ухо, но не проходить эти шаги.

Сделав огромное усилие, я медленно преодолел возвышенность. Взойдя на неё, я понял, что у меня уже не было сил ни на какие движения. Но нужно было идти, нужно было скрываться. Не в силах сделать что либо, я упал и покатился по отвесной стороне холма. Одежда на мне пачкалась и рвалась, я то и дело бился об случайный камень, но это лучше, чем умереть, и гораздо лучше, чем продолжать идти.

Скатившись с холма, чувствую, что усталость напала на меня с ещё большей силой. Не в силах больше сопротивляться, я закрыл глаза и в тот же миг потерял сознание.

В моём сознание в один миг промчались все события вчерашнего и сегодняшнего дня. Больное воображение искажало и меняло форму всех мыслей. Вот, на одной из стен было написано слово «йекеб». Прочитав снова это слово уже звучало не как «йекеб», а как «хогнет». Я попытался задуматься, что это значит, но неуспел, так как пол подо мной провалился. Я упал в другую комнату, ничем не отличающуюся от прошлой. Потолок был абсолютно непроницаем. Взглянув опять на стену, я заметил, что там вновь что-то написано. Я не мог прочитать надпись, хотя она была даже больше, чем две предыдущие вместе взятые. Мне казалось, что она написана как-то слишком мелко. Сощурившись, я подошёл, чтобы рассмотреть стену поближе. Пол провалился. Я вновь упал. И вновь та же комната. И вновь надпись, которую я не могу прочесть. И вновь я приближаюсь. Я не могу приблизится, сам не понимая почему, моё тело отталкивает меня от этой мысли. Оно отталкивает меня, не даёт подойти. И чем ближе я, тем сильнее меня вырывают из себя. Я поворачиваюсь, собираясь уйти. Неожиданно загадочная сила стихает. Я больше не чувствую её в своем сердце. Я делаю первый шаг назад, но тут же разворачиваюсь и стремительно приближаюсь к надписи. Красивые серебристые буквы переливались лунным и золотым светом. Казалось, в этих буквах было запечатлено желание самой пустыни быть чернильно-черным морем, непреодолимая ностальгия и тоска дерева по ручью, который давно пересох, оставив догорать сухое дерево в собственной агонии. Я начал читать, что написано, все больше приближаясь к соблазнительной надписи. Вдруг нежный свет, согревающий скрипку моей фантазии и гору моей мысли, стал испепеляюще ярким. За миг до этого меня вновь отбросила сила. Но я продолжал смотреть, продолжал пытаться прочитать это. Свет обжёг мне лицо, но я продолжал. Пол провалился, я попал в никуда. Вокруг меня ничего не было. Ничего. Кромешная тьма. Но надпись осталась. Она продолжала светить пепельно-золотым светом. Я вновь пытался. Вдруг то, на чем я стоял, исчезло. Но я не упал снова в никуда. Я падал и не видел ничего. Но где-то вдалеке я видел снова надпись. Теперь она звучала как «зимперер». Надпись с каждой секунды удалялась, но при этом слово становилось всё отчётливее. Теперь слово выглядело как «фидацмер». И с каждой секундой я приближался к смыслу, отдаляясь от слова. Все исчезло.

Я проснулся. Силы наполняли меня. Дул лёгкий ветер. Трава, на которой я лежал, шелестела. Я наслаждался всем этим столько, сколько мог. Однако всему когда-нибудь приходит конец, тем более долго нежиться на позволяло моё положение беглеца. Немного потянувшись, я открыл глаза… и увидел ничто.

Глава седьмая от лица Энедры

Основная группа, в которой публикуется дополнительный материал, а также исходный текст в формате Word: https://new.vk.com/ekvestriada
Night in the Gardens of Canterlot — https://www.youtube.com/watch?v=LOc9VH-8A1w
Марш 60-ого временного ударного полка Великой Гражданской Войны — https://www.youtube.com/watch?v=iF_bIKhx3vE

«Отряд солдат, глубокой ночью, вместе с несколькими офицерами сопровождают капитана Энедру»

— Ну и где же он? – спросил я.

— В небольшой палатке на самом краю лагеря, — ответил лейтенант.

— Откуда у нас лишняя пустая палатка? – задался вопросом Вариди.

— Черт подери, Вариди, а ты прав. У нас же действительно немного недостает палаток. Лейтенант, ответьте на вопрос официо-лейтенанта, — меня тоже интересовал этот вопрос.

— Да, у нас нету лишней палатки. Это палатка нескольких пегасов. Мы временно выселили их, на время переговоров, — сказал лейтенант.

— Кто разрешал вам действовать так? – воскликнул Маврис, пылая от гнева.

— Маврис, успокойся. Лейтенант действовал весьма поспешно, и, к слову сказать, весьма правильно, — немного повелительно и возвышенно процедил сквозь зубы Вариди.

— Замолчите, — произнёс я в адрес двум официо-лейтенантам, а затем заговорил с лейтенантом, — он один?

— Да. Абсолютно, — уверил лейтенант.

— Хорошо, — сухо сказал я.

Пройдя несколько десятков шагов, мы оказались на самом краю лагеря, где и должен был находиться их предводитель.

— Вон в той палатке, — указал копытом лейтенант.

— Я пойду один. Двое пони пусть будут стоять у входа, — приказал я.

— Будет сделано, — отсалютовал Маврис.

Я вошёл в палатку. Освещением служили пару светильников. В другой части помещения сидел неопрятно одетый пони. Головным убором ему служила небольшая потёртая шляпа с красочным самобытным узором из красных и зелёных точек. Сам он был салатового окраса и с жёлтой гривой.

— Хмммм, хорошая шляпа, — отметил я.

— Да… Спасибо, — он говорил неуверенно, озадаченный тем, с чего начался разговор, — эта шляпа досталась мне ещё от моего отца, и была при мне всю мою жизнь… — он сделал небольшую паузу, сглотнув слюну и умоляюще посмотрел на меня — Скажите, когда последний мужчина… последний юноша… последняя женщина умрёт… вы не могли бы пощадить детей? Те не смогут сопротивляться, и это будет…

— Оу… То есть вы не желаете… Я думал, вы не хотите кровопролития… — теперь уже шокирован был я. Никогда не был на переговорах, но не думал, что они должны начинаться так… кроваво. Конечно, я всегда знал, что дипломат из меня как из овса стены… видимо, наука о переговорах гораздо более тонкая, чем я представлял.

— Поверьте, мы не хотели и не хотим чтобы кто-то умирал… Мы всей душой преданны Кантерлоту! – говорил он.

Кантерлот… Ныне этот город – город Селестии. Его можно было понять – он не хотел погибать, но пропустить нас – стать отступниками. Видимо, он понимал, как мало у нас, да и у самой принцессы Луны, шансов противостоять всей боевой машине Эквестрии, от которой она отколола лишь крупицу. А стать отступником – равносильно смерти.

— Я понимаю вас… Но поймите и нас, это наш долг… — вздохнув, сказал ему я.

Мой собеседник покраснел. Он был явно взволнован и, возможно, испуган.

— Но… Прошу Вас! Откажитесь от того, что вы задумали, — умолял меня старый крестьянин.

— Как ты посмел! – я был в ярости. Он пытался переманить меня на свою сторону, предлагал предать собственные принципы. Этого я не потерплю! – Как ты вообще можешь говорить о таком, когда сам хвалишься своей преданностью?!

— Вы – кровавые палачи, исполняющие приказы принцессы!

— Мы – кровавые палачи? – удивился я, а после шёпотом добавил, — пропаганда работает действительно хорошо. Вот что значит – профессионалы!

— Да, — гордо ответил мне мой собеседник. Я взорвался:

— Все, с меня хватит. Мы пойдём в наступление завтра. Я пытался договориться, но, видимо, это была глупая затея, — кричал я.

Вбежали мои солдаты.

— Вы даже не пытались. Да, мы виноваты, но разве честно за пару синяков на десятке чиновников платить геноцидом целой деревни? – красивыми словами выдал крестьянин

Эта фраза повергла меня в полное недоумение. Я абсолютно не понимал, к чему он это сказал. Прокрутив в голове разговор, я все равно не мог связать эту фразу с диалогом. После я подумал, а вдруг это что-то вроде фразеологизма, непопулярного или распространённого только в этой области. Покопавшись в своих знаниях Эквестрийской истории, я не нашёл ничего хотя бы отдалённо похожее на высказывание моего собеседника. С литературой было посложней, так как мои знания в этой области были не столь обширны. Но и там я не нашёл ничего подобного. Под конец моих размышлений, которые пролетели гораздо быстрее, чем их описание, я понял, что будет лучше напрямую спросить, как понимать эту фразу:

— Подождите! – сказал я уже собирающемуся уходить пони, а оглянувшись на солдат, приказал им, — можете возвращаться на пост. Нет никакой угрозы.

— Да-да, что вы хотели ещё сказать про долг? – раздражённо ворчал собеседник.

— Не об этом… По крайней мере не сейчас. Что значит твоя… ваша фраза «за пару синяков на десятке чиновников платить геноцидом целой деревни»?

— Не понял, — искренне удивился он.

— Вот и я о том же. Вы сказали о каких-то чиновниках. Извините, если я вас невнимательно слушал, но я не припомню, чтобы до этого вы говорили о них, — я ещё надеялся, что все разрешиться без крови.

— А вы серьёзно не знаете? – с той же искренностью спросил он меня.

— Нет, — чувствуя себя немного глупым, сказал я.

— Зачем вы пришли нас уничтожать тогда?

— Мы не пришли вас уничтожать, мы хотели пройти, и если нам дадут отпор, быть готовым к бою. Что вы, собственно говоря и хотели сделать.

— Что??? Зачем нам сопротивляться проходу войск?

— Потому что вы сами сказали это.

— Я ничего подобного не говорил. Проходите на здоровье. Мы вам хоть еды, хоть воды, и ещё чего, что вашим солдатам, и лично вам нужно, дадим – собеседник сделал паузу, — Ух, а мы-то думали, что вы нас убивать пришли. Подождите, а зачем же вы переговоры тут все эти устроили? Прошли бы спокойно, не впервой вблизи нашей деревни войскам проходить, хоть и не часто их здесь увидишь

— Ну так вы же войска уже выставили. А почему мы вас должны были… ликвидировать?

— Ну так, мы несколько дней назад… — он сделал небольшую паузу, и о чем-то задумался, — скажите, а вы не уничтожите нашу деревню, когда узнаете, что мы сделали?

— Только если бы вы вырезали всю королевскую семью. Да и там судебный процесс весьма сильно оттянет исполнение вашего приговора, — улыбнулся я.

— Тогда, думаю, вы не доставите нам много несчастья. Как бы так поделикатней сказать: весьма долгое время нам, фермерам, приходилось тратить большую часть своего времени не на хозяйство, а на, — он сделал небольшую паузу, после чего весьма выразительно продолжил, — на помощь административному аппарату. И, хоть их требования были вполне обоснованы, в какой-то момент мы уже не могли терпеть их, — он вновь сделал паузу, — притеснения.

— И вы решили не работать? – невольно спросил я.

— Нет… Да… Что-то вроде этого. Мы их немного побили и выбросили из окна, — при этих словах на моем лице отобразилось удивление, которое мой собеседник заметил, и добавил к своим словам ещё несколько, — Не волнуйтесь, никто не умер, все живы и здоровы. Все отделались парой синяков. Но с того дня прошло немного времени, пыл утих, и мы стали бояться, что придёт наказание. И вот пришли вы. Нельзя было ожидать, что про тот инцидент забудут, — он вздохнул, — мы и подумали...

Быть может, он ожидал увидеть гнев. Скорее всего, он надеялся услышать сожаление, так как им пришлось многое пережить, множество страхов, и сейчас хотел узнать, какую реакцию правительства ему следует ожидать от своих действий. Но к его огромнейшему удивлению, он услышал мой искренний, душевный смех. Его самого в этот момент переполняли самые разные эмоции: от страха до облегчения.

— Это что ж получается, — я продолжал смеяться, — мы друг друга зарезать могли, потерять сотни добрых малых с каждой стороны, и к тому же до смерти напугать всю деревню только потому, что не поняли друг друга, — я продолжал неистово смеяться над тем, какие ужасные последствия могли последовать, не упомяни он этих чертовых чиновников.

— Ваше превосходительство, не сочтите за дерзость, — по всей видимости, он не совсем понимал, как ему расценивать моё неожиданное поведение. Он переволновался, и ему можно посочувствовать, — прошу прощение, я не совсем…

— Успокойтесь, — перебил его я, — не ждите от нас плохого. Видите ли, просто, как я понимаю, вы не знаете всей картины событий, которая мне уже известна. Я думаю, не стоит вас мучить, потому расскажу все, что я на данный момент знаю и что вам положено знать. Разговор, который велся до того, как я рассмеялся, можете считать одним большим недоразумением. Хорошо?

— Конечно, как вам будет угодно, — все ещё скованным, но уже не таким дрожащим голосом говорил мой собеседник.

-Вот и отлично. Итак, с чего бы начать.

Я рассказал ему ровно столько, сколько мог рассказать про внутренние дела Эквестрии, а именно про события, которые имели место быть в последнее время. Естественно, с небольшим приукрашиванием в сторону принцессы Луны – просто небольшая предосторожность, чтобы обеспечить хоть небольшое уважение моего выбора, ведь как-никак, а официально я встал на сторону предателей в этой войне. Думаю, никому не нужно объяснять, что это не самое благочестивое клеймо. Интересно, а бывают благочестивые клейма? Не важно.

После моего рассказа он сказал, что не может решить, какую сторону выберет в этом конфликте. И хотя в тоже время он заверил меня, что сочувствует именно Луне, я уже убеждался, что он не может сделать выбор, который пошёл бы в разрез с выбором его деревни. Также он высказывал предположение, что скорее всего он и его деревня займут нейтральные позиции. Это уже было хорошо. По крайней мере, этот конфликт был решён без крови. Мой собеседник был тоже этому несказанно рад.

Я вышел из палатки и объявил, что конфликт решён мирно. Радостные возгласы раздались в толпе солдат, скопившихся около палатки в ожидание решения. Я спросил моего собеседника:

— Друг мой, да я же до сих пор не знаю вашего имени!

— Обвидин. Эрлиб Обвидин. Ваше первосходи…

— Не надо, — уже не в первый раз я перебивал его, — Вы можете звать меня «Капитан Энедра». Хорошо?

— Хорошо, — почти уверенным тоном сказал Обвидин.

— Вот и отлично. Идите в свою деревню и расскажите о этих несчастных переговорах всем своим землякам,скажите, что сегодня все могут спать спокойно. И да, ещё кое-что: вы не будете против, если мы задержимся в ваших окрестностях до завтрашнего дня? День подходит к концу, а лучшего места для привала в округе не найти.

— Разумеется! Оставайтесь здесь хоть на месяц. Никто в селе не будет против,- уверял Эрлиб.

— Спасибо большое, но больше, чем на день, мы вряд ли задержимся. А теперь ступай в деревню, там тебя, наверное, уже давно ждут.

— Вы правы, — сказал Обвидин, уходя из лагеря. Надо сказать, что он чуть ли не скакал от радости.

Солнце уже давно зашло за горизонт. Крохотные бабочки порхали, наслаждаясь легким свечением золотого неба на западе, а пчелы спешили улететь в улей. В воздухе веял дурманящий аромат нарциссов. Земля цвела изумрудами.

Через пару минут лагерь освещался только лишь светом немногочисленных факелов.

На следующий день погода была не самая великолепная. Лил сильный дождь, дороги были в свойственной весне грязи, а я, смотря из палатки на всю эту картину, размышлял. Предметом моих мыслей был вопрос «почему войск Селестии нет в Додж Сити?». Никто из деревни даже не знает, какие страшные и неожиданные события произошли в Кантерлоте. Собственно говоря, не знаю их и я, но зато я знаю что они были. А это – уже хорошие сведения!

Ни для кого не секрет, что эквестрийская армия, испытанная веками, невероятно организованна. И организованна она больше не в плане боевой организации. В бою хоть и редки, но бывают случаи бегства с поля боя. Она организованна по особому, бюрократически. На каждого солдата имеется досье, которое позволяет в случае необходимости узнать про него чуть меньше, чем всё.

Наша военная иерархия весьма громоздка. Но в тоже время она обеспечивает отличную организацию. Командующие могут в точности знать, что может и что не может сделать полк. Они могут полностью полагаться на эту систему, и потому в Эквестрийской тактике присутствует больше фактор вычисления, а не случайности. Часто происходят перемещения солдат из одних полков в другие, чтобы их боевые качества лучше соответствовали их полку. К тому же Совет Первых Генералов (высший военный орган) определяет, куда передислоцировать полки, а то и даже и стратоксы (самая большая военная единица). После этого генерал-лейтенанты и генерал-команданте выстраивают линию обороны, заодно продумывая все планы наступления, все тактики, чтобы наилучшим образом использовать любой расклад событий (благо, большое количество шпионов позволяет получать нужные сведения). Все это, конечно, согласовывается с советом генералов и друг с другом. Далее команданте и капитаны проверяют каждого офицера, чтобы механизм не дал сбой. Талантливых отправляют командовать самыми ответственными соединениями, а тех, кто не слишком хорошо владеет искусством командира или тактика, отправляют командовать не слишком важными соединениями, где они уже на вряд ли поднимутся в звании. Так же они разрабатывают планы действий во всех предполагаемых сражениях. Опять таки, согласовывая это с генерал-команданте и генерал-лейтенантами и между собой. Официо-лейтенанты проводят проверку каждого солдата, чтобы точно знать, чего ожидать в бою. В этот момент проходят основные перемещения солдат из одних полков в другие, дабы ожидать от каждого солдата не больше и не меньше того, что он может. Предусматривается, где в строю будет находиться каждый солдат во всех битвах (запоминать это, разумеется, должен сам солдат), чтобы точно знать о том, как будет проходить бой. Су-лейтенанты и лейтенанты же смотрят, изучают и контролируют результаты боевой готовности и состояния снаряжения войск. Если что-то выходит из под контроля, то этим занимается сержант, который попутно проводит тренировки войск, чтобы войска были обучены ведению боя в тех условиях, с которыми им, возможно, придётся столкнуться. Тех, кто проявляет особое стремление во время подготовки, назначают ефрейтором – почетным солдатом, который должен помогать сержанту с подготовкой войск. И во время всего этого планирования командующие, разумеется, оперируют точными готовыми числами. А как раз созданием этих готовых чисел, обеспечением согласованности между командующими и обработкой данных занимается военная администрация. Хочется сказать, что этот военный орган весьма хорошо выполняет свою работу, но, к сожалению, только тогда, когда все уже спланировано. В этот период ему достаточно лишь вносить небольшие изменения в досье каждого солдата и небольшие правки в планах, на случай, если что-то пойдёт не так. Но вот когда начинается первичное планирование и передислокация сил, военная администрация не справляется с гигантской нагрузкой. Тогда данные начинают обрабатываться ещё и любыми другими административными заведениями. В то же время эти заведения, по всей видимости, тоже не справляются и начинают эксплуатировать живущих в окрестности пони. Не раз выдвигалось предложение увеличить размер военной администрации, но всегда сталкивались с одной проблемой, или, если позволите, парадоксом. Парадокс заключался в том, что в военное время военная администрация нужна меньше всего, так как по большей части всё планируется до войны. А периоды, когда всё обрабатывается и планируются не так уж велики и достаточно редки, потому содержать такой громоздкий орган не выгодно. По всей видимости, в этот раз простые пони не выдержали этой нагрузки.

Разумеется, если бы все эти события в Кантерлоте произошли уже после планирования, то у принцессы Луны не было бы и шансов. Военные силы мгновенно бы победили нас. Но, к счастью, или, быть может для некоторых к несчастью, все это произошло прямо во время планирования. Я предполагаю, что именно из-за этого силы Селестии ещё не дошли. Но все равно очень странно, что они задержались на такой промежуток времени.

Необходимо было прямо сейчас выдвигаться в путь. Раз уж нам дана возможность добраться до лагеря Луны раньше, чем вражеским войскам, то необходимо использовать это преимущество.

Мы выдвинулись в путь. Дорога была не из лучших. Грязь, слякоть, дождь и полу разбитая дорога. Да и расстояние весьма большое. Поэтому мы дошли до Бэд Лэнда только в позднюю ночь, ближе к полночи.

Я первый вошёл в долину, что бы не вызвать никакой враждебной реакции. Я не совсем знаю, называть ли это долиной или ущельем. Ладно, пусть пока что будет долиной. Она представляла из себя огромное углубление в горах, где стены были на удивление ровными и красными. История этой местности очень плохо известна. Из тех немногих рассказов, а местами и легенд, я слышал, что здесь когда-то был процветающий город. По культуре он был равен Кантерлоту, а по экономике – Мэйнхэттену. Он назывался необычным, не свойственным уху современного пони названием — Тсагхрис. Вместе с городом процветал и весь юг Эквестрии, строилось множество деревень, торговля цвела. Но во время одной из самых кровопролитных войн с драконами, наша, тогда ещё не самая организованная армия, совершила несколько серьёзных стратегических ошибок, драконам был дан шанс добраться до Тсагхриса. И они воспользовались этой возможностью полностью. Драконы направили все свои силы на то, что бы захватить эту крепость. Это было сущее самоубийство с их стороны, так как город был хорошо укреплён (ввиду его важности). В тот момент мы отступали, и все больше сил концентрировалось в Тсагхрисе. От этого крепость становилась ещё более неприступной. Но существовавшая тогда Танинская Империя (старое название государства драконов) была по мощи достойным соперником Эквестрии, и во многом была лучше нас. Армия у них была великолепная (для того времени). И, хотя нападение драконов было очевидно, мы, по непонятным причинам, были не готовы. Почему? Это до сих пор один из главных вопросов военной истории, так и не решённый. Ночью на город налетели десятки тысяч драконов. Уже в первые минуты десятая часть города была полуразрушена. К тому времени количество жертв уже вызывало ужас. Но мы смогли, хоть и с запозданием, отреагировать. Самыми первыми в бой вступили отряды пегасов, которые взлетели вверх, и, несмотря на ожесточённые обстрелы, разрушил строй драконов. Однако, их численное превосходство свело на нет две попытки прорвать окружение. В те времена ещё не практиковали полёты на разных высотах, а это могло бы в тот момент отлично помочь нам. Драконы не смогли восстановить строй, но стали активно пытаться пресекать попытки дальнейшего прорыва от земли. Тогда войска пегасов стали объединяться в большие очаги сопротивления. Сформировалось пять основных очагов: северо-западный, северный, южный, восточный и западный. Южный и северо-западный очаги, у которых было больше всего простора для маневрирования, вскоре построились клином и начали таранить строй драконов. Попытка южного очага была быстро погашена, и он лишь растянул линию соприкосновения с вражеским строем и потерял тактическое превосходство. Прорыв северо-западного очага в противоположность южному была успешна до некоторого времени. Пегасы разбили отряд драконов, который сковывали их движения и не давали двигаться на север. После этого команданте Нагарр, командующий этим очагом сопротивления, смог свободно маневрировать. После этого клин без труда уничтожал строй драконов, стоявший по отношению к нему боком, с востока на запад, и придерживающийся тактики разомкнутого строя. Драконам был нанесён серьёзный удар, и они знали, что рана будет тем шире, чем дольше они позволяют северо-западному фронту свободно действовать. Самые близкие к северо-западному клину драконы сформировали неэффективное на сегодняшний день, но на тот момент инновационное и популярное в войсках Танинской Империи построение «гури». Оно заключалось в очень плотном строе, где солдатам действительно тесно, в несколько рядов. Прорвать этот строй немыслимо. Самым благоразумным было бы остановиться и держать оборону. Немного более безумно было бы повернуть назад и попытаться прорвать строй врага, который преследовал их с тыла, но был менее плотным, и разбить его представлялось более возможным. Полнейшим безумием было бы пытаться прорвать по бокам, где уже создавалась построение гури, но были выстроены только первые два ряда, вместо обычных для построения шести. Но команданте Нагарр выбрал вариант, который находился за гранью безумия, и вряд ли был бы рассмотрен кем-то, кроме него. Он направил войска вперёд, прямо на гури. И в нескольких десятках метров от гури разделил клин на два других, которые стали двигаться относительно своей прежней траектории буквой Y. Драконы не понимали, зачем он это делает. Дело было в том, что из-за большой плотности солдат и немалого количества рядов, нужно приличное число солдат что бы создать даже небольшую гури. И потому гури, которую построили драконы, была большой лишь относительно стандартной гури шириной в пятнадцать метров. Гури, с которой имел дело Нагарр, была шириной приблизительно в двадцать пять-тридцать метров. По бокам же гури была не защищена. Между боковыми гури и фронтовой гури были небольшие пустые расстояния, дыры в обороне, которое приметил команданте Нагарр, и благодаря Y-движению смог провести оба клина через эти дыры. Думаю, не требуется говорить, каково было удивление драконов, когда их непобедимое гури обошли и попали сначала во фланг, а через пару секунд и в тыл. Из-за плотности строя солдаты не могли быстро развернуться, и пегасы быстро их уничтожили. Легендарная гури, не потерпевшая до этого ни одного поражения, была побеждена. Её репутации был нанесён непоправимый удар. После этого сражения гури все реже появлялась на поле боя, пока и вовсе не исчезла. Но, хоть это и была значимая победа, до настоящей победы было ещё далеко. Нагарр видел, что его пытаются снова взять в окружение. Это был лишь вопрос времени. Но было ещё одно обстоятельство, которое заставляло его действовать. В двух сотнях метров на юге на них летел татинский клин. Драконы были более мощными, чем пегасы, и, скорее всего драконы прорвали бы пегасов, а не пегасы драконов. Однако был тут небольшой нюанс, который мог бы увидеть только опытный солдат, много воевавший с драконами. Дело было в том, что танинский клин уже набрал большую скорость, и повернуться даже на несколько градусов для них было проблематично. Нагарр видел, что клин движется не на них, а немного восточнее. Именно в том направление находился северный очаг эквестрийских сил. Танинский клин по численности превышал имеющиеся у Нагарра войска в полтора раза. У него не было шансов протаранить драконий клин. Но команданте даже и не думал о разбитие клина. Он выстроил свои войска прямоугольником, широкая сторона которого была обращена к татинскому клину, а после отдал приказ о наступлении. Когда прямоугольник столкнулся с клином, он его в буквальном смысле обволок. На солдат нагара пришлась малая часть натиска. Клин был вынужден остановиться. У драконов почти не было потерь, но они потеряли скорость, которую долгое время набирали. Вскоре Нагарр был вынужден отступить к северному очагу эквестрийских сил. Примерно в тоже время южный очаг был полностью уничтожен. В самых защищённых и тактически важных пунктах были выставлены единороги, вынудив часть танинских сил приземлиться, проводя бой ещё и на суше. В основном их силы были сосредоточены на востоке и юге. В начале они успешно продвигались на запад, но после столкнулись с более-менее целыми укреплениями, и скорость их продвижения была сильно замедлена. По прошествии четырёх часов, примерно в середине города мы перешли в контрнаступление. Но мы не продвинулись на большое расстояние, и через два часа нас опять откинули к центру. На воздухе же восточный очаг перешел в наступление. Так как на севере ситуация складывалась более менее в нашу пользу, то восточные силы решили направиться на поддержку южным, так как не знали, что южный очаг уничтожен. Через час северным силам удалось окончательно переломить ситуацию в свою сторону, но все попытки пробиться к западным силам были безуспешны. Западный очаг теснили больше всех остальных, и он не мог долго держаться. Тем временем на юге силы востока, под командованием Арксиса, не смогли не только продвинуться больше чем на десяток метров к воображаемому южному очагу, но ещё и не смогли отбить контрнаступления, и восточные силы откинуло на восток. Южные силы не стали долго преследовать восточные, а направились на север. Ввиду этого северным силам пришлось отказаться от попыток добраться до западного очага сопротивления. Со временем в Тсагхрис приходили незначительные войска подкрепления. Город уже начинал разрушаться, а в его западной части камень был раскалён добела. На земле наши силы таяли, а на небе – силы драконов. Шёл уже одиннадцатый час битвы, и ни одна сторона уже не могла пойти в наступление и молниеносно победить. Половина всех находившихся на тот момент в воздухе драконов полетела вниз, на наши самые укреплённые позиции, где находились единороги. Девять из десяти таких атак закончились лишь бессмысленной смертью драконов, но вот эти одни атаки из десяти уничтожили почти все наши батареи и дали им возможность не страшиться артиллерийского огня на воздухе. Большее число находившихся на земле драконов взлетели в небо, оставляя лишь немногих сдерживать врага. Больше часа город был подвержен страшным бомбардировкам. К тому времени к Тсагхрису был подведён пегас-единорожский корпус (старое военное соединение, жутко неудобное и уже давно не используемое (слава гармонии)). И знаете что они увидели, когда пришли? Вход оказался безнадёжно завален. Пегасы взлетели к небу и стали помогать оставшимся на тот момент восточным и северным силам. Единороги забрались на горы, окружающие долину и город. Горы долго и усердно обтачивались мастерами, когда места для бурно растущего города не хватало. В последствии появилась тенденция, в архитектуре и просто застройке, развивать города не в ширь, а в высь. К тому времени стены долины были крутыми, и их не трогали. Единороги подошли почти к самому спуску вниз на двести метров. Думаю, им было тяжело сохранять хладнокровие, учитывая, что они не умеют летать. Они начали массированный обстрел воздуха. Вскоре драконы уже не смогли воевать на воздухе, и им пришлось спуститься на землю, где ещё находились небольшие отряды земных пони. После бомбардировок камень, из которого был сделан город, раскалился и стал невыносимо обжигающим. Единороги перестали бомбардировать воздух и начали слепо обстреливать город, ещё больше накаляя камень. Камень, из которого была сделана основная часть города, отличался от камня окружающих долину гор. Этот камень привозился из севера, легко поддавался обработке, был красив, крепок и легко плавился. Под нескончаемым градом обстрелов вначале драконов, а после единорогов, камень не выдержал и стал в некоторых местах плавиться. Но единороги продолжали стрелять. Вскоре целые здания стали расплавляться и течь по подобиям улиц. Единороги и земные пони, которые находились с самого начала в городе, оказались замурованы в плавящемся городе. Сообщения нескольких пегасов, которые рискнули близко подлететь к погибающему городу, говорили, что даже в этом аду оставшиеся бойцы продолжали сражаться с драконами, которые бежали. Некоторые говорят, что даже общались с некоторыми из них, и что те были абсолютно уверенны, что их вот-вот спасут, пробив заваленный выход. Они продолжали занимать важные тактические пункты, пока те тоже не расплавились. Через четверть часа весь город представлял из себя озеро лавы с парой невнятных остатков башен. Через пару часов заваленный вход все же пробили, и лава сама сделала небольшой пологий подход к поднявшемуся уровню земли. Через несколько дней вся лава застыла, создав новую безжизненную поверхность, в противоположность цветущей земле, которая была до этой роковой битвы. Вместе с городом умер и весь юг Эквестрии. Города стали беднеть без торговой столицы юга, а пони в деревнях стали больше предпочитать богатство севера и культуру центра, чем нищету юга. Замок двух сестёр стал заброшен, что ещё больше ударило по гордости южан. Многие города были оставлены, и осталось лишь два: Балтимэр и Лос-Пегасус. Нынешние посёлки типа Понивилля были возведены лишь недавно. Вообще недавно зародившийся интерес к югу, называемой «реинкарнация юга», считается чудом. Хочется сказать, что и драконы многое потеряли от уничтожения Тсагхриса. В Тсагхрисе у них были большие привилегии, и многое в их экономике было завязано именно на этом городе. Некоторые историки считают, что разрушение Тсагхриса – главная из причин, почему впоследствии пала Танинская Империя. Сейчас этот бывший величественный город – не больше чем застывший безжизненный камень с небольшими бесформенными столбами, едва ли напоминающими о величественных башнях.

Я приказал войскам остановиться и ждать дальнейших приказов. На практически неподступных горах были небольшие отряды единорогов. В узком проходе, отделявшем выжженную долину, находились несколько караульных, готовых бить тревогу. Даже сейчас, после того, как город в прямом смысле стёрли с лица земли, расположение долины делало штурм этого места тяжелейшей задачей.

Но я направился не атаковать войска, а примкнуть к ним. Хотя все же страх закрался в мои мысли, я делал все, что бы не подать виду, что я боюсь. Мои копыта тяжело шагали по цветущей земле, подходя к входу. Караул подошёл ко мне, заинтриговано глядя на пони, которые стояли в строю позади меня. Один из них, без одного глаза, спросил меня:

— Сэр, можно поинтересоваться, зачем вы идёте сюда вместе с сотнями… Подожди, — караульный, задававший этот вопрос прищурился своим единственным глазом, внимательно всматриваясь и роясь в памяти.

— Что-то не так? – спросил я

— Дзерт, ты думаешь, что он шпион? — неуверенно спросил второй караульный первого.

— Дзерт? – спросил я, начиная также вгрызаться в собственную память, в надежде вспомнить, почему это имя мне знакомо.

— Нет, я думаю, мне показалось, — сказал первый второму, проигнорировав мой вопрос.

— Но все же, тебе показалось, что этот пони тебе знаком.

— Надеюсь, что я ошибаюсь. Скажите, сэр, не вы ли учились в Кантерлотской Академии Пегасов?

Эти слова поразили меня как гром. Я вспомнил. Дзерт – бывший мой товарищ, с которым мы до некоторых пор дружили в академии. Он был хорошим другом, который был готов помочь своим друзьям. Бывало, он несколько раз серьёзно жертвовал, чтобы помочь мне. Был один случай, когда я ему очень понадобился, и он понадеялся на меня. И я не оправдал его доверия. От меня требовалась мелочь, и я заверил его, что смогу ему помочь. Но причиной моего падения в его глазах была моя забывчивость, а не лживость, как он предполагал. Однако мы уже никогда не были друзьями.

— Нет, я родился на юге и учился в училище Лос-Пегасуса

— Скверное учреждение. Но не важно. Так с какой целью вы пришли сюда, — продолжал второй караульный.

— Я хотел бы присоединить полк имени Флера дю Мара к армии принцессы Луны.

— Отлично. Мы знали, что кто-то не будет равнодушен к бесчинствам Селестии! – воскликнул второй караульный.

— А что, желающих не так уж много?

— Возможно, тех кто хочет помочь среди военного командования и много, да только позволить себе могут это далеко не все. Сейчас все, если верить слухам, под пристальным контролем, и никто не рискнёт выступать против принцессы.

— Императрицы, — поправил я.

— Ну да, императрицы. Все равно от названия титула мало что измениться. Проходите, вы вовремя, как раз завтра начнётся обсуждение ситуации. Но, конечно, для начала, чтобы убедиться что вы не подосланный к нам шпион. Градеска, иди сюда, — крикнул он какому-то су-лейтенанту, стоявшему рядом и усердно расспрашивая кого-то, попутно записывая.

— О, сэр, прошу простить, что мы не можем просто принять вашу помощь, нужно столько формальностей, столько мелочей. Прошу прощение. Идёмте, — тараторил су-лейтенант.

— Ну и какие проверки я должен пройти? – спросил я.

— Если бы время можно было бы остановить, то вы подверглись бы целому ряду проверок. Но сейчас времени нет, поэтому я буду предельно краток, а вы предельно честны. Хорошо?

— Да.

— Мы можем вам доверять?

Вопрос был сложный, так как с одной стороны они полностью могут на меня положиться, а с другой – не прошло и десяти минут, как я им соврал, где я учился. И у меня было предчувствие, что это не последний раз.

— Да, я полностью предан делу принцессы Луны, — четко ответил я.

— Отлично, сэр! Принцессе доложат, что вы прибыли, и завтра вы обязаны быть вон в той палатке, — он указал на стоящую около горной стены большую палатку, — наверно, вы уже знаете, что будет собрание.

— Да, спасибо, знаю.

— Отлично, сэр! За солдат не беспокойтесь, расквартируем. Как называется ваше военное соединение?

— 31-ый кавалерийский полк имени Флёра дю Мара.

— Угу… Флера дю Мара, — бурчал су-лейтенант, — Ваше имя, сэр.

Я невольно обернулся в сторону одноглазого караульного.

— Капитан Сат’адариго Льянзе, — произнес я, пытаясь выдавить это уверенным тоном.

— Сат’адариго как Сат’адариго Васатиха? – спросил су-лейтенант

— Да. Родители меня назвали в честь него.

— Что ж, будем надеяться, что вы такой же бравый, как Васатиха.

— И вы не ошибётесь.