Мейридиана

Там на самом на краю Эквестрии

Принцесса Луна быстро огляделась по сторонам и убедилась, что в малом тронном зале кроме Селестии и её самой никого не осталось. Её царственная сестра всё-таки стерпела и дождалась, когда все посторонние уйдут, прежде чем дать волю гневу:

— Болваны! Придурки! Стадо однорогих козлов! — С каждой новой тирадой с рога Селестии срывалась одна ярко-оранжевая молния и с сухим треском изничтожала очередной парящий в воздухе свиток.

Выждав полминуты, Луна сделала круг по залу и присела на пол возле кучек пепла. Её рог засветился, и облачко магии охватило ближайшую горку обугленных чешуек. Частицы сожжённого пергамента поднялись в воздух и закружились в хороводе, стремительно собираясь обратно в прямоугольный лист. Когда каждый кусочек оказался на своём месте и всякое движение прекратилось, на чёрной поверхности проступили буквы. Вдоль строчек побежала волна радужного мерцания, как будто бы текст попытался прочесть сам себя.

— Хм-м... — задумчиво протянула Луна и подняла взгляд на Селестию. Та ещё не до конца восстановила контроль над эмоциями, и Луна опять погрузилась в чтение.

— Три года!.. Три года, сестра, этот бедолага обивал пороги коронного совета и просил дать ему доступ к библиотеке древнего царства.

— По этому вопросу нужно обращаться в публичное присутствие кантерлотского консистория, — не отрываясь от чтения, прокомментировала Луна.

— Что?

— Параграф третий "Королевского ордонанса о челобитиях". — Луна подняла взгляд на сестру и пожала плечами. — Ты сама заставила меня зазубрить весь свод законов за последние двести лет. Хотя я тебе с самого начала говорила, что толку от них будет... — Она повела копытом в воздухе.

Селестия тяжело вздохнула и принялась массировать виски кончиками крыльев.

Раздался приглушённый хлопок, и восстановленный лист пергамента разлетелся во все стороны, как потревоженная стая мотыльков. Один такой пепельный мотылёк зацепился за кончик носа Луны. Скосив глаза, она пару секунд его разглядывала, затем сдула и проводила взглядом в последний путь.

— Ты вон тот почитай. — Селестия указала копытом на крайнюю кучку пепла.

Луна восстановила ещё один изничтоженный пергамент и погрузилась в его содержание. По мере чтения её глаза то распахивались на пол-лица, то смыкались до узких щёлочек. Время от времени она издавала саркастические смешки, хмыкала и фыркала.

— Они говорили, что у этого ублюдка герцога нет ключа. А теперь оказывается, ключ есть. — Селестия принялась расхаживать взад-вперёд. — Они говорили, что у него нет и не будет никого, кто бы мог разобраться в архивах арсенала. А теперь?!

Луна наколдовала из воздуха прозрачную плёнку и принялась переносить на неё текст с испепелённого листа.

— Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, делай это сама, — ответила она, сворачивая спасённый документ в трубочку.

— Сестрёнка, мы должны не допустить войны.

— Радужная крыса! Я твой разноцветный хвост щас по волосинке выщипаю! — кричала кобыла единорог в рабском ошейнике и тащила телекинезом за хвост кобылку подростка. Кобылка скулила от боли и упиралась всеми четырьмя копытами. Вокруг её рога мерцала бирюзовая дымка, магией она пыталась сгрести в кучу обрывки папируса, рассыпанные по полу.

— А ну прекратить эту кошачью свалку! — Раздался властный голос распорядительницы рабынь великого герцога Норпонны. — Немедленно!

Кобыла агрессор погасила свой рог и пробормотала под нос:

— Ты у меня ещё получишь, мешок с костями...

— Попридержи свой норов. — Спокойный голос распорядительницы резал, как стальной клинок. — Сегодня он тебе ещё понадобится. Готовься в термы. А ещё ты и ты, живо! — Распорядительница указала копытом на двух жавшихся к стенам кобылиц. — А ты, марш в мою комнату! — приказала она пострадавшей. — Немедленно! — Повысила она голос на кобылку, которая замешкалась, подбирая копытом разлетевшиеся обрывки.

Кобылка пискнула, срываясь с места в галоп, и через пару секунд скрылась за поворотом коридора.

— Что ты творишь, горе ты моё, — причитала распорядительница рассматривая опухший синяк под глазом кобылки. — Неужели ты не можешь держаться от неё подальше?

— Она... — Кобылка всхлипнула и опустила глаза в пол. — Она рылась в моих вещах.

— У нас нет никаких вещей, мы все принадлежим хозяину. — В голосе распорядительницы прорезались жесткие интонации. Вздохнув она обняла кобылку за шею и погладила копытом по холке. — Пожалуйста, не добавляй мне головной боли, ты же умная девочка. Только посмотри на кого ты похожа! Давай я тебе гриву расчешу.

Распорядительница встала и прошла за гребнем к столику у стены.

— Нет-нет, пожалуйста не надо, я сама! — запаниковала кобылка.

— Что такое?

— Я... я... пожалуйста!.. — Голос кобылки надломился, а в уголках глаз заблестели слёзы.

— Ну... — Распорядительница хотела что-то сказать, но запнулась и резко распрямилась, закатив глаза. Через секунду шумно выдохнула и закрыла лицо копытом. — Ещё двоих. Эта ночь никогда не кончится, — пробормотала она, направляясь к выходу. Уже в дверях она остановилась. — Значит так, до утра будешь тут у меня. Похоже у хозяина на тебя какие-то особые планы, я поговорю чтобы тебе выделили отдельную комнату. Вроде у нас есть лишняя кладовка. И ради всех небес, приведи себя в порядок!

— Храни вас небо. — прошептала кобылка вслед.

Дверь захлопнулась. В замке с металлическим лязгом провернулся ключ. Кобылка поднялась и подошла к выходу. Пригнувшись почти к самому порогу, она вслушалась в затухающий цокот копыт. Затем она дернула за бронзовую ручку и убедилась, что дверь крепко заперта.

Выждав ещё полминуты, кобылка прорысила к столику у стены. Телекинезом она сгребла в кучу все склянки, кисточки, зеркальца и гребешки и аккуратно переложила их рядом на пол. Затем она обошла кругом комнату распорядительницы и собрала все три светильника, которые закрепила в держателях рядом со столиком. Наконец, наклонилась над расчищенной и хорошо освещённой поверхностью и принялась расчесывать гриву.

На столешницу посыпались обрывки папируса. Когда в гриве больше ничего не осталось, кобылка принялась раскладывать кусочки в нужном порядке. Под действием магии обрывки срастались друг с другом. Порванный лист постепенно восстанавливался.

Раздался горестный вздох. Многочисленные прорехи остались зиять в папирусе — далеко не все кусочки удалось спасти. Однако надежду вселяло то, что большая часть все же уцелела. Ещё одно заклинание, и на поверхности листа проявился рисунок.

На шею и грудь нарисованной кобылицы единорога пришлась большая прямоугольная дырка. Кобылка уставилась на своё покалеченное сокровище, но горевала она недолго. Утерев слёзы копытом, она оторвала от края папируса подходящий по размеру кусочек и приложила его к прорехе в рисунке. Повинуясь заклинанию, пересаженный кусок вживился на новое место, как будто всегда был там.

Затем кобылка выдвинула ящик столика и извлекла оттуда перо и чернильницу. Высунув язык от сосредоточенности, кобылка восстанавливала утраченные линии рисунка. Она старалась как можно точнее передать изящество тонкой шеи нарисованной кобылицы и зеркальный блеск отполированного металлического обруча, украшавшего эту шею.

Шум за дверью заставил вздрогнуть. Кобылка застыла не дыша и долго прислушивалась к шагам в коридоре. Когда всё стихло, она наконец выдохнула и приступила к опасному ритуалу.

Не моргая, она всматривалась в нарисованную кобылицу до тех пор, пока не начало казаться, что та дышит, а нарисованный ветер покачивает нарисованную гриву. На папирусе сбоку проявилась надпись:

"Ты графиня Мунлайт. Помни!"

Кобылка почувствовала как разогревается её рабский ошейник. Надпись сменилась другой:

"Ты ключ. Помни!"

Ошейник разогревался всё сильнее.

— Я помню. — Прошептала кобылка Мунлайт. — Пожалуйста, помоги!

Вокруг нарисованного рога кобылицы зажглась магическая аура. Разогрев замедлился.

"Помни!"

Перед взором Мунлайт побежали картинки из детства: мама, старшие сестра и брат. Отец, который катал её на спине, забравшись на самый край крепостной стены. Бесконечное синее небо и солёный бриз в гриве.

— Ы-ы ВУ-ЗУ-У-у У-У!!! — прогремел рог коронного герольда, и очередная делегация заняла место перед троном великого герцога Норпонны.

Пара дюжих земных жеребцов в специальной расшитой золотом сбруе подтащила огромный перевёрнутый щит, заполненный посольскими дарами. Они аккуратно поместили его на специальное возвышение. Вперёд выскочил малый герольд — молодой жеребчик в ливрее цветов посла, которого он в данный момент представляет. Ему предстояла сложная задача: красочно в стихах представить посланца далёких земель и расписать суть и достоинства преподносимых великому герцогу даров.

Эта должность была хорошим стартом придворной карьеры для отпрысков каких-нибудь мелких барончиков, если, конечно, у паренька приятный голос и хорошо подвешенный язык. Иные проныры ухитрялись обслужить сразу несколько делегаций за один приём. Как? Загадка. Видимо, их талант настолько ценился посольскими пони, что хватало на взятки охране, которая могла пропустить по секретным дворцовым коридорам или дать воспользоваться заклятием телепортации.

Хейберт Эквилакский откровенно скучал и не понимал, что он делает на этом приёме. Мог ли он подумать семь лет назад, что ему, безродному единорогу полукровке, придётся стаптывать копыта среди пышно разодетой толпы высших аристократов. Здесь каждый смотрит на него сверху вниз, причём буквально — чистокровные единороги заметно выше коренастых полукровок. Здесь обсуждают вопросы, которые ему не интересны, языком, которого он не понимает. Но что поделать — должность главного придворного мага обязывает — приходится терпеть.

Взлёт карьеры произошёл внезапно. Хейберт изрядно натерпелся от кантерлотской бюрократии, бросил всё и отправился предлагать свои услуги мятежному маркграфу Троттерику. Ходили слухи, что тот ценил по таланту, а не происхождению, и уж точно слыхом не слыхивал ни о каких циркулярных формулярах и ни о каких табелях королевских рестрикций. Но в Норпонне произошла замятня. Все ожидали, что Троттерик воспользуется случаем и перейдёт под копыто кантерлотского престола, однако он поступил иначе. Он выждал, когда политическое противостояние достигнет высшей точки, и противники начнут открыто резать друг друга. И тогда он с дружиной пошёл на столицу и сам сел на великогерцоский трон. Так неожиданно для самого себя Хейберт превратился из графского слуги в высокого сановника при дворе самовластного государя.

Если Хейберт тяготился происходящим, то его высочество великий герцог Троттерик напротив явно испытывал какую-то из очень высоких степеней наслаждения. Он вальяжно развалился на вершине сооружения, больше всего напоминавшего ступенчатую пирамиду высотой в полтора роста пони, и озирал толпу придворных, которые выстроились длинной цепочкой вдоль стены тронного зала. Кавалеры старались перещеголять друг друга вычурностью парадных мечей и сбруи, одетые в тончайшие шелка дамы блистали самыми фантастическими украшениями. Наверняка, с вершины трона зрелище обретало особый размах. Говорили, что ни при одном из предшествующих герцогов тронные церемонии не достигали такой пышности и не длились так долго.

На место подле себя, которое должна была занимать супруга герцога, Троттерик усаживал одну из своих рабынь — ослепительно красивую кобылу дикой крови. Каждый раз разную, но всегда носящую регалии герцогини. Первые годы эта практика вызывала ропот недовольства среди старой аристократии, но вассалы, присягнувшие Троттерику ещё в бытность его маркграфом, быстро растолковали недовольным суть новых порядков. Верноподданническим настроениям так же способствовал отряд пегасов арбалетчиков, которые постоянно барражировали под высокими сводами потолка тронного зала и вообще наводнили собой дворец.

"Арбалетный болт многое меняет в голове, даже если попадает в задницу," — поговаривали они.

Чтобы окончательно сломить недовольных, Троттерик разыскал и выкупил большинство знатных кобыл, которые попали в рабство во время захвата дворца грифонами. Этот захват был высшей точкой смуты и непосредственно предшествовал штурму Норпонны дружиной Троттерика. Среди несчастных кобыл были обе дочери бывшего герцога и дочери многих высших домов. В копытах его высочества появился ещё один инструмент для затыкания рта недовольным — он предлагал знатным аристократом выкупать собственных жён, дочерей и сестёр. Или дарил их за заслуги. Или оставлял при себе.

К сожалению, по-настоящему освободить их не мог уже никто — магия рабского ошейника это навсегда. Хейберт знал это, как никто другой. Когда-то он бился над проблемой ошейников целый год, но так и не получил никакого результата. Троттерик поручил ему это дело и не жалел средств на исследования, хотя и строжайше велел держать всё в тайне. Зачем это было нужно его высочеству? Наверное, хотел иметь ещё один рычаг управления вассалами. Впрочем, неудача не слишком сильно расстроила Троттерика — очевидно, уже имевшихся рычагов ему пока хватало.

— Ы-ы ВУ-ЗУ-У-у У-У!!! — громогласный рёв рога вывел Хейберта из состояния глубокой задумчивости.

Несмотря на низкое происхождение, он занимал почётнейшее место в толпе придворных — от трона его отделял только проход, по которому делегации послов покидали тронный зал. Внимание Хейберта привлекла юная кобылка, рабыня из свиты герцога. Уже почти год она регулярно появлялась на каждой тронной церемонии и занимала одно и тоже место на небольшой площадке пристроенной сбоку к самой нижней ступеньке трона-пирамиды.

Она обладала выдающейся внешностью: только-только начинающие проявляться признаки дикой крови сочетались с ещё подростковой худощавой угловатостью. На вид ей не дашь больше тринадцати — пятнадцати лет, от чего у Хейберта сжалось сердце — он сразу вспомнил племянниц, оставшихся в Эквилаке. Шкурка кобылки имела светло-фиолетовый оттенок, но удивительней всего была её грива. Хейберт ещё никогда не видел четырёхцветных грив и хвостов: тёмно-фиолетовый, тёмно-синий, жёлтый и бордовый — сочетание, живо напомнившее ночную радугу в лучах лунного света. Радуга на фоне звёзд — незабываемое зрелище, если его довелось хоть раз увидеть.

Ещё одна необычность — кобылка всегда сидела. Единственная в зале, кроме самого герцога и его фальшивой герцогини. Наверное это что-то значило, но Хейберт совершенно не разбирался в тонкостях норпоннских традиций. Его приятели, из тех кто начинал служить ещё маркграфу Троттерику, были такими же профанами в дворцовом этикете. Местные же дворяне и слуги подчёркнуто вежливо ограничивали всё общение с Хейбертом исключительно вопросами службы.

И уж если речь зашла о лунном свете... Принцесса Луна? Да. Кобылка определённо напоминала младшую из кантерлотских принцесс. Разыгравшееся воображение Хейберта мигом пририсовало к спине юной единорожки крылья, и вот уже грива и хвост сами собой превратились в струящиеся на волшебном ветру кусочки ночного неба.

Хейберт почувствовал, как между лопаток пробежала волна мурашек, и с ужасом осознал, что проиграл очередную схватку со сном. Долгая скучнейшая церемония сделала своё дело, и теперь он стоит, погрузившись в дремоту, и не в состоянии пошевелить копытом. Ему только и осталось что наблюдать фантастические картины.

Тем временем кобылка избавилась от рабского ошейника и теперь её шею, копыта и голову украшали королевские регалии. И вот уже принцесса Луна подняла взгляд и встретилась глазами с Хейбертом. Её губы двигались, но невозможно было разобрать ни звука.

— Мэтр, услышите меня! — наконец прозвучал в его голове тоненький едва различимый голосок.

— Ы-ы ВУ-ЗУ-У-у У-У!!! — Рёв рога раздался словно бы из-под воды.

Хейберт всё ещё пребывал в трансе, до тех пор пока герольд не возвестил имя очередного посланника:

— Голова объединённых гильдий кантерлотских купцов достопочтенный Айрон Чест!

Уши вновь заполнились гомоном толпы дворян, а на спину обрушилась реальность так, что хрустнули лопатки. Хейберт осознал: он больше не спит, но продолжает смотреть в бирюзовые глаза кобылки — точно такие же, как и у принцессы Луны из сна. Спустя бесконечно долгую секунду кобылка опустила взгляд и разочарованно вздохнула. Или вздох только показался? Щемящее чувство тоски пронзило сердце, когда Хейберт вновь увидел рабский ошейник на худощавой шее юной кобылки.

Загадочная кобылица

Великий герцог норпонский Троттерик мчался по коридорам своего дворца и едва вписывался в повороты. Он с трудом сдерживался от перехода на галоп, стараясь не уронить с таким трудом завоёванное герцогское достоинство. Его дружинники себя не ограничивали и, чтобы поспеть за господином, то и дело срывались в галопирующий аллюр.

Путь вёл в подземелья старой и много раз перестроенной части дворца. Зажжённый Троттериком на кончике рога магический огонёк выхватывал из тьмы неровные стены. По мере приближения к цели строительный материал в кладке выглядел всё более экзотично — почти необработанный дикий камень легко мог сочетаться с перевёрнутыми вверх ногами капителями колонн и отполированными гранитными плитами, исписанными надписями на мёртвых языках.

Даже несмотря на то, что Троттерик приказал дружинникам остаться снаружи, всё равно нескольких земных жеребцов рабочих и командующего ими десятника хватило, чтобы создать толпу. Небольшой зал был до потолка забит всяким хламом вроде поломанной мебели, полусгнившего тряпья и расколотых амфор. Часть завалов уже переместили в коридор, но основную массу рабочие просто утрамбовали и прижали досками и распорками к стенам.

Всё ради совершенно неуместного в этом интерьере объекта. В дальнем и полностью расчищенном от мусора углу на небольшом расстоянии от стен расположилось нечто вроде миниатюрной часовни. Четыре столба, установленные квадратом, в верхней части соединялись друг с другом арками. Венчал сооружение полусферический купол. Казалось, что вся постройка вырезана из цельного куска мрамора.

— Ваше высочество, предупредить мэтра Хейберта? — спросил десятник — юноша единорог бледного вида.

Троттерик неспешно обошёл сооружение кругом, прошёл под арками и с задумчивым видом провёл копытом по отполированной до зеркального блеска поверхности колонн. Наконец ответил:

— Нет. Пока нет. И заставь своих держать язык за зубами.

— Будет исполнено! — Десятник поклонился и отошёл в сторону.

Троттерик закрыл глаза и отправил магическое послание с приказом.

— А как вы нашли это? — спросил он десятника, чтобы скоротать время ожидания.

— Пыль! — В глазах десятника блеснула искра азарта.

— Пыль?

— Да, именно! Я заметил аномалии в том, как лежат слои пыли в ведущем сюда коридоре, по сравнению с соседними. Если коротко, то это указывало на то, что незадолго до нападения грифонов тут таскали много разных вещей, а потом пытались это скрыть и замести следы.

— А подробней?

С проснувшимся энтузиазмом юноша пустился в рассказ про свои умозаключения, пробы и ошибки. Троттерик отметил, что хоть десятник и хвалил себя при каждом удобном случае, но и тех, кто ему помогал, упоминал регулярно. И придворного мага, научившего обнаруживать скрытые пустоты, и простого рабочего, собственной спиной прикрывшего от обвала.

Наконец, из коридора послышался торопливый цокот копыт, и вскоре в зал протиснулись две кобылы — распорядительница рабынь и совсем юная худощавая кобылка с четырёхцветной гривой.

— Подойди сюда, дитя, — приказал ей Троттерик.

От его взгляда не ускользнуло дёрнувшееся плечо и секундный испуг в глазах, когда взгляд кобылки упал на мраморное сооружение в дальнем углу.

— Ты остаёшься, — он кивнул кобылке, — все остальные вон. — В наступившей тишине спокойный голос герцога прозвучал громко и отчётливо. — Я сказал все. — Замешкавшаяся было распорядительница нервно поклонилась, развернулась и почти выпрыгнула за дверь.

Троттерик за подбородок повернул к себе лицо кобылки.

— Ты узнала эту штуку? — Он мотнул головой в направлении часовни.

— Н-нет, — пискнула кобылка.

Она врала, но подавить естественное желание залепить оплеуху труда не составило. День полон приятных сюрпризов, и вот ещё один — каким-то непостижимым образом в тщедушном тельце маленькой лгуньи достаёт силы духа сопротивляться рабскому ошейнику. Возможно, теперь Хейберту нет необходимости бороться с этим пониедским порождением грифоньей магии. А то бедолага с прошлой осени почти не вылазит из лаборатории, а если вылезет, то его уже ветром шатает. При том, что результаты более чем скромные.

— Отныне и впредь, ты всегда будешь обращаться к моему лекарю, даже с самой маленькой царапиной, — неожиданно сменил тему Троттерик. — Синяки и раны надо лечить, а не замазывать пудрой.

— А-а... — Кобылка открыла рот, но не смогла сказать ничего членораздельного.

— Я приказываю тебе защищать свою жизнь и здоровье любыми средствами, от кого бы ни исходила угроза. — Он всё ещё смотрел ей прямо в лицо.

— С-спасибо, хозяин. — В уголках бирюзовых глаз заблестели капельки влаги.

— А теперь встань по центру. — Троттерик отпустил подбородок кобылки и указал копытом на мраморную колоннаду.

— А... м-м... Слушаюсь, хозяин. — Кобылка опустила голову почти до земли и побрела в указанном направлении.

Когда она заняла своё место, Троттерик привёл в действие заклинание.

Оправдывались самые смелые ожидания — портал распознал так и не сломленный дух ключа. Кобылка растворилась в воздухе, а пространство между колоннами заполнилось лёгким прозрачным облачком, переливающимся едва заметным перламутровым свечением.

— Левее на три шага, мэтр Хейберт! Как раз там, где знак Змееносца. — Звонкий мелодичный голос заглушил на пару секунд вечерний хор сверчков. Молодой единорог недоуменно завертел головой, пытаясь найти ту, кто позвал его по имени. — Ну же, мэтр, это между Скорпионом и Стрельцом.

Хейберт Эквилакский поднял взгляд и наконец увидел на вершине ближайшей полуразрушенной арки прекрасную кобылицу единорога. Она полулежала, небрежно свесив ноги, с маленькой площадки на высоте десяти футов. На фоне закатного неба её грива просвечивала по краям и мерцала золотистым огнём, а рог казался длинной иглой. Её тонкую шею украшал отполированный до зеркального блеска обруч из метеоритного железа.

"Стоит как ползамка, — отметил про себя Хейберт и тут же сам себя уточнил: — Ошейник, конечно же!"

— Прошу прощения, миледи, но что вы имеете в виду? — Обратился к незнакомке Хейберт и отвесил вежливый поклон.

— С позиции Змееносца сегодня откроется чудесный вид на закат. Свет пройдёт через три арки сразу, а если повезёт, можно будет поймать зелёный луч. — Всё тот же задорный голосок прозвучал совсем рядом и чуть сбоку.

Хейберт резко обернулся и увидел, что кобылица стоит в шаге от него.

— Э-э... Миледи... — Хейберт опять задрал голову и убедился, что площадка на вершине развалин опустела.

— Зовите меня Мейридиана, — заявила кобылица и обошла Хейберта по широкой дуге. Пригнув шею, она разглядывала выдолбленные в гранитном полу символы. — Удивительно, что эта астрономическая площадка, считай, единственное, что сохранилось здесь от древнего царства в нетронутом виде. Ну, конечно, если не считать естественных разрушений.

Она подобрала левитацией каменный обломок и придирчиво его оглядела, заставив вращаться прямо перед своим носом. Хейберт заворожённо всматривался в каждое движение кобылицы, любуясь грацией и лёгкостью. Ещё он отметил, что метка особого таланта на боках бёдер скрыта заклинанием, как и полагалось свободной знатной леди. Только очень сильная и искусная волшебница, обладая красотой истинной дикой крови, может позволить себе появиться на улицах Норпонны без охраны.

— Это место у местных пользуется дурной славой. Очень мало кто заходит сюда просто так, без сильной на то нужды.

— Правда? — Мейридиана глянула через плечо, в её бирюзовых глазах мерцали искорки. — А я нахожу, что здесь очень мило.

Пройдя ещё пару шагов, она опустила камень точно в центр одного из квадратов-секторов расчерченного на полу зодиакального кольца. Затем сама встала в этот квадрат и принялась гарцевать словно маленькая кобылка, играющая в классики. От удара копытом камень перескочил в следующий квадрат. Мейридиана подскакивала и приземлялась то на два, то на три копыта по правилам, ведомым только маленьким кобылкам. Наконец, она последовала за камнем и продолжила перекидывать его по зодиакальной последовательности по направлению к Хейберту, напевая при этом:

"…

Дева выгнала Меркурий,

И Весы не верят дуре,

Скорпион столкнулся с Марсом..."

— Ай! — воскликнула Мейридиана, когда камень налетел на трещину в полу и отскочил в сторону. — Ну вот, я послала луну в созвездие волка. Бедная луна... Это всё марс виноват!

— Марс, это да. Он ещё и не такое может. — Хейберт зажал рот копытом, чтобы не рассмеяться от вида расстроенной мордочки Мейридианы. Впрочем, долго сдерживаться не пришлось, и они вдвоём залились смехом.

Хейберт озабоченно взглянул на клонящееся к горизонту солнце. Мейридиана перехватила его взгляд.

— О, мэтр. Я, кажется, нарушаю ваши планы. — Она подошла вплотную к Хейберту и прядь её шелковистой гривы упала ему на шею. Нагнувшись, она шепнула ему на ухо: — Я подожду.

Шёрстку взъерошил прорыв лёгкого прохладного ветра, несущий ароматы цветущего сада. Хейберт обернулся и успел заметить краем глаза стелющееся по земле облачко серебристого тумана. Стоило только попытаться сфокусировать на нём взгляд, и оно потерялось между развалин на фоне темнеющего восточного неба. На площадке, мощённой гранитными плитами, среди древних колонн и арок Хейберт остался один.

Глубоко вздохнув и сохранив в памяти образ загадочной кобылицы, он решил обдумать произошедшее позднее. Сейчас ему и вправду нужно было подготовиться к разговору с гораздо менее очаровательными собеседниками. Они не заставили себя ждать.

С южной стороны раздался цокот копыт, и вскоре показалась группа пони во главе с коренастым земным жеребцом, одетым в дорогой камзол. По бокам его сопровождали два наёмника пегаса, вооружённых традиционными боевыми топориками в перевязи на боку. Замыкали шествие ещё два лучника, один из которых был пегасом, другой — мрачного вида единорогом полукровкой.

От группы отделился земной жеребец и двинулся навстречу Хейберту. Его сопровождавшие рассыпались цепью так, чтобы контролировать как можно больше пространства вокруг и находиться в поле зрения друг друга.

— Приветствую, достопочтенный Айрон Чест!

— И вам доброго здравия, мэтр Хейберт!

Жеребцы обменялись лёгкими кивками. Айрон Чест обернулся к телохранителям и подал жест копытом, затем опять обратился к Хейберту:

— Мэтр, вы понимаете, насколько важно, чтобы наш разговор остался в тайне. — Он скорее утверждал, чем спрашивал.

— Конечно. — Хейберт закрыл глаза. Вокруг его рога вспыхнула магическая аура, и двоих жеребцов накрыл похожий на мыльный пузырь купол. — Теперь снаружи нас не видно и не слышно.

— Ну, хорошо... — Айрон Чест ещё раз огляделся по сторонам. — Вы прочитали записку?

Хейберт кивнул.

— Вы понимаете, что предложение исходит от Её Королевского Высочества?

— Я догадался. Кому ещё придёт в голову платить придворному магу великого герцога норпоннского только за то, чтобы он оставил службу?

— Так вы согласны?

— Мне пришлось бы отслужить две с половиной жизни его высочеству, чтобы заработать столько. Но что мне делать с этим золотом?

Айрон Чест выглядел озадаченным.

— Я не купец как вы, достопочтенный, я не смогу открыть своё дело. Я не граф и даже не барон, чтобы собрать шайку лихих пони и пойти завоёвывать новые... или старые земли, как его высочество. Что мне остаётся делать в Эквестрии? Купить дом, жениться и до конца жизни промышлять ярмарочными фокусами, чтобы не сойти с ума от безделья? Ведь никакой другой магии мне, полукровке, не позволят.

— Ну, добрый господин... — Айрон Чест пожал плечами. — Наш караван будет стоять здесь ещё два дня, затем мы отплывём в оловянные бухты. Возвращаться будем через два месяца. Если вы решите согласиться, то подымайтесь на борт моего корабля в любое время.

Бордовый отсвет упал на коротко стриженную гриву Айрон Честа, и Хейберт обратил внимание, что его собеседник стоит как раз на знаке Змееносца, выбитом в гранитном полу.

— Простите, достопочтенный, не могли бы вы отойти чуть-чуть в сторону? — быстро проговорил Хейберт.

— Эм... ну, извольте. — Собеседник Хейберта выглядел сбитым с толку но отодвинулся вбок.

— Благодарю!

Хейберт встал точно на знак и развернулся лицом на запад. Солнце уже почти нырнуло под горизонт. Как и говорила Мейридиана, закат был виден в обрамлении своеобразного коридора из трёх полуразрушенных мраморных арок. Напрягшись, Хейберт припомнил нужное заклинание и принялся ждать. Спустя полминуты в месте, где только что исчез край солнца, вспыхнул ярко-зелёный лоскуток солнечного пламени. Всего несколько секунд было отпущено Хейберту, но он успел влить остаток магических сил в приготовленное заклинание и захватить такой трудноуловимый зелёный луч.

— Мэтр, с вами всё в порядке? — Басовитый голос купца звучал одновременно испуганно и обеспокоенно.

— Да-да, со мной всё в порядке, благодарю вас. — Хейберт потирал лоб копытом. Тянущая боль начинала отдавать в затылке, и зудело основание рога. Окружавший двух жеребцов прозрачный купол с тихим хрустом рассыпался, осколки моментально растворились в воздухе.

Расценив это как знак окончания переговоров, Айрон Чест наклонил шею в вежливом поклоне. Не говоря больше ни слова, он развернулся и ушёл в сопровождении своих телохранителей.

— Получилось, получилось! — раздался сзади голос Мейридианы. Хейберт обернулся и увидел, как радостная кобылица пританцовывала на месте. — Я всё видела, ты поймал его!

— Эм-м, ну, да... только я теперь остался совсем без сил. Завтра будет раскалываться голова, как от прокисшего сидра.

— Бедняжка. — Она присела рядом и обняла Хейберта за шею.

— Что поделать, миледи, только чистокровные единороги могут тратить силу не задумываясь и безнаказанно.

— Ну, во-первых, не все. Да-да, далеко не все, — заверила Хейберта Мейридиана, перехватив недоверчивый взгляд. — А во-вторых, я могла бы помочь. Хотя... за это придётся кое-чем заплатить.

— Заплатить? — Хейберт насторожился. — И какова цена?

Мейридиана подавила смешок.

— Ну, для начала, поцелуй!

Кобылица пригнулась и закрыла глаза. Хейберт замер в нерешительности, наблюдая, как лёгкий ветерок колышет её гриву, которая в сумеречном свете стала похожей на эфирную гриву принцесс. Прошла целая вечность, но Мейридиана не шелохнулась, кажется, даже перестала дышать. Она словно превратилась в картинку, нарисованную прямо в воздухе волшебными красками. Наконец, в миг, когда Хейберту почудилось, что Мейридиана начала растворяться серебристой дымкой, он обнял её и нерешительно прикоснулся губами.

Она ответила на поцелуй. В тот же миг Хейберт почувствовал, как утихает боль в затылке и начинает заполняться зияющая пустота на месте внутреннего источника магической силы.

— Ну вот, теперь тебе значительно лучше, — заявила Мейридиана, разорвав поцелуй.

— А-а... м-м... — только и смог выдавить из себя Хейберт.

— А ещё ты можешь задать любой вопрос.

Всё ещё не веря в происходящее, Хейберт тяжело вздыхал и массировал затылок копытом. Наконец он поднял взгляд, осмотрев Мейридиану от копыт до холки, и задержался на соблазнительных изгибах бёдер.

— Э-э... А почему благородные кобылы скрывают метки своего таланта? — неожиданно для самого себя спросил он и встретился с Мейридианой взглядом.

— Ну, тут всё просто. — Она тепло улыбнулась. — Все чистокровные единороги потомки кочевников, а в степи жизнь сурова, и талант волшебника обычно связан с чем-то опасным. Во многих племенах считалось, что метку можно получить, только по-настоящему рискнув жизнью. Получается, что для кобылы показать публично свою метку, это всё равно что сказать: Смотрите, я подвергала жизнь опасности, я впутывалась в опасные передряги! Наверное, я не так скромна и не так утонченна и хрупка, как выгляжу.

— О. Никогда бы не подумал.

Несмотря на вечернее время, комната Мунлайт была залита светом. Широкие окна выходили сразу на юг и на запад. Установленные в переплётах куски почти прозрачного стекла не задерживали солнечных лучей, а лишь разбивали их на тысячи бликов, которые изломанным узором ложились на штукатуренные стены и каменный пол.

Мурлыча под нос весёлый мотивчик, Мунлайт принялась за очередную стопку папирусных листов. Ей предстояло проверить работы самых юных воспитанниц сиротского приюта для кобылок благородной крови при дворе великого герцога.

Чуть больше года назад жизнь Мунлайт совершила драматичный поворот. Нет, она всё так же оставалась рабыней, но после события в древних катакомбах, которое она запретила себе вспоминать, отношение хозяина к ней резко изменилось. Троттерик передал её в распоряжение мадам Брайдельхильды.

Эта пожилая леди, даже несмотря на поседевшую гриву, отличалась необычайной красотой и острым умом. Но самое главное — она приходилась Троттерику дальней родственницей и имела большое влияние как на него лично, так и на весь двор. Именно она ввела и поддерживала моду на подражание кантерлотским обычаям. Сиротский приют, который она организовала и курировала, копировал такой же при дворе бессмертных принцесс.

Мадам Брайдельхильда отнеслась к Мунлайт как к ещё одной подопечной. Она полностью проигнорировала рабский ошейник и окружила новую кобылку заботой и вниманием. Оценив способности Мунлайт, Брайдельхильда поручила ей помогать учителям с самыми юными кобылками в приюте — строго по принципу: старшие заботятся о младших.

Мунлайт закончила проверять последний листок, исписанный неровным детским почерком, и сделала запись в отчётном журнале. Она почувствовала резкий укол в кончике рога, и волна напряжения пробежала вдоль позвоночника до самого хвоста. На секунду показалось, что горло сжал раскалённый обруч. Это был приказ от хозяина. Все предшествующие мысли и намерения рассеялись и забылись, словно сон в момент пробуждения. С удивлением и страхом Мунлайт осознала, куда ей приказано немедленно явиться.

— Мэтр, острый копчёный сыр особо хорош под филлидельфийское пурпурное. — Троттерик указал копытом на кувшин с вытянутым узким горлом.

— Эм, благодарю, милорд. — Придворный маг Хейберт Эквилакский неловко потянулся копытом к уставленному явствами столику. Но не успел он дотронуться до кувшина с вином, как тот охватила магическая аура, он взмыл в воздух и опрокинулся над чашей Хейберта. — А-а... — сконфуженно протянул придворный маг.

Троттерик лишь рассмеялся.

— Вы опять доработались в своей лаборатории до магического истощения. Мэтр, ночи нужно проводить в обществе хорошеньких кобылок, а не пыльных свитков.

Мунлайт откровенно не понимала, что она здесь делает. Термы — самая старая часть дворца, в почти первозданном виде уцелевшая ещё со времён древнего царства. Роль, которую должны здесь играть рабыни весьма недвусмысленна и известна всем. Как только заклинание призыва отпустило, Мунлайт охватили страх и предчувствие унижения. Но хозяин не давал никаких приказов, кроме: стой тут в стороне. И Мунлайт стояла.

Уже полчаса она невольно присутствовала на своеобразном производственном заседании. Точнее возлежании. Великий герцог Троттерик и придворный маг Хейберт устроились на широких низких скамьях в полулежащем положении и пировали. Они обсуждали ход ремонта старых глубоководных пирсов в порту и подготовку к возведению моста по чертежам, которые Хейберт восстановил и расшифровал из древних свитков.

Впрочем, частенько беседа захлёстывала в неформальное русло.

— Хотя, мне докладывали, что и в этой теме у вас наметился прогресс. — Мунлайт обратила внимание, как перекатываются мышцы и выступают жилы под чёрной блестящей шкуркой хозяина. Троттерик продолжал: — За последний месяц вас несколько раз замечали в обществе прекрасной леди.

— Вы великолепно осведомлены, милорд, — смутившись, ответил Хейберт.

— Хороший государь должен знать, чем живут его подданные. — Троттерик кинул взгляд в сторону Мунлайт, она резко отвела глаза. — Но даже моим парням оказалось не по зубам выяснить, кто же эта загадочная кобыла. Может, прольёте свет на эту тайну?

Хейберт развёл копытами.

— Милорд, я и сам не знаю. Она назвалась именем волшебницы из старой сказки.

— О, понимаю. Тайна прекрасной дамы. — Троттерик отсалютовал серебряным кубком.

Мунлайт присмотрелась к Хейберту. Больше всего он напоминал доброго дядюшку из тех же сказок. От такого персонажа можно ожидать, что он подарит волшебный меч или починит ковёр-самолёт, но никак не романтических приключений. А ещё он чувствовал себя неловко, почти так же, как и она.

Потеряв интерес к разговору, Мунлайт принялась разглядывать стены и украшавшие их мозаики. Крохотные кусочки смальты искрились живыми красками и складывались в фигуры и сюжеты весьма фривольного содержания. Через несколько минут волнительного созерцания, Мунлайт поймала себя на мысли, что примеряется к позам и ролям, запечатлённым древними художниками. Тряхнув головой, она отвела взгляд, но лишь для того, чтобы уставиться на двух кобыл рабынь, которые плескались в бассейне и живьём разыгрывали сцену одной из мозаик. Уши встали торчком, а щёки загорелись так, будто Мунлайт ткнулась мордочкой в костёр. Она отвернулась в сторону ещё одной кобылицы в рабском ошейнике, которая, сидя поодаль от бассейна, играла на маленькой арфе. Но и музыка не принесла успокоения — Мунлайт быстро уловила, что арфистка жонглирует известными мелодиями и подстраивается под ритм тех двоих в бассейне.

Прижав уши, Мунлайт принялась разглядывать собственные копыта. В попытке хоть как-то сохранить душевное равновесие она попыталась убедить себя, что всё происходящее всего лишь очередная непонятная прихоть хозяина. В конце концов, заставляет же он её на каждой тронной церемонии занимать подле трона место её матери...

Раскалённые, но одновременно ледяные иглы вырвались из ошейника и пронзили горло, сердце и голову. Дыханье остановилось. Сердце остановилось. Мысль застыла. Когда Мунлайт смогла сделать следующий вдох, она забыла всё, о чем думала последние полминуты. На месте этих воспоминаний остались зияющая дыра и чувство невосполнимой потери.

Мунлайт почувствовала отголосок заклинания, её ошейник чуть возбудился, но тут же потух. Зато все остальные рабыни выскочили из бассейна и, заливая мраморный пол потоками воды, ускакали галопом прочь по коридору. Прихватив телекинезом свой инструмент, к ним присоединилась арфистка.

— Эй, ты там, прекрати изображать варёную свёклу и подойди сюда. — Хозяин сопроводил приказ лёгким натяжением магического поводка. Мунлайт рысцой подбежала в то место, где ещё недавно стоял столик с угощениями и остановилась аккурат между Троттериком и Хейбертом. — Так вот мэтр, мосты и акведуки это замечательно, это очень хорошо. Но, помните, я обещал вам, что, если вы пойдёте за мной, то будете первым толковым магом за последнюю тысячу лет, кто получит доступ к настоящему арсеналу древнего царства? Так вот, ключ к арсеналу это родовое заклятие, завязанное на кровь и ритуал графского рода Мунлайт.

Мысли в голове Мунлайт скакали словно белки, то кидая её в бездны отчаяния, то одаривая надеждой, что всё происходящее последние несколько лет — просто дурной сон. Может быть, прямо сейчас старший брат стянет с неё одеяло да окатит ведром холодной воды, она проснётся, и всё будет как прежде. Но сон не думал прекращаться, а её хозяин продолжал свою речь:

— Эта тощая кобылка — последняя из рода Мунлайт. И сейчас, мэтр, я жалую её вам в награду за службу. Пойдёмте, я покажу, как ею пользоваться.

День хлопот

Судорожно вздохнув, Мунлайт открыла глаза. Первые несколько секунд она не могла понять где находится, пока, наконец, не откинула с лица спутанную гриву и не удостоверилась, что лежит на кровати в своей комнате. С облегчением она обнаружила, что её копыта свободны от пут. Успокоившись, Мунлайт сладко потянулась и перевернулась на бок.

Она уже начала натягивать на себя одеяло, но спохватилась. В три прыжка кобылка пересекла комнату по диагонали от кровати до рабочего стола, где её уже ждали припасённые заранее лист папируса и перо и ещё баночка чернил, которую Мунлайт откупорила телекинезом прямо на скаку.

Без секунды раздумий Мунлайт принялась записывать подробности кошмара. Она торопилась зафиксировать как можно больше деталей, перед тем, как они растворятся из памяти без следа. Лист заполнился чуть больше, чем наполовину, когда Мунлайт поняла, что не может добавить ни слова.

– Ай! – Капля чернил застыла в воздухе в полудюйме от строчек на папирусе. – Хм-м, что-то там было ещё... – переведя дух, пробормотала кобылка и уставилась на перо, парящее в облачке магии в паре дюймов от мордочки.

Мунлайт перечитала начало записи, широко распахнула глаза и тут же зажмурились. Кобылка тряхнула головой и подошла к окну.

После недолгой возни капризный запор поддался, и оконная рама со скрипом провернулась в петлях. Комнату наполнил прохладный утренний бриз, принёсший запахи моря смешанные с ароматами цветущих почти круглый год садов.

Если верить солнечным часам в виде клумбы, которые были видны из окна, до завтрака в сиротском приюте оставалось ещё часа два. Можно было никуда не торопиться. Опершись копытами на подоконник и позволив лёгкому сквозняку трепать гриву, Мунлайт дышала полной грудью и наслаждалась каждой секундой выдавшейся свободы.

Почти месяц назад великий герцог Норпоны подарил её придворному магу Хейберту Эквилакскому. Несмотря на все опасения, это событие обернулось скорее благом. Мэтр Хейберт упорно отказывался признавать себя рабовладельцем. Что не удивительно – в землях подвластных Кантерлотскому престолу, откуда он родом, категорически запрещено рабство в любых формах. В то же самое время, он оказался удивительно хорошо осведомлён о свойствах рабского ошейника. Мэтр Хейберт сразу предложил Мунлайт испытать особое заклинание, которое должно было блокировать грифонью магию ошейника. Побочным эффектом оказались ночные кошмары. Хейберт просил записывать их содержание, в которых, он надеялся отыскать ключ к сложному комплексу заклинаний подчинения.

Если не считать редких походов в древние катакомбы под дворцом, то жизнь Мунлайт почти вернулась в старое русло, в котором она протекала в счастливые времена, когда ещё были живы родители, до дворцового переворота и маленькой гражданской войны. Даже злосчастный ошейник, оглушённый магией Хейберта, выглядел всего лишь экзотическим украшением. Правда, снять его, как говорил мэтр, можно только вместе с головой.

Когда Мунлайт почуствовала, что кончательно проснулась, она вернулась к рабочему столу. К тому моменту чернила уже надежно высохли, и лист папируса можно было без опаски свернуть в трубочку. Что Мунлайт и сделала, не пытаясь больше прочитать ни слова из написанного.

Она выдвинула ящик из-под стола и, пошарив там копытом, выхватила подходящий футляр для свитка. Однако, туба из бересты оказалась не пуста – на поверхность стола выпал потрёпанный переклеенный из кусочков лист папируса. Затаив дыхание, Мунлайт развернула его копытами. С листа на неё смотрела прекрасная кобылица с острым как игла рогом и изящной шеей, которую украшал обруч из полированного до зеркального блеска металла. Хоть по рисунку этого понять было невозможно, но Мунлайт точно знала, этот металл – метеоритное железо.

Это была личина для магического театра. Та самая, которая помогла Мунлайт сохранить себя под прессом заклинаний рабского ошейника, что стремились сломить волю и стереть её личность. А когда-то ещё раньше, она вместе с другими жеребятами разыгрывала волшебные представления. Заколдованные рисунки оживали на специальной сцене и позволяли юным актёрам превращаться в героев сказок и переживать чудесные приключения. Мунлайт хранила эту ветхую драгоценность, хотя уже больше года ничто не покушалось на её волю и разум, если не считать редких одёргиваний, когда она приближалась к запретной черте.

– Интересно, а сможет ли мэтр Хейберт починить это? А может лучше перенести на что-то более прочное, чем папирус? – пробормотала кобылка.

Затем она бережно свернула магический рисунок, обернула вокруг него лист с записями своего сна и вложила всё это в футляр для свитков.

День выдался насыщенным событиями. С самого утра Мунлайт заскочила в лабораторию к своему новому хозяину и передала ему лист с записанным кошмаром. Она хотела спросить Хейберта насчёт починки заколдованного рисунка, но момент был явно неподходящий. Мэтр, похоже, провёл бессонную ночь над какими-то особо важными исследованиями: всклокоченная грива, заторможенная реакция и перепачканные мелом копыта. Тут и там по полу были раскиданы магические приспособления и чертёжные инструменты, а прямо посреди лаборатории стояла хрустальная сфера на массивном бронзовом штативе, внутри которой мерцали причудливые формации тёмно-рубиновых и зелёных огоньков.

На грифельной доске размером с полстены Мунлайт с удивлением обнаружила развёртку символов со своего рабского ошейника, вплетённую в сложный магический чертёж. Решив вернуться к вопросу позже, она положила тубу с рисунком в сундук у стены, после чего предупредила Хейберта, что отправляется на занятия в приюте.

После завтрака Мунлайт ассистировала на практических занятиях по магии. Дюжина шумных кобылок создала очажок хаоса на поляне в дворцовом парке. Уследить за всеми было той ещё задачей. Так, например, малышка Блю Хейз самостоятельно освоила заклятие телепортации и, не рассчитав силы, материализовала себя на верхушке шпиля одной из дворцовых башен.

Мунлайт кинулась спасать подопечную. Она отлеветировала саму себя на необходимую высоту и пересадила перепуганную кобылку на спину. Однако сразу стало понятно, что паникующая юная волшебница создает такие возмущения в магическом фоне, что Мунлайт уже не могла устойчиво левитировать. Пришлось срочно вспоминать заклятия управления воздухом – дисциплина, которую Мунлайт не особо жаловала.

Буквально за секунду до того как две кобылки с громким визгом сорвалась вниз, удалось сформировать "воздушную трубку" – одно из самых ходовых заклинаний воздушной магии. Это структура вроде длинного шланга или хобота, внешние стенки из уплотненного воздуха, а, управляя давлением внутри, можно либо разгонять либо тормозить любой объект попавший внутрь трубки.

Мунлайт кувырком влетела в широкий призрачный раструб. Ей удалось стабилизировала падение, растопырив ноги на манер белки-летяги и подруливая хвостом. Выходной конец она направила на поляну, а сам ствол трубки закрутила широкой спиралью, чтобы дать себе больше времени на торможение.

С громким "Пф-ф!" Мунлайт мягко приземлилась прямо посреди взбудораженной толпы. Здесь собрались не только младшая группа приюта, но и старшие ученицы, учителя, садовники – случайные свидетели произошедшего, а на небольшой высоте парили несколько пегасов из охраны дворца. Мунлайт захотела провалиться под землю, вспомнив, что именно этим парням положено разбираться с ситуациями вроде той, что только что приключилась. Поймав несколько заинтересованных взглядов от крылатых дружинников герцога, кобылка густо покраснела. Она бы телепортировалась куда подальше, если бы не малышка Блю Хейз, которая всё ещё сидела у неё на спине вцепившись мёртвой хваткой в гриву, а телепортировать кого-нибудь кроме себя Мунлайт не умела.

Потом был разнос за безрассудное поведение от мадам Брайдельхильды, которая тоже всё видела. Впрочем, наколдованную "воздушную трубку" она сочла более чем годной для зачётной работы по основному курсу воздушной магии. Ранее Мунлайт уже три раза безуспешно пыталась сдать этот курс.

Остаток дня в приюте прошёл куда спокойней. Мунлайт читала сказки своим юным подопечным и отвечала на наивные детские вопросы.

Этой ночью Хейберту Эквилакскому всё же удалось поспать пару часов. И он бы выспался лучше, если бы не забыл накануне перекрыть световой колодец, через который в его подземную лабораторию поступал солнечный свет. Рыжие всполохи восходящего солнца пролились из грозди рассеивающих кристаллов под потолком, причём так неудачно, что один из лучей упал прямо на лицо спящего мага.

Поворочавшись с бока на бок, Хейберт всё же поднялся и побрёл за стремянкой в дальний конец лаборатории. Мимоходом он опрокинул неудачно стоявший на пути стеллаж, и на пол посыпались церы, счётные линейки, и футляры со свитками. Довершил разгром тяжёлый бронзовый циркуль, который при падении разбил пару восковых дощечек.

Хейберт давно хотел перенести маховик заглушки светового колодца пониже, да всё как-то не доходили копыта. В принципе, любому единорогу не составит большого труда провернуть телекинезом колесо, торчащее из потолка. Однако, уставший, или спросонья, Хейберт терял концентрацию и с трудом мог справиться даже с такими простыми задачами.

Попытка снова заснуть провалилась. Проворочавшись полчаса, Хейберт так и не смог успокоиться из-за усилившегося зуда в роге. В голове роились десятки безумных вариантов решения главной магической проблемы последнего месяца. Загвоздка только в том, что Хейберт уже просчитал и отверг большую их часть, а оставшиеся были ну уж совсем нереальны.

Нехотя Хейберт всё же поднялся и, уже без вспомогательных средств вроде стремянки, впустил в помещение солнечный свет. Затем он затолкал спальный тюфяк в стенную нишу за большим сундуком и принялся ходить по лаборатории взад и вперёд, растирая висок копытом. Наконец, он поймал себя на том, что уже несколько минут смотрит на грифельную доску, куда ещё накануне выписал последовательность символов с ошейника своей рабыни.

От мысли о наказании, которое ему грозит по кантерлотским законам за владение рабыней, у Хейберта пробежала волна колючих мурашек от холки вдоль позвоночника до кончика хвоста. Впрочем, навряд ли ему грозит дожить до наказания, если главная проблема так и не будет разрешена. Зато в случае успеха...

– Размечтался! – Хейберт тряхнул головой и громко фыркнул. – Та-ак, для начала нужно собрать воедино всё, что я знаю об этом треклятом ошейнике.

Взяв в копыто один кусок мела и ещё парочкой оперируя при помощи телекинеза, Хейберт принялся вычерчивать на грифельной доске сводную диаграмму. Довольно быстро диаграмма превратилась в сложный узор, напоминающий рунные орнаменты некоторых древних святилищ. Хейберт отступил на пару шагов и внимательно вгляделся в общую картину. Через минуту он ударил себя копытом по лбу.

– Дискорд меня дери! Как я мог забыть?!

На диаграмме отсутствовало несколько важных связей. Как назло, информация необходимая, чтобы правильно соединить узлы, была записана на цере, разбитой злосчастным циркулем.

Хейберт сложил обломки дощечки и попытался прочесть написанное, но половина воска раскололась и выпала. С помощью заклятия воссоединения целого Хейберт попытался отыскать рассыпавшиеся по полу восковые чешуйки. За этим занятием его и застала Мунлайт.

– Доброго утра, мэтр. Вы позволите?

– Да, конечно, проходи. Стой! – Хейберт подхватил телекинезом слабо мерцавшие обломки воска, на которые чуть было не наступила Мунлайт.

Именно этих кусочков, как оказалось, недоставало, чтобы уверенно прочесть текст восковой дощечки. Облегчённо вздохнув, Хейберт положил восстановленную из обломков церу на полку.

– Простите хозя... эм, мэтр, я кажется не вовремя?

– Что? А-а... Нет-нет, всё в порядке. Ты что-то хотела?

За годы службы Троттерику Хейберт более-менее привык держать себя на равных с аристократами, но ситуация, когда дочь настоящего графского рода готова в любой момент исполнить любой его каприз, до сих пор никак не могла уместиться в его сознании. И да, любой значит любой! Чтобы хоть как-то примерить действительность со своим восприятием Хейберт пытался относиться к юной благородной кобылке как к ещё одной племяннице.

Тем временем Мунлайт сняла со спины футляр для свитков и вытащила оттуда свёрнутый лист папируса.

– Вот, мэтр, вы просили записывать кошмары... Кажется сегодня был ещё один.

– Кажется?

– Как вы и говорили, я ничего не помню. – Кобылка неловко улыбнулась и пожала плечами.

– Что ж, посмотрим-посмотрим. – Хейберт подхватил папирус телекинезом.

– Я тут ещё хотела попросить. Но вы похоже заняты. Может тогда вечером, сегодня?.. Можно я оставлю это у вас? – Мунлайт покачала футляром для свитков, который всё ещё держала в копыте.

– Конечно-конечно, положи в тот сундук у стены.

Кобылка покинула лабораторию лёгкой торопливой рысью, ещё примерно минуту был слышен удаляющийся по коридору ритмичный перестук копытц. Вздохнув, Хейберт развернул папирус и пробежался глазами по написанному. Никаких новых деталей к общей мрачноватой картине это не прибавило.

Взгляд снова приковался к недоделанной диаграмме. Растирая копытом зудящий висок, Хейберт потянулся к полке, куда положил восстановленную восковую дощечку.

– Что-то я сегодня совсем не в форме... – Хейберт цокнул языком, глядя как цера, едва заметно подрагивая, опять расползается на части.

Одно несложное заклинание, и надпись отделилась от восковой поверхности и повисла в воздухе. Хейберт огляделся по сторонам в поисках хоть какого-нибудь писчего материала.

– Да что ж сегодня такое с утра?! – раздраженно проворчал Хейберт, не обнаружив ничего подходящего. Надпись тем временем мерцала коричневато-багровым свечением, словно тлеющие угли от лёгкого сквозняка, и медленно расползалась в стороны, теряя четкость линий.

Не найдя ничего лучше, Хейберт развернул папирус, который он всё ещё удерживал телекинезом, и опустил надпись на незаполненную половину листа.

– М-м... Дискордова задница! – Хейберт с раздражением тёр ноющий затылок.

Диаграмма собрана, и знает он теперь гораздо больше, чем два года назад, казалось бы, бери и распутывай задачу – всё в твоих копытах! Всё, да не всё – Хейберт опять на грани магического истощения, ещё чуть-чуть и он не сможет сплести даже самых простейших чар. Ему отчаянно нужен отдых, но как раз на это нет времени – караван Айрон Честа вчера вошёл в гавань Норпоны.

Сколько уйдёт времени на пополнение запасов, погрузку-разгрузку и мелкий ремонт? Неделя. Может, дней десять. Если за это время Хейберту не удастся сломать проклятие рабского ошейника, то проход на борт кантерлосткого корабля ему заказан – ни один рабовладелец не в состоянии ступить на палубу ни одного судна, ходящего под кантерлотским флагом. Доски палубы и обшивка бортов станут проницаемы как воздух и тело провалится сквозь них прямо за борт. Это заклятие составила сама Селестия. В каждом порту под юрисдикцией кантерлотского престола есть специальные чиновники, которые строго следят за тем, чтобы ни одна посудина не отошла от пирса без наложения этого заклинания.

После первого же визита в древний арсенал Хейберт сразу понял, почему Селестия пыталась его подкупить. Даже щедрость её уже не казалась такой уж чрезмерной. Чем дальше он погружался в древние тайны, тем больше и сам убеждался, что правителей подобных Троттерику необходимо держать как можно дальше от таких соблазнов.

Знал ли Троттерик о предложении Селестии? С него станется. Этот его жест с дарением рабыни в таком случае выглядит изощрённым способом отрезать Хейберту путь к побегу.

И всё же, что теперь делать-то? Есть один способ восстановить силы и, возможно, даже получить помощь. Вот только, что, если это ещё одна ловушка от его высочества? Слишком много совпадений.

– Была не была. – Хейберт вызвал в памяти формулу призыва и влил в неё почти все оставшиеся силы.

С минуту ничего не происходило, затем сбоку послышалась какая-то возня и частые удары чего-то тяжёлого об пол. Источником шума оказался большой сундук у стены: что-то билось внутри, а на крышке мерцал знак предупреждения о магической активности. Хейберт застыл в нерешительности до тех пор пока изнутри не донесся едва слышный сдавленный голос:

– Мэтр, выпусти! Это я, Мейридиана!

Вечер трудного дня

Ещё никогда в жизни Хейберт не доходил до такой степени магического истощения. Тратить силы, из которых сложена самая основа волшебной сущности единорога, это всё равно что пробивать себе ноги гвоздями, прямо сквозь плоть и кости. Но, когда он открыл сундук и увидел... Как будто какой-то обезумевший великан затолкал хрупкое тело кобылы в объём, куда с трудом бы поместился десяток другой книг. Будь сундук хоть на полдюйма меньше, то Мейридиана непременно бы сломала шею.

И вот они вдвоём лежат на полу на расстоянии вытянутого копыта друг от друга.

— А-а... М-мэтр... — Тихий стон прервался хлюпающим хрустом очередного вправляющегося сустава. — Ой! Поцелуем тебе точно не отделаться.

— Миледи... — Хейберт приподнял голову и с трудом поймал взглядом лицо кобылицы. Его поле зрения сузилось до маленького пятнышка прямо перед собой, всё остальное расплывалось в мерзком розоватом мареве. — ...боюсь, в таком состоянии я мало на что способен.

— Даже мумия... — хрусть, — …даже бронзовая статуя способны на очень многое, если... — Мейридиана приподнялась на передние ноги. — Если это понадобится кому-то, кого зовут Мейридиана.

Она подползла к Хейберту и провела щекой по его шее. Приобняв ногой за холку, она шепнула ему на ухо:

— Когда-нибудь я тебе обязательно покажу, на что способны бронзовые статуи. Ты удивишься.

Наступал вечер, и рассеивающие кристаллы под потолком лаборатории испускали всё больше рыжих лучей. Хейберт лежал на спине на полу поверх импровизированной подстилки из лабораторной робы и случайно подвернувшихся под копыто кусков ткани. Переплетясь с ним задними ногами, Мейридиана прильнула к его левому боку.

— Мэтр, а вы коварны, — промурлыкала она, передним копытом перебирая шёрстку на груди Хейберта.

— Что вы имеете в виду, миледи?

— До тех пор, пока я не отвечу на вопрос, я не смогу покинуть вас. А ведь я до сих пор даже не знаю, что вы хотели спросить. Уж не тот ли вы колдун, что хочет заточить меня в кольцо? — Она наклонилась и слегка прикусила его ухо. — Есть только один безопасный способ поработить меня — задать вопрос, на который я не смогу ответить. — Приподнявшись на переднюю ногу, она взглянула Хейберту в глаза. — Попытаетесь иначе и никогда не сможете узнать, что хотите. Вы готовы жить с таким проклятием, мэтр?

— Нет-нет, миледи, что вы?

— Так что же вы жаждете узнать?

Хейберт несколько секунд боролся с самим собой, пока, наконец, не выдавил из себя:

— Кто вы?

Мейридиана села рядом, заслонив солнечный луч. Её растрёпанная грива по краям вспыхнула золотистым светом.

— Я Мейридиана — даймон вечерний зари. Я делюсь магической силой и знаниями в обмен на любовь. — Неожиданно серьёзный тон почти заглушил иронию в её голосе.

— Я знаю эту сказку, но, миледи, кто вы на самом деле?

— А вы не допускаете, что сказка может оказаться правдой? — Мейридиана склонилась к Хейберту и запустила копыто в его гриву. — Демон сомнения витает вокруг вашей головы. Вон он скачет с уха на ухо. Знаете что? А давайте прогоним этого мелкого поганца!

Она вскочила на ноги и прорысила в глубь лаборатории. Хейберт сел и, затаив дыхание, наблюдал, как кобылица словно бы просачивается сквозь нагромождения приборов и лабораторной мебели, умудряясь не потревожить даже самые неудачно лежащие предметы.

От недавней боли и истощения не осталось и следа, но и успокоение с уверенностью, что можешь свернуть горы, не наступали, а ведь они были всегдашним итогом свиданий с загадочной кобылицей. Она права — страх и подозрения не дают Хейберту задать тот самый сокровенный вопрос, ради которого он вызвал Мейридиану. По правилам этой странной магической ролевой игры ни ему, ни ей теперь не будет покоя. Чем для неё обернётся выход из роли? Не поступает ли он жестоко и эгоистично?

Мейридиана остановилась возле массивного бронзового штатива, который венчала хрустальная сфера.

— Это то, что надо! — радостно прикрикнула она. — Мэтр, идите сюда скорее!

Хейберт поднялся и побрёл к ментоскопу. На этот раз по пути он даже ничего не опрокинул и не задел. Лёгкая полуулыбка ещё не покидала лица Мейридианы, но её взгляд сосредоточился на огоньках в глубине хрустальной сферы. Хейберт присел рядом.

— Замечательный прибор, мэтр! Вы можете раскрыть свои опасения. — Хейберт кивнул и прикоснулся копытом к хрустальной сфере. — Вы же знаете меры предосторожности? Не нужно лезть глубоко, для начала достаточно самых поверхностных страхов.

Огоньки в сфере пришли в движение. Спустя секунду Хейберт отнял копыто, огоньки продолжили кружиться по своим орбитам. Мейридиана закрыла глаза, и её рог слабо замерцал. Затем она приподнялась, опираясь передними ногами на специальные ручки бронзового штатива, и склонилась над сферой. Мельтешение огоньков пошло на спад, и вскоре они опять заняли свои места, лишь слабо подрагивая под действием течений магического фона.

— Ага… — задумчиво протянула Мейридиана, открыв глаза. — Мэтр, вы знаете, как с помощью этого прибора выявлять ложь, лукавство и недомолвки. — Она положила копыто на сферу.

— Да, миледи. — Хейберт кивнул и заклинанием включил необходимый режим работы ментоскопа. Огоньки вспыхнули, но остались на своих местах.

— Я никогда не была, не есть и не собираюсь быть шпионкой герцога. — Голос Мейридианы звучал чётко, ровно и абсолютно без эмоций.

Несколько волн вспышек прокатилось по огонькам, но все они остались, где были, лишь только некоторые заколебались сильнее. Вскоре прекратилось и это. Хрустальная сфера снова погрузилась в состояние покоя.

— И скажу больше того… — Мейридиана убрала копыто с прибора. — ...это совершенно претит моей природе и несовместимо с моим положением. — В её голос вернулись задорные нотки.

Из коридора послышался лёгкий перестук копыт. Мейридиана осеклась на полуслове и дёрнула ушами в направлении источника шума.

— Мэтр, вы кого-то ждёте?

— Дискордовы подковы, Мунлайт! Она собиралась зайти вечером.

— Ваша юная рабыня?

Хейберт прижал уши, и из его глотки вырвалось что-то среднее между ворчанием и тихим рыком.

— Прошу простить меня, миледи, я совсем забыл, — бросил он на ходу и метнулся к расстеленной на полу робе.

— Не беспокойтесь, мэтр, возможно, это даже к лучшему, — ответила Мейридиана спокойным тоном. — Я буду рядом.

Подняв голову, Хейберт увидел, как волшебная кобылица растворяется в воздухе, превращаясь в серебристое облачко. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но только шумно выдохнул и продолжил устранять видимые следы недавнего свидания.

— Мэтр Хейберт, мэтр Хейберт! — юная кобылка ворвалась в лабораторию разноцветным ураганом. — Вы ни за что не поверите, я сдала базовую воздушку! — Она встала на дыбы, перебирая в воздухе передними ногами.

— Что, прости?

— Ну помните, базовый курс воздушной магии? Я его провалила весной… Ой! Я тогда ещё не была вашей… эм…

— Ничего-ничего, — прервал Хейберт неловкую паузу, — я очень рад за тебя. Теперь будешь изучать высшие заклинания? Я бы мог помочь.

— Что?! Нет-нет-нет-нет! Нет! — Кобылка замотала головой. — Воздух, погода и всё такое это не для меня. Нет уж, сдала базу и хватит. Большего от меня никто и не требует. Уф! — Она сделала жест копытом, будто вытирает пот со лба. — Как только вспомню, как провалилась в воздушную трубку от самой верхушки южной башни… Бр-р! Никогда больше не буду левитировать себя выше чем на фут. И на фут не буду. Вдруг, плохо упаду и ногу сломаю!

— Постой, что? Ты прыгнула с башни, чтобы сдать экзамен?!

Мунлайт принялась чесать копытом загривок.

— Э-э... Нет, на самом деле, это случайно вышло. Я просто хотела спасти маленькую кобылку Блю Хейз. Она телепортировала себя на шпиль башни, а я не уследила. Вот я и кинулась за ней. А там поняла, что не удержусь, и наколдовала воздушную трубку. Мы спустились в ней на землю. Вот.

Хейберт глубоко вздохнул и задержал дыхание на несколько секунд, затем, опустив взгляд в пол, с шумом выпустил воздух из лёгких.

— Что за безрассудство! Ты же могла разбиться! Вы ОБЕ могли разбиться.

— Ну, мэ-этр… Ну, пожа-алуйста… — заскулила Мунлайт, — Мадам Брайдельхильда уже намылила мне холку по самый круп. И, вообще, там кругом были пегасы из дружины герцога, они бы не дали никому упасть.

— Ох, горе ты моё! — Хейберт крепко обнял кобылку, прижав к груди. — Теперь эта твоя мадам заставит меня применить власть и наказать тебя.

— Ой! Простите, мэтр, я не подумала.

— А надо думать! Ты уже большая девочка и не можешь полагаться на удачу жеребёнка.

— Мне очень-очень-очень-очень жаль, — затараторила кобылка, уткнувшись мордочкой в гриву Хейберта. — Я… — резко замолчав, она пару раз тихо фыркнула. — Мэтр! — Она отстранилась от Хейберта. — Да у вас было свидание!

— Э-э, что? Как ты… С чего?.. — Хейберт не мог подобрать нужного слова.

Мунлайт принялась вертеться кругом и озираться по сторонам, словно пытаясь высмотреть притаившуюся любовницу хозяина.

— Не забывайте, у меня был старший брат, и этот аромат я просто рогом чую. Не могу поверить, неужели прямо здесь? А она красивая? Ой, наверное, это та самая таинственная леди, о которой говорил герцог тогда в термах. — Мунлайт замолчала и уставилась на ментоскоп. — Ага! — воскликнула она и подбежала к прибору. — Вот же, мэтр, это явно не ваш волос. — Она провела передней ногой по бронзовому штативу. — Что?! Как?.. Куда он?!

— Что ты там нашла? — Хейберт подошёл сзади к Мунлайт, которая пыталась что-то высмотреть на своём копыте.

— Волос. Он растворился в воздухе, — растеряно объяснила кобылка и предъявила Хейберту опустевшее копыто. — А-а… — заговорщицки протянула она, а в её глазах загорелись искорки. Затем она провела кончиком копыта по губам и сделала несколько странных жестов передней ногой, то зажимая себе рот, то постукивая по своему рогу и сопровождая всё это ритмичным мычанием, будто пыталась прочитать стишок с закрытым ртом.

— Ты только что поклялась никому не говорить о моём… типа, свидании? — Хейберт закатил глаза и помахал в воздухе копытом.

— Каком свидании? С кем? — хихикнула Мунлайт.

— Ох уж эти кобылкины причуды, — проворчал он, направляясь к шкафу у дальней стены.

— Эй, постойте! А как вы догадались?

— Не забывай, у меня две племянницы примерно твоих лет. — Он открыл шкаф и отлевитировал оттуда на небольшой столик рядом несколько свертков. Ещё в воздухе они начали разворачиваться и приземлились полностью раскрытыми. По лаборатории распространился аромат кинзы и укропа.

— Есть будешь?

— Не-а. — Кобылка энергично мотнула головой. — Я в приюте только что отобедала.

— Ну как знаешь, а я что-то проголодался.

Не обращая внимание на сдавленные смешки Мунлайт, Хейберт положил несколько пучков разного вида зелени на ломоть ржаного хлеба, добавил порезанный кольцами лук и прикрыл всё это сверху куском сыра, после чего с упоением вгрызся в полученный бутерброд.

Оседлав подвернувшийся под копыто ящик, Мунлайт пару минут спокойно наблюдала, как Хейберт трапезничает. Затем ей это наскучило, и она направилась к месту, где у стены утром стоял большой сундук.

— Мэтр, а тут сундук стоял, куда он делся? — крикнула она с другого конца лаборатории.

Хейберт застыл, не донеся до рта кусок. В его памяти всплыли события утра и более поздние, картина нарисовалась престраннейшая. Сначала юная кобылка положила что-то в карантинный ларь, затем через несколько часов в нём материализовалась Мейридиана.

А ведь этот ларь не просто ящик и стоял он при входе не для красоты — его стенки зачарованы так, чтобы изолировать любую магию, связанную с материальным носителем. В него Хейберт помещал любые незнакомые артефакты, чтобы разобраться с ними позже, и не важно сколь безобидными они кажутся на первый взгляд. Это привычка выработанная годами и доведённая до автоматизма, она не раз спасала от неприятностей.

Мейридиана сильнейшая волшебница, но даже для неё магия карантинного запора оказалась непреодолимой преградой. Только сейчас Хейберт понял, что тревога сработала уже после того, как загадочная кобылица явилась во плоти. Значит она попала туда раньше, например, внутри того чего-то, что принесла Мунлайт.

— Мэтр! Мэтр, очнитесь! — Обеспокоенная кобылка трясла Хейберта за плечо.

— А? Что?

— Вам нехорошо? Вы так страшно уставились на стену… — Мунлайт повернулась в ту же сторону, куда до этого смотрел Хейберт, но там не было ничего, кроме скучной каменной кладки.

— Прости, малышка, что напугал. Просто задумался. Ну что, пойдём поищем, что ты там принесла с утра?

Разбираться что к чему сразу после происшествия, не было ни сил, ни возможности, поэтому Хейберт сгрёб всё оставшеся от карантинного ларя в кучу и поместил в одну из кладовок. Туда он и повёл Мунлайт.

От вида груды обломков кобылка впала в ступор на несколько секунд. Прежде чем Хейберт успел объяснить, что произошло, до неё дошло, что её вещь находится где-то среди этого месива щепок и расколотых досок. С отчаянным воплем кобылка сорвалась с места.

— Стой! — Хейберту с трудом удалось поймать и удежать Мунлайт в магическом захвате. — Это тебе не просто груда мусора, — закричал он, — там щепки острей бритвы!

Оттеснив рыдающую кобылку за спину, Хейберт приступил к сортировке. Один за другим каждый обломок охватывала магическая дымка, и они все всплывали в воздух, где воссоединялись друг с другом, постепенно формируя порушенный сундук. Хейберт отлеветировал его в сторону, а на полу остался лежать футляр для свитков. Выглядел он сильно потрёпанным, но, в основном, целым.

— Вот, теперь можно.

Мунлайт кинулась к футляру и вскрыла его дрожащими копытами. На пол выпал коричневый листок, на первый взгляд, не отличимый от мусора. Однако Мунлайт схватила его и прижала к груди, словно мать, нашедшая потерянного жеребёнка.

Выждав немного, пока уляжется вспышка эмоций, Хейберт деликатно откашлялся в копыто.

— Напомни потом, чтобы я тебя наказал, за непослушание и нарушение техники безопасности. А с этим, я так понимаю, всё в порядке?

Мунайт поднесла к светильнику своё сокровище и внимательно его осмотрела.

— Хвала небесам, вроде бы ничего страшного, — ответила она. — А что здесь случилось? — Она ткнула ногой в направлении сундука, который был опутан паутиной магических швов, как будто его завернули в светящуюся рыболовную сеть.

— Если в деталях, долго рассказывать, а в общих чертах и так видно. Эта штука, я смотрю, дорога для тебя.

— Да. Это единственное, что осталось у меня от прежней жизни. Это маска для театра магических кукол.

— Там где актеры управляют марионетками-призраками?

— Нет. Это где актеры сами становятся персонажами на время представления. Мы… Ну, то есть, мы это я, мой брат, и другие жеребята, которые жили здесь, во дворце. Так вот, мы здесь разыгрывали разные сказки: Мантикора и семеро жеребят, Мейридиана и охотник, Золотая химера… А потом сами придумывали истории с персонажами разных сказок. Было очень весело.

— И это у тебя маска Мейридианы… — медленно проговорил Хейберт.

— Точно! — воскликнула кобылка, — А как вы догадались? Она была моим любимым персонажем. Ой, мэтр, я ведь что хотела спросить… Вы можете её нормально починить, а то гляди вот-вот развалится? — Она протянула Хейберту листок папируса.

Не узнать загадочную кобылицу было невозможно — изящные изгибы, полированный обруч на шее, тонкие черты лица с лёгким намёком на улыбку. Хейберт заворожённо разглядывал рисунок пока сознание не пронзила мысль.

— Погоди! Это получается, что ты превращалась в суккуба?

— О, уверяю вас мэтр, это был самый невинный и целомудренный суккуб, какого только знала Эквестрия, — раздался знакомый голос из глубины кладовки.

Из тёмного угла на свет грациозно вышла сама Мейридиана. Хейберт уже более-менее привык к её эффектным появлениям, а вот Мунлайт явно была на грани. Казалось, она хотела кричать, но из глотки вырывалось только тихое шипение с присвистами. В её глазах вспыхнули страх и растерянность. Мейридиана обняла перепуганную кобылку и потёрлась щекой об её щёку.

— Всё хорошо, милая, тебе совсем нечего бояться.

Когда Меридиана разомкнула объятия, страх в глазах Мунлайт прошёл, осталась только растерянность. Взглянув в сторону Хейберта, кобылка резко вздохнула и уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но Мейридиана приложила кончик копыта к её рту.

— Не торопись, малышка, всему свой черёд.

— Миледи. — Хейберт изобразил поклон, встретившись взглядом с Мейридианой.

— Оставьте формальности, мэтр, здесь все свои. — Она подмигнула Мунлайт. — Идёмте же, устроим вечер удивительных историй! А то что-то в этой кладовке стало слишком тесно.

Она прошла мимо Хейберта, плотно соприкоснувшись с ним боками, и уже на пороге добавила:

— И да, мэтр, у вас кажется припасён бочонок пряного мёда? По моему, сейчас самое время выбить из него пробку.

Время удивительных историй

На лужайке дворцового парка играли две кобылки единорожки. Одна из них с громким криком штурмовала большой розовый куст. Она скакала галопом, наклонив вперёд голову, как будто пыталась с разгону вонзить в несчастное растение собственный рог. На её холке, вцепившись в четырёхцветную гриву хозяйки, сидел её питомец — большая белая крыса. На верхушке куста, едва пригибая верхние ветки, стояла другая кобылка чуть постарше. Её лицо закрывала жёлтая маска в виде черепа.

Внезапно атакующая кобылка застопорилась и встала на дыбы. Её хвост оплёл и приковал к земле стремительно выросший вьюн.

— Ты даже приблизится ко мне не сможешь, радужная крыса! — прокричала кобылка в маске.

— Тебе не остановить Сэра Красного Глаза, мерзкая королева мертвецов! — Белый крыс, который от резкого рывка съехал хозяйке на голову и теперь хватался лапками за её рог, поддержал её слова возмущённым писком.

В сторону розового куста полетели светящиеся шары, все они взрывались не долетая до цели пары футов. Гибель каждого шара сопровождалась громким хлопком и снопом разноцветных искр, которые осыпали и куст, и “королеву мертвецов”.

— Девочки! — Резвящихся кобылок окликнула кобыла единорог с тиарой герцогини на голове. — Девочки, пожалуйста, не могли бы выбрать для игр другое место?

— Да, мам! — крикнула кобылка в маске, спрыгивая с куста.

Другая кобылка попыталась сделать реверанс, но упала — её хвост всё ещё был оплетён зловредным вьюном. Крыс воспользовался случаем и спрыгнул на землю.

— Ой, простите, ваше высочество! — принялась оправдываться она.

Герцогиня протянула копыто и помогла ей подняться.

— Когда кругом свои, можно просто тётя Сансет, — шепнула она на ухо кобылке.

— Девочки. — Герцогиня изобразила строгий взгляд.

Две кобылки сделали лёгкий поклон, а когда подняли головы, герцогини уже нигде не было.

— Эй, Рэйнбоу. — Кобылка постарше сняла маску и принялась помогать подруге освободить хвост. — Ну так что, ты поможешь нам зачаровать маски для магического театра?

— Рэйнбоу?! — Хейберт прервал рассказ.

— Ну да… Это моё личное имя. — Мунлайт развела копытами.

— А почему тебя сейчас так никто не называет?

— Ну так я осталась единственная в роду. Зачем какое-то другое имя, кроме родового? С кем сейчас меня можно спутать? — По тону было понятно, что она объясняет очевиднейшие вещи.

Хейберт хмыкнул под нос, но дал понять, что слушает дальше.

— Ну так что, ты поможешь нам зачаровать маски для магического театра?

— Ладно, Аврора. Но только чур Мейридиана будет моей!

— Хочешь устроить сюрприз братцу-охотнику? — Аврора скорчила гримасу.

— У меня с ним свои счёты. — Рэйнбоу показала язык.

— Только учти, волшебная личина уже не сменит хозяина.

— А вот и ладно, а то мама постоянно причитает, что я на мальчишку похожа и мне женственности не хватает. Может, чего и наберусь. — Мунлайт Рэйнбоу манерным жестом поправила чёлку, чем вызвала приступ хохота у подруги.

— Догоняй! — крикнула Аврора и припустила вдоль парковой аллеи.

— Сэр Красный Глаз! — Мунлайт окликнула питомца и протянула ему переднюю ногу. Тот ловко вскарабкался на своё место на холке хозяйки, и они пустились вдогонку за уже скрывшейся за поворотом Авророй.

— Значит эти маски ещё и твоих копыт дело? — спросил Хейберт, отхлебнув из высокой глиняной кружки.

— Ну, я только наложила заклинания по книге. На самом деле, это хоть и муторно, но не очень сложно, когда под копытом есть всё, что нужно. — Мунлайт подхватила телекинезом чесночную гренку с большой медной тарелки на столе. — Брат со своей, хм, подружкой составили таблицы персонажей, а мама нарисовала нам их образы.

Меридиана отпила золотистого напитка из колбы в форме шара с низкой и широкой горловиной, позаимствованной из комплекта лабораторной посуды.

— Но ведь эта маска дорога тебе не только как память о родных? — спросила она, опуская колбу на подставку.

Мунлайт прекратила жевать и посмотрела кобылице в глаза, затем опустила взгляд и шумно сглотнула.

— Ну же, милая, мы с мэтром Хейбертом никому не дадим тебя в обиду. — Мейридиана наклонилась к кобылке и обняла её за шею.

Несколько долгих секунд Мунлайт молча разглядывала свои копыта, затем продолжила тихим голосом:

— Он, — она ткнула копытом в свой ошейник, — слышал каждую мою мысль. Он постоянно нашептывал, что нужно делать, а если я не слушалась… — Она подняла голову, и смахнула копытом выступившие слёзы.

— Прости, — попытался успокоить её Хейберт, — если тебе трудно говорить, то…

— Нет-нет, мэтр. Я уже давно научилась с этим бороться, а когда вы заколдовали его, то он замолчал и перестал меня слышать совсем.

— Я про то, что тебе может тяжело вспоминать.

— А-а… Нет, мне просто трудно объяснить.

Мейридиана телекинезом подняла и поднесла к Мунлайт свою колбу мёдом.

— Сделай пару глотков.

— Оу, — прокомментировала Мунлайт вкус напитка. Немного подумав, она продолжила. — Ну так, как бы объяснить… — Она постучала себя копытом по подбородку. — Понимаете, нельзя превратиться в персонажа маски просто так, нужна подготовленная сцена. Зато можно, как бы, нырнуть в него, перенести сознание в маску. Там внутри я могла думать и помнить то, что нельзя снаружи.

— Потому что волшебная маска хранит отпечаток личности и воспоминаний хозяина, — подхватила рассказ Мейридиана. А то, что ты делала это часто, и при таких драматичных обстоятельствах, только усилило эффект.

В лаборатории воцарилось молчание. Тишину нарушало только лёгкое потрескивание лабораторной жаровни и шкворчание новой порции гренок. Хейберт повернул крантик бочонка и наполнил свою кружку.

— Я, вот, только чего не понял… А как эта маска вернулась к тебе? Насколько мне известно, прости что напоминаю, ты попала под артефактное сжатие. Грифоны превратили тебя в статуэтку и вывезли вместе с добычей. Агенты Троттерика нашли тебя только спустя четыре года у какого-то перекупщика.

— Лучше б меня расколдовали лет через сто, — тихо пробормотала Мунлайт себе под нос. — Когда видишь, во что превратились те, кого знала, и понимаешь, что тебя ждёт то же самое…

Хейберт вернул кружку на стол, так и не донеся её до рта. Кобылка подхватила колбу Меридианы и одним глотком прикончила остатки мёда.

— Я здесь выросла, я знаю дворец как свои копыта. Мне известны такие ходы, о которых и старая стража не подозревала, уже не говоря про тех, что пришли с Троттериком. Однажды я попыталась сбежать.

Только шум ветра в печных трубах нарушал тишину в одной из разгромленных комнат дворца великого герцога Норпонны. Так было до тех пор, пока за стенкой камина не послышался шорох, который вскоре сменился постукиваниями. С тихим скрипом один из блоков стенки сместился внутрь камина и бесшумно опустился в очаг. Открылся небольшой проход, в который протиснулась кобылка-подросток в рабском ошейнике. Выбравшись из камина, единорожка отряхнулась и сильнее засветила огонёк на кончике рога.

Вид пустых стен со следами копоти не внушал особой радости. Дверной проём был заблокирован щитом из досок. На окна снаружи навесили прочные ставни и приколотили их огромными гвоздями к остаткам рам. И всё-таки, это был её дом.

Кобылка направилась в дальний от двери угол. Она разгребла мелкие обломки мебели и обрывки тряпок. На расчищенном участке стены показался небольшой проход, оформленный в виде полукруглой арки, сложенной из крошечных кирпичей. Ширина прохода, скорее даже норы, всего два-три копыта. Кобылка запустила туда переднюю ногу и принялась активно шарить.

— Есть! — воскликнула она и тут же прикусила губу.

Секунд десять кобылка, замерев, настороженно вращала ушами и прислушивалась к каждому шороху.

— Кажется пронесло, — заключила она шепотом, и принялась извлекать из норы добычу.

Нитка жемчуга, пара колец на рог, золотой браслет и горстка монет разного достоинства.

— Не густо, но, наверное, хватит. Хотя…

Вжавшись в стену, кобылка попыталась дотянуться до самых дальних уголков норы и что-то нащупала.

— Что там такое?..

Она вытащила ногу, сжимая в копыте небольшой лист папируса.

— Святые небеса! — На глаза навернулись слезы, когда она рассмотрела что было изображено на папирусе. — Спасибо тебе, Сэр Красный Глаз, надеюсь, ты прожил долгий крысий век.

— А как всё это оказалось в норе твоего питомца? — спросил Хейберт.

— Все мои потерянные вещи Сэр Красный Глаз тащил к себе в домик, — грустно ухмыльнулась Мунлайт. — Так что я никогда ничего не теряла — случись что, я всегда знала, где искать пропажу. Но это была только часть истории.

Фигуры двух пегасов скупо освещались восходящим полумесяцем. Они топтались на лужайке дворцового парка. Один из них, низкий с порванным ухом, нервно озирался по сторонам.

— Может ну её? Того и гляди на дозор нарвёмся, а нас здесь со вчера уже быть не должно.

— Спокойно. Следующий обход только через час. Ждем. Я обещал выслушать, что она предложит, — ответил его товарищ.

На лужайку за спинами двоих бесшумно вышла фигура, укрытая плащем.

— Псс! — позвал тонкий голос из-под плаща.

Пегасы резко обернулись на шум, нервный успел выхватить кинжал. Фигура откинула капюшон, из-под которого показалась голова юной единорожки с четырёхцветной гривой.

— Все-таки пришла, — констатировал спокойный пегас. — Ну и что ты готова предложить?

Единорожка запустила копыто в гриву и достала оттуда драгоценности, которые нашла в крысиной норе. Их охватило облачко магии, в котором они поплыли в сторону пегасов. Нервный придирчиво оглядел каждый предмет. Наконец, он одобрительно хмыкнул и кивнул товарищу. Тот в это время присматривался к единорожке.

— Зачем тебе это? — спросил он.

— Просто помоги выбраться.

— Дальше-то что?

— Попытаюсь добраться до Кантерлотской границы.

— Глупышка, ты даже не понимаешь, что тебя ждёт снаружи, а здесь к тебе неплохо относятся.

— Я должна убраться как можно дальше отсюда, пока он меня не сломал, пока я ещё могу сопротивляться. — Единорожка откинула плащ и ткнула копытом в рабский ошейник.

— Прости, крошка, но я не могу ссориться с герцогом. — Это было последнее, что услышала кобылка.

— Вот так. Очнулась я спустя пару часов со здоровой шишкой на затылке. Драгоценностей не было, но маску Мейридианы они не тронули. Меня оттащили подальше от тропинок и спрятали в кустах. — Мунлайт развела копытами. — Ничего не оставалось делать, как тайком возвратиться во дворец. О моих вылазках так никто и не узнал.

В полной тишине Хейберт отпил из кружки и медленно поставил её на стол.

— Как это ни прискорбно, но я вынужден согласиться с этим бандитом — за пределами дворца тебя бы не ждало ничего хорошего.

На Хейберта уставились сразу две пары кобыльих глаз. Во взгляде Мунлайт читалось удивление смешанное с обидой, Мейридиана смотрела с лёгким осуждением.

— Простите девочки, но мне доводилось видеть, что случается с бесхозными рабынями. Хотя… скорее всего тебя вернули бы герцогу.

Мейридиана обняла Мунлайт и, поглаживая по загривку, что-то прошептала на ухо.

— С точки зрения чистой логики вы, пожалуй, правы мэтр, — сказала Мейридиана. — Что ж, похоже подошёл черёд и мне рассказать свою историю.

Мейридиана поднялась и, отойдя на пару шагов от столика, встала посреди клочка пустого пространства.

— Мэтр, вы помните нашу первую встречу и ваш первый вопрос?

— Да, конечно! На руинах астрономической площадки за городской стеной я спросил вас, почему благородные кобылы скрывают свои метки.

— Хм… Тогда я умолчала об одном маленьком частном случае этой нормы этикета. За что мне, кстати, пришлось поплатиться. Но дело ещё и в том, что тот случай не был нашей по настоящему первой встречей.

— Простите миледи, но… Или вы имеете в виду, что пересекались со мной в своем истинном облике?

— Если отбросить философскую проблему чёткого определения истинности, то да. За пару дней до секретных переговоров среди древних развалин, вы присутствовали на тронной церемонии представления послов. Помните, вы задремали засмотревшись на нашу малышку. — Мейридиана наклонилась к сидящей Мунлайт и погладила её копытом по голове.

— Откуда вы знаете? Если… только… вы…

Мейридиана взмахнула копытом.

— Секундочку, мэтр, не стоит комкать торжественность момента гениальной догадкой, — с улыбкой сказала она. — Так вот, маленький частный случай нормы этикета… Иногда высокой леди необходимо скрывать метку, дабы не смущать своих подданных.

По рогу Мейридианы пробежала едва заметная волна мерцания, и на боках бёдер проявился рисунок полумесяца и звёзд на фоне кусочка ночного неба.

Принцесса Луна стояла посреди огромного зала и сосредоточено всматривалась в построенную магическую диаграмму. Узлы решётки парили в воздухе и слабо мерцали. Друг с другом их соединяли тончайшие нити, напоминающие радужную паутину. Время от времени то одна, то другая части диаграммы приходили в движение — узлы перестраивались, образовывая всё более причудливые формации. Но Луна оставалась недовольна. Наконец, весь рой огоньков и связей принялся выворачиваться наизнанку.

— Как вижу пространственного построения тебе уже мало и ты перешла к четырёхмерным моделям, — раздался сзади голос Селестии.

— Пяти… — пробурчала Луна.

— По моему, ты излишне усложняешь. — Селестия подошла вплотную к Луне и укрыла её спину своим крылом.

— Наоборот! Так я смогу уложить имеющиеся факты в наиболее компактную фигуру. — Луна обернулась к Селестии. — Должен быть способ пробиться за границы Кантерлота.

— У тебя бессонница и истощение.

— Неправда, я спала целых четыре часа. — Луна вновь уставилась на парящие огоньки.

— Три дня назад, сестричка. — Селестия наклонила шею и принялась дергать ухом, задевая кончиком щеку Луны. — Давай устроим бал в твою честь? Отвлечёшься, развеешься… глядишь, и новые идеи появятся.

Луна фыркнула и мотнула головой.

— Всё, что мне нужно, это больше достоверных фактов и, может быть, бочонок мёда… или сидра.

Селестия рассмеялась прикрыв рот копытом.

— Ну, я могу тебе подкинуть и то и другое. В Норпонну отбывает купеческий караван, и я организую агента. — Луна обернулась и уже собралась что-то сказать, но Селестия приложила кончик копыта к её губам. — Разумеется, но сначала бал.

— Месяцами я безуспешно пыталась пробиться к вам. Тия с самого начала решила действовать своими методами, хотя я говорила ей, что злато вас не прельстит.

— Откуда такая уверенность… — Хеберт замялся взглянув на бедро Мейридианы-Луны и добавил: — Ваше высочество?

— Чтобы достучаться до сознания кого-либо, кто находится за сотни миль, нужно либо быть с этим некто в особой связи, либо тщательно его изучить. — Меридиана вновь села за столик рядом с Мунлайт. — И, уж коли мы… — Она подмигнула Мунлайт. — …теперь все вместе в особой связи, давайте без высочеств.

— К-как скажете, миледи. — Хейберт проглотил комок в горле.

— Так вот, всё было тщетно, до тех пор пока вы сами не воззвали ко мне, представив меня на месте этой юной леди. — Мейридиана погладила Мунлайт по голове.

— Так значит вы вселились в меня? — Мунлайт всё ещё не могла прийти себя.

— Нет, милая, что ты. Для это нужно быть в ещё более особой связи. К тому же эта твоя “регалия”… — она кивнула на рабский ошейник, — …всё равно не дала бы этого сделать.

Мейридиана отлевитировала свою колбу в сторону Хейберта, тот спохватился и пополнил опустевший “кубок” из бочонка, а сама она обняла поникшую кобылку и что-то прошептала ей на ухо.

— Нет, я послала свою тень. Примерно так, как делаю еженощно, когда, бывает, сотни жеребяток взывают о помощи из своих кошмарных снов. Только на этот раз связи со своей тенью я не разрывала, ведь у меня был конкретный адресат с которым нужно установить двустороннее общение. К сожалению, контакт с вами был очень слаб и длился не долго.

— Да, я припоминаю, в этот момент объявили Айрон Честа, а я буквально накануне получил его записку, и вот… — Хейберт развёл копытами.

— Сама того не зная, сестрица наступила мне на хвост, — ухмыльнулась Мейридиана. — Не корите себя, мэтр, даже при более благоприятных обстоятельствах мне бы не удалось тогда объясниться с вами, сейчас я это понимаю. Тем не менее, я оказалась на этой стороне пусть и в виде тени, которая не может далеко оторваться от одной юной кобылки.

Мейридиана остановилась, словно собираясь с мыслями, Хейберт воспользовался паузой и отпил из кружки.

— Времени у меня было в обрез, — продолжила Мейридиана. — Тень недолговечна и расточается по утру без следа. Мне было необходимо найти вместилище. Очень сложная задача, ведь нужно не просто сохраниться, но и иметь возможность как-то действовать. И тут подвернулась волшебная личина.

Мейридиана сделала большой глоток из приплывшей по воздуху колбы с мёдом.

— Все-таки, когда удача улыбается, она делает это с блеском. Так, благодаря магическому дару одной юной леди и художественному таланту её матушки, тень нашла пристанище. И какое! — Мейридиана повернулась к Мунлайт. — Сколько раз ты надевала эту маску, сначала ради игр и приключений, потом, чтобы укрыться от тирании злой магии и спасти самую важную часть самой себя. Во всей Эквестрии найдётся немного артефактов, что прошли подобную закалку.

— Но как вы смогли воплотиться в моей маске, да ещё и в обычном мире, а не на специальной сцене?

— Немного магии принцесс, моя милая Рэйнбоу. Кстати, ты зря отказываешься от своего личного имени, оно тебе очень идёт. — Мейридиана копытом поправила челку, Мунлайт. — А ещё помогли агенты, что заслала сестра. Они заложили вокруг дворца и ближайших окрестностей зачарованные предметы и превратили это пространство в одну большую сцену волшебного театра.

— Под самым носом шпионов Троттерика?! — Хейберт поперхнулся мёдом. — Но… Это же чужая магия! Как вам это удалось? Почему не сработала защита дворца?

— Не волнуйтесь, мэтр. Ваш охранный контур почти безупречен. Просто сторожевые чары настроены улавливать враждебные воздействия, а безобидные безделушки не представляют ни для кого никакой угрозы.

— И всё-таки, создать магическое поле таких размеров и не возбудить ни один из резонаторов, это…

— Мэтр, — Мейридиана прервала Хейберта. — Мы обязательно обсудим этот вопрос, в более подходящее время.

— Простите, ваше… э-э… миледи.

— Так вот, способ воплотиться здесь я нашла, вот только… Рейнбоу, милая, не просветишь мэтра в общих чертах по поводу таблицы персонажа?

Мунлайт вздрогнула от звуков своего личного имени.

— Ну-у… — начала она. — Это магическая суть персонажа, представляет собой особый список свойств персонажа, плюс набор правил, по которым персонаж действует, и границы, которые он не может нарушить. Ой! — Мунлайт хлопнула себя копытом по рту.

— Да милая, ты поняла правильно. — Мейридиана повернулась к Хейберту и развела копытами. — Как видите, мэтр, мне пришлось сделать сказку былью и действительно стать суккубом со всеми причитающимися свойствами и повадками. Впрочем… не могу сказать, что кто-либо остался обиженным.

Улыбнувшись, она отсалютовала колбой с мёдом и сделала большой глоток.

— Но вы же принцесса, неужели вы обязаны подчиняться этим правилам? — недоумевала Мунлайт.

— Милая, во-первых, не путай меня с богами древнего мира. Мои возможности хоть и широки, но не безграничны, тем более в виде тени самой себя. Во-вторых… Есть такая философская хохма: “может ли всемогущее существо создать камень, который не сможет поднять?” Правильный ответ: может. Само-то существо хоть и всемогуще, да только камень материален. Он либо останется на месте, либо разрушится и перестанет быть, ибо его создали неподымаемым, и это его суть. Мейридиану разорвало бы в клочья, если бы я не приняла её суть, а допустить подобное — это сразу же загубить всё дело и ничего не добиться. Так что, пришлось принять правила игры.

Мунлайт переводила взгляд с Мейридианы на Хейберта и обратно, покраснев при этом до кончиков ушей.

— Да. А когда я отступила всего на полшажка… Мэтр, вы хорошо помните сказку? Конкретно про сокровенный вопрос?

— Ну, Мейридиана должна ответить на сокровенный вопрос честно, искренне и полно.

— Именно так. Ваш первый сокровенный вопрос был… — Мейридиана сделала жест копытом, предлагая Хейберту закончить фразу.

— Почему благородные кобылы скрывают свои метки?

— Именно из-за недомолвки про маленький нюанс, я, как тень, лишилась связи с большой собой, — Она улыбнулась и развела копытами. — Зато я прочно приковалась к этому телу, и моя сила и возможности ширятся с каждым призывом. Я всё больше становлюсь той Мейридианой, что описана в сказке.

— То есть вы хотите сказать, что… — Хеберт не решился закончить мысль.

— Да, технически, я теперь самостоятельное разумное существо со своей волей. Но пока это не имеет значения. Как я уже говорила, я отбрасываю порой десятки и сотни теней. Большинство из них действуют самостоятельно, и растворяются без следа в лучах утренней зари. Но, если я просуществую в таком виде достаточно долго, чтобы у меня выработалось ощущение самой себя, как какой-то другой личности, и страх её потерять… Тогда у меня в Кантерлоте и сестрёнки появится повод для беспокойств.

— И когда это случится? — осторожно поинтересовался Хейберт.

— Возможно, что и никогда. — Мейридиана пожала плечами. — Я специально тренировалась отбрасывать тени. Вот Тия так и не научилась. Знали бы вы, сколько проблем доставили её огненные демоны! Особенно, когда им удалось сбежать на дальний север, где солнце светит по полгода. Впрочем, эту уже совсем другая история! — Она обняла Мунлайт за плечи и они вместе повернулись в сторону Хейберта. — Мэтр, кажется теперь ваш черёд рассказывать.

И снова Хейберт оказался в под прицелом сразу двух пар кобыльих глаз.

— Кхм… С чего бы начать?.. — откашлялся он в копыто и несколько раз перевёл взгляд с одной дорогой ему кобылы на другую.

— Ну, мы уже рассмотрели прошлое интересующей всех нас истории… — Мейридиана погладила Мунлайт по голове, — …настоящее… — Приложила свободное копыто к груди. — …стало быть, за вами будущее! Я так понимаю, — задумчиво протянула она и перевела взгляд на грифельную доску. Там всё ещё была начертана магическая диаграмма с развёрткой символов рабского ошейника Мунлайт. — Вы же вызвали меня ради чего-то, что напрямую связано с нашей общей проблемой?

Хейберт вздохнул и опустил взгляд.

— И так, ваш сокровенный вопрос, мэтр.

После нескольких секунд колебаний Хейберт поднял голову и посмотрел в глаза Мунлайт.

— Я хочу знать как снять с кобылы рабский ошейник. — четко сказал он, не отводя взгляда от юной кобылки.

Никогда не теряй головы

― Я хочу знать как снять с кобылы рабский ошейник. ― четко сказал Хейберт, не отводя взгляда от юной кобылки.

Волна дрожи пробежала вдоль позвоночника Мейридианы, ей показалось, что весь мир дрогнул и на долю секунды подернулся пеленой, которая спала, и всё вокруг заиграло необычно яркими красками. Она крепко сжала в объятиях ошарашенную Мунлайт и поцеловала её в щёку. Кобылка пискнула и часто заморгала.

― Эгей! ― Едва ощущая собственную материальность, Мейридиана вскочила и прорысила к грифельной доске. ― Разобраться с порождением тёмных магических технологий, да ради такого хоть даймоном, хоть призраком не стыдно стать! ― Её голос звенел как тугая струна.

Уже перевалило далеко за полночь, Мунлайт мирно посапывала, свернувшись на спальном тюфяке, Хейберту с Мейридианой было не до сна. Прямо в воздухе перед доской слегка подрагивала сводная диаграмма Хейберта. Мейридиана показала, как строить простые но более ёмкие и гибкие схемы, если вместо чертежей на плоскости выстраивать модели в пространстве, и как можно оперировать ими, поворачивая отдельные компоненты и выявляя скрытые связи. Поначалу, двоих исследователей охватил энтузиазм: казалось, новый угол зрения позволяет видеть глубже, многие безответные вопросы отпадали сами собой. Однако, на место каждой разрешённой проблемы вставали несколько новых.

― Раздери меня дискорд, да что это такое?! ― в сердцах воскликнул Хейберт и выстрелил молнией из рога в новый промежуточный узел диаграммы, который притянул к себе не менее десятка паразитных связей.

Узел сгорел. Призрачные нити остались без опоры и взрывались снопами разноцветных искр. Мейридиану передёрнуло, причём непонятно от чего больше: то ли от упоминания Дискорда, то ли от очереди глухих щелчков, напоминающих лопающиеся струны лютни.

― Я болван! Слепой самонадеянный придурок! ― не унимался Хейберт.

Он рухнул на живот и обхватил голову передними ногами. Мейридиана присела рядом и провела мордочкой по холке и загривку Хейберта, её грива упала ему на шею и плечи.

― Не корите себя, мэтр. Магия грифонов слаба, но они компенсируют это, собирая конструкции и механизмы из сотен и даже тысяч элементов. То, что запутал один грифон, десяток других может распутывать годами

― Да уж, ― отозвался Хейберт, не убирая копыт от затылка и лица. ― Они плетут заклятия машинами и сами не понимают, как эта магия работает. Взять то же артефактное сжатие.

― Что ж, нужно признать, я ваша пленница. Готовьте кольцо, мэтр.

― Не очень подходящее время для шуток... Вы серьёзно, миледи?

― Абсолютно. ― Она легла рядом, поглаживая Хейберта ногой по спине и положив голову ему на холку. ― С каждым призывом я всё меньше играю даймона и всё больше становлюсь даймоном. Вопрос, на который я не могу ответить, вы уже задали. Чтобы закончить сказку, остался один последний шаг ― заточить меня в вечную тюрьму. Надеюсь, вы подберёте достаточно уютное кольцо. Хотя, я слышала, на востоке для этого используют лампы или даже бутылки. По моему, замечательная судьба, мэтр ― тыщу лет мариноваться в филидельфийском пурпурном, ― усмехнулась она.

Хейберт сложил перед собой передние ноги и уткнулся в них мордочкой, от чего стал напоминать огромного кота. С грустью ухмыльнувшись про себя, Мейридиана принялась почёсывать Хейберта за ухом. Замурлыкать он не замурлыкал, но дышать стал глубоко и ровно.

― Мэтр, а как бы вы собирались поступить, если бы нам удалось освободить малышку Мунлайт? Я так понимаю, теперь вы склонны принять предложение Селестии.

Хейберт поднялся в сидячее положение, Мейридиана плавно перекатилась на спину, и они опять смотрели друг на друга.

― Вы же не бросили бы её здесь?

― Нет-нет, что вы! ― Хейберт затряс головой из строны в сторону. ― Я хотел взять Мунлайт с собой в Кантерлот. Я всё продумал, есть способ подтвердить её титул: нужно внести залог, в высший совет знатных единорогов, обеспечить приданое и договориться о взаимном покровительстве с какой-либо городской гильдией. Это немного сложно, но думаю, смогу уговорить помочь родственников жены брата ― они имеют вес в городском совете Эквилака. Того количества золота, что посулила мне Селестия с лихвой хватит на всё.

― Это очень благородные намерения, ― Мейридана провела копытом по передней ноге Хейберта. ― И, надо сказать, вполне осуществимые. Но что вы планировали для себя лично? Вы же не смиритесь с судьбой простого горожанина.

Хейберт прижал уши и опустил взгляд.

― Я думал, что, как опекун, мог бы рассчитывать на должность при дворе юной графини. Это развязало бы мне копыта и позволило бы посылать инквизицию куда подальше. ― Спохватившись, он торопливо добавил: ― До тех пор, конечно, пока я не буду ничего нарушать. Я ведь и не хочу делать ничего плохого, просто исследования и эксперименты.

Затаив дыхание, Мейридиана замерла и уставилась в потолок. Через несколько секунд она одним движением перекатилась на живот и, как отпущенная пружинка, вскочила на ноги. Во всём её теле снова ощущалась лёгкость, а мысли в голове выстроились в чёткий ряд.

― Мэтр, да вы гений! ― Она впилась Хейберту в губы. Тот распахнул глаза, но на внезапный поцелуй ответил. Усталость и напряжение в его вгзляде сменились недоумением. ― Артефактное сжатие! Как я могла забыть?!

Подхваченная приливом сил Мейридиана уже через мгновение склонялась над спящей Мунлайт. Она откинула с лица кобылки спутанные пряди разноцветной гривы и поправила съехавшее одеяло из сложенного в несколько слоев плотного сукна.

― У вас появилась какая-то идея? ― шёпотом спросил подоспевший Хейберт.

― Вы мне кое-что подсказали, но я должна проверить, ― так же шёпотом ответила Мейридиана. ― Мэтр, не могли бы оставить нас наедине до утра?

― Х-хорошо… ― Он поднял взгляд от спящей кобылки к Мейридиане и изобразил лёгкий поклон. ― Я тогда пойду в свои покои наверху. В кои-то веки, отосплюсь в кровати, как все нормальные пони. ― Добавил он уже на пороге.

Как только стихли шаги в коридоре, Мейридиана начала растворяться в воздухе, превращаясь в серебристое облачко. Мунлайт втянула в себя это облачко одним глубоким вдохом.

Один из небольших, но богато украшенных залов дворца великого герцога Норпонны был отдан в распоряжение графини Мунлайт, она давала бал в честь тринадцатилетия своей младшей дочери. Золотистый магический свет лился из-под высоких сводов и создавал ощущение раннего летнего вечера. Под действием несложного заклятия витражи высоких стрельчатых окон превратились в дополнительные светильники и отбрасывали тысячи ярких разноцветных бликов на развлекающуюся публику.

Музыканты не знали усталости, и одна веселая мелодия следовала за другой. Руководил процессом распорядитель бала ― жеребец-альбинос с ярко-красными глазами. Со специального возвышения он объявлял танцы и устраивал перерывы, чтобы дать возможность гостям отдохнуть и пообщаться. Ему помогали несколько жеребчиков из пажеского корпуса великого герцога. Они не давали гостям потеряться ― показывали, где во время перерывов можно перекусить или сыграть в кости. Когда наступало время, они собирали публику в середине зала и предлагали построиться необходимым для танца порядком. В случае необходимости, они же подменяли недостающих кавалеров.

Для очередного танца гости выстроились широким кругом: дамы образовывали внутреннее кольцо, кавалеры ― внешнее. Следуя подсказкам распорядителя, пары выполняли положенные фигуры танца, состоящие из поклонов, шагов, поворотов кругом и хлопков в копыта партнера. Танец требовал слаженности, чёткого следования ритму музыки и указаниям распорядителя.

В очередной раз Распорядитель ударил о помост тяжёлым посохом с бубенцами. Все дамы должны были повернуться влево и сделать шаг. Одна юная кобылка с четырёхцветной гривой замешкалась и развернулась не в ту сторону, из-за чего столкнулась со своей соседкой. Положение спас оказавшийся рядом вороной жеребец. С невероятной быстротой он просочился внутрь круга и поддержал копытом заваливающуюся кобылку. Не сбиваясь с ритма, он вывел её в середину круга, где они продолжили танец. За два такта кольцо танцующих затянуло брешь, и никто больше не обратил внимания на инцидент.

― Благодарю вас лорд Троттерик, ― сказала кобылка, поклонившись кавалеру, как того требовала фигура танца. ― Вы спасли меня от катастрофы.

― Это пустяки, леди Рейнбоу. ― Троттерик сделал ответный поклон. ― Этот бал в вашу честь, и вы здесь главная. Даже если бы вы решили, что вместо танца дамы должны немедленно оседлать кавалеров и устроить скачки прямо в этом зале, вы в своём праве.

Мунлайт Рейнбоу не смогла сдержать усмешку и залилась краской.

― Это было бы жестоко по отношению к сэру Красному Глазу. ― Она взглянула на распорядителя. ― Он столько сил потратил, чтобы все прошло на высшем уровне. Это очень важно для него.

― Вы великодушны.

― А вы замечательно танцуете. Я не встречала никого, кто бы двигался так же плавно и точно.

― Благодарю вас, леди Рейнбоу. Если б вас слышала моя тётушка Брайдельхильда, то она была бы рада узнать, что её наставления не пропали даром.

― К сожалению, не имею чести быть знакомой с этой почтенной леди.

― Я бы мог вас представить, как только она вернется из Кантерлота.

Прозвучал последний аккорд, танцующие поклонились своим партнёрам, как того требовали правила этикета. Наступила тишина, но распорядитель не спешил объявлять ни следующий танец, ни перерыв. По толпе гостей пробежал ропот.

Всеобщее внимание привлёк жеребчик в ливрее пажа, который галопом пересёк зал и подбежал к распорядителю. Он что-то прошептал ему на ухо и таким же аллюром зал покинул. Распорядитель созвал помощников и что-то быстро им объяснил, затем принялся давать инструкции музыкантам. Помощники же попросили гостей расступиться и организовали проход от главных дверей до возвышения, где на почётных местах в окружении свиты слуг сидели хозяйка бала ― графиня Мунлайт и её сестра леди Сансет великая герцогиня норпоннская.

Тяжёлые створки главного парадного входа в зал раскрылись, через проём вошёл коронный герольд герцога и протрубил в рог.

― Её королевское высочество принцесса Луна из дома Кантерлота! ― объявил он и освободил проход.

Раздался размеренный цокот копыт, и из сумрачного освещённого факелами коридора вышла принцесса Луна. Её шею украшал обруч из метеоритного железа. Как только она переступила порог зала, оркестр грянул торжественный марш.

Публика низко кланялась неожиданной высокой гостье. Принцесса подошла к помосту для хозяев бала и почётных гостей, в этот момент музыка оборвалась на высокой ноте, и в обрушившийся тишине был слышен каждый шорох.

― Мы бесконечно польщены тем, что вы соизволили почтить своим присутствием наше скромное торжество, ваше королевское высочество. ― Графиня Мунлайт сделала глубокий реверанс.

― От лица его высочества великого герцога приветствую вас в Норпонне. ― Герцогиня поклонилась Луне.

― Мы рады видеть вас в добром здравии и благодарим за тёплый приём. ― с лёгким кивком ответила принцесса Луна сразу обеим.

Тем временем слуги подготовили почётное место для принцессы, куда уложили расшитую серебрянной нитью бархатную подушку. Однако, Луна не торопилась усаживаться, она о чем-то тихо переговоривалась с графиней. Та кивнула и послала слугу к распорядителю, другой скрылся в одной из боковых дверей. Остальные слуги подготовили ещё одно место между Луной и графиней.

По залу пробежал шепоток. Гости недоуменно переглядывались друг с другом. Посланный в подсобку слуга вернулся, он что-то левитировал впереди себя в облачке магии.

Кивнув поочередно принцессе и герцогине, графиня Мунлайт громко объявила:

― Дочь моя, подойди, пожалуйста, к нам!

В этот момент музыканты заиграли вариацию того же марша, что сопровождал дефиле принцессы, только с чуть большим темпом и с меньшим количеством духовых. Гости вокруг Мунлайт Рейнбоу расступились, освобождая ей проход. Сама же она замерла в нерешительности.

― Ну же, леди Рейнбоу, это ваш час славы, смелее! ― ободрил её Троттерик, но видя, что она не может тронуться с места, взял её за копыто и повёл вперёд.

Не доходя десятка шагов до помоста, он с поклоном отпустил копыто кобылки и отступил в сторону. К этому моменту Мунлайт Рейнбоу собралась с духом и прошла остаток пути сама.

Музыка стихла.

― Ваши высочества. ― Кобылка сделала реверанс перед принцессой и герцогиней. ― Матушка. ― И поклонилась матери.

― Леди Рейнбоу, ты доказала, что обладаешь отважной душой и чистым сердцем, так прими же знак своей судьбы и место в роде, ― Графиня Мунлайт произнесла слова ритуальной формулы, которые эхом прокатились по залу.

Графиня перехватила своей магией принесённый слугой предмет. Это оказалась тиара из переплетённых золотых и серебряных пластинок в форме резных листьев чертополоха, украшенная лиловым аметистом и россыпью мелких искрящихся самоцветов. Очень похожую тиару носила и сама графиня.

― Склони голову, дитя!

Мунлайт Рейнбоу склонилась перед сидящей на возвышении матерью. На голову кобылки плавно опустилась тиара. В этот момент воздух взорвался от гвалта аплодисментов и одобрительных возгласов. Когда Мунлайт Рейнбоу подняла голову, графиня протянула ей копыто и проводила на подготовленное место.

― Поздравляю, малышка, ― шепнула ей стоящая чуть сбоку герцогиня.

― Спасибо, тётя Сансет, ― едва слышно ответила Рейнбоу.

Усевшись между матерью и Луной, Рейнбоу обнаружила, что помощники распорядителя не теряли времени даром и, пока длилась церемония, успели расставить гостей в нужном порядке. Заиграла музыка, и гости пустились в пляс.

― Тебя что-то беспокоит, милая? ― Тихий голос принцессы Луны прозвучал отчетливо несмотря на громкую музыку и шум толпы.

― Я кажется украла у Авроры лорда Троттерика. А ведь она влюблена в него. Я плохо поступила, ваше высочество. ― ответила Рейнбоу, повернувшись к принцессе.

― На этот счет я бы не беспокоилась. ― Луна кивнула в направлении дальнего конца зала, где Троттерик и леди Аврора кружились в быстром танце, встав на задние ноги и держась за передние копыта друг друга. ― И можно просто: леди Луна, а то от этих высочеств у меня уже немного в ушах звенит. ― Принцесса покрутила копытом возле виска.

― О, теперь я спокойна, она его не выпустит, ― хихикнула Рейнбоу, посмотрев в направлении взгляда принцессы.

― Это твой вечер, милая, здесь всё по твоим правилам. Но ведь это не единственное, что тебя смущает?

― Если подумать, то вы правы, ваше… э-э… леди Луна. Немного странно, что мой крыс ― распорядитель бала. ― Рейнбоу посмотрела на сэра Красного Глаза. ― И мне это кажется совершенно нормальным.

― Ну, он отлично справляется, ― с улыбкой ответила Луна.

― Это правда. Но почему у моей матушки в груди огромная рана, а леди Сансет держит свою голову над плечами телекинезом и даже иногда поправляет копытом.

― Так нас убили. Разве ты не помнишь, доченька? ― вмешалась в разговор графиня. ― Меня проткнули пикой, когда я пыталась защитить тебя и других жеребят…

― А меня казнили на дворцовой площади, ― добавила голова герцогини, выплыв из-за плеча принцессы Луны.

― Так значит вы мертвы?

― Мы всегда живы в твоем сердце, милая. ― Графиня Мунлайт обняла Рейнбоу.

Музыка замолчала. Распорядитель объявил перерыв.

― Пройдёмся немного? ― предложила Луна, передавая слуге опустевший кубок.

Рейнбоу взглянула на мать, та кивнула и тепло улыбнулась.

― Да, конечно, леди Луна

― Скажи мне, дитя, что тебе известно о фрейлинах принцесс? ― Прищурившись, Луна наблюдала как на противоположном конце зала два жеребца соревнуются в том, кто дольше простоит на двух ногах. Сидящие вокруг них кобылы громко смеялись и вели отсчет времени, хлопая передними копытами.

― По правде говоря, совсем немного. ― Мунлайт Рейнбоу пожала плечами и откусила кусок большого красного яблока. ― Принцессы могут видеть через их глаза, слышать через их уши и говорить через них их голосом. Я что-то не так сказала? ― смутилась она, поймав взгляд Луны.

― Не то чтобы это было неправдой... но то, что ты перечислила, лишь самые поверхностные проявления. Суть гораздо глубже. ― Луна отвлеклась, обратив внимание на стоящую поблизости пару. Она обратилась к жеребцу: ― Сэр Троттерик, вы кажется хотите что-то спросить?

― Прошу простить мою наглость, ваше высочество, но могу я обратиться к леди Рейнбоу? ― спросил Троттерик, приложив копыто к груди.

― Разумеется.

― Вам очень идёт графская тиара. Воистину, вы достойнейшая дочь своего рода. ― Троттерик поклонился Рейнбоу. ― Этот вечер великолепен, но скоро близится утро… ― Он скосил взгляд на свою спутницу. ― Очень надеюсь, что вас не оскорбит, если я и леди Аврора покинем вас.

― Сегодня вы спасли меня от позора, и я уверена, что для моей лучшей подруги вы сделаете не меньше. ― Рейнбоу кивнула. ― Конечно, ступайте.

Троттерик ещё раз поклонился, развернулся и сделал шаг в сторону спутницы, но замешкался, недоуменно оглядываясь по сторонам.

― Я провожу вас, сэр Троттерик, ― вмешалась Луна и подошла к ближайшей стене. Троттерик с Авророй поспешили за ней.

Луна протянула копыто к ручке двери, нарисованной на стене, и потянула её на себя. Со скрипом дверь отворилась. Сквозь нарисованный дверной проём показался кусочек залитого солнцем песчаного пляжа, и послышался шум прибоя. Троттерик и Аврора нырнули в образовавшийся проход. Аврора на секунду задержалась и, обернувшись в сторону Рейнбоу, показала язык. Дверь захлопнулась и снова стала всего лишь частью фрески.

― Хм-м… Как чудесно, что им удалось пройти в дверь высотой всего полтора фута. ― Мунлайт помахала зажатым в копыте яблоком, очертив в воздухе примерные габариты дверного проёма.

Луна пожала плечами.

― Я знавала одного верблюда, он утверждал, что может проходить сквозь игольное ушко. Пойдём, я хотела тебе кое-что показать.

Принцесса положила крыло на спину Мунлайт Рейнбоу и легонько подтолкнула кобылку в нужном направлении. Вдвоём они неспешно зашагали вдоль зала к месту, где нависающая балконная галерея образовывала уютный закуток. В тени под балконами уже издалека виднелись очертания странного механизма.

― Так вот фрейлины… У этих кобыл особая связь со своей принцессой ― они хранят в себе частицу души своей госпожи, которая позволяет им в любой момент связываться с принцессой. При любых обстоятельствах, на любом расстоянии. Они могут открыть свои органы чувств частично, а могут и полностью, так, что принцесса не только видит и слышит, но полностью ощущает всё, что твориться вокруг её фрейлины, как будто бы это происходит с ней самой. Ну и, наконец, в особых случаях фрейлина может позволить принцессе проявиться через себя. В таком случае, принцесса говорит голосом фрейлины, управляет её телом и вливает в неё часть своей волшебной силы.

― Похоже на одержание… ― задумчиво прокомментировала Рейнбоу.

― Это оно и есть.

Луна перехватила взгляд взволнованной кобылки и улыбнулась, поглаживая её крылом по спине.

― Всё происходит абсолютно добровольно и с величайшим взаимным уважением.

― Но я читала, что одержимые пони теряют рассудок.

― Фрейлины проходят долгое обучение. Они тренируются чувствовать границы своей души и нарабатывают умение сохранять целостность сознания. Вот например, способность осознавать себя во сне. Это не самый главный, но, пожалуй, самый эффектный признак того, что кобыла готова стать фрейлиной и не сойти сума.

― А какие другие?

― Их много. Скажем, умение хранить отпечатки душ ушедших и наделять их частью своего сознания. Кстати, мы пришли. Ты узнаешь эту конструкцию?

Луна остановилась и указала крылом на стоящий под балконом аппарат. Он представлял из себя нагромождение реек, внутри которого находилась металлическая рама. С верхней и средней частей рамы свисали ремни, а снизу виднелись ножные кандалы. Этими ремнями и кандалами можно неподвижно зафиксировать пони ростом с Рейнбоу. С боку на полу стоял небольшой ящик, из которого торчали несколько рычагов и три маховичка с ручками.

“Удобно для существ у которых есть конечности с цепкими пальцами”, ― подумала про себя Рейнбоу, глядя на пульт управления аппаратом.

Кобылку прошиб холодный пот, и в горле застрял комок.

― Я. Я… Я же сплю, ведь так? ― С трудом ей удалось произнести хоть что-то членораздельное. ― Она нервно огляделась по сторонам, цепляясь глазами за лица счастливых гостей бала.

― Конечно, милая, ― раздался голос графини Мунлайт.

― Мамочка! ― Рейнбоу бросилась в объятия графини.

― Всё хорошо, моя девочка, самое страшное уже давно позади. ― Графиня погладила дочь по спине.

― Память о близких укрепляет дух и придает силы, ― прокомментировала принцесса Луна.

Она прошла под балкон и зажгла на кончике рога яркий огонёк, который высветил зловещую конструкцию во всех подробностях.

― Машина артефактного сжатия ― жуткое изобретение. Она превращает живых пони в маленькие статуэтки.

Луна повернула один из рычагов, торчащих из пульта. В его нижней части открылась дверца, откуда Луна достала светло-фиолетовую фигурку единорожки с четырёхцветной гривой. Принцесса отлевитировала её в сторону Мунлайт Рейнбоу.

― Неужели это?... ― Рейнбоу подхватила фигурку дрожащим копытом.

― Да. Это ты, ― подтвердила Луна. ― До того, как тебя расколдовали, разумеется.

― Невероятно, всего с копыто размером!

― При артефактном сжатии машина выбивает из жертвы душу, затем её улавливает и заточает в сердцевину получившейся фигурки. Там душа спит до тех пор, пока фигурку не расколдуют. Это страшное насилие, но невероятным образом, большинство прошедших через артефактное сжатие обретают способности, которым будущие фрейлины обучаются годы.

― То есть вы хотите сказать, что… я могу…

― Тебе ещё очень многому предстоит научиться, но самое главное ты уже умеешь. ― Луна села и развела копытами. ― Я наблюдала за тобой и всем, что здесь происходит, как только попала в этот сон. Я абсолютно уверена, что ты можешь принять посвящение фрейлины.

Не веря в происходящее, Мунлайт Рейнбоу подняла голову и встретилась взглядом с матерью. Графиня улыбалась и едва сдерживала слёзы. Вокруг собрались гости, многие несли на себе следы смертельных ран, но это их нисколько не беспокоило. В первом ряду Рейнбоу заметила отца и старшего брата, всех остальных она тоже знала по прошлой жизни. Десятки пони смотрели на неё, кто с дружеской усмешкой, кто с доброй улыбкой, в их глазах читались забота, поддержка и одобрение.

― Я была бы рада видеть в своей свите кобылку с истинно отважной душой и чистым сердцем. Но только ты сама можешь принять решение за себя. ― Луна провела крылом по загривку Рейнбоу и отошла на несколько шагов в сторону.

Мунлайт Рейнбоу ещё раз оглядела всех собравшихся, они медленно растворялись в золотистом сиянии. Вскоре в этом сиянии потонуло всё вокруг, остались только кусочек каменного пола, стоящая боком чуть в отдалении принцесса Луна и злосчастная машина.

― Я согласна, ваше высочество. ― Мунлайт Рейнбоу сделала глубокий реверанс.

― Поднимись, дитя. ― Голос Луны звучал тихо и очень мягко. ― Это ты оказываешь мне честь. Ты вверяешь мне свою судьбу и душу, и я клянусь сделать всё, чтобы защитить их.

Луна обняла кобылку и поцеловала её в лоб.

― Это всё? ― удивилась Рейнбоу.

― Теперь нам надо покинуть сон и мы будем неразделимы. ― Луна огляделась кругом. ― Тут должно быть что-то, что позволит сделать переход.

Золотистая дымка поглотила уже всё вокруг, кроме машины артефактного сжатия. Луна подошла к аппарату и потянула вверх реечный каркас. Лёгкая конструкция со скрипом повернулась на шарнирах, открывая доступ к раме. Та заметно изменилась ― скользящие штанги раздвинулись, приспособив крепления и кандалы для фиксации пони размером с Луну.

― Понятно, ― тяжело вздохнула Луна. Она перешагнула раму и продела ноги в кандалы. ― Закрепи меня и включи машину.

― Как?

― Копытами. Рядом с этим каркасом... ― Луна кивнула на конструкцию из реек, ― ...магия единорогов не действует.

― Я имею ввиду, как мне включить машину? ― уточнила Рейнбоу, разбираясь в многочисленных ремешках и защелках.

― Не знаю. Ответ должен прийти к тебе. Это последняя проверка, отважное дитя. Я вручаю себя в твои копыта, и теперь ты должна меня испытать.

Вскоре Рейнбоу закончила возиться с Луной, и опустила реечный каркас. На пульте управления машиной зажёгся зелёный огонёк и послышалось тихое гудение. Всё ещё не понимая что делать, Рейнбоу крутанула один из маховичков.

Раздалось сдавленное, но очень громкое мычание.

― М-м! Пв… Ы мпф! ― только и смогла произнести Луна.

На ней был надет тугой намордник, прочно закреплённый на подвижной штанге рамы, которая пришла в движение и опустила голову принцессы чуть ли не до земли.

Спохватившись, Мунлайт Рейнбоу немедленно выкрутила маховичок в обратную сторону, но перестаралась. Луна теперь стояла с задранной кверху шеей.

Опытным путём Рейнбоу определила, что почти все рычаги и маховички служат для придания фиксированной на раме пони той или иной позы. Ещё несколько переключателей не оказывают вообще ни на что никакого действия. В расстроенных чувствах она села рядом с пультом и повесила голову.

― Дурацкая машина!

Рейнбоу уже занесла копыто для удара, как заметила торчащую из боковой стенки ручку. Зацепиться за неё копытами было невозможно. Тогда Рейнбоу зашла сбоку, ухватилась за круглый набалдашник ручки зубами и потянула на себя. Из пульта вышел бронзовый стержень, длинной чуть меньше фута. Раздался характерный щелчок, и в гудение аппарата добавились жужжащие тоны.

Вновь осмотрев пульт, Рейнбоу заметила, что красная лампочка замигала рядом с одним из “бесполезных” переключателей. Она нажала на него копытом.

Лампочка стала гореть, не мигая, жужжание усилилось, а бронзовый стержень принялся втягиваться в аппарат.

― М-М! ― сдавленно закричала Луна и через секунду исчезла.

Хейберт вернулся в лабораторию рано утром. Мейридианы нигде не было, а Мунлайт всё ещё спала, лежа на боку и нервно подрагивая. Он подошёл и нагнулся, чтобы поправить одеяло. Кобылка вскрикнула и резко приподнялась на передние ноги.

― Всё хорошо, малышка, всё уже кончилось. ― Хейберт крепко обнял кобылку и попытался её успокоить, поглаживая по спине.

Мунлайт вжалась мордочкой в шёрстку на груди Хейберта и судорожно вздыхала, мелко дрожа всем телом. Спустя минуту она с хрипом выпустила воздух из лёгких и отстранилась. Вытаращив глаза, она огляделась вокруг.

― В том-то и дело, что всё только начинается, мэтр. ― Странные модуляции звучали в голосе Мунлайт.

Со второй попытки ей удалось встать на дрожащие ноги. Одеяло соскользнуло с её бока, и Хейберт уставился на обнажившееся бедро кобылки. Мунлайт поймала этот взгляд. Она изогнулась всем телом и вытянула шею, чтобы лучше разглядеть рисунок лунного серпа и нескольких звезд на боку собственного бедра.

― Ты получила метку, ― протянул Хейберт. Он не мог понять какие эмоции испытывать при виде метки самой принцессы Луны на боку дорогой ему кобылки.

― Это... Это всегда было моей меткой, ― необычно звучащим голосом ответила Мунлайт.

Или уже не Мунлайт?

― Принцесса? Вы… Вы захватили её? Что с Мунлайт?

― С нашей малышкой всё в порядке. Она спит. Пока спит. ― Мунлайт-Луна вытянула копыто в сторону Хейберта и едва устояла на трёх ногах. ― Всю боль я приму на себя. Агх! ― Она присела на пол. ― Почему у Тии всегда проходит гладко, а мне нужно выворачиваться наизнанку?!

Хейберт сел рядом и нерешительно провёл копытом по сгорбленной спине кобылки.

― Я могу что-то сделать?

― Мэтр… ― Она подняла голову, и они встретились взглядами. Её глаза были точь в точь такие же как у Мейридианы. ― Пусть между нами не может быть прежней страсти… Но-о… Но наша связь ещё не разорвана. Просто побудьте рядом.

Снова обняв Мунайт-Луну-Мейридиану, Хейберт почувствовал, как в хрупком тельце медленно успокаивается дрожь, как она дышит всё глубже и ровнее. Спустя пару минут она замерла, и даже дыхание перестало ощущаться. Хейберт разорвал объятия и взглянул ей в глаза. Они мягко светились изнутри.

― Что?! Что происходит? ― Хейберт потряс Мунлайт-Луну за плечо.

― Всё в порядке, мэтр. ― Всё тот же изменённый голос звучал ровно, избавившись от дребезжащей интонации. ― Я восстановила единство с самой собой в Кантерлоте. Малышка Мунлайт теперь полноценная и полноправная фрейлина эквестрийской принцессы, а вы… ― Хейберт вздрогнул и напрягся, пригнув уши. ― Думаю, ваше посвящение в рыцари стоит отложить до прибытия ко двору в Кантерлот. Я подыщу место, достойное вашего таланта, если уж жизнь обычного горожанина вам не по душе. И, да, приз от Селестии тоже останется при вас. Я прослежу.

― Вы всё это сделаете для меня?

― Глупо разбрасываться подобными талантами. К тому же… Принцессы обязаны заботиться о своих фрейлинах, а для малышки Мунлайт вы единственный близкий пони. Но сначала, нам все же надо избавиться от рабского ошейника. Тия с меня шкуру снимет, если увидит это. ― Она ткнула копытом в свой ошейник. ― И с вас, кстати, тоже.

― Но мы уже всё испробовали!

― Мэтр, во-первых, утро вечера мудренее. Во-вторых, теперь за нами стоит вся мощь кантерлотских архивов. Так что, пока придерживаемся вашего плана ― у нас восемь дней в запасе, пока кантерлотские корабли не отчалят из гавани Норпонны.

― Что ж, даже не знаю.

― Отвлекитесь пока. Приведите в порядок свои записи и соберите, всё что хотите забрать с собой.

Она замолчала, свечение в её глазах медленно угасло.

― Что-то случилось? Принцесса? ― встрепенулся Хейберт.

― Нет-нет, всё нормально. ― Она жестом осадила его. ― Нашей малышке пора просыпаться.

Она села на пол, затем легла и по кошачьи уткнулась мордочкой между вытянутых передних ног. Спустя несколько секунд она подняла голову и удивлённо огляделась.

― Мэтр! Вы здесь?! Вы не поверите! ― Её голос звучал звонко, без малейших признаков чуждых интонаций.

― Отчего же? Я уже в курсе. ― Он указал копытом на бедро кобылки.

Мунлайт завертелась волчком, пытаясь лучше разглядеть вновь обретённую метку и хихикая при этом. Хейберт не мог сдержать улыбки при виде этого ритуала всех юных жеребят.

― Ах, да, конечно… ― Она, наконец, остановилась и потёрла висок копытом. ― Ой, а который сейчас час?

― Было начало девятого, когда я сюда пришёл.

― Мамочки, я ж опаздываю!

Кобылка уже оттолкнулась задними ногами, чтобы сорваться с места в галоп, но рухнула на пол, едва успев подставить передние копыта. Хейберт схватил её за хвост телекинезом.

― Ты что, собираешься показаться перед всеми прямо так?! ― Он ещё раз указал копытом на бедро кобылки.

Она ещё раз взглянула на свою метку и, покраснев, захлопала ресницами.

― Ну я и дура! Что же теперь делать, мэтр? Мама… не успела передать мне скрывающее заклинание.

― А попросить принцессу Луну?

― М-м… она сказала, что пару часов не сможет меня слышать. ― Она хлюпнула носом. ― Что же делать? Мадам Брайдельхильда мне рог узлом закрутит.

― Мда, а если я тебя задержу не предупредив её, то достанется мне. ― Хейберт потёр подбородок. ― Ладно. Знаешь, мою младшую племянницу Лили угораздило родиться единорожкой в семье земных пони. Собственно, поэтому её родители и попросили меня переселиться к ним в Эквилак.

― Наверно трудно ей пришлось. Но к чему вы ведете?

― Однажды она попросила обучить её заклинанию скрывающему метку. Настоящего я не знал. Я ж не кобыла благородных кровей! Так что пришлось сымпровизировать.

Хейберт обошёл Мунлайт кругом.

― Хм, нужно учесть рост, м-г, поправку в третьем цикле… ― бормотал он под нос. Затем, провёл кончиком копыта вдоль бедра Мунлайт.

― Щекотно! ― пискнула она.

― Не двигайся! Так. Ага. Кажется готово. Теперь откройся.

Мунлайт кивнула и закрыла глаза, её рог слабо замерцал. Скорректированная формула заклинания сорвалась с кончика рога Хеберта и, извиваясь, поплыла по воздуху в сторону Мунлайт, зацепилась за её рог и моментально втянулась в него.

― Ага, я приняла.

Кобылка открыла глаза и, изогнув шею, взглянула на своё бедро. Её рог на секунду засветился. Метка побледнела, затем полность слилась с основным тоном шкурки.

― Сработало! ― воскликнула Мунлайт ― Спасибо, Мэтр! Тогда, до вечера?

― Да, беги.

― Мэтр! Мэтр Хейберт, вы здесь?! ― Голос Мунлайт раздался в коридоре ещё до того как она влетела на полном скаку в подвальную лабораторию Хейберта. ― Я подсказала принцессе идею!

― Ты что кричишь! С ума сошла?! А если б тут были посторонние?! ― Хейберт вышел из-за стелажа, удерживая телекинезом целый ворох папирусных свитков.

― Ой! ― Запыхавшаяся кобылка зажала рот копытом. ― Но, ведь, тут никого… ― Она огляделась по сторонам.

― Это сейчас, а всего час назад, заходил сам Троттерик. ― Хейберт затолкал свитки в лабораторную печь. ― Ни с того ни с сего стал спрашивать, что бы мог означать сон, в котором на балу присутствует принцесса Луна. Я ему что, гадалка что ли?! Кстати, а ты ничего не могла бы сказать по этому поводу?

― Эм-м… нет. Наверное. ― Мунлайт покраснела и опустила взгляд в пол.

― Ладно. Так что ты там подсказала принцессе?

― А. Значит так. Луна мне рассказала, к чему вы пришли вчера, и тут я вспомнила, как вы говорили, что снять ошейник можно только вместе с головой. Помните?

― Эм, ну ляпнул как-то что-то такое, кажется. И что?

― Как что!? Нужно взять и снять с меня голову! ― Севшая на пол кобылка всплеснула передними копытами.

От неожиданности Хейберт икнул и закашлялся.

― П-прости, ЧТО?!

― Ой, давайте, принцесса сама всё расскажет.

Кобылка закрыла глаза, а когда открыла, они слабо светились изнутри.

― Сегодня почти весь день целый табун расчетчиков в Кантерлоте проверял мои модели. Мэтр, это настолько безумно, что должно сработать.

В голосе Мунлайт опять послышались странные интонации силы и уверенности в себе, которые никак не вязались с её хрупким обликом. Впрочем, и внешность вызывала ощущение неуловимой перемены, хоть и оставалась той же самой.

Следующие несколько часов, Луна объясняла Хейберту детали магической операции, которую они с Мунлайт решили провести над собой. Вход пошли магические диаграммы, всплывающие в пространстве расчеты, и материализующиеся прямо из воздуха свитки с избранными трудами по магии, анатомии и медицине. Время от времени в разговор врывалась сама Мунлайт и принималась убеждать Хейберта, что готова пойти на любой необходимый риск. Хейберт с ужасом осознал, что сам заражается безумным энтузиазмом.

― Стойте! Стойте-стойте… Ну, допустим, это может сработать…

― То есть как это “может”?! ― перебила кобылка, мотнула головой и продолжила изменившимся голосом: ― Простите, мэтр, мы с малышкой ещё не до конца сработались.

― Вот именно! И, потом, вы же сами говорили, что у нас есть в запасе восемь дней, чтобы успеть на корабль Айрон Честа. Можно же попытаться найти другой способ. А уж если не получится, то тогда можно и рискнуть.

― Хм-м… тут такое дело, мэтр. Чары, что вы наложили на ошейник. Они не выдерживают моего присутствия и стремительно расточаются. Они уже ослабли, ещё два-три дня, и они развеются.

Хейберт побледнел.

― Я не смогу их перезарядить в ближайшие несколько месяцев. Принцеса Луна, не могли бы вы?..

― Нет, ― перебила его Луна. ― Изнутри ошейника сделать это невозможно. У нас осталось крайне узкое окно возможностей, пока я могу поддержать вас и Мунлайт в полную силу. Это необходимо использовать.

― Когда?

― Прямо сейчас. В общих чертах план вы поняли. Я отработаю почти все этапы, но без вашей помощи не обойтись. Сейчас я передам вам, что нужно делать.

Хейберт кивнул и закрыл глаза. Он принял магическое послание от принцессы Луны, точно так же как утром передал заклинание Мунлайт.

― Вы готовы, мэтр?

― Д-да… Начинайте.

Луна-Мунлайт села, выпрямив спину и гордо вскинув голову. Она закрыла глаза и почти перестала дышать. Несколько раз её рог охватывало мерцание, которое то плавно гасло, то резко обрывалось. В какой-то момент, её грива заструилась в воздухе разноцветными эфирными прядями, точь-в-точь как у принцесс. От напряжения магических полей шёрстка на спине Хейберта встала дыбом.

Наконец, она открыла глаза и сжала виски передними копытами. Раздался тошнотворный хлюпающий хруст. Резким рывком вверх Луна-Мунлайт оторвала голову с куском шеи и сместила её вбок.

Хейберт окаменел, глядя на кобылку, держащую передней ногой собственную голову. Голова моргала и указывала глазами на срез шеи. Наконец, она открыла рот и заговорила неожиданно гулким неестественным голосом:

― Ну же, мэтр, ваша очередь!

Проглотив комок в горле, Хейберт подошёл вплотную. Он увидел ожившую картинку из анатомического атласа: трахея с шумом втягивала и выпускала воздух, слегка сжимаясь и расширяясь в такт дыханию. Сонная артерия с каждым ударом сердца выдавливала из себя ярко-красный пузырь крови, который тут же исчезал, едва выступив над срезом шеи. Ярко-розовые мышцы, белая кость позвонка, сероватый спинной мозг, испещренный россыпью кровеносных сосудов, желтоватые прослойки жира. Все это пульсировало, сжималось и растягивалось.

Зажмурившись на секунду и тряхнув головой, Хейберт сосредоточился на главной задаче. Он активизировал заклятие, которое ему передала Луна, и ухватился копытами за ошейник. Покачав его вправо-влево, он убедился, что грифонья магия ошейника не замечает подвоха, затем плавно потянул его вверх и поднял над срезом шеи.

Эпилог

Мунлайт Рейнбоу шла по коридору. Перестук копытц отдавался коротким вибрирующим эхом. Когда до последний развилки оставался ещё десяток шагов, она остановилась и, дёрнув ушами, огляделась.

Установленные в настенных держателях магические светильники едва разгоняли тьму вокруг себя, высвечивая лишь крохотные участки шершавых стен. Они скорее служили ориентирами для заблудившихся в лабиринтах дворца великого герцога Норпонны. Если развернуться в сторону ближайшего выхода, то мерцание магических кристаллов приобретёт зеленоватые оттенки.

Мунлайт не нуждалась в подсказках, она выросла среди этих стен и знала каждый закуток этой части дворца. Здесь всё оставалось как раньше. Вот только теперь даже самые отчаянные жеребята избегали забредать сюда в поисках приключений. Да и, вообще, вся молодежь нынче держалась своих наставников. Мунлайт улыбнулась, вспомнив, как кобылки из приюта вешались на неё гроздьями, выпрашивая новую историю. Это было забавно и мило, но куда подевались все сорвиголовы? Она хорошо помнила укол ужаса, который промелькнул на мгновение в глазах её юных подопечных, когда она предложила сделать вылазку в ближние подземелья дворца. Никто из кобылок так и не смог объяснить свой испуг. И тогда Мунлайт поняла, насколько чужой она стала этому месту. Лишь в самых заброшенных частях дворца она всё ещё чувствовала себя как дома. Что же тут произошло, пока её не было?

Вздохнув, Мунлайт разожгла поярче огонёк на кончике рога и вгляделась в кусочек тёмного коридора за поворотом.

"Я могу помочь?"

Мунлайт рефлекторно дёрнула ушами, пытаясь настроиться на голос, хотя он прозвучал её в голове.

"Благодарю, принцесса, но я должна сама", — мысленно ответила кобылка.

"Хорошо, я отстранюсь. Ты всегда можешь позвать, если потребуется помощь, или… или если произойдет что-то совсем необычное", — Последние слова прозвучали как просьба.

Голос Луны стих, и Мунлайт осталась наедине с собой. Она взъерошила копытом гриву и, тряхнув головой, шагнула вперёд.

За поворотом Мунлайт ждал проход на винтовую лестницу. Первые несколько витков кобылка пролетела на одном дыхании, перепрыгивая через ступеньки. Постепенно затяжной подъём высасывал из неё не только силы, но и решимость. Выйдя на площадку перед тяжелой дверью из морёного дуба, Мунлайт уже не была так уверена в себе.

Она поправила фальшивый ошейник и постучала. Так и не дождавшись ответа, она потянула магией за кованое железное кольцо. Незапертая дверь со скрипом отворилась.

Потоптавшись в нерешительности на пороге, Мунлайт пересилила себя и прошла внутрь тесной комнатушки. У стены стоял низкий столик, частично заходивший в стенную нишу и большой сундук, в дальнем углу — низкая и широкая бадья для нечистот. На столике расположилась корзинка со спелыми апельсинами и большая деревянная тарелка, усыпанная крошками хлеба. Косые лучи вечерней зари едва пробивались сквозь слюдяные пластинки в узком окне-бойнице.

Впрочем, обитательница скромной кельи в освещении не нуждалась.

Прямо под оконцем на низком топчане устроилась кобылица-единорог. Она лежала на животе подобрав под себя задние ноги и удерживая между передних охапку полевых цветов. Такие можно повстречать на любом пустыре, в любое время с ранней весны до поздней осени, и названия большинства из них Мунлайт никогда не могла запомнить. От метёлок мелких ярко-жёлтых и более крупных сине-лиловых цветков исходил едва уловимый горьковато-пыльный аромат.

Рог кобылицы на секунду вспыхнул, она повернулась в сторону Мунлайт и криво ухмыльнулась.

— Ну здравствуй, радужная крыса. Проходи не стесняйся, я гостям всегда рада. — В голосе не осталось ни малейшего следа злобной ярости, с какой она год назад грозилась выщипать по волоску хвост Мунлайт. Былой задор тоже угас.

Мунлайт вздрогнула при виде покалеченных глазниц когда-то лучшей подруги.

— А… Аврора? — Мунлайт проглотила комок в горле.

Кобылица уткнулась мордочкой в растрепанный букет и, отфыркиваясь, несколько секунд там что-то искала. Наконец, она подняла голову, держа во рту веточку чертополоха с лиловым цветком на конце. Мотнув головой, она заглотила эту веточку и принялась жевать.

— Горьковато и колется, но... терпимо… с апельсиновой цедрой и овсом так, вообще, будет замечательно, — сглотнув, прокомментировала Аврора.

— Прости меня, если можешь. Он приказал мне защищаться любым… любым способом. — едва сдерживая слёзы пролепетала Мунлайт. — И я… тебя...

— Полно, сестричка. — Аврора поднялась с топчана и подошла к Мунлайт. — Четыре года эта гадость… — она ткнула в свой рабский ошейник, — превращала меня в лужицу болотной слизи. Знала бы ты, сколько раз я придумывала, как бы мне нарваться и покалечиться, чтобы обо мне забыли и оставили в покое. И тут появляешься ты — такой маленький кусочек счастливого прошлого с невинным взглядом. Я сорвалась. Это я виновата перед тобой.

Повисла пауза. Мунлайт не могла выдавить из себя ни звука, все заготовленные слова рассыпались, как сухой горох из лопнувшего мешка. Аврора же, напротив, принялась по-хозяйски хлопотать. Из открывшегося сундука выплыла пара подушек и упала на пол возле столика. Одновременно облачко магии охватило один из апельсинов в корзинке, и уже через секунду истекающий соком фрукт опустился на тарелку разрезанным на десяток кусочков. Аврора привстала, опираясь на стену, и принялась шарить на полке. Вскоре оттуда выплыла оплетённая лозой глиняная бутылка и пара серебряных стаканов. Все это плавно слевитировало на стол.

— Знаешь, за последнюю неделю Он приходил уже третий раз. — Аврора магией откупорила бутылку и разлила вино по стаканам. — Предлагал поселиться у него. Просто словами, без приказов. Ну уж нет! Я так думаю: хочешь быть со мной? По настоящему? Приходи сюда. Я… только тут я дома, Рейнбоу.

Аврора села на подушку и опрокинула в себя стакан, разом осушив его до дна.

— Ой! Ну я и дура! — спохватилась она. — Ты же всё ещё малышка, а я тебе вино предлагаю…

— От глотка беды не будет. — присаживаясь на соседнюю подушку, ответила Мунлайт и пригубила напиток.

Крепкий портвейн с пряностями обжёг язык и горячей волной проскользнул по пищеводу. Вскоре приятная лёгкость разлилась по телу и достигла головы. Наконец, Мунлайт решилась сделать то, ради чего сюда пришла. Она достала из седельной сумки небольшую изящную тиару с единственным камнем — крупным аметистом посередине.

— Помнишь, мы читали об амулетах магического зрения? Ты ещё говорила, что с ними здорово прятаться ночью — тебя никто не видит, а ты видишь всех.

— А ты предлагала исследовать самые глубокие подземелья. Как давно это было!.. — Аврора ухватила губами парящий перед носом кусок апельсина.

— Мда… Так вот, мэтр Хейберт разобрался и объяснил, что мы тогда делали не так.

— Это тот милый смешной недомерок? Ой, прости, он же твой новый хозяин...

— Аврора, я сделала. — Мунлайт перекладывала тиару из копыта в копыто. — Он… амулет, в смысле, он работает. Ты понимаешь, Аврора?

Аврора чуть наклонила голову и застыла с приоткрытым ртом.

— Я… М-м… В общем вот. — Мунлайт привстала и опустила тиару на голову подруге.

В глубине аметиста на мгновение вспыхнул огонёк. Вздрогнув, Аврора медленно подняла голову. На Мунлайт уставились покалеченные глазницы, из которых потекли слёзы. Аврора провела копытом по щеке Мунлайт.

— Какая жы ты малышка… Стой! Не дергайся. Я хочу получше тебя рассмотреть.

— Сначала ты увидишь общий контур, как будто набросок углём. — Мунлайт утёрла выступившие слёзы. — Потом появится штриховка, детали. А потом цвета.

— Я помню, как он должен действовать. Со временем и в знакомых местах, это будет происходить всё быстрее и быстрее.

Мунлайт кивнула и, не сдержавшись, бросилась с объятиями на шею Авроре.

— Сестричка, я тебя ещё за приглашение на бал не поблагодарила, а ты вот… — Аврора зарылась носом в гриву Мунлайт.

Принцесса Луна взяла в копыта протянутую переднюю ногу Хейберта.

— СИМ ПРОВОЗГЛАШАЮ: СЭР ХЕЙБЕРТ ИЗ ЭКВИЛЛАКА, — объявила она кантеротским королевским голосом. — ПРИМИ ЗНАК РЫЦАРСКОГО ДОСТОИНСТВА И НОСИ С ЧЕСТЬЮ.

С бархатной подушечки на спине пажа Луна телекинезом подхватила серебряное кольцо и надела его на рог Хейберта. Со стороны допущенных на церемонию гостей раздались аплодисменты. А ещё совсем рядом послышались удары копыт друг об друга. Луна скосила взгляд назад, на сидевшую подле трона Мунлайт Рэйнбоу. Виновато улыбнувшись, кобылка одёрнулась и снова села прямо.

— Что ж сэр Хейберт, не буду вас больше мучать церемониалом, — сказала она едва слышно, — Кажется, вас и так заждались.

Она отпустила ногу новопосвященного рыцаря и лёгким кивком ответила на его поклон. Он поклонился также Селестии, встал и направился к столпившимся у входа в малый тронный зал гостям. Хейберту оставалось пройти ещё пару шагов, как из толпы выскочили и повисли на его шее две кобылки — единорожка и земная пони. Их радостные возгласы были слышны даже у трона.

Обернувшись, Луна встретилась взглядом с Мунлайт. Подмигнув и улыбнувшись краешком губ, принцесса отпустила кобылку. Мунлайт вскочила и рысцой пустилась догонять Хейберта, который вместе с гостями уже покидал тронный зал, повинуясь распоряжениям церемониймейстера.

Спустя пару минут стих шум, доносившийся из коридора. Никто не осмеливался проронить ни единого слова — все замерли в ожидании дальнейших распоряжений. И уже Селестия воспользовалась кантерлотским королевским голосом:

— БЛАГОДАРЮ! ВСЕ СВОБОДНЫ.

Караульные возле парадных дверей отсалютовали и вышли из зала, закрыв за собой тяжёлые створки. Слуги задержалась чуть дольше, прибирая использовавшийся в церемонии инвентарь, но вскоре ушли и они.

Прошло несколько минут, прежде чем Луна, наконец, нарушила гнетущую тишину:

— Ну что, сестрица, как я и говорила: если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо — сделай это сама.

Селестия с шумом выпустила воздух из лёгких.

— Ох, Луна-Луна... — Она спустилась с трона и медленным шагом прошла к большой витражной двери, которая бесшумно отворилась перед ней. — Когда-нибудь твоё безрассудство может обернуться катастрофой.

По тронному залу пробежал холодок осеннего вечера.

— Брось, Тия, ты просто завидуешь, что так и не научилась отбрасывать годные тени.

Луна бодрой рысью догнала Селестию, и они вместе вышли на просторную полукруглую террасу. Слуги позаботились о том, чтобы принцесс ждали столик с угощениями и маленькая жаровня, на которой подогревалось вино в большом серебряном котелке. Луна с энтузиазмом принялась наполнять два кубка из горного хрусталя.

— А если бы тебе не удалось восстановить единство со своей тенью? — Селестия нервно дёрнула крылом.

— Тогда бы у нас появилась младшая сестрёнка. — Луна пожала плечами и передала вино, от поверхности которого подымался парок. — Тия, не кисни, а то вино прокиснет!

Селестия подхватила телекинезом кубок и сделала большой глоток.

— У меня и от тебя-то одной голова кругом, а вдвоём вы бы меня вообще с ума свели! — Селестия улыбнулась в первый раз за вечер.

— Это всё от того, что ты не даёшь себе проникнуться духом приключений. Ой, ладно-ладно!.. — Луна взмахнула копытом, предупреждая возражения. — Я тебе приготовила подарок к празднику осенней луны. Сейчас, дай только сосредоточусь.

— Ты опять нашла что-то любопытное? Только смотри, чтобы как в прошлый раз не получилось.

— Как в прошлый раз, точно не выйдет. Вот! — Луна дунула на копыто и от её дыхания возникло серебристое облачко. — Я совершенно точно абсолютно гарантированно уверена, что тебе необходимо, хоть раз побывать в шкурке героев своих сказок. А лучше не раз, а сколько захочешь. Ведь столько веков прошло! Ты уже сама-то небось совсем забыла, каково это!

С рога Луны сорвалась и поплыла по воздуху в направлении Селестии полоска розоватого свечения. Облачко тем временем, разбухло и уплотнилось, в нём происходили загадочные движения, а внешние очертания приобретали всё более узнаваемые формы. Наконец, оно приняло облик прекрасной кобылицы-единорога, шею которой украшал обруч из полированного метеоритного железа. Удивленная происходящим Селестия поймала магическое послание сестры и не смогла сдержаться:

— Это же невероятно! Неужели такое всё ёще возможно?! — Её глаза засияли восторгом. Она застыла с полуоткрытым ртом, протянув к облачку копыто.

— Только не забывай про побочные эффекты, сестрица. — Луна ехидно ухмыльнулась, глядя, как Селестия залилась краской. — Кстати, это ещё не всё. — Луна закрыла глаза и приложила копыто к виску. — Сейчас должно начаться.

На востоке забрезжил свет восходящей луны. Оставалось меньше минуты, до того как из-за горизонта покажется край лунного диска, и тут безоблачное, уже потемневшее небо расчертили из края в край яркие всполохи.

С дворцовой площади внизу послышались испуганные крики, но уже через пару секунд раздался восторженный вопль сразу нескольких сотен глоток. И было от чего!

Небесные всполохи сформировали гигантские полотнища: зелёно-голубые снизу и фиолетовые с переходом в красный на самом верху. Они заполнили всё небо, соединившись в исполинские призрачные ленты, величаво покачивающиеся на потоках эфирных ветров. Наконец, во всё это великолепие неспешно вкатилась луна.

— После стольких лет в моей свите наконец-то появился маг, владеющий зелёным лучом! — ответила Луна на немой вопрос Селестии и отсалютовала кубком.

Полет Аликорна

Чувства

Разбитая верность

Фотографии

Погоня за радужной тенью II. Надежда

Игра

Помоги моей одинокой душе

Когда мне было тридцать

Последствия случайности

Сила двух Сердец. Часть 1.