Питающиеся страхом

Пролог. Королева-изгнанница

В пещере, которую она выбрала в качестве укрытия, было сыро и очень холодно. До клацанья острых зубов холодно.

Дыхание, вырывавшееся облачком пара изо рта, совершенно не согревало. Кризалис поморщилась, оглядываясь на свой бок, покрытый хитиновой оболочкой. Её трон, блокировавший магию эквестрийских пони, осыпаясь, обвалился прямо на неё, и теперь королева не могла поручиться за целостность своих рёбер. По крайней мере, бок у неё жутко болел, а из-под панциря сочилась какая-то зеленоватая жидкость, похожая на кровь. Королева снова поморщилась, попыталась улечься калачиком, но удобного положения на холодном и остром камне не нашла. Она была чертовски голодна.

Голод сводил её с ума, сжигал изнутри. Любовь, которую она выпила из Торакса, и которая впоследствии чуть не уничтожила её саму, кончилась ещё до того, как она добралась до своего, как она надеялась, временного укрытия, и Кризалис пришлось ковылять пешком, забираясь в самые глубокие пещеры, которые она сумела найти на севере Эквестрии.

Уснуть ей помешала не только боль, но и надоедливый звук капающей воды. Посреди пещеры было озеро, над которым кучным и хаотичным мусором нависли сталактиты. Кризалис из своих нередких вылазок в Эквестрию знала, что многие считают эти известняковые штуки красивыми и ценными, но сама в них никакой красоты не видела. Как можно видеть красоту, когда твой желудок горит от голода?

«Мерзкие предатели, — думала королева, прижимая дырявые ноги к себе поближе, чтобы хоть как-то согреться, — как они посмели меня бросить? Бросить свою собственную мать, пойти за этим размазней Тораксом, который — надо же! — нашел себе дружков в виде дракона и ученицы принцессы Дружбы! Как жаль, что я недооценила эту единорожку Глиммер! Но ничего. Ничего. Мне нужно только немного любви. Совсем чуть-чуть любви, зализать раны, и я отомщу. За своё изгнание, за то, что она отобрала у меня моих детей. Я отомщу Старлайт Глиммер и её подружкам за всё, что они сделали со мной!»

Ей пришлось лететь со сломанными рёбрами, пришлось скрываться под масками чужих лиц, но это было привычным делом. В чужом облике боль отступала, а то, что было с её настоящим телом как бы выносилось за рамки. Возвращаться каждый раз было мучительно. В те моменты она дышала всхлипами, разрезающими глухой воздух, старалась рычать, а не стонать от боли, но у неё плохо получалось. Злость и ненависть, дававшие ей силу на побег, убедившись, что она находится в относительной безопасности, на время оставили владелицу, предоставив её самой себе. Но затем, когда боль и горечь отступили, они вернулись. И наполнили её до самых краев. Она придумает план, лучший, чем два её предыдущих. В каждом из них она не учла какую-то важную фигуру: сначала Твайлайт Спаркл, слишком хорошо знавшую принцессу Любви, потом Старлайт Глиммер, слишком хорошо знавшую ученицу Селестии и её друзей. Даже этот, рыжий очкарик, Санбёрст в Кристальной Империи, которого её дети тоже не тронули, внес свою лепту в крушение её плана — послал Торакса с предупреждением о том, что из Империи нельзя ждать помощи.

Её планы вечно проваливаются из-за букашек!

Ну, допустим, Твайлайт Спаркл букашкой не была, нужно уметь признавать свои ошибки. Тут уж Кризалис просчиталась, но она же не могла следить за жертвой с самого её рождения! Тем более, тогда она ещё не знала, что Кейденс вырастет значимой фигурой для Эквестрии, а братец этой фиолетовой выскочки так удачно подвернется под копыто. Да и тогда на свадьбе она совершила довольно крупную ошибку — раскрыла себя перед Селестией и всей аристократией. Нужно было поступить умнее, нужно было обвинить Спаркл и ободранную Кейденс во лжи, заставить Армора прогнать их, нужно было…

Какая разница, что нужно было сделать раньше? Нужно думать, что она может сделать сейчас!

Королева снова крепко сжала зубы и передёрнулась, успокаивая внутреннюю дрожь. Её пробирало насквозь, и избавиться от этого мерзкого ощущения сырости у неё внутри не помогало ничто. Как будто в неё поместили целую кучу обычной еды, которую едят пони, а выплюнуть или выблевать эту мерзость возможности нет. Организм чейнджлингов не может переваривать обычную пищу, ему нужны эмоции, нужна энергетика, они же вампиры по своей сути… Но что не сделаешь ради достоверного укрытия среди пони! Приходится и обедать иногда, да ещё и нахваливать стряпню какой-нибудь фермерши, а самой потом лежать в комнате с резью в животе. Теперь же ощущение было схожим, только ещё и отвратительно, по-желейному булькало в прилипшем к позвоночнику животе. Поспать бы сейчас, восстановить хоть частичку сил, а там можно будет слетать…сходить в ближайший посёлок, половить мимолетные чувства, хоть немного покушать…

Кап-кап.

Королева недовольно приоткрыла один глаз, заставив зрачок, уже приспособившийся было к темноте, резко сузиться. Глазами она поискала источник нервирующего её звука, но, как назло, он больше не повторился. Пока она не закрыла глаз.

Кап-кап.

Кризалис прижала уши, стараясь заглушить ненавистный звук, но дурацкое «кап-кап» не прекращалось. Она даже закрыла голову копытами, потревожив ноющие рёбра, но вода давила на мозг. Казалось, эти капли падают на её голову у основания рога, сводя её с ума, заставляя вскипать изнутри, буквально гореть адским пламенем, струящимся по рогу в виде дикого неутомимого огня…

— Да сколько можно?! — рявкнула чейнджлинг и пальнула в неизвестном направлении, потратив на заряд большую часть энергии, которую имела. Голова тут же наполнилась тяжестью, собравшейся в висках и на кончике рога, но грохот и треск заставили её поднять глаза. Удар пришелся на сталактиты — водная гладь рябила, а упавшие камни разбрызгали влагу по камням, которая тут же начала шипеть, как масло на горячей сковороде; королева с удивлением заметила, что вода, оказывается, была горячей.

Чейнджлинг поднялась на ноги, шипя от боли и цедя проклятия сквозь зубы, сделала пару шагов к воде. Ноги переставлялись как палки, почти не сгибались, но Кризалис не обращала на это внимание. Если вода была действительно горячей или хотя бы тёплой, она с радостью бы претерпела ещё более сильную боль, чтобы избавиться от дрожи во всем теле. Тут было слишком холодно для таких хладнокровных существ, как она. Ей нужно было тепло. Подойдя к кромке воды, всё ещё не успокоившейся и рябившей, она взглянула на своё отражение. Повисшая тряпкой бирюзовая грива ниспадала с её шеи, спутавшись от постоянных пробежек и полётов. Стрекозиные крылья стояли торчком, и королева, увы, не могла укрыть ими мерзнущие бока. Да и тепла бы от них было мизерно мало, но всё-таки…
В ещё не оформившемся отражении Кризалис заметила, что пятна на её шее стали ещё больше, чуть потемнели. Это было плохо. Если она вскоре не поест, то будут новые дыры. Их и так было уже слишком много. Дыры всегда появлялись от голода, и чем дольше они голодали, тем больше их становилось. Возможно, наедайся они вдоволь, их было бы меньше, или они стали бы зарастать.

Но голод чейнджлинга нельзя утолить.

Поводив копытом над водой, королева ощутила исходящий от неё жар и удивилась, почему она не заметила этого раньше. Осторожно опустила ногу в воду; та показалась ей парным молоком, и Кризалис издала невнятный возглас, означавший наслаждение. Тепло окутало изуродованную ногу, и чейнджлинг поспешила полностью зайти в озеро, пока не согреется. «Возможно, если я найду удобный берег, то смогу даже спать в воде, — мельком подумала она, наслаждаясь тем, как тепло окутывает её тело, словно большое ватное одеяло под которым она спала в Кэнтерлоте. Мягкая перина, взбитая подушка, витающая в воздухе симпатия… — Завтра утром надо добраться до ближайшего поселения, а там наверняка найдется какая-нибудь парочка или любимчик. А сейчас…»

Что-то алое блеснуло под водой, привлекло её внимание.

Кризалис нахмурилась. Алый цвет — цвет свежей пролитой крови, — ей нравился, но его наличие здесь вызывало опасения. Она пустила по рогу еле заметное от её слабости зелёное свечение, чуть склонилась над лежащей под водой штуковиной. Это было что-то изогнутое, похожее на серп. Королева осторожно дотронулась до него копытом — ничего. Осмелев, но не настолько, чтобы отпустить заклинание, королева осторожно взяла эту штуку в копыто и вытащила из воды. Внимательно рассмотрев темнеющий к расширяющемуся круглому основанию, становящийся тёмно-серым, и сначала алеющим, а потом почти белым кончиком предмет, Кризалис вдруг поняла.

Это был рог.

— Он не похож на рог эквестрийских единорогов, — пробормотала она, вертя магический орган в копытах, сев в воду по пояс. Сломанные рёбра с каким-то облегчением заныли, но Кризалис знала, что теплая вода поможет. Чейнджлинги любили тепло. Оно помогает. — Каким образом он тут оказался, хм?

Вестимо каким, ответили ей. Королева вздрогнула, обернулась, ища обладателя странного, не похожего ни на голос пони, ни на чей-либо ещё голос. Не оглядывайся, всё без толку. Я здесь. Я у тебя в копытах.

Кризалис посмотрела на рог.

— И как это я сразу тебя не почуяла? — с некоторым раздражением фыркнула королева, чувствуя, как магия пронизывает это место, щекочет где-то в голове. Кто-то шарился у неё в мыслях, но она не могла его заблокировать, как делала это обычно. Да и практиковать эту особенность ей было, в общем-то, не с кем — никто, за исключением, быть может, ночной принцесски, но та особо не приглядывалась к подмененной Аморе. А сейчас её мысли сканировал кто-то очень сильный, хоть и заметно ослабленный. Проблема была в том, что…

Ты слишком сильно ослабла. Особенно после того спонтанного выстрела. Я всего лишь звал тебя, зачем же было так сердиться?

— Да кто ты такой, чтобы звать меня? — Кризалис дёрнула носом в презрительной гримасе задетой гордости. — Я королева чейнджлингов, та, что победила саму Селестию…!

Брошенная и оставленная собственными подданными, побежденная протеже принцессы Солнца, а затем и её ученицей, одинокая Кризалис. Не стоит кидаться титулами, дорогая подруга. Мы с тобой, в каком-то смысле, товарищи по несчастью. И титулам тоже.

— И кто же ты? — вздёрнула бровь чейнджлинг, внезапно понимая, что рога у неё в копытах уже нет, а вода вокруг неё становится чёрной, густой и какой-то… дымной?

Из-под воды, словно внезапно потянутая вверх пружина, встала тень.

— Моё имя — Сомбра. Король Сомбра.

Как ни странно, это имя не было ей знакомо. Кризалис прожила много зим вместе со своими детьми, не одно поколение Роя была его маткой, но ни разу не слышала этого имени раньше. И это её пугало. Королева резко встала, охнув от боли, но тень и подступавший к ней мрак не отступали, лишь сгущались вокруг её тела, покрывая поверхность воды, но не касаясь её, клубясь как речной туман.

— Ну что ж, Сомбра, — снова фыркнула она, — судя по тому, что ты здесь, ты своего титула тоже лишился. Так зачем же пытаешься пугать меня фокусами возраста маленьких жеребят? Убери свои тени и покажись в истинном виде, не можешь же ты быть только рогом.

— К сожалению, — тень приобрела некоторое подобие пони, очень размытое и нечеткое, — но я и есть только рог. И я не собирался тебя пугать. Просто моя магия имеет весьма специфичные последствия. Ты говоришь с иллюзией…

— Довольно некачественной иллюзией, — вставила чейнджлинг, критически осматривая то и дело терявшее форму пятно.

— Верно. Но, насколько я понял, наши цели сходны. Ты хочешь отомстить тем, кто лишил тебя всего. Как и я. Мы в одной лодке, Кризалис. И я предлагаю тебе союз.

— И кому же ты хочешь отомстить, тень? — скривилась королева; Сомбра и его бестелесный голос раздражали её всё больше и больше.

— Селестии и Луне. Кейденс и Шайнинг Армору. Пухлому фиолетовому дракону, имени которого я не знаю. Пурпурной единорожке и её подружкам, которые разрушили мою Империю. Я хочу уничтожить их. Убить их всех.

— Пурпурной единорожке? — рассмеялась Кризалис. — Твайлайт Спаркл давно стала принцессой-аликорном! Разве ты этого не знал? — тень не отреагировала на её насмешку, и королева посерьезнела. — Много имен, которые знаю и я. Почти все — те, кому я хочу отомстить.

— Видишь? — чейнджлинг услышала ласково-чарующую интонацию в его голосе, а тень выгнулась бесформенной кляксой. — Наши цели совпадают. Мы отомстим им вместе. Ты ослаблена. Ты голодна. Твой Рой теперь вдали от тебя и управляется каким-то опарышем…

— Не говори имени этого предателя, — прорычала Кризалис почти так же, как тогда, ещё у себя дома, и будто в живую увидела перед собой обращенного в Старлайт Глиммер сына, выдавшего себя лишь блеском глаз, который она смогла различить.

— Мы можем помочь друг другу, — почти нежно прошептал голос, закрадываясь в сознание, шевеля волосы за ухом. — Ты поможешь мне вернуть тело. А я научу тебя жить без любви.

— Хочешь сделать меня такой же зелёной букашкой, как они?! — вспылила королева и ударила копытом по воде. Всплеск немного распугал чёрный дым, а пошедшие круги исказили её отражение. — Ни за что!

— У меня и мыслей таких не было, — укоризненно произнесла тень, собираясь в комочек. — Я говорю о другом. Ты выбрала любовь в качестве своего корма. Любовь есть везде, это так. Но есть кое-что более сытное, чем любовь. И это легче вызвать.

— Ну и что же это такое? — недоверчиво спросила Кризалис, проникаясь любопытством. Кроме любви они не питались почти ничем, и другие эмоции поглощать не получалось, хотя она пробовала. Но если есть альтернатива…

— Страх, — прошептал голос прямо в ухо. — Ужас, — прошептал в другое. — Ненависть и отчаяние. И я могу научить тебя питаться ими. Помогу тебе создать Новый Рой. Преданный, непоколебимый, Рой, который будет подчиняться только тебе одной. Мне только нужна небольшая твоя помощь.

— Какая? — прошептала Кризалис, представляя себя, как это будет. Новые чейнджлинги, более сильные и способные, её дети, которые точно никуда не уйдут, не заведут дружбу с драконами… Да… Спайк тоже был в её списке. И как это она забыла о том, кто помог Тораксу разрушить её жизнь? Страх… Он ведь встречается гораздо чаще.

— Приведи сюда достаточно крепкого жеребца-единорога.

---

— Флайм Бэр, что мы здесь забыли? — с какой-то наивной улыбкой спросил темно-синий жеребец, трогая копытом шелковую повязку на глазах. — Ты подготовила для меня какой-то сюрприз, да, шалунья?

— Да, милый, — миленьким звонким голосом ответила пегая земная пони с кудряшками каштановой гривы, стоящая на задних копытах и не позволяющая единорогу снять повязку. — Тебе очень понравится, обещаю.

— Ну хорошо, — засмеялся он и пошел вслед за ней. — Я тебе верю, Флайм.

«И очень-очень зря», — подумала Кризалис, с лёгкостью пружиня укоротившимися и целыми ногами по камешкам горной тропки, покрытой лёгким снежком, едва только припорошившим землю — пегасы из Клаудсдейла работали из копыт вон плохо, но ей это было даже на копыто. Чейнджлинги ненавидели зиму, холод и снег. Сейчас она не чувствовала боли в рёбрах и ей было достаточно уютно в этом теле. Связанная земная пони сидела в колодце, пока Кризалис выпивала из неё любовь. От истощения и испуга пони потеряла сознание, а королева поглотила пульсирующую пурпурную субстанцию без остатка, перекатывая её языком, чувствуя давно забытый вкус любви. Этого было крайне мало, но для небольшого маскарада хватало с лихвой. У неё ещё останется сил на то, чтобы залечить себя.

— И всё же, куда мы идем? — задал вопрос единорог, уворачиваясь от сыплющихся сверху камушков. — Это что, горы?

— Потерпи, Тайм, — капризно заныла Кризалис, подражая интонациям настоящей Флайм Бэр. Кобылка всегда ныла, когда возлюбленный проявлял излишнее любопытство к её занятиям, канючила, когда не хотел потакать её желаниям. Она была ей противна, эта пегая земная пони, но Кризалис слишком оголодала, чтобы привередничать. Это не была любовь в полном её смысле — симпатия, привязанность, взаимное влечение, но не более. Но и этого ей пока хватит. Пока что. — Осталось совсем чуть-чуть!

— Хорошо-хорошо, — лишенный зрения единорог глупо улыбался, полагая, что его ждет действительно что-то приятное, и преданно шел за ней, влекомый голосом и запахом. Флайм Бэр была в поре. Кризалис сочла это подходящим временем для того, чтобы выполнить свою часть договора с загадочной тенью, именовавшей себя Сомброй. Она и так ждала слишком долго — середина осени сменилась началом долгой зимы, а голодать чейнджлинг больше не могла.

Отодвинув камень, заграждавший вход в её убежище, Флайм Бэр помахала хвостом и звонко хихикнула. Кризалис заметила, как расширились ноздри жеребца, улавливая кобылий запах.

— Сюда, Тайм! Осторожно, тут камешек! Да не в мой круп тыкайся, вот он, проход! — от прикосновения этого жеребца ей хотелось прыгнуть в горячую воду Источника и не вылезать оттуда, пока не сойдет семь потов с чёрной шкурки, хотя конкретно её он и не касался. Наивный идиот. Тряпка. Она презирала их. Презирала их всех.

Жеребец шел за ней и по грубо вытесанному коридору из глухого камня, пробираясь сквозь капающую воду. Несколько капель упали на нос Тайма. Жеребец поморщился, поднял ногу, чтобы вытереть нос, но Кризалис уже захлопнула ловушку.

— Флайм?.. — странный зелёный свет, мелькнувший на периферии даже сквозь плотную шелковую повязку, привлек внимание единорога и заставил всё же ослушаться подругу и снять платок. Кусочек чёрной ткани упал на холодный каменный пол, а попятившийся жеребец врезался крупом в гранитную стену. Перед ним стояло ужасное существо, похожее на слишком высокую кобылу, с дырявыми ногами, искореженным рогом и стрекозиными крыльями. Хищные зелёные глаза с вертикальным зрачком смотрели на него с презрением и чуть ли не отвращением, а чей-то чужой, новый голос, сказал:

— Выпей его.

Поломанная фигура зашевелила крыльями, издавая жужжание, подобное жужжанию летающих насекомых, чуть подлетело в воздух, раскрыло ужасный клыкастый рот. Её рог начал переливаться мерцающим зелёным светом, а Тайм почувствовал, как ноги подкашиваются, а сил стоять с открытыми глазами нет совсем. Мир вокруг него закружился, а последнее, что он заметил — поток фиолетового дыма, идущий от него к монстру. Он также успел заметить, как оно облизнулось, поведя раздвоенным языком, а затем его сознание навсегда оставило своего хозяина.

— Теперь всё просто, — проговорила тень, вырастая прямо рядом с облизывающейся королевой. — Ты чувствовала привкус страха? Он боялся за свою подружку и любил её. Ты должна была почувствовать.

— Потом будешь читать лекции! — рыкнула королева, катая языком вожделенную еду. — Что делать теперь?

— Просто приложи мой рог к основанию его рога, — шепнула тень, смиряясь с её несдержанностью. Кризалис левитировала красный серповидный рог и осторожно приставила его к магическому органу полумертвого единорога.

Сначала не происходило ничего особенного. Кризалис уже начала раздражаться и формировать более или менее заковыристую фразу для обвинения во лжи, как вдруг алый серп окутала дымка, объединявшаяся с темно-синим прямым рогом. Секунду или две дым кружился вокруг них, а затем внезапно слился воедино, погружая настоящий рог жеребца в чужой, словно нож в масло. Кризалис смотрела на всё это с широко распахнутыми глазами, а затем заметила движение сбоку от неё. Тень выгнулась, стрелой помчалась к лежавшему на полу телу, залетела внутрь сквозь рот и уши. А потом единорог открыл глаза.

Рубиново-красные с вертикальным, как у неё, драконьим зрачком глаза.

— Отличная работа, королева Кризалис, королева-изгнанница, — произнес единорог не своим писклявым, а низким и бархатным голосом, отдающим некой хрипотцой. Он поднялся на ноги, не сводя с неё глаз и не двигая головой, и это выглядело жутко. — Теперь и мне пришло время исполнить свою часть сделки.

Его тело покрылось странными наростами, выпирающими из всех изгибов, делающими его более угловатым, но от этого каким-то угрожающим. Красный рог теперь выглядел неотличимым: казалось, он всегда рос здесь. Его голову окутало переплетение странных острых кристаллов в форме лезвий — своеобразная корона, принадлежащая королю без империи. Теперь этот жеребец не вызывал у неё презрения. Теперь Кризалис не рискнула бы не почтительно относиться к этому магу — столь свиреп был его взор, сколь и снисходительно-ласков, и это всё одновременно.

— Пора нам мстить.

I. Разбор полетов

Смотря на изменившегося жеребца, Кризалис тихонько обмирала внутри себя, чувствуя, какой мощью сочится каждое его движение, пускай даже крохотное, случайное. Угловатость и геометрическая правильность его тела напоминали ей по форме кристаллы, а его копыта и корона, увенчивающая голову, и вправду были из них. Чёрные, четырехгранные, матовые в трех из них и блестящие в оставшейся, они цеплялись за тело-каркас, словно альпинистская страховка, взбирающаяся вверх по горе и закрепленная в выступающих местах. Несколько секунд кристаллы вращались, выбирая сторону, которая останется снаружи, пока те не уложились в особый рисунок, идущий к его груди от коленей передних ног. В определенном порядке, напоминавшем ветки странного многоугольного растения, они почти доходили до середины грудины, но обрывались вместе с началом неровной и будто бы поседевшей темно-синей шерсти, всё ещё покрывавшей его ребра и шею. По позвоночнику тоже протянулась ветка чёрных кристаллов, но какая-то более изящная, больше похожая на корни могильных деревьев, свисающих с монументов ушедшим предкам. Эти сужающиеся к концам кристаллы тянулись от начала черепа до самых кьютимарок, где оплетали выпирающие острыми гранями минералы, возвышающиеся над крупом и хвостом. Всё это было похоже на угрожающий, но не теряющий изящной небрежности доспех.

— Одиночество или голод так ослабили тебя, королева? — ухмыльнулся Сомбра, языком ощупывая зубы. — Твои эмоции ярко читаются на лице, а я думал, что чейнджлинги славятся искусной актерской игрой…

— Да какое тебе дело до моих эмоций? — огрызнулась Кризалис, коря себя за оплошность. Она тут же собрала волю в копыто и подумала о еде, которая так недолго согревала её желудок. Неистребимый голод вновь забулькал в животе, но чейнджлинг почувствовала, что по жилам разливается тепло, которого было достаточно, чтобы избежать новых дыр.

— Ты смотришь на меня так, словно я могу мановением рога решить все твои проблемы. Это не так, дорогая союзница. Я не настолько могущественен, как тебе кажется сейчас. Моих сил едва ли хватает на то, чтобы полностью подчинить это тело себе и перестроить его на свой вкус.

— Тогда почему?.. — Кризалис тряхнула головой, пытаясь то ли развеять морок, наведенный королем, то ли собраться с мыслями. — Я же ощущаю…

Единорог загадочно улыбнулся и прикрыл глаза.

— Это работает одна из моих способностей. Она фоновая, и повлиять на неё я, увы, не в силах. Ты привыкнешь, если наш мстительный дуэт не развалится раньше времени.

— О, конечно, — фыркнула королева, разворачиваясь и покидая темный коридор. — Если мы просидим здесь ещё дольше, то я умру от голода!

— Ты так зла лишь из-за него? — флегматично поинтересовался король, следуя за ней. — Или из-за своего разочарования в более сильном союзнике?

— Ты обещал мне, что мы отомстим Селестии и Старлайт Глиммер, как только я предоставлю тебе тело! — рявкнула королева. — И что я получаю, после проведения идеальной операции по похищению двух пони? Единорога, который не справляется с контролем полумертвого магика?

— А кто сказал, что я не справляюсь?

Тон Сомбры был настолько леденящим, что Кризалис тут же притихла. Внезапное чувство тревоги посетило её мысли, а огромная чёрная бездна засасывающего голода заставляла её чуть ли не биться в истерике. Слишком длительная голодовка сделала её нервной, как наркомана без очередной дозы галлюциногенной прелести, приносящей столь необходимое организму удовольствие. Кое-как переборов себя, чейнджлинг успокоилась, опустилась в теплую воду и глубоко вздохнула.

— Голод — штука неприятная, — невесело подметил Сомбра, оставаясь на берегу, но тоже опускаясь на пол и перекрещивая передние копыта. — Я сделаю вид, что никогда не слышал этих слов, Кризалис. Но никогда, слышишь, никогда их тебе не прощу. Первый урок, который ты должна усвоить, чтобы победить принцесс — твои эмоции будут тебе мешать. Ты должна контролировать их, держать при себе, чтобы враги не смогли сыграть нужную им мелодию на них, когда им понадобится.

«А ведь он прав, — подумала Кризалис. — Что на свадьбе, что при похищении — моим провалом были не только просчеты в важности определенных пони, но и чрезмерная вспыльчивость, преждевременная радость победы. Я так пленилась красотой испуганных пони, что подставила спину врагам!»

— Понятно, — процедила королева, не желая признавать своё поражение. Сомбра, по всей видимости, только умилился её бурчанию.

— Вот и славно. Теперь мне, наверное, следует рассказать тебе о процессе порабощения тела, чтобы ты не считала меня каким-то хвастуном, затуманившим тебе голову.

Кризалис склонила голову набок, исподтишка поглядывая на говорящего короля. Тот странно улыбался, но при этом его морда выглядела очень жутко — полная улыбка в его понимании предполагала гораздо больше зубов, чем имел хозяин тела, однако королева случайно заметила странные, налившиеся кровью места в обнажившихся деснах, сквозь которые проклевывались острые зубы. Её вдруг передёрнуло.

— Вижу, ты восстановила часть сил, — кивнул Сомбра, и королева поняла, что это была попытка войти в её сознание, которую она с успехом отразила. — Что ж, я безумно рад.

— Ты собирался объяснить мне принцип работы магии, с помощью которой мы сокрушим принцесс, — прервала его Кризалис.

— Непременно. Как я уже говорил, любовь в качестве корма — это неплохо. Сама по себе любовь очень сильна; такое чувство сложно подвергнуть логике, почти невозможно искоренить и она всегда занимает мысли, если кому-то случилось полюбить. Но настоящей любви, как ты сама знаешь, слишком мало, чтобы прокормить целый Рой существ, подобных тебе.

— Но в Эквестрии её достаточно для этого! — возразила Кризалис. — Особенно возле Кристальной Империи, где появилась эта… принцесска любви и её ублюдок.

Сомбра передернулся, отчего Кризалис ещё больше раззадорилась.

— Если бы не предательство и поднятый против меня мятеж, я бы одержала верх в борьбе за существование с пони! Подмена всех правительниц вверила бы Эквестрию в мои копыта!..

— Ты можешь дослушать то, что я тебе скажу? — по нарастающей громкости прорычал Сомбра. — Если хочешь пожаловаться на то, какая ты бедная и несчастная и как тебя все предали, то пожалуйста, жалуйся! Только вот я уйду отсюда, оставив тебя наедине с твоими жалобами и голодом и лишив возможности и вправду отомстить!

Набычившаяся было королева вдруг почувствовала, как язык у неё отнимается, примерзая к нёбу, а горло вдруг сжимает невидимое копыто.

— Так-то лучше. Я могу продолжить? — поинтересовался Сомбра, гася рог и наблюдая за тем, как закашлявшаяся Кризалис судорожно глотает воздух пополам с водой, в которую упала с головой.

— Не делай так больше! — визгливо зашипела она, но взор короля был холоден, и чейнджлинг прошептала. — Я больше не буду тебя прерывать.

— Ты пыталась донести до меня мысль, что твой план был гениален, но сорвался из-за мелочей. Понимаю. Но, знаешь, используя одну и ту же стратегию, ты никогда бы не победила своих врагов. Насколько я понял, у тебя было две попытки, не так ли?

— Да, — Кризалис медлила с ответом, пытаясь подавить вскипевший внутри гнев и злобу, усиливаемую голодом, и мыслить рационально, как, видимо, хотел того Сомбра. — Первый раз я подменила Кейденс за две недели до её свадьбы, загипнотизировала её жениха и почти вышла за него замуж, когда сестра Шайнинг Армора нашла настоящую Кейденс и выбралась из моей ловушки. Она сразу подозревала меня, и мне удалось поссорить её с братом, а затем и забросить в темницу под Кэнтерлотом…

— То есть твоя армия не была задействована в операции?

— Нет. Они ждали снаружи, ломая щит, который поддерживал Шайнинг Армор. Благодаря моей магии он становился всё слабее, и когда Твайлайт вернулась вместе с принцессой, мои дети сломали его и начали погружать город в хаос…

— А вторая попытка?

— Я учла прошлые нюансы, но, видимо, не до конца. Мне и моим чейнджлингам удалось подменить всех принцесс, включая Твайлайт, которая к тому времени тоже ею стала, а также её друзей и новорожденного аликорна…

— Новорожденного аликорна? — вздернул бровь Сомбра. — Это кому же так не повезло?

— Кейденс и её муженьку, чтоб их слуги Тартара драли, — фыркнула королева, позволяя эмоциям снова взять контроль, но тут же возвращая себе спокойствие. — Я подменила всех кроме кристальника Флёрри Харт, это имя малявки, и ученицы Твайлайт, Старлайт Глиммер. К ней, правда, присоединились ещё двое — какая-то Трикси Луламун, называющая себя Великой и Могучей, и Дискорд. Старлайт на момент моей операции уезжала куда-то; вместе с ней, вроде, была и Трикси, а Дискорда я никогда прежде не видела, да и не думала, что он будет помогать им…

— Дискорд, надо же, — пробормотал Сомбра. — И когда этот пернатый драконикус продался пони?

— Ты его знаешь? — удивилась Кризалис.

— Знакомы, — коротко кивнул король и перевел тему. — Продолжай.

— Судя по всему, Старлайт что-то заподозрила, а Санбёрст, кристальник, послал к ней предателя роя, Торакса, — королева оскалилась в пустоту, будто видела перед собой этого мелкого недоросля, превратившегося в разноцветную смесь бабочки и оленя. — В конце концов, они дошли до моего дома, прошли все ловушки, устроили мятеж и разрушили мой трон, который блокировал магию единорогов на территории моего королевства. Теперь я понимаю, что напрасно пыталась унизить Старлайт тем, что не похитила её вместе с остальными — мне следовало просчитать все возможные варианты…

— То есть похитить половину города, в котором жили принцессы, их личную стражу, ближайших друзей и родственников, — скучающим тоном продолжил за неё Сомбра. — Ты понимаешь, что тебе пришлось бы похитить половину Эквестрии, чтобы провести идеальную операцию по похищению одних только принцесс, и вторую половину, чтобы замести следы от пропажи первой? Мне кажется, тебе и сотни Роев не хватило бы, чтобы сделать такое.

Кризалис пристыженно опустила уши. Сомбра был абсолютно прав: каждый раз находились подозрительные пони, которых натянутая маска её детей заставляла напрягаться. Тут нужна или искуснейшая работа, длительное наблюдение или личное знакомство с жертвой, её доверие, чтобы полностью воссоздать нужный образ…

— Не лучше ли действовать так, чтобы настоящие принцессы стали марионетками? — продолжал король. — Возможно, это сложнее, чем простая подмена, но это эффективнее.

— И что ты предлагаешь делать? — Кризалис метнула в него испепеляющий взгляд. Да как этот единорог может говорить, что подмена — это просто?! Часы, даже годы наблюдения, изучение каждого движения, жеста!..

И каждый раз её игра рассыпалась из-за деталей.

— Позволь объясню на примере своего рога, — Сомбра копытом указал на красный серп, тут же блеснувший, будто на солнце. — Как ты понимаешь, моё настоящее тело было уничтожено нашими общими недругами, а от былого могущества остались лишь крупицы. Зато я умею интересную вещь — я могу переносить сознание в уцелевшую часть тела, а затем, путем паразитирования на другом живом существе, восстанавливать собственное, что я и сделал сейчас. Как только мой рог оказался на лбу любезно приведенного тобою жеребца, я начал запутывать его разум, показывая ему возможные перспективы его будущего. Я напускаю тумана в лабиринт его сознания, показывая отрывки из настоящего и потенциального будущего, связанного с его кобылкой, и он боится. Его страх подпитывает меня, и я восстанавливаю собственные силы.

— И каким образом мы будем запутывать сознание принцесс? — снова чуть было не вспылила Кризалис, резко мотнув ногой под водой и создав этим самым волны. — Для того, чтобы внушить им кошмары, нам как минимум надо будет проникнуть к ним в доверие, посеять сомнения в их душах, заставить их смутиться…

— Ох, Кризалис, милая, — снисходительно рассмеялся Сомбра. — Ты думаешь, что мы будем действовать напрямую?

— А как иначе? — воскликнула Кризалис и была огорошена взрывом хохота, которым разразился Сомбра, закрывая копытом глаза, чтобы утереть выступившие слёзы. Отсмеявшись, он прокашлялся, а затем объяснил всё ещё нетвердым голосом:

— Чтобы посеять смуту в сердцах правителей, достаточно посеять смуту среди населения. Купаться в любви, как это представляла себе ты, получается очень и очень недолго, если ты не делаешь всего того, что делали настоящие правители до тебя. А ты ведь не сможешь ни поднять или опустить солнце, ни луну, что уж говорить про любовь и…тем, чем занимается Твайлайт Спаркл, я правильно назвал её имя? Прекрасно. Нам не нужно контактировать с самими шишками, чтобы задеть их, Кризалис. Нам нужно сделать так, чтобы их жители разочаровались в них, подняли бунт… И потеряли доверие к своим возлюбленным принцессам, в их способности защитить их. Нам нужно заставить их бояться чего-то настолько сильно, насколько это возможно. И тогда, выпивая их страхи до капли, выжимая из них всё, что можно, мы оставим принцессам только ненависть и гнев. Любовь исчезнет из Эквестрии. По крайней мере, любовь к принцессам.

— А что мы будем делать с чейнджлингами, которые предали меня? — спросила королева, скрывая восхищение под маской подозрительности.

— Мы найдем способ угомонить их. Нужно только узнать их способности, численность и могущество. Мне кажется, лучшим сценарием будет разжигание войны между ними и драконами. Или между всеми разом.

— Есть ещё грифоны, — добавила Кризалис. — Их страсть — золото…

— Наша задача, Кризалис, — Сомбра встал на ноги, разминая шею и затекшие копыта, — создать новый рой, который поглотит силу эмоций самых разных существ во всей Эквестрии и за её пределами и нанесет решающий удар в самый подходящий момент. Твои дети будут тенями, следующими за жертвой. Поэтому сейчас ты должна подробно рассказать мне, каким образом работает твоя подпитка любовью.

— Зачем это? — нахмурилась чейнджлинг. Единорог устало вздохнул.

— Кризалис, мы союзники. Нам нужно доверять друг другу, чтобы победить. Если я не буду знать всех аспектов твоего питания, я не смогу перевести тебя на другой, прости за подобное сравнение, корм. Поэтому прошу, прекрати метать в меня подобные взгляды и подозрения, мне это претит.

— Будем считать, что ты меня убедил, — продолжила ломаться Кризалис. — Что ж… Любовь — это весьма условное понятие для еды чейнджлинга. По идее, мы питаемся любой симпатией, привязанностью, влечением, которое испытывают друг к другу пони и другие живые существа. Совершение полового акта при нас — это тоже пища, которая, правда, не настолько питательна. В любом случае, нами выпивается вся созидательная энергия, которая сопровождает похожие на любовь чувства, и которая лечит нас самих. Чейнджлинги не способны любить. Ну… по крайней мере, так было.

Сомбра молча слушал.

— От длительного голодания сознание чейнджлинга может помутиться, а тело будет покрываться дырами, как у меня в ногах, — она кивнула на нецелые конечности. — Дырам предшествуют выделяющиеся на шерсти пятна. Размножение происходит, когда матка, то бишь, я, набирает достаточно еды от подданных, и приходит зима. Я укутывала яйца в специальный кокон, который подвешивала к потолку Роя, а затем, когда они достаточно крепли, раскладывала по отверстиям в стенах. Иногда, когда совсем не было выхода, я обращала в чейнджлингов и обычных пони, но те быстро умирали в условиях нашей жизни.

— А что насчет перевоплощений?

— На каждое перевоплощение тратится запас любви, который остается после каждой кормежки. Не всё, вопреки желанию, уходит на утоление голода, иначе мы просто не выживем.

— То есть природа создала вечно голодных и злых существ, которые должны высасывать любовь и прочие положительные эмоции из других существ, чтобы оставаться вечно голодными и злыми, но при этом утоление голода позволяет им пользоваться способностями, которые созданы для утоления голода. Интересно…

— Ты говорил, что я могу заменить любовь на страх, — вырвала его из раздумий Кризалис требовательным тоном. Сомбра щелкнул языком.

— Да. Думаю, мне удастся это сделать. Тебе нужно настроить свои рецепторы таким образом, чтобы они воспринимали как пищу страх, а не любовь. Хотя… В теории…

— Что в теории?!

Единорог устало закатил глаза, но отвечать не спешил. Он обдумывал возможную вероятность внезапно пришедшей мысли.

— Ты можешь сделать так, — проговорил он после пятиминутного молчания, — любовь и страх, как я подумал, идут копыто об копыто. Чем больше пони любит кого-то, тем больше он за него боится. Твоим питанием может быть боязнь за любимых. Попробуй пока так. А потом, когда твой организм достаточно привыкнет к привкусу страха в пище, мы можем перейти на чистый страх. Я знаю в нем толк, поверь мне. Самые сладкие страхи у детей: они на вкус, как патока, особенно у жеребят в возрасте от двух до восьми лет… Но это мы забегаем вперед.

— Боязнь за любимых, — пробормотала Кризалис. — Я уже чувствовала её. Ты говорил о ней, когда я выпивала жеребца…

— Именно. Как ощущения?

Кризалис замолкла, прислушиваясь к себе. Голод всё ещё сжигал её изнутри, но, разглядывая ноги под водой, она заметила кое-что очень странное. Дыры в её теле будто стали меньше в диаметре, а вокруг них намокшей щёточкой колыхалась молодая шерстка, отличающаяся на несколько тонов по цвету. Её глаза распахнулись от удивления, а судорожный вздох слился с плеском: королева подняла ногу, чтобы удостоверится, что это не обманный эффект воды.

— Это невероятно… — прошептала она. — Дыры можно только предотвращать, но залечивать старые… Это…

— Невероятно? — ухмыльнулся Сомбра. — Что ж, значит, с привыканием организма проблем не будет. Надеюсь, со всем остальным тоже. Думаю, когда мы залечим все твои повреждения, можно будет перейти к моей системе поглощения. А пока — нам нужно узнать, что творится в мире, и как обстоят дела у принцесс. Может быть, где-нибудь мы найдем ржавое и гнилое звено, которое можно будет склонить на свою сторону. Заслать шпиона в друзей принцесс было бы очень кстати…

— Я разберусь с этим, — с энтузиазмом воскликнула Кризалис. — Если твой план сулит мне исцеление и отмщение, я сделаю всё, чтобы воплотить его в жизнь! Я буду пауком, плетущим паутину, буду тенью, следующей за жертвой! Я не подведу!

— Прекрасно, — удовлетворенно кивнул Сомбра. — Я, пока что, не смогу выйти из этой пещеры — не в таком виде. Это, конечно, вызовет ужас у местных жителей, но излишне рано. Тебе придется одной вынюхивать и выпытывать, подглядывать и подслушивать, пока у нас не наберется достаточно информации, чтобы перейти в другое место. Начнем погружать Эквестрию в хаос деревня за деревней, город за городом, пока не доберемся до Кэнтерлота, где решится наша судьба. Месть — блюдо, которое подается холодным, поэтому спешить нам не к чему. Охлади свой пыл, королева-изгнанница. Мы ещё успеем отыграться. А теперь иди. Начни с малого. Выясни, кто является главой этой деревушки, насколько длинны его копыта.

II. Разведка и правила мэра

В моем понимании, Кризалис не только супер-пупер злодейка, но и мать, поэтому жалость к Иносент Вёрджен обоснована именно материнским инстинктом.

В камине ярко полыхал огонь, а трескучая песнь мороза и вьюги стучалась в окна, ледяным дыханием виндиго рисуя на них узоры. На обитом плюшем кресле сидела старуха-единорог, вяжущая что-то тускло поблескивающими в поле бледно-зелёного телекинеза спицами. Такое же по цвету полотно из крупнопетельчатых рядов лежало у неё на коленях, которые время от времени подрагивали, будто шерстяные нити задевали нервные окончания. Кроме пламени, страстно лижущего своими языками закоптелые прутья решетки, и неяркого сияния рога кобылы, в комнате не было источников света. Именно поэтому, заметив упавшую на спицы и клубки тень, единорожка скрипучим голосом прохрипела:

— Ну-к отойди от огня, малышка, опалишь себе копытца, болеть потом будут.
Земная пони, которую назвали «малышкой», послушно отодвинулась от ревущего огня, но избежать искушения полностью не смогла: протянула копыта поближе к теплу, чуть ли не всовывая их в прямоугольное отверстие каминного зева. На вид ей было лет десять. Её белоснежная шерстка, посеревшая от холода и грязи, постепенно высыхала, а мокрые снежинки в таких же белых, отличающихся лишь на пару оттенков, волосах, начали таять. Вода, капавшая на почерневшую от копоти плитку, шипела, но жеребёнок даже ухом не вела. Сейчас она хотела лишь одного: избавиться от засасывающей пустоты в желудке и согреться.

Дверь в соседнюю комнату скрипнула, половицы просели под весом вошедшего пони, а единорожка подскочила, спрыгнула со стула и тут же заохала: старые кости не позволяли быть такой же резвой, как три десятка назад.

— Сонг Ривер, не стоит так вскакивать, вы можете повредить колени, — прозвучал теплый жеребцовый голос. — Тир сказала мне, что вы нашли какую-то малютку, потерявшуюся в метель.

— Да, господин мэр, — закряхтела кобыла, отчаянно жестикулируя земной пони и не замечая, что та сидит спиной и не видит её. — Вот эта кобылка… Эй, подь-ка сюды, я ж тебя зову!

Жеребёнок повернулась, встретившись глазами с мэром. Взгляд теплых карих глаз убаюкивал бдительность, лишал способности сопротивляться. Кобылка смутилась, прикрыла голубые глазки, даже, кажется, покраснела, или это игра пламени отразилась на её щеках?..

— Нашла сегодня, пока ходила за маслом и молоком, — пожаловалась Сонг Ривер, бывшая у мэра этой деревни, который на самом деле был максимум старшиной или солтысом, но гордо именовавшим себя «мэром», экономкой. — Сидит, замерзшая, у колодца, маму зовет… Вы уж простите мне моё мягкое сердце, но я пройти мимо не могла.

— Не волнуйтесь, Сонг, вы поступили абсолютно правильно, — жеребец поправил карамельного цвета гриву, которая ярко контрастировала с его шоколадным телом. — В такую метель ни один пони не должен выходить из дома. А если малышке некуда идти, что ж, я, мэр Кэрвунда, обеспечу ей жилье.

Он наклонился к ней, почти встав на колени, чтобы их глаза были на одном уровне. Земная пони глядела на него из-под чёлки, но жеребец легким движением копыта откинул её, смотря ей в глаза, голубые, как кровь аристократов.

— Как тебя зовут, милая? — спросил он, внимательно рассматривая юное лицо. Смущавшаяся до этого кобылка теперь выглядела бесстрашной. Глаза с подрагивающими в них бликами пламени, из-за которых мэру на секунду почудился вытянутый зрачок, с любопытством изучали его, стараясь запомнить каждую черту лица.

— Моё имя — Дайана, — проговорила она. — На повозку моих родителей упало дерево, и мне единственной удалось выжить. Я… — кобылка вдруг всхлипнула, — я так испугалась, что побежала со всех ног сюда, а когда выбилась из сил, началась метель…

— Какая ужасная история, — жеребец погладил её по макушке, а затем осторожно приобнял копытом. — Я очень сочувствую тебе, маленькая леди, и поэтому я помогу тебе. Можешь жить здесь, пока мы не придумаем, как передать тебя родственникам. У тебя есть бабушка с дедушкой или тетя с дядей?

— У меня никого нет, мистер, — грустно прошептала Дайана, опустив голову, чтобы жеребец не видел скатывающихся по подбородку слёз. — Папа и мама были единственными моими родственниками, бабушка с дедушкой умерли ещё до того, как я родилась, а больше детей у них не было.

— Что ж, — после недолгого молчания и сочувственных охов Сонг Ривер заключил жеребец, — в таком случае мы должны позаботиться о тебе. Но об этом мы подумаем завтра. А пока, — он кивнул экономке, и та не по своим годам шустро выскочила в коридор, — ты можешь остаться здесь на ночь. Мы приготовим тебе постель и горячий ужин. Ох, где мои манеры?! — жеребец хлопнул себя по лбу копытом. — Я же совершенно забыл представиться перед юной леди! Моё имя — Фэйтфул Хорн, я мэр этого, хе-хе, скромного городка. Если тебе что-нибудь понадобится — мои двери всегда для тебя открыты!

— Спасибо, — Дайана с необычайной для земной пони грациозностью кивнула и оглядела комнату. — Вы очень добры ко мне.

— Долг любого жителя Эквестрии быть добрым к тому, кто попал в беду, — улыбнулся Фэйтфул, и глаза его блеснули. — Особенно к её маленьким жителям.

«Особенно к ним, — подумала земная пони. — Особенно к кобылкам. Особенно к таким, как я».

— Спасибо, — ещё раз поблагодарила его кобылка прежде, чем последовать за уже вернувшейся Сонг Ривер. Выходя из комнаты, она чувствовала на своем хвосте, пушистой кистью закрывавшей круп, неоднозначный взгляд Фэйтвул Хорна.

Дайана и Сонг Ривер поднялись на второй этаж по невероятно скрипучей лестнице, где единорожка указала ей копытом на достаточно крепкую деревянную дверь с хорошей ручкой.

— Вот твоя комната, Дайана, — проговорила старуха. — До утра тебя никто не потревожит, не бойся. Располагайся и отдыхай, ужин я принесла тебе прямо туда. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, миссис Сонг, — милым голоском ответила ей Дайана, приняв выражение ангельской благодарности и послушания, а как только дверь со скрипом закрылась, буквально в одну секунду её лицо потемнело, а глаза стали злыми, холодными.

«Никто не потревожит, — подумала Кризалис. — Ха, конечно».

Это была та самая комната.

Она долго наблюдала за Фэйтфул Хорном и его городком и уже точно могла сказать, что утверждение «у каждого в шкафу свои скелеты» можно на совершенно законном основании применить к колодцу. А у Фэйтфул Хорна этих скелетов было чуть ли не с десяток. Маленьких кобыльих скелетов.

Соваться в город под видом нового жителя было слишком рискованно — местные пони так и норовили влезть в грязное белье или почту соседей, да и доверять они ей не стали бы так сразу, а миссия хоть и предстояла долгой и многоэтапной, но не настолько. Кризалис не хотела терять времени понапрасну, а ещё больше она не хотела оставаться в этом доме, который даже для неё был страшным. И дело было не в том, что стены и половицы изобиловали дырками и скрипели, не во внезапных порывах ветра, воющих в трубах, и чьих-то шепотках. Дело было в том, свидетелем чего она стала в этом доме.

Возвращаться в облике пегой кобылки ей тоже было нельзя — земную пони уже нашли, что удивительно, но Флайм Бэр бормотала только что-то о больших зелёных глазах и вспышке, поэтому Кризалис поостереглась пользоваться её обликом. Более того, именно слух, распустившийся благодаря пони, нашедшим её предыдущую жертву, посеял в жителях оттенок страха, в том числе страха за любимых, о котором говорил Сомбра. Королева ещё плохо улавливала в воздухе его вкус, но тех крупиц, что всё же попали в поле усвоения, хватило для воплощения её плана.

Особенная прелесть чейнджлингов была в том, что они могли превращаться в любое живое существо. И королеве не составило труда обратиться восьминогим паучком, способным на своей паутине буквально летать из комнаты в комнату, пробираться в любые щели, тем более когда под лапками столько удобных щелей и дыр.
Именно благодаря такому невидимому сожительству Кризалис удалось узнать страшную тайну местного «правителя» и хозяина жизни, который был весьма неравнодушен к ещё совсем юным кобылкам. Очень юным.

Будучи паучихой, королева застала здесь пребывание пятилетней малютки, белой, как снег, но с рубиново красной гривой и такого же цвета глазами. Фэйтфул Хорн называл её Джен, но, насколько поняла Кризалис, полное имя малышки-земной пони было Иносент Вёрджен. И это была первая и последняя пони во всей Эквестрии, по которой она проливала горькие слёзы.

«Я не должна плакать, — думала чейнджлинг, хотя в облике паука она и не могла этого делать. — Пускай я тоже мать, пускай, но пони — мои враги, мои инструменты, я не должна плакать…»

А сквозь её мысли дрелью всверливались тяжелое сопение и детские жалобные всхлипы.

«Мерзавец, — продолжала свой внутренний монолог королева. — Я выведу тебя на чистую воду!»

Несколько секунд её праведный гнев полыхал, пока земной пони нависал над кобылкой, а потом вдруг королева остудила сама себя. «Я делаю это только потому, что это в моих планах. Если бы я просто об этом узнала, я бы не стала помогать этой малявке. Это просто материнский инстинкт говорит во мне, но мне её ни капельки не жалко, совершенно!»

Врать себе было больно.

Каждый раз, когда Джен, оставленная насытившимся её хрупким телом Фэйтфулом, плакала, свернувшись в комочек на помятой кровати, Кризалис кое-как сдерживала себя, чтобы не подойти и утешить её. Она не знала, что с ней происходит, не понимала, почему она испытывает такую жалость к дитю своего врага, к жеребенку, который живет на территории, которую она могла бы использовать как корм, но ей было до безумия жаль. И, когда пришло время, Кризалис из своего укрытия услышала скрип веревки, а выглянув, увидела болтающееся в петле тело, ещё подрагивающее копытцами.

Возможно, королева просто видела в Иносент Вёрджен саму себя. Ту Кризалис, которую когда-то давно забыла, стёрла из памяти. Но смерть Джен только подкрепила её решимость вывести Фэйтфул Хорна на чистую воду. Пускай это было подкреплено чувством праведного гнева, на который Кризалис злилась не хуже, чем на Твайлайт Спаркл, раскрывшую её на свадьбе, но это совпадало с её целями. «Я делаю это не из-за Джен, — думала королева про себя, укладываясь на постель, которая когда-то хранила покой белой кобылки, — а из-за того, что это посеет панику среди населения. Ох, как они завоют, когда узнают, что их мэр насилует жеребят в своё удовольствие?

В любом случае, план действий был составлен, а на его осуществление отведено несколько дней. Дайане придется постараться, чтобы вызвать у Фэйтфул Хорна интерес. Но это всё будет завтра.

Кризалис забралась в постель, накрывшись с головой одеялом и закрутившись в него коконом. Заснула быстро и без сновидений.

Чейнджлинги не видят снов.

---

Утро застало её ещё в постели, поскольку впервые за несколько дней Кризалис не пришлось шугаться стука копыт, норовящих придавить её в мгновение ока, и она смогла полностью выспаться и отдохнуть. Сонг Ривер разбудила её стуком в дверь, призывая пойти вниз в столовую, где Фэйтфул Хорн ждет её к завтраку. Дайана улыбнулась, подобно ангельской пони, быстро причесала гриву и спустилась вниз по лестнице, задорно напевая песенку, которую слышала где-то в далеких уголках Эквестрии, бывших её родиной.

— Доброго утра, Дайана, — ласково улыбнулся Фэйтфул. — Как спалось?

— Чудесно, мистер Хорн, — лучезарно улыбнулась кобылка. — Я от всей души благодарю вас за гостеприимство.

— Ох, зови меня просто Фэйтфул, дорогая, — махнул копытом, слегка посмеиваясь, Фэйтфул. — Знаешь, я подумал, что, раз уж твою семью постигла такая трагедия, ты можешь остаться у меня в качестве иждевенки. Правда, в моем доме есть несколько правил, которые тебе придется выполнять.

— Каких правил? — захлопала ресницами жеребёнок. Фэйтфул искоса глянул на Сонг Ривер, рог которой тут же вспыхнул и задёрнул шторы, опустив на комнату полог темноты и тени, в которой Дайана выглядела бледным призраком. Канделябр, серебряные листья которого оплетали стену, вдруг вспыхнул ярким огнем, а Фэйтфул Хорн оказался рядом. «Ох, опять это представление», — утомленно подумала Кризалис, но лицо Дайнаны изображало искренний испуг.

— Во-первых, тебе категорически не разрешается выходить за пределы дома, — успокаивающим голосом проговорил жеребец. — Во-вторых, твоя комната никогда не должна быть заперта. Видишь? Всего два правила. Справишься?

— Думаю, да, — улыбнулась Дайана, осматриваясь вокруг. — Но зачем вы задёрнули шторы?

— О, — жеребец переглянулся с экономкой, — просто за окном вдруг предстало такое ужасное месиво из снега и грязи, и я решил, что это оскорбит твой взор, милая. — Фэйтфул засмеялся. — Я рад, что ты решила остаться у нас.

— Это очень любезно с вашей стороны, — кивнула пони. — И вы были очень добры ко мне, так что мне только в радость жить здесь.

Завтрак прошел при свете канделябра. Фэйтфул всячески пытался завести беседу, но Кризалис решила немного поломаться, поэтому редко вставляла реплики. Она-то знала, что за спрятанным от её глаз окном находится колодец, который чистил специально нанятый пони, не боящийся вони разложившихся трупов и вида запёкшейся крови.

И сейчас он доставал из каменной темницы белое, как две капли воды похожее на Дайану тело.

III. Деяния и наказания

Дни в доме Фэйтфул Хорна проходили однообразно и скучно, но, несмотря на внешнюю тишину и спокойствие его обитателей, внутри тускло освещенных комнат бушевали немыслимые страсти. Кризалис несколько раз за ночь слышала, как тихонько скрипела дверь в её комнату, как ступают подкованные копыта по половицам, чувствовала на своем загривке дыхание, мокрое и отвратное. После выдвижения правил, чейнджлинг не спала ни единой ночи — нужно было подгадать момент, когда Фэйтфул придет к ней в комнату и подойдет слишком близко, нужно было позволить ему помять жеребячье тельце, пока он не возбудится, а потом…

Сложно, рискованно, крайне опасно. Кризалис так и не решила, что будет делать с ним: отдаст на линчевание толпе, падкой на запах крови, собственными копытами сдерет с него шкуру, или приведет к Сомбре, чтобы тот сам казнил урода.

«Вряд ли Сомбра оценит это, — думала она, лежа на постели. — Он вновь может посчитать меня слабой размякшей кобылой. Ха, неудивительно, что мои подданные пошли вслед за таким размазней, как Торакс! Аргх, одно его имя выводит меня из себя!»

По утрам она спускалась на завтрак, на котором мэр обязательно спрашивал её о том, как она спала, на что Кризалис в порядке вещей отвечала, что спала прекрасно и ничто её не тревожило. И каждый раз, когда она так говорила, в глазах Фэйтфула мелькало чувство, которое Кризалис ненавидела всем сердцем: снисходительность. Мол, конечно, ничего не мешало. Да, великолепно спалось, простыни были мягкие. И ваше дыхание, мистер Хорн, ни капельки не будило и не мешало. И постанывания тоже.

День Дайана проводила в незатейливых играх и помощи по дому; Сонг Ривер очень часто просила её помочь на кухне, разгрузить мешки с сеном и чаем и много чего ещё. Кризалис, изображая радость и энтузиазм настолько виртуозно, что, если бы она была на фотосессии у Фотофиниш, то та кричала бы: «Браво!», помогала. Очень часто она стала замечать некоторое отстранение у экономки, будто та не хотела с ней заводить близких отношений, но лед был растоплен, когда Дайана своими копытцами притащила ей тарелку кексов с апельсиновой цедрой. Кризалис знала, что в случае дружбы с Сонг Ривер той будет сложнее выполнять приказы хозяина: телекинез единорожки не был слабым, отнюдь. Фэйтфул Хорн использовал её магию для того, чтобы фиксировать тела кобылок, которые сопротивлялись. Делала она это из соседней комнаты, подсматривая в дырку над кроватью, а, чтобы дети не поняли, что это она, на рог надевался специальный браслет, меняющий цвет ауры на прозрачный, почти невидимый. Напуганным жеребятам казалось, что их парализовывал страх, некоторые думали, что это делал Фэйтфул Хорн, но никто не подозревал милую старушку, которая лишь изредка грозила спицами.

Трапезы были самыми сложными для Кризалис событиями за день. Да, она давным-давно научилась держать лицо, чтобы не выдавать чейнджлинговую природу, когда ест понийскую еду, но иссякающий запас любви ослаблял её, вызывая изжогу и болезненную реакцию на вареную морковь и свёклу, которая была основным блюдом на завтрак, обед и ужин. После каждого застолья ей приходилось очищать желудок, засовывая в рот копыто, и Кризалис боялась, что рано или поздно это заметят. Отказываться от еды было нельзя, поскольку это вызвало бы подозрения, но слишком частые побеги в «ванную комнату», коей гордо именовала себя деревенская яма, куда сбрасывали все помои и отходы, хоть понийские, хоть животные, могли стать её фатальной ошибкой. «Я не могу позволить себе провалить такую мелкую миссию! — злилась на себя королева, выблевывая остатки ужина. — Я оплошала в Кэнтэрлоте, я не учла значимость Старлайт Глиммер, но я не прогорю на том, что сблёвываю еду в яму с дерьмом!»

И если день не являлся для Кризалис изматывающим или трудным, то ночь выпивала из неё все соки. Как только Луна поднимала своё светило, комната наполнялась тенями, через которые слышались стук капель и хриплое дыхание. Кризалис будто вжилась в роль маленького жеребёнка: ей было действительно страшно. Она не понимала природу этих звуков, не могла уловить, в какой момент они начинаются, но каждый раз, как только солнце пускало первый луч на её кровать, шум в висках пропадал, шепот оставлял её, а приоткрывающаяся дверь шкафа закрывалась с гулким скрежетом. Сердце королевы билось в ритме испуганной птахи: это не мог быть Фэйтфул, потому что раньше такого не было ни с Джен, ни с другими кобылками. Тогда что это такое? Чей шепот и хриплый рык она слышит каждую ночь? И когда это кончится: ей ведь нужно сосредоточиться, собраться с мыслями и силами и дождаться момента, подгадать его.

Но самым ужасным в этой ночи было даже не это, а то, что эмпатические способности Кризалис работали сами по себе. Она чувствовала страх, чувствовала ужас тех кобылок, которые жили здесь до неё, для неё как наяву текла по простыням девственная кровь и слёзы, от чего копыта каждую ночь дёргались сами собой. «Как же им было страшно, этим маленьким жеребятам, ещё совершенно не познавшим жизни, — думала королева. — Они выучились только страданиям, но ненависть не открыл никто. Ненависть, которая помогла бы им выжить, которая дала им сбежать, так и не проснулась в их сердцах. А в моём она проснулась. О да, в моем сердце просто бушует ненависть, и ты, Фэйтфул Хорн, испытаешь весь её спектр на себе».

Наутро она проснулась полная сил.

— Доброе утро, мистер Хорн, — пробормотала Дайана, протирая заспанные глаза. — А где Сонг Ривер? Мы с ней договорились печь праздничные печенья к Дню Согревающего Очага…

— Боюсь тебя разочаровать, Дайана, — жеребец участливо склонил голову, — но Сонг сегодня не сможет с тобой играть. Она, кажется, подхватила простуду, поэтому тебе не стоит заходить в её комнату, я не хочу, чтобы моя дорогая гостья заболела. Если хочешь, я могу помочь тебе с этим делом, только чуть позже — сегодня мне нужно обвенчать пару молодых пони, глубоко любящих друг друга. Тебе повезло, что сегодня только одна церемония — нам хватит времени.

— Ой, а можно я с вами?! — вскинулась Дайана, подбегая к земному пони и вставая передними копытами на его плечо. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

— Дайана, — Фэйтфул нахмурился, мягко отстраняя её копыта, не удержавшись от соблазна погладить её по нежной шерстке. — Мы с тобой говорили о том, что тебе нельзя покидать пределы дома. Разве ты забыла об этом правиле, малышка?

— Ну одним глазочком, — взмолилась Дайана, и её глаза были действительно убедительными: Хорн чуть не растрогался. — Я так давно хотела побывать на свадьбе, хотя бы увидеть, как невеста идет в белом платье! Это же так прекрасно! Прошу вас, Фэйтфул, пожалуйста, я не буду никому показываться на глаза, я только постою где-нибудь в уголочке, пожалуйста!

— Ох, — Фэйтфул прижал копыто к груди, выдыхая. — Ладно, хорошо, Дайана. Но только чтобы тебя никто не видел!

— Спасибо-спасибо-спасибо! — запищала кобылка и обхватила его ногу в объятьях. Фэйтфул погладил её по голове.

— Нда, хорошо, что церемония только одна, и это не продлится долго.

— А их должно было быть больше?

— А? Да. Флайм Бэр и Тайм Лайн тоже подавали заявление на бракосочетание.

---

Кризалис впервые за столько месяцев изгнания подвернулась такая удача. Свадьба — где ещё можно собрать так много еды, да ещё такой качественной?! Королева возлагала свои самые большие надежды на то, что Фэйтфул не солгал, и пони действительно питают друг к другу глубокую любовь. У неё была мерка, которая определяла сытность любви и её силу, но любовь этих двух должна по меньшей мере догнать любовь Шайнинг Армора к Кейденс — только выпив этого жеребца до донышка она возобладала такой силой, которая смогла сразить саму Селестию! Впрочем, как можно убедиться по частоте попыток нападения на Эквестрию, солнечная богиня не была такой уж всемогущей. Кризалис усмехнулась. Если все принцессы на конечную проверку окажутся такими же слабачками, как Селестия, ей не составит труда подчинить их всех! А уж Сомбра проследит за тем, чтобы ни единая мошка не ускользнула из-под бдительного ока!

Обещание, данное Фэйтфул Хорну, пришлось сдержать — напялив на себя серый и потасканный плащ, который жеребец вытащил из кладовки, которая точно не могла похвастаться наличием справки от санэпидемстанции, Дайана подобно неуловимой тени шмыгнула в уголок, наблюдая лишь глазами и чувствительными волосками на теле, которые то и дело топорщились от оттенков нужной ей эмоции. Влечение, симпатия, даже небольшая искра взаимопонимания и внутренней гармонии. Кризалис казалось, что её плащ поднимается на встающих волосках. Рот заполнила вязкая слюна, и королеве оставалось только потихоньку облизываться и удерживать себя на расстоянии от действа, чтобы не попасться на глаза солтысу-мэру. А выскочить на середину зала ох как хотелось; ощущение того, что она подъедает крошки с господского стола всё сильнее кололо сердце.

Зал был украшен скромно, а по случаю приближающегося торжества — Дня Горящего Очага — потолок, состоящий из перекрещенных деревянных балок, был увешен омелой и пряными хвойными венками с красными и белыми лентами. «Цвета крови и слёз», — подумалось королеве, но ноздри послушно втянули густой как сметана воздух, который можно было есть ложками. Сам зал представлял из себя вытянутый сарай, в котором каким-то образом разместили два ряда стульев, один большой стол возле венчальной арки и даже поставили небольшую сцену для музыкантов, играющих свадебный вальс. «Это тебе не птички Флаттершай в Кэнтэрлоте», — Кризалис поджала уши, как только деревенский виолончелист коснулся смычком струн. По мнению королевы так плохо можно было играть в двух случаях: когда музыкант пьян в дрова, или когда копыта музыканта привыкли ласкать арбалет, а не виолончель.

Гостями, очевидно, была вся деревня. Чейнджлинг даже удивилась, насколько маленькой она была. Все стулья, коих она насчитала пятьдесят штук, были заняты в основном стариками, похожими на сморщенные орехи. Справа сидели родственники жениха, слева — родственники невесты. Какая-то косая кобыла хрюкала рядом со столом, где в обилии стояли графины с наливками домашнего производства, а подле неё крутился узколобый тип в очках, каждую секунду норовивший заехать кобыле рогом в подбородок. Если бы не витающие вокруг них отголоски платонической любви, Кризалис никогда бы не подумала, что таких уродцев можно любить. И только в самом дальнем уголке, почти у самого входа, чтобы не портили торжество, сидели жеребята. Одна компания особенно выделялась: в ней сидели две близняшки единорожки с зелёными гривами, одна носила её в хвосте, а вторая не заплетала совсем, на вид им было около шестнадцати; пегаска с короткой рыжей гривой, одетая в белое с синим платье, приталенное большим розовым бантом, то и дело поправляющая берет, съезжающий на затылок; две земные пони, одна с длинной синей гривой и чёлкой, вторая с короткой, почти жеребцовой, золотой. Рядом с ними сидел пегас с темными волосами и крыльями укрывал всех кобылок, которые попеременно краснели и прислонялись к его светло-коричневой груди. «Вот, — вперилась в них глазами Кризалис, — вот вы и будете моими помощниками, вы и станете теми, за кого будут бояться взрослые. Когда Фэйтфул Хорн будет уличен в своем грешке, всё встанет на свои места, а я смогу улететь отсюда, сытая и сильная!»

Кривая мелодия пьяного виолончелиста объявила о начале церемонии. Дайана, оглядевшись, юркнула ближе к алтарю, чтобы в самый ответственный момент находиться подле влюбленных. От предвкушения её трясло и чуть ли не подбрасывало, а вставшие торчком волоски щекотали кожу. «Скорее, — думала королева, — скорее, так же и с голоду помереть можно!» Жених медленно приблизился к алтарю, оглядел стоящий на нем кубок с вином, и, убедившись, что всё как надо, улыбнулся Фэйтфулу. Тот улыбнулся в ответ, чуть наклонив голову, а затем жестом приказал открыть дверь — теперь входила невеста.

Она оказалась даже красивее, чем Кризалис могла представить. Повидав на своем веку всех принцесс, которые в Эквестрии считались идеалами красоты, королева никогда не думала, насколько прекрасной может быть одна единственная деревенская кобыла, даром что единорожка. Её шерстка была похожа на спелый лимон, а каштановая грива, уложенная в скромную, но от того не менее изящную прическу, ниспадала водопадом на обнаженные плечи и ключицы. Её портила разве что отрастающая чёлка, напоминающая о Твайлайт Спаркл, но яркие зелёные глаза приковывали взгляд, заставляли сердце замирать и екать. И Кризалис чуть не сорвало башню. Продуваемый ветром сарай, считающийся мэрией, мгновенно стал чуть ли не самым теплым и уютным местом во всем мире, музыкант протрезвел и начал играть вполне сносно, а глаза жителей деревни загорелись счастьем. Жених, на которого Кризалис сначала не обратила никакого внимания, расцвел, затрепетал крыльями и заулыбался так, что ослепнуть можно было. И пока невеста шла, Кризалис всё отчетливее понимала, что Фэйтфул был прав. Эти двое испытывают действительно глубокую любовь. Под ложечкой засосало, а из груди чуть не выпрыгнул жалобный стон. «Нужно держать себя в копытах, — подумала королева, не выпуская пару из виду, и юркнула под накрытый скатертью стол. — Тут ближе! Такая сладкая… Мне бы только чуть-чуть поближе!»

Кубок слегка пошатнулся, но ни одна капля вина на белую скатерть не упала. Кризалис обняла себя копытами, чтобы унять дрожь, но ей с каждой минутой становилось всё сложнее и сложнее. Когда она заметила, что под столом стало значительно темнее, то поняла — они встали у алтаря, сейчас начнется!

— Леди и джентелькольты, мы собрались здесь, чтобы сочетать браком эту пару…

— Быстрее, — шептала Кризалис, готовая чуть ли не выть от голода, — быстрее!

— Этим копытом, — послышался голос жеребца, — я развею все твои горести.

— Ну же! — всхлипнула королева, глядя на то, как начинает струиться пурпурная субстанция, которая стремительно втягивалась её ртом, и которая начинала вызывать недоуменные вопросы у сидящих гостей.

— Твоя чаша не опустеет, — теперь заговорила уже кобылка, — ибо я твое вино.

— Я, — задыхалась Кризалис, — я больше не могу! Я… я должна питаться!

Поток любви усилился, окружая её мягким пурпурным облаком, а гости в зале начали паниковать. Что-то громко упало на пол, послышалась ругань и треск. Стол перевернулся, и Кризалис, метнулась в сторону, стараясь скрыть выступившие клыки и изменившие цвет глаза. Кто-то завизжал, увидев незнакомку в плаще, кто-то что-то закричал. Кризалис метнулась было в сторону, но путь ей преградило охровое крыло, в которое она врезалась.

— Что ты с ней сделала?! — орал жених, схватив её уже копытами за грудки. — Что ты сделала?!

Кризалис запрокинула назад голову и увидела, что кобылка, которая несколько минут назад сияла от счастья, лежит на ступеньках алтаря и не дышит. Её подвенечное платье было залито вином, а рядом расцветали бутонами бурые пятна, то ли от вина, то ли от крови.

— Это была ты! — кричал жеребец, которого осадили двое других, в том числе и Фэйтфул Хорн. — Я видел, что ты колдовала! Это всё ты!

Кобылка в его копытах обмякла, а мэру и его помощнику удалось высвободить её из копыт убитого горем жениха и отвести его к столику с наливками, успокаиваться.

---

Она старалась не дергать веками, не двигать ресницами, чтобы её обморок не разоблачили раньше времени. Кризалис старалась сохранять безмятежное выражение лица, но буря внутри неё была готова разразиться громом и молниями. Это была настолько простая миссия! Провалить её — кем, как не дурой, нужно быть, чтобы сделать это?! Она поморщилась, но этого никто не заметил. «Если, — думала Кризалис, — если всё будет настолько плохо, нужно будет бежать. Перевоплотиться в пегаску или птицу и улетать отсюда. Вопрос в том, что я буду делать после этого? Как мне рассказать Сомбре о том, что я облажалась, да ещё и в очередной раз?!» Почему-то это страшило её больше, чем то, что её могут убить здесь и сейчас.

По звукам она определила, что её отнесли в комнату, а по тяжелому сопению — то, что Фэйтфул остался в здесь же. Всё это время она лежала у него на спине, волосами щекоча шею, а копытами не нарочно задевая бока и кьютимарки. «Сейчас, — подумала Кризалис, внутренне сжимаясь. — Именно сейчас».

— Я же говорил тебе стоять в углу, — прошипел жеребец, скидывая на пол камзол. — Я же предупреждал тебя, что за непослушание ждет наказание. И я должен наказать тебя, потому что если я что-то сказал, значит, это должно быть сделано.

Кризалис открыла глаза, уже не притворяясь, и села на постели. Фэйтфул был обескуражен, но лишь на пару секунд.

— Ну и прекрасно, — фыркнул он, медленно приближаясь к кровати, — так даже лучше.

— Не смей приближаться ко мне, ублюдок, — прошипела Кризалис. — Я знаю все твои грехи, и за них ты будешь гореть в Тартаре!

— Дайана, — голос жеребца был кремниевым, — ты же не думаешь, что сможешь рассказать кому-нибудь о своем знании? Жители деревни повелели мне сжечь ведьму, которая убила невесту, и я с радостью исполню их волю.

— Они такого не говорили, — Кризалис напряглась, готовая тут же прыгнуть и бежать. — А ты прекрасно знаешь, что я её не убивала.

— Не говорили? А кто их спросит? — жеребец оскалился и прыгнул вперед. — Но это не важно!

Её прижали стальные копыта, перекрывающие кровоток, отчего королева не чувствовала ног. Но это было не столь важно — её магия всё ещё была с ней. Зловонное дыхание заставило поморщиться, а вспышка, на миг ослепившая жеребца, стала гвоздем в крышке его гроба.

Мощным пинком Кризалис отправила его на свидание с противоположной стеной, и на голову жеребца тут же посыпались книги и картины, обломившаяся полка припечатала его к полу. Полыхнул зелёный огонь — стена за изголовьем кровати была заляпана зелёной слизью. Кризалис выпрямилась, рогом задела потолок и поморщилась. Телекинез слегка подрагивающей аурой подтащил к ней фотоаппарат и снимки.

— Вот ты и попался, Фэйтфул Хорн, — усмехнулась она, разглядывая четкую фигуру жеребца с признаками возбуждения, прижимающую маленькую белую кобылку к кровати. — Теперь-то страх пронзит тебя насквозь.

Среди снимков были и те, на которых солтыс-мэр насиловал Инносент Вёрджен.

---

К вечеру на перекрестке дорог, куда приходили жители за порцией новостей, появился большой крест с вывешенными на них фотографиями, уличавшими мэра Фэйтфул Хорна в самом худшем из грехов. Жителей, собравшихся вокруг креста, захлестнула волна паники и ужаса. Компания детей, замеченная на свадьбе, держалась вместе, стараясь не выпускать своих младших подруг из виду, взрослые прижимали маленьких жеребят к своим бокам, прятали под крылья. Страх липкой сетью опутывал их сердца и умы, пока кому-то не попался под копыто камень, который он тут же взял и бросил в окна дома мэра.

Жители, а особенно разъяренные матери, гонимые инстинктом и жаждой крови за несчастных малышек, осадили дом Фэйтфул Хорна, крича, угрожая и бросая в окна камни. Дребезжали спешно захлапываемые ставни, визжала калитка, на которую обрушилась вся мощь сошедшего с ума народа. Жеребцы грозились распять извращенца на том кресте, где раскрылись его пороки, кобылы обещали разодрать ему горло и брюхо, а подростки яростнее всех призывали сжечь дом прелюбодея. Единорожки-близняшки даже принесли факелы и несколько кип сена для этой цели.

Ночью, когда зверствующая толпа слегка угомонилась и, оставив нескольких дозорных, чтобы не дать ублюдку сбежать, и ушла, в доме мэра случился один из самых ужасных пожаров, которые когда-либо случались в поселке. Полыхала кровля, пламя гудело и рвалось из окон, жадно облизывало фасад и порог. Задремавшие было жеребцы-дозорные были разбужены непоняческим воплем, холодившем кровь в жилах. Они завороженно, словно дети, увидевшие фейерверк первый раз в жизни, глядели на то, как рушится деревянный дом, как лопаются несущие стены и балки и падает второй этаж, грозя превратить в лепешки всех, кто был на первом. Такими же заколдованными глазами они провожали скачущую меж окон полыхающую фигуру, верещащую и пытающуюся сбить пламя с карамельных боков. С натужным визгом и треском всё рухнуло, а пламя взвилось вверх, стремясь пожрать всё, до чего сможет добраться. Фигура исчезла, а отмершие от остолбенения жеребцы подбежали к колодцу — нужно было тушить, пока пламя не перекинулось на другие дома. В колодце не было воды. Только трупы.

Кризалис была уже далеко в горах, почти на полпути к своему старому убежищу. Обернувшись на полыхающее зарево, она нахмурилась, а затем прошипела: «Это тебе за Джен, ублюдок».

А затем стрекозиные крылья зажглись зелёным цветом, а уже через секунду по тропинке скакала желтая единорожка с каштановой гривой и зелёными глазами. На её кьютимарке красовались чёрные весы, а на плечи падали два средних хвостика, заканчивающихся витыми колечками.

IV. Черви

— Ну, наконец-то! — фыркнул единорог, стоя лицом к озеру. До его уха долетал малейший шорох пещеры, и цокот копыт быстро объявил о возвращении хозяйки. — Я уж думал ты снова где-то прокололась и попалась. Как, — он оглянулся через плечо, но тут же замер, недоуменно поднял бровь. — Ты?..

— Кризалис, — кивнула единорожка, на секунду позволяя настоящим глазам проклюнуться сквозь маскировку. Сомбра оценил, по крайней мере, его полуулыбка не была так похожа на оскал, как прежде. — Я нашла новый облик для себя. В нем будет удобно путешествовать, ибо его истинная носительница уже мертва. Деревушка слишком маленькая, чтобы кто-то знал её в Кэнтерлоте или Понивилле, а облик единорога привлекает меньше всего внимания, насколько я замечала.

— Правда? — хмыкнул единорог, разворачиваясь к ней корпусом. Кризалис кивнула, отчего хвостики у неё колыхнулись, смешно хлопнув по плечам.

— Особенно в Кэнтерлоте. Хоть аристократия города в основном состоит из единорогов, к чужакам они относятся безразлично. А вот объявись среди них земной пони или пегас, за ним сразу же стали бы приглядывать, поскольку выбившийся в знать безрогий — это уже подозрительно. А быть лишенной горячей ванны я больше не хочу, уж изволь!

— Достаточно настрадалась, значит? — рассмеялся король. — Что ж, хорошо. Поделюсь своими успехами. За время твоего отсутствия я сумел окончательно подчинить себе тело этого жеребца, поэтому теперь могу распоряжаться им как угодно. Впрочем, с этим я справился буквально за пару дней, о чем хотел сообщить своими теневыми посланниками. Почему ты их не видела?

— Так те штуки были твоими гонцами? — остолбенела Кризалис, вспоминая, как страшно ей было в жеребячьем обличье лежать под одеялом и вздрагивать от каждого странного шепотка. Видимо её лицо было слишком живописным, и поэтому Сомбра рассмеялся. Его смех отражался от стен и сводов пещеры, ввинчивался в голову, проникая под череп и надавливая на извилины мозга, который реагировал на это болью. Внезапно Кризалис поняла, что смех уже давно умолк, однако боль и не думала утихать, напротив — стала только сильнее.

— Думаешь, я не знаю, что ты натворила в деревне и почему единорожка, облик которой ты приняла, мертва? — голос короля становился всё злее, боль акупунктурными иглами врезалась в мозг, ловкими движениями достигая глубин, тех воспоминаний, которых Кризалис избегала, не хотела помнить, из-за которых благодарила природу за отсутсвие сновидений у чейнджлингов.

— Хватит! — завопила она, хватаясь копытами за голову и падая на каменный пол, пытаясь в конвульсиях и случайных ударах заглушить нарастающий ужас и страх. — Прекрати! Прекрати!

Наступила тишина. Кризалис даже не сразу осознала то, что её больше никто не держит, не пытается залезть в её сознание. Даже исчезновение боли было заметно не сразу. Сомбра стоял спиной к ней, гордо выпрямившись.

— Неудивительно, что принцессы победили тебя так легко оба раза, — презрительно проговорил он. — Такую легкую пытку выдерживали кристальные пони с фермы. Знаешь, какой у них был рекорд? Семь часов. А ты и минуты не выдержала.

Единорожка поднялась, стараясь не двигать головой, чтобы не спровоцировать звенящие в ней колокола биться о стенки черепа. В глазах плыло, а ноги подкашивались от слабости.

— Если ты, — прошипела она, задыхаясь и беря долгие паузы между словами, — ещё раз так сделаешь…

— Ты должна быть сильнее, Кризалис, — рыкнул единорог, резко повернувшись и одним движением поставив её на ноги. — Если ты не можешь контролировать собственный голод, тогда каким образом ты собралась мстить принцессам, которые во сто крат сильнее обессиленного чейнджлинга? Если бы тебе не удалось скрыться бесследно, в чем я не уверен на все сто процентов, операция была бы провалена. А что, если жених этой единорожки видел, как его якобы мертвая возлюбленная идет в горы? Ты не подумала о том, как мы будем уходить отсюда? Как ты пройдешь по деревне в теле этой кобылки? Собирая чужие взгляды и шепотки? Тени многое знают, моя дорогая Кризалис. И сейчас я знаю, что этот несчастный пегас, которого ты лишила любви, рыщет в поисках входа в наше убежище, переворачивает буквально каждый камешек.

От его голоса кожу пробирал холод, а раскаленный до побежалости рог отражался в её глазах. Кризалис вздрогнула, когда он отстранился от неё, и, придерживая передним копытом правое плечо, на которое упала, виновато опустила голову.

— Это вышло случайно, — проговорила она, закусывая губу. — Я не хотела её убивать.

— Я склонен верить тебе. Но сейчас нам нужно уносить отсюда ноги.

— И как же мы это сделаем? На выходе нас ждет пегас, а лишний труп — это улика.

— Быстро учишься, — оскалил клыки единорог. — Пока ты была на задании, я всё придумал. Нужно будет только завалить проходы.

Он указал копытом на скрывающуюся в тени дыру, которая, будто по повелению хозяина, расцвела яркими бликами кристального света, тут же сменившегося на мутно-красную дымку, стелющуюся по полу, словно охотничьи собаки, учуявшие добычу. Кризалис боялась моргнуть, будто цепкая красная муть может схватить её за горло в те миллисекунды, которые она проведет в темноте. Сомбра бесстрашно направился туда, переставляя ноги, практически полностью покрывшиеся чёрными кристаллами. Как только он приблизился к темному зеву, его тело пробежало такой же странной мутью, а кончики копыт и колени задних ног засветились, становясь похожими на странных светлячков. Свет пробегал по нему с интервалом в несколько секунд, струился по телу как по кровеносной системе. Единорог повернул голову, глядя на кобылку. Кризалис невольно вздохнула, осторожно ступила в воду. Тепло обволакивало её ноги, расслабляло мышцы, стирало боль мокрой тряпкой. Ступив на камень, она на секунду замешкалась — таким холодом обдал её воздух, воющий в проходе.

— Следуй за мной, — проговорил Сомбра, шагая прямо под свод, обрамленный кристаллами разной длинны и остроты. Кризалис беспрекословно подчинилась, и как только она нагнала его, что-то гулко ухнуло у неё за спиной, а внезапный грохот заставил рвануть вперед и закрыть голову копытами.

— Теперь никто нас не найдет, — проговорил Сомбра, глядя на то, как кристаллы затягивают проход, заваленный камнями. Они росли всё быстрее, пока прямо за его спиной не возвысился грозный монолит, в котором он отражался в искаженной проекции. — Идем. У нас ещё целый Тартар работы.

Озираясь по сторонам, Кризалис шла сбоку от единорога. В своем нынешнем облике она уступала ему в росте на пару голов, но превращаться в чейнджлинга она не хотела по нескольким причинам. Во-первых, удовольствие от преимущества в росте она не получит никакого — потолок неровного, будто прогрызенного хода, усеивали острые сосульки и кристаллы, которые цеплялись бы за её рог. Во-вторых, это не достойно королевы. В-третьих, тратить запас любви на бессмысленное превращение, которое только потешит её чувство превосходства? Глупости!

Каждый шаг отзывался тонким звуком, ударяющим по барабанным перепонкам. Фоновый треск кристаллов напрягал её, не давал покоя, будто стоит ей замешкаться буквально на секундочку, и ненасытные минералы пожрут её саму, облепив кристаллами, как ноги и спину Сомбры. Доспех короля практически не изменился за время её отсутствия: всё такое же переплетение минеральных ниток, обрамляющих его спину и ребра, всё такой же рисунок с какой-то травяной символикой, только корона обзавелась ниспадающей на нос полоской, сверкающей под действием магии. Мелкие, будто крошево разбитого стекла, кристаллы покрывали каждую выпирающую кость; они же и светились, моргая и переливаясь, освещая путь своему носителю. Сейчас, когда, по заверениям самого Сомбры, тело дружка Флайм Бэр было подчинено ему полностью, Кризалис продолжала чувствовать робость и слепое уважение пред его могуществом. Пусть её и бесило это немое завистливое восхищение, отрицать очевидного она не могла. Особенно если эта сила будет её союзником.

— Ты изменился с нашей последней встречи, — проговорила она, не понимая, почему единорог слегка посмеивается. — Что такое?

— Твой голос уж сильно милый, — ответил Сомбра, слегка наклоняя голову набок, будто бы снисходительно общаясь с жеребенком. — Период метаморфоз ещё не прошел, так что не удивляйся моему облику. К тому же, тебе ли удивляться, королева-чейнджлинг?

— Голос я заимствую у хозяина, — фыркнула Кризалис. — Впрочем, он довольно низкий, с чего бы это… А, неважно. Но если ты знаешь о моих способностях, расскажи о своих. Я же, — она бросила на него цепкий взгляд своих настоящих глаз, блеснувших в тусклом освещении, — рассказывала тебе о своих.

— Тогда я не смогу тебя удивить, — хмыкнул король, продолжая держать размеренный и спокойный, но огромный по меркам единорожки шаг — ей приходилось чуть ли не бежать рысью, чтобы поспевать за ним. — Впрочем, это наверняка поможет скрепить наш союз. Я уже говорил тебе, что у меня есть фоновая способность, которая так пугала тебя. Да и, — он взглянул на неё сверху вниз, — до сих пор пугает, как я вижу.

— Не переводи тему, — Кризалис приподняла бровь, скрывая досаду.

— Хорошо, — Сомбра повернул голову, отчего ветка кристаллов, позвонками идущая от основания черепа до репицы хвоста, заскрежетала, заставив мохнатые ушки единорожки шевельнуться. — Эта фоновая способность мной не контролируется, она пущена на самотек, если тебе так угодно. Заключается в том, что я произвожу впечатление чрезвычайно опасного противника и могу лишь парой жестов или слов ввести оппонента в ужас. Я называю эту свою характеристику «Ужасающий». Звучит довольно-таки пафосно, но в полной мере отражает действительность.

— А то, что ты сделал со мной? — спросила королева, хмурясь. — Ты понимаешь, что то, что творится у меня в голове — не твое дискордово дело?

— Ну и ну, а я-то думал, что это ты решила заговорить о моих умениях, — рассмеялся Сомбра, глядя только вперед и не смотря на единорожку совсем. — Я посчитал, что в наших с тобой интересах отучить тебя лажать на самых простейших заданиях. В конце концов, позволь напомнить, все твои проигрыши основывались на том, что ты кого-то забыла. Сначала это была Твайлайт, потом Старлайт, но сейчас у нас нет права на ошибку. Как и тогда. Думаю, если бы Селестия не придерживалась своего дружбомагического трактата, как это было раньше, ещё задолго до появления Элементов Гармонии, ты бы уже давно томилась в темнице лишь за покушение на Кейденс.

— Может, и сейчас томилась бы, если б её магия не вынесла меня за пределы Эквестрии, — надулась Кризалис, понимая вдруг, что Сомбра намного, очень намного старше её, если знал Селестию ещё до появления Элементов Гармонии.

— Не это сыграло главную роль в твоей свободе. Они не стали тебя искать.

— Хочешь сказать, что молодая принцесса Солнца подняла свой круп с трона и отправилась на поиски моего Роя? — хихикнула Кризалис. — Какие смешные вещи ты говоришь.

— Совершенно не смешно. Как я понял, Старлайт Глиммер и её дружкам понадобилось несколько дней для того, чтобы добраться до твоего пресловутого Роя из самого сердца Эквестрии и разбить твою монархию в пух и прах.

— Они переместились до границы с Дискордом, — прошипела чейнджлинг. — А затем их вел Торакс.

— Ах да, Дискорд, — брови жеребца, тоже окованные кристальной крошкой, чуть дёрнулись. — Тем не менее, Селестия бы лично возглавила разведку, дабы найти и наблюдать Рой. Но в последнее время она брала пример со своего учителя, и это не делает ей чести. Как и Старсвирлу, — король почему-то сделался угрюм.

— Ты и его знаешь?

— Скажем так, — подбирая слова ответил Сомбра, — я был довольно близок с сёстрами, пока Селестия не научилась поднимать солнце. Он был моим… наставником.

— То есть, ты учился вместе с Селестией и Луной у Старсвирла Бородатого? — глаза королевы распахнулись. — Каким же образом ты оказался выдворен на нашу «темную» сторону?

— Ты решила послушать лекцию о моем прошлом? — резко бросил Сомбра. Кризалис пожала плечами.

— Ты сам заговорил об этом.

— У меня нет желания вспоминать о днях, когда я был ничтожеством.

— Хорошо, — королева согласно кивнула, стараясь нагнать его внезапно ускорившийся и резкий шаг, — тогда расскажи, почему ты обрастаешь кристаллами? Твои волосы тоже станут кристальными?

— Ты стала подозрительно болтлива.

— Часть характера облика иногда проскакивает в сознание, помогает вжиться в шкуру, — единорожка прянула ушами, глянула по сторонам. — Так ты ответишь?

— Хочешь выслушивать теории о том, откуда взялись кристальные пони?

— А ты один из них?

— Пускай бы и да. Удивлена?

— Пожалуй. Насколько я знаю, кристальные пони сплошь земные, а рога или крылья есть только у приезжих.

— Просто я очень древний кристальный пони, — загадочно улыбнулся Сомбра. — Кристаллы покрывают моё тело, чтобы восстановить его ткани, в основном. Таким образом я могу регенерировать любую конечность. Впрочем, это работает только в том случае, если рог не отделен от тела.

— А если отделен и присоединен к другому телу, как сейчас?

— Кристаллы захватывают организм, перестраивая его под мою привычную комплекцию. Через несколько месяцев у меня будет точная копия моего тела, которое я унаследовал от матери и отца.

— А если ты переселишься на кобылу? Было бы довольно неплохо взять под контроль кого-нибудь из принцесс.

— А это интересная идея, — он взглянул на неё с уже большим уважением, отчего Кризалис внутренне возликовала. — Нужно подумать над этим. В любом случае, я без труда смогу сбросить рог и покинуть тело. По крайней мере, пока оно не полностью преобразовалось.

— Тогда тебе понадобится много тел, — задумчиво протянула Кризалис. — В следующем населенном пункте найдем нового единорога. Так ведь будет легче, не правда ли?

— Должен признать, что ты права, — хмыкнул единорог. — В любом случае, это будет ещё не скоро. А пока предлагаю тебе сохранить силы для перехода. Успеешь почесать языком.

«О да, — мысленно ухмыльнулась Кризалис, а на деле лишь пожала плечами и продолжила семенить за жеребцом. — А ещё ты должен признать, что пока не находишься в своем истинном облике, ты не обладаешь своей силой в полной мере. Интересно, истощает ли тебя такое перерождение и насколько? Не хотелось бы, чтобы меня предали ещё раз».

Её мысли были надежно заблокированы, а об остальном она не волновалась. В конце концов, кто, как не королева чейнджлингов, может держать на лице маску невозмутимости и непринужденности?

Через полчаса туннель, по которому они шли, начал подниматься, будто бы они шли в гору. На её вопросительный взгляд Сомбра лишь пожал плечами.

— Наша следующая остановка — Дымчатые горы. Там есть презабавное поселение пони, которые очень давно враждовали друг с другом. Мои гонцы нашли ближайшее слабое место там.

— Твои гонцы — это тени?

— Да. Именно они, — единорог как-то странно ухмыльнулся, и свет на его шкуре вдруг стал поглощать темноту вокруг. Кризалис буквально видела, как частичка тьмы всасывается в грани матовых кристаллов, придавая им блеск и хищную остроту, будто это были когти зверя. Освещение стало ярче, а чейнджлинг поёжилась от холода, зажгла рог, оставив на нем светящийся шарик.

— Не советовал бы, — протянул король, кивая наверх. Кризалис приподняла голову и увидела, что всё пространство над ней кишит летучими мышами, которые недовольно закопошились, как только зелёная аура начала пускать искры им в глаза. Она тут же погасила рог, не желая бежать от кусающихся вредителей.

— Да уж, — прошипела Кризалис, — люминесцентность магии — это один из её минусов.

— Не всегда, — безмятежно отозвался по всей видимости не нуждавшийся в освещении единорог. — Увидев незнакомую ауру, ты можешь предугадать, кто будет твоим противником.

Разговор затух ещё на какое-то время. Идти становилось труднее, но Кризалис не жаловалась и не говорила о том, что маленькие копыта скользят и больно бьются друг о друга. Когда она, наконец, почти выдохлась, Сомбра остановился. Внимательно осмотрел стену, в которую они уперлись, потянул ноздрями, будто принюхивался, а затем удовлетворенно кивнул.

— Здесь.

Он закрыл глаза — из-под неплотно сомкнутых век заструилось фиолетовое пламя, языки которого обрамляли его лицо, уносились далеко к спине. Струящаяся лента заклинания, сплетенного не с нуля, но очень близко к тому, обвила его рог, спустилась по копыту и влилась в стену, где, подобно внезапно вспыхнувшему пламени, расцвела пятиконечная красная звезда, обрамленная белой ниткой. Камень застонал, что-то загромыхало, а затем затряслось так, что Кризалис пришлось расставить пошире ноги, чтобы не упасть. Стена со скрежетом медленно втянулась в пол, открывая проход в темноту.

— Проходи, — пригласил её жестом король. — Теперь можешь зажечь рог — мышей здесь нет.

— Откуда ты это знаешь? — поинтересовалась Кризалис, робко вступая во тьму.

— Я же тень, — улыбнулся Сомбра.

Тьма вспыхнула светом, заставляя Кризалис вскрикнуть от омерзения.

На полу грота, в котором они оказались, рядом с небольшой лужей воды, служившей здешним озером, валялись на боках огромные жирные черви с раскрывающейся лепестками пастью и маленькими глазками, которые подслеповато смотрели на вновь прибывших гостей.

Увидев их блестящую в свете ауры чешую, Кризалис внезапно осознала, что это не черви. Это были огромные безлапые ящеры.

— Это твои тени тоже знали? — спросила она у Сомбры, который с совершенно невозмутимым видом оперся на стену одним плечом и наблюдал за тем, как ящеры, стрекоча пастями, приподнимаются и крутят головой, рассматривая их.

V. Горы из дыма

Они неловко поднимали головы, раскрывая огромную пасть-цветок, каждый из лепестков которой был усеян мелкими зубами. Ящеры приподнимались, высовывая ленточные языки с присосками, и крутили головами, то ли рассматривая, то ли обнюхивая пришельцев. Кризалис замерла на месте, не желая привлекать их внимание. «Они явно пещерные жители, — быстро сообразила королева, — а значит, у них плохо со зрением. Если я не буду шевелиться, они меня не услышат». По внутренним стенкам черепа пробежала дрожь, виски сжало стальной лентой — кто-то вторгался в её сознание, оставляя маслянистые чёрные пятна на извилинах мозга. В глазах начало темнеть, а потом зрение изменилось, поплыло и исказилось.

Теперь вместо ящеров она видела огромные чёрные туши с белыми глазами, которые неловко переворачивались с бока на бок. Копыто соскользнуло на покатом камешке, но даже оступившись, Кризалис не издала ни звука. Более того, даже не услышала грохот камня и цокота копыт — в той ткани реальности, где она пребывала, звуков не было вообще.

«Верно мыслишь, королева», — слова сами складывались в голове, не имея ни звука, ни облика — просто возникли из ниоткуда. — «В реальности, где нет звуков, лучше всего можно бороться со слепыми. Попробуй теперь уйти в другой конец пещеры, пройди совсем рядом, коснись их — и тебя даже не заметят, не признают, лишь сочтут дуновением ветра».

Кризалис повиновалась. Осторожно ступив на камни, она прыгнула и приземлилась перед самым носом слизкой массы, бесформенно переваливающиеся и пытающейся что-то сожрать, впивающейся в камень под собой. Чейнджлинг иноходью обогнула её, уперлась в край грота, отливающий багровым. В ушах стрельнуло, а через секунду морок развеялся, а пространству вернулась нормальная палитра.

Странный, засасывающий звук, будто внезапно открылась в море воронка, утягивающая корабли и матросов в безмолвную пучину, прошипел сзади, а когда королева обернулась, ящеры уже лежали на полу и не двигались. Их тела будто сдулись, а удерживающие мышцы от повреждений внутренних органов ребра сломались и торчали наружу. Сомбра стоял рядом с одним из ящеров и внимательно изучал его внутренности — странную черную жидкость, невообразимо вонючую слизь и плавающие во всем этом пузыри. Кризалис с отвращением заметила, что один из этих пузырей имеет форму пони, обтянутую упругими тканями.

— Видимо, кого-то из фермеров всё же достали… — пробормотал он, едва коснувшись взглядом этого кожаного мешка.

— Хочешь сказать, что это его желудок? — поморщилась Кризалис, закрывая нос копытами. — Кошмар, какая вонь.

— Не волнуйся, — ухмыльнулся Сомбра, выпрямляясь и рассматривая её. — Ты вскоре привыкнешь. К тому же, если правильно использовать нашу находку, мы с легкостью можем внести раздор в отношения двух кланов, что находятся над нами. Но прежде, чем я расскажу тебе, где мы находимся, ответь мне: как тебе?

Кризалис пожевала губу, думая. Ощущение было странным, и уж точно недоступным ей ранее. Она прислушалась к своим ощущениям ещё разок. Казалось, что чего-то не хватает. Чего-то, что было её неотъемлемой частью.

Не хватало голода.

Уши встали торчком. Голод теперь чувствовался совсем иначе. Не было поглощающей пустоты и сосущего ощущения под ложечкой. Было насыщение, будто она наелась тяжелой белковой пищи, а требуемая до этого любовь была лишь сладостью, прихотью. То, что она чувствовала сейчас, было похоже на каприз маленького жеребёнка, которому обещали конфету, а дали ложку овсянки. Овсянка была несомненно полезнее, но недовольство на уровне эмоций перебивало все рациональные плюсы.

— Я… я не совсем так ощущаю голод, — проговорила Кризалис. — Он будто притупился.

— Превосходно, — широко улыбнулся Сомбра, но глаза его не сияли радостью. — Твоя адаптация к поглощению страха идет очень хорошо. В скором времени ты забудешь о потребности в любви, и тогда всё, что нам нужно будет — страх.

— А как это связано с тем, что со мной произошло? Чей страх я поглотила, чтобы насытиться?!

Сомбра улыбаться перестал. Затем медленно отвел копыто в сторону, указывая на что-то.

— Их.

Кризалис вновь посмотрела на ящеров. Их трупы, начавшие исходить отвратительной маслянистой жижей, которая в полумраке пещеры ещё и поблескивала, едва заметно вздрагивали, будто в конвульсиях.

— Ты прошла сквозь ткань реальности, наполненную страхом и ненавистью. То место, где я родился. Линтеум, как её называют в книгах. Место, где рождаются ночные кошмары и тени, место, где живет сама Смерть и её слуги. Твои рецепторы постепенно улавливают страх, начинают поглощать его, а в Линтеуме страхом пронизан воздух, им дышат твои лёгкие. Скажи мне, Кризалис, каково тебе было дышать ужасом?

— Там не было звуков, — проговорила королева, сглатывая вставший в горле комок. — Я была невидима?

— Для тех, кто находится в этой реальности — да, — величественно кивнул Сомбра. Ты скоро освоишься. Если повезет, и Линтеум примет тебя, я смогу с гордостью назвать тебя своей сестрой.

— Как трогательно, — осклабилась Кризалис. — Не забегай вперед. Помни, наша цель не породниться, а уничтожить наших общих врагов.

— Так или иначе, мы всё равно станем близки, — пожал плечами Сомбра, хрустя шеей. Несколько кристаллов щелкнули и отпали, разбившись на черные капли. — Потомство может дать лишь королева, а для нового вида тебе нужен генофонд, не так ли?

— Я не хочу об этом думать сейчас, — заявила королева. — Сначала нужно набраться сил, а уже потом выводить породу. И вообще, я жду объяснений!

Сомбра прикрыл глаза, и свет в помещении начал угасать. Кристаллы на его теле светились всё меньше, а затем начали поглощать тьму, наполнившую грот. Кризалис краем уха услышала, как звякнули капельки, срывающиеся вниз. Чейнджлинг не рискнула зажигать рог, казалось, её магия унесется к единорогу вместе с потоками воздуха, которые чёрными струями заполняют его тело.

— Мы находимся в Дымных горах, под фермой Хуффилдов, под западной горой. Когда-то здесь была самая красивая долина во всей Эквестрии, но потом сюда пришли пони. Деревья были вырублены, река высохла, а звери, жившие здесь, начали умирать. Мои тени слышали, что не так давно две семьи враждовали, а сейчас работают сообща, чтобы вернуть долине былую красоту и величие. А ещё, как они заметили, главы семей очень и очень вспыльчивы.

— Это будет легкое задание, — улыбнулась Кризалис. — Мне нужно всего-то поссорить двух пони, которые затем развяжут войну друг с другом, да ещё и не первую!

— Я думаю, стоит сыграть в перевоплощение, — хмыкнул Сомбра, глядя на обтянутый кожей силуэт пони, всё ещё смердящий в слизких внутренностях ящера. — Как думаешь, рады будут Хуффилды увидеть своего пропавшего родственника?

Кризалис едва смогла удержаться, чтобы не выругаться, когда на неё брызнул желудочный сок, а Сомбра, стоящий по колено в крови и слизи, явил её взору голову полупереварившейся кобылки с кустистыми бровями, когда-то объемной кудрявой гривой двух цветов — красного и тускло-оранжевого.

---

— Лемон, святые тыквы, где ты пропадала?! — старуха подскочила к ней, копытами хватая её за щеки и шею. — Я уж думала, утащили тебя!

— Простите, Ма Хуффилд, — пробормотала ВатерЛемон Хуффилд. — Я не хотела вас пугать, просто уходила ненадолго в ближайший город.

— Что ж ты там забыла? — удивленно вскинула брови земная пони, вскидывая кустистые брови — у всех Хуффилдов они были кустистыми, чуть ли не признак породы. — Неужто снова к Хаммер МакКольту бегала, а?

Лемон слегка покраснела, а затем несмело кивнула.

— Ну ладно, ладно, — усмехнулась Ма Хуффилд, помахивая копытом, будто отмечая концовки слов. — Бегала так бегала. Это хорошо, что молодые сейчас друг на друга смотрят, да ещё и после того, как мы начали возрождать долину. Вот зацветет тут всё как прежде, сыграете свадьбу, породнимся семьями и будем жить припеваючи…

«Ага, конечно, — мрачно подумала Кризалис, оглядываясь вокруг. Недавно посаженные деревья зеленели тонкими нестройными ветками, наполняющие воздух клейким запахом только что распустившихся почек. «Неплохо, — мелькнула мысль у королевы. — Мы уложились за пару недель. и была зима, а пони уже успели организовать весну. Время летит значительно быстрее, чем я думала». Она глянула на дома — потемневшее от времени дерево ещё пахло, и для неё вдыхать это изумительное многообразие ароматов было очень необычно. Как, впрочем, и видеть красоту долины, которая действительно возвращалась с каждым годом.

Природная магия и трудолюбие земных пони делали своё дело — река, вода которой когда-то была желтоватой и грязной, сияла блеском мириад пенистых гребней, брызги с которых сыпались каскадом, а если хорошо присмотреться, в них можно было заметить серебристые чешуйки рыбёшек. На склонах гор зеленели кусты и молодые деревья, которые постепенно покрывали всю видимую с вершины площадь. Лемон присмотрелась — сквозь шапки листвы была видна протоптанная тропинка к замку МакКольтов, который был окружен высоченным деревянным забором, а на крыше здания висели флаги. «Какая нелепость, ставят флаги на свои крыши, будто они голубых кровей», — фыркнула Кризалис.

У Хуффилдов всё было не так помпезно и претенциозно. Их дома были геометрически правильными, аккуратными и чем-то похожими на дома МакКольтов, по крайней мере на те, которые она видела отсюда. «Наверное, их строили сами МакКольты, — догадалась королева. — У Хуффилдов все кьютимарки связаны с огородничеством, а, судя по имени, Хаммер МакКольт явно смыслит в работе молотком и наковальней. Ну, хоть флагов нет, и то хорошо».

— Ну, ладно, — Ма Хуффилд смачно чмокнула её в щёку, — беги запрягаться, нужно отвезти МакКольтам урожай арбузов. У тебя же есть скороспелые?

— Я посмотрю, Ма, — кивнула Лемон, тряхнув пушистой гривой.

— Смотри аккуратнее, — земная пони погрозила копытом. — У нас тут урожай начал подгнивать, понять ничего не можем, не увези МакКольтам что-нить с гнильцой, а то Большой Папа МакКольт подумает, что мы снова решили развязать войну, хе-хе.

— Я постараюсь, — кивнула Лемон и поскакала ближе к тележкам, возле которых сновали пони с корзинами, полными овощей и фруктов. Повсюду сновали пони — такие же брови, всклокоченные пушистые гривы и коричневатый окрас — истинные Хуффилды. Рядом с ней пробежал жеребец с терракотовой шерстью и неправильным прикусом, а прямо за ним грохотала на ухабах телега с кабачками.

— Лемон, поторопись! Нам нужно доставить поставку, пока МакКольты не умерли с голоду!

Кобылка быстренько подбежала к телеге, полной арбузов, и, приняв помощь от жеребца такой же терракотовой масти, только намного темнее, запряглась. Хомут обхватил бока, и Лемон тронулась, перебирая копытцами и стараясь выглядеть жизнерадостно и бодро.

«Надеюсь, я не очень переигрываю, — думала Кризалис, мысленно покусывая губы от волнения. — Слишком сложно вливаться в шкуру пони, когда ты от этого пони видел только часть…»

— Хэй, Лемон! — какая-то кобыла с коричневой шерстью помахала ей копытом, отрываясь от вспашки огорода. — Давно не виделись!

— Привет! — отозвалась кобылка, пробегая мимо. «Боже, надеюсь, у этой пони есть дневник или что-то в этом роде…»

Спускаться пришлось медленно, чтобы случайно не упасть в долину, но проложенная дорожка и перила с пристяжными веревками обеспечивали относительную безопасность. Пристегнув карабины, Лемон продолжила спуск, внимательно слушая болтовню соседей по перевозке, а также поглядывая на то и дело пробегающих мимо зверей.

Белки, кролики и прочее зверьё шныряло под копытами, как будто совершенно не боялось пони. Лемон даже хотела было наступить на хвост одного из пушистых созданий, но вовремя передумала. Зато она узнала кое-что важное для себя. Здешние пони позволяют животным бегать рядом с собой, а значит, появись кто возле их домов, они и не заметят.

Кризалис благодарила всех богов за то, что эти пони всё же решили установить перила в том числе и на территории МакКольтов. Подъем был утомительным, но больше всего она устала от болтовни «родни». Хуффилды были на редкость оживленными пони, постоянно о чем-то разговаривали, даже спорили, но больше всего Кризалис раздражали их планы на дальнейшую счастливую и беззаботную жизнь. Она могла бы злобно посмеяться над ними, внутренне ликуя и торжествуя, могла бы закричать «Не будет у вас никакого счастья, не будет!» и захохотать не своим голосом, но ей не хотелось этого делать. В воздухе витали едва заметные запахи страха, которые смешивались с ароматом спелых овощей и фруктов. Откуда у них спелые овощи и фрукты весной?

Наверняка они оживлены не просто так. Хуффилды что-то скрывают. И скрывают очень неумело, судя по тому, как бегали глаза у Ма Хуффилд, когда она говорила про подгнивающий урожай.

---

Тын у МакКольтов был поистине прекрасный, будто сделанный специально для отражения нападений. Иронично, что так оно раньше и было — Хуффилды бросались тыквами и другими продуктами в МакКольтов, а те слизывали разбившиеся овощи, стараясь не умереть от голода. Атаковать едой — тупее решения Кризалис в жизни не видела, хотя в каком-то смысле сама на него попалась: любовь, которую она забирала у Торакса, уничтожила её трон, разрушила её жизнь.

Нет, не разрушила. Открыла ей глаза и помогла стать сильнее. По крайней мере, начать становиться сильнее.

Полумрак приятно радовал уставшие от бьющего в глаза солнца — холм МакКольтов был расположен на востоке. Окружившие её высокие, даже слишком высокие, пони синей расцветки радостно улыбались и стегали хвостами, словно маленькие дети, ждущие угощения. Лемон освободилась от упряжки, откатив телегу в положенное ей место, и огляделась в поисках воды. Пить хотелось неимоверно, хоть Кризалис и знала, что это чувство — всего лишь имитация. Нужно было не выделяться из толпы пони, только что взошедших на огромную гору, а таким пони хочется пить!

— Лемон! — к ней подбежал огромный жеребец с короткой светло-голубой гривой и сизой шерстью. — Ох, я так рад, что ты пришла! — он сгробастал её в объятья, отчего Кризалис почувствовала, как опасно хрустнули её ребра. — Где ты пропадала? Я так давно тебя не видел!

От сладкого вкуса любви, который она ощутила рядом с этим жеребцом, во рту сразу же образовалась слюна. Желудок свернулся клубком змей, заурчал, а шерстинки, под которые были замаскированы рецепторы, потянулись к источнику вожделенной пищи.

— Я ходила в город, — мило улыбнулась Лемон, прикрывая рот копытцем. — Прости, что не сказала. Зато сейчас я принесла вам арбузы.

— Чудесно! — восторженно улыбнулся Хаммер, отчего его веснушки поднялись чуть ли не к уголкам синих глаз. — Я обожаю твои арбузы!

«Как неоднозначно это прозвучало».

— Слушай, — Хаммер МакКольт немного покраснел, протягивая ей копыто, — ты, наверное, устала, пока привозила нам сюда еду? Не хочешь остаться у нас и немного отдохнуть? А обратно завтра уйдем вместе.

— Ох, ладно, — пожала плечами Лемон. — Я не против.

«Это будет мне на копыто. Если Хуффилды что-то скрывают — самое время об этом узнать МакКольтам».

VI. Зубы и когти

Жилище МакКольтов действительно было помпезным и слегка напоминало замок. Сходство было настолько значительным, что выкатись откуда пушка или покажись стойка с копьями, Кризалис бы не удивилась. Хаммер вел её по многоярусным стенам, видимо, пробираясь к своему домику или комнате — королева ещё не знала, как МакКольты здесь живут — и преимущественно молчал. Это позволило ей ещё подумать.

«Ма Хуффилд говорила, что их овощи начали подгнивать. Были ли в гроте, куда мы с Сомброй попали, корни растений, свисающие с потолка? Не помню. Чёрт, из-за того временного помешательства я совсем не помню, как выглядел грот! Может, в одной Реальности они были, а в другой нет? Тогда… Бессмыслица какая-то. Право, какие Реальности? Сомбра брешит, как собака, он же такой же пони, как и все остальные!

Но кобыла говорила, что Лемон могли утащить. Собственно, так и произошло. Значит, у них уже кто-то пропал. А кто? И знают ли об этом МакКольты? Или Хуффилды это скрывают? С одной стороны, это может их сплотить. А с другой… Если пропадет кто-то из МакКольтов? Как скоро хватятся, допустим, Хаммер МакКольта? Убежал с подружкой Хуффилдов и не вернулся. Если…если подложить трупы ВатерЛемон Хуффилд и МакКольта Хаммера… поменяв их… Идея! Станут ли рассказывать МакКольты Хуффилдам о том, что увидели труп их дочери, которая совсем недавно была жива? Подумают ли Хуффилды о том, что это сделали МакКольты?»

— Мы давненько не виделись, — прервал её размышления Хаммер. — Я скучал.

— Я тоже скучала, — подделывая весёлость в голосе, отвечала Кризалис. — Но я уезжала ненадолго, хотела кое-что…узнать.

— Хф, — Хаммер сдул чёлку, стегнул хвостом. — Я рад, что ты вернулась. Ты обдумала?

— Что? — захлопала ресницами Кризалис. «Чёрт, о чем он?!»

— Мы же говорили об этом, — укоризненно поглядел на неё Хаммер через плечо.

— Ах, прости, я, я, я просто так замоталась, знаешь, путешествия это такой…э, труд! — Кризалис паниковала. Определенно, ей стоило зайти в дом ВатерЛемон, чтобы поискать хоть какие-нибудь личные вещи.

— Угу. — Судя по голосу, Хаммер обиделся.

— Ну чего ты? — Лемон потёрлась головой об его ногу — из-за колоссальной разницы в росте она только до неё и доставала. — Просто напомни мне, я же такая забывчивая! Память кобылья, сам же знаешь!

— Ты не заболела случаем? — поинтересовался Хаммер, трогая копытом её лоб. — Никогда от тебя не слышал про кобылью память, Лемон. Ты ж всегда всё помнила, каждый косяк или дату.

— Ну, а сегодня вдруг забыла, с кем не бывает! — затараторила Кризалис. — И вообще, ты мне кое-что задолжал.

— Это что? — недоверчиво выгнул бровь жеребец.

— Поцелуй! — выпалила Лемон и подпрыгнула, тыкаясь губами в нос жеребца. Судя по тому, насколько участилось сердцебиение и усилился запах любви, Кризалис удалось отвлечь пони от подозрений. Хаммер МакКольт наклонился к ней и удивительно нежно для такого огромного жеребца, видимо, осознавая хрупкость ВатерЛемон, поцеловал её уже по-настоящему. Кобылка улыбнулась сквозь поцелуй. «Чейнждлинговая слизь, как же у него воняет изо рта…»

— Ох, ладно, — отстранившись, МакКольт указал копытом на дверь, у которой они незаметно очутились. — Вот, проходи. Чувствуй себя как дома. Ну, в смысле, это и так будет твой дом, но я просто хотел быть вежливым.

Кризалис зашла в комнату. Сравнительно простое убранство, геометрически правильная мебель, вытесанная без малейшего изъяна. У дальней стены — прямоугольная кровать, сошедшая бы за двухспальную для пони обычной комплектации, а в случае низкорослых Хуффилодов — Кризалис хватило небольшого взгляда на семейство, чтобы заметить их отличительные особенности — кустистость бровей и низкий рост, — так и вообще на трехспальную, стол у окна, стулья без каких-либо изящных деталей и полка, на которой красовались молотки: от крошки до кувалды.

Кризалис почувствовала, как усиливается любовь, идущая от жеребца, и в животе закрутило. Её пьянила близость еды, и, боясь сорваться, она отбежала к окну, надеясь, что, если источник будет дальше, то голод отпустит.

— Ох, ты посмотри, какой чудесный вид отсюда! — воскликнула она, желая как-то отвлечься. Вид и правда был хорош: окна комнаты Хаммера выходили прямо на раскинувшуюся внизу долину. По склону горы ещё виднелись пни осин и берёз, но там же зеленели саженцы новых деревьев, которые совместными усилиями двух семейств росли довольно быстро. Солнце клонилось к закату — день прошел ужасно быстро, и на реку пали первые тени.

— Знаешь, я так устала, — проговорила Лемон, зевая. — Мне бы отдохнуть.

— Ложись на кровать, любимая, — тепло улыбнулся жеребец. Кризалис ударило током: слова прошли по всему телу, заставляя каждую клетку тянуться к источнику пищи, и, подумав, она решилась на не самый искусный, но действенный шаг.

— Впрочем, — мурлыкнула она, стегая воздух хвостом, — у меня ещё остались силы на совместный отдых.

Прежде, чем Хаммер успел что-либо сказать, Лемон, отличным пинком, которому аплодировала бы сама Эпплджек, пододвинула к нему стол, вскочила на него и, схватив копытами короткую светло-голубую гриву, прильнула к его губам. Жеребец ответил на её ласку практически мгновенно, а затем начал осторожно, стараясь не навредить хрупкой кобылке, гладить её по спине и крупу — его копыто невольно накрывало и его.

— Не бойся сделать мне больно, Хаммер, — прошептала Лемон, зацеловывая лицо жеребца и с каждым поцелуем высасывая из него любовь. Глаза земного пони постепенно стекленели, движения его становились всё более вялыми и медленными, а когда Кризалис, облизнув губы, слезла со стола, огромный МакКольт повалился на пол.

— Что ж, — королева поглядела по сторонам. — Быть может, так?..

Комнату озарила зелёная вспышка, а на стене выросла высокая тень.

---

На утро Хаммер МакКольт вышел из комнаты один. Его сестра, Со МакКольт, встретившая его в столовой, выглядела потрепанной — под её глазами залегли глубокие тени, словно она не спала всю ночь, а растрепанная синяя, как у брата, грива никак не поддавалась расческе. Сидя рядом за завтраком, который им готовили гостившие в это время года у них Хуффилды, ещё не ушедшие обратно со своими телегами, она поделилась с братом:

— Сегодня ночью по крышам будто кто скачку устроил. Бум-бам-бам, бум-бам-бам, я так и не смогла уснуть!

— Я тоже особо не спал, — хмуро ответил Хаммер. — Лемон пропала.

— Да ты что?! — изумилась Со. — Как это так пропала?

— А вот так. Вышла из комнаты и не вернулась. А потом начался топот и грохот. Я думал было её искать, но потом передумал. На улице что-то страшное творилось.

— О чем ты?

— Пошли, покажу.

Со и Хаммер вышли из-за стола, поднялись до комнаты жеребца и Со увидела, что хотел сказать брат. Хоть они и были земными пони, рост позволял им заглянуть за забор. Подоконник и стена под ним были красными от крови, идущей полосой, словно кого-то стаскивали или выбрасывали из окна.

— Что же это такое? — прошептала Со, обнимая себя копытами. — Это была Лемон?..

— Я не знаю, — жеребец не выглядел напуганным. — Но, знаешь, если это была она, то мне не жаль.

— Как же?! Ты же собирался ей копыто и сердце предлагать, разве нет?

— Перед тем, как убежать, — Хаммер заговорил тише, Со даже пришлось склониться к нему, — она несла какой-то бред. Говорила про… ты не поверишь… про зайцелоп! Потом у неё в копытах внезапно появился какой-то шприц, и она попыталась меня уколоть, но я ей не позволил. Она убежала, а потом начался грохот. И вот теперь я не могу её найти! А ещё, знаешь, что я видел в телегах Хуффилдов? Кости! Я видел кости животных! Черепа, вдавленные в бока гнилых фруктов! И вообще, — Хаммер стал говорить ещё тише, будто их мог услышать кто-то из садоводов, — откуда у них фрукты и овощи весной?Тебя это не удивляет?

— Но, мы же строили им теплицы, — опешила Со. — Наверняка они выращивали фрукты и овощи там.

— У Хуффилдов нет ни одной теплицы, — покачал головой Хаммер. — То, что мы строили, исчезло. Сейчас там только дыра в земле, будто она провалилась внутрь горы.

— Тогда откуда?.. Думаешь, они применяли какую-то магию? — Со прижала копыто ко рту, пытаясь напряженно думать.

— Мне кажется, всё их семейство чем-то заражено, — Хаммер выпрямился, выглядывая за забор. — Хуффилды обезумели… или близки к тому. Со, я прошу тебя, — жеребец внезапно подался вперед, заставляя кобылу прижаться крупом к стене, — никому не говори! Это может повлечь за собой…

— Да, конечно! — она закивала головой, напуганная таким резким движением. — Конечно, Хаммер!

Как только кобылка убежала, Хаммер подумал, что половина дела сделана.

---

К вечеру о странном поведении ВатерЛемон Хуффилд знал Большой Папа МакКольт.

— Мерзость! — кричал он, подкатывая к себе тыкву, которая с одного бока была гнилая, и вынимая из неё кроличий череп. — Хуффилды решили, что мы ослепли? Это очередное объявление войны? Разве принцесса чего-то там и её подружайка не призывали нас к миру ради долины?!

— Пора признать, Большой Папа, — вступил в разговор Хаммер, наклоняясь к отцу, — что во всей долине творится что-то странное. Мне кажется, что всё это как-то связано с Хуффилдами. Перед тем, как сбежать, Лемон говорила, что у них кто-то пропал…

— Племянница этой красномордой суки отказала моему сыну! — вспыльчивый жеребец не стал слушать. — Да за это ей уже стоит хребет начистить!

— Это неслыханная дерзость! — подтвердил Тэйплайн. — Но, может, стоит поговорить с ними?

— Да тут даже разговаривать не о чем! — Большой Папа МакКольт пнул тыкву, запутался в штанине и чуть не упал носом в утоптанную землю. — Хуффилды просто решили снова начать войну! Я покажу им, где собаки воют!

— Они все безумны! — Хаммер покачал головой. — Зайцелопы какие-то, говорят.

— Зайцелопы? Это что, хищники, которые лопают зайцев? — спросила длинноногая кобылка с синими глазами. Она была ещё маленькой по возрасту, но у МакКольтов явно было что-то не в порядке в генетике, посему малявка была ростом с обычную взрослую пони.

— Да плевать, кто они! — вскричал Большой Папа. — Идем к Хуффилдам! Сейчас же! Я хочу высказать этой мерзкой кобыле всё, что я о ней думаю!

Хаммер МакКольт пожал плечами и поплелся вслед за важно поднимающим и опускающим маленькие копыта отцом. Кризалис позволила себе улыбнуться внутри себя. Всё шло как нельзя лучше.

«Не увлекайся так сильно, — голос Сомбры прозвучал в голове звенящей тетивой лука. — Я уже говорил тебе, что овощи гниют из-за вредителей? Эти зайцелопы действительно опасны для пони, постарайся не попасться им в зубы».

«Принято. И всё-таки, почему эти твари вдруг стали появляться именно в Долине?»

«Это обычные кролики. Вернее, они были ими до того, как отравились водой, в которую наши дорогие ящерки пускали свою слизь. Насколько я понял, они меняют строение на противоположное — травоядные становятся хищниками, хищники — травоядными».

Кризалис хмыкнула.

«Как думаешь, я смогу обратиться в одного из таких зайцелопов?»

«Чтобы не быть покусанной — да. Чтобы передать вирус — нет. Не хочу рисковать твоими способностями к метаморфозам, если ты вдруг превратишься в существо в корне не способное к маскировке».

«Как мило с твоей стороны. Значит, нужно только приманить зайцелоп. Как?»

«ВатерЛемон тебе поможет. Ночью я спрятал её тело недалеко от реки, куда вы сейчас направляетесь. Если наши дорогие питомцы не наелись Хаммером МакКольтом, то придут закусить его подружкой».

Чудесный план. Легкий к исполнению, а главное — напуганные пони не будут обращать внимание на внезапно исчезнувшего жеребца. Особенно если будут видеть его голову с высосанными глазами и обглоданной кожей.

Ма Хуффилд вместе с несколькими своими домочадцами стояла у реки, набирая воду для полива. МакКольты пробовали провести канал к их вершине горы, но животные перегрызли шланг, поэтому воду приходилось таскать на своих горбах.

— Ну и как это понимать, Ма Хуффилд?! — Большой Папа МакКольт резво вспрыгнул на камень, становясь выше кобылы на полголовы. — Твоя племянница сначала привозит нам гнилые фрукты, а затем пытается убить моего сына и сбегает! У тебя есть пять секунд на объяснение, прежде чем я снова открываю военные действия!

— Какая из моих племянниц попыталась убить твоего сына? И вообще, с чего ты это взял?! — вспылила Ма Хуффилд. — Что касается поставки — я сама проверяла все обозы, в них не было ни единого гнилого овоща или фрукта! Если что-то испортилось, то только по вашей вине!

— А это тогда что?! — Большой Папа МакКольт сгреб подставленную Со тыкву копытом и швырнул на землю перед главой Хуффилдов, да с такой силой, что оранжевые корки раскололись на куски, а морду земной пони залило гнилой жижей. Посреди разбитой тыквы лежал череп кролика. — Мы сами засунули черепа в ваши овощи?

— Святая Селестия, что это?! — вскрикнула Ма Хуффилд, отскакивая от костей вместе с дочерьми. — Откуда вы взяли эту пакость?!

— Нашли в ваших обозах!

Их крики и перебранку заглушило странное пощёлкивание. Оно становилось всё громче и громче, а когда напуганные МакКольты и Хуффилды, переглянувшись, синхронно посмотрели на реку, перед ними из сумерек появились две-три-четыре-пять-двенадцать! пар красных глаз. Щелканье доносилось именно с их стороны.

— Что это? — прошептала Со, прижимаясь боком к брату. — Я точно такое же щелканье ночью слышала…

— Так Лемон не бредила? — прошептала Кризалис, изображая испуг. — Это действительно… зайцелопы?!

Первая зайцелопа выскочила из сумерек на лунный свет, блестя шерсткой. На вид она походила на обычного кролика. Существенное различие было в том, что у кроликов не было оленьих рогов и клыков. И кролики, обычно, не держат в зубах бледно-розовую ногу с кьютимаркой в виде арбуза.

— Лемон… — прошептала Ма Хуффилд, прижимая копыто к выступающему зубу.

На секунду между всеми повисло молчание. А потом, с диким треском и щелканьем зайцелопы стали окружать их. Пони сначала не двигались. В конце концов, это же просто кролики?

— Иди сюда, милашка, — пробормотала Со, заикаясь. — Х-хороший к-кролик…

Кролик раскрыл слишком широкую пасть и оттяпал протягиваемое ему копыто. Стая последовала его примеру.

Визг был слышен даже на вершинах гор Хуффилдов и МакКольтов. Кризалис, практически бесшумно отделившаяся от толпы пони, упала на траву, которая была настолько высокой, что сумела скрыть пламя её перевоплощения, и быстрой зайцелопой умчалась к выступу в Западной горе. Спрятавшись там, она наблюдала за тем, как зверушки, которых пони так охотно подпускали к себе раньше, кусают до крови когда-то кормившие их копыта, вгрызаются в шеи и поджилки и пьют кровь. Страх смерти, витавший над ними, насыщал её как никогда раньше не могла сделать ни одна любовь. Даже любовь Шайнинг Армора к Кейденс не давала ей столько сил, как страх смерти кучки земных пони.

«Смерть — самый сильный страх вселенной, — подумала Кризалис, чувствуя, как порог её возможностей физически заметно повышается. — И если в этот страх повергнуть всю Эквестрию, нет, весь мир, то тогда мои новые дети смогут жить вечно сытыми! Они не будут знать голода, как знаю его я, они поглотят страх и наполнят им мир. Я готова».

Королева чувствовала, что совсем скоро настанет время, когда ей нужен будет Рой.

И, решив испытать свои новые силы, она уже даже решила, где её дети увидят жизнь.

VII. Вода и стекло

Воздух обдавал жаром, которым здесь дышало всё. Легкий морской бриз долетал и до городских улиц, но терялся, растворялся в лучах солнца, которое здесь было щедро на тепло. Город кипел жизнью — по улицам то и дело носились такси с запряженными в них крепкими мускулистыми жеребцами, но они не поднимали пыли — дороги были чисто выметены. Зато на пляжах было не протолкнуться — в жаркий день большинство жителей Ванхувера решило выйти к морю, чтобы насладиться прохладой морской стихии, провести выходной в компании друзей и родных. Кризалис, приняв облик единорожки, ставшей уже чуть ли не второй кожей, глядела на это скопление из повозки, с ветерком мчащейся вперед по улице. Пробок в Ванхувере не было, и это радовало не только её, но и стремившегося скрыться с солнечного света жеребца, сидящего рядом с ней.

— Взгляни, какие тут интересные растения, — ткнула его копытом единорожка, указывая на растущие возле тротуаров пальмы, коренастые и не высокие, зато с раскидистыми листьями. — И так тепло, что у меня сейчас шерсть начнет плавиться!

— Я вижу, тебе нравится, — без особого энтузиазма отвечал земной пони. В его глазах на миг мелькнул зелёный огонёк, а голос в голове королевы прошипел: «Ты переигрываешь».

«Вовсе нет, — отвечала ему Кризалис. — Для юной, полной жизни туристки, которая приехала в Ванхувер вместе со своим отцом, нет ничего зазорного в том, чтобы удивляться всему вокруг. А вот ты мог бы быть более разговорчивым».

Сомбре было нечего на это ответить. Кризалис ухмыльнулась и продолжила игру, пожирая улицы города глазами. Они как раз выехали на прибрежную часть, где с шоссе можно было разглядеть, как колышутся зонтики у шезлонгов отдыхающих, а море лижет песок. Если бы не стук колес и копыт по ровному асфальту, Кризалис могла бы поклясться, что слышит гул прибоя. Она взглянула на карту, отмечая важные места скопления пони.

— Мы уже скоро будем в гостинице, папочка, — прощебетала она, сверкая глазами и улыбаясь. — Куда пойдем, как только распакуемся?

— Сходим на экскурсию в океанариум, — буркнул жеребец, осторожно оглядываясь на дорогу. — Главное не сшибить кого-нибудь.

Кризалис хмыкнула. Океанариум так океанариум. В конце концов, теперь она обладает большей силой, чем раньше.

Настроившись на прием чувств, королева начала искать.

На удивление, страхи быстро обнажились, превращая город, который жители называли лучшим городом Эквестрии, в обычный накопитель ужаса и горя. Кризалис ощущала, как они пронеслись мимо кобылки, до ужаса боящейся пешеходных переходов и в страхе мечущейся по тротуару. Следом за ней послышался запах страха жеребца, потерявшего бумажник. Ванхувер быстро терял свою привлекательность, становясь таким же, как все остальные. Разве что тепло, нагревающее пушистую жёлтую шерсть, оставляло в сердце королевы расслабленно-легкомысленное настроение. После сырости пещеры под Дымчатыми горами морской климат тропического города вызывал только радость. К её глубокому или не очень сожалению, Сомбра это ощущение разделить не мог — его маскировка не позволяла ему выходить на солнце, ибо наложенная на его тело иллюзия, может, и скрывала обросший кристаллом скелет от взгляда пони, но не солнца. Рогатая и шипастая тень, которую отбрасывал крупный земной пони, могла вызвать вопросы.

Коляска мчалась вперед, и Кризалис сложила копыта на животе, чувствуя, как в ней просыпается знакомое чувство. Обычные кобылы называли это охотой, но Кризалис испытывала её очень и очень давно. Теперь дело оставалось за малым — найти избранного и работников.

Из-за того, что её собственный рой предал её, Кризалис лишилась всего, что могло бы обеспечить рождение новых чейнджлингов. «Что ж, полагаю, избранным будет Сомбра, — думала она, пока пейзажи проносились один за другим. — Слуги… найти их будет несложно. Подчинить волю, лишить личности — вот тебе и послушные кормильцы-работники. Главное — обеспечить безопасность. Если кто-то узнает о том, что в коттедже Ванхувера сделала кладку королева Чейнджлингов, это окончится очередным провалом. И не ясно, будет ли Селестия настолько добренькой, что позволит улететь вновь».

Коляску тряхнуло, а взмыленный жеребец остановился и повернулся к ним.

— С вас тридцать четыре бита, мэм, — просипел он, пытаясь отдышаться. — Прокатил с ветерком, как и обеща…

Договорить он не успел: спрыгнувший с сидения Сомбра сверкнул глазами, и голова таксиста опустилась на грудь, а как только следом за королем спустилась королева, он развернулся и поскакал обратно.

— Он нас не видел, — прохрипел Сомбра. — Очнется — не вспомнит, что катал нас сюда.

— Ты не особый любитель товарно-денежных отношений? — подколола его королева, глядя на удаляющегося таксиста.

— У меня просто нет таких денег. Пошли, нужно обустроиться.

Больше он на слова не расщедрился. Кризалис молча шла за ним, не забывая вертеть головой и кидать на всё восторженные взгляды. Даже если за ними никто не наблюдал, выглядеть нужно было как можно менее подозрительно. Расслабляться нельзя даже за стенами дома: у стен тоже есть глаза. И уши.

«Долго будем в молчанку играть? — мысленно фыркнула Кризалис, посылая ментальный импульс. Если бы он был материальным, мысль ударилась бы в кристальную спину короля, атакуя его со всех сторон. — Что ты задумал на этот раз? Я чувствую себя сильнее, можем испробовать мои новые способности хоть сейчас».

«Ты уже готова к кладке?»

«Да. Мне нужно лишь как можно больше корма и несколько слуг».

«Добудем тебе корм и слуг. Не думаю, что это будет слишком сложно в нашем нынешнем положении».

«Наш следующий пункт океанариум, верно? Я снова иду туда одна?»

«Верно, — Сомбра поднимался на крыльцо, открывая ключом дверь. — Моя маскировка далека от твоей, мое присутствие там будет слишком опасно. Я смогу поддерживать тебя на расстоянии и обеспечу пути к отступлению. Линтеум всегда открыт для тебя, не забывай об этом».

«Отлично, — Кризалис зашла в дом, запирая дверь и опуская зелёным телекинезом засов. — Я прочитала в газете, что там будет экскурсия у жеребят из Ванхуверской академии».

«Если ты сможешь напугать толпу жеребят и поглотить их страх, считай, ты достигла точки максимума. Страх детей — самый сильный страх. Можно было бы это опровергнуть тем, что глубинные страхи взрослых вводят их в большую панику, но на самом деле это не так. Дети намеренно храбрятся, их можно взять на слабо, но запах страха идет за ними следом. Они не перестают бояться, а если найти в них фобии — они станут источником самой лакомой пищи. Помни об этом».

Кризалис кивнула, не думая о том, что Сомбра идет впереди и не видит её лица.

Коттедж, в котором они остановились, не блистал каким-то особым убранством, но, в отличие от комнат МакКольтов и тюрьмы мэра, казался настоящим дворцом, не говоря уже о стиле, в котором был выдержан весь домик. Удобные, практичные, обтекаемые предметы мебели, будто говорящие о том, что Ванхувер почитает воду и всё, что с нею связано, в большинстве своем были сделаны из стекла, напоминавшем о чистоте помыслов здешних жителей. Кофейный столик, барная стойка, книжный шкаф и огромный аквариум на всю стену, пустой, но светящийся по бокам люминесцентными лампами всех оттенков, блестели на солнце, придавая вид нереальной роскоши обычному, на первый взгляд, дому. Посреди гостиной, в углублении пола, обложенного подушками и представляющем из себя что-то вроде мягкого дивана, расположился водопад, текущий по лесенке из камней к наполненной чем-то вроде губки кадке, в которой тонкими столбиками рос бамбук. Вода била из небольшого краника, и её журчание напомнило Кризалис ту пещеру, где она нашла рог короля. На удивление, воспоминание не вызвало у неё злости или гнева. Она заворожено глядела на стекающую воду и, сама того не понимая, подошла ближе. — Копыта по самые щетки утопли в мягком пушистом ковре с длинным ворсом, а ноздри наполнил запах свежести.

— Здесь так чисто, — удивленно произнесла Кризалис, оглядывая интерьер, в котором преобладающим цветом был белый. — И бело… Специально такой выбрал, или?..

— Нет, — коротко ответил Сомбра, рассматривая аквариум и внимательно приглядываясь к своему отражению — оно тоже не смело лгать, показывая настоящее тело единорога. — Дискорд, мне теперь не выйти из дома. Везде или солнце, или вода, или стекло!

— Неужели твоя магия так слаба, что ты не можешь заставить какое-то там стекло поверить в твою вторую личину? — фыркнула Кризалис. — Ты же повелитель кристаллов, разве стекло не должно склоняться пред тобой?

— Это будет слишком откровенное приглашение для Селестии или Луны, — низко пророкотал Сомбра, и Кризалис заметила вспышку на его лбу. — Потому что подчиниться оно может мне только так!

Пространство вокруг стекла аквариума искривилось, а фигура единорога совсем как в прошлый раз, в пещере, втянула в себя свет, окружающий его. В комнате стало заметно темнее, а аквариумная стенка потемнела, стала матовой, скрыв за чернотой лампы.

— Ого, — присвистнула королева. — Действительно, слишком вызывающе. Что ж, была неправа.

— Итак, — Сомбра сел, вытирая испарину со лба, вызванную заклинанием. — Наш план таков: завтра ты идешь вместе с жеребятками на экскурсию в океанариум. Твоя задача — напугать их до смерти, чтобы малявки визжали и орали до тех пор, пока вся рыба от шума не передохнет, насытиться их страхами и выкрасть себе одного-двух пони в качестве слуг и кормильцев. Больше нельзя — их пропажа будет слишком заметна. Лучше всего взять кого-нибудь одного, но на всякий случай я дам тебе две маскирующие руны — сможешь сделать иллюзии трупов, в случае чего. В этом коттедже есть подвал — там ты и устроишь своё гнездо. Есть какие-то пожелания-уточнения?

Кризалис даже не поняла, когда он начал говорить с ней ментально. Она несколько раз моргнула, пытаясь осмыслить сказанное, а потом так же мысленно ответила:

— Мне понадобится подвесить себя и своих будущих детей в коконы. Когда я буду там, охрана роя будет полностью на тебе. Я могу тебе доверять?

Сомбра лишь посмотрел на неё, и она прочитала ответ в его глазах.

Солнце закатилось, последние лучи преломились в их окнах, скрываясь за зелёной полосой парка, и только эти последние лучи застали соприкосновение губ двух чудовищ.

---

Окунувшись в прохладу ночи, Кризалис не удержалась от соблазна перевоплотиться в свое истинное обличье. Как только зелёное пламя слетело с её ног, а кончик искривленного рога уткнулся в стекло, она вдохнула полной грудью, разглядывая себя в неверном отражении. Даже столь тусклого освещения было достаточно для сумеречных глаз королевы — она видела, что пятна на шее, пророчившие новые дыры в теле, исчезли совсем. Её шерсть стала лосниться, хитиновые пластины на боках окрепли настолько, что не слезали с них слой за слоем, как раньше. Даже её волосы изменились — теперь они не висели мокрой тряпкой, приобрели объем. «Неужели страх так насыщает меня, что даже моё тело меняется? — подумала королева, рассматривая одну из передних ног, на которой — она могла поклясться! — диаметр дыр заметно изменился в меньшую сторону. — Неужели, если я добьюсь своей цели и поглощу так много страха, что смогу насытиться, я избавлюсь от всех этих напоминаний о том, кто я есть? И всё будет как прежде? Всё будет как раньше? Верные подданные, обожающие и щенячьи преданные своей королеве, власть и сила… И Сомбра. Пони, — а пони ли? — который будет поддерживать жизнь моего роя. Что с ним будет, когда вылупятся наши сыновья и дочери? Оставить ли его в живых?

Если он будет предан мне. Он научил меня, он провел меня по этому нелегкому пути. И, если он будет предан мне, мы вместе пожнем плоды нашего коварного плана».

Единорог спал в комнате, — одной из тех, где не было зеркал и отсутствовали все стеклянные вещи, и лунный свет не проникал в комнату, встречая на своем пути щит из темных плотных штор. Сейчас Кризалис явно видела его истинный облик — трансформация заканчивалась, и сквозь синюю с белыми полосками гриву всё больше и больше проглядывали смоляные волосы. Шерсть поменяла свой оттенок, становясь темно-серой, а тело Тайма окрепло, стало более внушительным и сильным. Из кристаллов Сомбра творил себе мышцы, и только сейчас Кризалис могла понять его истинную комплекцию.

Она одним слитным движением взобралась на кровать, подбираясь ближе к жеребцу и едва касаясь копытами его плеч и спины.

— Что тебе? — королева совсем не удивилась холодному тону, каким Сомбра её одарил. Напротив, она прильнула к нему, стремясь увеличить площадь, которой они соприкасались, провела языком по шерсти, аккуратно обходя ещё не до конца растворившиеся в его теле кристаллы.

— Кого из принцесс ты бы предпочел поиметь первой?

Бровь короля вздернулась, но голос не утратил твердости:

— Ты решила сделать это сейчас?

— Это самое лучшее время, чтобы зачать новый рой, — прошептала Кризалис, продолжая играть неимоверно длинным раздвоенным языком с шеей единорога, который, казалось, совершенно не поддавался её чарам. Впрочем, это было только видимостью: Кризалис чувствовала жар, который исходил от его живота. — Завтра мы раздобудем слуг и корм, а за ними нужно будет следить. Так всё же, кого из аликорнов ты бы предпочел поиметь первой? Селестию? Луну? Твайлайт Спаркл? Флёрри Харт?

— Кейденс, — хрипло ответил Сомбра, резко переворачиваясь и прижимая Кризалис к кровати. Она хитро улыбнулась, сверкнув зелёными глазами.

— Хороший выбор, — зелёное пламя, оказавшееся в копытах единорога, на секунду ослепило, а затем прямо под его копытами оказалась светло-розовая кобылка, расправляющая крылья с фиолетовыми маховыми перьями и игриво прижимающая копыта к груди. На ней не было ни туфлей, ни короны, ни нагрудника, которые Сомбра видел в их первую встречу, но всё остальное соответствовало его воспоминаниям.

— Что ж, — голосом Кейденс проговорила Кризалис, — твое желание исполнено.

Её прервал грубый, сминающий губы поцелуй, и резко вцепившиеся в грудки копыта, вжимавшие её в кровать и причиняющие приятную боль. Кризалис только ухмыльнулась про себя, оплетая спину и плечи единорога, распахивая крылья и обнимая круп Сомбры задними копытами. Ей вспомнилось, как она в этом же облике спала с Шайнинг Армором, не подозревавшим о подмене, и на секунду она представила себе его на месте короля. Хотя, надо было признать, они мало в чем были похожи.

Чувствуя, как рычание становится всё более и более несдерживаемым, а желание сводит с ума, Сомбра не церемонился. Он вогнал член в неё по самый корень, что на секунду выбило из Кризалис дух, и взвинтил такой темп, что ей оставалось лишь восторженно визжать сквозь зажимаемый копытом рот. Она двигалась в ответ, сильнее сжимая плоть короля в своем чреве, стремясь как можно скорее положить начало новому рою. Она ощущала отмщение уязвленного самолюбия, которое осуществлял Сомбра, стремясь не просто поиметь Кейденс, но поиметь так, чтобы ей стоять было сложно, и одновременно чувствовала какую-то болезненную влюбленность короля в принцессу любви. «Не буду его этим дразнить до поры до времени, — хихикнула про себя Кризалис. — А вот когда мы захватим Кристальную Империю, я знаю, кого я подложу ему в постель в знак благодарности».

— Ха, — рвано выдохнула она, зарываясь передними копытами в гриву единорога. — Интересно, а член ты у Тайма позаимствовал, или это уже твоя собственность?.. — она вскрикнула, чувствуя, как финальный толчок, упершийся в какую-то преграду в ней, наполняет её семенем, и затуманенными от удовольствия глазами поглядела на утратившее каменность лицо Сомбры. Он провел копытом по её щеке, ласково касаясь её краем подошвы, и тихо, но вкрадчиво ответил:

— Моя.

Когда он ушел, оставив её в постели одну, Кризалис ощутила налет грусти и печали, и осознала, что не поняла, о ком или о чем были сказаны эти слова.

---

Она сидела в автобусе рядом со светло-коричневой единорожкой в клетчатом жилете, и смотрела в окно. Её облик мало отличался от предыдущей маскировки: желтая единорожка разве что стала выглядеть младше на несколько лет, да обзавелась школьной формой. Они неслись по ровному асфальту, Кризалис смотрела на море, лижущее берег с тихим гулом, глядела на пальмы, чьи листья трепал ветер, и чувствовала, как в её чреве зарождается долгожданная жизнь.

— Мы почти приехали! — соседка потрепала её по плечу. — Наша классная руководительница сказала, что ты новенькая, поэтому она поручила мне сопровождать тебя всюду! Надеюсь, мы подружимся!

— Да, — рассеянно ответила королева, убирая копыто с живота. — Думаю, так и будет.
— В Ванхуверском океанариуме тысячи видов самых редких рыб во всей Эквестрии! — не переставала болтать единорожка. — Там есть акулы, рыбы-клоуны и даже скелеты предков гиппогрифов! Ты слышала, что Эквестрия теперь налаживает отношения и с ними? Говорят, принцесса Твайлайт Спаркл организовала у себя школу дружбы. Хотела бы я туда попасть!

— Что за школа дружбы? — Кризалис нахмурилась и навострила уши.

— Это школа, в которой учатся не только пони, но и грифоны, яки, гиппогрифы и даже чейнджлинги! Я хотела туда попасть, но мои родители убежденные расисты, увы, — кобылка вздохнула. — Хотела бы я познакомиться с чейнджлингом! Говорят, они очень красивые!

— Ты действительно так считаешь? — удивленно вскинула бровь Кризалис.

— Конечно! — улыбнулась единорожка. — Ой, я совсем забыла! Меня зовут Скиллд Пенсил, я местная художница! А тебя как зовут?

— М-меня? — Кризалис замялась, понимая, что так и не придумала себе имя. — А-а-а меня зовут Джастис!

— Оу, рада знакомству! — ответила Пенсил и протянула ей копыто. — Идем, мы уже приехали!

Океанариум был поистине огромен. С ним мог сравниться разве что только наземный дворец Кэнтерлота, но Кризалис не доверяла своим воспоминаниям. Здание было полностью сделано из стекла и бетона, и даже с улицы, не считая затемненных мест (обитатели тех аквариумов наверняка любили темноту), она могла видеть разноцветные стайки проплывающих тут и там рыб, от самых маленьких до невообразимо крупных. Слушая щебечущих подростков и детей, парами заходивших в здание, сиявшее не хуже солнца, Кризалис пыталась придумать, как лучше всего напугать их. Но её мысли постоянно перебивала без умолку болтающая единорожка, а заткнуть её было бы слишком невежливо и грубо для нынешнего образа. Приходилось терпеть.

Внешность здания была обманчива: внутри царил полумрак, и свет, проникающий сквозь толщи воды, казался окрашенным в синие тона. Кризалис прошла по мостику, разделяющему два резервуара со стерлядью, глянцевые от воды спины которых она видела собственными глазами, да ещё и так близко — копыто протяни. Под охи и ахи школьников, под монотонный бубнеж экскурсовода, Кризалис глядела на огромные синие аквариумы, в глубине которых плавали такие же синие рыбы. Огромные скаты, дельфины, исполняющие разные трюки под визги публики, мурены и морские ежи — всё, чем мог похвастаться прибрежный город, было собрано здесь. И Кризалис неожиданно для себя поняла, что она искала всю экскурсию.

Огромный аквариум, превышающий размеры самого большого пони в несколько десятков раз, наполненный акулами всех типов.

— Как они до сих пор не сожрали друг друга? — пискляво взвизгнул один жеребчик, прилипая носом к стеклу и тыча копытом в акулу-молот. — Смотри, какая страхопонина!

— Их же кормят, дурень, — стоящая рядом с ним пегаска с двумя розовыми косичками поправила очки на переносице. — Некрасиво показывать на кого-то копытом, тебя разве мама не учила?..

— Ну и зануда ты, Квайн! — простонал жербёнок, показывая ей язык.

— Сам ты зануда!

Кризалис прищурилась, прислушиваясь. В воздухе витали только положительные чувства — даже ссора этих двух была привычной и беззлобной. «Нужно что-нибудь сделать и срочно!»

— Простите! — она вылезла в первые ряды, перебив продолжающего монотонную речь экскурсовода. — А эти акулы когда-нибудь вредили пони?

— Конечно, моя дорогая, — прокашлялся жеребец. — Акулы много раз нападали на купающихся, но это была не совсем их вина. Пони сами их дразнили, нарываясь на драку, так что…

— А правда, что они могут учуять каплю крови за пять километров? И кобылок они предпочитают есть больше, чем жеребцов?

— Милая, к чему такие вопросы!

— Я теперь никогда не пойду купаться в море! — прохныкала маленькая единорожка, утыкаясь носом в ногу старшего брата. — Меня съедят акулы!

«Есть!»

— Успокойся, Мэй, это просто вымысел. Никто тебя не съест, пока я буду рядом, — брат обнял сестру, но именно этого Кризалис и дожидалась. Вспышку её рога никто не заметил, а тонкую сеточку трещин на достаточно толстой стеклянной стенке — тем более.

— Пенсил, — она резко выхватила единорожку из толпы, утянув её за загривок. — Бежим!

— Джаст… — она не успела договорить, потому что взбесившаяся акула-молот, на которую смеющийся жеребенок указывал копытом, врезалась в стекло прямо напротив него, и с оглушительным треском лопнула преграда, отделявшая её от обидчика.

Визг оглушил Кризалис, но этот звук был для неё симфонией. Ошарашенная Пенсил, которая волоклась за королевой чисто по инерции, глядела на поднявшийся хаос огромными глазами, не в силах вымолвить ни слова. Вода заполнила всё вокруг: влилась в открытые резервуары, поднимая плавающих там рыб, хлынула по коридорам, унося с собой пони. Вырвавшиеся на свободу акулы озверели, набрасываясь на школьников и вонзая в них острые зубы, мотая головой и стремясь оторвать кусок побольше — их ещё не кормили, а осколки стекла оставили на выживших массу порезов. Впрочем, и выживших-то было немного.

В воздухе разило ужасом, и он темной липучей массой, невидимой для окружающих, стремился к чейнджлингу, всасывающему в себя эту энергию, словно губка в кадке с бамбуком.

— Лютик! — визжала Квай, пегаска с розовыми косичками, пытавшаяся отбить брата у терзающей его акулы, подлетавшая то справа, то слева, но не решавшаяся нанести удар. — Кто-нибудь, помогите!

— Все на выход! — кричал экскурсовод, зажимая одним копытом отсутствующий теперь глаз — из него торчал длинный и толстый осколок. — Без паники, соблюдайте порядок, на выход!

— Братик! — орала маленькая Мэй, вся вымокшая в морской воде и слепо ищущая копытами старшего брата, принявшего на себя удар. — Братик, ты где? — она остановилась, услышав плеск. — Братик?

Её копыто наткнулось на гладкую кожу, а в следующую секунду вода вокруг кобылки окрасилась в красный цвет, а под сводами океанариума застыл последний крик.

Вода краснела и пенилась, крики и вопли не смолкали. Рыбы, получившие свободу, стремились как можно скорее избавиться от надоедливых зевак и били хвостами, плавниками. Кризалис тоже вымокла в воде, но в отличие от остальных успела отбежать достаточно далеко, а главное — оттащить за собой Пенсил.

Кризалис зажгла рог, активируя телепортационную руну, которую для неё дополнительно приготовил Сомбра, и, утянув за собой Пенсил, прыгнула.

Они очутились в их гостиной — вода с шерсти обеих кобылок, вымокших насквозь, стекала ручьем, пропитывая и портя ковры. Пенсил тряслась, а Кризалис пыталась не рассмеяться от переполнявшей её силы и мощи. Она сумела поглотить всё.

— Т-ты с-спасла меня, — пробормотала единорожка, обняв себя копытами и сворачиваясь в комочек. — Ты спасла меня! Джаст! Я же могу называть тебя Джаст, правда?

— Можешь называть меня «моя королева».

Пенсил подняла взгляд, уставившись на желтую единорожку. Что-то ей в её облике показалось жутким, по мокрой спине пробежали мурашки, ставящие шерсть дыбом.

— Дж-джаст?..

— Ты говорила, что хотела бы познакомиться с чейнджлингом, — продолжила Кризалис. — Твои мечты, Скиллд Пенсил, исполнятся. Ты не просто познакомишься с чейнджлингом, о нет. Ты поможешь родиться новым чейнджлингам!

Объятые зелёным телекинезом, шторы на окнах задёрнулись, а пламя окутало фигуру королевы. Очищающие кольца зелени прошлись по её ногам, бокам и рогу, освобождая стрекозиные крылья и придавая рогу нужную форму, прекрасную своими искривлениями. Клыкастый рот ощерился в улыбке, а глаза прищурились, глядя на местную художницу. Лицо Пенсил застыло в выражении бескрайнего ужаса, но она тут же закрыла лицо копытами, стараясь удержать дрожь.

— Пресвятая Селестия, — пробормотала она. — Пресвятая Селестия…

— Что же ты прячешь свой взор, Пенсил? — лилейным голосом проговорила Кризалис, обходя единорожку кругом. — Ты хотела увидеть чейнджлинга, верно? Ты должна радоваться, ибо ты видишь королеву чейнджлингов, их мать и матку! Но тебе повезло больше, чем всем другим пони, моя дорогая, — она положила копыто на плечо кобылки, которая осторожно отняла копыта от лица. — Ты будешь наблюдать за тем, как рождается новый рой. Видишь, какая честь тебе оказана?

— Хорошо, — проговорила Пенсил.

— Что? — моментально сбилась Кризалис. — Что ты сказала?

— Хорошо, — повторила единорожка. — Я с удовольствием приму оказанную мне честь. Вам же нужны слуги для кормления во время кладки, верно?

— О-откуда ты это знаешь?! — шерсть у Кризалис встала дыбом, когда она, прощупав эмоциональный фон, не обнаружила в этой кобылке ни капли страха.

— Я много читала про чейнджлингов! — улыбнулась, закрыв глаза, Пенсил. — Я всё мечтала, когда мне удастся увидеть самого настоящего чейнджлинга, чтобы спросить у него о многих интересующих меня аспектах, а теперь мне предстоит увидеть всё самой! Скажите, ваше величество, мне можно будет вас зарисовать, когда вы будете делать кладку и выращивать своих детей?

«ВОТ БОЛЬНАЯ!» — мысленно орала Кризалис, совершенно не зная, что делать.

— Э-э-э, хорошо? — пробормотала она, откашлялась. — Так, в общем…

— А где вы будете делать кокон?

— В подвале.

— А где он?

— Иди за мной.

— А кто был вашим трутнем?

— Что?

— Ну, тем, с кем вы спаривались.

— А вот это тебя не касается!

Дорогу до подвала Кризалис посещали только нецензурные мысли и ворох из ненависти и собственной глупости в выборе слуги.

VIII. Пленница

Спускаясь по ступенькам, Кризалис всё ещё пыталась смириться с мыслью, что её слугой оказалась столь бесстрашная и легкомысленная единорожка. «Может, это даже хорошо, — подумала королева. — Трусиху пришлось бы заставлять всё делать криками и болью, а этой малявке можно лишь сказать, и она сразу угомонится».

— Вот что, Пенсил, — пророкотала Кризалис, прерывая поток слов. — У оказанной тебе чести есть несколько правил, которые ты должна беспрекословно соблюдать, чтобы я не убила тебя и не нашла кого-нибудь другого. Первое: тебе запрещено покидать пределы этого дома. Второе: тебе нельзя задавать слишком много вопросов личного характера.

— Ага, — единорожка уже что-то чертила на неизвестно откуда появившемся кусочке бумаги.

— Что ты делаешь? — возмутилась Кризалис, когда она копытом погладила кончик её хвоста.

— Вот! — Пенсил левитировала ей рисунок, схематично изображавший её, спускающуюся по лестнице, сбоку.

— Хар, ладно, проехали, — Кризалис ничего не сказала, наваливаясь плечом на дверь, которая со скрипом отворилась. — Заходи.

Пенсил телекинезом распихала карандаши по школьным седельным сумкам и вприпрыжку проследовала вслед за королевой. Её взгляд, полный восторга и восхищения, наткнулся на стоящего у стены единорога, внимательно изучавшего покрывающую стены зелёную слизь, приложив ко рту копыто.

— Запах характерный, — негромко констатировал он, оборачиваясь. — Вижу, ты вполне сыта.

— Да, — кивнула Кризалис. — Я нашла слугу. Твоя задача — защищать нас, пока кладка не созреет.

— Эта малявка чувствует себя слишком вольготно, или мне кажется? — глаза короля чуть сузились, а Пенсил впервые поежилась, будто взгляд Сомбры замораживал её изнутри.

— Она фанат чейнджлингов, — вздохнула Кризалис. — Можно сказать, что она помогает нам на добровольной основе.

— Оригинально, — фыркнул Сомбра. Кризалис не ответила на его выпад, вышла на середину комнаты и начала переступать копытами, отбивая какой-то странный, только ей понятный ритм. С её копыт вдруг потекла тонкими струйками зеленоватая жидкость, обильно смачивающая ноги и дыры в них. Пенсил уставилась на это с неуемным любопытством: даже презрительный взгляд Сомбры был не в состоянии её устрашить. Кризалис продолжала топтать себе лежанку, а когда копыта начали увязать в слизи, она затрещала крыльями, взлетая к потолку. Приклеившись к нему копытами, она зажгла рог, увеличивая поток слизи, и та вскоре водопадом лилась вниз, оборачиваясь вокруг неё слоями кокона. Кризалис крутилась вокруг своей оси вниз головой, погружаясь в питательную среду, готовую принять её и вынашиваемых ею чейнджлингов в свои безопасные воды. По стенам поползли тонкие ветки опоры, состоящие из хитина. Они блестели от пробегающих по ним зелёным огонькам, которые с каждой секундой разгорались всё сильнее, превращаясь в источники света для освещения подвального помещения. Кризалис свернулась под потолком, поджав под себя копыта и сложив крылья, повиснув в таком положении вниз головой в склеившем её тело коконе. Лёгкие наполнились жидкостью, заменявшей ей кислород, и королева заснула, сберегая каждую крупицу силы для будущих детей.

---

Единорог смотрел на объявший её фонтан зелёной жижы с вздернутой бровью и брезгливо сморщенным носом: вонь была отвратительная. Убедившись, что королева закончила образования кокона, он осторожно, стараясь не вступить в липкую и цепкую, словно цемент, слизь, вышел к лестничному пролету, обойдя Пенсил.

— А-а мне что делать? — спросила единорожка, настолько пораженная сотворившимся у неё на глазах, что даже позабывшая своё намерение зарисовать процесс рождения.

— Бойся, — ответил жеребец. — Корми её, защищай её. Иначе, — он бросил на неё красноречивый взгляд, и Пенсил с ужасом отметила, что его глаза такого же цвета, какого была вода в океанариуме перед тем, как Кризалис спасла её, — я тебя убью.

Её шерсть встала дыбом от того, с какой простотой это было сказано, сколь холоден был голос единорога. Под ложечкой засосало, и только сейчас единорожку охватила паника. Если с чейнджлингом она чувствовала себя спокойно, зная, что можно от неё ожидать, то странный, обросший кристаллами единорог был для неё загадкой не столько таинственной и притягательной, сколь жуткой и страшной. Это знание, казалось, было из разряда тех, о которых говорят «меньше знаешь, крепче спишь».

Пенсил хотела спать крепко.

За всё её пребывание в подвале королевы чейнджлинга, единорог, имени которого она так и не узнала, пришел трижды. Пенсил не знала, сколько прошло времени, но её энтузиазм и оптимизм увяли спустя непродолжительное время без еды. Она чувствовала, как силы покидают её, как, прислоняясь к оплетенным хитиновой мозаикой стенам, слабеет на глазах — в местах, где холодные щупальца, похожие своей разветвленностью на корни древнего растения, соприкасались с её кожей и чуть дальше, они начинали светиться, и зелёные блики бежали от неё к устроившемся на потолке кокону, обернутому настолько прочной и непрозрачной светло и темно-зелёной материей, что силуэт королевы не был виден совсем. Пенсил щурилась, пытаясь при слабом и вредном для её глаз тускло-зелёном свете рассмотреть, что происходит внутри, но попытки не приносили желаемого.

Её карандаш сломался, и осколки грифеля утонули в тягучей перине кладки.

Пенсил мучили голод и жажда. По стене то и дело скатывались капли какой-то мутной жидкости, цвет которой она так и не смогла определить, но единорожка не рисковала пить её. Какое-то время.

Обезумев от жажды и голода, она бросалась на стены, слизывая каждую капельку, вымывая известку до бетонного слоя кровоточащим от незаживающих язв и порезов языком.

Так же стремительно, как наливался цветом и раздавался вширь кокон королевы, слабела единорожка, ванхуверская художница, президент клуба любителей рисования, становилась всё невесомее и тоньше, прозрачнее.

Кто-то стучался в её сны, но пелена кошмаров крылом срезала любые попытки проникнуть в её сознание.

«Я в плену, — думала Пенсил, свернувшаяся в комочек прямо на облепившей её шерсть слизи, не дававшей ей ни единой возможности шелохнуться. — Я в плену, и я умираю. Должно быть, мама бьет тревогу. Утром, перед экскурсией, я отказалась от оладушек с кленовым сиропом и нагрубила ей. Как я могла нагрубить моей любимой мамочке? Она ведь, наверное, волнуется за меня. Кто скажет ей «доброе утро», когда она проснется?»

Пенсил чувствовала, как медленно умирает от истощения. И ей было страшно умирать.

Слизь обволакивала её, проникала в лёгкие, стекала вниз по горлу отвратительным вкусом желчи. Пенсил чувствовала, что меняется, ощущала происходящие в её теле перемены. Страдания, которые она терпела, были изнуряющими. Молодой организм кобылки не справлялся с такой нагрузкой, и Пенсил оставалось только смотреть в потолок, отливающий зёленым тусклым светом, да наблюдать за усиливающимся свечением кокона.

Поступь единорога, негласного тюремщика, была бесшумной, и каждый раз Пенсил вздрагивала, не замечая его присутствия до тех самых пор, пока он сам не хотел, чтобы она его видела. Он не подходил к ней слишком близко, оставался на расстоянии метра или около того. Зрение единорожки начало падать — она уже не могла определять расстояние до предметов, спотыкаясь и запинаясь о препятствия, которые должна была перешагнуть давным-давно. Каждый раз она тихонько взвизгивала, когда жеребец выходил из темного угла, — ей вообще казалось, что он приходил из тени, — и каждый раз он, осматривая помещение, кидал на неё оценивающий взгляд.

В такие моменты у Пенсил отнимался язык, а хвост тихонько дрожал от страха.

В такие моменты кокон у потолка светился ярче, а по стенам бежали зелёные блики.

Страх смерти — сильнейший страх вселенной.

Пенсил понимала это слишком хорошо.

Она пыталась думать о том, что, в принципе, ей не очень-то и плохо здесь. Никто не заставлял её учиться, делать домашнее задание, никто не кричал, если посуда не помыта — тут и посуды-то не было! — не отвлекал её от рисования…

Рисование!

Пенсил ослабшим от голода телекинетическим полем подхватила пенал с карандашами, вытянула скетчбук из сумки. Она прищурилась, пытаясь разглядеть цвет нарисованной ею линии, и с ужасом поняла, что не может этого сделать. Свет искажал всё, а мерцания собственной ауры было недостаточно. Зажечь на кончике рога маленький шарик не получилось — Пенсил вымоталась и отключилась.

Во сне кто-то кричал её имя, а безмолвная тень смотрела кровавыми глазами, оставляя на её шее алые разводы. По щекам единорожки тоже текла кровь.

Проснувшись, Пенсил поняла, что не видит совсем ничего.

У неё дрожала верхняя губа. Она ощупала каменный пол вокруг себя, но копыто влезло в свисающую с потолка и стекающую на пол слизь, и единорожка намертво приклеилась к ней. Схватив копыто второй ногой, Пенсил с трудом удалось ценой собственной кремовой шерстки и нескольких лоскутков кожи вырвать ногу, но она тут же упала на спину в точно такую же лужу.

«Мама, — думала единорожка, мамочка».

Её вечный оптимизм задушила тишина этого подвала.

«Королева говорила, что мне нельзя покидать дом, а не подвал, — горечь несправедливости и желчь обмана втекали в нос и рот. — Я думала, что всё будет не так. Я думала, что я смогу узнать что-то новое. Она же говорила, что оказывает мне честь, а на самом деле…»

Пенсил корила себя за наивность. Нужно было телепортироваться, пока была возможность, а не гоняться за лунными бабочками в поисках новых ощущений. Но теперь было уже слишком поздно.
Она успела оставить один рисунок на память королеве. На нем была изображена сама чейнджлинг и белоснежная кобылка с голубыми глазами, снующая у неё под ногами. Пенсил успела повесить его на стенку до того, как ослепла окончательно.

Она закрывала и открывала замутненные глаза. И однажды, когда кокон у потолка начал шевелиться и хитиновая оболочка с треском порвалась, она закрыла их навсегда.

---

Достигнув максимального размера, кокон раскрылся, выпуская её и кладку. Кризалис разомкнула веки мягко, как после глубокого и сладкого сна, а стекающая вниз столбами слизь сбрасывала с себя околоплодные воды и задерживала крохотные, в половину копыта, яйца. В этот раз ей удалось отложить их намного больше. В конце концов, её рой бросил её, а новый нуждается в как можно большем количестве рабочих!

Кризалис осторожно сползла вниз, стараясь не задеть кладку, и подхватив концы слизи, подлетела к потолку, укрепляя её, будто мишуру на праздник пони, дающей чуть ли не больше всего любви — День Горящего Очага. Она оплетала кокон, укрепляла его, обвешивала целыми рядами яиц. Теперь оставалось ждать, пока её новые подданные вылупятся. А потом можно начать кормить их и взращивать. Кризалис выполняла привычную для неё работу и думала о том, сколько по времени займет захват всей Эквестрии. Они уже восемь месяцев потратили на то, чтобы выполнить несколько заданий, восемь месяцев обучения, перехода на подпитку страхом, а не любовью, и Кризалис понимала, что может ждать.

Ведь, как гласит старая истина, месть — это блюдо, которое подают холодным?

— Кризалис! — голос Сомбры, прозвучавший в голове, выбил её из умиротворенно-одухотворенного настроения. — У нас проблемы! Королевская гвардия в черте города!

Королева совсем не по-королевски непотребно выругалась.

Она бросила тревожный взгляд на только что сооруженное гнездо — его нужно было срочно собрать в мешок, и перенести в безопасное место.

— Эй, ты… как там тебя… Пенсил! — вспомнила королева. — Помоги мне!

Кризалис обернулась с намерением подогнать нерасторопную помощницу взглядом, но наткнулась только на перемазанную в слизи фигурку единорожки.

— Пенсил…

Значит, это ты меня кормила всё это время.

Спасибо.

Не оглядываясь больше на кобылку, она начала топтать новый кокон, чтобы скорее сгрести в него всю кладку.

Сомбра появился в комнате бесшумно. Королева успела заметить сияние, которое испускал Линтеум, соприкасаясь с другими измерениями и создавая в них дыры.

— Нас пока не раскрыли, но близки к этому.

— И почему же я получаю такие новости? — Кризалис бросала в его сторону обжигающие взгляды, но Сомбра был невозмутим — даже сейчас его лицо не выражало ровным счетом ничего. — Ты должен был защищать нас! Почему ты этого не сделал? — она резко развернулась и указала копытом на мертвую единорожку. Сомбра мельком глянул на труп, снова посмотрел на королеву.

— Она обеспечила тебе подпитку, что помогло сделать кладку объемнее. Я подумал, что тебе будут больше нужны рабочие, чем едва знакомая единорожка.

— Подумал он, — рыкнула Кризалис. — Решил! Теперь тебе придется сменить своё тело на её! Нам нельзя оставлять за собой трупов в Ванхувере — найдут её, найдут гнездо! Если её исчезновение свяжут с чейнджлингами — наш план провалился!

— А появление трупа неизвестного пони в подвале подозрительного дома, значит, не вызовет таких подозрений? — парировал Сомбра. — Впрочем, ты права. Моя ошибка в том, что арендатор донес на нас в полицию за неуплату аренды. Я пудрил ему мозги сколько мог, но что-то пошло не так.

Кризалис, сцепив зубы, ругалась всё сильнее.

— Меняй тело, — прошипела она. — А затем — жги здесь всё. Не должно остаться ни следа.

— А место бегства? — уточнил Сомбра, зажигая рог.

— Линтеум.

Вспышка всосала в себя весь свет в комнате, а затем вверх с диким гомоном взвились языки дикого пламени.

---

Звуков не было, а пространство, простирающееся перед глазами, было сюрреалистичным отражением реальности. Кризалис видела расплывающиеся в кровавых пятнах поля, шагала по обвешанной трупами больничной палате, перебегала по огромному мосту из сшитых вместе пегасьих крыльев. Сомбра следовал за ней громоздко-хрупкой фигуркой кремовой единорожки, и, даже нагруженная хитиновым мешком с ценнейшим в её жизни грузом, Кризалис чувствовала, что дышится ей в этом измерении так же легко, как и в обычном.

— Линтеум принял тебя, — скалился в улыбке Сомбра, и на лице Пенсил эта маниакальная улыбка выглядела жутко и неправильно. — Куда мы направляемся?

— Есть место, — усмехнулась Кризалис, — где мы можем вырастить наших детей. И это место — Кэнтерлот.

— Если хочешь что-то спрятать, положи это на видное место?

— Именно. Алмазные пещеры полны любимых тобою кристаллов и ущелий для моих детей. А когда придет время, — она ударила копытом по земле, давя пробегающую под ногами крысу в мясные брызги, — мы ударим по ним изнутри.

— Ты знаешь, Кризалис, — после недолгого молчания сказал Сомбра, — я рад, что ты мой друг, а не враг.

IX. Буревестник

Ровные кристальные стены, навевавшие на Кризалис ностальгическую тоску, привели Сомбру в чуть ли не жеребячий восторг. По крайней мере, это был первый раз, когда королева видела его в столь оживленном расположении духа. С учетом того, что король находился в теле жеребёнка-подростка, это выглядело даже жутковато, хотя Кризалис к жутким вещам в последнее время уже привыкла. В конце концов, её дело было сидеть рядом с бережно охраняемыми ею яйцами и кормить их, подпитывая собственными эмоциями и отголосками тех чувств, что долетали с поверхности. Кризалис долго удивлялась тому, что Эквестрия так фонтанирует любовью, но выбраться и проверить, в чем причина, у неё так и не вышло — будущий рой требовал полной отдачи. Зато Сомбра смог развлечь себя тем, что оббегал всю пещерную систему, разузнал, куда ведут те или иные туннели, а также радостно бормотал себе под нос благодарности почившей Пенсил, что так любезно оставила ему блокнот с чистыми листами, и огрызки карандашей, которые он успел поднять с пола.

Кризалис в его восторги не вникала, полностью сосредоточившись на том, чтобы обеспечивать своим детям достаточное количество корма. Она чувствовала, как под теплой тонкой скорлупкой барахтаются её малыши, буквально видела на тусклом свету их очертания. Её безумное желание мстить на какое-то время угомонилось, уступив торопливому желанию увидеть своих новых подданных, как бывает у каждой матери нестерпимое желание увидеть собственного ребенка, уже надоевшего сидеть в чреве. Она лениво двигалась, много спала, лишенная сил, которые утекали по образовавшимся веткам нового гнезда к каждому яйцу, даже самому крохотному, и глядела на потолок, где в пробелах между сталактитами зависли в сгустках тягучей и со временем каменеющей плазмы первые, самые крупные яйца. Блеск драгоценных камней падал бликами на их скорлупу, а некоторые минералы даже сами светились (и это приводило Сомбру в наивысшую степень восторга), так что сидеть в темноте им не пришлось. Впрочем, естественного источника света всё равно не хватало, и Кризалис, не желая признаваться даже самой себе, искала что-либо похожее на солнечный свет. Чейнджлинги любили тепло, и хоть она всегда жила в тени пещер и неохотно выходила на свет, прохлада кристальных пещер начала угнетать её.

Сомбра же приносил много полезной информации на своем удлинившемся кобыльем хвосте. Кризалис заметила, что его облик теперь менялся медленнее, чем в первый раз. На её вопрос, почему, Сомбра лишь фыркнул и ответил, что для того, чтобы вернуть свою сущность, организму нужно будет полностью перестроить это тело, поменяв каждую его клеточку, а ему откровенно лень и вообще, ты видела, какие здесь драгоценные камни, почему пони забросили эти рудники?
В числе одного из его открытий было нахождение тайного прохода непосредственно в сам замок. Кризалис подозревала, что раз Кейденс и Твайлайт выбрались наружу недалеко от Зала Торжества, где она почти что вышла замуж за Шайнинг Армора, то выход наружу есть, но весть о том, что их несколько, приятно удивила королеву. В голове роились мысли о том, как можно использовать эту информацию.

— Думаешь, нам удастся совершить неожиданную диверсию, когда наша армия будет готова? — спросила она у Сомбры, который практиковался в искусстве выращивания кристаллов, превращая один из найденных им алмазов то в меч, то в щит, а то и вовсе в статую, отдаленно напоминающую аликорна. Он погасил рог, на котором зажглась было красная искра, и посмотрел на королеву.

— Почему бы и нет? Внезапные удары хороши своею внезапностью, но мы должны чётко продумать, как будем действовать. Нельзя просто выскочить из какого-нибудь коридора с оравой чейнджлингов и захватить трон. Нужно подумать, как вывести из строя всю их гвардию, да и лишить принцесс сил будет не так уж просто. К тому же, диверсии нужно совершать в нескольких местах одновременно, по крайней мере в трех населенных пунктах точно.

— Кэнтерлот, Понивилль и Кристальная Империя?

— Точно. Если нейтрализовать всех четырех, — не думаю, что малявка причинит нам вред, — принцесс, то шансы на успех возрастут чуть ли не в геометрической прогрессии.

— Шансы на успех для чего? — напряглась Кризалис. — Разве нашей целью не была месть принцессам, моему бывшему рою и дракону?

— Ты смотришь слишком поверхностно, моя королева, — улыбнулся Сомбра, и на лице Пенсил это выглядело жуткой гримасой, в которой недоставало только клыков. — Помни, что объекты нашей мести — не пони с далекой фермы. Они коронованные особы, в большинстве своем, а остальные — прихвостни коронованных особ. Оставшись без своих правителей, как думаешь, что начнет делать простой понийский народ?

— Начнет дележ власти? — предположила королева.

— В принципе, да. Скажем так: сначала к власти придут те, кто захочет отомстить за убитых возлюбленных принцесс. Они объявят войну нам с тобой, начнут травлю и, в конце концов, добьются своего. Не спорь со мной — всегда добивались. Сила пони в их большинстве, в их единстве. Если поубивать верхушку, наша жизнь очень скоро оборвется. Но если перерезать верхушке глотку и встать на её место — этакий дворцовый переворот, — то мы выиграем гораздо больше.

— Мой новый рой сможет питаться страхом эквестрийских пони столько, сколько захочет, — медленно произнесла Кризалис. — Можно будет заковать всех пони в цепи или же заставить их подчиняться при помощи отсутствия любых законов. Погрузить их в хаос… Заманчивая тема для драконикуса, не правда ли?

— Сомневаюсь, что Дискорд примет нашу сторону, — поморщился Сомбра. — Но ты очень кстати упомянула его: что будем с ним делать? Мои тени говорят мне, что он очень дружен с одной из Элементов Гармонии, братом другого Элемента и ненавистным мне драконом. Если это тот Дискорд, которого я знал, эта дружба для него сущая безделица, но время идет, я могу ошибаться, поэтому полагаться на мои воспоминания не стоит.

— Убить его не выйдет? — спросила Кризалис, потягиваясь. Сомбра недолго помолчал.

— Видишь ли, моя королева, убийство драконикуса равносильно уничтожению нашего мира, как, собственно, и уничтожение Элементов Гармонии. Теория баланса, слышала о такой?

— Да как-то не приходилось, — лениво моргнула Кризалис. — Но я примерно улавливаю её суть. На каждый артефакт великой силы должен приходиться артефакт столь же великой силы, но противоположный ему по действию, так?

— Приемлемая формулировка. Нам с тобой нельзя сделать две вещи: убить Дискорда и разрушить Элементы Гармонии. И в том, и в другом случае мир погрязнет в ужасных муках и хаосе, неразберихе, которая продолжится столетия, если не вечность. Некоторые ученые считают, что это же относится к аликорнам, но они понятия не имеют о том, как сильно ошибаются. Мы можем хоть всем пятерым глотки перерезать, и ничего не изменится, только солнце нужно будет поднимать и опускать своими рогами. На большее они и не годятся.

— Значит, оставить в живых можно и не всех аликорнов, — мурлыкнула Кризалис, поднимаясь с места. — Кого-то нужно будет оставить, чтобы он поднимал светила.

— Луна с этим вполне справится. Если затуманить её разум, выйдет отличная марионетка.

— То есть Селестию ты записал в покойницы?

— Луна значительно сильнее своей сестры, а если подчинить её волю и завладеть разумом, я смогу изучить источник этой силы. Признаться, в прошлом она приложила очень много усилий, чтобы свергнуть меня с трона — кристальные пони своим исчезновением на тысячу лет обязаны ей, а не мне, и я бы хотел отдать должное, так сказать. Именно поэтому она будет жить, а её сестра умрет.

— А не слишком ли это безрассудно? Ты просто оставишь в живых более сильного врага, в то время как слабого уничтожишь!

— Можно расценивать это и так. Но я не собирался оставлять её в полном сознании, помнишь? Пони, находящийся в бреду и сморенный высокой температурой, лежит в кровати, не в силах поднять веки, будь он хоть аликорном, хоть единорогом или земным пони. Погрузить её в нескончаемый бред и изучать — вот мое желание.

— А остальные? — прищурилась королева. — Кейденс и Твайлайт Спаркл?

— Последняя слишком сильна, Кейденс не опасна для нас. Выбор очевиден.

— Но Твайлайт — Элемент Магии.

— Она лишь его олицетворение, не сам элемент. К тому же, насколько мне известно, она и её подруги могут организовывать «магию дружбы», или о чем там болтали те кобылы. Она может уничтожить нас.

— И то верно. Но всё по-прежнему упирается лишь в то, удастся ли нам устроить диверсии сразу в нескольких городах. Я уже не жалею времени, которое потратила на вынашивание планов и претворения их в жизнь — прошел какой-то год, но нам нужно продумать всё до мелочей.

— Пожалуй, придется предпринять вылазку в замок, — поморщился единорог. — Почерпнем информации о настоящем, узнаем, что будут в ближайшее время делать наши коронованные враги.

— И как же ты сделаешь это, не выдав себя? — хмыкнула Кризалис, оглядывая Сомбру. — Не думаю, что единорожка, оплетённая кристаллами, да ещё и с таким рогом, не вызовет ничьих подозрений.

— Она и вызвала бы, — ухмыльнулся Сомбра, — не будь сегодня Ночь Кошмаров.

— Тогда это действительно замечательный шанс! — вскрикнула королева. — Почему ты ещё здесь?!

Сомбра зажег рог и растворился в тени, оставив Кризалис без ответа. Впрочем, он ей и не требовался.

«Очень скоро, — думала она, глядя на висящие под потолком кладки, — очень скоро мои чейнджлинги вылупятся, а дальше всё будет быстрее. Чтобы вырасти им не понадобится много времени — лишь хорошая кормежка и через пару недель воины уже в строю, а затем… Посмотрим, какую информацию принесет Сомбра. Если всё будет благоприятно, нападение можно спланировать через несколько месяцев. Возможно, когда чейнджлинги вылупятся, можно будет делать вылазки, которые насытят их эмоциями. Заметит или не заметит Селестия участившиеся преступления в своих владениях?»

Она прислушалась. Тишина, окутавшая кристальные пещеры своим густым туманом, иногда нарушалась визгами веселящихся пони, и Кризалис напрягалась изо всех сил, чтобы уловить хоть каплю истинного страха. Сначала у неё это не получалось, поскольку пони были слишком далеко, но постепенно масштаб её охвата увеличивался. Насыщения этот страх не приносил, что очень расстроило королеву. Во-первых, страх был искренний, а это чуть ли не патока. Во-вторых, голод хоть и не чувствовался так, как раньше, но всё равно ореолом висел над головой чейнджлинга, заставляя вспоминать о пятнах на шее, которые грозили вот-вот перерасти в дыры. И всё это обращалось в ноль из-за одной чёртовой вещи: смеха.

«Сложно заставить кого-то по-настоящему бояться в Ночь Кошмаров, — с разочарованием подумала Кризалис, прекращая сбирать крупицы чёрно-красной субстанции. — Остается только ждать возвращения Сомбры…»

Ждать пришлось довольно долго, по крайней мере, ей так показалось. Сверху уже отгремели салюты, затих смех, а кристаллы начали тускнеть. Кризалис быстро привыкла к темноте, оглядывая стены и потолки. Она даже нашла разбитые Твайлайт Спаркл в порыве бешенства кристаллы, через которые Кризалис насмехалась над ней в облике Кейденс. «Как же это дискордовски давно было», — подумала королева, забираясь под потолок и закрываясь в коконе. Если Сомбра придет с чем-то важным, то разбудит её.

Разбудили её чьи-то голоса и треск скорлупы.

Первое, что сделала Кризалис, это издала неистовый рев вперемешку с шипением, высовывая язык и пробуя им воздух. В пещере был кто-то ещё, кроме Сомбры, но он был один. Тусклое свечение рога заставило потолок задрожать и покрыться шипами, а сама королева, свисая вниз на задних копытах, зацепившихся дырами за выступы, грозно зашипела, жужжа крыльями.

— Спокойнее, моя королева, — проговорил Сомбра, приложив копыто к груди. — Я лишь привел друга.

Кризалис недовольно перевела взгляд на высокую кобылу, стоящую рядом с ним. Она была значительно старше всех тех пони, с которыми она встречалась ранее. Подтянутое тело с темно-вишневой шерстью и стоящая ирокезом малиновая грива привлекали к себе не меньше внимания, чем отсутствующая верхняя половина рога. Кризалис всматривалась в ярко-бирюзовые глаза, ища в них хоть малейшую искорку нужной ей эмоции, но единорожка не испытывала ничего, кроме любопытства и некой робости. Она уверенно держала спину и аристократически посаженную голову, и даже шрам не портил её образа уверенной в себе пони.

— Кто она? — рыкнула королева, спускаясь на пол и прищуриваясь в презрительной брезгливости. — И зачем ты её сюда привел.

— Я Тэмпест Шэдоу, — ответила единорожка, без должного трепета. — Эта единорожка сказала мне, что…

— …что я могу помочь ей восстановить рог, — перебил её Сомбра, сверкнув клыками. — Тэмпест была так добра, что поверила мне и согласилась прийти сюда.

— Откуда ты вообще взялась? — фыркнула королева. — И что случилось с твоим рогом?

— Это вас не касается, — холодно заметила Тэмпест. — Я хочу лишь восстановить его, вот и всё. Твайлайт говорила, что сделать это невозможно, но если есть хоть какая-то надежда…

— Надежда всегда есть, моя милая, — промурлыкал Сомбра, улыбаясь ей. — Поверь мне, рог, который ты получишь, будет способен не только отрасти заново, но и воссоздать твое тело, если оно будет уничтожено.

Кризалис заметила, как жадно блеснули глаза Тэмпест, и ревниво бросила взгляд на Сомбру, который буквально очаровал единорожку. Она не знала, что произошло между ними, пока она сидела в пещере, но Тэмпест доверяла ему, как особому пони, и это почему-то бесило королеву.

— Что мне нужно сделать? — воскликнула Тэмпест, глядя только на Сомбру. Он лишь рассмеялся.

— Ничего, моя милая, совершенно ничего, разве что самую капельку. Расслабься и закрой глаза.

— Вы так добры ко мне, — проговорила единорожка, выполняя его указания. — Твайлайт говорила мне, что дружба — это магия, но я не думала, что пони, живущие в Эквестрии стали настолько дружелюбными!..

Сомбра зажег рог, глаза Пенсил приобрели зелёный цвет, а фиолетовое пламя из уголков глаз устремилось прямо к глазам Тэмпест. Магия, которую использовал Сомбра, наполнила её до краев, а сломанный рог начал искрить и дымиться. Кризалис наблюдала за всем этим с нескрываемым недовольством, и, когда тело художницы упало на кристаллы, а сломанная единорожка открыла глаза, выплеснула весь свой гнев на короля.

— Какого сена ты творишь? Это не входило в наши планы!

— Успокойся, — рявкнул Сомбра голосом Тэмпест, и низкое рокотание, на которое она была способна, несколько озадачило Кризалис. — Эта единорожка — близкая подруга Твайлайт. Недавно на Эквестрию совершил нападение король Шторм, и Тэмпест была его капитаном. Она довольно сильна даже для сломанной единорожки, а ещё — близка с принцессами и Элементами Гармонии. Я сумел зациклить рост рога на одном этапе, так что некоторое время у нас есть. Теперь на вылазку пойду я, а не ты.

— Если она подруга Твайлайт, то не заметит ли принцесса в ней изменений? — фыркнула Кризалис. Сомбра покачал головой.

— Тэмпест больше года отсутствовала в Эквестрии — искала новых друзей и возможность восстановить рог. Она только вернулась в Кэнтерлот, чтобы встретиться с Твайлайт и остальными принцессами.

— Они все здесь?! — вскричала Кризалис. — Все четверо?!

— Да. И они довольно часто собираются в Кэнтерлоте — всегда возникают какие-то дела, которые могут решить только все четыре принцессы. Учитывай фестивали Дружбы, Гала и другие праздники — чем не удобное время для атаки.

— Сомбра, ты гений! — хлопнула в копыта Кризалис. — Нам остается только дождаться роя, превратить их в воинов, а затем размазать всех принцесс в лепешку.

— Более того, — мурлыкнул Сомбра, укладываясь на кристальный пол, — любезная Тэмпест рассказала мне о неких снарядах с заклинаниями, которые можно заключать в кристаллы. Они, видишь ли, обладают памятью, и могут сохранить воспоминание или структуру заклинания, которая активируется при уничтожении сосуда. В прошлый раз это было заклинание каменной кожи, которое сломало даже щит Кейденс, сквозь который я не мог пробиться. Наводит на мысль, м?

— Если мы запишем много таких заклинаний, — лихорадочно соображала королева, — и используем внезапную атаку во время какого-либо торжества, то наш план сработает, как слаженный механизм!

Она оглянулась на темный зев туннеля, из которого острыми уголками торчали светящиеся кристаллы, и её разобрал зловещий смех.

---

Тэмпест Шэдоу свернула направо по коридору и выглянула за дверь. В столовой, которую заняли друзья Твайлайт Спаркл и принцессы, уже копошились слуги, приготавливая кушанья и свечи, а музыканты настраивали инструменты. За столами уже сидели две земных пони, единорожка и две пегаски, а самой принцессы не было видно.

— О, Берритвист! — запищала розовокудрая кобылка, тарелка которой была заполнена сладостями, хотя на стол ещё не накрывали. — Сколько лет, сколько зим! Мы так тебя ждали!

«Чего? — подумал Сомбра, сохраняя маску непроницаемости. — Это она ко мне? Неужели Тэмпест зовут Берритвист? Вот умора!»

— Да, я тоже по вам соскучилась, — улыбнулась Тэмпест, оглядываясь в поисках свободного места, которое предназначалось не для принцесс. — Могу я..?

— Падай, — махнула копытом голубая пегаска, указывая на кресло подле себя. — Твайлайт и их высочества скоро придут, они там что-то обсуждают насчет Кристальной Империи.

— А что случилось? — приподняла бровь единорожка, присаживаясь на указанное ей место.

— Да там опять какая-то ерунда с Кристальным Сердцем творится, — проскрипела пегаска, глядя на то, как её подруга пожирает сладости.

— Насколько я слышала, принцесса Кейденс говорила о том, что оно стало светить намного тусклее, чем раньше, — с особенным выговором заметила единорожка с белой шерстью, вытирая платочком щёки земной пони, полностью уляпанные в креме. — Будто в мире стали происходить страшные вещи, и из-за этого Сердце ведет себя беспокойно.

— Да, — подала голос пастельная пегасочка, — вы слышали, что не так давно случилось в Ванхувере? В океанариуме лопнули стекла. Тысячи редких видов рыб погибли… и пострадали дети.

— А карта всё молчит, — подала голос вторая земная пони. — Жаль, что она не предостерегает всякие опасности, а только проблемы дружбы показывает. Пинки, хватит обжираться, это ж некрасиво!

Сомбра переводил взгляд с одной кобылки на другую. Он предварительно знал о том, что эти пони — друзья Твайлайт Спаркл и олицетворение Элементов Гармонии, коих всего было шесть. Если магия — сама принцесса, то оставались только Доброта, Честность, Смех, Щедрость и Верность. Мысленно обозвав каждую по подходящему, по его мнению, элементу, Сомбра расслабился и продолжил слушать.

— Ну, Берритвист, дорогуша, может, расскажешь нам о своих приключениях, — спросила у него Щедрость, протягивая переданную пегаской чашку с зелёным чаем. — Надеюсь, ты нашла то, что искала?

— Я, пожалуй, воздержусь от рассказа, — покачала головой Тэмпест. — Тут ещё не все собрались, а рассказывать дважды одну историю — такое себе развлечение.

— И правда, — фыркнула голубая пегаска, которую Сомбра с большой натяжкой обозвал Верностью, хотя дерзость ей бы подошла больше, — где наших принцесс Дискорд носит?

Будто ей в ответ двери распахнулись, и в столовую вошли четыре аликорна. Лица всех принцесс были мрачны и серьезны. Атмосфера веселья за столом сразу сошла на нет. Когда все расселись, Селестия тяжело вздохнула и оглядела собравшихся.

— Здравствуй, Берритвист. Кажется, твой приезд — единственная хорошая новость за последнее время. Мы рады тебя видеть.

— Что-то случилось? — поинтересовалась Верность.

— Эквестрии снова что-то угрожает, — голос Твайлайт Спаркл дрожал. — Я уже послала за Старлайт и Спайком. Нам сегодня привезли из отделения полиции уцелевшие улики из сгоревшего дома и океанариума. — Она левитировала сумку, из которой в пурпурном облаке вылетел листок бумаги. — Это нашли в подвале дома в зеленоватой слизи, которая даже от жара не расплавилась.

Листок опустился в центр стола, чтобы его видели все, и Сомбра почувствовал, как его душа уходит в копыта. «Дискорд бы тебя побрал, художница!»

— Мы показали этот рисунок матери пропавшей единорожки, — проговорила Луна, стараясь сохранять твердость голоса. — Когда я пыталась пробиться в её сны, что-то меня не пускало. Это тревожит больше всего, потому что я не знаю ни одного живого единорога, способного на такой уровень ментальной магии.

— Тэмпест, — мягко позвала её Кейденс, — может, ты устала с дороги? Я прикажу подготовить покои для тебя.

— Благодарю, ваше высочество, — поклонилась единорожка. «Не хотят посвящать меня в подробности. Значит, не такая уж она и близкая подруга Твайлайт Спаркл. Дискорд, нужно найти способ как-то успокоить их, отвести подозрения… Хотя… они не знают про Линтеум. Возможно, круг их поисков сосредоточится лишь на Ванхувере и его окрестностях… Чёртова художница! Нужно было отобрать у неё карандаши и сумки!»

Тэмпест поспешно откланялась и, бросив последний взгляд на рисунок, покинула столовую.

На рисунке красовалась королева чейнджлингов и белоснежная кобылка с голубыми глазами, снующая у неё под ногами.

X. Рой

Треск становился всё громче и громче, а вслед за ним послышалось шипение и жужжание.

Кризалис открыла глаза и увидела, что к ней ползет крохотная личинка, а вслед за нею ещё две и ещё. Она протянула им копыта, и, обвивая их полностью, маленькие чейнджлинги доползли до её головы, облепляя её всю. Королева улыбалась, глядя на новых подданных, и замечала, насколько они отличались от предыдущих роев.

Глаза её детей более не были чисто голубыми: в центре, где у обычных пони должен быть зрачок, клубилась красная мгла. Их пластины тоже имели красноватый оттенок, а личиночный кокон был намного темнее, совершенно отличаясь от того белого и пятнистого, в которой рождались её прежние дети. Единственное, чем они совершенно не отличались — их размер. Они были такими же крошечными, как и прежде, и Кризалис на одном копыте могла уместить сразу трех малышей, которые уже шипели друг на друга и пытались привлечь внимание матери. Королева окинула взором кладку: ещё не все чейнджлинги вылупились, но скорлупа уже не выглядела мягкой, как прежде, она стремительно твердела.

Кризалис ликовала, глядя на свой новый рой. Ни в одном чейнджлинге она не заметила трусливого поведения. Ей подумалось, что если такие заморыши окажутся и в этой кладке, то лучше всего будет их задавить сразу же. «Если бы я так поступила с размазней Тораксом, меня бы не предали, — подумала Кризалис, отдавая личинкам накопленные эмоции. — Если бы его братец не скрывал того, что он не может постоять за себя даже перед другими чейнджлингами, я бы научила его жестокости!» Но пока она не видела ни одного малыша, который проявлял бы любые признаки беспокойства. Инстинкт гнал их к матери, и она кормила их.

«Наконец-то рой, столь желанный и долгожданный, появился, — думала королева. — Дело осталось за малым — вырастить их и напасть на принцесс, которые, ха-ха, наверняка ничего не подозревают!»

---

В отведенных ему покоях Сомбра медленно сходил с ума, понимая, как шатко теперь их с Кризалис положение. Если принцессы сейчас напрягутся и выставят стражу над Кэнтерлотом, как это делали в свадьбу Кейденс и этого белого увальня с признаками отклонений, это особо не помешает их плану, но вот слова Луны заставили его шерсть встать дыбом.

«Она сказала живых. Живых единорогов. Значит ли это, что она считает меня мертвым, или это намек на то, что она догадалась, чьих именно это копыт дело?»

Он взглянул в зеркало. Тэмпест Шэдоу не выглядела как единорог, способный проникать в сны других пони, а уж тем более ставить блокировки на сознании кого-либо. Она вообще не была способна колдовать, по крайней мере, целенаправленно, поэтому применение магии от неё никто не ждет. «Работать с внушением опасно, — лихорадочно соображал Сомбра. — Ни в чей разум вмешиваться нельзя — заметят, а Луна учует мою магию как эквестрийская борзая. Дискорд бы тебя побрал, мелкая! Если бы ты не оставила этот рисунок…»

Сомбра постарался успокоиться и переключиться на более насущные проблемы. Конкретно сейчас он должен был придумать, как не допустить Луну в собственные сны, ведь она наверняка пролетит по снам всех пони, находящихся в замке. Теперь, когда положение накалено, она проверит каждого до мельчайших подробностей. Один раз её уже захватили чейнджлинги — вряд ли принцессе понравилось пребывание в анабиозе. Он знал, что существуют особые амулеты и заклинания, способные закрыть сознание от посетителей, но не будет ли это подозрительно от сломанного единорога, пришедшего из далекого путешествия и ещё не подтвердившего свою подлинность?

«Я попал, — думал Сомбра. — Я просто попал в переплет. Это теперь слишком опасно… Хотя стоп. Стоп-стоп-стоп. Выход есть. Конечно!»

Луна может повелевать ночью, но следит ли она за тенями, которые скапливаются по углам, когда её божественный свет проливается на её подданных?

Сомбра осторожно улегся на кровать, укрыл тело единорожки одеялом и, стараясь быть как можно более незаметным, выскользнул из своего сосуда, спрятавшись юркой тенью в балдахине. Тэмпест глубоко дышала, погруженная в сон, и память её не хранила отпечатков его влияния. Сомбра выдохнул, продолжая думать.

«Если я сейчас отправлюсь к Кризалис и скажу ей всё, это может нарушить ход плана. Она должна спокойно дождаться вылупления чейнджлингов, а не бросаться на стены в поисках возможного выхода из ловушки. А если…если напасть сейчас? Я могу тенью увязаться за Луной, проникнуть в их сознание и заставить забыть сегодняшний разговор. Мне может не хватить времени и сил. Надо что-то придумать, пока я могу свободно передвигаться…»

— Берритвист, ты спишь? — будь Сомбра материален, он бы вздрогнул. Он спрятался в самую густую тень, наблюдая, как дверь слегка приоткрывается, а в комнату заходит Твайлайт Спаркл. «Ты-то что здесь делаешь?» — выругался Сомбра, надеясь, что принцесса увидит, что подруга спит, и уберется восвояси.

Но она его ожиданий оправдывать не собиралась. Дойдя до самой постели единорожки и глядя на то, как она ровно дышит, Твайлайт Спаркл подсела рядом и осторожно погладила копытом её щёку. Сомбра наблюдал и его нематериальная челюсть падала всё ниже.

— Умаялась, бедная, — проворковала Твайлайт, осторожно поправляя одеяло. — Ничего, не волнуйся, завтра силы к тебе вернутся и мы сможем поговорить. Я познакомлю тебя со Старлайт. Думаю, вы подружитесь.

«Уж не та ли эта Старлайт, которой так жаждет вернуть долг Кризалис? — подумал Сомбра, глядя вслед уходящей принцессе. Он немного подумал и ринулся вниз, разбиваясь плоской тенью об пол и сливаясь с тенью принцессы. — Прослежу за ней, возможно, они ещё не закончили говорить».

Твайлайт действительно шла обратно в столовую, где всё в том же составе проходил разговор. Кейденс сидела рядом с Селестией, покусывая губу в задумчивости, и Сомбра едва оторвал от неё взгляд. Твайлайт села подле наставницы, но с другой стороны от принцессы любви. Разговор действительно продолжался без Тэмпест.

— Не думаю, что она шпион, — огласила Твайлайт. — Я незаметно проверила её магическое поле. Кроме её собственной магии нет никаких вмешательств.

«КАК ЖЕ ВОВРЕМЯ Я РЕШИЛ СТАТЬ ТЕНЬЮ!» — внутренне заорал Сомбра, благодаря всех известных ему богов за данную благую мысль и мысленно целуя им копыта. Селестия благосклонно кивнула и повернулась к Луне.

— Я думаю, её всё равно нужно проверить. Как только заснешь, в первую очередь посети её сон.

— Хорошо, сестра, — ответила принцесса. — Будем надеяться, что Скиллд Пенсил просто носила амулет, который блокировал мою магию. Я не уверена в этом, но такое возможно. Не все вверяют мне свои сны, хоть я и их принцесса.

— Ты действительно думаешь, что она носила что-то подобное? — изогнула бровь Селестия. — Сама же говорила мне, что чувствовала, как та зовет на помощь, но не могла пробиться.

— Да, я помню, — Луна опустила глаза. — Но меня не оставляют сомнения. Только один маг в Эквестрии достигал такого уровня ментальной магии…

— Сомбра мертв, — резко перебила её Кейденс. — Кристальное Сердце расщепило его на куски и точка. Если кто-то достиг такого же могущества, как у тебя, то это уже кто-то другой. Возможно, стоит поискать одаренных единорогов, но не поднимайте старую байку о том, что этот мерзавец жив и всё ещё пытается вернуть себе трон.

— Меня радует твоя уверенность, Кейденс, но не стоит отрицать этот вариант… — начала было Селестия, но Рэйнбоу Дэш перебила её.

— Да как ему вообще хватило бы сил пережить такую мощь Кристального Сердца?! Да даже если бы и выжил, сколько раз оно активировалось после этого? Он бы давно окочурился!

— Рэйнбоу Дэш! — одернула её Щедрость, а Честность дёрнула копытом за хвост взлетевшую пегаску и снова усадила на стул, взглядом пригвоздив к месту.

— Единственный момент, в который Сомбра мог возродиться — это Кристаллизация Флёрри, — покачала головой Твайлайт, — но Рэйнбоу права: даже если учитывать временное отсутствие воздействия Сердца, оно затем снова зарядилось любовью и радостью, да ещё сильнее, чем прежде.

— Сердце сейчас начинает вести себя странно, — возразила Кейденс. — Участились случаи, когда оно висит не мерцая, как прежде, а становится блёклым. Что-то происходит. Что-то меняется в структуре самого мира.

— Кейденс…

— Вы забыли, что-то, что происходит в Империи, отражается на всей Эквестрии?! — вскричала аликорн, порывисто вставая и начиная ходить по комнате. — Кристальное Сердце не хочет находиться на своем постаменте, жители Империи приходят в ужас и бредят какими-то кошмарами, из-за недавнего инцидента со школой Твайлайт нам чуть не объявили войну сразу четыре соседних королевства, а ещё где-то в мире до сих пор шатается жаждущая мести Кризалис, это никого не беспокоит?!

— Кейденс, успокойся! — Твайлайт очутилась прямо перед принцессой, прикладывая копыто к груди и с глубоким выдохом отстраняя его. — Мы все помним о том, что ты перечислила, нас это беспокоит так же, как и тебя.

— Я нервничаю из-за Флёрри, — вздохнула Кейденс, садясь на место и закрывая лицо копытами. — Она слишком маленькая, чтобы переживать такие ужасы, а Кристальное Сердце…

— Перестает работать, мы поняли, — фыркнула Рэйнбоу Дэш, за что опять получила тычок от Честности и Щедрости. — Эй, прекратите!

— Нам остается только ждать, — покачала головой Селестия. — Если мы заметим что-то подозрительное, то проверим несколько раз, прежде чем успокоимся. Твайлайт, твоей задачей будет выяснить, что не так с Кристальным Сердцем. Я чувствую, что если это всё как-то связано, то зло притаилось как раз там. Проверьте самые темные подземелья, что угодно. Возможно, все остальные случаи ужасов в Эквестрии связаны с тем, что что-то происходит в Империи.

— Это почему? — спросила Честность.

— Всё очень просто, Эпплджек, — принялась объяснять Твайлайт. — Наш мир по всем осям пересекают особые лей-линии, которые пересекаются в центре планеты. Этим центром является Кристальная Империя — именно поэтому любовь и счастье, которые испытывают кристальные пони, отражается на всей Эквестрии. Лей-линии переносят на себе магию, из-за которой пегасы летают, земные пони пашут землю, а единороги были когда-то давно способны двигать солнце и луну. Если что-то происходит в пересечении лей-линий, как сейчас барахлит Сердце, то вполне возможно, что источник проблем в самой Империи.

— Ясненько, — коротко кивнула Эпплджек.

— Думаете, из-за этого начали происходить всякие ужасы и в самой Эквестрии? — поинтересовалась Рэрити. — В Ванхувере, в Дымчатых горах…

— Не напоминай про Дымчатые горы, — всхлипнула Доброта. — Столько погибших зверюшек и пони…

— Думаю, это как-то взаимосвязано, — кивнула Селестия. — Не уверена, что источником является Империя, но стоит проверить.

— Дискорд может помочь! — загорелась Твайлайт. — Он же может чувствовать магию и то, где она скапливается!

— Не в этот раз, Твайлайт, — покачала головой Селестия. — Если бы было что-то критичное, он бы нас предупредил. Мы с ним договорились. Ничего, похожего на появление Тирека, не случалось.

— Значит, остается только ждать и проверять, — вздохнула Кейденс. — Продолжайте без меня. У меня голова раскалывается, пойду прилягу.

Принцесса встала из-за стола и быстро покинула столовую, хлопнув дверью. Все присутствующие вздрогнули от грохота. Селестия вздохнула, а Луна поглядела за окно.

— Я тоже пойду. Пора проверять сны подданных.

— Тогда пойдемте уж все, — вздохнула Селестия. — У нас нет другого выбора, кроме как ждать. В Ванхувере явно побывала Кризалис, вряд ли она успела уйти от него далеко. Пошлем стражу проверить окрестности, ближайшие деревни, города, а если ничего нет, значит, она ушла куда-нибудь ещё. В пустошах мы её не выследим, а об остальном позаботятся Торакс и Ново. Я напишу им, чтобы всех странников проверяли особым заклинанием, а если видели королеву — сигнализировали нам.

— Хорошо, — вздохнула Твайлайт, глядя на зевающих подруг. — Давайте все пойдем спать, а об остальном позаботимся завтра.

Поняв, что больше ничего полезного он не услышит, Сомбра юркнул одной из теней вслед удаляющимся кобылам, а когда те вышли в плохо освещенные коридоры, помчался к той комнате, где лежала Тэмпест. Убедившись, что та спокойно спит, он пробежался по всему замку, запоминая, где стоит стража, сколько её, когда сменяется караул, и в каком месте они расходятся в разные стороны. Окончив осмотр, Сомбра вернулся к Тэмпест, и до самого утра ютился в балдахине, опасаясь, что в момент, когда он войдет в её тело, в её сне будет Луна.

Стоило лучам солнца забрезжить на горизонте, Сомбра влился в темно-вишнёвое тело, и Тэмпест Шэдоу открыла бирюзовые глаза.

Ей предстоял долгий день.

---

Физзлпоп Берритвист. Что за уродское имя и какой говнюк ей его дал?

У Сомбры раскалывалась голова от того, сколько в этой единорожке скопилось воспоминаний и чувств. И если глубинные воспоминания, связанные с временами, когда она служила Королю Шторму, были довольно схожи с тем, что пережил он сам, то всё пережитое совсем недавно было настолько ярко и красочно, что перед глазами бегали мутные пятна.

«Если бы ты нашла меня раньше, Тэмпест. Если бы ты нашла меня раньше и попросила о том же, о чем и Короля Шторма, я бы дал тебе это. Я и сейчас верну тебе рог, только потерпи, потерпи, милая Тэмпест».

Информации было много, и он знал, что с ней делать. Знал, как её применить. Четыре проведенные недели в замке помогли ему освоиться, войти в роль и втереться в доверие ко всем нужным ему пони.

---

За четыре недели чейнджлинги подросли настолько, что уже выползли из коконов и стали больше походить на вполне взрослых особей. Кризалис удивлялась такому дикому росту, но затем вспомнила, что все её дети могут ходить по Линтеуму, в который она ежедневно заглядывала в поисках Сомбры. Дворец пестрел такими страхами, что иногда Кризалис даже истекала слюнками, мечтая добраться до этого пони и выпить его до дна. Когда чейнджлинги начали спрашивать, что им делать, Кризалис сказала: «Кормитесь. Превращайтесь в пони, выходите на поверхность и кормитесь. Собирайте страхи, творите страшные вещи, пугайте их до смерти, только не убивайте, и кормитесь». Показав им, как обращаться в пони, Кризалис пронаблюдала за каждым перевоплощением. Теперь они горели не зелёным, а красным огнем, а среди получившихся единорогов наиболее распространенный цвет ауры был рубиновый.

Она выпустила их на волю под покровом ночи, и её дети струями разлетелись в разные уголки Эквестрии, впитывая в себя злобу и ужас. Они перемещались по Линтеуму, совершали кровавые набеги, а затем также исчезали. От Сомбры не было никаких вестей, но Кризалис решила, что их план довольно неплох, но чейнджлингам нужно набраться опыта. С каждым выполненным заданием они связывались через специальные каналы, а иногда собирались в Линтэуме. В Кристальной Империи операции были удачнее всего: разбои и нападения там участились, а Кристальное Сердце, которое Кризалис видела лишь сквозь призму Линтэума, мерцало всё слабее и слабее. Это радовало королеву, пускай она и не знала, почему.

В конце концов, когда перед ней появился Сомбра, ей оставалось только недовольно поинтересоваться, где он был, пока она одна выполняла их гениальный план.

— Ты выпустила чейнджлингов на свободу без малейшей подготовки?! — взорвался Сомбра, чуть ли не прижимая королеву к стене за грудки. — Ты хоть понимаешь, что поставила всё под угрозу?! Весь наш план!

— Они справляются с заданиями! — рыкнула в ответ Кризалис, отталкивая его от себя. — Они гораздо сильнее, чем их предшественники, а ещё они безоговорочно верны мне! Их перемещения происходят только в Линтэуме, никто не знает, куда и откуда они направляются! Ты вообще исчез на целый месяц, ни ответа, ни привета, что я, по-твоему, должна была делать?!

— Тише, — он положил копыто ей на плечо, ласковым движением переводя его к холке, а затем к шее. — Ты молодец, раз чейнджлинги перемещаются только по Линтэуму, значит, нам ничего не грозит. Это даже замечательно. По крайней мере, мы очень хорошо ослабили Кристальную Империю.

— Каким образом?

— Помнишь, я говорил тебе о теории баланса? Реальность, в которой находимся мы с тобой, противостоит Линтэуму, по которому могут передвигаться только тени. Резкое увеличение количества существ, которые могут это делать, привело к нарушению баланса. Кристальная Империя умирает. А чтобы снова зажечь в ней огонь, необходимы новые жители, которые перестали рождаться. Сейчас самое время собраться с силами и, раз ты говоришь, что твои дети справляются замечательно, нам нужно лишь выкрасть принцесс и подменить их, а всех, кто мог бы разоблачить нас, сослать в темницы.

— Думаешь, это сработает ещё раз? В прошлый я, конечно, не ссылала никого в темницы, но…

— Этой простой уловки хватит для того, чтобы временно удержать контроль. Когда я вернусь в Империю, то кристальные пони так насытят твоих чейнджлингов, что те забудут о голоде.

Кризалис долго смотрела на него с недоверием, но в конце концов положила голову ему на плечо.

— Так тому и быть. Я прикажу устроить подмену. Но что, если опять вмешается кто-то посторонний?

— Убей его, — мурлыкнул Сомбра, поглаживая её шею. — Кстати, я познакомился с одной интересной единорожкой…

— С кем это? — ревниво приоткрыла глаз королева.

— Её зовут Старлайт Глиммер. Но знаешь, что самое интересное? Завтра она умрет, а весь её магический потенциал станет частью моей силы. Хочешь присутствовать при этом?

— Конечно, — облизнулась Кризалис, улыбаясь с таким злорадством, что у Сомбры потеплело в груди. — Я с удовольствием поучаствую в казни.

— Старлайт доверяет мне, считает, что Тэмпест её подруга. Будет очень просто заманить её сюда. Ты сможешь наиграться с ней, когда я закончу, а затем прирезать бедняжку.

— О нет, — покачала головой Кризалис. — Её смерть будет мучительно долгой, Сомбра. А пока нужно составить план вторжения в замок!

— Как пожелаешь, моя королева.

XI. Месть

— Так ты говоришь, что большую часть жизни провела в скитаниях?

Старлайт шагала рядом с Тэпмест, одновременно левитируя рожки с мороженым для себя и для неё. Сомбра умилился такой заботе, думая, насколько же беспомощной считают Берритвист, раз она позволяет другим так обходиться с ней. Несколько часов подробнейшего изучения её прошлого — и вуаля, он мог свободно лавировать среди любых воспоминаний. Рассказывать что-то от лица Тэмпест было просто, и Сомбра подумал, что хорошо бы было новым чейнджлингам обладать такой возможностью — прежде чем брать чей-то облик, сканировать его память, проникать прямо в душу, чтобы сходство было стопроцентным. Но отвлекаться на посторонние мысли в разговоре с кем-то вроде Старлайт он не смел, а посему следил за тем, куда ведет нить темы.

— Да, — кивнула Тэмпест. — После того, как Урсу оторвала мой рог, я буквально сошла с ума. Все надеялись, что он восстановится, но увы, время шло... — она подняла глаза, указывая на обломок. -Мои друзья поступили в академию Селестии для одаренных единорогов, а я сбежала, потому что они испугались моей магии. А потом я познакомилась с Груббером и Королем Штормом... В общем, не самое веселое это было время.

— Ох, понимаю, — сочувственно поджала губы Старлайт. — Мне тоже было ужасно одиноко, когда мой единственный друг, Санбёрст, получил свою кьютимарку и тоже отправился в академию. Я не смогла смириться с этим, и решила, что раз кьютимарки разлучили нас, то я найду способ отобрать их у всех жителей Эквестрии. Но потом я встретилась с Твайлайт, и она показала мне, к чему приведут мои действия. Это было ужасно.

— Ты отбирала у пони кьютимарки? — удивленно выдохнула Тэмпест. — Каким образом?!

— С помощью специального заклинания, — грустно вздохнула Старлайт. — Ох, даже вспоминать об этом не хочу!

— Извини, — тут же поправилась Тэмпест. — Я не хотела тебя задеть.

— Ничего. Просто, когда я вспоминаю, что творила в прошлом, хочется себе лицо копытом разбить!

Они вышли на мост, с которого открывался вид на весь город внизу. Высокие шпили башен библиотек, академия Селестии — всё было как на копыте, и от этого невольно захватило дух даже у Сомбры. Он цепко всматривался в каждый изгиб улиц, запоминая их и отмечая, сколько стражей появляется в тех или иных переулках.

— А мне кажется, что эта идея была гениальной, — хмыкнула Тэмпест. — Ну, для злодея.

Старлайт улыбнулась настолько слабо, что Сомбра удивился тому, как переменилось её мнение о своем прошлом.

— Ты не знаешь, почему так много стражников в городе? — спросила Тэмпест, кивая на серого единорога в доспехах. — Их было не так много, даже когда я захватывала город.

— Ну, как мне сказала Твайлайт, — Старлайт выбросила пустой рожок в мусорную корзину, — в Эквестрии неспокойно. Говорят, всякие страшные события случаются. Многие погибают.

— А ты что думаешь по этому поводу?

— Ну, — единорожка замялась, — мне кажется, что бы это ни было, девочки справятся. В конце концов, они столько раз спасали Эквестрию...

— А как же ты? — приподняла бровь Тэмпест. — Ты не спасала Эквестрию вместе с ними?

Старлайт понурилась, опустила голову, глядя под ноги.

— Вообще-то, спасла один раз, — тихо проговорила она. — Но мне очень жаль, что так и не получилось уговорить Кризалис попробовать научиться дружбе. Я ведь знала, что она чувствует! Но, видимо, только Твайлайт может быть убедительной в таких ситуациях...

— Я уверена, что это не так, — покачала головой Тэмпест, чуть приобнимая единорожку. — Ты ничуть не слабее Твайлайт ни в чем. Селестия говорила мне, что твой магический потенциал такой же, как у принцессы Дружбы, а ты ведь только единорог! Как по мне, это Твайлайт нужно учиться у тебя.

— Спасибо, — пробурчала Старлайт. — Куда пойдем теперь?

 — Ты знала, что под Кэнтерлотом есть сеть пещер? — спросила Тэмпест. — Судя по твоему изумленному лицу — нет. Хочешь, покажу?

— А ты как об этом узнала? — выдохнула Старлайт.

— Твайлайт как-то обмолвилась о свадьбе в Кэнтерлоте, ну, её брата и принцессы Кейденс. Я и расспросила.

— Я хочу на это взглянуть, — решительно загорелась единорожка. — Твайлайт говорила мне о заклинаниях, которые записываются в кристаллы. Может, мы сможем потренироваться...

— А ты знаешь, как они создаются? — удивленно приподняла бровь Тэмпест. Сомбра этого не ожидал. Неужели Старлайт настолько умна и искусна в магии, что может сплести с нуля заклинание, о котором слышала только по рассказам? Это было невозможно: он мог бы ещё поверить, если бы Старлайт видела заклинание: тогда она могла бы увидеть его структуру и повторить, или хотя бы воссоздать, а недостающие элементы вплести самостоятельно. Он тут же отмел эту возможность: Старлайт просто физически не могла этого знать.

— После вашего вторжения Кэнтерлотские единороги не сидели без дела, — каким-то скучающим тоном, который как бы говорил «это элементарно!», ответила единорожка. — Да и до этого мы умели записывать воспоминания в кристаллы — у Твайлайт в замке над картой висят корни её предыдущего дома с кристаллами, в которых её друзья записали воспоминания об их прошлом...

Сомбра выругался.

«Я забыл о том, что мы с Кризалис — древние старики, которые не следят за тем, что происходит в мире и магическом сообществе! Они уже давным-давно изучили то, что я считал довольно сложным заклинанием!»

В голове сложился новый план действий. Если его магия, его поприще, поддержка всего их плана, устарела, нужно как можно скорее это исправить. Что для этого следует предпринять? Узнать всё у Старлайт? Влезть в её сознание? Забрать её тело? Нет, первый вариант гораздо лучше. Если делать всё по-старинке — через книги, то это может вызвать подозрение. Что безрогая может делать в библиотеке, да ещё и в секции с книгами по магии? Пожалуй, если делать процесс проникновения в разум наиболее болезненным, Кризалис сочтет это за пытку... Позволит ли поиграть с её игрушкой?

— Давай, — кивнула Тэмпест. — Мне будет очень интересно посмотреть на то, как ты колдуешь.

Они шли по улицам, рассматривая бронированных стражей, которые всё время оглядывались на них, но ничего не говорили. Сомбра знал, что такая реакция вызвана прошлым Тэмпест — пони, конечно, приняли её за свою и пытались считать другом, но стража до сих пор заживляла переломы и ушибы, полученные при атаке города. Им пришлось вернуться на территорию замка, пройти через сад, в котором, почему-то, не было ни души, и Тэмпест указала на неприметный с виду рычаг, расположенный прямо у фонтана со статуей аликорна, из рога которого струилась вода. Старлайт удивленно взглянула на единорожку, а затем легонько нажала на него копытом, как бы спрашивая всем своим видом, правильно ли она делает. Тэмпест кивнула, и Старлайт уверенно дёрнула его на себя. Мраморный бортик фонтана отъехал в сторону, а под ним оказался темный лаз, вполне пригодный для того, чтобы по нему ползли пони. Или их части.

Старлайт неуверенно глянула на Тэмпест, но единорожка только кивнула, и она полезла вперед. Старлайт чувствовала, как холодный мрамор пускает по коже мурашки и заставляет шерсть становиться дыбом, и как тёплое дыхание Тэмпест ударяет в репицу хвоста. Она постаралась ускориться, чтобы избежать неловкости, — пора настигла её очень некстати. Впрочем, Тэмпест будто не обращала на это внимание.

По крайней мере, так думала сама Старлайт.

«Чёртова единорожка, — ругался Сомбра, чувствуя, как учащается сердцебиение. — Как хорошо, что я в кобыльем теле... по крайней мере, движение не замедлится». Ноздри расширились, стараясь вобрать, словно губка воду, как можно больше запаха, услышать каждую его нотку, но Сомбра знал, что сейчас не до этого. По его примерным подсчетам, лаз обрывался как раз в этом месте...

Испуганный вопль Старлайт подтвердил его расчеты, и единорог, победно ухмыльнувшись, растекся тенью по холодному камню и ухнул вниз.

---

— Тэмпест? — голова кружилась, а в ушах звенело от такого стремительного падения — Старлайт не успела даже подхватить себя телекинезом. Она пустила по рогу слабый магический импульс, пронесшийся по каналу и остановившийся на кончике рога, зависнув слабым светочем. — Тэмпест?

Единорожка повернулась, но тут же чуть ли не отпрыгнула в сторону — из темноты на неё смотрело лицо. Старлайт хотела было закричать, но лишь спустя секунду до неё с опозданием дошло: это было её собственное напуганное и перепачканное в кристальной пыли лицо, отражающееся в блестящей стене.

— Святая Селестия, — с облегчением прошептала единорожка. — Тэмпест, где ты? Я упала из лаза! — она попыталась встать на ноги, но передняя левая нога внезапно подвернулась и опрокинула единорожку. — Дискорд! — фыркнула она, ощупывая ногу. Копыто распухло, а прикасаться к нему было очень больно. Старлайт закусила губы, стараясь не взвыть от боли, зажгла рог. Ближайшие кристаллы отломились от стены, подлетели к ней, охваченные зеленоватым пламенем. Старлайт повертела головой: рядом ничего подходящего на роль бинта или жгута не было. Она приложила кристальные бруски к ноге, чувствуя, как холод слегка притупляет боль, и крикнула ещё раз:

— Тэмпест!

Её голос умножился эхом и разнесся по пещере. Но никто не пришел.

— Вот ведь неудача, — фыркнула Старлайт, пытаясь не заплакать и заклинанием выдирая длинную прядь волос из хвоста. Она поморщилась от боли, скрутила волосы в тонкий жгут и перевязала ногу. Получившаяся шина была хлипкой, поэтому, чтобы не травмировать себя ещё больше, Старлайт выдрала ещё несколько прядей, подвязывая ногу таким образом, чтобы она держалась у груди при помощи перекинутого через шею ремешка. — И телепортироваться не получится — координаты местонахождения неизвестны. Тэмпест, где ты?!

— Я здесь.

Старлайт взвизгнула, оборачиваясь. Тэмпест стояла в тени возле огромного зева прохода, прислонившись плечом к кристаллам. Её взгляд на секунду вызвал дрожь в ногах единорожки — так много сдерживаемой ненависти, отвращения, презрения и... желания её ударить?

Старлайт закрыла глаза, чтобы Тэмпест успела моргнуть.

— Ох, а я уж испугалась, что ты меня тут бросила, — с неловким смехом проговорила Старлайт. — Прости, но, кажется, наш урок придется отложить — я сломала ногу...

— Что ты чувствовала, когда видела королеву чейнджлингов, лежащую на краю обрыва под осколками её собственного трона?

Вопрос поставил Старлайт в тупик. Она моргнула, не понимая, что происходит, но язык медленно зашевелился, ударяясь об эмаль зубов.

— Мне было её жаль. Я знала, что она чувствовала, и хотела помочь ей понять, что мы можем стать...

— Друзьями, — закончила Тэмпест, и лязг её голоса Старлайт не понравился. — Ты думала, что понимаешь её? Серьезно?

— Тэмпест, я не понимаю, к чему ты кло...

— Ты ничего не понимала ни тогда, ни сейчас! — внезапно закричала Тэмпест, а её копыта охватил зелёный огонь. Старлайт почувствовала, как её внутренности сплелись тугой змеей где-то в районе ребер, а кровь стыла в жилах с каждой секундой, проведенной за созерцанием пожирающего фигуру единорожки дикого ревущего пламени. Её шерсть потемнела, ноги стали длиннее, спину и живот покрыла хитиновая оболочка, а один стрекот крыльев донес до Старлайт осознание того, что она оказалась лицом к лицу с существом, считающим её заклятым врагом, одна, да ещё со сломанным копытом и без единой возможности сбежать.

— Кризалис! — выдохнула она, но мгновенно захлопнула рот, когда поняла, что в чейнджлинге что-то поменялось. Ответ нашла не сразу: длинные ноги не были «изгрызены» — дыр словно никогда и не было, а жужжание крыльев внезапно удесятерилось. Она замотала головой, уголками глаз видя, что из-за каждого маломальского закоулка на неё смотрит несколько десятков пар глаз — красных, как сама кровь, и злых, ненавидящих.

— Королева Кризалис! — рыкнула чейнджлинг. — Ты отобрала у меня один рой, Старлайт Глиммер, но теперь я поквитаюсь с тобой за всё, что ты сделала!

— Подожди! — Старлайт отползала назад, пытаясь сохранить неизменное расстояние между собой и наступающей королевой. Она лихорадочно перебирала в голове нужные и ненужные заклинания, пытаясь сообразить, как можно сбежать и спастись, или хотя бы позвать на помощь. — Я не хотела отбирать у тебя рой!

— Правда?! — искривленный рог Кризалис зажегся зелёным огнем, и шею Старлайт сдавило телекинетической удавкой. — Мой рой предал меня из-за тебя и сопляка Торакса! Сначала я хотела отобрать у тебя твоих друзей, забрав Элементы Гармонии себе...

— Так это ты испортила наш поход? — догадалась Старлайт, сипя и задыхаясь. — Лагерь возле древа был разрушен...

— Не перебивай королеву, когда она говорит! — прошипел приблизившийся чейнджлинг угрожающе скаля клыки и двигая языком в воздухе вокруг неё. Их становилось всё больше и больше, и все как один повторяли это движение.

— Твое время вышло, Старлайт Глиммер, — прорычала Кризалис, и её рог запылал ярче. — И умирать ты будешь медленно...

Старлайт зажгла рог, но тьма подступила к глазам, а в ушах раздался тоненький писк.

---

— Ты забыла свою главную ошибку? Хватит болтать с врагами! Ты же даешь им время для обдумывания плана!

— Я лучше знаю, как мне запугать её!

— Она хотела послать сигнал Твайлайт! Если бы я не вырубил её, пока заклинание не слетело с кончика её рога, у нас бы были неприятности!

— Не смей обвинять меня в тупости!

— Я не говорил ничего подобного!

Гудение. В голове или вокруг? Крылья чейнджлингов с кровавыми глазами, или треск её рассудка?

Старлайт кое-как раскрыла глаза, чувствуя, как по лицу стекает что-то липкое и отвратительное на вкус. Металлический вкус. Кровь? Она чувствовала невероятную слабость и жжение в копытах — всех четырех копытах, включая сломанное. Она не смогла повернуть голову, лишь слабо качнула мордой, но этого угла хватило, чтобы едва-едва увидеть густо-зелёную слизь, приклеившую её к двум колоннам, образующим свод пещеры. Голоса спорящих двоились в раскалывающейся от боли голове, сквозь чёрные пятна проступала канва реальности, и Старлайт увидела Тэмпест, стоящую к ней лицом, и королеву чейнджлингов, рвущую и мечущую. Единорожка вздохнула, но слишком громко: внимания обеих спорщиц тут же переключилось на неё.

— Очнулась, наконец, — фыркнула Кризалис, и её лицо расплылось в страшной улыбке. Старлайт, поняв, что притворяться уже бесполезно, открыла глаза. — Ну и замечательно. Значит, я могу приступить к тому, о чем мечтала с момента нашей последней встречи. Скажи, тебя возбуждал мой униженный вид? Иллюзия раскаяния в моих глазах?

Старлайт не понимала, о чем она говорит, только боль в сломанном копыте и в центре лба становилась всё более невыносимой. Она попыталась вытянуть хотя бы одно копыто, но увязла ещё сильнее, а ещё поняла, что её собственный хвост куда-то делся, и прикрыть горящую плоть нечем.

— Н-нет, — пробормотала единорожка, чувствуя, как кровь приливает к её щекам. — Я об этом даже не думала...

— О, — Кризалис левитировала к себе что-то светлое и продолговатое. — Ну что ж, видимо, собственная боль возбуждает тебя намного больше, — она подошла к ней, касаясь её вымени и плавно перемещаясь к намокающей от единого прикосновения щелке. — Ты так намокла, что мне даже жаль, что это, — она поднесла захваченный в поле её телекинеза предмет ближе к глазам Старлайт, — принесет тебе удовольствие.

Старлайт завопила от ужаса, замотала головой, а когда Кризалис резко вогнала рог единорожки в её лоно, взвыла от ярости и боли. Её ноги свела судорога, а жжению в центре лба нашлось объяснение. После него боль стала ещё сильнее, а чувствуя, как Кризалис продолжает «ублажать» её её же рогом, удерживая его телекинезом и направляя куда ей захочется, Старлайт закричала так громко, как не кричала никогда в жизни. Она почувствовала, что на неё смотрит целая толпа, и в суженных от одури и шока глазах отразились кровавые блики парящих вокруг чейнджлингов, которые всё так же высовывали языки наружу и пробовали ими воздух.

— Не хочешь присоединиться, Сомбра? — мурлыкнула королева, скручивая вымя Старлайт до боли в налившихся сосках. Единорожка взглянула на Тэмпест, к которой, судя по всему, обращалась Кризалис. Сомбра? Король Сомбра, которого победил Спайк? Почему Кризалис обращается к Тэмпест его именем?

— Воздержусь, — ответила Тэмпест, разворачиваясь. — Негоже у тебя веселье отбирать.

— Ох, спасибо за такой джентелкольтский поступок, — рассмеялась Кризалис, резко поднимая голову и вгоняя рог ещё глубже в Старлайт. — Обещаю, когда мы доберемся до Кейденс, я отвечу тебе тем же.

Старлайт не заметила за вспышкой одуряющей боли напополам с удовольствием, как передернулось лицо Тэмпест и лязгнули копыта по кристальному полу.

Кризалис засмеялась, продолжая причинять ей сладкую боль, а чейнджлинги приближались с каждым болезненным всхлипом единорожки. Кризалис захватила в свой телекинез обрывки её гривы, распуская шину и выворачивая сломанное копыто в противоположное направление. В глазах потемнело, и Старлайт потеряла сознание.

— Ну-ну, так не интересно. Поступим иначе.

Старлайт почувствовала, как всё её нутро наполняется чем-то отвратительно холодным, омерзительно прилипающим к гортани и ноздрям. Она закашлялась, захлёбываясь в собственной рвоте, а следом за этим кто-то грубо перевернул её, жестко натянув на себя её хвост. Старлайт не понимала, что происходит. Она чувствовала, как впиваются в её плоть искрошенные кристаллы, чувствовала, как вокруг её тела сплетаются другие тела, чёрные, гладкие, со стрекозиными крыльями. Она чувствовала горячее дыхание, скользящие в воздухе рядом с ней языки, которые будто выпивали её до дна. Старлайт ощущала металлический привкус крови с разбитых губ, чувствовала, как наматываемые на копыта волосы вырываются с корнем, ощущала, как ею пользуются по крайней мере несколько десятков чейнджлингов. Она уже толком не видела — глаза заплыли от ударов, нижнюю челюсть вывихнули, и теперь она не закрывалась. Старлайт превратилась в комок голых нервов — ей было больно от малейшего прикосновения, она орала, плакала, молила о пощаде, но когда Кризалис, смеявшаяся до слёз, достала откуда-то раскаленное железо, Старлайт окончательно потеряла рассудок.

Всё, что она чувствовала — это боль.

Всё, чем она была — это боль.

Старлайт больше не было. Было искореженное и изуродованное тело, в котором до сих пор теплилось подобие жизни. Кризалис закончила кокон, в котором теперь плавала сломанная и сломленная единорожка. Она любовно провела по его стенке копытом, а затем захохотала, облетая пещеру под потолком. Рой чейнджлингов под ней одобрительно зажужжал.

— Теперь, дети мои, — расплылась в улыбке королева, — нам нужно уничтожить наших врагов. Мы начали с этой единорожки. Её имя было Старлайт Глиммер. Кого мы ненавидим?!

— Селестию! — хором загудел рой, и нельзя было понять ничего из этого гудения, которое чудом складывалось в членораздельные слова и имена. — Луну! Кейденс! Твайлайт! Спайка! Торакса! Трикси!

— Так уничтожим же их! — в экстазе взвизгнула Кризалис, насыщаясь эмоциями собственного воинства. — Раздавим!

Сомбра наблюдал за этим со стороны, хмуро глядя на кокон с живым трупом единорожки внутри. «Дура, Кризалис, — думал он, морщась. — Ты не позволила мне забрать её знания, которые могли бы облегчить нам работу. Всё, что я успел — узнать формулу записывающего заклинания. Надеюсь, с Твайлайт Спаркл эта идиотка не поступит так же».

---

В замке было шумно: коридоры заполняли лязг доспехов и топот десятков копыт. Стражи собирались в зале совещаний — поступил приказ Селестии о том, что каждому воину нужно прийти туда с любого поста. «Дело чрезвычайной важности, — говорила она с балкона. — Все до единого стражи нужны во дворце!» Пегасы и единороги оставляли свои посты с некоторой опаской — вдруг опасность, о которой предупреждали раньше, проберется в город? Но Селестия успокоила их на этот счет — всё будет хорошо, на Кэнтерлот ничто и никто не нападет без её ведома.

В зале совещаний было тесно и душно. Обливаясь потом, стражники стояли, взирая на свою принцессу с некоторым недоумением. Она глядела на них странным взором: не повелительно-ласковым, как обычно, а лихорадочно-больным, возбужденным.

— Вся кэнтерлотская гвардия здесь, ваше высочество! — доложил капитан стражи — кроваво-красный пегас с проседью в алых волосах. — Мы ждем ваших приказаний.

— Отлично! — фальшиво пропела Селестия, отчего нос капитана дёрнулся, а лоб покрылся морщинами. — Итак, мои верные стражи, мои дорогие защитники Эквестрии...

Она зажгла рог, и капитан почувствовал, как комок засел в горле, а крылья инстинктивно потянулись к копытояти меча, висящего на поясе. Аура Селестии была золотой, как солнце на её кьютимарке, это знали все. А цвет телекинетического поля, которым она подхватила тяжелые шторы, опуская их, был зелёным.

Снаружи послышались крики и вопли. Самые молодые стражники взлетели в воздух, мельком взглянув в окно.

— Чейнджлинги! — вскричал один из них, заметив усеявшие небо так густо, что голубые участки неба казались клочками облаков. — Вы говорили, что на нас никто не нападет без вашего ведома!

— Говорила, — улыбнулась Селестия, и её сиреневые глаза блеснули зелёной искрой. — Я знаю.

В комнате внезапно стало темно — опустились тяжелые шторы, а откуда-то с галёрки спрыгнула гибкая единорожья фигурка, ударом задней ноги запустившая в центр зала каменную сферу.
Капитан стражи взмыл в воздух, выхватывая меч, и успел заметить, как его товарищи, оставшиеся на земле, превратились в каменные статуи. Большего он увидеть не успел — что-то врезалось ему в грудь и пригвоздило к стене. Не помогла даже хваленая реакция. Треснувшая от удара каменная статуя упала на пол частями.

Охватившая немногих оставшихся в живых пегасов паника быстро прекратилась, как и жизнь самих стражей. Зелёное пламя спалило их, а затем Селестия, задыхающаяся от восторга и накрывшего её безумия, сгорела в диком пламени. На её месте появилась тонкая фигура Кризалис.

Чейнджлинги наполнили город, лавиной накрывая дома и здания. Они выпивали каждого, кого видели, высасывали до последней капельки, а потом неслись дальше, полные сил и жажды мести. За десять минут они опустошили пригород, через полчаса — взяли город, а ещё через пятнадцать минут в их плену оказались четыре принцессы, загнанные в угол и лишенные способности летать и колдовать. На их рогах блестели чёрные кристаллы, а перья слиплись от густо-красной, кровавой слизи.

Кризалис, стоящая рядом с Шайнинг Армором, ликовала. Тело Тэмпест лежало подле них — Сомбра сменил свой сосуд на более полноценный, и теперь смотрел на мир глазами белого единорога. Кейденс надрывалась в копытах Твайлайт, которая одновременно удерживала Луну, пытающуюся вкопытную дотянуться до Кризалис — тело Селестии висело под потолком, увязшее в тягучей слизи кокона, от которого венами шли корни нового Улья. Тело повелительницы солнца, должно быть, сохранит тепло даже после смерти. Его хватит надолго, чтобы согреть новых личинок.

— Я обещала тебе Кейденс, — улыбнулась Кризалис, кивая на рыдающую принцессу. — Можешь делать с ней всё, что захочешь. Сегодня я устала пытать. Время для пира!

— Что вы сделали с Тэмпест?! — вскрикнула Твайлайт, удерживая Кейденс. — Где Старлайт?!

— Одна твоя подружка мертва, — хихикнула Кризалис, магией отбрасывая Твайлайт в стену и сплетая вокруг её шеи телекинетическую удавку. — Для второй смерть была бы подарком. К которой из них хочешь присоединиться?

— Довольно, — остудил её Сомбра, рассеивая заклинание Кризалис и возвращая Твайлайт к остальным принцессам. — Ты хотела пировать, так иди. С остальными я разберусь.

— Как скажешь, Сомбра, — мурлыкнула королева, наклонившись, чтобы чмокнуть его в щечку. — Ты заслужил моё доверие... на какое-то время. Увести Луну и Твайлайт в темницы! — приказала она. — А Кейденс оставьте с её мужем! Пусть развлекаются!

Она со смехом удалилась вместе с взятыми под конвой принцессами, оставив Сомбру наедине с дрожащей от истеричных рыданий аликорницей.

XII. Яблоневый цвет

В комнате повисла тишина, прерываемая только всхлипами Кейденс. Она лежала на полу, подогнув под себя ноги и распластав по полу уляпанные крылья, превратившиеся в склеенные сосульки. Аликорница дрожала всем телом и не скрывала этого, а лишь смотрела на единорога, которого когда-то любила. На тело, которое когда-то было её мужем.
Слёзы из глаз текли не переставая, но Кейденс не моргала, глядя прямо в глаза чудовищу, которое убило её любимого.

Сомбра не двинул ни единым мускулом, отвечая на её взгляд. Но в холодных, будто льдинах, глазах отразилось странное чувство, не понятное Кейденс. Сомбра не мог так на неё смотреть. Может, это Шайнинг Армор, всё ещё сражающийся с захватчиком? Взгляд коснулся его рога — было непривычно видеть на его месте загнутый нарост без магических каналов. А красный цвет смотрелся так чужеродно, что ей казалось, Шайнинг надел маску или какой-то костюм, который так назойливо хочется смахнуть.

— Что ты сделал с моим мужем? — выдавила она, стремясь совладать с голосом и звучать наиболее угрожающе.

— Я занял его тело, как наиболее удобный сосуд, — ровным голосом ответил Сомбра, не двигаясь. Он сохранял почтительное расстояние между ними, не спеша приступать к веселью, о котором говорила Кризалис. Кейденс это насторожило ещё больше. — Для возвращения моего собственного тела мне нужен сосуд, который легко перестроить. Останься я в теле Тэмпест, это заняло бы гораздо больше времени — пришлось бы заменить все клетки, отвечающие в том числе за пол. Шайнинг Армор же гораздо удобнее в этом плане: довольно сильный маг, жеребец...

— Ты убил его? — вскрикнула аликорница, перебивая его. — Если вышвырнуть тебя из его тела, он упадет так же, как Тэмпест?!

Сомбра некоторое время молчал. Потом ответил.

— Да.

У Кейденс задрожали губы. Она закрыла копытами лицо, пытаясь в беззвучном крике выплеснуть свою боль, но это ей не помогало. Её спина и крылья дрожали, задние копыта сводило, а поток горючих слёз стекал по подбородку на золотой нагрудник.

— А моя дочь? — Кейденс тут же вскинула голову. — Моя дочь?

— Чейнджлинги уже направились в Кристальную Империю. Скоро я и Кризалис прибудем туда, как только возьмем Кэнтерлот и ближайшие города под полный контроль. Я приказал не причинять Флёрри Харт вреда, за её жизнь можешь не переживать.

Кейденс опустила голову. Сомбра чувствовал, как в нем закипает ненависть. Ненависть к самому себе за то, что он заставил прекраснейшую из всех кобылок Эквестрии плакать.

— И что же ты сделаешь со мной? — тихо спросила она, как наказанная собака, готовая принять наказание. Сомбра порывисто двинулся вперед, и Кейденс уже инстинктивно закрыла голову копытом.

Но он лишь легонько коснулся её щеки, нежным движением копыта поглаживая её, убирая локон из выбившейся чёлки на место. Кейденс смотрела на его лицо и дрожала. Она видела в его взгляде невероятное тепло и нежность, которые, как думала, его чёрному сердцу не доступны совсем.

— Я не причиню тебе зла, — тихо сказал он, но его шепот оглушал, а Кейденс, сколько бы не старалась, не могла перестать смотреть ему в глаза, хоть он сам теперь смотрел на неё в упор. — Я не трону тебя, не изнасилую и не буду пытать. Не бойся меня, прошу.

— Как можно доверять тому, кто убил моего мужа, тетушку, взял в плен мою золовку и вторую тетку? — презрительно бросила она, отдергивая голову от его копыта и разрывая зрительный контакт. Глаза Шайнинг Армора уже стали красноватого оттенка, будто впитывали кровь, которую видели. Он встал в полный рост.

— Я не просил доверять мне. Я просил не бояться меня, — он развернулся и направился к двери. — В коридоре стоят слуги. Если тебе будет что-нибудь нужно — обращайся к ним. Из комнаты не выходи ради собственного блага, пока Кризалис пьяна, она может сделать с тобой всё, что ей заблагорассудится.

— Что будет с Твайлайт и Луной? — выкрикнула Кейденс ему в спину. Сомбра остановился возле двери. — Их вы тоже запрете в комнатах?

— Луна будет марионеткой, которая станет поднимать солнце и луну, — четко ответил Сомбра. — Твайлайт Спаркл будет казнена или станет кормом, как Селестия.

— Нет! — Кейденс вскочила на ноги, но подбежать к Сомбре не посмела — остановилась на середине комнаты. — Не надо, прошу! Умоляю, оставьте им жизнь!

— Для неё смерть будет милосердием, — покачал головой Сомбра, не поворачиваясь к ней. — С Луной Кризалис собирается сделать то же, что со Старлайт, с одним лишь различием в сохранении её магического потенциала и поведением куклы. Вряд ли твоя воспитанница станет благодарить тебя за такую жизнь.

— Бросьте её в темницу, лишите её магии, — взахлеб кричала Кейденс, подбегая к двери. — Я сделаю всё, что захочешь, только спаси её!

— Всё, что захочу? — фыркнул Сомбра, скосив на неё взгляд. Кейденс тяжело дышала, понимая, что подписывает себе договор гораздо хуже смертного. — Ты серьезно сейчас это говоришь?

— Я могу делить с тобой ложе, — всхлипнула она, чувствуя, как катится в бездну её мир, оказавшийся таким хрупким. — Я могу отдать тебе всю свою магию, себя, что угодно...

— Яблоневый цвет, — вдруг прервал её Сомбра. Он тяжело вздохнул и прислонился основанием рога к двери, упираясь в неё головой.

— Что? — прошептала Кейденс, не понимая, что он имеет в виду.

— Ты — яблоневый цвет. Пони наслаждаются твоей красотой, пока ты набираешь силу, отдыхают в тени и восхищенно вдыхают твой аромат, когда ты цветешь, создают стихи и воспевают твою красоту в песнях, когда твои нежные и тонкие лепестки летят к земле. А стоит тебе её коснуться — они давят тебя, ломают, пачкают. Ты становишься прозрачной, скомканной, от тебя больше не идет дурманящий запах, никто не хочет тебя видеть, а если кто и видит, то жалеет. Ты — яблоневый цвет, Кейденс. — Он посмотрел на неё внимательно, вглядываясь в каждую черту лица. — Тебя сорвали и поставили в вазу, но рано или поздно ты завянешь, как каждый цветок. То, чего я хочу, ты мне дать не сможешь. По крайней мере, сейчас.

— Чего ты хочешь? — прошептала Кейденс, чувствуя, как его дыхание обдает её губы теплом. Он с полминуты молча смотрел на неё, будто думая, говорить или нет, а потом зажег рог — непривычным алым — и, отворив дверь, ушел, оставив её без ответа.

Кейденс почему-то почувствовала досаду. Она интуитивным кобыльим чувством поняла, что в этой откровенности единорога таилось нечто большее, чем простая метафора. Щека до сих пор хранила тепло его касания. Кейденс тронула её своим копытом и не почувствовала отвращения. «Это только потому, что он был в теле моего мужа, — помотала головой она. — Сомбра и Кризалис захватили Кэнтерлот, убили Селестию и собираются убить Твайлайт! Я должна их ненавидеть! Должна думать только о том, как убить их!»

Но внутри неё клокотало. Если труп Кризалис она могла представить во всех красках, то Сомбра в её фантазии всегда оставался живым.

«Он. Убил. Моего. Мужа. Я. Должна. Его. Ненавидеть!»

Но не могла.

---

Сомбра шел по коридору, мысленно перекатывая в голове слова, которые он произнес. «Я могу делить с тобой ложе, — фыркнул он про себя. — Какого Дискорда?! Почему я просто не мог воспользоваться её предложением, а потом так же бросить Твайлайт Спаркл под лезвие гильотины?»

Потому что она возненавидела бы меня. А я не хочу этого.

«А чего ты хочешь? Взаимной любви? Счастья? С ней?»

Сомбра отмел эти мысли прочь. Он расставил караул возле её покоев, приставил слуг, велел им убрать трупы и набрать ванну для их новой хозяйки. Пусть смоют эту отвратительную мерзость с её крыльев, она жутко воняет, а ей это не к лицу. Это не портило её красоты, даже слёзы не могли её изуродовать, но...

Почему он всё время думает о ней?!

Сомбра знал, почему. Но не смел признаваться ни себе, ни кому-либо ещё. Она не примет его и никогда не полюбит. Всё, что он может для неё сделать — это удостовериться, что Кризалис не прикоснулась к ней своими уже не дырявыми копытами. К ней и её дочери. Маленькая принцесса ждала их в Кристальной Империи, и Сомбра обязан позаботиться о том, чтобы с ней ничего не случилось.

«Раз уж я отнял её отца, я должен заменить его. Не бойся, Шайнинг Армор. Ты был славным воином, и твою семью я не оставлю на расправу этой безумной стерве».

В галерее складывали трупы. Чейнджлинги автоматизированно стягивали со стражей броню, откидывая её в сторону, и укладывали в два ряда мертвецов — справа кобыл, слева жеребцов. Сомбра прошелся между ними, скользя взглядом по бледным лицам. Среди кобыл он видел Тэмпест, Скруэл Пенсил, секретаршу Селестии, несколько горничных, убиравших покои принцессы во время налета. Перед первой он остановился, проведя копытом по скулам единорожки.

«Я хотел сдержать обещание. Но мне нужно было действовать быстро. Прости меня, малышка. Спи сладко».

Среди жеребцов — цвет аристократии: Фэнси Пэнтс, принц Блюблад...

Имена всплывали сами собой. Сомбра брал их из памяти Шайнинг Армора, разум которого без особого труда подмялся под его сознание. Вот лежит Флёр де Лис с перерезанной глоткой, справа от неё — кобылка, которая в своё время пела в хоре имени принцессы Твайлайт. Всё они были на саммите, который собрали принцессы для решения особо важных дел, как почетные гости. Краем глаза Сомбра заметил знакомые граненые блики на шерсти — среди убитых лежала одна кристальная пони, напомнившая ему о далёком прошлом и наполнившая его сердце горечью.

В своей долгой жизни Сомбра любил трех кобыл. Одной из них была его мать — какое дитя не любит свою мать? Третьей была принцесса, которую нельзя было не любить.

О своей первой любви Сомбра предпочитал не вспоминать.

— О, мой дорогой друг, — послышался жужжащий голос. Сомбра обернулся и встретился взглядом с вальяжно подходящей к нему королевой. Её окружала стража из четырех чейнджлингов, экипированных в хитиновую броню. — Ты уже закончил? Я думала, заполучив Кейденс в свои копыта, ты используешь её по полной!

— Успеется, — пожал плечами Сомбра. — Я надеюсь, ты пришла в себя после перенасыщения? Помнишь, что мы уговорились сделать с Дискордом?

— Конечно, — мурлыкнула королева, обходя его кругом. — Я уже сделала это. Запереть Духа Хаоса между измерениями оказалось довольно легко — теперь он навечно останется за завесой Линтеума. Если не использовать проходы активно, заклинание будет удерживать его столько, сколько потребуется. А когда он всё же вырвется, мой рой будет достаточно силен, чтобы уничтожить его!

— Ничто не может уничтожить Хаос, также как и Элементы Гармонии, — резко оборвал её Сомбра. — Мы можем сдерживать Дискорда, но не убить его.

— Про Элементы я и без тебя знаю, — отмахнулась королева, подлетая к балкону и глядя на внутренний дворик. — Древо Гармонии умеет, так скажем, видеть тех, кто хочет посягнуть на Элементы. Я уже пыталась их украсть, используя клонов шестёрки, но ничего не вышло.

— Нам нужно сначала взять полный контроль над Эквестрией, — Сомбра подошел к перилам. — Кристальная империя была отдаленным королевством на протяжении многих веков. Я выполнил свою часть сделки — привел тебя к власти. Время мне потребовать награду.

— И что же ты хочешь? — Кризалис недовольно наморщила нос, глядя на него свысока.

— Я хочу Кристальную Империю. А ещё я забираю Кейденс и Флёрри Харт туда же.

— Хочешь держать всех живых аликорнов под своей эгидой? — прорычала королева. — А что тогда обеспечит твою лояльность? Вдруг ты захочешь убить меня и поведешь войско из кристальных пони на северные города Эквестрии?

— Я не собирался предавать тебя, — отчеканил Сомбра так, что чейнджлинг отшатнулась. — Я лишь беру свою награду.

— Ну уж нет, — Кризалис притопнула копытом, и стража тут же направила на него копья. — Флёрри Харт будет моим щитом. Пока на троне Кэнтерлота законная принцесса — пони не будут восставать. Она вырастет здесь под моим чутким руководством.

— Тогда расти её как собственного ребенка, а не как пленницу, — холодно парировал Сомбра. — Флёрри Харт — кристальная принцесса, она прошла обряд кристаллизации...

— Плевала я на обряды! — рявкнула королева. — Она будет воспитываться мной и точка!

Сомбра промолчал. Он искоса взглянул на стражу и снова перевел взгляд на королеву. Ему пришлось задрать голову, чтобы сделать это, но от этого его вид не стал глупее.

— Хорошо. Но ты будешь растить её, как собственную дочь. Сможешь пообещать это мне, как тому, кто помог тебе прийти к власти, поднял с колен и научил?

Кризалис смерила его нечитаемым взглядом, но смягчилась.

— Так и быть. Завтра же отправляемся в Кристальную Империю. Мои слуги донесли, что остальная Эквестрия стремительно покоряется нам. Города сдаются без боя, пони не пытаются сопротивляться. Знаешь, сейчас уже должна быть глубокая ночь. Должно быть, они не так глупы и догадались, что случилось с их любимой принцессой.

Кризалис слегка наклонила голову, и стража, отсалютовав Сомбре, убрала оружие, снова окружив королеву.

— Завтра наступит очень скоро, Сомбра. Надеюсь, Кейденс сможет согреть твою постель так же, как это делала я. А пока сходи и разберись с Луной — принцесса беснуется, а нам нужно урезать её сознание.

Она твердым шагом удалилась — слышен был топот легчайших копыт по отделанной плиткой галерее, и Сомбра шепотом проговорил:

— Она может греть моё сердце, но не мою постель.

---

Кризалис немного погорячилась насчет поездки в Империю прям с утра. Ей нужно было завершить дела в Кэнтрелоте, например, решить, что станет со слишком умной Твайлайт Спаркл, которую точно нельзя оставлять в живых. «Эта мелкая шлюха всегда находит выход. А ещё она обладает мощным даром убеждения — оставлять такую опасную соперницу слишком опрометчиво. Ради Твайлайт Спаркл пони могут поднять мятеж. Ради неё одной, если будут знать, что принцесса жива — попытаются освободить, спасти. Луна и Кейденс не вызывают столько рвения, как Твайлайт. Но это не так важно. Пони должны во что-то верить. И верить они будут во Флёрри Харт, которую я выращу под собственным крылом. Она будет моей гарантией».

Она прошлась по всему замку, обозревая свои новые владения и примериваясь, куда можно будет поместить кладку, где снести стену или поставить новую. Несколько запуганных пони метались по замку, пытаясь понять, что им теперь делать, но Кризалис, задобренная таким количеством еды, милостиво делала вид, что не замечает их. Чейнджлинги шипели и рычали на них, вбирая в себя крупицы страха, осыпавшиеся градом, но не трогали. В тронном зале Кризалис чуть ли не захлопала в копыта от восторга: трон Селестии был невероятно удобным, разве что низковатым. При помощи несложного заклинание, королева превратила его в подобие собственного, и, взлетев в воздух, улеглась на сидении, вытянув ноги. Они стали стройнее, подтянулись, а пятна на шерсти, где раньше были дыры, стремительно чернели. Кризалис хорошела с каждой минутой пребывания в полном страхов городе. А ещё она впервые за долгое время была абсолютно сыта.

— Отправляйтесь в Южную пустыню, — приказала она прибывшему по её приказу отряду самый взрослых чейнджлингов. — Найдите рой, в котором теперь правит оленежук Торакс и умертвите мальчишку. Вы, — она кивнула на стоящего в стороне чейнджлинга, — полетите в Поннивиль, найдете его племянницу и убьете её. Сделайте с ней всё, что захотите: вздерните, растяните на дыбе, изнасилуйте, снимите кожу и хитин. Отрежьте её блестящие крылышки и принесите мне. Убейте её учителей и друзей. — Её рог заполыхал и перед чейнджлингами предстали изображения их жертв: две земных пони, единорожка, две пегаски. — Их — в первую очередь. Уничтожьте всех. Ах да, — она опустила глаза, глядя на свернувшегося у трона фиолетового дракона — на его морду был нацеплен намордник, а крылья были надежно связаны. — Поблагодарите нашего дорогого друга за то, что он помог нам заманить Дискорда в ловушку. Надеюсь, он весело проводит время, играя с луком и стрелами.

— Ты говоила, што это спасет Твалат! — промычал дракон, но Кризалис угрожающе подхватила его цепи телекинезом и он замолчал.

— Да, говорила. И это была правда. Я убью принцессу быстро, а не пущу её по кругу, как Старлайт Глиммер.

Дракон отчаянно взвыл и заревел. Его крылья задёргались, пытаясь освободиться, но цепи лишь сильнее скрутили его тело.

— Я уже не говорю о том, что будет с тобой, малявка. По нашему договору, ты — награда Сомбры, и твоя голова — его собственность. Молись, чтобы он был в хорошем настроении.

Чейнджлинги впервые видели плачущего дракона. Они не чувствовали страха, исходящего от него. Лишь скорбь и отчаяние, остро-горькие на вкус.

— Доложите Сомбре, что я жду его в тронном зале, — приказала Кризалис. — Он, должно быть, в темницах, обрабатывает Луну. Интересно, он сначала изнасилует её?

Чейнджлинги поклонились и полетели прочь. Бойцовский отряд обратился в пегасов — багровое пламя заплясало по зале, — и вылетел в окно. Передвигаться в виде пони всё ещё было безопаснее. В конце концов, Эквестрия теперь открытая страна: в ней есть и грифоны, и гиппогрифы, и драконы, и оленежуки, и вонючие яки. «Придется вести долгую затяжную войну с ними всеми, — думала Кризалис, но не утруждала себя серьезностью этих мыслей. — В союзе с Кристальной империей мы будем несокрушимы, а границы всегда можно закрыть. Торакс и предавший меня рой будет стерт с лица земли. Гиппогрифы и до этого спокойно жили в изоляции. Грифоны и яки тоже. Будут жить снова. Эквестрия теперь моя, а добренькой и стремящейся к миру Селестии больше нет. Подумать только, я убила саму Селестию!»

Победа была сладка.

---

Казнь Твайлайт Спаркл не была пышной. На площадь были согнаны оставшиеся в городе пони. Они шугались каждого движения чейнджлингов, вздрагивали от каждого шипения или любого другого звука. Тут были многие пони, которые знали её. Стояли пегасы, единороги, земные пони, которым она когда-либо помогала. Кризалис особенно заприметила единорожку с густыми бровями и в вязаном свитере, который весь покрылся катышками настолько, что из них можно было сделать ещё один свитер. Она стояла и плакала, глядя на то, как плененную аликорницу ведут на плаху.

— Нет! — надрывался кто-то в толпе. — Пожалуйста, не надо! Милосердия!

Но его быстро заткнули. Причем заткнули так эффективно, что больше никто не издал ни звука, а пики возле плахи украсила одна не рогатая голова. Пока чейнджлинги ударяли молотками по макушке, пробивая череп острием, на площади стало смердеть блевотиной.

— Я, королева Кризалис, отныне и навеки веков являюсь вашей правительницей, — провозгласила чейнджлинг. — Ваши прежние правители были свергнуты и казнены. Теперь вы будете жить в той Эквестрии, которую я для вас построю! Но, — она ласково улыбнулась, — если вы будете вести себя хорошо, я не буду вас трогать. Вы будете продолжать пахать поля, гонять облака, изучать магию. Вы будете жить как и прежде, но под моим зорким глазом. Ваши дома не будут сожжены и разграблены, ваши родные не будут убиты, если вы будете соблюдать правила. Но об этом позже, мои дорогие. — Кризалис улыбнулась ещё шире. — Сейчас вы станете свидетелями великого события! Смерть аликорна — это всегда великое событие, не правда ли?

Толпа молчала. Бессловесная скорбь и мука окутала воздух своей сетью, сплела паутину над городом и погрузила его в молчание. Твайлайт смотрела на эти лица и видела, как текут слёзы из глаз пони, любивших её. Она подняла голову, не в силах что-то сказать, как-то ободрить их, но зная, что это сделать надо, просто необходимо...

— Спасибо вам, — проговорила она, но стоило ей открыть рот, как чейнджлинги сбили её с ног и наклонили к плахе. — Спасибо, что плачете по мне. Ободритесь.

Кризалис фыркнула, зажгла рог и нажала на рычаг. Лезвие гильотины со свистом рассекло воздух, и по деревянному помосту, впитавшему в себя кровь, покатилась голова. Её глаза были сомкнуты, на щеках ещё не высохли дорожки слёз.

От пропитавшей воздух скорби и ужаса королева чуть не кончила. Любовь, которую эти пони испытывали к принцессе, была так же сильна, как страх за её жизнь, а сейчас и горечь от её потери. Кто-то взвыл, кто-то упал в обморок. Кризалис кивнула, пара чейнджлингов уже убирали обезглавленный труп, а ещё один надевал голову Твайлайт на пику.

— Это, — Кризалис указала на мертвые тела, — будет происходить с каждым, кто ослушается меня или попытается навредить моим детям.

Взошло солнце.

---

Сомбра сидел напротив Луны, закованной в цепи по копытам и крыльям. Её рог всё ещё был в чёрных кристаллах, а потухший взгляд едва ли не придавал ей схожести с мертвой. Единорог смотрел на неё, но принцесса будто не замечала его присутствия.

— Луна, — мягко позвал её Сомбра, и аликорница вяло повернула голову.

— Ты проникнешь в моё сознание? — спросила она. Её голос веял холодом и безразличием. — Заберешь единственное, что у меня осталось?

— Мне придется это сделать.

— А как же сны ваших подданных? Их не будут мучить кошмары?

— Чейнджлингам не снятся сны.

— Понятно, — горько кивнула Луна. — Прежде, чем ты убьешь меня, скажи, что стало с Твайлайт и Кейденс?

— Я не убью тебя.

— Ты лишишь меня личности. Это — смерть, и мне лучше знать об этом, чем тебе. Что станет с моей племянницей и ученицей моей сестры?

— Твайлайт казнят уже сейчас. Кейденс я заберу в Кристальную Империю.

— А Флёрри?

— Её воспитает Кризалис.

Луна усмехнулась, но её глаза затуманила тонкая прослойка слёз.

— Вот, значит, на кого остается целая страна. Я буду верить, что они восстанут. Восстанут и убьют тебя и твою дырявую подружку.

Сомбра зажег рог и скользнул в сознание ночной принцессы.

— Я буду верить, что они убьют только мою дырявую подружку.

---

— Вот ты где! — Кризалис дружелюбно помахала копытом подходящему королю. — А ты быстро меняешься! Смотри-ка, ты уже не белоснежный, а светло-серый, а в гриве всё больше чёрных волос! Должно быть, ты ещё и подрастешь!

— Спасибо, — раздраженно ответил Сомбра. — Ты уверена, что в Кристальную Империю едем мы оба? Разве тебе не стоит остаться удерживать Кэнтерлот?

— Его удержат мои дети, а мне бы хотелось впитать всю любовь Кристального Сердца, — Кризалис даже облизнулась.

— Кристальное Сердце моё, как и вся Империя, — прошипел Сомбра. — Не смей что-либо с ним делать. Я не люблю, когда кто-то трогает мои вещи.

— Не будь таким жадным, Сомбра. В конце концов, я твоя королева.

— А я твой король. И мы договаривались.

— Это в любом случае скопление любви! — Кризалис застрекотала крыльями. — И мне нужно забрать Флёрри Харт с собой, иначе ты спрячешь её под крылья Кейденс! Кстати, скажи, есть ли между мной в её облике и оригиналом какая-то разница?

— Зачем тебе это знать? — фыркнул Сомбра, отворачиваясь.

— Хочу понять, что ты такого в ней нашел, если я могу дать тебе ровно то же самое.

Этот выпад Сомбра проигнорировал. Их ждал поезд, который уже свистел, пуская серебристый дым по всему перрону. Одетую в специальный корсет, стягивающий крылья, Кейденс вели рядом с ними, настолько близко, чтобы она могла их слышать. Она удивленно подняла голову, глядя Сомбре в затылок. Он чувствовал этот взгляд, и знал, что сегодня ночью Кризалис всеми силами постарается подсмотреть, что он делает с Кейденс в отдельном купе.

Гудок прозвучал трижды. Стуча колесами, состав тронулся, унося его на родину, которую он любил, и которая его прокляла.

XII. Верность

Кейденс спала в запертом вагоне под бдительным надзором чейнджлингов-стражей, поэтому сбежать для неё было очень затруднительно. Кризалис сама проверила, чтобы снаружи заколотили все окна, не оставив даже маленькой щелочки, а для верности залила их слизью. Жуткий запах смешивался с копотью двигателя, и внутри было невозможно дышать. Не имея возможности ни проветрить, ни магически очистить воздух, принцесса дышала сквозь гриву, которая местами сохранила запах масел и мыла. Помогало мало: она всё равно находилась в состоянии, близком к обморочному. Сомбра, войдя в комнату, тут же поморщился, зажег рог и создал сферу, накрывшую почти всё пространство вагона. Запах стал освежающим, приятным, и сознание принцессы начало проясняться.

— Что? — пробормотала она, пытаясь сфокусировать взгляд на посетителе. Сомбра держался в тени, хотя из освещения в комнате лишь ненадолго мелькнула красная вспышка его магии, да сфера слегка звенела и сыпала алыми искрами.

— Здесь было совсем нечем дышать, — тихо проговорил Сомбра. — Не хотел бы, чтобы ты умерла здесь.

— Странное желание, — хмыкнула Кейденс, расправляя крылья и поджимая под себя ноги. — Я же ваша пленница, разве вы не хотите моей смерти?

— Кризалис постарается наблюдать за нами сегодня ночью. — Сомбра резко переменил русло разговора, и Кейденс показалось, что даже его глаза сверкнули от негодования. — Я оградил твой вагон заклинанием, которое будет имитировать… хм, соответствующие звуки, но от своего присутствия, увы, избавить не смогу.

Лицо Кейденс, которое он прекрасно видел, подернулось в недоумении.

— Кризалис думает, что ты насилуешь меня?

— Умная принцесса, — рассмеялся Сомбра, но смех был фальшивый, горький.

— Почему? — спросила она. Они оба знали вопрос, который повис в воздухе, сделавшись буквально осязаемым кончиками копыт, рогов, крыльев.

Сомбра молчал. Он бросил взгляд на темный угол, в котором приютилась подушка, и, шатающейся от тряски походкой перешел туда, стараясь не смотреть на принцессу. Она ловила каждое его движение, пытаясь отыскать ответ, желая сохранить в памяти каждую секунду их разговора, каждую черту его лица, часть фигуры, что будет вырезана на внутренней стороне век.

— Ты не касаешься меня, не бьешь, даже заботишься о том, чтобы мне было комфортно, — она даже привстала со сбитой в тонкий блин перины. — Почему?

— Потому что я не имею права к тебе прикасаться.

— Почему?

— Тебе это так важно? Я бы на твоем месте не задавал вопросов своему тюремщику.

— А ты мой тюремщик?

— А разве нет?

— Обычно тюремщики не забоятся о том, чтобы у их заключенных были личные апартаменты и свежий воздух.

— Что ж, я не обычный тюремщик.

— Перестань уходить от ответа. — Кейденс встала, окончательно вдавливая перину в пол. Поезд тряхнуло, но она удержала равновесие, расправив крылья. Сомбра сидел в углу, улегшись на подушку и наблюдая за ней сквозь ресницы. — Я хочу понять, что тобой движет. Чего от тебя ждать.

— Слишком четко намечены цели, не находишь? Зачем я буду рассказывать тебе о том, что я из себя представляю, если мне нужно держать тебя в страхе?

— А ты держишь меня в страхе?

— А ты не боишься?

— Ни капли.

— Что ж, видимо, из меня плохой тюремщик.

Они оба замолчали на какое-то время, и единственным звуком, нарушающим эту обоюдную тишину, был стук колес. Кейденс снова легла на перину, чувствуя, как доски впиваются в нежную грудь. Сомбра не двигался, продолжал наблюдать за тем, как она пытается устроиться поудобнее и перестать ощущать на себе его взгляд. Но этот взгляд не был пожирающим, бесстыдным, похотливым. Он не мог приблизиться по гамме эмоций ни к одному из её предположений, и Кейденс понимала, что знает короля очень и очень поверхностно. Она знала, как смотрят на неё пони, обожающие её, знала, как смотрят любящие, желающие. Но взор Сомбры она истолковать не могла совершенно, он был очень необычен для него и его образа, отложившемся в памяти. Разве существо, умеющее только ненавидеть, может смотреть с таким восхищением и неосязаемой теплотой на ту, кто его фактически уничтожил? Разве темная сущность, отвергающая доброту и справедливость, может выглядеть настолько благоговейно, когда находится с ней в одной комнате?

А с чего она решила, что он что-то отрицает? Почему?

— Ты действительно необычный тюремщик, — проговорила она, возобновляя старый разговор, словно он и не прерывался вовсе. — Раньше я думала, что попадись я в твои копыта, ты бы сначала изнасиловал меня, а потом снимал бы кожу сантиметр за сантиметром, пока я не истеку кровью…

— Я бы при всём желании не посмел бы так поступить.

— Не смел? — Сомбра тихо вздохнул, но она продолжала. — И почему же?

— Ты создана для другого. Ты — божество, которое сеет любовь везде, куда ступит твое копыто. Твоя природная магия пустит корни даже в дырявых и гнилых сердцах, так что я просто бы не смел причинить тебе боль.

— И сейчас не смеешь по той же причине, — грустно закончила за него Кейденс. Она вспомнила о том, как мирила ссорившиеся пары при маленькой Твайлайт, как мечтала о том, что тоже когда-нибудь влюбится и выйдет замуж, как ей сделал предложение её возлюбленный Шайнинг Армор, как счастлива она была, когда их любовь, преодолевшая препятствие в виде Кризалис и её роя, воплотилась в их маленькой дочери…

Кейденс не смогла сдержать слёз и заплакала, когда воспоминания дошли до того момента, как единорог замертво упал у её ног, а затем встал, но уже не был её мужем. Она отвернулась и завернулась в крылья, стараясь заглушить и проглотить собственные рыдания. Сомбра ничего не сказал. Больше она к нему не поворачивалась, да так и заснула в слезах.

Единорог ещё несколько минут наблюдал за тем, как перестают дрожать её плечи, как мерно вздымаются бока, а затем и сам привалился к стене, закрывая глаза и проваливаясь в сон.

Когда Кейденс проснулась, Сомбры в комнате не было. На полу рядом с ней стоял поднос с завтраком, который можно было бы назвать королевским, не будь это так грустно, но записок или каких-либо подробностей не было. Кейденс слабо улыбнулась и вытерла слёзы с уголков глаз.

---

Сомбра сидел за столом в вагоне, который Кризалис объявила своим, и, подперев копытом щёку, слушал речи королевы, касающиеся прошлой ночи, которую он, по заверениям Кризалис, очень весело провел.

— Не мудрено, что ты сегодня какой-то бледный, — хихикала королева над своими каламбурами — шерсть посерела ещё не до конца, местами оставаясь белой или светло-серой. От мрачного взгляда гранатовых глаз она заходилась смехом ещё больше. — Судя по тому, какие вы там стоны издавали, вам обоим понравилось. Хотя, мне кажется, тебе нужно быть жестче с ней…

— Кризалис, — тяжело вздохнул Сомбра, в сотый раз повторяя одно и то же, — это не твое дело.

— Мне не нравится твое поведение, — поджала губы королева. — Когда мы только собирались мстить, ты говорил, что мы уничтожим наших врагов. А одна из них валяется в твоей постели, да ещё и вполне вольготно! Ты забыл, что она мой враг тоже, что и я хочу поквитаться?

— Мы договаривались, — Сомбра вкрадчиво чеканил каждое слово, чтобы у сдуревшей кобылы мозги на место встали. Для большего эффекта, он стрельнул парой алых искр, — что Кейденс и Шайнинг Армор достаются мне вместе с Кристальной империей. Ты и так забираешь оттуда Флёрри Харт, хотя она полагается мне, поэтому прекрати угрожать мне и захлопни свою пасть, пока я не разозлился.

— А-а-а, — помотала головой Кризалис, помахав копытцем в воздухе, будто погрозив жеребёнку. — Если со мной что-нибудь случится, мой дорогой «друг», то мои верные дети тут же найдут и уничтожат виновника моих страданий. Они уже нашли Трикси, представляешь? Сейчас её держат в застенках Кэнтерлота. Когда я вернусь, у Старлайт будет компания.

Сомбра задержал на ней презрительный взгляд, но ничего не сказал. Кризалис, будто препарируя его, не сводила с него глаз.

— Что с тобой произошло, Сомбра? Так жаждал отмщения, вел меня к нему, учил, а теперь… Превратился в какую-то букашку. Плюнь — и тебя слюной пришибет.

— Ты так смело говоришь это, — ядовито отозвался король. — Власть, должно быть, опьяняет.

— Ну, что ты обижаешься, я же шучу, — отмахнулась она. — Ты же по-прежнему верен мне, как вассал.

— Когда это я стал твоим вассалом? — приподнял бровь Сомбра, левитируя себе бокал с вином. — Я был королем при нашей первой встрече.

— Королем без королевства, — укоризненно протянула Кризалис, — как и я сама. Ну, я просто подумала, раз я беру трон Эквестрии себе, а ты решил довольствоваться Кристальной Империей, а Империя всё равно является частью Эквестрии…

— Теперь она будет отдельным государством, — уточнил Сомбра, сделав глоток. Кризалис вздернула бровь.

— С чего это вдруг? — вскрикнула она.

— Империя всегда была несколько удалена от Эквестрии из-за северных морозов. Из-за них же тебе не удастся заселить территорию, от северного края Эквестрии до южного края Империи, так что я объявляю свою землю отдельной от твоей.

— Мы об этом не договаривались!

— Правда? Договариваемся сейчас.

— А ты не слишком ли дерзок с королевой?!

— А ты не слишком ли обнаглела? Я тебя научил поглощать страх, ходить по Линтеуму, помог создать новый рой и захватить Кэнтерлот, а ты, получив под контроль огромную территорию и верных слуг, пытаешься устрашить меня? Невежливо и очень подло, Кризалис!

— Только потому, что я тебе многим обязана, — прошипела королева, вставая из-за стола и упираясь в него передними копытами, — я не испепелю тебя прямо здесь. И можешь забирать свою жалкую империю. Как только я заберу малявку Кейденс, можешь делать с ней всё, что хочешь.

— Ей ты не причинишь зла, — флегматично бросил ей в спину Сомбра. — А если я узнаю, что малявке больно или одиноко, — а я узнаю, — то, поверь мне, пожалеешь об этом в первую очередь ты. Рой, может быть, заметит твоего врага, если он появится на горизонте, а вот тень, упавшую от набежавшего облачка, врагом посчитать очень, очень сложно.

— Почему ты так защищаешь их? — фыркнула Кризалис, скрывая раздражением вздыбившуюся на загривке шерсть от холода, которым повеяло при словах Сомбры. — Каким образом тебя ублажила Кейденс, чтобы ты так пекся о ней и её спиногрызу?

Сомбра только ухмыльнулся, рассматривая цвет вина в бокале, и Кризалис, сглотнув, поспешила покинуть вагон. Холод, приютившийся в ямочке на шее, пронзал до костей, а за окном, казалось, выли злые, разгневанные ветра.

---

На следующую ночь он снова пришел к ней, и на этот раз градиентные перья не закрывали лицо аликорницы. Печаль была ей к лицу, хотя Сомбра мог поклясться, что её улыбка светится ярче солнца.

— Сегодня ты тоже не можешь избавить меня от своего общества?

— Боюсь, что так.

— Ну и ладно. Мне всё равно грустно и одиноко, — она двинула плечиком. — Что происходит вокруг? Как близко мы к Кристальной Империи?

— Нам ехать ещё две ночи и один день. Вокруг пока что северная пустыня — воют ветра, метет снег. Сама знаешь.

— Да, — вздохнула Кейденс. — Они всегда навевали на меня грусть, прям как сейчас. Жаль, что в Империи теперь не будет так же тепло, как прежде.

— А как там было прежде?

— Кристальные пони радовались каждой минуте, которую они жили под моей опекой. Империя расцветала, расширялась её территория, строились новые дома… Жаль, что всё это достанется Кризалис.

— Не достанется, — покачал головой Сомбра. — Империя перейдет в мои копыта, Кризалис заберет Эквестрию. Под моей эгидой она не сумеет добраться до нас.

— Она тебе это позволила? — удивленно захлопала ресницами принцесса. — Ничего себе…

— Я не мог допустить того, чтобы Кризалис со своей дуростью добралась до Империи. Слишком много бед она натворит, если в сердце Империи поселится страх. Я проверил это на собственной шкуре. Божественных сестер, конечно, больше не появится, но вот влияние на весь мир будет оказано колоссальное.

— Всё из-за лей-линей? — уточнила Кейденс, призадумавшись. — Страх окутает всю Эквестрию и погрузит во мрак? Но вам не это ли нужно?

— Приятно разговаривать с понятливым собеседником, — покивал единорог. — Видишь ли, страх и любовь — это не противоположные чувства, как казалось бы, а комплементарные. Можно любить и бояться того, кого любишь, можно любить и бояться потерять — соотношение каждый раз разное. Если пони будут только бояться, но не будут, скажем, любить, верить, надеяться, их эмоции перестанут быть кормом, и Кризалис и её рой погибнут с голода. Только они об этом не знают.

— Почему же ты им этого не скажешь?

— А зачем? Это не в моих интересах. Если Кризалис хочет править, она должна понимать, что захватить трон — это одно, а удерживать его под своим крупом — совершенно другое. Я не хочу больше воевать — я устал. А в советники я к ней не нанимался, пусть что хочет, то и делает.

— Весьма ценный урок, — хмыкнула Кейденс. — Не удивлюсь, если она потом заявит, что ты её обманул.

— Я отвечу ей, что я паталогически честен, что отчасти правда, и не лгал ей. В конце-концов, если ей не хватает мозгов соображать, я не обязан направлять её, когда наш союз уже распался.

— Почему ты мне это рассказываешь?

— Помимо того, что я ужасно честный, я ещё и болтливый, — рассмеялся Сомбра. — Ответ прост: надоело молчать. Когда мысли крутятся в голове, словно киты в глубинах океана, они давят на стенки мозга. Мне не хотелось бы, чтобы об этом узнала Кризалис, так что я рассказал это тебе. Ты в любом случае на меня стучать не станешь, я прав?

— Кризалис уж точно, — фыркнула Кейденс. Она немного замялась. — Можно задать вопрос?

— Ты его уже задала. Но дерзай, мы же просто разговариваем.

— Что стало с Твайлайт? Её…её казнили?

— К сожалению, да. Мне жаль, но она была слишком опасна, и Кризалис это понимала не хуже меня.

— Что с ней сделали?

— Отрубили голову. Это случилось быстро, она не страдала. Тело было погребено в королевском склепе Кэнтерлота, я лично проверил перед отъездом.

— Спасибо, — тихо прошептала Кейденс, отводя взгляд и пытаясь не плакать. — Ты благороднее, чем я думала.

— Сочту это за комплимент, — усмехнулся Сомбра. — Не каждый день тебе говорят, что ты обладаешь рыцарскими качествами. Устаешь от постоянных обвинений в чудовищных поступках, да и «монстр» уже как-то приелся. Вина?

Кейденс подняла взгляд на бутылку красного троттингемского вина, летающую в поле телекинеза, и несмело кивнула.

— Вот и замечательно, — удовлетворенно вздохнул Сомбра, левитируя два бокала и разливая напиток. — Не люблю пить один, да и мерзкая это привычка.

— Мне хватит, пожалуй, — приостановила его Кейденс, контролировавшая наполнение её бокала. Сомбра тут же убрал бутылку и телекинезом поставил бокал у её ног.

Сомбра первым пригубил бокал, будто показывая, что бояться отравления не надо, и продолжил непринужденную беседу.

— Ты можешь не беспокоиться о том, что будет с тобой и землей, вверенную тебе Селестией. Ничего не изменится, за исключением того, что пони будут разговаривать о моей репутации больше, чем о прошедшем ливне. Ты по-прежнему будешь управлять империей…но под моим, так сказать, пристальным руководством. Я постараюсь сделать так, чтобы Кризалис как можно быстрее убралась в Кэнтерлот.

— Из какой же любви к народу понийскому ты это делаешь? — удивилась Кейденс. Вино удивительно развязывало язык. — Разве ты не ненавидишь тех, кто загнал тебя во льды?

— Ну, допустим, что нет. К тому же, зачем ненавидеть своих рабов? На опыте я уже выяснил, что держать их в ежовых накопытниках неэффективно — они быстро становятся плохими работниками, умирают от голода и жалуются на жизнь. Я ведь, не поверишь, даже копытом их не тронул. Ни разу не ударил.

— Почему ж они тогда тебя так боятся? — поинтересовалась Кейденс, пододвигая бокал и наблюдая за тем, как в него льется насыщенная алая жидкость. — Твайлайт рассказывала, что пони боялись не то, что говорить, а вспоминать о твоем правлении.

— Ох уж эти пони, — рассмеялся Сомбра. — Впрочем, их можно понять. Я бы тоже не захотел вспоминать времена, когда был погружен в собственный кошмар столь глубоко, что он казался реальностью.

— Зачем же так жестоко?

— Я оттачивал свои умения в запугивании, скажем так. Мне это очень пригодилось в общении с нашей королевой, знаешь ли. Она довольно истерична и несговорчива, пока её не припугнешь. Да и я не хотел измождать их физически… Жаль, что не знал тогда, что психическое здоровье влияет на физическое больше нагрузок.

Спустя несколько бокалов, они совершенно разговорились. Сомбра даже вышел из угла, чтобы Кейденс не вглядывалась в темноту, да и ему самому не хотелось тянуться слишком далеко, чтобы снова и снова наполнять бокал. Они не пили слишком много — две бутылки на двоих, но пили достаточно для того, чтобы поддаться искушению и начать ночной душевный разговор. Говорили взахлеб, без умолку, рассказывали истории, делились мыслями. Кейденс нашла, что не так уж и много различий между Сомброй и Шайнинг Армором, более того, если бы её покойный муж дожил до возраста короля, он вполне мог бы стать таким же правителем, разве что не было бы свершено множество ошибок, предупрежденных опытом предыдущих поколений. Мысли пьяным строем проносились в голове, перетекая одна в другую, пока Кейденс не попросила рассказать ей о том, в чем она разбиралась больше всего.

— Любил ли я? — удивленно закашлял Сомбра. — Конечно, любил, я же, в конце-концов, не чейнджлинг, а обыкновенный пони. Удивлена? А нечего тут удивляться. Просто живу вечность, а почему — кто его разберет? Да, я любил. Только всё кончилось печально. Я её предал, променял на силу и мощь, а теперь вот он я. Сижу, пью вино с принцессой Любви, и рассказываю истории, которые никому б не знать. А я и сейчас люблю, представляешь? Тебя одну люблю.

Они помолчали, а потом Сомбра заметил, что Кейденс уже спит, и что его пьяное признание осталось неуслышанным.

— Вот и правильно, — проговорил он, накрывая аликорницу одеялом. — Спи лучше. Нам ещё сутки ехать.

---

Следующей ночью они прибыли в Кристальную Империю. Сомбра старался не обращать внимание на пятящихся пони, которые, завидев лишь одну его тень, подняли безмолвную панику, равно как и на жужжащих повсюду чейнджлингов, которые охотно пожирали так любезно предоставленные им эмоции. Кризалис властным шагом продвигалась по городу, осматривая граненые дома и принюхиваясь к воздуху, свежесть которого могла сравниться с горными вершинами. Гладкая мостовая, будто вылитая из жидкого кристалла — ни выступа, ни зазубренности, — простиралась до самой треноги замка, под которым, на постаменте, пересечении лей-линий всего их мира, парило Кристальное Сердце, отчаянно мигавшее и не радующееся гостям. Сомбра почувствовал боль в груди: Сердце встречало его так каждый раз. Но в этот раз боль спала быстро, исчезла, кольнув напоследок легонько, словно игла ткнулась в копытце умелой вышивальщицы. «Знаешь меня, насквозь видишь», — подумал Сомбра, глядя на то, как сияние выравнивается. Смотреть на Кризалис было забавно: её выворачивало наизнанку, если бы у неё был для этого желудок, и в то же время с клыков веревками стекала слюна. Вкус любви, которой она питалась всю жизнь, не забыть никогда, а Кристальное Сердце — чистейший её генератор. Хотя бы ради этого зрелища Сомбра мог привести Кризалис сюда, пусть в остальном она бы только мешалась.

— Это…очень странное ощущение, — проговорила она, подавляя рвотные позывы. — Я никогда не думала, что буду так говорить, но от такого количества еды меня мутит.

— Что ж, ты, по крайней мере, здесь надолго не задержишься, — изрек Сомбра, поднимаясь по ступеням и открывая двери в прохладные коридоры замка, построенного, как говорили древние легенды, из цельного куска кристалла. Он вдохнул полной грудью и почувствовал себя дома.

— Это точно. Отправлюсь домой завтра утром, как только все проблемы с малявкой будут решены.

Их негромкий разговор прервал нарастающий гул толпы, а следом за ним — недовольное жужжание сотни крыльев. Из-за одной из опор треноги замка выскочила кобылка с голубой шерстью и темно-фиолетовой гривой, а следом за ней несся отряд чейнджлингов пополам с кристальными пони, желающими их задержать.

— Ты не имеешь права! — с яростным негодованием воскликнула кобылка, подбегая к ним и топая по кристаллу так, что эхо её удара разошлось звоном по куполу, взобралось по аркам. — Второй раз ты не смеешь так поступать со мной! Как у тебя только храбрости хватило сунуться сюда, подлый, мерзкий…

— Замолчи, — вспыхнул Сомбра, тут же оборвав поток слов. Кобылка смотрела на него гневно, и Сомбра мог бы поклясться, что будь у неё магия, она уже метала бы в него копья. — Сейчас же прекрати.

— Стража, — кивнула королева, и двое чейнджлингов тут же очутились подле кобылки, стреножив её. Она вздрогнула, окинула их испуганным взглядом, но запала не утратила. — Уведите её во дворец, а когда осмотритесь, переведите в подземелья. Очень дерзких пони нужно наказывать.

— Пустите меня! — взбрыкнула кобылка, но чейнджлинги железной хваткой вцепились в её плечи и, оторвав от земли, оттащили к другому входу. Сомбра смотрел на это с гулко бьющимся сердцем. Кровь приливала к вискам, а дыхание сбивалось, потому что он чертовски хорошо знал эту кобылку и чертовски сильно не хотел о ней вспоминать.

— От тебя пахнет любовью, — медленно произнесла Кризалис, смотря на него сверху вниз. — Неужели ты когда-то любил эту дерзкую кобылу?

— Нет, — буркнул Сомбра, понимая, что сейчас его ложь выглядит слишком неубедительно даже для него самого. — Должно быть, тебе показалось.

— Нет-нет, Сомбра, — прошипела Кризалис, обходя его кругом. — Это твой запах, его ни с чем не спутать. Ты лжешь мне. И как скоро ты надеялся вытащить свою любимую из подземелий? Это случилось бы раньше того, как воткнул бы нож мне в спину, или позже?!

— Я не собирался этого делать! — рыкнул Сомбра, чувствуя, как всё рушится. Чейнджлинги, чувствуя недовольство своей матери, уже окружали дворец, с каждым словом сжимая круг. — Кризалис, одумайся!

— Докажи мне твою верность, — презрительно пророкотала королева. Убей эту кобылу.

— Какой в этом смысл? — Сомбра почувствовал, как удавка затягивается на его шее. — Что тебе это даст?

— Подтверждение твоего обещания не предавать меня. Сделай то, что я приказываю, иначе я обвиню тебя в измене, — её лицо расплылось в хищной улыбке. — И казню, совсем как Твайлайт Спаркл. Кто тогда защитит твою Флёрри Харт и Кейденс?

Сомбра замер, чтобы заглушить в себе крик негодования и возмущения. У него не оставалось другого выбора.

— Ладно, — спокойно произнес он. — Я исполню твою волю. Легко.

— Замечательно! — улыбка тут же перестала быть хищной, стала даже какой-то милой в извращенном смысле этого слова. — Я в тебе нисколько не сомневалась!

Кризалис вошла во дворец вместе с парой стражей, неотступно следовавших за ней по пятам, а Сомбра остался на пороге, глядя на стремительно алеющее небо и слабо сияющее Кристальное Сердце, будто бы разделявшее его отчаяние.

— Дискорд, — прошептал он, закрывая глаза. — Я снова ошибся…

В закатном небе на миг вспыхнула синяя искра, и Сомбра устало улыбнулся. Надежда в его сердце восстала огненным фениксом. Осталось совсем ничего — найти подходящий кристалл.

---

Чейнджлинги нашли подземелье довольно быстро, поэтому Лауриэль долго в гостевой комнате не просидела. Тем не менее, она успела рассмотреть конвоирующих её существ: от Торакса они отличались значительно. Прежде всего ростом. Если Торакс был чуть выше Спайка Великого, то эти их королеве доставали до плеча, не меньше. Их тела отливали чёрным, в ржавых хитиновых панцирях роились ярко-красные паутинки узора. Фасеточные глаза были похожи на спелые помидоры, а зрачки едва угадывались по густоте и темноте цвета. Их крылья были прозрачными, но сквозь них проходил кроваво-красный узор. При движении этих крыльев казалось, что чейнджлинги творят какую-то магию вокруг себя. Их рога были длиннее, а загибались они сильнее, чем раньше, да и пигментация была неравномерно чёрной: кончик алел, а остальная часть шла от тёмно-серой к бурой. Они стояли у дверей, скрестив копья и высунув языки, шипели на неё. Лауриэль не боялась их, и они это знали. А когда поняли, что попытки её запугать ни к чему не приведут, замолкли и вперились в пространство невидящим взором.

Она уже успела расслабиться, когда чейнджлинг стрекотнул ушами, будто принял сигнал, а затем, перестав быть каменным изваянием, шагнул вперед. Она приподнялась, готовая встать по первому зову, и когда чейнджлинг прожужжал что-то вроде «Идем», встала на четыре копыта. Они прошли по коридорам, спустились по нескольким лестницам, и очутились в подземелье, которое было ей так знакомо. На улице смеркалось — стены замка приобрели фиолетовый оттенок. «Интересно, как долго он решит меня игнорировать? — думала Лауриэль. — Что, интересно, приказала ему Кризалис, когда меня уводили?»

Интуиция ей подсказывала, что ничего для неё хорошего.

В камеру её бросили одиночную, а, проверив замки, стражники удалились. «Наверное, мама позвала кушать», — передразнивая неизвестно кого, подумала кобылка. Ещё светлые, кристаллы были холодными и не такими гнетущими, хотя ночь быстро превращала их в колыбель для чужих страхов. «Раньше в такие кристаллы записывали души умерших под пытками пони, чтобы они по ночам выли над головами заключенных и будили их своими стенаниями, — вспомнила Лауриэль жеребячью страшилку. — Ходят слухи, что до сих пор в одном из кристаллов заточена душа пленника, убившего королеву». Она прилегла на пол, и её тут же пробил озноб. Гадала ли она о своей судьбе? Плакала ли? Грива скрыла лицо густой чёлкой, в которой уже блёкли золотые украшения.

Сомбра пришел, как только последние лучи солнца скрылись за горизонтом, оставив лишь тонкую оранжево-алую полоску.

Она сидела к нему спиной, но слышала дыхание, едва различимые шаги. А ещё слышала, как позвякивает копытоять кристального меча, стукаясь о железный воротник.

Знала, зачем он пришел.

— Ты снова сделаешь из нас рабов? — спросила она, не поворачиваясь. Сомбра покачал головой.

— Нет. В этот раз — нет.

— Это радует. По крайней мере, я, в каком-то смысле, добилась своего.

— Колосок.

— Ты принес меч. Она?

— Да.

— Ясно. Я не виню тебя.

— Я любил тебя.

— Я знаю.

Они молчали где-то с минуту, потому что знали, что в этом молчании понимали больше, чем в пустых, ничего не значащих, словах.

— Делай, что тебе положено, — прошептала Лауриэль, последний раз глядя на исчезающую пламенную полоску за горизонтом и закрывая глаза. — Спасайся.

— Встретимся в Тартаре.

— Встретимся.

Блеск пламени отразился в лезвии алого кристального меча. Он опустился вниз, со свистом рассекаемого воздуха.

---

Кризалис смотрела на забитого рыжего единорога в заляпанной мантии и аликорночку, тихо спящую в колыбели. Её взгляд сочился презрением, а единорог дрожал, словно осиновый листок.

— Отойди от колыбели, — прорычала она, мысленно приказывая стражам встать по обе стороны от неё. — Иначе я испепелю тебя на месте.

— Я не отдам вам принцессу! — тихо заверещал единорог, видимо, чтобы не разбудить малявку, чем позабавил королеву. — Убирайтесь!

— Как пожелаешь, — улыбнулась Кризалис, зажигая рог и отбрасывая единорога в сторону. Она вдавливала его в стену, пока подходила к колыбели со спящей малявкой. К сожалению, шея столь ярого защитника не оказалась достаточно крепкой, чтобы выдержать её натиск: громкий хруст, обмякшее тело, одним словом — мусор.

— Унесите, — приказала королева стражам, тут же подхватившим безвольное тело. — Больше мне никто здесь сопротивляться не будет.

Она провела ногой по колыбели, слегка покачала её, проверяя, проснется ли аликорночка. Она спала крепко.

— Что ж, малявка, — отметила Кризалис, чувствуя, как в голове созревает новый план, — ты мне пригодишься. Твоё обучение и воспитание будет полностью на мне, а значит, я сделаю тебя такой, какой мне надо. Отличное тесто для новой марионетки.

Дверь с шумом растворилась, аликорночка проснулась и уставилась на королеву большими светло-зелёными глазами. Кризалис повернула голову.

— О, ты уже вернулся, — проговорила она, глядя на вошедшего короля. Он холодно взглянул на неё, сохраняя непроницаемое лицо. — Принес доказательство своей верности?

— Конечно, — спокойно ответил он, швыряя что-то ей под ноги. Кризалис остановила это копытом, и опустила взгляд. Это была отрубленная голова с тёмно-фиолетовой гривой. Маленькая принцесса заплакала.

— Очень хорошо, — улыбнулась королева.

Эпилог. Осколки

— Доложите обстановку.

— Как угодно, мессир, — кристальный пони разложил перед ним карту, на которой были закрашены участки новых территорий. — Благодаря завоеваниям короля Шторма эквестрицы нанесли на карты новые земли и отыскали природные границы континента…

— Эти знания были у Кристальной Империи с незапамятных времен, ещё во время правления первых правителей.

— Как скажете, мессир. Из-за неосмотрительности королевы Кризалис и скорой расправы с королем Тораксом и его подданными, а также его племянницей Оселлус и её друзьями, ей объявили войну сразу несколько королевств и племен: гиппогрифы, драконы и грифоны.

— Это было двадцать лет назад. Сейчас ярость Эмбер так же сильна, как и тогда?

— Мягко сказано, мессир. Её родственница Смолдер до сих пор жаждет мести за смерть своих друзей, а Эмбер была очень… расстроена смертью Спайка и Торакса. Если бы хоть один из них остался жив, меньше пламени лилось бы на юга Эквестрии.

— Она в союзе с гиппогрифами, не так ли?

— Верно, мессир. Си Спрей, Королева Нова и принцесса Скайстар — они все желают отомстить за смерть Сильвер Стрим. Как и грифоны, собственно. Спастись удалось только яку Йоне, поэтому Якякистан не имеет притязаний к Эквестрии. Впрочем, это только потому, что им придется пройти через наши территории, а мы заключили с ними мир. И ещё, мессир. Дуют холодные ветра. Говорят, в Эквестрии начинается голод.

— Вот как, — Сомбра отвернулся к окну, наблюдая за тем, как по мостовой скачут беззаботные жеребята, а кристаллы сияют, будто начищенные к Эквестрийским играм. — Значит, так скоро?..

— Да, мессир. Вендиго уже подбираются к Эквестрии, и даже драконье пламя не может растопить лед, сковавший почву. Земные пони не могут пахать землю и выращивать урожай, пегасы не справляются с снежными облаками — они как будто обезумели. Наша разведка отмечает, что пегасов стало намного меньше, чем всех остальных видов пони, а если они и рождаются, то слабыми и неспособными к полетам, многие не доживают даже до получения кьютимарки. Солнце не греет, луна охлаждает и без того промерзшую землю…

— А что в нашем королевстве? — резко сменил тему Сомбра.

— Всё благополучно, мессир. Жители благоденствуют, Кристальное Сердце продолжает поддерживать барьер, который создала королева, так что нашествия чейнджлингов нам бояться не стоит. Больше ничего сказать не могу, мессир.

— Отлично. Спасибо, Брайт Шеилд, ты свободен.

— Мессир, — жеребец поклонился и, собрав бумаги и карты в сумку, вышел.

В Кристальной империи действительно ничего не изменилось. С момента, как Кризалис, забрав принцессу Флёрри с собой в Эквестрию, уехала, в Империи не было ни одной казни, ни одного убийства — об этом он позаботился вместе с Кейденс, которая, оставшись единственным правящим аликорном, приняла титул Кристальной Королевы от своих подданных с горечью и уважением. Кристаллизация более не проводилась, хоть жители и жаловались, что многим семьям негде устраивать своих детей, а школы переполнены: Сомбра знал, что расширение территории может привести к соседству с Эквестрией, погрязшей в таком хаосе и кошмаре, что сказать страшно. Впрочем, получая ежедневные новости оттуда, он смирился с тем, что сделал именно такой выбор: ради места под солнцем, ради жизни, ради неё стоило жертвовать целой страной, возможно, даже целым видом. Он погладил копытом висящий на его шее на кожаном шнурке ярко-голубой кристалл, и в ноздри ударил сладкий запах сирени и лаванды.

Смерть мужа и кристальника дочери Кейденс ему не простила. Она не выказывала ему своей ненависти напрямую, но Сомбра видел залёгшее на дно зрачков горе и скорбь, в которой она купалась первое время пребывания в Империи. Аликорница часто бродила одна по замку, заходила в комнаты, плакала, касаясь знакомых ей предметов, которые, как думалось Сомбре, были связаны с её мужем и дочкой. Он не тревожил её, не пытался развлекать или показывать неудовольствие её эмоциями, чтил её горе и был влюблен в него. Но уже потом, пребывая рядом с божеством, пред которым склонял гордую голову, понимал свою чувства четче, чище.

Он любил её, как подданные любят своего правителя, как рабы своего хозяина, за которого готовы отдать жизнь только лишь потому, что безмерно, слепо преданы ему. Такой любовью вся Эквестрия любила Селестию — она поднимала солнце и приносила им жизнь, тепло и свет. Кейденс же принесла всё это в его душу одним своим присутствием, исцелила его и дала вздохнуть полной грудью. И чем дольше он находился рядом, тем сильнее осознавал, что она для него не кобыла, которая может согреть холодную постель в зимний вечер, а божество — настолько светлое, чистое и прекрасное, что рядом с ней невольно чувствуешь себя порочным и грязным нищим, оборвышем, который пришел просить милостыню в храм богини.

Он впервые за долгое время чувствовал себя по-настоящему живым. Он жил мыслью, жил телом, а вокруг него разливался запах сирени и лаванды, тянувшийся шлейфом за сверкающим и источающим тепло кристаллом на его груди. Тепло струилось по всему его существу, наполняло силами, не обжигало, но грело, и Сомбра в часы тяжкой думы держал этот кристалл в копытах, шептал драгоценное имя, и тот откликался мелодичной трелью, заставляя улыбку расцветать на его лице. Я спас тебя, шептал, едва касаясь одной из граней губами, я не смог с тобой расстаться, прости. Ты спас меня, вторил ему кристалл, и Сомбра видел улыбку, выглядывающую из-под застенчиво распущенных волос, и игривый робкий взгляд из-под опущенных густых ресниц. В краткие мгновения этого блаженства он чувствовал себя по-настоящему счастливым, и несмотря на смерть тела, Голден Лауриэль была с ним всегда, и это грело душу, заставляло открывать глаза по утрам и жить, жить и исправлять свои ошибки.

Кристальные пони всё ещё боялись советника королевы — он просил этот титул у Кейденс, не желая больше поддаваться пьянству власти, коим сполна упивалась Кризалис, — но уважали его, видя мудрость его решений. Конечно, было время, когда злые языки называли его убивцем, мерзавцем и негодяем, но спустя время эти языки замолкли после любезного приглашения пожить в Эквестрии, а потом вернуться и рассказать о своем опыте. Сомбра никого не казнил, но Кейденс, увидев все этапы исцеления его души, сама вызвалась наказать клевещущих. Она стала для него хорошим другом и наставником, и, чувствуя силу, просыпающуюся в нем, знала, что теперь всё будет зависеть от него. Много добра или много зла он может совершить, а куда направит кипучую энергию, силу жизни — уж не ей решать. Но, глядя на то, как Сомбра занимается улучшением инфраструктуры, защитой границ, как добивается справедливого суда, дает укрытие беженцам, спасая их от преследования чейнджлингов, она чувствовала, что он сам понимал, к чему ему стоит стремиться. «Теперь главное — не потерять этот крохотный осколок рая, оазис в пустоши», — думала она и горько улыбалась, вспоминая, что где-то в этой пустоши её дочь, единственное оставшееся в живых существо, которое ей по-прежнему дорого.

---

Флёрри Харт шагала по мрачным коридорам замка, в котором выросла, и куталась в мантию, наброшенную поверх доспехов. Она часто слышала от матери-королевы, что воинственность ей досталась от отца, но не придавала этому особого значения. Отца она видела один единственный раз в жизни: он приезжал вместе с послами из Кристальной Империи, Флёрри тогда было девять, и ничего схожего она между собой и им не увидела: гранатовые глаза, смоляные волосы, тёмно-серая шерсть, и её зелень глаз, бледность розовой шерсти и лаванда и бирюза в волосах не имели совершенно ничего общего. Впрочем, доспехи на нем имелись: красная мантия лежала поверх удобного кожаного нагрудника, такого же чёрного, как волосы, но Флёрри предпочитала удобству непробиваемость, и бронированный панцирь и тяжелые накопытники сделались неотделимыми от неё самой. Без них она чувствовала себя голой, освежёванной. Да и значительно теплее было идти, закованной в стальной панцирь, нежели кутаясь в шубы, прячась от воющего ветра, чья песня забирается за ворот и леденит душу. Флёрри знала, что если долго вглядываться в метель, то можно увидеть изящные лошадиные фигуры без задних копыт. Они пели и приносили бури. Ветер — их голос, вьюга — их инструмент. И Флёрри Харт не смотрела в окна, пряча презрительный взор под ресницами. Мать-королева говорила, что если долго вглядываться в этих певцов, они увидят тебя чрез мили и лиги, и посмотрят в глаза, и сердце застынет, заледенеет. Иногда Флёрри казалось, что это уже произошло. Она не чувствовала ни жалости, ни любви, ничего. К матери-королеве она относилась лишь с формальным уважением, да и матерью называла её скорее по привычке, чем по теплому отношению. С ней она тоже не видела общих черт даже в детстве, а потом и вовсе узнала, что принадлежит к другому виду, что мать — чейнджлинг, а она, Флёрри, пони. Сначала она этому не удивлялась, даже в тайне мечтала, что это на самом деле ошибка, и что когда-нибудь её, как и мать, обхватит зелёное пламя, и ноги с крыльями преобразятся, станут длинными и чёрными. Но этого не происходило, и Флёрри разочаровывалась всё больше.

Она выросла в суровом холоде, и у неё самой не замерзали разве что слёзы, не появлявшиеся с детских лет.

— Ваше величество, — она коротко поклонилась, входя в тронный зал. Её обдало жаром, но она знала, что он всего лишь временный — в перестроенном зале горели десятки каминов, в которые каждый час подкладывались дрова, иначе изморозь покрывала внутренние стены замка. Над Кэнтерлотом висел непроглядный смог, и пегасы — старики, которые уже никогда не взлетят, — глядели на него слезящимися от бессилия глазами. Им бы резвые крылья сейчас, да сильные копыта, разогнать дым, впустить солнечный свет, который не приносит тепла.

— Флёрри, — просипела королева Кризалис, кутавшаяся в меха на своем троне. Он был выстроен из материала, который блокировал магию единорогов, но Флёрри научилась обходить блокировку, используя один из амулетов, которые целой связкой хранились под её крыльями и на шее, под панцирем, посему её магия работала всегда. Замок же пустовал: единороги, которые были подавляющей частью прислуги, не выносили пытки делать всё вкопытную, а от длительного отсутствия магии сходили с ума, поэтому служить было некому. Земные пони были уперты, и поэтому часто цапались с контролировавшими их во всем чейнджлингами. Они обнаглели настолько, что несколько раз устраивали драки со стражами, из которых довольно часто выходили победителями. Впрочем, об этом никто, кроме Флёрри, не знал. Головы бунтовщиков украшали шпили над воротами в замок, и те ненадолго становились послушными, шелковыми. Чейнджлинги, которые проигрывали обычным пони, отправлялись на разведку в Вечнодикий лес, который виделся уже под окнами замка и всё больше поглощал город, и больше их никто не видел.

Пони бунтовали и сбегали в дебри этого леса. Флёрри, как командующая королевской стражей, разумно придерживала свои войска. Стоило чейнджлингам приблизиться к лесу, как он шевелился, оживал. Корни деревьев, казавшихся старыми, хоть они появились совсем недавно, путали ноги, ядовитые плющи и лианы резали хрупкие крылья, а желтые немигающие глаза, смотревшие отовсюду, вводили в панику даже не умеющих бояться чейнджлингов.

— Становится холоднее, ваше величество, — Флёрри подошла ближе к трону, не глядя на съеживающихся у совсем не греющего огня чейнджлингов-стражей. — Пони жалуются, что хлеба не хватает для того, чтобы прокормить их семьи. Беженцы с дальних селений подвергаются насилию со стороны наших врагов и наших солдат. Они требуют тепла.

— Разве они не понимают, что это от меня не зависит? — фыркнула королева. — Мне бы самой сейчас тепло не помешало. Вирал! — крикнула она слуге. — Подкинь дров в камин, пусть огонь пылает жарче. Что касается земных пони — закройте ворота в город. Их место в поле, а не в трущобах Кэнтерлота.

— Дрова кончаются, ваше величество, — прожужжал чейнджлинг. — Отправить отряд на вырубку?

Кризалис вздохнула, и облачко пара выползло из её ноздрей.

— Отправляй. Пусть они будут предельно осторожны. Если их опять захватит отряд этой неугомонной зебры, я потеряю почти весь первый выводок!

— Кстати о лесе и зебре, — Флёрри посмотрела на королеву в упор. — Многие беженцы присоединяются к отряду Зекоры, убегают в Вечнодикий лес, не отдав нам положенной части от их хозяйства. Каменная ферма полностью перешла под её командование: у нас нет материалов для строительства жилищ, каминов. Сталь больше не выплавляют, а драконы продолжают отвоевывать южные земли вместе с герцогом Маритании Кьюриппосом II. Он объединился с халифатом, заручился поддержкой гиппогрифов и громит наши земли. Леди Эмбер жжет поля, которые тут же покрываются коркой льда…

— Довольно! — вскрикнула королева. Флёрри послушно замолчала, но смотрела на неё с презрением, прячущимся в зелёных, словно дикое пламя, глазах в обрамлении густых ресниц. Кризалис сжала виски копытами.

— Сделай письменный отчет и принеси его мне.

— Как прикажете, ваше величество, — откланялась Флёрри и развернулась. — Разрешите только добавить вот что, — она повернула голову, исподлобья глядя на королеву. — На землях, куда ступают наши враги, лед тает, а из земли растут цветы.

— ВОН! — завопила королева, и Флёрри, ухмыляясь, покинула зал. Она лучше всякого чейнджлинга чувствовала страх королевы, и знала, что у неё трясутся поджилки при мысли о том, что в холоде, который убивает её и её детей, виновата только она сама.

Флёрри знала, что одним мечом не выигрываются войны. Поэтому она затачивала не только его, но и свой живой ум, который нуждался в книгах так же, как меч в точильном камне. И в них она нашла то, что Эквестрия не в первый раз погружалась в подобный Хаос — был ещё тот, кто этим хаосом управлял.

Она получила доклад от стражи о том, что грифоны вновь разграбили Мэйнхеттен, ограбив Ложу — единственный оставшийся там оплот аристократии, принявший режим королевы Кризалис и вознесший её в ранг богини. Они устраивали кровавые трапезы, расправы, иногда даже оргии, в которых участвовали все — постепенно город перестал заниматься текстилем и другими производствами, взбунтовался против Ложи, сгребавшей себе всю еду и вино, и объединился с грифонами, сбежав на их земли.

Флёрри лишь думала о том, что мать-королева правит пеплом, а остальное её не трогало. Ледяная стужа сковала её грудь, зима поцеловала в чело — и её разум стал холодным, расчетливым, а сердце — каменным.

Иногда на неё находило желание распахнуть крылья и взлететь высоко-высоко в небо, чтобы увидеть солнце, луну, хоть какой-нибудь свет, но вьюга выла сильнее, и Флёрри прижимала крылья ближе к телу. Она давно забыла о полётах, прибегая к использованию крыльев лишь как к оружию, — перьевые клинки она особенно любила, — да к балансированию, чтобы стоять на задних копытах при уклонении было легче. Она тренировалась дни напролет, занималась разведкой и доводила занимавшихся на плацу чейнджлингов до потери сознания. «Наверное, отец тоже так делал», — думала она, вспоминая черногривого единорога, и злилась, ещё яростнее выполняя упражнения, до лоскутков изрезала, кромсала соломенные манекены, до синяков убивала солдат и убивалась сама. Единственное, что грело её сердце — ненависть к отцу, сбежавшему в кристальный рай. Флёрри не грезила, не надеялась, что он заберёт её к себе, никогда не мечтала сбежать, даже в самые сильные ссоры с матерью-королевой. Она была ей верна, как преданный пес, но строгий ошейник слишком сильно сжимался вокруг шеи, и пес рычал, приглушенно, а затем всё громче, а затем заливался лаем и кусал копыто хозяина, протягивающее лакомство.

Однажды она во сне видела аликорницу с гривой трех сладких, конфетных цветов — розового, светло-жёлтого и фиолетового, и нежно-розовой шерстью. Она летела к ней, изо всех сил работая крыльями, маховые перья которых тоже были фиолетовыми. Но, не долетев и метра, останавливалась и плакала, протягивала к ней копыта, обутые в золотые туфельки, и звала по имени с такой нежностью в голосе, что Флёрри невольно протянула ей своё копыто.

Она проснулась от того, что её грудь стеснили рыдания, а из крепко сомкнутых глаз текли жгучие слёзы. Флёрри никогда не чувствовала себя настолько разбитой, обманутой, и первым словом, сорвавшимся с её губ при пробуждении было чуждое, незнакомое «мама».

Больше она её не видела.

Флёрри шла по не застекленной галерее. От серого камня веяло холодом, а на подоконники и голые арки хлопьями падал снег.

По календарю только-только наступал июль.

Флёрри заплетала кудрявые волосы в косы, скрывала их в сетку, чтобы потом надеть шлем. Кризалис своим бездействием вгоняла мир в смертельный холод. Ошейник затянулся слишком туго, и пес начал кусаться.

Она спускалась в подземелья, ведомая картой, которую нашла в библиотеке. Где-то здесь, по её словам, была дверь, открывающая дорогу в другое пространство, измерение. Благодаря нему Кризалис смогла запечатать Хаос, который, как она сказала, был слишком опасен. Флёрри ей не верила. И, если ей удастся заручиться поддержкой этого Хаоса, быть может, она сможет кричать матери-королеве «Вон!» когда ей вздумается?

Флёрри спускалась всё глубже, пока тайный ход не привел её к выложенному кристаллами проходу. На сводчатом потолке были начертаны руны, которых она никогда раньше не видела, а некоторые из них горели рубинами, словно угли. Она прислушалась. Вой ветра доносился даже сюда, будто тихое дыхание громадного существа, покоящегося где-то в глубине земли. Она зажгла рог, разворачивая свиток с заклинанием, и, внимательно вчитавшись в слова, задумалась. Для того, чтобы сорвать печать, нужно было найти чувство, которое может или усилить, или победить эмоцию, запечатавшую измерение, пропитавшую его. Флёрри задумалась. Что может победить или усилить страх, страх смерти, потери?

Она вспомнила аликорницу из сна, и в её груди потеплело, а ответ пришел сам собой. С кончика рога соскользнули три яркие ленты — розовая, голубая и золотая. Они окружили цветным хороводом выступающий кристалл, наполняя его теплом и светом, а Флёрри почувствовала, как пробуждается ото сна её душа, сбрасывает ледяные цепи. Загорелись кристаллы, налились ярким пламенем, обжигающим, кипучим, и, словно зеркала, треснули, разбились на осколки. На месте прохода заклубилась кроваво-красная дымка, поползли тени, цепляющиеся крючковатыми концами за каменную породу, въедаясь в неё, раскрывая портал-проход, сквозь который на неё смотрели злые, немигающие глаза.

Флёрри на секунду не смогла дышать, но невиданное существо уже врылось когтями в камень, словно в мягкую землю, и, скаля разные клыки, вылезало из пространства с утробным рычанием. На секунду его разноразмерные глаза сузились, а затем брови изогнулись в недоумении, будто узнали её.

— Флёрри Харт? Перворожденная?

Она молчала, потому что язык отнимался и не желал шевелиться, а тело сковала судорога от дохнувшей на неё силы и мощи. Она поверхностью рога чувствовала, как накаляется вокруг воздух, как сильно существо, назвавшее её по имени. Смогла лишь кивнуть, и то рвано, будто не кивнула, а от страха головой дёрнула.

— Где Селестия? — голос у существа был хриплый. Он вылез из портала полностью, стуча драконьим хвостом об пол. Флёрри бегло пробежалась по нему глазами: лапа орлиная, львиная, лошадиная голова, рог оленя, рог козы, крыло летучей мыши и крыло пегаса, нога ящерицы и копыто лошади, кустистые брови и козлиная бородка — Флёрри понятия не имела, как такое существо вообще появилось на свет. Всё же, она склонялась к мысли, что это скорее жеребец, чем кобыла, хоть она и не знала, можно ли одним из этих слов обозначить его пол.

— Я не знаю, кто это, — проговорила она осторожно. Он посмотрел на неё с недоумением.

— Луна? Кейденс, Твайлайт? Кто-нибудь из Хранительниц Гармонии?

— Хранительниц Гармонии? — удивилась Флёрри. — Насколько я помню, королева Кризалис казнила всех хранительниц двадцать лет назад, когда взошла на престол.

Он остолбенел, а его глаза стали такими большими, что Флёрри испугалась — вдруг выпадут.

— Всех?.. — осипшим голосом спросил он, с мольбой на отрицательный ответ в глазах.

Флёрри кивнула.

Судорожный вздох и последовавший за ним вой, полный боли и отчаяния, заставили её пожалеть об ответе.

— ГДЕ КРИЗАЛИС? — взревел он, ударяя огромным хвостом по стене — он сам занимал большую часть прохода, а любое его движение грозило обвалом. — ГДЕ ЭТА МЕРЗКАЯ СКОТИНА? КАК ОНА ПОСМЕЛА УБИТЬ ФЛАТТЕРШАЙ, ЭТОТ НЕВИННЫЙ ЦВЕТОЧЕК, КОТОРЫЙ НИКОМУ ЗЛА НЕ СДЕЛАЛ?!

Он не стал её слушать, раскрыл рот и дунул пламенем, которое расплавило и камень, и лед, сковывавший промерзшую землю. Парой взмахов разнопарых крыльев он поднял себя в воздух, продолжая плеваться огнем и проклятиями, беспрестанно щелкая пальцами. Флёрри стояла, как вкопанная, и не понимала, что только что сотворила. У неё в голове звучали имена: Селестия, Луна, Кейденс, Твайлайт, Флаттершай. Кто были эти пони? Где они теперь?

Она, всё ещё не до конца соображая, развернулась и пошла обратно, чувствуя, как содрогается земля над ней, как полыхает зелёное пламя, согревая пропитавшуюся кровью казненных землю.

---

Ловкая тень села на её нос, обнимая за плечи, гладя щеки и нашептывая на ухо. Мои глаза слепы, я не могу увидеть тебя, мои уши глухи, я не могу понять твоих слов.

Внемли им. Время пришло. Полно блуждать во тьме, иди к своему мягкому свету.

Ты запер меня. Мои крылья связаны, а ноги спутаны.

Я отпираю клетку. Я снимаю оковы. Лети! Ты свободна! Лети же!

Тень спрыгнула, юркнула в угол, прячась среди своих сестер. Бирюзовый, настолько бледный, что почти белый, шарик остановился на кончике рога светочем, разгонявшим мрак в крипте и в разуме. Чьи-то теплые копыта обнимали, подталкивали, голоса звали, и ноги сами двигались, шли вперед. Сознание прояснялось, возвращались уснувшие и погребенные под бесконечную дрему силы, воля и разум. Сердце забилось впервые за двадцать лет беспробудного сна, и душу наполнило тепло, страдание и жажда. Гнев, тревога, ярость — все они наполнили её, образы дорогих ей созданий встали перед глазами, а слёзы закипели, покатились по щекам, брызнули в разные стороны.

Луна открыла глаза.