Fallout Equestria: Атака мертвецов
Мы сидели в окопах, ожидая сигнала к атаке. Кто-то в последний раз проверял оружие, кто-то курил, многие болтали друг с другом на извечные темы вроде кобылок, а некоторые молились. Неудивительно, что в этом кошмаре вера в божественное происхождение принцесс проявилась открыто. Небо медленно розовело, обозначая приближение восхода солнца, и впервые за долгое время я мог видеть звёзды во всём их великолепии: части пегасов имели привычку затягивать поля боя сплошным облачным покрывалом, сохраняя таким способом свои манёвры в секрете. Но только не в этот день — сегодня нам нужен был ветер.
Пятнадцать лет назад империя зебр объявила войну Эквестрии, но большую часть этого времени не происходило почти ничего. Армии стояли друг напротив друга, не решаясь идти в наступление и не понимая необходимости в нём, пока бесчисленные шпионы играли в свои игры в тылу. Но однажды… всё изменилось. Теракт в Каньоне Полумесяца окончательно открыл глаза нам всем и подкинул щедрую порцию угля в топку войны. Теперь мы ненавидели своих врагов всем сердцем, и сами они стремились оправдать это чувство. Одно за другим создавались новые, более безжалостные и разрушительные орудия истребления, и вот вслед за магическим оружием и колоссальными боевыми машинами появились они.
Духи. Дьяволы — это слово зебры выкрикивали когда вслед за ними бежали в атаку. Никто во всей Эквестрии не знал, что это такое. Пропаганда пыталась скрыть их существование, но слухи были неудержимы. Они расползались по всей нашей армии, преувеличенные, неточные и от того ещё более пугающие. Роботы? Солдаты в силовой броне? Или какая-то безумная смесь одного и второго на заре технической революции наречённая киборгом? Кто мог сказать, если пережить одну встречу с этим было просто удачей, не говоря уже о том чтобы описать.
Нет. Сегодня, когда мы покинем траншеи, на другой стороне поля все уже будут мертвы. Вечером офицерам объявили, что сначала на полосатых выпустят яд — впервые за всю войну сравнимый с Литтлхорнским, которого испугались даже они сами. От него не будет защиты. Не выдержат ни магические доспехи, ни техника, ни бункеры. И даже боги погибнут в этом тумане, как заверял нас полковник. Поэтому только когда пегасы унесут ядовитое облако на километры вглубь позиций врага, пехота сможет атаковать. Я невольно оскалился, подумав об этом как об особенном акте мести. Но вдруг ничего не произойдёт? Вдруг там, на позициях артиллерии, все уже мертвы? Или их убивают прямо сейчас, скрывая звук бойни своим колдовством. Даже обычные ассасины в плащах-невидимках способны на это.
Я усердно выкидывал эти мысли из головы, а рассвет тем временем горел всё ярче. Миномёт разорвал его тишину, отправив первый снаряд на позиции зебр. За ним последовали другие, и наполненные отравой баллоны уносились в отступающие сумерки. Через несколько минут до моих ушей донёсся далёкий раскат грома, означавший, что эстафету перехватили пушки. Всё было в порядке. Время пришло.
С первыми звуками гимна, дополняющими симфонию канонады, я встал на дыбы, поднимая взвод в атаку. Тяжеловесные Стальные Рейнджеры взобрались наверх первыми, и десятки простых пехотницев толпились позади них. Каждый отдельный солдат исчезал, уступая место единому фронту, несущемуся вперёд в стремлении снести всё на своём пути, и этим чувством единства мы побеждали свой страх. Мы покидали окопы, толпясь у лестниц и выпихивая наверх один другого. Впереди рвались снаряды и оседал последний туман, а мы уже бежали по полю вслед за редкой цепью стальных рейнджеров, примкнув штыки на манер копий и едва не срываясь в галоп. “Ураааа” перекатывалось по всему фронту насколько хватало слуха, ещё сильнее подстёгивая в безрассудном забеге к смерти и славе.
Только достигнув проволоки я понял, что по нам никто не стреляет. Выработанный за годы службы рефлекс заставил меня вжаться в землю, но редкие выстрелы щёлкали где-то далеко. Выстроившись за спиной бронированного великана и пригнув головы, мы осторожно пробирались через железные лозы по его следам. Тяжёлая пехота легко топтала и разрывала проволоку там, где этого не сделали снаряды, прокладывая остальным путь и служа щитом. Отсутствие огня начинало пугать не меньше самого обстрела: что если это какая-то засада, и они ждут нас там, выдержав обстрел и зная о нашей самоуверенности? Нет, там просто никого не осталось. Нельзя думать об этом, нужно просто идти вперёд и узнать.
Мы, вновь растянувшись в цепь, приближались к пустующим траншеям, единороги готовили свои гранаты. И только сейчас мы увидели легионеров. Их тела были разорваны осколками, а шерсть почернела от яда и копоти. Все они были мертвы… и они поднимались один за другим, с выражением тупой злобы на лицах.
Отвага испарилась в один момент при виде этого безумия. Словно испуганные жеребята в ночь кошмаров, мы побежали назад, не разбирая дороги и путаясь в проволоке, спотыкаясь и падая под огнём живых мертвецов. Они наступали, хрипя проклятия на своём языке, почти как делали это при жизни. И следом в глубине форта восстала из мёртвых артиллерия. Снаряды рвались тут и там, сея ещё больше хаоса и паники среди одичавшего стада, в которое превратились совсем недавно забывшие страх солдаты.
Взрыв прогремел совсем рядом, осыпав меня землёй. Оглушённый и ослеплённый, я упал на бок и ударился обо что-то головой. Поле боя, в миг заполнившееся дымом и пылью, плыло перед глазами и качалось словно море. В ушах звенело, а ноги отказывались идти дальше. Сил хватило только на то, чтобы обернуться, когда что-то нависло надо мной.
Оно разглядывало меня пустотой глазных прорезей своей маски. Кожаный капюшон скрывал шею и голову, скреплённый брошью в виде красного глаза, а полы этой изорванной в клочья накидки свободно колыхались на ветру, похожие на когтистые лапы. Серая шкура была полностью лишена шерсти, а грудь представляла собой огромную открытую рану: я мог видеть розовую мешанину внутренностей в обрамлении сломанных рёбер. Это чудовище стояло на двух ногах, опираясь на посох из чьих-то огромных костей… нет, это не посох. Это коса. Не ненависть к нам помогла им подняться в атаку — сама смерть вступила в войну на стороне зебр! Она тянула ко мне свою тощую ногу, пока я завороженно смотрел в пустые глазницы. Одно лёгкое движение копыта, словно смахивающее пыль с моей формы — и мир померк, выстрелы и стоны раненых унеслись прочь. Война закончилась.