Триада Лун: Сбор обломков

Глава четвёртая: Лёгкость

Если вы знаете, на какой закладке остановились ранее, можете вернуться на неё.

^{Кьютимарка Джентл Тач}

⊛⊛⊛

Джентл Тач была юной земной пони, и была счастлива. Она прильнула щекой к мягкой шёрстке Синей Луны, глядя на Её гриву из вечно мерцающих звезд и туманностей, вслушиваясь в тишину и, в общем-то, ни о чём конкретном не думая. Ни боли, ни страха, ни ожидания очередного приступа тошноты; только Синяя Луна и Её бесконечное спокойствие.

Она подняла голову, чтобы взглянуть в бирюзовые глаза Принцессы, и ей улыбнулись в ответ.

— Ты знаешь, что ты могущественна? — спросила Она.

Джентл Тач как следует подумала и решила, что, пожалуй, это вряд ли можно так назвать. Да, она может помочь прорасти тюльпанам, если мама и папа помогут, но кто этого не может? И ещё был тот раз, когда она почуяла, что Диспассия в подвале и ей больно, и решила спуститься следом и поговорить, пока родители Диспассии не вернутся с работы, и взяла себе боль... да, может быть, этим можно слегка, осторожно гордиться… Но — могущественна? Ну уж нет.

Особенно с тех пор как Красная взглянула на её правый бок через незащищённое окно. Никогда больше шёрстка Джентл с этой стороны не будет такой как раньше.

Джентл Тач зарделась и покачала головой:

— Нет, моя Принцесса. Я всего лишь пони.

Синяя Луна рассмеялась, как смеются тихие звёзды в бесконечном космосе; звёзды, которые почти никогда не ищут встречи друг с другом, но все же знают, что другие здесь, присматривают за ними и заботятся о них.

— Тем не менее, у тебя есть воля отрицать мнение Луны. По мне, это признак могущества.

— Но разве важно, насколько я сильна, если я скоро...

Джентл Тач не смогла закончить фразу; рот оказался прикрыт тёмно-синими перьями.

— Ты выживешь, — заверила Синяя Луна, и в тот же момент это стало истиной. Потому что то, что Луна говорит вслух, реально, а то, что Луна хранит в молчании — нет.

Затем Джентл Тач медленно выплыла из снов на поверхность реального мира и тем вернулась к боли, иногда слабой и щиплющей, иногда горячей и пульсирующей. За следующие циклы она узнала, что аквамариновые огни на окружающих её приборах обычно означают хорошее и обещают несколько спокойных доль, желтые и оранжевые обычно плохо, а алый... про алый никто никогда ничего не говорил. Тем более алый был не вправе проникнуть в её больничную палату.

Но оставался с нею в её горячечном бреду, неотступно, неотвязно, пока со временем мокрый жар не прошёл.

Синяя Луна, или Десайр, как Её иногда называли, навещала её во снах, а также наяву, и Джентл Тач видела, как пони вокруг пытаются не попадаться Ей на глаза, но не обращала внимания — с нею Луна всегда была невероятно милой.

Более того, эти визиты стали для неё обычными — необычно обычными, пошутила бы Джентл Тач, будь у неё настроение шутить; позже она все-таки похихикала над этим. Джентл прописалась в госпитальном секторе очень, очень надолго. За первый проведённый там свет — первый из многих — Джентл наобщалась с Синей Луной больше, чем средняя пони успевает за всю свою жизнь. Так оно и пошло с тех пор, без особых пропусков и долгих исчезновений. Как минимум один визит каждые три цикла, или девять каждый свет, и было совершенно неважно, какой яркости Синяя Луна — померкшая, или же во всём величии полной славы.

Она научила Джентл Тач не просто ощущать линии боли, но видеть их, двигаться по ним и не пускать их в сознание. Несколько светов спустя Джентл Тач научилась зажигать их — в целях самозащиты, и ей постоянно напоминали о соразмерности подобных действий.

Ровно через три квадратных девятки циклов — то есть, в точности один полный круг или девять светов — после первой встречи с Синей Луной она впервые отправила пони в безболезненный вечный сон. Сделав это, она стала полноценным Вестником. Тогда она ещё даже не покинула госпитальный сектор.

После этого она рыдала в своей комнате и напоминала себе, тогда как и теперь, что она всего лишь пони и что не ей решать, кому жить, а кому нет. С тех пор прошло пять светов, но она всё ещё видела лицо пациента во снах. Синяя Луна некоторое время утешала её, но затем сказала, что Она не будет приглушать её горечь, поскольку с доставшимся Джентл могуществом следует обращаться ответственно и аккуратно.

Всего несколько циклов назад она обнаружила, что способна надеть синюю форму Вестника без малейшей тяжести на сердце. И всё же, Джентл не любила носить её — и не носила никогда, если только не требовали обстоятельства. Почти всегда форма оставалась аккуратно свёрнутой в сумке — и в тот цикл, когда она всё же вышла за пределы госпитального сектора, и теперь, в поезде, приближающемся к центру Метрополии.

Она чувствовала беспокойство... почти обо всём. Где она будет жить? Как найти хотя бы одного друга в перенаселённом и кипящем жизнью сообществе? Будут ли на неё смотреть свысока старшие коллеги, или же назначение, жёгшее ей грудь даже сквозь конверт и заставлявшее постоянно перепроверять, не потерялся ли лист с печатью Триады Лун, означает, что ей в основном придётся действовать в одиночестве?

Как только пони понимают, что ты Вестник, они обычно сокращают до минимума общение с тобой. Для них ты превращаешься в функцию — целителя и ходячее болеутоляющее в её случае — и перестаёшь быть пони, и иногда Джентл Тач спрашивала себя, правильно ли она выбрала путь.

Но только иногда, конечно. Со своей полки она почти неосознанно правила линии трёх сердцебиений и одной головной боли; жеребёнок внизу крепко спал уже шесть доль подряд, а его бабушка обнаружила, что может рассказать супругу, насколько он ей на самом деле дорог, не отвлекаясь на ноющие виски.

Они были вежливы и, естественно, не смотрели слишком пристально на маленький оранжевый силуэт Джентл на верхней полке.

Благодарности не требовалось.