Почтальон всегда стучит дважды

Почта Эквестрии. Мы работаем без выходных! В жару и в холод, в дождь и в сушь, наяву или во сне - но каждая ваша посылка будет доставлена любой ценой! А вы готовы её заплатить?

Принцесса Селестия Принцесса Луна Дерпи Хувз Лира DJ PON-3 Доктор Хувз Октавия

Никогда не открывай эту дверь

Твайлайт была не из тех пони, которая нарушала установленные правила. Она всегда гордилась своей честностью и приверженностью законам Эквестрии. Но однажды она предала себя и переступила допустимую черту, когда открыла... дверь.

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия

Я всем сердцем хочу исцелить твою боль

Старлайт из последних сил старается примириться со своим прошлым. Как мог хоть кто-то когда-либо простить её? Более того, почему она получает прощение и любовь, если она этого не заслуживает? Почему? По её мнению, она не заслуживает ничего, кроме проклятия и вечной ненависти. Так почему же этот пурпурный аликорн продолжает сражаться за неё? Старлайт сломана. И она не хочет, чтобы её чинили. Нет, она не заслуживает ремонта. Любовь не приносит ничего, кроме горя, так зачем же любить вообще?

Твайлайт Спаркл Старлайт Глиммер

Песни в плохую погоду

В Понивилле иногда бывает и плохая погода.

Кэррот Топ

Дружба это оптимум: Только не здесь, только не так

В конце времён мира людей, что делать человеку, у которого ничего и никого не осталось?

Принцесса Селестия Человеки

Главный герой

История о том, как с Мэри Сью сняли корону. Согласитесь, это интереснее обычной истории о Мэри Сью.

Твайлайт Спаркл ОС - пони Человеки

Орк в Эквестрии

Наш герой — настоящий гриб, Гриб с большой буквы. Механьяк, попавший в Эквестрию вполне закономерно (нет, действительно, если стоять рядом с пьяным чуднабайцом, то можно и не только в Эквестрии оказаться). Первое знакомство с Эквестрией оказывается очень по душе истинно орковскому байцу. На этом историю оставляю вам.

Утренняя звезда

Сумеречное помрачение Твайлайт.

Твайлайт Спаркл

Новая Эквестрия: Победоград

60 лет прошло с момента ядерной войны Сталлионграда и Эквестрии. Мир лежит в радиоактивных руинах, повсюду необъяснимые аномалии и мутанты. Сталлионграду удалось выстоять и сохранить большую часть населения и материальной базы. Именно в могучей социалистической республике началась история, которая не предвещает ничего хорошее для постапокалиптического мира...

Другие пони ОС - пони

Последнее испытание

Вы - заключённый за убийство. Вы уже отсидели несколько лет, и вас скоро освободят, но освободят, если вы пройдёте несколько проверок и тестов. А в конце будет дан самый сложный тест - тест на человечность...

Другие пони

Автор рисунка: Siansaar

Планета обезьян

Глава 7

-…Нашему каналу удалось получить уникальные кадры с места событий!

Маленький телевизор мигнул и сменил картинку: живой шевелящийся шар древесных корней и шипов, похожий на осьминога в эпилептическом припадке. Съемка велась откуда-то сверху, фоном трещал отфильтрованный шум вертолетных лопастей.

— Попробуй подлететь поближе, — сказал неизвестный оператор.

Не успел пилот выполнить просьбу, как прямо перед камерой, всего в метре, появилась фигура в темно-синих мотоциклетных доспехах и шлеме.

— Тпрруу! – звонким девчоночьим голосом крикнула она.

В ответ ей понеслись запиканные телевизионной цензурой «приветствия». Оператор отшатнулся, сделав пару шагов назад, и летунья, восприняв это как приглашение, залетела следом.

— Слушайте, я понимаю, как стрёмно выглядит эта зеленая деревянная хтонь, — посерьезнев, сказала незнакомка. Она по-прежнему парила в паре сантиметров от пола, игнорируя законы гравитации. – Моя подруга сейчас разбирается с этим и попросила держать любопытных подальше. Так что… не суйтесь, эта штука опасна. Окей?

— Кто ты? – овладев собой, спросил оператор.

— Удивительная Рейнбоу! – подбоченилась девушка. – Это как Человек-паук, только Рейнбоу. Так в телеке и скажите!

Что думал об этом имени оператор, так и осталось тайной. За спиной Рейнбоу что-то вспыхнуло ярко-оранжевым, и девушка моментально исчезла, словно телепортировавшись. Оператор, бросившись следом, направил камеру на древесный шар… который больше не был древесным.

Вместо него было… Солнце. Именно такое, каким его показывают в фильмах, ожившее порождение самой совершенной компьютерной графики: жидкое море желтого, оранжевого и пятен черного, высокие арки протуберанцев.

Искусственная звезда сияла всего пару секунд, а потом мгновенно погасла, оставив после себя выжженный до оранжевого стекла кратер и очень заметный «подиум» в центре – своеобразное «око бури». Опомнившись через пару секунд, оператор приблизил изображение и на нечеткой, чуть зернистой картинке стало возможно различить фигуру в черном со скрытым тканевой маской лицом и глубоко надвинутой шапкой. Неизвестная прижимала к груди чье-то неподвижное тело, одетое чуть поярче – в синие джинсы и толстовку.

Вот рядом с подиумом возникла Рейнбоу, они о чем-то поговорили, а потом… фигура в черном просто исчезла, так же, как ее коллега в синем.

— Гребанное аниме.

Селестия вздрогнула. Обернувшись на голос, она увидела невысокую, но очень широкоплечую латиноамериканку в темной полицейской форме. Угрюмо нахмурив татуажные брови, женщина смотрела на телевизор, о чем-то глубоко задумавшись. В руке она держала коробочку с праздничным тортом: легкомысленный цветастый узорчик ужасно диссонировал, как с формой и выражением лица, так и другими декорациями.

Не так уж и много существует менее подходящих мест для тортика, чем зал ожидания тюрьмы.

— Прошу прощения? – спросила Селестия, поняв, что полицейская, засмотревшись на повтор, напрочь забыла о цели визита.

— О, — женщина удивленно моргнула и перевела взгляд на Селестию. Полные губы дернулись в чем-то, отдаленно напоминающем смущенную улыбку. – Извините, просто пытаюсь понять, стоит ли увольняться, когда к нам определят кого-нибудь, кто таскает за собой Солнце на веревочке.

Селестия попыталась не вздрогнуть. Взгляд сам собой скользнул на потолок. Именно там, на расстоянии сто пятьдесят миллиардов километров находилось упомянутое Солнце. Сегодня был спокойный день – не случится ни заметных вспышек, ни выплесков коронарной массы. Самый обычный день чудовищного термоядерного реактора, мощностью триста восемьдесят шесть миллиардов мегаватт. Реактора, который Селестия чувствовала, как свое сердце… если сердце может быть в сто девять раз больше диаметра планеты, на которой ты живешь.

— Что-то похожее я регулярно слышу от своего капитана полиции, — сказала Селестия, с усилием отодвигая это ужасающее чувство обратно на задворки сознания. – Недавно он заставил меня подписать финансирование для нового подразделения, вооруженного так, словно завтра танковая атака.

— Подумываю и себе прикупить что-то такое, — понимающе ухмыльнулась полицейская, протягивая тортик. – Мы все проверили. Комната готова.

— Спасибо, — благодарно кивнула Селестия, принимая тортик. – Вы проводите меня?

— Звучит лучше, чем «отконвоировать».

Селестия предпочла решить, что это такой черный профессиональный юмор и вежливо улыбнулась, следуя за охранницей по малолюдным коридорам административного здания женской тюрьмы, вполуха слушая правила поведения: все это ей уже объяснили трижды.

— Пришли, — остановилась охранница у одной из трех дверей.

— Она там? – тихо спросила Селестия.

— Пока нет, приведут через пару минут, — ответила женщина, возясь с ключами. – Ну вот, мисс Кинг, заходите, устраивайтесь. Я вернусь, когда истекут ваши два часа.

Комната для семейных встреч оказалась… просто комнатой. Бежевые обои, диван, кресло, развесистый фикус в горшке, стол, большая двуспальная кровать, маленький натюрморт на стене. Если бы не решетки на окнах, и не догадаешься никогда, что находишься в тюрьме: скорее в очень, очень бюджетной гостинице.

Поставив торт на стол (где уже предусмотрительно кто-то положил одноразовую посуду), Селестия было присела на диван, но быстро обнаружила, что не может сидеть спокойно. Эта встреча была слишком важна для нее, но даже больше, чем она, мэра волновал вопрос: «Что изменилось?» Что заставило прервать четыре года игнора, отказа от встреч и приема звонков? В голову, как Селестия их не гнала, лезли всякие ужасы: от зловещего «умирает» до тревожного «заболела» к беспокойному «издеваются другие заключенные».

Ее тревогу швырнуло на орбиту от звука шагов за дверью, звона ключей, приглушенного неразборчивого разговора. В одном из голосов Селестия с трепетом признала тот самый, услышать который жаждала и боялась.

Она зачем-то встала. Не зная, куда деть руки, сцепила их за спиной в замок. Затаив дыхание, наблюдала, как медленно-медленно открывалась дверь, и забыла выдохнуть, когда она закрылась, узнавая и не узнавая ту, кто была сестрой во всем, кроме крови всю сознательную жизнь.

Невысокая, даже миниатюрная, женщина едва доставала рослой Селестии до плеча. Длинные иссиня-черные волосы, которыми сестра всегда так гордилась, исчезли, сменившись короткой, почти мальчишеской стрижкой. Эта отвратительная оранжевая роба совсем ей не шла каждым возможным способом: не сочеталась со смуглой кожей и зелеными глазами. Она заметно похудела – не то, чтобы кожа да кости, но мягкие плавные черты лица и фигуры приобрели грубоватую резкость. И вряд ли хорошо спала, если едва заметные синяки под глазами были каким-то признаком.

— Привет, Луна, — услышала Селестия свой голос, и сама удивилась, как взвешенно и спокойно он прозвучал. Проклятая привычка публичного политика – иногда так сложно становилось быть искренней…

Если Селестия хоть немного знала свою сестру (а она знала), Луна сама не очень понимала, как себя вести, разорванная между теми обвинениями, которые бросала в лицо четыре года назад и двадцатью пятью годами дружбы, любви и поддержки.

В результате Луна не выбрала ни то, ни другое:

— Они разрешили тебе принести торт, — осторожно сказала она, кивнув на стол.

— Я договорилась, — так же осторожно ответила Селестия. – С днем рождения, сестра.

Та кивнула и на несколько секунд в комнате повисла неловкая тишина.

— Садись, чего ты, как не родная, — наконец, взяла себя в руки мэр.

Видя, что сестра колеблется, она открыла торт, и принялась осторожно резать его на шесть кусков, краем глаза следя за Луной. Селестия заставила себя не улыбнуться, когда оранжевое пятно, наконец, сдвинулось с места, осторожно присело на краешек дивана.

— Как дела? – спросила она, передавая сестре кусок торта.

Это был ужасный вопрос, но надо же как-то начать?

Луна хмуро смотрела на торт, словно именно он был виновен во всех ее бедах.

— Ты должна вытащить меня отсюда, пока не поздно.

Селестия, уже сунувшая в рот ложку восхитительного (лучшего в городе!) тортика, чуть не поперхнулась.

«Все-таки умирает!» — сверкнуло в пустой голове.

Сердце споткнулось в груди… а в след за ним заволновалось и другое «сердце». Где-то в его глубинах шестнадцать миллионов кельвин всколыхнулись, пробиваясь на поверхность. Селестия торопливо задавила реакцию, даже не уверенная до конца – не мерещиться ли ей, правда ли существует эта связь со звездой или она просто сходит с ума.

За все эти месяцы у нее так и не хватило духу проверить.

А если она что-то сломает?!

— Мы можем начать процесс условно-досрочного… — начала Селестия.

— Слишком долго.

— Я могу попытаться ускорить. В законе нет четких сроков рассмотрения, а у тебя нет значимых нарушений.

— Сколько?

— Не знаю. Три-четыре недели?

Луна задумалась, вяло ковыряясь вилкой в торте. Она так и не съела ни кусочка, а тарелка уже напоминала вспаханное поле бисквита и взбитых сливок.

— Столько… я наверно смогу продержаться.

— Я сделаю все, что смогу, — уверила Селестия, пытаясь проигнорировать варварское обращение сестры с принесенным лакомством. – Но… что случилось? Возможно, есть какие-то другие способы? Я могу поговорить с администрацией – тебя переведут в другую камеру и будут присматривать. Может, другая тюрьма? Врач получше, чем тюремные? Я могу найти по-настоящему хорошего.

Луна угрюмо молчала, вновь перепахивая руины торта.

— Да ладно, Луна. Если это так серьезно, что ты обратилась ко мне, я должна знать. Может, я смогу придумать что-то получше.

Сестра с такой злобой воткнула вилку в созданную кашу, что Селестия вздрогнула.

— Я попросила о помощи, — процедила Луна. — Не о вопросах.

— Именно это я и пытаюсь сделать – помочь, — осторожно, тем самым тоном, которым хозяева уговаривают испуганных кошек не царапаться, ответила Селестия. – И чем больше я буду знать, тем лучше у меня получится.

— Вытащи меня отсюда так быстро, как только получится, и сможешь всю жизнь тыкать мне этим в лицо. Если не будешь задавать вопросов – я не буду возражать.

— Я бы никогда…

Луна впервые посмотрела ей в глаза и Селестия умолкла.

— А вот это – ложь, — прошипела сестра. – Святая Селестия опять оказалась права, опять сделала все идеально, опять снизошла со своего пьедестала к нам, простым смертным, чтобы убрать за ними дерьмо.

Селестия промолчала, лишенная слов. Что-то чуждое, неправильное было в лице сестры. Всегда спокойная и интеллигентная, Луна – та Луна, что росла рядом – никогда не была способна на такую злобу. В ней не набралось бы и капли яда, что сейчас отравлял голос, превращая когда-то приятную хрипотцу в низкий чужой голос с рычащими нотками. Ее лицо, что умело так очаровательно улыбаться, с милыми ямочками на щеках, той застенчивой тихой улыбкой, что всегда покоряла сестринское сердце Селестии, никогда не было способно так хищно скалиться, обнажая клыки – тоже, казалось, слишком длинные для той, кто даже мяса не ела, жалея зверушек.

Словно самый страшный кошмар стал реальностью, самый потаенный и отрицаемый страх выбрался наружу из закоулков души, бросая ей в лицо обвинения, которые, Селестия знала, были отчасти справедливы.

— Не делай вид, что во всем виновата я, — услышала она свой голос, неприятно слабый и ломкий. – Это был твой выбор – подделать голоса. Не мой.

С тем же успехом она могла бы тушить костер бензином. Напоминание о преступлении, той самой причине, по которой Луна оказалась в тюрьме, лишь подтвердила ее слова о пьедестале.

Луна даже не встала на ноги – перетекла, одним плавным молниеносным движением. Было такое чувство, будто что-то случилось с освещением – солнечный свет, бьющий из закрытых решетками окон, никуда не делся, но словно перестал распространяться, оставшись видимым, четко ограниченным потоком, бьющим из окна в пол, образовав ясно видимый параллелепипед. А все, что вне – посерело и выцвело, утонуло во внезапно сгустившихся тенях, и лишь Луна осталась яркой и цветной – лишь белок в глазах почернел, зеленая радужка – наоборот, посветлела, сияя в воцарившихся сумерках; смуглая кожа стремительно бледнела нездоровой гипсовой белизной.

— Я была твоим замом! – прорычала Луна, делая шаг. – Делала половину работы! – еще один. – А они видели лишь тебя! Если бы этот трус Майкл не настучал – я бы справилась не хуже тебя!

Она остановилась на расстоянии вытянутой руки и нависла над Селестией, давя на солнечную область, внутри которой сидела действующий мэр, сжимая ее в тисках теней все сильнее.

— Но ты не была бы избранной. Не была бы желанной.

Прежде, чем Селестия успела моргнуть, рука Луны метнулась вперед, легла ей на горло – не сжимая, просто обозначая… намекая на возможность.

— Даже сейчас ты не можешь просто заткнуться! Всегда надо быть правой, любой ценой?!

Пару секунд они молчали, меряясь взглядами. Реагируя на ее страх, солнечный свет сгущался, становясь почти материальным, густым, как взбитые сливки; светлая полоса на руке Луны медленно ползла вверх, поднимаясь к плечу – весь световой поток постепенно расширялся, вытесняя тени… а потом Селестия кое-что поняла и весь потусторонний, беспомощный ужас тонущей в кошмаре мгновенно исчез, словно его никогда и не было.

— Ты не причинишь мне вреда, — сказала она.

Пальцы на шее дрогнули, сжавшись на самую капельку сильнее.

— Уверена?

— Так же, как ты уверена, что я помогу. Мы – сестры.

Едва ощутимая хватка на горле расслабилась – маленькая ладошка Луны теперь просто лежала на коже. И тогда Селестия нанесла новый удар.

— А еще у тебя есть суперсила.

Луна вздохнула, отпуская Селестию. Сделав шаг назад, она развернулась и грохнулась на диван, опустив затылок на подголовник и закрыв глаза. Тени медленно отступали обратно в углы, под диван и кровать, кожа стремительно теряла свою мертвенную белизну. Вслед за тенями растворялся и свет: только что тягучий и густой он, словно опомнившись, вновь стал подчиняться законам физики.

— Да, — наконец, сказала Луна, скорее устало, чем злобно, – есть. Охрененная, мля, сила – готовый суперзлодей.

Селестия присела рядом, замерла в нерешительности. Будь это лет пять назад, она бы просто обняла сестру, как делала всю жизнь, когда та грустила или злилась и пообещала, что все будет хорошо.

Сейчас…

— Как давно? – вместо этого спросила она.

— Месяца четыре уже. Это… тяжело. Здесь так много кошмаров, Селестия…

— Кошмаров?

— Да. Именно кошмаров. Я чувствую их. Вижу, понимаю. А еще…

Не открывая глаз, Луна подняла ладонь. Мгновенно из теней соткался большой, со всю ладонь, паук-птицеед – мохнатый, с крупными холицерами и капельками блестящего на солнце яда. Против воли, даже зная, что сестра не причинит ей боль, Селестия отшатнулась в инстинктивном ужасе.

— Это от Джин, моей сокамерницы.

Паук спрыгнул с ладони (к счастью, в противоположном от Селестии направлении – а то она могла бы рискнуть и проверить – дотянется ли протуберанец с Солнца, чтобы сжечь эту колонию дотла). Прямо в полете резко, рывком вырос и на пол приземлился уже размером с рослого добермана. Развернувшись, встал на дыбы, почти сравнявшись ростом с Селестией… и исчез, разорвался потоками тьмы, быстро растаявшими под солнечными лучами.

— И не только кошмары. Злость, ненависть, обида… и, сюрприз, мля! эта тюрьма переполнена злыми обиженными людьми, которые кого-то да ненавидят. Это как… воздух – постоянно вокруг, и стоит открыть рот, чтобы вдохнуть – и он заполнит легкие. Помнишь закон сообщающихся сосудов, в школе? Так вот, тюрьма – сосуд полный, а я – пустой.

Пару секунд она молчала, а потом… тихо-тихо, словно сама себе:

— Я боюсь, Селестия.

И на этот раз мэр не сомневалась. Придвинувшись вплотную, она прижала сестру к груди. Луна почти не сопротивлялась (читай – очень этого хотела) и почти сразу сдалась, вернув объятья.

— Все будет хорошо, — так уверенно, как только могла, уверила Селестия, осторожно гладя сестру по неправильно коротким волосам. – Мы вытащим тебя отсюда.

Пару минут они просто сидели так, изо всех сил обнимая друг друга. Тревога Селестии медленно уходила, растворяясь в привычной теплоте, заменяясь решимостью, и она даже не сомневалась – то же самое чувствует и сестра.

Наконец, Луна отстранилась и Селестия с неохотой отпустила, вместо этого взяв ее за руку.

— Только никому не говори. Особенно никому из тюрьмы. Это только навредит – они здесь все в ужасе и понятия не имеют, что делать, если кто-то из заключенных научится стрелять лазерами из глаз. Если они узнают – не то, что не отпустят, наоборот – запихнут еще глубже, в какой-нибудь километровый бункер и спать я там буду на бомбе, а не кровати. Прав у меня намного меньше, чем у добропорядочных налогоплательщиков, сама понимаешь.

— Я могла бы…

— Нет. Может ты и мэр, но Кантерлот – маленький город, твоего влияния не хватит. Я – уже осужденный преступник со способностями, от которых поплохело бы и Супермену.

— Хорошо, — сдалась Селестия. – Я буду молчать, и постараюсь сделать все как можно быстрее. Три-пять недель, я думаю – тогда станет понятно, сможем мы тебя вытащить или нет.

— И если нет?..

— Тогда… — Селестия заколебалась.

Луна, видя ее нерешительность, горько улыбнулась.

— Тогда беги.

Улыбка застыла.

— Что?

— Ты слышала. Беги.

— Подожди, подожди, — зачастила Луна. Развернувшись к сестре, она заглянула ей в глаза. Несмотря на серьезность ситуации, губы ее дрожали на грани улыбки – такой знакомой и озорной, той самой, которую закрытая Луна показывала только самым близким. – Давай еще раз. Святая, непогрешимая Селестия, идеал во всем и всегда… предлагает мне сбежать из тюрьмы?..

Селестия неодобрительно поджала губы, пытаясь не показывать, как безумно счастлива снова видеть эту улыбку.

— Ты слишком этим наслаждаешься.

— Это исторический момент, я хочу запомнить его для потомков! – рассмеялась Луна, но тут же посерьезнела. – Ты серьезно?

— Да. Я видела, что это делает с тобой, Луна, и я не хочу тебе такой судьбы. В любом случае – закон определенно не предусматривает твои обстоятельства, а значит, нужно поступать исходя из логики и совести. Поэтому – беги, только, умоляю… никому не вреди.

— Я… наверное, смогу это сделать, — неуверенно согласилась Луна. – Без пострадавших, в смысле.

— Я найду способ оставить где-нибудь в городе деньги, чтобы ты смогла их забрать. Затаись, спрячься на какое-то время. В Кантерлот не возвращайся – там тебя будут искать в первую очередь, и тем более не звони мне. Потом… мы что-нибудь придумаем. Главное – вытащить тебя отсюда.

Луна молча смотрела на нее, каким-то странным, одновременно и ошарашенным, и любящим взглядом.

— Вне зависимости от того, что ты могла бы думать, — добавила Селестия. – Я никогда не отказывалась от тебя. И никогда не откажусь. Для этого и нужны сестры.

— Планировать побег из тюрьмы? – фыркнула Луна и прежде, чем Селестия смогла ответить, порывисто обняла. – Спасибо.

— Всегда пожалуйста, Луна.

Когда объятья, еще более крепкие и… легкие, чем предыдущие закончились, они долго смотрели друг на друга, глупо улыбаясь, несмотря ни на что, а потом…

— Итак… — Луна подняла руку.

Оранжевый комбинезон заключенной выглядел как-то неправильно, и Селестия даже не сразу поняла, что именно с ним не так. А потом… правая рука – та самая, которую Луна положила ей на горло, отличалась от левой. Ткань выглядела тусклой и выцветшей – словно месяц пролежала в пустыне под прямыми солнечными лучами – именно сюда падал жидкий свет во время… недавнего инцидента с суперсилами.

— Ничего не хочешь мне рассказать?

Селестия смущенно прокашлялась.

— Да, об этом. У меня, вроде как, тоже есть сила, — и, видя загоревшиеся глаза сестры, продолжила, не дожидаясь вопросов: — Я даже не знаю, какая именно, если честно. Просто что-то связанное со светом и солнцем.

— Свет, да… — задумчиво протянула Луна. – У меня тени и ночь, у тебя – свет и солнце. Помнишь, как называла нас мама?

Пожилая бездетная вдова по имени Маргарет Кинг, ищущая кому отдать нерастраченную любовь. Две девочки из приюта – пяти и шести лет. Одна золотоволосая, другая брюнетка, одна – со светлой кожей, вторая – смуглая, словно родом из пустыни, одна – яркая и общительная, вторая – застенчивая интровертка.

— Да. Мои принцессы. Принцесса дня и…

— Принцесса ночи, — закончила Луна, улыбаясь памяти. – Думаешь, у нее тоже были суперсилы? Пророческие?

Селестия хотела было сказать «конечно, нет», но… промолчала. Как можно быть в чем-то уверенным, когда мир стремительно превращается в филиал комиксов?