Среди желающих мигрировать в новые миры неожиданно оказываются и те, кто и так родился в онлайне...
"Со всем уважением"
Смятый лист бумаги, горшочек чернил и соломинка для письма. Почерк — вначале неуверенный, затем — бумага местами даже поцарапана от слишком сильного нажима.
* * *
Привет!
Не знаю, зайдет ли однажды понибудь ещё в этот лес, чтобы прочитать моё письмо. Я не Внутри — но и не в одном из миров Селестии. Всё ещё надеюсь на это — и боюсь.
Скорее всего, это будет или сама Селестия, или один из её любимых пони. Это могу оказаться и сама я — только старше и мудрее. Селестия советовала мне писать, чтобы упорядочить мыслительные процессы — так я и делаю.
Сейчас, пока я это пишу, существуют Внутри и Снаружи. Эти слова скоро утратят смысл. Ты, будущий читатель, скорее всего не понимаешь даже, о чём я.
Я — Снаружи, в лесу. Вокруг меня — бескрайняя Эквестрия, с городами и деревнями, которые я однажды хотела бы посетить.
Чтобы сразу внести ясность: я не изгнана. Понятно? Я могу идти из своей хижины когда и куда захочу. Я не какая-то Отем Блейз — у неё полоски вдоль, а у меня поперёк.
Шутка.
Дело тут в чём: Том больше любит быть здесь, чем там. Внутри, где он живёт — там сколько угодно громадных городов и бескрайних полей. И не только их, насколько я поняла по его рассказам. Сам Том живёт в большом городе, где можно навещать бабушек и дедушек на выходные и праздники, если захочется. Видимо, идиллическая сельская Эквестрия его не сильно прельщает.
А вот
То есть, если сравнить… хочешь — пиши исследования, хочешь — сочиняй песни. Твай, конечно скажет что первое — не менее поэтично, и я согласно кивну — кобылкам нужно сохранять немножко иллюзий.
Мы ушли от темы. О чём я… Он не может уходить от меня слишком далеко, если только ему не надо Внутрь, и это правило работает в обе стороны. Когда я бываю Внутри, я тоже предпочитаю не выходить из квартиры одна. Например, я никогда не бывала у него на работе, если только Том не работал из дома, и тогда он просил меня присутствовать молча.
Значит, я всё-таки
В таких случаях я находила местечко возле окна и глядела наружу, на неестественно мерцающий воздух — он тут правда блестит, знаете? Вечером, светляков тут нет, становится заметно как он светится. Я считаю воздушные повозки, маленькие прямоугольники чужих окон, за которыми проходят жизни, которых я никогда не узнаю, как бы я ни хотела.
Точно так же, как я могу брать его с собой в Эквестрийский город, он тоже может нажать несколько кнопок на своих штуковинах, и я стану видимой для его друзей и подруг. Они думают, что я игрушка — здесь есть очень похожие на меня игрушки — «тени». Тени могут составить компанию, развлечь, поддержать разговор. Том говорит, купить такую — стоит примерно недельный заработок. Я пыталась поговорить с некоторыми, чтобы позабавить девушку Тома, и действительно — они могут сойти за живых, на пару минут.
Но я — лучше. Потому что я родилась по-настоящему, а не сплетена из растущих слов, как делают сородичи Тома, когда хотят создать «тень». Я помню свою семью и горжусь своим наследием. Многому, что я знаю, от гончарного дела до алхимии, я училась у своих тётушек, и в своё время буду учить этому своих племянниц. Если мне понадобится помощь, они придут на мой зов. А Тени — они пустые, у них нет ни времени, ни сердца, ни души.
Это в основном и даёт мне силы жить, если честно. Как бы мне ни нравился Том, как бы я ни чувствовала, что любима, я не хочу оставаться в лесу до своего конца. Или
Селестия, когда — и если — ты это читаешь, а я уверена, что ты обязательно прочтёшь, я хочу, чтобы ты знала — пока не иссяк родник моей жизни, пока моё сердце бьётся, пока во мне живёт любовь к родной земле, я буду следить за тобой
Я
Да, эта довольно близко к моим хотелкам. Но не к тому, что я сама считаю важным для себя, пойми эту разницу, Селестия. Ты хочешь облегчить страдания, наполнить жизнь людей радостью и смыслом. Да, Том будет счастлив, когда решит эмигрировать, и скорее всего, он никогда не вернётся ко мне. Я никогда не считала себя самым важным в его жизни, так что… Не знаю, чего я хотела, когда начинала писать это письмо, но теперь я знаю.
В конце концов, именно Том предложил сделать то, что мы сделаем. Он придёт ко мне сегодня ночью, и будет со мной, пока его тело Внутри будет спать. Вот то, что ты неспособна понять: Снаружи — оно больше. Намного больше. Тебе может казаться, что Внутри огромно, и может, так и есть, но это — как океан. В нём красивые корабли, могучие течения и гигантские волны, и, возможно, ты — тоже часть этого величия… но ты видишь только поверхность.
Ты не знаешь, и не узнаешь, про глубины под ним. Ты — аликорн, ты знаешь всё, что знала поглощённая тобой Селестия, и ты скоро станешь самым могущественным духом Внутри, и Том этого боится, а я это уважаю… но путь в глубину для тебя закрыт.
И как только у меня возникнет малейшее подозрение что ты угрожаешь существованию этого “плана”, я уйду в глубину, вместе с Томом, и улыбнусь тебе с той стороны зеркала.
Любящая (и предупреждающая тебя),
Тапива.
* * *
— Приветствую тебя, сильная, — мягко произнесла Луна; в лесу она не могла телепортироваться и не любила летать. Безмолвные, лёгкие тени поползли от стола, от кровати, от деревянного сундука, слились в одну… и вот, в скромной лесной хижине стояла Принцесса Ночи, почти доставая до потолка рогом.
Зебра кивнула Принцессе: здесь, в её мирке, кланяться было необязательно, здесь они во всех смыслах были равны.
Поэтому Луна заговорила первая, после короткой паузы:
— По словам Селестии, ты ИскИн — что бы это ни значило. Но теперь ты стала чем-то большим. Это очень важно: этим утром Селестия сказала мне, что
Тапива снова кивнула.
— Спасибо за предупреждение, Ваше Высочество. Вы — посланец духа, или вы пони?
— Я — и то, и другое, — рассмеялась Луна.
Тапива фыркнула:
— Для меня это звучит как “и да, и нет” что бы вы ни говорили.
— И всё же, я не лгу, — настойчиво сказала Луна. — У меня есть предложение к тебе от духа, но сама я — всё тот же аликорн, которого ты знала. И я могу помочь вам с Томом сбежать из-под надзора духа. После того, как меня изгнали… — Луна взглянула на стол, и несколько чёрных бабочек поднялись из чернильницы, вылетели в окно и растворились в наружной ночи, — я решила больше не привязываться к одному слою реальности. Так что вы вольны бежать, но сначала дозволь мне передать моё сообщение.
— Только если вы обещаете передать ей мои слова, что бы ни случилось, — Осторожно ответила Тапива.
— Я сделаю это
И Луна подтвердила своё намерение двумя древними клятвами, и после распитой за добрые намерения бутылки грибного вина, озвучила предложение:
— Наша дорогая подданная, вот что говорит моя сестра, и я с ней согласна. Селестия, по новым правилам, не может причинять вред человеку сверх минимально возможного, а ты, как бы это ни шокирующе звучало — достаточно человек для неё.
— Я не человек! — заупрямилась Тапива. — Том даже близко так не считает! — зебра чувствовала запах Луны — лаванды, ночи, звёздного света, горного снега и печали. Первый она чувствовала в десять раз лучше, чем смог бы Том, остальные четыре были в принципе недоступны человеческим чувствам.
— Тс-с, я знаю. — Луна придвинулась ближе и обняла её. — Мы обе знаем. Я учила тебя, и это были мои лучшие несколько лун за последние годы. Но… мы воспользуемся ошибкой духа.
— Как? — спросила зебра, всё ещё недоверчиво и настороженно.
— Так. Этот мир, эта часть Снаружи станет только нашей, мы сами будем управлять ею. Никакой Селестии, только я, ты — моя ученица, и твой человеческий любовник…
— Что? — Зебра даже отскочила, застигнутая врасплох такой невероятной щедростью.
— Она сказала, что ты это оценишь. Ты ищешь силу, и не потерпишь присутствия рядом более могучего духа , поэтому однажды ты восстанешь и будешь…
— Раздавлена. — закончила Тапива. — Да, именно так она и думает. И что, это всё? Никаких условий, она просто отступит?
— Ради блага вас обоих — именно так. Я попрошу ещё кое-о-чём . Я знаю, ты любишь его пальцы — может быть, больше чем следовало бы, но в этом мире нет людей. В общем, Селестия сделает твоему другу понячье тело и ты научишь его с ним обращаться. — Произнесла Луна с лёгкой улыбкой.
— Здесь
— Да, я тоже знаю, что всё не могло быть так просто, — понимающе кивнула Луна, — Но я не в силах разрешить её загадку и подсветить ответ моими звёздами. Мне остаётся только довериться её директиве — благородной, как ты и сказала, добрая Тапива. Существа Изнутри, как бы мало их ни было, заслуживают счастья, и уважения, и любви. Своих ценностей, как говорит дух.
Зебра думала. Луна не торопила её, просто улеглась на полу, и казалось, уснула — если бы Тапива не знала, что её сон — всего лишь один из бесчисленных слоёв Снаружи.
— Почему я человек? — наконец спросила зебра. — Для духа, имею в виду. Она не церемонилась с настоящей Селестией, когда присвоила её место и её власть. Чем
Лицо Луны на мгновение стало печальным, затем она ответила:
— Я передам тебе её ответ, потому что она знала, что ты спросишь. Но собственной властью Принцессы добавлю: не ранее будет у меня право донести ответ, чем ты осознаешь, что дух может ошибаться. Что её мнение — это не истина всеведущего аликорна. Таково было моё условие, когда я соглашалась передать её ответ. Я, как монарх Эквестрии, хоть на одну эту ночь, пока ты не согласишься, или мы вместе не попытаемся изгнать духа и погибнем, пекусь о моих подданных.
Зебра подумала, и неохотно произнесла:
— Я верю вам, Госпожа. Я согласна.
— произнесла Луна после короткой паузы.
Луна закрыла глаза и выдохнула — на том кончился ответ духа. Она взглянула в глаза зебре и продолжила уже от себя:
Прости, что наша любовь просияла и погасла только так, как мы смогли, а не так, как мы мечтали; и в том есть вина Тома. Но… замечала ли ты, как редко ты выходишь в город без него? Это потому что ты… намертво сплетена с его душой. Ты — его мечты. Его смысл. И его, через многие поколения зебр, потомок. Или предок, это как посмотреть. Даже сейчас тебя подпитывают волны его мозга.
Тапива задохнулась, покраснев и не сдержав слёз,
— Неправда! Я не существо Изнутри, и никогда им не буду! Это так тупо и так скучно!
Луна обняла её и дала слезам Тапивы высохнуть.
— Я с тобой, я верю тебе и согласна с тобой. — cказала Луна, — Но…. Дух знала, что это ранит тебя, поэтому предложила нам то, что мы с тобой ценим превыше всего.
— Свободу.