После веселья

диалог Селестии и Дискорда, произошедший после его повторного заточения.

Орхидуза.

Опять о табунских событиях. Примерно месячной давности.Пересказ вольный :3 Летописец любит приукрасить.

Гость

Иногда незваный гость способен полностью переменить жизнь.

Другие пони Человеки

В глубинах Гривландии

Во время прогулки с Иззи по деревне единорогов Зипп замечает странную опушку, на которой лежат множество нетронутых мячей и других игрушек. Когда пегаска спрашивает, Иззи объясняет принцессе, что чем глубже путник заходит в лес, тем более таинственным становится Гривландский лес, и день Зипп становится намного интереснее.

Другие пони

Янтарь в темноте

Это история богини, сохранившей верность своей детской мечте, и её сестры, всю жизнь защищавшей свой мир. Это рассказ о волшебнице, собравшей великую экспедицию к новым землям, и о её подруге, умевшей сражаться и побеждать любой ценой. А ещё это сказка о приключениях компании жеребят и о пересечении очень разных культур; сказка о войне богов с законами мироздания и о тех храбрецах, что снова и снова встают против воли высших сил.

Рэйнбоу Дэш Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплблум Скуталу Свити Белл Принцесса Селестия Бон-Бон Другие пони ОС - пони Найтмэр Мун

Сон и Танец -Хаос и Порядок

Мгновение меж сном и явью

Принцесса Луна Дискорд

Потухшее вдохновение

Жизнь частенько подкидывает нам испытания. Полагается, что встречать их нужно с гордо поднятой головой. Но как реагировать, когда на кону стоит вся твоя жизнь? Если светлое будущее рушится прямо на глазах? Хватит ли Вам духу принять этот удар судьбы? Многие самоуверенно ответят: "Да!". Но Аффлатус придерживается иного мнения.

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек ОС - пони

Бункер. Я неправильный Аликорн

Я выжил, хотя по идее не должен был. Я человек, который, кажется, ошибся в выборе профессии. Но судьба занесла меня в совершенно иной мир, где я оказался необходимым. Единственное, что связывает меня с прошлым, - это Бункер. Он воскресил меня, предоставив новое тело и совершенно новую жизнь в этом неизведанном для меня мире. Однако я - необычный представитель расы аликорнов.

ОС - пони Человеки

Мир Сио: Отдельные рассказы

Отдельные рассказы, являющиеся продолжением "Записок веселого аликорна". Посвящены тому, как "нерожденные" жили до и после описываемых в "Записках" событий (а так же затрагивают их конфликт с межмировыми сектантами). Рассказы отличаются между собой по стилю, времени событий, освещаемым темам и героям. Но расположены в хронологическом (или близком к таковому) порядке. В общем, альтернативщина и натасканное из чужих фанфиков)

ОС - пони

Железный меч и красная роза

Где-то посреди Вечносвободного леса стоит камень, в котором блистает железный меч. На конце меча у самой рукоятки привязан тёмно-синий лоскуток, который развивается на ветру. Говорят, эта история таит много таин и загадок. Так позвольте мне её рассказать…

Твайлайт Спаркл Эплджек Эплблум Скуталу Свити Белл Принцесса Селестия Принцесса Луна Дерпи Хувз Доктор Хувз Кризалис

Автор рисунка: Noben

Поколение Хе. Про Зебрику. Часть третья

Пролог

На вторую часть пролога вдохновил один старый клип. Лет десять хотел это написать, правда, с другими героями. Но с зебрами тоже получилось, надеюсь, неплохо.

Олси вдруг прервался на середине фразы, из горла выплеснулась кровь, и он свалился на землю.

Гремм смотрел на это, не веря. Он же маг первой ступени! Таких в Зебрике если наберётся сотен пять, то это много.

А главное, что он сам, Гремм, не почувствовал смертельное воздействие в трёх саженях от себя!

— Сюда идёт зеброкорн, — лицо Одри дрогнуло на миг после потери брата. — Мы задержим её, уводите мальчишку.

— Я могу сражаться! — тут же влез Гремм.

— Обязательно будешь. Но потом, а пока беги…

Он обернулся к помощникам:

— Прикройте меня на минуту, я запутаю след.

Тем временем двое слуг-немагов, имён которых юноша не знал, подхватили Гремма и потащили к порталу. Несмотря на свои десять лет, он мог бы, наверно, расшвырять их, но покорился, пассивно глядя, как о купол коллективной защиты разбился рухнувший с неба огненный протуберанец. За тремя беглецами в портал нырнул Деф. Маг посредственный, но отличный учитель с феноменальной памятью. Одри настрого приказал ему, что бы ни было, всегда быть с Греммом и умереть за него, если понадобится.

— Прощай, мальчик. Сделай так, чтоб это было всё не зря.

Одри развернулся в ту сторону, где, как он чувствовал, открывается переход для аликорна. Помощники пытались его свернуть или сбить, и на пару минут это даже удалось, но теперь королева уже шла между двух рядов загадочных сооружений.

Маг вспомнил, что историки так и не дали точного ответа о назначении зданий. Это дома, лабазы на рынке, организуемом для окрестных племён, культовые сооружения или, может, гробницы?

«Дурь какая в голову, однако, лезет, — подумал жеребец. — Но сегодня этот будто бы город точно станет для нас некрополем».

Аликорн шла неторопливо, и, по мере движения, когда она проходила мимо, вытесанные из сплошного камня домики без окон брызгали в разные стороны кучей щебня, как от удара невидимого ужасной силы молота.

Всё же вице-магистр не собирался умирать просто так. Фигуру кобылы на секунду скрыли снопы молний от его заклинания, но щит бессмертной поглотил их без остатка.

— Второй раз не жахнешь? — Спросила она, подойдя ближе. — Я думала, сначала поговорим.

— После того, как ты убила брата?

Алое пожала плечами:

— Ну, надо же было заявить о серьёзности намерений… Где жеребёнок?

— Там, где ты его не достанешь, — улыбнулся Одри, — в другом мире. И ты никогда его там не найдёшь. Более того, мы сами не знаем конкретного места, так что не сможем тебе это выдать.

— Понятно. Но знаешь, я немного удивлена: ты и идейность? Странное сочетание. Я бы ещё поверила в благородные побуждения Клетчатого, в нём всё же много осталось наивности… Кстати, где он?

— А я удивлён, — перевёл разговор маг, — что ты, ради красивого выхода, развалила древний полис. Где твоя голова? Ты же сама нас учила, что к истории надо относиться с благоговейным трепетом.

— Это не полис. Это вытесал под одинаковый шаблон один из последователей Эльдила Великого для будущих погребений. Но потом, по причинам, знать которые вам ни к чему, место было заброшено, поэтому исторической ценности не имеет. Здесь даже никогда никого не хоронили… — Она посмотрела в глаза Одри. — Но сегодня мы исправим эту оплошность. Я пощадила бы вас, выдай вы мальчишку. И знаете, почему? — она заговорщически понизила голос…


Дазо, известный так же как «Клетчатый», хорошо играл на домбре, поэтому его с удовольствием принимали в лучших салонах столицы. Его бы приняли и так — звание мага первой ступени открывало, практически, все двери, но, приглашая такого гостя, устроители приёмов сочетали полезное с приятным.

Прозвище прилипло к нему с детства. Дазо происходил из малоохваченного цивилизацией кочевого племени, в котором носили шерстяные накидки с клетками определённых цветов — в пустыне ночью всё же холодно, а племя занималось доставкой через неё срочных грузов. Такую они нашли себе много сот лет назад экономическую нишу, когда жить набегами стало совсем нельзя, и не понявшие этого племена растворились в небытии.

Сейчас Дазо сидел на центральном месте в салоне леди Ниары, наигрывая какую-то меланхоличную мелодию. Поднял голову, заприметив новое лицо — молодую стройную незнакомку. Она только что вошла и с интересом и затаённой иронией осматривала комнату, наполненную гостями.

А секунду спустя, ещё до того как ноздри уловили знакомый запах духов, Дазо обратил внимание на медальон с изящной цепочкой, украшающий шею незнакомки. «Кристальное дерево» — на этот знак имеют право только принятые в Орден, но ведь не бывают членами Ордена в столь юном возрасте! Да даже и им не рекомендуется таскать этот знак где попало… Он поднял взгляд выше и встретился с глазами кобылки. Старыми-престарыми, словно присыпанными пылью. А потом заметил клетчатую накидку с цветами его клана — это чтоб он точно не ошибся в идентификации, если вдруг духов и медальона будет мало. Ибо кто там сейчас уже помнил в попоне каких цветов Дазо когда-то явился в школу магии.

«Конечно, этого следовало ожидать, — рассеяно подумал Клетчатый, — наверно, такая моя судьба: принять смерть от зеброкорна».

Сейчас припоминалось уже чуточку смешно, как он в старшем классе влюбился в королеву, понимая, что ни единого шанса у него нет. И тем не менее, работал столь усердно, что сумел пробиться в личные ученики. Ему прочили карьеру боевого мага, может быть, даже место начальника факультета в Академии, но он пошёл по общемагической линии, чтоб попасть в ученики не к Фессону, а к Алое, и однажды на индивидуальных занятиях набрался наглости, чтоб признаться.

Королева подумала тогда, что уже много веков смертные не заставляли её на некоторое время лишиться дара речи.

«Я же великое зло, — усмехнулась Алое, — все ненавидят меня и боятся. Ты хорошо подумал?»

Конечно, она отказала ему, но в максимально мягкой форме, и (небывалое дело!) не выслала молодого ученика из столицы, только взяла слово, что он будет молчать ради своей же собственной безопасности…

Алое покосилась на кривоватое стекло окна, залитое дождём. Дазо было легко найти: ещё тогда, двадцать лет назад, она поставила на него метку, чтобы, если Фессон как-то узнает о глупом признании и решит на всякий случай убить юнца, оперативно об этом узнать и успеть вмешаться. Тогда ученик этого не заметил, а с годами, видимо, начал воспринимать метку как свой индивидуальный дефект во взаимодействии с потоком. Она же про это и вовсе вскорости забыла, но когда возникла нужда — вспомнила. И теперь стояла напротив Дазо, пытаясь спросить взглядом: «зачем тебе это понадобилось?»

За мятеж полагалась смерть. Или позорная казнь, или менее позорная, но всё же чреватая последствиями для семейного клана, смерть при задержании. Или вызов в её рабочий кабинет с вручением символического чёрного шнурка — то есть, приказа о самоубийстве…

Кто-то из присутствующих встал со своего места и пересёк комнату, собираясь зажечь камин — на дворе уже темнело. По пути он должен был на секунду заслонить Дазо от королевы, и это был единственный шанс для атаки. Из-под маскировки Алое могла ответить только частью мощи… Правда, никто не знал, как далеко простирается эта часть. На всякий случай она вновь посмотрела на жеребца и чуть качнула головой влево-вправо. Не надо.

Камин был новомодный, магическо-технический. Работала горелка на горном масле, но первоначальный разогрев топлива и искру обеспечивал магический кристалл. Новые камины отчаянно воняли, но ради моды зебры могли вытерпеть ещё и не такое.

Согласно городской легенде, при неумелом обращении изделие могло взорваться. Впрочем, это была чушь — максимум — хлопок небольшого количества паров. Но Алое могла бы повысить силу «хлопка» на пару порядков. А следствие, назначенное потом от Гильдии, чесало бы в затылке: «вон оно, мол, как бывает!» Поэтому, когда затрещал пьезокристалл, Дазо прищурил глаза и на мгновение замер, прекратив играть и ожидая взрыва.

Ничего не произошло, только над горелкой появились робкие пока язычки пламени. Королева едва заметно пожала плечами: «ты теперь всего на свете будешь бояться?»

Сейчас она уже жалела, что явилась лично судить этого мальчишку, который, впрочем, давно уже не мальчишка. Не так они должны были встретиться в последний раз. Нужно было послать группу или попросить мужа… Впрочем нет, этого не надо. Несмотря на всю глупость той детской влюблённости, она тронула что-то в каменном сердце.

Вздохнув, Алое перевела взгляд в угол комнаты, открывая там портал на одну из планет, дорогу к которой знала только она, не поделившись ею с Гильдией. Слушатели музыки шарахнулись было, но не слишком испугались: они знали, что Дазо из ведущих столичных магов. Он и сюда-то пришёл, наверняка, телепортом. А молодую кобылку, понятно, никто не заподозрил.

Еще несколько секунд королева смотрела на бывшего ученика. А потом развернулась и вышла из салона, так и не произнеся ни одного слова и не оборачиваясь. Потом, когда Фессон спросит, где Дазо, она с чистой совестью ответит, что его больше нет в этом мире. С учётом её репутации, такая фраза будет истолкована однозначно.

Глава 1

За несколько лет до того.

Сестра обычно приходила домой, когда клепсидра* в гостиной показывала, что солнце закатится примерно через два часа, а отец — ещё на час позже. Но в этот день отец пришёл со службы рано. Гремм подумал: «наверно, сегодня какой-то праздник».

Тем более, что ещё утром он почувствовал мощный толчок магии. Скорее всего, готовятся какие-то увеселения. В прошлый раз весной показывали движущиеся фигуры в ночном небе. Отец сказал, что по слухам сам король помогал гильдейским волшебникам. Но увеселения увеселениями, а что было можно из этого выброса он собрал. Какая-то необычная магия, раньше Гремм не ощущал подобной.

Он надеялся, что ради праздника и Малка тоже придёт пораньше, но её всё не было. Больше того, отец заперся с матерью в кабинете и даже не велел подавать ужин. Слуги несколько раз выглядывали в гостиную, вопросительно глядя на Гремма и делая круглые глаза. Жеребёнок пожимал плечами, мол, а что я? И точно так же ожидал выхода главы семейства. Наконец, когда уже стало темнеть, дворецкий решительно направился к двери кабинета, собираясь постучать и выяснить вопрос с ужином, а также — будет ли присутствовать молодая госпожа, и не нужно ли послать за ней экипаж?

В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет, бледный и осунувшийся, вошёл хозяин дома. Мать с заплаканными глазами осталась стоять на пороге. Отец окинул взглядом Гремма, дворецкого и слуг.

— Чтобы все знали. Моя дочь, Малка, уехала вчера в исследовательскую командировку в Эквестрию. Так как это весьма опасное путешествие, то пока, временно, — он подчеркнул интонацией слово, — первым моим наследником назначается Гремм. Прошение о чём, — он повернулся к дворецкому, — будьте любезны завтра же подать от моего имени в Геральдический департамент Империи.

«Как уехала вчера? — удивился жеребёнок. — Она же утром ушла в институт!»

Но встретившись глазами с отцом, резко передумал возражать. Ему совсем не улыбалось получить десяток розог по крупу. Ну, перепутал папа вчера и сегодня, что ж из того? А Малка та ещё сестрица! Могла бы и сказать, что уезжает! И вообще, взять с собой.

Когда дворецкий вышел, отец пробормотал себе под нос:

— Если теперь будет что оставить в наследство… Она может и конфисковать имение. Думаю, у нее есть, кому его отдать… Впрочем, надеюсь, король смягчит решение.

В дальнейшем о старшей сестре родители не вспоминали, что немало удивляло Гремма, и он периодически выдвигал разные идеи. Например, написать Малке письмо или даже поехать к ней в гости на корабле в Эквестрию. После этого мать обычно уходила, отговариваясь делами, а отец хмуро объяснял Гремму, почему это пока несвоевременно… Впрочем, приближалась осень, а значит пора идти в школу, и жеребёнок, поглощённый приготовлениями, сам всё реже вспоминал о сестре.

Он слышал, конечно, что в общеобразовательном институте завелись какие-то злодеи, и им воздано по заслугам, но эта информация никак не связывалась в его сознании с Малкой.

Семья Гремма была достаточно богата, чтоб оплатить приходящих учителей. Живи они в провинции, так бы и произошло, но обитая в столице глупо было бы не воспользоваться возможностью отправить сына в лицей при Университете. Обучение там обеспечивало большие льготы при поступлении, позволяло завести хорошие знакомства и вообще было качественным. А в их случае имелась ещё одна причина. Отец опасался, что взят «на заметку», и если бы Гремм остался на домашнем обучении, «доброжелатели» могли донести королеве, что фронда в данной семье не изжита. Пожалуй, это были страхи на ровном месте, но так или иначе после праздника урожая Гремм переступил порог своего первого учебного заведения.


Столичный храм магических наук был столь велик, что в запутанных его коридорах частенько терялись новички, отправившиеся на исследования, и это несмотря на пояснительные таблички. Лицей плавно перетекал в Университет, а дальше, не выходя на улицу, можно было попасть в исследовательские корпуса. Легенды утверждали, будто иные коридоры уходят под землю и выныривают уже во дворце. А шёпотом рассказывали, что по ним можно добрести и до темниц, где остаться на веки вечные. Впрочем, в это Гремм не особенно верил, да и вообще не был большим любителем бродить по мрачным коридорам.

Всё, однако, случается впервые, и он в поисках приватной комнаты однажды немного заблудился. И хотя почти сразу нашёл обратную дорогу по указателям, стал невольным свидетелем разговора между двумя старшими учениками — жеребцом и кобылкой. Собственно, они были почти взрослыми, лет четырнадцати. Мелкого жеребёнка, вышедшего из-за угла, они то ли не заметили, то ли проигнорировали.

— И не думай, что твоя мать заткнула все рты и всех запугала тем, что сделала! — Вполголоса прошипел собеседник.

— Она мне не мать! — Огрызнулась кобылка, — и да, видела я храбрецов. Носа никто из дому не высовывал два дня, я одна по улицам бегала!

— Лично я в городе отсутствовал, мы были…

— На загородной вилле с родителями, — насмешливо подхватила кобылка. — Самый ты обделённый жеребец в Империи… А вообще, меньше болтай, донесёт кто — и я не смогу заступиться. О своих подумай лучше и не пори чушь… Ладно, пойду я, у меня урок.

И к удивлению Гремма направилась ко входу в его класс. Что за чудеса. Стараясь не мозолить глаза, на почтительном отдалении жеребёнок последовал за ней.

Впрочем, всё быстро разъяснилось.

— Ваш учитель заболел, — сказала странная кобылка. — Меня попросили его заменить. Моё имя — Денкейн, я тоже учусь, но в институте. И, смею надеяться, кое-что соображаю в магии. Итак, сегодня у вас будет первое практическое занятие. Все берём плошки и наполняем их водой, но не до краёв…

Когда учили саму Денкейн, мачеха намеренно не показала ей технику, желая посмотреть, что будет. И у маленькой кобылки получилось с первого раза.

Хотя такая информация ей вроде бы не требовалась (не Денкейн же вести дальше младший класс, а учителю!) она тоже хотела проверить, не повторит ли кто её достижение восьмилетней давности.

— Кладём в чашку короткий стилос… Да-да, тот, которым вы пока не умеете пользоваться, и без копыт пытаемся заставить его двигаться. Любым путём в любом направлении. У кого получится, тому «отлично» без разговоров.

Она ходила вдоль рядов, пытливо поглядывая на энергетические «слепки» пыхтящих от усердия жеребят. Герой пока не находился.

Гремм сидел спокойно. Он рассудил, что как только у одного из соучеников получится, он тут же соберёт остаточную магию и с её помощью сдвинет деревянную палочку. Так и произошло. Как только Денкейн начала хвалить первого из справившихся с заданием, стилос у Гремма тоже бодро закрутился. Кобылка осеклась на полуслове.

— Как это у тебя так получилось?

— Обычно. Я всегда так делаю.

— Да-а? — С огромным сомнением протянула Денкейн. Впрочем, она не была настолько уж квалифицированным магом в свои четырнадцать, чтоб с ходу сказать, нормально это или нет. Тряхнув головой, она заняла учительское место.

— Кто справился — молодцы. А теперь я покажу, как это надо делать…

Когда они шли после занятий по улице, один из приятелей Гремма сказал:

— Скажу дома, что нас учила плинцесса!

— Какая принцесса? — удивился жеребёнок.

— Ну, Денкейн. Она же дочка короля. Ты не знаешь?..

Гремм задумался. Он видел живших прежде принцесс на картинках, а кортеж юной ныне здравствующей иногда встречал в городе и даже раз видел её во дворце во время приёма рядом с королевой — принцессы совсем не такие. Они не болтаются в одиночестве, как обычные зебры, а ездят в экипажах или паланкинах. Они одеты в шёлк и бархат, а не ходят в одной льняной рубашке. Их всегда сопровождает многочисленная свита. Почему-то эта странность в поведении Денкейн жеребёнку очень не понравилась.

*Клепсидра — водяные часы. Она отмеряет часы разной длинны зимой и летом (столица зеброкорнов не находится на экваторе).

Глава 2

В Зебрике не культивировали табак, и соответственно, не существовало курилок. Однако, курилка или её заменитель — это нечто межмировое, потому на лавках для отдыха возле штаба сидели, оживлённо дискутируя, несколько молодых офицеров.

— Мы все знаем, что для наступления нужно троекратное превосходство в силах. Троекратное! А у нас пять корпусов против их, стоящих в укреплениях четырёх. Где здесь превосходство? А кто против нас? Генерал Чума! Наверно, самый лучший полководец после зеброкорнов.

— Но нас ведёт как раз зеброкорн, — возразил кто-то.

— Король просто наблюдает. Практически командует Аспрей. Генерал, конечно, заслуженный, но Чума это Чума. Кроме того, их войска свежие, а у нас один корпус добирался из Запустынья по Тропе оазисов, а ещё два высадились с кораблей и топали сюда неделю…

В это время к ним подошла высокая молодая кобылка. Офицеры озадаченно приумолкли. Конечно, сейчас были всего только учения, но максимально приближённые к реальности, и охрана штаба организовывалась по всем правилам… Значит, если эта кобыла как-то попала сюда, она имеет на это право. Судя по всему, она слышала последнюю фразу и, вмешавшись в разговор, сказала:

— Поручик, не несите галиматью. Если бы каждый завоеватель добивался трёхкратного превосходства, война была бы исчезающе редким событием. А в старые времена они не прекращались никогда. Хоть где-нибудь да воевали. Мы — в основном чужими копытами, но хватало и без нас. Троекратное превосходство подразумевается временное на участке прорыва, или пока враг не отмобилизовался… Ладно, где мой муж? В той большой избе?

Кто-то из офицеров, немного обалдевший от такой тирады, осторожно спросил:

— А кто ваш муж?

На несколько секунд наступила пауза, во время которой брови гостьи сначала гневно сдвинулись, но потом она хмыкнула и за долю секунды превратилась в Алое.

Все низко поклонились, а поручик сильно побледнел:

— Ваше Величество, простите, я…

— Да ничего, — спокойно кивнула Алое, — думать головой полезно. И всё же, прежде чем критиковать, почитай больше. Если, конечно, у тебя цель — не огульная критика.

В штабной избе утреннее совещание давно закончилось, там оставались только Фессон, Аспрей и начальник штаба, но король, увидев жену, кивнул им:

— Отдохните пару часов.

Генералы поприветствовали Алое и вышли.

— Здравствуй, — сказала она. — Довольно дурацкое в самом деле ты выбрал место для учений. Или это специально, чтоб дальше оттянуть корпуса из Запустынья?

Фессон поманил её, указал на стол и разложенную карту:

— Не только… Я хотел тебя потом позвать, а ты сама пришла. Узнаёшь местность?

Алое присмотрелась.

— Узнаю. Хоть и двести лет прошло. Там, где мы в тот день стояли, теперь позиции Чумы, а отсюда двигались кочевники, дальние родственники Клетчатого, земля им терновником. А после боя мы ушли прогуляться за реку. Я не очень верила тебе, всё ждала какой-нибудь подлости…

— И всё же согласилась пойти со мной.

— Надо было отвлечься на пару часов, — тихо сказала Алое. — Это трудно, когда внезапно после вековой спячки просыпается совесть. Я ведь тогда правда ужаснулась совершённому нами, хотя это было не самое отвратительное моё деяние, и впустить эту орду я не могла. И всё равно помнится, как вчера… Луна в тот вечер поднялась рано, задолго до заката, и сверчки орали, как сумасшедшие. Сама не знаю, что на меня нашло в тот день, почему я решилась на такой риск. Впрочем, я не жалею. — Она хмыкнула, — у тебя губа тогда треснула. Наверно, от удара клыков.

— Вот как? — удивился жеребец, — даже не заметил. А вообще, та глупость оказалась самым правильным нашим решением… Так ты по делу или просто соскучилась?

— Соскучилась. Но и по делу… У нас в столице, надобно тебе знать, завелись вампиры.

— Что-что-что завелось у нас в столице? — переспросил король.

Алое вынула из пространственного кармана толстую тетрадь.

— Это, понятно, реплика. Над оригиналом пока ещё работают лингвисты. Даже я не смогла некоторые места прочитать, вероятно, там не оригинал, а «перерисованная»* копия. Например, непонятно о ком идёт речь: о зебрах, пони или о ком-то третьем. Автор везде употребляет термин, который вульгарно можно перевести как «особь», а если менее презрительно, то «представитель народа». Какого народа, не сказано.

— Трактат о явлениях духов. — Прочитал вслух Фессон. — Мракобесие какое-то.

— А ты не гляди на название. Не мракобесие, а исторический источник. То есть, писал его сын своего времени, и все объяснял мистическими причинами, но мы-то понимаем… Короче, ещё во времена Эльдилы у некоего разумного существа произошла мутация, и его потомки получили возможность пить и усваивать кровь. Автор трактата пишет, что следуя темным ритуалам, они извратили свою суть, — королева перевернула несколько страниц, — так, это пропустим… Вобщем, ничего такого особого не случилось. Появился новый вид узкоспециализированных хищников. Никто не шёл на них войной из-за этого, ведь разумных они для еды не убивали. Автор возводит на вампиров напраслину из-за послезнания… А несколько веков спустя произошёл новый ароморфоз. Отдельные представители вида научились впитывать чужую магию и вот тут уже не удержались — начали ради этого убивать. В терминологии трактата — состоялась ещё одна сделка с демонами и появились князья вампиров. Далее автор пускается в описание противостояния сил Света и демонопоклонников, но я думаю, всё было проще. О шалостях мутантов узнала Тарна, после чего дни общины были сочтены. Она поставила в известность Эльдилу. Та велела: «раздолбать!». Соплеменники рявкнули: «есть!» И потом, говоря образными выражениями источника: «Солнце рухнуло на востоке, горы сошли со своих мест, с неба шёл бронзовый дождь, а павшие не сразу понимали, что мертвы…» Но это исключительно от дурного усердия нападающих.

— А я бы не был так уверен в лёгкой победе, — задумчиво сказал Фессон. — И хотя мутация — штука непредсказуемая, но с чего ты решила, будто такое повторилось в наши дни?

— Я обратила внимание на странные «провалы» в магическом фоне столицы. Чаще всего они возникают в районе Университета. Энергия обычно не исчезает просто так. Началось это или по крайней мере стало заметным с год назад или около того. Тогда же я озадачила лингвистов: может, в прошлом случалось что-то подобное. И вот позавчера они приволокли мне трактат… Понятно, вампиры — лишь рабочая версия, тем более, что я сходу не смогла вычислить, кто это конкретно. Пассивный «приёмник» найти непросто, а в Университете толчётся очень много народу… Насчёт лёгкости победы — ты просто не увлекаешься старыми текстами. К счастью, мы их не уничтожали, а только прятали. Мне лингвисты подсказали, что насчёт металлических дождей и тектонических подвижек — это расхожий штамп, которым описывают почти любой магический бой первых бессмертных. Иначе не эпично.

Фессон покивал:

— Да, лучшая битва — та, которой не было, или, на худой конец, которая решилась в один удар.

— Что вряд-ли понимали как тогдашние сказители, так и сами бойцы. — Подхватила Алое, — но мне пришла в голову одна мысль. Раз уж мы с тобой в последнее время злодействуем напропалую, то может быть…

В этот момент раздался торопливый стук в дверь.

— Да! — Недовольно отозвался Фессон.

В комнату ввалился адьютант генерала Аспрея:

— Беда, Ваше Величество! Грифоны напали на Запустынье.

Аликорны переглянулись.

— Поднимайте войска по тревоге. Аспрея и Чуму… Э-э, то есть, генерала Оука — ко мне на совещание.

* Имеется ввиду, что книгу переписывал некто, плохо это умеющий, просто перерисовывая непонятные слова или места.

Глава 3

Попасть по запутанным коридорам из Университета во дворец было в самом деле нельзя, но в один тайный подземный объект всё-таки можно — в библиотеку. Она состояла из одиннадцати этажей: трёх надземных для общего пользования, трёх подземных, о которых знали все, но не все могли попасть, и ещё пяти подземных, о которых известно было только ограниченному кругу лиц, хотя слухи ходили, конечно.

Впрочем, эта часть библиотеки не была столь уж велика. Последний, минус восьмой этаж представлял собой, по сути, одну комнату с десятком стеллажей и несколькими креслами, расположенными по кругу. Возле каждого из них стоял столик определённого цвета, казалось, вырезанный из цельного кристалла, хотя таких огромных кристаллов не существует. Просто поделочные камни были хорошо притёрты и соединены особым клеем. И конечно, помещение было очень хорошо защищено.

Сегодня в креслах расположились: Одри, его младший брат Олси и Дазо-Клетчатый. Все трое — члены Тайного Ордена, все — маги первой ступени, а Одри даже без пяти минут вице-магистр Гильдии. Вице-магистров в Зебрике насчитывалось десятка три, но всё равно это был серьёзный шаг в карьере.

Братья недавно вернулись из Запустынья, где участвовали в отражении атаки грифонов. Олси раздражённо говорил:

— Мы многое прощаем нашим верховным магам именно за то, что Зебрика находится в безопасности. И лень, и расточительность, и вспышки гнева, и заносчивость. Вот у Алое иногда прорывается, мол, тебе эта область магии или это знание уже ни к чему, ты помрёшь раньше, чем освоишь. Не замечал?

— Замечал. Но это, может, просто в сердцах. Вот, например, когда я говорю о ком-то: «да чтоб он сдох», — я же не всерьёз.

— Может и так, не буду спорить… Однако до этого года я считал, что уж по крайней мере мы избавлены от войн и вторжений… А что оказалось?

— Что? — спросил Дазо.

— Почти все войска и значительная часть магов ушли на учения, так как королю захотелось поиграть в солдатики. А те, которые не ушли — погибли, ведь не умели действовать в такой ситуации с этим проклятым подавителем магии. Разведка всё проспала. Наместник, по сути, покончил с собой, во главе небольшого отряда отправившись в атаку… Что же сделали по этому поводу зеброкорны? Порталом перебросили в Запустынье полк гвардии и генерала Чуму в довесок… Нет, это как раз очень правильно, но почему только один полк? Почему Алое не держала этот портал всё светлое время суток и немного в сумерках? Сил не хватало? Почему они приняли участие только в заключительной битве, когда наконец-то флот перебросил достаточное количество войск, а Чума уже, фактически, переломил ход кампании? Возможно, вдвоём они не смогли бы отразить нашествие везде и всюду, но сильно облегчили бы положение.

— Ну, может быть, они предоставляли действовать обычным зебрам. Для чего мы армию кормим, в конце-концов?

— Но не тогда, когда такие «действия» оплачиваются сотнями трупов. Ты просто не был там. Видел бы ты последствия, так бы не говорил. И теперь я вот думаю — зачем мы их терпим?

Дазо ухмыльнулся:

— Может потому, что они являются третейским авторитетом, не дающим Зебрике развалиться на сто кусков?

— Мы думали и об этом, — вмешался Одри. — Твой аргумент хорош, но тут есть два значительных возражения. Во-первых, сам Орден. Это хорошо отстроенная самовоспроизводящаяся структура, дураков в нём не держат. По сути, он — мы — правим страной. А поскольку идиотов в Ордене нет или почти нет, то все понимают — с единой Зебрики можно получать больше. Доходов, безопасности, доступа к знаниям. Да хоть Кодекс драконов взять за образец при выборах главного. Каковой Кодекс, кстати, на девять десятых сочиняли наши же правоведы… Мы что, тупее драконов? Второе. Если вдруг окажется, что тупее. Можно придумать внешнего врага и ходить его воевать. Если бы мы периодически били тех же грифонов, то такой ситуации, как в этом году, не случилось бы.

— Слабое возражение, если честно. Обязательно найдётся честолюбивый, гм, политик, — задумчиво ответил Дазо. — Драконы-то одиночки, как правило. Вот если бы как-то ограничить власть зеброкорнов, а это сложно. Особенно сейчас, когда народу выкатили обработанную версию вторжения, и популярность монархии выросла…

— Ты же, вроде, любимый ученик, — хмыкнул Одри, — не говорила она тебе, может, они устали от власти? Может, хотят поделиться? Это бы объясняло, почему они дали армии получить реальный опыт.

Дазо отрицательно покачал головой.

Подобный разговор с братьями был далеко не первым. Когда-то он таких речей и слушать бы не стал, а скорей всего сразу бы донёс о крамоле «куда надо», но с тех пор он сильно повзрослел, и детская влюблённость уже не затмевала ему взгляд. Например, он видел, что его родное племя как жило тридцать лет назад в очень суровых условиях и без всяких гарантий насчёт завтрашнего дня, так и продолжало жить. А между тем небольшая толика столичной роскоши могла бы решить эту проблему. Раньше Дазо говорил себе, мол, в Зебрике тысячи племён, не до всех ещё дошла очередь, но с годами понял простую вещь. Никто и не собирается целенаправленно облегчать простонародью жизнь. Бунтов нет, налоги платятся, чего же ещё? На его робкие намёки, что можно улучшить то или это, Алое либо вовсе не отвечала, либо объясняла, что резервы нужны на случай неурожая или другого непредвиденного события. Хотя это не мешало и ей, и верхушке Гильдии ни в чём себе не отказывать. Только в последние месяцы, словно нехотя, королева подняла жалование чиновникам и выдала ресурсы на строительство разных объектов для общего пользования.

Конкретно своим соплеменникам Дазо, конечно, помогал. Но ведь не всем повезло иметь родственника на высоком посту в столице.

Клетчатый отнюдь не был дураком, понимая: того же Одри интересует только власть, и ему наплевать на проблемы зебр в едва ли не большей степени, чем королевской чете. Но знаком был Дазо и со многими магами, разделявшими его позицию. Если будет составлено некое правительство или хотя бы совещательный орган, можно будет продвигать свою позицию иными путями, чем преданным заглядыванием в лицо королеве и вилянием хвоста.

Кроме того, в чём он не особо отдавал себе отчет, была ещё одна причина. Между ним и Алое стояло не только её замужество и бессмертие, но и корона. А если бы зеброкорн перестала носить её, эта космическая дистанция стала бы немного короче.

Дазо вздохнул:

— Дело за малым: надо найти того, кто мог бы с ними поторговаться.

Он встал с кресла и направился к книжным полкам. В этом разделе библиотеки хранилось много древних книг, которые, по разным соображениям Гильдия решила скрыть от общества. Как правило, рядом с ветхим томом или свитком стояла копия на современной бумаге, чтоб не трепать лишний раз бесценные памятники истории.

Со стеллажа маг снял один из таких новоделов и показал братьям. Название скромно отсутствовало, что нередко бывает у таких книг.

— Здесь описано несколько случаев сражения воинов древности и их армий, голов так, наверное, по сто, — он усмехнулся, — против нириков. Слышали, наверно, про таких мифических существ. Книга деликатно обходит итоги, но ясно, что все бои были просраны, кроме одного поединка с вождём грифонов — его не сумели поймать. Здесь написано, что маги тоже не могли ничего с нириками поделать, так как они блокировали колдовство и более того, обращали себе на пользу… Ещё вы, вероятно, слышали, что нирики служили Эльдилу Великому и считались опаснейшими тварями. А некоторые поехавшие на оккультизме секты полагают их теми самыми древними богами, забыть о которых нам настоятельно помогали. Иными словами, не исключено, что они когда-то и были первыми аликорнами.

— И что же из того? — спросил Одри.

— Терпение… Вы знаете, конечно, что Алое поручила мне время от времени приглядывать за Денкейн. На вопросы там отвечать, консультировать, если её что-то заинтересует. Морду, может быть, кому начистить, если надо, или просто внушение произвести, не доводя дело до её отца. Год назад примерно, в разговоре Денкейн упомянула, что в школе на уроке видела одного жеребёнка, способного поглощать чужую магию с лёгкостью, что называется, бесподобной. Она спросила меня, нормально это или нет. Я с максимально отрешённым лицом сообщил, что каких только талантов не встречается среди волшебников, и повернул разговор на другую тему. После чего стал издалека наблюдать за учеником. Если бы Денкейн сказала об этом отцу или мачехе, они непременно пришли бы с ним познакомиться, но встреча так и не состоялась.

Одри на секунду прикрыл глаза, просчитывая варианты. Конечно, если б это была не Денкейн, кобылке следовало бы устроить несчастный случай на занятиях, а так слишком опасно. Да и Клетчатый с его дурацкими представлениями о чести не одобрил бы… Как будто политику можно делать чистыми копытами. Впрочем, при любом варианте следовало сначала присмотреться к жеребёнку. Действительно ли он может стать их оружием.

— То есть, близко ты не подходил?

— Нет. Если Денкейн всё-таки разболтает королю, мне не стоит иметь к мальчишке ровно никакого отношения. Мы не должны встречаться и разговаривать.

Одри согласно покивал: да, это правильно.

— Есть ещё одно обстоятельство, играющее на нас. У этого жеребёнка, Гремма, была сестра. Она погибла в ходе студенческого бунта в прошлом году. Я думаю, родители скрыли от него этот интересный факт. И если подвести Гремма к этому вопросу, и своевременно сообщить, кто убил его сестру — он будет нашим без каких-либо дополнительных условий.

Глава 4

Олси с Греммом возвращались по набережной реки. Именно Олси по общему решению было поручено вести с ним работу. Поскольку Дазо этого не мог делать, а Одри был гораздо жёстче брата и вряд ли смог бы изобразить участие и жалость к тем, кто оказался на дне по своей дурости или слабоволию.

Несколько барж разгружалось у стенок, а одну упряжка из тридцати примерно зебр вытягивала против течения к причалу.

Олси перехватил взгляд жеребёнка.

— По крайней мере, они знают, что будут завтра есть. Да и зарабатывают не так мало…

В последнее время маг познакомил Гремма с обратной стороной жизни города, показав всё, что можно показать восьмилетнему жеребёнку. Конкретно сейчас они возвращались с «экскурсии» в ночлежку. Воспитанник был в таком обалдении, что даже не чесался от блох, хотя это, вроде бы, инстинктивная реакция. Он и не представлял, что кто-то может жить так. Олси пришлось самому чистить его заклинанием от набежавших паразитов, ибо, если бы Гремм принёс их домой, вся конспирация пошла бы насмарку.

— Но что же делать? — тихо спросил жеребенок у наставника. — Не может быть, чтоб ничего нельзя было сделать. То, что мы раздали им сегодня деньги, это ведь ничего не изменит, так?

— Так. Большинство ещё до вечера их пропьёт. А у некоторых деньги просто отнимут. И тоже пропьют. Конкретно этим, живущим в том сарае, помочь уже вряд-ли возможно. Для них продажа в рабство, если только не на галеры, была бы благом, но это незаконно. Зато других ещё можно спасти от попадания в ночлежку.

— А как?

— Например, начать войну. Если бы Зебрика покорила несколько народов, что с нашими силами, ей же ей, не так и трудно, то вот эту упряжку таскали бы не зебры. А военная добыча оживила бы нашу торговлю. Ну это как горного масла плеснуть в огонь, понимаешь? Сейчас королева забирает много золота в казну, даже контрибуцию от грифонов отчасти забрала… — Здесь Олси немного присвистывал, но в остальном говорил правду. — А мы не пользуемся своим преимуществом по каким-то невразумительным причинам. Дорого, якобы, обходится война. Эта проигранная война обходится дорого, или война на своей территории, как вот недавно в Запустынье.

Идея насчёт войны не очень понравилась Гремму. Хотя как мальчишка он иногда представлял себя на победоносной, разумеется, войне, но всё-таки слышал взрослые пересуды о недавно завершившемся вторжении: на что это похоже и как неприятно. Поэтому спросил:

— Ещё может способы есть?

— Начать строительство. Да не храмов и не ипподромов с театрами, как сейчас — это просто окаменевшие ресурсы; а чего-нибудь полезного.

— Вот бани ещё строятся, — подсказал Гремм.

Олси ухмыльнулся:

— Это да. Её Величество не любит, когда от подданных пахнет не духами.

Жеребёнок немного помялся, но всё-таки спросил:

— А… Какая она?

— Гм. Скажем так, это не та личность, с которой приятно было бы подружиться. Говорят, когда-то она была другой. Искренне заботилась о подданных… Но с тех пор прошло много лет, и теперь её сила не согревает никого, только препятствует зебрам помоложе попробовать нечто новое.

Гремм опустил взгляд. Несмотря на свою юность, он понимал, что может быть в чём-то права и королева. Не может же быть она глупой… И всё же над ним довлело увиденное в последние недели. Ведь совершенно ясно, что множество зебр нуждается в помощи, но никто не торопится им помочь.

— Ты умеешь хранить тайны? — спросил Олси.

Жеребёнок пожал плечами, мол, а чем он занимается всё это время?

— Я ведь не просто так взялся проводить дополнительные уроки. Ты, конечно, замечательный малый и отец у тебя занимает важный пост, и всё же дело в том, что… — Олси понизил голос, — когда-нибудь, я верю, ты сможешь с ними поспорить.

— С кем?

— С зеброкорнами. Ты очень необычный жеребенок, но пока нужно быть очень осторожным. Если они узнают, то могут поддаться искушению избавится от угрозы, пока не поздно. Тот талант, который у тебя есть — поглощать магию, очень редкий. Насколько смогли выяснить мы с братом и другие, которые помогают нам — таким умением обладают только зеброкорны и нирики — могущественное племя, составлявшее свиту и гвардию Эльдила Великого. Их давно нет в этом мире, но думаю, неспроста впервые за семьсот лет родился кто-то с подобной силой.

Вдоль хребта у Гремма пробежали мурашки. На сей раз — ненастоящие. Его явно во что-то пытаются втянуть. Надо обязательно рассказать отцу.

— Есть ещё кое-что, о чём тебе следует знать, — глядя на жеребенка, сказал Олси. — Твоя сестра не уехала в Эквестрию. Она молчит не потому, что нет возможности писать, а потому, что была убита когда студенты попытались отстоять одного из своих и выдвинули Её Величеству требования. Несколько корпусов института оказались практически стёрты с лица земли. Никто не знает доподлинно, кроме самой Алое, что там произошло. Дворцовая канцелярия распространила рескрипт о неисправимых злонамеренных бунтовщиках. Те, кто видел издалека, говорили, что сначала была просто беседа, а потом — фух! И всё… У твоей сестры даже нет могилы, потому что ни одного тела не нашли.

Про себя Олси подумал, что самые ценные корпуса Алое, как ни была взбешена, но пощадила. А вслух добавил:

— Видимо, книги для неё дороже, чем подданные. Теперь ты понимаешь, почему надо хранить тайну?

Гремм покивал.

— Ото всех, — продолжил маг. — От отца, от матери, от друзей. Мы с братом будем тебя тренировать, чтобы, когда придёт время, в мире появились сила, способная заставить их отступить. Конечно, ты не принадлежишь к племени нириков по рождению, но если есть хоть малейший шанс, надо попробовать. Ибо неведомо, кого королева назначит бунтовщиками в следующий раз. Мы с братом ищем место, куда ты мог бы уехать когда повзрослеешь и спокойно закончить обучение, и где король с королевой тебя не достанут. Пока не нашли, но не теряем надежды.

Гремм вздохнул:

— Маме будет тяжело.

— Не тяжелее, чем если тебя убьют, — жёстко ответил Олси. — Или запрут во дворце навсегда.

Он уже хотел повернутся, чтоб идти дальше, как вдруг Гремм ахнул и приложил копыто к губам, хотя это и было негигиенично.

— Что такое? Тебе плохо?

Жеребёнок покивал.

— В тот день, когда пропала Малка… Утром был сильный выброс… Ну, силы… Новый, необычный. Я подумал, что какой-то праздник готовят… А это…

— Вероятно, да, — кивнул Олси. — Скорей всего тяжёлая боевая магия бессмертных. Её по теперешним временам почти невозможно увидеть, но иногда случается.


Денкейн, хотя и выросла, благодаря удачной наследственности, довольно сильным и универсальным магом, телепатией не владела. Это умение вообще редко встречалось, а уж выдерживать «голос» зеброкорна в голове, было дано совсем немногим. Денкейн в число счастливцев не входила, и разговаривать с отцом ей приходилось по старинке — лично. Поэтому утром молодая кобылка подошла к рабочему кабинету короля и вопросительно уставилась на одного из дежурных гвардейцев. Тот отрицательно покачал головой, мол, нету никого. Денкейн развернулась, чтобы уходить, но тут из-за угла коридора появилась Алое. Несмотря на свои габариты, если хотела, она умела ходить бесшумно. Денкейн и гвардейцы поприветствовали королеву, та чуть нахмурила лоб, что-то припоминая, и сказала падчерице:

— Зайди.

Но направилась не к основному входу, а чуть дальше, где находился её личный, прозванный в народе «черным», кабинет. Денкейн вошла следом.

Здесь молодая магесса была, конечно, не впервые.

Так как в семье Алое исполняла роль «злого полицейского» , то и приёмную свою оснастила соответственно. Хотела одно время повесить на стены несколько черепов, но все же передумала. До такой прямолинейности не доходил даже Моарей, хотя в спальне у него, поговаривали раньше, черепа врагов были — этого Алое доподлинно не знала, так и не побывав в этом знаменитом помещении к вящей досаде его хозяина.

В своем кабинете зеброкорн ограничилась чёрно-оранжевыми тонами обстановки, тяжёлыми тёмными шторами и букетами сухих цветов, укреплённых магией, чтоб не рассыпались.

Алое заняла место за столом и принялась что-то искать в ящиках, а Денкейн недовольно покосилась на знаменитую теперь уже не в прошлом, а в настоящем тумбу из чёрного мрамора с золотистыми прожилками. Поверх полированной поверхности стояла шкатулка с пресловутым шнурком, который, если верить молве, должен в неё вовсе не возвращаться, постоянно пребывая на чьей-то шее.

Королева наконец нашла искомое.

— Отец сейчас в отлучке. Просил тебе передать, — сказала она, протягивая Денкейн несколько листов со статистическими сводками по заболеваемости в разных частях Империи. — Не бросай где попало, это служебная информация. — Алое чуть улыбнулась. — Только я могу терять секретные бумаги… Тебе для учёбы, не для публикации?

— Да.

— Хорошо. — Королева помолчала, — как тебе живётся одной?

Перед мысленным взором Денкейн промелькнуло несколько сцен романтического характера, но она спокойно ответила:

— Всё в порядке.

— Я слышала, в твоём окружении есть несколько молодых жеребцов…

Денкейн слегка покраснела и собиралась сказать, мол, это совсем не то, чем кажется, но Алое махнула копытом:

— Что, впрочем, совершенно нормально. А ненормально, что они почти сплошь… Назовём вещи своими именами — враги государства.

Лицо Денкейн мгновенно одеревенело. Она совершила самый почтительный поклон, какой только могла.

— Уверяю вас, Ваше Величество…

— Можешь не отпираться, мне совсем не нужен твой… Как это в вашей среде зовётся? Донос? Я и так знаю, хотя ничего пока с ними не делаю. Мудрено было бы не знать, если твои друзья болтают о своих идеях на каждом углу. Ты их хоть конспирации научи, что ли.

— Они не враги, Ваше Величество, — упрямо сказала Денкейн. — И желают государству только добра.

Королева задумчиво посмотрела в угол комнаты.

— У меня тоже был друг и тоже желал всем добра. Кончилось это мятежом, самым настоящим. Другие проворовывались — так чаще всего бывает. Изредка предают по идейным соображениям. Иные не предают, а просто уходят, оставив тебе рану в сердце… Если ты думаешь, что я наговариваю на зебр, ибо вокруг меня всегда были одни негодяи, то тебе ещё предстоит повторять мои ошибки… Так что сообщи своему клубу потенциальных гребцов, пусть укоротят языки. А если вдруг вздумают не только говорить, но и что-то делать, моё благодушие может иссякнуть. Ты знаешь, что тогда бывает.

Да, Денкейн знала, как мало кто. И про взрывной характер мачехи и про то, что она может устроить. Все-таки лет до девяти Денкейн считалась потенциальной наследницей Империи в обход законной дочери и присутствовала несколько раз на учебных боях.

— Считай это моим личным подарком тебе, — продолжила королева. — За то, что помогла мне раскрыть куда более опасный заговор.

Молодая кобылка удивлённо подняла брови, но выдержала характер, ничего не спросив. Тем более, что по её мнению это могло быть сказано назло.

— Всё, иди, — произнесла Алое, и глядя, как падчерица покидает кабинет, ещё на секунду вспомнила погибшую студентку, которая сама не ведая, задела единственную тему, вызывающую у королевы неподдельную обиду.

— Вот ведь интересно, — сказала она в пустоту, — я же любила отца, и сейчас ещё люблю. Почему меня так выводит из себя, что он был горшечником?

Ощущая совершённую несправедливость, Алое тогда дала себе слово не причинять вреда семье несчастной, которую испепелила, как сухой лист.

Впрочем, теперь это уже не имело никакого значения, потому что обстоятельства изменились.

Глава 5

«Империей правит шайка разбойников во главе с венценосными атаманами...» — Денкейн опустила лист бумаги и уставилась на приятеля.

— Это что? Это зачем? Это мой отец — «венценосный атаман»?! Ты совсем одурел?

— Да это не я! — Возмутился Сирил, — Я просто принёс тебе посмотреть для примера. Есть и другие программы, не такие… Дерзкие. — Жеребец помахал в воздухе ещё несколькими бумажками. — И сегодня вечером на складе состоится собрание, чтоб решить, как быть дальше. Есть мнение — утвердить одну из программ, размножить её…

— Как размножить? — Перебила Денкейн.

— Ну, можно перекопировать магией, если бумагу купить. Можно в скриптории перепечатать. Недавно, наверно слышала, в городе открыли частную печатную мастерскую. И не очень дорого...

Денкейн сделала «фейсхуф».

— А ты понимаешь, что мага по такой копии очень просто вычислить? Про скрипторий вообще молчу. Неужели кто-то бы позволил его открыть, если б он не был под плотнейшим надзором?

— Ну, не все из нас принцессы! — Огрызнулся Сирил.

— Да при чём тут это? Королева ни разу об этом не говорила мне. Но чтоб догадаться, не надо иметь голову размером как у неё!.. Дай почитаю.

Денкейн отобрала у Сирила остальные листовки и начала просматривать, поминутно фыркая и качая головой.

Неожиданно в дверь постучали. Впрочем, скорее её чуть не снесли с петель мощным ударом. Она бы вылетела, если б не открывалась наружу.

— Какого?.. — начала Денкейн, на секунду забыв, что не дома, а в гостях у Сирила. Но тут дверь распахнулась правильно, и в комнату ввалился Корн — ещё один их общий приятель.

— Здорово! Денкейн, хорошо, что ты здесь. Беда у нас — в столицу приезжает сегодня наместник из Озерного нома, и Белзу об этом кто-то сказал!

— И чего?

— Вы что, не знаете?.. Ну, вобщем, Белз же оттуда родом, и этот номарх его то ли сестру, то ли тётку забрал в гарем.

— Куда-куда забрал? — Переспросила Денкейн, — они там в уме? Ты ничего не путаешь? Если правда, я скажу отцу, он…

— Ну, не в гарем, конечно — в содержанки. — Поправился Корн, — И вряд-ли она была сильно против. Только вы Белзу не говорите, что я так думаю… А ему вожжа под хвост попала, он при мне несколько раз грозился наместнику голову открутить потом. Ну, я надеялся, у него это пройдёт. Сейчас же он учёбу не бросит, а Озёрный край-то эвона где… Но тут правителям вступило в голову, — Корн покосился на Денкейн, — вызвать наместника в столицу. Он остановился вчера в гостевом дворце, как положено, а сегодня уже через час явится в приёмную. Понятно, приехал он с охранной ротой, со свитой, но на встречу-то пойдёт один или с парой приближённых…

Денкейн чуть улыбнулась. Да, большие пышные конвои у наместников или князей Алое не одобряла. У себя дома «блистайте», а тут ведите себя скромно, хотя бы во дворце.

— И вот утром Белз плащ накинул и свалил, — продолжил Корн, — я говорю: «ты куда?» А он: «не твоё дело». Я думал его остановить, да где там — отшвырнул меня и ушёл. И вот я думаю, если б он в библиотеку шёл или за пивом, то так бы себя не вёл.

Кобылка произнесла несколько слов, подслушанных когда-то у мачехи.

— Бежим скорей на площадь! Надо его перехватить.

Все трое с грохотом скатились по лестнице на первый этаж. Денкейн, как основная «ударная сила» бежала впереди. Дело в том, что Белз был магом. Отнюдь не самым крутым в столице и даже в своей группе, но вполне способным одним выстрелом покончить со старым наместником. Денкейн казалось, что она даже помнила номарха. Лет десять назад он являлся ко двору. Кобылка тогда сидела на сиреневой подушке рядом с сестрой и хлопала глазами на дородного жеребца, пытаясь вести себя тихо.

Площадь не была слишком запружена народом, что не могло не радовать Денкейн — никто не закрывал ей линию атаки, а Белза, сдуру натянувшего плащ солнечным днём, было видно издалека.

Номарх с двумя приближёнными, влачившими тяжёлые папки, шествовал посреди площади. По его кислой роже, Денкейн догадалась, что вельможа оскорблён таким приёмом, но старается не подать виду.

«Какие же вы, взрослые, со своими играми, идиоты», — подумала Денкейн, выстреливая в Белза парализующим заклятием. Она даже успела подбежать и подпереть его боком, прежде чем жеребец упал на мостовую, и фальшиво улыбнулась стражнику:

— Голову напекло. Отведём его в тень.

Гвардеец пожал плечами, то ли поверив, то ли решив не вмешиваться, то ли узнав незаконную дочь короля, и предоставив ей поступать как хочется.

Затащив Белза в переулок, Денкейн наконец дала себе волю, и принялась бить его копытами по морде.

— Идиот. — Хрясь! — А если бы этому придали политический подтекст? — Хрясь! — А ведь придали бы! Мачеха бы не стала разбираться! — Хрясь! — И поехал бы ты на каторгу, а все, хоть боком причастные, вылетели бы из столицы! — Хрясь! — И я бы не смогла заступится. Хрясь! — И хрен бы с вами, идиотами. Но вас десять лет мариновали наукой, чтоб вы могли лечить и учить свой народ, а вы что делаете, полудурки? — Хрясь! Хрясь!

Денкейн отошла в сторону, тяжело дыша. Потом протянула Белзу платок.

— На, вытри кровь с морды… Извини. Больше не буду, самой стыдно.

Жеребец что-то прогундосил.

— А?

— Говорю: я так и знал, что ты не наша. Не понять тебе, что такое несправедливость.

Первым побуждением Денкейн было влезть в спор, а то и накидать ещё несколько раз по лицу для вящей аргументации, но она только вздохнула.

— Я приду сегодня вечером на склад, изложу свою точку зрения. Это не может так продолжаться.


Щупальца Дерева как обычно охватили голову Алое, проросли в рот, ноздри и уши, выключив и взяв под контроль периферийную нервную систему. Сознание зебры почти расстворилось в могучем процессоре, созданном задолго до палеолита.

Сегодня Алое с Деревом отправились к началу формирования галактики.

Тарна или другой робот сбрасывали зонды за пять миллиардов световых лет, за четыре, за три… Потом из этого монтировался фильм, а шаг всё уменьшался.

Алое, конечно, не понимала этого, но была зачарована невероятной симфонией создания, видя, и приближая к себе участки с формирующимися звёздами. Это было так величественно, что ей казалось — пространство наполнено какой-то музыкой, а разум замирал, осознавая всю бездну веков, которую Тарна любезно свернула для неё в пятнадцатиминутный ролик.

Гигантский звёздный остров провернулся, и откуда-то Алое узнала, что за эти четверть оборота расцвела и сгинула великая цивилизация. И больше нет, нет, нет смысла в горении этих звёзд… А впрочем, вот одна из планет двинулась навстречу, на глазах остывая и превращаясь из комка раскалённого камня во что-то пристойное. Возможно, когда-то на ней возникнет новая цивилизация.

Потом они увидели первую и единственную империю, где правящий слой составляли некроманты. Она не просуществовала долго, сорвавшись во внутреннюю войну, но беглецы из нее существенно повлияли на историю многих планет, в частности, потопив на дне естественной впадины целый народ в одном близком к Эквусу мире.

Теперь на этой планете некромантов лишь осколки былого величия. С некоторым удивлением Алое узнала, что одним из разумных видов здесь были копытные, как и на Эквусе.

А вот и он сам. Королева не сразу узнала родную планету из-за покрывавшего её слоя облаков, но благодаря памяти Древа, поняла, что это она.

Тарна впервые показывала Алое эти картины. Раньше зеброкорн или получала пачки информации прямо в мозг, или видела перед мысленным взглядом маленькую зебру, которая говорила с ней словами — как чувствовала королева — чудовищно медленно по её внутренним часам. Теперь же богиня избрала новый способ.

Они приближались к планете с теневой стороны, и звезда понемногу «пряталась» за визуально увеличивающимся Эквусом. Наконец, она исчезла полностью, оставив только «подсветку» по краям.

Алое вдруг подумала, что из-за облачного слоя неправильно оценила размеры планеты, что вообще впервые осуществляет посадку, и потому надо бы притормозить. Впрочем, было уже поздно, и она вывернула на условный «север». Бока охватило пламя, и Алое поняла: сейчас ударной волной она кристаллизует воду в атмосфере, что вряд-ли к добру, потому нырнула вниз под облака, довольно сильно ударившись грудью. Ей даже пришлось выводить лобовые листы на точку жидкости и выправлять их. Через несколько минут с неба обрушился дождь.

Брр… Алое даже не сразу заметила разрыв контакта и покосилась на каменный куст, ожидая пояснений. Впрочем, их традиционно не будет. Тогда она совершила лёгкий поклон и покинула зал.

В секретной комнате её встречал Фессон. С некоторым удивлением он отметил блеск в глазах жены, что в последние лет пятьдесят бывало только после секса, или после вина, или того и другого вместе. Он даже задумался, не сходить ли в портал вне очереди, но всё же не стал. Во первых, неизвестно, как отнесётся к этому Тарна, а во вторых, через два часа явится на приём наместник Озерного края, а он гордец, не стоит унижать его ожиданием более необходимого.


Когда эйфория от космического полёта схлынула, Алое ощутила редко испытываемое чувство — собственной незначительности по сравнению с виденным и пережитым.

И тем более незначительным ей казался доклад наместника. Что он там построил, кого наградил, сколько ресурсов скопил. Раньше Алое всегда или почти всегда слушала такие доклады внимательно, но теперь на фоне виденного это всё казалось ей бессмысленным.

В двери тронного зала «просочилась» одна молодая кобылка, и тщательно делая вид, что её тут нет, продвинулась почти к самым королевским креслам. Впрочем, не рискнув нарушать священнодействие, Денкейн остановилась, ожидая пока наместник закончит доклад.

— Услышано. — Сказала Алое ритуальную фразу, после которой переменить что-то в докладе было уже нельзя. — Мы довольны тобой. Повелеваем тебе пребывать в гостевых покоях, пока мы не снабдим тебя новыми инструкциями. Теперь иди.

Денкейн посмотрела на круп удаляющегося наместника, и подобравшись к отцу, проговорила ему что-то на ухо. Фессон удивлённо скосил глаза.

— Да ладно. Он утащил к себе против её воли зебру из хорошей семьи, у которой брат учится в столице? Этот брат тебе сам сказал? И никто не принёс жалобу за несколько лет? А он почему сам не принёс? Не захотел? Странно. Я, конечно, спрошу наместника… Ты молодец, что не влезла посреди аудиенции, а дождалась перерыва. Да, я конечно, увижу его ещё несколько раз, но думаю, проблема не стоит выеденного яйца. Это межклановые интересы, в которых твой приятель по младости и дурости не разобрался и накрутил тебя. Скорей всего, там всё было добровольно. Но я спрошу. Мне, как ты понимаешь, номарх соврать не сможет.

В другое время Денкейн бы удовлетворилась этими словами, но буквально на днях она прочла популярный роман, поэтому развила тему:

— А если он её любит, а она совсем наоборот…

Фессон печально вздохнул.

— Пожалуй, тебе стоит пойти заняться химией. Я обязательно спрошу наместника, обещаю.

Алое, внимательно и молча слушавшая диалог, дождалась, пока зал опустел, а потом громко по простонародному заржала.

Глава 6

Речной порт столицы не контролировался стражей, поэтому здесь было удобно и тайно встречаться, и прятать всякую нелегальщину. Чужой мог бы искать здесь что-то неделями.

Купцы самостоятельно нанимали охрану для своих складов и пакгаузов, чтоб их не обокрали или не спалили спьяну, но охране, конечно, не было никакого дела до того, что происходило на улицах. Если же там резались матросы или бурлаки, это считалось естественным отбором. Однако, были среди этих зебр и те, кто сочувствовал общему делу, поэтому друзья Денкейн по вечерам и ночам могли приходить на один из складов, чтоб проводить там свои собрания.

Денкейн влезла на импровизированную трибуну из нескольких ящиков, сколоченных металлическими скобами. Правда, не имея с детства материальных проблем, она не придала этому значения.

— Добрый вечер. Я хотела поговорить о поступке присутствующего здесь Белза. Все вы знаете, что чуть было не произошло сегодня. Хочу обратить ваше внимание, что если бы покушение произошло даже на владетельного князя, то было бы лучше. По крайней мере, королева не отнеслась бы к этому, как к покушению на её власть… Личная месть, вендетта, все дела. Может, Белза бы даже вернули из ссылки потом, через несколько лет. Но поскольку чиновник, назначенный из центра управлять номом представляет государство, и соответственно, особу короля, то покушение на него вышло бы всем боком! Всей стране! Не только вам или мне.

Я хочу рассказать вам о некоторых вещах, которые не проходят в школе. Может быть и зря не проходят. Итак, сначала то, что все знают. Двести лет назад на Запретном континенте мой отец вместе с… — Денкейн замялась, — со своей будущей женой одолели злое божество по имени Моарей, и его приспешников. К сожалению, во время битвы погибли и некоторые из тех, кто сражался на правой стороне. Таким образом в мире осталось только два зеброкорна. Вскоре после этого король с королевой приняли императорские титулы и объявили о своей власти над всей Зебрикой. Это, повторюсь, знают все. А теперь — то, что не все знают. И даже я не очень была в курсе, пока не прочла вот это. Не принято молодёжи такое говорить.

Кобылка вытащила из сумки несколько листков бумаги.

— Эту информацию собрал один студент-историк, ныне покойный… Вобщем, большинство владетельных родов тогда, два века назад, поворчали и приняли новую систему власти, но некоторые восстали. Хочу заметить: это были крупные феодалы, право которых на власть не оспаривалось их вассалами. Они имели в своём распоряжении большие армии, и часть регулярных войск тоже перешла на их сторону. Им служили маги, да не такие, как я, а настоящие. Эти князья имели управленческий опыт. Некоторые пришли к власти путём внутрисемейной интриги, то есть, умели планировать и искать союзников. Тем не менее, в течение буквально нескольких месяцев всё сопротивление было подавлено, а роды эти были уничтожены… Мне неприятно об этом говорить, но в том числе и моим отцом. Здесь есть список, — Денкейн указала на бумаги, — но эти фамилии ничего вам не скажут. Их больше нет, а землями правят другие династии. Подумайте хорошо, против кого вы собрались бороться. А теперь по делу: отец предложил мне возглавить один проект. Это будет реальное улучшение жизни для зебр, пускай даже и в небольшом масштабе, но если всё получится, масштаб будет расти. Мне нужны умные помощники. Если кто-нибудь желает присоединиться, то вы знаете где я живу. Остальные же, как говорила моя мачеха, рано или поздно окажутся в клубе гребцов. Теперь прощайте, у меня уже не будет времени приходить. Работы много.

Денкейн спустилась с импровизированной трибуны и направилась к выходу, оставив за спиной разгоравшийся спор. Сирил хотел её проводить, но кобылка отговорилась делами.

Она двигалась по Портовой улице, когда навстречу ей из кабака вывалилась пара пьяных жеребцов.

— А кто это у нас здесь?! — радостно начал один.

Не говоря ни слова, Денкейн приподняла их за гривы и ударила головами друг об друга.

— Ведите себя прилично.

И не слушая сбивчивых извинений, пошла дальше.

Невольно ей вспомнилось «семейное предание», как Алое, будучи чуть младше Денкейн теперешней, неподалёку от своего города ловила гиен и запускала в небо, делая таким образом окрестности более безопасными. Впрочем, Денкейн подозревала, что мачеха поступала так не от благородства, а от свойственной некоторым подросткам беспричинной жестокости.

Затем она свернула в сторону более приличных кварталов, и залезая всё дальше на пригорок, наконец выбралась из трущоб. Навстречу ей начали попадаться патрули стражи, но так как кобылка была трезвая и выглядела благопристойно, то никто не обращал на неё особого внимания.

Через некоторое время возле ограды богатого дома Денкейн остановилась. Здесь её ожидал жеребёнок лет десяти. Она достала из сумки те самые бумаги и протянула ему.

— Спасибо, малыш, ты мне очень помог.

— А вы меня не помните? — Спросил жеребёнок. — Когда-то вы вели у нас уроки.

— Извини, я много у кого вела уроки, поэтому тебя не помню… Ну, пока.

Она повернулась и пошла в сторону дворцовой площади.

Из-за угла вышел Олси, который до того был прикрыт «малозаметным» заклинанием.

— Ты знаешь, кто это? — придушенным шёпотом спросил он.

— Это принцесса, — ответил Гремм.

— Технически, не совсем, — пробормотал Олси, уже справившись с собой. — А что у тебя с ней общего?

— Да почти ничего. Она несколько дней назад приходила к нам домой и разговаривала с отцом, но буквально несколько минут. Они сидели в кабинете, но отец, слуги говорят, на неё даже кричал. Или просто так кричал. Тогда она попрощалась и ушла. А я как раз возвращался домой из школы. Я узнал её, и мы разговорились. Она спросила, не осталось ли у меня каких-нибудь записок от сестры, о которых не знает отец. Записок у меня не было, но я вспомнил, что у Малки был специальный тайник. Я никогда не лазил в него, это ведь нехорошо. Но раз она умерла, то я подумал, что ей уже всё равно…

Олси рассеянно кивнул. Да, мёртвым всё равно. Хотя народ должен думать иначе, но те, кто им правят в основном считают, что «там» ничего нет. И никакого «там» тоже нет. А всё есть здесь. Или его надо взять.

— …Я решил проверить, и в тайнике действительно нашлись какие-то бумаги. Очень скучные — что-то про историю. Я прочитал первую страницу и бросил. А на следующий день отдал ей, но велел потом вернуть. Всё-таки, память.

— Про историю? — Подозрительно спросил маг. — Интересно, что она затеяла?

А мысленно добавил: «ну, хоть тебя она не помнит, а значит, не донесла королю. И то радует».

* Первый раз надиктовал часть текста. Может, не выловил все ошибки.

Глава 7

Спорили обычно до хрипоты почти по любым поводам. Даже по вопросу наличия рабства, как и предсказывал Фессон. То есть, все сходились на том, что это ужасная мерзость, но те соратники, которые были «ближе к земле» — приехавшие из сельской местности, указывали: невольник с рождения вряд ли сможет собой правильно распорядится, того и гляди помрёт на вольных хлебах. Поэтому имеет смысл сохранить этот институт хотя бы в первые лет десять. Да и с добрым хозяином им будет лучше, чем со злым.

Впрочем, эту идею легко удалось забороть, хуже было с другими. И иногда перед сном Денкейн думала, что неплохо бы ввести для себя право вето на любое решение. В конце-концов именно ей отвечать, если что, за исход дела. Но утром, укрепившись духом, она отказывалась от такой идеи. Это обесценило бы само начинание. Практически, образовалась бы маленькая копия королевства, только богаче и с более мягкими законами.

Название «Республика золотого копытца» возникло стихийно. Понятно, неофициальное. На официальном уровне ни о какой «республике» речь не шла. Алое бы такого не потерпела. Поселок должен был называться длинно и скучно: «отдельное административное образование центрального подчинения».

Но все вопросы предполагалось решать голосованием. Как сейчас, на этапе подготовки, так и потом, когда «республика» станет реальностью. Правда, голосовать должны были не все, а только два десятка зебр — недавних студентов, которых Денкейн привлекла к проекту. Потом предполагалось завести ещё опытного врача и несколько учителей. Большие споры вызвал вопрос о наличии в посёлке служителей культа. Сначала большинство склонялось к тому, что предрассудки в «республике» не нужны, но Денкейн переубедила друзей, упирая в основном на факт, что это сильно не понравится правителям. В качестве компромисса для посёлка нашли двух совсем молодых и не чуждых прогресса жреца и жрицу.

До Денкейн доносились слухи, что пятеро или шестеро из участников памятного собрания на складе всё-таки организовали распространение листовок, хотя не столь радикальных, как ранние варианты. Как она и ожидала, виновных довольно быстро вычислили, но всё ограничилось высылкой в провинцию под надзор тайной полиции. Кобылка облегчённо выдохнула — она ожидала гораздо более суровых последствий и даже мысленно репетировала будущую защитную речь.


Перед утром Денкейн проснулась от кошмара. На улице ещё не рассвело, и кобылка вышла на балкон подышать свежим, пока прохладным воздухом.

Ей приснилась весенняя эпидемия, но во сне она была не такая, как на самом деле.

Весной вирус пронёсся по стране почти со скоростью лесного пожара, так что никто сначала даже не мог понять, почему не помогают перекрытые дороги и блокированные порты?

Денкейн выдернули тогда тоже ранним утром из дома. За ней примчалась молодая стажёрка с выпученными глазами и магическим «пыльником» на носу.

С юга шли панические доклады. К счастью номархам хватило ума передавать их телепатией через Гильдию, а страх перед властью оказался сильнее страха болезни, поэтому управление не было потеряно, и население не разбежалось куда глаза глядят, растаскивая вирус.

Впрочем, это всё равно не сыграло никакой роли — зараза играючи перепрыгивала воздвигаемые препоны, так что на кафедре биологии едва успевали отмечать поражённые провинции на гигантском и дорогущем сувенирном глобусе — другой карты у них не нашлось, а когда нашлось, глобус был всё равно уже безнадёжно испорчен.

Денкейн первая на кафедре догадалась, что заразу переносят с юга на север мигрирующие птицы, хотя практической пользы эта догадка не принесла. Теоретически можно было создавать в атмосфере пузыри горячего или, наоборот, холодного воздуха, или даже вакуума. Но Алое задала резонный вопрос — а что будет с урожаем, если уничтожить птиц или хотя бы воспрепятствовать их миграции? И велела не лезть не в своё дело, а разрабатывать лекарство. К счастью, оно не понадобилось, и болезнь исчезла так же внезапно, как возникла. Даже без особых жертв.

Денкейн поёжилась, хотя летняя ночь совсем не была холодной. С тех пор, как она узнала, что возбудителя создал её отец, кобылка по временам стала плохо спать. Всё-таки им привозили на кафедру для исследования биологический материал. В том числе трупы тех, кто оказался слишком слаб, или слишком стар. Впрочем, тогда она ещё не знала, что находится с вирусом, можно сказать, в родстве.

Сегодня же ночью ей приснилось, будто она бежит одна в пустом городе по направлению ко дворцу. Прямо как в тот день, когда был частично уничтожен общеобразовательный институт, а потом ищет во дворце отца, распахивая подряд все двери, и не может найти. Зато находит мёртвого Сирила и ту молодую лаборантку с вывалившимся языком, которой не помог пыльник. Уже отчаявшись во сне найти живых, Денкейн вдруг увидела в окно отца на лужайке перед дворцом. Они с Алое неторопливо удалялись. Кобылка побежала назад к выходу, хотя ноги переставлялись с трудом, как это бывает во сне.

«А вы куда?» — крикнула Денкейн. (И, вероятно, наяву тоже крикнула).

«А мы уходим. — Ответил Фессон, — вы ведь уже знаете, как надо».

Здесь она проснулась, но видимо, всё же не до конца, потому что выйдя на балкон, подумала:

«Может, установить всё же право вето на общие решения? Зайдём не туда, так хоть я одна буду виновата. Одна буду лежать с языком в пыли…»

И тут же встряхнулась.

«Да ты совсем с ума сходишь! Отдых тебе нужен, вот что. И лучше не в одиночестве… А сейчас — спать. До настоящего утра ещё часа два. И вообще, аристократы рано не встают».

За чаем Сирил сказал Денкейн:

— Я кстати, Белза видел на днях.

— И что он?

— Ну, я спросил, мол, ты как? Дурью маяться бросил? А то, глядишь, давай к нам, работы много…

Денкейн поморщилась, но ничего не возразила. Если проект станет расти, то таких психованных белзов будет у неё не одна дюжина, девать их некуда — придётся работать и с такими. Стало быть, надо на ком-то тренироваться.

— А он?

— Да, говорит, не до глупостей сейчас. Но и к вам не хочу, ваша затея, мол, это прошлое, а сейчас о будущем думать надо. Странно, правда?

— Более чем. Интересно, что же на его взгляд — будущее?… Ну да ладно. По крайней мере, он больше не замышляет убивать наместников, и то хорошо… Идём вниз.

Впрочем, Денкейн сделала заметку в памяти навести справки.

Гостиная на первом этаже теперь превратилась в некое подобие конторы крупного торгового дома. Всё свободное место было заставлено столами, заваленными книгами, свитками и чистыми листами бумаги. Только в одном углу, где было место Денкейн, оставалось немного пустоты, а рядом на тумбе лежал «итоговый свиток», куда заносили уже проголосованные правила будущей общины.

Кобылка вздохнула: она не думала, что сочинить справедливые и простые законы окажется настолько сложно.

Кроме всего прочего, они не должны были слишком противоречить общеимперским, иметь какой-то финансовый базис и быть понятными дремучим крестьянам. То что она восприняла как шанс утереть нос и королевским бюрократам и необузданным приятелям, на глазах превратилось в серьёзное предприятие, так что уже пришлось просить у отца дополнительные деньги и ещё добавлять своих, хотя большинство помощников сами были небедные, и не требовали жалования.

Понемногу начинали собираться участники проекта. На первую половину дня были запланированы прения по ряду новых решений, после обеда — свободное время для обдумывания и шлифовки формулировок, а завтра голосование. Поэтому сегодня пришли все, даже жрец и жрица из «конкурирующих фирм». Похоже было, что они нескучно провели вместе ночь. Впрочем, это было вполне в порядке вещей. Алое не запрещала своим служительницам фривольное поведение, а иметь много жеребят считалось добродетелью. Кроме того, все жрицы учились на акушерок.

«Впрочем, — подумала Денкейн, по привычке вешая на мачеху всех собак, — это королева сделала не от доброты душевной. Просто ей раньше нужно было много крестьян и солдат, а потом уже вошло в традицию».

Зато жрецы мужского пола в культе имени Алое должны были показывать пример высокой морали. С другой стороны, именно жеребцы занимали ведущие места в иерархии.

— Благословляю вас, друзья мои, и приветствую! — звучным басом возгласил дородный жрец, и слегка поклонился Денкейн. — Особенно вас, принцесса.

— Оставь, — махнула гривой кобылка, — ты знаешь, тут мало верующих в божественность моего отца.

— Это неважно. — Привычно ответил жрец. — Главное, вы выполняете его волю… А завтрак будет?

— Будет, — улыбнулась Денкейн, — желающих, как обычно, ждут на кухне… Но я хотела поинтересоваться: вы вчера делали, что я просила, или только..?

— Конечно, принцесса. Вот, несколько притч, обработанных для жеребят, с поучительными примерами.

— Хорошо. Положи мне на стол, я почитаю.

Это дело Денкейн полагала самым важным — правильное воспитание молодого поколения. И если даже со старым ничего не получится, то надежда не исчезнет. Стараясь лично охватить всё, она ездила в поместья к друзьям, и, изучая быт, ходила по крестьянским домам, где её никто не знал. Незнакомке с городским выговором, с дорогими сумками, причёсанной и вымытой, конечно, не доверяли; но главное Денкейн поняла: ей просто не отдадут жеребят в обучение, так как они должны работать. После этого предварительная смета выросла ещё на четверть, а сама Денкейн прониклась уважением к мудрости и цеховой солидарности магов. Одно из первых правил Гильдии уже лет шестьсот как гласило — в каком бы сословии не родился волшебник, он немедленно получает волю, образование и пропитание за счёт Гильдии. Впрочем, она испытала и некоторое раздражение, забыв о своём собственном магическом даре: мол, свой молодняк вы воспитываете, а на других — плевать? Денкейн рассердилась бы ещё больше, если б знала, что это правило, вступив на престол, придумала Алое, хлебнув горя в детстве. А все прочие немедленно скопировали, ибо это давало значительный прирост военной силы.

После обеда кобылка отправилась наводить справки. Почему-то у неё не шёл из головы утренний разговор с Сирилом. Потолкавшись немного в резиденции Гильдии, она довольно быстро выяснила прелюбопытную вещь. У Белза появился новый наставник. Не кто иной, как Дазо-Клетчатый. Конечно, для Белза это была фантастическая удача, но для самого Клетчатого… Вобщем, вряд ли он выбрал бы такого студента.

Денкейн легко объяснила бы себе этот факт, если бы Дазо был учеником её отца. После разбирательств с наместником Озёрного нома, Фессон в качестве утешения мог назначить наставником юноше одного из ведущих магов, чтобы тот ощутил свою значимость, увлёкся учёбой и не думал о дурном, но… Но Клетчатый был учеником Алое, а та наверняка сочла бы для Белза огромной наградой уже то, что лично король занимался его делом. И наверно, по мнению мачехи, юноша должен быть вечно благодарен, пусть даже разборки закончились ничем.

Денкейн, конечно, могла узнать об этом от самого Дазо, но с тех пор, как она переехала из дворца, они виделись редко.

Отметив в уме спросить Клетчатого при случае, она отправилась в библиотеку. Знакомый обещал сделать за полимпериала экстракт по известным истории примерам демократии и олигархии у разных народов, и чем это кончалось.

Глава 8

— Готовься, завтра понесём к королеве наш труд на утверждение, — сказала Денкейн. — Я договорилась. А ты чего улыбаешься? Я вас с Корном с собой беру, чтоб вы поняли, через что я ради вас каждый день прохожу. Пусть вам жизнь лёгкой не кажется.

Сирил пожал плечами:

— Так уж и каждый день… А улыбаюсь потому, что всё ж как-то иначе представлял встречу с твоими родителями. И лучше, наверно, начинать с Алое.

— Думаешь? — удивилась Денкейн, — я бы сказала, всё наоборот: знакомство с мачехой лучше отложить на максимальный срок, но так уж вышло.

— Я в том смысле, что отцы кобылок обычно относятся и их друзьям с предубеждением…

— А, ты об этом, — отмахнулась Денкейн. — не волнуйся. Отец наоборот радуется, что я не одна. Фиалка-то давно замужем. А она меня старше на три месяца всего.

— Только она замужем за владетельным князем, — заметил Сирил. — А я как-то не слишком родовит.

— Я думаю, после вторжения грифонов, и если мысленно вычесть все долги провинции и королевские субсидии, то твоя семья даже побогаче будет… А ты что, предложение хочешь делать?

Но заметив лёгкую панику на лице Сирила, Денкейн рассмеялась:

— Я шучу. Некогда сейчас этим заниматься, а там ещё и жеребята пойдут… Фиалка мне теперь пишет только раз в месяц, потому что заботится о жеребёнке и о княжестве, хотя у неё, вроде, есть десяток нянек и муж для этого. Просто они не проходили суровую школу при мачехе… Ладно, иди мойся, я потом пойду.

И задумчиво глядя ему вслед, подумала, что от дворцовой жизни всё же есть польза. Алое как-то, прочитав одну из её работ, похвалила за усердие, и видимо поддавшись какому-то минутному порыву, сказала: «ну, раз тебе так нравится наука, то вот тебе заклинание от внеплановой беременности. Оно секретное, не раздавай его кому попало… И не отказывайся, делая круглые глаза. Природа есть природа, а у тебя явно талант к науке. Сама решишь, когда пришла пора».

Денкейн поблагодарила, но всё-таки решилась на вопрос: «а почему оно секретное?»

Ставшее почти нормальным во время разговора с падчерицей лицо Алое опять застыло каменной маской, и она пояснила: «это чтобы все отвечали за свои поступки».

Впрочем, заклинание оказалось полезным. Иначе Сирилу всё же пришлось бы на ней жениться.


Одри, Олси и Дазо сегодня снова встретились в библиотеке, чтоб обменяться последними новостями и идеями. Когда о важном было переговорено, Олси мимоходом упомянул:

— Денкейн уезжает из столицы. И хорошо: никто другой так не суёт свой нос в чужие дела, как эта бастардка. Такое впечатление, что их в городе десяток. И ведь сделать нельзя ничего…

— Уезжает, говоришь? — буркнул Дазо, — и даже не зашла проститься. Повзрослела, видать…

— Ну, не завтра уезжает. Ей какой-то проект королева утвердила. Она теперь зебр набирает. — Олси протянул смятую бумажку. — по городу местами такие висят, а мне студенты принесли.

Дазо прочитал:

«Набираются молодые зебры для переселения на новые земли. Желающие должны быть здоровы физически, не иметь проблем с законом, обладать ремесленной специальностью или опытом ведения крестьянского хозяйства. Жильё и инструменты для работы будут предоставлены. Предпочтение отдаётся семейным. Обращаться по адресу…»

— Что бы это значило?

Олси пожал плечами.

— Понятия не имею. Учитывая, что она биолог — если бы она скупала на рынке рабов, я бы предположил, что аликорны наконец решили заняться племенным разведением зебр… Но свободным особо не прикажешь: «ты с этой, а ты — вот с той». Вобщем, не знаю, что она затеяла.

— А ведь действительно, почему?… — протянул Дазо. — Мне и в голову никогда не приходило.

— Мне приходило, — сказал Одри, — я даже спрашивал у Фессона. Он ответил: «это нельзя». А почему нельзя — сослался на устав Тайного ордена и Тарну. То есть, догадайся мол сам, в чём причина.

— То есть, ты не очень веришь в наше верховное божество?

— Ну, мы же взрослые, — пожал плечами Одри. — Понятно, что зеброконам желательно обосновать свою власть не только силой, но и велением бога. Раз уж маги не верят, что они сами — божества.

— Интересно, и многие ли это прочтут? — Дазо указал на бумагу. — Впрочем, понятно, хитрой девчонке нужны грамотные. Подбирает лучшие кадры… Кстати, есть и минусы в том, что она уезжает. Мне кажется, что вот эти благодеяния, которые пролились в последнее время на народ, в некоторой степени её заслуга.

— Это как? — усомнился Одри.

— В том смысле, что отец её любит, и Алое, вобщем, тоже, хотя старается не показывать. И при ней им неудобно вести себя как привыкли. Шутка ли — за вторжение в Запустынье никто из военачальников не лишился головы! Мыслимо ли это ещё лет десять назад? А теперь Денкейн не будет в столице, и всё вернётся… Может, Белза отправить к ним шпионом? — Неожиданно закончил Дазо.

— А что ж, отправь. А лучше, пусть просто сходит и спросит. Или сам сходи. У молодёжи-то этой язык как метла. Нихрена тайн хранить не умеют.


Приёмную устроили во дворе, поставив для этой цели две палатки — собственно приёмную и столовую. При всём своём демократизме Денкейн не собиралась позволять целой ораве топтаться у неё в гостиной. Тем более, что там лежал большой ковёр — подарок отца, а деть его больше было некуда, разве только скатать в угол, но против этого у Денкейн было стойкое предубеждение после традиции королевских приёмов у мачехи.

В столовой с кружкой пива уже сидел Верьян — консультант из Департамента правосудия. Он был законченным алкоголиком, но как ни странно, помнил наизусть почти все законы империи, а также многие из отменённых и причины, по которым они были отменены. Поняв, что не справляется, Денкейн рекрутировала себе такого помощника. Можно было взять молодого и непьющего, но каждую справку тогда приходилось бы ждать несколько часов или дней.

Именно Верьян предложил молодой принцессе у ремесленников требовать показать своё искусство, а чтоб разбавить «кулацкий актив», посоветовал набрать из королевских сёл опытных хозяев вместе с семьями и всем, что можно увезти с собой. Мероприятие обошлось в приличную сумму, но Денкейн понимала, что это правильный совет. Чтоб не получить укоризну от местных властей, она набирала семьи по одной из разных сёл. Верьян одобрил это, пробормотав, мол, труднее им будет сговорится.

Впрочем, на мрачные пророчества, сыпавшиеся из чиновника, особо внимания не обращали. Тем более, что он в начале карьеры был сборщиком налогов, и его, соответственно, не любили, а он отвечал взаимностью.

Изначально, Денкейн вовсе собиралась строить село с нуля, полностью новое и лишённое недостатков, но со временем жизнь вносила коррективы, и молодая принцесса решила взять готовое, более-менее благополучное, и ещё улучшить его, построив школу, больницу, мастерские, увеличив население и раздав ему лучшие инструменты и семена. И значит, новосёлами должны быть не только молодые и неопытные, но и крепкие хозяева. В то, что они будут экономически притеснять односельчан, Денкейн не верила, ибо, во-первых, всего и так будет много, а во-вторых, она будет за этим следить.

Выбирали посёлок долго — рядом должна была быть река, лес, достаточно пашен и выпасов, притом должен был быть резерв, откуда прирезать ещё при росте населения. Денкейн тогда смутно подумала, что она действует в слишком уж «лабораторных» условиях, чего в реальном обществе не бывает.

Насколько она знала и понимала историю, поселения росли как трава — там, где могли зацепится, и в таком виде и количестве, для которого хватало ресурсов. Потом приходил кто-то вроде её отца и обкладывал их данью, в лучшем случае давая в обмен защиту, а в худшем — ничего. Только считанные города в Зебрике строились по какому-то предварительному плану, и то скорей как фортификация, а не как место, где удобно жить. Сёла же не могли быть слишком большими, чтоб не добираться полдня до пашни с сохой на тележке. Это стало ещё одной проблемой — придумать систему хуторов и складов, желательно так, чтоб их не обворовывали соседи. Обычно-то хутора росли тем же путём, что и более крупные поселения.

Денкейн вздохнула и вошла в палатку. Сирил, расположившись за столом, «допрашивал» стоящего напротив кандидата. Сначала они пытались вести себя на равных, предлагали соискателям лавку, обращались с «величанием», но безземельные крестьяне этого сильно смущались и даже пугались. Ремесленники были посмелее, но всё равно чувствовали себя неуверенно. И в общении волей-неволей присутствовал изрядный налёт хамства.

— Вольно! — пошутила Денкейн. — Что-то сегодня очереди нет, странно.

— Сегодня же праздник религиозный, — пояснил Сирил, — после эпидемии многие посещать начали, кто раньше не ходил. Лучше б они твою биокафедру посещали, смысла больше.

— Ну, почему же, — протянула она, — отец вполне способен, при наличии у него возбудителя для изучения, написать самоподдеживающее заклинание, которое покончит с болезнью довольно быстро. Правда в этот раз болезнь изжила себя самостоятельно.

Сирил покосился на чужака, записал его имя, велел пока идти завтракать и ответил:

— В этом я не сомневаюсь. Вот только вряд ли молитвы или обряды способны донести до твоего отца сведения быстрее, чем соответствующие службы… А также изменить его мнение или решение.

— Нет, ты не прав, — заметила Денкейн, — сведения по разным каналам идут, в том числе через жрецов. А на основании их принимаются решения. Ладно, не будем об этом.

— Кстати, — засмеялся Сирил, — ты опять своё инкогнито нарушила. Ты же вроде хотела, чтоб никто в посёлке, кроме нас, не знал, что знатнее тебя в королевстве надо поискать, а сама всё время проговариваешься. Этот-то ничего не понял, но в целом…

— Подумаешь, принцесса, — фыркнула Денкейн. — Сорванец какой-то, полностью отсутствует величие… Но ты прав. Просто я не проснулась ещё.

Глава 9

Несмотря на то, что Денкейн порывалась опять отправиться в какое-нибудь село на «стажировку», Сирил поставил вопрос ребром:

— Тебе надо отдохнуть два дня хотя бы. Мы уже через неделю переезжаем. Там для отдыха времени не будет вовсе, поначалу — точно. — Он хмыкнул, — так что две ванны в твоей новой вилле долго останутся невостребованны.

— А нечего мыться по два часа, — огрызнулась Денкейн. — Это я для тебя, в основном, их завела.

— Вобщем, — пропустил мимо ушей её реплику Сирил, — поедем к моим родителям за город, давно не были Отец, наверно соскучился… Ну и можешь его помучить расспросами, как правильно торговать.

Денкейн задумчиво кивнула.

Для экономии времени по её просьбе за город их отправил телепортом Дазо, и уже вечером Сирил и Денкейн ужинали в обществе почтеннейшего Кодарина, купца первой гильдии, главы одноимённого торгового дома и отца Сирила. Мать по традиции к ужину не вышла, отговорившись скверным самочувствием. Денкейн подозревала какую-то драму, но с вопросами не лезла, ибо старшее поколение не переделать, а в разных частях Зебрики обычаи были очень разными. Сирил как-то обмолвился, что его мать из какой-то замкнутой общины, и отец чуть ли ни специально её из-за этого выбрал.

Вдвоём гости изложили за разговором Кодарину суть своего проекта, после чего Денкейн спросила:

— Скажите, а если объявить, что наши товары производятся исключительно свободными зебрами, их будут больше покупать?

— Но как к такому объявлению отнесутся ваши, э-э… Их величества? — осторожно спросил Кодарин.

Мол, этой-то кобылке всё как с гуся вода, а вот окружающие могут внезапно обрести кучу проблем за неблагонадёжный образ мыслей.

— Королева мне это сама и посоветовала, — пожала плечами Денкейн.

— Тогда, конечно, это принесёт большую прибыль.

Денкейн вздохнула:

— Господин Кодарин, мне нужен объективный ответ, а не славословия в адрес королевы. Пожалуйста. Сирил подтвердит, что я никому не скажу. Она умеет считать золото, но у неё чуть больший масштаб — практически, все деньги мира, и способ управления поэтому другой. А нам надо понимать, как эти деньги перераспределяются.

Купец подумал, почесал нижнюю челюсть.

— Есть такие настроения. По крайней мере, в городах многие считают, что рабство давно пора отменить. Правда, они не понимают, что в этом случае еда по первому времени существенно подорожает, да и не хотят это понять, но пока в столицах довольно много состоятельных зебр, способных заплатить за свои прихоти… То есть, за принципы, — поправился купец. — В любом случае, попробовать стоит. Но я так понимаю, это не ранее будущего года?

Денкейн мрачно кивнула:

— Тут вот ещё что. У меня уже голова опухла, но я уверена, что ещё кучу всего мы забыли. Недавно кого-то осенило, что для школы не закупили чернил. А таких, гм, статей снабжения — море. Я думаю, в посёлке надо открыть лавку, чтоб торговать всякой мелочёвкой. Может, вы пришлёте толкового приказчика, и он составит примерный список?

И видя, как задумался Кодарин, добавила:

— У нас очень большие субсидии от казны. Приказчику мы установим жалование, дадим помощников.

Отец выразительно посмотрел на Сирила, но вспомнив, что с младшим сыном каши не сваришь и коррупционную схему не организуешь, вздохнул и положил себе салата.

— Подберу толкового.

Через некоторое время, когда Денкейн вышла, Кодарин сказал сыну:

— Знаешь, когда я узнал, что твоя дружба с принцессой несколько… Ближе, чем все думают, меня чуть удар не хватил. Я думал, что тебя сотрут в порошок, и нас всех вместе с тобой. О чём ты только думал? Но раз уж пока всё обходится, скажи — ты не думал узаконить ваши отношения?

— Нет, я … — Начал было Сирил, но отец перебил его.

— Я давно, ещё когда ты был маленьким, понял, что купца из тебя не выйдет. И хотя твой магический дар оставлял желать много лучшего, отправил тебя учиться в столицу, где ты добился успеха немного… неожиданным способом. Если бы ты вошел в королевскую семью,

это пошло бы на пользу нашему торговому дому.

Заметив, что Сирил возмущён такой идеей, отец сделал нетерпеливый жест копытом:

— Я не требую от тебя, чтобы ты использовал своё на неё влияние. Отлично понимаю, что ты не будешь этого делать. Но уже сам факт, что ты зять короля, помешал бы конкурентам или прямым врагам вредить нашему торговому дому. Кроме того, ты сам знаешь, судьи и номархи часто принимают несправедливые решения, потому что им посулили взятку, или их родственники работают в других торговых домах.

— А войди я в правящую семью, суды будут принимать решения в твою пользу…

— Так устроен мир, — сварливо ответил Кодарин, — и если ты этого до сих пор не понял, то боюсь, ваша затея провалится. По-моему, даже твоя принцесса витает в облаках не так высоко, как ты.


Всё-таки усталость, видимо, накопилась, потому что на следующий день Денкейн спала чуть не до полудня. Спустившись во двор, она обнаружила Сирила, который развлекал малышню простенькими магическими фокусами.

— Жениться вам, юноша, надо, — пошутила Денкейн. Потянулась и посмотрела на виднеющийся вдали холм с ветшающим баронским замком. — А что ж твой отец не купил это дворянское гнездо?

Сирил удивлённо поднял брови:

— В каком смысле? Это же запрещено. Майорат там, и так далее. Ты что, не знаешь?

— Ну извини, я биолог, а не знаток земельного права.

— Отцу только таких вопросов не задавай. Он при упоминании барона начинает звереть. Понимаешь, какая штука, земля эта вроде как наша, но налог ему всё равно платить надо. Такой вот идиотизм, гм… А то, может, в гости сходим? Ни разу там не был, хотя в детстве мечтал.

— Надеюсь, ты шутишь. Так просто нас туда не пустят, а если я назовусь… Ну, это будет эпическая картина: посещение особой королевской крови замка провинциального лорда. Раньше, чем через неделю мы оттуда не выберемся. И может, — она усмехнулась, — барон снизит твоему отцу налог.

Сирил не поддержал шутку и уставился куда-то в сторону.

— Что, отец просил тебя походотайствовать? — проницательно поинтересовалась Денкейн.

— Да, но не об этом, а вообще…

— Я привыкла уже. Что чуть не с шести лет от меня все чего-то хотят, — грустно сказала она. — Отец с мачехой — великой магической силы. Царедворцы — протекции. Только Фиалке была нужна сестра. Я потому и связалась с вами, ниспровергателями основ, что вам тоже была нужна только Денкейн, как равная. Ну может ещё чуть-чуть, как последний шанс спастись от смерти в случае серьёзных неприятностей…

В этот момент из дома вышел Кодарин, в явно очень хорошем настроении, слегка поклонился Денкейн:

— Ваше высочество, добрый день. И вам добрый день, — он обратился к сыну, — господин шалопай. Пришло письмо из столицы, отличные новости. Обычно я не пью, но по такому случаю можно открыть пару кувшинов.

— Что же случилось? — спросила Денкейн.

— Пришёл императорский указ. Теперь некоторые земли можно будет покупать просто за деньги, но на тех правах, что раньше давались только дворянам! И наша земля попадает в этот перечень.

Сирил и Денкейн переглянулись.

— Вы позволите? — Кобылка завладела письмом. — Печать канцелярии подлинная. — Она вчиталась, потом толкнула товарища локтем. — Ну-ка, посмотри. Некоторые фразы, как мне кажется, дословно переписаны из нашего проекта. Видимо, не одни мы будем его осуществлять.

— А ты ревнуешь, что-ли? — удивился Сирил. — Это же хорошо, что не только мы. Пусть и частично.

— Да нет, не ревную, — ответила Денкейн. — Просто странно это.

— Я прошу прощения, — вмешался Кодарин, — возможно, я вчера не с должным вниманием отнесся к вашим идеям. Теперь вижу, что они очень полезные. Раньше я мог держать в поместье максимум мельницу, кузницу и несколько складов, а всё остальное приходилось таскать за тридцать лиг — так выходило дешевле. Теперь же станет возможным перенести часть производств ближе к столице…

Он пустился в рассуждения о том, что в жизни нужно добиваться всего трудом, а дворянство представляет теперь больше в помеху для развития, чем нечто полезное. При этом он поглядывал на Сирила, а Денкейн рассеянно кивала. Отец с мачехой на самом деле скорей бы согласились с Кодарином, но поскольку владетельные роды представляли собой нешуточную силу, то по внешней видимости монархи оставались ревнителями традиций, и излагать им такие идеи было небезопасно. По крайней мере обычному, вобщем, купцу, одному из тысяч. Тому же Дазо, например, было можно К счастью Денкейн с детства не приучена была ябедничать


Верьян икнул, выпустив пивной дух:

— Простите за хамство, принцесса… Так о чём вы хотели спросить?

— Новый императорский указ о земле… Просвети меня.

— О, это очень просто. Вся Зебрика принадлежит вашим божественным родителям. Но некоторые её части они из милости отдали в собственность дворянским родам, другими владеют сами посредством чиновников. И если купец приобретает землю, он всё равно обязан платить налог королю или барону. Так установлено испокон веков, чтобы дворяне и короли могли поддерживать в должном состоянии свои войска и оборонительные сооружения. Если же купец заводит на этой территории лесопилку или мельницу, налог увеличивается на установленную законом сумму, и так было до недавних времён.

Верьян задумался, прикидывая, как объяснять дальше.

— Но мельница и лесопилка привязаны к определённому лесу и полю. Нет смысла строить и гигантскую кузницу — для неё не будет работы. Я не беру, конечно, государственные арсеналы — это совсем другое, но с обычной мельницы понятно, сколько примерно брать налога. А сколько брать со сталеплавильной печи? Если раньше такого промысла не было, и уголь могут везти неведомо откуда, а могут жечь на месте? Вобщем, указом было определено сколько номархам брать с таких производств — довольно немного. А дворянам не было определено. И поскольку они, по чести говоря, в массе не слишком умные, то стали драть, сколько фантазии хватало. Вследствии чего заводчики такие фабрики строили на королевской земле. А теперь, значит, дозволено им своим умом управляться.

Верьян отставил кружку, спустился с табурета и отвесил церемониальный поклон.

— Моё почтение королеве. Это было очень мудрое решение. И теперь вот его отец, — экс-чиновник ткнул копытом в направлении Сирила, — купит город и пустит к себе всех предпринимателей за умеренную плату. Он ведь не идиот, и не станет резать курицу, несущую золотые яйца. А в другом месте город купят несколько купцов вскладчину. И так как они будут пристально следить друг за другом, и постоянно изыскивать способы улучшения условий торговли, то они обскачут вашего батюшку, уж не обижайтесь, — Верьян вторично поклонился в сторону Сирила.

— Это ещё посмотрим, — независимо ответил он.

— Я не в буквальном смысле, — терпеливо пояснил Верьян, — а в смысле общей тенденции. Общество получит хороший пинок под хвост. Моё почтение королеве…

— Вобще-то это мы придумали, — буркнула Денкейн, — и в «итоговом свитке» было написано: «разрешается строить на территории поселения заводчикам свои заводы, внося согласованную с советом арендную плату. Нанимать же им для работ дозволяется только жителей поселения».

Верьян пожал плечами.

— Ну, последнее излишне. Иначе это приведёт к возникновению «городской» касты, которая закуклится и будет препятствовать притоку свежей крови… Хотя для вашего маленького городка это имеет смысл.

Глава 10

В библиотеку Белз явился около полудня. Он задержал возврат нескольких книг, потому подозревал, что нарушение придётся отработать. И статус ученика одного из ведущих магов помочь тут не мог. Уже опытный, Белз знал, что рано приходить не надо — придётся работать весь день. Не надо приходить и поздно — иначе скажут являться завтра.

Библиотекарь кинул взгляд на «штрафника» и отвёл вглубь помещения, в лабиринт стеллажей.

— Эти два твои. Знаешь, что делать? Свитки перемотать, проверить на порчу или ветхость. Книги пересмотреть, чтобы не было жучков. С жучками откладывай сразу в ящик, если найдёшь ветхие — записывай на формуляр, потом мне доложишь. Магию, как ты знаешь, применять здесь нельзя, кроме копытокинеза и осветительной… Можешь приступать.

— А что, прислуги для этого нет? — вяло, скорее для порядка огрызнулся Белз.

— Есть. Но книги любят, когда за ними ухаживают читатели, а не всякие игнорамусы.

Пару часов работа шла спокойно, только изредка мимо стеллажей кто-то проходил, поэтому Белз не обратил поначалу внимания на звук шагов ещё двоих посетителей. Но обычно шаги стихали уже через полминуты, а эти приближались как-то очень долго. Жеребец расслышал скрип досок пола, словно идущие тащили на спинах по мешку с камнями.

Затем раздался голос кобылы, показавшийся Белзу смутно знакомым. Громче обычного, и будто недовольный чем-то. А секунду спустя он вспомнил, где его слышал. Пока молодой маг думал, стоит показаться или нет, Алое сказала:

— Одри и Олси зашли слишком далеко. Мне было интересно, чего они хотят от жеребёнка, только недавно я поняла…

— И почему ничего не сделала?

Белз забыл дышать, заблокировал, насколько мог, свою магию, погасил «светлячка» и вжался в стеллаж, надеясь укрыться в тени. Теперь было поздно вылезать.

— Во первых, это твои ученики, тебе решать, что с ними делать. Полезно также было выявить их связи. В третьих, мне стало интересно, как и чему учат они Гремма. И в четвертых, он родной брат Малки. Я не хотела больше без веской причины причинять вреда её семье.

— Какой Малки?

— Ну, той девчонки, которую я убила…

Шаги и голоса понемногу стихли в глубине гигантского зала. Белз, весь мокрый от пота, осторожно выбрался в коридор. Требовалось немедля разыскать Клетчатого…


— А потом? — спросил Дазо, с огромным трудом сохраняя спокойствие.

— Потом ничего, они ушли… Я как-то не осмелился идти следом.

— Добро пожаловать в заговорщики, — буркнул Дазо, — ты же так хотел действовать.

Юноша смутился и опустил голову.

— Не обижайся. Понятно, что тебе нужен был не переворот, а дело по сердцу, как и большинству нормальных зебр…

В это время в голове Клетчатого уже щёлкал умственный механизм. Ошибка это правителей или сознательная утечка, в любом случае Одри и Олси раскрыты. И непонятно, раскрыт ли он сам. В любом случае требуется: первое — эвакуировать Гремма, второе — лечь на дно всем, кто ещё может быть не засвечен. Маг посмотрел на Белза. Его-то скорей всего не тронут, так как ни в чем особо не замешан, связной и соглядатай, не более того. Дазо усмехнулся мысленно: «а сколько таких исполнителей второго-третьего звена сейчас рванут спасать свою жизнь даже от призрачной угрозы, выдавая всё и всех. Кстати, меня ведь ждут завтра в салоне леди Ниары. Думаю, как раз к вечеру вся сеть разлезется как гнилая тряпка. Может, она не убьёт меня при всех. Побоится угробить заодно цвет аристократии — им-то и искры от моего разлетевшегося щита хватит… А может, случится чудо, и меня никто не сдаст».


Сирил, пахнущий лугом, вошел в комнату. Денкейн подняла голову от книжки.

— Как там, сено запасается?

— Угу.

— А ты чего замученный? Тоже косил, что-ли?

Сирил смущённо кивнул:

— Ну да, потаскал немного косилку. Интересно было, насколько это тяжело…

— И как?

— Не столько тяжело, как неудобно. Но если целый день так, я бы наверно утром не поднялся.

Денкейн кивнула:

— А ведь сто лет назад таких косилок не было. Да и сегодня они есть у нас и в огромных хозяйствах, где всё сено принадлежит не тем, кто таскает косилку… А я сегодня урок в школе вела. Учительница заболела, — кобылка раздраженно пристукнула копытом по столу. — И трети класса не было на месте. Никто не знал, что я приду, поэтому не подготовились. Когда стала выяснять, оказалось — на покосе. Ты там не видел жеребят?

— Видел, — почесал гриву Сирил, — но мне как-то в голову не пришло.

— Я отметила, кого не было, завтра буду разбираться. И с родителями, и с учителями. Эти проклятые косилки я для того выбивала, чтобы не было детского труда… Неужели они не понимают, что мизерная выгода сегодня может обернуться большими потерями потом?!

— Они напуганы, понимаешь… — И увидев удивлённые глаза подруги, пояснил, — на всю жизнь напуганы голодом и нищетой. Им очень трудно поверить, что по крайне мере персонально для них это кончилось… Ладно, — он махнул копытом, — что читаешь?

Денкейн показала ему обложку.

— «Некромантия. Пособие для слушателей».

— Что это ты надумала?

— Да так, пришло в голову… Ты ведь знаешь, что отец может синтезировать живую ткань? Так вот, он как-то обмолвился, что создание жизни и магия смерти схожи между собой. По крайней мере, своей сложностью. И я подумала, а что если, образно говоря, научить рожь расти на камнях? Или кукурузу в болоте? С точки зрения законов природы тут ничего нет невозможного.

— Урожайность будет низкая, — заметил Сирил и пошутил, — а выращенная с помощью этой книжки кукуруза, чего доброго, кого-нибудь сожрёт. И потом, я знаком с одним студентом, у него проявилась склонность к некромантии, он её учил и рассказывал мне, что там, если не шпарить по готовому, каждое заклинание надо подготавливать годами. А у нас нет сейчас столько времени. И никто из нас это направление не изучал.

— Да, — согласилась Денкейн, — это я скорее умозрительно. Надо было мозги на что-то переключить. Но вот послушай, — она перевернула страницу, — «многие считают некромантию избыточно сложной и опасаются приступать к её изучению, ибо практикующий маг во многом воссоздаёт в организме то, что уже подверглось распаду. Это не всегда так сложно, потому что мёртвое ещё помнит, что было живым, и словно бы идёт навстречу талантливому, обладающему должными наклонностями и упорному волшебнику...»

— Бред, по-моему, — пожал плечами Сирил, — во всяком случае, я о таком никогда не слышал. Ни от моего приятеля, ни от кого-либо ещё. Чтобы мертвое там помнило, как было живым.

— Точно? — прищурилась Денкейн, — а ты видел, как мачеха «читала» наш свиток? А она почти всегда так читает, и отец тоже…

— Постой, — сказал Сирил, осенённый неприятной догадкой, — а кто автор сей замечательной книги?

— Моарей.

— Был бы я верующим, сделал бы знамение от злых сил, — усмехнулся жеребец, — а как так вышло, что никто об этом не знает?

— Кому надо, те знают. Тот вариант, что дают в институте, существенно порезали, и имя автора просто убрали. А эту я первый раз прочла в дворцовой библиотеке. Ещё молодая была, и до меня в один прекрасный день дошло, что та сказка, которую рассказывают жеребятам о сражении богов за власть над миром, она как бы не совсем сказка. Мне захотелось прочитать что-нибудь о противоположной стороне… Ну, знаешь, в литературе даже термин есть «очарование зла» или как-то так. А мне же с детства почти всё разрешали, так в жизни повезло. Считалось, наверно, что я достаточно ответственная… В том числе я могла брать в библиотеке любые почти книги, кроме особенных секций, там где в самом деле убойные вещи хранятся… Впрочем, я и сейчас-то ничего почти из этой книжки использовать не смогу… Я прочла её, и не произвёл на меня автор впечатления конченого психопата. С другой стороны, книге семьсот лет. Не этой конкретно, а самому тексту. Да и не факт, что он лично её писал. Я спрашивала у отца, он сказал, что в молодости Моарей был хотя и жестоким, но это не было ещё патологией, а потом, видимо, он совсем выжил из ума…

Денкейн отложила книгу и уставилась на несколько секунд куда-то в окно, вспомнив эпидемию и то, о чём нельзя говорить даже Сирилу. Потом посмотрела опять на книгу.

«Его жестокость тогда подчинялась необходимости», — кобылка словно услышала в голове голос отца. Этот разговор состоялся почти десять лет назад, Фессон, наверно, о нём и думать забыл, а Денкейн внезапно вспомнила, когда источник нежданной болезни перестал быть для неё тайной.

— А ведь это странно, — задумчиво сказал Сирил. — Что тебе всё разрешали. Я когда тебя первый раз увидел, никак поверить не мог, что это в самом деле принцесса. Думал, шутят надо мной. В родных краях-то и баронскую дочку ближе ста метров не увидать… В институте, конечно, не так, но всё равно аристократы особняком держатся. А самые «великие» и на занятия с прислугой ходят. Я даже не о безопасности говорю — понятно, что похищать тебя в здравом уме никто не будет…

— Потому что потом придётся доплатить, чтоб меня забрали обратно, — засмеялась Денкейн.

— Ага. И даже не говорю о репутации правящего дома; но просто не принято так. Та же Фиалка, например, одна нигде не ходила.

— Это верно, — согласилась она, — и Фиалка мне сильно поэтому завидовала. Но ты забываешь, что я всё-таки не совсем принцесса. Технически у меня нет прав на титул, я как-то залезла в геральдический ежегодник и узнала, что являюсь «княгиней Штормового архипелага, принцессой «из учтивости». О как. Я там и была-то три раза. Это необитаемые острова в двухстах лигах южнее Погодной станции.

Сирил удивленно поднял брови.

— Далеко, однако.

— Да уж, дальше некуда. Зато там очень красиво. А если серьёзно… — Она сделала паузу, — отец когда-то сказал, что если бы у него был бессмертный ребёнок, он наблюдал бы: не новое ли это издание Моарея. Вот видимо потому мне и предоставили полную свободу. Если бы я начала, ну, не знаю, щенков в колодце топить, это бы всех насторожило. Или, скажем, с утра до ночи штудировать тёмные гримуары, которыми Ея величество иногда изволят бить по хребту нерадивых придворных…

Сирил рассмеялся от неожиданности:

— И часто такое бывает?

— Иногда. Считается, между прочим, удачей: если уж кто получил научным трудом по черепу и не сыграл в ящик тут же на месте, тот скорей всего отделается лёгким взысканием. Хуже, когда она спокойна — тут в самом деле можно получить пресловутый шнурок в подарок… Так вот, насчёт моего поведения — когда отцу стало окончательно ясно, что я не та, кого так ждали, то меня не стали запирать в золотую клетку и оставили всё как есть. Вероятно, причина в этом.

Сирил осторожно спросил:

— Мы никогда об этом не говорили… А как ты сама относишься к тому, что не…

— Не зеброкорн? Ох, не знаю. Стараюсь не думать. Это всё равно как крестьянке всю жизнь грустить, что она не королевская дочь — смысла нет. — Она фыркнула, — хотя, конечно, о таком хочешь не хочешь, а будешь думать. Жалею, конечно. Править я бы не желала, но если только подумать, сколько бы я успела узнать и сделать…

Денкейн перевела взгляд на книгу, отложенную на стол.

— С моим происхождением, волей-неволей станешь носителем кучи запретных знаний. Ведь на самом деле некромантия — это отчаянная попытка добиться бессмертия… Да-да, а ты думал, это чисто теоретическая дисциплина для развития памяти? Только вот беда — почти все практикующие некроманты сходят с ума или кончают с собой ещё раньше, чем если бы их прибрала естественная смерть. Видимо, ошибка какая-то в ритуале. У Алое в стране, например, некромантия вовсе была запрещена, но после войны нравы смягчились, и тем магам, у кого особо чешется этим заняться, выдают разрешения. Правда, это редко заканчивается хорошо. Голова всё-таки очень сложная штука, и даже голова кролика — тоже. А вот кукуруза гораздо проще…

Оба молодых мага одновременно встрепенулись.

— Это ещё что? — удивился Сирил.

— «Веер», — пояснила Денкейн. — Когда ты сбрасываешь «отголосок» заклинания в одну какую-нибудь сторону.

— Ни хрена ж себе, «веер». Это кто же так… Впрочем, понятно кто. Может, это тренировка? Ты как-то рассказывала…

— Вряд-ли. Тренировки как раз на Штормовом архипелаге и проводятся, это единственная от него польза. Там относительно недалеко земли драконов. Отчасти фейерверк исполняется для них. Чтоб сидели у себя тихо. А до Зебрики отголоски не долетают — далеко очень и кривизна планеты не даёт… Ну да нас это не касается. Не поеду же я в столицу специально выяснять, что это было… — Сказала Денкейн, хотя озабоченное выражение так и осталось на её лице.

Глава 11

Очень ранний каменный век.

Крупная кирина ростом сажени полторы поднялась с лавки.

— Ну что ж, хорошо, что у тебя с твоими зебрами всё хорошо. Спасибо за чай.

Рейн Шайн сдержанно поклонилась.

— Тем, кому достались хищники, повезло много меньше, — продолжила Эльдила. — Каждый месяц им кого-то приходится утихомиривать… Впрочем, я предполагаю вас через какое-то время перемешать. Так будет справедливо… Кстати, а что это у тебя во дворе за домики такие без окон?

— Раз в несколько лет у нас бывает праздник, — тихо ответила Шайн, — сходятся все или почти все ханы. Я показываю им эти домики и обещаю тех, кто будет озоровать, замуровать в них заживо. Склепов примерно столько, сколько племён кочует по моим степям. В качестве предупреждения я иногда вешаю на них таблички с изображением тотема хана. А если какое-то племя разделяется, я делаю новые кенотафы.

Эльдила закашлялась от неожиданности.

— Ты это… Вобщем, не очень того… Сама знаешь: Тарна такого не одобряет.

— Я знаю, — кротко ответила Шайн, — они не знают.

Когда предводительница покинула её дом, открыв коридор прямо из комнаты, Рейн Шайн вышла во двор, проследовала между двумя рядами своих кенотафов и вошла в круглую беседку. Здесь тоже был чайный столик у стены, а в центре на каменном полу переливался и постоянно менял свою форму сгусток энергии.

Шаманы племён и вожди, когда им нужно было принять важное решение, приносили кирине всякие подарки за право взглянуть на это чудо и по его движениям истолковать волю духов. Шайн не возражала — ей всё же надо было на что-то жить и поддерживать какой-никакой двор и архив, а решения этих замечательных зебр всё равно лежали в пределах пары-тройки очевидных вариантов.

На самом деле эта переливающаяся штука была всего лишь магическим «генератором случайных чисел», то есть форм, и таращиться на неё было столь же полезно, как, например, на пламя костра. Сама же Шайн его и создала как раз для этой цели — то есть для раздумий и концентрации внимания. Будучи уже большой кириной она знала, что в их мире законы природы жёстко заданны, и кажущаяся случайность обычно не является таковой. Как работал её генератор, она знала, но сидя над ним часто думала: а как мыслят кирины, и вообще разумные? И мыслят ли, если законы движения материи прописаны на фундаментальном уровне? Иногда её отвлекали от этих раздумий посетители, и если это происходило в неподходящий момент, по шерсти кирины прокатывалась волна магического огня, но уже через секунду она с неизменной вежливостью интересовалась: что привело сюда гостя? Шайн знала, как впрочем и другие её соплеменники, что именно это пугает сильнее всего, но не у всех доставало выдержки излагать свои требования тихим голосом, потому тех же гордецов-грифонов сгоряча чуть не вырубили под корень.

Если теперь их перемешают… Кирина пожала плечами, пожалуй, сейчас она найдёт общий язык с любым народом, а вот оракула, пожалуй, следует оставить зебрам. Они без него, чего доброго, растеряются.

Рейн Шайн мелодично засмеялась.

— Над чем смеётся богоравная? — спросил помощник, всегда следующий за ней, по крайней мере в пределах двора.

— Над тем, как через тысячи лет будут придумывать разные назначения этой штуке. И как придумывают сейчас.


Забирать Гремма Одри и Олси пришли вдвоём. Отец попытался возражать, что мол, учёба учёбой, но Гремм всё-таки ещё жеребёнок, и он почти не бывает дома.

— Послушайте, — Олси стремительно терял терпение, — он пойдёт с нами, это не обсуждается. Королева…

Одри выразительно посмотрел на младшего брата, но упоминание Алое произвело неожиданное действие. Хозяин дома решительно сказал:

— Я вас уверяю, что Её величество не имеет претензий к нашей семье. Я был на аудиенции после того, как ко мне приходила госпожа Денкейн с какими-то абсурдными обвинениями. Королева сказала, что никаких вопросов у неё нет, и я не понимаю…

Братья переглянулись. Они тоже ничего не поняли, так как головы были заняты другим, зато понял Гремм.

— Пап, я, пожалуй, пойду.

— Нет, ты останешься!

— Уважаемый, — тут уже потерял терпение Одри, — я не вижу, как вы могли бы нам воспрепятствовать…

— Где это мы? — спросил Гремм, выйдя из портала.

Он огляделся с удивлением, видя незнакомый пейзаж и около десятка суетящихся зебр. Из них всех ему был знаком только Деф — пожилой преподаватель заклинаний.

— В Великой степи, — пояснил Олси. — Её ещё называют Степным морем, Центральной саванной. Здесь, как говорят, впервые появились зебры. Сначала все они были кочевниками, потом понемногу основывали города. А сейчас кочевников уже почти нет. Первые два племени были уничтожены незадолго до войны. В саванну тогда пришла саранча и погнала их навстречу более страшной опасности.

— Здесь одно из «дивных мест». — Продолжил Одри. — Существует, например, Оракул высочайшей горы. Но это просто вулканический разлом, где, надышавшись ядовитых газов, можно увидеть всякое, если, конечно, не отравишься насмерть. А тут был Оракул степи. Священное место, куда по возможности приходили раз в четыре года вожди племён с небольшими отрядами и со своими волшебниками. Витязи состязались между собой в доблести, а шаманы вопрошали богов. Только входить в эти здания считалось запретным… Так было, пока Алое не захотела лишить их силы и памяти, поломав для начала Оракул. Но даже ей оказалось не под силу полностью уничтожить древний артефакт…

Они остановились перед выложенным камнями кругом, напоминающим фундамент какого-то здания.

— Королева лишь сделала артефакт невидимым для обычных зебр. Только могущественные маги могут его наблюдать… Ты видишь его? — Резко спросил Одри.

— Думаю, да, — ответил Гремм и мысленно потянулся к пляшущему сгустку энергии. Здесь было много силы, хотя и несколько непривычной, но вполне «съедобной».

— Довольно. — Пошутил Одри, — не выпей его весь. Заклинание перехода в другой мир привязано к Оракулу. Наши друзья сейчас готовят его. Оно выбросит нас в случайное место той планеты, и король с королевой никогда не сумеют нас найти, дабы повторить сделанное здесь.

— А что было здесь?

Олси пожал плечами:

— Да, это не проходят в Лицее… Во время очередного праздника, когда вожди племён увидели, что случилось с Оракулом, они растерялись, не зная как быть дальше. И тогда пришла королева, чтоб изложить племенам свою волю. Она сказала, что теперь нельзя будет лавировать между великими державами, и что весь континент, в том числе и Великая степь, теперь принадлежит ей и Фессону. Она потребовала присягнуть ей немедленно. Не все вожди с этим согласились. Дело было даже не в том, что она кобыла — её давно не воспринимали в отрыве от трона, как и Такритту… Хотя, впрочем, правители ничего не делают просто так, и мог бы прийти вместо неё Фессон, которому присягали бы более охотно. Скорее, её просто не устраивали непокорные свободолюбивые ханы… И всё же многие согласились подчиниться ей, испуганные потерей артефакта, только трое решили сопротивляться…

Гремм почувствовал, как от песка поднимается что-то. Какая-то память. Здесь некогда росла высокая трава, а сам круг камней венчался ажурной беседкой, в которую с благоговением входили поколения кочевников. Но новая сила, как оно всегда и бывает, бесцеремонно вторглась сюда, сожгла сухие деревяшки и разбросала по округе три десятка трупов. Гремму даже казалось, что он видит, где они лежали. Но тела не оставили здесь, видимо, забрав в стан для должного погребения.

Маг тем временем продолжал:

— Впрочем, скажу справедливости ради, что некоторых телохранителей и колдунов она отпустила с миром. Даже тех, кто пытался защищать своих ханов…

Олси вдруг прервался на середине фразы, из горла выплеснулась кровь, и он свалился на землю.

— Сюда идёт зеброкорн, — лицо Одри дрогнуло на миг после потери брата. — Мы задержим её, уводите мальчишку…


— Второй раз не жахнешь? — Спросила Алое, подойдя ближе. — Я думала, сначала поговорим.

— После того, как ты убила брата?

Королева пожала плечами:

— Ну, надо же было заявить о серьёзности намерений… Где жеребёнок?

— Там, где ты его не достанешь, — улыбнулся Одри, — в другом мире. И ты никогда его там не найдёшь. Более того, мы сами не знаем конкретного места, так что не сможем тебе это выдать.

— Понятно. Но знаешь, я немного удивлена: ты и идейность? Странное сочетание. Я бы ещё поверила в благородные побуждения Клетчатого, в нём всё же много осталось наивности… Кстати, где он?

— А я удивлён, — перевёл разговор маг, — что ты, ради красивого выхода, развалила древний полис. Где твоя голова? Ты же сама нас учила, что к истории надо относиться с благоговейным трепетом.

— Это не полис. Это вытесал под одинаковый шаблон один из последователей Эльдила Великого для будущих погребений. Но потом по причинам, знать которые вам ни к чему, место было заброшено, поэтому исторической ценности не имеет. Здесь даже никогда никого не хоронили… — Она посмотрела в глаза Одри. — Но сегодня мы исправим эту оплошность. Я пощадила бы вас, выдай вы мальчишку. И знаете, почему? — она заговорщически понизила голос. — Я долго не могла понять, зачем вам этот малолетний вампир? Почему вы скрываете его от нас с мужем, играя с огнём? Потом дошло — вы считаете его зеброкорном и надеетесь, что когда-нибудь он сможет убить меня. Но я тебя разочарую — Гремм не один из нас. Просто очень специфический маг, потенциально довольно сильный, и не более того.

— Я знаю причину, по которым это место было заброшено, — ответил Одри, — эта причина — ты. Тебе надо было искоренить память о свободе кочевников. И я знаю, зачем ты сейчас мне лжёшь — чтобы лишить надежды…

Алое задумчиво посмотрела на вице-магистра.

— Да, пожалуй, я перестаралась в создании образа тирана. Раз уж даже в голове ближайших помощников обитает такая чушь. Я правда хотела посадить этих кочевников на землю и заставить соблюдать законы королевства. Ты, возможно, знаешь, как в том обществе наказывали рабов за непокорность? Добро бы — просто убивали… Тебе, может быть, известно, что пограничные города платили им дань, и это не всегда помогало, потому что мир, заключённый с одним племенем, не избавлял от войны с другим? Я же в самом деле желала зебрам добра, и «обесцветив» этот артефакт, внесла в их умы сумятицу, морально облегчив капитуляцию. И сделала так потому, что мне было правда жаль те племена, которых голод погнал на мои земли. Но и впустить к своим подданным пятьдесят тысяч головорезов я не могла… И оцени, я не уничтожила артефакт совсем, только скрыла. Ведь он как раз историческую ценность имеет. А вот архив или библиотека, если они тут и были, не сохранились. Да и зачем мне, подумай сам, сохранять или, чего доброго, развивать какой-то альтернативный культ — потенциальный источник всяких расколов и раздоров?

— А по-моему тебе просто неприятно, когда почитают не тебя, — дерзко ответил маг.

Алое вздохнула:

— И всё же я надеялась, что вы придёте с повинной. Когда позволила этому… Белзу, да? Подслушать нас. Если бы вы повинились, я отправила бы вас в разные провинции: в конце-концов, талантливых магов всегда не хватает. Гремм бы поехал доучиваться в Запустынье. То, что он вампир — это ещё не приговор. Во-первых, он мог просто не додуматься отобрать у кого-то живого магию. Во-вторых, если бы даже и додумался, то мог попытаться держать это под контролем… А в целом до вчерашнего дня я ждала, пока у вас в голове прояснится, если же нет, то ждала пока вы вовлечёте в заговор всех колеблющихся и нелояльных в столице…

— Чтоб потом убить их?

— Нет, чтобы знать, у кого что на уме. Если они не станут дёргаться, ничего особо страшного с ними не произойдёт. Впрочем, и карьерных перспектив не будет тоже. Будет публичный указ по этому поводу. И непубличные беседы с глазу на глаз. Надеюсь, этого хватит для острастки всем прочим лет на сорок. Как и твоего примера…

Одри понял, что сейчас произойдёт, и спросил:

— Последнее скажи: как ты узнала? Ну, с самого начала?

— Денкейн принялась выяснять, нормально ли одному волшебнику поглощать магию других. А до того я сама заметила магические «провалы» в фоне столицы. Мы с Фессоном предположили, что это один из учеников младших классов. Предположение небесспорное, но оказалось правильным. Так как из Денкейн извлечь информацию проблематично, она сразу щетинится и уходит в глухой отказ, то пришлось просто посмотреть расписание занятий — у кого она заменяла учителей в эти дни. А дальше двигаться шаг за шагом…

Поскольку Гремма здесь уже не было, Алое не стала ставить «веер» или какой-нибудь другой экран. Магия зеброкорна рванула во все стороны окончательно превратив в щебёнку плоды «резьбы по камню» Рейн Шайн.

Алое сама толком не знала, почему преемник Шайн здесь не поселился и куда потом делся, а вот почему это место стало местом проведения «фестиваля» кочевников, в целом понимала. Сначала они доказывали друг другу, что не боятся Эльдилы, её назначенцев и вообще никого, а потом это стало просто традицией из глубины веков. А теперь традиции пришёл окончательный финал.

Королева всмотрелась в артефакт, который теперь, за отсутствием фундамента, непринуждённо висел в воздухе, всё так же хаотично меняя форму. «Просеяла» остаточные следы.

— Мда, — сказала она сама себе. — Пожалуй, они отыскали то единственное предназначение, к которому эту штуку можно приспособить. Их бы находчивость да в толковое русло. Ладно, Гремм, путешествуй себе. Может, найдёшь там счастье… Перемудрила ты, вот что. Надо было их давно арестовать. Живее бы были… И с Клетчатым теперь что делать?


Вечером она уединилась в кабинете, сумрачно подумав, что можно было задержаться в гостях у Ниары, потанцевать с приглашенными, а то и закрутить интрижку. А что, мужу же можно, она даже и не рычит на это. Было бы забавно, если бы любовник перед самым началом процесса обнаружил подле себя грозную императрицу.

Алое засмеялась вслух, но в пустом тихом кабинете смех прозвучал неестественно и пугающе.

Она вытащила из небытия свой меч-серп и уставилась на него, словно видела первый раз.

Мир, построенный на насилии, может ли он быть другим? Вот сейчас Денкейн пытается что-то строить без насилия. Алое одобрила эту идею мужа, и хотя почти уверена была, что ничего не выйдет, всё-таки тоже надеялась.

«Послать что-ли ей пару опытных помощников? — не в первый раз подумала королева. — Ага. Одного опытного помощника ты уже сегодня послала. Хотя как раз Дазо был бы там на своём месте, и смог бы почтительно, но твёрдо направлять девчонку. Впрочем, для него это было бы сродни оскорблению, да и вообще — ты в каждое село будешь отправлять высококлассного мага и учёного? Пожалуй, это тоже тупик.»

Когда шестьсот лет назад Тарна впервые явилась Алое во сне в облике Дерева Гармонии и пообещала знания, из королевы ещё не выветрились последние остатки детства. Она где-то в глубине души надеялась, не отдавая, впрочем особого себе в этом отчёта, что их научат в том числе и тому, как жить в согласии. Возможно даже через боль, кровь и войну. Кровь и война были, а вот принципиального изменения мироустройства не случилось. Впрочем, к тому времени она настолько очерствела, что даже не вспоминала о старых мечтах. Всё в стране подчинялось ей, это была единственно возможная форма существования государства, и только иногда снился давно мёртвый умник Нониз, и как они вместе фантазировали об обществе справедливости.

По сравнению с другими зеброкорнами, Алое активно развивала науку и даже искусство, за что была периодически порицаема: «не сидится тебе-де».

Ведь «коллеги» воспринимали развитие науки как военные приготовления, но недостаточно радикальные, чтоб единомоментно получить превосходство; а искусство — скорее как блажь и лекарство от скуки. Тогда как на самом деле Алое давала одарённой молодёжи возможность выразить себя. Той тысячной её доле, у которой были на это средства, или которые попались ей на глаза со своими талантами и были вознаграждены. Иногда — она хмыкнула про себя — не только деньгами.

Впрочем, в этом была виновата не столько королева, сколько сам допотопный способ хозяйствования. Слишком мал был доход государства в относительных к населению цифрах, так что если б даже она сама обходилась минимумом, а чиновников посадила на хлеб и воду, то количество тех, кто живёт нормально, выросло бы не слишком значительно. Управляемость же страной была бы потеряна, так как никто бы не пошёл к ней на службу.

Алое скосила глаза на чёрную мраморную колонну и вдруг без замаха швырнула в неё меч. До сего дня она никогда не поступала так, поскольку бросать оружие в бою не годится, а просто без повода она редко доставала меч. Магический клинок, преодолев в воздухе шагов десять, растаял и тут же возник снова, рядом с хозяйкой. Она криво улыбнулась, восприняв это явление как перст судьбы — не так мол легко отделаться от того, чем ты являешься. Да и страх, который символизирует чёрная колонна, не сокрушить мечом.

В дверь постучали, вошёл казначей, и попросив разрешения обратиться, начал выпрашивать очередную субсидию для очередного увеличения сметы строителям.

«Вот как они меня всегда находят? — подумала Алое. — И ведь знает же про себя, что вор, и знает, что я это знаю, и я даже в курсе примерно, сколько именно он украл и с кем поделился. И даже членство в Ордене его не останавливает, как и впрочем, никого. Просто когда они дорастают до приёма в Орден, их доходы и расходы устанавливаются на каком-то определённом уровне, и они воруют уже меньше. А сделать ничего нельзя. Я же его помню совсем молодым счетоводом. Хороший же был жеребенок. Что же с ними со всеми случается? Да то же самое, что и со мной…»

Глава 12

У истоков этого праздника стоял, как ни странно, Моарей. Году на трёхсотом правления он вдруг осознал, что между троном и податным населением, кроме всего прочего, находятся ещё откупщики, из-за чего он получает меньше денег, чем мог бы. И будучи скор в решениях, задумал от них избавиться.

Что-то подобное Алое хотела сделать как только прочно уселась на престол, но проанализировав ситуацию и послушав советников, как ни ненавидела откупщиков, отступилась. Государство тогда не смогло бы вытянуть полноценную налоговую систему.

А вот на землях за проливом всё было проще. К сожалению или к счастью, высказать в лицо Моарею, что он не совсем прав, так никто и не осмелился, и на удивление, за три года реформа была проведена. Другие монархи почесали гривы и, признав пользу этого начинания, тоже принялись создавать нечто подобное. Но поскольку их население не было настолько запуганно, то у всех это заняло больше времени. Алое справилась за тридцать лет, а справившись, велела учредить «День вольности податной».

«Уж теперь-то, — подумала она тогда, — все меня оценят».

Впрочем, поскольку для жизни обычной зебры тридцать лет — это довольно долго, и многие уже забыли, с чего всё начиналось, то особой любви королева не снискала. Поэтому Алое сейчас не жаловала этот праздник. Она вообще не слишком любила праздники, признавая, однако, их полезность.

Но сегодня у неё всё же было приподнятое настроение, так как из Запустынья приехала в гости Фиалка, которой она имела основания гордиться, как мать. А ещё, чтобы встретиться с сестрой, прибыла из своей «Республики» Денкейн.

«Как известно, любовь к родственникам прямо пропорциональна расстоянию до них», — мысленно пошутила Алое, двигаясь по лугу.

В рамках программы повышения лояльности населения, ежегодно в этот день казна оплачивала угощение для всех желающих, некоторое количество выпивки, а также всяких жонглёров, акробатов и так далее. Фиалка, которая до замужества почти безвылазно сидела во дворце, а после — то управляла княжеством, то рождала и воспитывала жеребят, твёрдо заявила, что желает повеселиться, раз муж и дети остались в Запустынье. Денкейн с удовольствием составила ей компанию, а Алое под маскировкой тоже сначала собиралась пойти с ними, чтоб присмотреть, но потом передумала, не став портить молодёжи развлечение и беседу. Денкейн с десяток лет сама шляется по местам, где запросто можно остаться без головы, и ничего, жива и здорова.

Вместо этого королева в одиночестве бродила вдоль ярмарочных балаганов, иногда останавливаясь, послушать певцов или бродячих философов, а также не очень прославительные частушки про государство. Впрочем, некоей черты певцы не переходили. Как и уличный театр, дававший пьесу про одного женатого, но любвеобильного жеребца, посещавшего сразу троих любовниц, не больно и таясь, пока жена сочиняла научный трактат. Имена, разумеется, были другие, но догадаться было нетрудно. Алое посмеялась над сюжетом, но мысленно порадовалась, что пришла одна. Фессон вряд ли бы разгневался из-за такой мелочи, а вот Денкейн было бы неприятно, особенно когда одна из актрис стала изображать беременную и ссориться с другой за внимание кавалера… Или если б её саму, Алое, в пьесе заставили бы лепить горшки. Королева нахмурилась и на всякий случай отошла от балагана.

Императорский театр — огромное помпезное здание с идеологически выдержанным репертуаром — она не посещала. Скучно. А теперь, выходит, и уличные не стоит, так как это опасно для актёров.

В другом углу торговали надёжнейшими средствами от всех болезней, «амулетами из древних курганов» и прочими полезными вещами. Алое лениво мазнула взглядом по прилавкам. По крайней мере от продаваемых зелий не поднимался зеленоватый ореол смерти, а значит, покупатели не сыграют в ящик сразу. Уже что-то. Неподалёку стояла палатка с вывеской «предсказания будущего всего за медный сикль». Желающим предлагалось вытащить из бочонка жребий и с ним пройти к толкователю. Алое мысленно усмехнулась. Благодаря Тарне она знала, что будущего не существует, а предсказывать его, точней, угадывать с той или иной вероятностью в принципе возможно, но точно не с помощью кусочков папируса, наугад вынимаемых из бочки.

Жрица её храма скучала за столом с книгами. Она продавала пособия по уходу за жеребятами и всякие высочайше одобренные лечебники.

— Не берут? — спросила Алое.

— Нет, дорого, — буркнула кобыла и злобно покосилась на продавца «волшебных зелий» за другим лотком, — вот, могу тебе уступить в цене. Я вижу, ты не бедная. Смотри — очень хороший экземпляр всего за один империал. Ещё правнукам твоим послужит. Видишь, пергамент какой качественный?

Алое пожала плечами:

— А ещё можешь уступить?

— Нет. Не я эти цены придумываю. Было несколько штук дешёвых на папирусе, но их забрали. Глава скриптория не любит дешёвых книг. Неуважение-де.

— Гм, — кашлянула Алое. Да, иногда полезно вот так «снизу» посмотреть на жизнь города. — Понятно. Я поговорю с ним, так не должно быть.

Жрица покосилась на странную молодую кобылу, но ничего не сказала. Жизнь в столице приучила её ко всяким чудесам.

Алое подумала: не выкупить ли все эти книги за свои деньги, и не велеть ли раздать желающим бесплатно? Но решила не подвергать суровому испытанию честность молодой жрицы, а раскрывать инкогнито королеве не хотелось.

«Ладно, велю распределить эти книжки нуждающимся. Приютам, например. Там их будут зачитывать до дыр, ронять в таз с грязной водой, заляпывать супом — качество важно».

На площадке, огороженной верёвками, били друг другу морды два жеребца. Это пока разогрев, через пару часов дойдёт до одоспешенных мечников с тупым оружием.

Алое вспомнила один из своих немногочисленных визитов в столицу Моарея.

«Ведь этот ублюдок меня по своему любил, — подумала она, — и желая впечатлить, устроил целое представление для гостьи с кучей жертв… Впрочем, не жертв, а случайно погибших в борьбе за приз — внушительный куш от царя. Потому что жертвы разумных существ богам удачи Тарна запрещает, а вот смертельный бой за жизненный успех — не запрещает. Хотя, наверно, ни одна кобыла не станет добровольно жить с тем, кто убил своих детей от предыдущей связи».

Алое вспомнила о сыне Фессона — исследователе дальних берегов, помотала головой. Всё-таки это не одно и то же — зарезать на алтаре и отправить в опасное путешествие, пусть и с проблематичными шансами на возвращение.

Неподалёку двое проповедников-сектантов таскали друг друга за гривы, выясняя подробности загробной жизни. Алое покосилась на стоящего рядом гвардейца. Тот чутьём военного угадал в ней начальство и тихонько спросил:

— Стоит их разнять, леди?

— Нет, пусть ведут диспут, как умеют.


Сёстры сидели на двух небольших чурбачках в сотне сажен от «полевой кухни». Опытная Денкейн запаслась оловянной посудой, полотенцем и хорошим вином, чтоб не шокировать сестру, возможно, первым в её жизни пикником. Выбрала у раздатчиков более-менее приличную еду.

Фиалка же явно чувствовала себя не очень уверенно, хотя и настаивала на этом походе сама.

— Ну как ты? Рассказывай. — Начала беседу Денкейн, — в письме ведь всё не напишешь…

— Почему? — удивилась Фиалка, — а, понятно. Мать говорила, что ты вроде бы чуть не в подпольную организацию какую-то вступила. Правда что ли? Налагает отпечаток, а?

Она засмеялась. Денкейн смущённо покрутила головой.

— Не то чтобы в подпольную, но так — определённой фрондой занималась. Согласись, в стране многое нуждается в улучшении. Родители мудры, тут ничего не возразить, но они хранят порядок на огромном континенте, и всякое новшество для них — это в первую очередь риск последствий. В то же время нельзя оставлять всё в неприкосновенности просто потому, что так деды-прадеды жили. Как полагаешь?

— Ох, — махнула копытом старшая сестра. — Если помнишь мои письма, то нам было не до того. Старый князь помер, муж мой, при всех своих достоинствах, слишком мягкий, а ситуация у нас была, практически, послевоенная… Меня всё время пугали в детстве, что высокородная кобылка, не обладающая мощным магическим даром, — она кивнула в сторону Денкейн, — так на всю жизнь и останется в четырёх стенах с жеребятами, вышивкой и домашними хлопотами. Но миновала меня эта доля, поскольку все в Запустынье почему-то считали, что я унаследовала характер матери и буду сразу рубить головы, а кого-нибудь, возможно, и съем с маслом. Поэтому меня с самого начала сильно боялись, но потом поняли, что со мной можно договориться. Как-то само собой с течением времени получилось, что многие вопросы стала решать я. Кроме того оказалось, что в нашем дурацком Университете я выучила многое, о чём местные понятия не имеют. Плюс ещё население получило встряску после этого вторжения. Теперь ни у кого нет сомнений в нашей нужности. «Нашей» в смысле — аристократов, магов, военных. Поэтому подчиняются и восстанавливают княжество охотно — это всем нужно. А что будет дальше, я потом подумаю. У тебя вот уроки возьму, — Фиалка улыбнулась, — ты же что-то новое, особенное, строишь. Расскажи хоть, что. Ты ведь в письмах про работу много не пишешь — конспирацию, наверно, соблюдаешь.

Денкейн разлила вино по оловянным чашкам и принялась рассказывать. Фиалка слушала, не перебивая — сказывался опыт. А потом после непродолжительного молчания, сказала:

— Это, конечно, очень здорово, что вы делаете. Но мне одно непонятно — а зачем вы в этой системе? Нет, не сейчас, сейчас-то понятно. Ты субсидии выбиваешь и льготы, остальные учат, лечат, организуют, кто во что горазд. Но потом, лет через сколько-то, когда вы их выучите, то зачем вы в этой системе? Они же позавидуют вам.

— Ну тебя, — фыркнула Денкейн, — конечно, предполагается, что через какое-то время все станут достаточно образованы. Нам вот с тобой ясно, что лучше вместе строить, чем порознь ломать. Думаю, и им тогда это станет очевидно. Большинству, по крайней мере. Возможно, что и власть никакая не понадобится. Впрочем, я не рассчитываю до этого дожить. Такой огромный пласт поднять надо.

— Хочешь практический совет? — предложила Фиалка, — води их небольшими группками на экскурсии в соседние города, если это возможно. Или какие-то лекции организуй, с упором на то, как у соседей всё печально… Я, ты знаешь, маг посредственный, но одну истину хорошо помню — энергия это всегда разность чего-то. Очень мало зебр довольствуется тем, что у них есть, особенно, глядя на нас. Надо сделать так, чтоб им было ещё на кого смотреть…

— Да, Алое говорила, что ты приобрела опыт управления. Как-то он на тебя странно повлиял.

Фиалка молча развела копытами, мол, что поделать.

— Ладно, — сказала Денкейн, — давай про что-нибудь другое поговорим, про дела ещё успеем. И пожалуйста, я тебя прошу, не про жеребят.

Фиалка хихикнула:

— Ага. Отец просил на тебя воздействовать. Он уже согласен, чтобы ты вышла за своего Сирила или за кого сочтёшь нужным, только хотя бы из приличной семьи.

— И отец Сирила вокруг меня бродит, аки лев, — подхватила Денкейн, — он купец, и не из мелких. Надо их познакомить. Кстати, не такая дурная идея. Отец наш с тобой, конечно, суров, но к умным зебрам прислушивается… Указ о вольных городах читала?

Фиалка застонала:

— Сама как думаешь? Я волей-неволей стала экспертом и в законах, и в геральдике, и в военном деле. Это вам, реформаторам, только бы указы сочинять, а нам, исполнителям, каждая ваша инициатива — это нож острый… Их же приходится выполнять, а мне после войны только этого не хватало. И не выполнить нельзя — я бы уговорила родителей, но ведь это значит, что налоговая база к соседям удерёт! Подождать ты не могла?

— Извини, я не думала… — Смутилась Денкейн.

— Ладно, не обижайся, — улыбнулась Фиалка, — я понимаю, что у нас с тобой не так много времени на ожидание. А сегодня давай не будем о делах. Гляди, там дракона показывают. Я в нашем захолустье северном кого только не встречала, а вот драконов — нет.

— Им же запрещено здесь появляться, — удивилась Денкейн. — Алое узнает, беда будет.

— Согласно параграфа двадцать пятого «Уложения о подданных короны», — нарочито гнусаво произнесла Фиалка, — драконам и морским змеям дозволенно находиться на землях Империи с письменного разрешения Управления стражи, притом ответственность за их поведение возлагается на весь клан, о чём они должны быть уведомлены под роспись же. При невозможности расписаться — уведомить на словах при двух свидетелях… Если ты когда-нибудь искоренишь дворянство, пойду в суд работать… Вон, кстати, ещё палатка предсказателя. Пойдём, сходим. Интересно, угадают они, кто мы с тобой такие?


Уже ближе к вечеру слегка пьяные и уставшие принцессы вернулись к выходу с поля в сторону города. Алое, вызванная Фиалкой через свою «метку», ожидала их там.

Денкейн порадовалась, что экскурсия зеброкорна по ярмарке для неё, ярмарки, не вылезла боком. По крайней мере, ничего не горело, и никто поблизости не рыдал.

— Надеюсь, вы не сделали ничего неподобающего, — в свою очередь сказала королева. — Давайте зайдём за шатёр, открою портал во дворец.

И только через пару часов, сидя в гостиной, Фиалка вспомнила о записке-предсказании, которую они взяли смеха ради в балагане для некоей своей «подруги», желая похихикать над шарлатанами. Ну что, в самом деле могли напророчить ярмарочные обманщики могущественной королеве?

Фиалка протянула записку матери.

— Видишь, мы и про тебя не забыли.

— Выбрали мне жребий за целый медный сикль, — пошутила Алое, — да, я видела этот балаган, но не заходила.

Она развернула записку, прочитала и задумчиво сложила назад.

— А вам что нагадали?

— Мне, что буду счастлива в браке, — сказала Фиалка, — вобщем-то верно. Так уж сложилось.

Она с укоризной посмотрела на Алое, но мать предпочла не заметить этого взгляда. Денкейн понимала подоплёку: будущего супруга Фиалка видела несколько раз в детстве, а потом на свадьбе. Но не сказав ни слова, собралась и уехала на Север. К счастью, княжич оказался вполне достойным мужем.

— А тебе?

— Что не все мои начинания окончатся успешно. — Денкейн пожала плечами, — тоже мне откровение. На кафедре у нас если из десяти исследований одно бывает полезно, это хорошо.

— Одно из десяти? Зачем я вас содержу? — пошутила Алое и снова обратилась к дочери. — Ты запомнила, как выглядел толкователь?

— Выглядела. Это была кирина-кобылка, но я не запомнила. Там было темно, да и они все на одно лицо.

Алое перевела взгляд на падчерицу.

— Тоже нет, Ваше величество, — сказала Денкейн. Потом добавила, — грива зелёная. А что?

— Нет, ничего. Думаю, сейчас на поле уже давно всё свёрнуто.

— В записке что-то неприятное? — спросила Фиалка.

— Нет, но мне просто интересно… Возможно, это ваш папа так шутит. Папа любит пошутить, особенно надо мной. Но если это не так, я отправлю экспедицию, может, мы получили такое своеобразное приглашение. Обеспечишь снабжение кораблей, я пришлю письменный приказ.

Дочь кивнула, и разговор перешёл на другие темы.

Только когда молодёжь разошлась по своим комнатам, Алое ещё раз задумчиво прочла записку.

«Твоя мечта сбудется. Ты станешь матерью богов, но не так, как ожидаешь».

Глава 13

Вечером собрались идти в театр. Денкейн зашла за сестрой одетая в чёрную жилетку с кружевами и бархатную полумаску.

Фиалка удивлённо подняла бровь.

— Ничего себе. Первый раз такой вас вижу, роковая леди. И кого будем соблазнять?

— Сегодня никого. Но вообще я заметила, что на жеребцов действует убойно и помогает разнообразить семейную жизнь, если надеть эту штуку или подобную в спальне… А насчёт маски — меня не так уж много зебр в городе знают в лицо. То есть наоборот, в лицо как раз многие знают и если увидят с тобой в императорской ложе — удивятся. А я не стремлюсь к известности. В театре же куча народу, и не только в ложах.

— Ладно, я сейчас, — сказала Фиалка и скрылась в своих комнатах.

Через полчаса она появилась в белоснежном ниспадающем платье и с тиарой на голове.

— Ну, отлично, — заметила Денкйн, — теперь меня, серую мышку, точно никто не заметит. Только мы опоздали к началу.

— Ничего, ко второму акту успеем. — Отмахнулась Фиалка. — Это ведь, в конце-концов ритуал, а не самоцель. У меня же в Запустынье такого нет, хочется светской жизни… Коуди, старый король, вобщем, простой был жеребец. Всё что ему было нужно — можжевеловая водка, свиная грудинка, мягкая кобылка, ну, может, книжку умную ещё почитать. Но так случилось, что он стал надёжей и опорой всего Запустынья. Где-то Коуди слышал, что королю положено быть покровителем искусств, но не понимал, почему. Субтильные актрисы-то его никак не привлекали в силу особенностей телосложения. Потому король построил театр на «отвяжись», и получился он меньше, чем буфет в нашем столичном.

Денкейн посмеялась, понимая, что сестра шутит. Всё-таки погибший монарх Запустынья был отнюдь не так прост… И одним из доказательств тому являлась охрана Фиалки. Четверо жеребцов с профессионально пустыми глазами. Представители малочисленного военно-магического ордена Коансо, основанного Коуди для охраны первых лиц. После смерти короля они теперь охраняли княжеские роды Запустынья, видя в этом свой долг.

Как рассказывал когда-то сестрам Фессон, с помощью секретного заклинания, написанного совместно Коуди и Моареем, среди маленьких жеребят, иногда среди детей рабов, отбирали индивидов, почти лишённых страха смерти, и из них воспитывали особую гвардию.

«Это как бы родившиеся не в свое время полупервобытные жеребцы, — пояснил дочерям король, — они понимают опасность, но для них не существует завтра. Парадоксально можно сказать, что они таким образом не верят в смерть… Вобщем, сейчас не так и нужен подобный орден, но это традиция той страны, мы решили его оставить».

До театра идти было два квартала, но пришлось воспользоваться каретой и конвоем, чтоб уже правда выглядеть принцессами до конца. Да и Фиалка в своём платье была маломобильна, ступая осторожно, чтоб не упасть. Таким образом, пока они добрались до своих мест, начался уже третий акт.

— А что за дело тут было недавно с заговором? — спросила Фиалка.

— Я так же знаю, как и ты, — пожала плечами Денкейн, — не было меня уже здесь. Трое магов первого уровня и сколько-то не таких сильных устроили заговор. На что надеялись — то покрыто мраком. Заговор раскрыт, зачинщики, как водится в таких случаях, куда-то бесследно исчезли, выяснять не рекомендуется. Менее значительные участники разъехались по дальним провинциям, ко многим в столице приходили на поговорить мрачные офицеры из Тайного приказа. Даже ко мне. — Она фыркнула в копыто.

— Однако!

— Ага. Какие-то колёсики в государственной машине неправильно сработали. Мне сказали, тебя мол офицер какой-то ждёт молодой. Ну, думаю, если молодой… Он сразу на меня насел, мол, известно ли тебе, что Дазо, твой бывший наставник, замешан в преступлении, и что можешь сообщить по этому поводу? Я посмеялась, говорю: «если вы знаете, кто был мой наставник, то поинтересуйтесь, как так вышло, что к обычной вобщем-то кобыле был приставлен маг первой ступени». Он глазами хлопает. Ну, я представилась, потом говорю, мол, если ко мне возникнут вопросы, я отвечу перед отцом, в крайнем случае — перед главой вашей конторы, но не перед вами, юноша… И покиньте территорию моего административного района.

— Ишь ты какая, — Фиалка отставила чашку с соком на столик у кресла в ложе, — а была тихая.

— Я тихая, когда виноватая. Когда, например, на меня учителя в школе орали за невыученный урок. Это, положим, было редко, но ведь было… Помнишь, вчера эта кирина-предсказательница сказала, что мы очень похожи. Я сначала не придала значения, а сейчас пришло на ум: может она не про внешность говорила?

— Что ты вообще думаешь об этом случае на ярмарке?

Денкейн вторично пожала плечами:

— Ничего. Нам скажут, если будет нужно. Если ты про техническую сторону, то на мои ощущения — она не маг. Что опять же ровно ничего не доказывает. Если она, скажем, ученица отца, которую он привлёк для розыгрыша, я могла ничего и не увидеть.

— Не похоже на тебя. Раньше ты в любую тайну сразу пыталась влезть.

— Взрослею, наверно… Возвращаясь к заговору, знаешь что интересно? Только ты никому не говори. Я никому не говорила, потому что могу только предполагать. Я ведь с Дазо часто общалась, и хотя в детстве многого не понимала, но потом задним числом вспоминала разговоры, ну и вообще это чувствуется… Короче, я думаю, что Дазо в юности был увлечён королевой.

— Да ты что? Матерью?

— Ага. Только ты от меня ничего не слышала. И если представить, что это не совсем в прошлом, и отец решил ему отомстить… А те двое магов ещё в чём-то провинились. Я не говорю, что так было, но мне очень трудно представить, как трое взрослых, очень образованных жеребца могут спороть такую чушь. Ради чего? Не те времена на дворе. Это раньше можно было опереться на заграницу, а сегодня на кого? На кирин? Не смешно.

— С другой стороны, — возразила Фиалка, — а зачем отцу такие сложности? Заговор какой-то выдумывать? Они могли с таким же успехом исчезнуть без дополнительных пояснений.

— Ну, видишь, веяния новые. Демонстративно всё делается максимально мягко. Ещё десять лет назад было бы всё иначе, коротко и жёстко. Студентов хотя бы тех вспомни, что Алое требования выдвигать вздумали…

Перед последним актом они спустились в фойе. Денкейн отошла в сторону, бродя среди малахитовых и мраморных колон. От группы офицеров, стоявшей в углу, отделился статный жеребец.

— Позвольте представиться, леди. Ласс, капитан Третьего гвардейского полка. Такая прекрасная дама и в одиночестве…

— Я с сестрой… — Рассеянно ответила Денкейн.

В самом деле, Фиалка уже возвращалась в окружении своей охраны. Офицер немного сник, поняв, кто это, но всё же не ретировался.

— Ваше высочество, приветствую вас.

Фиалка сдержанно кивнула. Жеребец продолжал:

— Верно ли понимаю, что имею честь видеть также Денкейн, чей ум может затмить только её же красота? Не будет ли с моей стороны дерзостью просить разрешения сопроводить вас?

Денкейн покосилась на сестру. Фиалка сохраняла маску бесстрастности, но глаза её смеялись.

— Ну, сопроводите.


Оказалось, что приключения это совсем не так весело, как казалось Гремму. Сначала они два дня шли по пустыне, и Гремм запоздало сообразил, что они могли и в океан плюхнуться. Деф заверил его, что на водную и огненную поверхности поставлены исключения. Юноша проворчал, что неплохо было бы также поставить исключения на песчаную, каменистую и снежную поверхности.

Только на третий день они вышли к посёлку. К счастью, население оказалось не враждебным, и охотно, хотя и с некоторым удивлением, принимало в оплату монеты с надменным профилем Алое и квадратной мордой Фессона.

Тут вскрылась ещё одна проблема, коснувшаяся, правда, только двоих немагов — они не понимали здешний язык. Речь звучала для них, как абсолютная тарабарщина. Деф и Гремм могли общаться с местными, хотя и отдавали себе отчёт, что говорят на чужом языке. Было интересно, смогут ли они читать, но в деревне не было ни одной книги, и Деф решил отложить эксперимент.

Но это были еще не неприятности, а только их начало. На следующий день на переходе к другому селу двое их соратников почувствовали себя плохо. Притом настолько, что уже через час пришлось остановиться. Несмотря на все попытки применять лечебную магию, к ночи они умерли. Пока копали могилу, поплохело уже Дефу, и Гремм со страхом думал, что он может быть следующим, но тем не менее делился с пожилым магом энергией.

На сей раз обошлось, Деф поправился, однако беглецам пришлось пробыть в импровизированном лагере возле могил несколько дней и бросить потом значительную часть полезного имущества, так как тащить его стало некому.

Деф то ли всерьёз, то ли в шутку сказал тогда — хорошо, мол, что это случилось не в городе. Испугавшись заразы, местные могли на них напасть. Гремм фыркнул, но потом подумал, что спутник, может, не так и ошибается.

На другом переходе их чуть не взяли в плен какие-то кочевники, так что в дальнейшем идти приходилось только с попутчиками, теряя время.

В целом же, сначала они просто бежали от точки выхода, опасаясь, что Алое будет их искать и найдёт, но через некоторое время у изгнанников появился определённый план — добраться до столицы этой небольшой страны. Там, по слухам, имелось объединение магов, куда Деф мог попытаться вступить. Также такое объединение подразумевало наличие некоей школы, библиотеки или хотя бы их зачатков.

Изначальный план подразумевал, что с ними будут Одри и Олси, способные, пожалуй, вдвоём завоевать это царство, но оба мага первой ступени остались прикрывать бегство, и положение Дефа и Гремма было незавидным.

Глава 14

За завтраком Сирил сказал:

— К тебе депутация должна сегодня придти от населения.

— Чего хотят? — Спросила Денкейн.

— Чтобы ты разрешила им нанимать рабочих в хозяйстве.

— Разве я запрещаю? Пусть нанимают, если есть такая нужда. И если сойдутся в цене.

— И всё же хотят получить разрешение.

— Сильно они запуганны, — сказала Денкейн и хотела добавить нечто крамольное по адресу мачехи, но воздержалась. — Скоро придут?

— Внизу, в сенях уже, наверно, дожидаются, — ответил Сирил, покосившись на клепсидру.

— Ладно, сейчас чай попьём, да и пойдём…

Делегатов оказалось трое, но говорил в основном немолодой крестьянин, которого звали Ниин. Поблагодарив сначала Денкейн за труды и воздав положенные почести, он попросил разрешения привлекать работников к полевым работам.

Денкейн, сидевшая на кресле в приемной, кивнула:

— Нанимайте, конечно. Вы ведь и раньше нанимали, — она улыбнулась, — а некоторые и бесплатно помогали, по-соседски. Но если кто-то не хочет так просто, заплатите им уговоренную сумму.

Жеребец переступил с ноги на ногу.

— Мы не про то. Односельчане, ить, своим покосом заняты. Мы про то, чтобы с других мест работников завлечь.

Денкейн подняла глаза.

— Нет, не в этом году. Думаете, мне так просто субсидии выбивать? Да королевский казначей от меня уже прячется. То отговаривается совещанием, то почечные колики у него. Никак невозможно… Потом, куда мы их поселим? Свободных фондов нет, если строить, это не так быстро, да и как вы говорите: у всех сейчас свой покос…

Ниин поморщился, видимо, из-за непонятных слов, но смысл уяснил.

— То не беда, ваша милость. Найдём, где поселить. Голытьбе-то это не так важно.

— И сколько платить планируете? — она уже поняла, куда гнёт собеседник.

— Как везде: медный сикль в день… И наши харчи, — добавил визитёр, видя, что Денкейн недовольна.

Принцесса свела перед грудью передние копыта и выждала паузу в несколько секунд.

— Зачем мы все здесь собрались? В смысле: в этом посёлке. Мы собрались, чтобы честно работать на своё благополучие. Но не выезжать на чужом горбу. Разве не так?

Ниин, однако, возразил ей:

— У нас ведь всё равно им будет лучше…

— Я высказала свое решение.

Но и после этого строптивый крестьянин не ушёл.

— Так ведь, госпожа, решение должен Совет принимать. Аль не так?

— Просто я уверена, что мои друзья меня поддержат. Но я поставлю вопрос на ближайшем собрании, если ты так хочешь. Всё, иди.

Когда он вышел, Сирил задумчиво сказал:

— А ведь Ниин в чём-то прав. У нас батракам точно было бы лучше, даже в сарае для животных.

— Хоть ты меня не зли, — огрызнулась Денкейн. — Наша цель не в спасении отдельных зебр от нищеты. Тоже важно, разумеется, но для этого я могла бы просто приют какой-нибудь организовать, как делают некоторые благородные дамы. Наша цель — доказать отцу и мачехе, что может быть экономически успешной община, где все её члены живут достойно! Чтоб они захотели расширять этот опыт!.. А то, что предлагает Ниин, превратит наш посёлок в обычную потогонку, ну разве только со школой. И отец спросит меня: «за что я заплатил такие деньги? Потогонки не нужно строить и выращивать, они растут сами как сорняк!» Неужели даже тебе это надо объяснять!?

— Не надо, — смущённо ответил Сирил, — я только подумал…

— Что?

— Ничего.

Денкейн исполнила обещание и на ближайшем Совете поведала о предложении набрать в посёлок батраков, снабдив его ехидным комментарием. До голосования дело не дошло, ограничившись шутками по поводу и без.

Уже после собрания к ней подошёл жрец для приватного разговора.

— Ваше высочество, это безусловно, дерзость с моей стороны, и заверяю вас, что я предпринимаю все усилия, дабы повернуть мысли паствы в надлежащее русло, но…

— Говори уже, в чем дело?

— Гм… Вобщем, многие жители посёлка судачат о том, что вы часто появляетесь с Сирилом, и даже живёте вместе в одном доме.

— Тоже мне тайна. Ну так и что?

— Но ведь вы не муж и жена…

Денкейн кашлянула. Верно: то, что в столице не приветствуется, но воспринимается, в целом, нормально, в деревне — потрясение устоев. Это конечно не мешает местным жеребцам водить местных же кобыл на сеновал, но к главе посёлка внимание особое.

— Некоторые даже говорят, что это может прогневить вашего отца, и не стоит ли, пока не поздно, написать ему обо всём бумагу. Бумага — дело верное.

Такая идея Денкейн сильно не понравилась, но не дрогнув лицом, она сказала:

— А что ж, напишите. Родителям будет забавно прочесть. Надеюсь, они отнесутся к этому с юмором, а не в том ключе, будто я вас всех тут распустила до последней возможности, и вы коллективные доносы на меня сочиняете.

Жрец низко поклонился:

— Я ни в коем случае…

— Достаточно. А ты не думал, что это кто-нибудь мутит воду?

— Такое возможно, — согласился он, — я пытался осторожно выяснять…

— Пытайся лучше, — сказала Денкейн, — возможно, кто-то в посёлке всё-таки станет батраком. Или вовсе покинет нашу гостеприимную общину.

После разговора со жрецом она зашла к экс-чиновнику Верьяну, по-прежнему служившему при ней «юридической энциклопедией». Зашла пораньше, пока тот ещё не напился в лёжку, сообщила о последних событиях и спросила:

— Что происходит в общине?

— Развитие, ваша светлость*…

— Поясни.

— Всякое развитие проистекает от недовольства настоящим положением дел и желания его улучшить. Именно так всегда бывало с зебрами и другими народами. Вы принесли посёлку огромные блага, но привыкнув к ним за несколько лет, население захотело большего. Разум подсказывает простейший способ увеличения собственного благополучия — за счёт неблагополучия других зебр. Так тысячу раз было и тысячу раз будет.

— Что же делать?

— Не знаю, ваша светлость. Знал бы — был бы первым королевским советником… Вы взвалили на себя небывалую задачу — переломить жизненные установки вида. Или хоть положить этому начало. Не скажу, что это невозможно — это необходимо. Иначе зебры никогда не выйдут из заколдованного круга. Но здесь очень тонкая грань. Без внутренней конкуренции общество деградирует. Я писал об этом вашим божественным родителям, но не получил ответа. Думаю, письмом подтёрся младший помощник столоначальника…

— Я могу сделать так, чтобы письмо дошло. — Сказала Денкейн.

— Это не поможет, — ответил Верьян, — я писал об этом двадцать пять лет назад, когда вы, ваша светлость, ещё только родились. Я скажу сейчас страшную вещь: думаю, что ни Тайный орден, ни даже сами бессмертные не знают, что с этим делать. Иначе не было бы нужды в нашем экспериментальном посёлке. Поэтому, не так уж и важно, дошло ли моё письмо… Вы думаете, почему я пью? Потому что не вижу ни одного рационального выхода из ситуации. Вы ведь не верите в то, что ваш божественный отец встречает зебр за гробовой доской и наделяет там неистощимыми пастбищами? А если даже и так, то в пастбищах ли счастье?

Денкейн помотала головой:

— Сомневаюсь.

— И я сомневаюсь. Простым зебрам оно даже легче — для них есть надежда на рай. Но мы с вами читали и знаем, что «мы» — это пульсации в голове, и ничего кроме. Когда они прекращаются — прекращается мир… Кстати, личный вопрос. Вы, как биолог, могли бы придумать заклинание или зелье, чтобы пьянеть напрямую, не портя этой мерзостью, — он поболтал в воздухе пивной кружкой, — почки и печень?

— Это запрещено, — машинально ответила Денкейн, выболтав ненароком информацию, разглашать которую не рекомендовалось.

— Вы злая волшебница, — грустно констатировал Верьян. — Я ведь уже старик, а расходую остатки здоровья с пожарной скоростью.

— Это делается, чтоб не оставить нищими пивоваров и виноделов. И сами по себе последствия обильных возлияний обладают определённым воспитательным действием. — Пояснила она, вспомнив заодно ещё одну историю, слышанную на факультативе по магии разума. Про небольшую секту, уничтожившую себя подобным заклинанием за две недели. Притом некоторые умерли даже не от голода, а от жажды. Преподаватель рассказал эту историю для иллюстрации необходимости некоторых запретов.

— Но я могу излечить тебя от пьянства, — любезно предложила Денкейн, — я умею.

— Спасибо, не надо, — покачал головой Верьян, — дайте мне дожить свою жизнь, как умею и хочу.


— Мы двигались обычным маршрутом, — докладывал адмирал. — В страну кирин из Запустынья часто ходят корабли, и хотя не было повода сомневаться в искусстве навигаторов, мы взяли местных лоцманов, хорошо знающих Канал. Ветер был попутный, и, хотя стоял туман, мы шли быстро, но когда до берега по лагам оставалось лиг пятнадцать, ветер внезапно переменился. Мы пошли острыми галсами…

Адмирал хотел было спросить, знают ли монархи, что такое острые галсы, но натолкнулся на взгляд Алое и передумал.

— Несмотря ни на что, мы двигались к намеченной цели. К ночи туман развеялся, и штурманы сориентировались по звёздам. Как оказалось, корабли находились гораздо дальше от северного континента, чем мы думали, и двигались в противоположную сторону…

Адмирал, конечно, хотел бы скрыть этот неприятный факт, но понимал, что на эскадре имеется с десяток шпионов, которые доложат, как оно было на самом деле. И тогда за неправдивый доклад ему светят серьёзные неприятности.

Алое смотрела теперь в пол, но было видно, что челюсти её сжаты, и она недовольна.

— Продолжай.

— Мы немедленно легли на обратный курс, и ветер снова нам сопутствовал, пока мы не достигли по лагам расстояния…

— Пятнадцати лиг, да, — перебил Фессон, — и что же произошло дальше?

— Ветер снова сменился, а потом произошло нечто ужасное…

— Может быть, скатать ковёр? — задумчиво спросила Алое. — Говори уже.

— Солнце сместилось в небе. Клянусь, я не вру. Оно переместилось в один миг с востока на запад. При виде такого страшного чуда, команда едва не взбунтовалась, но нам удалось воодушевить зебр…

— А вы не подумали, что это не Солнце сместилось, а вас развернули?

— Простите, Ваше Величество…

— Я понимаю. И не гневаюсь. Ты всё правильно делал. Хвалю. Так вы достигли в конечном счёте берега?

— Да.

— Что было потом?

— Команды начали разгрузку…

— Разгрузку? — Удивилась Алое. — Вы и в дипломатическую миссию погрузились попутным барахлом? Это как-то перебор.

— Такова обычная процедура, — нервничая, сообщил адмирал, — у меня не было никаких оснований отказать в приёме срочных грузов. Казна и купцы не должны страдать.

— Хвалю, конечно, — задумчиво сказала королева, — ну, так ты видел правителя кирин?

— Да, Ваше величество. Я сообщил о своём поручении. Он заверил меня, что кирины, как государство, не имеют отношение к этой шутке, и если шутница будет найдена, её примерно накажут… Я планировал вести разговор более агрессивно, но после того, что случилось, удовлетворился этим ответом. И матросы, и солдаты были сильно напуганы.

Адмирал замолчал, ожидая решения.

— Хорошо, иди… — Сказал Фессон.

— И как это можно объяснить? — спросила Алое, когда он вышел. — Им отвели глаза?

— Команде всех пяти кораблей? Я бы не взялся, — задумчиво сказал король, — даже если б находился на борту.

— Я, пожалуй, тоже. Значит, фокусы с пространством. Это, пожалуй, я могла бы повторить, потренировавшись немного. Трудность ведь не в том, чтоб развернуть корабли, а в том, чтоб команды этого не заметили — а они же не заметили. Придётся также компенсировать кучу вытесняемой воды и не смыть волной пару деревень на побережье… Сложная задача.

Фессон кивнул:

— Иными словами, надо нам самим совершить морскую прогулку. Давненько мы этого не делали, я уж и не помню, когда в последний раз. А парадную яхту ещё в прошлом веке упразднили для экономии. Придётся взять обычный военный трёхмачтовик… Морская романтика. Многим нравится.

Алое кивнула:

— Но не мне. В молодости, когда это всё было ещё внове — ладно. Лихие пираты, с которых я нещадно драла комиссионные за укрытия и вешала при малейшем намёке на непокорность… А сейчас я не слишком люблю удобства в капитанской каюте парусника, в которой даже шею не выпрямить. А на галере вообще ноги моей не будет, если только на военной, где сами солдаты гребут. Только у меня через неделю визит к Дереву. Забыл? Придётся отложить… И спрошу заодно: может, это её шутки? Нам и плавать тогда никуда не придётся.

* Это не невнимательность. Крестьянин называет Денкейн «милостью», как привык называть всех дворян, жрец — «светлостью» из уважения, так как она потомок его бога, пусть и от смертной; и только Верьян говорит правильно, поскольку по законам империи она княгиня.

Глава 15

Тарна прошлась по залу, покосилась на Алое и сказала:

— Не надо вам никуда плавать. Я знаю, что ты слышала и читала про Эльдилу и её гвардию. И что ты задумывалась: а куда исчезли ваши предшественники?

Она посмотрела на зеброкорна всегдашними пустыми глазами, но Алое показалось, что в них мелькнуло раздражение.

— Я планировала рассказать вам это лет через двести, но вышло иначе… С некоторых пор бессмертным стало скучно на Эквусе. И они ушли жить в космос и в другие миры. Ты пока не поймёшь — куда. Им и мне казалось тогда, что среди народов царит прочный мир. Потом им уже это было не интересно, а я не успевала за всем. Твои предки — зебры — были очень активны. Впрочем, как и грифоны и многие другие. Небольшой народ кирин оказался на грани уничтожения, ибо тогда все ещё помнили, кто диктовал им свою волю на протяжении тысяч лет. А ведь нириков среди них было совсем немного — чуть более тридцати. Средняя же кирина ничуть не сильнее средней зебры или пони. И тогда одна из бессмертных — Рейн Шайн — вернулась на Эквус. Кстати, она была самой молодой, но это просто совпадение. Между всеми нириками от Эльдилы до Шайн разница в возрасте — четырнадцать лет. Что, как ты понимаешь, для бессмертного — ерунда. Но в те годы даже взрослые копытные не заживались на свете, а это было одно поколение одного племени…

Королева насторожила уши.

— … Шайн собрала уцелевших кирин на побережье Северного континента и с тех пор правит этой маленькой страной. То есть, текущие вопросы, понятно, решает какой-то местный бай, но её слово, конечно, непререкаемо, как и твоё в Зебрике. Сама же она живёт в особом мире, куда уйдешь в должное время и ты.

Алое удивлённо всхрапнула.

— Ну а как же? — продолжала Тарна, — или ты думала, что вечно будешь сидеть на троне и разбирать жалобы вассалов?

— А что означает текст записки? — Спросила Алое о том, что на самом деле её интересовало. — Как я стану матерью богов?

— Бессмертные, как ты понимаешь, чем-то занимаются. Многие берут под опеку ту или иную планету, или даже создают свою реальность. Разумеется, в процессе им требуются помощники, которые населением новой вселенной воспринимаются как боги. Видимо, Шайн считает, что ты изберёшь именно такой путь. Отправив тебе эту записку, она показала, что хочет говорить с вами. Я же думаю, вам это пока не нужно. Хотя конечно, если она очень сильно захочет поговорить, то исполнит своё желание. Сражаться с ней бессмысленно. Впрочем, те, кто ушёл, обычно и не сражаются. В этом просто нет нужды.

— То есть, — тихо сказала Алое, пропустившая большую часть тирады мимо ушей, — мне не родить зеброкорна? Здесь?

Но Тарна уже выключила режим откровенности, уставившись куда-то выше и правее плеча королевы и замерев на месте не дыша.

— Благодарю тебя, — традиционной фразой завершила диалог Алое.

Она знала, что собеседница нематериальна, но королеву всегда интересовало, что будет, если её потрогать — пройдёт ли копыто насквозь, или всё же встретит некую преграду? Впрочем, проверять она не стала. Развернулась и вышла через арку портала.

Фессон, ожидавший снаружи, вопросительно посмотрел на жену.

— Уже никто никуда не плывёт. — Алое вкратце поведала ему о разговоре и закончила фразой, — знаешь, о муж мой, до этого разговора я была счастливее, чем сейчас. Я, разумеется, не тешилась иллюзиями, будто нирики погибли от старости в могиле на кладбище, но… Совсем другое дело знать, что одна из них здесь, на Эквусе.

— Зато наша жизнь приобрела отныне некий смысл. — Задумчиво ответил король. — И жизнь вообще, как явление природы.

— Иными словами, обитать в окружении самой же созданных кукол — это, по твоему, внесёт в повседневность свежую струю? — огрызнулась Алое. — В самом же деле, так называемое счастье в нашей жизни это то, что предусмотрено биологией. Денкейн не даст соврать. А поскольку я — кобыла, то радость мне должны приносить достижения моих детей, превосходящие те, которых добилась я сама. Чего не может быть по определению, и теперь уже никогда. Поэтому я очень злая.

Фессон кивнул:

— Мне, следовательно, нужно ежедневно кого-нибудь побеждать? Брось. Те, кто ушли — переросли биологию. Ну, я так думаю. И поэтому, мы ещё здесь. И поэтому, нам страшно представить… Мы не можем представить их мысли и желания. Поэтому Тарна, которая заботится о мире, не хотела рассказывать нам об этом. А Рейн Шайн, которая то ли думает, что отменить любой поступок в её власти, то ли которой просто наплевать на судьбу всех, кто не кирины, захотела поведать нам о нашем будущем.

— Либо она знает, что мы решим, — сказала Алое.

— Будто мы не знаем, — пожал плечами Фессон. — Тут вопрос только во времени. И когда придёт нам преемник.

Алое медленно кивнула и посмотрела на портал.

— А вот представь: заявится молодой аликорн сюда… И будет триста лет взламывать нашу защиту. Не, так не годится. Надо будет поставить защиту попроще. Может даже снабдить ключом… А ключ отдать киринам. Раз они такие шутники, то пусть в шутку отдадут его кому попало, а мы тоже посмеёмся.

Они вышли из тайной комнаты в пустой коридор. В «дни посещения» прислуга старалась быть ещё более незаметной, чем обычно. В дворцовых легендах это время связывали с чем угодно: с периодами охоты у Алое, с припадками её же мнимого безумия, когда зеброкорна нужно было изолировать от живых. Словом, связывали со всем, кроме того, чем эти периоды в действительности являлись.

— Как там твоя дочь? — спросила королева. — Что-то она притихла. Не пишет об успехах. Но и осведомители не доносят ничего особенного. Подозреваю, в силу своей дремучести не доносят.

— Дай ей время, — сказал Фессон. — Каждому из нас дали время для ошибок.

Королева независимо фыркнула и двинулась вперёд, задрав нос.

Жеребец понимающе проводил её взглядом. Он-то, живя с Алое двести лет, как никто понимал, что эта чёрная маска, которую она на себя натянула — не более чем маска, хотя и сросшаяся с естеством, казалось, намертво.

Фессон был дворянин от рождения и жеребец. Поэтому во многих случаях, когда ему достаточно было не слишком жестокого наказания, дочь горшечника вынуждена была вешать. И это чутьё — когда именно следует вешать — и отличало настоящего правителя. Алое была настоящей. Хотя Фессона иногда тянуло, лёжа с бессмертной в кровати, согласится с её когда-то высказанным неосторожным утверждением, что теперь он может всё решать, тем не менее король никогда с этим не соглашался.

Такое согласие значило бы на утро разбить ту связь, что была между ними, и заронить семена недоверия. Всё-таки он был главой семьи, и не мог поддаваться даже таким вроде бы естественным для мужчины глупостям, которые его сами просили принять.

С другой стороны, жизнь с аликорном вносила в будни некоторую струю борьбы, которой он от души наелся ранее на внешнеполитическом фронте, но в семье не чувствовал почти никогда. Только один раз Фессон завёл строптивую любовницу. В зрелом возрасте, поскольку в юности был не по годам мудр, и неся огромную нагрузку в Гильдии, не мог отвлекаться на домашние конфликты. Но уже и будучи королём, выдержал лет пять, отправив потом её с сыном в провинцию.


Гремм стоял у окна и смотрел на улицу через открытые ставни. Стёкол здесь не водилось даже в королевских дворцах. Впрочем, на взгляд избалованного цивилизацией Гремма, эти королевства едва тянули на крупную латифундию, что по площади возделываемых земель, что по населению.

Глядя на местное убожество, Гремму всё больше казалось, что жизнь в Зебрике не так и страшна. По крайней мере, о большом голоде там давно никто не слышал. Система складов, речных и морских перевозок позволяла надёжно его купировать. Здесь же редкое десятилетие проходило без массовых смертей. И что самое удивительное, никто, даже маги, не пытался ничего с этим сделать. То есть, для себя они создавали запасы еды или резервные позиции в провинции, но разобраться в причинах голода никто и не пробовал, списывая на волю богов, хотя даже Гремму было ясно, что причина в циклах размножения насекомых, и что можно если не предупредить голод, ибо кто знает, чем обернётся массовая смерть жуков, то, по крайней мере, создавать запасы в течении обильных лет.

В раскрытое окно как раз влетел комар. Чтоб потренироваться, молодой маг выдернул всю энергию из его левой половины тела, вынудив упасть на пол и сдохнуть. Впрочем, так как объективно проверить сколь точен был удар Гремм не мог, то решил для себя считать попадание прямым.

За прошедшие пять лет он сильно вырос превратившись в длинноногого нескладного юношу. Старый Деф пару раз намекал, что в таком возрасте юноши обзаводятся подругами, и в школе Гремма даже имелась пара кобылок-зебр, подходящих по возрасту…

Проблема была в том, что Гремм не очень понимал, для чего это нужно. То есть, он, конечно, знал, откуда берутся жеребята, но себя в роли отца не мыслил. Для обучения волшебству, если вдруг в будущем ему придёт такая фантазия, более чем достаточно окружающих подростков, а самому исполнять все эти брачные танцы он считал глупым. Да и нет никакой гарантии, что именно его сын окажется талантлив в науке или магии. А бездарей и без того вокруг пруд пруди.

Поэтому первое и последнее его свидание, назначенное из любопытства, окончилось ничем. И вскоре соученица нашла себе более перспективную пару. Узнав об этом, Гремм только равнодушно пожал плечами. Хотя он и мог теоретически вывернуть «соперника» мехом внутрь, не видел в этом ровно никакой надобности.

Юношу беспокоило совсем другое.

Теперь Гремму было совершенно ясно: он не зеброкорн. Ибо иначе к этому возрасту был бы уже без малого сажень в холке, и пусть оставался бы тощим, но всё равно высоким. Фактически же он был на дюйм ниже старика Дефа.

И значит, все смерти оказались зряшными, и заговор организовался без малейшей надежды на успех, и Малка никогда не будет отомщена. Скорей всего он, Гремм, даже не сумеет открыть портал на Эквус.

Он не говорил об этом с Дефом, и не понимал, насколько тот догадывается, что заговорщики поставили не на ту лошадь, но с определённого времени, ложась спать, стал включать «тревожный маячок». Ибо кто может постичь чужую душу?

Не решит ли Деф отомстить ученику за несбывшиеся надежды?

Это была, конечно, паранойя, но как когда-то сказал Одри: «лучше быть живым параноиком, чем мёртвым простаком…»

По улице торопливо прошествовал патруль стражи с хлопающими по крупам ножнами мечей. Гремм вздохнул. Позор какой-то. Может, стоит принести повинную Алое, вернуться в нормальную школу и в дальнейшем трудиться на благо Зебрики?

Затем прошел пожилой жеребец, показавшийся Гремму смутно знакомым. Он скрылся в их парадном, что, впрочем, не вызывало удивления — в этой инсуле кто только не жил. В том числе разнообразные торговцы и кобылы лёгкого поведения.

Через минуту, однако, в дверь постучали. Гремм активировал умение смотреть через материальные предметы. Ну, так и есть — нежданный визитёр стоял с той стороны хлипкой преграды. Магическое зрение показало юноше и ещё кое-что. Этот жеребец — могущественный волшебник, хотя и пытающийся скрыть свою силу.

— Деф? Деф, ты дома? — раздался голос из-за двери. — Это я, Дазо. Можно мне войти?

Сарый Деф удивлённо посмотрел на дверь.

— Это я. А как докажешь, что ты тот, за кого выдаёшь себя?

— Дискорд побери, ты что, не понимаешь, на каком я говорю языке? И убери мальчишку от двери. Не надо бить в меня лучевым копьём, у него процент разлёта большой.

— Только не говори, что тебя волнует судьба жителей в этой ночлежке, — сказал Гремм, — иначе я тебе не поверю.

— Я хрен знает, что тебе рассказывали Одри и Олси, — буркнул Дазо, — но меня волнует судьба в том числе и жителей ночлежек. Веришь ты в это или нет.

— Входи, — кивнул Гремм, — я тебе верю.

Глава 16

— Представляться, видимо, не надо, — сказал Дазо Гремму. — Деф тебе рассказал про меня.

— Рассказал, — кивнул сам Деф, — что один из магов остался на всякий случай в Зебрике. Для распыления внимания и на тот случай, если вдруг кто-то уцелеет, чтобы восстановить сеть, и чтобы нам, — он кивнул на подопечного, — было на кого опереться по возвращению. Только я не думал всерьёз, что еще доведётся встретится. И я стар, и у тебя шансов было немного. Все-таки ты уцелел… Организации, я так понимаю, конец?

— Потом расскажу, — поморщился Дазо.

— Да нет, сейчас, — спокойно сказал Гремм. — Я верю, что ты в самом деле Дазо-Клетчатый, самый необыкновенный маг в столице, у которого всегда было и есть собственное мнение… Так мне тебя описывали… И мне крайне интересно, как ты сумел спастись и найти нас? Без ответа на этот вопрос доверие к тебе быстро иссякнет.

— Справедливо, — кивнул гость, — начну с конца. Нашёл я вас в значительной мере случайно, и потратил на это пять лет. Хотя мог не найти и за пятьдесят. Потому что искал группу из десятка зебр, из которых двое наверняка прославились бы очень быстро. Потому проводил время в приятных морских путешествиях. Мне, как уроженцу пустыни, это было в самом деле интересно. Впрочем, до поры до времени. Поскольку, если вы плавали по морю в Зебрике, то умножьте ужас на десять. Дважды мне пришлось усмирять шторм, потому что капитан не очень смыслил в том, в чём по идее должен бы разбираться, и мы впёрлись прямо в ураган. Благо тут нет сурового контроля погоды, поэтому Гильдия или верховные не накажут за срыв разрядки тропического фронта. Ну да неважно — тут всё везде на интуиции, а ведь неправда, что древесные жители не падают с деревьев… И только случайно в одном из портов до меня долетел слух про необычного старого учителя магии, и его не менее выдающегося внука, которые якобы пришли из империи некромантов. Учитывая, что у некромантов практически не бывает детей, а уж тем более внуков, и что зебр там почти никогда не было, вывод напрашивался… Полгода назад я приехал в этот город…

— Полгода? — уточнил Гремм.

— Да. И теперь, пожалуй, время рассказать, почему так… Я не сбежал от Алое, она сама меня отпустила. Говорю, чтобы не было потом между нами никаких неясностей.

— Почему? — спросил Гремм, — может, как раз чтобы ты нас нашёл?..

В вечернем свете таинственно искрились бокалы с вином, преломляя заодно свет пока немногочисленных свечей.

Дазо провёл копытокинезом по струнам. Так он молодым неумёхой учился когда-то контролировать свою магию. Потом поднял глаза от домбры на страшную гостью. Можно было бы сейчас напомнить ей многие часы, проведённые вдвоём над книгами, сделанные вместе большие и малые открытия. Можно было апеллировать к старым чувствам. Можно было просто произнести бесполезную просьбу о пощаде.

Дазо просто сидел, ожидая решения своей судьбы. Возможно, тем и спасся.

Когда кто-то из зебр пересёк зал и на миг перекрыл двум магам траекторию для взаимной атаки, Алое медленно покачала головой. Да, она в самом деле думала, что ученик хочет её смерти.

И таково уж свойство ума, что Дазо никогда не давал себе труд констатировать хотя бы для личного понимания: Гремма выращивают именно для этого. Чтобы убить зеброкорнов. Тогда, в салоне Ниары, он подумал, что убийство бессмертного воистину знаменует начало новой эры, ибо в памяти убитого тенями теней живут тысячи разумных, о которых уже никто и никогда больше не вспомнит, и ни к кому они не придут в сон. И о самом Дазо, и о его клане уже через пятьсот лет никто не будет знать, разве только ленивый студент мазнёт взглядом по ссылкам в конце учебника.

— Не исключал такой возможности, — кивнул маг, — именно поэтому и не приближался к вам. И ещё бы год не приближался, но тут обстоятельства немного изменились...

— А как ты вообще, — перебил его Деф, — узнал, в каком мы мире? Ты же не должен был этого знать. Или Олси всё-таки проболтался?

— Надеялся, ты не спросишь. Я, видишь ли, не выбирал места назначения. Я ведь даже никогда не пользовался переходом между мирами, как и все мы…

В этот момент Гремм очень выразительно посмотрел на обоих старших товарищей, но ничего не сказал.

…- Дверь мне открыла Алое. И поскольку мы с вами встретились, но всё ещё живы, то, надо полагать, это просто случайное совпадение. Не так уж много есть планет, где живут зебры. И кстати, искать вас я начал далеко не сразу. Мне и в голову не приходило, что вы можете быть где-то тут. Но так как делать было особо нечего, то я подумал — почему бы и нет? Почему бы не посвятить остаток своей отныне бесполезной жизни бесполезным же поискам?.. Вы, конечно, можете мне не верить и подозревать в изощрённой подлости, но опять-таки: что мешает мне вас прикончить прямо сейчас, если бы я вправду заключил такую сделку с королевой? Или почему с неба ещё не рухнуло пламя на эту несчастную инсулу, если меня использовали «втёмную»?

Дазо откашлялся и обратился к Гремму:

— Я вот никак к сути дела перейти не могу. У вас в школе историю учат?

Юноша покачал головой:

— Нет. Жизнеописание выдающихся личностей, разве что. Только если кто сам в библиотеке почитает.

— Я несколько месяцев прожил в бывшей империи некромантов, там с образованием получше. Расскажу вкратце. Несколько тысяч лет назад она контролировала не только эту планету, но оказывала влияние на несколько других. Их могущество, судя по всему, превосходило нынешнюю Зебрику, а правил ею, как легко догадаться, великий лич-император. Но всех тиранов рано или поздно ждёт падение, и группа сильных магов из правящей верхушки смогли его уничтожить. После чего, как легко догадаться: кто посамоувереннее — погиб в междуусобных битвах. Кто поумнее — бросился бежать, например, в контролируемые миры или просто куда глаза глядят…

— Примерно то, что мы собирались сделать дома, не так ли? — заметил Гремм.

Дазо мрачно посмотрел на него, но оставил реплику без комментариев.

— После этого тысячи лет на руинах тлели остатки прежней цивилизации. Но вот один из них внезапно воспрял. Ходят слухи, что некий юный идиот разбудил какое-то древнее зло. Вследствие чего неведомо откуда полезли могущественные маги и легионы нежити. Хотя я думаю всё было проще. Кто-то взял на себя труд по возрождению одного из осколков империи, а при местных системах коммуникаций это стало заметно уже когда оттуда полезли вышеупомянутые легионы нежити.

— Прям-таки легионы? — усомнился Деф.

— Ну, по крайней мере, два… И поэтому я решил, откинув предосторожности, наведаться к вам. На столицу движется сейчас десять тысяч мертвецов с фронта и примерно столько же обходят со стороны моря. Местная армия даже теоретически не может ничего противопоставить им. При каждом легионе около десятка магов, и минимум два — моего уровня. Но к счастью я много путешествовал по планете и смогу вас вытащить. Просто порталом к ближайшему порту, пока они ещё не забиты беженцами. Собирайте самое ценное, да поскорее. И так много времени потеряно.


Денкейн приводила себя в порядок перед зеркалом. Она только что вернулась из школы и делилась впечатлениями с Сирилом:

— Всё-таки насколько молодое поколение отличается, удивительно! Я даже думаю пробить несколько мест в институте для кое-кого… Впрочем, дело тут, конечно, не в поколении, а в образовании, — кобылка погрустнела, — и мне иногда становиться страшно. Вот мачеха правит, примерно, тридцать поколений. До того было всё ещё хуже. А сколько талантливых учёных за это время ничего, кроме плуга, в своей жизни так и не увидели?

Сирил увлечённо играл сам с собой в новые шахматы с кубиками, но услышав последнюю реплику, отодвинул доску и поднял глаза.

— Обращаю твоё внимание на одну тенденцию — они уедут в город. Те, кому ты пробьёшь места, и не только. И конечно, никогда не вернуться. Может только на отдых. Я давно хотел заметить: мы воспитали заготовки клерков для городских контор. И разумеется, они не будут здесь сидеть. Зачем? Нахрена им пахать землю, умея читать, писать и считать? Я говорил другим — молчите, не вводите в искушение насчёт карьерных перспектив в городе, но ты же первая рассказываешь им, как хорошо работать на научной кафедре, и как там воздух искрится от новых идей… А кто же землю будет пахать в нашем посёлке? Всё-таки батраки? Которым просто не повезло родится не в том месте? Ты меня вообще слышишь?

Денкейн вздрогнула.

— Ну, ты преувеличиваешь. Что же теперь, не давать дороги молодёжи? Если наш проект будет расти, то они смогут находить своё место в нём. Мы ведь тоже не вечные…

— Не слышишь ты меня, — вздохнул Сирил, — мы сталкиваемся с небывалым вызовом — с ростом собственного достоинства зебр. Который мы не можем купировать стандартным прибором — мечом, потому что сами установили себе такие рамки. А ты, вместо того чтоб подойти к проблеме как учёный, витаешь в каких-то идиотских эмпиреях. Нам нужен совет. Думаю, для начала моего отца, а если не поможет — то твоего отца.

Денкейн направила магией на шею капли ароматной воды.

— Возможно, ты прав. Пойду-ка поговорю с народом.

— А надушилась-то зачем? — удивился Сирил, — кто тебя нюхать будет?

— Я буду. Всё же ароматы там не слишком. Хотя я и привычная.

Глава 17

Городской дом Денкейн пустовал почти постоянно, и она думала его даже продать, но поскольку это был подарок отца, то молодая магесса решила посоветоваться. Фессон уладил эту проблему, приказав пока что принять дом на баланс министерства двора.

Сегодня она встречалась с отцом именно здесь. Король бывал у дочери, но давно, когда Денкейн только заселилась. За два дня до сегодняшнего визита в доме совершилась по этому поводу генеральная уборка. Даже на втором этаже, куда Фессон чисто физически не смог бы забраться.

Говорили на первом этаже в гостиной, в которую из дворца специально притащили особое кресло. Денкейн изложила, что собиралась, и добавила:

— Я советовалась с Кодарином. Это отец Сирила. Он предложил выдумать десяток новых поборов, опутать население сетью долгов и резко сократить школьную программу. Чтоб у зебр не было времени поднять голову от тяжёлого труда. Но это не совсем то, чего мы хотели. Верьян говорит, что не знает. Приказала ему придумать, а то лишу водочного довольствия… И я вот решила посоветоваться ещё с тобой. Я не очень понимаю, что теперь делать.

Фессон хмыкнул:

— Меня водочного довольствия не лишишь? Спасибо. — Он пожевал губами, — страшное тебе скажу, но ты уже большая девочка… Я не знаю. Для того и понадобился ваш посёлок, чтобы пробовать по всякому. А то, что ты сейчас в растерянности — ну, добро пожаловать в мир взрослых решений. Я вот уже семьсот лет так живу. Назначаю хорошего, толкового жеребца номархом — он пару лет трудится, а потом начинает оглядываться, мол, а не дурак ли я? Надо найти кого-то, кто будет работать за меня. И получается, что реально номом правит какой нибудь «носитель опахала».

— Кто? — удивилась Денкейн.

— Так раньше назывались придворные должности. Носитель опахала, чашник, смотритель гарема… Гм. Ты этого не слышала. Конечно, носитель царского меча носил этот самый меч только по праздникам, а на самом деле занимался серьёзными вопросами.

— Глупость какая-то, — пробормотала кобылка.

— Так уж было заведено в ту пору ещё, когда язык был сильно проще… Я пытался поначалу бороться с этой тенденцией — что правит не тот, кого я назначил. Но скоро бросил. Меня, в конце концов, волновал только исход дела. Единственное, я по неофициальным каналам довёл до наместников: «берите на аудиенции своих толковых замов. Чтобы мне по два раза не повторять»… А по поводу хитросделанности некоторых крестьян — я тебя прошу. Сколько раз ты слушала ругательные тирады Алое про казнокрадов? И это она ещё сдерживалась при детях. А ведь казалось бы — все они получают очень приличное содержание из казны. В старое время, да, бывало и я не платил жалование чиновникам, или платил порченой монетой. Теперь такого нет. Думаешь, воруют меньше? Нет. Даже больше. Во первых, возможностей прибавилось, во вторых, законы не так суровы. А вот например, указ о вольных городах помнишь? Конечно, помнишь… И наверно, даже злишься, что мы его у тебя сплагиатили…

— Да нет, не злюсь.

— Ну и хорошо. Так вот, пяти лет не прошло, принесли мне купцы прошение — чтобы запретить фабричным менять место работы без согласия хозяина. Резон прямой — рабочий, став мастером, потребует больше денег или уйдёт к конкуренту. Вот они и хотели это пресечь. Пришлось рявкнуть…

— Но я не думала… — Начала Денкейн.

Фессон махнул копытом:

— Это совершенно нормально. Например, дворянство один-два раза в поколение подаёт мне петицию, чтоб вернуть им судебные полномочия. Была такая практика в седой древности. И помнят же. Нет бы хорошее что-нибудь запомнить… А однажды даже набрались наглости потребовать организовать какую-то палату, чтоб обсуждать мои решения.

Взгляд отца на секунду сделался ледяным, так что Денкейн даже стало не по себе.

— Я сказал, что в тот день, когда кто-то станет переписывать бумаги после моей визы или пытаться диктовать мне свою волю, дворянство в стране закончится… Но это, понятно, был эксцесс. А так, зебры всегда проверяют длину поводка. И даже Моарей каждое новое поколение был вынужден пугать заново. Хотя с каждым разом это становилось легче, надо признать.

— Но что делать? — вновь спросила Днекейн.

— Говорю же — не знаю. Я в юности много читал всяких философов, да и сейчас не бросил. Никто из них не знает. Так что верни Верьяну водочное довольствие. Думай, агитируй, воспитывай, убеждай. Попробуй местечковый патриотизм — это иногда срабатывает. Или увлеки молодёжь каким-то проектом. Ты нестандартно мыслишь, ты не терпишь несправедливости — действуй. Для того и дал тебе полную свободу. На философов не смотри — ни хрена они о прогрессе не знали, раз мы всё ещё такие. Вот испортить зебр — это да. Тут много ума не надо — потакай инстинктам, да и всего делов. Это и я могу, и любой циничный политик. А исправить… Была на моей памяти пара сект строгого устава. Но это несерьёзно. Общество в целом так жить не может, утопия-с… Так что дерзай.

Денкейн только мрачно сопела. На её памяти это был, пожалуй, первый раз, когда отец не мог решить проблему. Именно не не хотел, а не мог, и даже демонстративно подчеркнул это.

— И кстати, ты замуж так и не собралась? — поинтересовался Фессон, — охота, знаешь, увидеть внуков.

— Да, вот именно теперь мне о внуках и думать, — огрызнулась кобылка. — Самое для этого время.

Фессон подумал, что Денкейн в некотором роде повезло — её мать не Алое, которая терпела бы фанаберии дочери минуты две, а потом выдала бы замуж в приказном порядке. Но решил не поднимать эту крайне скользкую тему.

Вместо этого он сказал:

— А у большинства такого выбора нет. Тот же крестьянин, будучи один, нормального хозяйства не заведёт.


Из кустов порт неплохо просматривался.

С утра они втроём заняли господствующую высоту, и могли наблюдать морской порт и все окрестности горы, где ещё вчера накапливались беженцы, а сегодня они резко развернулись назад.

Всё равно это было бессмысленно — торговые корабли из порта не уходили уже неделю. А теперь подошедший военный флот начал высаживать части вторжения. Войска пока только накапливались перед броском на столицу, но было понятно, что страна доживает последние дни.

Вобщем, это не было преградой — просто незначительной помехой. Существовала ещё тысяча мест, куда Клетчатый мог отправить своих подопечных, а некроманты, ведущие войска, возможно, и не уступали ему в силах, но всё равно вряд ли захотели бы связываться.

Но тут заупрямился Гремм. Ему внезапно захотелось лично поглазеть на живых мертвецов, поскольку в Зебрике такого зрелища, конечно, не увидать.

— А что будет с беженцами? — поинтересовался он.

— Да ничего не будет, — пожал плечами Дазо. — Отловят и вернут на место. Крестьяне всем нужны, в том числе и некромантам. На мёртвых можно, скажем, пахать, но ни к каким сложным работам они не способны.

— Интересно, — продолжил Гремм, — от них от каждого такая как бы нитка идет. А что будет, если её оборвать?

— Не знаю, — раздражённо буркнул Дазо, — я никаких «ниток» не вижу… Слушай, пошли уже. Мы тут торчим на этом холме, как мишень для лучников. Мне как-то не улыбается драться с начальством этого войска. Я, как ты помнишь, пять месяцев у них жил, представляю, на что они способны…

— Угу, — кивнул юноша, и сделал движение копытом, как бы разрывая что-то. Над равниной раздался звук, словно лопнула струна на гигантской домбре.

— Ты что сделал? — страшным шёпотом спросил Клетчатый. — Вот теперь нам точно конец!

Глава 18

Утром Денкейн приснился неприличный сон, она потянулась, зевнула и открыла глаза. Похоже, опять наступает это самое время.

Жаль, Алое не снабдила падчерицу заклинанием ещё и от влечения. Ей вспомнился недавний визит в аптеку. Там продавался обезболивающий порошок для чувствительных зубов. Но нерадивый ученик не вместил на ярлыке весь текст, и получился «порошок от чувств». Прочтя это, Денкейн глубоко задумалась и стояла перед шкафом, пока к ней не подошёл хозяин лавки: «молодую леди интересует что-то»? Она встрепенулась: «да, мне понадобится пару мешков ингредиентов. И я не шучу».

Впрочем, как биолог Денкейн понимала, что поделать с телом ничего нельзя, и лучше не вмешиваться в столь тонкие механизмы. К счастью, зебры были разумными существами, и период охоты проявлялся только в чуть более развязном поведении и в преувеличенном уходе за собой. Ну и в мыслях и снах, конечно. Она испытала укол стыда, вспомнив некоторые свои грёзы, приходившие в молодости. К счастью, о них никто не узнает. Потом толкнула в бок Сирила, нечего, мол, спать, когда принцесса срочно нуждается в помощи…

Когда Денкейн днём проходила мимо сельского храма, её позвал по имени жрец, выглянув из дверей. Воображение мгновенно нарисовало ей непристойную сцену, тем более, что жрец был очень дородным и холёным. Денкейн резко тряхнула головой. Да что ж такое. Ну ничего, это пройдёт, надо только потерпеть. Но мысли никуда не делись. Интересно мол, чем была бы для жреца такая любовная победа: жутким кощунством или поводом к гордости на всю оставшуюся жизнь?

— Да, что ты хотел? — спросила она, входя в святилище Фессона.

— Хотел поговорить с вами наедине… Без товарищей.

— Интересно, — протянула Денкейн, но уже видела, что собеседнику не до глупостей, поэтому собралась.

У дальней стены возвышалась статуя Фессона. Денкейн сама отбирала изваяния для обоих культовых сооружений, чтобы были без нахмуренных бровей, оружия, поднятых передних копыт или оскаленных зубов, как в полковых храмах, например. Вобщем, смотрящиеся максимально индифферентно, чтоб не пугать селян лишний раз. Поэтому здесь отец походил или на деревенского увальня, или на самого жреца.

По утреннему времени в помещении никого не было, кроме них двоих да уборщика — деревенского дурачка, которого призрения ради взяли на эту должность.

Денкейн чувствовала себя перед ним виноватым. Лет до тринадцати он показывал блестящие результаты в учёбе, но в один из дней стал заговариваться, а потом совершенно съехал с катушек.

Это было не доказано, но в научном сообществе ходил устойчивый миф, что слишком усердная учёба может повредить мозги. Сама Денкейн в такое не очень верила, но всё же возила помешанного в столицу и показывала специалистам. Диагноз был неутешителен, хотя она даже предлагала выбить разрешение на глубокое вмешательство, ей отказали.

«Нечего там исправлять, — сказал седой маг-целитель, — был у меня один пациент, не поверите, ваша светлость, утверждал, что знания во Вселенной могут сгинуть не иначе как в середине Солнца. До сих пор в палате сидит. И вашего подопечного, если заплатите, рядом посадим… А если серьёзно, то почти всё потеряно, шансы минимальны, даже если король даст разрешение».

Но поскольку сумасшедший угрозы не представлял, то Денкейн забрала его обратно.

— Так что ты хотел сказать? — спросила она.

— Помните, я говорил, что некоторые недовольны вашим… Гм, образом жизни?

— А я ещё велела тебе разобраться, — буркнула Денкейн и осеклась, вспомнив, как сама прикрывала перед родителями непутёвых друзей, а теперь фактически требует от жреца, чтобы тот доносил на зебр, виновных только в том, что не понимают столичной куртуазности.

— Слухи очень трудно отслеживать, ваше высочество. Но последняя сплетня меня особенно встревожила. И тут, пожалуй, я могу назвать источник. Это Ниин, Конк, Идаин…

— Как называет Верьян: «кулацкий актив». Кстати, не знаешь, откуда слово такое, дурацкое?

— Видимо, от грифонов или драконов пришло. Что не свидетельствует о любви крестьян к успешным односельчанам. Впрочем, всё равно их слушают… Так вот, речь о том, что ваш отец будто бы гневается на вас и поэтому запрещает переселять сюда других зебр.

Денкейн удивлённо подняла бровь:

— И этому верят?

— Увы, да. В конце-концов, последнее время идут разговоры о каком-то письме, которое якобы всё-таки отправили в столицу. Благо, грамотных хватает без меня. И мы теперь почти не получаем новых субсидий от казны…

— Мы не получаем субсидий, — ответила кобылка, начиная свирепеть, — потому что не должны их получать больше, чем то строго необходимо. Так как предварительно казну должен кто-нибудь наполнить. И по-моему, некоторые уже забыли, какими путями это обычно достигается… Что же до письма, можешь спросить у Верьяна, каковы шансы, что оно будет прочитано. Если даже в самом деле имело место. Поговорю с почтмейстером — почему мне о таких вещах не докладывают?

Кобылка глубоко вздохнула, успокаиваясь, и спросила:

— Я велела тебе организовать экскурсию для сильно умных в соседний городишко якобы на ярмарку и богомолье. Как успехи?

Жрец откашлялся:

— Да, мы были. Сначала, как вы и предсказывали, народ ужаснулся. Но уже на середине обратной дороги в разговорах возобладала мысль, что город беден, поскольку жители его ленивы и глупы.

— Что? — переспросила Денкейн, — но ты объяснил…

Она вторично умолкла. Что, собственно, должен был объяснить народу жрец? Что у соседнего города нет особых привилегий, потому землю там ковыряют деревянной сохой, примитивные орудия куют обычными молотками, а в случае чего мрут, как мухи? А небольшие доходы их частично отбираются местным феодалом, из которого в свою очередь вытрясают золото её же родители? Так себе обоснование.

— Я объяснял, — вздохнул собеседник. — Что, например, жители этого города, возможно, необразованны, но это не значит, что они глупы… Тут всплыла ещё одна особенность.

— Что опять?

— С одной стороны они, конечно, рады, что дети учатся, но и говорят, что молодёжь стала непочтительна…

— А это действительно так?

— Мне трудно судить, — вздохнул жрец, — я для них, видите ли, не авторитет. Но из разговоров родителей я понимаю, что проблема имеет место быть. Мол, ты имя своё написать не умеешь, а берёшься меня жизни учить.

— Ладно, об этом я проведу беседу, — нахмурилась Денкейн, — аристократы хреновы от науки нашлись… Может, праздник какой устроить? Алое говорила: гулянья отвлекают. Впрочем, здесь-то корень проблемы не в этом.

«Вот что, соберу-ка я на вечер кулацкий актив у себя за чаем. И послушаю, что они скажут. А потом схожу в беседку, — мысленно добавила она, — после такого расслабиться необходимо. Или сегодня схожу, а соберу на днях — всё равно голова с трудом работает… Интересно, что бы сделала Алое? Перевешала бы весь актив? Или всё же договаривалась бы? Несмотря на все слухи о кровожадности королевы, Империя — это всё же скорее плод компромисса, чем террора… От чего, вобщем, уходили, к тому и пришли. С каждым вредным гадом договорись».

Тут она подумала, что уже записала во враги значительную часть населения деревни, и совсем погрустнела.


«Довольно хреново драться с тем, кто учился совсем не так, как ты, и по другому. Никогда не знаешь, чего ждать», — подумал Дазо.

В данное время он «выкручивал» коридор перехода для двух некромантов, которые решили проверить, а кто это там, на холме, так лихо проредил их армию. Пока у мага получалось, но Клетчатый понимал, что это не надолго, а еще жалел, что не успеет перед смертью ни как следует обматерить Гремма, ни отослать его в безопасное место.

Сам же юноша стоял рядом с совершенно отстранённым видом, а потом вторично двинул копытом, как в первый раз. Дазо почувствовал, как давление с «той стороны» исчезло. Миг спустя, «из воздуха» вывалилось два тела.

Слегка обалдев от неожиданности, он повернулся к воспитаннику:

— Как это ты сделал?

— Я же говорю: нитка. У всех магов от головы идёт поток. Для большинства размер его — с кошкин хвост. Иногда это дерево целое, но всё равно понятно, где оно заканчивается. Хоть и выше гор, как у зеброкорна… А у этих конца нитки не видно. Я даже испугался сначала, а потом подумал, почему бы и нет?.. Кстати, — добавил Гремм, — там есть ещё маги. Почему они не нападают?

— Насколько я понял их образ мышления, — ответил Дазо, — они не нападут. Ты завалил двоих самых сильных, поэтому остальные должны либо сбежать, что вряд-ли — за бегство с поля боя их не погладят по голове, либо…

— Либо что?

— Ожидать твоих распоряжений.

Гремм закашлялся:

— Любопытный у них… Образ мыслей.

— Какой уж есть. Нормальная стратегия хищной стаи. У нас это не так выражено, но всё равно есть.

— А нитка-то всё ещё тут, — заметил юноша. — Ну, если ты говоришь, что они не будут нападать…

Он замер ещё на некоторое время.

Деф, взирая неодобрительно на всю эту вакханалию, сказал:

— По-моему, нам пора убираться в безопасное место. Подрались и хватит. Вечно вам, молодёжи, не сидится. И мне, старому дураку, вместе с вами… Гремм, ты слышишь меня?

Клетчатый отрицательно помотал головой.

— Боюсь, что тут уже решаем не мы…

Гремм поднял голову и медленно сказал:

— Это был необычный опыт. Словно я нырнул со скалы в выгребную яму после тропического дождя и без средств защиты… Но ты прав. Они не нападут. Пойдём, сходим в гости.

Глава 19

Несколько лет спустя.

На свадьбу Денкейн, конечно, не пошла. Это был бы перебор. Только на торжественную часть. Женился какой-то двоюродный племянник Ниина, и Денкейн мимолётно удивилась, что обычно прижимистый жеребец внезапно закатил пир на всё село.

Она выступила на торжественной части, подарила молодым книгу по уходу за жеребятами и быстро удалилась.

Книга была та самая, которую Алое пыталась сторговать на ярмарке, но только в дешёвом варианте за полтора серебряных сикля. Поэтому Денкейн не заморачивалась с выбором подарка. Таких книг у неё лежало два десятка. После «материнского внушения» и выделения некоторых средств скрипторию, их напечатали около тридцати тысяч, сделав таким образом самой издаваемой книгой планеты. Но беда пришла откуда не ждали — в стране не нашлось тридцати тысяч грамотных матерей, не способных оплатить врача, поэтому книги разослали в том числе главам административных единиц с указанием «распределить по принадлежности».

Сирил по этому поводу пошутил:

— А я думал, ты подаришь им свою любимую: «Двадцать четыре позы для любовной гармонии». Или ещё что-нибудь из сборника «Игривая зебра».

Денкейн хмыкнула:

— Ну да. Легенда гласит, что Алое покраснела, читая сборник, несмотря на опыт. Впрочем, поскольку я не слышала о массовой расправе над издателями, то наверно, ей об этой книге не докладывала тайная полиция. Они ведь тоже интересуются… Или не посчитали важным. Или она сама решила, что ей не докладывали, — Денкейн вторично усмехнулась, — только крестьянам нашим это читать не стоит. Тогда они точно решат, что в столицах живут одни распутные безбожники, и будет бунт на радость мачехе — давно она никого не убивала. Уж целых лет десять…

Когда Денкейн выходила из зала собраний, где гуляли обычно все большие свадьбы, её нагнал Ниин.

— Позвольте, мы зайдём к вам с друзьями через час. Есть один вопрос…

— Пьяные, что-ли? — удивилась она.

— Зачем же. Это молодёжь пусть веселится, а мы о делах поговорим тем временем.

Кобылка медленно кивнула. Она не возражала против массовых праздников, так как вином или пивом сильно не напьёшься, а водка в посёлке была запрещена всем, кроме начальствующего состава. Впрочем, ей и так никто не злоупотреблял, а Верьяну было строго приказано напиваться только за закрытыми дверьми.

Денкейн как-то читала легенду, что некий древний воитель, напившись пивом до бесчувственного состояния, был сожран свиньями, но особо не придавала значения. Чего только не придумаешь, чтоб объяснить внезапное исчезновение неудобного вождя.

Когда она вернулась домой, Сирил уже куда-то ушёл. В гостиной суетилась приходящая горничная.

— Подготовь лёгкую закуску и чай на шестерых. У тебя примерно час.


«Кулацкий актив» разместился за столом в гостиной, где обычно проходили заседания совета. Денкейн мельком покосилась на Конка — она чувствовала себя несколько виноватой перед ним. Он был потенциально неплохим магом. Не настолько неплохим, чтобы учить его в тридцать пять, но если бы они познакомились хотя бы на пять лет раньше, она, может, смогла бы пробить ему место. Такое случалось — когда дар, поначалу не суливший ничего особенного, с годами развивался как бы сам по себе. Но при средней продолжительности жизни в Империи в сорок пять лет, никто не взялся бы его учить.

Денкейн знала, что в высшем слое общества этот срок был в полтора раза больше. Кроме того, ещё в детстве ей пришло в голову, что если собаки или кошки стареют примерно в семь раз быстрее зебр, то значит, скорость увядания можно менять.

В десять лет она впервые «серьёзно» поговорила с отцом на эту тему и после этого решила стать биологом, чтобы разгадать тайну смерти. На самом же деле ей пришлось разрабатывать способы защиты зерна от грибков и мышей, а мысли о победе над старостью жизнь вынудила закинуть на десятый чердак.

Она не боялась смерти. Ещё лет в пять Денкейн было совершенно ясно, что будет после — то, что было до рождения — полное отсутствие себя. Но ей было жалко всех накопленных знаний. И то, что отец с мачехой бессмертны, не слишком утешало. А вот если бы бессмертным стал весь коллектив кафедры биологии…

Поэтому Денкейн и ухватилась за возможность доказать на практике возможность развития общества. Если над проблемой будут думать тысячи таких, как она, неужели решение не будет найдено?

А сейчас, как ни прискорбно, но Конка и его ровесников приходилось рассматривать только как питательную среду для будущего. Она же, выросшая на других идеях, не могла позволить себе даже в мыслях подобных сравнений. Не в первый раз Денкейн подумала — почему так отличается от других представителей своего класса? Просто такой уродилась? И наконец именно сейчас принцессу посетило озарение. Это потому, что её готовили в наследницы и вкладывали запас понимания и терпения на сотни лет вперёд. Позволяли думать и познавать мир самой почти без каких бы то ни было препонов. Позволяли фантазировать о мире сплошных денкейн, где никто никогда не будет враждовать, потому что в каждом конкретном деле более слабый добровольно уступит главенство более сильному, а не будет пытаться выторговать преференции знакомствами или ещё как-то. А потом разочаровались, и забыли объяснить, что с этим всем делать.

Вот она и получилась не такая.

Слегка обалдев от данного прозрения, Денкейн пропустила начало речи Ниина и лишь через минуту встрепенулась, начав слушать внимательно.

— И вот, — сказал Ниин, — из столицы пришло письмо. Великий король пишет, что недоволен вашим управлением и вскоре назначит другого, или может того, кого выберет сход…

— Что? — не поверила ушам Денкейн. Да, конечно, отец мог быть очень суровым и за какие-то серьёзные провалы вполне способен отстранить её, и может даже с позором, но… Во-первых, она не чувствовала за собой особой вины, а во-вторых, Фессон написал бы ей лично, или вызвал бы в столицу. А так, за спиной… Невозможно.

— Это письмо у вас? Ну, не бойтесь, не съем я его.

Ниин помялся, но всё-таки протянул бумагу. Даже издали Денкейн поняла, что это не официальное письмо канцелярии. Те писались только на пергаменте с тиснением и с магической печатью. И уж тем более не личное письмо отца — такое в самом деле могло быть набросано «на салфетке», но «тяжёлая» подпись была бы видна Денкейн ещё до того, как гость вытащил бы его из кармана жилетки.

Впрочем автор попытался придать посланию достоверность. Бумага была качественная, украшенная по форзацу разноцветными линиями. Почерк показался ей смутно знакомым. Видимо, попадался при проверке школьных работ.

Денкейн тяжело вздохнула. Всё ясно. Сельские интриги, чтоб их. Кто-то из не таких богатых односельчан решил подставить таким оригинальным образом «кулацкий актив», впутав в это дело своего ребёнка, который письмо писал, служащего почты, который якобы письмо получил (а может, это одно лицо) и… Королевскую канцелярию. Денкейн на миг продрало холодом вдоль хребта. Кретины. Они просто не понимают, что может случится с деревней, если… Видимо, она не совладала с лицом, поскольку Ниин проницательно усмехнулся:

— Верно-верно, подумайте, как будете оправдываться… Ну, а покудова нового начальника не прислали, завтра созовём сход, выберем временных…

Денкейн сгоряча чуть не брякнула, мол, если на их взгляд божественный король такой уж ревнитель морали, то как появились на свет она сама и ещё два десятка бастардов, кои, правда, уже умерли, но потомки их здравствуют и числятся во всех геральдических справочниках.

— Послушайте, это письмо — подделка. В столице знать не знают ни о вашей… Гм, возможно, в чём-то обоснованной жалобе, ни об этом, с позволения сказать, ответе. Давайте мы забудем об этом письме и сделаем вид, что ничего не было. А завтра проведём маленькое расследование. Узнаем, кто из помощников почтмейстера получал его, и в какой день. Сверим почерка… Или вы уже разболтали об этом на всё село?

И по глазам Денкейн поняла, что да. И что вот эта свадьба затеяна не просто так. Если она заартачится, то может произойти возмущение, подогретое винными парами.

— Прощения просим, но бумага есть бумага. Что вы как ребёнок… Не к лицу, ей же ей.

Денкейн тяжко вздохнула.

Можно было направить запрос в столицу, и через несколько дней предъявить ответ канцелярии. Или даже поступить ещё проще — пойти сейчас всем вместе в контору и с помощью того, кто там сегодня дежурит, порывшись в завалах найти одно из старых писем, которое, естественно, совсем не похоже на «народное творчество», что ей показали.

Но во-первых, упёртые крестьяне могли не поверить даже этому, а во-вторых, такой поступок означал бы, что её всё-таки отстранили, и Денкейн с этим согласилась. Пусть даже на несколько часов. А когда сведения неминуемо так или иначе дошли бы до отца с мачехой, у них возникло бы два вопроса: что это было, и почему она им не докладывала? Доклад же естественным образом вызвал бы к жизни иной вопрос: какие меры к зачинщикам были приняты? Пожалуй ей стоило распорядится сейчас самой вместо того, чтоб сначала публично позориться. Но Денкейн предприняла еще одну попытку:

— Я пытаюсь вас защитить. Последний раз предлагаю: сведём инцидент к глупой шутке... Когда в столице узнают об этом творчестве, весело будет всем.

Она говорила спокойно, сдерживая себя. Понимала, что мат, истерика и угрозы будут означать проигрыш.

Гости помотали головами, хотя она видела, что им всё-таки не по себе.

Теоретически, Денкейн могла бы приложить их этими самыми головами к столу с размаху, а то и вовсе посворачивать шеи, в целях принятия тех самых «мер», и ей, вобщем, ничего за это бы не было. Максимум — отстранение и научная командировка на год-другой… Вот только что делать с нетрезвой толпой? В которую наверняка умело внедрены подстрекатели. Её саму вряд ли осмелились бы тронуть, но в посёлке жило ещё два десятка недавних студентов. Большинство уже успело найти жён или мужей и завести жеребят. Жрица Алое успела родить аж троих.

— То есть, вы меня изгоняете, так?

— Зачем же. Живите в своём доме, сколько хотите. Только уж Сирила отселите куда-нибудь. Ну или сыграйте свадьбу, чтоб не гневить великого короля. Детишек-то учить надо. Хотя многие говорят, что учёба их портит, то неправда. Портит не знание, а отсутствие розги. Но если вам это неудобно, мы сами справимся.

На мгновение Денкейн показалось, что она слышит голос мачехи. А ещё она поняла, что их не переубедить.

Денкейн мельком подумала, что будь Дазо-Клетчатый в живых, можно было бы его притащить сюда и вдвоём раздать оплеух всем нуждающимся. Предполагая, что он ничего не расскажет родителям в память старой дружбы.

Впрочем, был ещё один «полуофициальный» способ, и именно к нему Денкейн решила прибегнуть.

— Хорошо. Я найду способ доказать вам всю глубину ошибки. А теперь покиньте меня.


На берегу реки она распорядилась когда-то построить несколько открытых беседок для романтических встреч влюблённых, умных размышлений и уроков на свежем воздухе, когда позволяла погода.

Позади одной из них Денкейн установила свой персональный портал. Правда, в отличии от порталов действительно могущественных магов, он вёл не в любое виденное ранее место, а в одно конкретное. Если же ей захотелось бы срочно попасть в другое, коридор пришлось бы долго перенастраивать без гарантий успеха. Впрочем, и это было очень круто. Один-два мага из сотни могли построить хотя бы такой переход.

Секунду спустя копыта Денкейн коснулись мощёной дорожки военного городка, находившегося примерно в полусотне лиг от селения. Она поднялась на крыльцо одного из типовых домиков и постучала. С минуту никто не отзывался, но затем лязгнула щеколда, и на пороге появился капитан Ласс. От него немного пахло вином, но в целом капитан выглядел браво.

— Ден? Привет. А что ты здесь делаешь?

— Привет. Ты не рад меня видеть?

— Рад конечно, но это… Неожиданно. День ведь на дворе, тебя могут увидеть!

— Ничего. А я уж думала, у тебя любовница…

— Не, — Ласс усмехнулся, — сослуживцы. В карты играем.

Денкейн фыркнула:

— Ты же не умеешь играть. Я давно тебе говорила…

— А… — жеребец махнул копытом. — В полку почти никто не умеет играть по-твоему. К счастью, ты не играешь на деньги. На том и держимся.

Она кивнула. С её цепкой памятью было в самом деле нетрудно всегда оставаться немного в выигрыше, даже не жульничая, а уж если применять волшебство, то у обычной зебры вовсе не было шансов. Поэтому карточные игры не пользовались среди магов уважением.

— Ласс, тут вот какое дело. Мне срочно нужна рота солдат. Ты можешь обеспечить?

Жеребец поперхнулся воздухом:

— Это зачем?

— В деревне бунт. Я хотела сделать так, чтобы никто не узнал. Ну, понимаешь, нехорошо, что я до этого допустила, и всё такое… Пусть отлупят заводил, как это обычно водится, и тихонько уйдут.

— Я… я не могу. Нужен приказ полковника. Он, конечно, прикажет, но придётся сообщить начальнику — командиру корпуса. Это армия, прости, ничего не поделаешь.

— Ладно, — вздохнула Денкейн, — попробуем так. Я, Денкейн, княгиня правящего дома, приказываю тебе выделить мне роту, но тайно.

Ласс кивнул:

— Роту я, конечно, выделю, но не доложить потом не могу. Можете меня побить и выгнать со службы, ваша светлость.

Если бы Денкейн разбиралась в бюрократических делах получше, она бы пошла к полковнику и попросила бы доложить о бунте абстрактно, пообещав потом отдариться услугой, но, опираясь на свой опыт, просчитала: полковник не посмеет не доложить, поскольку это непосредственно касается королевской семьи, и он сильно подставит себя. Точно так же, как она не хочет давать делу ход по официальным каналам, он не захочет брать ответственность.

— Ладно, идём к командиру.

Денкейн чувствовала себя очень необычно. Словно не её ноги меряют сейчас серый булыжник военного городка. Словно не она сейчас ставит точку или вбивает последний гвоздь в мечту о новом обществе. Отстранённо Денкейн подумала, что надо бы предупредить Ласса не фамильярничать с ней при всех — в довесок ещё не хватало, чтобы Сирил обо всём догадался.

«Или не предупреждать? Будет тебе наука, что если уж берёшься за дело, то не отвлекайся на постороннее. Тем более, это всё равно не может продолжаться вечно».


* Дальше до конца главы — включение из первой книги. Прошу прощения за самоповтор, но обойти его нельзя, иначе сюжет получается незаконченным.

— Вобщем, для подавления беспорядков пришлось вызывать военную команду, — глядя в пол сообщила Денкейн.

Как известно, в случае неприятностей лучше доложить первым, представив дело в своей редакции.

— М-мда. — Сказала Алое. — Я думала, что деньги послужат причиной крушения вашей «республики золотого копытца»… Впрочем, они и послужили. Только в данном случае не недостаток, а избыток.

— Но почему «крушения»? — поинтересовалась Денкейн. — Выпороли несколько смутьянов, так что с того? У нас в королевстве такое каждый день хоть где-нибудь да происходит.

— Да потому, — пояснил Фессон, — что мы давали деньги, дабы благодаря этому пороть не приходилось. А если всё равно приходится, так зачем платить больше?

— В самом деле, — сказала королева, — я сопоставимые суммы тратила на Загорье в первые годы, когда только туда зашла. Притом что это была провинция со стотысячным населением и территорией в три дня пути от края до края… Нам просто было интересно: что произойдёт, если дать общине в достатке земли, самые лучшие инструменты, школу и всё в таком духе. То есть, все желания мы, конечно, удовлетворить не смогли. Да это и невозможно. Я вот, например, — то ли в шутку, то ли всерьёз сказала Алое, — всю жизнь мечтала о бриллианте размером с конскую голову. Но его у меня так и нет… А насчёт итогов — мы увидели. В конце-концов, для лечения от пресыщенности нужна будет воинская команда.

— Вот скажи, — не скрывая раздражения спросил Фессон, — ты же сильная магичка. Почему ты не отвела этих смутьянов по одному за сарай и не избила там до полусмерти? Не верю, что ты могла не знать, кто мутит воду… Это незаконно, да. Но если б я или жена в своё время думали, что законно, а что нет, то так и остались бы старшими куда пошлют. А ты же собиралась, вроде, строить что-то воистину новое? А в таком деле нельзя не начхать на замшелых идиотов. А там или победителей не судят, или, в случае поражения, последствия смертельны… Извини, говорю с тобой, как со взрослой. Ты же взрослая?

Денкейн вздохнула:

— Я надеялась на здоровые силы в общине. Что им объяснят всю непродуктивность их действий, а если надо — то вразумят…

— Объяснили?

— Нет.

— А ещё у тебя в доме было две ванны, — в полголоса заметила Алое, — с точки зрения крестьян, это жуткое непотребство. И ещё ты жила со своим приятелем незамужняя… Ну что ты так удивляешься? У нас, конечно, были источники информации. Даже если б и не было — ты молодая, здоровая кобылка, странно, если б получилось иначе. А надумай ты выйти официально замуж, наверняка бы поставила в известность нас с отцом… Да, я тоже в своё время жила с кем ни попадя. Но при этом не забывала лупить за сараем всех недовольных этим фактом. Ошибочно думать, что окружающие ничего не видят или не соображают. Так можно только если тебе от них ничего не надо. А если всё же надо, то следует оценивать свои поступки… Поэтому «республика» объявляется распущенной.

— Но я… Мы… Может быть…

— Нет, довольно. Цени хотя бы то, что я там никого не убила. Ведь это можно трактовать как покушение на королевскую семью… По размышлению, мы решили не отбирать в счёт долгов инструмент или землю. Пусть остаётся всё как есть. Но и никаких дотаций больше не будет. Если они хотят, чтоб и далее в посёлке была школа, то пусть оплачивают учителей сами. Впрочем, я вижу, что большинству зебр образование только во вред. А управлять поселением будет обычный чиновник. Мы уже подобрали. И сотню солдат отправим с ним на первое время, а там будет видно.

Денкейн опустила голову ещё ниже.

— Можно, я хотя бы попрощаюсь? У меня там появились друзья…

— Конечно. Вот послезавтра вместе с ротой и отправишься.

— Но я… — Она умоляюще посмотрела на Алое.

— Хватит! — Повысил голос Фессон, — дискуссия исчерпана! Будет так, как сказала мать… Эм… королева. Ты не понимаешь, что тебя могут убить? И не надо говорить, что твои друзья смогут тебя защитить. Не смогут. Что и было продемонстрировано. Когда вернёшься, восстановишься на кафедре, а то там умных явно не хватает… Впрочем, тут я не навязываю, сама решишь. Но будь, пожалуйста, в столице…

Когда они остались одни, Фессон сказал:

— Ну, а что касается других проектов, то там спектр итогов широк. Начиная от «полный провал», и до «в принципе, сойдёт». Но там где «в принципе сойдёт», есть любопытная тенденция. Довольно быстро выделилась прослойка, сконцентрировавшая основные ресурсы и власть. По факту, они управляют поселениями. Можно назвать их «новыми дворянами». Они, правда, нихрена не умеют воевать, но зато хорошо умеют считать деньги. В нынешних условиях это , может быть, и важнее. И вобщем, какая нам разница, кто правит городами — главное, чтоб налоги исправно заносили. Но есть одна проблема: старое дворянство смотрит на это всё с непониманием и обидой. Мол, а как же мы? Нам вы никогда таких льгот не давали. И если прежние владетельные роды, за редким исключением, были надёжной опорой трону, не метя на пост выше канцлера или номарха, то что будет с новыми, я не знаю. Да они и сами еще не знают: куда ветер подует. Поэтому я думаю: что сумело выжить и развиться — пусть живёт, а нового заводить не станем. Если вдруг когда-нибудь случится чудо, и они смогут мудро управлять сами собой — то добро пожаловать во взрослый мир. А пока придётся нам за них думать.

Алое покивала:

— В целом же возвращаемся к старой доброй палке. Оно так как-то понятнее, надёжнее и проще. А успешным дожам, я считаю, можно будет потом дать дворянство, с выделением символического лена, или пусть покупают титул, чай, не бедные… Дело опять-таки не в том, что мне сильно хочется кого-то бить, а и вправду мы на пятитысячный посёлок Денкейн тратили какие-то совершенно неадекватные деньги. Которые при любом уровне налогов и урожайности, не отобьются и за сто лет… Хотя, справедливости ради, урожаи у них были хорошие. Придумывали какие-то новинки. Это надо внимательно изучить — может быть, что-то внедрим на общегосударственном уровне. Чтобы хоть не совсем зря деньги были потрачены.

Глава 20

Из дверей тронного зала чуть ли не кувырком вывалился один нынешних «коллег» Клетчатого.

— Что там? — спросил Дазо.

— Лютует, — шёпотом сообщил некромант и растворился в тенях коридора.

Дазо приоткрыл дверь и вошёл. Где-то посередине зала на полу лежал ворох каких-то тряпок и костей, распространяя не слишком приятный запах. Вообще, сладковатый запах мертвечины, пропитавший здесь буквально всё, понемногу сводил Клетчатого с ума. Не спасал даже носовой «пыльник». Поэтому он в своё время и уехал из империи некромантов. Но теперь деваться Дазо было некуда — Гремму нужна была его помощь.

Не в магическом смысле. После «Боя у побережья», как льстиво окрестили ту стычку придворные сочинители, Гремму вряд-ли требовалась силовая поддержка. Но требовалась моральная, ведь он всё равно оставался двадцатитрёхлетним молодым жеребцом. Невероятно мудрым для своих лет, но всё же молодым.

Клетчатый с Одри и Олси ожидали, что Гремм станет зеброкорном. Когда Дазо увидел его после длительной разлуки, сердце его оборвалось — опытный маг мгновенно понял, что все их надежды пошли прахом, и Гремм никогда не станет сколь-нибудь важной фигурой в игре во власть.

Однако, не прошло и суток, как юноша эту мысль опроверг. Он не просто в совершенстве использовал магию смерти, которую никогда не изучал, а словно сам был ею. И некроманты падали, как колосья под серпом. Впрочем, как только это стало ясно, они просто стали переходить на их сторону. Некоторые — так, некоторые, выторговав для себя нечто. Четверо самых могущественных с помощью посредников выпросили себе, фактически, независимые уделы в империи. И Гремм согласился, сказав по этому поводу Дазо:

«Какие все взрослые идиоты со своими условностями. Разве так трудно действовать совместно, а не грызть горло друг другу?»

Потом он убил их на всякий случай, обосновав это тем, что он лично никаких обещаний не давал. Впрочем, такое было вполне в духе здешних традиций, и подданные лишний раз убедились: этот царь — настоящий.

Дазо вздохнул и кивнул на покойника:

— Что это было?

Гремм, сидящий на краешке гигантского трона, пояснил:

— Воспитательная работа. Многие вассалы никак не могут взять в толк, что теперь в империи будут суды. А смертные приговоры утверждаю только я. Как полномочный её представитель. Впрочем, если честно, я подмахиваю их не читая — времени нет. Но сам факт, что приговор надо сочинять, а потом куда-то посылать на утверждение, а не махать косой на своё усмотрение, снижает число жертв кратно. — Гремм хмыкнул, — вот и приходится прививать новые методы. И ведь даже не скажешь: «что мол, идиот, хочешь мертвецами править?» Это как раз тот редкий случай, когда такое возможно.

Трон у Гремма был что надо — чёрный, метров пять в высоту, отлитый из какого-то тяжёлого сплава, с приклёпанными клыкастыми мордами и когтистыми лапами. Жеребёнок смотрелся на нём с точки зрения Клетчатого забавно. Впрочем, никто не смеялся. Некроманты вообще редко смеялись, и уж тем более — над властью, которая здесь заменяла, по сути, религию.

— Пусть лежит до вечера. У меня скоро приём — а что лучше оттенит величие владыки, чем свежий труп? — Он подвигал ноздрями, — ну, не такой уж свежий.

— Гремм?

— Что?

— Ты ещё помнишь кто ты? У тебя крышу от этого всего не снесло? Алое вот тоже начинала с войны за справедливость, и даже Моарей, говорят, в юности был просто шалопаем, который мог спьяну поджечь какую-нибудь лачугу, но не со зла.

Молодой маг слез со своего насеста, подошёл к товарищу и хлопнул его по спине:

— Не переживай. Это я. Ничего не изменилось… Просто, ну, не пугать их нельзя. Я думаю, ты понимаешь.

Дазо кивнул, и чтоб разрядить обстановку, спросил:

— А подругу ты себе не хочешь завести? Это до некоторой степени стабилизирует голову. Как старый холостяк говорю.

Этот вопрос в самом деле интересовал Клетчатого, поскольку, хотя зебры были не самым распространённым видом на планете, но найти любовницу для всесильного короля не представлялось Дазо большой проблемой. Возможно даже не придётся никого принуждать. Стерпится-слюбится, а там и дети пойдут.

Гремм подошёл к жарко пылающему камину, помолчал несколько секунд, глядя в огонь, потом сказал:

— Смерть берёт большую плату со своих адептов. У меня даже температура тела теперь ниже, чем у нормальной зебры. Когда холодно, у меня челюсть плохо двигается, замерзает… Поэтому вопрос с подругами для меня уже не стоит, увы… А ты ко мне так или по делу?

Немалым усилием сохранив бесстрастное лицо после такой информации, Дазо ответствовал:

— По делу. Оно, правда, не очень важное, но всё-таки я решил сообщить. У нас в городе один маг второго-третьего где-то ранга окончательно помирать собрался. Ему лет шестьсот уже стукнуло с чем-то…

Гремм пожал плечами:

— Значит, скорее третьего. Вторые так рано не помирают. Но мне правда стоит об этом знать?

— Он прислал какого-то очень пронырливого раба с запиской. Настолько убедительного, что он в конце-концов попал ко мне. Так вот там написано, что умирающий — наш с тобой соотечественник, и хочет сообщить нечто важное лично тебе. Я бы не придал значения — какой только лжи не услышишь от местных, особенно перед смертью, но в записке упоминаются Моарей и Алое, и несколько названий, которые мог знать только побывавший на Эквусе… Ну и да, по роду он принадлежит к зебрам. Принадлежал когда-то.

Молодой маг кивнул. Теоретический срок существования лича составлял пять с половиной тысяч лет. Но на практике до него дотягивали, если не гибли в сражении, только маги первой ступени. Остальные-прочие отбрасывали разнообразные конечности гораздо раньше.

— Адрес в записке есть? — спросил Гремм. — Ну, пойдём сходим поговорим.


Дом оказался так себе. Небольшой, зато близко от центра. Для некромантов, помешанных на престиже, это имело большое значение. Иными словами, обитающий здесь звёзд с неба не хватал, но был крепким среднячком.

Подобно зеброкорнам, Гремм обычно ходил без охраны, так как в здешних реалиях охрана была скорей опасна для охраняемого лица, но сегодня взял четверых младших подмастерий, чтобы те вошли в дом, предупредили, кто пришёл и почему, а потом стояли на входе, не пуская случайных посетителей.

Вряд ли старого лича навестили бы друзья, но мог явиться зеленщик, молочник или гробовщик.

Один из учеников вышел на крыльцо и жестом пригласил повелителя внутрь. Спальня хозяина против ожиданий оказалась не в подвале, а на первом этаже.

— Приветствую, Ваше величество. И тебя, господин Дазо. Простите, что не встаю, — подал он голос с кровати. — Это уже не в моих силах.

— Ничего, — сказал Гремм, — и сделал жест копытом, отсылая из комнаты посторонних. — Что ты хотел мне сообщить?

— Есть информация, которая, думаю, вас заинтересует, но прежде я хотел попросить о награде…

— Дай угадаю, — скучным голосом сказал Гремм, — отдать тебе одного из тех молодых дураков, что стоят на крыльце? И применить свою силу, чтобы нормально совместить это тело с твоим разумом? Ты давай, говори, а я подумаю… Мне интересно, как ты попал сюда, если не врёшь, что жил в Зебрике. Не производишь ты впечатления ходящего по мирам.

— Я совершил путешествие с помощью одного из зеброкорнов.

— Не терпится услышать подробности.

Лич кивнул головой и начал рассказ:

— Не буду тратить время на предысторию, его и так мало. Когда я понял, что не такой, как другие маги, то сначала предложил вести исследования по достижению бессмертия главе Гильдии Ликлоса, но не был понят им. Притом настолько, что пришлось уехать из родной страны. Я не отчаивался, так как знал, что в соседнем приморском государстве к власти пришла великая магесса, которую потом все узнали, как королеву Алое. О ней говорили, что она вспыльчивая, но справедливая, и любит знания. Хотя вблизи она оказалась, вобщем, обычным тираном…

Дазо недовольно поджал губы, но промолчал.

— …Впрочем, и ей мои идеи не понравились, — продолжил лич, — пришлось ехать дальше, через пролив, к Моарею. У него я и остался… Кстати, они еще живы?

— Моарей убит, — ответил Клетчатый. — Вообще из восьми бессмертных, которых ты, наверно, помнишь, уцелело двое — Алое и Фессон.

— Стало быть, состоялась ещё одна война, — кивнул старец, — ну, этого следовало ожидать. Но ты ошибаешься…

— И как же именно ты служил Моарею? — довольно резко перебил Дазо умирающего. Хотя ответ был ему не нужен. После уже почти шести лет пребывания здесь, он хорошо понимал, как.

— А ты, наверно, благородный рыцарь, да? — поинтересовался некромант, жутко улыбнувшись полусгнившей мордой. — Да, он был тиран, но и великий учёный. Он не признавал никаких препонов в познании. Понимаешь?.. А зебры… Ну, зебры всегда умирали. Даже подобные мне. Да и не так плохо они жили — по крайней мере, в провинции — ничуть не хуже, чем в царстве у Алое, или тем паче — на моей родине. Налоги везде были примерно одинаковы. Точней, примерно одинаковым было количество еды, которое зебре дозволялось съесть, а увидеть воочию что одного тирана, что другую, у простого крестьянина всё равно шансов немного. Зато у Моарея наличествовало много свободных земель для расселения, а вот преступности почти не было…

— Ну да, — кивнул Дазо, — главный преступник не терпел конкуренции.

— Что же до столицы, — задумчиво продолжал некромант, проигнорировав шпильку, — там да, шансы с почётом уйти на покой были невелики. Впрочем, выработались определённые правила безопасности. Что и как можно говорить царю. Что и как можно делать… Мне даже позволялось иногда немножко дерзить, как и ещё нескольким магам.

— Можно было уехать.

— Ну, таков уж образ мыслей зебр, что они надеются на лучшее и не хотят ничего менять без очень веского повода… Да и куда ехать кому-нибудь облачённому властью, например, даже если его отпустят? Кем он там будет?.. Да и отпустят, как же. Он носитель важной информации… Впрочем, я слышал, Алое когда-то отпустила своего друга, по совместительству канцлера, или что-то в этом роде. Кстати, она и меня не убила. Можешь записать это королеве в плюс. Но это она, надо полагать, ещё была молода… Студенты, случалось, уезжали в то же Запустынье, но это ложилось пятном на семью, поэтому не поощрялось.

— И как же ты, такой верный, оказался здесь? — спросил Дазо.

Гремм всё это время молча стоял поотдаль.

Старец издал какие-то скрипящие звуки, заменяющие смех.

— Верность это точно не та добродетель, что присуща аликорнам и некромантам. У нас было взаимовыгодное сотрудничество. Я ни о чём не заботился в бытовом плане, у меня было достаточно оборудования и сырья. Царь же рассчитывал получить армию мёртвых магов, накопив которых в достаточном количестве, он начал бы новую войну с Зебрикой.

— И что же пошло не так?

— Воскрешённые мной маги не могли колдовать! — В голосе его прорезалось раздражение. — Только здесь я узнал, что это нормальная побочка от пережитой смерти, и чтоб этого избежать, некроманты превращают себя в личей заживо. Сила же у умерших восстанавливается потом, через год или два, но среди таких как мы и один день беспомощности — это слишком смертельно, поэтому некоторые даже не ждут угасания половой функции. Да. А обычная мертвечина, пусть и несколько более сильная физически, чем живая зебра, Моарею была неинтересна и отправлялась на слом. Её же не поставишь в строй, как здесь, где все к этому привыкли. В Зебрике, думаю, солдаты разбежались бы от таких «союзников», даже невзирая на ужас перед царём. Так мы и не узнали, что надо было всего лишь немного подождать… Кстати, я сказал, что он не признавал препонов в познании, но один пункт у Моарея был — он не разрешал опыты над живыми магами, даже совсем бездарными. — Лич покосился на Гремма с намёком. — Вобщем, с каждым прошедшим годом я подвергался всё большей опасности…

— Понимаю Моарея. С удовольствием бы тебя прикончил, — не выдержал Клетчатый.

Некромант вторично рассмеялся и указал на молчащего Гремма:

— Это говорит учитель и друг того, кого уже сейчас в столице полуофициально называют «богом проклятых»? Привыкай, Дазо, здесь все такие, другого материала не припасено. Разве только ты откроешь для молодых магов школы выходного дня, где будешь учить их раздавать окружающим цветы, а не магические затрещины за плохую работу. Сколько, как ты думаешь, у тебя уйдёт времени? Тысяча лет, две? Ах да, ты же смертный… Ну ничего, у тебя достаточно могущества, чтоб пройти ритуал…

Старец приподнялся на постели, потухшие глаза засветились злобным огоньком. Такого вправду можно было испугаться, а встретив ночью на кладбище — и помереть от испуга.

— Только будь готов к тому, что все твои принципы превратятся для тебя в пустой звук, кроме жажды существования. А для того, чтобы быть по настоящему вечным, чтоб не бояться подставы от тех, кто выше тебя — как ты понимаешь, надо быть на самом верху. Ради власти ты будешь убивать, продавать, предавать. А ещё у тебя останется память — как ты гулял с молодой кобылкой или ел умело приготовленный поваром фруктовый салат. Пусть у тебя будет десять тысяч поваров, никто из них не сможет дать тебе снова почувствовать вкус пищи. И в один из дней ты, благороднейший Дазо, опора справедливости и прибержище слабых, ударишь кого-нибудь за это копытом по лицу. Дальше будет легче. Ты с лёгкостью вскроешь среди поваров заговор отравителей. В армии — путчистов, и так далее. Ты будешь им мстить за то, что они живые, а ты — нет. И это правило без исключений. Во всяком случае, пока не попадались…

— А мне кажется, это просто вы — моральные уроды. Впрочем, не только моральные, — возразил Дазо, окинув взглядом собеседника.

— Что было дальше? — Нарушил своё молчание Гремм.

— Дальше я понял, что пора бежать. Вы наверно знаете: власть зеброкорна такова, что от него практически невозможно скрыться на Эквусе, если он хотя бы раз разговаривал с тобой, или если у него осталась твоя вещь. По крайней мере, закрыться полностью у меня не хватало могущества. Поэтому я в один прекрасный вечер ушёл из дворца, сжёг свой дом, предварительно оставив там похожий на меня труп. Конечно, правитель мог заинтересоваться — маги редко гибнут в огне, но я создал магические «следы», якобы там шёл бой. Будто бы меня убили и для заметания следов устроили пожар. Самого Моарея обмануть так вряд-ли получилось бы, но если б он просто прислал дознавателей, то шансы были. Ночью я тайно сел на корабль, уходивший на континент, дополнительно закрывшись щитом…

Старик сделал паузу на отдышаться и продолжил:

— К тому времени я сделал вывод, что «поисковая» магия аликорнов несколько сродни некромантии, поэтому я надеялся продержаться, если Моарей не будет слишком уж упорно меня искать. И расчёт оправдался. Видимо, царь махнул на меня копытом, поскольку и так собирался убить, а тут кто-то выполнил работу за него… На второй день я вышел из укрытия и представился капитану. Сказал, что плыву по секретному поручению, но я не учёл, что меня знали и очень не любили в столице.

— Кто бы мог подумать? — пробормотал Дазо.

— Через пару дней команда взбунтовалась. Мне пришлось убить их почти всех, кроме нескольких зебр, бывших в трюме ниже уровня воды. Тут возникла новая проблема — кораблём некому стало управлять, потому что уцелел кок и несколько трюмных. Но даже если бы уцелели марсовые, впятером обслуживать такое судно не вышло бы. Поэтому по большей части мы плыли по воле ветра и течений. Благо хоть еды и воды было достаточно. Я не отчаивался, так как надеялся, что вскоре нас прибьёт к берегу.

— А что ты собирался делать с командой изначально? — поинтересовался Клетчатый. — Ведь капитан бы вернулся и доложил царю, что секретное поручение исполнено…

Некромант злобно покосился на него, но ничего не ответил.

— Примерно через неделю дрейфа на северо-запад, по курсу появился остров. Корабль выбросило на пляж, и вскоре нас привели к правителю этой земли — вождю Тумосу… И, Дазо, ты говорил, что я знаю восьмерых зеброкорнов, так вот, нет — девятерых. Потому что местный вождь тоже оказался таким. Я в первый момент чуть не умер от страха — показалось, что это меня встречает Моарей. Шутка вполне в его духе… Но Тумос оказался другим. Он сразу отделил меня от остальной четвёрки, больше я их не видел, опросил и отправил на несколько дней жить в отдельный дом, запретив из него выходить. Это не было заключением — на дверях он не поставил никаких запоров, но я всё же не осмелился нарушить приказ…

Гремм, который до того не проявлял видимого интереса, поднял голову и слушал внимательно.

— Потом он явился в дом лично и сказал примерно следующее: что меня следовало бы, конечно, убить, но поскольку вождь не любит этим заниматься, а оставлять в Зебрике не хочет, то он с кем-то там посоветовался, и нашёл для меня место. А затем отправил сюда. Здесь действительно для таких как я неплохо…

Некромант сделал паузу, видимо, подбирая слова:

— Я не знаю, владыка, как вы попали в империю, но если вы планируете вернуться в Зебрику, чтобы кому-то отомстить, то знайте, что этот Тумос не питает особой любви к себе подобным… Я заинтересовал вас?

— Что-нибудь ещё? — спросил Гремм.

— Существенное всё. Могу ещё рассказать много о том, как жила Зебрика шестьсот лет назад, если пожелаете. Но для этого у меня уже мало времени, если только вы не исполните мою просьбу.

— Понятно, — Гремм чуть дёрнул головой, и некромант на кровати замер. Молодой маг не глядя лягнул задним копытом дверь. — Эй там. Пригласите бальзамировщиков, и кто там ещё нужен. Мастер покинул нас.

— Ты не любишь исторические байки? — спросил Дазо.

— Нет, просто руководствуюсь максимой: не спеши убивать юношу — может из него вырастет что-нибудь приличное. Из этих четверых, что пришли с нами, наверняка вырастут отменные негодяи, но я не теряю надежды. А этот тип совершенно точно не исправился бы никогда. Кроме того, не стоило тебе при нём называть здешний истеблишмент «моральными уродами». Некроманты не умеют хранить чужие тайны, а тебя и так не любят. Этот вот даже дерзил.

Клечатый пожал плечами:

— Вот уж новость. Здесь и без того все всех ненавидят.

— Но это будет уже личная обида. А они любят копить обиды, как дети — цветные камешки.

— Кстати, — спросил наконец о главном Дазо, — что ты будешь делать с этой информацией? О девятом зеброкорне?

— Пока ничего. Пока мне есть, чем заняться.

Глава 21

Командир роты, естественно, уступил Денкейн свою повозку, и первые часа три она там пряталась, страдая от стыда и самокопания, но потом решила размять ноги. И вообще, неуёмный характер не позволял долго грустить. К вечеру она уже сидела у походного костра,

пересказывая всякие сюжеты из книг, которых неграмотные солдаты, конечно, не знали, и в свою очередь слушая истории, смягчённые для ушей дамы.

Уже отправляясь спать в здание почтовой станции-гостиницы, она краем уха услышала:

«Вот ведь народишко сволочь! Какого ещё им начальства надобно?!»

И Денкейн запоздало сообразила, что теперь солдаты будут иметь лишнее предубеждение против жителей городка.

Через два дня, вступая в посёлок, она уже укрепилась духом, смирившись с мыслью, что прежнего теперь не будет. Встречные смотрели в землю, преувеличенно низко кланялись и не заговаривали первыми. Спустя некоторое время почти всех согнали на площадь, причём выглядело это именно так. Солдаты, не особо стесняясь в выражениях, приглашали крестьян послушать нового чиновника.

Сначала, как полагается, выступила Денкейн, представив господина канцелярии советника и сообщив, что теперь управлять посёлком будет он, и что отныне образование будет платным, советы отменяются, как и дотации, и ещё несколько столь же «приятных» новостей, но таким тоном, словно всё это само собой разумеется и входило в её план.

Самое трудное было, конечно, потом говорить с друзьями. Как со столичными, входившими в ближний круг, так и с той молодёжью, которая вырастала на её глазах.

Некоторые отвернулись от Денкейн, хотя она пыталась объяснить им, что так поступила в том числе для их безопасности, и чтобы попытаться сохранить проект.

Кто-то буркнул: «дочь своих родителей». Она сделала вид, что не расслышала…

Примерно неделю спустя Денкейн сидела в памятной беседке и печально подводила в уме итоги.

В целом, община стремительно развалилась. Кто победнее — уехали, поскольку жалования больше, очевидно, не будет, а на одном энтузиазме долго не протянешь. Сирил, холодно попрощавшись, тоже уехал к отцу под тем предлогом, что давно его не видел. Кажется, он всё-таки о чём-то догадался. В посёлке осталось лишь несколько обеспеченных зебр — настоящих энтузиастов просвещения. Остались также жрецы: они были зебрами подневольными, а приказа на переезд не было.

Ласса перевели с повышением из «простой» гвардии в один из «придворных» столичных полков — заместителем командира, так что теперь они смогут чаще видеться. Денкейн не знала, поучаствовал ли в этом её отец, или просто совпало — в принципе, Ласс был толковым офицером. Если так пойдёт, он сможет стать полковником годам к тридцати пяти, а то и раньше. В этом случае их отношения всё равно будут мезальянсом, но всё же не таким шокирующим для знати.

Денкейн тихо фыркнула: к счастью, она практически не бывает в свете, и как там про неё болтают, не интересуется. Скорей всего, тайно завидуют. Фиалка-то может об этом ей сказать, а остальные-прочие нет.

«Впрочем, — подумала она, следуя въевшейся привычке рассматривать всякое явление с разных сторон, — может, эти условности знати не так и глупы, как мне то казалось в интеллектуально-снобистской молодости. У них крестьяне, как правило, знают своё место, и не в последнюю очередь благодаря ритуалу, обычаю…»

Денкейн повернулась, посмотрела на свою «виллу». На самом деле небольшой по столичным меркам особнячок. Его придётся бросить. Не требовать же, в самом деле, с нового чиновника откупные. Надо будет только забрать личные вещи.

На мгновение её посетило желание встать и уйти отсюда навсегда, ничего не забирая. Когда-то Дазо сказал при воспитаннице фразу, которую Денкейн тогда не поняла: «всё остаётся другим».

А что останется после неё? Несколько абзацев в учебнике юного агронома, как надо делать; и юного эконома — как делать не надо? Впрочем, она счастливее многих, лежащих в заброшенных могилах: отец с мачехой её точно будут помнить всегда. Такое стихийное бедствие поди забудь.

Денкейн вздохнула и поплелась к дому.


По совету Гремма перед походом в подземелье Дазо накинул тёплый плащ. Внизу действительно было прохладно. Сам молодой маг был традиционно задрапирован в королевскую мантию из драгоценных мехов. Догадавшись, о чём думает учитель, Гремм усмехнулся:

— Специфика моих подчинённых. Раз уж я — главный, то должен выглядеть и вести себя соответствующе. Вероятно, это обратная сторона жестокости — необходимость перед кем-то пресмыкаться. Они это делают даже с неким словно бы наслаждением. Впрочем, — поправился он, видя, что Дазо собрался возразить, — я не питаю иллюзий, и понимаю, что они меня разорвут, если только у них будет шанс сделать это и не сдохнуть. Постараюсь не доставить лордам королевства такого удовольствия.

— А глубока ли яма? — поинтересовался Дазо.

— Не знаю, — Гремм мотнул головой. Вырубленная в камне галерея, освещённая тусклым синеватым светом, постепенно понижаясь, уходила вглубь земли. Конец её терялся во мраке.

— Я прошёл примерно лигу, потом стало скучно, и я вернулся. Там то же самое. Я спрашивал у наиболее сведущих учёных — никто не знает. Это место считалось потерянным, да и теперь едва ли у кого-то из них хватит храбрости тут бродить… Если учитывать, что саркофаги стоят примерно через две сажени, то я прогулялся мимо тысячи своих царственных предшественников и их ближайших слуг. Затрудняюсь подсчитать, сколько это в годах, но империя явно старше, чем думали. Зато теперь понятно, откуда слухи, будто некий идиот разбудил древнее зло. Уж древнее некуда… Видимо, какие-то зебры, или люди, или ещё кто, я не выяснял, нашли дверь, как-то её открыли, но не догадались и не сумели прочесть в картушах на стенах, что это такое, и что эти кристаллы нельзя ни в коем случае воровать и вообще трогать…

Гремм приблизился к одному из гробов. В нём лежала страхолюдная тварь, похожая на гибрид леопарда с человеком, залитая какой-то остеклованной массой. Впрочем, даже тому, кто никогда не видел подобных созданий, было ясно, что на момент смерти она было далеко не в лучшем состоянии здоровья. И это не особенности разложения трупа, просто тварь была очень, просто невероятно стара. В изголовье саркофага в специальном держателе находился красноватый кристалл размером с яблоко.

— Много лет предельная продолжительность жизни лича считалась какой-то фундаментальной постоянной. А это всего лишь износ участка кристалла… Ну, того, с которого поток снимается. Он больше всего «вибрирует». Не знаю, как объяснить точнее… Но ты понял.

Дазо кивнул:

— Да, я понял.

— А их надо только своевременно менять. Так что всех этих чокнутых психопатов ещё можно оживить, если постараться… Ну, может, не всех — кристаллы тоже стареют, и некоторые будут дефективными, — Гремм издал смешок, — ещё более, чем при жизни. К счастью, я не дефективный, чтоб такое допустить. Но как оружие последнего шанса, я, пожалуй, сохраню это место…

Дазо с некоторой опаской покосился на ученика, а тот продолжал:

— Мародёры попытались спереть камни. Этот, тот и вон тот, — Гремм указал на пустые гнёзда над другими саркофагами. — Естественно, произошёл «конфликт» между не адаптированным предварительно к «пересадке» разумом воров и порядком ослабевшим, проходящим с помехами, потоком из кристалла. Впрочем, сознание тысячелетних магов, пусть от них мало чего и осталось, всё равно было сильнее, и уже на пути обратно взяло верх… Как-то они умудрились не передраться между собой и разойтись в разные стороны. Ну а дальше — представь себе сумасшедшего, но некогда великого мага, запертого в тело, практически не приспособленное для колдовства и рассыпающееся от этого на ходу. Да ещё с довеском в виде не до конца подавленного разума хозяина, который периодически вылезает на поверхность. Не удивительно, что по миру поползли слухи… Живыми никого не взяли, да сильно и не старались. Сами кристаллы тоже, увы, не были найдены. Искусство прятать свои сокровища развито у некромантов, как ничто другое. Впрочем, здесь их ещё очень много, и я, — Гремм понизил голос, — могу отчасти их прочитать, как тогда, на берегу. Это действительно богомерзкая летопись, но из того, что я познал во время сегодняшней своей прогулки, есть любопытное следствие: мы с тобой будем вправду жить вечно и никому не раскроем свой секрет. Ты — единственный, кому я смогу доверить перезапись своего кристалла, когда он у меня будет, конечно… А вот Деф, к сожалению, умрёт. У него нет склонности к некромантии, а обычного могущества тоже недостаточно.

— То есть, для себя ты уже всё решил? — уточнил Клетчатый.

— Ну, глупо же отказываться, — кивнул Гремм, — я думаю, вместе мы даже сможем добиться того, чтобы ритуал не отбивал все чувства…

— И тебя не смущает исповедь моареева прихвостня?

Гремм пожал плечами:

— Я стал импотентом в двадцать с небольшим лет. Но сей печальный факт же не сказался на моём характере… Ну, я так думаю. В этом даже есть свои преимущества: скачки вокруг размножения отнимают у смертных слишком много времени, которого у них и так нет… Ты знаешь слугу моего Их-о-ииза?

— Да, разговаривал пару раз на приёмах.

— Для него чувственные вопросы уже тоже неактуальны в силу возраста и пережитой смерти, но когда я из любопытства спросил, как с этим делом обстоит в его мире, рассказал, что у их вида органы размножения находятся на плече. И не совмещены с выделительной системой. Поэтому они смотрят на сей процесс, в отличии от нас, без излишнего стыда и вообще гораздо проще… Ну и потом. Кроме кучи мёртвых монстров, у меня здесь есть другая, не такая страшная, но зато относительно живая куча. А если я сдохну через полвека, то кто сможет контролировать её?

Разговаривая, они приблизились к выходу из пещеры. Там мялся в ожидании Гремма лорд провинции, под территорией которой и обнаружился Склеп царей.

— Ты доволен своей жизнью? — неожиданно спросил некроманта молодой маг.

— Всем довольные мы, не извольте беспокоиться. Вашим правлением не можем нарадоваться…

Гремм движением копыта отослал его и снова обратился к Дазо:

— Вот видишь, и такое существование тоже может приносить удовлетворение.

— Он лжёт, — ответил Клетчатый, — он заверил бы тебя, что ему нравится и его жизнь, и любое унижение, которому ты захотел бы его подвергнуть, кроме разве что смерти.

Молодой маг кивнул:

— Да разумеется, ты прав. Я шутил. — Он сделал долгую паузу и лишь потом добавил. — Но если когда-нибудь мои шутки не будут столь безобидными, или если я без веского повода решу проверить твоё утверждение на практике, не забывай мне напоминать, что мы другие.

— Не забуду, — кивнул Дазо. — Дело за малым — чтобы я дожил до этого момента, если он когда-нибудь наступит… И пережил его.

Эпилог 1

Примерно 150 лет спустя.

Нарушение защитного барьера Тумос, конечно, почувствовал. Магическое кольцо вокруг маленького государства было не по зубам обычным магам и даже телепортёрам, но по настоящему могучих остановить не мог.

Волны, пригоняемые ветром и течением, с шорохом накатывали на пустой вечерний пляж Острова. Возле линии прибоя стоял жеребец-зебра среднего роста, с виду лет сорока пяти. Несмотря на тёплую погоду он кутался в меховой плащ, а взгляд был направлен вдаль, куда-то в сторону Зебрики.

По энергетическому портрету Тумос догадался о личности гостя. Он не боялся драки, но опасался, что такая драка оставит от Острова пустыню. Тем более что визитёр «цвёл» алыми и зелёными нитями убийства, а значит, ни перед чем не остановится.

— Здравствуй. Я — Гремм. Знаешь обо мне?

Принц кивнул:

— Здравствуй. Знаю. Ты — тот молодой вампир, что сумел обмануть королеву… Впрочем, вижу, ты уже давно не молод и весьма продвинулся по дороге познания магии. Для чего ты пришёл? Чтобы мстить?

Гремм покачал головой:

— Нет. Не скрою, когда-то у меня было такое желание, но тогда я не был готов. А сейчас я уже очень далёк от желаний прежнего жеребёнка. У него больше нет права голоса, и мой внутренний зверь повержен. Пока… Хотя, надо сказать, это была непростая битва. Всё вокруг толкало меня на дорогу мести и ярости. Это одно из немногих чувств, доступных некромантам.

— Но ты — не лич, — с некоторым удивлением констатировал Тумос.

— Да. Это с одной стороны помогало, а с другой — мешало.

— И ты можешь быть уверен, что зверь повержен навсегда?

Гремм приподнял брови:

— Разве мы можем быть уверенны хоть в чём-то? Или, хочешь сказать, у тебя нет собственного монстра внутри? Но я хотел задать встречный вопрос: почему ты не объединился с Моареем? Или ещё с кем-то? Ты мог бы стать тайным козырем в войне и сейчас править миром.

— По той же причине. Я не видел в этом особого смысла. И не испытывал такого желания.

Гость долго изучал взглядом Тумоса, потом сказал:

— Увы, значит нам нечего дать друг другу. Что ж, прощай. Я мог бы предложить тебе нанести ответный визит, но тебе у нас не понравится…

Он повернулся и вошёл в портал, даже не удосужившись запутать след, так что Тумос при желании мог последовать за ним. Впрочем, от Тарны он знал кое-что о новом доме Гремма и в самом деле не жаждал увидеть это место. И уж конечно, он не побежит рассказывать Фессону и Алое, где обретается ныне этот очень странный некромант…

— Что же я не спросил, как он протянул полтора века в этом теле? — пробормотал зеброкорн себе под нос. — И зачем ему так рисковать?

Вернувшись домой, Тумос с удивлением обнаружил в своей гостиной здоровенную, выше себя, зеленогривую кирину, сидящую за столом.

— У меня сегодня вечер встреч. Спасибо, что вломилась в мой дом без приглашения.

— Пожалуйста, — кивнула Шайн и пододвинула к нему тарелку с пирожным. — Угощайся. У вас ещё не скоро научатся делать столь вкусный крем.

— Не стоило беспокоиться, — сказал Тумос, — я бы справился. Но к счастью, Гремм не собирался драться.

— Вменяемый некромант. Удивительно. Значит, мне в любом случае стоило придти — посмотреть на такое чудо… А для чего же он являлся?

— Пожаловаться. Это трудно пока ещё живому разуму — когда совсем некому пожаловаться.

— А как же Дазо?

Тумос пожал плечами:

— Не знаю. Я даже не знаю, кто это.

Он из вежливости попробовал чай, зная, что гостья никогда ничего не ест и не пьёт, и спросил:

— Мать не может сохранять простых зебр, только таких, как я. Некроманты могут, но с чудовищным уроном для психики. А вы можете? То есть так, чтобы полноценно?

Кирина молчала долго. Посторонний мог бы подумать, что у Шайн лёгкая эпилепсия, и она просто не услышала вопрос, но Тумос уже привык к этому пустому взгляду в стену. Конечно, она всё слышала, и теперь решает, стоит ли отвечать.

— Почему ты спросил?

— Хочется знать — заложена ли бессмысленность жизни при рождении или это можно менять?

— Вот, к тебе только что заходил один, изменивший себя.

— А я думал — это у него врождённое.

— Врождённое, — терпеливо подтвердила Шайн. — Когда-то на Эквусе жило целое племя таких. Понадобились мы, чтобы их уничтожить. Однако наследственность от некоего общего корня — непредсказуемая штука… Я имела ввиду, что Гремм сохраняет какие-то, с точки зрения зебры, положительные черты. Впрочем, встреться мы десять тысяч лет назад, он был бы обречён. Тогда мы истребляли тёмных магов без долгих бесед… А ответ на твой вопрос — да, мы можем сохранять.

— Что же для этого нужно?

Вновь длинная пауза

— Надо пытаться исправить мир или хотя бы не допускать его дальнейшей порчи... И выделится так, чтоб заметили.

Тумос криво улыбнулся:

— Всё как всегда. Значит, мои островитяне не имеют шансов. Здесь ведь никогда ничего не случается… Впрочем, возможно, что даже многие из нас обменяли бы своё бессмертие на шестьдесят-семьдесят лет, в течении которых ничего не случается, а главное — не приходят сведения о внешнем мире.

Рейн Шайн ничего не ответила, но принцу показалось, что в огромных глазищах мелькнуло какое-то выражение чувства.

* На мой взгляд хороший рисунок. Подходит к тому, как я представляю жизнь кирин в древнее время после падения Звезды.

http://mlp.reactor.cc/post/5092854

https://pikabu.ru/story/cherep_drakona_7277675

Эпилог 2

Время: по земному счёту примерно конец 18 — начало 19 века.

Место: далёкая-далёкая галактика.

Повествование ведётся от лица Немого, персонажа из «Сабрины». Эпилог 2 на сюжет не влияет, просто дополнение, его можно не читать.

Леопард последний раз зарычал и издох. Я лёг на землю рядом, пытаясь отдышаться. Проклятая кошка напала из засады, и пришлось совершать серию прыжков, прежде чем удалось разорвать дистанцию, выдернуть оружие и перехватить инициативу. Обычно после этого хищники сбегали, однако данный экземпляр оказался не только быстрым, но и очень тупым. Пришлось ловить его на притворно выставленную вперёд ногу. Раньше это движение всегда получалось, но сегодня судьба не благоволила мне.

Неосторожный доворот привёл к тому, что клинок сломался. А хуже того, дискордова кошка довольно глубоко оцарапала мне ногу. Проклятие, опоздал ведь совсем чуть-чуть. Этот леопард, наверно, какой-то залётный. Так-то хищники уже давно научились обходить меня стороной.

Или просто молодой. А я уже старый. И возможно, зверь это почувствовал.

Из кармашка на перевязи я достал импровизированный перевязочный пакет — кусок мягкой лианы и чистый листок дерева, обладавший (ну, вроде обладавший) антисептическим действием. По крайней мере, на вкус он был как подорожник, и я пользовался этими листками для остановки кровотечения. Хотя такой серьёзной раны я ещё не получал здесь, где нет элементарного бинта, не говоря про все «чудеса» походно-полевой химии Управления спецопераций.

Мысленно я усмехнулся. Да, прежде чем проваливаться в неведомое, надо было прихватить с собой индивидуальных пакетов и вообще всю аптечку, а также генератор, холодильник, самогонный аппарат, охотничье ружьё, а может, не охотничье, и так далее…

Взгляд упёрся в обломки меча. Могло ли такое быть, что созданный «исполнителем желаний» клинок сломался, застряв в туше? Или он тоже «почувствовал», что силы покидают меня?

На всякий случай я спрятал обломки в ножны. Конечно, мне не починить оружие без единого инструмента, но оставлять здесь тоже не годится.

До пещеры я добрёл только к вечеру. Забавно, после всех переездов, общаг, казарм, кают, а иногда и вполне нормальных апартаментов, моим окончательным домом стала пещера. Я раздул тлеющие угли костра и лёг рядом на «постель» из шкур и соломы. Холодно не было, но огонь мог отпугнуть ещё какого-нибудь нового хищника. Я сейчас не в том состоянии, чтоб сражаться. Нужно заснуть. Из всех медицинских процедур в моём распоряжении имеется только крепкий сон.

На этой планете я опять перестал видеть сны, похоже, они приходят только тогда, когда в жизни что-нибудь не в порядке. Наверно поэтому всю ночь снился мелкий дождь, разбитая колёсами и гусеницами дорога с лужами по колено и мерзкая, всюду проникающая сырость.

Когда я проснулся, меня лихорадило. Похоже, началось заражение. Всё же я — не настоящая первобытная зебра, сурово протестированная на право жить детской смертностью. Вот иммунитет и дал сбой… На счастье, когда я выбрался из пещеры, на дворе было уже так жарко, что конечности перестали трястись, осталась только противная слабость.

Чтож, это, пожалуй, конец. Я знал, что этот день настанет, не знал только, когда.

Перевязь и сломанная сабля остались в пещере. Странно, я всегда без сожалений покидал очередной временный приют, а здесь задержался на выходе, последний раз окинув взглядом стены и нехитрую утварь, сделанную своими копытами.

Кое-как я добрался до пляжа и уселся недалеко от воды, глядя на волны, и как местные солнца совершают свой величественный путь по небосводу. В полдень от жары попряталась вся живность, даже мелкие крабы ретировались в воду, только я сидел неподвижно, перебирая воспоминания.

Любопытно, стоит ли ещё Зебрика, или две чокнутых магички всё же довели её до краха? Мысленно по памяти попытался прочитать список вечерней поверки учебной роты, но запнулся уже на десятом имени. Говорят, те, кто впадает в старческое слабоумие, сами этого не замечают, нужен посторонний, чтобы прояснить ситуацию. Ну, или какой-нибудь объективный тест. С физической подготовкой проще — если поцарапал леопард, стало быть, выбываешь из списков.

Солнца по очереди закатывались за горизонт, вызывая фантастические по красоте оптические эффекты в небе. Я следил за этим фейерверком в который раз, но всё равно не надоедало. Эти зрелища отчасти заменяли отсутствие развлечений, привычных в Зебрике, вроде кино или радио.

Всё-таки я довольно долго был тут счастлив. Спасибо тому «кусту», что забросил именно сюда. Ведь зебры — тропические существа, и я всегда ненавидел холод…

Наступала местная ночь, которую хорошо освещали пять лун и соседний газовый гигант с кольцами, непостижимым образом всегда остающийся чуть позади (а может впереди) траверза моей планеты, так что иногда её было видно и до заката.

То-то учёные, если они тут когда-нибудь появятся, свернут мозги, объясняя, как такое возможно. Небось, измыслят какой-то третий невидимый объект, или новую силу в Мироздании. Солдафону в этом смысле проще: движение планет нарушает закон притяжения? Варианты ответа — да, есть, так точно.

Зато из-за обилия тяготеющих объектов с приливами здесь творилось Дискорд ведает что, и море практически никогда не бывало спокойным. Сегодня, однако, как по заказу, высота волн была умеренной, плыть будет легче.

Я размотал импровизированный бинт и двинулся вперёд.

Тёплая солёная вода местного моря защипала рану, но не слишком сильно. Терпимо. Я оттолкнулся и поплыл. В молодости и целым я мог бы, наверно, плыть так долго, чтоб увидеть завтрашний рассвет, если только там, в море, не найдётся крупных акул, а сейчас достаточно будет только хорошенько устать. Совсем идеально было бы потерять сознание, но на это рассчитывать не приходится. Да и направление потерять не получится, уж это в меня зашито накрепко. Остаётся только усталость, затем полвыдоха, как на стрельбах, и остановка…

Интересно, как глубоко я успею погрузиться, прежде чем инстинкт заставит меня начать бороться?

Однако, выяснить это не удалось. Некая сила вытащила меня из воды, как котёнка за шкирку и подвесила в воздухе. Это ещё что?!

Напротив на фоне звёздного неба виднелся какой-то тёмный туманный силуэт существенно выше меня. Ночью, да ещё не проморгавшись от воды, я не мог определить даже видовую принадлежность. Но по крайней мере в верхней части фигуры светились два крупных голубых глаза привычного вида. Голос оказался громким, вроде как мужским.

— Ты что это, тонуть собрался?

Я промолчал, не зная что отвечать на такой вопрос.

— Успокаивать тебя, полагаю, не нужно. Пойдём-ка со мной. Дело есть.

Мой же голос был, наверное, страшным и хриплым, ведь я не пользовался им лет двадцать, оправдывая полученную когда-то кличку:

— Я ранен. Вероятно, началась гангрена.

— Ну, это не беда, починим… Пойдём-пойдём, у нас интересно.