На краю

На краю

Брэйв Винг стоял на краю Брыклинского моста, самого большого и величественного в Мэйнхэттене, архитектурного чуда и ныне памятника былым временам, отголоска некогда славного прошлого бывшей Эквестрии…

Да, именно бывшей, так как страна, за которую ветеран Великой войны проливал кровь, перестала существовать, распавшись после государственного переворота и отречения от престола Ее Величества, Владычицы Солнца, Принцессы Селестии, а после и Её сестры, Принцессы Ночи, Луны. Незамедлительно последовало подписание позорного мира с Зебрикой, после чего обескровленное тело Империи было разорвано на клочки, гордо провозгласившие себя национальными республиками. Новая власть не нуждалась в героях проигранной империалистической войны. Их участь была предрешена: сгинуть на свалке истории, уподобившись своим бывшим правителям…

Однокрылый, серый как тень, пегас смотрел на алый закат над бескрайним проливом, уходящим к самому горизонту.
Лучи заходящего солнца касались покрытого шрамами и ожогами, изуродованного войной тела ветерана.

Боевой офицер вытащил из старой полевой сумки запятнанную засохшей кровью фотографию. На ней был запечатлён он, со своим бравым третьим штурмовым рейнджерским взводом гвардейского полка Её Солнечного Величества. Храбрые, удалые, дерзко и с вызовом смотрящие прямо в лицо смерти, гвардейцы были ударным костяком и символом Эквестрийской Имперской армии.

Он помнил каждого из них…

Рядовой Стронг Соулз, бесстрашный земнопони, пулеметчик, прикрывавший отход колонны беженцев и подорвавший гранатой себя и окруживших его зебринских солдат. Его пламенная душа никогда не знала ни яда страха, ни тени мелочных сомнений.

Сержант Рэйни Дэйз, лихая пегаска, закрывшая смертоносную пулеметную амбразуру врага своим телом, дабы дать шанс солдатам своего отделения продвинуться вперёд и прорвать оборону. Игривая ухмылка ее изящных тонких губ навсегда застыла, легкими штрихами запечатленная на обветшалой фотографии.

Санитар Стронг Харт, хрупкая единорожка, вытаскивавшая из последних своих сил с поля боя раненых солдат и оказывавшая медицинскую помощь мирным жителям. В ее преисполненном великим состраданием нежном, но сильном сердце никогда не было места ни злобе, ни гневу, ни ненависти.

А вот и лейтенант Броукен Стил, его верный замкомвзвода. Да, храбрый малый был, героический, готовый сорвать с себя последнюю рубаху, не жалел себя ни во время войны, ни после неё… Из-за потери рога и одного глаза от осколков снаряда приобрел, как и многие инвалиды войны, зависимость от обезболивающих наркотических препаратов типа мед-икс, и вследствие чего не очень героически умер посреди грязной улицы послевоенного Мэйнхэттена от передоза. Его командира почти наверняка бы настигла такая же бесславная судьба из-за оторванного взрывом крыла, если бы не любящая жена…

Брэйв Винг взял в копыта другую фотографию, так трепетно хранимую им в нагрудном кармане, у самого сердца. На ней была изображена прекрасная белоснежная златогривая единорожка.

"О, моя милая Санни Роуз…" – горько вздохнул Брэйв Винг.

Казалось, она смотрела прямо ему в душу своими строгими, но любящими небесно-голубыми глазами. Он помнил каждый момент их короткой, но счастливой совместной жизни. Помнил, как он катал её на планере, как дарил ей цветы на этом самом мосту, как она провожала его на войну, как ждали друг от друга долгожданных писем, которые в неразберихе военного времени месяцами шли до адресата, как они клялись в верности до конца… И помнил, как она, уже после войны, дождавшись его с фронта, умирала у него в объятиях от внутреннего кровотечения после теракта на железнодорожном вокзале… Как жизнь медленно покинула ее хрупкое искалеченное тело, пока ее муж бился в агонии отчаяния в бессмысленных попытках получить помощь. Он знал, что её могли спасти. Могли, если бы у неё была медицинская страховка, которая теперь не положена семьям не существующего ныне государства в силу реформы системы здравоохранения. Слеза, одна за другой, падала на старую, потрепанную временем фотографию, которая прошла с ним всю долгую войну. Фотографию, оставшуюся лишь безмолвным свидетелем его глубокой печали и разочарования.

Затем, из полевой сумки он вытащил письмо, полученное им сегодня утром по почте. Он перечитал его…

"Отставному капитану Б. Вингу.

Ставим вас в известность, что, ввиду неготовности нашего прогрессивного общества, освобожденного от устаревших порядков империализма, содержать военных преступников бывшего режима вследствие их подтвержденной неспособности к адаптации и переоценке морально-политических ценностей, а также ввиду вашей инвалидности и неспособности принести пользу новому обществу, постановлено вам, отставному капитану Брэйв Вингу, согласно новому указу народного правительства Новой Эквестрийской Республики номер N от XX.XX.XXXX года новой эпохи, в течение ближайших двух суток явиться в ближайший медицинский пункт для добровольной эвтаназии. В случае вашей неявки, будет совершена конфискация всего вашего имущества в пользу добропорядочных граждан с лишением оставшихся членов вашей семьи (если таковые имеются) и друзей (если таковые имеются) права его унаследовать или вернуть каким бы то ни было юридическим способом, а также публичная казнь на энергомагическом стуле.

Коммендантура городского округа Мэйнхэттен."

"Не дождетесь, суки…" — прошипел вслух со всей солдатской ненавистью старый ветеран. Затем, смяв письмо в комок и плюнув на него, яростно вытолкнул его ногой в темные воды пролива…

Брэйв Винг, в последний раз взглянув на родные лица своих верных боевых товарищей, прошедших с ним все ужасы войны, и его бедной, нежно любившей его до конца своей жизни жены, в резком и страстном порыве прижал фотографии к груди. Сердце яростно билось, кровь кипела в жилах, но в голове у пегаса было ясно, как никогда до этого. Помедлив, он убрал фото в нагрудный карман старого, пропахшего кровью и порохом армейского штурмового комбинезона. Затем, взяв бутылку выдержанного виски "Дикий пегас", старый капитан тяжело вздохнул и прошептал: "Да уж, так мы и не успели её распить вместе с тобой, Стил…". После, осушив её до дна и вышвырнув за мост, проговорил, четко и выразительно:
— Простите, но у меня больше нет выбора. Я обещал жить назло всем невзгодам – но без тех, кому дано это обещание, оно не имеет смысла.
Он вновь, не спеша посмотрел на тускнеющий горизонт, за который уходило яркое Эквестрийское солнце… "Как иронично…" — прошептал, ухмыльнувшись, солдат погибшей Империи. Мгновение спустя, распахнув одно единственно сохранившееся крыло, и вдохнув чистого приморского воздуха, он уверенно сделал шаг вперёд.

"Мы встретимся… снова" — последнее, что пронеслось в голове у стремительно падающего штопором вниз пегаса…