Чужая магия
XIX
Рэйнбоу Дэш неспешно прогуливалась по коридорам дворца, любуясь его красотами… Но это только на первый взгляд: внимательный наблюдатель или тот, кто хорошо знаком с пегаской, мог бы заметить, что на самом деле она что-то ищет, вернее кого-то. Ей нужен был Лист, а если точнее — картина с портретом. Дэш поняла, что понравившийся рисунок без уязвления гордости не добыть, и вот ей в голову пришёл, как она сама решила, хитроумнейший план. А именно: милостиво позволить художнику ещё раз запечатлеть себя на холсте и, так уж и быть, немного похвалить работу, чтобы Лист, обрадованный похвалой от самой Рэйнбоу, с мольбой предложил пегаске принять в дар картину. От мыслей о том, что у неё скоро будет восхитительный портрет, да ещё и не придётся просить, Дэш начинала хихикать и подскакивать на манер Пинки Пай. В её голове уже вырисовывалась собственная картина: как человек, преклонив колено, протягивает ей рисунок и говорит что-то вроде «Прекраснейшая из всех пони и быстрейшая из пегасов, прими этот подарок, от самого преданного тебе фаната!»
Полностью погрузившись в мир грёз, Рэйнбоу ничего не замечала вокруг, так что налететь на что-либо было лишь вопросом времени. Но влетела пегаска не в стену и не в колонну, а в широкую белую грудь единорога. Посмотрев вверх, Дэш узнала обладателя столь статной фигуры.
— Привет, Шайнинг, как жена? — и не думая извиняться, спросила Рэйнбоу.
— Полностью пришла в себя, — кивнул Армор подруге сестры. — Сейчас развлекается тем, что позирует человеку для портрета. Хорошо, что она выкинула из головы глупые идеи о сверхсложной магии. Живопись не так опасна для окружающих. Должен признать, у человека прекрасно выходит, — заметил Шайнинг.
Пегаска стояла перед единорогом, не зная, что делать: то ли рот открыть от удивления, то ли беситься в ярости? Не прошло и нескольких часов, а этот предатель уже рисует другую пони! Да как он посмел, изменник!..
Шайнинг заметил, что Рэйнбоу начинает отчего-то потихоньку закипать.
— Всё нормально? — на всякий случай уточнил он: смена настроений у кобылок всегда ставила бравого вояку в тупик.
— Всё просто отлично… — елейным голосом проговорила Дэш, отчего у Шайнинга, бывшего главы всей дворцовой стражи, по спине пробежал ощутимый холодок. — Когда увидишь Листа в следующий раз, передай, пожалуйста, что я его искала, хорошо?
Единорог кивнул, вдруг ощутив себя тем, кто должен принести ничего не подозревающему пони приказ о его казни. Причём, ни сам приговорённый, ни скорбный вестник, вероятнее всего так никогда и не узнают, за что же вынесен столь жестокий приговор. Радужногривый судья и палач в одном лице улыбнулась Армору и не спеша погарцевала дальше.
Армор выпустил воздух сквозь сжатые зубы. Неизвестно, чем человек провинился перед пегаской, но спуску она не даст… Неужели дело в том, что Лист пишет портрет его жены? Но ничего дурного в этом не видит даже сам Шайнинг, ничего такого, что могло бы вызвать пересуды или ненужные толки. Всё целомудренно: пристойная, даже величественная, как и подобает монарху, поза. Человек занят исключительно красками и холстом, работая на удивление споро и качественно…
Может, он обещал нарисовать саму Дэш? Нет, Кэйдэнс прожужжала мужу оба уха о чудесном портрете пегаски, который она видела у человека. Значит, её он рисовал ещё днём…
Выбросив из головы мысли о попытке понять, о чём думают кобылки, Шайнинг вернулся в свою комнату. Кэйдэнс всё ещё позировала, но на картине оставались лишь последние штрихи — фон можно дорисовать и без участия модели. Армор не мог не признать, что своими верхними конечностями человек очень ловко работает кистью. Куда ловчее, чем иные пони зубами, магией или, как делают некоторые, зажав в копыте.
Принцесса на картине получилась не аликорном-подростком, а настоящим правителем: серьёзным, внимательным, величественным, даже немного грозным. Художник уловил и усилил те черты, что только начали формироваться у принцессы. Определённо, такой портрет не стыдно повесить рядом с портретами Селестии и Луны! Даже грива, особым образом лежавшая на плечах, походила на невесомые причёски старших аликорнов. Может попросить нарисовать и собственный портрет?..
Когда Кэйдэнс, наконец, позволили взглянуть на работу художника, она радостно взвизгнула и, захлопав передними копытцами, повисла на шее мужа:
— Смотри, какая я! — с гордостью сказала она. — Настоящая принцесса, истинный аликорн! И больше не смей сомневаться во мне!
— Да я никогда и не…
Слова Шайнинга были прерваны вначале грохотом за окном, а потом и светом. Ночное небо озарили тысячи и тысячи огненных цветов-фейерверков. Не успевал погаснуть один, как в том же месте взрывался новый. Самые разные: различных цветов, форм, размеров. Огненная феерия в небе не прекращалась уже пять минут и Армор начал задаваться вопросами: кто разрешил такое, и у кого хватило средств на подобное? И только под самый конец, когда начали исчезать последние огни в небе, Шайнинг вдруг понял, что в небо ничего не взлетало, а значит, весь фейерверк — ни что иное, как гигантская иллюзия. Это порождало не меньше вопросов…
Но не успел он как следует поразмыслить над этим, как раздался крик, полный отчаяния:
— Кто-нибудь, помогите, он умирает!
Лира металась в бессилии: наёмный экипаж примчал их в замок так быстро, насколько это вообще было возможно, но единорожке всё равно казалось, что они еле ползли. Рабидусу с каждой минутой становилось всё хуже и незнакомая с лечебной магией Лира только и могла, что успокаивающе поглаживать вздрагивающее на кочках тело.
Вбежав в замок, единорожка что было сил закричала, ничуть не беспокоясь о приличиях:
— Кто-нибудь, помогите, он умирает!
Разумеется, на такой зов тут же явилась дворцовая прислуга. Пони осторожно подхватили и понесли человека в его покои, по дороге к ним присоединились как хозяева замка, так и его гости.
— Что случилось? — первой спросила Селестия.
— Он начал колдовать и вдруг свалился, — размазывая слёзы по лицу, всхлипнула единорожка.
— Что он наколдовал?
— Фейерверк.
— Ты имеешь в виду тот, что полыхал в небе пять минут кряду? — уточнила Луна.
— Да, — кивнула Лира, — он сказал, что это простенькая иллюзия и нет ничего сложного или опасного. А потом… — голос пони задрожал. — Он вдруг закрыл глаза и упал. Лежит он на земле, а в небе эти огни, и все пони в небо пялятся, и никто не замечает, что с кем-то плохо!
— Лира, ты и в самом деле думаешь, что столь сложная иллюзия на полнеба может быть простенькой? Посчитай примерно, сколько энергии в неё ушло! — мрачно перебила её Твайлайт. — Нужно было его сразу остановить, ты же лучше остальных знаешь, как его тело реагирует на магию.
Лира в ответ разрыдалась. Человека уложили на кровать и над ним склонились обе принцессы, осветив его сиянием рогов. Луна нахмурилась.
— Что с ним? — прошептала Лира.
— Плохо с ним, — ответила ночная принцесса, — этим заклинанием он сжёг внутренний предохранитель и теперь магия нашего Мира бесконтрольно вливается в него. Тело Рабидуса едва выдерживает напор…
— Что с ним будет?!
— Если тело выдержит пик магии… то всё будет хорошо.
— А если нет?!
Луна отвернулась от взволнованной единорожки, ничего не говоря, но та и сама догадалась.
Лира с тревогой посмотрела на человека — тот лежал пластом и часто-часто дышал. Сквозь закрытые веки пробивалось яркое синее свечение, а на теле начали проступать письмена и рисунки из гримуара.
— Откуда это? — тихо прошептала Твайлайт, осторожно касаясь рисунка на груди: восьмиконечная звезда, состоящая из двух квадратов, в свою очередь, заключённая в ещё один квадрат. В каждом углу был нарисован странный символ, смутно знакомый фиолетовой единорожке.
— Это из его книги? — спросила Селестия. Твайлайт кивнула. — Ты можешь прочесть, что они означают?
— Только часть, — покачала головой пони. — Это какое-то многоуровневое заклинание, я не смогу его понять без полного текста, а символы…
Буквы и в самом деле то появлялись, то исчезали на коже. Причём, появлялись не всегда именно те символы, которые исчезли секундой ранее.
Внезапно глаза Рабидуса широко раскрылись, и он обвёл всех присутствующих светящимся взором. Лира окуталась синим сиянием и подлетела вплотную к человеку; едва она коснулась его, как глаза единорожки сами собой закрылись и она, прижавшись к боку Рабидуса, уснула. Селестия вначале в удивлении приподняла брови, а затем, что-то поняв, кивнула своим мыслям.
Вслед за Лирой, сиянием окутались Винил и Рэрити. Точно так же подлетели к лежащему человеку и всё повторилось: одно касание — и единорожки засыпают, прижимаясь к неподвижному телу.
— Что происходит? — спросила сестру Луна.
— Рабидус не может самостоятельно справится со своей новой энергией и инстинктивно передаёт её часть тем, кто может её принять — единорогам, — пояснила Селестия.
— Значит, я следующая? — у Твайлайт расширились глаза. Не успела она договорить, как сияние охватило и её.
Принцессы и оставшиеся пони рассматривали мирно спящих единорожек. Как видно, контакт с пони-магами помог человеку: его дыхание выровнялось, мышцы понемногу начали расслабляться, а письмена на коже почти все исчезли.
— Если ему нужно было сбросить излишек магии, почему он не попытался притянуть тебя или меня? — спросила Селестию тёмная аликорна.
— Наши естественные щиты не позволили ему в бессознательном состоянии рассмотреть в нас пони-магов.
— Но мы можем ему помочь?
— Разумеется, нужно всего лишь коснуться его. Но я этого делать не буду.
— Почему? — удивилась Луна.
— Поглощение чужой магии вызывает привыкание почище зебриканских зелий, — покачала головой светлая принцесса. — Но тебя я не удерживаю. А теперь, — обратилась она к столпившимся в комнате пони, — вам следует оставить эту комнату, здесь вы ничем не поможете.
Луна дождалась, когда все выйдут, а затем осторожно забралась на кровать. Тия упомянула зебриканские зелья… Принцесса ночи однажды пробовала их, это были весьма яркие впечатления, но обязанности правителя не позволили в полной мере насладиться запретными порошками и снадобьями.
Аликорна мягко коснулась груди человека… Ощущения были совсем иными, чем от зелий: не было вспышки счастья, беспричинной эйфории, ярких галлюцинаций и прочего, ради чего пони принимают зебриканский яд. Было… хорошо. Очень хорошо. Чтобы понять как, представьте, что вы пришли с мороза, полностью промёрзнув и промокнув, проголодавшись и устав — это вы до прикосновения, а теперь вы сыты, лежите в мягкой и удобной постели, укрывшись тёплым одеялом, а рядом с вами тот, кто защитит от всего и поможет всегда…
Луна закрыла глаза и легла на грудь Рабидуса, боясь разбить столь сладостную иллюзию. В последний раз она себя так чувствовала лишь в детстве, когда, заблудившись в лесу, проплутала до глубокой ночи и совсем измученная свалилась под кустом, где её и нашла Селестия. Тогда они заночевали вдвоём под тем кустом и ощущение защищённости, что принесла с собой старшая сестра, запомнилось Луне навсегда. Судя по счастливым мордашкам прочих пони, лежащих рядом, они испытывали что-то схожее. Теперь понятно, почему Тия сказала, будто это вызывает привыкание — отказаться от подобного добровольно практически невозможно. Луна с грустью думала об утре, когда магия человека нормализуется, и он не будет так щедро одаривать всех вокруг счастьем.