Что есть бытие, если не смирение? В мире, где живые боги вершат судьбы смертных одним лишь капризом, а их души — необъятные и непостижимые для многочисленных подданных — легко превращаются в оживший ужас, пони редко оставляют за собой право выбирать. И всё же выбор всегда был. Кому подчиняться? Кому отдать свою веру, свою жизнь, своё существование?
Шэдоу Блэйз сделал выбор. От безысходности, от горечи и усталости, а может, от чистейшей скуки. Он не считал себя героем, и вряд ли кто-то когда-то мог его назвать таковым. Скорее, он был очередной тенью в длинной веренице таких же единорогов, оставленных минувшими эпохами. Но, как это всегда бывает, тех, кого забывает Принцесса Солнца, находит её сестра. Даже если только во снах.
И когда настал тот день, когда его богиня, вернулась в обличье Кошмара, её безумие, словно заразная болезнь, отразилось в его собственной душе. С серой, как пепел, шерстью, с алой, как засохшая кровь, гривой и темно-зелёными глазами, он стоял перед выбором.
Выбор был лёгким.
Иногда, наедине с собой, Шэдоу Блейз понимал, что, возможно, он выбрал неправильно. Но что есть «правильно» в мире, где боги сами решают, кем быть, монстрами или спасителями?
Ровно потому, что единорог принял свою роль, какой бы она ни была, он не задавал лишних вопросов, не возмущался приказам, не выказывал сомнений. Когда его отправили на далёкий и холодный север, чтобы принести Кристальной Империи новую "ночь", он принял это без колебаний. Что ж, если покорение чужих земель стало неотъемлемой частью существования, кто он такой, чтобы протестовать?
Императрица Найтмер Мун правила безраздельно и с яростным наслаждением. Её новый мир был кровавой симфонией безумия. Армия ночи жила в вечном танце похоти и жестокости: оргии под багровым светом луны, пиршества, пропитанные кровью её врагов, и страсть, столь же безумная, как и её ненасытные амбиции.
Не то чтобы он был против. Грубая сила, беспощадность и отсутствие какой бы то ни было морали, стало привычным фоном жизни. И всё же в самых отдалённых уголках его сознания теплилась несбыточная мысль о другой судьбе.
Сейчас, стоя у покосившегося деревенского забора в снежной пустоши, он позволял себе тоскливые размышления. Холодный ветер трепал его алую гриву, срывая с кончиков снежинки, а под ногами скрипел снег. За спиной слышались крики, хохот и грохот — его "собратья" со рвением, присущим слугам Ночи, грабили, насиловали, и разрушали невинную деревушку. Огонь алчно пожирал ближайший амбар, а издалека раздавались дикие вопли.
Он сделал затяжку и перевёл взгляд на ближайший домик, откуда слышались глухие звуки. Через мгновение дверь распахнулась, и на снег выпала молодая кристальная пони. Она болезненно ударилась о землю, но это не привлекло особого внимания капитана. Его взгляд лениво скользнул по её подтянутой фигуре. Вместо шерсти тускло блестела темно розовая кристальная кожа, а растрёпанная небесного цвета грива выглядела так же мягко, как обычная, несмотря на её сияние.
Шэдоу задумался о физиологии кристальных пони. Была ли их "кожа" на самом деле кожей? Или её блеск это лишь свойство их природы? Ему бы следовало задуматься о чём-то другом, но этот бессмысленный вопрос на мгновение отвлёк его от хаоса вокруг.
Однако его размышления прервались, когда пони, вопреки всему, встала. Её ноги подгибались, но она упрямо поднялась, не позволяя боли или страху сломить её. Вместо того чтобы бежать, она удивила капитана своей решительностью: не издав ни звука, пони сделала шаг обратно к дому. Она шла, будто её тянуло назад, несмотря на то, что в доме, судя по звукам, хозяйничали Шэдоуболты.
Шэдоу вскинул бровь, слегка выдыхая дым. Что-то в этом моменте зацепило его. То ли её неестественное упрямство, больше характерное земным пони, то ли бесстрашие, граничащее с безумием. Она шла к своей гибели, и он это знал. Но что-то заставило его остаться на месте, не вмешиваться, просто наблюдать.
Дом пропах гарью и пылью, мебель была перевёрнута, а пол усыпан мелкими осколками кристалла — следы неистового разграбления, типичного для шэдоуболтов. Единственный оставшийся в доме фестрал, облачённый в обтягивающий фиолетовый костюм с глянцевым блеском, внимательно осматривал помещение. Его копыта шарили по шкафам и полкам, поднимая и опуская всё, что могло показаться ценным.
Он услышал скрип двери и обернулся. Увидев, что к дому вернулась кристальная пони, он замер. Бровь его резко поднялась, выражая смесь удивления и раздражения.
— Ты что, потерялась? — бросил он насмешливо, пристально разглядывая её ослабевшую фигуру.
Она ничего не ответила. Её взгляд был прикован к полу, где лежала картонная коробочка, едва не попавшая под его копыто. Он внимательно посмотрел туда, куда устремлены её глаза, а затем поднял коробочку, осторожно потряхивая её у уха.
Внутри что-то глухо звякнуло. Таблетки.
Её реакция была мгновенной: глаза вспыхнули, дыхание участилось, и она шагнула ближе, словно подчиняясь инстинкту.
— Эй, ты чего? — усмехнулся он, держа коробочку повыше. — Они твои, да?
Она наконец открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова увязли в её пересохшем горле. Вместо этого она сделала неуклюжую попытку забрать коробку, протянув копыто, но он лишь отмахнулся.
— Ну уж нет. — Он открыл коробку, взглянув на таблетки. — Знаешь, это делает все ещё интереснее. Никогда не насиловал наркоманов, так ещё и кристальных.
Она остановилась, глядя на него с отчаянием. Её губы дрогнули, она с трудом выдавила:
— Пожалуйста…
— Пожалуйста? — Он усмехнулся, переступая ближе и разглядывая её. — И что ты готова за это сделать?
Она замялась, не зная, что сказать. Шэдоуболт, не дожидаясь ответа, шагнул вперёд, одним движением прижав её к полу. Её хрупкое тело болезненно ударилось об осколки на полу, но она не закричала, лишь судорожно вдыхала.
— Раз уж ты сама вернулась, почему бы нам не поразвлечься? — Его голос стал ниже, хриплым, пропитанным предвкушением.
Она попыталась вырваться, но его хватка была железной. Её взгляд метался по комнате в поисках помощи, но спасения не было. Только холодный блеск его глаз, злорадная усмешка и сдавливающий её вес.
На мгновение тишина заполнила комнату, прерываемая лишь их тяжёлым дыханием и хрустом кристаллических осколков под их копытами.
Фестрал, с искривленной усмешкой, придвинулся ближе, его копыто скользнуло по её телу, начиная от груди и спускаясь вниз, к вымени. Она дрожала, будто её тело пыталось сопротивляться, хотя сознание, сломленное страхом, было неспособно на это.
Его лицо приблизилось к её, и злорадный шёпот, липкий, как яд, проник в её уши:
— Тебя, когда-нибудь имел фестрал?
Её глаза расширились, и в этот момент раздался глухой хлопок — телекинетическое поле охватило фестрала, отрывая его от неё с хищной яростью. С треском и грохотом его тело впечаталось в стену, оставляя едва заметные трещины. Она, лежа на полу, тяжело дышала, а затем сразу же поползла к разбросанным таблеткам, её единственному спасению.
Тишину нарушили тяжёлые шаги. В дверях появился единорог. Его грязно-серая шерсть и тёмно-алая грива, выбивающаяся из-под шлема, резко выделялись на фоне выцветшего интерьера. Он потушил сигарету об стену, оставляя тёмный след, и, прежде чем фестрал успел очнуться, тяжело ударил его ногой по рёбрам.
Шэдоуболт застонал и закашлялся, корчась на полу.
— Ты что, блять, творишь?! — прохрипел он, глядя на единорога снизу вверх, с искажённым от боли лицом.
Тот наклонился к нему, его холодные глаза встретились с полными ужаса глазами фестрала.
— Она — моя, — произнёс единорог спокойно, но с таким холодом в голосе, что кожекрылый невольно сжался.
Фестрал, ещё минуту назад ощущавший себя хозяином положения, теперь выглядел жалкой тенью. Он скулил, потирая ушибленные рёбра.
— Я… я не знал… прости… — Он едва выдавил из себя слова, а затем, прихрамывая, выскользнул из дома, не осмеливаясь обернуться.
Единорог остался в комнате. Он опёрся о стену, наблюдая за кристальной пони, которая уже сидела на полу. Её грязная, блестящая грива падала на лицо, пока она, трясущимися копытами, сжимала таблетки, поспешно глотая одну за другой. Её глаза, пустые и бесжизненные, устремились куда-то наверх, будто пытаясь найти спасение там, где его никогда не было.
Он ничего не сказал. Только тяжело выдохнул, глядя на неё, но в его взгляде не было ни жалости, ни упрёка. Шэдоу Блэйз подошёл ближе, его взгляд впился в её глаза, которые, казалось, больше напоминали взгляд ребёнка, потерянного в бескрайнем мире. Эти глаза были пустыми, но всё же в них теплилось что-то… незавершённое. Он медленно скользил взглядом по её телу, словно оценивая добычу: хрупкая фигура, мерцающая в тусклом свете, вызывала странную смесь интереса и жалости. Едва заметный скол на её кристальном боку немного портил её вид, словно трещина на когда-то безупречной статуэтке, но не лишал её некой утончённой привлекательности.
Он остановился перед ней, поднял её подбородок копытом, заставляя встретить его взгляд. Глубокие, холодные зелёные глаза встретились с её дрожащими голубыми.
— Все кристальные пони такие? — его голос был низким и бархатистым, но с налётом хищного интереса.
Она, словно пробуждаясь от сна, помотала головой. Её голос был слабым, почти шёпотом:
— Я… ничего не помню. Когда империя вернулась, я отправилась в единственное место, что ещё оставалось в моей памяти… сюда.
Шэдоу Блэйз вздохнул, его лицо на мгновение приняло задумчивое выражение.
— Полагаю, ты одна из многих жертв короля, — протянул он, отпуская её подбородок. — Увы, таких, как ты, немало.
Он отступил на шаг, его тёмная фигура теперь казалась ещё более контрастной на фоне её светящегося, хрупкого тела.
— Капитан третьего эскадрона дивизии "Несущие ночь", Шэдоу Блэйз, верный слуга принцессы Луны, — представился он, слегка склонив голову в жесте, который мог бы показаться галантным, если бы не холодная улыбка. — Более известной ныне под именем Императрица Найтмер Мун.
Её взгляд блеснул слабым интересом, и она с трудом выдавила:
— Разве ей служат не только фестралы?
Он коротко рассмеялся, усмехнувшись.
— Фестралы? О, их действительно не мало. Но Императрице служат все, кто готов следовать. Хотя, признаюсь, большинство фестралов — дикари. Грубые, жестокие… такие, как тот, что пытался тебя изувечить. Рекомендую держаться от них подальше.
Она, кажется, не знала, что сказать, лишь молчала, избегая его взгляда. Тем временем его магия подняла с пола коробку таблеток. Её взгляд моментально стал жадным, почти животным, когда она увидела, как он прячет её за пазуху.
— Я расквартируюсь тут на время нашего пребывания в вашей… деревне, — спокойно сказал он, оглядывая скромное помещение. — У тебя есть вторая кровать?
Она покачала головой.
— Хм, — хмыкнул он, сбрасывая с себя тёмную форму. Её тяжёлый, слегка изношенный материал с глухим звуком упал на пол. — В таком случае, я буду спать на полу.
Она молча наблюдала за ним, удивляясь. Эта сомнительная милость от захватчика сбивала её с толку, но её мысли не долго цеплялись за это. Таблетки, которые он забрал, оставляли в её душе неприятное предвкушение грядущей ночи.
Снаружи раздавались крики других кристальных пони, пронзительные и болезненные. Их голоса перемешивались с холодным ветром, но для Люмин Скай они звучали как предупреждение. Она знала, что ночь будет долгой, и сомневалась, что этот чужак действительно так благороден, как хочет казаться.
Тьма окутала пограничную деревню кристальных пони плотным саваном, словно намереваясь скрыть от мира всё происходящее. Снаружи крики постепенно сменились протяжными стонами и дикими воплями, эхом разлетаясь в холодном воздухе. Войска ночи, удовлетворив свои жадные инстинкты грабежа, обратились к другим, более низменным желаниям. Люмин Скай слышала всё это — или, скорее, могла бы слышать, если бы её разум не был погружён в другой кошмар.
Она беспокойно ворочалась на своей узкой кровати, простыни липли к телу от пота. Её мысли снова и снова возвращались к обрывкам прошлого. Тени мелькали перед глазами, холодные, насмешливые, искажённые. Его лицо было размытым, но его прикосновения — болезненно явственными. Его голос, когда он насмехался над её отчаянием, глумившийся над каждым её криком. Он использовал её тело, её душу, пока от неё не осталось ничего, кроме пустой оболочки, а затем выбросил, словно ненужную вещь.
Она закусила губу, пытаясь сдержать рвущийся наружу хриплый стон. После возвращения империи правительство принцессы Каденс попыталось найти решение для таких, как она — "игрушек" Сомбры. Но всё, что они могли предложить, — таблетки. Таблетки, которые притупляли боль, позволяли на время забыться.
Её дрожащие ноги спустились на холодный пол. Силы покидали её, но жажда была невыносима. Попытавшись дойти до кувшина с водой, она споткнулась, и уже готова была упасть, когда мягкое телекинетическое поле подхватило её.
— Не спится? — голос Шэдоу Блэйза был глубоким, бархатистым, но в нём слышалась едва заметная усмешка. — Хотя… я, кажется, знаю причину.
Он осторожно опустил её на ноги и подошёл ближе. Его магия подняла флягу, из которой он налил мутноватую жидкость в небольшой стакан, стоявший на столе.
— Пей, — сказал он. — Подарок от меня.
Люмин Скай колебалась, но жажда пересилила страх. Жидкость неприятно обожгла горло, оставив привкус чего-то едкого. Но вместе с этим боль, терзавшая её тело и душу, ненадолго отступила.
— Как тебя зовут? — его голос был на удивление мягким, почти заботливым.
— Люмин Скай, — тихо ответила она, чувствуя, как тепло распространяется по телу.
Его взгляд задержался на её боку. Все тот же едва заметный скол, из-за которого свет её тела преломлялся неровно, привлёк его внимание. Он осторожно провёл копытом по её боку, словно изучая его. Люмин слегка вздрогнула, но не отстранилась, лишь удивлённо посмотрела на него.
— Откуда это? — спросил он.
Она опустила взгляд.
— Я… не помню, — прошептала она. — Я мало что помню о прошлом. Мне позволили взять этот дом, и с тех пор я живу тут.
Шэдоу Блэйз оглядел её скромное жилище. Обшарпанные стены, почти полное отсутствие мебели, несколько личных вещей — место выглядело столь же пустым, как её взгляд.
— Не похоже, что ты живёшь на широкую ногу, — хмыкнул он.
Люмин смущённо потупила взгляд.
— Ты абсолютно сломана, — продолжил он, его голос стал более жёстким, но в нём всё ещё слышалась странная смесь как презрения так и сочувствия. — Морально, физически. Никому не нужна. И всё, что тебе остаётся, — это сидеть тут и страдать, закидываясь этой дрянью.
Его слова, как пощечина, пронзили её. Она подняла на него взгляд, полный боли и горечи. Снаружи вновь раздался чей-то крик, но в этот момент она слышала только его.
— Это правда, — с трудом выдавила она, её голос был слабым, почти шёпотом. — Я не помню ничего. Ни своей семьи, ни своей прошлой жизни… Всё, что у меня осталось, — это эти таблетки.
Единорог всё так же стоял неподалёку, молча наблюдая за ней. Его выражение лица оставалось непроницаемым, но взгляд был острым, цепким, как у хищника.
— Тебя ждёт незавидная судьба, — наконец произнёс он, а его голос был низким, почти утешающим. — Однако… у тебя есть выбор.
Люмин чувствовала, как жидкость, которую он ей дал, начала действовать. Сознание становилось мягким, словно заволакивалось туманом, барьеры рушились, и всё вокруг казалось чуть менее реальным.
Шэдоу подошёл ближе, его копыто аккуратно коснулось её гривы. Это движение было странно интимным, почти ласковым, но от него у неё по спине пробежал холод.
— Всегда было интересно… физиология кристальных пони, — задумчиво сказал он, его голос звучал почти как у исследователя, изучающего нечто экзотическое.
Люмин резко обернулась, её голос дрогнул:
— Зачем ты это делаешь?
Он наклонил голову, словно не понимая.
— Делаю что?
— Издеваешься надо мной… добиваешь лежачую, — её голос сорвался, и она закрыла лицо копытами. — Ты ведь даже показался… неплохим.
Шэдоу на мгновение замолчал, затем хмыкнул и, покрутив коробку с таблетками в магии, произнёс:
— Возможно, я просто ощущаю странное родство между нами. Оба мы, в определённом смысле, неполноценны. Хоть и находимся на разных ступенях.
Его слова прозвучали как холодный удар. Люмин молча смотрела на коробку в его магии, её взгляд был затуманенным, почти голодным.
— Хочешь?
Она не смогла ответить. Её голос будто замер, и она только кивнула, ощущая, как потребность перевешивает страх и стыд в равной мере.
Шэдоу наклонился ближе, его дыхание коснулось её уха.
— Тогда придётся кое-что сделать для меня, — его голос звучал почти как шёпот змеи. — Ты готова?
Люмин не могла поднять взгляд. Она смотрела в пол, её глаза расширились, а дыхание стало прерывистым. Внутри всё кричало о неправильности происходящего. Но спазмы в голове, ужасы обрывков воспоминаний и страх прожить остаток ночи без таблеток били по её сознанию всё сильнее.
— Покажи себя, — сказал он, крутя перед её лицом коробку, словно играя с ней.
Она задрожала, её дыхание стало рваным. Её тело было словно зажато в тисках: её сломленность, потребность в спасении и интуитивное отторжение происходящего сражались друг с другом. Первые слёзы упали на пол, её губы дрогнули, но слова так и не сорвались. Она лишь неуверенно кивнула, с трудом подавляя рыдания. Она чувствовала, как холод её кристальной кожи соприкасается с тёплым, влажным воздухом, и это ощущение странно переплеталось с паникой внутри.
— Расслабься, — произнёс он тихо, почти ласково, но в этом голосе чувствовалась неумолимость. — Я не причиню тебе боль.
Он склонился ближе, и её ухо ощутило тепло его дыхания, обжигающее и одновременно странно притягательное. Она вздрогнула, не от холода, а от чувства, что её мир снова рушится. Её тело освободилось от власти одного тирана, только что бы попасть в цепкие копыта другого.
Её губы задрожали, когда его копыто осторожно взяло её собственное, направляя движение, которое она сама никогда бы не позволила себе. Касаясь её всё ещё сухой промежности, она движимая чужой волей, неуклюже теребила свою киску, пытаясь доставить удовольствие, которое практически полностью тонуло в пульсирующих головных болях, вызванных отсутствием злополучных таблеток. Каждое его движение было словно удар по её душе, но он делал это с таким извращённым вниманием, не скрывая довольной улыбки, что она даже не могла отступить.
Слёзы стекали по её лицу, отражая свет луны, проникающий через окна. Одна из этих капель остановилась на краю её щеки, и он, словно заворожённый, провёл языком по её коже, убирая солёный след.
— Почему ты плачешь? — спросил он, его голос был глубоким, наполненным, как ей казалось, полностью фальшивой заботой. — Тебе ведь должно быть приятно.
Она, сквозь рыдания, сумела выдавить:
— Ты... ты пользуешься моей зависимостью.
Его глаза, напротив, смягчились. Он наклонился ближе, его губы скользнули по её щеке, оставляя за собой тепло.
— Люмин... — прошептал он, её имя звучало как молитва, повторённая несколько раз. — Всё не так. Я помогаю тебе.
Словно в подтверждение своих слов, его магия едва ощутимо коснулась её, заставляя её ещё не полностью влажные губы слегка разойтись, обнажая под кристальной кожей розоватую киску. Она зажмурилась, её стон прорвался, несмотря на то, что она пыталась удержать его.
— Знаешь, — продолжил он, его голос стал глубже. — В лунной империи привычные институты брака давно исчезли. Там всё иначе. Там есть те, кто правит, и те, кто подчиняется.
Его слова проникали в её сознание, растекаясь, как яд.
— Ты особенная, Люмин, — произнёс он. — Ты сильная, хотя и сломленная. У тебя нет семьи, нет связей, которые могли бы нам помешать. Ты принадлежишь только себе... пока.
Его глаза блеснули, он наклонился ближе, его голос стал почти шёпотом:
— Но у меня есть потребности. Желания. Любовь? Семья? Мне этого не видать. Но мне достаточно одной, кто будет рядом. Кто будет принадлежать мне одному.
Его магия подняла коробку с таблетками, и она снова почувствовала этот необузданный голод, грызущий её изнутри.
— Я могу дать тебе всё. Таблетки. Безопасность. Будущее. Ты ни в чём не будешь нуждаться до самой своей смерти. Но ты должна ответить "да".
Его слова повисли в воздухе, как тяжёлое покрывало, укрывающее её страхами. Она почувствовала, как её губы дрогнули, а сердце замерло, балансируя между отчаянием и тем, что он называл "спасением".
Время будто застыло. Каждая секунда растягивалась, словно бесконечный отголосок её внутренней борьбы. Без таблеток, на которых держалась её жизнь, тело медленно начинало сдаваться: ломота, напряжение, почти физическая боль становились всё сильнее, а ум, окутанный дымкой зависимости, отзывался эхом кошмаров, которые она так отчаянно пыталась забыть. Но сейчас, под его взглядом, что пронзал её, как луч прожектора в тёмной комнате, она чувствовала, как этот ужас уходит на задний план, уступая место чему-то другому. Напиток, что он дал ей, мягко расплавил её напряжение, словно ключ, отворивший дверь к эмоциям и желаниям, о существовании которых она раньше даже не подозревала.
Она стояла перед ним, раздираемая между ужасом и безысходностью, и в то же время внутри неё рождалась странная, почти дикая смелость.
— Да... — прошептала она едва слышно, словно слова вырывались из глубин её души.
Он ухмыльнулся, и в его взгляде скользнул отблеск чего-то почти хищного. Изящным движением своей магии он поднял таблетку, удерживая её в воздухе перед её лицом, словно игрушку, и лениво прокрутил её, давая кристаллам света отражаться на её поверхности.
— Я не расслышал, — его голос был ровным, мягким, но за этим спокойствием чувствовалось скрытое напряжение.
Она, борясь с подступающей паникой, повторила чуть громче:
— Да.
Он прищурился, его тон обострился ноткой насмешки:
— Что-что ты говоришь?
Слова, вырывавшиеся из её уст, становились громче, отрывистей, словно сами по себе:
— Да. Да! Да!
Последнее "ДА!" сорвалось почти криком, её голос звучал как мольба, как крик утопающего. Он наблюдал за ней, улыбаясь, и наконец произнёс с нарочитой легкостью:
— Это я и хотел услышать.
Он поднял таблетку повыше, чуть покачал её в воздухе и, не сводя глаз с её растерянного лица, положил её себе в рот.
— Возьми её, если хочешь.
Его слова раздались в её ушах, как последний удар гонга. Мир вокруг словно исчез. Её тело, её разум — всё стало лишь инструментом для единственной цели. Словно сорвав с себя все оставшиеся преграды, она бросилась вперёд, её губы захватили его в поцелуе, полном безумного отчаяния. Её язык прорвался сквозь барьеры, метался, пробуя каждую деталь, каждый изгиб его рта, стремясь найти единственное, что имело значение.
Мир сжался до таблетки, до крошечного кусочка спасения, что был так близок и так недостижим. Она ощущала, как на грани сознания шепчут забытые голоса, тьма всё глубже проникала в её разум. И вдруг — движение. Его ноги, его магия, его дыхание — всё это внезапно стало мощным противовесом её отчаянию.
Он углубил их поцелуй со своей стороны, жадный, властный, словно заполняя её пустоту собой. Она почувствовала, как таблетка мягко прошла в её рот. Её тело застыло, когда она, наконец, проглотила её.
И через секунду всё изменилось.
Тепло разлилось по её венам, растворяя страхи, боль, кошмары. Каждое мышечное напряжение, каждое тёмное пятно в её сознании отступили, оставляя после себя абсолютный покой. Она, впервые за долгое время, могла дышать.
Он наблюдал за ней, его магия мягко скользнула по её бедру, как успокаивающий шёпот, вызывая невольный трепет. Когда она почувствовала лёгкое прикосновение к себе, её губы сами выдали тихий, слабый стон — он растворился в их прерванном поцелуе.
Он отстранился, но их лица оставались близко, настолько, что тонкая нить слюны ещё связывала их.
— Я хочу тебя, — произнёс он шёпотом, и его слова проникли прямо в её сердце, оставляя после себя странное эхо.
Она смотрела на него, и неуверенность вновь окутала её взгляд. Но, вспомнив это мгновенное облегчение, вспомнив, как на секунду исчезли её кошмары, кобыла неуверенно кивнула.
Она не поняла, как оказалась здесь. Мягкая поверхность кровати под ней, приглушённый свет, тёплый вес его тела рядом — всё это смешивалось, теряя ясность. Её дыхание было сбивчивым, а сердце билось в груди, как пойманная в клетку птица.
Он был близко, слишком близко. Она не шевельнулась, не отстранилась, даже когда он провёл копытом по её лбу, убирая выбившуюся прядь гривы. Взгляд его глаз, будто проникал прямо в неё, вызывая лишь страх и трепет.
— Это он сделал с тобой, да? — тихо спросил он, касаясь её щеки.
Она не успела ответить.
— Страх нужно преодолевать, — продолжил он, и в его голосе звучала странная уверенность. — Я помогу тебе.
Он не дал ей отстраниться, не позволил спрятаться. Напротив, его движения были настойчивыми, неторопливыми, словно он разгадывал её, пробираясь сквозь её сомнения. Их тела соприкоснулись, он сплёл их вместе в почти нежном объятии, не давя, но и не отпуская.
— Мы пройдём этот путь вместе, — шепнул он у её уха, его дыхание обжигало. — Я тоже боюсь. Всегда боялся. Раньше я например боялся даже любить кого-то...
Его голос звучал задумчиво, как признание, которому место в иной обстановке, но сейчас оно смешивалось с чем-то большим. Она чувствовала, как он двигался — неспешно, плавно, его движения были почти незаметными, но она ощущала каждое. Он был повсюду, сливаясь с её дыханием, теплом, кожей. Их тела тёрлись друг о друга соприкасаясь в самых приятных местах, пока его копыта плавно сползли к её пояснице, массируя и разминая бёдра.
Она сжала губы, подавляя тихий стон.
— Ты не любишь меня, — сказала она, её голос был едва слышным, но в нём скользила тень вызова.
Он не остановился. Лишь поднял на неё взгляд, спокойный, упрямый, понимающий.
— Нет, — согласился он, касаясь губами её шеи. — Я не люблю тебя.
Каждое слово сопровождалось его прикосновением.
— Как можно любить ту, кого только что встретил?
Он не спешил, и с каждым движением, с каждым поцелуем, её мысли путались сильнее. Он знал, что делал.
— Но если ты пойдёшь со мной... — его голос опустился на полтона ниже, и его движения стали настойчивее, касаясь её вымени, пока второе уже плавно двигалось вдоль её влажной промежности.
Тёплая волна прокатилась по её телу, и звук сорвался с её губ прежде, чем она успела его подавить.
Он замер, прислушиваясь, и выдохнул, продолжая:
— Если ты станешь моей...
И снова этот звук, непроизвольный, запутавшийся между дыханием и эмоцией. Он чуть наклонился, его губы скользнули ниже, к её вымени, изучая, пробуя, добиваясь.
— Если ты согласишься быть со мной... с чудовищем, которое за всю свою жизнь ни одного доброго дела не сделало...
Его слова тонули в новых прикосновениях, растворялись в тепле, пока его горячее дыхание не коснулось самой её сути, заставляя вскрикнуть от напряжения.
— Тогда, — шепнул он, позволяя фразе повиснуть в воздухе. — Возможно, я полюблю тебя.
Она дышала тяжело, её копыта вцепились в простыни, и когда она заговорила, её голос был тише, чем раньше.
— Я... тоже никого не любила.
Его губы тронула едва заметная улыбка.
— Значит, для нас обоих это впервые.
Она не сразу ответила, но затем, едва слышно, призналась:
— Мне страшно.
Он не стал её успокаивать. Не стал обещать, что страх исчезнет. Он лишь держал её крепче, позволяя ей чувствовать, что она больше не одна.
Люмин Скай лежала под ним, закрыв глаза, словно пытаясь задержаться в иллюзии, в приятном, тёплом забытьи, но её дыхание уже выдавало беспокойство. Шэдоу Блэйз чувствовал, как её тело откликается на каждое движение — тепло и влажность, смешанная с её тихими, приглушёнными стонами. Его губы скользили вдоль её шеи, а копыта неторопливо гладили её бёдра, мокрые от жара их тел.
Её бок, где оставался давний скол, был прохладным, шершавым под его прикосновениями. Он нежно провёл по нему копытом, будто желая разгладить трещины. Она вздрогнула, но не отстранилась. Губы Шэдоу скользнули выше, к её губам, мягко, но настойчиво, погружаясь в поцелуй.
Она глубоко вздохнула, борясь с собственными мыслями. Всё внутри кричало, что это что угодно, но только не любовь, что она просто заложница с которой он играется, но в то же время тело жаждало близости, тепла, чего-то настоящего среди тьмы, что затягивала её изнутри сколько она себя помнит. Она выгнулась, тихо простонала, ощущая, как его член продолжает тереться о её чувствительную, влажную плоть, дразня, растягивая этот момент, пока она не зажала его между бёдрами, молча умоляя перестать мучить её.
Шэдоу Блэйз лишь улыбнулся и продолжил, позволяя себе утонуть в этом ощущении, пока слова становились всё более бессвязными. Но внезапно она вздрогнула, искажённое удовольствие сменилось паникой. Разум, одурманенный лекарствами, снова начинал просыпаться.
— Таблетки... — выдавила она едва слышно, но он не услышал. Или не захотел услышать.
— Дыши глубже, — пробормотал он, целуя её в висок.
Она замерла, а затем вскрикнула, выгибаясь, когда он, наконец, сделал то, чего она так долго ждала, и чего так же долго боялась. Её ноги вжались в его плечи, копыта скользнули по его коже. Одним мощным рывком он вошёл в её влажную, узкую киску, заполняя её, доходя до глубины сознания.
Он двигался медленно, осторожно, плавно погружаясь в неё, словно желая запомнить каждое мгновение, каждый вздох, каждый стон, но в его движениях была и сила, и голод, и что-то более тёмное, неуправляемое.
— Мы поможем друг другу… — его голос был низким, прерывистым. — Мне нужна та, кто встретит меня после битвы…
С каждым словом движения становились глубже, сильнее, проникая всё дальше в её кристальную плоть, и выдавливая новые стоны.
— Та, кто примет мой гроб…
Она закусила губу, сдерживая крики, но её тело отзывалось на него, двигаясь в ответ, несмотря на панический холод в сознании.
— Та, кто похоронит моё изувеченное тело…
Он двигался быстрее, крепче сжимая её в своих объятиях, не давая ей ни сбежать, ни спрятаться.
— Та, кто будет рыдать по мне…
Она закрыла глаза, но слёзы всё равно потекли по щекам.
— Та, кто… полюбит меня…
Тепло. Оно накрывает её с головой, растекается по телу, но не приносит покоя. Наоборот, жар внутри разгорается всё сильнее, смешиваясь с ломотой в мышцах, с колющим туманом в голове. Мысли сбиваются, цепляются друг за друга, но не складываются во что-то цельное. В висках пульсирует, дыхание прерывистое, неестественно глубокое.
А он не останавливается.
Шэдоу Блэйз продолжает двигаться, его тело плотно прижимается к её, ноги крепко удерживают, не позволяя выскользнуть. Каждое движение отдаётся в ней жаром и напряжением, но он не говорит ни слова. Только дышит тяжело, глухо, будто сдерживает нечто, что рвётся наружу.
Люмин сдавленно всхлипывает, её голова мотается из стороны в сторону, пытаясь оттолкнуть нарастающий ужас. Это должно быть приятно. Должно быть. Но внутри неё разрастается что-то другое — что-то тёмное, болезненное.
Она видит таблетки.
Они лежат совсем рядом, на краю тумбочки.
Всё её существо сжимается в одном желании — дотянуться до них, схватить, спастись. Нога дрожит, копыта нервно скользят по простыням, но прежде чем она успевает прикоснуться к спасительной коробке, сильное тело наваливается на неё плотнее.
Её выкрик превращается в сдавленный всхлип.
Единорог не слышит её. Или делает вид, что не слышит. Её грудь сотрясается, сердце бьётся в истеричном ритме, а он продолжает, будто зная, будто чувствуя, что должен довести её до конца, иначе она сломается.
— Ублюдок… — её голос дрожит, словно осенний лист на ветру. — Проклятый мерзавец… ты…
Но слова разрываются на частях, смешиваются с её сбившимся дыханием.
Шэдоу не отвечает. Только сильнее прижимает её к себе, телекинез сжимает её запястья, фиксируя их в одной точке, не давая отвернуться.
— Смотри на меня, — его голос твёрд и глубок.
Она не хочет. Она не может.
Её глаза распахиваются — и мир вокруг рушится.
Перед ней больше нет Шэдоу Блэйза.
Алые, злобные глаза. Тёмная ухмылка. Тень, накрывающая её сверху.
Король.
Она вскрикивает, дёргается, но не может вырваться. Всё её существо наполняется леденящим ужасом. Она чувствует, как накатывает новая волна боли — боль, которая идёт не из её тела, а из самой глубины её души.
Её кошмар ожил.
Тьма окутала её сознание, плотным коконом сжимая её мысли, но прежде чем она смогла полностью погрузиться в кошмар, прежде чем оковы ужаса сомкнулись вокруг её рассудка, в реальность её вернул оглушающий, звериный стон.
Шэдоу Блэйз выгнулся, дрожа всем телом, пронзённый волной сладкого экстаза, глаза его были затуманены, а губы разомкнулись, позволяя вырваться сдавленному крику. Его копыта дрожали, сжимая её запястья, а магия вспыхнула, пронизывая воздух теплом и невыносимым напряжением. Сила его телекинеза пробежала по её телу, касаясь самых чувствительных точек, заставляя её содрогнуться, выгнуться, замереть между реальностью и наваждением.
А затем – поцелуй.
Горячий, жадный, навязчивый, утопивший её испуганный вскрик в глубине их сомкнутых губ.
Её разум разрывался между страхом и наслаждением, между кошмаром и реальностью. Всё внутри неё кричало, что она всё ещё в пасти чудовища, что лапы тьмы держат её, что всё повторяется вновь и вновь… Но его голос… Его голос звучал иначе.
— Это я, — срывающимся шёпотом произнёс он, наклоняясь ближе. — Я, понимаешь? Смотри на меня…
Он крепко сжал её лицо копытами, не позволяя отворачиваться, не давая снова потеряться в собственных кошмарах. Его движения были требовательными, настойчивыми, он добивался её внимания, стремился вытащить её из бесконечной петли страха.
Люмин прерывисто дышала, её грудь сотрясали спазмы, но она, наконец, посмотрела на него. Красные, пылающие эмоциями глаза. Влажные губы, пересохшие от тяжёлого дыхания. Лоб, блестящий от выступившей испарины.
— Поняла? — повторил он, вглядываясь в неё с отчаянной мольбой.
Она слабо кивнула, всё ещё утопая в собственных ощущениях, но всё же стремясь удержаться в реальности.
Шэдоу Блэйз, тяжело дыша, прикоснулся своим лбом к её, закрывая глаза.
— Сейчас… Сейчас нам будет хорошо, — прошептал он. — Нам обоим…
Её губы дрогнули, дыхание вырвалось прерывистым вздохом, а он вдруг произнёс то, что заставило её распахнуть глаза от неожиданности:
— Поцелуй мой рог.
— Ч-что? — выдохнула она, удивлённо моргнув.
— Рог, — повторил он, чуть крепче сжимая её в объятиях. — Поцелуй его…
Она не знала, зачем. Не знала, почему. Но в его голосе было столько нестерпимой мольбы, столько безудержного напряжения, что она не смогла отказать.
Люмин медленно приподнялась, её губы коснулись гладкой поверхности его рога.
Мир взорвался светом.
Вспышка накрыла их, их дыхания смешались в один раскатистый крик, тела дрожали, а сознания погрузились в пучину всепоглощающего удовольствия.
Её тело приняло его, глубоко, неотвратимо, окончательно.
Он выгнулся, его голос растворился в простынях, а жар внутри неё заполнил каждый уголок её существа.
А затем… тишина.
Они лежали рядом, тяжело дыша, дрожа от накатившей слабости, переплетя копыта. Он сжал её копыто в своём, словно боялся, что она исчезнет, если он отпустит.
Люмин закрыла глаза, всё ещё ощущая его рядом, ощущая, как внутри неё медленно затухает буря.
Тепло от прикосновений, оставшееся на её коже, угасло быстрее, чем она успела к нему привыкнуть. Огонь, который только что разгорался в её венах, погас, оставляя после себя зловонный пепел. Жуткая, липкая пустота окутала её, сдавила грудь, лишая воздуха, и снова потянула вниз, в тёмную, болезненную бездну.
Она вздрогнула, сжалась, сворачиваясь в комок, пытаясь спрятаться в своём собственном теле. Жалкий, сдавленный всхлип вырвался из её губ, застрял в воздухе, никому не нужный, никем не услышанный.
И тут – тихий шорох.
Перед ней, чуть не задев её копыта, упала таблетка.
Не перекатилась плавно, не легла аккуратно — её просто бросили, небрежно, словно кость голодной собаке.
Она медленно, не веря своим глазам, потянулась к спасительному крохотному осколку избавления. Мир снова сузился до одной точки — этой крошечной, белёсой таблетки, единственной вещи во всей вселенной, которая могла спасти её.
Позади послышались тяжёлые шаги.
— У тебя тут душ есть? — лениво спросил он, направляясь прочь.
Но она не слышала.
Она уже зажала таблетку в дрожащих копытах, бездумно запихнула её в рот, проглотила всухую, закашлялась, но не остановилась, не разжимая губ, пока не почувствовала, как спасительная горечь растекается по её телу, принося долгожданную тишину в голову.
Шэдоу Блэйз, тем временем, уже напяливал на себя свою тёмную форму, застёгивая пряжки и потягиваясь, словно после обычной тренировки, а не ночи, полной… чего? Насилия? Близости? Взаимного отчаяния?
Она не знала.
И не хотела знать.
— Я зарегистрирую тебя как свою рабыню, — небрежно бросил он, заправляя плащ.
Она вздрогнула.
— …Что?
— Иначе я просто не смогу забрать тебя, — его голос был ровным, словно он обсуждал рядовую покупку.
Она сжалась, вновь забиваясь в свою скорлупу, зарываясь в постель, словно ткань могла защитить её.
— Просто оставь меня…
Он посмотрел на неё, на её жалкую, дрожащую фигуру, вздохнул и, не торопясь, вытащил из нагрудного кармана сигарету. Искра магии, неглубокий вдох, лёгкий, ленивый выдох, и горьковатый запах заполнил комнату.
— Если я оставлю тебя здесь, ты умрёшь, — спокойно сказал он, глядя на её хрупкую, свернувшуюся в комок фигуру. — Я уже говорил: мне нужна кобыла. Моя кобыла. И так уж вышло, что мой выбор пал на тебя.
Он усмехнулся.
— Хотя, конечно, более нормальная кобыла скорее попыталась бы убить меня…
Она не ответила.
Просто снова замкнулась в себе.
Шэдоу Блэйз молча наблюдал за ней, затягиваясь, позволяя дыму тягучими волнами рассеиваться в воздухе.
— Веришь или нет, — вдруг произнёс он, лениво разминая затёкшую шею, — но это был мой первый раз.
Она медленно, тяжело перевела на него мутный, усталый взгляд.
— Ты разрушил деревню… воспользовался моим состоянием… взял меня силой… только для того, чтобы забрать в рабство…
Он улыбнулся, добродушно, почти весело.
— Всё так, — кивнул он, стряхивая пепел на пол. — Именно так, и никак иначе.
Он затянулся в последний раз, прежде чем с усмешкой добавить:
— Мы все сгниём в земле под светом звёзд Богини. Но, по крайней мере, я даю тебе шанс прожить жизнь в комфорте… и под моей защитой.
Его голос был безразличным. Легкомысленным. Будто он не видел в этом ничего такого.
Она не ответила.
Просто отвернулась, в очередной раз проваливаясь в бесконечную, удушающую тьму своего сознания.
Он же, дождавшись очередной затяжки, неторопливо поднялся, накинул капюшон и вышел наружу.
Поселение, некогда живое и полное голосов, было теперь лишь обугленным, выжженным пятном среди мёртвой пустоши. Единственным уцелевшим зданием остался тот дом, из которого он только что вышел.
Шэдоу Блэйз хмыкнул, смахнул пепел с плаща, потушил сигарету о край разрушенной стены и бросил окурок в снег.
Ему нужна была кобыла.
И он нашёл её.
Не идеальная?
Возможно.
Но… так даже интереснее.
Ведь, если уж быть честным, он и сам был далёк от идеала.