— Да не хочу я! — крикнула Рейнбоу Дэш, с силой ударяя копытом по облачному полу, так что тот дрогнул, выпуская лёгкий вихрь.
Она металась взад-вперёд по узкому коридору скромного облачного дома — белёсые стены, заплатки из плотного тумана на потолке и скрипучие дверные рамы. Обычное жилище семьи из касты рабочих — простое, тесное, но пропитанное следами жизни. На стене висела выцветшая фотография родителей, моложе на пару десятков лет, и ещё одна — Рейнбоу, совсем жеребёнком, улыбается беззубой улыбкой, обнимая худенькую, застенчивую Флаттершай.
За обеденным столом сидел её отец, массивный темно-синий пегас с грубым лицом и уставшими глазами. Он терпеливо ждал, пока дочь выговорится, но нервы не выдержали — он с силой стукнул копытом по столу.
— Ну и тупая же ты кобыла, Рейнбоу! — рявкнул он, и дом дрогнул от удара. — Ты даже не понимаешь, как тебе повезло!
Мать, сидевшая рядом, вздрогнула. Она уткнулась лицом в крыло, пытаясь сдержать слёзы, но голос её сорвался на тихий всхлип.
— Мы... мы только хотели как лучше... — проговорила она, не поднимая глаз.
Рейнбоу зажмурилась, чувствуя, как гнев внутри сгорает, оставляя тяжесть.
— Должны быть другие варианты! — выплюнула она. — Почему я должна бросать всё? Все мои друзья тут! Я всё лето тренировалась ради чемпионата по облачному хувболу!
Отец тяжело вздохнул и потёр морду копытом.
— Ты думаешь, мне легко это говорить? — его голос стал мягче, но в нём всё равно слышалась твёрдость. — Но ты должна понять, Дэши. Такой шанс выпадает раз в жизни. Нам повезло, что ты когда-то подружилась с той пегаской из касты воинов. Она смогла похлопотать за тебя, даже нашла место на погодной фабрике. Это не просто работа — это твоё будущее, достойное будущее.
Рейнбоу резко развернулась к нему, её глаза пылали обидой.
— Флаттершай? — она почти рассмеялась. — Пап, я не видела её годами! С тех самых пор, как их забрали! Ты хоть понимаешь, как это было подло? Вы писали ей от моего имени, просили о помощи за моей спиной, будто я сама не справляюсь!
Мать всхлипнула громче, сжав крылья у груди.
— Мы просто хотели тебе лучшего... — её голос дрожал. — Ты всегда была особенной, Рейнбоу. Не как мы. Мы видели это с самого детства. Этот городок... — она оглянулась на окно, где за облаками виднелись тёмные громады фабричных построек, — он тебя погубит. Здесь нет будущего. Только тяжёлая работа до самой старости. Но ты... ты рождена летать выше.
Отец кивнул, хмуро глядя на дочь.
— Хувбол? Это игрушки для жеребят. Погодная фабрика — вот вершина для рабочего. Ты знаешь, сколько семей мечтают о таком шансе? — он постучал копытом по столу. — Это честь!
— Честь? — Рейнбоу скривилась. — Сидеть в серых цехах и собирать тучи, пока тебя не спишут за возраст?
Отец резко вскочил, но мать положила копыто ему на плечо, сдерживая.
— Я рождена для другого! — выкрикнула пегаска, расправив крылья и резко хлопнув ими, так что легкий вихрь прокатился по комнате, сдвигая занавески. — Я не хочу всю жизнь гнить на фабрике! Пусть она хоть трижды престижная! Это не моё! Я хочу летать — свободно, по-настоящему, а не таскать грозовые тучи по чьим-то приказам!
Отец хмыкнул, не скрывая раздражения.
— Полёты и гонки, да? — он тяжело поднялся из-за стола, нависая над дочерью, словно огромная серая туча. — Ты думаешь, эта чушь тебя прокормит?
— Ты не понимаешь! — Рейнбоу топнула копытом.
— Это ты не понимаешь! — рявкнул он, стукнув копытом о грудь в резком салюте. — Сейчас не время для мечтателей. Обстановка слишком сложная, чтобы у тебя был выбор. Ты нужна стране!
Мать всхлипнула, опуская голову, а отец продолжил, голос его дрожал от ярости и гордости:
— Каждый пегас должен приносить пользу! Мы теряли лучших — на фронтах, в патрулях, в бесчисленных битвах! — он резко взмахнул крылом, как будто отгонял тяжелые воспоминания. — Ты обязана выплатить долг перед павшими. Или хочешь жить, как трус?
Рейнбоу сжала челюсти, чувствуя, как гнев снова закипает.
— Да жизнь у нас всегда была сложной! — отрезала она. — Ну подумаешь, воины снова вырезали касту правителей — не первый раз. А часть рабочих теперь бунтует против самих воинов. Касты режут друг друга сколько себя помню!
Отец на мгновение замолчал, морщась, будто проглотил что-то горькое.
— Еды становится всё меньше, — наконец заговорил он, тише, но напряжённее. — Земнопони совсем обнаглели, урезали поставки, торгуются, как будто мы им что-то должны! Олени и яки только и ждут, чтобы откусить кусок от нашей страны. Предатели-южане в Лас-Пегасусе мечтают о реванше. А единороги... — он прищурился, а голос его стал ядовитым. — Они всегда что-то замышляют. Эти скользкие, хитрые ублюдки.
Рейнбоу закатила глаза, но сдержалась.
— Вы как всегда сгущаете краски, — проворчала она, махнув крылом.
— В Клаудсдейле у тебя будет всё, о чём только может мечтать рабочий, — вмешалась мать, наконец подняв на дочь заплаканные глаза. — Безопасность. Хорошая зарплата. Своя комната. А если повезёт, может, даже выйдешь замуж за одного из воинов.
Рейнбоу резко фыркнула:
— Да не хочу я замуж!
— Ну, если тебе кобылы нравятся — тоже неплохо, — хмыкнул отец, даже не моргнув. — Но только из касты воинов. Сейчас они — хозяева всего рода пегасьего. Хоть стабильность какую-то держат.
Рейнбоу сжала губы в тонкую линию и посмотрела на него с вызовом.
— О да, управляют просто блестяще. Полстраны в мятежах, а они играют в свои парады.
На мгновение в комнате повисла тишина, напряжённая и колючая, как грозовое облако перед разрядом.
Отец вздохнул, его плечи немного опустились, будто он сам устал от собственных слов.
— С твоим характером тебя рано или поздно сошлют с облаком вниз, к земным пегасам. А ты знаешь, какая там жизнь. Пыльная. Голодная. Убогая.
Он повернулся к матери, и та едва заметно кивнула.
— Мы и так еле держимся, — продолжил он, — получаем регулярные предупреждения. Хвала небесным богам, у нас хоть связи в касте воинов есть.
Он замолчал на миг, будто собираясь с духом.
— Мы копили. Годы копили. Все сбережения — для этого момента. Чтобы у тебя был шанс. Если согласишься, мы отдадим тебе всё. Чтобы ты могла жить там достойно.
Рейнбоу отвела взгляд. В горле уже стоял ком, а в груди скребло чувство вины.
— Это лишнее, — пробормотала она.
— Дэши, — шёпотом сказала мать, — ты даже не представляешь, как нам больно отпускать тебя. Но ты всегда стремилась к большему. И если не сейчас, то когда?
В комнате повисло напряжённое молчание. Где-то за стеной пролетел патрульный пегас, и его тень скользнула по окну.
— Я не хотела так... — выдохнула она, опуская крылья.
— Мы тоже. — мать улыбнулась сквозь слёзы.
Отец тяжело вздохнул, но голос его стал мягче:
— Ты сильная, Дэши. Ты справишься. И однажды... однажды ты взлетишь выше всех.
Долгая пауза. Рейнбоу тяжело вздохнула, чувствуя, как плечи опускаются от тяжести решения.
— Ладно, — буркнула она, глядя в пол. — Вряд ли Клаудсдейл так уж плох.