Последствия крушения "Надежды"

Ранним летним утром, во время проезда фирменного экспресса "Надежда", были взорваны опоры Кантеркрикского моста. Последствия крушения были далеко идущими. Гораздо более далеко идущими, чем могла подумать принцесса Селестия или даже те, кто был за это в ответе.

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Рэрити Пинки Пай Эплджек Другие пони ОС - пони Старлайт Глиммер

Саботажники

Лира убеждена, что Берри Панч и Руби Пинч — суперзлодеи под прикрытием, и единорожка сделает всё возможное, чтобы раскрыть правду, пока не стало слишком поздно.

Лира Бон-Бон Другие пони Бэрри Пунш

Так держать, Менуэт, так держать!

Привет, меня зовут Менуэт, и я только что проснулась в фургоне с двумя идиотками, головной болью и несколькими мешками битов, принадлежащих типу по имени Бакио делла Морте. Может ли этот день стать еще хуже? Конечно, может.

Трикси, Великая и Могучая DJ PON-3 Колгейт Марбл Пай

Социализация

Селестия прописала сестрёнке курс восстановительной терапии. Но кто сказал что доктор с пациентом будут скучать?

Твайлайт Спаркл Принцесса Луна

S.T.A.L.K.E.R Equestria

В этом произведении я попытался соединить мир My little pony и мир S.T.A.L.K.E.R. На сколько удачно у меня это получилось - судить Вам. Добро пожаловать в мир My pony S.T.A.L.K.E.R.

Другие пони

Час визита

Бон-Бон навещает Лиру в психлечебнице.

Лира Бон-Бон

У монстров под шкурой

Это история о жизни королевы Кризалис. Она начинается в её детстве, когда она встретила друга, и кончается уже в её взрослые годы, когда случилось несчастье.

Принцесса Селестия Принцесса Луна Дискорд Кризалис

The Conversion Bureau: Рекомбинант 63

Самое главное в работе каждого Бюро — это 'зелье', нанотехномагическая сыворотка, которая превращает человека в пони. Но, чтобы Бюро могли открыться, сыворотку сначала нужно было изобрести. Эта история о том, как была создана первая действующая сыворотка, о людях и пони, которые сделали это возможным.

Принцесса Луна ОС - пони Человеки

О снах и кошмарах / Of Dreams and Nightmares

Теперь, когда Найтмер Мун окончательно отделилась от Луны, они вдвоём должны преодолеть обиды прошлого.

Принцесса Луна Найтмэр Мун

It's been a long time.

Пинкамина не может прийти в себя после пришествия со смертью Рэйнбоу Дэш. Многие психологи со всего мира не могут привести юную пони в разум. Лишь виды прошлого и будущего смогут вернуть пони рассудок.

Доктор Хувз

Автор рисунка: Stinkehund

Предатель

Ну вот, всё-таки наша жизнь в Эквестрии целиком зависит от принцесс! Как обычно, на этот летний месяц Селестия и Луна удалились отдохнуть, предварительно настроив автомат управления небосводом, и, как обычно, он сразу же забарахлил: рассвет может иногда загореться и в полночь, а первую вечернюю звезду иногда рассмотришь на небосклоне в десять утра. Ну и все часы в Понивилле как будто взбесились: ни с того, ни с сего могут начать отбивать следующий час через каждые три минуты. Впрочем, понивильцы понимают, что и принцессам нужен отпуск, потому только весело шутят над всей теперешней несуразицей в небесной механике.
Вместе с собой Селестия пригласила отдохнуть и Твай с её подругами. Вот мне б вздохнуть с облегчением: не надо больше следить за постоянно крутящейся в моей кузнице фиолетовой единорожкой, которая то гривку подпалит у кузнечного горна, то поранится о металлическую стружку, однако я поймал себя на мысли, что уж очень соскучился по этой лошадке, умеющей так забавно удивляться всему вокруг и норовящей хоть и неумело, но помогать мне в кузнице.
Итак, сегодня, как и во все предыдущие дни, светила двигались по небу не в свой черед, я в последний раз проверял косилки для сенокоса, который должен начаться со дня на день, и, выполняя просьбу пони-родителей, присматривал за жеребятами, которые играли около кузницы. Впрочем, эта обязанность меня не особо тяготила: пони-дети на удивление были спокойны и послушны. Вот сейчас, например, расчертили дорожку для «классиков» и играют себе — ни скандалов, ни драк. Ни то, что я в их возрасте! Завидую здешним родителям.
Вдалеке послышался шум, и жеребята оставили свою игру и удивленно посмотрели на появившееся на горизонте облако пыли, быстро приближающееся к городу. Я насторожился — звук показался мне знакомым. Пылевое облако приблизилось, и я различил... Нет, этого не может быть!
— Быстренько в кузницу! — скомандовал я детворе и, подхватив подмышки двух замешкавшихся малышей, сам вслед за жеребятами забежал в кузню и запер дверь.
Мы прильнули к окну. Я не ошибся: мимо кузницы промчались автомобили. Военные машины из моего, человеческого мира. А в их кузовах сидели и стояли... Бородатые люди в камуфляже, с оружием в руках. Они направлялись к самому центру города. Вскоре послышались крики и выстрелы. Испуганные жеребята прижались ко мне. Я сам был в смятении. Кто это? Откуда? Что им тут надо? Судя по бородам и разномастному камуфляжу, это не были солдаты какой-то регулярной армии, скорее всего, наемники.
Вскоре всё стихло. Детвору надо развести по домам — представляю, как волнуются сейчас их родители!
— Идем все вместе рядом со мной, не отстаем, и не убегаем! — и мы с опаской вышли из дверей кузницы.
На улицах города стояла непривычная тишина. Ставни и двери домов были заперты, чего никогда не бывало днем. В воздухе осязалась тревога, и это ощущение заставляло нас прибавлять шагу.
На перекрестке стояла военная машина. Сидящие на её бортах вооруженные бородачи что-то выпивали, передавая бутыль из рук в руки. Увидев меня с жеребятами, они заулюлюкали и загоготали, напугав до слез и без того неспокойную сейчас детвору. Один из людей спрыгнул на мостовую и вразвалочку направился нам наперерез, поигрывая пистолетом.
— Эй, стоять! — рявкнул он, — Ты кто? Отвечай!
Вот незадача! Вконец перепуганные малыши готовы были разбежаться, чего я очень боялся: в городе чужаки, вид которых не вызывал доверия, дома и лавки заперты, и с жеребятами может случиться что угодно.
— Я здешний кузнец, веду жеребят по домам. Позвольте нам пройти, — я старался говорить спокойным и дружелюбным голосом, а потом добавил, — офицер.
— Офицер! — загоготал пьяный вояка, обернувшись к своим, — Слышали? Он меня в офицеры произвел!
В ответ раздался грубый хохот, сдобренный порциями нецензурщины.
— Быстро уходим, не оборачиваемся! — шепнул я, и мы последовали дальше.
Мы останавливались у домов, в которых жили мои подопечные жеребята, и я передавал деток их родителям. Взрослые пони сразу же засыпали меня вопросами: знаю ли я этих людей? Кто они такие? И почему они так себя ведут? Ответить мне было нечего, кроме того, что я был с ними совершенно незнаком, и не в курсе, как они сюда попали, и каковы их планы. Понивильцы были серьёзно встревожены. То тут, то там мне начинали рассказывать о тех безобразных поступках, которые уже успели совершить эти вояки за то недолгое время, что они тут пребывали. Разноцветные лошадки заглядывали мне в глаза, будто спрашивая: ты же не такой, как они, правда?
Я был полностью обескуражен. Мне было стыдно за все то, что здесь сейчас происходило, и обидно, за то, что я человек. И я боялся того, что дальше может произойти в этом городе.
За последним жеребенком закрылись двери родительского дома. Я облегченно вздохнул — все мои подопечные теперь в безопасности, с родителями.
Вечерело, как и во все последние дни — не в установленный час. И это тоже нагнетало беспокойство в некогда веселом и беззаботном городе, который теперь пытается укрыться от тревожных предчувствий за дверными запорами и оконными ставнями. Я подумал о Твай — она с принцессами и подругами далеко отсюда, в безопасности, так что о ней я могу пока не беспокоиться.


Сон не шел, впрочем, как он может прийти, если принцесса Луна отсутствует? Да и солнце снова в зените, хотя по часам около полуночи. Я то ложился, то вставал и принимался беспокойно ходить по комнате. Кузница стояла на отшибе, но с далеких улиц мне слышались пьяные песни, и изредка — сухие щелчки выстрелов, сопровождающиеся отвратительным хохотом. Тревожно было на душе — за этот город с домиками, похожими на праздничные пирожные, за его жителей, похожих на ожившие детские игрушки. Так в волнении и беспокойстве прошли мои бессонные часы до общепринятого времени утра.
Вдруг рядом с кузницей послышался стрекот мотора, которому дуэтом вторили металлические нотки усиленного электричеством голоса. Я выглянул наружу. По дороге медленно пылил джип с радиоустановкой, которая вещала во все глотки своих громкоговорителей: «Внимание! Внимание! Всем жителям Понивилля надлежит ровно в полдень собраться на центральной площади города для получения важнейшей информации от властей. Это приказ! Неповиновавшиеся понесут наказание!»
Я задумался. С одной стороны, от «солдат удачи», хозяйничающих на улицах, не следует ждать чего-то хорошего, с другой, может на этой сходке хоть как-то прояснится ситуация в нашем городе, к тому же, не думаю, что пара десятков, пусть и вооруженных до зубов, головорезов осмелятся напасть на несколько сотен, пускай и безоружных, пони, которые соберутся на площади. И я решил пойти на это собрание.
Работа с утра не клеилась, и, в конце концов, я отложил все свои дела, дождался времени собрания и отправился на площадь. Сейчас издалека она походила на огромный шевелящийся цветник, разбитый безумным садовником: пони всех мастей и оттенков стояли перед ратушей, переминаясь с ноги на ногу, и что-то тихо между собой обсуждали. Не было слышно ни криков, ни смеха, ни других звуков, которыми выражают эмоции. В воздухе осязались тягучесть напряженности и тяжесть подавленности. На шпиле ратуши развевался незнакомый мне флаг: чёрное полотнище с двумя скрещенными белыми винтовками. Около самого здания ратуши виднелись камуфлированные автомобили с установленными на них пулеметами. На местах стрелков в автомбилях лениво покуривали, глазея на толпу, бородатые, бритоголовые вояки. Другие наемники стояли шеренгой перед трибуной, с которой в другое время по праздникам обращался к горожанам мэр или какое-нибудь официальное лицо из Кантерлота. Эта шеренга блистала в глаза понивильцам сталью штыков, примкнутых к оружию. Я протиснулся поближе к трибуне и с изумлением увидел то, чего уж точно в Эквестрии быть не может. Перед ратушей было вкопано два полутораметровых столбика, а сверху на них была закреплена горизонтальная балка. Это была так знакомая мне по конюшням из человеческого мира коновязь.
— Внимание! Тишина! — прогремело над площадью, и мы все, как один, умолкли. Мы стояли так плотно, что я ощущал подрагивание в телах рядом стоящих пони. Они были напуганы, взволнованы и неспокойны.
На трибуну поднялся человек с длинной, черной, как смоль, бородой. Он был совсем невысокого роста, особенно рядом с громилами, подобострастно сопровождавшими его. На нем был чистый, выглаженный китель с орденскими планками и золотыми погонами. Его пояс украшала огромная, непропорциональная его росту, кобура с тяжелым пистолетом. Фуражка с блестящей кокардой, казалась в диаметре шире, чем плечевой пояс этого коротышки. Его глаза скрывали черные стекла солнцезащитных очков. По первому моему впечатлению, это был пренеприятнейший тип, как, впрочем, и оказалось на самом деле.
— Друзья! — обратился он к понивильцам, — Очень рад с вами познакомиться. Называйте меня просто Полковником. Я принял на себя почетную и трудную задачу. Отныне я буду для вас даже больше, чем просто правителем этого города — я стану вам ближе, чем родные отец с матерью. Я наведу порядок не только в городском хозяйстве, но и в ваших головах, привью дисциплину, позволю каждому занять подобающее ему место. И благодаря этому нас ждет счастье и процветание. Это будет нелегко, и я надеюсь на вашу помощь, которая в первую очередь должна выражаться в неукоснительном соблюдении установленных мною правил и выполнению моих указаний.
Коротышка покровительственно улыбнулся:
— Конечно, поначалу нам всем будет трудно, не всем все будет понятно, а может кому-то что-то и не понравится, но, надеюсь, мы быстро найдем общий язык. Чтобы каждый из вас мог своевременно получать информацию по поводу изменений в городской жизни, с завтрашнего дня возобновляется выпуск газеты «Понивилльский вестник». Ну а пока ознакомьтесь с основными правилами, действующими теперь в Понивилле.
Полковник достал лист бумаги и стал зачитывать:
— Пони должны оказывать почтение к людям, наделенным властными полномочиями. При встрече с ними, пони должны уступать им дорогу и кланяться. За внешнее проявление непочтения — пять ударов плетьми, за непочтительный жест — десять, за словесное возражение — двадцать...
Мы непонимающе слушали этот абсурд. Лошадки, которые и понятия не имели о телесных наказаниях, переглядывались друг с другом: о чем говорит этот маленький человечек? Я же думал: этого не может быть! Это какой-то совершенно не смешной розыгрыш! Даже в жестоком мире людей уже никто никого не сечет плетьми.
Полковник меж тем дошел до последнего пункта из своего списка провинностей и наказаний, которым было открытое неповиновение, караемое ударами плетьми без счета, после чего убрал лист в карман и медленно обвел взглядом толпу.
— Я вижу, что все это для вас пока в новинку, поэтому для того, чтоб вы лучше усвоили новые правила, необходим наглядный урок, — и он кивнул двум наемникам, стоявшим неподалеку от трибуны.
Те выхватили из толпы маленькую, перепуганную пони, быстро привязали её к коновязи, а затем нанесли ей несколько ударов плетьми, после чего отвязали и, рыдающую от боли и унижения, пинком отправили обратно в толпу. Все заняло несколько секунд. Лошадки были потрясены произошедшим. Раздались крики возмущения. Мои кулаки сжались, тело подалось вперед, и тут перед моими глазами блеснул штык. Шеренга наемников ощетинилась оружием, стволы автомобильных пулеметов опустились и нацелились на горожан. Я почти физически ощутил волну страха, прокатившуюся по рядам плотно стоящих пони. Толпа отпрянула.
— Не стоит делать глупостей! — жизнерадостно обратился к нам полковник, — надеюсь, теперь вы усвоили самое главное: дисциплина и почтение — залог вашей безопасности.
А затем добавил, видимо посчитав это очень веселой шуткой:
— И хорошего самочувствия! Рад был с вами познакомиться. Разойдись!
Опустошенные и напуганные мы молчаливо разбрелись по домам.


Что бы ни происходило, а работа сама по себе делаться не будет, потому на следующий день я принялся дальше заниматься деталями к косилкам. Но ни прошло и часа, как грохот кулаков в дверь отвлек меня от работы. Я отложил инструменты и откинул засов. На моем пороге стояла троица угрюмых наемников. Один из них, в более чистом и франтоватом камуфляже, видимо, сержант, обратился ко мне тоном, в котором чувствовались долгие годы командирства на нижних чинах:
— Вас вызывает Полковник! Следуйте за нами!
Отчего ж не последовать, если у вас в руках оружие? Мы шли по городу, и я поразился, как за эти дни все изменилось в некогда приветливом, веселом и дружелюбном Понивилле. Улицы были пусты, не было слышно ни смеха жеребят, ни веселого говора взрослых. Один единственный торговец осмелился выкатить за порог свою тележку с разной снедью, о чем, видимо, сразу же горько пожалел: на тележку немедленно взгромоздились вояки и стали угощаться её содержимым. Пони хотел было что-то возразить, но смолк, после того, как его ткнули в нос дулом пистолета. Чуть далее разыгралась просто омерзительная сцена: несколько наемников окружили маленькую плачущую лошадку и во весь голос гоготали над ней, отчего бедняжка рыдала еще горше. Возмущенный этим, я уже хотел было вмешаться, но мои провожатые ткнули меня прикладами в спину, и мне пришлось продолжить свой путь дальше.
Меня ввели в кабинет, который раньше занимала мэр Понивилля. Сейчас здесь расположился Полковник, разнообразивший обстановку уютного делового помещения лишь тем, что поставил тут несколько походных кресел.
— Добрый день! Проходите, присаживайтесь — новый хозяин города был само радушие. Интересно, он снимает когда-нибудь свои солнцезащитные очки? Я в них в комнате ничего бы не смог увидеть.
— Сигару? Или может по капельке?
— Благодарю, — ответил я, — к сожалению, вынужден отказаться: не курю и не выпиваю. Давайте сразу к делу, сенокос нас ждать не будет.
— А Вы — серьезный молодой человек! — засмеялся Полковник, — мне нравятся такие люди.
После чего он затянулся сигарой и выпустил к потолку целую тучу дыма.
— У моих людей возникли затруднения в общении с местным населением.
— Еще бы, Полковник, не возникли бы! Вы в курсе, что они творят на улицах?
— Ну, так их понять можно — они всю жизнь на войне, по горячим точкам, где и когда им было научиться обхождению и хорошим манерам? — коротышка жестом остановил возражение, уже готовое сорваться с моих губ — Так вот, как я уже сказал, аборигены не очень-то нас жалуют.
Меня аж передернуло от слова «аборигены».
— Но Вы, — продолжил Полковник, — насколько я знаю, пользуетесь у местных уважением. Мне нужен кто-то, кто наладил бы общение между нами и этими лошадьми, помог бы им принять новые порядки, объяснил бы необходимость повиновения и дисциплины. Вы, молодой человек, идеально подходите для этих обязанностей — Вас будут слушать, Вам смогут поверить, к тому же, мне очень важно знать, о чем местные жители говорят и думают. Я предлагаю Вам стать моей правой рукой в Понивилле. Не за бескорыстно, разумеется. Вы получите, всё, что пожелаете в этом городе.
Я был возмущен и оскорблен этим предложением:
— Поищите себе другого кандидата в Иуды! — я резко поднялся и повернулся было к двери, но коротышка меня остановил:
— Постойте, молодой человек! Я понимаю, и уважаю Ваши чувства. Мне по душе то, что у Вас такие твердые убеждения. Но я уверен, что скоро мы все-таки станем сотрудничать. А теперь позвольте-ка маленькую любезность с моей стороны. Я не хочу показаться негостеприимным, потому с удовольствием провожу Вас до порога ратуши.
Что-то в этих словах заставило меня насторожиться. Слишком уж легко он меня отпускал... Меж тем, Полковник повел меня к выходу, продолжая отпускать комплименты моей «стойкости» и «верности». Честно говоря, все время, пока мы шли, я ожидал пулю в затылок, но этого так и не произошло. На пороге ратуши полковник пожал мне руку и, приятно улыбаясь, пожелал мне на прощание удачи. В этот момент мне вроде бы послышался щелчок затвора фотоаппарата, но я тогда не придал этому значения.
На следующий день меня опять отвлекли от работы: стекло в окне кузни зазвенело и рассыпалось, и внутрь влетел камень. Я выскочил на улицу, но только услышал удаляющийся цокот подков. Вернувшись в кузницу, я подобрал этот камень. Он оказался обернут в бумагу, развернув которую, я прочитал: «Так вот как ты отплатил нам за наше добро к тебе!» Я терялся в догадках: что бы это значило? Взяв несколько своих готовых изделий, я направился в город, чтоб отдать их заказчикам, но, сколько я ни стучался в двери их домов, мне так никто и не открыл. На обратном пути на одной из улиц Понивилля меня обдали нечистотами из приоткрывшегося и тут же затворившегося окошка на втором этаже.
Удрученный этими странностями, я, наконец, возвратился на кузницу, и тут вдруг увидел в своем почтовом ящике газету. Я достал её и развернул. Это был первый номер «Понивильского вестника», вышедший при новом порядке. На главной странице была фотография: я и Полковник пожимаем друг другу руки на пороге ратуши. Снимок сопровождался подписью: «Вступил в должность помощник по делам лошадей». И тут я все понял. Даже не помывшись и не переодевшись, я бросился к ратуше и влетел в кабинет к Полковнику.
— Вы — негодяй! — крикнул я и швырнул газету ему в лицо.
— Не негодяй, а просто очень дальновидный, — елейно улыбнулся Полковник. — Надеюсь, в теперешней ситуации Вы уже готовы с нами сотрудничать?
— Ни за что! Можете меня высечь или расстрелять!
— Дурак! — тон голоса Поковника вдруг стал ледяным, — неужели ты думаешь, что я настолько глуп, чтоб, расправившись с тобой, дать местным своего нового героя? Нет. Я тебя и пальцем не трону. Твои любимые распрекрасные лошадки сами превратят твою жизнь в ад. Так что скоро ты сам приползешь ко мне на коленях и будешь проситься на эту должность. А теперь — пошел вон!
Потрясенный я пошел восвояси. Кузница меня встретила сорванными с петель дверями, разбросанными и переломанными инструментами и надписью на фасаде огромными буквами: «Предатель!»


Я всегда считал, что труд — лучшее средство, чтобы отвлечься от переживаний, хотя бы на время работы. Но сейчас, приводя в порядок свою разгромленную кузницу, я не чувствовал облегчения. Я даже заметил, что у меня дрожат руки, чего со мной никогда не было. Мне стало противно от ощущения собственного безволия. Я разозлился — на себя, на Полковника, на весь Понивилль. В голос выругавшись, я поволок на двор огромный лист толстой стали, и, гоня из головы всё, кроме бездушных цифр размеров в сантиметрах и миллиметрах, решительно принялся за дело. Это была очень нелегкая работа. Постоянно хотелось все бросить, свернуться на травке калачиком, и поскулить, жалея себя. Но в такие моменты, я специально лупил себя молотком по пальцам, вопил от боли, слизывал кровь, а затем с бешенством опять принимался за дело.
К вечеру в кузнице уже была установлена стальная дверь, а окошки были забраны железными полосами. Теперь никто не сможет вторгнуться сюда и устроить погром в мое отсутствие. Удовлетворение от сделанной работы меня, наконец, успокоило. Я взял кисть и банку грунтовки и хотел теперь заняться покраской своей новой двери, как вдруг послышался шелест перьев тысячи крыльев.
Я поднял голову к небосводу, на котором за минуту до этого одновременно находились Солнце, Луна, и происходил парад планет. Серое облако летящих пегасов скрыло небесные светила, и на землю упал сумрак. Пегасы кружили над городом, а затем, видимо определившись с мишенями, кинулись вниз. Это было величественное и пугающее зрелище. Казалось, будто на город обрушился живой тайфун крылатой отваги. Мне не было видно, что происходило в этот момент самом городе, но судя по крикам, доносившимся до меня, новым хозяевам пришлось совсем не сладко. Пегасы поднимались в воздух, отыскивали себе новые цели, и снова камнями падали вниз.
Завороженный этим зрелищем, я не сразу заметил на небосводе особое сияние и особенную тьму. Приглядевшись, я

увидел сестер-принцесс, которые руководили этой атакой и координировали действия своей великолепной серокрылой гвардии. Селестия и Луна выглядели величественнее, чем полководцы прошлого из нашего, человеческого, мира, запечатленные на картинках в учебниках истории. Потому сомнения в скорой и полной победе эквестерианского воинства у меня даже и не возникало.
В городе не слышалось выстрелов, видимо, наемники были так опешены атакой, что, наверно, пытались только спастись, не оказывая сопротивления, а может магия принцесс вывела всё огнестрельное оружие из строя. Зато, то тут, то там раздавались ликующие крики понивилльцев, радующихся тому, что, наконец, завершается весь тот ужас, в который был погружен город эти последние несколько дней. Ну и, конечно же, пони приветствовали своих принцесс-освободительниц. Постепенно криков ликования становилось все больше, в них тонуло урчание бензиновых моторов джипов, которые заводились, и тут же, видимо, глохли. Казалось, и сама природа присоединилась к всеобщему ликованию: я чувствовал, что цветы сейчас пахли ароматнее, а их лепестки выглядели красивее, чем никогда ранее. Деревья словно вытянулись во фрунт, как бравые воины, и если бы их не удерживали корни, то они, наверное, тоже бы ринулись в эту битву. Пение птиц и шелест ручья, протекавшего около кузницы, будто наполнилось торжеством и теми особыми нотами, которые можно услышать в наших, человеческих, симфониях, славящих воинские подвиги. Это было непередаваемо никакими словами — это просто чувствовалось сердцем.
Я увидел, как из города бегут, бросая по пути оружие, и сдирая с себя камуфлированные жилеты, некогда грозные и важные наемники. Сейчас они превратились в трусливых людишек, озабоченных лишь спасением собственной шкуры. Появилась шеренга пегасов и погнала этих жалких вояк в сторону Вечнодикого Леса. Вслед за пегасами бежали понивильцы, что-то азартно выкрикивающие вслед тем, кто еще недавно собирался стать их хозяевами.
Когда пони проскакали мимо и скрылись вдали, я почувствовал, что кто-то дергает меня за рукав. Я обернулся и увидел коротышку. Его фуражка и солнцезащитные очки пропали, и он жалобно смотрел на меня маленькими трусливыми глазками с желтоватыми, видимо от чрезмерной любви к возлияниям, белками. Некогда щеголеватая борода теперь была спутана и пропылена, когда-то чистый и наглаженный френч был сейчас истрепан и местами даже порван. Стоящий передо мной Полковник больше походил на карлика из нищего цирка-шапито, а не на того, кто еще недавно пытался вершить судьбы города и его несчастных жителей. Я скривился от омерзения к этому человечишке.
— Спрячь меня! — неровным дрожащим голосом обратился он ко мне, а потом, заискивающе, добавил. — Будь человеком!
Честно говоря, первым моим желанием было взять за шиворот этот источник моих неприятностей и хорошенько встряхнуть, а после отволочь в Вечнодикий Лес и запихнуть в первый попавшийся муравейник, однако... Тут я понял, что мне нужно делать.
— Пойдем! — я отвел его в кузню, стараясь не слушать поток благодарностей, полившийся из него, как вода из дырявого бурдюка, после чего затворил за ним свою новую стальную дверь, и навесил на неё огромный замок. Теперь Полковнику отсюда не выбраться.
Я уселся на траву и стал ждать неизбежного.


Ждать пришлось совсем недолго. Вскоре появились стражники принцессы. Заметив меня, они даже не пытались скрыть свое отвращение и презрение ко мне.
— У нас приказ взять тебя под стражу и доставить на понвилльскую площадь для судебного разбирательства. — сказал один из них, видимо, главный. — Советую подчиниться и не сопротивляться: с подобными тебе негодяями я никогда не миндальничал.
— У вас не будет проблем со мной, — мягко ответил я, — ведите меня на площадь.
Возникла заминка: на меня собирались одеть недоуздок, однако, к человеческому лицу он совершенно не подходил, и мне пришлось уверить стражников, что я и не помышляю о бегстве или сопротивлении, а надеюсь только на справедливость принцессы. Тогда четверо пони стали вокруг меня: один передо мной, другой — за спиной, и двое — по бокам, причем я заметил, что стражники явно брезговали ко мне прикасаться, и я под конвоем проследовал в Понивилль.
Улицы города, по которым мы проходили, преобразились: ставни теперь были распахнуты, в окнах виднелись любопытные мордочки жеребят, на улицах собирались группки взрослых пони, что-то горячо обсуждавших. Когда мы проходили мимо, то лошадки умолкали, а затем устремлялись вслед за нами и шли в некотором отдалении. Вскоре за мной следовала уже огромная толпа.
Площадь Понивилля встретила меня возмущенными криками. В меня полетели объедки и яблочные огрызки. Я в первый раз видел столько глаз, которые, все как один излучали презрение в мою сторону. Меня повели к трибуне. Коновязь была сломана, и я споткнулся о балку, валявшуюся прямо под ногами. На трибуне стояла сама принцесса Селестия, и в её взгляде, направленном на меня, я прочитал не презрение, а недоумение. В стороночке стояла заплаканная Твай, не решавшаяся подойти ко мне, и как мне показалось, не совсем понимавшая смысл того, в чем меня обвиняют. Её обнимала крылом Луна, почему-то смотревшая на меня ободряюще и сочувственно.
Селестия долго не решалась начать свою обвинительную речь. Но когда заскучавшая толпа снова принялась тренироваться на мне в метании мусора, возмущенно посмотрела на своих подданных, от чего те сразу затихли и успокоились, и заговорила:
— Вы все хорошо знаете этого человека. Когда он попал в наш мир, мы приветливо его встретили, приняли к себе. Понивильцы долгое время жили с ним бок о бок, и ранее я от них слышала об этом человеке только хорошее. Я была рада, что у пони появился такой, хоть и не похожий на них, друг. Я считала, что эта дружба сделает всех нас лучше и счастливее. Но когда в нашу страну пришла беда, этот человек пренебрег дружбой и великодушием понивилльцев ради сомнительных выгод и удовольствий. Он стал помогать чужакам творить зло по отношению к тем, кто доверял ему, любил его, считал своим товарищем. По нашему закону ему полагается суровое наказание. — Она на секунду умолкла, а затем вдруг мягко обратилась ко мне, — Обвинения очень серьезны, но я тебя хорошо знаю, и, признаюсь, не могу поверить в то, что ты оказался способен на это. Я думаю, тебе есть, что сказать нам. Не бойся и не волнуйся, скажи всю правду.
— Ваше Высочество! Понивильцы! — обратился я к пони. — Я сожалею о том, что натворили здесь такие же, как я, люди. И я очень вам благодарен, что вы решили справедливо разобраться в случившемся со мной несчастье. Именно — несчастье, ведь на самом деле, я не виновен!
В толпе раздался ропот недовольства и возмущения — они не верили мне. Я достал из кармана ключ и протянул его принцессе.
— Ваше Высочество, это ключ от кузницы. Пусть стража отправится туда и доставит доказательство моей невиновности.
— Исполняйте! — изумленная Селестия передала ключ тем стражникам, что отконвоировали меня сюда.
Повисли тягостные минуты ожидания. Я видел, что Твай перестала плакать и изумленно смотрит на меня. Толпа тоже застыла в ожидании. Над площадью стояла такая тишина, что казалось, слышался трепет крыльев бабочек, порхавших над клумбами.
Наконец, стражники вернулись. Пони встретили Полковника криками возмущения. Еще не много, и они, несмотря на охрану, бросились бы к нему и растоптали своими копытами, но властный взгляд принцессы заставил их остановиться. Полковник трясся мелкой дрожью. Казалось, еще немного, и некогда суровый вояка грохнется в обморок, словно истеричная девица. Всё это вызывало не жалость к нему, а отвращение.
— Ну, Полковник, — обратился к нему я, — поведайте всем о моем с Вами разговоре и о газетном снимке.
Слабеньким, заплетающимся голоском коротышка начал рассказывать обо всём, что было на самом деле, и я физически ощутил, как спадает напряжение вокруг меня. Когда Полковник закончил своё повествование, Твай сорвалась с места и кинулась мне на шею.
— Никто не хочет что-либо добавить к услышанному? — обратилась принцесса к своим подданным. — В таком случае выношу вердикт: Невиновен!
— А этого... — Селестия поморщилась в сторону Полковника, — Прочь с моих глаз!
Однако на мордочках понивильцев почему-то была не радость, а грусть.
— Что с вами? — встревожилась принцесса.
Из толпы раздался голосок, в котором чувствовались еле сдерживаемые слезы:
— Я вылила ему на голову помои!
— Я бросила камень в окно кузни! — пропищал другой, полный сожаления, голос.
— Мы разгромили кузницу!
Казалось еще немного, и все собравшиеся на площади лошадки расплачутся.
— Партизаны! — засмеялся я, — Конечно, всё это меня очень сильно расстроило, но сегодня не тот день, чтоб сводить счеты и не прощать друг друга. Всё в порядке, я не сержусь на вас.
По толпе пробежал вздох облегчения, и я почувствовал на себе самое приятное тепло на свете — тепло искренних улыбок.
— Мы все убедились в том, что ты на самом деле сохранил верность своим друзьям и товарищам, не смотря ни на что, — сказала Селестия. — Какую награду ты хочешь?
— Ваше Высочество, никакой награды мне не нужно. Но есть одна просьба...
— Какая?
— Сделайте так, чтоб день и ночь, наконец, наступали в положенное им время.

Комментарии (9)

0

Интересный фанф)
Было приятно прочитать)

Ответ автора: Спасибо!

ovnd
#1
0

(/_-

DrDRA
#2
0

Солдаты какие то садисты были)), приехали похлестать плетками).
Угар присутствует).В целом норм.

centaur
centaur
#3
0

ну, могло быть и лучше...

xvc23847
#4
0

Хмм, решили скинуть все в одну главу?
Признаться мне кажется что удобнее было по главам.
Остается осадок по поводу незнания откуда взялись эти " солдаты удачи "
А так мне кажется что история чуть хуже серии " Помошника коваля"
в остальном неплохо .

Александра
#5
0

В целом не очень. Боевики во главе с Радуевым какие то ванильные пацифисты. Если не хотелось добавлять в рассказ лишнюю жестокость, можно бы было заменить их кем то менее воинственным, например злобными капиталистами. А так ну совсем не верю, скорее минус, чем плюс.

Dwarf Grakula
#6
0

Припоминаю рассказы ещё со старого сториса...Приятно перечитывать. Слова льются непринуждённо и гармонично. спасибо, Единорожек.

Mishanya
#7
0

Прикольно. Как-то даже почти близко к духу самого сериала (несмотря на наёмников с автоматами на джипах с пулемётами). Имхо.

Таки зелёное копыто.

Sharp Pen
#8
0

Не очень понятен смысл захвата Понивилля. Всё-равно, что прилетают на Землю злобные ксеносы, оккупируют деревню Малые Ебеня, всех колхозников строят. И сидят, ждут реакции военных.

Darkwing Pon
Darkwing Pon
#9
Авторизуйтесь для отправки комментария.