Полярная повесть

Интерлюдия

– Ну я же догадалась давать им подсказки во сне! Неужели ты не можешь придумать что-нибудь настолько же незаметное для защитных заклятий – только, по возможности, более убедительное, чем эти твои киты?

– Киты помогли им выбраться изо льдов и добраться до места быстрее. Теплая и ясная погода позволит Рэрити и Эпплджек продержаться подольше. Я стараюсь, Луна, стараюсь. Я даже попыталась заставить Грейхуфа повернуть к проливу, как ты предлагала – и видишь, что из этого вышло? Он поставил под угрозу судьбу корабля и всей команды, пытаясь сопротивляться мне.

– Кто здесь главный, Тия? Ты, автор, или какой-то там персонаж? Ты можешь заставить его делать всё, что угодно!

– Найтмэр, наверное, могла бы. Я – не могу. Я не знаю, как можно сделать из персонажа бессмысленную марионетку, чьи мотивы невозможно понять, а поступки не основаны ни на чём, кроме секундной прихоти автора.

– Мы всё равно уничтожим эту книгу, разве не так?

Селестия промолчала. Спайк увидел усмешку Луны, которую она тут же спрятала, повернув голову в сторону. Ему стало не по себе в этой тёмной круглой комнате на вершине южной башни дворца, освещённой только стоявшей на пюпитре лампой. Он спиной ощущал напряжение, повисшее между сёстрами. Он чувствовал себя лишним, маленьким и слабым, зачем-то оказавшимся тут, где он ничего не мог поделать – только писать, писать, писать, поскрипывая пером по бумаге и ожидая очередного «слитно!», произнесённого строгим и сосредоточенным голосом Селестии. Вдоль его позвоночника побежали мурашки, когда он расслышал тиканье часов. Единственные часы, бывшие в комнате, стояли, когда они вошли в неё, это он помнил очень хорошо – но вот, с каминной полки доносилось отчётливо различимое «тик-так, тик-так!», и он поёжился, глядя на неведомо как оживший механизм.

Напряжённое молчание сгустилось, стало почти осязаемым, и наконец Селестия сказала:

– Неважно, уничтожим мы её или нет. Ты сама только что видела, что получилось, когда я перестала считаться с его характером. Ещё одна такая попытка – и всё пойдёт насмарку. Мы не можем так рисковать.

– Хорошо, хорошо. Продолжай в том же духе, пошли им пингвинов, косаток и – на закуску – феникса. Какой здравомыслящий капитан воспримет эту ерунду всерьёз?

Селестия отошла к окну и постояла немного, глядя в непроглядно-чёрную темноту за стенами башни. Наконец, она негромко сказала:

– Эта книга никогда не была книгой про здравомыслие. Пусть и в этот раз она будет хорошей книгой. Пусть даже мы уничтожим её сразу, как только закончим – пусть даже на такое краткое время – она всё равно будет хорошей книгой.

Селестия обернулась, подошла к камину и посмотрела на часы. Что-то прикинув в уме, она пробормотала:

– Утренняя вахта с четырёх, а ночную стоял Роуз… Так, а прошли они шестьдесят четыре мили за две вахты, значит, до берега осталось… Спайк, пиши: «…он сидел перед открытой печной дверцей, глядя в огонь. На его лиловой мордочке плясали оранжевые отсветы, выхватывая её из темноты комнаты; языки пламени, казалось, зажглись и в его глазах…»