Howl A. K. Dgerone
The Tower
Знание зависит от учения.
Почет – от дел.
Благополучие – от усердия.
А награда — от судьбы.
Интересны ли россказни старого единорога? Дряхлого ворчуна, посеревшего от книжной пыли? Современной молодежи — конечно нет! События, что прошли и обозначили целую эпоху, словно маленькие стежки на мантии истории, нынче превратились в сказки для жеребят. Еще полвека назад студенты с восторгом слушали о долгих путешествиях и захватывающих приключениях, о могучих заклинаниях и опасных тварях. О разумных существах, населяющих небеса, горы и даже недра земли. Сейчас эти истории могут усыпить получше специальных заклинаний. Они потеряли новизну, и нынешнее поколение не воспринимает их всерьез. Истории не звучат убедительно из уст старика, засиживающегося за свитками в библиотеке. Теперь самым преданным слушателем стало юркое перо, что в вечерней тишине бегает по пергаменту, пока яркие огоньки танцуют на кончиках свечей, стаптывая их до основания.
Пришло время запереть старые байки на страницах книг и упрятать на полку для редких ценителей пыльной истории. Сегодня я запишу последнюю из них. Ту, что никогда не рассказывал студентам, ибо она до безобразия скучна. В ней нет эпичных сражений и погонь, расследований и сокровищ. Но для меня она самая важная. Первая значимая история в моей жизни.
В те далекие седые времена я был юным мечтателем, который впервые серьезно задумался о своей дальнейшей судьбе. Все проблемы сводились к переживаниям за личную жизнь. А полный перечень моих заслуг в развитии магии состоял из двух заклинаний: первое вызывало вспышку, от которой глаза заклинателя скатывались в кучку, зато вокруг головы начинал кружиться красивый хоровод звездочек, а второе… В той жизни остались простые забавы и искренний смех друзей. В той жизни не было места пышным церемониям, громким прозвищам и титулам. В той жизни меня называли просто…
— Старки!
Знакомый голос нарушил тишину ночи…
Я помусолил зубами кончик травинки, перебрасывая в другой уголок рта. Прожевал. Привычный горьковатый вкус подсохшего лугового сена заполнил рот.
— Старки, ты там?
— Да, — тихо бросил я, отрываясь от созерцания звездных спиралей.
Луна давно уже выкатилась на небосвод, раскинув до самого горизонта сверкающую гриву. В ее молочном свете деревня казалась застывшей и холодной, будто из кристаллов льда. Даже озеро вдалеке, поймав отражение небесной хозяйки, казалось неестественно гладким и мертвым. Дома, оставаясь знакомыми до последнего колышка в изгороди, выглядели чуждыми, словно попали под заморозившую время магию. Я знал, что стоит туда вернуться — иллюзия развеется. Развеется она и с первыми лучами солнца, с первым криком петуха. Ибо жизнь никуда не делась. Звуки ночи не давали забыть об этом. Но пока стрекот сверчков и насыщенный горьковато-терпкий запах сена наполняли мою маленькую действительность приятным уютом. Можно тихо лежать, вслушиваясь в звуки полей, и смотреть в небо. Звезды, они такие далекие и блестящие… Недоступные.
К песне ночи добавилось шуршание соломы и тихое пыхтение.
— Старки, — рядом появилась знакомая рыжая мордочка Лии.
Ее привычная коса была растрепана и украшена множеством торчащих соломинок. Кобылка шумно выдохнула, раздув ноздри, и вскарабкалась на стог, умащиваясь рядом. Я невольно вздрогнул. Сердце шумно затрепетало. Лию не назвать красавицей в привычном понимании. Хвост и грива, собранные в тугие косы, кобылке абсолютно не шли. Из-за грубой взъерошенной шерсти, пони казалась полной, но при этом мягкой и пушистой, словно хомячок. Это добавляло ей определенного шарма. Но главное Лиа относилась ко мне… обычно.
В деревне имелись видные кобылки, но приближаться к оным мне не стоило. Единорогов в наших краях любили примерно так же, как саранчу. Особенно часто поминали рогатых недобрым словом в годы неурожая, когда после отправки в город большей части продуктов приходилось жевать сено.
Будучи рожденным в этих краях, я привык к косым взглядам, ворчанию и издевкам сверстников. Впрочем, с годами ко мне привыкли и скорее терпели, приравнивая к пустому месту. Я редко с кем-то открыто общался. А друзей мог пересчитать по копытам. Так что Лиа — единственная, на кого я мог рассчитывать в качестве особой пони. Если бы я решил остаться…
— Ты все точно решил? — ее голос прозвучал едва слышно.
— Да, — коротко бросил я, возвращаясь к созерцанию звезд.
Эти небесные светлячки всегда вызывали особые чувства. Мать любила смотреть в ночное небо. Ее метка — россыпь звезд, большая редкость для земных пони. Мечтательница, которую манило все необычное, недосягаемое. Может по этой причине она сошлась с отцом, который потом не мог остаться жить в деревне земных пони. И мать поняла и простила заезжего единорога. За это я всегда на нее немного злился. Злился за ее мечтательную натуру, за ее покорность судьбе. И, устремляя взгляд в небо, я ставил перед собой цели, которых хочу достичь любой ценой. Обдумывал способы их достижения. Не просто глазел, разинув рот, а говорил себе, что придет время потянуться и сорвать одну из этих ярких блестяшек. Не помню, когда именно на боку появилась одинокая падающая звезда, и не знаю, что именно она обозначает. Талант загадывать желания? Идти к своей мечте? Или просто смотреть в небо? Надеюсь, скоро это выясню. Ведь время пришло делать первый шаг в недосягаемые дали.
С шуршанием я скатился вниз, магия окутала спрятанные в соломе седельные сумки. Затянув подпруги, повертелся — ремни сидели удобно. Прыжок, и маленькая изгородь осталась позади. Теперь для меня лишь дорога, ведущая в ночь.
Лиа тихо шла следом, слышался перестук ее копыт.
Вскоре к нему прибавился еще один, громкий и уверенный, который быстро нагнал нас.
— Решил сбежать к единорогам?
Я остановился и развернулся. Рядом с Лиай стоял Эмбер. В полумраке его шерсть казалась угольно-черной, и сам жеребец выглядел мощным черным силуэтом.
— Я и сам единорог, — ночь скрыла кривую усмешку.
— Не говори так, — топнул Эмбер. — Эти напыщенные снобы боятся запачкать копыта. Для них даже стоять рядом с нами — значит уронить достоинство. Возомнили, будто мы обязаны обеспечивать все их государство едой только потому, что маленькая кучка их магов тратит утром немного времени, чтобы поднять солнце и вечером заменить его луной. Старки, я же знаю тебя с самого детства! Ты не такой!
— Но у меня во лбу торчит рог. Думаешь, если я надену шляпу, все об этом забудут? — вопросительно приподнял бровь я.
— Это не главное, — покачал головой жеребец. — Твоя семья — это те, с кем ты вырос. И твой дом — здесь.
— Не многие так считают, — вздохнул я.
— А как же мать? Ты ее бросаешь?
— На ней все жеребята деревни. Есть за кем присматривать. Я только обуза, из-за которой все на нее косо смотрят. Так может, если меня не будет рядом, она найдет себе особого пони?
— Ты сам веришь в это? — в голосе Эмбера проскользнул скепсис.
Я промолчал. Конечно не верю. Матери нравится, когда жеребцы оказывают знаки внимания, но, мне кажется, вера в возвращение отца еще где-то теплится в ее душе. Вера в чудо, мечта о месте, где все расы пони живут бок о бок, и где наша семья будет счастлива. Мать никогда не признается самой себе, настолько это нелепо. Но в глубине души надежда не дает ей сблизиться с другими пони. Это ее талант и ее проклятье: видеть в большой луже бездонный океан с опасными захватывающими приключениями. Видеть возможность запустить лодочку, или прыгнуть, любуясь играющим на брызгах солнцем. Находить общий язык с жеребятами, впитывающими красоты этого мира. Верить в чудеса…
Но кого порадует, что посевы сохнут, а дороги мокнут? Обычно взрослые, увидев лужу, жалуются на крупоногих пегасов. Но только не она. За это жеребята ее так любят.
Но я больше не могу быть ее жеребенком.
— Так будет лучше для всех, — надеюсь, прозвучало уверенно. — Я здесь чужой.
Лиа подошла ко мне и ткнулась носом в шею.
— Для меня ты не чужой… — шепнула она. — Старки, погадай мне… последний раз.
Я улыбнулся. На прощание у меня есть особенный трюк, который никто не видел. Новое заклинание, его я еще не использовал для других.
Подчиняясь магии, сумка раскрылась. Рядом с затертыми отцовскими свитками по азам магии единорогов лежала старая колода гадальных карт. Еще в детстве я нашел ее на дне сундука, а старенькая подслеповатая соседка подолгу рассказывала значение каждой карты и учила раскладам. Она никогда не касалась колоды, говорила, что карты должны знать только своего владельца.
Карты есть порядок и хаос. Их много, но они едины. Карты поведут меня, карты — это все, на что я надеялся. Карты — все, что я умел. Раскладывать карты и составлять гороскопы. В звездах я тоже разбирался. Это немногое, чему мать учила только меня. Движения светил и созвездий. Другим жеребятам такое не интересно.
Я сосредоточился. Карты обволокло сиянием, они заметались в магическом облаке стаей испуганных мотыльков. В воздухе вспыхнул сияющий круг. Я очень гордился этим заклинанием. Второе в жизни из тех, что я составил. Далеко не с первого раза, конечно. Красивое. Мне казалось, оно позволяло гадать лучше, точнее… Делало гадания эффектными, так это точно. Не один день я потратил, вычерчивая эти линии. Сделал их похожими на знаки с небес, а в центр поместил хвостатую звезду, как на моей метке. Сияющие нити протянулись в воздухе, карты застывали на их пересечении, словно в паутине. А затем вспышка, и я оказался во тьме, окруженный хитросплетением фигур, сияющих узоров, созвездий и образов с карт. Я не знал, как сейчас выгляжу со стороны, лишь осознавал, что Лиа слышит меня и ждет.
И я двинулся вперед, внимательно изучая образы. Они казались туманными, но внутренний голос направлял и связывал их в единую картину. Множество вариантов и трактовок становились целостными, логичными и понятными. Картины будущего проступали сквозь туман.
Эта карта — Лиа. Туз чаш. Узорчатый кубок, спускающийся с небес. Приятная пони, у которой нет врагов. Для нее важны не материальные блага, не физическая сущность вещей, а духовные аспекты. Это я знаю и так. Невольно улыбаюсь. Неподалеку тройка бит. Ближайшее будущее? Может означать пони, о котором хочется заботиться. Тройка бит усиливает влияние соседних карт, а также может означать — я вдохнул v заключение брака… Что ж, не думаю, что для молодой кобылки предстоящий брак нежданное событие. Все гадания деревенских кобылок к тому сводятся. Дальше…
Слева Солнце, сияющее и вечное. Я медленно прошел мимо этого образа. Самая благоприятная карта в колоде. Определенно, сама судьба благоволит: Солнце покровительствует добродетели, и также может толковаться, как счастливый брак. А сразу за ним — четверка бит — наступление покоя, зажиточности, стабильности, спокойной жизни. Тихой, скучной и размеренной…
Образы легонько вздрогнули. Узоры начали наливаться ослепительным сиянием, пока все не утонуло в одной яркой вспышке. Неясные видения скомкались в один неразборчивый клубок, а затем перед глазами промелькнул поток событий, таких четких, связных и реальных, что пошла кругом голова. Никогда еще это заклинание не срабатывало так хорошо. И никогда не отбирало так много сил.
Я не сразу осознал себя на ночной дороге, рядом угасает магический круг, а карты начинают медленно опускаться в пыль. Я быстро подхватил их одним магическим облаком. Голова слегка закружилась.
— И? — грустно улыбнулась Лиа.
— Ты выйдешь замуж, и все у тебя будет хорошо, — улыбнулся я в ответ. — Немного скучно, но хорошо.
— И все? — насупилась пони. — Гадания всегда к этому и сводятся. И никаких подробностей. Хоть бы знать, за кого я выйду.
Я поманил копытом, и когда она нагнулась, прошептал на ухо:
— Если знать все, то будет не интересно.
Лиа фыркнула, отстраняясь.
— Присмотрите за мамой, — добавил я уже громко.
Эмбер подошел ко мне, протянул ногу:
— Удачи, — ободряюще сказал он. — Она тебе понадобится.
Я благодарно кивнул. И хлопнул копытом об его.
Это прощание с… другом? Раньше Эмбер заступался за меня каждый раз, когда пони из деревни слишком досаждали. Жеребец учился у кузнеца, был крупнее и сильнее многих и пользовался определенным уважением. Его сила, его статус — то, чего мне никогда не достичь в этой деревне. Но сейчас мы стояли рядом… И теперь, разрывая связи с прошлым, я смотрел на Эмбера иным взглядом. На пони, который желает мне счастья. На пони, которого я, вероятно, больше не увижу. На пони, которому оставляю лучшую подругу. Рядом с Эмбером я всегда чувствовал себя жеребенком и до этого никогда не замечал, что ростом выше. Ненамного, но выше. Пусть мое щуплое телосложение уступает его габаритам, но чувство его превосходства развеялось, словно эфемерные ночные тени.
— Приглядывай за Лией. И береги ее, — добавил я в полтона тише, толкая жеребца копытом в плечо.
Пони едва заметно кивнул.
Оборачиваться — плохая примета. Я рысил, чувствуя, как ночная прохлада мягкими прикосновениями выдувает из головы последствия заклинания. Представлял, как Эмбер и Лиа смотрят в ночь, пока мой силуэт растворяется во мраке. А затем разворачиваются и неспешно вместе бредут в деревню. В груди зародилась маленькая искорка ревности, но она быстро утонула в приятной теплоте радости за близких пони. Все-таки я любил Лию как сестру. И как друга.
Копыта несли меня по дороге. Для деревенских не спать всю ночь привычно. День всегда суетной, наполненный делами и обязанностями. Зачастую тяжелым трудом. Ночь — время отдыха, тишины, покоя. Темнота смывает усталость, скрывает недостатки, укутывает уютными крыльями. Рысить в ночной прохладе одно удовольствие. Я торопился, чтобы к полудню выбраться за хутора и дойти до окраинных деревень. Там начинаются прокатанные тракты, заблудиться на которых уже не получится. А если повезет, то можно прибиться к торговцам, что доставляют продукты в город.
За свою не слишком долгую жизнь я очень редко покидал деревню. Пару раз ездил на соседние хутора, да ходил по окрестным лесам. Но теперь предстояло рысить до самих единорожьих земель. Если поторопиться, успеется добраться в Хорнгольд к Осенней Ярмарке. Проезжавшие торговцы неоднократно нахваливали единорожьи города с их пышными торжествами. Поговаривали, что от городов земных пони те отличаются так же, как свежая морковь от пролежавшей пару лет в погребе. Рассказы о различных магических диковинах, богатых горожанах, купающихся в золоте, и о замках, прорезающих облака — для простых деревенских сказки из другого мира. Все те волшебные города не так уж и далеко от поселений земных пони. Но единороги не слишком одобряли крестьян, разгуливающих по их поселениям. И уж тем более не приветствовали их на празднованиях. Хотя, что единороги по сути праздновали? Окончание сбора урожая… нами? Я улыбнулся. Между «нами» и «ими» в сознании пролегла немалая пропасть. Но, видимо, не настолько большая, чтобы я побоялся ее перепрыгнуть.
Солнце медленно выползало из-за горизонта, окрашивая верхушки леса в багрянец. Я рысил навстречу рассвету, оставив позади старую жизнь. Предстоит построить новую, имея лишь сумку вещей да полный мешок грез и стремлений. Будущее туманно, потому можно мечтать о чем угодно.
Вскоре из-за деревьев показался скудный дым, определив ближайшую деревню. Дорога повернула в ином направлении, и пришлось свернуть. Теперь вокруг бушевало дикое луговое разнотравье, частые заросли полыни источали горьковатый аромат. На каждый шаг во все стороны разлетались возмущенно стрекочущие кузнечики. Ранним завтраком послужил веник с кленового дерева. Я смаковал молодые листочки, наслаждаясь приятной кислинкой в послевкусии черенков. Вкусно, но не особо сытно. Теперь живот настойчиво припоминал, что пора бы перейти к более серьезной трапезе. Порадовал небольшой участок красного клевера. Сощипав пару, я разжевал воздушные соцветия, добираясь до сладкого нутра.
Вскоре обнаружилось удобное место для привала. Маленький, обложенный камнями родник. Несколько выкрученных яблонь-дичек неподалеку давали приятную тень и перспективу сытно перекусить. В это время года не палит, как летом. Но рысить, пока солнце в зените, считается дурной приметой. Не стоит гневить полуденных духов.
Я блаженно опустил морду в ледяную воду и вдоволь напился. Высокая трава была лучше всякой подстилки. После ночного бега — все, о чем можно мечтать. Улегшись в тень, я обнаружил несколько яблок. Сунул одно в рот, разгрыз. Яблоко было достаточно грубым, но не слишком кислым. Всяко сытнее листвы. Брать из дома еду было глупо, учитывая сколько растет ее по дороге. Все яблоки оказались быстро собраны и употреблены. Стоило поспать хотя бы час, пока солнце не спустится дальше по небу.
Я подобрал ноги под себя. В голове обосновалось легкое исступление, обычное дело после бессонной ночи. Теплый день, тень, шорох ветвей: все убаюкивало. И вместе с приходом усталости отступила вся уверенность, окрылявшая меня последние время.
В голове всплыло первое предсказание, полученное благодаря заклинанию. Не такое четкое, как вышло для Лии. В смутных образах я покидал дом накануне праздника осени. И встретил единорога, который помог мне найти место в жизни. Многие детали я не смог ясно разглядеть, хотя и чувствовал их важность. Знал лишь, что встречу его, отправившись в Хорнгольд. Но действительно ли это правда? До этого я старался не задумываться каков шанс, что предсказанное осуществится. Но теперь запал уверенности пропал. Накатило волнение, что пробрало до дрожи. Найду ли я нужное место? Встречу ли нужного пони? Остается надеяться, по прибытию все разрешится само собой. Наивно, конечно, полагать, что кто-то возьмет на попечение молодого единорога, умеющего лишь показывать фокусы с картами и светящимися кругами. Но я надеялся, образы не врали. И все сложится как положено. Нужно просто успокоиться и вздремнуть.
Разбудил меня легкий тычок под ребра.
— Эй, здесь нельзя спать.
— Почему, — сонно пробормотал я, поднимая голову.
Темно-серый пони, нескладный и одутловатый, походил на осла. Он озадачено таращился на меня, задумчиво накренив голову. Потихоньку на его морде расползлась улыбка понимания:
— Эй, братцы, глядите — единорог. Подавиться мне прошлогодней редькой, единорог! — удивленно возликовал он.
Я настороженно поднялся из травы. Помимо серого толстяка у родника обнаружилась еще пара незнакомцев. Типичные деревенские. Выцветшие под лучами солнца спины, обтертая шерстью на худых мордах.
— Ты не глашатай, — констатировал чубарый жеребец. — Чего здесь делаешь?
— Просто проходил мимо, — неуверенно ответил я, настороженно косясь на янтарно-рыжего пони.
Последний молча смотрел, и в его глазах была… нет, не злость. Какая-то бессильная угасшая ярость. Будто она давно отступила, но все еще ее угольки тлели на поверхности, готовые вот-вот вспыхнуть. Он медленно подошел, и я невольно отпрянул.
— Эй, Спарс. Не надо, — обеспокоено увещевал чубарый. — Оставь его.
Рыжий остановился, так же медленно развернулся, будто собирался уйти. Но в последний момент решительно фыркнул и приложил меня задними копытами. Мир вспыхнул разноцветными пятнышками, пока я катился по траве.
— Эй, а ну стоять! — раздался откуда-то разгневанный хриплый голос. Кто-то промчался мимо, закрывая солнце. Я опасливо приподнялся, потирая пострадавшее плечо.
Рядом стоял смутно знакомый жеребец в годах. Грязно-рыжая шерсть покрыта дорожной пылью, а темно-коричневая грива слиплась от пота. Похоже, пони проделал долгий путь. На крупе красовалось красное яблоко, из-за которого, словно солнце из-за тучи выглядывала монета.
— Эй, жеребчик, ты как? — наклонился надо мной яблочник.
Я повел плечом:
— Нормально.
— Что, мститель, жизнью недоволен? — бросил мой нежданный заступник. — Этот малый вырос в деревне за хуторами. Работал не меньше вашего и голодал не меньше вашего.
Теперь я припомнил в этом пони Мела — торговца, что несколько раз проезжал нашей деревней.
Янтарный фыркнул и молча направился к деревне.
Серый пухлик проводил взглядом удаляющегося приятеля:
— Спарс жеребец неплохой, — виновато пробормотал он. — Понимает, что был не прав. Ты извини, у него сестра едва не умерла зимой из-за неурожая. А в тот год королева единорогов праздновала юбилей, и пришлось отдать больше продуктов чем обычно. Теперь ему будет стыдно.
— Я догоню, пусть вернется, извинится, — предложил мышастый.
— Не нужно, — вздохнул я. — Если что, скажите, я его понимаю и зла не держу.
Деревенские кивнули и бросились догонять приятеля.
— Тебе с ними не по пути? — уточнил Мел.
Я мотнул головой:
— На тракт к городу.
— Тогда подожди, вместе пойдем.
Пока Мел громко фыркал, освежаясь у родника, я решил собрать немного яблок в дорогу. Застав меня за этим занятием, жеребец брезгливо посоветовал выбросить эту дичь и предложил угостить нормальными фруктами.
На дороге стояла кибитка, затянутая грубой льняной тканью. Торговец сунулся внутрь, повозился и вытащил зубами бесформенный грязный кусок тряпки, оказавшийся грубо сшитым головным убором. И бесцеремонно нахлобучил мне на голову:
— Шапку носи, умник. Путешествует он. Не в этой деревне огребешь, так в следующей. Тут только вестников не трогают, а обиженных много.
— Я больше не планирую в деревни заходить, — буркнул я, поправляя обновку.
— В Хорнгольд что ли путь держишь? — удивился Мел. — Мы тоже туда.
Из кибитки высунулась желтая мордочка с белым завитком гривы. Жеребец тут же расцвел:
— Прости, булочка, мы тебя разбудили?
— Нет, я не спала, — благодушно улыбнулась пони, подавив зевок.
— Жена моя, — пояснил Мел. — Ховер. А это Старки из Луговки.
— Очень приятно, — кивнул я.
— Приятно ему, — фыркнул жеребец. — Ладно, пойдем уже. Вместе веселее, да и глупостей, поди, меньше наделаешь.
Торговец ловко впрягся, поправил упряжь. Пару раз глубоко вдохнул и рванул, сдвигая с места тяжело груженную повозку. Я было удивился, как он вообще будет ее тянуть. Но жеребец, набрав скорость, потрусил неспешной рысцой.
Я припустил рядом.
— Яблоко будешь? — из кибитки вылетело огромное красный плод. Я едва успел подхватить его магией.
— Благодарю.
— Тоже путешествуешь? Мы вот в пути почти все время, — пони перебила меня, прежде чем я успел ответить. — Торгуем. Покупаем тут, продаем там. Не всем охота возить еду и товары. Зерно или фрукты-овощи. Иногда помогаем в сборе продовольствия для единорогов и пегасов… пегасам сейчас не помогаем…
Я открыл было рот, спросить почему, но опять не успел.
Джо подмигнул мне, и покачал головой.
Желтая пони высунулась из кибитки, свесив передние ноги и теперь ненавязчиво щебетала обо всем, что было вокруг нас и вне нашей досягаемости. О встречающихся по дороге полях, о различных видах сена, о достоинствах пугала, что скрылось за поворотом. О погоде и грядущих урожаях. О ценах на еду. Уже под вечер я знал половину событий за последний месяц со всех окрестных хуторов и деревень, о которых и не подозревал до сегодняшнего дня. Ховер не особо смущало, что мы с Мелом фактически просто поддакиваем. Только когда солнце собралось устало сползать в зенит, пони начала потихоньку засыпать. Пару раз она клюнула носом борт телеги, прежде чем мы скатились на обочину устраиваться на ночлег.
Пока Мел распрягался, Ховер вылезла из телеги и потихоньку кряхтя, стала разминать ноги. Под домотканой накидкой явно просматривался полный живот.
— А вы… — оторопел я.
— Да, ждем пополнения, — улыбнулась пони.
— И вы в таком состоянии в дороге? А если прямо в пути… ну, начнется…
— Бывало, да, — рассмеялась Ховер. — Это уже наш третий. Сестры сейчас у бабушки, пока мы в разъездах.
Желтая пони задорно рассмеялась, похоже я выдал достаточно озадаченно выражение.
— Если честно, я все время уговариваю жену остаться дома, — покачал головой Мел. — Но она так привыкла к путешествиям, что я не могу ее огорчать. Будем готовить ужин?
Жеребец отдернул шторки кибитки и вытащил корзину фруктов.
— Будем печь яблоки на воздухе! — завопила кобылка. — Давно я их не ела! Печеными!
На меня тут же возложили миссию по разведению огня. Пришлось топать в ближайшую рощу за хворостом. По возвращению я заметил в кибитке странное движение. Пушистое белое облако неспешно протискивалось сквозь открытые шторки, воспаряя в небо.
— Эй, ты куда? — всполошилась Ховер.
Она сбросила свою накидку, расправляя крылья, в пару громких взмахов подлетела к облаку, придавливая его к земле. И принялась запихивать обратно. Я удивленно подошел и попробовал облако копытом. Словно густой утренний туман, оно совершенно не ощущалось. Но в копытах пегаски казалась мягкой периной.
— Был неосторожен влюбиться в ее перышки, — фыркнул Мел. — Но так как пегасов не все любят в этих землях, приходится быть осторожными. Помогает, что мы всегда в разъездах. Но тебе, как единорогу, думаю понять легко.
Я горько скривился. Моего отца подобные трудности остановили. А может он не считал нас с матерью достаточным поводом усложнять себе жизнь.
— Но если родится пегас…
— Да, будет сложно, — подтвердил Мел. — Но мы давно мечтаем осесть. Торговля — это хорошо, но я хочу место, которое можно назвать домом, свое дело, которое можно будет передать детям, и имя, которым будет гордиться вся семья.
— Думаете заняться яблоками? — предположил я, сваливая сухие ветки в подготовленную яму.
— Ну, я не только в яблоках знаю толк. Много где работал: и на ферме камней, и на яблочной. В детстве помогал в чужих садах. Определенный опыт есть, но не знаю, смогу ли выращивать так же хорошо, как продавать.
Пегаска вытащила из корзины яблоки и начала нанизывать их на палочку:
— Моя кузина работала на каменной ферме. Говорила, самое скучное в мире занятие, целый день перетаскивать камни с места на место. Из них даже ничего нельзя испечь.
— Ты не представляешь, какие она печет великолепные пироги, — подмигнул Мел. — Прекрасная хозяйка. В общем, я давно хочу заняться фермерством. Но начать не так-то просто. Это большой риск. На то, чтобы выкупить землю, уйдут сбережения. А еще саженцы, которые начнут давать урожай далеко не сразу. Много раз все взвешивал, но решиться никак не могу.
Я чиркнул кресалом, подставляя комок жухлой травы. Маленький огонек задорно затрепетал, накидываясь на угощение.
— Здорово быть волшебным. Так удобно, — задумчиво пробормотала пегаска.
— А знаете, я могу вам погадать, — предложил я, доставая карты — Это немногое, что я умею.
Подчиняясь магическому касанию, из колоды вывалился Рыцарь Бит.
Мел лишь усмехнулся:
— Не нужно. Я буду идти к цели вне зависимости от результата. Иначе буду сожалеть всю жизнь. Так какой смысл пытаться выспрашивать судьбу?
— Но если знать заранее, можно избежать ошибок… — удивился я.
— Ошибки — уроки жизни, — покачал головой торговец.
Рыцарь Бит. Осторожный, зрелый, предусмотрительный, талантливый. Путешественник, связующее звено между другими пони. Это определенно карта Мела. Но также Рыцарь Бит — владыка плодородных и диких. Ему не нужны какие-то глупые предсказания, чтобы знать, как жить. Колода вернулась обратно в сумку, и я принялся нанизывать яблоки на палочку, предвкушая нежный вкус печеных фруктов.
Путь до Хорнгольда занял несколько дней. За это время я узнал много интересного о городе. А также о родословной Мела и Ховер до двенадцатого колена. И вторую половину всех произошедших в округе новостей. Никогда бы не заподозрил, что в окрестностях происходит столько разнообразных событий. Казалось, деревни просто бурят какими-то внутренними проблемами, распрями и интригами. Кто-то сватается, кто-то ругается. У всех свои заботы и проблемы. Даже у коров, что живут огромными табунами на дальних хуторах, где много лугов. В нашей деревне коров была всего пара, они обычно сами ходили на пастбища, были молчаливы и не особо активно принимали участие в жизни деревни. У них не было своих домов, но за жилье и еду они исправно давали молоко. Для простого деревенского жителя это было довольно накладно. Особенно зимой. Представить, что кто-то держит коров десятками, было трудно.
Наутро третьего дня из предрассветного тумана показался Хорнгольд. Город рассыпался на невысоком холме множеством крыш, выложенных аккуратной желтоватой черепицей. Все дома не в пример ровнее тех, к которым я привык, да и размерами несравнимо больше. Но главное — в центре стоял замок. Он показался мне огромным. Это была всего лишь какая-то маленькая резиденция королевской семьи, в которой кроме слуг редко кто-то жил, но деревенскому жителю он виделся исполином, который своими витыми шпилями может оцарапать солнце, будь то неосторожно проплывать над башнями.
С семьей торговцев я распрощался на въезде. Те держали путь к базарной площади, я же собирался на ярмарку, будто внутренний голос манил меня туда именно сегодня, именно сейчас. Он появился, когда я впервые создал то заклинание, но теперь стал настолько четким, что буквально тащил меня против воли.
С первого вдоха город поглощал водоворотом событий, будто разгневанный речной дух. Кружил, не давая сориентироваться и заливая вместо воды чистыми эмоциями, что впору было захлебнуться.
Гуляния разлились на окраине, частично захлестнув город, проникая меж домами в виде ярких одежд, шумных компаний, громкой музыки и прочего веселья. Флаги и вымпелы с гербами, шатры и балаганы — все из ярких тканей, вышитые искусной вязью. Ярмарка запомнилась мне единым шумным и цветастым пятном. В ней невозможно было выхватить что-то одно. Магические огни летали, переливались, озаряли поочередно то одно, то другое зрелище. Повсюду были краски, и звуки от которых разум пасовал, и я превращался в восторженно глазеющего по сторонам жеребенка.
Я чувствовал себя маленьким, потерянным. Уверенность улетучилась, будто ее и не было, восхищение сменялось испугом, а испуг вновь уступал восхищению. Впечатления заливали сознание до краев и выплескивались бурным потоком!
В итоге я понял, что просто стою, забыв моргать, и отражаю в глазах все это великолепие. Кто-то толкнул меня, я сделал неуверенный шаг в сторону, но и там меня толкнули. Но я не обратил на это особого внимания. Я вслушивался в голоса ярмарки. «Попытайте удачу, выиграйте приз!» — кричали одни. «Шоколад! Лучший шоколад с тертым сеном с самих чистых лугов Грассфилда! Изысканный вкус от знаменитого шоколатье сэра Ханса Слоана. Попробуйте новинки!» — слышалось с другой стороны. «Сладкое лакомство из выдержки сахарного бамбука! Секрет приготовления из зебринских земель! Славный путешественник Ван Заккервейт проскакал половину материка и преодолел океан, чтобы добыть вам этот рецепт!» — вещал единорог, продолжая крутить палочку в сияющей тарелке. Палочка быстро обрастала белой субстанцией, похожей на пушистое облако. Рядом прыгали жеребята, глазея на чудо. Закончив, единорог передал облако жеребенку, получив от мамаши горсть монет, и начал крутить следующее. Я заворожено смотрел на проплывающую перед носом диковину. Заметив мой восторженный взгляд, жеребенок самодовольно помахал, наслаждаясь моей завистью. Затем серьезно кивнул и, пока мать отвернулась, протянул облако на палочке мне. Я вежливо откусил немного. Облако было сладким и таяло во рту. Я расплылся счастливой улыбкой, жеребенок тоже. Он радостно запрыгал вслед удаляющейся мамаше, стараясь левитировать лакомство подальше от спешащих прохожих. Я смотрел ему вслед. Интересно, были ли облака на вкус похожи на это чудо? Наверно, нет. Иначе бы пегасы на них паслись, а не требовали какую-то там скучную морковь или редьку… Но если бы облака были такими, какой бы тогда шел из них дождь?
Я помотал головой и зашагал дальше. Где-то здесь была моя судьба!
Я кружил улицами, стараясь быть не затоптанным процессиями из музыкантов, жонглеров и разодетыми пони на ходулях. Под задорные мотивы огибал балаганы, в которых шли представление со сказочными сюжетами, красочными костюмами и декорациями. Казалось, я брожу весь день. Но солнце еще даже не думало взбираться в зенит.
Бесцельные блуждания вывели меня на относительно тихую окраину. С этой стороны часть шатров еще только разворачивалась, а заинтересованные зеваки старались держаться поближе к ярким зрелищам. Здесь огромный купол с вывеской «Цирк чудес Крафти Трика» еще только обрастал флагами, помостами и шатрами. Шумные пони разбирали фургоны, тащили костюмы и реквизит.
Внимание уцепилось за небольшой шатер, украшенный достоверными изображениями созвездий. Долговязый сине-голубой единорог с аккуратно уложенной гривой и белым голубем на боку, пробегая мимо, сунулся внутрь.
— Где мадам Глория! Она давно должна быть здесь! — закричал он пробегавшим мимо циркачам.
— Не кричи, Стан, ты же знаешь, — ответил ближайший пони, тащивший на шее бухту каната, — она прислала письмо, что на этой ярмарке ее не будет. Уехала к внукам и до сих пор не вернулась. Сказала, что благополучие семьи важнее, чем какие-то карточные фокусы за гроши в нашей палатке.
— Да вы издеваетесь? Кого я на ее место посажу? Дарклера? — единорог кивнул в сторону здоровенного земнопони.
— А, что? — повернулся тот, выпуская изо рта штангу. Та рухнула на помост, выломав несколько досок. Единорог страдальчески закатил глаза:
— У нас и так куча проблем в этом году, а теперь еще и гадалки нет!
По телу пробежала дрожь. Это тот шанс, которого я ждал.
— Я умею гадать, — как можно увереннее заявил я, выходя к единорогу.
— А кто ты? — удивленно повернулся единорог.
— Я Старки. Карты таро и гороскопы — то, что я умею.
— И насколько же хорошо? — поинтересовался Стан.
— Ну, я предсказал, что если приду сегодня сюда, то найду работу.
Единорог внимательно окинул меня взглядом и расхохотался:
— Этот парнишка мне нравится, — он хлопнул меня копытом по плечу, — постарайся не посрамить честь нашего шатра. Сегодня посмотрим, на что годишься. Будешь стараться, может, останешься с нами. — Язык подвешен.
— Вместо этой старухи, — буркнул он уже тише.
— Как, говоришь, тебя зовут? Старки?
Единорог повернул меня боком:
— Что это у тебя? Звезда падает? Хвост кометы? Значит ты у нас Старки Кометохвостый? Хорошо. А я Стант, на сцене — Крафти Трик. Я тут заправляю кучкой этого разномастного сброда. Мы все разные, но держимся вместе, так что, если некуда пойти, возможно, сможешь влиться. Задание на сегодня — сиди в шатре, гадай. Рассказывай всякие витиеватые штуки, так чтоб непонятно и вычурно. Ну, ты знаешь.
Я кивнул.
— Джонни! — заорал он. — Найди приличную доску, да напиши на ней что-нибудь эдакое, ну как ты умеешь. И одежду предсказателю подбери!
Вскоре я стоял перед вывеской, гласящей: «Великий Старклер Кометохвостый — пророк и провидец!» На спине лежал сверток с мятым колпаком и накидкой, сплошь покрытыми звездочками и блесками. Я вздохнул и отодвинул завесу. Изнутри шатра царил полумрак. Кроме стола, накрытого тканью, и пары стульев, повсюду были разложены и расставлены вычурные штуки. Хрустальный шар покоился в бронзовой подставке в виде свернувшегося плюща. Цветные камушки, собранные в причудливые подвески из тоненьких проволочках, ловили редкие блики. В глиняной чашке тлела серая палочка, испуская витиеватую дымку с запахом лаванды.
Я накинул мантию, нахлобучил нелепый колпак и уселся за стол.
Первой посетительницей оказалась полная кобылка, закутанная в шаль. Все ее вопросы были о любви. Я даже толком ее не запомнил. Наколдовал яркий круг и разложил простой расклад на личную жизнь. Заклинание вышло тусклым, никаких видений, просто карты. Я невнятно пробормотал вероятные трактовки, половина из которых о возможной любви, замужестве, успехе в начинаниях. Впрочем, даму это устраивало. Она задумчиво кивала и ушла вполне довольной, оставив горсть монет. Я ссыпал их в мешочек и принялся ждать.
Посетители заходили не слишком часто. По большей части дамы или кобылки. При виде меня кто-то разочарованно хмыкал, молодые хихикали и подкалывали на счет вывески. Я не обижался, просто делал то, за что платили. Все посетители приносили беззаботный дух ярмарки. Они не интересовались чем-то по настоящему важным: расспрашивали о жизни, о себе.
Я зажигал круг и рассказывал туманные предсказания или кратко характеризовал посетителя, исходя из расклада. Впрочем, мало кто относился серьезно к моим словам. Я был рад, что не приходится выкладываться по полной. Стало понятно, что если бы пришлось каждый раз накладывать заклинание, как для Лии, то я давно бы слег пластом под этот стол.
После полудня заскочил знакомый Джонни, оценить размер выручки, и принес лепешек, яблок и воды. Поток посетителей к тому времени немного иссяк. Я уже было заскучал, покачивая копытом одну из многочисленных проволочных подвесок, когда завеса при входе всколыхнулась, пропуская в шатер молодую особу, обряженную в мантию и плащ. Я не мог сказать, симпатична она или нет. Она была чуждая. Никогда в своей жизни я не видел, чтобы кто-то был настолько разодет, напудрен и носил множество украшений. Можно было оценить искусство портного, мастерство цирюльника или богатство семьи, но не пони, скрытую под всем этим.
Единорожка выглянула из шатра, осмотрелась, задернула завесу:
— Пророк и провидец, Великий Старклер Кометохвостый? Это ты что ли? А где, ну, комета-хвост? — единорожка выразительно помахала копытом перед мордой.
— На метке, — буркнул я.
— А… — посетительница скучающе окинула взглядом убранство. — Ну, рассказывай давай… былое, грядущее.
— Что-то конкретное хотите узнать? — я попытался придать голосу хоть немного важности.
— Не знаю… Я уже столько всего слышала о своей судьбе. Просто выдай какое-нибудь пророчество о далеком будущем. Кем я стану, когда вырасту? С кем мне стоит наладить связи? Кого опасаться? В общем, валяй, просто займи меня, пока я тут…
Шторы вновь раздвинулись, пропуская седого жеребца. Расшитая золотым орнаментом просторная синяя мантия наводила на мысль о волшебнике. Таком, какими я всегда их представлял: мудром, эксцентричном, посвятившем всю жизнь познанию мира и его тайн. Рядом с ним стало стыдно за свой наряд, отдаленно похожий, но все еще в близком родстве с мятой тряпкой.
— Госпожа Платина, вы сбежали от сопровождения, — спокойным назидательным тоном увещевал жеребец. — Все вас ищут, как не стыдно.
Единорожка обиженно надула губы, нарочито усаживаясь за стол.
— Я хочу задержаться. Сейчас симпатичный молодой жеребец предскажет мое прекрасное будущее, — ехидно пропела кобылка.
Я почувствовал, как внутренняя сторона ушей налилась пунцовым, и порадовался, что надел шляпу.
Старик неодобрительно покачал головой:
— Ваши астрологи составляют гороскоп на каждый день. Признайте честно, это лишь возможность позлить меня. Что бы сказала ваш отец?
— Мой отец далеко, — заметила единорожка. — А вам велено присматривать за мной, а не мешать развлекаться.
Жеребец устало прикрыл глаза и глубоко вздохнул:
— Ладно, молодчик, расскажите все, что она просит. Я заплачу.
Из-под мантии появился мешок монет, размером больше того, что уже был заработан за этот день. Я вздрогнул. Напортачить нельзя. Если эта гостя останется недовольной…
Я сглотнул, доставая карты. Сегодня уже столько раз вызывал заклинание, но на этот нужно постараться, превзойти себя. Вздохнув, я зачерпнул всю оставшуюся магию и начал привычно создавать элемент за элементом, вырисовывать узор. Приходилось правильно рассчитать силы, вкладывать как можно больше, но чтобы хватило на все. Гадание, конечно, самое сложное, какому только научила меня старушка. Сияющий узор развернулся, раз, другой, третий, из круга сыпалась серебряная пыль, окутывала мистическим туманом. Карты замелькали вихрем, вращаясь и перемешиваясь по всему шатру. Затем резко сложились в стопку в центре фигуры.
Единорожка смотрела заворожено, а старик — с легким интересом. Похоже, мне удалось их удивить. Добавив завершающий элемент, я разбросал карты по ключевым точкам, пока комната исчезала в знакомой уже темноте.
Старик удивленно приподнял бровь…
Три карты раскроют личность. Четыре расскажут о круге влиятельных пони. Три раскроют будущее. И две старшие — подведут итог.
Карты застыли в узоре. От избытка магии я уже потерял связь с реальностью. Больше не было шатра и пони вокруг. Я бежал по переплетению сияющих линий меж небесных светил, которые проносились вокруг, озаряя изображения на картах…
Теперь важно разобрать и не запутаться. Много карт, много трактовок. Заклинание должно сработать как надо.
Королева чаш гордо нависает над всеми. Импульсивная эмоциональная кобыла. Королеве чаш свойственны перепады настроения. Склонность к драме, преувеличению достоинства и недостатков окружающих. Соседствует с Девяткой бит. Мало приспособленная к жизни личность, не воспринимающая проблемы как должно, игнорирующая их. Справа карта, усиливающая Девятку. Королева бит перевернута. Дутый авторитет. Положение в обществе, не подтвержденное личностными качествами. Похоже, у нашей посетительницы вредный характер. Не удивлен, но сомнительно, что она обрадуется такой характеристике. Значит, нужно идти дальше. Найти нечто экстраординарное.
Будущее окружение. Три личности, оказывающие наибольшее влияние на судьбу. Вертится и подрагивает Семерка чаш. Пони, что возвела для себя иллюзорный мир, полный нелепых фантазий, отчуждается от реальности при помощи выдумок.
Рыцарь мечей обосновался в небесном знаке воздуха. Он грозно потрясает оружием. Вспыльчив, подвержен минутным порывам. Не в состоянии действовать по плану. Импульсивен. Агрессивен. Вероятнее всего, военный.
Последняя карта Король чаш. Уравновешенная творческая личность. Учитель. Наставник. Ученый. Третья карта, влияние наиболее слабое из трех. А жаль. В данном раскладе я бы предпочел следовать именно ее советам. Иначе…
Что же ждет такую личность в окружении этих карт? Я протиснулся между двух висящих в пространстве узоров. Следующая карта маячила вдалеке, и пришлось намного прорысить, прежде чем удалось ее рассмотреть. Пятерка бит. Крушение жизни, потеря материальных благ. Обретение опыта. Научиться чему-то? Сомнительная радость, учитывая цену — для нашей неженки слишком дорого. Перевернутая восьмерка посохов. Внутренние противоречия, душевное смятение, неуверенность, распри, критика, ложь, фальшь, дисгармония. В принципе, я уже знаю, что следует сказать. Простой, незатейливый совет слушаться старших. Главное, сказать помягче и загнуть витиевато, как и советовал Стант. Но пока заклинание работает, смотрим дальше. Девятка мечей. Поток отрицательных эмоций, паника, неспособность трезво оценивать ситуацию. Несостоятельность противостоять напору судьбы. Истеричность натуры, страх перед неприятностями. Ничего нового.
Внезапно копыто зацепилось за что-то натянутое. Я удивленно посмотрел на одну из нитей в узоре. Раньше они были материальными? Переступив через оную, я внимательно ее осмотрел и сделал шаг назад. Ноги встретили пустоту, и я провалился в сияющий колодец.
Обрывки образов накатывали все быстрее и быстрее. Мимо пронеся образ с карты Безумец. Безумец невозмутимо падал рядом, будто я стал часть его изображения. Безумец и пропасть. Вы наделали много ошибок, пришла пора пожинать плоды. Внезапно я осознал себя в небе, среди холодных облаков. Внизу виднелся полуразрушенный замок. Башня. Кризис, спровоцированный вашим поведением, потрясения и переломный этап в жизни… Башня почему-то была заснеженной, с одной стороны ее занесло почти до середины. И я неумолимо падал прямо на нее. Холодный ветер все громче свистел в ушах. Я приготовился к удару, но его не последовало. Меня влекло мимо размытых фигур и картин все дальше и дальше во тьму; оттуда веяло тьмой и морозом. Это неопределенность? Будущее, которое еще невозможно увидеть? Может я что-то напутал? Или мне не по силам это заклинание? Становилось все холоднее… Тоненький свист потоков воздуха и чернота. Меня знобило, пытаться разобрать что-либо бессмысленно. Черноту прорезало лишь далекое ржание — пугающее, сковывающее. Чуждое, похожее на завывание вьюги, на скрип снега в самый лютый мороз, что прогрызает до костей. На треск льда. Мне показалось, что я вижу колючие синие глаза, они следят из темноты. И стало по-настоящему страшно. Я слышал лишь шепот. Тихий прерывистый шепот. Губы сами собой шевелились, нашептывая незатейливый стишок…
Видения волной прокатились перед глазами. Поток образов, темнота, холод, крики, споры…
Все прервалось. Я уже не понимал, где нахожусь, и почему так жарко, будто я пытаюсь обнять сам огонь. И что за назойливые крики пытаются пробиться в мою голову. Я выдохнул, сквозь белесую пелену проступали очертания шатра. Перед глазами все еще висела карта башни. Остальные давно осыпались на пол.
— Да как ты смеешь так меня оскорблять, — голос молодой единорожки наконец добрался до моих ушей. — Хочешь сказать, мое правление будет несчастным и меня ждет катастрофа? Это абсурд! Абсурд! Нонсенс! Все предсказатели говорили, что меня ждет светлая судьба…
— Успокойтесь, госпожа Платина. Я уверен, молодой единорог ошибся, — уверенно сказал старик, ненавязчиво оттесняя бушующую кобылку от стола.
— Но он оскорбил меня! Оскорбил!
Я тупо смотрел на беснующуюся кобылку. Она же совсем еще ребенок. В деревне такие возятся с куклами или носятся в салочки по полям. В шатер уже протиснулась пара единорогов в резной броне и Стант, которого поначалу, не разобравшись, хотели вышвырнуть. Но Дарклер вовремя бросил свои тяжести и прикрыл хозяина цирка широкой грудью. Стража решила не связываться с амбалом-земнопони по собственной инициативе.
— Что случилось, почему крики?! — обеспокоенно вопросил Стант.
— Это единорог, он меня оскорбил, — бушевала кобылка, потрясая копытом.
— Я уверен, он не хотел, — попытался улыбнуться Стант. — Я приношу свои глубочайшие извинения, надеюсь мы сможем это загладить.
Я все еще в исступлении сидел на месте, не понимая, что произошло. И глазел на зависшую в воздухе карту. Рядом уже стоял Дарклер.
— Вышвырни его отсюда, быстро, для нас и так слишком много проблем, — прошептал Стант, снова возвращаясь к извинениям.
Пару раз меня толкнули плечом, оттесняя из шатра. В голове по-прежнему было пусто. Кто-то что-то спрашивал, снова куда-то тащил. После чего меня макнули головой в корыто. Я вздрогнул, наконец приходя в себя. Башня перед глазами качнулась, и начала медленно падать. Я попытался поймать карту, но одна все равно опустилась на воду. Старая бумага принялась жадно пить влагу. Карта разбухла и по ней пошли бурые разводы. Я быстро выловил ее. Башня была испорчена. Крах всех надежд и ожиданий.
— Чего ты там устроил? Ты хоть знаешь, кто это была? — прошипел мне абмал.
Я покачал головой.
— Ты с какой вообще деревни вылез? Это принцесса Платина, любимая дочь и наследница короля единорогов. Я бы посоветовал тебе исчезнуть, и очень быстро. Госпожа Платина может и разгневаться. И послать кого вдогонку, чтобы шибко дерзким рог укоротить. Оскорблять ее — это последнее дело. Характер-то не сахар.
Дарклер на минуту скрылся в соседнем шатре, после чего швырнул под ноги мои сумки.
Я поднял вещи и, пошатываясь, побрел в сторону тракта. В животе появилась холодная пустота, будто все надежды и мечты выгребли лопатой. Что ж, я ошибся. Придется искать будущее самому, а не полагаться на дурацкие карты. Главное — идти вперед, и не останавливаться.
Темнота и холод. Скрипучее ржание, эхом разносящееся в небесах. Морозный вихрь, швыряющий из темноты острые, словно ножи, льдинки. Я увязал в снегу по самую грудь, дернулся, пытаясь продвинуться хоть на шаг, и проснулся.
Утро привычно ознаменовалось петушиным криком. Этот сон мучает с каждый разом все сильнее. Теперь даже на топленой печи я просыпаюсь продрогшим до костей, словно ночевал в сугробе. Кажется, ночь больше не несет отдыха. Приносит лишь холод, боль и моральное исступление.
Выкатившись из постели, я макнулся мордой в лоханку с водой, смывая остатки кошмара. На столе стояла крынка молока, и горшок слипшейся холодной каши. После такой ночи есть не хотелось. Кожаный сюртук, подхваченный магией, прыгнул на шею, начну работать пораньше.
Сегодня Смаш отправился за углем для горна, и, судя по всему, заедет по пути в одну деревеньку. Так что ждать его не раньше следующего утра. Из работы сегодня только правка инвентаря. Скоро закончится зима, пегасы разгонят тучи, и придется браться за лопаты и чистить поля. Я прикрыл дверь кузни и осмотрел инструмент. Как я все это ненавидел. Почти полгода назад я осел в этой деревне. Полгода прошло с тех пор, как мечта о жизни среди единорогов разлетелась с дребезгом. И я поставил себе новую цель. Это не была мечта в том понимании, в каком я собирался заняться магией или гаданиями. Я просто выбрал себе занятие. Решил стать кузнецом. Пусть меня не любили в качестве единорога, но кузнец всегда уважаем в любой общине. К этому я привык с детства, так что даже если меня не обожают, то терпят.
Покинув Хорнгольд, я просто шел от деревни к деревне, пока в одной не нашел кузнеца, готового взять меня в ученики. Да, пусть мне не хватало физической силы земных пони, но магия имела свои преимущества в любом деле. Я поставил цель научиться, привыкнуть и полюбить эту работу. Я брался за нее, стиснув зубы. Первую неделю было сложно. Потом невыносимо сложно. За полгода я смирился, возненавидел, но смирился. Даже сейчас постоянно открывались новые неприятные аспекты профессий. Я частенько обжигался, палил шерсть. Кашлял, надышавшись едкого дыма. На ногах появились шрамы, а на копытах не успевали заживать трещины. На пястных суставах шерсть затерлась от рукоятей инструмента. Я старался пользоваться всеми возможными средствами защиты, но в работе это мешало. Смаш каждый раз делал все ловко: без магии, без подручных средств и без защиты. Он не боялся ни за шерсть, ни за глаза. Казалось, жеребец заговорен от огня, металла и пыли. Он был мастер своего дела. Я же, как ни старался убедить себя, что на моем боку изображена гаснущая искра, рожденная ударом кузнечного молота, лишь обманывал себя, причем получалось откровенно плохо. Я вздохнул. В углу лежала связка ржавых лопат, вил и граблей, которые нужно было успеть поправить.
Пыль, копоть, пепел.
Я разжег маленький горн и достал точильный камень.
Во дворе раздался трубный звук. Кажется, глашатай прибыл от единорогов, дабы согласовать даты, когда сойдет снег, и сколько в будущем году составит налог на урожай.
Я задвинул на двери засов. То дела старосты, пусть решает. У меня тут свои дела. Я вжикнул точильным бруском по кромке лопаты, стараясь держать ее как можно дальше от себя. Вжикнул еще раз. Впереди весь день, полный лопат, монотонного вжикания и ударов молотка. Впереди ночь, полная холода и кошмаров. И снова день, полный огня, копоти и пепла. Лопата и брусок упали на пол. Насколько бессмысленно наше существование?
В дверь постучали. Я вздрогнул, осознав, что уже довольно долго стою без движения. Горн уже начал угасать. Я пару раз вдавил меха и стащил висящую в углу шапку. Напоминать окружающим о роге чаще, чем это нужно, не стоит.
На пороге неуверенно топтался молодой единорог. Белая ухоженная шерсть была заляпана грязью, не редкость для этого времени года. Попона с гербами, и маленькая бронзовая подвеска на шее выдавали в нем вестника.
— Вы Смаш Молот? — неуверенно, даже как-то испуганно пробормотал он.
— Нет. Он завтра вернется, — холодно бросил я.
— Я не могу ждать, — вестник выглядел по-детски потеряно озадаченным. Даже показалось, начнет сейчас носом шмыгать. — У меня проблема с подковой. А до следующей деревни еще идти и идти.
— Заходи, — вздохнул я. — Тоже мне, проблему нашел.
Я отворил дверь и пропуская вестника. Тот прошмыгнул внутрь:
— Заднее копыто разболелось. Похоже, что-то попало… — осекся он, окинув взглядом грубый инструмент, разложенный по кузнице.
— Да, это не педикюрный салон в столице, — не без злорадства сообщил я.
— Да, конечно, — пробормотал единорог. — Я Войсфероус. Или просто Войс.
— Старки, — представился я. — Ногу сюда.
Подставка для копыт заняла место в центре кузни. Единорог неуверенно подошел, закидывая правую заднюю.
— Ополосни, вон, в лоханке, — вздохнул я.
Из-под налипшей грязи появилась подкова, каких я еще не встречал. Тонкой аккуратной работы из какого-то сплава. Даже узорчатые вырезы и гравировка на отворотах. Правда, уже сбившаяся.
— Где ставят такое чудо единорожей моды? — покачал я головой.
— В столичном салоне. Последний писк.
И явно очень тяжелые. Качественные. На металле не экономили. Толщина достаточно внушительная. Я бы такие себе не надел. Это же потом ноги болеть будут.
— Дрянь, — подытожил я. — Эти подковы хороши в городе с каменными мостовыми. Грязи нет. Бегать не нужно. Да и о брусчатку долго не сносятся. А осенью-весной на грунтовых дорогах они не годятся. Мог сказать, что собираешься в них грязь месить?
— В столичном салоне? — потупился единорог. — Да меня на смех бы подняли.
— Ну да конечно, — безнадежен. — Тогда сам виноват. Теперь не жалуйся. Сейчас подберем, но за работу сдеру много.
Вестник только хмыкнул. Наверняка по столичным меркам наше много — это горсть семян.
Я взял рашпиль и быстро сточил кончики барашков, поддел щипцы, удалил гвозди. Под подковой в качестве фильца оказался кусок дорогой тряпки. Нынче похожий на прогнившую ветошь. Песка и грязи тоже хватало, я привычно взял нож и парой движений вычистил копыто. Единорог дернулся, но смолчал.
Выбрав из кучи несколько подков, я приложил заднюю к ноге.
— Размер есть. Но заменить придется все четыре, иначе до следующей деревни опять не дойдешь, — поведал я, привычным движением отправляя подкову на угли.
— Эй. Ты что делаешь? — всполошился клиент.
— Раскаляю, — невозмутимо пояснил я.
— А зачем? — испуганно вопросил единорог, порываясь отступить подальше.
— Ты хочешь, чтобы подкова плотно прилегала, и не попадал песок?
— Да, но это произвол! Это же! Прижигать! Что за варварство! Я ведь не земной пони!
— А что, у единорогов копыта по-другому устроены? — удивился я, скептически поднял бровь. — Сам такие ношу, прижег и ничего. Не жалуюсь.
— Вам с вашими варварскими обычаями не понять, — насупился единорог. — Можете себе тут хоть хвосты обрезать, хоть копыта жечь. Единороги — культурный народ. Мы выше этого.
— Поздно рожь косить, когда снег лежит. Без подков по нашим дорогам далеко не уйдешь. Тем более в упряжи.
Я подхватил щипцы магией и вытащил подкову из горна.
— И да, я единорог, так что не зарекайся. Кто знает, как жизнь обернется, и где еще придется поработать.
Веко клиента дернулось. Кажется, он слабо представлял себя чистящим навоз или кующим подковы где-то в глухой деревне.
Придавив ногу к подставке, я прижал подкову к копыту. По кузнице разнесся едкий запах жженной кости. Единорог дернулся, закашлялся…
— Действительно не больно… — признал он.
Проверив отпечаток, я приложил фильцу, прижал и ловко присадил подкову. Повторил операцию еще трижды, наблюдая за испуганно перекошенным лицом каждый раз, когда раскаленный докрасна металл касался копыта. Едкий запах, от которого слезились глаза, расползся по кузнице. Я открыл дверь, еще задохнется с непривычки.
Рашпиль обработал копыта, уничтожая остатки столичного маникюра. Осталось только придирчиво осмотреть работу.
— Не слишком изысканно, но надежно, — подытожил я.
Единорог прошелся кругом:
— Благодарю, — кивнул он. — Я тут вспомнил, что где-то слышал твое имя.
— Сомнительно, — покачал я головой.
— Точно-точно, сейчас! — умчавшись к тележке, Войс вернулся с мешочком монет и деревянным цилиндром, покрытым печатями. — Я вспомнил. Вам письмо! Вот. Старки Каметохвосту, серому единорогу. От Сидериал Светлого.
— Не знаю такого, — покачал я головой.
Глаза вестника округлились:
— Это один из самых уважаемых волшебников нашего времени, — восторженно заявил единорог. — Как его можно не знать?
— Тем более. Письмо важное, а меня, наверно, с кем-то перепутал.
— Это письмо без адреса! — отмахнулся вестник, — Их таких много, на случай, если кто-то встретит адресата. Если перепутали, то письмом воспользоваться не сможешь. На нем чары. В общем, держи. Я доставил, а дальше — как хочешь.
Я взял тубус, посмотрел, как единорог разворачивает свою маленькую тележку и тащит ее по дороге, затем прошел в дом и сдернул печать. Из тубуса вывалился свиток. Сперва показалось, что богатый пергамент изрисован плотным орнаментом, но чем больше я всматривался, тем больше различал среди кучи завитушек буквы. Похоже, кто-то потратил много сил, чтобы так выучиться писать. Все, кого я знал, могли только зубами нацарапать свое имя, да и то криво.
«Уважаемый Старки Кометохвост. Мое имя Сидериал Светлый. Мы встречались на ярмарке окончания осени в Хорнгольде, когда вы произнесли пророчество для принцессы Платины. К сожалению, мне не удалось поговорить с вами наедине. Меня очень впечатлило ваше заклинание. Хотелось бы обсудить с вашим учителем возможность вашего перехода на обучение в школу коллегиума.
Порвите свиток, и он перенесет вас в мой кабинет, или запишитесь на аудиенцию в Шелденмайдже в башне коллегиума.
С ув. Маг седьмой степени, председатель высшего совета коллегиума, Сидериал Светлый».
Я еще раз перечитал свиток, удостовериться, правильно ли я все понял… и швырнул его в сундук с вещами. Чего он хочет от меня? Почему судьба опять меня искушает? Чтобы я опять все бросил и подался невесть куда? Не этого ли я хотел? Ради чего покинул родную деревню? Больше я не поведусь. Может это вообще изощренная месть принцессы? Глупо, конечно, предполагать, что эта мелкая кобылка теперь на меня охотится. Наверное, я просто устал. Хватит верить во все эти пророчества, предопределенное будущее и глупости с картами.
Но почему-то я топтался по дому кругами и не мог найти места. Работать больше не хотелось. Ладно, закончу чуть позже. Я еще раз изучил стол: слипшейся каша оказалась безвкусной, а молоко холодным с противной пенкой. Остывающая печь проглотила пару поленьев, лежанка манила теплыми крыльями одеял. Нужно успокоиться. Ночью плохо спалось, немного вздремнуть не повредит. Днем видения донимают не так ярко. Я укутался, прикрыл глаза.
Вьюга, холод, далекое ржание и пронзительный скрип…
Я вздрогнул. За окном царила ночь. В распахнутый проем двери пробивался лунный свет, вырисовывая черный силуэт жеребца. Я таращился на него, пока окончательно не проснулся. Похоже, скрипела дверь, пора смазать петли.
— Смаш? Почему так рано? — пробормотал я.
— Она вышла замуж, — пояснил кузнец, зажигая лучины. В тусклом свете стало видно, что правая часть морды вокруг глаза заметно отекла.
— Сочувствую, — бросил я.
— Не страшно. Буду ездить другой деревней. Там тоже кобылки ничего, есть с кем заночевать, — беззаботно отмахнулся Смаш.
Когда весь светец оказался заполнен, мое состояние не смогло укрыться от внимательного жеребца.
— Что опять? — обеспокоенно спросил он.
Я промолчал.
— Закончил с лопатами?
— Прости, — я виновато потупился.
— Ладно. Все равно не собирался сегодня спать, — вздохнул кузнец. — До завтра нужно закончить. А ты попробуй заснуть.
Легко сказать. Засыпать было страшно. Ночь я провел, свернувшись под одеялом и пытаясь расслабиться. Все тело трясло. Я приподнял ногу: копыто дрожало так, будто я лежал не на печи, а на корке льда. Утром я встал раньше петухов. Бессловесный внутренний голос, он не говорил и не кричал. Он, казалось, толкал меня изнутри. Как только я останавливался, по телу пробегали конвульсии, пихая куда-то. Хотелось бежать, носиться кругами. Только чтобы не помнить этого холода, этого ржания. Казалось, все становится невыносимым. Сидеть, лежать…
Я снял со стены сумки, и ссыпал немногочисленные вещи. Достал свиток. Смаш храпел на лавке, свесив копыто. Я мысленно поблагодарил кузнеца за все. И порвал пергамент. Запущенный кузнеческий дом, не знавший хозяйки, растворился. Зычный храп сменился уютным потрескиванием поленьев и незнакомым мне в то время запахом книжной пыли. Сквозь белое марево проступал уютный кабинет. Множество стеллажей, заполненных пухлыми томами. Стены завешены гобеленами с изображением городов. На одном возвышался узнаваемый замок Хорнгольда, остальные были незнакомы. Грубый каменный пол покрывали ковры, а стол у окна даже хранил память о лаке и полировке, пусть и не видел их уже много лет. За столом сидел пожилой единорог, орудуя пером, которое могло принадлежать только абсурдно роскошной птице. Хозяин кабинета подслеповато щурился, перо, окутанное сиянием, выводило на пергаменте витиеватые кренделя.
Старик кутался в одеяло, не смотря на камин, заполнявший помещение приятным теплом. Закончив строку, перо упокоилось в чернильнице, и только тогда хозяин кабинета изволил почтить меня удивленным взглядом.
— Здравствуйте, — я дезориентировано помотал головой, сделал шаг и, зацепившись за ковер, растянулся на полу.
Единорог приподнялся, чтобы рассмотреть меня из-за стола. Постепенно на морде проступило узнавание.
— А, Старки. Я уже потерял надежду, что хотя бы одно письмо дойдет. Что за вид? Что с тобой случилось? — обеспокоенно спросил он.
Я приподнялся, все еще пошатывало от белесых всполохов заклинания. Осмотрел себя.
— Ничего не случилось. Это мой обычный внешний вид. Я деревенский кузнец.
— Кузнец? — брови старика поползли в гору. — Ты же занимался предсказаниями?
— Я больше не предсказываю, — помотал я гривой. — С тех пор, как я выдал то заклинание в шатре, я все хуже сплю. Меня мучают кошмары. И с каждым днем они становятся все хуже. Все вокруг кажется неправильным. Утром я просыпаюсь с этим чувством, не могу стоять на месте, не могу есть или работать. И не знаю, кончится ли это безумие. Я не хотел сюда приходить, но у меня не было выбора.
— Предсказания и заклинания времени — очень тонкая и малоизученная наука. Без должной подготовки работать с ними нужно очень осторожно, — назидательно пояснил единорог. — Тогда, в шатре, я был удивлен, ибо никогда не видел такого заклинания. Хотел с тобой поговорить, но ты так неожиданно пропал. Я пытался тебя найти, но в шатре мне сказали, что выгнали тебя и не знают, куда ты ушел. Я опрашивал всех знакомых единорогов, но нигде не мог тебя найти. Никто не из магов не обучал Старки Кометохвоста. Ты словно появился из воздуха, сказал свое страшное пророчество и растворился туманной дымкой. Кто тебя учил?
— Никто. То заклинание, оно не работает. Я составил его сам.
— Сам? Погоди, как ты мог не обучаясь составить такое заклинание сам?
— У меня были свитки.
Я извлек старую брошюрку.
Единорог принял тонкую измятую пачку листов.
— Эти свитки распространялись коллегиумом лет тридцать назад, — заметил он. — Откуда они у тебя?
— Были среди вещей отца.
— Эти уроки — здесь все вперемешку. Их давно не используют в качестве учебного пособия. Большинство единорогов, дойдя до середины, сдавались. Материал подан просто ужасно. Идет от очень простого, но в последних главах таблицы многих сложнейших магических элементов. Ты в них разобрался?
— Не совсем. Я пробовал составить разные заклинания. Но получилось только это. Основанное на звездах и таро. Я привязался к символике карт и задал алгоритмы, как при составлении гороскопов. Они вычерчивают круг. А еще пару элементов управления временем. Не совсем понимаю, как они работают, но мне казалось, это улучшит гадание.
— Темпоральные элементы… Какой ужас… — старик поднялся из-за стола, роняя плед. — Старки… Это гениально. Ты должен все подробно описать… Но, сперва… Пророчество. Что ты о нем помнишь? Что тебе открылось в будущем принцессы?
— Я… Я видел, что принцесса привыкла ставить себя выше и умнее других, и считает это нормальным. Остальные подыгрывают, хотя она не заслужила такого отношения. В будущем на нее окажут влияние три личности, Первая будет грезить в мире фантазий и нелепостей. Второй будет импульсивным и неуравновешенным военным. И она не сможет контролировать их своим дутым авторитетом. Это выльется в конфликт. Рядом будет еще один пони, ученый или мудрец. И если принцесса не прислушается к нему, то это повлечет за собой беды. Ужасные беды.
— Какого рода? — единорог нахмурился.
— Не знаю, — помотал головой я. — Я видел только страх и холод. И с тех пор вижу каждую ночь. Всякий раз, закрывая глаза.
— Не слишком проясняет ситуацию, — разочарованно покачал головой старик.
— А что я сказал принцессе? Почему она так разозлилась?
Единорог открыл ящик, на столе передо мной развернулся еще один свиток, с текстом-завитками. Я начал всматриваться в него…
— Что-то не так? — спросил единорог.
— Простите, все эти закорючки, так сложно разбирать. Я привык к ровным буквам.
Единорог понимающе улыбнулся:
— Я даже не подумал, что ты… Ладно, прочту сам. Вот что ты сказал:
«Принцесса капризов на троне сидит.
На пони других никогда не глядит.
Привыкла всю жизнь по спинам шагать.
Пришло ныне время плоды пожинать.
С землею и небом поспорить решила.
Про мир и гармонию пони забыла.
В холодной пещере погибнет она.
Во тьме среди снега исчезнет страна».
Похоже на детский стишок. Я удивленно посмотрел на единорога:
— Так это предсказание — правда?
Старик тяжело вздохнул:
— Я думаю, оно близко к правде. Мы и раньше видели смутную тень в будущем принцессы. Но даже коллегиуму трудно повлиять на наследницу королевской семьи.
— Вы сможете мне помочь? — спросил я с надеждой.
— Думаю, чтобы перестать видеть кошмары, ты должен помешать пророчеству осуществиться.
— Шутите? Из меня даже кузнец никудышный.
— Сейчас ты кузнец. Но я не могу позволить, чтобы такой талантливый единорог остался простым кузнецом. Я предлагаю тебе стать учеником коллегиума и моим протеже. Поверь, если ты разобрался в этих бумажках, то с доступом к библиотеке и лучшими учителями для тебя не будет ничего невозможного. Скажи, не стало ли тебе легче, как только ты пришел сюда?
Внутренний голос затих. Дрожи больше не было.
— Да, похоже… — признал я.
— Заклинание направляет. Но решать все равно тебе. Как только изучишь достаточно, сумеешь разорвать нить, что связывает тебя с пророчеством. Или, можешь попытаться его предотвратить. И написать лучшее будущее.
Я задумался. Это ли тот шанс, которого я ждал? Не балаганный фокусник, но единорог коллегиума? Весь ужас, виденный во снах — он придет, и не только я почувствую тьму и холод. Смогу ли я спокойно жить, зная, что ждет нас всех? Забыть, просто избавившись от кошмаров?
— Ты можешь начать обучение, на размышление время у тебя будет.
— Хорошо, я согласен, — грустно улыбнулся я.
— Я так и думал, — кивнул Сидериал.
Достал новый пергамент, пропечатанный цветными узорами. И начал заполнять.
— Старки, это ведь не твое полное имя? — уточнил он.
— Нет, — смущенно заметил я. — Так меня называли в деревне.
— Диктуй полностью.
Я продиктовал по буквам некогда заученное слово.
— Так, а прозвище по метке к тебе, я полагаю, уже давно приклеилось. Пусть немного не по возрасту, но я думаю, когда-нибудь оно будет внушать уважение.
Магия вспыхнула, и за дверью звякнул колокольчик.
В комнату вбежала молочно-белая единорожка. Она оторопело-брезгливо скользнула мне взглядом. Маг передал ей свиток.
— Джубили, дорогая, этот молодой единорог зачислен на обучение на особый статус. Проводите его и помогите обустроиться.
— Да, мастер Сидериал, — поклонилась она, теперь уже более заинтересованно изучая меня со всеми лохмотьями, ожогами и приставшей грязью.
— Ступай, Джуби все тебе тут покажет, — ободряюще сказал Сидериал.
Когда я выходил из кабинета, то, наконец, почувствовал правильность своих поступков. Внутренний голос стал тише. Возможно, теперь грядущее не станет таким темным и холодным. А если и станет, то луч надежды непременно прорежет тьму и согреет наш мир.
Я бросил взгляд на будущего наставника. Тот кивнул и добавил:
— Добро пожаловать в коллегиум, Стар Свирл Кометохвостый.