Песенки — это просто немного мутировавший перевод кое-какой группы.
*Бзынь-бзынь*
— Уоооууу…
*Бзынь-бзынь*
— Где же этот дискордов будильник, — пробормотала я, пытаясь найти сонными глазами наверное самый надоедливый предмет, который есть почти у любого пони.
*Бзынь-бзынь*
— Сейчаас, — я нащупала будильник и теперь слепо искала на нем кнопку выключения, — Почти…
*Бзынь-бзынь*
— Йеей! — Сонно произнесла я и завалилась спать дальше.
Воскресенье, как же хорошо, что сейчас выходной, можно поспать перед очередным авиашоу, который будет…
Куриные перья!
Я, чтобы хоть как-то отогнать от себя сон, резко взлетела под потолок со спины лежа и, перевернувшись в полете, задними копытами оттолкнулась от потолка. Полученное ускорение я потратила на полет к ванной и буквально за секунду оказалась в душе. Включив холодную воду, я встала под их струи.
Вообще, когда у меня появился этот дом, я сразу же пожалела, что купила его. Само здание было многоэтажкой, которыми были заполнены все улицы Мейнхеттена, того города, в котором я пообещала себе никогда не бывать. Только вот, у меня теперь свой личный Мейнхеттен. Посмотришь со стороны на дом, сразу приметишь, что он чуть ли не мертвый. Номер улицы на козырке подъезда почти стерся, внутри самого дома ошивались «интересные личности», а мой этаж, который последний, обеспечивался только холодной водой.
Но сейчас я привыкла и, благодаря планировке, могла без лишних движений попаcть в ванную. Проснулась, прыгнула, ванная.
Закончив мыться, я сразу напялила на себя комбинезон и провела копытом по гриве, зачесав ее назад. Я вылетела через дверь, хлопнув ею и не заморачиваясь на ее закрытие, полетела вниз по лестнице наружу. Если ограбят, пусть грабят, ничего там нет, да и замок на двери не является нужной защитой от домушников. А еще, как назло, в подъезде этого дома не было окон наружу, но мне это не очень мешало, разве что дым, стоящий в коридорах не улетучивался как надо.
Оказавшись на улице, я полетела в Клаудизей. Сегодня у нас по программе очередное шоу, а в конце всем объявят, что я теперь новый директор Вандерболтов. Я об этом узнала еще давно, но на инструктаже многие мои сослуживцы, а теперь и подопечные, были шокированы. Но я была зла. Очень зла, помимо изучения одних и тех же трюков мне придется разбирать тонны одинаковой мукулатуры.
Я приземлилась на центральной трибуне и криком позвала своих, которые через пару мгновений оказались возле меня.
— Начинается новый день, — уныло произнесла я, глядя на своих тугодумов, которые никак не могут запомнить один и тот же трюк, который мы исполняем уже лет десять.
***
— И теперь, новый день заканчивается, — пробурчала я, летя над Клаудсдейлом к себе домой. После небольшой речи, в котором Принцесса «Дружбы» говорила нам о важности того-самого-древнего-праздника-который-пегасы-отмечали-в-честь-чего-то-там. Лично я ничего не слушала, так как эти праздники чуть ли не круглый год идут. Одно и тоже, одно и тоже. И каждый раз, наше шоу, где у нас всего один трюк, после которого толпы восторженных пегасов чуть ли не обмачиваются под себя.
После нашего шоу, «Принцесска» пожелала всем «добра, дружбы и всего-прочего» и хорошо провести общегосударственный выходный завтра с близкими, а затем, под звуками фанфар, объявила меня новым Главой и Директором. От этого представления я презрительно фыркнула про себя, не подавая виду. Затем принесла клятву, что буду до самой смерти что-то-делать-ради-кого-то. Получила медальку за храбрость, героизм, которых я что-то не припоминаю, нашивку и погоны Директора Вандерболтс. Ну, и все. С натянутой улыбкой я всех поздравила с праздником и поблагодарила Принцессу за оказанную честь, а затем улетела прочь с арены. Никто этого и не заметил. И никто не заметит, что завтра меня уже не будет.
Когда я летела, я увидела падающую звезду на тускнеющем небе. Я загадала желание.
— Хочу, чтобы жизнь моя когда-нибудь изменилась.
Тут я об что-то врезалась. Собравшись в воздухе, я мягко приземлилась на облака, а затем посмотрела на препятствие в воздухе. Этим препятствием оказались туши каких-то грязных грифонов.
— Аккуратней, курочка, — прококотал один из этих пернатых кошек, — Мы еще не пробовали вас в голубой глазури, не хочешь нас просвятить?
Я фыркнула.
— Пфф, как банально, — произнесла я и полетела с этого места на гораздо меньшей высоте. В догонку я услышала их смех.
— Смотри как чудесно убегает, недаром носит эту форму.
Больно надо злиться на этих кошек.
И с этой мыслей я полетела дальше и, когда я оказалась у себя дома, я быстро скинула с себя форму, кинула ее в шкаф и включила воду для ванной.
До самой смерти быть Директором, как он? А потом быть всеми забытой? Спасибо, не надо. Наверное, лучше закончить с этим пораньше. Я взяла старый заляпанный нож с кухни и начала смотреть на него, видя свое отражение на лезвии и решаясь на следующий шаг. С ножом в копытах я зашла в теплую воду.
— А ведь я обещала папе, — прошептала я. Затем, я взяла зубами нож и хотела уже нанести смертельный надрез, как тут услышала чей-то голос в моей квартире.
— Словно вернулся на десять лет в прошлое, — произнес я, приземлившись в центре Клаудсдейла на пересечении четырех главных улиц города: Радужной, Дождевой, Грозовой и Ураганной. Если посмотреть сверху, то они образуют четырехконечную простую звезду. Каждая улица вела к своему сектору Клаудсдейла. Радужная вела на Фабрику в которой работали лучшие пегасьи умы, составляющую малую часть моего народа. И я на ней не работаю, не знаю хорошо ли это или нет. Дождевая улица переполнена разными магазинами, зданиями мелких фирм, портов и прочими мелкими сооружениями, которые сложно заметить невооруженным глазом. Но кто ищет, тот обязательно найдет. Ураганная улица – это зона правительства пегасов и Клаудизея. Она занимает наименьшую часть Клаудсдейла, если не брать стадион. Но мне не туда.
Я стоял посреди круглой площади, образованной пересечением улицы, и просто рассматривал оставшуюся Грозовую улицу. Она не изменилась за эти пять лет. Нисколько. Посмотрев наверх, я увидел как небо над головой грозятся закрыть здания остальных улиц, но не моей. Это выглядело так, словно куска города просто нет.
Я пошел по этой улице.
Говорят, самим пегасам сложно ориентироваться у себя в жилом секторе Клаудсдейла. На самом деле сложно лишь тем, кто не знает, что ищет. Я знаю где мой дом.
По пути мне встречалось немного пегасов, но из них я никого не узнал. Что впрочем меня не удивило, я ведь шел пешком к своему дому, мало кто так делает, когда над головой открытое небо и ты можешь полететь сразу к себе домой. Я же пошел пешком не просто так. Я обдумывал, что я скажу своей сестре и отцу.
Я покинул своих родных после смерти матери и путешествовал по миру в поисках своего места в этой жизни. Пересек два моря и один океан, побывал на двух континентах, провел несколько дней у пегасов «Свободного воздуха», которые находятся за Антлертическим Океаном, был у жирафов Гелиополиса, посетил южные страны Камелу и Зебрику, грифонов на севере, побывал в Сталлионграде и даже был у пони Нейпонии.
Я путешествовал. Я не нашел места. Я вернулся.
— И я это скажу своей уже тринадцатилетней сестре и постаревшему отцу?
Факт того, что я покинул свою семью мучил меня все эти годы. Осознание того, что бросил младшую сестру и сломленного отца и убежал, как последний трус давили на меня посильнее клешней океанических Краболлосов у берегов Гелиополиса.
— Ладно, как говорил наш капитан: «Прорвемся, а там посмотрим», — сказал я сам себе. Привычка говорить с самим собой породило тогда много шепотков на корабле, но это помогало мне сосредоточиться и успокоиться.
Крылья отдались ноющей болью, когда я вспомнил о том путешествии на корабле.
— Брр.
Затем я достал из своего жилета письмо, что вернуло меня обратно в Клаудсдейл.
«Возвращайся, отцу становится хуже.
Саммер Винд»
Вот такое незамысловатое сообщение я получил три дня назад, когда снова появился в Кантерлоте. В Клаудсдейл, который тогда летал над Стейблсайдом, я отправился, когда закончил свои дела в столице.
Надеюсь, все в порядке.
Спустя пару минут скитаний по облачным улицам я нашел свой дом. Он нисколько не изменился. Многоэтажный дом, наподобие мейнхеттеновских, очень выделялся на фоне мелких, сделанных из облака, домиков. Многоэтажные многоквартирные дома сами по себе являются редким явлением среди пегасов, так как они, по своей натуре, любят пространство и свободу. Но иногда судьба обходится так с пегасами, что только такие многоквартики могли стать домом для них.
Поднявшись на пятый этаж, я уверенно пошел к концу коридора, где передо мной стояла дверь моего дома. Шестьдесят девятая квартира, только цифры почему-то оказались перевернутыми. И вот, прямо перед дверью, я остановился в нерешительности. Я не могу представить себе, как пройдет воссоединение семьи после стольких лет. От радостных объятий до криков. А ведь я с собой почти ничего не привез…
Точно! Тот инструмент.
Почти на всю длину моей спины висела моя сумка с тем самым инструментом, что я привез с собой из Грифоньих королевств.
— Надеюсь, повезет, — сказал я себе под нос и постучал в дверь.
Никто не ответил.
Я постучал еще раз. Но никто опять же мне не ответил. Тогда, постучав в последний раз, я решил открыть дверь своими ключами, которых были со мной все это время. Не понимаю, как я их умудрился не потерять.
Но дверь спокойно открылась и без них, и я, зайдя внутрь, услышал шум воды.
— Наверное, сестренка моется, — сказал я и снял со спины сумку. Повертев головой, я заметил, что мало чего изменилось. Когда я уходил, все блестело. Сейчас все в пыли. Надо постараться, чтобы облачный бетон покрылся пылью. Неужели моя сестра такая ленивая?
Посмотрев на дверь душевой, за которой слышался шум льющейся воды и бьющий оттуда свет, я хотел было постучать туда, но решил осмотреться в доме. Зайдя на кухню, я увидел полнейший бардак, раковина переполнена, холодильник пустой, а стол был весь заляпан.
— Отец, ты ли это, или Самми? — Хмыкнул я, затем пошел в комнату родителей, где тогда спала вместе с ними моя сестра.
К моему удивлению комната была пуста, и вся в пыли. Только цветок на подоконнике у заколоченными досками окна пах подобием жизни в этой комнате.
Отец скорее всего ушел на работу, а все здесь в пыли потому что он не любил трогать свое жилище. Я закрыл дверь и направился в свою комнату, где я жил десять лет назад. Зайдя внутрь, я удивился. И дело было не в разбитом окне, которое я обнаружил, открыв шторы.
— Где все фотографии? — Тогда на стенах моей комнаты было полно фотографий моей жизни, но на их месте сейчас только запыленные голые стены. Заглянув в свой старый шкаф, я увидел лишь пару вещей: какая-то синяя форма, розовая пижама и… все. Как-то слишком мало для тринадцатилетней пегаски, — Ладненько, попозже разберемся.
Так и не найдя чем заняться, я прочитал письмо еще раз, а затем решил вздремнуть на своей бывшей кровати и, прежде чем лечь, раздвинул старые занавески.
Хррр…
…
…
—…аааААААДЬЕЕЕЕЕЕЕЕМ!
Я резко открыл глаза и увидел прямо перед своим носом желтое лицо кобылы, а затем почувствовал холод металла у живота..
— Ты кто такой, Дискорд тебя дери?! — Прямо мне в лицо рявкнула эта желтая кобыла. И это оказалась не моя сестра, и не только холод клинка у живота дал мне это понять.
— ОТВЕЧАЙ!
— А… эээ… я… — Шикарный ответ. Пустая моя голова, когда надо, тогда не думает.
— Ммм?! — Она грозно сдвинула брови и усилила нажатие на нож.
— Эээ… я Хуррикейн Винд, — промямлил я, — я… я сын хозяина этого дома и-
— Чего? Ты чего мямлишь? — Такими темпами она меня точно зарежет.
— Это… это мой дом! — Как можно уверенее произнес я.
— Ты издеваешься? Этот дом стал моим, когда я его купила.
Что?
— Но… но…
— Чего ты «нокаешь»? Прошлый владелец сказала, что ей нужны деньги для чего-то, а я как раз искала себе устойчивое жилье типа этого. — сказала она, отодвинув свое лицо, а затем, откинув нож в сторону, спокойно произнесла, — К слову, за бесценок почти продала.
Наконец, она отошла от меня, села на откуда-то взявшийся стул и уставилась на меня. Я же привстал на кровати и в ответ тоже начал смотреть в ее коричневые глаза.
— А ты не похож на моего фаната, хотя твои действия должны быть достойны похвалы среди этих подлиз, — она фыркнула, — Пробраться ко мне домой и уснуть на моей же кровати. На спор что ли?
— Ничего такого, просто… — я тяжело вздохнул, словно подготавливаясь к ее ответу, — Тут раньше жил я и моя семья.
— А это дочка, жена, и большая собачонка, да?
— Не-е-е-ет, — немного опешивши ответил я ей.
— Может квартиркой ошибся? — Как в ни в чем не бывало спросила она меня.
— Нет… нет, это та же шестьдесят девятая квартира. Тебе, случаем, не зеленая пегаска дом продавала? — Она кивнула, — она что-нибудь еще говорила?
Приложив копыто к подбородку, она взглянула вверх на потолок.
— Ммм… Что-то про какого-то родственника, которого не было на похоронах. Бормотала себе под нос, что его до сих пор нет, хотя отправила экспресс-письмо, — я взглянул на нее, — Чего? Она слишком громко бормотала, вот и услышала.
— Экспресс-письмо значит… Экспресс… Которые идут без даты… Идиот! — Воскликнул я и резко вскочил с кровати, но тут меня копытом остановила эта желтая пегаска с огненной гривой.
— Чего собрался-то?
— Может она еще где-то здесь! Я должен их найти! — Быстро ответил я ей и попытался пройти, но не смог.
— Э, слушай, ты часом не дурак? Как-будто эта мелкая будет ждать возле какого-нибудь порта семь лет, — насмешливо произнесла она, а затем снова приложила копыто к подбородку, — Хотя был один фильм про питомца, который ждал своего хозяина. Слушай, а та мелкая похожа на тебя, — Она ткнула меня копытом, — Эй, ты чего?
А я не обращал на нее никакого внимания.
Потому что я рыдал. Рыдал потому что я понял, что опоздал. Опоздал на семь лет.
— Винд, успокойся. Успокойся, я тебе говорю! — Кричала она меня в лицо, но я не слышал ее, — Все хорошо. Все в порядке.
— Ничего не в порядке! Их нет уже семь лет! Отца нет уже семь лет! Сестра скорее всего тоже мертва!
— Она не мертва, — она потрясла меня за плечи, — Слушай меня, она не мертва, она тогда была маленькой пегаской, а маленькие пегаски всегда найдут способ выкрутиться. Она жива и живет в каком-нибудь другом месте. Ты меня понял?
Нет... Ни малейшего шанса.
— Да поверь ты мне, дуринда, — она меня стукнула, — Знаешь, что мне сказал один пони много-много лет назад, когда я осталась одна и что я ему пообещала в конце? — Она меня обняла, посмотрела мне в глаза, в которых я увидел несвойственную для возраста усталость. Наверное, мне показалось. Затем она шепотом продолжила, — Я ему обещала помочь такому же пони в будущем. А он мне тогда сказал: «Ты должна верить, мечтать о чем угодно, лишь бы была цель, которой ты посвятишь свою жизнь», так и ты верь, что она жива, и ты ее когда-нибудь найдешь. Пусть это будет твоей мечтой. Хорошо? Поплачь, поплачь. Успокойся. Все будет хорошо…
***
Не знаю сколько я пробыл в этом состоянии, но очнулся я в тех же объятиях этой желтой пегаски. Вяло повернув голову к единственному окну, выходящему на улицу, я увидел, что уже глубокая ночь. Неужели она все это время держала меня? Я повернул свою голову и увидел, что она уже спит и похрапывает у меня на груди, обняв меня за шею.
Я аккуратно встал и опустил ее на принадлежавшую ей уже семь лет кровать. Затем укрыл ее темно-зеленым, как моя шерсть одеялом. Я смог не потревожить ее сон и просто побрел к выходу.
— Это уже не мой дом, — пробормотал я себе под нос. Посмотрел на тумбочку на которой две пары ключей и обернулся, — Спасибо. Значит, ее найду.
Взяв свою длинную сумку, которую оставил я тогда перед дверью, я тихонько вышел через дверь и пошел по темному коридору.
*Бзынь-бзынь*
— У-ооо-ууу…
*Бзынь-бзынь*
— Где же этот дискордов будильник, — пробормотала я, пытаясь найти сонными глазами наверное самый надоедливый предмет, который есть почти у любого пони.
*Бзынь-бзынь*
— Сейчаас, — я нащупала будильник и теперь слепо искала на нем кнопку выключения, — Почти…
*Бзынь-бзынь*
— Йеей! — Сонно произнесла я и завалилась спать дальше.
Понедельник. Красота. Как же хорошо, что сегодня – выходной и можно подольше поспать в этом темно-зеленом, как шкура того пегаса, одеяле.
Темно-зеленого пегаса…
Пегаса…
Я попыталась его слепо нащупать возле себя на кровати.
Куриные перья!
Я резко открыла глаза и начала искать поблизости того пегаса, но его нигде рядом не оказалось. Я подлетела прямо с кровати и ударилась макушкой об потолок. Появившаяся боль меня почти не волновала, в отличии от вчерашнего гостя.
Его нигде нет.
— Неужели это был сон? — Тяжело вздохнув, произнесла я, а затем сказала в потолок и подняла копыта, — Я так никогда не смогу выполнить это дискордово обещание!
Возвращаясь в кровать, мне в глаза что-то блеснуло и, повернувшись, я увидела на тумбочке вторую пару ключей, на которую попал свет из окна. Я улыбнулась и побежала собираться на поиски этого пегаса.
***
Я летала над Клаудсдейлом в поисках темно-зеленого пегаса и подлетала к каждому мало-мальски зеленому пегасу, но свою цель я так и не нашла. Еще начался дождь внизу под облаками, так как улицы потемнели, а облака сами на ощупь стали более резиновыми.
Приуныв, я полетела в сторону большого бара из облачного бетона возле Клаудизея. Не многие пегасы любили ходить по резиновым облакам, так что все были либо у себя дома, либо в таких барах, но ближе к вечеру. Несмотря на еще раннее время суток, в темном помещении бара находилось достаточно большое количество посетителей. Тут мне помахали с дальнего столика возле стены. Подойдя туда, я увидела Соарина и Флитфут, сидящих на одной стороне стола.
— Теплых осадков, Директор! — Бодро поприветствовала меня Флитфут, пока Соарин ел свой пирог.
— Того же, — пробурчала я, усаживаясь к ним за столик.
Соарин подавился своим пирогом, услышав мой ответ, от чего Флитфут пришлось стучать ему по спине. Наконец, придя в себя, он произнес:
— Что с тобой такое?
— Если новый Директор недовольна в выходной, то жди беды, — произнесла Флитфут, отчего я злобно зыркнула на нее. Флитфут немного сжалась на месте и прижалась к Соарину.
— Мне нельзя быть злой, разочаровавшейся в жизни, находящейся в ярости, уставшей от всего пегаской? — Я подняла бровь.
Они не ответили, лишь молча уставились на меня. Вздохнув, я встала из-за столика и пошла к стойке, как услышала фразу Соарина.
— Бросили что ли?
Встав у стойки, я принялась ждать барпони и думать, почему я ищу этого пегаса.
И правда, почему? Неужели все из-за обещания?
Ко мне подошел барпони.
— Давай сегодня «Бриз», Колд, — сказала я этому абсолютно черному пони. Он в ответ равнодушно хмыкнул и принялся наливать мне три стакана.
Я начала медленно опустошать свой первый «Бриз», одновременно посматривая на посетителей. Соарин и Флитфут уже ушли, оставив несколько битов на столике и своего Директора барпони и оставшимся посетителям. В центре бара не было свободных мест, везде были разноцветные хвосты и крылья. У входа же, откуда в помещение шел мягкий свет, освещая два находящихся рядом стола, было пусто. Повернув голову направо на сцену, я увидела, что там идет какое-то движение. Кто-то пытается поближе подсесть, другие что-то спросить. Как бы до драки не дошло. Не люблю это дело в выходные.
— Колд, а чего там такого? — Спросила я находящегося рядом жеребца за стойкой.
Он посмотрел на меня, одновременно чистя белой тряпкой стакан, и равнодушно произнес:
— Прибыл один пегас с каким-то новым инструментом, смог уговорить босса дать ему разрешение сыграть на нем сегодня, — Смог уговорить? Ничего себе.
Наверное эти мысли отразились на моем лице, так что он снова хмыкнул и принялся за свое любимое дело – полировать стаканы белой тряпочкой. А я снова взглянула на сцену.
Сцена в баре «Горящее облако» было устроена таким образом, что круглая площадка сцены находилась в удалении от основной, находящейся у стены, соединенная узким мостом, по бокам которого находились маленькие ступеньки, по которым можно было зайти на сцену. Конечно сцену украшало множество разноцветных огней, расположенные по ее периметру. И еще Занавеска. Да, с Большой Буквы.
У ступенек чуть ли не началась давка, столь большое количество пегасов собралось у правой стороны мостика, поглядеть на прибывшего путника, собирающегося выступить. Но эти пони мешали мне увидеть прибывшего, так что я начала дальше пить свои «Бризы», пытаясь понять свой порыв в поисках того пегаса.
Но до конца понять я себя не смогла. И дело все же не в обещании. Не только в нем.
Выпив второй стакан, я вяло посмотрела на сцену. Ничего не изменилось. Вернемся к нашим перьям.
Может все потому, что я нашла того, кто знает какого это...
Тут я вспомнила слова Соарина:
— «Бросили что ли?»… А ведь и вправду, — пробурчала я себе под нос. Взглянув на Колда, стоявшего за стойкой возле меня, я увидела, что он смотрел на сцену. Я, безразлично хмыкнув, залпом выпила последний «Бриз» и повернулась к сцене.
И остолбенела. На ней стоял тот самый пегас с сумкой рядом, что был вчера у меня дома.
Он стоял на круглой сцене, осматривая посетителей, и увидел меня возле стойки. Мы встретились взглядами.
Он подошел к микрофону.
— Доброго дня, посетители этого «Облака». Хочу вам представить новый музыкальный инструмент, который создали в Грифоньих Королевствах на севере Эквестрии. И я был так очарован им, что решил показать своим соотечественникам. Это, — он, открыв зубами свою сумку, вынул оттуда этот инструмент и, взяв его крыльями, показал народу, — Если вкратце, Магогитара, — Это было нечто похожее на классическую гитару с шестью струнами, но оно было плоским и подходящим размером, чтобы на ней могли играть и другие народы, — Наверное вы знаете похожие на это инструменты, но я вас уверяю, что это абсолютно иной уровень. Теперь, использовать магию в музыке могут не только единороги, но и лишеные этого рога пони и другие народы. Мое имя – Хуррикейн Винд. Скорее всего вы не знаете меня, но я все же отсюда родом. И да, из меня не очень то и хороший певец, но я постараюсь, — он немного засуетился. Тут я увидела, что его на кончиках его левого крыла что-то отблескивало.
Винд, встав ровно по центру, встал на дыбы. немало удивив при этом и публику и меня. Он, подняв крылом магитару, показал инструмент всем зевакам, а затем, правым копытом держа длинную часть «гитары» (будем проще), а левым массивную, раскрыл крылья и прижал их к инструменту.
— Песня называется «Одинокий пегас», — сказал он в микрофон и начал играть.
Странные, новые звуки полились по всему бару, и все, в полном молчании, завороженно впитывали все, что исходило от этого инструмента. Точно магия замешана.
«Воскресенье прошло
Время ушло
Кто-то узнал — он здесь
Одинокий пегас.
Где его дом?
Где его сердце?
♫
Тут он начал играть. По-настоящему играть, полностью отдавая себя музыке. Звук шел легко и тяжело одновременно, что полностью гипнотизировало слушателей.
♫
Нет, никто не знает
Не представляет.
Прошу, последуй за ним
И в конце ты точно услышишь
О-о-о-о-о-у!
♫
Все, как зачарованные, слушали игру этого инструмента. Он казался рвущимся в небо и падающим с него. Как пегас, лишившийся крыльев в полете. Или как разрушающаяся надежда, которая только появилась, но уже исчезает.
♫
Нет, никто не знает
Не представляет
Прошу, последуй за ним
И в конце ты точно услышишь
О-о-о-о-о-у!»
Все вышли из транса только тогда, когда он закончил и с немым вопросом на губах смотрел на посетителей. Но мы молчали, даже не зная как реагировать на музыку.
— Великолепно! — Кто-то выкрикнул из толпы и начал постукивать копытами. Все больше и больше пони начало стучать копытами. И я в том числе.
Когда все успокоились, Винд коротко выкрикнул:
— «Мечтатели»!
♫
«Так хорошо я знаю это место
Закрыв глаза, всегда узнаю его я
И каждый раз я прихожу сюда
Потому что знаю, что здесь все еще есть место для меня.
Когда же я усну
А тело получит желанную тишину
Тогда мой разум улетит прочь в заветную мечту.
Мы – мечтатели, мечтаем всю нашу жизнь
Мы – мечтатели, эта мечта будет моя
Всегда, начни мечтать!
♫
Неважно, откуда ты пришел
Дверь всегда открыта для любого
Ведь так хорошо я знаю это место
Но найду ли тебя я там, покажет мне только время.
Но уже прошло столько, столько ветров
С тех пор как я тебя здесь жду
И прямо сейчас, мой друг, я улечу в ту свою запретную мечту.
Мы – мечтатели, мечтаем всю нашу жизнь
Мы – мечтатели, мечта твоя будет моя
Всегда, продолжай мечтать!
♫
Мы – мечтатели, да, это мы
Мы – мечтатели, разделены световыми годами
Всегда, моя мечта была твоя!
Сегодня, когда я усну
Тело не сможет пойти со мной
Но именно тогда, тогда я улечу в запретную мечту.
♫
Тут он со сцены начал смотреть прямо мне в глаза и продолжил петь.
Мы – мечтатели, и наши жизни коротки как никогда
Мы – мечтатели, мечта никогда не исчезнет без следа
Продолжай мечтать, ведь мечта умрет без тебя!
Мы – мечтатели, но мечта умерла раньше меня
Мы – мечтатели, мечта ушла, как и она
Никогда, мечта не была так одна.
♫
И я знаю одно хорошее место, где боль пропадет без следа.
Мечтай, мечтатель!»
♫
Овациям не было предела, казалось, что буйволы научились ходить по облакам и прямо сейчас пробегают свой Путь Предков. Винд поблагодарил всех, кто был здесь в микрофон и начал собирать свой инструмент. А я все это время пыталась пробиться к нему через толпу ликующих пегасов.
— Дурак, почему именно таким образом он мне решил сказать? — Бурчала я, рассталкивая пегасов на пути.
Он почти пропал из виду, когда я упала на пол и меня чуть не задавили пони, но я смогла резко приподняться на крыльях и оттолкнуть от себя пегасов, а затем побежала за Виндом, скрывающегося за Занавеской. Взлететь я не могла, так как воздух был заполнен пегасами, словно второй потолок, так что я залезала на сцену и побежала за ним.
— Чего? — Только и смогла я сказать, когда поняла, что нахожусь на улице за баром, — Это такие кулисы?
Повертев головой и не найдя его, я взмыла в воздух и начала осматривать округу Дождевого сектора города, откуда я взлетела. Увидела я его возле мемориала жертв потери магии, устроенного каким-то монстром из глубины веков четыре года назад. Тогда, Клаудсдейл чуть не развалился, когда большинство пегасов утратило свою магию: некому было заделывать разрывы облаков, поддерживать состояние основных удерживающих облаков и много чего еще. А я тогда навернулась с большой высоты в Кантерлоте, считай, что легко отделалась, если другие пегасы просто падали сквозь облако с огромной высоты, на которой был Клаудсдейл. Тогда погибло не много, но среди жертв большинство было жеребятами. Только почему он…
— О нет.
Я приземлилась возле него. Винд с грустью смотрел на написанные имена на мемориале, не обращая на меня внимания.
— Винд, — позвала я его, но он промолчал. Я подошла к нему, а затем обняла, — Прости, я не знала.
— Как и я, — мертвым голосом сказал он, совершенно не похожим на тот, которым он недавно пел, — Она была здесь четыре года назад, до этого выживала на улице три года и ждала своего брата, но не смогла пережить то падение.
Проклятье.
— Я это узнал только сегодня ночью, — произнес он, а затем, убрав мое копыто, обнимавшее его, повернулся ко мне. Его глаза были полностью выплаканы, я с сожалением посмотрела на него.
— Прости.
Он не отреагировал, просто спросил:
— Почему ты мне помогаешь?
— Я обещала своему учителю, что когда-нибудь помогу такому же пони, попавшему в эту беду, — просто ответила я, словно подготавливала ответ.
— И все? Одно лишь обещание заставляет тебе мне помогать?
Этот вопрос меня поставил в тупик.
— Тогда, — продолжил он, когда увидел мое замешательство, — скажи мне, что мне делать?
Если бы я знала.
— Или хотя бы то, что тогда сделала ты?
Я? Это были ужасные и в то же время прекрасные года, когда он позволил мне остаться хотя бы в спортзале, когда я к нему пришла вся в слезах. Я осталась одна и не нашла ничего лучше, чем придти к своему учителю в зал и рассказать обо всем. Тогда-то он меня взял к себе в ученики, обосновав, что я могла бы заинтересовать какого-нибудь доброго пони, который взял бы меня к себе.
— У меня была мечта, — я посмотрела ему в глаза и продолжила, — я верила, надеялась, что, заняв первое место на юбилейном конкурсе «Юный Вандерболт», меня возьмут к себе и примут хотя бы как знакомую, где я могла бы жить.
— И получилось?
— Нет, — тяжело вздохнув, ответила я, — Не получилось.
Он выглядел удивленным, или казался удивленным. Я продолжила:
— Но мой учитель, увидев, что я тогда провалилась, помог мне, взяв к себе под опеку и начав тренировать меня для Вандерболтов. И я… я тогда не понимала, что мое желание исполнилось, у меня снова появилась семья.
Я закрыла глаза, вспоминая те деньки. Эх, все было так хорошо.
— Я это поняла только тогда, когда он умер, — я почувствовала, что мои глаза увлажнились, — Он, перед своей смертью взял с меня обещание, что помогу так же, как он помог мне.
Я замолчала и посмотрела на пегаса, он выглядел сосредоточенным, но в то же время витающем где-то в облаках.
— А что ты тогда будешь делать, когда выполнишь свое обещание?
Снова, я не знаю что ответить.
— Я… я-
— Ради чего тогда ты будешь жить? — Он продолжил свои вопросы, — И даже сейчас, я вижу, что твои коричневые глаза пусты жизни, ради чего ты живешь сейчас?
… Нет… я ведь живу ради… Ради чего? Я же вчера пыталась покончить с собой!
— Тогда зачем мне жить, если я вижу, что происходит с тобой? Не легче ли тогда последовать мне за сестрой? — Замолкнув, он вопросительно уставился на меня, требуя ответа, которого у меня нет.
В голове стучал только один вопрос. Зачем? Дни стали серыми после его смерти, а проживать один и тот же день год за годом до своей смерти... Это ужасно. И я не знаю, что ответить, чтобы он остался. Я не знаю… Я не знаю…
— Я НЕ ЗНАЮ! — Закричала я и зарыдала, полностью опустившись на все еще резиновое облако под ногами, ударившись носом об него, — Мне скоро двадцать восемь, но я не знаю зачем я живу! Одно и тоже каждый день! Жить ради простого завтра страшнее Бездны! Каждый раз, просыпаясь, я знаю чем закончится день! Ничто не может измениться, после его смерти! Он умер в одиночестве без меня, и я умру так же! — Я взглянула ему в глаза своими заплаканными, — Понимаешь? Одиночество убивает меня! Вчера я хотела покончить с собой! И я не знаю, почему я продолжаю жить! Я не знаю, чего я хочу! Я не знаю! Не знаю! — Я уткнулась лицом в облако, не замечая боли в носу, и продолжила реветь.
Тут я почувствовала тепло копыта, которым обнял меня пегас.
— Со стороны казалось, что ты полна жизни, но сейчас я вижу, что ты полна мертвой жизни. Я не хочу этого, — сказал о мне голосом того, кто уже решил свою судьбу.
— Я тоже, — я вытащила голову из облака и посмотрела на него, — Но вчера я почувствовала, что что-то изменилось. Впервые со дня его похорон я почувствовала это.
Он удивленно посмотрел на меня.
— Я чувствую, что ты изменяешь мою жизнь. Почему?
Теперь была его очередь не знать ответа.
— Тогда почему ты не можешь жить хотя бы ради того, чтобы жила я?
Может именно поэтому я так отчаянно цепляюсь за него?
— Жить ради кого-то? Но не это ли путь к саморазрушению, если этот кто-то — умер? Я не хочу этого. Я хочу чтобы это закончилось.
— Но я жива, — этот простой факт поколебил его решимость на самоубийство, — Я ведь еще жива. Мы еще живы. Почему мы не можем жить ради друг друга?
Его лицо приняло крайне сосредоточенный вид, затем он выдал смешок и улыбнулся.
— Как пара?
Чего-о-о?
— Только не говори мне, что это все было только ради признания.
Наверное, сейчас я так сильно покраснела, что он еще раз улыбнулся.
— Ладно, решим, что ты уговорила меня остаться с тобой, пока ты не поймешь зачем. — Тут он копытом коснулся моего носа и провел им по нему, словно чистя от чего-то, — Кровь идет, — объяснил он и дал мне свое копыто, — Пошли тогда уж, не тут же ночевать.
Взяв его копыто, я, впервые за долгое время, искренне улыбнулась.