Сакура или когда твой друг-лучший..

Болезнь..страшная болезнь..но есть друг,а потом вдруг нет..жить или умереть в таком случае?Это игра на совесть..

Рэйнбоу Дэш Эплджек ОС - пони

Андезитно согласна / My sediments exactly

Перевод лёгкого романтического рассказа про встречу Мод Пай и Биг Макинтоша. Посвящается Иридани))

Биг Макинтош Мод Пай

Топ Эдж

Максилла – изгнанная из Улья чейнджлинг, что живет неподалеку от Балтимэйра и зарабатывает на пропитание писательским ремеслом. Ее жизнь была вполне обычной и достаточно похожей на понячью, пока ее не посетил очень необычный поклонник, который просто не желает оставить Макс в покое.

Чейнджлинги

Наблюдатель за звёздами

Солдат всегда здоров, солдат на всё готов, и пыль, как из ковров, он выбивает из дорог…

Найтмэр Мун Человеки

True face of justice

Горячая и засушливая страна Вармсендс граничит с западом Эквестрии. Из песчаной соседки в сторону Кантерлота движется Армия Освобождения, которая, по их мнению, собирается свергнуть тысячелетний гнет правления четырех принцесс. Эта армия, состоящая только лишь из земнопони и, вовсе не имеющая магии, собирается выступить против могущественных Аликорнов! Храбрость или безумие? Глупость или расчет?

Другие пони ОС - пони

Возвращение Трикси Танг или Эквестриевская Сага.

На Трикси Танг обьявили охоту ФСБЭ (Федеральная Служба Безопасности Эквестрии) и хотят её уничтожить...

Трикси, Великая и Могучая

Месть за прошедшую любовь.

Далеко не каждый пони в Эквестрии может похвастаться тем, что влюбился в вампира ... Но, как говориться, влюблённых не судят!

ОС - пони

Чужая земля

В конце пути нас ждут небесные луга с сочною травою. А может, бесконечное и бескрайнее небо в кучерявых облаках, освещённое тёплыми золотыми лучами заходящего солнца? Ведь всем доподлинно известно, уставшие пони уходят на звёздную дорогу, скакать по бескрайним небесным лугам и парить в небесах, где нет плохой погоды. Рассказ об одной из шести, взвалившей на свою спину тяжёлую ношу.

Рэрити

Отложенный урок

Элементы Гармонии — величайшее благо Кантерлота и всей Эквестрии. Мощные магические артефакты, дарующие благо и процветание. Однако в научном центре по изучению магии принцесса Твайлайт Спаркл узнаёт, что существует совершенно иная точка зрения на Элементы Гармонии... Теперь ей, её подругам и науке предстоит решить моральную проблему двухсотлетней давности.

Твайлайт Спаркл Другие пони

Флаттершай против!

Сатирическая юмореска, пародирующая так называемые клопфики.

Флаттершай

Автор рисунка: Noben

П.Д. Пай: Замкнутый круг.

I. Один день.

Это пролог, если что.

Тусклый свет от одинокой лампочки на высоком потолке освещал её измученную от нейролептиков розовую мордашку. Она хотела бы заснуть снова, но её койка — холодная, даже без одеяла и простыней, неизбежно морозила и больно обтирала ей бока. В поисках того, чем можно было бы укрыться от страшного холода, она не раз осматривала пространство своей одинокой камеры. Ничего. Вообще ничего. Ей негде спрятаться. Отсюда не было пути.

Лампочка над её головой засияла чуть ярче.

-Нет, — тяжело выдохнула она, — нет, нет, нет…

Розовая пони за некоторое время научилась разбираться в этих странных подергиваниях. Когда лампочка мигает один раз, то сейчас будет время для прогулок. Если два раза и более – можно не беспокоиться, угроза миновала. Почему эта пони боялась прогулок? Нет, она боялась не этого. Она боялась, когда дверь её камеры распахивается, и на пороге появляются двое крепких жеребцов в белых халатах. Это санитары.

-Ну что, дорогуша. С добрым утром, пришло время для душа!

-Нет!!! – завопила она, отмахиваясь от их цепких копыт. Безуспешно. Её крепко держали, спрятаться тоже было негде. В прошлый раз она вырвалась и попыталась спрятаться под своей кроватью, но её вытащили и оттуда.


-Встань туда! – приказал ей металлический голос. Она послушалась. Просто есть вещи, которые ей приходится принять, как неизбежное. У маленьких пони таким неприятным циклом был поход в школу – ранний подъем, мама, ласково тыкающая в бок…

А для молодой пациентки Понивилльской клиники этой неприятной процедурой был холодный душ. Впрочем… не совсем душ. Её истошные крики потонули в грохоте воды, которая как из брандспойта ударила по ней, прижав силой напора к стене.

В первый раз, когда её заставили пройти через эту процедуру, она думала, что умрет в эту же секунду. Точнее, она уже страстно хотела этого. Проблема состояла в том, что милосердие в списке её лекарств не значилось. А значит, что ей, как и всем остальным пациентам, приходилось переживать эту пытку десятки и сотни раз.

Зато потом, вслед за холодной водой, пришло и облегчение. Санитары принесли ей полотенце, в которое завернули её и хорошенько обтерли.

Затем она вновь видела перед собой длинный белый коридор. Когда он закончится, перед ней предстанут ядовито-желтые стены. Медсестра будет раздавать всем больным поняшам горькие пилюли, кого-то отпустят на площадку вокруг больницы… а вот ей нельзя. Ей не сказали, почему.

-Почему так? – вздыхала она, глядя на окно. Закрытое решеткой, оно было единственным местом, которое связывало её со свободой. Где-то там, далеко, протекала счастливая жизнь. Это она помнила очень хорошо, но почему-то прошлые времена она вспоминала без былого очарования. Просто эти времена были когда-то. И они прошли. И они снова наступят, когда её вылечат.

Но ничего страшного. Она выздоровеет. Врачам виднее, как её правильно лечить. Если она больна – значит, так оно и есть. Еще один вопросы тревожил – сможет ли она вернуться хоть на самую чуточку раньше?


Очередь из больных пони была очень маленькой. Двое-трое старых пегасов участливо дожидались, пока медсестра раздаст им стаканчики с таблетками. Был еще один единорог, который никак не мог уследить за своим волшебством, и потому ломал всё, до чего прикасался – магией, разумеется. Ему посоветовали взять стаканчики обоими копытами, что он и проделал, к своему страшному удивлению.

Когда её позвали, юная пони вздрогнула. Своего полного имени она не слышала с самого детства. Она и отвыкла со временем. Но даже от своих родителей она не слышала такого строгого и подчиняющего волю голоса, как здесь – даже когда она, Пинкамина Диана Пай, умудрялась как-то набедокурить на ферме, где её окружали только голые камни.

Она понуро подошла к столику медсестры. Ей на копытце положили две таблетки – маленькие, красные, как карамельки на витринах магазина Кейков. Только они были совершенно невкусные. После них оставался горький и противный привкус во рту.

-Вот вода. Запьешь их, — медсестра поставила перед ней стакан воды, а сама вышла – Пинки была последней, кому она выдавала лекарства. Розовая пони быстро запила обе таблетки, показав рот старшему санитару. Жеребец молча кивнул и показал ей на комнату – мол, веселись, если сможешь.

Вот только эти таблетки заглушали радость. Они заглушали вообще любую мозговую реакцию, превращая несчастного пони в подобие растения – пустое, скучное, бездушное создание, у которого даже мысли проходят очень вяло и лишены всякой нагрузки. Пинки привалилась к стене, не дыша и чувствуя, как теплая волна от нейролептиков прокатывается по её телу, ударяя в голову. Впрочем, теплота – это ложное ощущение. На самом деле, она чувствовала еще больший холод, который нельзя было ничем снять. Но отрезанность сознания была приятна сама по себе, потому что многие очень умные и аналитически самодостаточные личности уничтожались своим разумом и личными несчастьями, которые они переживали особенно тяжело. Здесь же ты не просто мало думаешь – ты не думаешь вообще.

В общей комнате не было игрушек – некому здесь в них играть.

В общей комнате не было сладкого – оно повышает гиперактивность.

В общей комнате не слышен смех – здесь нельзя шуметь.

В общей комнате нет надежды. Все больные оставляют её еще на первый день, под градом водяной пушки, которую на них спускают санитары.

II. Письмо дружбы.

"Расскажи мне о ягнятах, Пинки Пай"

-Привет, малышка.

Пинки подняла глаза. Ей вежливо улыбалась белоснежная кобылка. Её кьютимарка – красный крест – уже говорила о многом. Вот только она никогда её не видела раньше. В отличие от доктора Рэдхарт, она выглядела очень вымотанной и уставшей. Но при этом в ней чувствовались решимость и настолько близкая к нынешней Пинкамине отрешенность от дел насущных, что пони даже с интересом смотрела на её появление. Сразу видно, что она совсем недавно прибыла сюда – ей еще никто здесь не улыбался.

-Привет, — осторожно ответила она. Никаких эмоций. Никакой радости, или печали. Только пустой и остекленевший взгляд.

-Как тебя зовут?

Молчание в ответ.

-Меня зовут доктор Кросс, — представилась первой доктор, — А как зовут тебя?

-Пинки, — сказала, помедлив, розовая пони, — но меня все зовут здесь Пинкаминой. Это правильно, хотя и очень грустно.

-Тебе плохо здесь, Пинки?

Снова молчание.

-Ты долго болеешь?

-Не знаю, — просто ответила она, — наверное, долго. Это плохо. Я забыла покормить Гамми. Ему, наверное, грустно без меня.

-Кто такой Гамми?

-Мой питомец. Я оставила его на попечение Кейкам. Надеюсь, что он в порядке, и о нем заботятся…

Доктор Кросс промолчала, собираясь с мыслями. Да, узнать что-либо от неё в таком состоянии? Она слишком пассивна. Её биографию можно узнать и в медицинской карточке,

-Пинки, меня прислала к тебе твоя подруга.

Непонимающий взгляд в ответ.

-Твайлайт. Твайлайт Спаркл. Она прислала мне письмо, и попросила извинить её, что не сможет прийти.

-Твайлайт… где она?

-В Кентерлоте. Пинки, не волнуйся, она отбыла по какому-то очень важному заданию, и просила, чтобы я за тобой приглядела.

-Это хорошо, — пробормотала она, — она очень много учится. А вот веселиться не умеет. Это так было грустно. Я когда впервые увидела её в Понивилле, она много

-Эээ… прости, но мне нужно идти, — сказала доктор Кросс, снова улыбнувшись ей. Пинки ответила на это своим традиционным молчаливым взглядом.

-Доктор Кросс!

-Да?

-Вы можете попросить, чтобы меня отпустили пораньше?

-Почему?

-У Эпплблум через два дня день рождения, — сказала Пинки, — моя подруга, Эпплджек просила меня всё подготовить, а я не успеваю. Она очень расстроится. Меня привели сюда четыре дня назад, подняли с кровати, я и слова сказать не успела. Пришла Рэрити, она сказала, что я очень сильно болею, и привела меня сюда.

Доктор Ред Кросс промолчала. Пинки снова осталась одна, наедине со своими грустными мыслями. Не желая больше её тревожить, белоснежная пони отошла от неё, но решила не подводить итоги такого странного разговора.


-Что скажете, дерр Кросс?

-Простите, но что я могла видеть? Она под таблетками, это очевидно.

-Как вы думаете, сколько она здесь находится, дерр Кросс?

-Она сказала мне про четыре дня.

Ядовито-зеленые глаза заведующего отделением сощурились в подозрительном взгляде.

Это был очень грузный пони красной масти в белом халате и стетоскопом на шее. Он говорил со странным акцентом. Похоже на восточные земли, там многие пони славились своей дисциплинированностью и строгостью, близкой к королевской страже Селестии.

-Дорогая Кросс, — сказал он, подумав, — она лежит здесь уже не первый месяц. Каждый день она просыпается, проходит процедуры, и задает один и тот же вопрос – можно ли ей отпроситься отсюда пораньше, потому что у Эпплблум день рождения.

Доктор Ред Кросс промолчала, собираясь с мыслями.

-Вопрос в том, почему она их переживает, — тихо сказала она, — что за несчастье с ней произошло?

-А вам никто об этом не рассказал? – полюбопытствовал заведующий, — вы же не просто так появились здесь.

Кросс кивнула.

-Не просто так, — в кармашке её халата лежало письмо.

«Дорогая Р.Кросс», — гласило оно, — «Я уверена, что вы незнакомы со мной, но вас очень хорошо рекомендовали в клинике Понивилля, как очень талантливого врача узкой специальности. Моё имя и фамилия вам вряд ли расскажет больше, чем многочисленные сводки исторических вестников Эквестрии»

Я хотела бы попросить вас приглядеть за моей подругой, на время моего отсутствия в Кентерлоте. Речь идет о королевских делах, и я не хотела бы расстраивать принцессу Селестию своим отказом. После страшного несчастья, которое произошло год назад, с моей подругой начали происходит странные и необратимые вещи, после чего я просто была вынуждена отправить её в психиатрическое отделение Понивилля на лечение.

Зная вашу заинтересованность подобными вопросами, прилагаю к этому письму медицинский лист с её диагнозом. Надеюсь на вашу помощь, потому что многие врачи сбились с копыт, не зная, что с ней происходит»

С уважением, Твайлайт Спаркл.

III. ЭСТ

О том, что это такое, вы можете пробить в Википедии. Я серьезно.

«Но никто не рассказал мне, о каком несчастье идет речь»

Считается, что с получением кьютимарки каждая пони получает талант, который определяет её судьбу. Кто-то, более скептичный, назвал бы это хомутом или лямкой, которую ей придется тянуть всю свою жизнь.

Если бы доктор Кросс могла менять кьютимарку, безусловно, её красный крест сменился бы шприцом. Во первых, она любила делать уколы. Ей почему-то нравилось видеть, как тоненькая иголка вонзается в толстую кожу пони. Да, это больно. Но с болью приходит и облегчение – такое же самое, когда тебе лечат зуб. Да, помучай себя пару неловких секунд, и вуаля! – целый год тебя не будут трогать по этому поводу. И ты не заболеешь.

Во вторых... Боюсь, что в последние годы своей работы доктор Ред Кросс совершенно себя запустила. Каждый раз она бралась за какое-то медицинское дело, как за соломинку, способную урвать её из океана скучной реальности. И много-много раз она уходила от реальности не с помощью дела, а с помощью…

-У меня проблемы, — вздыхала она, разглядывая альбом Пинки Пай. Его тоже прислала Твайлайт Спаркл. Каждая фотография показывала ей совершенно другую картину – неровная, пушистая прическа против длинных прямых волос Пинкамины.

Особенно пегасу (а она была именно пегасом – только крылья старалась не расправлять, надевая свой белый халат на работе). Подогретое морфием восприятие доктора Кросс рисовало продолжения для этих картинок. Она улавливала всё – радостные крики жеребят («Паунд и Пампкин», — прочитала она на обратной стороне одной из фотографий), хлопушки, запах карамели, и разлетающееся во все стороны конфетти, опадающее на именинный торт.

Кросс постаралась удержать дрожащие копыта и сконцентрировала всё внимание на двух образах, абсолютно отличных в стандартном понимании. Конечно, нельзя спорить с медициной – нейролептики сделают несчастным даже камень, но она…

Насчет того, почему Пинки Пай переживает в памяти один и тот же день, доктор Кросс не сомневалась – в тот день, который никогда не случится, что-то всё-таки произошло. То самое несчастье, о котором никто не может ничего путного рассказать? Возможно.

Но у доктора осталась небольшая зацепка. Речь шла о неразлучной шестерке друзей, которые некогда жили здесь, в Понивилле. И, к слову сказать, теперь даже самый маленький жеребенок знает, кто является новыми Элементами Гармонии.

Правда, это было так давно. Но на столе среди целой горы медицинских дел и фотокарточек, доктор оставила и маленькую визитную карточку, с подстилкой из черного бархата. «Бутик Карусель», — позолота на надписи еще не высохла, а от самой карточки шел тонкий аромат дорогих дамских духов.

-Рэрити, миссис Кросс. Одна из лучших модельеров Эквестрии. Половина фешенебельного Кентерлота у неё одевается. Но она олицетворяет собой Щедрость, так что сами понимаете…, — пояснил ей заведующий, протягивая карточку.

-Она была подругой Пинки Пай?

-Ключевое слово – была, доктор Кросс. Этого в книжках по истории не расскажут.

Элементов Гармонии больше нет. Нет дружбы – нет гармонии.


…Пинки Пай приспособилась к тяжелой жизни в больнице. Да, её никогда не радовал строгий распорядок дня. Но посудите сами: какая тут радость под действием лекарств, которые неизбежно сделают из неё растение?

-А Флатти хотела стать деревом, — грустно заключила розовая пони.

Первый день в её памяти был не очень веселым. Рэрити привела её сюда, и ворота больницы навечно закрыли её от всего города.

Второй день был еще хуже. Пинки Пай познакомилась с холодным душем. О том, что это такое, уже было рассказано. Приводить эту историю заново не имеет смысла.

В третий день, не подчинившись правилам распорядка, она испытала на себе белый костюм, подвязываемый ремешками и не позволяющий ей даже сдвинуться с места. Конечно, много кто может выдержать лютые морозы или аномальную жару. А что бывает, когда нет возможности почесать то, что чешется? Пинки очень хорошо помнила о том, как ремни смирительной рубашки стягивали ей кожу.

Четвертый день Пинки запомнила навсегда. Утром её хвост дрожал несколько минут подряд, причем настолько интенсивно, что она не могла понять, что же с ней произойдёт.

Хвост не стучал у неё даже тогда, когда её отправляли под душ из водяной пушки.

-Ух ты, точно такая же штука была у Твайлайт! А я тоже… — но санитары крепко привязали её ремнями к деревянному креслу. На её голову опустили большой желтый шлем. В отличие от того, что был у подруги Пинки, на нем не было никаких мигающих лампочек, и он был грязного желтого цвета.

-Что… что вы делаете?! Выпустите меня! Выпустите, пожалуйста… Ой! – санитар воткнул в её копыто шприц. Её попытки к сопротивлению заглушались успокаивающей волной от лекарства. Пинки в бессилии обмякла на стуле.

-Обратите внимание, уважаемые студенты, — услышала она. Сознание она не теряла, как назло, даже это успокаивающее не позволяло ей заснуть. Она только чувствовала, что… больше уже ничего не чувствует. Она может закрыть глаза, но не сможет забыться во сне. Это было пыткой для неё

-Это совершенно уникальная методика, она применяется крайне редко, и только по отношению к особенно безнадежным пациентам. Таким, как она.

Она видела десятки устремленных на неё глаз. Ей было стыдно и неприятно одновременно, но она ничего не могла сказать в ответ.

-Перед вами – аппарат для электрошоковой терапии, — вещал голос главного врача клиники, — мы подключаем к пациентке несколько электродов, на которые подаётся ток от главного аппарата. Разумеется, ремни и другие… меры предосторожности, в этом случае просто необходимы, иначе она может нанести вред самой себе во время процедуры.

-А вам не кажется, что это слишком жестоко? – раздался чей-то тоненький голосок.

-Во первых, пациентка находится под действием сильнейшего успокоительного лекарства. Мозг не подает ей болевые импульсы. Всё, что она может ощутить – это неприятные покалывания в копытах…

-Но простите меня, профессор, раньше лечение током было запрещено как слишком жестокое…

-Так и было, дорогуша. В основном это было вызвано тем, что раньше уровень лечения был в очень плохом состоянии, и состояние анабиоза пациенту вводилось с помощью магии. Зависело это исключительно от умений лечащего его единорога, и, если тот был неопытным, магия уступала, и больной очень сильно мучился от болевых ощущений. Теперь же медицина основана на грамотном подборе лекарств и приборов, никакой магии и шаманской отсебятины. Посмотрите, наша пациентка ничего не чувствует, но при этом мы видим её конвульсивные движения. Это результат мышечной работы…


В тот день Пинки, возвращаясь в свою палату, горько разрыдалась. Этот доктор нагло врал своим ученикам. Она всё чувствовала. Когда в первый раз ток пустили по электродам через голову, её сердце чуть не вырвалось от резкой боли, охватившей всё тело. Она чувствовала, как мышцы сокращаются и сжимаются вновь, заставляя её стучать зубами и тщетно вырываться из этого ужасного места. Но увы… студенты тоже этого не видели, потому что её мордочка была спрятана за этим противным «шлемом», и никто не видел ни её сильных эмоций в этот момент, ни её слёз.

В новый день её хвост снова начал дёргаться. Замкнутый круг снова подводил её к четвертому дню. Вот только теперь Пинки сжимала в руках маленькую-маленькую записочку.

Зачем её оставили здесь, в её палате, которую постоянно обыскивают, и где запрещено вообще что-либо постороннее? Сложный вопрос. Пинки Пай удивленно смотрела на неё. Это был её почерк. Но она никогда не писала её. Она не понимала, зачем вообще писать самой себе записки. Ей никогда не давали чернильницу и перья, чтобы она могла это написать. Или давали?..

«Я знаю, это обман. Меня держат здесь вдали от друзей, но никто не будет меня здесь лечить. Они только врут, они хотят замучить меня до смерти. Я слышала разговор главного врача. Каждый раз санитары стирают мою память для того, чтобы я не вздумала убежать отсюда.

Пинки, это я. Я – это ты. Твою память опять сотрут, но сохрани эту записку. Снова и снова. Ты должна бежать отсюда, Пинки. Здесь тебя ждет смерть, и ничего более. Ты должна бежать. Я помогу тебе. Я кое-что придумала».

IV. Самое красивое платье.

Особенная благодарность блогу EP за предоставленную музыку Magic Emine. Madness has been doubled!

Осень в Понивилле – это очень красивая, хотя и грустная атмосфера проходящих хмурых деньков. Так называемое «кобылье лето», когда яркое солнце заставляет юных жеребят скучать за школьной доской, прошло совсем недавно, а грязь и слякоть еще не успели ударить по чистым мощеным дорожкам. Ворох из ярких кленовых листьев проносится на пути у доктора Кросс, возвещая о самом интересном времени года, когда во многих творчески настроенных пони просыпается хандра и абсолютное погружение в мир, полный темных мыслей и неприятных эмоций.

Доктор Кросс с интересом наблюдала за тем, как жители города занимаются своими делами. Кто-то торгуется, кто-то спешит по своим делам, кто-то возит на своей спине тяжелую телегу. Ничего не меняется, только доктор следует по своей дороге, здороваясь с теми, кто здоровается с ней. Она была тепло одета, и, накидывая на себя теплое черное пальто, она наслаждалась приятной и ненавязчивой дождем погодой.

Бутик «Карусель» был очень хорошо заметен. Среди всех зданий Понивилля он слишком кичливо бросался в глаза своей странной архитектурой. Фасад здания, форма, цвет – всё это так и пестрело кружевами, нежными цветами (в основном, голубоватыми и розово-фиолетовыми) и решетчатыми окнами, отмытыми и отчищенными до зеркального блеска. А вот доктору Кросс это место не очень понравилось. Слишком кичливо, почти как в Кентерлоте. Ей нравился строгий и классический стиль некоторых зданий города. Или высокие многоэтажки Филлидельфии, в которых многочисленные подворотни и улочки заставят даже пегаса чувствовать себя маленьким.

Собравшись с мыслями, доктор Ред Кросс подошла к двери и постучала копытцем.


Открыли ей не сразу. Было слышно, как кто-то куда-то спешит, торопится. Некоторое время из последнего этажа доносились звуки граммофона. Спустя некоторое время и он затих.

Дверь ей открыла невысокая кобылка темно-сиреневого окраса в черном свитере.

-Добрый день, — вежливо поздоровалась она, — Добро пожаловать в бутик «Карусель».

-Здравствуйте, — ответила ей Кросс, — простите, вы Рэрити?

-Нет, что вы. Я её ассистентка. Рэрити у себя в мастерской, и она на данный момент не принимает заказы. У неё очень загруженный график работы.

-Простите, но я не по поводу платья…

-И очень зря, — ассистентка отошла, пропуская главного модельера всея Эквестрии.

Это была белоснежная единорожка, с длинными завитыми локонами. Вот только всё в ней – и прическа, и стильный наряд, и строгая черная шапочка говорили о ней, как об обладательнице тонкой душевной организации и творческой натуре со всеми их известными недостатками. Неудивительно, что мир моды выбрал её своим главным покровителем и защитником. В ней чувствовалась грация, свобода мысли и оригинальная воплощенность идей о том, как миром будет править красота.

Рэрити смотрела своим строгим взглядом на доктора из-под очков. Похоже, что внешний вид Ред Кросс не подходил под её оценочную систему. Да и опытного взгляда хватало на то, чтобы заметить у доктора небрежное отношение к внешнему виду. Конечно, строгость её одежд этого не показывала, но взгляд вымученной пегаски был так понятен и без лишних слов. Это внушало определенную жалость к её скромной особе.

-Вы очень запустили себя, эээ…

-Ред Кросс. Я доктор, — представилась она. Она и Рэрити шли в мастерскую. Точнее, доктор следовала за ней, оглядываясь по сторонам.

-Да. Дорогая Ред, вы хотя бы тенями пользовались! Ваши мешки под глазами очень хорошо убираются с помощью пары огурчиков, два раза в день. Такое ощущение, будто вы на погрузке вагонов работаете, а не в больнице!

-Я и в больницах особенно не работаю. В последнее время, — призналась Кросс.

-Тем более. Наверное, у вас очень много свободного времени, но вы совершенно себя запустили! У нас есть отличный спа-салон, очень вам рекомендую для душевного отдыха.

-Наверное. Возможно. Но у меня есть к вам неотложное дело…

-Да-да, — отмахнулась Рэрити, — у меня неотложные дела приходят из Кентерлота по две сотни нарядов в месяц. И каждому нужно что-то новое, роскошное, оригинальное! Кто-то из них даже не пытается следовать высокой моде, они желают выглядеть не так, как все! Я выкручиваюсь, как могу. Но зато теперь я смогла нанять ассистентку. Инкхарт!

-Да-да? – послышался голосок той самой пони.

-Доктор Кросс, не желаете ли чаю? – дождавшись кивка, Рэрити крикнула, — поставь чайник, приготовь наш сервиз!

-Хорошо! – раздалось из кухни. Единорожка провела доктора в свою мастерскую.

И здесь Кросс встретилась с королевским стилем Кентерлота, который до многих городов или не доходил вообще (Эппллуза, йииииха!), или с большим опозданием, в виде отдельных богатых домов в Филлидельфии. Здесь же богатство соседствовало с излишней роскошью. Стулья с бархатной обивкой, диван из красного дерева, искусно отделанные полки, на которых красовались инструменты модельерши… впрочем, Кросс увидела здесь и типичный творческий беспорядок – здесь куски ткани соседствовали с ножницами, а клубками нити игралась пушистая белая кошка.

-Опал, оставь в покое мои нитки! – крикнула Рэрити. Опал в ответ только лениво мяукнула и откатила красный клубок под рабочий стол.

-Вы простите меня за этот небольшой беспорядок, просто работа…

-Я вас так понимаю, — вырвалось у доктора Кросс. Единорожка внимательно её осмотрела.

-Кстати, а почему вы носите эти пальто? Они же для земных пони, нет никакой свободы для крыльев!

-А как вы догадались, что я пегас? – полюбопытствовала доктор.

-Ваша осанка, доктор. У моей подруги, и многих пегасов после лётной академии такая же.

Инкхарт выкатила поднос с чаем. Там же были и сахарница, и небольшая серебряная тарелочка со сладостями.

-Ну что же. Вот и наш чай подоспел. Инкхарт, спасибо тебе.

-Не за что, — улыбнулась пони и ушла, оставив их наедине. Рэрити, к удивлению доктора, довольно резво подскочила к своей швейной машинке. Спустя несколько минут она вновь застрекотала под её умелыми копытцами

-Не обращайте на меня внимания. Мне пришла в голову совершенная идея. Берите печенье, сахар… угощайтесь!

-Это очень странно, конечно, но… я пришла сюда по просьбе Твайлайт Спаркл.

-Твайли! – радостно воскликнула Рэрити, — как её дела в Кентерлоте?

-Эээ… дело в том, что она просила меня о помощи. Её подруга, Пинки Пай…

Как интересно. Доктор Кросс, не мигая, смотрела за тем, как изменилась реакция Рэрити. Да, она стояла к ней спиной, но при этом единорожка остановила свою машину и повернулась к ней. Её губы слегка подрагивали.

-П-пинки…? – заикаясь, спросила она.

-Да. Это вы ведь её привели в психиатрическую клинику.

-Д-да, я… но она тоже была моей лучшей подругой!

-«Была»? – нахмурилась доктор Кросс.

-Кто вы такая? Что вам здесь нужно? Зачем вы…

-Дорогая Рэрити, я всего лишь желаю помочь вашей подруге, — ровно сказала ей Ред, Твайлайт Спаркл, заведующий отделением – они все упоминали о каком-то странном происшествии, которое произошло много месяцев тому назад…

-Четыре месяца, — прошептала она. Рэрити оставила в покое машинку. Вместо этого она подошла к своему дивану и улеглась на нем, обреченно вздохнув.

-Четыре месяца тому назад что-то произошло, да?

-Ничего не изменилось, дорогая Кросс, — произнесла она, — абсолютно ничего. То, что свершилось, свершится снова. А круг, на котором замкнулась Пинки, будет повторяться вновь и вновь.

-Вы в порядке? – забеспокоилась за неё Кросс. Доктор имела при себе несколько ампул с морфием, но пускать их в ход ей совершенно не хотелось. Своим добром, в отличие от олицетворения Щедрости, она делиться не любила. Чем угодно, только не этим.

Вдруг Рэрити подошла к ней чуть поближе.

-Доктор Кросс. У вас есть брат или сестра? – тихо спросила она. Магия её рога притянула из какой-то полки небольшую фотографию в позолоченной рамке.

-У меня никого нет, — осторожно ответила доктор Кросс.

-Мне сложно говорить о таком, — Рэрити пододвинула её поближе, так, чтобы доктор могла видеть ту, кто на ней изображен.

Кросс увидела на фотокарточке маленькую кобылку с розово-фиолетовой гривой. Она тоже была единорожкой, как и Рэрити – они вообще были очень похожи, судя по всему.

-Кто это?

-Это моя сестра. Свити Белль.

Доктор Кросс посмотрела на Рэрити. Она видела, как сложно ей было сдерживать эмоции. Её губы дрожали еще сильнее, а глаза потихоньку наполнялись слезами.

-Пожалуйста… — осевшим голосом сказала она, — перестаньте… говорить… о Пинки Пай. Я не могу… не могу снова. Каждый раз, когда я вижу свою сестру, я… у меня много заказов, понимаете? Я не могу постоянно срываться. Тем более, сейчас осень.

Кросс промолчала. Ситуация была критической. Ей не очень хотелось встречаться с еще одной безумной пони на своем пути – только в пределах специального учреждения.

-Я до сих пор помню тот день. Свити, малышка… вы, видимо, не представляете, как было тяжело видеть такое. А я видела. Я всю жизнь мечтала, как сошью ей идеальное платье… на свадьбу, например. Или когда она получит свою отметину. Я же сама Щедрость, верно? Я же могу подарить своей сестричке самое лучшее платье во всей Эквестрии. Хоть целую сотню, на любой сезон моды! – и Рэрити горько усмехнулась. И тут же доктор Кросс отпрянула в испуге – единорог с такой силой отшвырнула фотокарточку, что рамка сломалась. На фотокарточке красовалась черная ленточка из чистого бархата.

-НО НЕ НА ПОХОРОНЫ, доктор Кросс! Не на похороны! Не этого я хотела, понимаете?! – завопила она. Доктор отступила к выходу – Рэрити совершенно обезумела от горя.

-Прошу вас, Рэрити, успокойтесь…

-Не могу! Не могу! Зачем вы пришли сюда?! Всю жизнь мне напоминать?! – продолжала кричать она, — я же не Пинки Пай, у меня всё в порядке с головой, я не теряю время в своих копытах! Ни слова о Пинки, прошу вас! Ни слова!!!

-Я, пожалуй, пойду, — сказала Ред. Рэрити больше её не слушала. Выйдя из двери, она еще несколько секунд прислушивалась к бессвязным крикам модельерши. После этого крики закончились, доктор услышала громкие стенания. К ней уже спешила Инкхарт.

Некоторое время спустя доктор Кросс, покидая бутик, услышала:

-Доктор! Доктор!

Это была Инкхарт. Пони тихо подошла к ней, и, оглядываясь по сторонам, спросила:

-Вы разговаривали с Рэрити про её подругу, да?

-Да, а как вы…

-Четыре месяца назад они все были неразлучны. Рэрити, Твайлайт Спаркл, Эпплджек, Флаттершай, Пинки и Рэйнбоу Дэш… они были элементами Гармонии. Они были олицетворением Дружбы и всей магии, которая хранила Эквестрии на протяжении веков.

-Но что случилось?

-Я не знаю, я совсем недавно переехала в Понивилль, — честно ответила Инкхарт, — я знаю, что Рэрити потеряла в то время свою сестру. И с тех пор вся дружба элементов словно испарилась. Они просто разошлись. Пинки попала в больницу, Рэйнбоу Дэш улетела в Клаудсдейл. Семья Эпплов переехали на юг, к родственникам. А Твайлайт в последнее время пропадает по делам Селестии. Вот и всё на этом…

-Кто-нибудь еще сможет мне об этом рассказать? Может, остались свидетели тех времен?

Инкхарт призадумалась:

-Да, есть кое-кто, — вспомнила она, — у Пинки вы вряд ли что-нибудь узнаете. Но еще есть Флаттершай. Она была свидетелем того, что случилось. Но хочу вам сказать, что подруги были для неё многим, а их потеря заметно преобразила её. Она и так тихая, а после тех событий она очень сильно ушла в себя. Её дом недалеко отсюда. Спросите у кого-нибудь, вам подскажут.

-Спасибо, — вздохнув, поблагодарила её Кросс. У доктора не было никаких сомнений в том, что ей еще придется побегать в поисках Истины.

Вот только… где же ты находишься, Правда? Уж не в безумии ли?

V. Самый опасный пони

Надеюсь, что ошибка с руками не повторится. Ну да ладно. Вся суть в том, что история продолжается. Лучшего описания я дать не смогу. Да и незачем.

-Санитар, да вы что, белены объелись? Где пациентка?!

-Я… я… я не знаю, где она!

-Она не может просто так взять и исчезнуть! Здесь же только одна дверь, и она была заперта! И между прочим, мы её снаружи не зря закрываем…

Пинки Пай прислушивалась к постепенно удаляющимся голосам. В вентиляционной шахте было очень узко, и сложно было бы развернуться и проползти обратно. Таким образом, она ползла дальше, стараясь создавать как можно меньше шума.

Коридоры, которые она иногда видела через отдельные решетки, были пусты. Все санитары куда-то запропастились – наверное, сейчас вечер, и по многим палатам давно объявлен отбой. Иногда она видела и пациентов – несчастные, осунувшиеся старые жеребцы. Кто-то спал, бредя во сне, а кто-то упорно не желал ложиться, читая залежалую книжку перед сном.

-Это что, новая книга про Дэринг Ду? – спросила Пинки у одного единорога. Он отвлекся от книги. Посмотрел налево. Потом направо. И, набрав побольше воздуха, завопил что есть силы:

-Сестра, эти голоса меня преследуют!!!

Пинки поползла дальше.


Сложно сказать, сколько времени она слепо бродила по узкому коридору шахты. Он казался ей нескончаемым. Однако, злодейка-судьба (которая явно руководила строительными работами в этой клинике) распорядилась иначе. Нечаянно наступив на плохо приделанную решетку, та не выдержала напора копыт, и Пинки оказалась в маленькой белой комнатке без окон.

Вот только комната была непростая. Пинки понимала, что за огромной железной дверью, наглухо запертой на несколько замков, что-то находится. Об этом свидетельствовало и окошко, закрытое на металлический засов, а также небольшой переговорный микрофон на столике.

Пинки задумчиво нажала на красную кнопку микрофона.

-Эй? Здесь кто-нибудь есть?

Молчание. Пинки отодвинула засов.

В дальнем углу сидел земной пони черной масти. За его длинной неровной прической не было видно глаз. Этому же и способствовала его длинные усы и борода, которые только приумножали его приблизительный возраст. Он, судя по всему, в чем-то провинился, раз уж сидел в смирительной рубашке. Его метка – молоток и пила, никак не уживались с его внешним видом. Впрочем, это не проблемы больницы, это проблемы больных.

-Привет, — сказала она ему.

Пони поднял глаза. Взгляд его, полный удивления, окинул зарешеченное окно. Рубашка не позволяла ему слишком сильно двигаться, но он с усилием подполз к нему.

-Здравствуй, золотце. Ты – Пинки Пай, — сказал он, оглядываясь, — но что ты здесь делаешь?

-Я болею, — ответила она. Этот пони уж слишком странно смотрел на неё.

-Я не раз видел тебя в городе. Ты устраивала вечеринки. Там было весело.

-Тебе понравилось, да? – воспрянула она духом. Вечером её должны были сопроводить выдачу таблеток. А поскольку принять их она не успела, то в её душе вновь поселилась целая буря разнообразных эмоций. По большей части грустных, но слова этого пони вновь напомнили ей о радости и веселье.

-Конечно. Много сладостей. Жалко только, что я сейчас здесь, — заметил незнакомец. Его голос не выражал никаких эмоций, и теперь Пинки беспокоило это не на шутку.

-Странно, что ты сбежала, Пинки. Многие врачи получили приказ не спускать с тебя глаз.

-Но почему? Если я болею, то…

-Пинки, ты не просто болела. Будучи на свободе, ты… что-то совершила. Что-то очень нехорошее. Ты никогда не думала, почему твои подруги тебя не навещают?

-Я… я обидела их? – Пинки сразу же поникла, — я не знала. Я… я не помню. А почему они не хотят меня видеть?

-Ты не знаешь. Хм… как странно, — призадумался пони, — я тоже не смогу тебе на это ответить. Я знаю только из одного разговора, что все Элементы Гармонии давным-давно разошлись.

Для Пинки это был тяжелый удар. Слезы брызнули с её глаз.

-Прости, — сухо ответил он, — эти таблетки не дают мне проявить свои эмоции. Хотя, думаю, я вряд ли утешил бы тебя. Да и приобнять не смогу.

-Но почему? – спросила она, — за что же так? У Эпплблум завтра день рождения, а они… они бросили меня здесь? Им не нравятся мои вечеринки?

-Нет, не думаю. Семья Эпплов? Говорят, что они покинули ферму. Вот только я не слышал ни про какую Эпплблум.

-Это сестра моей подруги, Эпплджек.

Пони промолчал.

-Как странно, — наконец сказал он, отвернувшись от решетки, — видимо, ты просидела здесь гораздо больше, чем я думал. Я здесь целый месяц нахожусь, но уже знаю, что ты появилась гораздо раньше…

-Не может быть! – вырвалось у Пинки.

-Гораздо раньше, — подвел итог пони, — может даже, несколько месяцев тому назад.

-Но может, ты вспомнишь, что там произошло? – с надеждой спросила она.

Пони прикрыл свои веки и вздохнул. В смирительной рубашке он производил какие-то странные телодвижения. Пинки вздрогнула. Спустя несколько минут он смог освободиться. Длинные белые рукава безвольно обмякли, убравшись от его копыт.

-Мнда, крепятся просто ужасно, — сказал он. И тут же обратился к Пинки: — золотце, я правда не знаю, что там случилось. Многое я слышал из сплетен медсестер, что-то иногда рассказывал санитарам заведующий клиникой… он любит навещать меня, следить за тем, как я мучаюсь под ударами его электрических машин…

-Он убьёт меня, — задрожала она.

-Да нет, что ты. Он же врач, он не может убить, — мерно ответил он, — покалечить по неосторожности – это да. Но он очень хороший доктор, за ним промашек не было. Так что не бойся. Да и ток, он… успокаивает. Под его мощью пропадают все твои плохие эмоции. И хорошие. Всё исчезает, ты чувствуешь только боль, и всё.

-Это… это ужасно. Он пытает несчастных.

-Ты видишь тут несчастных? А если и так, то почему они не хотят вырваться отсюда? – отпарировал он, — они не несчастны здесь, они не хотят свободы. Свобода их тоже не хочет, кстати. И другим пони они тоже не нужны.

-Но я же кому-то нужна, — сказала Пинки, шмыгнув носом, — и я хочу на свободу.

Пони прямо посмотрел на неё. Теперь на его мордочке появилось настоящее удивление.

-Это… это правда, — спросил он. И тут же начал обдумывать это вслух, — точно, так и есть. Свобода для тебя – это большее, чем стены больницы, ты абсолютно нормальна. Да, ты права, Пинки, — сказал он ей, — тебе нечего здесь делать. Я помогу тебе. Заходи сюда.

Пинки подошла к двери.

-Так… поверни ручку на три оборота. Сдвинь подпорку… осторожно, она тяжелая. Так, да… щелчок! Готово! Теперь потяни на себя.

Пинки схватилась зубами за металлическую ручку и со всех сил потянула тяжелую обитую металлом дверь на себя. И чуть не вскрикнула, потому что пони стоял прямо перед ней, глаза в глаза, лоб в лоб.

-Спасибо, Пинки, — сказал он ей.

-Как тебя зовут?

-Ну, вообще-то я – Коффин. Зови мне так.

-Хорошо, Коффин, — сказала она, и тут же спросила — а что значит твоя кьютимарка?

-Я мастер на все копыта, — просто заметил он, — раньше меня часто звали по городу – помочь чем-нибудь. Между прочим, ты меня однажды видела – я чинил санузел в магазине Кейков.

Пинки вошла в его палату. Ничего особенного. Даже стула и кровати не было, только мягкие стены и пол.

-Помоги-ка мне, — Коффин схватился копытами за дверь. Пинки последовала его примеру, и так они закрыли дверь обратно. Щелкнул замок.

-Вот и хорошо, но… мы всё еще внутри, — непонимающе сказала Пинки

-Не совсем, — ответил он, — у меня есть небольшой ход здесь. Иди за мной.

Коффин хорошенько примерился и, подпрыгнув, разорвал поролон на куски, скрывшись в темноте. Пинки, зажмурившись, последовала за ним. Яма была неглубокой, но достаточно просторной, чтобы они вдвоем, в кромешной темноте ползли под стенами больницы.


Примерно в это же время доктор Кросс стучалась в двери небольшого домика на отшибе города. Река, через которую был перекинут мостик, отражала лунный свет. Где-то на вдалеке лениво квакали лягушки. Огромное количество скворечников и других домиков для птиц (явно сделанных от всего сердца) поражало воображение.

Двери ей открыла желтая пегаска, с длинными розовыми волосами и аккуратно зачесанной гривой. Она казалась очень напуганной, постоянно встревоженной, и чего-то побаивалась, глядя на доктора.

-Добрый вечер. Ты… Флаттершай, да?

VI. Флаттершай знает правду.

Вот какая глава подготовит читателя к тому, что же всё-таки произошло

-Проходите. Это мой лучший друг, Эйнджел.

Маленький белый кролик с недовольным видом посмотрел на доктора Кросс, и продолжил грызть свою морковку, показывая свою безучастность к гостье.

-Ну же, Эйнджел, не хмурься, — ласково сказала ему Флаттершай. Кролик отбросил морковку и демонстративно отвернулся.

-Простите его, — грустно сказала пегаска, — он не любит, когда ко мне приходят гости.

-О, ничего страшного.

-Не хотите чаю? – вдруг предложила она. Доктор Кросс кивнула, и как только Флаттершай ушла на кухню, ставить чайник, доктор резко повернулась к крольчонку.

-Малыш, ты обижаешь свою подругу. Это нехорошо, она очень милая и добрая.

Эйнджел задрал нос кверху.

-А если ты её еще раз обидишь, я ей расскажу о целительном воздействии морковной клизмы на организм такого строптивого кролика, как ты, — прошептала ему на ушко Кросс

Судя по ошарашенному виду Эйнджела, она попала в точку. Кролик сразу же перестал дуться на неё, и даже принял из её копыт некогда выброшенную морковку, захрумкав ей с утроенной силой.

-Вот и умничка, — доктор Кросс злорадно улыбнулась. Всё-таки морфий придавал ей такой нужной уверенности, подкрепляя сознание богатым воображением.

Ей было мало услышать историю от Флаттершай. Она хотела в неё погрузиться, уйти без остатка, стать её частью, немым свидетелем – как в кино, когда ты всего лишь наблюдатель, и твои поступки ни на что не смогу повлиять. Это всего лишь лента о прошлом. Пускай она и не имеет счастливой концовки – доктор Кросс не любила мелодрамы – но правда, какое-то её подобие, скрывалась именно за этим куском жизни, оторванном от сказочно-милого Понивилля.

Когда вернулась Флаттершай, она увидела лишь дрожащего Эйнджела, который ел морковку из копыт доктора Кросс.

-Вы уже и подружились, — улыбнулась она, влетая в комнату вместе с подносом чая.

-О, я всегда нахожу общий язык, я же доктор, — усмехнулась Ред Кросс.

-Вы доктор? Это здорово! А вы умеете лечить кур? У меня есть одна курочка, и она очень много болеет в последнее время, и…

-Стойте-стойте, — рассмеялась доктор, — я не лечу домашних животных. Я лечу пони. Пегасов. Иногда даже единорогов, если им страховка позволяет. И я пришла к вам по одному очень важному делу.

-Какому же делу? – спросила Флаттершай.

-Я… хотела поговорить с вами о Пинки. Пинки Пай


Конечно, после триумфальной встречи с Рэрити, доктор Кросс уже и не надеялась заметить хоть у кого-нибудь из свидетелей «Страшной Истории» здравую реакцию на Пинки Пай. Но кажется, что Флаттершай, несмотря на свою скромность, всё же не страдает истерией. Вместо этого она лишь тяжело вздохнула и сказала:

-Вы лечите её?

-Да, — ответила доктор, — меня прислала сюда Твайлайт Спаркл как раз за этим. И кстати, — она хорошенько подумала, стоит ли задавать этот вопрос, — но почему вы её не навещаете в больнице? Мне кажется, что её вообще никто не навещает, хотя для пациента поддержка родных и друзей просто необходима.

-Я хотела, — вздохнула Флатти, — правда, я всегда порывалась зайти к ней, но Рэрити и Эпплджек постоянно меня отговаривали от этой затеи. Они считали, что за то, что сделала Пинки, ей никогда не будет прощения… и они очень хотели порвать с ней дружбу.

-Да что же такое надо совершить? – задумчиво пробормотала доктор. Но тут же она поняла, что мыслит вслух, и тут же заторопилась со словами.

-Я хотела сказать, что Пинки Пай замкнута вокруг четырех дней, которые она проводит в этой больнице. И постоянно упоминает про день рождения, для которого ей нужно было собрать вечеринку.

-Ну да, — грустно качнула головой Флаттершай. Её розовые локоны ярко блестели под светом лампы, освещая её задумчивую мордашку. Доктору Кросс она показалась очень миловидной. Правда, в её мыслях не было ничего развратного и предосудительного, она просто очень ценила скромность в других пони.

Флаттершай посмотрела на доктора, и, слегка откашлявшись, начала свою историю. Ред Кросс чувствовала, как с каждым её словом воображение подхватывает её и уносит далеко-далеко, по дороге памяти, в которую вовлечена не только Пинки, или её друзья – доктор понимала, что эта история станет частью её. Или наоборот.


-Когда-то в Понивилле встретились три маленьких кобылки. Они так долго искали свои кьютимарки, что решили объединиться для их поиска. Так и появились Метконосцы.

-Детские игры, — пространно заметила Кросс.

-Три маленькие кобылки – это Свити Белль, Эпплблум и Скуталу.

-Про Свити Белль я знаю. Она сестра Рэрити. А вторая, как я понимаю, сестра Эпплджек.

-Да, так и есть, — кивнула Флаттершай.

-А чья сестра Скуталу? – поинтересовалась доктор.

-Ничья. Но Рэйнбоу Дэш её очень любила и оберегала, как могла. Скуталу обожала те трюки, которые она проделывала, и считала её самой… крутой пони на свете.

Но в один из таких деньков всё изменилось.

…Всё началось с того, что Эпплджек, осматривая старый сарай для свиней, столкнулась с очень странным поведением своих хрюшек. Они чуть ли не лезли друг на дружку, становясь у отдельных корыт, но в то же время панически боялись становиться у других. Например, те корыта, что стояли у двери, были заполнены свиньями до отказа. Те же, что находились в дальних углах, пустовали, и к горке из помоев никто даже близко не притронулся.

-Эй, вы чего это? – оранжевая пони недоумевала, поправляя свою ковбойскую шляпу. Это было странно, даже слишком.

Тщетно пытаясь хоть как-то оттащить монументальные курганы из хрюкающих и беснующихся толстячков, она решительно направилась в самый темный угол. Там она всё старательно осмотрела, каждый уголок, каждое стойло, заглянула даже под корыта, но ничего не нашла. Она только почувствовала, как её сморила усталость, и она решила прилечь прямо там.

Проснулась она очень поздно. Она лежала у себя дома, на кровати. Её брат, Биг Макинтош, невозмутимо обмахивал её большой веткой. Бабуля Смит заботливо пододвинула ей шляпу.

-Эй… чего случилось-то? – слабым голосом спросила она.

-Эпплджек! Ты как, в порядке? — к ней подошли подруги. Впятером. Выглядели они уж слишком взволнованно, чтобы беспокоиться о внезапно уснувшей подруге.

-Немного голова болит. Я что, заснула?

-Ну ты нас и напугала! – воскликнула Рэйнбоу Дэш. Синяя пегаска поправила ей подушку, — подруга, ты больше в этот загон не иди, ладно?! А лучше давай я тебе его снести помогу, пока ничего не случилось…

-Да что случилось-то?

К ней подошла Твайлайт Спаркл. Фиолетовая единорожка очень долго рассказывала что-то о геологическом расположении Понивилля. Иногда перед глазами Эпплджек магическим образом возникали какие-то схемы и чертежи, в которых она абсолютно ничего не понимала. Равно как и то, что пытается объяснить всем её чрезмерно умная подруга.

-Ух ты, радужный пирог! — поучительная тирада Спаркл была прервана розовой пони. Пинки смотрела на круговую диаграмму, которую Твайлайт приводила для какого-то заумного примера. Все возражения лучшей ученицы Селестии потонули в общем смехе.

-Это не смешно! – воскликнула Твайлайт, — под Понивиллем когда-то уже находились месторождения природного газа, и это, наверное, одно из них!

-Какого еще газа?! – тут уже Эпплджек пыталась подняться, но все дружными усилиями уложили её обратно.

Оказалось, что под старым загоном образовались какие-то трещины в земле. Оттуда в большом количестве выделялся газ, от которого Эпплджек чуть не заснула вечным сном. К счастью, это заметил Биг Мак, который и вытащил сестру из этого злополучного сарая, а заодно вывел оттуда свиней.

Вскоре на «место происшествия» прибыла мэр Понивилля, а с ней – и геологи из Кентерлота. Сделав соответствующие замеры, они заключили – да, так и есть. Газ просачивается через земные недра.

-Но его очень мало, вам не о чем беспокоиться, — заключил единорог в строительной каске, — Похоже, что этот газ, вступая в связь с некоторыми… органическими соединениями, которые находятся в вашем сарае, создают усыпляющий эффект.

-Чего? – подняла бровь Эпплджек

Единорог обреченно вздохнул.

-Ладно, объясню покороче. У вас в сарае веселятся свиньи. Веселятся, как могут. Из-за их навоза и некоторых других составных элементов, газ вызывает обмороки.

-И что мне делать?

-Снесите сарай. Не пускайте туда всех, кто балуется огоньком. А еще лучше, если вы переедете отсюда.

-Вот уж чего точно не будет, — категорически отказалась Эпплджек, — значит, снести сарай?

-Ну да, — кивнул он, — перенесите его в другое место. Сам газ по себе абсолютно безопасен. Между прочим, я бывал в одном горном поселении на севере, так на этих пузырьках неплохо зарабатывали, но…

-Как зарабатывали? На каких еще пузырьках? – подозрительно посмотрела на него оранжевая пони.

Единорог без лишних слов провел её в пустой сарай. Эпплджек не поверила своим глазам.

Небольшие пробоины в земных недрах выбрасывали десятки, сотни разноцветных пузырьков. Розовые, красные, зеленые – они переливались всеми цветами радуги и возносились высоко-высоко. Не находя себе выхода, они лопались у самой крыши.

-Вы знаете, это был бы отличный аттракцион. Только сарай снесите, здесь воняет, — сказал единорог, покидая её.


Рэйнбоу Дэш постаралась на славу. От сарая ничего не осталось. Впрочем, стоит воздать должное и Эпплджек, как элементу Честности – она вовсе не собиралась обирать всех пони, которые бы решили посмотреть на эту красоту. Периметр был оцеплен деревянным забором, и каждый желающий мог глянуть на это чудо – поднимающиеся над Понивиллем радужные пузыри. А еще мэр города тоже взялась прорекламировать на всю страну это удивительное зрелище.

-Разноцветные пузыри «Сладкого Яблочка»! – Эпплджек радовалась, глядя на постоянный приток гостей. К тому же, гости, и гости голодные – это постоянный доход от продажи яблочной продукции собственного производства.

Ферма нашла себе неплохой заработок. Но определенные правила Эпплджек соблюдала. Во первых, никакого огня. Есть огонь – иди-ка ты за ограждение, дорогой поняша, будь ты хоть родственником самой Селестии, хоть сам аликорном будь! Никакой магии, никаких фокусов, никаких хлопушек и фейерверков. Ничего этого не должно было быть. Тем более, когда Эпплблум заговорила о своем дне рождении…

-Вот мы и подобрались к этой истории, — удовлетворенно потирала копытца доктор Кросс.

Флаттершай ей в ответ даже не улыбнулась.

-Ничего хорошего не произошло. Всё рухнуло, дорогая Кросс.


Пинки Пай вылезла на поверхность. Она вновь увидела лунный свет.

Конечно, это было не солнце. В солнечном Понивилле нет грусти и страха, есть веселье и счастливые деньки. Даже осень в городе не кажется таким удручающе-холодным, как ночью. Ночь преображает этот мир, принося печаль в сердце. Правда Пинкамина не думала отчаиваться. Тем более, что рядом был друг – впервые за такое долгое время…

-Коффин! У нас получилось… Коффин? – непонимающе поворачивалась она во все стороны. Её друга и след простыл.

Но совсем близко, за несколькими одинокими деревьями, да речкой, стояли амбар и домик Эпплов. В ночи от безветрия одиноко помахивал флюгер, его остроконечная верхушка была очень хорошо видна от лунного блика.

В кустах что-то зашумело. Пинки подошла чуть-чуть поближе. В её глазах мелькнула пушистая светло-розовая прическа.

-Свити? Свити, это ты? – из других кустов раздался легкий смешок. Фиолетовые волосы, зачесанные на манер Рэйнбоу Дэш.

-Скуталу! – Пинки подбежала к этим кустам, но ничего там не увидела. У третьих кустов снова послышался смешок, и розовая пони заметила красную гриву, торчащую оттуда.

-Эпплблум! – но метнувшись туда, Пинки снова никого там не нашла.

Она снова слышала хихиканья юных поняшек. Кусты шевелились, хихикая над ней, как над той, кто водит в прятках, и никак не может поймать.

-Девочки, куда же вы?.. – кусты продолжали шуметь, и Пинки Пай устремилась туда, куда вел её шорох листьев и смех Метконосцев. И, не зная, как же угнаться за ними, она бежала за ними всё дальше и дальше.

И дорога эта уводила к ферме «Сладкое Яблочко».

VII. Откровения доктора Кросс.

Хм... за перевод Pinkie-promise пришлось лезть И ПЕРЕСМАТРИВАТЬ ВСЕХ ПОНИ. А так вроде всё нормально, да.

-Пинки, у меня есть тайна. Ты сможешь её сохранить?

-Что за вопросы, Эпплблум?! Конечно же!

-Пообещай мне!

Пинки расхохоталась:

-Копыто на сердце, без лишних фраз!

Пирожок мне прямо в глаз!

И, не рассчитав сил, она хорошенько хлопнула копытцем себе в глаз.

-Секундочку.. . а что такое Пинки-клятва? – вдруг прервала пегаску доктор Кросс, — это какой-то волшебный ритуал, или…

-Нет, что вы. Это просто клятва, которую невозможно нарушить. Лучше её никто не умеет хранить клятвы. Если Пинки поклялась что-то хранить, то вы можете допытываться у неё хоть целую вечность, она ничего вам не скажет, — признала Флаттершай.

-Хм… понятно, — задумчиво признала доктор. Ей почему-то казалось, что розовая пони, любящая вечеринки, должна быть чрезмерно болтливой. Настолько, чтобы рассказать «по секрету» всему Понивиллю даже о самой страшной тайне, которую только могли бы ей доверить.


В это же время… доктор бы очень удивилась, узнав, что та история, о которой рассказывает Флаттершай, повторялась в её разуме.

Перед Пинки предстала ферма Эпплов. Вот он, старый большой знакомый сарай. А вот рядом и другие строения – говорят, что ими лично занимался Биг Макинтош. А дальше, на лугах и полях, которым нет ни конца, ни края, стояли яблони. Огромное множество яблонь, на которых поспевали свежие яблочки. Красные, зеленые, радужные.

Вот только где всё это, Пинки Пай?

Здесь никто не живёт. Ферма заброшена и покинуто уже давным-давно. Понивилльцы стараются обходить это место стороной, а в памяти жеребят нет-нет, да и всплывают ну просто очень страшные истории о том, какие тайны скрывает это место.

Деревья… яблони… яблонь осталось не так уже и много. Никто не знал, как готовить сидр по рецепту семьи Эпплов. Кто-то пытался делать яблочные пироги, но нынешние яблони давали очень кислые яблочки, и никто не мог объяснить, почему так.

Мэр, чтобы не портить эти красивые места, распорядилась посадить обычные деревья, превратив тем самым это место в некое продолжение парка, или даже Вечнодикого леса.

Пинки не застало то время. Она пораженно разглядывала ту жалко тень, которая осталась от некогда чудесного места. В её памяти даже вспомнилось её день рождения – то самое, на которое никто не пришел. Она очень сильно грустила, но оказалось… друзья закатили в амбаре для неё самую лучшую вечеринку на свете. А теперь вот он, амбар – пустой, холодный и заброшенный, смотрел на Пинки своими безжизненными глазами-окнами, на которых даже стекла были разбиты. Одинокий ветер стучал дверями дома, где некогда жила Эпплджек со своей семьей.

Тучи скрывали луну, и глаза Пинки Пай озарила вспышка. Словно в кинопленке, она видела картины, которые невозможно было передать словами. Точнее, можно попытаться. Но ей это ни о чем не говорило. Она просто отряхнулась и услышала знакомые смешки.

Они звали её в сарай. В том кромешном мраке, что скрывал шептания и голоса, Пинки не видела ничего. Она пыталась убедить себя, что не нужно бояться темноты. Как говорила её бабушка…

Чувствуя дрожь в копытах, она сделала несколько робких шагов в темноту. Никогда она, Пинкамина Диана Пай, не боялась так сильно, как сейчас. Это были не просто потаенные лесные страхи, как в Вечнодиком лесу. За этим крылось что-то совершенно другое. Что-то, что имело сотни масок, и упорно не желало показывать своё светлое обличие. В этом не было ни добра, ни любви, ни дружбы. Это было истинное воплощение всей той тьмы, за которой влекла неизвестность. И страх.

Сделав еще несколько шагов, она остановилась. Двери за её спиной захлопнулись. Тишина, нарушаемая уханьем ночного филина, поразила её уши наповал.

-Здесь… здесь кто-нибудь есть? – она старалась не паниковать, но её сердце бешено колотилось, осознавая, что не видит ничего, кроме темноты. Она была настолько плотной, что розовая пони не видела собственных копыт.

В этой тьме забрезжил свет истины.

-Пинки… — шепот трех маленьких кобылок был слышен ей слишком хорошо. У самых ушей. Она поворачивалась много-много раз, не зная, где право, а где лево, окончательно теряя тем самым ориентацию в пространстве.

Так Пинки и улеглась в этой темноте, дожидаясь своего конца.


-СЮРПРИЗ!!!

Эпплблум открыла глаза. До её ушей донесся взрыв хлопушек, и её саму окатило градом разноцветного конфетти.

-Пинки! Ты… ты лучше всех! Как ты смогла уговорить мою сестру на такое?!

-Я знала, что тебе это понравится! – она прыгала вокруг Эпплблум, глядя на её восторженное выражение мордочки. Она часто видела это выражение лица – удивление, смешанное с радостью. И каждый раз она радовалась вместе с тем пони, которому довелось устроить такой праздник.

Огромные пузырьки разных цветов кружили над той площадкой, которую Пинки Пай пристроила для самого лучшего дня рождения. Мечта Эпплблум была исполнена. Горы подарков в разноцветных обертках, лучшие сладости из кондитерского дома Кейков, верные друзья… ну, Метконосцы, конечно. Даже кобылки из её класса. Даймонд Тиара и Сильвер Спун, которые вовсе кривили носы, утверждая, что это обычная, рядовая вечеринка, и их отцы смогут закатить и намного круче. Конечно же, юной пони было приятно видеть, как их разъедает зависть – ведь «Пузырьки Сладкого Яблочка» признаны одним из главных чудес Понивилля. Многие единороги из Кентерлота получили категорический отказ проводить здесь свои пикники.

В окружении детей стояли и более взрослые поняши. Эпплджек весело поправляла шляпу, глядя на праздник. Биг Мак довольно усмехался в свойственной ему манере, глядя на счастливую улыбку его сестры.

-Да, это вечеринка для молодняка! Эпплблум, веселись!

-А ты не останешься?

-Конечно же, останусь! – рассмеялась она, — кто же яблочные десерты вам разносить будет? Мы с подругами будем у меня дома, если что, зови!

-О, я справлюсь, я справлюсь! – крикнула Пинки. Розовая пони уже брала на себя обязанности аниматора для дня рождения. «Приколи кобыле хвост», пушка, выстреливающая хлопушками («Но это же не огонь, Эпплджек! Ничего не будет! Ни салютов, ничего, только конфетти!», — объяснила она старшей сестре, стоило той услышать про фейерверки), и многие другие увеселительные процедуры. Юные кобылки и жеребцы уже столпились возле неё, ожидая «призовой игры».


Флаттершай устало зевнула.

-Я хочу спать, — сказала она, допивая вторую кружку с чаем, — я рано очень ложусь. Надо почистить домик Эйнджела, и…

Доктор Ред Кросс понимающе улыбнулась, втайне одаривая ненавистного ей крольчонка полным ненависти взглядом. Эйнджел задрожал. Видимо, морковные процедуры не казались ему такой уж далекой и несбыточной альтернативой к тихой жизни под боком у Флаттершай.

-Вы видели, что произошло.

-То, что произошло там, видела только Пинки, — покачала головой она, — Эпплджек пригласила нас за стол в её доме, где предложила немного яблочного сидра и пирожков. Здесь собрались все взрослые поняшки, и даже бабуля Смит присоединилась к нам.

-Танцевать под вашу музыку я не буду, — своим скрипучим голосом сообщила она, присаживаясь рядом с нами.

Эпплджек, как добрая хозяйка, постаралась на славу. Здесь было всё то, чем могло похвастаться семейство Эпплов – может, оригинальностью и яркостью продукции магазина Кейков они и не блистали, однако могли предложить свои, родные, домашней выпечки творения.

-Давайте, поняшки! Выпьем за мою сестру! У неё сегодня самый лучший день рождения на свете!

-А может, мы подождем Пинки? – спросила встревоженно Твайлайт Спаркл, — знаете, ведь её идея – провести праздник на месторождении…

-Да не беспокойся ты так! Ну что может произойти под надзором Пинки?! – воскликнула Рэйнбоу Дэш, забивая своё брюхо пирожками с повидлом.

-Вообще-то всё, что угодно, — тихо вмешалась Флаттершай


Доктор Кросс от следующих слов милашки Флатти нервно задрожала. Она резко пожалела о том, что приняла так много морфия. Нельзя так резко прерывать картину счастливой посиделки и сообщать правду так быстро!

«Могла бы и подготовить заранее», — обреченно подумала она, стараясь держать себя в копытах. Выходило это у неё тяжело. Пот стекал по её мордашке, а в глазах запечатлевались те образы, которые ей Флаттершай описывала – и описывала достаточно неплохо.

Право, этот момент не стоит приводить с её стороны. Быть может, среди тех, кто читает это, тоже есть любители впрыскивать себе всякие гадости под кожу.

Но доктор Кросс наблюдала не очень приятную картину. Почти как наяву. То, что ей довелось пережить, заставит любого, даже самого стойкого жеребца не употреблять больше эту гадость. И вообще запретить морфий как болеутоляющее средство.

-Я вижу это… почти как наяву, — рассказывала она мне, — как будто знаешь… я сижу рядом с этими разноцветными кобылками, пью сидр и кушаю пирожки. А потом мои уши оглушает взрыв. Такой неимоверной мощности, что все стекла в доме разбились на множество очень мелких осколков. Счастье, что никого из поняш они не задели. Стол перевернулся, Эпплджек роняет свою шляпу. На мгновение мои уши не слышали ничего, кроме этого противного свиста… думаю, ты понимаешь, что за сила была у такого взрыва. Это тебе не хлопушки в небо запускать.

Выбегая из дома Эпплджек, я видела огонь. Не было ничего, кроме пламени, оно поглотило всю ферму без остатка. Точнее, ту самую площадку, на которой некогда веселились и играли молодые поняши.

Это было очень страшно — видеть, как разноцветные тенты и гирлянды горят в этом пламени. Этот огонь хаотичен, подобно явлению Дискорда. Он непостоянен, он смертельно опасен, но не щадит никого вокруг. Земные недра содрогались под нами, и я чувствовала нестерпимый жар, ступая копытами по раскаленной докрасна земле.

Одна из тех, кто была непосредственным участников этих событий, рассказала, что когда грянул взрыв (от чего он произошел, она не помнила), им помогли именинница и её подруги. Они, в отличие от других, не поддались общей панике и действовали решительно и общими усилиями принялись искать пути к спасению. Они заметили металлическую балку, которая из-за горящих деревянных креплений держалась на одном добром слове. Уж не знаю, как они это сделали, но они смогли свалить её вниз, чтобы их друзья смогли выбраться из огненной ловушки

Потом я наблюдала хаос вполне обыденный, типичный – весь Понивилль сбежался тушить пожар. Лично приехала мэр города, чтобы выразить свои соболезнования пострадавшим…

Да, кстати о погибших. Конечно, пострадавших было побольше, но ничего особенного – ожоги, легкие отравления дымом и гарью. А вот погибших было трое. Угадайте, кто?..

Думаю, мне стоит опустить картину того, как рыдали над телами своих сестер Эпплджек и Рэрити. Судя по рассказу Флаттершай, крепче всех держалась Рэйнбоу Дэш. Она лично некоторое время пыталась оказать Скуталу первую помощь, пока её не уверили, что это бесполезно.

Вот такая печальная судьба постигла Метконосцев.


Но посреди охваченной пламенем площадки Флаттершай видела и Пинки. Она стояла у этого пламени и громко, заливисто смеялась, заглушая своим хохотом треск горящих пузырьков. Что-то страшное было в её смехе. Неестественное, неживое. Радостное – да. Но что это была за радость?

Неужели Пинки Пай нашла в этом свое призвание – нести огонь и смерть на своем пути? От её распушенных волос не осталось и следа, поняши в ужасе смотрели на то, как её длинная прямая прическа поблескивает на фоне всеобщего разрушения и хаоса.

-Я всё это видела, дружок, — невесело сообщила мне Ред Кросс, — правда, моя реакция очень удивила эту желтую милашку. Ты поймешь, почему так случилось. Во первых, все мои страшные теории не подтвердились, оставив место для совершенно других, еще более страшных. Но в их познании даже такие врачи, как я, явно будут бессильны.


-Доктор? Доктор! С вами всё хорошо?..

Обеспокоенная Флаттершай кружила над её головой, помахивая пальмовым листочком.

-Всё хорошо. Я переутомилась, — слабым голосом ответила она, — ох… я… сейчас встану. Голова кружится.

Поднявшись, доктор Ред Кросс совершенно изменилась. От её «усталости» не осталось и следа.

-Вот что, Флаттершай, — вдруг резко сказала она, — не выходи этой ночью из дома. Никому не открывай двери. А лучше запри их хорошенько, и проверь окна. На всякий случай.

-Но…

-Это важно! – сказала доктор, — мне нужно бежать. Я знаю, как спасти твою подругу. Ты молодец. Ты сделала всё, и даже больше. А теперь мне нужно немедленно спешить.

-Но куда?! – глядя, как резво белая пегаска одевается, Флаттершай метнулась к ней. Доктор Кросс, закрывая дверь, произнесла следующее:

-Эта ночь мне запомнится надолго.

И она ушла, оставив Флаттершай в недоумении и страхе за свою жизнь.

VIII. Клоуны от медицины

Мнда. Это глава мне далась с большим трудом.

-Привет, малышка.

Лунный свет осветил измученную мордашку Пинки Пай. Розовая пони дрожала всем своим телом, лёжа на холодной земле. Она непонимающе глядела на ту, кто ниспослал ей такое благословение. В этом свете она казалась подобной Луне и Селестии одновременно.

Но на самом деле, это была белая пегаска в пальто. Доктор Кросс просто смотрела на неё. Слишком странно? Нет, пожалуй. Не буравила её взглядом, не выражала никаких эмоций, будь то осуждение, или гнев… скорее, так может смотреть только судья, выслушивая последнее слово, прежде чем вынести свой приговор.

-Я так и думала, что ты здесь. Как только услышала, что случилось.

-Вы заберете меня? – Пинки посмотрела на неё. В её голосе была слышна мольба.

Доктор задумалась.

-А… ты этого хочешь? – спросила она.

-Не знаю. Наверное. Если я такое совершила, то я… и правда больна.

-Серьезно? И ты будешь мучить себя током до конца своих дней, надеясь, что тебя вылечат, а ты вернешься к нормальной жизни? Я бы подумала, что ты просто хочешь сбежать. Прямо, как сейчас.

-Я не понимаю…

-Все врачи сбились с копыт, разыскивая тебя. Они и сейчас неподалеку отсюда бродят. Если бы у тебя была возможность сбежать, ты бы сделала это?

-А смысл?.. Вы же сами сказали, что у меня больше не будет нормальной жизни.

-Не спорю, — кивнула доктор Кросс, — вот только, услышав историю от Флаттершай…

-Как она? – с надеждой спросила у неё Пинки.

-Э… ну… хорошо, — сбивчиво ответила ей доктор, — она просила прощения за то, что не могла тебя навестить в больнице…

-Может, это и к лучшему, — вздохнула Пинки и отвернулась.

-Пинки, послушай меня. Здесь небезопасно. Заведующий пока не хочет афишировать твой побег перед стражей – сама понимаешь, что это за проблема. К тому же, из закрытой камеры сбежал Коффин, а он… кстати, где он?

-Он ушел, — просто ответила она.

Доктор Кросс вздохнула.

-Мнда… это проблема. Ладно. Пинки… я хочу кое-что тебе сказать: твой замкнутый круг подходит к завершению. Я только хочу задать тебе один вопрос. Если ты на него ответишь правильно, то я дам тебе очень важное письмо, — и доктор показала ей маленький белый конвертик, — я не уверена о том, что в нем, но… это связано с тобой. И на твоем правильном ответе моя новая теория подтвердится.

-А если нет?

-Ну… тогда прости меня, ладно? – невесело усмехнулась Кросс, — тогда тебе придется вернуться в клинику. Но я лично буду следить за твоим выздоровлением. Никакого душа, никакого тока… может даже, найду тебе палату с отоплением. Хотя я не удивлюсь, если окажусь в соседней палате, рядом с тобой. Будем вместе с тобой кушать горькие таблетки и смотреть на луну.

Доктор Кросс зажмурила глаза. Она тщательно обдумывала тот вопрос, который задаст, ведь от него зависело всё. Пытаясь сопоставить всё то, что случилось, все те нестыковки, которые она заметила и в разговоре с Флаттершай, и…

Доктор Кросс задала ей небольшой вопрос. Настолько простой и обыденный по своей сути, что Пинки Пай даже не понимала, к чему он. Она просто на него ответила, но при этом испуганно поглядывала на пегаску. Такое ощущение, будто она столкнулась не с талантливым врачом, а с еще одним пациентом


-Прочитай это письмо, Пинки. И будь осторожна. Я смогу пустить врачей по ложному следу, но пожалуйста, не подставляйся сама.

И доктор Кросс злорадно улыбнулась:

-А заодно дам хорошего пинка одному шарлатану от медицины.

Пинки прыснула. Впервые за долгое время врач ей так понравился – не считая доктора Редхарт, которую она давно не видела.

-Береги себя, — сказала доктор, целуя Пинки в лоб. Ей он показался очень мягким, несмотря на небольшие морщинки, появляющиеся у совершенно запустившей себя пони. Кросс даже зажмурилась, но как-то совладала с собой, и, провожая её до ворот, помахала ей копытцем.

Когда же Пинки Пай развернула письмо, она некоторое время читала его, внимательно вглядываясь в каждую строчку. А затем, глянув на доктора, шумно вздохнула и понеслась в сторону Понивилля.

Письмо упало в небольшую грязевую лужицу. Развернув его, доктор Кросс понимающе кивнула и пошла – но в другую сторону, туда, где рыскали санитары Понивилльской клиники.


…Этой ночью заведующий больницей действительно получил хорошего пинка под зад.

-Доктор Кросс?! – воскликнул он, поправляя выпавший монокль.

-Добрый вечер. Вижу, у вас тут вечеринка? – невозмутимо заметила доктор, глядя на свою коллегу-медсестру, неистово лающую и на цепи. Не подумайте ничего предосудительного – медсестры иногда выполняли роль ищеек, берущих нужный след. Интересная идея, если учитывать, что настоящих собак в городе не так уже и много – и те состоят на верной службе у некоторых стражников.

-Я бы хотела поговорить с вами о ваших новых медицинских методах. Например, про вашу токовую терапию.

-Но это одобренная процедура…

-Да что вы говорите, уважаемый? – доктор Кросс состроила милые глазки, потом сделала физиономию, в общем – веселилась, как могла. Смотреть на этот разгул безумия было как минимум забавно. Медсестра на цепи даже расхохоталась.

-Вы простите меня, дорогой мой друг, но вы из какого века к нам прибыли? С каких это пор больным перестали вкалывать болеутоляющие?

-Это… да откуда вы знаете?! – заведующий бочком отступал назад, не пытаясь совладать с напором со стороны Ред Кросс. А в гневе она выглядела страшной.

-Неважно! – крикнула доктор, — вы хоть понимаете, что всё это время вы били током здоровую пони, без единой патологии в голове?!

-Подождите… как так? – заведующий нервно сглотнул, — я, я… позвольте, но всё указывало! Показания, история с её пироманией… больше пятнадцати свидетелей…

-Ну, в этом нет вашей вины. Хоть в чем-то нет, — пробормотала она, — но всё же!

Вы же не следователь… да и стража молодцы, даже не разбираясь, укатали бедную поняшку в больницу. Конечно, я ожидала медицинского дела, а вместо этого передо мной появилось банальное преступление… хотя, оно очень гениально по своей сути. Но всё-таки я врач, а не следователь, — заметила Кросс, — а вы же своими процедурами только превратили голову Пинки в бублик.

-Бублик?

-Замкнутый круг Пинкамины Дианы Пай. Милашка совершенно отбилась. Сейчас она бежит в дом Кейков, чтобы остановить придуманного убийцу, из-за которого случилась эта заварушка.

-Что вы несете, дерр Кросс? – к жеребцу вернулась какая-то доля смелости, — она и есть убийца. Да, я признаю, настоящая Пинки Пай бы такого никогда не сделала. А кого мы можем обвинить в таком несчастье? Чейджлингов?

-Эти ребята знают толк в перевоплощениях, — признала Кросс, — но даже им не сравниться с той, кто этой ночью нанесет новый удар. Это будет Пинки. И совершенно другая Пинки, о которой вы даже и в страшных снах подумать не сможете.

Это серьезно. Нам нужно позвать стражу. И поторопиться, пока ничего плохого не случилось. А если хотите, — доктор Кросс небрежным движением копыта вытащила из кармашка письмо, — то я прочитаю вам вот это.


…Берри Пунш этой ночью останется с малышами Кейков.

Паунд и Пампкин. Чудесные детишки, но очень крикливые. Крик вообще выводит меня из колеи, но эти сорванцы… они просто ужасны. Мне нужно подготовиться.

У Берри есть свои слабости. Я подумываю оставить в доме хороший пунш Кентерлотского разлива. Он ей понравится. Очень крепкий, долгая настойка в дубовой бочке. Обычные понивилльские сорта по сравнению с ним, как простой сок.

Она немного поспит. Ничего страшного. Четыре месяца прошли, и я готова вновь нанести удар. Мой самый лучший друг сегодня получит двух чудесных жеребят, чтобы обнять их своей хваткой. Его жаркие объятия я очень хорошо помню. Еще с той чудесной вечеринки.

Немного керосина из лампы… Я готова. Этой ночью свершится что-то поистине грандиозное.


Пинки Пай бежала со всех копыт, не чувствуя усталости. Она спешила, но при этом постоянно оглядывалась – нет ли погони.

Ночной Понивилль тихий и пустой. Огни нигде не горят, все жители давно забылись сном. Яркое утром строение кондитерского магазинчика Кейков было покрыто мраком. Свет там не горел. В её голове возникали страшные картины, потому что это письмо обещало много ужасных вещей. О том, что с детишками, для которых Пинки раньше часто замещала родителей, пока те были в отъезде, могло что-то случиться, она боялась и подумать.

Дом был открыт. Внутри пусто и темно. Чувствуя, как дрожат её копыта, Пинки осторожно взглянула внутрь.

-Берри! – фиолетовая пони лежала на кровати. Она не шевелилась. Рядом лежала недопитая бутылка с пуншем. Подбежав к ней, Пинки осторожно пощупала её. Живая. Просто забылась в пьяном сне.

-Паунд? Пампкин? Мистер и Миссис Кейк? – в ответ лишь тишина.

Через несколько секунд она услышала чьи-то голоса на втором этаже. Чувствуя опасность, Пинки резво забралась по лестнице.

-Не бойтесь, всё хорошо. Вы же помните меня? Я же так похожа на неё… а вы такие милые…

Пинки застыла. У лестничного пролета она столкнулась с пони, которая как две капли воды была похожа на неё. Такая же длинная прическа, такой же взгляд, та же улыбка… вот только она была серого окраса, как и её грива, правда та была несколько темнее. В остальном это была вылитая Пинки. Только кьютимарка была другой. Бока украшали три маленьких синих огонька.

-Привет, сестричка.

IX. Особенности интерьера

Подробности долгой-предолгой ночи в кондитерской Кейков.

-Ой!

Произнеся Пинки-клятву, розовая пони так сильно хлопнула себя копытцем по глазу, что чуть не вышибла его.

-Ой… ой, больно-то как… — через смех и слезы сказала она. Оба глаза страшно слезились, и проморгав несколько секунд, почувствовала, что кто-то вытирает её слезы.

Наконец, когда её глаз перестал болеть, она увидела себя. Ну, Эпплблум вот увидела вторую Пинки. Серую пони, с длинной прической. Маленькая пони была просто удивлена от такого странного появления утренней гостьи. Она просто неуверенно выглянула в сарай, а затем подошла к ней, протянув салфеточку и помогая ей вытереть глаза..

-Блинки!!! – вскрикнула она. В этот же миг любимая сестра была чуть ли не задушена в крепких объятиях. Пинки повисла на ней, чего её сестра ну никак не ожидала.

-Блинки, как ты тут оказалась?! Ты бы хоть предупредила! Эпплблум! – представила она свою сестру, — это моя сестричка, Блинки.

-Я догадалась, — заметила маленькая кобылка.

-Тише, тише… задушишь, — голос у этой пони был очень тихим. Но она улыбалась самой нежной улыбкой, одаряя ей свою сестру.


-Я вспомнила, — прошептала Пинки Пай. Метнув свою взгляд в сторону Блинки, которая сидела рядом с жеребятами.

-Да, Пинки. Мне очень жаль, — ответила она. Её голос звучал очень холодно и отстраненно. Маленькие жеребята играли с игрушками, не обращая на них внимания.

-Но зачем?

-Моё призвание. Знаешь, оно как твоё. Я очень хотела устраивать такие же вечеринки, как и ты… но не получилось. Ты счастливая.

-Но как же…

-Немного розовой краски. Я же твоя сестра. Никто не заметил подмены.

Всё рухнуло в душе у Пинки Пай. Сложно осознавать тот факт, что твоя сестра, которую ты так любила всем сердцем, совершила такое. Более того, пойти на убийство – это что-то такое, что совершенно не связывалось с общей концепцией мирного и веселого Понивилля.

Куда пропало всё веселье? Доктор Кросс, санитары, безумные пони в палатах, Коффин…

-Теперь прости меня. Я должна завершить начатое.

-Нет, Блинки! Ты не должна…

-У меня что, выбор есть? – холодно отпарировала Блинки, — это выше, чем просто призвание. В твоей душе всегда горел огонь. Когда я увидела твою вечеринку, я была просто вне себя от счастья. И наши папа с мамой видели это. И Инки… Я… я правда хотела бы получить такую же. Но огонь в моей душе не горит. Только эта отметина.

-Но зато потом мы вместе сходим куда-нибудь. Ты же не против? – добавила она, хмуро улыбнувшись. Она перестала что-либо говорить, и взяла в зубы небольшую керосиновую лампу, что стояла рядом с ними, на полу.

Теперь к Пинки Пай вернулась её решимость.

-Я не позволю, — сказала она.

-Нет, Пинки. Просто уходи.

-Ты не тронешь их, — розовая пони грозно стояла перед своей сестрой, готовясь принять удар на себя. Блинки стояла перед ней, но она… не могла.

-Я не могу тебя ударить. Ты же моя сестра.

-А ты – моя. Я не хочу убивать тебя. Мы просто уйдем и всё подготовим…

-А если бы я не была твоей сестрой? Ты бы сделала со мной то же самое?

Блинки, подхватывая малышей и взваливая их на свою спину, обернулась:

-Не знаю. А теперь спустись вниз и не смотри на это. Скоро всё закончится.

Дверь, где некогда располагались колыбельная малышей Кейков, а также бывшая комната Пинки, закрылась. В кромешной тишине щелкнул замок.

-Нет! – крикнула Пинки. Смелость вновь вернулась к ней. Забарабанив в запертую дверь, она пыталась сломать её ударами. Куда там! Она держалась очень крепко. Молодой пони её было не выбить.

-Нет! Блинки! Прошу тебя, не делай этого! Не делай, пожалуйста!

Пинки Пай плакала, прислонившись к двери. Всё было кончено.


-А ну-ка посторонитесь! – вдруг услышала она голоса на первом этаже. Выбежав посмотреть, что там творится, она увидела доктора Кросс. Пегаска ворвалась внутрь. Теперь её облик был поистине страшен. Расправленные поверх пальто крылья, полный решимости взгляд и необычайная скорость, с которой она рванула в сторону лежащей фиолетовой пони. Её сопровождали суровые пегасы крепкого телосложения. Их золотые шлемы указывали на принадлежность к Солнечной гвардии. Вслед за ними выбежали и медсестры с заведующим. Последний был очень тихим и понуро наблюдал за тем, как доктор Кросс ощупывает пульс Берри.

-Берри Пунш, значит. Живая, — вздохнула доктор Кросс, — Пинки! Где малыши?!

-Они на втором этаже! – крикнула она.

-Ну что, шлемофоны, ломайте дверь! – скомандовала доктор. Стражники галопом пересекли лестничный пролет и оказались у двери, оттеснив Пинки Пай.

Один из жеребцов хорошенько примерился, и всем телом обрушился на дверь. Та затрещала, но выдержала. Стражник крякнул, и снова набрал ускорения и сил для удара.

-И еще раз! Давайте быстрее, время не ждет! – доктор Кросс подбежала вслед за ними, оставив Берри Пунш на попечение медсестер. За ней следовал красный пони в белом халате – заведующий клиникой. Пинки в испуге от него отступила.

Следующий удар оказался решающим. Дверь рухнула с петель. Поднялся ворох пыли.

Первой, как ни странно, ворвалась доктор Кросс. За ней вышла Пинки.

В детской комнате было темно. Малыши Кейков сидели на холодном полу и играли со своими игрушками. А рядом с ними сидел земной пони черного окраса, с молотом и пилой на боках.

-Коффин?! – удивленно воскликнула Пинки. Заведующий больницей тоже шагнул вперед и увидел, что его самый опасный пациент сидит рядом с двумя жеребятами.

-Ты! – только и выдохнул он.

-Привет, Пинки. Твои малыши тут, в безопасности. Я решил приглядеть за ними, — сказал он своим привычным меланхолически настроенным голосом. Это было очень тревожно, потому что халат пациента выглядел на нем как минимум зловеще.

-Где Блинки?

-Дерр Кросс, позвольте вам его представить, — в разговор встрял заведующий больницей, — Охра Коффин. Больше известен как «Строитель».

-Филлидельфийский маньяк. Читала о нем, — строго произнесла Кросс, — только что он здесь делает?

-Он помогал мне сбежать, — Пинки Пай подошла поближе к нему. Паунд и Пампкин были целы и невредимы, и теперь тянули свои копытца к ней.

-А где Блинки?

-Мы с ней разминулись. Очень грустная особа. Она что-то нехорошее замышляла с огнем, а ей не разрешил и забрал детей себе. Знаете ли, огонь – это не игрушки.

-Вот так дела, — заметил заведующий.

-Да, послушай, Пинки. Твоя комната совершенно запустела за долгое время. Я там сделал маленькую перестановочку. И повесил тебе новую люстру. Можешь посмотреть.

Заметив реакцию мордочки заведующего, доктор Кросс нервно сглотнула. Что-то было здесь не так.

-Я посмотрю, — сказала она, подойдя к двери в комнату Пинки Пай. Осторожно открыв её, пытаясь унять стучащее в груди сердце, она заглянула внутрь.

Внутри было еще темнее, чем в спальне детей. Видимо, эту комнату давно не приводили в порядок. Здесь было очень пусто и холодно. Видно, многие вещи здесь не трогались со времен отправления Пинки в больницу Понивилля.

Но во тьме, освещаемой одинокой луной, висел прощальный подарок от Коффина.

Доктор Кросс не решилась зажигать свет. Всё было ясно и без этого. Она отвернула свою мордочку и отступила назад. Ей было дурно. Присев рядом с Коффином, она внимательно осматривала его абсолютно невозмутимую физиономию.


-Рассказать вам, как я получил свою кьютимарку? – предложил он. Не дождавшись ответа, он продолжил: — когда-то я любил наблюдать, как мой папа пилит доски на лесопилке. Он много работал, приходил к полуночи, и с мамой не очень хорошо обходился. Но дело не в нем. Он рано от нас ушел, и я его не хорошо очень помню. В общем, я всегда мечтал о том, как все эти безликие доски превратятся в полезные и нужные каждому пони вещи. И я шел долго к своей мечте. Сделал маме целую кучу полезных вещей. Стол, стулья, полки… всё из дерева.

Кросс молча слушала его. Пока санитары уводили рыдающую Пинки Пай, обнимавшую уже холодное тело сестры. Пока стражники снимали тело Блинки из комнаты, а медсестры шумно обсуждали произошедшее, они вместе сидели и ждали, пока придет очередь Коффина. Его тоже скоро вернут обратно в клинику, а пока он мог выкроить минутку для столь важной для него истории.

-А потом мама очень много болела. Жаль, конечно, но все же болеют, правда? В общем, однажды я возвращался из школы, и заметил, что она лежит и никак не может подняться. В общем, она… умерла. Жалко её. Она очень любила меня. В общем, я просто должен был – нет, просто обязан был сделать для неё самое лучшее пристанище после жизни. И спустя десять часов я сделал для неё самый красивый гроб из лучшего дерева. Это правда. На кладбище даже местный гробовщик предложил мне хорошие деньги, чтобы я сделал еще парочку таких.

«Ты просто талант», — сказал он. И дал мне – просто так – монетку. Золотую. Мой первый заработок, просто за то, что он нашел такого хорошего работника, как я.

Доктор Кросс ничего не ответила и на это.

-Как вы думаете, меня казнят? – неожиданно спросил он.

-Вы убили убийцу, — задумчиво произнесла она, — забавнее такого парадокса придумать что-то сложно. Да и учитывая тот факт, что вы спасли двух жеребят от страшной смерти, думаю, вас ожидает какое-то снисхождение.

-Убийцу? Неужели эта милая серая пони кого-то убила?

-Сожгла трех жеребят заживо.

Коффин нахмурился.

-Это ужасно, — сказал он, — раз уж так, то даже хорошо, что мою новую люстру сняли. Ей там не место. Пинки хорошая, ей не нужна такая плохая деталь интерьера.

-Да уж, не нужна, — задумчиво проговорила Кросс. Они вместе покинули дом. Заведующий проводил Коффина за собой. Самое интересное заключалось в том, что ему не требовался конвой. Он не был буйнопомешанным. Он не собирался сбегать. Свою посильную помощь он сделал, и теперь был готов вернуться к родным стенам больницы.

Зато в самом конце пути доктор Кросс смогла отдышаться и сказать то, что давно вертелось на её бойком язычке:

-Веселая ночка выдалась, правда?

X. 4%

Она же глава завершающая.

-Обдумав всё как можно лучше, я признаюсь – натворили мы все не очень хороших дел. Дерр Кросс. Я и правда перегнул палку.

Доктор Ред Кросс понимающе слушала заведующего психиатрическим отделением Понивилльской клиники. Всё-таки, несмотря ни на что, она была очень доброй. Она с уважением всегда относилась к тем, кто признает свои ошибки. Хотя её сознание, подбитое частыми впрыскиваниями морфия, делало её более жесткой (не жестокой, замечу), смелой и решительной, в редкие моменты она могла побыть собой. Хотя даже он приметил её смертельную усталость.

-Когда… я услышала ту историю от Флаттершай, я… заподозрила неладное, — задумчиво произнесла она, глядя на камин. В кабинете главного врача мало что изменилось с тех самых пор, когда она бывала здесь в последний раз. Дипломы, грамоты, памятные фотокарточки врачей. Стулья и столы из черного дерева – здесь всё обставлено очень уютно, почти по-королевски. Обычно здесь принимали для личного общения с пациентами – небольшая тахта, на которой обычно устраивались для максимального отдыха оных, была занята профессором Хилом фон Филлером. Да, так и звали этого славного заведующего, который из-за своей ошибки будет отчитываться перед руководством.

А пока доктор Кросс приняла на себя роль психотерапевта. Ей нужно было рассказать, что теперь делать с Пинки Пай. Профессор, восхищаясь её талантом, согласился ей помочь в обмен на хорошую характеристику и рекомендации для последующего заседания.

-Пинки Пай нарушила свою клятву. Обычная вещь, все могут проболтаться. А вот малышка Флатти заверила меня, что её клятва – Пинки-клятва – не нарушается никогда. Да и вообще – с чего бы милой розовой пони, чьё призвание – дарить радость, вдруг браться за огонь? Да, я читала её дело, и скажу честно – живи я на плантации по выращиванию камней, я бы повесилась от скуки. Тем более, как писал один из докторов, говоривших с ней, Пинки росла в строгости. Ортодоксальная семья, родители-мормоны, скучное прошлое, беспросветное будущее… идеальная пациентка, если подумать.

-А как же она сбежала?

Доктор Кросс ласково улыбнулась.

-Ну… когда я была маленькой, я очень плохо училась, — сказала она, — прогуливала школу, а оценки… родители за мной не очень следили. А я наловчилась подписываться от имени учителей, чтобы отвести от себя всякие подозрения. Конечно, с почерком Пинки я немного помучилась, но… оно того стоило.

Профессор хмыкнул.

-То письмо в палате Пинки…

-Ну да. Сама бы она никогда не додумалась написать самой себе, чтобы вырваться из замкнутого круга.

-Я сам его сотворил.

-Не вините себя. Вы хотели ускорить процесс её выздоровления. Ток очень хорошо пробуждает воспоминания. Даже слишком. С каждой процедурой Пинки возвращалась в исходное состояние своего разума, потому что шок от внезапно всплывающих воспоминаний оказывается слишком сильным. И её разум снова закрывался.

-Теперь же всё пойдет по другому, — вздохнул заведующий, — я переведу Пинки в обычную палату. Она утром придет в себя. Конечно, её сестра…

Доктор Кросс помрачнела.

-Да. Не самое приятное откровение. Но жизнь продолжается, — произнесла она, подбрасывая небольшое полено в затухающий огонь. Пламя в её глазах разгорелось еще ярче, глядя на поднявшиеся искорки.

-Я отправила письмо Твайлайт Спаркл. Точнее, оно пойдет прямо к Селестии, и я не знаю, как скоро на него ответят, но мои дела здесь завершены. Я решила эту загадку, и могу вернуться к своим делам.

-Вы про свою зависимость?

Доктор нахмурилась.

-Откуда вы…

-Вижу. По вам вижу. Некоторые доктора любят этим баловаться по вечерам, а вот у вас с этим явные проблемы.

-Мой друг тоже об этом говорит.

-Друг?

-Мой… «особенный пони», — сказала она, — он помогает мне, поддерживает, как может. Вы только не волнуйтесь, я его не придумала. Я же абсолютно нормальная.

-Не сказал бы, — профессор деликатно кашлянул, — между прочим, я могу вам посоветовать одного хорошего врача по таким вот специальностям. У него лечатся тайно, чтобы избежать… некоторых проблем.

-Ну уж нет, спасибо. Что я точно поняла за годы своей работы – все пони тяжело больны. А у меня так... такое вот душевное состояние. Я хочу немного опиатов, и это меня лечит.

-Вы себя убиваете, только и всего, — и профессор снова отвернулся.

Доктор Ред Кросс посмотрела на часы. Её ожидала еще одна бессонная ночь.


-Надо же, как к ней интересно вернулись друзья. Как только с ней случилась беда, все её оставили. А когда её оправдали…

-Вообще-то я бы не стал навещать убийцу своих сестер, — справедливо заметил фон Филлер.

В это чудесное утро Пинки Пай лежала в обычной палате. Бледные стены больницы Понивилля были украшены воздушными шариками, горой из открыток и большим красным плакатом «Пинки, выздоравливай скорее!»

-Она больше не отверженная, — без всякой улыбки доктор Кросс смотрела на неё через стекло. Она видела, что Пинки некоторое время плакала, рассматривая фотографии. Она пыталась держаться весело, когда её навещала чета Кейков. Они долгое время с ней разговаривали, но ушли. Судя по всему, они рассказали ей что-то хорошее, потому что в конце разговора она и миссис Кейк обнялись.

-Эээ… простите. Здесь палата Пинки?

Доктор Кросс внимательно посмотрела на пеструю компанию, появившуюся здесь. Синяя пегаска с растрепанной прической радужного окраса. Рыжая пони с ковбойской шляпой. Была здесь и Рэрити, чей роскошный черный наряд блистал крохотными блестками-звездочками, отражаясь на неярком осеннем солнце. И поодали всех держалась Флаттершай.

-Да, вот она, — махнула им копытцем доктор. Четверка направилась туда.

Доктор некоторое время следила за реакцией Пинки Пай. Она не слышала, о чем они говорили, и кажется, общались они недолго. Вместо этого вся четверка подошла к её кровати.

Доктор Кросс, уходя, оглянулась назад. Чтобы увидеть, как волосы Пинки вернулись в пушистое, яркое состояние. Она видела его на карточке, которую ей прислала письмом таинственная Твайлайт Спаркл. Сквозь смех, который не был слышен. Сквозь слезы, которые доктор не замечала, четыре пони обнимали растроганную Пинки Пай.


…Поезд до Филлидельфии прибывает через десять минут. Ожидая его, доктор Кросс в пальто, с зажатой ромашкой в зубах, сидела на холодное асфальте, бросая редкие взгляды на часы. Вокзал жил своей жизнью. Кто-то спешил купить билеты, кто-то поправлял рельсы и осматривал бесхозные вагоны. В отличие от доктора, которая точно знала время и место, где ей надлежит быть, все остальные пони вокруг неё суетились, бегали куда-то…

-Доктор Кросс! Постойте! – услышала она. Повернувшись, она увидела очень странную компанию. Фиолетовая единорожка спешила к ней вместе с маленьким дракончиком на спине. На её боках блестели три искорки.

«Мистер Морфи, ну не сейчас же!» — мысленно взмолилась она, представляя свою реакцию – и реакцию других пони на такую картину. Вполне вероятно, что это происходит в её несчастной голове. И она подозревала, что её мозг играет с ней очень злую шутку под действием ночи, полной критического недосыпа.

Единорожка была настоящей. Она подбежала к доктору, стащив со своей спины дракона.

-Фух… я еле успела! Доктор, меня зовут Твайлайт Спаркл…

-Вот как! Очень приятно с вами наконец познакомиться, миссис Спаркл, — сказала она, — вы же получили моё письмо?

-Да! – переведя дух, сказала она, — принцесса Селестия передала мне его через Спайка.

-Спайка?

-Не стоит любезностей, — буркнул он, слезая со спины своей подруги.

-Так его не только я вижу. Счастье-то какое, — пробормотала доктор.

-Я хотела бы вас поблагодарить. Я была у Пинки… не могу поверить! Принцесса, прочитав это письмо, немедленно переслала его моим подругам. У вас получилось…

-Не стоит благодарностей, — заверила она, одаряя единорожку усталой улыбкой.

-Вы вернули нам дружбу.

-Но прошлое не вернуть, — произнесла доктор Кросс, — я очень рада, что смогла вам помочь. Это дело было… поразительным.

-Вы уезжаете?

-Да. Возвращаюсь домой. У меня неподалеку от Филлидельфии есть небольшой домик. Займусь какой-нибудь рутиной. Но вначале… — и она зевнула, — высплюсь хорошенько.

-Желаю вам удачи. Может, я могла бы чем-нибудь помочь? Вы столь сделали, а я не знаю, чем и отплатить…

-Да нет. Я работаю бесплатно, в этом нет каких-либо корыстных интересов.

Раздался громкий гудок. Паровоз на Филлидельфию медленно подъезжал к перрону.

-Ну, берегите себя и подруг, миссис Спаркл, — сказала она, выплюнув ромашку и обхватив зубами свою небольшую сумочку с поклажей. Красный крест на ней был похож на её кьютимарку.

-Всего вам хорошего, доктор! Я никогда этого не забуду! – крикнула Твайлайт, наблюдая, как доктор входит на ступеньки.

Доктор помахала ей копытцем и скрылась внутри поезда. Присев на свое место, она неспешно вытащила из сумки билет и свой завтрак – сэндвич с пшеницей и розмарином.

Твайлайт Спаркл долгое время провожала её взглядом из окна, махая ей копытцем. Некоторое время Кросс участливо смотрела на неё, махая в ответ. А потом машинист через рупор объявил, что поезд покидает вокзал, и медленный стук колес набирал скорость, увозя пассажиров на восток, через туннели Кентерлота, и оттуда к чудесным высоткам и классическим домам Филлидельфии.


Спустя три минуты её глаза раскрылись от внезапного озарения.

-О нет, — выдохнула она. В этот же миг её сумка была выпотрошена в поисках дела Пинкамины Дианы Пай, которое она привезла с собой. Фотографии, карточки, карточки…

Вот она! Доктор Кросс дрожащими копытами вытащили нужную– старую, потертую, черно-белую фотокарточку. На ней, обнимаясь, стоят три маленькие земные пони.

В голове доктора Кросс тут же пронеслась встреча с Рэрити. И её знакомство с ассистенкой. Эта ассистентка была не просто какой-то серой пони. Всё обстояло гораздо хуже. Никто не знает, почему так. А она догадалась, хотя и слишком поздно.

-Инки, Пинки, Блинки… — прочитала она на развороте фотокарточки. Её глаза расширились от ужаса. В её голове раздался крик Рэрити.

ИНКХАРТ!


-Корысть… ну, может, самую малость, — всё же улыбнулась доктор Кросс, поглядывая на свою сумку. В ней, трясясь и постукивая, лежали четыре маленькие белые бутылочки с прозрачным раствором морфия.

-Четыре процента. Оно того стоило.

Поезд проезжал по темным туннелям горы, под Кентерлотом. Свет погас. Доктор Кросс счастливо закрыла глаза, мечтая о скорой встрече с любимым домом и своим «особенным пони». Где-то там, в её домике, где покосилась крыша, а стены оплетают виноградные лозы, он изредка прибирается, смотрит на старые фотографии и зевая, читает её письмо. Ему эта история понравится, она знала это. Его призвание — писать о её достижениях, и несмотря на явную неприбыльность такого дела, память о докторе Кросс и её жертве во имя истины будет жить в душах больных и исцеленных.

За сим вынужден откланяться. Это конец.