Внутренний Город

III. Управление

Рэйндропс проснулась, когда за окном уже рассвело. Поспать ей удалось не так уж долго, особенно если судить по пегасьим меркам, но чувствовала она себя гораздо лучше, чем вечером. Многие впечатлившие её вчера детали словно бы притупились в памяти, как события смутно припоминаемого сновидения. Может быть, взгляд того пони из Горбезопасности и не был таким пронзающим, да и арестовывать Рэйндропс, как она тогда подумала, эти жеребцы на самом деле вовсе не собирались. Где это видано, чтоб пони арестовывали вот так, ни с того ни с сего? На какие-то секунды пегаске даже показалось, что она всего лишь видела абсурдный неприятный сон, а сейчас, после пробуждения, всё будет нормально. Удивительно, но даже чувство голода немного отступило, хотя, по мере того как пони отходила от сна, голод возвращался к ней с новой силой, заставляя действовать.

Рэйндропс выбралась из постели (на этот раз одеяло смилостивилось над ней и не стало насильно её удерживать) и отправилась в ванную. Там выяснилось, что отсутствие в кране горячей воды ей отнюдь не приснилось: табличка, оповещающая о невозможности удовлетворить соответствующие потребности, была на своём месте. Ну и что? В мире наверняка полно мест, где нет горячей воды или даже вовсе нет водопровода. С другой стороны, Рэйндропс никогда не слышала, чтобы где-то ещё, кроме Сталлионграда, пегасов заставляли носить на крыльях удерживающие скобы… Она стянула себя с небес на землю, не давая природному понячьему оптимизму исказить картину в лучшую сторону. Её лишили крыльев, у неё отобрали деньги, дав взамен какую-то бумажку, ей пытались навязать горелый пирог, её пугали пони из какой-то Горбезопасности, её не хотят пускать к тётушке Шифти… Пегаска не могла всё это просто простить и забыть, она хотела как-то восстановить справедливость. И первый шаг в этом направлении — получить от сталлионградцев нормальный завтрак.

За окном было пасмурно, и Рэйндропс надела лёгкий плащ, который взяла в эту поездку на случай непогоды: никогда не знаешь, какое в другом городе погодное расписание. Профессиональное чутьё подсказывало ей, что сегодняшняя сталлионградская пасмурность никаким расписанием не запланирована и получилась исключительно в результате естественного движения воздушных масс. Более того, она ещё ни разу не видела в городе других пегасов и не удивилась бы, если бы узнала, что никакой погодной команды здесь нет совсем. Такие мысли слегка щекотали нервы, ведь контроль над погодой — это одна из примет цивилизованной жизни пони. Если сталлионградцы не разгоняют над собой облака, то может быть, они и зимнюю уборку не делают, и листья у них осенью сами опадают, и медведи в лесах сами о себе заботятся? Совсем как в Вечнодиком лесу, бррр!

Рэйндропс надела плащ не только из-за непогоды. В конце концов, между гостиницей и Домом Управления, куда она собиралась, был крытый переход, да и по улице идти буквально два шага. Более весомая причина заключалась в том, что здесь, по-видимому, все пони носили одежду, а пегаска не хотела нарушать местный обычай. Да и крылья под плащом почти не видны. Не то чтобы Рэйндропс боялась выделяться в толпе местных земнопони, просто ей самой её скованные и потому бесполезные крылья совсем не нравились, и она хотела их скрыть.

Захватив с собой удостоверение личности и справку, Рэйндропс вышла из комнаты. Дверь номера напротив была чуть приоткрыта, и на секунду пегаске показалось, что из этой щели на неё кто-то смотрит, но когда она повернула туда голову, этот кто-то уже исчез. Дверь же тихонько скрипнула и закрылась, будто бы сама, от сквозняка.

Лифт по-прежнему не работал, поэтому пришлось спускаться по лестнице. В вестибюле вместо Петуньи за стойкой регистрации была уже другая кобыла, и охранник тоже был другой. К счастью, Рэйндропс не пришлось объяснять, кто она такая и что тут делает: Петунья, видимо, предупредила следующую смену о необычной постоялице. Эти новые пони смотрели на пегаску с жадным любопытством, но были немногословны. В ответ на приветствие сидящая за стойкой кобыла только кивнула, а охранник упорно пытался делать вид, что внимательно читает нечто важное в газете.

Рэйндропс спросила о тёплом переходе в Дом Управления, но получила ответ, что этот переход сейчас закрыт и ради одной пони открывать его никто не собирается. Тогда Рэйндропс вышла на улицу и вдохнула сталлионградский воздух, который за ночь будто бы немного очистился. Даже вездесущая дымка уже не казалась такой плотной, и видимость будто бы улучшилась, но, впрочем, пегаска не могла сказать наверняка, что это не является чисто субъективным впечатлением. Как и вчера, улица была пустынной, однако недалеко от гостиничного крыльца стояла кобыла в простом сером платье и катала туда-сюда детскую коляску. Помедлив немного, Рэйндропс направилась к Дому Управления.

Вестибюль Управления превосходил по размерам гостиничный примерно раза в полтора, но в остальном был почти полностью идентичен ему. Стены здесь так же были отделаны под камень, и потолок поддерживали такие же квадратные колонны, разве что портретов и плакатов тут было больше, на одной из стен даже висело целое красное полотнище с изображением подковы и молота. Вместо высокой стойки здесь стоял небольшой столик, за которым сидел старенький жеребец-вахтёр, почти незаметный, сливающийся со стеной из-за своей серой шерсти и одежды. Охранника почему-то не было — может быть, отошёл куда-то или вовсе не был предусмотрен по штату.

— Извините, — обратилась Рэйндропс к вахтёру, когда всё же его заметила, — где здесь Распредбюро?

Тот не ответил, а лишь молча указал копытом на стену. Там Рэйндропс увидела большой информационный щит, где было указано, какое учреждение в каком кабинете находится. Схема оказалась довольно запутанной, но вскоре пегаске удалось разобраться в ней и выяснить, что Распредбюро (умеют же сталлионградцы придумывать слова!) располагается в двести двадцать восьмом кабинете на втором этаже. Она поднялась туда по лестнице, которая была более широкой и менее крутой, чем в гостинице, поэтому подниматься по ней было гораздо удобней, но Рэйндропс всё равно не нравилось идти, переставляя ноги по ступеням, она привыкла в таких случаях пользоваться крыльями.

Пегаска вошла в коридор второго этажа и совершенно неожиданно оказалась зажата среди других пони. Коридор был полон, и Рэйндропс пришлось протискиваться между объёмными телами кобыл, от которых к тому же нестерпимо несло потом. Столпотворение это входило в резкое противоречие с пустотой на улице, в вестибюле и на лестнице. Казалось, все остальные места в этом здании и улицы города были пустынны как раз потому, что всех пони согнали сюда. Причём именно согнали, ведь было совершенно немыслимо, что все они пришли в эту духоту и смрад добровольно. Как следует потолкавшись в запрудившей коридор толпе, пегаска наконец добралась до Распредбюро. Это оказался не кабинет, а просто окошко в стене, и толкотня в этом месте почти переходила в давку.

— Вы все в Распредбюро? — спросила Рэйндропс, обращаясь сразу ко всем набившимся в коридор пони.

— Да, — ответила какая-то пони в очках, — все в Распредбюро. Первый день месяца, сами понимаете.

Рэйндропс кивнула, хотя и не понимала, как всё это столпотворение связано с первым днём месяца.

— Я крайняя, за мной будешь! — скрипуче прокричала появившаяся откуда-то сзади кобыла и во время своего крика едва не выронила изо рта вставную челюсть.

Сидячие места — установленные по краям коридора лавки — были безнадёжно заняты, и пегаска просто встала, привалившись к стене. Она закрыла глаза и попыталась представить что-нибудь приятное, но духота, вонь и громкие разговоры пробивали любую защиту, и как ни пыталась пони отгородиться от всего этого, ничего не выходило. Очередь не продвигалась: у окошка кто-то заспорил с выдававшей жетоны кассиршей. На него зашикали, говоря, что он всех задерживает.

Плеча Рэйндропс коснулись. Учитывая давку, это не было чем-то удивительным, и пегаска не обратила внимания, но затем за плечо стали трясти. Она открыла глаза, обернулась и увидела перед собой неожиданно симпатичное лицо молодой кобылы, обрамлённое затейливо заплетённой светло-жёлтой гривой.

— Товарищ Рэйндропс? — громко спросила кобыла, пытаясь перекричать какого-то усатого пони, рассказывающего скабрёзный анекдот.

— Да, — кивнула пегаска.

— Вас хочет видеть сам товарищ уполномоченный, — сказала кобыла. — Идите за мной.

— Подождите, я вообще-то здесь в очереди стою! — возразила Рэйндропс.

— Об этом можете не беспокоиться. Мы выдадим вам жетоны без очереди.

Пони сказала это слишком громко, и её фразу услышала не только пегаска.

— А нам так нельзя? — усмехнувшись, спросил усатый жеребец, который ради этого даже прервал свой анекдот. — Так, чтобы без очереди?

Все зашумели, завозмущались, ещё сильнее зашикали на того, кто спорил с кассиром.

— Всем без очереди нельзя, — серьёзно и авторитетно объяснял кто-то усатому. — Если все пойдут туда, где без очереди, то там тоже будет очередь, и без очереди уже не получится…

Кобыла поспешила увести Рэйндропс отсюда, они свернули в другой коридор, где никого не было и дышалось намного легче и свободней. А ещё там был работающий лифт, и они поднялись наверх, но на какой именно этаж, пегаска не поняла. Кабину пару раз тряхнуло, мигнул свет, но доехали благополучно. А затем — снова коридор, который привёл в просторную светлую приёмную. На стульях здесь сидело несколько пони, они читали иллюстрированные журналы, совсем как в очереди к стоматологу. Рэйндропс со своей провожатой быстро прорысили мимо них и вошли в кабинет, скрывавшийся за тяжёлыми дубовыми дверями. Табличка на двери сообщала, что это кабинет товарища Кластера, уполномоченного по делам Внешнего Города. Рэйндропс наконец увидела, как пишется слово «уполномоченный», и поняла, что на самом деле эта должность не имеет никакого отношения к падениям и намоканию.

Товарищ Кластер оказался синим жеребцом с ранней лысиной, остатками чёрной гривы по краям головы и добрым лицом, которое, казалось, вот-вот расплывётся в улыбке. Он привстал из-за своего стола навстречу вошедшим пони и, повернувшись к кобыле, что сидела перед ним, сказал:

— Ну что же, товарищ Веточка, я думаю, мы можем закончить с вами в другой раз. А сейчас прошу меня извинить: у меня важная встреча.

Товарищ Веточка встала, сделала непроницаемое лицо и, пробормотав слова прощания, быстро вышла из кабинета.

— Товарищ Рэйндропс, я полагаю? — улыбнулся жеребец, применив своё доброе лицо по прямому назначению. — Очень приятно. Проходите, присаживайтесь, — он указал на стул, где только что сидела Веточка, и жестом отпустил симпатичную кобылу, которая привела пегаску в кабинет. Та вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Рэйндропс покорно устроила свой круп в указанном ей месте и посмотрела на товарища Кластера, тот медленно убрал улыбку, но лицо его оставалось до неприличия добрым и вежливым.

— Как вам наш город? — любезно спросил он.

— Замечательный город, — без выражения сказала пегаска.

Она увидела на столе тарелочку с крекерами, и теперь всё внимание голодной пони было сосредоточено именно на этом предмете. Уполномоченный заметил её интерес и пододвинул тарелочку к ней.

— Угощайтесь, — сказал он.

Рэйндропс не заставила себя упрашивать. Она изо всех сил старалась соблюдать приличия, но копыта сами тянулись к угощению, и вскоре её рот оказался забит печеньем, а кабинет наполнился громким хрустом.

— Вы, должно быть, сильно проголодались. Надо было вчера распорядиться, чтобы вам предоставили не только комнату в гостинице, но и ужин, — с сочувствием в голосе произнёс жеребец. — И, пожалуй, нам потребуется больше крекера, — добавил он, глянув в сторону стремительно пустеющего блюдечка.

Он потянулся к белому телефонному аппарату (возле него на специальном столике расположились сразу семь телефонов разных цветов) и, сняв трубку, сказал:

— Звёздочка, принесите, пожалуйста, ещё печенья и два чая.

Рэйндропс проглотила все крекеры, что были на тарелке, и теперь, немного успокоив голод, украдкой осматривалась в кабинете. Мебели здесь было не очень много — большой письменный стол с перпендикулярно приставленным к нему столом для совещаний, шкаф с разными отделениями для всего на свете, мягкое кресло, в котором сидел сам хозяин кабинета, да несколько стульев для посетителей. Дневной свет в комнату впускали три больших окна, а на случай вечера на потолке имелась громоздкого вида люстра, при взгляде на которую хотелось отойти куда-нибудь подальше, чтобы она на тебя не упала. Стену за спиной уполномоченного украшала огромная картина — Сталлион и Гегемон, изображённые в полный рост, неспешно идущие куда-то по нежно-зелёному весеннему лугу. Рэйндропс обратила внимание на кьютимарку Гегемона — на его бедре красовались перо и топор, и у пегаски не было никаких идей, что за особый талант это может означать. Возможно, в молодости он был писателем-дровосеком? Кьютимарка Сталлиона же видна не была, его круп загораживал собой Гегемон.

Кластер заметил, что кобыла смотрит на картину, и сказал:

— Замечательное произведение искусства, не так ли? Только вглядитесь! Товарищ Сталлион и товарищ Гегемон идут, а ведь это очень важно! Это показано движение вперёд, а весна, вы же видите, что здесь именно весна, — это символ обновления! И в то же время эти выдающиеся пони из разных эпох идут бок о бок, прошлое соединяется с настоящим, и всё это устремляется в будущее, реализуя на практике принципы консервативно-прогрессивного мышления. Ай да художник, ай да символизм!

Жеребец мечтательно посмотрел на картину, а затем повернулся к Рэйндропс.

— А знаете, какая кьютимарка у товарища Сталлиона? — спросил он и, не дожидаясь ответа, начал рассказывать: — Многие почему-то стесняются этого факта. Вот, например, и на картине, что здесь висит, метка товарища Сталлиона не видна, и вообще его чаще всего стараются изображать в какой-нибудь длинной одежде, например в шинели, закрывающей бок. Всё дело в том, что кьютимарка товарища Сталлиона — это трубка. Обычная курительная трубка, которую, знаете, набивают табаком. У вас в Эквестрии, я слышал, из таких мыльные пузыри пускают. Так вот, можно подумать, что особый талант товарища Сталлиона — это курение. Знаете, иногда так случается, что пони получает какую-нибудь бестолковую метку, символизирующую или какую-нибудь детскую забаву, или бесполезное развлечение, или вообще на крупе появляется какая-нибудь абстрактная картинка, означающая невесть что. Но в случае товарища Сталлиона всё совершенно не так! Неразумно полагать, что трубка означает лишь курение. Если бы речь шла об обычном пони, тогда бы мы могли предположить нечто подобное, но речь идёт о товарище Сталлионе, поэтому такое суждение совершенно неуместно, мы не можем быть столь поверхностны в истолковании смысла его метки! Совершенно очевидно, что нужно смотреть гораздо глубже, и тогда и только тогда мы начинаем понимать, что данный символ означает вовсе не курение, а сосредоточенность, вдумчивость, погружение в тяжёлые размышления о судьбах отечества и всего мира… И, если хотите, гениальность. Да-да, именно гениальность. Совершенно очевидно, что гениальность — это и есть особый талант товарища Сталлиона.

Уполномоченный замолчал и задумчиво уставился куда-то сквозь Рэйндропс. Пегаска чувствовала себя не очень уютно, потому что совершенно не понимала смысла того, что сейчас происходило. Сидящий перед ней жеребец до сих пор не сказал ничего относящегося к делу, ради которого чиновнику стоило бы вызывать пони к себе в кабинет. Или она сидит здесь исключительно для того, чтобы выслушивать его рассказы о Сталлионе? И ради этого он прервал встречу с другой кобылой? Да и в приёмной несколько пони, очевидно, дожидаются, пока он их примет.

Рэйндропс вежливо кашлянула. Кластер вздрогнул и будто бы вышел из оцепенения.

— Итак, вам, наверное, интересно, почему мы вас поначалу приняли за бухгалтера? — спросил он.

Открылась дверь, и в кабинет вошла всё та же симпатичная кобыла, она несла зажатый во рту поднос с чаем и печеньем. Поставив еду на стол, она улыбнулась, тряхнула затейливо закрученными светло-жёлтыми кудряшками и, двигаясь необычайно грациозно, вышла прочь.

— Угощайтесь, — рассеянно сказал жеребец, пододвинув к Рэйндропс одну из чашек и тарелку с крекерами.

— Вы, кажется, хотели рассказать, почему меня приняли за бухгалтера, — напомнила ему пегаска, прежде чем заняться угощением.

— Да, конечно, — сказал он. — Дело в том, что буквально со дня на день мы действительно ждём из Эквестрии бухгалтера. Не подумайте, что у нас какой-то дефицит квалифицированных работников, вовсе нет. У нас достаточно и рабочих, и пони всех других профессий, в том числе и бухгалтеров. Но вы, должно быть, знаете, насколько прочны наши экономические связи с Эквестрией, и именно ради ещё большего укрепления этих связей мы должны начать переход на новые, общеэквестрийские правила ведения бухгалтерского учёта. До этого у нас действовала своя система, и, надо сказать, весьма успешно действовала, однако требования времени, сами понимаете… Конечно, наше мудрое руководство отстаивало сохранение старых правил, оно вообще борется за сохранение нашего суверенитета, нашей самостоятельности буквально в каждой мелочи, ведь дух селестианства, дух ревизионизма, как известно, кроется в мелочах. Однако наше руководство должно не только уверенно следовать заданной ещё товарищем Сталлионом и единственно верной траектории движения из великого прошлого в не менее, а то и более великое будущее, но и быть достаточно гибким, и эта гибкость как раз и проявилась в принятии решения о переходе на новую систему бухучёта…

«О Селестия, что он несёт?» — подумала Рэйндропс. Вместо простого объяснения, почему её приняли за другую пони, она получила целый поток неудобоваримого красноречия, напоминающего вчерашние словоизлияния Огурчика на перроне. А ведь вчера она подумала про зелёного жеребца, что он кто-то вроде городского сумасшедшего! Но безумие, если это считать безумием, охватило, похоже, весь город, и пегаске казалось, что это заразно и она заговорит так же, как местные жители, если проведёт здесь ещё хотя бы сутки.

Болтовня уполномоченного была до странности утомительной, и только чай с крекерами сдерживал желание пегаски выйти вон из кабинета. Чай был вкусный, почти такой же, какой заваривали в Понивилле, только чуть-чуть чего-то недоставало, но чего именно, Рэйндропс понять никак не могла. От чая пони стало жарко, и она позволила себе расстегнуть свой лёгкий плащик, скрывающий крылья.

— …И для перехода на эту совершенно новую для нас схему учёта нужен соответствующий специалист, — продолжал Кластер, — а где его взять, если не в Эквестрии, где данная новая для нас система действует уже долгое время? Так и было, так сказать, рождено, выстрадано это трудное решение — вызвать соответствующего специалиста из Эквестрии, даже несмотря на то, что этот специалист, само собой, будет являться чуждым элементом и даже, возможно, открытым селестианцем. Требования момента требуют, чтобы мы шли на определённый риск, хотя и в этом главное — не перегнуть палку, то есть не допустить никаких перегибов. Так, например, некоторые товарищи из Экономпромснабсбыта предлагали запросить не одного специалиста, а сразу целую делегацию, так как один пони якобы физически не сможет провести все необходимые мероприятия по внедрению новой системы и обучению наших бухгалтеров новым принципам работы. Это предложение, как можно догадаться, было отвергнуто, так как количество чуждых элементов, разумеется, не должно превышать некого критического уровня…

Уполномоченный заметил, что Рэйндропс его не слушает, и замолчал, совсем по-детски обиженно поджав нижнюю губу.

— Извините, я, кажется, немного заговорился, — сказал он. — Вам, как неспециалисту и чуждому элементу, наши проблемы, временные трудности и несомненные успехи, конечно же, неинтересны.

— Что вы, — сказала Рэйндропс, которой почему-то вдруг стало стыдно, — продолжайте, я вас внимательно слушаю.

— Да, внимательно… — рассеянно произнёс жеребец. — Давайте лучше поговорим непосредственно о делах, связанных с вашим присутствием здесь.

«Ну, наконец-то», — пегаска не смогла сдержать вздох облегчения. Чай и печенье уже закончились, а без них слушать отвлечённую болтовню уполномоченного было невыносимо.

— Итак, вы не бухгалтер, — вздохнул Кластер.

— Нет, не бухгалтер, — подтвердила Рэйндропс.

— И даже дебет с кредитом не сведёте… — грустно произнёс чиновник.

— Нет, не сведу, — снова подтвердила Рэйндропс.

— И вы утверждаете, что прибыли в город, чтобы навестить некую гражданку по имени Шифти Клаудс, которая якобы приходится вам родственницей, а именно тёткой?

— Да.

— Решение о поездке в Сталлионград вы приняли после того, как получили письмо вышеназванной гражданки, в котором она сообщила о своей болезни и попросила приехать?

— Да, так всё и было.

— Вы можете доказать, что Шифти Клаудс вообще существует? — спросил уполномоченный, вдруг сощурив глаза. Из-за сурового и подозрительного взгляда его доброе лицо словно бы смялось и отклеилось, как бумажная маска. — Документы? Семейные фотографии? Хоть что-нибудь?

Рэйндропс ожидала чего угодно, но не такого вопроса. Так вот для чего, надо полагать, была вся эта болтовня и добренькие улыбочки! Чтобы застать её врасплох! Она открыла и закрыла рот, а чиновник неотрывно, с холодным интересом смотрел на неё.

— Так что? Документы на имя этой Шифти Клаудс? Фотографии с ней? — повторил он. — Есть у вас с собой хоть какие-нибудь доказательства, что эта кобыла вообще существует?

— Нет… Ничего такого у меня с собой нет, — ответила Рэйндропс. — Да и для чего я буду везти с собой документы другой пони?

— Ну а фотографии?

— Я что, по-вашему, должна таскать с собой чемодан с семейными альбомами?

— Ладно, — произнёс Кластер как бы примирительно, — будем разбираться. Пока я не могу ничего вам сказать относительно наличия или отсутствия в нашем городе кобылы по имени Шифти Клаудс. Вы только вчера приехали, и вопрос этот встал довольно неожиданно, так что данное дело пока находится в самом что ни на есть зачаточном состоянии, даже ход ему ещё как следует не дан. Сейчас я не могу даже приблизительно сказать, сколько времени займёт разбирательство.

— Что всё это значит? — возмутилась Рэйндропс. — Что, никто не может сходить по указанному в письме адресу и проверить, живёт там моя тётя или нет? Это за полчаса можно сделать!

— О каком письме вы говорите? — спросил жеребец.

— Как о каком? О том, которое мне прислала тётя. Она попросила меня приехать и указала там свой адрес, — сказала пегаска, едва удержавшись от того, чтобы сделать фейсхуф. — Мы же только что об этом говорили!

— Это письмо у вас? — задал вопрос уполномоченный.

— Что? Нет, оно должно быть у вас! — воскликнула Рэйндропс. — Его вчера поздно вечером забрали ваши пони!

— Мои пони? — удивился Кластер. — Вы ошибаетесь, у нас тут не рабовладельческий строй, и никаких «моих пони» у меня нет. Более того, эксплуатация пони у нас запрещена, так что такие высказывания оскорбительны и абсолютно неприемлемы.

— Я имела в виду… Агррр! — Рэйндропс уже теряла терпение. — В общем, вчера ко мне в номер приходили два пони, они сказали, что они из… э-э-э…

— Из Горбезопасности, — подсказал уполномоченный. — Да-да, они действительно должны были вчера к вам зайти. Точно, они ведь и проинформировали меня о том, что вы вовсе не бухгалтер, как я мог забыть! Так они изъяли у вас это письмо?

— Да, — ответила пегаска. — Такой плотный тёмно-серый жеребец, кажется он представился комиссаром Штормом, забрал письмо с собой.

— Забрал или изъял? — уточнил Кластер. — Был ли составлен соответствующий протокол?

— Не знаю, — со вздохом ответила Рэйндропс.

— Вы что-нибудь подписывали? У вас осталась копия протокола об изъятии письма?

— Нет…

— Это всё значительно усложняет, — сказал уполномоченный. — Если письма у вас нет, и никаких документов о нём не осталось, то тогда вообще невозможно официально утверждать, что письмо существует или хотя бы существовало! Вы понимаете, в каком щекотливом положении вы оказались? Теперь любой может утверждать, что в Сталлионград вы прибыли по чистому своеволию, и вам совершенно нечем доказать обратное!

Рэйндропс молча глядела на чиновника, уже не пытаясь ничего понять. Какое-то время они смотрели друг на друга, будто играя в гляделки.

— Я помню адрес тёти, — хрипло сказала Рэйндропс наконец. — Сектор два, строение одиннадцать. Запишите себе где-нибудь.

Она уже приготовилась настаивать, но уполномоченный неожиданно послушался, покорно записал адрес на каком-то клочке бумаге и сунул его в одну из лежавших на столе папок.

— Пошлите кого-нибудь по этому адресу, пусть проверят, живёт ли там Шифти Клаудс, — произнесла пегаска.

— Пожалуйста, не указывайте мне, что делать и как вести дела, — строго сказал жеребец.

На его лице проступило что-то вроде раздражения, но он быстро вернул самообладание и улыбнулся, правда, как показалось Рэйндропс, уже без прежней доброты.

— Вы просто не знаете, как у нас всё тут устроено, — сказал Кластер уже мягче. — Нельзя просто взять и сделать что-то. Всё должно делаться исключительно в полном соответствии с заведённым порядком. Между прочим, адрес, который вы назвали, — это адрес дома, находящегося во Внутреннем Городе, а я уполномочен только по делам Внешнего Города! Из этого, конечно, следует, что я не могу взять и кого-то туда послать, как только что вы имели неосторожность выразиться. Но я, без всякого сомнения, пошлю соответствующие запросы во все необходимые инстанции, так что за судьбу вашего дела вы можете не беспокоиться.

Он достал ещё один клочок бумаги и спросил:

— Шифти Клаудс — это её полное имя?

— Да, — ответила Рэйндропс.

— Её год рождения?

— Эм… Кажется, девятьсот сорок девятый…

— Девятьсот сорок девятый по-Эквестрийски… — задумчиво произнёс уполномоченный. — Какой это будет по нашему летоисчислению?.. Ладно, пока так запишем. Её кьютимарка?

— Флюгер. Красный флюгер.

— Хм… Флюгер? Её особый талант — конформизм?

— Нет, ничего такого, просто она метеоролог по профессии, — ответила Рэйндропс, которой почему-то показалось, что слово «конформизм» обозначает что-то неприличное.

— Что ж, спасибо, этого достаточно, — сказал жеребец, сделав какие-то пометки на своём клочке бумаги. — Но всё же очень жаль, что у вас больше нет того письма, которое вы якобы от неё получили, — он сделал ударение на слово «якобы».

— Что значит «якобы»? — возмутилась Рэйндропс. — Я его получила.

— Но, я так понимаю, доказать этот факт вы уже ничем не сможете, — сказал уполномоченный. — Я, конечно, поспрашиваю в отделах Горбезопасности про это письмо, но если они что-то изъяли неофициально, без протокола, то… Сами, наверное, понимаете, дело это гиблое. Или, может быть, у вас есть другие письма от Шифти Клаудс?

— Да, другие письма есть, но я не стала их брать с собой. Они остались у меня дома, в Понивилле.

— Этот факт достоин сожаления, — произнёс чиновник. — Что ж, я думаю, это всё. Вы свободны, можете идти. Если в вашем деле будет какое-нибудь значимое продвижение, мы вам в обязательном порядке сообщим, — торопливо добавил он, словно спеша поскорее закончить эту встречу.

Рэйндропс вздохнула с облегчением и уже хотела встать, но вовремя вспомнила о кое-чем важном.

— Подождите, — сказала она, — ваша э-э-э… помощница выдернула меня сюда прямо из Распредбюро и пообещала, что мне выдадут жетоны без очереди.

— Мда… — Кластер шлёпнул губами. — Ну, раз Звёздочка пообещала…

Он снял трубку с белого телефонного аппарата и сказал:

— Звёздочка, зайдите ко мне, пожалуйста.

Почти в эту же секунду, будто она караулила у самой двери, вошла симпатичная кобыла и, поправив жёлтые кудри, встала посреди кабинета, во взгляде её читалась решимость исполнить любой каприз начальника.

— Товарищ Рэйндропс, у вас что там, справка? — спросил у пегаски уполномоченный.

— Да, — ответила та и достала свёрнутую бумагу.

— Отдайте это товарищу Звёздочке, — сказал жеребец и, повернувшись к своей помощнице, добавил: — Звёздочка, вам спецзадание. Сходите в Распредбюро и получите жетоны для товарища Рэйндропс.

— Все получать? — спросила симпатичная кобыла.

— А сколько там?

— По курсу один к одному получается двести жетонов, — сказала Звёздочка.

— Сразу двести это как-то много, — сказал уполномоченный, — успеет ли она за месяц столько потратить?

— За месяц?! — воскликнула Рэйндропс. — Вы что, собираетесь продержать меня здесь месяц?

— Успокойтесь, — произнёс Кластер. — Никто вас держать здесь не собирается. Сколько продлится разбирательство по вашему делу, я не знаю и знать не могу, но вас, разумеется, никто нигде не держит. Здесь же дело совершенно в другом: каждый месяц Горснаб выпускает новые жетоны, а старые, просроченные становятся недействительными. Вам, кстати, повезло: сегодня как раз первый день месяца, так что ваши жетоны будут действительны максимальное количество времени.

— Так сколько получать? — спросила Звёздочка.

— Получите пока пятьдесят, это будет в самый раз. Сделаете пометку в справке, чтоб потом, если что, можно было получить остальное, они там знают, — сказал уполномоченный. — Вы, товарищ Рэйндропс, идите вместе с товарищем Звёздочкой. Мы с вами уже закончили.

Пегаска поднялась с кресла и внезапно вспомнила об ещё одной важной проблеме, которая каким-то образом совершенно вылетела у неё из головы.

— Постойте, я хотела ещё кое-что спросить… — сказала Рэйндропс. — Вы не знаете, где я могу снять скобы с крыльев? Кажется, для этого нужно к какому-то инструктору или инспектору…

— Да-да, к лётному инспектору из Комиссии по магии и полётам, — закивал жеребец. — Звёздочка, вы не знаете, где он сейчас?

— Так он же умер, — спокойно отозвалась симпатичная кобыла.

— Как умер? Когда? При каких обстоятельствах? — всполошился уполномоченный.

— Полгода назад, зимой, — ответила Звёздочка. — Угарным газом задохнулся, вместе со всей своей семьёй. Дымоход у них испортился.

— Видите, какое у нас несчастье, — покачал головой чиновник. — Надо же, полгода назад! И почему же нового до сих пор не назначили?

— Так вы же и должны были его назначить, — ответила помощница.

— А, ну да, ну да, — покивал Кластер. — Но ведь из Внутреннего Города указаний на этот счёт не поступало, не буду же я тут каким-то своеволием заниматься! А если подумать, то это и правильно, что не назначили: зачем нам лётный инспектор, если у нас в городе почти нет пегасов? Нет потребности в инспекторе — нет и инспектора, правильно? Как там говорится, от каждого по возможностям, каждому по потребностям! Золотые слова!

— Но мне нужен этот инспектор, я хочу снять с крыльев эти штуки! — возразила Рэйндропс.

— Да-а, — озадаченно протянул уполномоченный, — похоже, что потребность в инспекторе всё же возникла. Что ж, я думаю, данную проблему мы обязательно решим. Вы приходите ко мне на приём где-нибудь через неделю, а лучше через две. Мы совместно с моими референтами этот вопрос как следует проработаем и посмотрим, что можно сделать. И ещё, когда пойдёте на приём, не забывайте, что у нас тут действует предварительная запись.

Пегаска хотела сказать что-то ещё, но тут Кластер встал, подошёл к ней и крепко потряс её копыто.

— Ну, товарищ Рэйндропс, до встречи! — сказал он. — Был премного рад знакомству! Всегда, знаете ли, приятно поговорить с новым пони, особенно если это действительно новый пони.

— Там, в приёмной… — начала было Звёздочка.

— Нет! — резко прервал её уполномоченный, возвращаясь на своё место за столом. — Никого не принимаю, у меня перерыв!

После этих слов он откинулся в кресле и тут же захрапел, прямо на глазах удивлённой Рэйндропс.

— Пойдёмте, — сказала пегаске Звёздочка, брезгливо глянув на уснувшего начальника.

Они вышли из кабинета, и Рэйндропс заметила, что народу в приёмной прибавилось. Теперь сидячих мест на всех ожидающих не хватало, и некоторые из них были вынуждены стоять, сжимая в зубах папки с документами. Пони просительно смотрели на помощницу уполномоченного и даже тянули к ней копыта.

— Не принимает! — холодно сказала Звёздочка, и пони сразу отпрянули от неё, опустили копыта и головы, будто увянув, как уже отжившие цветы.

Рэйндропс отвернулась. В развернувшейся здесь сцене было что-то невыносимо унизительное, причём не только для собравшихся в приёмной просителей, но и как будто бы для всех пони вообще. По крайней мере, именно это почувствовала пегаска.

Они спустились на лифте обратно на второй этаж и, пройдя каким-то окольным путём, оказались внутри Распредбюро, не в заполненном толпой коридоре, а по другую сторону окошка. Звёздочка перекинулась парой слов с работающими здесь пони, и толстая красная кобыла с высокой причёской сделала отметку в справке, а затем отсчитала Рэйндропс пятьдесят жетонов. Жетоны оказались квадратными кусочками светло-коричневой зернистой бумаги, похожей на тонкий картон. На одной из сторон каждого квадратика синей краской было напечатано:

«Жетон ГС
1 ст. ед.
07 мес. 111 г.»

— Я их как-то по-другому представляла, — сказала Рэйндропс, растерянно глядя на выданные ей бумажки. — Думала, они больше похожи на наши монеты…

— Ишь ты, монеты ей подавай! — возмутилась одна из сотрудниц Распредбюро.

— Монеты — это пережиток буржуазного прошлого! — подхватила другая, серая кобыла в очках с толстыми линзами.

— Эт чо, каждый месяц монеты чеканить?! Матерьяла не напасёсси! — крикнула третья, самая матёрая и горластая из всех.

— Ещё чего! Бумаги-то и то дефицит! — вставила четвёртая. — А она — монеты!

— Ты бы лучше молчала, про дефицит-то!

— А я что, а я ничего!

— Вот тебе и ничего!

Возмущение волной распространилось по всему здешнему коллективу, как пожар по лесу в сухую погоду. Рэйндропс спрятала справку с отметкой за пазуху, наспех рассовала по карманам плаща жетоны и, медленно пятясь, ретировалась из Распредбюро, а пони, казалось, и не заметили её ухода, галдя и переругиваясь между собой. Едва оказавшись вне поля их зрения, пегаска бросилась прочь, прочь от духоты тесных коридоров, прочь из Дома Управления, вниз по лестнице, через вестибюль, скорее, скорее на свежий воздух…