FO:E: Пустая душа.

История о пони, пытающегося раскрыть тайны огромного, мёртвого города.

ОС - пони

Погоня за радужной тенью II. Надежда

На войне часто становятся мудрее. Большинство, правда, не доживает до того момента, когда сможет поделиться этой мудростью с другими.

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Другие пони ОС - пони

Элементы Гармонии

Ваншот без проды. Кроссовер. Не имеющим понятия о том, кто такой Гарри Дрезден, читать не рекомендуется - слишком многое будет непонятно.

Рэйнбоу Дэш Твайлайт Спаркл Рэрити Человеки

For Her

Насколько сильна сестринская любовь? На что пойдет одна, чтобы вернуть другую?Оригинальное предисловие автора: "Мне хотелось бы сказать две вещи в качестве предисловия. Сначала наше обычное: My Little Pony: Friendship is Magic принадлежит Hasbro, Лорен Фауст и т.д. Они все - замечательные люди, подарившие нам наше маленькое, любимое шоу. И во-вторых, я хочу отдать должное: идея этой истории пришла ко мне во время просмотра и прослушивания фанатской музыки, рисунков и, соответственно, PMV с и тем и тем, и за сим хотелось бы особенно поблагодарить thetrueawesemokenzie за его видео Celestia's Remorse; recycletiger с Deviantart за рисунок Lunatic; johnjoseco (прим. переводчика - да-да, Молестия) с Deviantart за ВСЕ картинки, связанные с пони, но в главную очередь за After The Banishment; и, наконец, Egophiliac за PMV “When She Loved Me” про Селестию и Луну. Без этих фанатов, нижеприложенное небольшое произведение никогда бы не увидело свет. Так что спасибо им. А что касаемо вас остальных, читатели - я надеюсь, вам понравится."

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Принцесса Луна Другие пони Найтмэр Мун

За краем света - Бесконечность

Спустившись в свой погреб, Флаттершай никак не ожидала, как изменится её жизнь и жизнь всего мира, когда она нашла странную металлическую дверь.

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек

Сказка об очаге

Рассказ о первом Дне горящего очага.

Другие пони

DOOM - Эквестрия. Том 1: Железный коготь

Фанфик основывается на совмещении сюжетов Doom 2:hell on earth и Doom 3. Основное действие разворачивается через 11 лет после событий первой серии мультфильма. Сержант химической разведки Айрон "Коготь" Лоуген служит под командованием Генерал-Нагибатора Рейнбоу Деш. Все начинается в не самый лучший из дней его жизни. Неизвестная цивилизация чудовищ врывается в измерение Эквестрии. Отчасти вторжение вызвано экспериментами корпорации ОАК, но не все так просто, как кажется...

Рэйнбоу Дэш Твайлайт Спаркл ОС - пони

Изгой

Рассказ о ужасной судьбе, постигнувшей одного пони, самого обычного пони, оказавшегося не в том месте и не в то время.

ОС - пони

Противостояние:Альтернативный пролог

Когда в некоторой спешке и нервном напряжении(про пони писать я пробовал впервые) писались первые строчки "Противостояния", в голове было несколько вариантов начала. Этот - один из них. Быть может, он больше вписывается во вселенную основного фанфика. Но может быть, что и нет - судить не мне.

Полуночная пони

Почти что понификация Джона Войта и Дастина Хофмана.

Другие пони

Автор рисунка: Siansaar

Внутренний Город

V. Переселение

— Значит, вы с товарищем Незабудкой знакомы не были? — спросил следователь, взяв в копыта фотографию голубовато-серой кобылки.

— Я же вам объясняю, что вообще никогда с ней не встречалась, — сказала Рэйндропс, заметно нервничая. — Я только вчера приехала в ваш город.

Пегаска, которая в Понивилле даже ни разу в полицейском участке не была, до сих пор не понимала, что случилось и зачем её столь спешно сюда доставили. Со стены кабинета на неё строго смотрел жеребец с остроконечной бородкой, и этот прекрасно изображённый художником пронизывающий взгляд только добавлял нервозности. Помещение, в котором пони находилась наедине со следователем, было подчёркнуто функциональным, серым и невзрачным, единственным украшением тут, пожалуй, был тот самый портрет бородатого жеребца.

Сам следователь был земным пони стального цвета и неопределённого возраста. Его малоподвижное лицо казалось одеревеневшим, на нём словно бы навсегда застыло мрачно-скучающее выражение, вобравшее в себя всю гнетущую серость стен кабинета и всего окружающего сталлионградского мира. Одет жеребец был в штатский и, опять же, серый костюм. Рэйндропс вдруг подумала, что ему, должно быть, как и Огурчику, пришлось записываться в очередь и долго ждать, чтобы получить этот костюм. Или нет. Возможно, следователи получают одежду каким-то другим способом.

Жеребец, покрутив перед собой фотографией кобылки, наконец оставил снимок в покое, и его взгляд обратился к другим документам, находившимся в раскрытой перед ним папке.

— Да-да, — сказал он, зарывшись в бумаги, — из материалов дела следует, что лично вы контактировали только с горничной, товарищем Подушечкой, и уже она передала Незабудке ваши слова. — Жеребец замолчал и слегка подвигал головой, склоняя её то один, то на другой бок.

— Так вы можете сказать мне, что случилось? — спросила Рэйндропс.

— Случилось дело общегородской важности, — сухо ответил следователь.

— Общегородской важности? И это всё из-за какого-то пирога?

— Вопросы здесь задаю я, — сказал жеребец, метнув в пегаску недобрый взгляд. — Так вот, продолжим. В своих показаниях Подушечка утверждает, что предупреждала вас о том, что Незабудка может сильно расстроиться, если вы откажетесь от пирога. Это так?

— Да, кажется, она меня предупреждала, но… — произнесла Рэйндропс в ответ.

— Вот видите! Значит, вы были предупреждены о возможных последствиях, — сказал обвиняющим тоном следователь. — Вы были предупреждены, и тем не менее отказались от пирога. По какой причине? Разве вы не были голодны?

— Нет, я хотела есть, но этот пирог был совсем горелым.

— То есть наш пролетарский пирог был недостаточно хорош для вас?

— Он был совсем горелым, — повторила пегаска. — Чёрным, обуглившимся, понимаете?

Следователь кивнул и склонился над столом, что-то записывая.

— И вы, несмотря на предупреждение товарища Подушечки, всё же решили демонстративно отказаться от данного пирога? — спросил он.

— Почему демонстративно? Я просто отказалась.

— Но вы могли хотя бы из вежливости взять пирог, а уже потом незаметно выбросить его.

— От него был ужасный запах, поэтому я хотела, чтобы она его поскорее унесла, — пояснила Рэйндропс.

— Мда… Ясно, — проговорил следователь.

— Я не хотела никого обидеть, — сказала Рэйндропс. — Если надо, я могу перед ней извиниться, — она кивнула в сторону кобылки на фотографии, — хотя я и не уверена, кто перед кем должен извиняться.

— К сожалению, это не представляется возможным, — произнёс жеребец, тяжело вздохнув. — Сегодня утром товарищ Незабудка была обнаружена мёртвой.

Рэйндропс уставилась на следователя. Тот, в свою очередь, тоже смотрел на неё, очевидно изучая реакцию. Пегаска первой опустила глаза, проиграв эту внезапную игру в гляделки. Когда Рэйндропс только привели в этот кабинет, она уже думала, что её, как приехавшую из Эквестрии, подозревают в шпионаже или в чём-то подобном, но следователь внезапно назвал её свидетелем по важному делу и стал расспрашивать про горелый пирог, от которого она отказалась вчера в гостинице. Сидя на неудобном стуле, пони всё пыталась понять, что за важное дело может быть связано с тем несчастным пирогом. Ответ был неожиданным. Впрочем, любой ответ был бы неожиданным, так как пегаска и не знала, чего ожидать, но этот, помимо всего прочего, был связан со смертью пони. Кстати, как связан?

— Я… Мне жаль, — произнесла Рэйндропс, борясь с пересохшим горлом. — Но при чём здесь я?

— Коллеги погибшей показали, что вечером накануне смерти гражданка Незабудка была очень расстроена вашим отказом попробовать её пирог, — ответил жеребец, пригвоздив пегаску взглядом.

— Расстроена? — спросила Рэйндропс, её голос звучал глухо и неестественно. — Вы же не хотите сказать…

— Следствие должно рассмотреть все версии, даже самые невероятные, в том числе и версию Главлитнадзора.

— Версию чего? — не поняла Рэйндропс.

— Главлитнадзора, — ответил следователь, слегка покусывая нижнюю губу, — мы называем это так. Явление, о котором идёт речь, уже давно изжито вместе с другими позорными атавизмами старого общества, и даже само его название у нас более не употребляется. Когда мы всё же говорим о таких случаях, случаях, когда какой-нибудь пони причиняет себе вред с целью завершить свою жизнь, мы говорим, что этот пони совершил Главлитнадзор. По названию ведомства, которое призвано защитить нас от опасной и недостоверной информации. Надеюсь, я понятно объяснил.

— Я правильно поняла, что эта пони совершила само… — начала Рэйндропс, но следователь её тут же прервал:

— О, я вижу, что вы меня поняли. Раз мы друг друга понимаем, давайте будем говорить, что товарищ Незабудка совершила Главлитнадзор. Вернее, предположительно совершила Главлитнадзор, это всего лишь одна из возможных версий случившегося. Поэтому, собственно говоря, мы вас и вызвали. Подчеркну, пока в качестве свидетеля. Вы та пони, чей поступок явным образом расстроил погибшую прямо перед её кончиной.

— Но послушайте, из-за пирога?! Это же какой-то абсурд! — воскликнула пегаска. — Разве может пони сделать такое только из-за того, что кто-то отказался от какого-то пирога?

— Полагаю, что нет, не может, — ответил следователь, вздохнув. — Более того, я повторюсь, у нас в Сталлионграде такого просто не бывает. Если вы откроете статистический справочник Горстата, то даже соответствующей графы там не найдёте. Да что там графы, как вы уже поняли, даже само слово совершенно вышло из оборота! Это явление, как я уже говорил, у нас совершенно изжито. Но тем не менее мы рассматриваем все версии, даже самые невероятные. И тот факт, что накануне смерти товарищ Незабудка была чем-то расстроена, от нас, естественно, не ускользнул, тем более что в данном случае имело место иностранное влияние в вашем лице. А раз имеется иностранное буржуазное влияние, то данная версия уже не кажется столь невероятной.

— Что вы имеете в виду?

Следователь не удостоил Рэйндропс ответа, а лишь продолжил, обратившись к своим бумагам:

— Коллеги характеризуют Незабудку как жизнерадостную, честную и трудолюбивую пони. Активист Молодёжного союза, всегда в первых рядах… Принимала активное участие в помощи угнетённым пони, неоднократно участвовала в сборе и отправке гуманитарных грузов в Эквестрию. Из показаний же товарища Подушечки следует, что вы отрицали наличие голода в селестианской Эквестрии, тем самым поставив под сомнение важность и полезность деятельности товарища Незабудки.

— Вы что, меня в чём-то обвиняете? — испугалась Рэйндропс. — Я её даже в глаза не видела!

— Вы сюда вызваны как свидетель, — сухо напомнил следователь.

Пегаска недоверчиво посмотрела на него. Жеребец вздохнул, откинулся на спинку кресла и произнёс:

— Я лишь пытаюсь установить истину. Так вы признаёте, что в разговоре с товарищем Подушечкой отрицали существование голода в Эквестрии?

— Я ничего не признаю, — ответила Рэйндропс, решившая на всякий случай всё отрицать. Всё, кроме существования голода, конечно.

— Поймите, — сказал следователь, снова тяжело вздохнув, — мне нет дела до вашей неблагонадёжности, это даже вне моей компетенции, я не из Горбезопасности, я лишь расследую смерть гражданки Незабудки. Молодая, красивая пони, только начинавшая жить, — он покачал головой, скосив глаза в сторону фотографии кобылки. — Наше общество вложило столько сил и средств в воспитание своего нового члена, и вдруг такое… Мы обязательно должны установить причины.

Пегаска посмотрела на жеребца исподлобья.

— Даже если я и сказала что-то не то, я сказала это горничной, а не этой Незабудке, — проговорила она.

— Ага! — обрадовался следователь. — Значит, вы всё же сказали что-то, как вы выразились, «не то». Что-то насчёт того, что в зоне селестианской оккупации нет гуманитарной катастрофы и все самоотверженные труды товарища Незабудки по сбору помощи для нуждающихся были никому не нужны! Все её молодые силы были потрачены напрасно! Так?

— Нет, не так! — ответила Рэйндропс, пытаясь сохранять остатки самообладания. — Я ничего такого не говорила и не имела в виду!

— Значит, во время разговора с товарищем Подушечкой ансталлионградских высказываний, которые могли бы поставить под сомнение важность деятельности товарища Незабудки, с вашей стороны не было? Я правильно понял?

— Да.

— Хорошо, так и запишем, — сказал следователь, вновь склонившись над бумагами.

Рэйндропс ожидала, что жеребец будет допытываться дальше, но тот вдруг неожиданно легко принял тот ответ, который она дала. Строго говоря, ответ был не совсем правдив, ведь пегаска действительно тогда сказала, что голода в Эквестрии нет. Тогда это казалось чем-то совершенно невинным, но то, как следователь теперь всё обрисовал, отбило всякое желание признаваться в чём-то подобном. Сидящий напротив жеребец может сколько угодно говорить, что он не из Горбезопасности и ему неблагонадёжность Рэйндропс не интересна, но это легко может оказаться всего лишь уловкой.

— В любом случае я говорила с горничной, а не с этой Незабудкой, — произнесла Рэйндропс. — Я не имею никакого отношения к тому, что случилось.

— Ну это только вам так кажется, — возразил следователь. — Пусть вы не виделись с товарищем Незабудкой лично, но вы разговаривали с горничной, а она передала ваши слова Незабудке, так что вы всё равно имели общение с данной пони, пусть и через посредника. В таких делах не всегда нужен непосредственный контакт, можно, например, действовать через переписку или, как в вашем случае, через посредника. Если у вас есть талант к писательству, можно даже написать целую книгу, которая будет влиять на умы множества пони. Вы слышали о «Страданиях юного Вектора»? Нет? И хорошо, что не слышали. Ужасно пагубная буржуазная литература.

Жеребец непродолжительное время помолчал, прежде чем задать новый вопрос:

— Итак, вы утверждаете, что в разговоре с товарищем Подушечкой не допускали ансталлионградских высказываний. А о чём конкретно вы говорили, можете вспомнить?

— Да, в общем-то, ни о чем, — сказала Рэйндропс. — Она предложила мне пирог, а я отказалась, потому что он был горелый.

— И тогда она предупредила вас о том, что товарищ Незабудка может сильно расстроиться из-за вашего отказа?

— Да, но я и подумать не могла, что всё закончится вот так! Если бы я только знала, то я бы съела этот проклятый пирог. Как-нибудь… Не знаю как, но съела бы.

— Ясно, — сказал следователь. — Она вас предупредила, но вы не придали этому значения. Что было потом?

— Потом она ушла. Даже не попрощалась, насколько я помню. Забрала свою тележку с пирогом и ушла.

— И это всё?

— Да, это всё.

— Что ж, отлично, — сказал следователь, — больше у меня вопросов к вам нет.

Он взял в копыта бумагу, которую исписал за время их беседы, и, протянув её Рэйндропс, произнёс:

— Это протокол вашего допроса, распишитесь. Напишите вот здесь, внизу, «с моих слов записано верно и мною прочитано», поставьте подпись и можете быть свободны.

Рэйндропс недоверчиво взяла бумагу и пробежала её глазами. Никакого подвоха заметно не было, следователь зафиксировал её ответы довольно точно, и теперь со скучающим видом ждал, пока она распишется. Рэйндропс, которой не терпелось вырваться из этого серого кабинета, вздохнула, пододвинула к себе бумагу и взяла перо.

— Ещё кое-что, — сказал следователь, когда пони написала, что требовалось, и уже собралась встать с неудобного стула. — Поскольку дело касается возможного случая совершения Главлитнадзора, то вам придётся дать подсписку о неразглашении данных следствия, так как информация о такого рода происшествиях в нашем городе является закрытой. Официально смерть Товарища Незабудки будет считаться несчастным случаем, если, конечно, не будет установлен факт убийства.

Жеребец достал из ящика стола небольшой листок бумаги, на котором уже было напечатано обязательство «не разглашать данные предварительного расследования», заполнил несколько пустых полей и протянул документ Рэйндропс.

— Вот здесь, пожалуйста, — произнёс следователь, указывая кончиком копыта на место для подписи.

— Что ж, теперь можете идти, — сказал он, когда пони поставила свою закорючку. — Если понадобится, мы вас вызовем.

Рэйндропс поспешила на первый этаж, чуть не запутавшись в затёкших от неудобного стула ногах и не свалившись с лестницы. Уже на выходе из отделения Горзащиты она вспомнила, что не знает, как ей добраться до гостиницы. Из музея её везли в закрытой карете с маленькими окошками и довольно быстро, так что теперь пегаска совершенно не понимала, в какой части города она находится. Она поискала глазами Огурчика, но на этот раз зелёного жеребца нигде не было, ни в здании, ни у крыльца. Наверное, он ушёл домой сразу после экскурсии. Рэйндропс вернулась внутрь и подошла к дежурному горзащитнику, который сидел за прозрачной перегородкой, обложившись со всех сторон телефонами.

— Простите… — начала пегаска, обращаясь к нему.

— Пишите заявление! — гаркнул тот, протянув ей через окошечко в перегородке какой-то бланк.

— Зачем? — удивлённо отшатнулась пони.

— Как зачем?! — рявкнул дежурный. — Если совершено преступление, то следует писать заявление!

— А что, совершено какое-то преступление? — испугалась Рэйндропс.

Горзащитник ненавидяще посмотрел на пегаску через свою перегородку. Его глаза были с красными прожилками, словно он провёл без сна не одну ночь.

— Если преступление ещё не совершено, так чего вы от меня хотите? — спросил он со злобным недоумением. — Когда вас ограбят или убьют, тогда и приходите!

— Я хотела спросить дорогу… — пролепетала пегаска.

— Тут вам не справочная! — отрезал дежурный и отвернулся. Разговаривать дальше с ним было бесполезно.

Рэйндропс снова вышла на улицу и стала глазами искать прохожих, у которых можно было бы узнать дорогу до гостиницы. Одинокий серый жеребец в очках и с бородой обнаружился не сразу, он стоял в тени и, казалось, старался быть как можно менее заметным.

— Сэр!.. То есть товарищ! — обратилась к нему пегаска. — Можно узнать, как…

Но жеребец не собирался отвечать на вопросы. Вместо этого он попятился в какой-то переулок.

— Эй! Куда вы? — удивилась жёлтая кобыла. Она последовала за беглецом, но тот проворно скрылся в затенённом почти до темноты переулке.

Не желая заблудиться, Рэйндропс вернулась на площадь, на которой находилось здание Горзащиты. Кроме самой пегаски скрывшийся жеребец был здесь единственным пони. Вокруг было пустынно, будто Управление Горзащиты отпугивало всё живое мертвенной серостью своих стен. От площади в разные стороны отходили улицы, и Рэйндропс решила двинуться на наиболее широкой из них в надежде, что она приведёт в какое-нибудь более многопонное место, где можно будет спросить дорогу. И действительно, вскоре ей стали попадаться прохожие, один из которых даже был настолько любезен, что согласился указать ей путь.

— Вам надо идти вот так, а потом повернуть налево… — очень серьёзно объяснял крупный угольно-чёрный жеребец, показывая направление движениями копыт.

Внешний вид этого земнопони был довольно суровым, из-за чего Рэйндропс даже не сразу решилась к нему обратиться. Но, удивительное дело, именно он оказался достаточно дружелюбным, чтобы помочь незнакомке. Как и все жители города, жеребец не улыбался, более того, улыбка ему, скорее всего, даже и не пошла бы. Но его объяснения очень помогли Рэйндропс, и она подумала, что он, наверное, добрый пони, несмотря на несколько мрачный вид. Всё оказалось не так уж сложно, как это можно было представить: сначала пройти по широкой улице три квартала, потом повернуть налево и пройти по короткой изогнутой улочке до того места, где эта улочка разветвляется, и тогда…

«Что тогда?.. — испугалась пегаска. — А, вспомнила, направо. Фух!»

Рэйндропс приходилось быть внимательной, выискивая ориентиры, о которых ей рассказал суровый жеребец. Это помогало отвлечься от ненужных мыслей, например от мыслей о погибшей кобылке.

Наконец, Рэйндропс добралась до мест, которые были ей знакомы. Ну, более знакомы, чем все остальные в этом чужом городе. Перед ней возвышалось серое здание вокзала. Именно отсюда началось её погружение в этот другой мир, непохожий на остальную Эквестрию. Сталлионград действительно ощущался как некая параллельная реальность, лишь слабо пересекающаяся с привычным планом бытия.

Когда Рэйндропс увидела здание вокзала, её потянуло внутрь. Уехать отсюда, скорее! После допроса в следственном отделе Горзащиты Рэйндропс окончательно поняла, что ничего добиться ей здесь, скорее всего, не удастся. Она была далека от того, чтобы сдаться, но трезво оценивала свои шансы, которые, похоже, были исчезающе малы, ведь пегаска не только не приближалась к разгадке тайны писем своей тётушки, но и сама всё глубже увязала в трясине непонятной местной жизни, помимо всякого своего желания впутываясь в разные неприятные дела.

Своей вины в гибели той пони Рэйндропс не чувствовала. Ну или почти не чувствовала. Всё это, конечно, было ужасно скверно и неприятно, но ведь сама пегаска не сделала ничего плохого. Ничего такого, чего не сделала бы любая другая пони из Эквестрии, попавшая на её место. Это была, очевидно, какая-то совершенно неуклюжая и нелепая попытка связать Рэйндропс с тем, к чему она не имеет никакого отношения. Она всего лишь сказала: «Я не буду есть этот горелый пирог». И всё! Разве любая пони, которой дорог её желудок, не поступила бы так же? Разве можно представить кого-нибудь, кто бы давился горелым пирогом, всерьёз полагая, что спасает кому-то жизнь? Это было бы самое нелепое предотвращение самоу… (ой, простите, «Главлитнадзора») в истории. Реакция пегаски же была абсолютно естественной и нормальной: принесли негодный пирог — она отказывается его есть, да она даже не кричала на всю гостиницу, не топала ногами, как поступили бы некоторые несдержанные пони на её месте! И тем не менее эта естественная со всех сторон реакция привела к столь неожиданному результату. Рэйндропс словно бы была опутана липкой паутиной и при каждом своём движении дёргала за незримые нити, приводя в действие тайные механизмы этого города. Впрочем, даже сам следователь не был уверен, действительно ли эта Незабудка «совершила Главлитнадзор» и из-за чего вообще случилась вся эта история. Но её, Рэйндропс, всё же вызвали на допрос. Кто знает, что там сейчас затевается, в недрах местной бюрократической машины.

Нет, похоже, тётушке Шифти здесь ничем помочь нельзя. Да что там, вполне возможно, что совсем скоро Рэйндропс не сможет помочь уже и себе, окончательно увязнув в сплетённых для неё ловушках. Нужно как можно скорее ехать обратно в Эквестрию, там можно будет сделать гораздо больше. Добиться аудиенции у принцессы Селестии, например. Рэйндропс была уверена, что принцесса выслушает её, ведь она часто принимает пони, вернувшихся из путешествий, чтобы быть в курсе событий в отдалённых уголках обитаемого мира. Селестия заботится о своих маленьких пони, она поможет разобраться, что происходит в этом городе, что случилось с тётушкой Шифти. Сыщики проверят подлинность писем тётушки «из Сталлионграда» и, может быть, даже смогут отследить, откуда они в действительности были присланы. Можно допросить друзей Шифти Клаудс, поспрашивать про неё в её родной Филлидельфии, если она не найдётся, можно объявить её во всеэквестрийский розыск, в конце концов. Да мало ли чего ещё можно сделать! Даже если тётя действительно в Сталлионграде, Селестия может потребовать официальных объяснений от местных властей, и это уже будет совсем не то, что жалкие барахтанья одной маленькой жёлтой пегаски в здешней бюрократической паутине.

Нет, Рэйндропс не была готова сесть в поезд до Кантерлота немедленно, нужно было хотя бы зайти за вещами в гостиницу, но она всё равно открыла дверь и вошла внутрь вокзала: необходимо было разведать путь вероятного (весьма вероятного) отступления. Внутри здания всё осталось так же, как и вчера: заполненный гулкой пустотой зал ожидания, неработающие кассы, даже старик с лохматой собакой был на своём месте.

«Он каждый день тут сидит. Надеется уехать. Нет, ну вы слышали? Надеется уехать! Уехать из Сталлионграда! Вот умора-то!» — вспомнила пегаска слова Огурчика. Пони вздрогнула: идея о том, что из Сталлионграда можно уехать, была для Огурчика просто смехотворной. Неужели отсюда уехать действительно нельзя? Но ведь тут есть и вокзал, и кассы, и, если верить расписанию, регулярное пассажирское сообщение с остальной Эквестрией! Неужели всё это всего лишь для вида?

Рэйндропс подошла к кассам. Их было четыре — маленькие, частично зарешеченные окошки в тонкой некапитальной стене или, лучше сказать, перегородке, даже не доходившей до высокого потолка. Все окошки располагались так низко, что если бы кто-то обычного роста покупал билет, ему бы пришлось склониться перед Его Величеством Кассиром. На стене над крайним окошком висело лаконичное объявление: «Билетов нет!», а внутри предназначенного для кассиров помещения царили тишина и полумрак. И пыль! Заглянув в окошечко, Рэйндропс увидела, что всё там покрыто толстенным слоем пыли, словно туда годами никто не заходил. Кассы не просто не работали, они, должно быть, не работали с тех самых пор, как вокзал был построен, потому что внутри пегаска в полумраке разглядела кучи какого-то хлама, которые приняла за строительный мусор.

Рэйндропс пошатнулась, едва удерживаясь на ставших ватными ногах. «Наверное, билет можно купить где-нибудь в другом месте», — попыталась она успокоить себя.

Пони побрела в зал ожидания, к сиротливо-пустым рядам скамеек, где был лишь один старик с собакой. При приближении чужой для неё жёлтой кобылы собака немного привстала и зло, но сдержанно и негромко, зарычала.

— Тише, тише, — сиплым голосом успокаивал её старик.

— Простите, — начала Рейндропс, не решившись подойти совсем близко из-за собаки. — Вы…

Она вдруг остановилась, задумавшись, потому что поняла, что ещё не знает, о чём она будет спрашивать этого пожилого жеребца и зачем ей вообще понадобилось о чём-то его спрашивать. Но он был здесь один, и если она хотела о чём-то кого-то спросить, то других вариантов у неё не было.

— Ась? — отозвался старик, ничего не расслышав.

— Я… я хотела спросить, вы ведь ждёте, когда начнут продавать билеты, так? — произнесла Рэйндропс громче.

— А, да-да, жду, — закивал старый пони, заметно оживившись. — А вы, стало быть, тоже хотите уехать?

— Да, — ответила пегаска, — я хотела бы купить билет. А давно вы ждёте?

— Да вот, сегодня с самого утра, — вздохнул старик.

— Сегодня с самого утра? А раньше? Я, кажется, видела вас здесь вчера.

— Нет, — потряс головой старик, почему-то начиная выглядеть обиженным. — Я решил уехать сегодня утром. До этого я верой и правдой, как говорится, а сегодня вот решил, что хватит с меня, уеду.

— Понятно, — сказала Рэйндропс.

Всё действительно было понятно, и пегаска ощутила отвращение, но не к старику, а к Огурчику, смеявшемуся над больным старым пони, который не помнил вчерашнего дня и каждый день приходил на вокзал в первый раз.

Рэйндропс огляделась. Кроме старика с собакой здесь не было ни души, да и тот уже словно бы забыл о пегаске (а может, действительно забыл, как только она вышла из его поля зрения). Рэйндропс уже хотела выйти обратно на улицу, но взгляд её наткнулся на устье узкого коридорчика, который, как она помнила, вёл к кабинету горзащитников. Там ей надели скобы на крылья, и где-то там, наверное, должен быть ключ от этих оков, если, конечно, его не унесли куда-нибудь ещё.

Пони вошла в коридор и за его поворотом нашла знакомый кабинет. Дверь была открыта: видимо, в помещении без окон было душно, несмотря на два закрытых решётками вентиляционных отверстия. Внутри сидел крупный жеребец в форме Горзащиты, второе место, где должен был отсиживать круп его напарник, пустовало.

— Вы по какому вопросу, товарищ? — спросил горзащитник, поднимая взгляд на вошедшую пони.

Этого жеребца Рэйндропс видела впервые. Неудивительно, ведь пони из Горбезопасности говорили, что арестовали тех двоих, что были здесь вчера.

— Товарищ? — нетерпеливо повторил горзащитник.

— Я… я приехала в ваш город вчера, — начала Рэйндропс, — и мне надели на крылья эти штуки, — она повернулась боком и откинула плащ, чтобы жеребец увидел скованное металлом крыло. — Мне сказали, что их снимут, когда я решу уехать… Так вот, я решила уехать.

— Так это вы, — помрачнел жеребец. — Уже уезжаете, значит?

— Да, — ответила по возможности твёрдо пегаска. — Так вы снимите эти штуки?

— Конечно. Предъявите только билет на поезд до любого эквестрийского города, и сниму, — сказал горзащитник.

— Я как раз хотела у вас спросить, где я могу купить билет. У вас не работают кассы.

— Это не моё дело, — сухо ответил пони. — Я из горзащиты и к кассам никакого отношения не имею.

— Но кассы не работают, и я подумала…

— Повторяю, это не моё дело, — отрезал горзащитник.

— А есть здесь кто-то, к кому я могла бы обратиться? — задала новый вопрос Рэйндропс. — Может быть, начальник вокзала?

— Товарища Буфера нет на месте, — ответил Горзащитник. — И вообще, сегодня здесь кроме меня никого нет.

— А в другие дни?

— И в другие дни так же. Но по штату нас, горзащитников, здесь должно быть двое. Мы сегодня ночью лишились двух наших сотрудников, — жеребец злобно посмотрел на пегаску.

— Но когда-то же начальник вокзала будет на месте? — не сдавалась Рэйндропс.

— Когда-то будет, но билеты он не продаёт, — ответил горзащитник, — так что вам он ничем не поможет.

— Но где же мне купить билет?

— Это не моё дело. Здесь, гражданка, вам не справочная, я вообще не обязан на ваши вопросы отвечать.

— Не обязаны, но вы могли бы…

— Нет, не могу, — прервал пегаску горзащитник.

— Но…

— Я здесь охраняю порядок. У вас вопросы по охране порядка есть?

— Нет, но…

— Ну вот и отлично, вы можете быть свободны.

Добиться чего-нибудь путного от него так и получилось, и Рэйндропс покинула вокзал. На улице уже вечерело. Беседа с уполномоченным, поход в музей и допрос заняли почти весь день. Короткий путь до гостиницы Рэйндропс прошла в печальной задумчивости.

«Может быть, и тётушка Шифти так же зачем-то приехала в этот город, а потом просто не смогла уехать», — думала она.

Теперь ей стало понятно, почему в поезде никто не ехал в Сталлионград, а кассир, продавая ей билет, так странно на неё посмотрел, и даже переспросил, действительно ли она хочет купить билет в один конец. Если бы у Рэйндропс был обратный билет… Но его не было! Пегаска не знала точно, насколько серьёзна болезнь тётушки и сколько придётся здесь пробыть, и поэтому не стала его покупать. Билетов нет, крыльев нет. Что же теперь остаётся? Бежать из города на своих копытах? Это ведь Внутренний Город огорожен каменной стеной, а Внешний Город — нет, отсюда можно просто уйти. Наверное. Ей хотелось на это надеяться. А ещё на то, что в Эквестрии найдётся какой-нибудь умелец, который сможет снять с крыльев скобы, пока не станет слишком поздно. Но возможно, стена вокруг города и не нужна: путешествие займёт много дней, а места в этой части Эквестрии дикие, и если здесь водятся крупные хищники…

Когда Рэйндропс вошла в гостиничный вестибюль, она увидела, что у стойки регистрации стоит чемодан, как две капли воды похожий на её собственный. А рядом были сумки…

— Наконец-то вы явились! — проворчала кобыла за стойкой, сердито выглянув из-под бровей. — Сдавайте ключ, забирайте свои вещи и можете идти!

— Куда идти? — опешила пегаска. На мгновение ей показалось, что кобыла каким-то образом прочитала её мысли о побеге из Сталлионграда.

— Понятия не имею, но из гостиницы вас выселили, — ответила сердитая пони.

— Но почему?

— Ах, вы ещё и спрашиваете? — воскликнула кобыла, воздев передние копыта к потолку. — Номер предназначен для бухгалтера, а вы, как выяснилось, самозванка!

— Но я…

— И это уже не говоря о том, что из-за вас погибла сотрудница нашего предпита!

— Я не…

— Убийца! Уходите, и чтоб копыта вашего здесь больше не было! — зло произнесла кобыла и отвернулась.

В носу у Рэйндропс предательски защипало. Кажется, события этого дня, нагромоздившиеся одно на другое, наконец стали слишком тяжелы для неё.

— Но… куда я пойду? — пегаска посмотрела на свой чемодан сквозь выступившую на глазах влагу.

— Ну, пореви мне ещё тут! — рявкнула кобыла. — Крендель! А ну выведи её! И ключ забери!

Охранник, до этого тихо сидевший на своём месте, отложил газету, поднялся и подошёл к вещам Рэйндропс.

— Пойдёмте, пойдёмте, — почти мягко говорил он, взваливая на себя чемодан и сумки. — И ключи от номера, пожалуйста.

— «Пожалуйста», — скривилась кобыла. — Её под суд отдавать надо, а он тут ещё с ней цацкается!

Ничего не ответив злой кобыле, жеребец понёс вещи к выходу, а Рэйндропс, всхлипывая, послушно поплелась за ним. Они оказались на крыльце, двери захлопнулись, отделяя пегаску от казённого гостиничного уюта. Охранник кашлянул, смотря себе под ноги. Он осторожно опустил поклажу на крыльцо и, неуверенно оглядываясь, заговорил:

— Вы это… идите в Соцбюро. Там вам должны комнату дать или что-то. Это рядом, вон, в Доме Управления на третьем этаже. Сейчас уже вечер, там закрыто, но вы завтра утром приходите. А переночевать попробуйте на вокзале.

— Спасибо вам… — сказала Рэйндропс, попытавшись улыбнуться сквозь слёзы.

— Да не за что, — произнёс жеребец и протянул копыто. — Ключи от номера.

Пегаска стала рассеянно рыться в карманах. Получив, наконец, брелок с номером «312», жеребец кивнул и скрылся в дверях гостиницы. Когда двери уже закрывались, из вестибюля донёсся сердитый голос кобылы:

— Ну чё ты там как этот-то?! Ключи-то хоть забрал?

Стоя на крыльце, Рэйндропс глубоко дышала, успокаивая себя. Она пошарила по карманам, но платка не нашлось, вместо него копыто нащупало что-то твёрдое. Вытерев слёзы рукавом плаща, пони вытащила карманные часы, подарок тётушки Шифти, сделанный где-то года четыре назад. Стрелки показывали восемь часов вечера, до ночи ещё далеко, да и сама ночь обещает быть длинной. Но не это сейчас привлекло внимание пегаски. На часах была надпись: «Сделано в Сталлионграде». Раньше эта надпись казалась вполне невинной и непримечательной, ничем не хуже и не лучше, например, надписи «Сделано в Филлидельфии», но сейчас… Неужели тётя была как-то связана с этим городом ещё тогда? Впрочем, это могло быть простым совпадением: Сталлионград — это промышленный центр, он поставляет товары в Эквестрию, в том числе и часы. Эти часы не давали ответов на вопросы, они лишь показывали время. Рэйндропс вздохнула и поплелась к вокзалу.

В дверях Рэйндропс встретила уже знакомого старика.

— Сегодня так и не открылись… кассы… — задумчиво прокряхтел он, придерживая пса рядом с собой, когда проходил мимо пегаски.

Рэйндропс вежливо кивнула, хотя и не была уверена, что старый пони обращается к ней, а не просто констатирует факт для себя. Пегаска прошла внутрь и села на скамью в зале ожидания. Из окна открывался вид на пустой окутанный обычной для Сталлионграда дымкой перрон. Мимо платформы проехал не останавливаясь поезд. Зачем пассажирскому составу останавливаться, если на вокзале нет пассажиров с билетами?

Рэйндропс шмыгнула носом. Она здесь застряла. И осталась без крыши над головой. И влипла в какую-то странную историю с этим проклятым «Главлитнадзором» той пони. И никак, совершенно никак, не продвинулась в поисках тётушки Шифти. Есть от чего всерьёз расстроиться.

Когда дневной свет за окнами потускнел и Рэйндропс уже стала надеяться, что её здесь никто не побеспокоит до самого утра, из своего коридорчика в зал ожидания вышел горзащитник.

— Опять вы? — спросил он раздражённо-усталым голосом. — Что вы здесь делаете? Разве непонятно, что билетов тут нет?

— Меня выселили из гостиницы, — призналась Рэйндропс.

— Если вы не ждёте поезд, то ночевать в зале ожидания не разрешается.

— А может быть, я жду поезд, — ответила пони.

— Стало быть, вы раздобыли билет? Предъявите его, и можете ждать дальше. А если билета нет, ночевать здесь нельзя, даже этот старый дурак со своей псиной на ночь домой уходит.

— И куда же мне идти? — спросила Рэйндропс, поморщившись от оскорбления в адрес пожилого пони. — Если из гостиницы меня выселили? Бродить по улицам? Проситься на ночлег к первому встречному?

— По Уставу города каждый имеет право на жильё, — пожал плечами горзащитник. — Идите в Соцбюро.

— Прямо сейчас? — пегаска посмотрела на окно, за которым сгущались вечерние краски.

Жеребец снова пожал плечами, показывая, что ему всё равно.

— Я, между прочим, гость вашего города, — сказала Рэйндропс оскорблённым тоном. — Вы уверены, что вам ничего не будет, если вы меня сейчас выгоните, а ночью со мной что-нибудь случится?

Похоже, это подействовало. Горзащитник ответил не сразу, с недовольным и задумчивым видом потирая копытом подбородок. Наконец, он вздохнул и сказал:

— Ладно, так уж и быть, идите за мной.

Он повернулся и зашагал к своему коридорчику. Уставшая за день Рэйндропс смогла догнать его только у самых дверей «Транспортного отделения горзащиты». Жеребец прошёл в кабинет и направился к столу с телефонным аппаратом, с которого тут же снял трубку, одновременно прокручивая диск с цифрами.

— Здравия желаю, товарищ дежурный, — сказал горзащитник в трубку после некоторой паузы. — Докладываю с поста номер двенадцать: у меня тут эта приезжая кобыла… Хотела переночевать в зале ожидания… — Телефон что-то зашипел в ответ. — Так точно, она, — подтвердил горзащитник, отвечая на шипение. Видимо, у сталлионградцев существует какой-то особенный слух, позволяющий понимать своего телефонного собеседника, несмотря на помехи. — Есть, товарищ дежурный, буду ждать.

Горзащитник опустил трубку на рычаг и вздохнул, проведя копытом по лбу, будто убирая в сторону гриву, хотя та была коротко подстрижена и мешать ему не могла.

— С кем вы разговаривали? — спросила Рэйндропс.

— С кем следует, — ответил горзащитник. — Вам придётся подождать, пока не решится вопрос с вашим размещением. Вон, присаживайтесь, — он кивнул в сторону стоявшего у стены стула.

Рэйндропс послушно села и окинула взглядом маленькое помещение. В прошлый раз здесь у неё отбирали деньги, надевали скобы на крылья и навязывали товарища Огурчика в качестве сопровождающего «помощника», так что для пегаски эта комнатка стала довольно неприятным местом. Стеллажи с бумагами, два письменных стола, две тумбочки, несколько стульев, серые крашеные стены, два маленьких зарешеченных вентиляционных отверстия вместо окон — вот и весь интерьер. Горзащитник устроился за одним из столов и начал перебирать бумаги, приняв ужасно занятой вид. На другом столе были в беспорядочную кучу свалены папки с документами, несколько покосившихся стопок покоились на полу. Выглядело так, как будто кто-то здесь что-то искал.

«Если он так хочет сделать вид, что работает, то почему бы ему не оторвать свой круп от стула и не прибраться здесь?» — подумала Рэйндропс, глядя на горзащитника. Ещё пару дней назад в аналогичной ситуации она бы попыталась завязать разговор, но теперь ей не хотелось. Не хотелось, судя по его виду, и горзащитнику. Пегаска для него была источником проблем, двоих его товарищей арестовали после её появления. Если бы Рэйндропс не приехала, всё было бы, наверное, по-другому. И эта Незабудка, возможно, была бы жива. И сама Рэйндропс бы здесь не застряла.

Пегаска сначала поглядывала на стрелки карманных часов, но потом бросила это дело и прикрыла глаза. Она почти задремала на своём стуле, когда в кабинет вошёл уже знакомый пегаске жеребец. Высокий и худой бежевый пони пригнул голову, проходя сквозь дверной проём.

— Младший комиссар Горбезопасности Смерч, — отрекомендовался он. Вынув удостоверение, он каким-то образом раскрыл его одним копытом и сначала показал его горзащитнику, а потом сунул под нос Рэйндропс. Это был один из тех двух жеребцов, которые напугали её, явившись к ней в номер на ночь глядя.

Горзащитник, который к тому времени уже устал делать занятой вид и сидел, лениво развалившись на стуле, теперь вскочил и приветствовал вошедшего.

— Мне поручено сопроводить товарища Рэйндропс к её новому временному месту жительства, — сказал Смерч. Он повернулся к пегаске: — Давайте проследуем за мной.

— Я арестована? — испугалась пегаска.

— Нет, вы даже не задержаны, — произнёс Смерч как будто бы с сожалением. — Но поскольку вы у нас особенный гость в нашем городе, вам не стоит ночевать на вокзале. Вам предоставлена комната в общежитии номер тринадцать. Это недалеко отсюда.

— Эм… Спасибо? — ответила Рэйндропс.

— Пойдёмте, — сказал Смерч, разворачиваясь к дверям. Пегаска посмотрела на горзащитника, но тот лишь мотнул головой, чтобы она уходила.

Оставив горзащитника в его комнатке без окон, жеребец и кобыла прошли через помещения вокзала и вышли на улицу, где уже основательно темнело.

— Вы что-нибудь узнали о Шифти Клаудс? — спросила Рэйндропс.

— Пока ничего не могу сказать, но скоро всё выяснится, — ответил бежевый пони. — Ваше дело у нас в числе приоритетных, и я рад сообщить, что оно уже сдвинулось с мёртвой точки.

— А что насчёт письма, которое вы забрали? — спросила пегаска. И тихо добавила: — Без протокола.

— А что насчёт него? — обернулся к Рэйндропс жеребец. Его лицо попало в жёлтый круг света от фонаря, и пони увидела, что оно ничего не выражает.

— Оно у вас?

— У нас документы просто так не теряются. А что изъяли без протокола, так у нас есть определённая свобода в нашей оперативной деятельности.

Они прошли по улице, на которой стоял вокзал, прошли мимо гостиницы, откуда выселили Рэйндропс, и свернули на дорогу, спускающуюся в какую-то низину. Если привокзальная улица была достаточно хорошо освещена, то здесь работающих фонарей было гораздо меньше, путь шёл от одного жёлтого пятна света к другому, между которыми находились гораздо более тёмные «сумеречные зоны». Вместе с нормальным освещением закончилось и сносное дорожное покрытие: то и дело попадались выбоины, из-за которых Рэйндропс едва не переломала ноги. По обеим сторонам высились темнеющие в сумерках здания с немногочисленными освещёнными окнами. Наконец, улица, по которой они шли, упёрлась в здание, в темноте похожее на гигантский мусорный ящик. Смерч поднялся на крыльцо и открыл скрипучую дверь, пропуская пегаску внутрь.

Они вошли в погружённое в полумрак помещение, освещаемое тусклыми лампочками. От него в разные стороны расходились коридоры. В центре за хлипким письменным столом сидела пожилая пони-вахтёрша с пучком на голове и разгадывала газетный кроссворд при свете единственной яркой лампы, подвешенной прямо над крышкой стола.

— Вы к кому? — проскрежетала старушка. Судя по её голосу, они со скрипучей дверью были родственниками.

Смерч показал удостоверение.

— Это товарищ Саншауэр Рэйндропс, — сказал он, кивнув в сторону пегаски. — Она будет жить в двести двадцать пятой комнате. Ключ я ей дам.

— В двести двадцать пятой? — испуганно проскрипела пожилая пони. — Но ведь там эти собираются!

— Это не ваше дело, — ответил Смерч. — Просто знайте, что товарищ Рэйндропс теперь там живёт. И заведующую свою предупредите.

Жеребец повёл пегаску на второй этаж, где был коридор с давно покрашенными и теперь уже основательно облупленными стенами. Деревянный пол под копытами слегка прогибался и скрипел (тоже родственник двери, хотя, судя по слабости скрипа, дальний). По обеим сторонам шли двери комнат разной степени облезлости. До слуха Рэйндропс долетала какая-то ругань, должно быть, в одной из комнат разгорелся семейный скандал, и чем дальше они шли, тем громче становился шум. Внезапно одна из наиболее потрёпанных дверей распахнулась, и оттуда как ошпаренный вылетел грязный жеребец, выкрикивая столь же грязные ругательства. Кобыла с зажатой во рту сковородкой захлопнула за ним дверь.

— Пусти меня, дура! — взревел пони, встав на дыбы и барабаня по закрывшейся двери передними копытами.

Из комнаты раздался металлический стук: вероятно, кобыла выплюнула на пол сковороду.

— Убирайся! — раздался её визгливый голос. — Опять нализался своей соли! Приходи, когда протрезвеешь!

— Пусти!

— Я получила эту комнату! Я здесь хозяйка!

— Я тоже здесь прописан, стерва!

— Гражданин, успокойтесь, — сказал Смерч взбешённому пони.

— А ты ещё кто такой?! — зарычал пьяный жеребец, переведя взгляд налитых кровью глаз на младшего комиссара.

— Горбезопасность, — ответил тот, привычным ловким движением раскрывая удостоверение.

Жеребец снова кинулся к двери.

— Дура, пусти меня, тут Горбезопасность! — закричал он.

— Врёшь! — взвизгнула кобыла.

— Не вру, ты же знаешь, что они тут ошиваются! Из-за этих!

Кобыла приоткрыла дверь, увидела Смерча и, открыв дверь шире, махнула жеребцу копытом, чтобы он заходил.

Рэйндропс со своим провожатым отправилась дальше. Остановились они перед дверью с номером двести двадцать пять. Она была выкрашена в коричневый цвет и, если сравнивать с другими, особенно ничем не выделялась. Смерч вытащил из кармана ключ и открыл, запуская пегаску внутрь.

— Располагайтесь, — сказал он.

Внутри было почти что уютно. Когда Смерч щёлкнул выключателем, Рэйндропс увидела немного выцветшие обои с простеньким рисунком на стенах, два небольших окна с занавесками, шкаф и комод у одной стены, у другой — железную кровать с матрасом, но без подушки и постельного белья. Больше же всего привлекало внимание то, что находилось в центре комнаты. Там стоял длинный стол, составленный, если приглядеться, из трёх небольших. Вокруг него было где-то десять-двенадцать стульев, как будто тут проводились какие-то заседания.

— Здесь кто-то собирается? — спросила Рэйндропс.

— Об этом не беспокойтесь, — ответил младший комиссар. — В ближайшее время вас никто не побеспокоит.

Он прошёл в комнату, оглядывая её. Открыл шкаф и заглянул в комод, удостоверившись, что там пусто, и даже заглянул под стол.

— Мебель не двигать, — сказал жеребец после быстрого осмотра комнаты. — Завтра же с утра бегом в Соцбюро, оформите ваше проживание здесь официально. Соцбюро находится на третьем этаже Дома Управления, кабинет триста один, работает с девяти утра. Постельное бельё получите завтра у заведующей общежитием, её кабинет на первом этаже. На первом этаже общежития, а не Дома Управления, естественно. Пока же… — он посмотрел на голый матрас. — Насчёт соседей не беспокойтесь: они могут пошуметь, но вас не тронут. Комендантского часа у нас сейчас нет, но на улицу в тёмное время суток всё равно лучше не выходить. Туалет и душевые в конце коридора, они общие на весь этаж. Кухня тоже общая, но на пол-этажа, жильцы должны договариваться между собой о порядке её использования. Кроме того, в соседнем доме есть предпит. Всё понятно?

Рэйндропс кивнула и посмотрела в сторону кровати. Даже с голым матрасом и без подушки она для усталой пегаски выглядела очень привлекательно. По крайней мере, более привлекательно, чем жёсткие скамьи в зале ожидания вокзала.

— Вот и отлично, — произнёс Смерч. — Ключ от комнаты я оставляю вам, не теряйте. Если что-нибудь выяснится насчёт Шифти Клаудс, мы вам обязательно сообщим.

Он положил ключ на стол и пошёл к выходу.

— Спокойной ночи, — сказал жеребец, скрываясь в коридоре.

— Ага, и вам того же, — пробормотала Рэйндропс уже закрывшейся двери.