Очередь Луны

Луна всё ещё дуется на Селестию за тысячелетнюю ссылку. И поэтому хочет немножко вкусить мести: изгнать старшую сестру на солнце. И что понадобится Луне для начала? Конечно же спросить разрешения у Селестии.

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Принцесса Луна ОС - пони

Из ее тени

Рэрити была удостоена чести получив специальной VIP-билет на престижное пред-премьерное открытие спектакля "Из ее тени", над костюмами для которого работала ее подруга Коко Поммель.

Рэрити Другие пони

Сквозь тысячелетия: Аликорн ночи

Жили были сёстры-аликорны, старшая и младшая. Младшая завидовала старшей, обратилась в злую Найтмер Мун и старшая изгнала её на луну и бла-бла-бла. Забудьте! В роковую ночь противостояния Селестии и Найтмер Мун всё сложилось иначе. Элементы отделили Найтмер Мун от Луны, даровав ей собственное тело, не разлучив Королевских сестёр на долгие столетия. Какой след оставит одержимая ненавистью, завистью и злобой Найтмер Мун в истории народа пони - это вопрос длинной в тысячелетие.

Принцесса Селестия Принцесса Луна ОС - пони Найтмэр Мун Кризалис

Поколение Хе. Про Зебрику. Часть третья

Как же смотрят подданные на деяния царственной четы? То есть те подданные, которым дозволено что-то знать и понимать.

Луна и крабы

Ну, собственно... как принцесса Луна носила крабов, и что потом было. :)

Принцесса Луна Другие пони

За горизонтом

Там, далеко за горизонтом ожидает новый мир. Неизведанный и таинственный. Мир в котором важно не только найти голубую жемчужину, но и не менее важно её уберечь.

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Принцесса Луна Человеки

Прогулка в лесу

Вечнозеленый лес, более древний, чем сама Эквестрия, более загадочный чем помыслы Пинки Пай. Какие ужасы таит он в себе? Какие пугающие соблазны из года в год манят тысячи пони в его дебри? Тайны леса, настолько чудовищные, что должны быть навсегда похоронены в самом лесу. Но хотят ли этого сами тайны?

Зекора

"Эрмитаж"

Старая, как фандом, история о попаданце. Тип он довольно неприятный и депрессивный. Пони пытаются перевоспитать его с помощью Магии Дружбы, а он уверен, что дружба - это форма паразитизма, временное сосуществование эгоистичных индивидов.

Флаттершай Спайк Энджел Человеки

О монстрах и пони

Светлая и счастливая Эквестрия. Мир, в котором нет места чудовищам. Но, возможно, истоки этого мира лежат в совсем другой эпохе, когда светила двигались по своей прихоти, легенды жили и дышали, а магия не была подчинена пони. Кризалис родилась в эти давно забытые времена, еще не зная, какую роль ей предстоит сыграть, и какую цену она заплатит за это.

Другие пони ОС - пони Кризалис

Fallout: Equestria. Time Turner

Эквестрия обратилась в руины. Великая война с зебрами окончена. Двести лет пони выживали в отравленных пустошах. Как и обычный единорог-техник Зен, живущий в глубинке. Вокруг него не происходит ничего интересного и он вынужден проживать день за днем, повторяя одни и те же действия. Но это продолжалось лишь до тех пор, пока в жизни Зена не появился некий стимул, подтолкнувший его отправиться в разрушенный город Понивилль.

Другие пони ОС - пони Доктор Хувз

Автор рисунка: Siansaar

Внутренний Город

VI. Пыль

Сталлионград. Вокзал. Несколько пони стояли перед Рэйндропс в очереди в кассу, другие сидели на лавках в зале ожидания или сновали вокруг с чемоданами. Обычная дорожная суета. Наконец подошла очередь пегаски.

— Два билета до Понивилля, пожалуйста, — сказала она, наклонившись к окошку и доставая из сумки золотые эквестрийские монеты.

— В один конец? — немного обиженно промурлыкала молодая симпатичная кассирша. — Неужели вы хотите покинуть наш прекрасный город?

— Мой дом в Понивилле, — виновато улыбнулась пегаска, — но я обязательно как-нибудь приеду к вам ещё.

Пожелав счастливого пути, кассир протянула через окошко две прямоугольные голубоватые бумажки. Рэйндропс схватила их и порысила в зал ожидания, где на скамье её ждала светло-бежевая кобыла-пегас с чуть седеющей каштановой гривой и красным флюгером на бедре.

— Я очень рада, тётя Шифти, что ты возвращаешься со мной в Понивилль, — сказала Рэйндропс, приобняв эту кобылу. — То есть, конечно, это хороший город, здесь прекрасные пони, но я слышала, что зимой здесь бывает немного холодно.

— Ну, я ведь из-за этого сюда и приехала, — усмехнулась тётушка. — Всегда хотела своими глазами посмотреть, как погода работает в этих широтах.

— Но… — открыла рот Рэйндропс.

— Знаю-знаю, — остановила её старшая пегаска, — я должна быть поближе к семье.

Шифти Клаудс слегка сжала зубы, и на мгновение её лицо исказила гримаса боли, но когда Рэйндропс попыталась заботливо поддержать её, она отстранилась и, вымученно улыбнувшись, сказала:

— Я в порядке. Не нужно беспокоиться. Когда там, говоришь, подойдёт наш поезд?

Словно в ответ на эти слова раздался усиленный громкоговорителями кобылий голос, приглашающий на посадку, и две пони направились на платформу, где уже стоял яркий пассажирский состав, следующий до Кантерлота с остановкой в Понивилле. Опрятного вида улыбающийся проводник помог Шифти войти в вагон, следом впорхнула увешенная сумками и чемоданами Рэйндропс. Едва они успели расположиться в вагоне, как поезд тронулся. За окном пошёл куда-то назад перрон с оставшимися на нём пони.

«Домой, — подумала Рэйндропс. — Мы едем домой».

И проснулась.

Она лежала на спине и, стиснув зубы от разочарования, смотрела на потолок с ползущими по побелке маленькими трещинками. Из окон в комнату лился мутный утренний свет: лучи солнца преодолевали обычную сталлионградскую дымку. Рэйндропс глянула на часы, вытащив их из кармана. Рано. Ночь она проспала в одежде на голом матрасе, положив под голову наиболее мягкую из своих седельных сумок. Это было неудобно, и теперь у неё болела шея. Пегаска повернулась на бок, снова прикрыв глаза.

Вдруг раздался мощный удар, заставивший задребезжать стёкла в окнах. Казалось, и само здание слегка покачнулось. Рэйндропс выпучила глаза и немедленно вскочила, чуть не свалившись с кровати. Она подбежала к окну, но открывшийся из него вид ничего не сказал ей о том, что случилось. Из дымки выступала серая трёхэтажка, стоящая напротив. Пони выглядывали из её окон, озабоченно вертя головами, но, казалось, как и Рэйндропс, ничего не замечали. Кто-то выскочил на балкон, кто-то вышел во двор, хлопнув подъездной дверью. А потом всё стало успокаиваться. Больше ничего не происходило, и пони постепенно скрылись в своих жилищах. Теперь, посмотрев в окно, невозможно было даже предположить, что буквально несколько минут назад здесь произошло нечто необычное. Рэйндропс отошла от окна и выглянула в коридор общежития, но и там всё было спокойно.

Пегаска вернулась было в комнату, но передумала и выскользнула в коридор. Было раннее утро, но сотрясший дом удар, должно быть, разбудил всех. Она легонько постучала в дверь соседней комнаты, полагая, что не доставит этим каких-то особенных неудобств, ведь если кого-то не разбудил взрыв, то и тихий стук в дверь не разбудит. Но в комнате уже не спали, оттуда раздался тихий неясный шум, а затем дверь приоткрылась, удерживаемая цепочкой. Через щель на Рэйндропс уставился голубой глаз, скрывающийся за толстой линзой очков.

— Эм… здравствуйте, — сказала Рэйндропс. — Извините, я только хотела спросить… Вы это слышали?

— А вы кто? — хриплым голосом спросила пони.

— Я… ваша новая соседка, — ответила Рэйндропс. — Из соседней комнаты.

Пони молча изучала пегаску одним глазом.

— Так вы слышали? Бум! Что-то вроде мощного взрыва.

— Ну… допустим, — произнесла пони. — А что?

— Как по-вашему, что это было?

— Не знаю, — ответила кобылка.

— А как мы можем узнать? — спросила Рэйндропс. — Если что-то случилось, мы, наверное, должны что-то делать.

Голубой глаз посмотрел на пегаску непонимающе.

— Например, помочь чем-нибудь, или эвакуироваться, или помочь кому-нибудь эвакуироваться, или хотя бы выяснить, в конце концов, что случилось… — поспешила объяснить Рэйндропс. — Неужели вам не интересно?

— Если бы это было что-то серьёзное, то дали бы сигнал «Внимание всем». Или что-то в этом роде, — неуверенно произнесла обладательница голубого глаза. — Это… громко. Мы бы услышали.

— Что ж, ясно, — сказала Рэйндропс.

— Так говорят на занятиях по гражданской обороне, — добавила пони.

— Ну, раз никакого сигнала мы не слышали, то, наверное, всё в порядке, — натянуто улыбнулась пегаска. — Но всё-таки, можем мы как-то узнать, что случилось?

Какое-то время пони просто смотрела и не отвечала, так что Рэйндропс уже хотела извиниться, вежливо попрощаться и вернуться в свою комнату, но кобылка, ещё раз глянув на неё голубым глазом, вдруг сказала:

— У меня есть радио. Если хотите, мы можем послушать, скажут ли там что-нибудь о… об этом.

Она сняла цепочку и открыла дверь полностью, приглашая пегаску войти. Комната за дверью оказалась ровно в два раза меньше, чем соседняя, в которой поселили Рэйндропс. Мебель здесь была старее, занавесок на единственном окне не было, а вместо того чтобы клеить обои, стены просто выкрасили в грязно-жёлтый цвет. Или, возможно, выкрасили их в жёлтый цвет, а грязно-жёлтыми они стали уже самостоятельно.

— Извините за беспорядок, — сказала пони, проходя мимо железной кровати с неубранной постелью. Она подошла к лежащему посреди комнаты раскрытому чемодану и вытащила оттуда перемотанную синей изолентой пластмассовую коробочку. — Я сама только вчера сюда въехала. Меня Виола зовут.

— А меня — Рэйндропс, — сказала Рэйндропс.

Пони удивлённо оглянулась на пегаску.

— А я ещё думала, что это у меня странное имя, — произнесла она.

— Для простоты можно просто Дропс, — чуть смущенно улыбнулась Рэйндропс.

— Нет, всё равно странное, — пробормотала пони.

Прибор в её копытах был удивительно мал по сравнению с радиотумбочкой, которую Рэйндропс видела в гостиничном предпите. Кобылка выдвинула из пластмассовой коробочки серебристую палочку и щёлкнула переключателем. Из устройства раздалось шипение, и пони выкрутила ручку, убавив громкость.

— Утренняя передача скоро начнётся, — сказала она, сверившись со стоявшим на прикроватном столике будильником. — Хотя, я думаю, срочное сообщение передавали бы уже сейчас. Не говоря уже о том, что включили бы сирену, если бы это было что-то серьёзное. Так что волноваться, скорее всего, не о чем.

Виола была молодой коричневой кобылой с жёлтой гривой. Она носила что-то вроде пижамы, но одёжка была коротковата, и Рэйндропс заметила выглядывающую из-под неё метку — светло-голубой, под цвет глаз, скрипичный ключ. Этим утром пони, честно говоря, выглядела не очень хорошо: мешки под глазами, растрёпанная грива, помятая пижама, грязные стёкла очков в громоздкой оправе. Впрочем, если вы без предупреждения являетесь к кому-нибудь рано утром, то вряд ли стоит предъявлять претензии к его внешнему виду.

— Может быть, мне уйти? — сказала Рэйндропс. — И вправду, скорее всего, ничего страшного не случилось. Я бы не хотела вам мешать.

— Нет-нет, вы мне не мешаете, — сказала Виола. — Мне и самой интересно, что там произошло. Через пять минут начнётся вещание. Вон, присаживайтесь, — она махнула копытом в сторону табурета, а сама уместила круп прямо посреди неубранной постели. — Я бы предложила вам чай, но у меня ничего нет, только один кипятильник. Даже за водой нужно идти, — пони виновато улыбнулась.

— Вы музыкант? — спросила Рэйндропс, чтобы избежать неловкого молчания, пока по радио ничего не говорили.

Виола посмотрела на своё не прикрытое пижамой бедро и вздохнула.

— Можно сказать и так, — произнесла она, явно смутившись.

— Но ведь ваша кьютимарка… — удивилась Рэйндропс. — Это же особый талант! Если, например, я вдруг научусь бренчать на каком-нибудь инструменте, вот это и будет «можно сказать и так», а вы с вашей меткой просто обязаны быть прекрасным музыкантом.

— Я не очень хочу говорить об этом, — печально сказала Виола.

Тут радио ожило, и она поспешила сделать погромче. Сначала зазвучала музыка, затем что-то несколько раз пропищало. Наконец, кобылий голос торжественно произнёс:

— Говорит Сталлионград! Сталлионградское время шесть часов!

После этого на несколько секунд вновь зазвучала музыка.

— Передаём утренний выпуск последних известий, — вернулся голос. — Доброе утро, товарищи. Новости приходят к нам с передовой трудового фронта. Коллектив шахты-гиганта Отпадской Углегорного района остаётся верен идеям Стакановского движения, заложенным ещё основателем этого движения, самим товарищем Стаканом. Работы по добыче угля идут с опережением графика, и уже сейчас можно с уверенностью сказать…

Весь утренний выпуск был посвящён трудовым успехам народа Сталлионграда, ни о чём другом, даже о кознях селестианской военщины, так и не сказали. Когда с новостями было покончено, голос попрощался, заиграла бодрая музыка и уже другой голос, тоже кобылий, категорично заявил:

— Начинаем утреннюю гимнастику!

И тут же с нажимом продолжил:

— Займите исходное положение: встаньте на задние ноги, копыта на ширине плеч! Сгибание передних ног и потягивание! Старайтесь, товарищи! Все, кому нет сорока пяти лет, способны выполнить весь наш сегодняшний комплекс упражнений! Итак, делаем по счёту!..

Рэйндропс было подумала, что Виола сейчас начнёт делать зарядку согласно указаниям, но та лишь потянулась, чтобы выключить радиоприёмник.

— Они ничего не сказали, — произнесла Рэйндропс.

— Да, — сказала Виола. — На самом деле ничего удивительного. Если это не что-то срочное, то там на радио они и сами ещё ничего не знают. Может быть, скажут что-то в дневных или вечерних новостях.

— Что ж, я тогда пойду, — сказала Рэйндропс, поднимаясь. — Я живу в двести двадцать пятой комнате, заходите, если что.

— А вы как думаете, что это было? — вдруг спросила Виола.

— Я не знаю. Я вообще-то хотела у вас спросить.

— И я не знаю, — пожала плечами пони. — Я сначала было подумала, что война началась, но сирены не воют, радио работает как обычно, так что мирная жизнь продолжается, ура! — усмехнулась она. — А так — не знаю. Возможно, какие-то взрывные работы. Я вроде бы слышала о чём-то таком.

— А что за работы? — спросила Рэйндропс.

— Котлован какой-то вроде бы роют. Подробностей не знаю, я ведь здесь совсем недавно, — сказала Виола. — Я не местная. Из Углегорного. А вы откуда?

— Я из Понивилля, — ответила пегаска, наблюдая за реакцией земной пони.

— Никогда не слышала о таком месте, — покачала головой та. — А я с Углегорного района, это тот самый, про который сейчас в новостях говорили. Где шахтёры остаются верны идеям Стакановского движения и всё такое.

Виола, видимо, не поняла, откуда приехала Рэйндропс. Она, должно быть, решила, что Понивилль — это какая-то часть Сталлионграда. Ей даже не пришла в голову мысль, что кто-то может взять и прибыть извне, из чужой враждебной Эквестрии. Рэйндропс задумалась, что будет, если этой пони объяснить, где находится Понивилль. Как она отреагирует? Отшатнется в страхе, как от врага и шпиона? Заинтересуется? Попросит уйти, чтобы избежать возможных неприятностей от такого знакомства? Просто не поверит, сочтя это шуткой или выдумкой?

— Вы были правы насчёт моей метки, — сказала Виола с вдруг отчётливо проступившей в голосе печалью. — Я музыкант. Точнее, собиралась стать музыкантом. Я добилась перевода из своего района в город, чтобы поступить в музыкальное училище.

— И что же случилось? — сочувственно спросила Рэйндропс.

— Провалила экзамены, — пони дёрнула плечом и отвернулась.

— Но как? — удивилась Рэйндропс. — То есть… особый талант…

Виола что-то еле слышно пробормотала в ответ.

— То есть я понимаю, что могут быть трудности при получении кьютимарки, но если пони уже осознала свой талант и получила метку, то…

Снова бормотание, уже более громкое.

— Что вы сказали, простите?

— Я провалила научный сталлионизм, ясно?! — внезапно вспыхнула Виола. — Можете меня осуждать, называть несознательной или ещё какой-нибудь, но это именно то, что случилось.

«Научный… чего?»

Пони посмотрела на Рэйндропс и, не увидев на лице пегаски какого-либо осуждения или недовольства, опустила глаза.

— Простите… — произнесла она. — Я…

— Ничего, — успокаивающе сказала Рэйндропс.

— Вы не подумайте, что я какая-то несознательная, я не хуже других. Я сдала этот экзамен, ещё когда переводилась с Углегорного на новое место жительства, но при поступлении мне сказали, что надо сдавать снова. И этот преподаватель, он меня совсем запутал… Я даже думаю, специально. Не знаю, зачем. Может, там у них и без меня перебор скрипачей, или подмазать его нужно было, или ещё чего… Не знаю. Вот я и осталась. Как только стало понятно, что я не поступила, из студенческой общаги меня выперли. И вот я здесь, — Виола обвела копытом бедное убранство комнаты. — Попытаюсь поступить на следующий год. Или придётся всю жизнь участвовать в самодеятельности. Проклятье, да у меня даже своей личной скрипки нет! — она зло сверкнула глазами.

— Мне жаль, — сказала Рэйндропс. — Не представляю, каково это, когда тебе не дают следовать своему таланту.

«Вернее, уже представляю», — добавила она про себя, вспомнив о скованных крыльях. Пролить на землю дождь, как велит её кьютимарка, Рэйндропс, похоже, удастся ещё не скоро.

— А уж мне-то как жаль, — проворчала Виола, успокаиваясь. — Меня ведь улицы подметать отправили.

Перехватив удивлённый взгляд Рэйндропс, она объяснила:

— Ну, конечно, не совсем отправили, я сама попросилась, чтобы мне дали эту комнату. Без работы жилья не дают, да и прижать могут за тунеядство. Не говоря уже о том, что жить на что-то надо. А переводиться обратно в Углегорный — это вообще не вариант, особенно после того как я с таким трудом сюда попала. Да и нечего мне там делать. В шахтах кобылы не работают, а что там остаётся? Только учобраз, детсад и медпункт. Ну, дом культуры ещё, там можно было бы, но…

Виола махнула копытом, не договорив.

— В общем, теперь я здесь. Не так уж плохо, если подумать, — закончила она.

— А что, могло быть и хуже? — спросила Рэйндропс.

— Ну, никогда не бывает так плохо, чтобы не могло стать ещё хуже, — невесело засмеялась Виола. — Но я к тому, что здесь, оказывается, многие творческие, умные и образованные пони работают подметальщиками, сторожами, дежурными в котельных и так далее. Я тут слышала, что чуть ли не четверть подметальщиков в городе с высшим образованием, представляете? Хотя, это преувеличение, наверно, но… В общем, не только мне так «повезло».

— Что ж, ясно, — пробормотала пегаска, пытаясь переварить полученную информацию.

— А вы ради чего перевелись из своего… откуда вы там приехали, я забыла, — произнесла Виола, посмотрев на Рэйндропс.

— Из Понивилля, — подсказала пегаска.

— Вот-вот. Хороший у вас плащик, кстати. Только весь мятый какой-то. Или это так и должно быть, новая мода такая?

— Да нет, — вздохнула Рэйндропс. — Я просто в нём спала. Мне ещё не выдали одеяло.

— Бардак! — с чувством сказала Виола. — Не знаю, почему вас так обидели, мне вот сразу всё выдали, — она кивнула в сторону неубранной постели.

— Просто я заселилась уже поздно вечером, — объяснила Рэйндропс.

— Поздно вечером? — удивилась кобылка. — Странно. И кто же вас заселил поздно вечером?

— Ну, меня вдруг внезапно выселили из гостиницы…

— Из гостиницы? — недоверчиво переспросила Виола.

— Да, это, вообще, довольно запутанная история, — Рэйндропс неопределённо покрутила в воздухе копытом. — Когда я приехала, меня почему-то приняли за другую пони и поселили в гостиницу, потом, когда всё выяснилось, меня оттуда выселили, и мне едва не пришлось ночевать на вокзале, но в самый последний момент мне дали комнату здесь, в общежитии.

— Ну и приключения у вас, — покачала головой Виола. — Так зачем вы перевелись в Сталлионград?

— Ну… Я просто приехала навестить свою тётю, — сказала Рэйндропс.

— О, так вы, оказывается, не перевелись? — удивилась пони. — Гостевой визит? Но почему вы тогда не поселились у своей тёти?

— Это вторая часть запутанной истории, — вздохнув, сказала пегаска. — Дело в том, что я не могу её найти. В её письме был указан адрес, но мне сказали, что это во Внутреннем Городе, и попасть мне туда нельзя, потому что нет пропуска.

— Странно, — проговорила Виола. — По-настоящему странно.

В этот момент Рэйндропс заметила, что кобылка смотрит на неё уже как-то по-другому, настороженно, будто пегаска стала ей каким-то образом ещё более чужой, чем когда только постучалась в комнату.

— Пожалуй, мне пора, — сказала Рэйндропс.

— Да-да, конечно, — не стала её удерживать Виола. — Мне, честно говоря, надо собираться на работу. Сегодня мой первый день, лучше не опаздывать.

Рэйндропс не вернулась к себе в комнату, а пошла искать туалет и душевые. Душевые были отделаны когда-то белой кафельной плиткой, которая теперь пожелтела, потрескалась и покрылась какой-то мерзкой слизью. А ещё тут, как и в гостинице, не было горячей воды, и лезть под холодные струи, да ещё и в откровенно загаженную душевую кабинку, пони не хотелось. Никаких предупреждающих табличек не было, но, сколько бы ни крутила Рэйндропс кран, всё оказалось напрасно. Зато от напора холодной воды трубы буквально ревели и сотрясались. Наскоро умывшись ледяной водой, пони спустилась на первый этаж. Кабинет заведующей общежитием нашёлся быстро, но в этот ранний час оказался закрыт, так что получить постельное бельё пока не удалось, но это можно будет сделать позже. Сейчас Рэйндропс всё равно уже встала, а до следующей ночи времени ещё полно.

Когда часовая стрелка стала подползать к девяти часам, Рэйндропс решила отправиться в Дом Управления. Миновав вахтершу, которая просканировала её взглядом, пони вышла наружу. При дневном свете общежитие номер тринадцать выглядело как огромная коробка с рядами темнеющих полуслепых окон. По фасаду кое-где шли небольшие трещины, кирпичная кладка местами уже разрушалась, и как раз рядом с одним из таких мест разместилась старая выцветшая табличка: «Народное общежитие образцового содержания». Рэйндропс вздрогнула от мысли, как тогда должно выглядеть общежитие не образцового содержания. Но были и плюсы: здание не было серым! Оно было построено из жёлтого кирпича.

Расположенный в соседнем доме предпит «Ромашка» ещё не работал, а на общей кухне общежития у плит орудовали какие-то сурового вида кобылы, поэтому Рэйндропс не стала туда даже заходить, тем более что своих продуктов у неё всё равно не было.

Вздохнув, Рэйндропс отложила завтрак до лучших времён и поднялась по улочке, которая вчера поздно вечером послужила для них со Смерчем спуском. Пегаска дошла до привокзальной улицы и, свернув на неё, быстро отыскала Дом Управления. Рядом ехидно блестела окнами недоступная теперь краснокирпичная гостиница, чуть дальше серела стена вокзала, где не продавали билетов.

В вестибюле Управления со вчерашнего дня ничего не изменилось. Не обратив внимания на вахтёра, Рэйндропс сразу подошла к схеме на стене, чтобы ещё раз уточнить, где находится нужное ей Соцбюро. На третьем этаже, где оно располагалось, не было такого столпотворения, как вчера у Распредбюро, когда Рэйндропс пыталась получить жетоны. На скамейках в коридоре сидели пони, в основном кобылы среднего или пожилого возраста, оживлённо толковавшие о каких-то льготах и пособиях. Пегаска нашла нужный кабинет и заняла место в очереди, присев на свободный краюшек скамьи.

Всё, что произошло этим утром — таинственный взрыв, знакомство с соседкой… Всё это немного отвлекло Рэйндропс от мыслей о собственном незавидном положении, но сейчас, во время ожидания, те вернулись с новой силой. Пони подумала, что, возможно, ей лучше готовиться к побегу, чем просиживать круп в очередях. Но, поскольку плана у неё всё ещё не было, Рэйндропс делала то, что ей сказали. Если не оформить все нужные бумаги, то, кто знает, может, и из общежития выгонят, а пытаться ночевать на вокзале пегаска больше не хотела.

Очередь хоть и была не очень большой, но сначала не двигалась вовсе, потому что кабинет был закрыт, а затем, когда он всё-таки открылся, двигалась медленно, и Рэйндропс смогла попасть туда только часа через два. За дверью оказалось помещение, разделенное надвое длинной конторкой, протянувшейся от стены до стены. Одна часть, в которой сейчас находилась Рэйндропс, предназначалась для посетителей, а вторая — для сотрудников Соцбюро, там было три рабочих места с высокими стульями, но два из них пустовали, и лишь на одном восседала кобыла с невероятно пышной обесцвеченной гривой.

— Здравствуйте, — обратилась к кобыле Рэйндропс, та в ответ лишь неприветливо просверлила пегаску взглядом. — Меня вчера заселили в комнату в общежитии и сказали, что утром мне надо идти к вам и всё оформить…

Кобыла не отвечала, уставившись на посетительницу из-под нахмуренных бровей.

— Меня заселили в комнату в общежитии и сказали, чтобы я пришла сюда… — повторила Рэйндропс, не дождавшись какой-либо реакции.

— Документы! — рявкнула кобыла.

— Мои? — оторопело спросила Рэйндропс.

— Ну не мои же!

Рэйндропс достала и протянула кобыле удостоверение личности. Увидев эквестрийский документ, сотрудница Соцбюро выпучила глаза. Она неверяще смотрела на синюю книжицу, полистала страницы, повертела её и так и сяк и даже ощупала копытом обложку, словно желая лишний раз убедиться, что документ действительно реален.

— Что это такое? — наконец спросила кобыла.

— Удостоверение личности, — ответила пегаска.

— А остальное?

— Что остальное?

— Остальные документы, — сердито буркнула пони. — Список вон в коридоре на стенде висит. Копия разрешения на проживание и работу, справка с предыдущего места жительства, справка о переводе на новое ПМЖ или ВМЖ, справка с места работы или из Трудбюро, справка об уровне образования, справка о прежних жилищных условиях, справка из Горзащиты, личная характеристика, справка из Запактбюро о составе семьи и так далее… Где это всё, я вас спрашиваю?

— Я… не знаю, — только и смогла ответить Рэйндропс.

— Что значит «не знаю»? — проворчала кобыла.

— Меня не предупредили… обо всех этих документах, которые вы назвали.

Пони за конторкой откинулась на стуле и потёрла виски копытами.

— И что я должна с вами делать? Кто вас вообще заселил? — возмущенно спросила она.

— Пони из Горбезопасности… Кажется, он представился как младший комиссар Смерч, — ответила Рэйндропс.

Кобыла посмотрела на Рэйндропс и, резко схватив вдруг удостоверение личности, слезла со стула. Буркнув «ждите здесь, никуда не уходите», она скрылась вместе с документом в узкой двери, которую пегаска ранее не заметила. Всё произошло настолько быстро, что Рэйндропс не успела ничего возразить и осталась беспомощно стоять без единственного удостоверяющего личность документа.

Слишком долго ждать не пришлось: уже через несколько минут ведущая в коридор дверь открылась, впуская двух жеребцов в серых куртках Горохраны. Оба имели одну на двоих незапоминающуюся внешность, но один был немного выше второго, и это обстоятельство позволяло отличать их, когда они стояли рядом.

— Это вы кобыла, которая гражданка Эквестрии? — спросил тот, что был повыше.

— Да, а что? — произнесла Рэйндропс, поворачиваясь к вошедшим.

— Придётся пройтить, — сказал высокий.

— Пройти? Куда?

— В КВБ, конечно. До выяснения всех обстоятельств. Во избежание, как говорится.

— В КВБ? — не поняла пегаска.

— В комнату внутренней безопасности, — объяснил высокий жеребец, более низкий его товарищ угрюмо молчал.

Рэйндропс пришлось подчиниться. В сопровождении двух охранных пони она спустилась на первый этаж Управления. Комната внутренней безопасности оказалась средних размеров помещением, в центре которого за столом сидел пони с бо́льшим, чем у других, количеством нашивок на одежде — видимо, главный здесь. В углу за другим столом несколько обычных охранников стучали костяшками домино.

— Ну вот, шпиёнку изловили, — усмехнулся высокий жеребец, запуская пегаску в помещение. — С капиталистским пашпортом.

— Я не шпионка! — испуганно запротестовала Рэйндропс.

— Ну да, так вы сразу и сознаетесь, — засмеялся охранник. — Присядьте вон пока до выяснения всех обстоятельств, — он указал на свободный стул. — Во избежание, как говорится.

— Но послушайте, я не шпионка! — не унималась пегаска.

— Ну хорошо, не шпионка, так не шпионка, — сказал жеребец с нашивками. — Мы просто охрана, нам доказывать ничего не надо. Вот придёт Горбезопасность и разберётся, шпионка вы или нет. Присядьте пока.

Рэйндоропс села, а охрана продолжала играть за своим столом, но уже как бы без азарта, удары костяшек стали реже, и все жеребцы то и дело с любопытством посматривали на пегаску, которая от этого внимания и грозящего обвинения в шпионаже чувствовала себя далеко за пределами своей тарелки. Даже будь Рэйндропс кем-то вроде Дэринг Ду, деваться ей всё равно было некуда: слишком много охранников, окна зарешёчены…

Вдруг в комнату вошёл пони в штатском и, бросив быстрый взгляд на Рэйндропс, подошёл к жеребцу с нашивками. Пони торопливо что-то зашептал ему на ухо, а потом повернулся к пегаске и сказал:

— Товарищ Рэйндропс, прошу нас извинить, произошла некоторая ошибочка. Вам нужно было не в триста первый кабинет, а в триста седьмой. Товарищ Смерч очень извиняется, что не совсем верно вас информировал. Многие, знаете ли, когда говорят о здешнем Соцбюро, держат в уме только один основной кабинет, а между тем оно занимает часть этажа, и разные специфические вопросы могут решаться в каких-то конкретных кабинетах. Ещё раз прошу прощения, сотрудница Соцбюро оказалась просто не готова работать с иногородними, и, увидев ваш эквестрийский паспорт, излишне переволновалась. Но теперь-то уж всё будет в порядке, и все формальности будут улажены самым лучшим образом, вы уж не сомневайтесь.

После этой речи жеребец в штатском попросил Рэйндропс следовать за ним и вернул её на третий этаж. Там они оказались перед дверью с табличкой «Каб. 307, Старший специалист Соцбюро тов. Сушка». Очереди здесь не было, и поэтому Рэйндропс попала внутрь сразу. В кабинете, в отличие от триста первого, отсутствовала перегораживающая всё помещение конторка, зато стоял небольшой письменный стол, за которым сидела бледно-серая немолодая кобыла с собранной в тугой пучок седеющей гривой.

— Товарищ Рэйндропс, это товарищ Сушка, она уладит формальности. Товарищ Сушка, это товарищ Рэйндропс, — представил их друг другу жеребец в штатском.

— Присаживайтесь, — приглашающе махнула копытом Сушка в сторону свободного стула.

Пегаска села, жеребец же остался стоять безмолвной тенью чуть позади.

— Так, значит, вы вселились в двести двадцать пятую комнату общежития номер тринадцать, — перешла сразу к делу Сушка, просматривая лежащие перед ней бумаги.

Рэйндропс с облегчением увидела, что удостоверение личности, которое у неё забрали, лежит здесь же, на столе. Сушка взяла документ и как бы взвесила его на копыте.

— Это всё? — спросила она. — Больше никаких документов у вас нет?

— Нет, меня не предупредили, что нужны какие-то справки или что-то ещё, — ответила Рэйндропс.

— Те справки нужны для граждан Сталлионграда, вам их всё равно взять неоткуда, — махнула копытом Сушка. — Раз вы у нас иногородняя, то и порядок тут будет другой. Прежде всего нужно разрешение на проживание и работу во Внешнем Городе.

— Но у меня же нет никаких разрешений… — проговорила Рэйндропс.

— Есть, — сказала Сушка. Она указала на одну из бумаг на столе. — Вот оно, передо мной. Тут написано, что вы можете заниматься бухгалтерской и любой другой работой.

— Да, меня почему-то вначале приняли за бухгалтера, — произнесла Рэйндропс. — Но сейчас-то всё выяснилось. Я не бухгалтер.

— Разрешение касается не только бухгалтерской работы, — пожала плечами кобыла. — Оно в выборе сферы деятельности вас никак не ограничивает. И хоть сейчас и выяснилось, что вы не бухгалтер, разрешение по-прежнему действительно, оно никем отозвано не было, — чиновница бросила быстрый взгляд в сторону жеребца, который всё ещё молча торчал посреди кабинета.

— Не было отозвано? Но меня выселили из гостиницы, — возразила Рэйндропс.

— Вопрос с размещением в гостинице решается отдельно, — сказала Сушка. — Разрешение на проживание в городе тут ни при чём. Так или иначе, получается, что разрешение на проживание и работу в Сталлионграде в настоящий момент у вас есть.

— А если бы оно было отозвано? — спросила Рэйндропс. — Что было бы тогда?

— Тогда бы вас выдворили обратно в Эквестрию, — ответила Сушка.

— А можно как-нибудь сделать так, чтобы разрешение отозвали, раз уж я не бухгалтер? — с плохо скрываемой надеждой спросила пегаска.

— Это не нам с вами решать, — строго сказала кобыла. — Те, кому надо, лучше знают, отзывать у вас разрешение или нет. Если не отозвали, значит так тому и быть. Мы с вами на это повлиять никак не можем.

— Ясно, — произнесла Рэйндропс, опустив уши. — Но всё-таки, кто может отозвать разрешение?

— ОРиР, Отдел разрешений и регистрации Горзащиты, — ответила Сушка. — Так, с разрешением мы разобрались, давайте дальше. Вы работаете?

— Да, я работаю погодным пегасом в Понивилле.

— А в Сталлионграде вы, получается, не работаете?

— Я, вообще-то, приехала сюда только для того, чтобы навестить тётю.

— То есть у вас гостевой визит? Но если вы приехали навестить тётю, зачем вам вообще комната в общежитии? Почему вы не остановились у неё? — удивилась Сушка.

— Временные трудности, — подал голос жеребец сзади.

— То есть эта комната в общежитии вам всё-таки нужна?

Рэйндропс кивнула.

Сушка вытащила из ящика стола какой-то бланк и начала его заполнять, зажав перо в зубах. Закончив, она шлёпнула на бумагу круглую синюю печать, протянула получившийся документ Рэйндропс и сказала:

— Для того чтобы занимать народную жилплощадь, вам нужно работать на благо народного хозяйства Сталлионграда. Это направление в Трудбюро, вас там должны распределить на работу. Идите сейчас прямо туда, это здесь же, на третьем этаже, кабинет триста двадцать. Товарищ, вон, вас проводит. Там вам дадут справку, с которой вы должны вернуться сюда, и я вам выпишу ордер на комнату.

Рэйндропс взяла бумагу и уставилась на неё.

— Постойте, вы хотите, чтобы я устроилась на работу?

— Это не я хочу, это так положено, — поправила её Сушка. — Жильё полагается только тем пони трудоспособного возраста, которые работают.

— Но послушайте, я погодный пегас, но у меня нет разрешения на полёты, и когда я приехала, мне сковали крылья какими-то штуками…

— И что?

— Я не могу работать по своей профессии, вот что!

— Не можете по своей, будете по другой. Решайте это с Трудбюро, пожалуйста. Идите, со справочкой вернётесь.

— Но послушайте, я только…

— С Трудбюро, с Трудбюро, пожалуйста. И не забудьте удостоверение своё.

— Пройдемте, я вас провожу, — сказал жеребец в штатском, мягко подталкивая пегаску к двери.

В триста двадцатом кабинете за столом сидела очередная скучного вида кобыла, загородившись стопками бумаг и толстыми стёклами очков от внешнего мира. Рэйндропс села на предложенный ей стул, и жеребец опять занял позицию позади неё. Изучив направление, выданное Сушкой, кобыла взглянула на пегаску и спросила:

— Образование?

— Клаудсдейлская лётная школа, — ответила Рэйндропс. — Ну и Академия Вондерболтов, но это неоконченное, — добавила она, немного смутившись.

Скучная кобыла вскинула на неё глаза и тут же поправила чуть не слетевшие от движения головы очки.

— Документы об образовании?

— Они остались в Понивилле, откуда я приехала. Я не собиралась здесь устраиваться на работу.

— Ну тогда, раз документов нет, это образование не считается, — равнодушно сказала кобыла. — Опыт работы?

— Погодный пегас, погодная команда Понивилля.

— И всё?

— Да.

— Ну, вакансий погодных пегасов у нас нет, — сказала кобыла. — Да и у вас нет разрешения на полёты в Сталлионграде, верно?

— Да, верно, — скривилась Рэйндропс.

— И что же я должна с вами делать? — проворчала скучнопони.

— Так, значит, подходящей работы у вас для меня нет? — спросила Рэйндропс, с волнением прикидывая, что с ней могут сделать в этом случае.

— Существует, молодая пони, определенный порядок устройства на работу в Сталлионграде, — сказала вместо ответа кобыла. — Жеребёнок рождается, идёт в детсад, потом в учобраз, затем в какой-нибудь профобраз, всё это сопровождается выдачей соответствующих документов. И, конечно, каждый год — медобслед, ведут карту со всеми отметками, прививками и так далее. А у вас ничего этого нет! Вы тут на нас как снег на голову, как оформлять-то всё это будете?

— За это не волнуйтесь, — сказал жеребец в штатском. — От вас лишь требуется выдать подходящую вакансию.

— Хорошо, — пожала плечами кобыла. — Пойдёте подметальщицей в учгорблаг.

— Подметальщицей? — уставилась на неё Рэйндропс.

— Ну, да, — ответила скучнопони. — Будете поддерживать в чистоте улицы города.

Повисло молчание, и, чтобы хоть что-то сказать, Рэйндропс спросила:

— А учгроб… как вы там сказали… Это что?

— Учгроблаг… То есть… тьфу! Запутали вы меня. Учгорблаг. Участок городского благоустройства, то есть. Имеется вакансия в учгорблаге номер одиннадцать, как раз рядом с общежитием, где вам дали комнату, — кобыла посмотрела в лежащее перед ней направление.

— Я не согласна, — покачала головой Рэйндропс. — Есть ещё какие-то варианты?

— Фактически у вас нет ни образования, ни опыта для работы в Сталлионграде, — сказала скучнопони. — О работе на производстве не может быть и речи, в служащие — тоже однозначно нет. Поэтому нет, других вариантов нет.

— Могу я отказаться? — спросила Рэйндропс.

— Почему нет, можете, — пожала плечами скучнопони. — Только в таком случае вы не сможете занимать комнату, а без жилья и работы вас задержат за бродяжничество и тунеядство и распределят на работу уже принудительно. Может быть, в тот же учгорблаг, а может, ещё куда. На котлован, например, могут. А там про условия труда я не знаю.

— Да вы не переживайте, пони работают подметальщиками и ничего, не жалуются, — подал голос жеребец. — Работа нормальная, хотел бы даже сказать, что не пыльная, но как раз таки пыльная, хе-хе. Но мы ж с вами копыта замарать не боимся. Зарплата минимальная, правда, сто десять жетонов всего, насколько я знаю. Но, опять же, на жизнь, в общем-то, хватает.

— Поработаете здесь, потом подучитесь, — сказала кобыла, — на курсы какие-нибудь походите, где-то опыта понаберетесь, глядишь — и уже на другом месте. Молодым везде у нас дорога!

Получив справку и направление в учгорблаг, Рэйндропс вернулась к Сушке, где в обмен на справку получила документы на комнату. Живот не завтракавшей пони протяжно урчал, когда она наконец покинула здание Управления. Надо было срочно зайти в предпит.

Поработаете здесь, потом подучитесь… Эта успокоительная фраза, пожалуй, расстроила Рэйндропс больше всего. Даже больше, чем тот факт, что её назначили мести улицы. Фраза звучала так, словно пегаска переселилась в Сталлионград если не навсегда, то очень надолго. Возможно, конечно, что всё было предрешено ещё тогда, когда пони только сошла с поезда. Или даже раньше, когда она проехала последнюю не-сталлионградскую станцию, на которой можно было сойти. Но именно теперь бессрочность её заточения в этом городе обретала видимые черты. Сначала общежитие вместо насквозь временной гостиницы, теперь ещё работа… Что дальше, ей предложат завести здесь семью для поддержания народного генофонда?

Но если подумать, было во всём этом и кое-что хорошее. «Многие творческие, умные и образованные пони работают подметальщиками». И её новая соседка Виола тоже. Возможно, она работает даже в том же «учгорблаге», куда назначили Рэйндропс. Может быть, пегаске удастся оказаться в хорошей компании, или, чем Дискорд не шутит, найти пони, которые даже смогут ей чем-то помочь. Да и лучше уж поработать, чем бессмысленно сидеть в комнате, ожидая, пока Горбезопасность соизволит что-то ответить по поводу Шифти Клаудс.

В учгорблаг следовало идти завтра утром, к началу смены, чтобы сразу приступить к работе, оставшаяся же половина сегодняшнего дня была полностью свободна. Рэйндропс, подгоняемая голодом, отправилась в предпит «Ромашка», расположенный рядом с общежитием.

По предпиту с невероятным шумом скакала целая компания жеребят в одинаковых синих костюмчиках и красных шейных платках. Взрослых посетителей было мало: двое у буфетной стойки и трое уже за столиками. Взрослые старались побыстрее прикончить свои обеденные наборы (похлёбка «Диетическая», сено жареное «Победное», травяной чай «Луговой») и сбежать подальше от шумных школьников. У детей было какое-то своё меню, и им к чаю давали ещё по маленькой булочке с маком.

Пока Рэйндропс ждала своей очереди, она заметила, как стайка из пяти жеребчиков окружила одного щуплого маленького пони, чей синий костюм был слишком большим для него и висел на нём мешком. Первым делом у малыша отобрали булочку, затем в ход пошли обзывательства и тычки копытами. Рэйндропс не спешила вмешиваться, подумав, что маленькому пони неплохо бы научиться стоять за себя. Но тут один из обидчиков схватил жертву за пиджачок и почти сорвал его. Смех и обидные выкрики заглушили крик отчаяния жеребёнка.

Пиджак беспомощно задрался. Рэйндропс увидела вероятный повод травли и тут же вышла из очереди, не в силах оставаться в стороне.

У жеребёнка были крылья. Хулиган схватил их копытами и под смех и улюлюканье остальных стал дёргать их вверх и вниз, изображая полёт.

— Что вы делаете?! — закричала Рэйндропс на обидчиков маленького пони. — А ну оставьте его!

Жеребчики удивлённо уставились на кобылу, прервав свои развлечения.

— Мы просто играем, — дерзко ответил один из них. — С нашим другом-пегасом, — добавил он, выплюнув последнее слово.

— Вы обижаете его, потому что он пегас?! — крикнула Рэйндропс.

— Да кто кого обижает? — продолжал дерзить жеребчик. — Играем мы.

Жеребёнку тем временем удалось освободить крылья, и теперь он отчаянно пытался поправить на себе одежду.

— Да ладно, тебе так даже лучше. Может быть, не очень аэродинамично, но тебе-то какая разница, — пошутил кто-то из компании, послышались смешки.

— А ну прекратите! — вдруг закричала буфетчица, почему-то решив наконец вмешаться. — Баловаться и смеяться идите на улицу! И вы, гражданка, — обратилась она к Рэйндропс, — вас это тоже касается.

— Баловаться?! Это не баловство! — возмутилась пегаска. — Они прицепились к нему, потому что он пегас! Это… это же… расизм! Подумать только!

— Вы, гражданка, не выдумывайте, — строго ответила буфетчица. — Расизм в Эквестрии, а у нас дружба всех рас, это все знают!

— Да как вы… Агрррх! — Рэйндропс топнула ногой, едва сдерживаясь.

— Потом ещё поиграем, — один из обидчиков ткнул малыша-пегаса в плечо. — Пойдём, пацаны.

Заводила пошёл к выходу, увлекая за собой всю компанию, и пегасик остался один. Буфетчица с чувством глубокого удовлетворения вернулась к своим предпитовским занятиям. Всё как-то как по волшебству успокоилось, и одна Рэйндропс осталась бессмысленно торчать посреди помещения, немного вздрагивая от нервов.

— Давай помогу, — сказала она жеребёнку, который всё ещё возился с костюмчиком.

— Я сам, — недоверчиво ответил школьник, пытаясь копытами разгладить измятую ткань. Становилось только хуже, потому что ничего не разглаживалось, а копыта лишь размазывали по пиджаку вездесущую сталлионградскую пыль. Вздохнув, жеребёнок оставил свою одежду в покое и вернулся за стол, где остывали в тарелке остатки еды.

— Хочешь, я куплю тебе другую булочку? — спросила Рэйндропс. Она чувствовала некую пегасью солидарность и не могла оставить маленького пони просто так.

— Купите? — удивился жеребёнок. — Вам не дадут, это только для детей. Мама говорит, что мука в дефиците.

— Ну, я всё же попробую, — сказала Рэйндропс. — Мне всё равно и себе надо что-нибудь взять, — добавила она под звук урчания собственного живота.

Видимо, мама жеребёнка не шутила насчёт муки, потому что булочек в свободной продаже и вправду не оказалось. К тому же Рэйндропс вспомнила, что до этих булочек вообще не видела в предпитах ничего мучного. Пегаска взяла себе стандартный взрослый обеденный набор и вернулась за стол к жеребёнку.

— Я же говорил, — произнёс маленький пони, наблюдая, как Рэйндропс возвращается без булки.

— Попытка не пытка, — ответила пегаска, принимаясь за похлёбку «Диетическую».

«Если как следует проголодаться, то сталлионградская еда кажется почти съедобной», — отметила она про себя.

— А вы что, действительно хотели бы купить булочку для меня? — спросил жеребёнок.

— Почему нет? — произнесла Рэйндропс. — Пони должны помогать друг другу… Кроме того, у меня есть свои причины, — она немного задрала плащ сбоку, показывая скованное металлом крыло.

— Вы пегас! — воскликнул маленький пони то ли с восхищением, то ли с испугом.

Пегасов в Сталлионграде было мало, но, как оказалось, они всё-таки были. Как известно, иногда и у земных пони рождаются пегасы или единороги, если к этому располагает глубоко запрятанная наследственность кого-то из родителей. В Сталлионграде, видимо, это было большой редкостью, ведь город уже давно принадлежал в основном земной расе. Надо полагать, большинство семей уже во многих поколениях не пересекались ни с кем крылатым или рогатым. Но иногда рождение необычных жеребят всё же случалось.

Так произошло и в случае сидевшего напротив Рэйндропс пегасика. Он рассказал, что его родители — земные пони. И у него не то что не было разрешения на полёты, его летать даже никто и не учил! У Рэйндропс челюсти сжимались от такой несправедливости, когда она всё это слушала. Она видела, что крылья у пегасика намного меньше, чем должны быть в его возрасте, но при должной подготовке шанс подняться в воздух у него был. Вернее, был бы, если бы такой подготовкой кто-нибудь занимался.

Жеребёнок, видимо, давно хотел излить кому-то душу, и сейчас, когда он встретил сестру по расе, внутри него словно плотину прорвало. Он говорил и говорил. Рэйндропс даже захотелось спросить, не учили ли его родители, что не стоит разговаривать с незнакомцами. Буфетчица и посетители предпита уже косились на них. Но слушать было так интересно, что пегаске не хотелось прерывать рассказ.

И маленький пегас продолжал. Как оказалось, в Сталлионграде всё же существовало что-то вроде лётной школы, это называлось «особая секция». Её немногочисленные воспитанники либо становились спортспони, чтобы отстаивать честь города в видах спорта, где нужны пегасы, либо шли служить в воздушный отряд Горобороны. Но несмотря на явную нехватку пернатых, в секцию всё-таки всех подряд не брали, и пегасик с его миниатюрными неразвитыми крылышками не заинтересовал тренера. Родители отдали жеребёнка в обычный «учобраз» (так в Сталлионграде назывались школы), и он учился вместе со всеми пони, даже не мечтая когда-нибудь подняться в воздух…

Сейчас учобраз распустили на летние каникулы, но первую половину дня ученики должны были проводить в городском летнем лагере, располагавшемся прямо в здании учебного заведения. Только вот учобразовский предпит этим летом закрыли на ремонт, поэтому обедать школьники ходили в «Ромашку».

Рэйндропс так увлеклась рассказом жеребёнка, что упустила момент, когда помещение вокруг неё вдруг заполнилось новыми пони. С улицы вошла разношёрстная компания из жеребцов, одетых кто во что горазд — кто-то носил обычный серый костюм, кто-то был в замызганной рабочей спецовке, другие нарядились в какую-то полувоенную одежду, но у всех на рукавах были одинаковые красные повязки.

— Товарищ Рэйндропс! — вдруг воскликнул знакомый пегаске голос. — Что вы здесь делаете с этим жеребёнком?!

Она обернулась и увидела, что среди пони с нарукавными повязками был один зелёный жеребец.

— Огурчик…

— Товарищ Огурчик, — сердито поправил он. — Так что вы здесь делаете?

— Я зашла пообедать, — ответила Рэйндропс. — Проголодалась, знаете ли.

— Так обедали бы! Почему вы тут с детьми какие-то разговоры ведёте, я вас спрашиваю?! Жеребчик, что она тебе наговорила? Подумать только, чему вы его научить можете! Вам самим надо учиться, учиться и ещё раз учиться, сознательность повышать, а вы к жеребятам со своим чуждым мышлением лезете!

— Я не лезу! — вскипела Рэйндропс. — Его тут обижали, между прочим, а никому и дела не было! Обижали другие жеребята из-за того, что он пегас! Надеюсь, вы понимаете, как это называется?

Пони с красными повязками тем временем обступили столик, за которым сидели пегаска и жеребёнок. Лица были суровы.

— Он что, ещё и пегас? — возмущённо спросил Огурчик.

Один из жеребцов в полувоенной одежде подошёл к жеребёнку сзади, бесцеремонно заглянул под измятый костюм и сказал:

— Так точно, пегас.

— Ну вот, ещё только пернатого космополитизма нам и не хватало! — взвился Огурчик. — Что она тебе наговорила? — повернулся он к жеребёнку. — Про Клаудсдейл рассказывала?

Малыш испуганно помотал головой.

— Всё равно! Уведите, уведите его немедленно! — потребовал зелёный жеребец, и два пони с красными повязками выдернули пегасика из-за стола и волоком потащили прочь. — Профилактическая беседа! Нужно больше профилактических бесед! — восклицал Огурчик.

— Что вы делаете и кто вы вообще такие? — спросила Рэйндропс. Она поднялась из-за стола, стараясь хоть как-то сохранять остатки спокойствия и держать себя в копытах.

— Мы — Земная Сотня, следим здесь за порядком, — сказал, прищурив глаза, Огурчик. — А вот вы что тут делаете? Прикрываетесь личиной, так сказать, обычной пони, а сами-то, а сами-то! Растлеваете наше будущее поколение, причем бьёте-то в самое слабое звено!

— Какое «растлеваете», какое «звено», о чём вы вообще? — пыталась защищаться Рэйндропс. — Я просто…

— Не знаю и знать не хочу, чего вы там «просто»! — заверещал Огурчик. — Я-то поначалу надеялся вас на путь, так сказать, истинный наставить, сознательность развить, а вы! Не желаете вы преодолевать свои буржуазные заблуждения. Ну, теперь-то я вас раскусил и понимаю, что смысла ни малейшего нет с вами разговаривать, только сразу в органы на вас и писать, чего вы и как! Я, как честный гражданин, за вами слежу, и все выходки незамеченными не останутся, вы уж поверьте!

Один из жеребцов предложил отвести Рэйндропс в отделение Горзащиты, но всеобщего одобрения идея не получила: идти туда никому не хотелось, да и время, отведённое на общественный обход предпитов, уже заканчивалось, а надо было ещё доставить жеребёнка к родителям. Пони из Земной Сотни оставили пегаску в покое и ушли.

После случившегося Рэйндропс стало немного стыдно жалеть себя: ей, конечно, не повезло попасть в этот город, но каково тем пони, что родились здесь и даже не знают ничего иного? Как может жить пегас, которому всю жизнь не дают подняться в небо? Огурчик беспокоился, не говорила ли Рэйндропс с маленьким пегасом про Клаудсдейл. О да, разумеется, он беспокоился. Очевидно, жители Сталлионграда и знать не должны о том, как свободно живут пони за пределами этого мрачного места…

С невесёлыми размышлениями Рэйндропс вернулась к себе «домой», в общежитие, и тут её ждал очередной неприятный сюрприз. Пока её не было, в дополнение к горячей из крана исчезла и холодная вода. Пони крутила синюю и красную копытоятки туда и сюда, но водопроводные трубы были сухи и мертвы. Надежда смыть вездесущую пыль хотя бы с мордочки умерла тоже.

— Сено! Да что! Это! Такое! — разозлилась пегаска и ударила копытами в покрытую склизким кафелем стену. Всё пережитое за день было вложено в этот удар.

Стена выглядела вполне крепкой, но, к сожалению, именно выглядела, а не была. Плитка с шумом осыпалась на пол, обнажая серую штукатурку. Злость Рэйндропс медленно гасла, пока она смотрела на учинённые разрушения. Одна из четырёх стен теперь стояла голая, если не считать небольших уцелевших участков кафеля по краям. И всю эту стену, от пола до потолка, пересекала внушительная трещина.

— Дискорд! — выругалась Рэйндропс.

Жёлтая пегаска никогда не была какой-то особенно нечестной пони, но наказание за этот туалетный погром ей было совсем ни к чему. Поэтому она решила потихоньку покинуть место происшествия в надежде, что никто её не заметит. Увы, едва открыв дверь, она нос к носу столкнулась с двумя жеребцами в грязных робах. Жеребцы сразу же уставились на разгромленную стену, один из них присвистнул.

— Я могу всё объяснить! — выпалила Рэйндропс. — Это не я! Оно само!

Пони протиснулись в туалет, не обращая на пегаску внимания.

— Во дела, — сказал один, рассматривая трещину.

— По всем этажам идёт, — произнёс другой.

Трещина? Идёт по всем этажам? Рэйндропс едва рот от удивления не разинула: неужели здание настолько непрочное, что от одного удара копыт трещина разошлась так далеко. Впрочем, в следующий миг пегаска поняла: всё произошло какие-то секунды назад, жеребцы никак не успели бы увидеть трещину на других этажах, если бы она появилась сейчас от удара. И действительно, один из пони сказал:

— Здесь она была скрыта под кафелем, видимо. На первом этаже там закрыто, и никто не ходит, а на третьем на трещину уже несколько лет жильцы жалуются.

— Да не, Краник, — сказал второй, — кафель бы тоже треснул, вместе со стеной.

— Да тут, вишь, в чём дело: плитка эта, драть её за ногу, от стены отстала и как бы отдельно была. Потому сейчас и обвалилась вся. Я в прошлом месяце тут кран чинил, так уже видел, что она как-то так качается слегка.

— Ну, тогда ещё может быть…

— И всё-таки не была она такой большой, — сказал первый жеребец, ощупывая копытом края трещины. — На третьем, где её уже давно видно, она раньше гораздо меньше была.

— Из-за сегодняшнего бабаха разошлась, наверное, — высказал предположение второй. — А из-за этого смещения уже и та труба лопнула.

— Молчал бы ты лучше об этом, — сердито произнёс первый. — Наше дело маленькое. Воду мы перекрыли. Делать ничего не будем, нужно товарищу Быстрику обо всём рассказать. Пойдём.

После этого пони, очевидно местные сантехники, ушли, громко топая массивными копытами по коридору, а Рэйндропс выдохнула и отправилась в свою комнату. Ничего страшного она не натворила, эта плитка в скором времени, без сомнений, отвалилась бы и сама. Возможно даже, что те пони и так собирались её убрать, чтобы посмотреть, идёт ли трещина в стене через этот этаж.

«А здание не рухнет? — вдруг с тревогой подумала Рэйндропс. — Если трещина идёт через все этажи, а стена несущая…»

Пегаска постучалась в комнату к Виоле, но никто не открыл.

«Сегодня она на работе, — вспомнила Рэйндропс. — Интересно, до скольких длится рабочий день у подметальщиков?»

Кобыла критически осмотрела стены и потолок коридора. Они были покрыты трещинками, но маленькими, безопасными трещинками в краске и побелке, и рушиться пока не собирались. Это немного успокаивало. А потом товарищ Быстрик узнает о той, небезопасной трещине, и, хочется надеяться, что-нибудь придумает. Рэйндропс вздохнула и достала ключи от своей комнаты.

Голый матрас напомнил, что нужно получить постельное бельё, и Рэйндропс спустилась на первый этаж. Кабинет заведующей общежитием расположился в конце коридора и больше напоминал смесь кладовки и жилой комнаты. Хозяйка — пузатая кобыла маленького роста и неопределённого возраста — проворно крутилась посреди залежей тряпья и других нужных вещей. Перед кобылой стояла гладильная доска с пышущим жаром утюгом, но она, казалось, успевала делать ещё десять дел помимо глаженья.

— Здравствуйте, — сказала Рэйндропс.

— И вам не хворать, — был ответ.

— Я ваш новый жилец, вчера поздно вечером заселилась. Саншауэр Рэйндропс. Мне нужно получить постельное бельё.

— Вон там, — коротко ответила заведующая и указала свободным от утюга копытом на стопку из красного одеяла, грязно-желтоватой подушки и бело-серого белья. — Я вам приготовила. И за получение распишитесь. Вон, журнал лежит.

— Спасибо вам, — сказала Рэйндропс, взваливая постельные принадлежности себе на спину. — Я ещё хотела спросить… Там в туалете на стене появилась трещина. Она довольно большая, говорят, идёт по всем этажам. Я подумала, не опасно ли это…

— Знаю, мне сантехники сказали, — произнесла заведующая. — Завтра же оповестим Стройконтроль. Специалисты придут, обследуют. Кстати, отнесите постель себе в комнату и зайдите ко мне ещё за ведром.

Рэйндропс удивлённо посмотрела на кобылу, и та объяснила:

— Из-за этой трещины у нас в подвале трубы порвались. Воду сегодня не включат. И завтра тоже. Через полчаса где-то должна цистерна подойти, будут воду разливать. Вы ведро возьмите и ждите у центрального входа. Чаю себе вскипятите и умоетесь хоть.

— Спасибо, вы очень добры, — искренне сказала Рэйндропс. Обычное понячье участие было для неё теперь как глоток свежего воздуха.

Рэйндропс оказалась одной из первых в очереди за водой. Видимо, других жильцов никто заранее не предупредил, и они в большинстве своём бежали с вёдрами и бидонами, уже увидев цистерну из окна. Пони-водовоз не спеша выпрягся и принялся наполнять подставляемые ёмкости.

«Виола ещё на работе, — вспомнила Рэйндропс. — Жаль, не во что набрать и для неё. Но, может, и этого ведра на двоих как-нибудь хватит. После своей пыльной работы она наверняка захочет хотя бы умыться, так что надо распоряжаться водой поэкономней».

Рэйндропс осторожно донесла наполненное ведро до комнаты и поставила в сторонку, чтобы случайно не опрокинуть. Её взгляд упал на кровать. Оставалось ещё одно дело. Нужно было приготовить себе постель, и пегаска решила заняться этим немедленно, не дожидаясь вечера. Во-первых, ей не хотелось возиться с этим прямо перед сном, а во-вторых, хотелось занять себя чем-нибудь прямо сейчас.

Подушка выглядела не очень чистой, жёлто-серой с темными пятнами, но, к счастью, к ней полагалась наволочка. Одеяло оказалось шерстяным и крайне колючим, но и тут повезло: в комплекте к нему шёл пододеяльник, который должен был решить проблему. Наволочка, пододеяльник и простыня хоть и не были идеально белыми, но вполне годились для использования. Лишь кое-где, приглядевшись, на них можно было заметить отдельные неотстиравшиеся пятнышки.

Если наволочка быстро сдалась под усилиями Рэйндропс и послушно проглотила подушку, то одеяло и пододеяльник, казалось, ненавидели друг друга. Пегаска выбилась из сил, стараясь соединить их воедино, но одеяло то и дело сминалось складками, сбивалось в ком, а пододеяльник запутывался сам в себе, отказываясь быть вместилищем для этой колючей мерзости. Когда битва с постельным бельём всё же была кончена относительной победой Рэйндропс, та повалилась на кровать, уставшая, как после полного рабочего дня.

Пегаска лежала, почти наслаждаясь физической усталостью. Можно было просто слушать, как гудит тело и голова, и не думать об угнетении пегасов, о «Главлитнадзорах» молодых кобылок, о невозможности покинуть Сталлионград…

Стены общежития были тонкими, и Рэйндропс услышала, как неподалёку хлопнула дверь и в виолиной комнате раздались шаги. Пегаска нехотя стащила себя с кровати, потянулась и пошла к соседке.

— Привет, — сказала Рэйндропс, когда Виола открыла дверь.

— Привет, — отозвалась усталым бесцветным голосом пони.

— Знаете, сегодня отключили и холодную воду тоже, — сказала пегаска.

— Ох… — Виола опустила присыпанные пылью уши.

— Днём привозили воду в цистерне, и я смогла набрать одно ведро, — поспешила успокоить её Рэйндропс. — Я подумала, что его, возможно, хватит нам обеим. Вам ведь тоже нужно хотя бы умыться.

— О… Спасибо! — повеселела кобылка. — Если не возражаете, я бы хотела сделать это прямо сейчас.

Рэйндропс вовсе не возражала. Она сходила к себе в комнату за ведром, и пони отправились умываться.

— Ого! — удивилась Виола, увидев в туалете осыпавшийся кафель и трещину в стене.

— Я слышала от сантехников, что трещина идёт по всем этажам, — сказала Рэйндропс. — Она и раньше была, но из-за того взрыва, который был утром, она расширилась. Как думаете, это общежитие не рухнет нам на головы? Я, когда проснулась, даже почувствовала, что оно прямо покачнулось всё.

Виола пожала плечами и стала смывать пыль с мордочки.

— Сантехники сказали, что сообщат о трещине какому-то товарищу Быстрику, — добавила пегаска. — А заведующая общежитием мне сказала, что оповестит… Стройконтроль, кажется. Но я всё равно беспокоюсь.

Земнопони довольно фыркнула после умывания и беззаботно сказала:

— Раз компетентным лицам всё сообщат, то нам с вами беспокоиться не о чем.

Спустя минут двадцать они уже сидели в комнате Виолы с чашками кипятка в копытах. Чай «Белые ночи» — так в шутку назвала этот напиток хозяйка. Немного приведя себя в порядок, Виола заметно повеселела. Она выставила на стол кусковой сахар, который где-то раздобыла, и обе кобылки его с удовольствием грызли. После пресной предпитовской еды обычный сахар с кипятком вместо чая казался неожиданно вкусным.

— Я была сегодня в этом… в Соцбюро, — сказала Рэйндропс. — И в Трудбюро. В общем, и меня тоже с завтрашнего дня назначили подметальщицей. В учгорблаг номер одиннадцать.

— Ой, какое совпадение… — улыбнулась Виола. — Я ведь тоже там работаю.

— Можем ходить на работу вместе, — предложила пегаска. — Ты могла бы разбудить меня, если я сама не встану вовремя, — она кивнула на столик, где у пони стоял небольшой будильник. — Заодно и дорогу бы мне показала до этого учгорблага.

— Конечно, — с готовностью согласилась пони. — Я постучу тебе в дверь утром.


Стучать Виоле пришлось долго и громко, ведь получив настоящую постель, Рэйндропс спала как убитая. Когда она всё же проснулась, то села на кровати, ещё ничего спросонья не понимая. Ей всю ночь снился Понивилль, и потребовалось несколько секунд, чтобы пегаска хотя бы поняла, где находится, и вздохнула от разочарования.

— Иду! — крикнула Рэйндропс, сообразив, что это соседка, как и договаривались накануне, долбится в дверь.

Она торопливо и бессмысленно закрутилась по комнате, потом догадалась, что по сталлионградскому обычаю надо одеться, и стала натягивать на себя плащ.

— Ну ты и соня! — сказала Виола, когда пегаска, наконец, вышла в коридор. — Я битый час тут стучу, уже соседи выглядывали. Сейчас пока до учгорблага дойдём, весь хороший инвентарь разберут!

— И тебе доброе утро, — сказала Рэйндропс, борясь с зевотой.

— А ты что, так и собираешься идти? В этом? — вдруг удивлённо произнесла Виола, оглядев пегаску.

— Да, а что? — не поняла удивления соседки Рэйндропс. — Плащ слишком помялся?

— При чём тут помялся? Он явно какой-то непростой, фирменный. Надень лучше попроще что-нибудь. Мы с тобой учгорблаге работаем, а не в какой-нибудь важной конторе, чтобы ходить на службу разодетыми.

Рэйндропс хотела возразить, что в плаще нет ничего особенного, что это, в общем-то, обычная повседневная вещь, но вспомнила пустые полки промснаба и невзрачную одежду большинства пони в этом городе. А плащ был действительно хорош, хоть Рэрити и не пыталась в этот раз создать произведение искусства, сшить нечто плохое или просто «обычное» она тоже не могла, даже если бы вдруг захотела.

— У меня ничего другого нет, — произнесла Рэйндропс.

Виола поморщилась от такого пренебрежения хорошей вещью, но сказала:

— Ладно, и так уже опаздываем. Пошли.

Участок городского благоустройства номер одиннадцать располагался в одном из дворов неподалёку от общежития. Это оказалось приземистое одноэтажное строение, больше напоминающее обычный сарай, чем какой бы то ни было участок. Внутри был полумрак, он выглядел густым после белёсой наружности. Свет шёл лишь от двух маленьких зарешёченных окошек, да под потолком едва теплились тусклые лампочки без плафонов. Подметальщики уже собирались здесь, они походили, скорее, на неясные призрачные силуэты, чем на пони из плоти и крови.

Виола повела Рэйндропс куда-то вглубь, к одному из силуэтов, находящемуся в пятне света под одной из лампочек. Пегаска поздоровалась и протянула направление на работу, выданное в Трудбюро.

— Новенькая, значит, — глубокомысленно произнёс силуэт кобыльим голосом.

— Да, меня зовут Саншауэр Рэйндропс, — сказала пегаска.

— Я Ворсинка, заведующая учгорблагом номер одиннадцать, — представился в свою очередь силуэт.

Заведующая рассматривала направление, стоя как раз под свисающей с потолка лампочкой, но всё равно было удивительно, как она могла что-то в нём различить.

Впрочем, не так уж темно здесь было. Глаза Рэйндропс постепенно привыкали к скудному освещению, и учгорблаг уже не казался театром теней. Пегаска видела, как подметальщики, где-то около двадцати жеребцов и кобыл, снимали с вешалок пыльную рабочую одежду, разбирали инвентарь. Двое спорили из-за сломанной метлы, компания из трёх кобылок что-то оживлённо обсуждала, отойдя в сторонку, другие просто приветствовали друг друга и коротко переговаривались.

— Внимание! — сказала Ворсинка, прерывая общий гул. — Товарищи, внимание!

Здешние пони оказались не такими уж и дисциплинированными, но со второго раза все оставили свои занятия и повернулись к заведующей.

— Рада сообщить, — с печалью в голосе начала Ворсинка, — что у нас сегодня опять пополнение. Зовут… — она посмотрела в направление. — Зовут Саншауэр Рэйндропс. В общем, как обычно, прошу любить и жаловать.

Рэйндропс чуть смущённо улыбнулась и помахала копытом. Пони зашушукались, повторяя необычное для них имя.

— Лопатка, пойди сюда! — позвала кого-то Ворсинка. — У тебя ведь нет пары?

Послышались смешки, под которые откуда-то из полумрака вышла кобыла.

— Ставлю тебя вместе с Рэйндропс, — произнесла заведующая. — Покажешь ей, что и как.

Пони не выразила никакой радости, но спорить не стала.

— Не стоим столбами, разбираем инвентарь и расходимся, — дала указание Ворсинка и отправилась куда-то вглубь помещения, поманив за собой Рэйндропс и Лопатку.

Отперев закрытую на огромный висячий замок кладовую, Ворсинка выдала пегаске серую робу, такую же, как у всех, только ещё чистую и, возможно, даже новую. Затем из кучи инвентаря выбрали метлу.

Как только заведующая отошла по другим делам, к Рэйндропс стали подходить пони.

— Классный прикид, — сказала кобыла с пышной лохматой шевелюрой, разглядывая плащ пегаски. — Не продаёшь?

Ещё одна в это время уже внимательно оценивала ткань.

— Эквестрийский, — выдала она своё заключение. — Точно вам говорю! Таких вещей у нас не делают!

— Это же она! — воскликнул вдруг какой-то жеребец. — Кобыла из Эквестрии!

Все повернулись к этому пони.

— То есть это, конечно, не точно, — смутился тот. — Это я так, предположил. Но блин, сами посудите, кто бы ещё приперся на работу в учгорблаг в моднявой эквестрийской тряпке? Вот я и думаю, что это она самая. Ну вы слышали же про неё?

Теперь все повернулись к Рэйндропс, которая и не знала, что сказать.

— Берите инвентарь и расходитесь! — раздался суровый голос вернувшейся Ворсинки. — Кому сказано было!

Пони недовольно побурчали, повздыхали, но оставили Рэйндропс в покое и поплелись к выходу. Пегаска отошла в сторону, туда, где на стене была вешалка, теперь почти освободившаяся от пыльной рабочей одежды. Рэйндропс сняла плащ, повесила его на один из крючков и стала натягивать робу подметальщика.

Подошла Виола.

— Ты мне ничего не сказала, — серьёзно произнесла она. — Это правда? Ты из Эквестрии?

— Да, это правда, — ответила Рэйндропс. — Я хотела тебе сказать, но… Я не сказала с самого начала, а потом, когда мы уже говорили, стало как-то поздно упоминать об этом… — Она вдруг ухватилась за какую-то мысль и быстро добавила: — Но я ведь сказала, что я из Понивилля. Это в Эквестрии.

— Мы тут не обязаны знать все ваши города, — отчеканила Виола.

— Я поняла, что здесь не очень любят Эквестрию. Я не знала, как ты отреагируешь, — оправдывалась Рэйндропс.

— Я такая дура! Я должна была о чём-то догадаться! Вся эта твоя странная история про гостиницу, про Внутренний Город…

Она одёрнула на себе робу, развернулась и пошла к выходу, где её ждала напарница с мётлами.

— Удачи. Тебе придётся научиться просыпаться самой, без моей помощи, — бросила Виола через плечо напоследок.

Ещё остававшиеся в помещении пони уставились на неё, заставив покраснеть.

— Что?! Я ничего такого не имела в виду! Я сегодня действительно будила её, полчаса к ней в дверь стучала! — сказала кобылка и поспешила на улицу.

Рэйндропс вздохнула и поправила висящий на крючке плащ.

— Не дело это, — сказала Ворсинка, посмотрев на то, как хорошая вещь сиротливо разместилась на общей вешалке. — Украдут, стоит только отвернуться. Давай-ка лучше в кладовке закроем.

Закончив с переодеванием и взяв инвентарь, Рэйндропс и Лопатка вышли из учгорблага. Пока они шли к месту работы, на улицу, которую им предстояло подметать, напарница молчала, лишь бросая на пегаску короткие взгляды. Рэйндропс думала о Виоле и вообще обо всём, что случилось, и тоже молчала. Молчала она ещё и потому, что несла в зубах метлу. Лопатка же имела на одежде специальное приспособление, две петельки, в которые она вставила черенок метлы для переноски. Петли эти, судя по всему, были нашиты ею самостоятельно, поэтому неудивительно, что на новой стандартной робе ничего подобного не оказалось.

По пути кобылам встретилось заведение, в отличие от предпитов и продснабов, озаглавленное лишь короткой вывеской «СОЛЬ». Рэйндропс раньше такого в этом городе не встречала. У входа толпились помятого вида жеребцы, образовывая неровную, похожую на толстого червяка очередь. Жеребцы стояли тихо, втягивая шеи, словно боясь удара откуда-то сверху. Они почти не обратили внимания на проходящих мимо кобыл, но Лопатка всё равно ускорила шаг.

На одном из перекрёстков, как две капли воды похожем на все другие, Лопатка внезапно остановилась и сказала:

— Вот эта улица вся наша, отсюда и до вон того дальнего дома, — показывала она копытами объем работы. — С этой стороны есть два переулка, вон там и дальше ещё один, они тоже наши, а с той есть ответвление как бы, оно наше только до середины. Понятно?

Прежде чем Рэйндропс успела выплюнуть метлу и что-то ответить, Лопатка наклонилась к её уху и быстро добавила:

— Мне тут надо по делам, на медобслед, у меня и справка есть, так что ты сегодня, ну это, за меня. Ну, пока. Не забывай, в двенадцать у нас обед, можешь подойти в предпит «Ромашка», там наши будут. Всё, мне пора!

С этими словами она исчезла в облаке пыли, поднятом её же копытами, как будто и не было у Рэйндропс никакой напарницы.

— А… Э-э-э… — запоздало попыталась что-то сказать оставленная в одиночестве пегаска, но звуки бесполезно повисли в густом от дымки воздухе.

Налетевший порыв ветра поднял тучу пыли, и Рэйндропс чихнула. Она стояла, бессмысленно глядя на лежавшую перед ней метлу. Пыль покрывала всё вокруг, летала вместе с ветром, и не было никакого смысла даже пытаться избавить от неё улицу. Поэтому пони решила убрать попадающийся кое-где мелкий мусор и скрюченные листочки, опавшие, несмотря на середину лета, с чахлых деревьев. Работа пошла неплохо, но вскоре возникла проблема. У Рэйндропс была только метла, а вокруг не нашлось ни одной урны или бака, куда бы можно было сложить собранное. Пегаска пыталась сметать сор к краю дороги, но ветер радостно разносил его обратно по всей улице, непринуждённо сводя всю работу на нет.

Рэйндропс решила поискать для мусора место получше. Она нашла не перегороженный забором проход между домами, через который попала в один из дворов. Это был прямоугольный кусок земли, частично заросший травой, частично вытоптанный. В центре возвышались железные качели, горка и ещё какие-то металлические конструкции, выкрашенные зелёной краской. На веревках, натянутых между столбами, сушилось бельё. По краям это пространство ограничивалось серыми стенами домов с высокими крылечками подъездов, спусками в подвалы и какими-то деревянными пристройками. В правой части двора торчала из земли скособоченная самодельная лавочка, на которой сидели три давно уже немолодые кобылы в темной одежде и с платками на головах. Ещё одна пожилая пони на трясущихся подгибающихся ногах медленно сходила с крыльца дома.

— О, Цветочек! — донеслось с лавочки. — Ну наконец-то вышла!

— Ой, а вы все уже здесь, что ли? — проскрежетала с крыльца пони.

— Да мы уж давно вышли, а тебя-то и не было. Я и говорю: Цветочек-то наша что-то не вышла, не случилось ли чего? А тут смотрю: ты выходишь. Видно, не случилось.

— А ничего и не случилось, — сказала свежевышедшая, устраивая тощий круп на краю скамейки.

— Смотрите, идёт, — сказала одна из кобыл, увидев появившуюся во дворе Рэйндропс.

— Пришла, — произнесла вторая.

— Не видала я раньше таких, — проскрипела третья, сощурив выцветшие глаза.

— Ходют, как будто двор-то у нас проходной!

— А он уж и не проходной.

— То-то и оно, что не проходной, а ходют, как будто бы и проходной!

— Эм… Извините? — начала Рэйндропс.

— Слышите, извиняется! Натворила, знать, что-то! — воскликнула одна из пожилых кобыл.

— Вертихвостка!

— Точно!

— Простите, я только…

— Ну вот, опять!

— Я только хотела узнать, куда здесь можно выбросить мусор…

— Ишь чего!

— Мусор ей надо выбросить! Пришла откуда-то и мусор у нас здесь выбросить хочет!

— Подметальщица это, — сказала кобыла в тёмно-синем платке, приглядевшись к одежде пегаски. — Нам вашего уличного мусора не надо!

 — Но свой мусор вы же куда-то деваете? — спросила Рэйндропс, отступив на шаг от такого напора.

— Вечером мусорная повозка приезжает.

— В семь.

— Это должна в семь, а вчера аж в восемь прикатила!

— И я помню, целый час с вёдрами ждали. Безобразие!

— Распоясались! Сталлиона на них нет!

— Она подметальщица? Пусть идёт на улицу, у нас здесь, во дворе, дворник убирает.

— Убирает! Да он хулиганит больше! Волоса из гривы торчат и серьга в ухе у него…

Так и не добившись ничего путного, Рэйндропс ретировалась со двора. В конце концов, она нашла укромное место в переулке, куда не долетал ветер, и смела мусор туда. Здесь, казалось, особо никто не ходил, и пегаска понадеялась, что её решение не создаст проблем. Да и решение это временное. Она ведь сможет спросить у других подметальщиков, куда они девают мусор, уже на обеде…

Кстати, об обеде. За работой время пролетело незаметно, и, посмотрев на стрелки карманных часов, пегаска поспешила в предпит.

В «Ромашке» было многопонно. Рэйндропс появилась здесь минут за двадцать до намеченного времени, но её коллеги пришли ещё раньше. Пони в робах подметальщиков расположились за дальним столиком в самом углу, куда нужно было протискиваться через весь зал с риском расплескать напиток и похлёбку. Увидев Рэйндропс, подметальщики замахали копытами — то ли узнали, то ли просто определили как «свою» по одежде. Пегаска приставила метлу к стене, у которой уже был оставлен инвентарь других, и встала в очередь на раздачу еды. После отчаянной эквилибристики с подносом она заняла свободное место за общим учгорблаговским столом. Здесь, среди прочих, была и якобы ушедшая на какой-то «медобслед» Лопатка.

Одна из подметальщиц, тёмно-серая, почти чёрная кобыла, вдруг уставилась на пегаску, точнее на её новую, только сегодня выданную, но уже запылённую робу:

— Так ты что, работала?

— Да нет, конечно! — махнув копытом, весело сказала другая. — Она наверняка специально запорошила себя пылью. Умная пони!