Внутренний Город
VII. Обновление
В свой второй рабочий день Рэйндропс почти опоздала в учгорблаг: Виола сдержала своё слово и не стала её будить. Накануне вечером пегаска специально легла пораньше, но всё равно вскочила с кровати буквально за пять минут до начала трудового времени. Когда она входила в пыльный полумрак, навстречу ей попались последние подметальщики. Они уже успели переодеться, взять инвентарь и теперь расходились по вверенным им участкам улиц. Учгорблаг опустел. Рэйндропс, моргая со света, поискала взглядом свою напарницу Лопатку и увидела под лампочкой, там же, где и вчера, силуэт заведующей Ворсинки. Рядом стояла ещё какая-то пони.
— Товарищ Рэйндропс! Мы вас как раз дожидаемся, — сказала заведующая.
— Эм… простите, я, кажется, проснулась немного позднее, чем нужно, — сказала Рэйндропс. — У меня нет будильника.
Но Ворсинка проигнорировала извинения и сказала, кивнув в сторону соседнего силуэта:
— Знакомьтесь, это товарищ Пылинка. Она будет вашей напарницей вместо товарища Лопатки.
Стоявшая рядом кобылка сверкнула улыбкой в свете лампочки и протянула Рэйндропс копыто. Пегаска чуть несмело потрясла его.
— Очень приятно.
— Взаимно.
— А что случилось с товарищем Лопаткой? — спросила Рэйндропс у Ворсинки.
— Ничего не случилось, — был ответ. — Просто я решила поставить вас в пару с другой пони, вот и всё.
Взяв мётлы, две кобылки вышли из учгорблага и отправились к месту работы. На свету Рэйндропс смогла лучше разглядеть напарницу: это была тёмно-жёлтая земнопони примерно того же возраста, что и пегаска, может, чуть старше. Пылинка шла лёгкой походкой, положив метлу себе на спину и балансируя ею таким образом, что та лежала ровно и не сваливалась. Когда Рэйндропс попыталась повторить трюк, её инвентарь немедленно оказался на мостовой. Пегаска с грустью подумала, что лишённая крыльев, она стала гораздо хуже владеть своим телом. Пришлось опять взять метлу в зубы.
— Ничего, ещё лучше меня научишься, — подмигнув, подбодрила её Пылинка.
Рэйндропс подумала, что меньше всего хотела бы научиться держать на спине метлу без помощи крыльев. Лучше было бы получить свои крылья назад и никогда больше не заниматься подметанием улиц. Впрочем, замечание напарницы не вызвало раздражения, пегаска понимала, что пони не имела в виду ничего плохого.
Пылинка сразу показалась Рэйндропс не по-сталлионградски улыбчивой и дружелюбной. Если бы не роба подметальщицы, она, наверное, могла бы сойти за эквестрийку. Даже её грива на фоне скучных причёсок большинства жителей Сталлионграда выглядела по-особенному. Красиво растрёпанные чёрные пряди, казалось, кричали о свободе, отвергая навязанные городом порядки.
— Тот участок, на котором ты вчера работала, остаётся за Лопаткой, — сказала Пылинка. — Нам с тобой дали другое место. Я тебе всё покажу.
— Хофофо, — ответила Рэйндропс сквозь черенок метлы.
— Ты ведь живёшь в общежитии номер тринадцать, верно?
Рэйндропс кивнула.
— Я тоже там живу, — сказала Пылинка. — На третьем этаже.
— А я на втором, — сказала Рэйндропс, на время выплюнув метлу.
— Вот и отлично, будет не скучно ходить на работу, — произнесла земнопони.
— А будильник у тебя есть? — спросила пегаска.
— Да, вот здесь, — Пылинка легонько постучала краем копыта себе по голове. — Я в девяноста девяти процентах случаев просыпаюсь вовремя. Могу каждое утро стучаться к тебе, если у тебя с этим проблемы.
— Я была бы рада, — сказала Рэйндропс, удивляясь, как всё удачно складывается.
— Теперь о самой работе, — произнесла Пылинка. — Ты понимаешь, в чём наша задача?
— Ну… Подметать улицы? Чтоб было чисто? — ответила пегаска и вновь схватила метлу зубами, чтобы не отставать от напарницы.
— Ответ неверный! Наша задача — быть не хуже других. Нужно лишь следить, чтобы улица, за которую мы отвечаем, не оказалась вдруг более замусоренной, чем соседние, ясно? Но и слишком стараться тоже не надо. Начальство, конечно, похвалит, и, может, даже почётную грамоту даст, но другие подметальщики нас с тобой возненавидят.
Увидев, как лицо Рэйндропс удивлённо вытянулось, Пылинка поспешила объяснить:
— Если наш участок будет излишне сиять чистотой, то и всех остальных заставят подтягиваться до нашего уровня, а лишней работы никто не любит. Понимаешь, большинство идёт в учгорблаг вовсе не для того, чтобы сделать город чище. Многие получают утром метлу, кидают куда-нибудь в укромное местечко и идут заниматься своими делами. А вечером приносят её обратно.
«Что ж, теперь ясно, почему при таком количестве подметальщиков город, мягко говоря, не очень-то чистый», — подумала Рэйндропс.
— Я понимаю, — продолжала Пылинка, — это всё выглядит не совсем честно. Но с другой стороны, за те жетоны, что нам платят, ходить в учгорблаг за метлой — это уже подвиг. Зарплата-то минимальная. Главный плюс — благодаря такой ненапряжной работе ты можешь заниматься тем, чем тебе действительно хочется. Один парень у нас, я слышала, древние языки изучает, представляешь? Кто-то рисует или музыку сочиняет, но типа не как профессионалы, для которых это работа, а так, чисто для себя. Или вот, ходят слухи, что есть среди подметальщиков всякие подпольные воротилы. Им, понимаешь, всё равно нужна официальная работа, чтобы не было проблем с Горзащитой из-за тунеядства.
Пылинка остановилась прямо посреди улицы.
— Пришли, — сказала она. — Вон до того дальнего перекрёстка — это всё наше. Сейчас пройдём, посмотрим, что и как. Если особо не намусорили, то мы с тобой пока свободны. У тебя есть какие-то планы на день?
Рэйндропс выплюнула черенок метлы и пожала плечами.
— Я об этом не думала, — сказала она. — Мне казалось, что на работе мне придётся, ну, работать. Но если нет, то я совсем не против. А чем ты обычно занимаешься в это время?
— Смотри, мы можем просто пойти домой, — сказала Пылинка. — Но вахтёрша у нас в общежитии вредная и может доложить куда следует, если мы заявимся в рабочее время. Поэтому через центральный вход нам лучше не шастать. Но можно пройти через заднюю дверь, там замок обычным гвоздём отпирается.
Улыбчивая напарница с первого взгляда выглядела приветливой, простой и открытой, но это и заставило Рэйндропс насторожиться. В Сталлионграде такое поведение выглядело почти неправильным, особенно по отношению к тому, с кем только что познакомился, особенно по отношению к иногородней пони.
— Ты так открыто обо всём со мной говоришь, — произнесла Рэйндропс, посмотрев Пылинке прямо в глаза. — Ты знаешь, кто я и откуда?
Пони легко выдержала взгляд и даже усмехнулась.
— Ты имеешь в виду, знаю ли я, что ты из Эквестрии? Да, я это знаю. Весь учгорблаг со вчерашнего дня только о тебе и говорит.
— И ты ничего не боишься? Моя соседка Виола шарахается от меня с тех пор, как вчера узнала обо мне правду.
Пылинка издала смешок.
— Рэйндропс, те времена, когда действительно стоило бояться, давно прошли. Просто многие по привычке трясутся от каждого шороха.
Однажды утром заведующая Ворсинка объявила, что после окончания рабочего дня всем нужно будет остаться для общего собрания коллектива. Никто не был этому рад, даже сама Ворсинка. Пылинка рассказала Рэйндропс, что обычно к подметальщикам со всякими собраниями, лекциями, политинформациями и прочей идеологией не приставали. Это было своего рода компенсацией за минимальную зарплату: более высокооплачиваемых трудящихся таким образом мучили регулярно. Поэтому учгорблаговцы расценили объявление заведующей как покушение на свою негласную привилегию.
После сдачи инвентаря, вместо того чтобы расходиться по домам, всем пришлось остаться и сначала расставлять стулья, а потом сидеть на них в сумрачном и душном помещении учгорблага. Рэйндропс и Пылинка разместились на соседних местах, Виола же уселась в другом конце комнаты. Прошло уже несколько дней, но она по-прежнему избегала общества пегаски. Ну, насколько это было возможно для пони, живущей в соседней комнате и работающей в том же учгорблаге. Другие подметальщики тоже не то чтобы стремились близко сходиться с Рэйндропс, хоть и было заметно, что при виде иногородней кобылки многих из них раздирает от любопытства. Только одна Пылинка не старалась держать дистанцию, поэтому пегаска почти всё время проводила со своей напарницей.
— Давайте разберёмся со всем этим побыстрее, — примирительно сказала заведующая.
— Мы тут даже не члены Союза Трудящихся, — пробурчал кто-то со своего места. — Зачем нам эти собрания?
— Понимаю ваше настроение, товарищи, — устало произнесла Ворсинка. — И тем не менее, давайте начнём. Быстрее начнём — быстрее закончим. Во-первых. Как вы, должно быть, знаете, Горсовет и ЦК Союза Трудящихся в рамках политики Обновления утвердили постановление, по которому должность директора народного предприятия становится выборной. Это касается и заведующих учгорблагами, в частности и меня. Итак, товарищи, проголосуем. Кто за то…
Тут над собравшимися пони немедленно взметнулся лес поднятых передних ног.
— Ну за что? За что? — спросила заведующая с укором. — Вы даже не дослушали. Так вот, кто за то, чтобы признать мою работу в качестве заведующей учгорблага номер одиннадцать удовлетворительной и переизбрать меня на эту должность?
Опустившийся было лес ног поднялся опять. Рэйндропс замерла и в нерешительности огляделась, но какое-то стадное чувство толкало её копыто вверх. Сидевшая рядом Пылинка тоже тянула переднюю ногу. Пегаска сдалась и вместе со всеми проголосовала «за». Ворсинка была неплохой пони, «невредной», как говорили здесь, да и, насколько можно было судить, никакой альтернативы всё равно не предлагалось.
Происходящее в какой-то мере было странно и удивительно: Сталлионград выглядел таким несвободным, подчинённым какой-то верховной воле, даже для полётов требовалось специальное разрешение, а тут вдруг вопросы решаются общим голосованием. Даже в Эквестрии, как правило, пони не могли вот так собраться и выбрать себе на работе руководителя. С другой стороны, какой толк от голосования, если всё равно все единогласно и, кажется, бездумно голосуют за существующее начальство?
— Отлично, — прокомментировала заведующая своё избрание. Она взяла в копыта бумажку с заранее заготовленным текстом. — Теперь ко второму вопросу повестки дня. Нам, товарищи, коллективу нашего учгорблага, выпала честь представлять дружную семью подметальщиков на торжественной демонстрации в честь Дня Города. Большое праздничное шествие, как это обычно и происходит, пройдёт по Рубиновой площади, прямо у стен Внутреннего Города. На трибуне будет присутствовать высшее руководство Сталлионградской Автономной Народно-Демократической Республики, члены Центрального Комитета Союза Трудящихся и члены Президиума Городского Совета. В том числе, конечно, и наш дорогой товарищ Гегемон. Для прохождения праздничной колонной коллективу будет выдана специальная парадная форма подметальщиков.
От такой новости учгорблаговцы загудели. До Рэйндропс долетали и отдельные недовольные очередной «обязаловкой» голоса, но большинство грядущим событием заинтересовалось, ведь это всё-таки будет на Рубиновой площади, перед трибуной с руководством, куда так просто не попадёшь.
— Ещё минуточку внимания, — сказала Ворсинка. — При прохождении колонной по площади необходимо иметь с собой соответствующие плакаты. Плакаты мы должны изготовить самостоятельно, чтобы было видно, что это мы сами, от души. Список лозунгов утверждён, вот он у меня есть, — она показала листок бумаги с печатями. — В связи с этим учреждается учгорблаговский комитет по подготовке ко Дню Города, который будет возглавлен мной. В него также войдут Сухарик, Прутик, Корочка, Ниточка и Хворостинка.
От названных пони, столь вероломно нагруженных общественной работой, немедленно раздался стон страдания.
— Всё-таки очень жаль, у тебя нет хотя бы пары пластинок из Эквестрии, — мечтательно сказала Пылинка однажды вечером, когда они с Рэйндропс возвращались с работы.
— Даже если бы я что-то с собой привезла, — ответила пегаска, — уверена, у меня бы это отобрали горзащитники ещё на вокзале.
— Да знаю я, просто дай помечтать, — шутливо надулась Пылинка. — «Мэйнхэттенская четвёрка», Уинни Хен Трикс, «Зе Хорс», «Пинк Кольт»… Мне особенно нравится «Мэйнхэттенская четвёрка», эта их барабанщица с розовой гривой просто чума! Жаль только, что творческие разногласия так быстро разделили их…
— Ты, кажется, лучше меня разбираешься в эквестрийской музыке, — улыбнулась Рэйндропс.
— А у нас многие фанатеют, — сказала Пылинка. — Жаль, что у тебя ничего нет. Если бы мы с такой музыкой в кафе «Сайгак» пришли, нас бы на копытах носили.
— В кафе? — удивилась эквестрийскому слову Рэйндропс. — Ты сказала кафе?
— Ну да, кафе, — засмеялась земнопони. — Технически это предпит «Сталлионград», но это только технически. Все называют его кафе «Сайгак». Есть определённый круг, — она загадочно улыбнулась и покрутила в воздухе копытом, — определённый круг пони, которые там часто появляются.
— Интересно… — проговорила пегаска. — Но, к сожалению, никаких пластинок у меня нет.
— Ничего, даже без пластинок. Тебя самой уже вполне достаточно. Там ведь все буквально сгорают от любопытства с тех пор, как услышали об эквестрийской кобылке. Такое не каждый день бывает, знаешь ли. И, возможно, я хочу быть той, кто приведёт в «Сайгак» такую интересную пони, как ты.
Рэйндропс остановилась и посмотрела на напарницу.
— Так ты что, меня в кафе пригласить хочешь?
— А почему бы и нет? — сказала Пылинка. — Я, честно говоря, все эти дни присматривалась к тебе и думаю, что ты достойна войти в наш круг, — добавила она, заговорщицки понизив голос.
— Это что, что-то вроде тайного общества? — полушутя, но всё же немного настороженно спросила Рэйндропс.
— Типа того. На самом деле большого секрета тут нет, все всё знают. Ну, кроме, может быть, тех, кто уж совсем не теме, — сказала земнопони серьёзней. — Можем пойти туда прямо завтра, после работы. В выходные там слишком много народу. Да и все крутые пони, с которыми тебе стоит познакомиться, всё равно зависают там каждый день, так что мы с тобой ничего не упустим.
— Ну не знаю, — засомневалась Рэйндропс. — У нас же сейчас подготовка к этому празднику.
— И что с того? Мы с тобой даже не в комитете по подготовке, нам это вообще без разницы. Просто скажи, ты хочешь со мной сходить или нет?
— Да, конечно хочу, — ответила пегаска.
Она отбросила сомнения. Ведь это было кафе. Пусть технически предпит, но всё равно кафе. Можно было почти физически ощутить дуновение эквестрийского воздуха, исходящее от этого слова. И те пони, которые упорно называют предпит «кафе», обещают быть гораздо более эквестрийскими, чем все остальные в этом городе.
Рэйндропс не помнила, когда в последний раз ожидала наступления завтрашнего дня с таким нетерпением. Разве что в детстве, перед днём рождения или праздником Согревающего Очага. Пони легла спать пораньше, но уснуть никак не могла и в бессонном изнеможении переваливалась с одного бока на другой. Скованные крылья чесались, ноги было невозможно уложить удобно. Овечки, которых она пыталась считать, радостно прыгали и бежали в кафе… И несмотря на всё это, на утро Рэйндропс чувствовала себя вполне бодро, как будто в одиночку осушила целый кофейник.
— В первый раз я узнала о «Сайгаке» ещё лет в тринадцать, — рассказывала Пылинка. — Один знакомый рассказал. Говорил, что там поэты, художники, что это как другой мир, где живут пони с гигантскими бородами и хлещут дефицитный кофе литрами. Попала я туда впервые в шестнадцать…
На перекрестке двух оживлённых по меркам Сталлионграда улиц стояло здание — добротное, старинное, ещё дореволюционной постройки. На первом его этаже были арочные окна, а прямо на сам перекрёсток, располагаясь на углу дома, выходила невзрачная дверь без всякой вывески над ней. Лишь подойдя вплотную, можно было разглядеть маленькую табличку с тусклой надписью: «Предпит “Сталлионград”». Заведение будто стыдилось своего настоящего названия и самого слова «предпит».
У входа околачивалось несколько пони в длинных плащах, а один жеребец даже был в тёмных очках на полморды. Это был первый пони в тёмных очках, которого Рэйндропс увидела в этом городе.
— Здесь я не Пылинка, — сказала Пылинка, указывая в сторону кафе. — Зови меня Дасти, пожалуйста.
— Эквестрийское имя? — удивилась пегаска. — Это очень… мило.
— Здесь почти у всех есть такие имена, — сказала земнопони, открывая дверь. — Низкопоклонство перед Эквестрией, — засмеялась она.
Сразу за дверью были ступеньки, о которые Рэйндропс, не привыкнув к полумраку, чуть не споткнулась. Пылинка-Дасти поддержала её. Несколько ступеней вверх, и пони оказались в зале. Здесь было ещё больше жеребцов в плащах, очках и с бородами. Для них подавали соль в маленьких солонках и какие-то закуски, которые Рэйндропс не успела рассмотреть, потому что Пылинка потащила её дальше. Снова несколько ступенек, на этот раз вниз, и глазам кобылок открылся другой зал.
Здесь была буфетная стойка с какими-то пышущими жаром механизмами, которые при ближайшем рассмотрении оказались гигантскими кофеварками. Их обслуживали кобылы в белых фартуках. Посетители толпились у стойки, чтобы получить порцию тёмной жидкости в маленькой белой чашке, а потом отходили к столикам с круглыми столешницами, сделанными под камень. Стульев не было. Вернее, были, но только у некоторых столов, стоявших у стены, а в центре зала пони оставались на ногах и свободно перемещались, сталкиваясь между собой и заводя разговоры. У «сидячих» же столов собирались, по-видимому, более постоянные компании. К одной из них и подвела пегаску Пылинка.
— Привет, Дасти! — приподнялся со своего места жеребец с всклокоченной гривой. — А это кто с тобой?
— А это Рэйндропс, — весело и как-то запросто сказала Пылинка.
— О! Ого! — удивился жеребец. — Та самая Рэйндропс?
— Самая-самая, — ответила земнопони, подмигнув пегаске.
Вся компания притихла, пока две кобылы устраивались за столом.
— Кофе! — крикнул кто-то. — Кофе милым дамам! Угощаем!
Началось какое-то движение, и вскоре на столе дымилось ещё две чашки для вновь прибывших. Рэйндропс так и не поняла, за чей счёт купили напиток, и попыталась предложить свои жетоны.
— Не бери в голову, милая, — сказал всклокоченный жеребец. — Кофе здесь стоит один жетон за три чашки маленького двойного, так что мы и сами уже немного запутались, кто за кого платит.
— Один жетон за три чашки? — спросила Рэйндропс. — А если мне надо одну? Я должна разорвать жетон на три части?
— Нет, — засмеялся жеребец. — Платить всё равно надо один жетон, остальные две чашки должны записать на твой счёт. Но их потом не допросишься, если ты не постоянный клиент, поэтому лучше приходить сразу втроём. Нужно собрать компашку из трёх пони и договориться, кто платит жетон на этот раз. Я называю это «сообразить на троих».
— Сообразить на троих — это же что-то из жизни солеголиков, — сказала Пылинка.
— Дасти права. Просто пачка соли стоит три жетона, как раз удобно втроём сложиться по жетону каждому, — объяснил кто-то.
— Раньше стоила, — поправили с другой стороны стола. — Теперь уже пять. Новое постановление.
Рэйндропс отхлебнула кофе из чашки и невольно поморщилась от специфического горького вкуса. От глаз всклокоченного жеребца это не ускользнуло.
— Здесь лучший кофе во всём Внешнем Городе, — сказал он. — Но, конечно, всё же не совсем натуральный. Из какого-то концентрата или что-то вроде того.
Жеребца звали Флауэр, остальные за столиком тоже называли себя эквестрийскими именами. Рэйндропс понимала, что это были лишь прозвища, как и у Пылинки, но в этом всё равно было что-то приятное. Эти пони как будто пытались по мере сил сотворить здесь небольшой кусочек Эквестрии. И хотя делали они это для себя, а не для неё, Рэйндропс была им очень благодарна.
— Рассказывай! — вдруг завопил один из жеребцов, с песочного цвета шерстью, чёрной прилизанной гривой и эквестрийским именем Сэнди. — Я не могу больше ждать! Про Эквестрию, скорее!
Этот вскрик как будто бы прорвал некую плотину, и вопросы полились со всех сторон:
— Музыка! Какие группы слушаешь?!
— «Мантикорс», «Пёрпл Юникорн»… Слышала о таком?
— Это, наверное, что-то мэйнхэттенское, — ответила пегаска. — А я из маленького городка, из Понивилля.
— Мэйнхэттенское? Да нет же, «Пёрпл Юникорн» из Хувфорда!
— Ты из Понивилля?! Тогда диджей ПОН-3! Понитоунз!
— Ну, я немного знаю диджея…
— Знаешь?! Ого, слышали?
Рэйндропс не была хорошей рассказчицей. Трудно, если вообще возможно, просто словами рассказать, что такое Эквестрия, передать суть. Рэйндропс просто прожила там всю жизнь, находилась внутри с самого первого вздоха, и разве можно передать хотя бы частичку этого опыта кому-то совершенно постороннему? А сидевшие вокруг пони, казалось, знают Эквестрию даже лучше, чем она, хотя это была их собственная Эквестрия, Эквестрия мечты. По крайней мере, в эквестрийской музыке они точно разбирались гораздо лучше пегаски.
— Эх, не цените вы там своего счастья, — проворчал один из жеребцов, узнав, что у Рэйндропс нет своей коллекции пластинок. — Я бы на твоём месте всю квартиру завалил фирменным высококачественным винилом. А то нам здесь на костях слушать приходится.
— На костях? — испугалась Рэйндропс.
— На старых рентгеновских снимках, — объяснили ей. — Наши местные умельцы делают из них самопальные пластинки.
— Ничего, возможно, что у нас скоро всё изменится, — заявил Флауэр.
— Ага, изменится, держи карман шире, — скептически отозвался Сэнди.
— Да нет, правда! — упорствовал всклокоченный жеребец. — Официально ещё не объявляли, но говорят, что на День Города к нам приедет посланник из Эквестрии. Может, о чём-то и договорятся.
— Ну да, сразу о прямых поставках пластинок идеологически вредных групп, чего уж там.
— Возможно, это лишь первый шаг! Возможно, что из Обновления, затеянного Гегемоном, что-то и выйдет!
— Фе, политика, — надулась Пылинка. — С такими разговорами, Флауэр, тебе бы к другому столику, к этим несогласным. Здесь это никому не интересно.
— Но послушай, это ведь касается всех нас! Если они действительно решатся открутить гайки…
Флауэр так воодушевился, что замахал копытами и не договорил.
— Если и приедет этот твой посланник на праздник, что с того? — скептически произнесла Пылинка. — Скорее всего, постоит на трибуне, поглазеет вместе с Гегемоном на проходящие колонны, да и уберётся восвояси. Что от этого изменится?
— Кстати, — задумчиво произнёс Поппи, большой красный жеребец, похожий на Биг-Макинтоша, — у меня на работе вечно радио болтает, я обычно, конечно, всю эту туфту мимо ушей пропускаю. Но вот в последние дни, знаете, вдруг заметил, что они вроде бы перестали плохо говорить об Эквестрии…
Остаток вечера Рэйндропс запомнился не очень хорошо. Она то и дело проваливалась в свои мысли. Эквестрийский посланник! В Сталлионграде! Её подводили к каким-то пони — художникам, поэтам и музыкантам, знакомили с ними, а она, наскоро проговорив слова приветствия, возвращалась к мыслям о том, как подать сигнал посланнику. Может быть, просто махать копытами и кричать: «Вытащите меня отсюда, я гражданка Эквестрии»? Интересно, какое там расстояние будет до трибуны? Услышит ли он её? Или шум праздничной толпы заглушит всё? Рэйндропс поискала глазами Флауэра, чтобы расспросить о Дне Города, но тот уже куда-то подевался. Спрашивать у Пылинки почему-то не хотелось.
Вечер кончился внезапно и гораздо раньше запланированного. Это произошло, когда со стороны первого зала кафе вдруг раздался истошный крик:
— Облава!
Пони засуетились, забегали, бестолково замельтешили. Но некоторые, казалось, двигаются и действуют более целенаправленно, как будто у них был заранее заготовлен план на этот случай. Спустя какие-то секунды после предупреждающего крика во второй зал ворвались горзащитники.
— Стоять всем на местах! — гаркнул мощный жеребец, видимо командир отряда.
Два горзащитника схватили первого попавшегося жеребца с нестандартной причёской.
— А-а-а! Гриву попилят! — голосил тот.
Неразбериха тем временем продолжались. Сквозь шум раздавались резкие выкрики:
— Выворачивай карманы!
— Документы! Нет?! Пройдёте с нами! Для выяснения личности!
Горзащитники шли через зал напролом, разрезая бурлящую толпу. Они заглядывали под столы и стойку в поисках чего-то, иногда выхватывали кого-нибудь из общей массы и тычками гнали куда-то прочь. Как выбирали, кого хватать, оставалось неясным. Руководствовались каким-то только им ведомым принципом — то пропускали, лишь отпихнув в сторону, довольно приметных жеребцов и кобыл, то вдруг забирали с собой тех, кто не выделялся ни гривой, ни костюмом.
В первые секунды облавы Пылинка словно оцепенела, но быстро пришла в себя. Она схватила Рэйндропс за ногу и потянула подальше от вторжения, в затемнённый угол зала. И оттуда, перемещаясь короткими перебежками, кобылы каким-то чудом выскользнули в первый зал и далее, на улицу, вместе с другими счастливчиками, избежавшими внимания горзащитников.
— Вот тебе и Обновление… — проворчала Пылинка, выдохнув.
Они отправились домой, и откуда-то из переулка появился Флауэр, тоже улизнувший от Горзащиты. Он не рискнул выходить через центральный вход, а выбрался какими-то окольными путями, доступными ему, как видному завсегдатаю заведения. Всклокоченные космы жеребца теперь прикрывала неприметная кепка.
— Видишь, ничего не меняется, — сказала ему Пылинка с чувством собственной правоты. — А ты всё на это своё Обновление надеешься.
— Как это не меняется? Раньше облавы случались гораздо чаще, — невозмутимо ответил Флауэр. — Когда предыдущая была? В позапрошлом месяце? А раньше могли и каждую неделю нас гонять. Кстати, — он повернулся к Рэйндропс, — хотите интересный факт? Своё народное название кафе получило во время как раз одного из таких варварских набегов. В тот раз все особенно дружно наплевали на запрет на курение, в зале топор можно было вешать. И когда туда ворвались горзащитники… А тогда ещё была войнушка в Степной Конфедерации, и там были сайгаки, которые считались самой реакционной силой, их по радио часто ругали. Так вот, когда Горзащита ворвалась, один из них увидел, как все курят и сидят на подоконниках, и говорит: «Ну вы и сайгаки!» Он-то думал обозвать пообидней, а наши сами это слово подхватили, стали так себя называть, а потом и на само кафе перешло.
Предпраздничные дни для Рэйндропс были затянуты томительным и тревожным ожиданием. Конечно, не из-за самого Дня Города, который пегаску совершенно не трогал. Ей не давал покоя приезд посланника из Эквестрии. Возможно, для неё это был единственный шанс вернуться домой.
Бежать самой через дикие неприветливые места — безумие, послать в Эквестрию какую-нибудь весточку с просьбой о помощи тоже нельзя: Пылинка сказала, что отправить письмо за пределы Сталлионграда можно только через центральное почтовое отделение, которое находится во Внутреннем Городе… И тут Рэйндропс, как и в случае с адресом тётушки, упиралась в стену и отсутствие пропуска.
Хоть побег и казался невозможным безрассудством, Рэйндропс не могла перестать думать о нём. Стоило ей замечтаться, в голове возникало что-то вроде комиксов в стиле приключений Дэринг Ду. Легендарную пегаску не остановило повреждённое крыло, она продолжала путешествие, сбегала из любых ловушек. Вот только Рэйндропс не героиня книжной серии, ей для побега понадобится реалистичный план, а такой в голову приходить не желал, и пони надеялась лишь на приезд эквестрийского посланника, но одновременно боялась, что это окажется лишь слухом, и единственная тонкая ниточка, протянувшаяся к Эквестрии, оборвётся.
Дни тянулись за днями, а Горбезопасность хранила молчание. Никто не являлся к Рэйндропс с новостями о продвижении дела Шифти Клаудс, и вообще, ничего не напоминало пегаске о том, зачем она изначально приехала в этот город. Иногда даже казалось, будто Рэйндропс оказалась здесь исключительно ради работы подметальщицей, а какие-то там письма, факт получения которых всё дальше уплывал в прошлое, — это так, лишь повод.
Среди томительного беспокойства, уже становившегося привычным, существование Рэйндропс начало входить в некую колею, хоть пони и не хотела привыкать к жизни в Сталлионграде. С неудовольствием она замечала, что уже произносит слово «учгорблаг» без запинки, не говоря уже о всяких там «предпитах» и «продснабах».
Так всё и длилось, пока в один из дней кое-что не произошло. Погода стояла хорошая, дымка немного развеялась. Рэйндропс с Пылинкой шли по улице, они решили прогуляться после работы и дойти до другого предпита, где, по слухам, готовили лучше, чем в ближайшей «Ромашке».
— Смотри! — воскликнула вдруг Пылинка, указав копытом на ржавеющую посреди улицы металлическую конструкцию.
Это был стенд с расклеенными на нём газетами. Сквозь бумагу проглядывали ещё влажные пятна клея, — видимо, наклеили совсем недавно. Рядом со стендом стоял жеребец и неверящим взглядом смотрел на одну из страниц. Туда же указывало и копыто Пылинки.
С газеты глядело чёрно-белое лицо Твайлайт Спаркл. Принцесса Дружбы улыбалась спокойной красивой улыбкой, как будто этот сероватый лист каким-то образом занесло сюда из какого-нибудь эквестрийского издания. Но нет — над портретом большими буквами было написано: «Газета “ИСТИНА”. Печатный орган Центрального Комитета Союза Трудящихся и Президиума Горсовета». И ниже — заголовок: «Новая эпоха мирного сосуществования и сотрудничества».
Рэйндропс и Пылинка в мгновение ока оказались у стенда, отодвинув в сторону растерянного жеребца.
— Читай! — выдохнула земнопони, всмотревшись в мелкий текст. — Она приезжает! На День Города!
У Рэйндропс немного закружилась голова. Слухи не врали, посланник действительно приедет. И не просто какой-то там посланник, а сама Твайлайт Спаркл.
Утром в день праздника подметальщики собрались в учгорблаге, но к инвентарю и к пыльным робам на вешалке они не притронулись. Ворсинка раздала всем по серой фуражке и серой куртке с красными нашивками, на каждой нашивке — золотисто сверкающее изображение метлы. Эта парадная форма выглядела так, словно носившие её служили в каких-то подметательных войсках, а вовсе не были простыми мирными работниками. На каждой курточке в её грудной части красовалась заранее приколотая красная ленточка. Пони, которые должны были нести искусственные цветы, флаги и плакаты, получили их. Всё было готово, и подметальщики высыпали на улицу, где были пересчитаны Ворсинкой по головам, как жеребята в каком-нибудь детском саду.
К учгорблагу подкатила большая самоходная повозка, кашляя и скрипя на ходу. Впереди у неё на специальной площадке располагался двигательный механизм и, по бокам от него, два вертикально установленных цилиндра из металла, всё это было соединено между собой трубками. Далее шло место для водителя с рулём и рычагами управления, занятое жеребцом в клетчатой кепке, а позади него разместился просторный бортовой кузов, куда и стали загружаться пони.
— Работает на угле, но не на пару, а на газу, — сказала Пылинка, заметив, что Рэйндропс растерянно смотрит на механизм.
Пегаска ничего не поняла, но машинально кивнула.
— Не садитесь! — крикнула Ворсинка залезающим в кузов пони. — Тут грязно, и парадную форму помнёте. Едем стоя, на самоходке не так долго добираться.
Рэйндропс и Пылинка встали у самого борта кузова. Когда все загрузились, стало немного тесновато и пришлось прилагать усилия, чтобы их не прижали к грязному борту. Но зато Рэйндропс без труда могла видеть, по каким улицам они будут проезжать. Городские кварталы состояли в основном из одинаковых типовых домов, ориентиров было мало, поэтому пегаска вряд ли смогла бы запомнить путь до центра города. Да и путь этот ей был не так уж интересен: она оставила надежду добраться до Внутреннего Города и теперь мечтала лишь вырваться обратно в Эквестрию. И тем не менее, когда двигатель заурчал сильнее и машина тронулась, Рэйндропс всё же смотрела по сторонам, чтоб хотя бы иметь общее представление, куда их везут.
На обычно серых улицах было даже празднично. Ну, по сталлионградским меркам празднично, Пинки Пай бы, конечно, не оценила. На столбах и на зданиях повсюду висели красные флажки. Большие плакаты на стенах прославляли Союз Трудящихся, Горсовет, честный труд и политику Обновления. С портретов добродушно улыбался товарищ Гегемон. Промежутки между плакатами и портретами были щедро украшены гирляндами из красных искусственных цветов. То, что цветы были искусственными, Рэйндропс знала не понаслышке — в предпраздничные дни ей с Пылинкой приходилось регулярно сметать с мостовой осыпавшиеся матерчатые лепестки.
Машина катила по улицам, повторяя путь Рэйндропс и Огурчика в тот день, когда пегаска приехала в город, только водитель не стал сворачивать на заканчивающуюся тупиком улицу Надежды, а поехал дальше.
И оказалось, что, несмотря на вроде бы очевидную серость-однообразность, Сталлионград в разных своих частях вовсе не был одинаковым. Повозка вдруг вырвалась из серого лабиринта типовых домов, выехала на обширное открытое пространство, вымощенное камнем. Из мглистой мути внезапно показался силуэт чего-то огромного, похожего на остроконечную гору. Вслед за первым гигантом из дымки выступили очертания второго, а затем третьего…
— Сталлионские высотки, — сказала Пылинка, громко, чтобы перекричать тарахтение двигателя.
Машина ехала по широченной улице, даже, скорее, не по улице, а по вытянутой длинной площади, и с обеих сторон возвышались огромные здания. Остроконечные пирамидальные со шпилями, массивные кубические без шпилей, они вырастали из мглы. Если бы не укрывающая город дымка, их бы было бы видно издалека, скорее всего, даже из того района, где жила и работала Рэйндропс. Но сейчас эти исполины застали пегаску врасплох. Лёгкий ветер мало-помалу очищал воздух, и высотки обретали плотность, теряли невещественность призрачных силуэтов, наливались видимой массивностью и монументальностью. Стоя перед ними, можно было легко ощутить собственную незначительность.
В конце улицы-площади уже собиралась толпа. Самоходная повозка остановилась в ряду таких же машин, привёзших пони со всех концов города. Здесь распоряжались крикливые жеребцы и кобылы, строившие прибывших в колонны, и учгорблаговцы, едва сойдя с транспорта, очутились в их власти. Праздник вот-вот должен был начаться.
Вдалеке заиграла музыка, что-то объявили через громкоговорители, но до слуха Рэйндропс долетали лишь невнятные звуки. Под крики распорядителей колонны трудящихся немного потеснились, освобождая путь для кого-то. Рэйндропс услышала рокот и увидела, как по образовавшемуся проходу медленно катятся четырехосные самоходные повозки, обшитые со всех сторон толстыми листами металла. Сверху на каждой машине сидели солдаты в каких-то странных шлемах, которых Рэйндропс никогда раньше не видела.
— Броневики! — крикнула в ухо пегаски Пылинка, пытаясь быть услышанной среди рокота двигателей и шума толпы. — Едут на парад!
Но их время, видимо, ещё не пришло, поэтому броневики последний раз рыкнули и остановились среди праздничных колонн пони, ожидая, как и все остальные, своего выхода.
Снова грянули громкоговорители, на этот раз громче и чётче, и Рэйндропс смогла разобрать слова:
— Войска сталлионградского гарнизона Горобороны для парада построены! — пролаял голос жеребца.
На мгновение заиграла торжественная воинственная музыка, после чего голос заорал:
— Здравствуйте, товарищи!
В ответ раздался дружный рёв, что-то вроде «Здравия желаем, товарищ гав-гав-гав!» Должно быть, военные прокричали звание обращающегося к ним командира, но для Рэйндропс это прозвучало именно так.
— Поздравляю вас с восемьсот сороковой годовщиной основания города-героя Сталлионграда! — пролаял жеребец.
Солдаты троекратно взвыли «Ура-а-а-а!», и вновь заиграла бодрая музыка. Когда музыка кончилась, жеребец стал произносить речь, но он уже не выкрикивал, а говорил тише, и до Рэйндропс долетали лишь обрывки фраз и отельные слова.
— Ура! — наконец закончил он, и его крик подхватили военные, вновь повторив три раза.
— Слово предоставляется эквестрийской Принцессе Дружбы Твайлайт Спаркл! — громко и торжественно объявили далее.
И тут над городом раздался голос, который Рэйндропс много раз слышала в Понивилле. Слов было не разобрать, Твайлайт говорила ещё тише, чем предыдущий оратор, и пегаска не могла понять почти ничего, как ни старалась. Зато сами эти неясные звуки были для Рэйндропс подобны музыке. Словно кусочек родного дома вдруг оказался в этом забытом Селестией месте. Но вот Твайлайт закончила, и голос её стих.
— Звучит гимн Сталлиоградской Автономной Народно-Демократической Республики! — прозвучало объявление, и тут же грянула другая музыка, тяжелая и торжественная, принадлежавшая этому месту.
Внезапно кашлянул и ожил громкоговоритель, висевший на столбе почти над тем местом, где стояла Рэйндропс. Пегаска даже подскочила от неожиданности. Включившись, громкоговоритель присоединился к другим, звучащим издалека, и из его рупора над скучающими в ожидании праздничными колоннами и солдатами на бронемашинах стал разноситься хор голосов:
Град нерушимый для пони свободных
Воздвигнут навеки в нашем краю!
Да здравствует воля, воля народа,
Её отстоим мы в смертельном бою!
Славься, Отечество наше свободное,
Нового строя надёжный оплот!
Власть пролетарская — сила народная
Светлым путём нас к победе ведёт!
Солнце принцессы над нами сияло,
Но мы не склонились пред силой её!
Правое дело всех нас вдохновляло,
Гордо несли мы знамя своё!
Славься, Отечество наше свободное,
Нового строя надёжный оплот!
Власть пролетарская — сила народная
Светлым путём нас к победе ведёт!
В триумфе бессмертных идей Сталлиона
Мы видим грядущее видов и рас!
Вставайте, все пони, вставайте, миллионы,
Час наступает, решающий час!
Славься, Отечество наше свободное,
Нового строя надёжный оплот!
Власть пролетарская — сила народная
Светлым путём нас к победе ведёт!
Несмотря на столь возвышенную песнь, сталлионградцы в основной своей массе всё так же переминались с ноги на ногу и каких-то особых патриотических чувств не выказывали. Никто, насколько могла видеть и слышать Рэйндропс, не подпевал и вообще не делал ничего особенного, что как-то бы отмечало этот торжественный момент. Музыка стихла, и громкоговоритель на столбе поперхнулся и заткнулся, словно устыдившись такого недостойного поведения слушателей. Теперь звуки праздника вновь долетали издалека.
Раздались какие-то команды для войск, зазвучал стук копыт вперемешку с барабанным боем. Парад начался.
— Сейчас марширует пехота, — объяснила, наклонившись к уху Рэйндропс, Пылинка. — Потом техника пойдёт, — она указала на застывшие в ожидании броневики. — А потом, после парада, уже и колонны трудящихся. Но мы, подметальщики, в самом конце, поэтому придётся подождать.
Рэйндропс рассеяно кивнула. Где-то там, на трибуне, сейчас стояла Твайлайт Спаркл, и мысли пегаски были поглощены этим.
Наконец, настала очередь техники. Бронированные машины взревели, заглушив торжественный марш, и поползли вперёд. Военные, сидевшие на них сверху, взяли под козырёк. Но вдруг один из броневиков, шедший в колонне предпоследним, дернулся и замер. Следующая за ним машина чуть не врезалась в него. Водитель смог чудом избежать столкновения, затормозив в считанных сантиметрах. Из сломавшегося броневика торопливо выскочил испуганный жеребец и крикнул сидящим сверху военным, чтобы они тоже убирались. Едва они поспрыгивали на мостовую, из металлического нутра вырвались языки пламени, заставив отшатнуться всех, кто ещё находился рядом. Повалил дым, поднялась суматоха, забегали пони в шлемах и форме, кто-то что-то кричал. Последняя в колонне машина резко сдала назад, объехала горящее препятствие и вслед за остальными покатила на парад. Сквозь суету принесли красные баллоны огнетушителей, а затем подогнали целую пожарную повозку с цистерной и брандспойтами. Под таким напором огонь злобно зашипел и стал отступать обратно вглубь механизма.
По толпе пошли приглушённые разговоры.
— Ой, а что это случилось? — раздался вдруг звонкий голос какого-то жеребёнка, сидевшего на спине у отца. Родители немедленно шикнули на малыша, и он замолчал.
— Товарищи! — крикнул кто-то через громкоговоритель. — Только что вы стали очевидцами отработки и демонстрации действий персонала в случае чрезвычайного происшествия, а именно пожара на боевой машине!
Выдвинутая версия была встречена собравшимся народом молчанием. Неизвестно, поверил ли кто-то в неё, но и спорить никто не стал.
Броневик тем временем уже потушили, и он, одновременно белый от пожарной пены и подгоревший, с чёрными подпалинами, торчал посреди улицы. Вокруг выставили оцепление из солдат. Сначала они стояли редкой цепью, но затем командиры привели ещё отряд, и живой забор уплотнился, скрывая последствия пожара от любопытных. Была видна лишь верхняя часть машины, которая от огня почти не пострадала.
Когда звук двигателей других, несгоревших броневиков стих вдали, раздались крики распорядителей и праздничные толпы пришли в движение, огибая оцепленное место. Военная часть торжества, очевидно, подходила к концу, и пришло время мирного шествия трудящихся. Колонны, которые должны были идти первыми, потянулись в ту же сторону, куда уехали бронемашины. Там стояли два здания, одно старинное и богато украшенное, сохранившиеся, должно быть, ещё с дореволюционных времен, другое — гораздо более современное. Между ними, видимо, и располагался проход на Рубиновую площадь. Когда первая партия демонстрантов прошла через то место, громкоговорители разразились приветственным рёвом.
Колонна подметальщиков должна была идти одной из последних, и Рэйндропс вместе с коллегами по учгорблагу пришлось ждать дальше, пока другие отправлялись в сторону площади.
Тревожно-красные флаги и транспаранты трепетали на слабом ветерке. Громкоговорители разрывались, приветствуя колонны коллективов предприятий. А Рэйндропс глядела сквозь проходящих мимо пони, отчаянно думая о том, как ей добраться до трибуны с Твайлайт Спаркл. Всё утро нервы пегаски были напряжены до предела, и теперь, когда тот самый час был совсем близко, её почти трясло.
— Эй, идём! — кто-то вдруг толкнул Рэйндропс копытом в плечо, заставив её вздрогнуть. Голос и копыто принадлежали Пылинке. — Наша очередь! — сказала она.
Рэйндропс покорно стала переставлять ноги, казавшиеся деревянными от долгого стояния и нервного напряжения. Она кое-как приноровилась к скорости других пони, чтобы не выбиваться из колонны, а её мысли уже улетели вперёд, к Твайлайт Спаркл.
Копыта подметальщиков застучали по брусчатке, и Рэйндропс, словно очнувшись, поняла, что они уже на площади. Где-то впереди возвышалась огромная статуя Сталлиона. Справа была видна каменная стена, в честь праздника почти полностью завешенная огромными красными полотнищами с лозунгами и поздравлениями. Но пегаска всё равно узнала в ней серую ограду Внутреннего Города, с которой столкнулась ещё в свой первый день в Сталлионграде. С левой стороны на площадь затейливо украшенным фасадом выходило длинное здание с арочными окнами и башенками. Огромные буквы на нём складывались в слово «УНИВЕРСНАБ».
Пегаска торопливо оглядывалась вокруг. Справа и слева выстроились горзащитники, образуя своими редкими рядами живой коридор для шествия. За ними с обеих сторон толпились пони, глазеющие на проходящие колонны. Но Рэйндропс не видела ничего похожего на трибуну с руководством города. И с принцессой Твайлайт Спаркл.
Пылинка шла рядом, махала и улыбалась, как будто и не было никакого «Сайгака», не было никакого «определённого круга пони» с их «низкопоклонством перед Эквестрией». Как будто и не существовало никакой Дасти, а была лишь товарищ Пылинка, верная родному городу и счастливая оттого, что ей выпала честь прошагать по главной площади в такой знаменательный день.
Так получилось, что Рэйндропс и Пылинка оказались в первом ряду подметальщиков. Прямо перед ними был разрыв между колоннами, а чуть впереди шли, видимо, повара из предпитов: на их головах торчали высокие белые колпаки, а некоторые из них даже размахивали огромными блестящими на солнце поварёшками.
Внезапно Рэйндропс увидела то, что искала. Путь шествия проходил мимо подножия огромной статуи Сталлиона. Пегаске сначала показалось, что это просто статуя, хоть и весьма внушительных размеров. Но теперь Рэйндропс заметила, что мощный пьедестал представлял собой ступенчатую пирамиду, на одном из уступов которой и располагалась та самая главная трибуна. Сейчас там рядочком стояли немолодые жеребцы в костюмах и нелепых шляпах-котелках, иногда помахивая копытами проходящим колоннам. Эти пони выглядели почти одинаково, но среди них можно было узнать Гегемона, известного по многочисленным портретам. Серый жеребец занял место точно в центре небольшой трибуны. А слева от него неуместным здесь фиолетовым пятном стояла Твайлайт Спаркл…
Внутри у Рэйндропс всё словно одеревенело, она механически переставляла ноги, каким-то чудом ещё двигаясь вместе с колонной, и не могла оторвать взгляд от аликорна. Тик-так, стучали в голове часы, отсчитывая мгновения. Тик-так. Плана не было. Трибуна далеко и охраняется. Тик-так. Что сделать, как подать хоть какой-то сигнал? Тик-так.
Рэйндропс даже и не видела, как прямо перед ней, в разрыве между колоннами, появилось несколько пони. Должно быть, они отстали от шедших впереди поваров, и никто из распорядителей праздника этого пока не заметил и не навёл порядок. Но один из этих пони, жеребец в длинном скрывающем фигуру плаще, был не очень похож на повара…
Вдруг он встал на дыбы, распахнул плащ и вынул из-под него тёмный продолговатый предмет.
— Долой Обновление! Смерть Гегемону, предателю родины! — крикнул пони, направив предмет в сторону трибуны.
Ноги и нижнюю часть груди Генерального Заместителя защищало массивное каменное ограждение, которое могло послужить хорошим щитом, но верхняя часть груди, шея и голова были неплохой мишенью. И убийца в плаще собирался этим воспользоваться.
За прохождением колонн следили пони в форме Горзащиты, и один из них бросился вперёд. Охрана в штатском, стоявшая дальше, среагировать уже не успевала, но это и не требовалось. Раздался хлопок. Но прежде чем это произошло, горзащитник успел отклонить стволы оружия вверх. Через какое-то мгновение жеребца уже повалили на брусчатку и вовсю выкручивали ему ноги.
— Предатель! Встал рядом с принцесской! — успел выкрикнуть несостоявшийся убийца и замычал от боли, потому что его заткнули ударом копыта по зубам.
Рэйндропс смотрела на всё это, раскрыв рот. А потом вновь посмотрела в сторону трибуны. Там все были живы и здоровы, разве что улыбаться и махать перестали. Гегемон беспокойно оглядывался, а Твайлайт, привлечённая поднявшейся суматохой, смотрела прямо туда, где стояла пегаска. Их взгляды встретились…
— Твайлайт!!! — заорала Рэйндропс, подпрыгнув вверх и размахивая копытами.
— Что ты творишь?! — зашипела Пылинка, схватив пегаску и со всей своей земнопоньской силой едва не повалив её на землю.
Пони в штатском и горзащитники тем временем утащили несостоявшегося убийцу куда-то в сторону, и колонна подметальщиков снова двинулась как ни в чём не бывало. Пылинка отчаянно тянула Рэйндропс за собой, чтобы та шла вместе со всеми, а не стояла столбом. Музыка грянула громче, и до трибуны теперь уже было не докричаться. Гегемон уже вновь помахивал копытом, что-то говоря Принцессе Дружбы.
— Что на тебя нашло? — тихо, насколько позволяла ещё игравшая музыка, прошипела Пылинка, когда они уже выходили с площади.
— Я… я… — не знала, что ответить, Рэйндропс.
— Послушай, там какой-то псих хотел застрелить Гегемона! На тебя могли подумать, что ты с ним заодно! Да тебя могли арестовать просто на всякий случай! О чём ты вообще думала?!
— Твайлайт… — еле слышно прошептала пегаска.
Последние колонны демонстрантов покидали площадь, и пони расходились, бросая митинговую агитацию в отведённые для этого места. Какая-то молодая кобылка зашвырнула плакат «Долой фальшивые селестианские ценности!» в груду других подобных и вприпрыжку поскакала к группке своих подруг. На мостовой валялась красная ленточка, упавшая с чьей-то груди и втоптанная в пыль.
Учгорблаговцы собрались вокруг Ворсинки. Она достала тетрадочку и стала выкрикивать имена, чтобы ещё раз проверить, все ли на месте.
— Мне ещё отчёт писать, — с усталым недовольством сказала заведующая, делая пометки напротив имён в тетрадке. — Родинка здесь? Вижу, здесь, отлично. Рэйндропс?
— Здесь, — ответила за пегаску Пылинка, видя, что напарница молчит с отсутствующим взглядом.
— Всё, ждём самоходку, — сказала Ворсинка после переклички. — Никто не расходится. Нам с вами ещё в угорблаг надо, парадную форму сдать. Не забываем, вы все за неё расписывались.
— Эй, что с тобой? — спросила Пылинка, наклонившись к уху Рэйндропс. — Ты сама не своя. Что вообще с тобой происходит? Что-то случилось?
Пегаска в ответ лишь помотала головой.
Самоходки всё никак не было, и заведующая пошла узнать насчёт транспорта. Вернулась она с плохими новостями:
— Наш транспорт уже в парк отправили. Придётся пешком. Все идём в учгорблаг, организованно, никто никуда не сбегает. За форму вы, напоминаю, расписывались.
В ответ раздались стоны страдания.
— Ну, этого следовало ожидать, — негромко сказала Пылинка. — Свою роль мы сыграли, кому надо обратно нас везти?
— Ничего, прогуляемся, разомнёмся, — сказал кто-то неунывающий. — Лично у меня ноги затекли, пока стояли перед шествием.
По пути учгорблаговцы хотели зайти в предпит, но Ворсинка деятельно воспротивилась:
— Форму заляпаете, кто за это отвечать будет? Сначала сдайте казённые вещи, а потом идите хоть в предпит, хоть на все четыре стороны.
Подметальщики роптали, а Рэйндропс почти не замечала происходящего вокруг. Её мысли всё возвращались и возвращались к встрече с Твайлайт Спаркл. Если это вообще можно назвать встречей. Приезд понивилльской принцессы был единственной ниточкой надежды… И что теперь? Слышала ли Твайлайт её крик? А если и слышала, то что подумала? Что в Сталлионграде у неё есть большая фанатка, готовая выкрикивать её имя даже в неподходящих для этого обстоятельствах? В Понивилле они не были близки, и вряд ли Твайлайт её узнала, да ещё в этой дурацкой парадной форме…
И всё же, что теперь? Было невозможно смириться, что завтра снова будет обычный день, словно эта долгожданная встреча с Твайлайт Спаркл ничего не изменила. На что же надеяться сейчас?
А может, в Эквестрии уже обо всём знают? Возможно, в Понивилле Рэйндропс уже хватились и поняли, что она уехала в Сталлионград, откуда от неё нет никаких вестей. Может, Твайлайт для того и приехала, чтобы попытаться вызволить её? Возможно, надежда ещё есть. Верно говорят, что она умирает последней.
Праздничным вечером в общежитии царило оживление, пони поздравляли друг друга. Из многих комнат доносился шум, наверняка там не обходилось без соли. День был выходным, и следующий за ним день тоже, поэтому можно было себя не ограничивать. Пылинка отправилась к кому-то в гости, но Рэйндропс с ней не пошла — хотелось побыть одной.
Однако оставшись в одиночестве, пегаска вдруг ощутила лёгкий укол ревности. Они с Пылинкой столько времени проводили вдвоём, на работе и вне её, что уже казалось странным, что у земной кобылки могут быть какие-то другие друзья и знакомые. Хотя, конечно, они были: Пылинка жила в городе всю жизнь, и те же посетители «Сайгака» хорошо её знали, она вращалась в «определённом круге пони» и, кто знает, в каких ещё кругах. О своей жизни до встречи с Рэйндропс земнопони рассказывала мало.
За стеной — не у Виолы, а в другой соседней комнате — кто-то праздновал, но шумели там довольно сдержанно и Рэйндропс почти не мешали. От жильцов сверху и снизу вообще не доносилось ни звука. Пегаска решила лечь пораньше, но стоило её голове коснуться подушки, как в неё полезли непрошеные мысли.
Рэйндропс не упала духом окончательно, она продолжала надеяться и ждать. Может быть, однажды всё же придут пони из Горбезопасности с новостями о тётушке Шифти, всё наконец разъяснится и окажется досадным недоразумением. Может быть, гипотетическое заступничество принцессы Твайлайт однажды вдруг возымеет действие, и Рэйндропс отпустят в Эквестрию. Но когда будет это «однажды»? У Дня Города и приезда Твайлайт Спаркл была точная дата, теперь же пегаска могла ждать сколько угодно. Ждать, возможно, месяцами и годами, пока её крылья совсем не атрофируются и не превратятся в бесполезные перьевые тряпки, которые останется разве что ампутировать…
Рэйндропс вдруг представила себя уже постаревшей бескрылой подметальщицей, с серой от въевшейся пыли шкуркой. Пони какое-то время ворочалась с бока на бок, пытаясь отогнать от себя этот страшный образ, и в конце концов задремала.
Но выспаться ей сегодня было не суждено. Стоило пегаске задышать ровнее, как внезапно послышался звук поворота ключа, дверь комнаты с лёгким скрипом открылась. Чьи-то копыта зацокали по полу, кто-то стал двигать стулья…
— Неудобно получилось, — услышала пегаска сквозь сон чей-то голос. — Она тут спит, а мы…
— Ну а что теперь делать-то? — спросил другой голос.
— Вы ж, товарищ майор, говорили, что в эту комнату не должны никого заселить, — сказал третий.
— Я прошу меня здесь так не называть. Я сейчас не при исполнении, — с ноткой возмущения прозвучал четвёртый голос.
— Верим, верим, конечно! — с налётом сарказма высказался третий. — Вы же здесь исключительно по зову сердца, а не по приказу начальства. Но если вы не желаете слышать подобного обращения, то могли бы одеться и по-другому.
— Я так и собирался сделать, да не успел переодеться после совещания в Управлении. Опаздывал к вам сюда, и подумал, что раз все уже и так всё знают…
— Вот я и обращаюсь к вам согласно вашей форменной одежде, чего обижаться-то?
— Так, давайте, встаём и уходим, — произнёс ещё один голос. — Комната теперь, очевидно, занята. Нам нужно найти другое место, вот и всё.
Рэйндропс открыла глаза и подняла голову. Она увидела, что стол в комнате, будто специально поставленный здесь для каких-то собраний, наконец исполнил своё предназначение. За ним сидели пони и смущённо разглядывали пегаску. Всего нежданных гостей было около десятка, они заняли почти все стулья.
— Эээ… Здравствуйте, — сказал один из них, жеребец с удлинённой хитрой мордочкой и кудрявой копной на голове.
— Кто вы такие и что вы тут делаете? — спросила Рэйндропс. Она села на кровати.
— Ну, мы… просто пони. У нас тут… своего рода посиделки, — ответил кудрявый жеребец, видимо решив говорить за всех присутствующих.
Это была разношёрстная компания. Кто-то носил на голове пышные кудри, кто-то был абсолютно лыс. Одеты пони тоже были по-разному, особенно выделялся один жеребец в болотного цвета форме с густо-голубыми нашивками. Очевидно, это о его внешнем виде шла речь до того, как Рэйндропс открыла глаза. Почти все присутствующие были жеребцами, но за столом сидели и две кобылы. Трое имели рог, чего обычно не ожидаешь от жителей Сталлионграда. Верхний свет они не включали, на столе стояла неяркая шарообразная лампа, которую пони, видимо, принесли с собой, потому что раньше её здесь не было. В круге света возле лампы расположилась небольшая пузатая солонка.
— Посиделки? — спросила Рэйндропс, нахмурившись. — И почему в моей комнате?
— Ну, видите ли… — начал кудрявый. — Мы здесь давно уже собираемся, и комната всегда была свободна. А сегодня приходим, и вы здесь спите. Неожиданность. Вы так тихо лежали, мы вас в сумраке не сразу и заметили, честно говоря.
— Нам лучше немедленно разойтись по домам, — сказал жеребец в очках. — Не будем мешать пони отдыхать. Пожалуйста, простите нас за такое вторжение.
— Нет уж, постойте! — воскликнула Рэйндропс. — Сначала объясните мне нормально, кто вы все такие!
Она как-то совсем не испугалась ночных гостей: те выглядели больше смущёнными, чем опасными. Если бы эти пони хотели напасть на неё или причинить какое-то зло, они могли бы сделать это, пока Рэйндропс ещё спала. Однако они просто уселись за этот странный стол, стоявший посреди комнаты, а пегаске давно хотелось узнать, для кого он предназначался, и она не хотела упускать возможность получить ответ.
— Я думаю, можно вам сказать, кто мы, хуже не будет, — произнёс кудрявый, покосившись на жеребца в форме. — Мы пони, скептически настроенные по отношению к нынешнему сталлионградскому строю. Мы несогласные. Точнее, то, что от них осталось, — он обвёл копытом неполную дюжину присутствовавших за столом.
— А вы, я полагаю, Саншауэр Рэйндропс, — задумчиво сказал жеребец в форме, глядя на пегаску.
— Да, — не стала отрицать кобылка. — А вы откуда меня знаете?
— Так вы Рэйндропс! — оживился кудрявый. — Та самая пони!
Пони за столом пришли в какое-то возбуждение. В пегаску полетели вопросы:
— А вы правда из Эквестрии?
— А как на самом деле сюда попали? А то слухи ходят разные, ничего непонятно.
— Это из-за вас приезжала принцесса Твайлайт?
— Стоп! — почти выкрикнул вдруг жеребец в очках. — Лучше остановитесь, и давайте просто уйдём отсюда.
Все немного притихли.
— Нам действительно, пожалуй, пора, — сказал кудрявый. — Ещё раз простите за вторжение.
Пони не стали с ним спорить и засобирались.
— Подождите, — вдруг остановила их Рэйндропс. Она поморщилась и потёрла виски. — Я ничего не понимаю…
Пегаске это ночное вторжение, конечно, удовольствия не доставило, но вместе с тем ей не хотелось, чтобы незваные гости уходили. Нет, не так быстро. Их непрошеный визит выглядел как нечто весьма необычное, наконец что-то происходило… А если они просто уйдут, то необычное кончится, и Рэйндропс опять останется подметальщицей, ждущей непонятно чего посреди учгорблаговской рутины.
Возможно, это было глупой идеей — разговаривать с незнакомцами, которые вторглись ночью к ней в жилище, но пегаска махнула копытом на ещё не до конца проснувшийся голос разума.
— Что именно вы не понимаете? — участливо спросил лысый жеребец. — Как уже было сказано, нас называют несогласными. Нам не нравится нынешний сталлионградский строй, и мы хотим, чтобы наш город стал свободным, как другие города Эквестрии. Мы не делаем ничего плохого, всего лишь иногда собираемся вместе, чтобы поговорить и обсудить текущее положение дел. Последние несколько раз наши встречи проходили в этой комнате, тут до вас никто не жил. Мы не знали, что сейчас комната уже занята. Ещё раз извините за беспокойство.
Рэйндропс попыталась осмыслить услышанное. Этим пони не нравится сталлионградский строй? Что ж, пегаске он тоже успел не понравиться. Всегда приятно встретить единомышленников, но встретить их внезапно среди ночи у себя дома — это уже, конечно, немного чересчур.
Эти «несогласные» встречались здесь уже несколько раз… Знал ли младший комиссар Смерч, что происходит в этой комнате, когда заселял Рэйндропс? Наверное, знал. Он видел этот стол со стульями, как будто специально расставленными для каких-то заседаний, и ничуть не удивился. Пегаска даже обратила его внимание на это, спросила, кто здесь собирается, но он тогда лишь отмахнулся. Так почему же Рэйндропс поселили именно сюда? Не нашлось другого свободного жилья? Или есть какая-то другая причина? Встречу пегаски с этими пони зачем-то сознательно подстроили?
Взгляд пегаски зацепился за жеребца в форме. Тот выделялся среди всех пони неуместным внешним видом и держался как-то чуть отдельно от остальных, хоть и сидел за тем же столом. Или, возможно, это остальные старались держаться подальше от него.
— Да, среди нас майор Горбезопасности, — мрачно усмехнулся лысый, заметив, на кого смотрит Рэйндропс.
— Здесь я не на работе! — сразу откликнулся майор.
— Да-да, разумеется, — махнул копытом лысый. — Верим!
И тут Горбезопасность! Да ещё в форме. Рэйндропс в первый раз видела такую — с ярко-голубыми нашивками, а не с красными, как, например, у горзащитников. До этого все встречавшиеся ей агенты Горбезопасности были в штатском.
— А вы случайно не знаете, есть ли какие-то новости про мою тётю, про Шифти Клаудс? — осторожно спросила пегаска, посмотрев на жеребца. — Со мной уже давно никто не связывался.
Тот покачал головой:
— Я этим делом не занимаюсь, поэтому сказать ничего не могу.
— Ясно, — опустила уши пегаска. — А младшего комиссара Смерча вы знаете?
— К сожалению, не имел чести с ним встречаться, — ответил майор.
— Так вы, мисс Рэйндропс, действительно из-за своей тёти сюда приехали? — спросил кудрявый.
Пегаска кивнула.
— То есть это всё правда? Вы приехали, тётю найти не можете, а обратно в Эквестрию вас не выпускают?
— Да, это правда, — чуть хрипло ответила Рэйндропс.
— Я вам сочувствую, — искренним тоном сказал лысый. — Мы-то ладно, мы здесь всю жизнь живём, уже ко всему привыкшие, а вот вас жалко. Не повезло вам здесь застрять.
— Ничего, скоро всё кончится, — вдруг уверенно заявил седоватый единорог. — Этот «народный» строй теперь долго не продержится. Крах уже наступил практически. Вот объединимся с Эквестрией, и вас домой отпустят.
Пегаска посмотрела на него удивлённо.
— Я бы не был так уверен, — осторожно высказался лысый.
— Факты говорят сами за себя, — не отступал единорог. — Цены на уголь на рекордно низком уровне, а зебры продолжают демпинговать. Про это уже даже в «Экономическом вестнике» пишут, вполне официально! Экономика на всех парах летит в стену! Да вы и сами же видите, денег в бюджете нет ни на что!
Разум Рэйндропс вдруг зацепился за несталлионградское слово.
— Денег? — удивилась вслух пегаска. — Но я думала, у вас тут жетоны…
— Жетоны — это для простых пони, для внутреннего оборота в Сталлионграде, — усмехнулся лысый. — А в бюджете самые настоящие биты, они нужны для международной торговли. Сталлионград продаёт сырьё и промышленные товары в Эквестрию и в другие страны, получает за это биты, а потом покупает на них те товары, которые сам не производит или производит в недостаточном количестве. В основном — продовольствие. Мы не можем прокормить себя сами.
— И судя по снабжению продснабов, с битами в бюджете большие проблемы, — добавил единорог.
— Да, — согласился лысый. — Вся мука импортная, поэтому хлеба в последнее время почти не найти, даже сено частично приходится завозить из Эквестрии. Здесь у нас ничего не растёт из-за неконтролируемой погоды и из-за загрязнения.
— Кстати, о загрязнениях, — сказала одна из кобыл, — что-нибудь новенькое слышно о той радиационной аварии?
Рэйндропс припомнила, что уже слышала о чём-то подобном в учгорблаге, но была так увлечена приездом Твайлайт Спаркл, что почти не обращала внимания на слухи, которые не касались визита принцессы.
— Да нет, ничего нового, пони говорят всё так же, — сказал кудрявый. — Взрыв и пожар на магоатомном заводе. Четвёртый цех полностью закрыт. Официально — небольшая нештатная ситуация, фон магической радиации несколько повышен, что, конечно, не хорошо, но и не ужасно.
— Ну да, не ужасно, — скептически сказал лысый. — В то утро взрыв почти весь город слышал.
И Рэйндропс сразу вспомнила утро, которым она познакомилась с Виолой. «Так вот что тогда случилось», — подумала пегаска. Кто бы ни были эти пони, пожалуй, даже к лучшему, что они забрели в её комнату. От них можно было многое узнать.
— Ещё говорят, что воздух отравлен магической радиацией, и на улицу лишний раз лучше не выходить, — сказал жеребец в очках.
— Ну, это вряд ли, — возразила кобыла. — Сегодняшний праздник же не отменили, даже сами на трибуну выползли. И Твайлайт Спаркл сюда притащили. Они, конечно, негодяи, но зачем же вот так рисковать здоровьем всех пони?
Лысый усмехнулся.
— Двойники, — весело заявил он. — Или какая-то защита под одеждой, свинцовые пластины какие-нибудь под пиджаками, может быть.
— А Твайлайт Спаркл? Если она заболеет, и выяснится из-за чего, это же будет международный скандал!
— Для аликорнов, может, это не так уж опасно.
— Визит Твайлайт слишком важен, чтобы взять и отменить его, — авторитетно заявил седеющий единорог. — Думаю, им надо было выпросить новые кредиты или что-то подобное, без помощи Эквестрии крах неизбежен.
— Интересно, что Селестия потребует взамен? — спросил лысый. — Разоружения?
— Не только, — сказал кудрявый. — Политических перемен, например. Вполне возможно, что политика Обновления начата в том числе и для того, чтобы удовлетворить её требования.
— Эх, не завидую я сейчас Гегемону, — с усмешкой произнёс лысый. — Со всех сторон давление.
— Да, у него и доходы упали, и расходы никак не снизить, — сказал единорог. — Если урезать на Гороборону, то генералы не поймут, если сократить дотации Коньказу и Жеребостану, то там все обидятся. И так далее. Вот и приходится кредиты клянчить.
— Всё так, — согласился лысый. — Для меня самое обидное, что мы, пони Внешнего Города, самые обделённые здесь. У Подковины, Белопонии, Коньказа, Жеребостана — у всех есть свои советы, свои центральные комитеты. А у нас что? Только один уполномоченный, напрямую назначаемый из Внутреннего Города. Некому отстаивать наши интересы внутри системы, вот нам и не достаётся ничего. В продснабах совсем уже шаром покати, пустые полки.
— Но есть же районные советы, — сказал кудрявый. — Вы ведь наверняка слышали, что районные депутаты хотят объединиться между собой и создать для Внешнего Города межрайонное совещание.
— Да, слышал, конечно, — произнёс лысый. — Но, по идее, Внутренний Город должен давить такие вещи в зародыше. Это же фактически покушение на его власть.
— Значит, задавят, — уверенно сказал жеребец в очках. — Ничего не будет, вот увидите. И вообще, вы вот говорите: крах, крах. А вот при Сталлионе вообще голод был, ну и что? Строй даже не пошатнулся! Так и сейчас, ничего не будет. Введут карточки на сено, если со снабжением станет совсем плохо, да и всё.
— Сейчас всё-таки политическая ситуация не та, — осторожно сказал кудрявый. — Обновление вот начали, опять же. При Сталлионе, конечно, ни о каком межрайонном совещании никто даже подумать бы не решился. А теперь, как мы недавно узнали, целый член Президиума Горсовета вынужден ездить на переговоры с районными депутатами, мог ли кто-то ещё месяц назад себе такое представить?
— Это вы про тот случай с товарищем Базисом? — уточнил лысый. — Мне этот эпизод таким уж важным не показался. Обычная рабочая встреча.
— Зря вы такие вещи недооцениваете. Вообще, мне кажется, этот Базис вполне может претендовать на должность уполномоченного по Внешнему Городу.
— Полагаете, товарища Кластера скоро снимут?
— Вполне такое допускаю. Он же совсем уж какой-то бессмысленный, даже по сравнению с другими деятелями. А Базис вроде бы куда более толковый руководитель, да и доверием верхушки пользуется. Его же сам Гегемон в Политсовет продвинул.
Рэйндропс по-прежнему слушала, но уже не совсем понимала, о чём говорят эти пони. Они, казалось, уже забыли о пегаске, окончательно погрузившись в свой разговор. Уходить теперь никто уже не собирался, наоборот, все поудобнее развалились на стульях.
— Я всё же думаю, вы сгущаете краски насчёт экономического положения, — произнёс жеребец в очках. — Цены на уголь, конечно, упали, но ведь это далеко не единственная статья экспорта. Продукция машиностроения…
— Ой, да я вас умоляю, — прервал его лысый. — Промышленность сейчас развивается в других местах, в Ниппонии например. В самой Эквестрии появился новый промышленный центр в Филлидельфии. А у нас на предприятиях всё оборудование со времён Сталлиона стоит, продукция по нынешним временам просто неконкурентоспособна. Да и большинство заводов на оборону работает. Думаю, мы с вами даже представить не можем, сколько сил туда уходит. У Эквестрии ведь постоянно то мощные магические артефакты появляются, то новые аликорны. Нашим нужно из кожи вон лезть, чтобы восстановить паритет, поэтому на модернизацию гражданского сектора сил и средств уже не остаётся, так откуда же возьмётся качественная продукция на экспорт?
— Оружие тоже экспортируется, — возразил пони в очках.
— Ну да, — хохотнул лысый, — нашим братьям-антилопам, которые платят за него заверениями о великой дружбе между нашими народами.
— А что касается гражданской продукции, — не унимался жеребец в очках, — на Машиностроительном заводе скоро достроят абсолютно новый цех номер девять.
Тут внезапно скрипнула дверь, и комнату вошёл серый жеребец с зелеными пятнами на шкуре.
— Кто-то сказал о цехе номер девять? — с вызовом спросил он.
— О, здравствуйте, проходите! — радушно воскликнул кудрявый, как будто был здесь хозяином. — Рад, что вы всё-таки смогли прийти. Мы уж и не надеялись.
— Продержали до самой ночи, только освободился, — с холодной злостью сказал вошедший и устроился на свободном стуле. — Так вот, этот ваш цех — полная ерунда! Мне из достоверных источников известно, что там всё разворовано, так что никакого подъёма промышленности у нас, увы, не предвидится. Цех по плану должен уже вот-вот заработать, а там одни голые стены до сих пор, да и то построенные кое-как, с нарушениями.
— И что они собираются с этим делать? Если всё действительно настолько разворовали, то это даже как-то глупо.
— Мне кажется, сожгут этот цех, да и всё. Скажут, что всё уникальное оборудование сгорело.
— И селестианских шпионов заодно в поджоге обвинят, под это дело свернут всю политику Обновления и гайки обратно закрутят.
— Да, увы. Похоже, так всё и будет.
— Что ж, будем наблюдать, — произнёс кудрявый.
Только что пришедший серый пятнистый жеребец внимательно смотрел на майора, и тот, заметив на себе его взгляд, недовольно произнёс:
— Не обращайте внимания на форму, просто переодеться не успел. Позднее совещание было.
— А что, неплохо, — усмехнулся серый жеребец. — Своего рода честность. Если бы мы с самого начала знали, где вы работаете… — он недоговорил, закончив многозначительной паузой.
— А вам не приходило в голову, что это благодаря мне вам позволяют вот так собираться? — резко сказал майор.
Два жеребца сверлили друг друга взглядами так, что одна из кобыл не выдержала повисшего над столом напряжения и, недовольно посмотрев на пятнистого, произнесла:
— Ну вот! А ведь всё было хорошо, пока вы не пришли!
— Давайте лучше продолжим разговор, — поспешно сказал жеребец в очках. — Даже если вы все правы, и режим действительно скоро рухнет, что здесь хорошего? Это приведёт лишь к кровавому хаосу. Этот строй, конечно, ужасен, но разве дело только в нём? Вы что, думаете, здесь до революции что-то хорошее было? Нет! Рабство, грязь и дикость!
— Ну да, ну да, — саркастическим тоном произнёс лысый. — Здесь просто пони не те. Или место не то. Место проклято, наверное. А, климат не тот — вот в чём всё дело!
— Смейтесь, смейтесь, — обиделся пони в очках. — Но я климат вот так со счетов бы не сбрасывал. Очевидно же, что суровый климат рождает суровые порядки. Необходимость выживания в экстремальных условиях рождает ультрацентрализованную власть — сильную, варварскую, деспотическую. В этом и есть наша проблема.
— Климат — это дело такое, — сказал лысый. — Один мой товарищ был выездным, ездил и в Эквестрию, и по всей Сталлионградской республике, много чего рассказывал. Знаете про Разделённую Деревню? После того как война закончилась, границу между САНДР и Эквестрией провели по линии соприкосновения войск на момент заключения перемирия. А за эту деревню как раз шли бои, ни краснопоньцы, ни контрреволюционеры так и не успели полностью её захватить. Поэтому её решили разделить напополам, провели границу прямо по главной улице, наши потом стену построили, чтоб на эквестрийскую половину никто не бегал. И вот, значит, есть граница, расстояние всего ничего — метры какие-то, климатическая зона не поменялась, народ один и тот же, до войны это одна деревня была, напомню. Так вот, когда мой товарищ туда приехал и посетил с какой-то делегацией эквестрийскую половину, его просто поразило, насколько там всё иначе! То есть вот, никуда ехать не надо, через КПП пройти только, а уже большая разница. Домики аккуратненькие, везде чисто, пони живут в своё удовольствие. А на нашей половине? — он махнул копытом. — Ну мы все с вами в Сталлионграде живём, так что можете сами себе представить, как оно там, на нашей половине.
— Наверное, в погодных патрулях дело, — предположил кудрявый. — Ведь климат и подправить можно.
— На эквестрийской стороне там тоже не особо небо чистят, — ответил лысый. — Гороборона очень нервничает из-за полётов вблизи нашего воздушного пространства, поэтому пегасы с той стороны предпочитают лишний раз не рисковать, особенно после нескольких инцидентов. Но предположим, пусть даже дело в патрулях. Почему их у нас нет? А я вам скажу. Конечно, пегасов в городе всегда не хватало, но до революции они хоть были. А потом часть погибла в Великую Гражданскую, часть улетела в Эквестрию, осталось всего ничего. Какие уж тут погодные патрули. Из-за этого, кстати, город и не может себя прокормить. Земледелие на таких широтах всегда было рискованным, а без контроля погоды тут вообще делать нечего. Да ещё все эти эксперименты с коллективизацией всё окончательно добили. Поэтому и переориентировались на промышленность, а продовольствие стали завозить. И при этом ещё что-то там говорят про независимость, самостоятельность и опору только на собственные силы!
— Но ведь зато военная мощь, — вставил кудрявый.
— Ну да, мощь. Кантерлот в пыль, весь мир в труху. Можем сидеть по уши в дерьме и гордиться до посинения, — сказал лысый. — А с другой стороны, ну и что, что мощь? У Эквестрии аликорны. И единороги тоже вместе что-нибудь наколдуют, а пегасы обеспечат превосходство в воздухе. Даже если применить стратегические вооружения и разрушить одним махом Кантерлот, Клаудсдейл и Кристальную Империю, то кто светила крутить будет? Но ещё есть и другая причина, по которой войны никогда не будет. Помните, я говорил про аккуратненькие домики? Как только Гороборона перейдёт границу, простые солдаты увидят, что жизнь в Эквестрии немного не такая, как им рассказывали на политзанятиях.
— Но ведь война всё же идёт, пусть и не в явной форме, — произнёс жеребец в очках.
— Ну, если вам угодно это так называть, то да, — сказал лысый. — Но я бы всё-таки назвал это войной только с большой натяжкой. Всё противостояние заключается в том, что Эквестрия вводит против нас торговые ограничения, а Сталлионград по всему миру поддерживает тех, кто хоть немного, хотя бы всего лишь на словах выступает против Селестии. Прогрессивным зебринским вождям — военная помощь, чтобы они смогли победить других, непрогрессивных, которые нам цены на уголь обваливают. Антилопам — беспроцентные кредиты, которые они никогда не вернут, верблюдам — материально-техническая поддержка. Не забудьте ещё про финансирование Всеэквестрийского рабочего союза и дружественных нам газет. Вот, мисс Рэйндропс, скажите, пожалуйста, вы о ВРС, Всеэквестрийском рабочем союзе, вообще когда-нибудь слышали? Или, может быть, вы читали знаменитый еженедельник «Народный строй сегодня»?
Пегаска, услышав, что ней обращаются, недоумённо покачала головой.
— Чем не показатель эффективной работы, — усмехнулся лысый пони. — Куча денег уходит в песок совершенно без толку, куча ресурсов тратится на производство бесконечных военных железок. Всё это изматывает Сталлионград. Я думаю, Селестия специально позволяет нам надрываться и ждёт, пока мы сами себя победим. А война? Война закончилась много лет назад. Поначалу Селестия поддержала борцов с революцией, надеясь решить дело быстро и малой кровью, но ничего не вышло, Сталлион разбил белопоньские войска, а воевать с ним своей армией Селестия не захотела. Но и Сталлион проиграл: он рассчитывал на революцию во всей Эквестрии, но дальше окрестностей Сталлионграда дело не пошло, и краснопоньцы остались одни в разрушенном голодающем городе. Все поняли, что лучше договориться. Так и началось мирное сосуществование, которое…
Договорить ему было не суждено. Дверь комнаты резко распахнулась, чуть не слетев с петель, и в комнату мгновенно ворвалось нечто тёмное. Пони — если это были пони — были одеты во всё чёрное, на головах шлемы, лица скрывались за непрозрачным стеклом.
Всё произошло слишком быстро. Рэйндропс грубо столкнули с кровати, на которой она сидела. Пегаска ушиблась плечом и получила болезненный удар по правой задней ноге. Опомнилась она уже на полу и обнаружила, что лежит у стола вместе с «несогласными», а сверху грозно возвышаются тёмные силуэты с дубинками наготове.
Скрипнула дверь, и в помещение вошёл жеребец в штатском. Пока пони на полу пытались прийти в себя после нападения, он оглядел комнату. Затем подошёл к лежавшим и развернул удостоверение.
— Старший комиссар Горбезопасности Фронт, — представился он. — Вы все задержаны в рамках спецоперации.
Тут его взгляд упал на одетого в форму жеребца, который распластался на полу вместе с остальными.
— Майор?! Что вы делаете здесь в таком виде?.. То есть… я хотел сказать, что вы вообще здесь делаете?
— Товарищ старший комиссар, я… — сконфуженно начал тот.
— Отставить! — прервал его Фронт. — Оправдываться будете не передо мной!
Он презрительно фыркнул и стал рассматривать других лежавших. Подошёл к Рэйндропс, открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут из коридора общежития послышался шум — стук копыт, хлопанье дверей, какие-то возгласы.
Фронт сделал знак головой, и один пони в чёрном шагнул по направлению к двери. Но та уже распахнулась сама.
— На улицу, быстро! Дом падает! — крикнул взмыленный жеребец и помчался дальше по коридору, стуча во все комнаты.
— Какое падает?! Что это ещё такое?! — взревел Фронт. — А ну стой, смутьян! Остановите его!
Чёрные пони выбежали из комнаты, и вскоре вернулись, волоча за собой жеребца. Его поставили перед старшим комиссаром, но из коридора уже слышались взволнованные голоса и беготня потревоженного населения общежития.
— Дом падает… — просипел нарушитель спокойствия, пытаясь отдышаться после гонки по коридору.
— Я старший комиссар Горбезопасности Фронт. Можете объяснить, что вы здесь устроили?
— Дом падает… — снова повторил пони.
— Это я понял, а вы кто такой, вообще?
— Я Быстрик, главный сантехник жилучастка! Послушайте…
«Быстрик… — подумала Рэйндропс. — Тот самый товарищ Быстрик, которому должны были сообщить о трещине в стене дома!»
— Сантехник, значит, — невозмутимо произнёс Фронт. — Ну и занимались бы сантехникой. С чего вы вообще решили, что дом падает?
— Послушайте, я архитектуру изучаю… Там трещина идёт по стене через все этажи… И крен здания… Я смотрел… Я все эти дни изучал, делал расчёты…
— Ладно, — сказал старший комиссар после секундного размышления. — Выходим отсюда, нам всё равно уже пора доставить всех задержанных в управление.
Сантехник кинулся было к выходу из комнаты, но его остановили.
— Пустите! — крикнул он. — Надо ещё верхний этаж предупредить!
— Вы идёте с нами, — сказал Фронт. — Не стоит сеять панику раньше времени.
— Раньше времени? Дом в любую минуту…
— Так, все на выход! — прервал его старший комиссар. — Поднимайте этих и пошли.
Пони в чёрном тычками заставили задержанных подняться.
— Послушайте, он может быть прав! Там действительно большая трещина в стене, и… — попыталась сказать Рэйндропс.
— Заткнись! — оборвал её Фронт.
Сантехник всё рвался на верхний этаж, и его потащили вниз по лестнице силой. Задержанные же шли своим ходом, опустив головы и избегая смотреть друг на друга. Рэйндропс немного прихрамывала на заднюю ногу, но идти вполне могла. Наверное, это был просто ушиб, а не какой-то ужасный перелом, как она от боли подумала вначале.
На улице ждала крытая самоходная повозка, маленькие окошки в её металлическом кузове были забраны решётками. Здесь же, перед домом, под тусклыми фонарями уже собирались разбуженные жители первых двух этажей. Пони, раздетые или одетые наспех, ежились от ночной прохлады и притопывали копытами. По случаю празднования Дня Города у многих на мордочках были следы соли, и пьяные перебранки не заставили себя долго ждать.
— Успокойтесь, товарищи! — крикнул толпе старший комиссар, пока задержанных заводили в передвижную тюрьму. — Нет причин для паники!
— Как нет?! — не унимался сантехник. — Дом падает! Послушайте, отходите отсюда подальше, не стойте здесь! Пустите меня, ещё верхний этаж!
— Да ты, я вижу, никак не уймешься! — крикнул на него Фронт. — Товарищи, причин для беспокойства нет! Этот гражданин пытается посеять панику! Думаю, понятно, в чьих интересах он работает!
— Постойте! Дом…
Договорить жеребец не успел: пони в чёрном от души приложил его копытом по голове и забросил уже бесчувственное тело в повозку к остальным задержанным.
— Товарищи, возвращайтесь в свои комнаты, никакой опасности нет! — крикнул напоследок старший комиссар и запрыгнул в переднюю часть самоходной повозки.