Лига Грустных

5. Время бросать камни

Отгорел закат, и офис Трикси наполнился бледно-голубым лунным светом. Ото всех предметов протянулись густые тени, прямые и черные. Трикси мерила шагами мрачный кабинет: от стены с плакатами к стене, вдоль которой выстроились картонные коробки с документами. В них лежали копии проекта закона о защите чувств грустных, каждая подписана одним пони. Оставалось собрать всего сто подписей, и законодатели рассмотрят проект. И вот эти сто подписей Лига Грустных никак не могла заполучить.

Еще чуть-чуть – и время будет упущено, мода на печаль пройдет, как проходит любая мода, и Лигу забудут. Уже сейчас пони один за другим покидают ее, не видя обещанного результата. Скоро уход Гильды станет каплей в море, маленьким камушком среди лавины.

– Аррр! – Трикси грузно опустилась в кресло и сжала копытами голову: «Как сохранить то, чего я уже добилась, и достичь еще большего? Думай, думай!»

В дверь постучали: «Кого несет так поздно?» Трикси включила лампу под потолком, и яркий искусственный свет вытеснил из кабинета бледный лунный. Пригладила гриву и крикнула:

– Входите!

На пороге появился Одд Намбер, медленно прогарцевал к гостевому креслу и сел. Движения его, как всегда, были точны и скупы, а лицо, немного округлившееся за месяцы работы на Лигу, сосредоточенно и непроницаемо. Лишь зеленоватые круги вокруг глаз выдавали усталость. Может, он и был жуликом, но работал на совесть.

– Я проверил статистику, – сухо сказал он, – и результаты неутешительны. За последнюю неделю из Лиги вышло четверо пони, один еще и отозвал свою подпись под законопроектом. На ваши лекции и митинги приходит всё меньше зрителей, грусть-парады также не подвигают пони на вступление так, как раньше, и, если верить слухам, начинают вызывать у горожан раздражение…

– Знаю, – перебила Трикси. – Вы это явились сообщить?

– Мы можем использовать недовольных Лигой нам на пользу, – Намбер позволил себе краткую хитрую ухмылку и замолк, ожидая, когда Трикси спросит, зачем.

– Я вся внимание, – проворчала она, сложив копыта под подбородком.

– Организуем грусть-парад где-нибудь, где народ погрубее, в Эпплаузе, к примеру, или в Додж-Сити…. в Хайсидских Болотах не стоит, слишком далеко от столицы. При этом в участники парада выберем самых раздражающих нытиков и ничтожеств, какие только есть в Лиге. А в толпу зевак запустим подстрекателей, пусть нагнетают обстановку в стиле «достали со своим нытьём, хотят грустить – так пусть грустят дома, а не портят нормальным пони настроение». В какой-то момент они начнут закидывать грустецов камнями, и раззадоренная толпа последует их примеру. Это послужит ярким свидетельством дискриминации грустных, о которой вы так долго говорили, и пони осознают, что грустецам действительно нужна защита. Так мы быстро соберем недостающие подписи. А если повезет, то и этого не потребуется: сама принцесса увидит, что происходит, ужаснется нетолерантности подданных и одобрит законопроект.

Трикси крепко задумалась. С одной стороны, план был хорош и сулил успех – не зря она столько платит Одд Намберу. С другой – она не понаслышке знала, как агрессивна и жестока бывает толпа, и это при том, что ее забрасывали помидорами, а не камнями. Кого-то могут и покалечить. Пусть целью Трикси и было причинение зла Твайлайт, пусть она и была профессиональной обманщицей, у нее все-таки имелись совесть и понимание справедливости, и она не хотела, чтобы пострадали пони, никак не причастные к ее горестям. Использовать других – без проблем, но намеренно подвергать их жизни и здоровье опасности – это слишком.

– Я знаю, почему вы колеблетесь, – вкрадчиво сказал Одд Намбер. – Да, придется заплатить подстрекателям, да и обеспечить грустецам лечение, наверное, тоже. Но эти инвестиции окупятся стократ, как только закон примут.

Трикси не смогла помешать своим губам презрительно скривиться. Когда Намбер начал говорить, она встрепенулась, подумав, что он и сам понимает, какую отвратительную вещь предложил, но когда продолжил, стало ясно, что он печется только о деньгах.

– Вы страшный пони, мистер Намбер, – прошептала она.

– Вы тоже. Я наслышан о захвате Понивилля.

– Тогда меня околдовал Амулет. Я действовала не по своей воле.

– Разве? Я думал, Амулет просто усилил ваши собственные желания.

– Вы не теоретик магии, – нахмурилась Трикси, – и даже не единорог, так что не вам об этом судить. Что до вашего предложения, то – нет. Подождем еще немного.

– Железо остывает, – пожал плечами Одд Намбер, – а ковать надо, пока горячо. Есть время сеять, и время пожинать. Вы посеяли хорошие семена, Трикси. Не упустите момент, иначе всходы сгниют.

---

К ежедневному, казавшемуся неизменным маршруту Мундансер: «дом – библиотека», – добавился третий пункт – «Треснувший рог». Трикси давно не давала ей никаких поручений для Лиги: всей документацией теперь занимался Одд Намбер, – она приходила к Стоун Шэлу.

Каждый день два-три часа просиживала под его дверью. Приносила ему книги, а он потом делился впечатлениями. Мундансер нравилось помогать Шэлу, нравилось быть нужной ему…, нравилось общаться с кем-то более жалким, чем она сама. Рядом с Шэлом Мундансер чувствовала себя полноценной пони и стала задумываться над словами Трикси о том, что она самом деле тяготится одиночеством, но боится перемен.

Конечно, она боялась! Боялась, что новые друзья бросят ее так же, как Твайлайт, поэтому и не пыталась их заводить, наоборот, отталкивала. Но Шэл зависел от Мундансер, поэтому она не ждала от него подвоха.

– Ты ведь уже ходишь по дому, не обращаясь в камень, – заметила она однажды. – Это большой прогресс. Почему бы тебе не выйти ко мне наружу?

Шэл, минуту назад живо делившийся впечатлениями от биографии Хейкарта, резко замолк.

– Если не хочешь выходить, может быть, впустишь меня? – настаивала Мундансер.

– Это еще хуже, – глухо откликнулся Шэл.

– Я уже была в твоей комнате, видела беспорядок. Так что стесняться нечего. Скажу по секрету, у меня дома то же самое.

– Не в стеснении дело. Я п-провел здесь так много времени, что комната стала… как бы… частью меня. Когда внутри кто-то другой, это словно… он вспорол мне живот и копается в кишках.

– Ох, – Мундансер вздрогнула и прижала копыто ко рту. – К-какая жуткая гадость! И… прости. Я, наверное, понимаю, о чем ты. Но… где ты набрался таких метафор? Мне кажется, от изоляции ты начинаешь мыслить такими вот нездоровыми образами.

Шэл долго не отвечал, и Мундансер испугалась, что сильно обидела его. Вдруг он прервал молчание:

– Извини. Вообще-то, иногда стены действительно начинают давить…, мне мерещится всякое…

– Сенсорная депривация, – важно сказала Мундансер. – Когда мозг пони не получает достаточно информации от органов чувств, он начинает сам выдумывать информацию – отсюда и галлюцинации. Тебе обязательно надо сменить обстановку. Хотя бы размуруй окно.

– Я уже пробовал, но моя комната слишком м-маленькая. Без кирпичей окно превращается в огромный глаз, и п-пялится, пялится на меня всё время. Повесил занавески, но и они не помогли, так что я снова заложил его кирпичами.

– Шэл! – воскликнула Мундансер. – Это… так страшно. Почему ты мне не рассказал?

– Не хотел расстраивать. Ты так радуешься моим успехам в преодолении затворничества, а это такой шаг назад.

– Не хотел… меня расстраивать? – повторила Мундансер, и ее голос дрогнул.

Ей захотелось одновременно улыбаться и плакать, сердце отчего-то заныло. Никто никогда не заботился о ее чувствах: ни Твайлайт с другими так называемыми друзьями, ни родители с их идеей женитьбы, ни даже Трикси, которая забыла о ней, когда она стала ненужной, что уж говорить о грубиянке Гильде. А этот жалкий ничтожный затворник беспокоился о том, чтобы ее не расстроить!

Может быть, не так уж Шэл и безнадежен. «Он лучше меня, – подумала Мундансер. – Я всегда думала только о своих проблемах, при том, что у меня нет такой агорафобии и понибоязни, как у Шэла. А он, несмотря на все свои несчастья, пытается заботиться о других… Да что там пытается! Он ведь спас нас от черных корней!»

Мундансер стало стыдно за то, что смотрела на Шэла свысока, и в то же время приятно – она не могла понять, отчего. «Я помогу ему, – решила она. – Не потому что он от меня зависит, а потому, что он этого заслуживает».

Прижалась к покрытой облупившимся лаком двери и проговорила:

– Я не расстроена, Шэл. Я горжусь тобой. Ты не сделал шаг назад, ты сделал огромный шаг вперед…, просто немного не рассчитал сил. Завтра рано утром, когда еще нет толпы на улицах, я поведу тебя на прогулку. Не отказывайся. Тебе нужны новые места и впечатления.

– И куда мы пойдем? – с безнадежностью в голосе спросил Шэл. – Мы же в самом низу города. К тому времени, как доберемся до ближайшего парка или горного склона, повсюду уже будут кишеть пони.

– Ко мне домой.

– Нет!

– Это разумно. У меня тихо, почти как в твоей комнате, только попросторнее. И у тебя не будет ощущения, что кто-то… вторгается на твою территорию, ведь территория будет моей. Тебе понравится.

– Я превращусь в камень.

– А я захвачу телегу.

– Я превращусь в камень в твоем доме.

– Ну…, полежишь в углу тогда, – замялась Мундансер.

Ее охватило волнение: она вдруг сообразила, что впервые приглашает кого-то к себе домой. Что, если от гостей ей станет так же плохо, как Шэлу? Но отступать было нельзя.

– Всё, не обсуждается. Покадозавтра, – выпалила она и поскакала к себе, делать генеральную уборку.

На следующий день Мундансер вышла из дома еще затемно. Впряглась в свою старую скрипучую телегу и поскакала в «Треснувший рог».

В баре ее встретил зевающий во весь рот Боттлгласс. Принес завтрак и в очередной раз поблагодарил Мундансер за то, что не бросает его сына.

Медленно и пошатываясь, словно больной, со второго этажа спустился Шэл. Ему явно было не по себе, но он сумел пожелать отцу и гостье доброго утра. Уселся к ним за столик и опустил глаза в тарелку.

Ели в молчании. Узрев Шэла воочию, Мундансер стушевалась. Пусть и видела его мельком в дни нападения корней, по большей части он оставался для нее бесплотным голосом из-за стены, и общаться с ним лицом к лицу было непривычно.

– Ну, пошли? – неуверенно спросила Мундансер, допив чай.

Шэл кивнул, и они двинулись к двери…

Восходящее солнце окрасило улицы Кантерлота розоватым светом. Изредка попадались дворники и трудоголики, спешащие на работу спозаранку. Вдали шумел большой Кантерлотский водопад, на фоне его гула едва различался птичий щебет. Воздух еще не прогрелся, но с Мундансер сошло семь потов, пока она тащила к своему дому телегу с Шэлом.

Затворник окаменел, едва они вышли за порог «Треснувшего рога».

У двери дома Мундансер обнаружила картонную коробку с почтовыми штампами Грифонстоуна и Кантерлота. Занесла ее внутрь и кое-как втащила Шэла в дом телекинезом.

Отдышавшись, позвала:

– Мы на месте, можешь превращаться в пони.

Булыжник безмолвствовал.

Мундансер решила дать Шэлу время собраться с духом, а пока открыла посылку. В ней обнаружилась дюжина булочек и записка: «В благодарность за всё бывшей соратнице по Лиге Грустных. Передавай привет Шэлу. Надеюсь, у тебя и у него всё в порядке. Гильда». Удивительно. Мундансер не думала, что после выхода из Лиги грифина вспомнит о старых товарищах, а поди ж ты. Или Мундансер сильно ошибалась в ней, или жизнь в Грифонстоуне сильно ее изменила.

Булочки были квёлыми и отсыревшими – похоже, Гильда упаковала их еще горячими. Мундансер выложила их на противень и поставила в духовку греться. Комната быстро наполнилась запахом выпечки, а рот Мундансер – слюной, хоть она и недавно позавтракала.

– Неплохо прокатился, а? – спросила она камень. – А я вот так вымоталась, пока тебя везла, что опять проголодалась. Ну, я сейчас подкреплюсь гильдиными булочками, и ты присоединяйся… Шэл?

Мундансер легонько коснулась камня и тут же отдернула копыто. Сообразила, что если ей самой не нравится, когда ее трогают пони, то Шэлу уж и подавно. Ощущение неловкости вернулось.

– П-пожалуйста, выходи, – попросила она. – Я начинаю беспокоиться.

Вытащила булочки из духовки и поставила на стол. Налила чай, всё время поглядывая на Шэла.

Наконец, булыжник треснул, рассыпался мелкой крошкой, и ее частицы растворились в воздухе.

– Из-звини, что так долго, – промямлил затворник, смотря в пол и переминаясь с ноги на ногу.

Мундансер уверила его, что не сердится, и пригласила за стол. Тот уселся и уставился в кружку, нестриженные волосы закрыли лицо. Перспектива провести еще одну трапезу в тишине не радовала. Надо было срочно придумать тему для разговора.

– Ну…, так ты… это… прочитал «Введение в основы начала азов базовой трансфигурации», которое я вчера приносила?

– Прости, – Шэл втянул голову в плечи. – Я… так волновался насчет сегодняшнего, что не мог сосредоточиться.

Не успела Мундансер ответить, что и сама волновалась, как в дверь заколотили. От неожиданного резкого звука Шэл снова обратился в камень.

Мундансер раздраженно фыркнула: «Кого там принесло нам мешать? Напугали Шэла, теперь неизвестно, отомрёт ли сегодня вообще!»

Несколько секунд она оставалась на месте в надежде, что назойливый гость уйдет. Но стук в дверь продолжался до тех пор, пока стучащий не проломил ветхие доски. В дыру просунулось фиолетовое копыто.

Мундансер подскочила к двери и выглянула наружу: перед домом стояло четверо пони: трое смутно знакомых – и Твайлайт Спаркл! «Что она здесь делает? – запаниковала единорожка. – Узнала, зачем создана Лига, и явилась помешать?»

– Мундансер? – заискивающе позвала Твайлайт.

«Придется выяснить», – вздохнула Мундансер и приоткрыла дверь.

– Что надо?

– Это мы! – расплылись в улыбках все четверо. – Твои старые подруги!

Сразу всплыли в памяти имена остальных: Твинклшайн, Лемонхартс и Менуэт. Ну, хотя бы Лиры не было. При виде их у Мундансер вылетели из головы все успехи в общении, которые она делала с Шэлом, она впервые за месяцы почувствовала себя маленькой и напуганной, какой была в школьные годы. Надо было поговорить с Твайлайт, чтобы понять, зачем та пришла, но Мундансер не находила в себе сил.

– Не мешайте мне… учиться!

Она захлопнула дверь, забаррикадировала ее шкафом и повернулась к Шэлу. Против ожиданий он снова сбросил каменную оболочку.

– Старые п-подруги? – спросил он. – Значит, теперь ты меня бросишь?

– Что? – обмерла Мундансер. – Не… нет, конечно! Это вообще Твайлайт – я ее терпеть не могу, из-за нее и вступила в Лигу. Я же тебе рассказывала.

– Да, – неуверенно кивнул Шэл. – Но, по-моему, они пришли извиниться.

– Знаешь, для понифоба ты слишком доверчивый, – нахмурилась Мундансер. – Я уверена, Твайлайт явилась из-за Лиги. Не может быть, чтобы она, наконец, поняла, в какой кошмар превратила мою жизнь, и раскаялась!

– Твоя жизнь кошмар? – Шэл неожиданно повысил голос, но тут же сник: – Да, н-наверное. Поэтому ты и в Лиге Грустных.

– Что такое? – навострила уши Мундансер. – О чем ты?

– Ну…, я просто подумал… в последние дни я осознал, что, ну, вроде бы… счастлив, как никогда прежде! – закончил он скороговоркой и окаменел.

Чего только Мундансер не изучала: точные науки, магию, экономику, делопроизводство, даже гончарное дело, – но так и не поняла, что расстроило Шэла. Тут явно нужны были знания о тонкостях общения с пони, которые прежде не интересовали Мундансер, а значит, пора было идти в библиотеку.

Она некоторое время поколебалась, опасаясь оставлять Шэла одного в чужом месте, но потом решила, что ничего страшного с ним не случиться – в худшем случае так и пролежит камнем до ее возвращения.

Книжные изыскания дали неутешительный результат. «Взаимоотношения для чайников», «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на пони» и «Толковый словарь чувств и эмоций» сходились в одном: Шэл ревнует. Это значило, что ему не нравится делить общество Мундансер с другими пони, а его социофобия лишь усугубляла положение.

«Ничего не понимаю, – потрясла головой Мундансер. – Я ведь объяснила ему, что знать не желаю Твайлайт и остальных».

Она продолжила чтение, и когда солнце уже давно перевалило зенит, ей открылась истина: «Напрасно я упрекнула Шэла в доверчивости, – сокрушено подумала Мундансер. – Он не доверяет мне. Осознавая, что я всё-таки более свободна в общении, чем он, Шэл пришел к выводу, что я могу снова сойтись с Твайлайт… и бросить его, предпочесть ему не ущербных друзей! Но он ошибается!» Конечно, тащить Шэла по городу было тяжело, но разговоры с ним были Мундансер совсем не в тягость. «А ведь в последнее время я тоже была счастлива, – поняла она. – А раз мы с Шэлом делали друг друга счастливыми…, значит, мы друзья? Поразительно! У меня есть друг!»

– Ого, Мундансер! Вот это встреча! – раздался над ухом голос Твайлайт, прерывая раздумья.

Мундансер шикнула на назойливую принцессу, и ее примеру последовали остальные посетители библиотеки.

Но отделаться от Твайлайт оказалось непросто. Она наколдовала пузырь тишины, чтобы не мешать окружающим, и сказала:

– Мы давненько не виделись, и я подумала, что было бы неплохо наверстать упущенное.

– С какой целью? – подозрительно спросила Мундансер.

– Потому что мы подруги!

«Нет! – хотела сказать Мундансер. – Шэл – вот кто мой друг, а ты меня кинула!» Но сдержалась, ведь тогда пришлось бы объяснять, кто такой Шэл, а это неизбежно повлекло бы упоминание Лиги Грустных.

Она аннигилировала пузырь тишины и попыталась скрыться от Твайлайт среди книжных полок, а заодно поискать еще материалов о налаживании дружбы – таких, где содержался бы ответ, как убедить Шэла, что они друзья, и что она не собирается его бросать.

К сожалению, Твайлайт не отставала. Стоило взять книгу с полки, как в проеме возникала ее морда. Она на разные лады просила Мундансер поговорить с ней, звала на прогулку, а под конец вообще залезла в «Трактат о товариществе» и прошептала:

– Прости, что не пришла на твою вечеринку.

Мундансер испуганно вскрикнула и захлопнула книгу, вызвав неодобрительное шиканье других чтецов.

– Оставь меня в покое! – яростно зашептала она, открыв страницу с Твайлайт. – И вообще, ты меня с кем-то спутала: я не устраиваю вечеринок.

– Однажды устроила, – грустно ответила Твайлайт. – А я не пришла, потому что меня заботили только собственные занятия. Но теперь я поняла, что должна была позаботиться о твоих чувствах.

– Слушай, отстань от меня. Мне нужно уединение для учебы, и меня не интересуют сумасшедшие пони, которые пытаются…

Мундансер проглотила слово «подружиться». Она ведь как раз пришла сюда, чтобы научиться дружить с Шэлом. Она сама – сумасшедшая пони. К тому же, Твайлайт, похоже, не имела тайного умысла, а на самом деле прилетела извиниться. «Шэл был прав насчет нее», – подумала Мундансер, и мнение затворника о Твайлайт почему-то смягчило ее собственное.

– Как ты попала в книгу? – спросила она, сменив тон с раздраженного на заинтересованный.

Твайлайт объяснила, что использовала метод учебы, разработанный Хейкартом: погружаясь в книги в буквальном смысле, можно узнать вдвое больше и вдвое быстрее, – и повела Мундансер в свою старую башню. Мундансер надеялась, для того, чтобы поделиться хейкартовским заклинанием.

Странно, но Мундансер сейчас больше волновало не изучение магии, а Шэл: «Почему я доверяю его суждению о Твайлайт? – гадала она всю дорогу. – Почему мнение Шэла так много значит для меня? Потом что он мой друг? Как вообще так получилось?» Тут она припомнила один абзац из «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на пони» Дейла Карнейги. Там говорилось о древнем политике Бенджамейне Франкольте, который располагал к себе пони тем, что просил их о разных одолжениях, и делался парадоксальный, на первый взгляд, вывод о том, что чем больше добра делает тебе пони, тем больше он к тебе привязывается. Парадоксальный – потому что разве не должно быть наоборот: чем больше ты делаешь для пони, тем лучше он к тебе относится? Впрочем, Мундансер так долго помогала Шэлу, что, если верить Франкольту, должна была считать его лучшим другом.

«Дружба такая сложная! – сокрушалась Мундансер. – Но если книга Карнейги не врет, Шэл, возможно, не привязан ко мне так, как я к нему, ведь он не делал мне никаких одолжений. Это нечестно! С другой стороны, он несколько раз спасал меня от корней – это можно считать одолжением? Но он спасал и других тоже…» Мундансер поймала себя на том, что, возможно, сама капельку ревнует, на миг Шэл представился ей не застенчивым затворником, а хитрым манипулятором. Но она тут же одернула себя: «Быть не может! Шэл – самый добрый и искренний из всех моих знакомых. Ему не понравилось появление Твайлайт, но он, несмотря на это, не стал поддакивать мне, что она пришла с корыстными намерениями, а попытался убедить, что она хочет извиниться и подружиться заново. Он боялся, что я брошу его ради друзей получше, но при этом желал мне этого! Он хотел, чтобы меня окружали настоящие нормальные друзья… А разве он после этого ненормальный?»

Они вошли в башню, и по беспорядку стало ясно, что Твайлайт покидала Кантерлот в спешке. Она даже не забрала первое издание «Принципов магии», которое подарила ей Мундансер! Единорожка подумала, что в других обстоятельствах оскорбилась бы подобным пренебрежением дружеским подарком, но сейчас она слишком радовалась сделанным открытиям о своих отношениях с Шэлом. Надо было срочно вернуться домой и поговорить с ним!

Мундансер попыталась сбежать из башни, сославшись на неотложные дела, но Твайлайт, видимо, до сих пор считала, что она злится на нее, и попыталась подкупить. Показала массивный золотой ключ и сказала:

– Я привела тебя сюда, чтобы отдать это. Можешь приходить в башню и изучать магию в любое время, когда пожелаешь.

Попытка подкупа удалась: дружба дружбой, а магия с детства была страстью Мундансер. У нее загорелись глаза:

– Правда?

– Но я хочу, чтобы сначала ты кое-что для меня сделала. Поужинай с нашими старыми друзьями сегодня вечером.

– Я не могу! Я… реорганизую материалы по биологии.

– Я много говорила с Лемонхартс, Твинклшайн и Менуэт. Они очень скучают по тебе.

«Скучают? – удивилась Мундансер. – Да им на меня наплевать, они водились со мной только потому, что дружили с Твайлайт… Или нет?» Вспомнилось, как после ее провальной вечеринки и отъезда Твайлайт Менуэт и остальные несколько раз звали ее на прогулки и праздники, но она постоянно отказывалась. «Возможно, я сама виновата в том, что отталкивала их».

– И я научу тебя методу Хейкарта, – добавила Твайлайт, видя, что подруга колеблется.

Тут уж устоять стало совсем невозможно.

Пятеро единорожек и Спайк собрались в пончиковой «У Джо». Подружки, не затыкаясь, болтали с Твайлайт и пытались разговорить Мундансер, Спайк уминал сладости за обе щеки.

Мундансер отвечала коротко или невпопад. Она уже пожалела, что согласилась на ужин, всё сильнее беспокоилась за Шэла: «Как он там один? Уже стемнело». Наконец, она не выдержала, попрощалась со всеми и ускакала.

В этот момент единорожки шумно обсуждали работу Лемонхартс, поэтому, возможно, не услышали тихого «до свидания», и сочли, что Мундансер ушла, потому что не хочет дружить с ними. Мундансер несколько раз останавливалась и хотела повернуть назад, чтобы устранить недопонимание, но, в конце концов, перешла на галоп и устремилась к дому.

Когда она вошла, Шэл сидел в темноте за столом и задумчиво дожевывал последнюю грифонстоунскую булочку. При виде Мундансер он подскочил от неожиданности и потупился.

– П-привет.

– Как ты тут? – она подбежала к затворнику и замерла в неуверенности, нервно поправила очки. – Извини, что ушла. Мне надо было кое-что изучить. Я подумала, что…

– Гуляла с Твайлайт? – убитым голосом спросил он, и Мундансер кивнула. – Ты простила ее?

– Да.

– Значит, я тебе больше не нужен?

– О, Шэл, нет! – с жаром воскликнула Мундансер. – Твайлайт ужасно обошлась со мной в прошлом, но… да, я простила ее, но не только потому, что она покаялась. Я простила ее, потому что если бы она меня не бросила, я не вступила бы в Лигу Грустных и не познакомилась бы с тобой. Ты – мой друг, Шэл. Есть много друзей, но ты – мой. Без меня ты оставался бы несчастным, а я оставалась бы несчастной без тебя. Я люблю магию, и мне нравится разговаривать о ней с Твайлайт, и даже остальные девчонки… они не такие уж плохие. Но это не значит, что я брошу тебя. В этом прелесть дружбы: можно иметь столько друзей, сколько хочешь, не нужно кого-то выбирать, а кого-то отсеивать. Я и тебя со всеми познакомлю. А если боишься, ничего страшного: я всё равно буду приходить к тебе в «Треснувший рог» и приносить книги, и мы будем обсуждать их, как раньше, и вообще обсуждать всё, что захотим. Ты не злишься? Не злишься? Не злись, пожалуйста.

Мундансер смолкла. Стояла, тяжело дыша, и ждала ответа Шэла. Несколько секунд тот переваривал услышанное, а потом улыбнулся:

– Получается…, мы теперь счастливы?

– Мы счастливы, – кивнула Мундансер и звонко рассмеялась.

Все ее старые страхи, неуверенность и подозрительность по отношению к пони вдруг показались ей смехотворными.

– Мне пора домой, – прервал Шэл ее радость.

– Но уже поздно! – запротестовала Мундансер.

– Спасибо, что привезла меня сюда, – твердо сказал Шэл, – но уйти я должен сам. Теперь, когда у меня есть друг, мне больше нельзя бояться пони. Я не должен бояться, ибо страх убивает дружбу. Страх есть малый камешек в стене полной изоляции. И поэтому я не буду бояться. Я встречусь со своим страхом и позволю ему пройти мимо меня, рядом со мной, сквозь меня, а когда страх уйдет, обращу свой внутренний взор на его тропу и увижу, что там, где раньше был страх…

Поврежденная дверь содрогнулась от удара тяжелого копыта. Шэл подпрыгнул и спрятался под стол.

– Мундансер! – послышался голос Боттлгласса с улицы. – Мой сын еще у тебя? Его всё нет и нет, я волнуюсь. Эй, вы там?

Трактирщик увез Шэла, и Мундансер осталась одна. Но не расстроилась: теперь она знала, что это ненадолго.

Утро принесло новые тревоги. Вчера, радуясь открытиям в сфере дружбы, Мундансер позабыла, что Лига Грустных создана, чтобы насолить Твайлайт, а теперь проснулась с мыслью: «Надо выйти из Лиги!»

Во-первых, ни она, ни Шэл больше не подходили под требования к членам ЛГБД, потому что перестали быть грустецами. Во-вторых, она больше не держала зла на Твайлайт и не хотела, чтобы деятельность Лиги принесла той проблемы.

Не позавтракав, Мундансер бросилась к письменному столу и три часа кряду готовила документы: прошения об исключении из ЛГБД для себя и Шэла и заявление об отзыве подписи под проектом закона о защите чувств грустных. Только своей подписи, потому что решать такое за Шэла она не имела права. Мундансер знала, что истинной целью законопроекта было испортить жизнь счастливым пони, особенно, Твайлайт Спаркл, но нельзя было отрицать и то, что он мог облегчить существование несчастных. И пусть Шэл перестал быть грустецом, его сострадательность наверняка не позволила бы ему отказаться от своей подписи.

Когда документы были составлены, Мундансер поскакала в «Треснувший рог», чтобы посоветоваться с Шэлом, правильно ли она рассудила.

Уже перевалило за полдень, и улицы полнились пони, спешащими с работы на обед и обратно, и праздными туристами. Мундансер так спешила, что случайно сшибла нескольких с ног, а один раз сама повалилась, и бумаги разлетелись по брусчатке. Но она успела собрать документы магией прежде, чем прохожие их растоптали.

На полпути столкнулась с Твайлайт.

– Мундансер! – позвала та. – Ты вчера так убежала… послушай, мне правда…

– Всё в порядке! – крикнула она на бегу. – Я очень занята, всё потом!

К счастью, Твайлайт умерила назойливость и пошла своей дорогой. А Мундансер подумала: «Хорошо, что она не стала расспрашивать, но рано или поздно мне придется рассказать ей о Лиге. Захочет ли Твайлайт дружить со мной, когда узнает, что я злоумышляла против нее?»

Распахнув дверь «Треснувшего рога» и ввалившись внутрь, Мундансер чуть не потеряла сознание от перенапряжения. Она давно так быстро не галопировала, а ведь вчера еще и таскала тяжелого каменного Шэла. Определенно, она стала перебарщивать с нагрузками.

Пытаясь отдышаться, она сбивчиво объяснила Боттлглассу, в чем дело. Тот пожал плечами:

– Ну, глядите сами. Хотите послать Лигу к Дискорду – посылайте, уже не маленькие, чтоб у меня разрешения просить. Но сам я от членства отказываться не буду. Если б не Лига Грустных, Шэл так бы и не видел белого света, и отказываться от нее я считаю неблагодарным.

Мундансер взбежала по лестнице и постучала в комнату затворника. Тот выглянул из соседней и приветливо улыбнулся:

– Здравствуй! А я вот делаю уборку в номерах. Хоть в них редко кто живет, пыль всё равно скапливается.

Мундансер обрадовалась и похлопала в копыта. И снова стала напряженной.

– Шэл, тут такое дело… раз теперь мы счастливы, мы обязаны выйти из Лиги, правильно?

– Да, я сам об этом думал.

– Хорошо, – облегченно выдохнула Мундансер. – Я уже подготовила заявления об уходе для тебя и для меня.

– Спасибо.

– И еще…, – она замялась. – Ты не хочешь отозвать свою подпись под законопроектом?

– Это еще зачем? – удивился Шэл. – Раньше-то я думал, что Лига Грустных создана, чтобы уравнять нас в правах с нормальными пони, но теперь понял, что ее цель – помогать грустецам обрести счастье.

– Трикси учредила Лигу, чтобы отомстить Твайлайт! – решилась сказать правду Мундансер. – И я вступила ради этого. Но я больше не хочу Твайлайт неприятностей, поэтому отзываю подпись.

Шэл тяжко вздохнул и задумался, опершись подбородком о швабру. Наконец, сказал:

– Можно и отозвать подпись, но что это изменит? Законопроект ведь много кто подписал, и наши – пара капель в море.

– Один камушек может начать лавину.

– Ну…, ладно. Только ради тебя, – проговорил Шэл и поспешно пояснил: – В конце концов, лично Трикси я ничем не обязан, а Гильда, которая тоже пыталась мне помочь, и сама ушла из Лиги. Думаю, отозвав подпись, я ни с кем не поступлю нечестно.

Мундансер помогла Шэлу оформить заявление и отправилась в офис Трикси. Но Боттлгласс отпустил ее не раньше, чем накормил обедом, поэтому скакать было трудновато.

Трикси сидела за столом вполоборота и смотрела в увешанную черно-розовыми плакатами стену. Она явно была погружена в тяжкие раздумья и даже не сразу обратила внимание на вошедшую Мундансер.

– Эм, кхм, – пробормотала та и подошла к столу.

– Мундансер, – Трикси выдавила приветливую улыбку, – давно не виделись. Присаживайся.

– Я… постою, – неуверенно начала единорожка, ей вдруг стало стыдно перед Трикси за то, что собирается сказать.

С минуту она переминалась с ноги на ногу, теребя воротник свитера, потом собралась с духом и выложила всё.

– Но ты же одна из основательниц Лиги! – вскочила Трикси. – Ты не можешь уйти!

– Но ведь Гильда ушла, а она делала для Лиги куда больше, чем я.

– Хочешь новых полномочий? – Трикси сделала заискивающее лицо. – Новую должность? Я думала, ты предпочитаешь уединение, поэтому не предлагала. Только скажи – и я назначу тебя кем угодно! Хочешь – своим заместителем? Вице-президентом Лиги, а?

Мундансер покачала головой.

– Тогда хотя бы не отзывай подписи!

– Нет. Я помирилась с Твайлайт и не хочу, чтобы Лига навредила ей. Эй, ты тоже можешь помириться…

– Помириться!? – гневно выкрикнула Трикси, так что Муднансер попятилась. – Я не могу помириться с Твайлайт, потому что она никогда не была моей подругой! Мы всегда были врагами! А ты… еще одна жалкая предательница. Проваливай! Катись, иди, радуйся жизни! Пока можешь.

Рог Трикси окутала бледно-розовая магическая аура, и Мундансер, поджав хвост, выскочила из кабинета.

Трикси высунулась следом за ней и крикнула секретарше:

– Найди мне Одд Намбера! Живо!

Два дня спустя Твайлайт устроила для Мундансер примирительную вечеринку на западном дворе замка – там же, где когда-то Мундансер. Расстаралась на славу: позвала знаменитую Пинки Пай, разумеется, Твинклшайн, Лемонхартс и Менуэт (а где же Лира?), Спайка – куда ж без помощника номер один? – и даже каких-то случайных пони, с которыми Мундансер как-то перемолвилась парой слов в библиотеке, и ее сестру, с которой она не разговаривала с тех пор, как поссорилась с родителями.

А сама Мундансер прикатила Шэла на тележке и представила его своим учеником: якобы занималась с ним репетиторством по магии. Она никак не могла решиться рассказать Твайлайт о Лиге Грустных и успокаивала себя мыслью, что принцесса и так должна быть в курсе общественно-политической жизни страны.

Все носили пёстрые бумажные колпаки, один даже нахлобучили на каменного Шэла. Между мраморными колоннами натянули серпантин и гирлянды, повесили воздушные шарики. Были сладости, торт, пунш, сидр, пиньята, взрывались хлопушки, и играла музыка.

От сидра и общей атмосферы Мундансер немного захмелела и обняла нагревшегося на солнце Шэла.

– Не знаю, слышишь ты или нет, – прошептала она. – Может, лучше бы и не слышал, но – спасибо. Благодаря тебе я почувствовала себя важной и нужной, и это дало мне силы простить Твайлайт и помириться с ней и девочками.

– Мундансер, – подошла принцесса, – я так рада, что моя тогдашняя ошибка не помешала тебе заводить друзей.

– Мы дружили с тобой раньше и рады дружить сейчас, – добавили остальные.

Мундансер всхлипнула.

– Прости, – сказала Твайлайт. – Я видела колдовских чудовищ, разрушение Эквестрии и всё такое, но видеть, как мои действия повлияли на…

– Простите, леди и джентльпони! – прогремел чей-то голос, и все обернулись.

Во дворе стояли трое крупных городских стражников в золоченых латах.

– Вам придется прекратить несанкционированное собрание с целью увеселения.

– О чем вы? – выступила вперед Твайлайт. – С каких пор вечеринки нужно санкционировать?

– С сегодняшнего утра, принцесса. Вчера в Эппалузе избили участников грусть-парада, и принцесса Селестия в срочном порядке одобрила закон о защите чувств грустных. Ваше веселье может оскорбить чувства грустецов в соседних домах, поэтому прошу свернуть вечеринку, иначе мы будем вынуждены применить меры.