Аллегрецца

Concerto Due

Октавия никогда не призналась бы в этом другим пони, но это был не первый раз, когда она просыпалась утром в болезненной хватке похмелья. И не первый раз, когда её жажда виски становилась сильнее её, или когда эта самая жажда несколько... выходила за рамки, так сказать?

Однако это был первый раз, когда она делила постель с другой кобылкой.

Не без усилий Октавия открыла глаза; распахнутые шторы позволяли солнцу Селестии в полную силу бить по её глазам, заставив снова зажмуриться. Затем она зажала голову передними копытами и улеглась в позе эмбриона. К ней вернулась до боли знакомая ситуация, когда любой шум скрипичной трелью отдавался в черепе. Она призвала все силы, что у неё ещё остались, чтобы размять конечности, что несколько ослабило боль.

Октавия снова подвинулась, открыв глаза и обнаружив удачно расположенную тучку, которая закрыла собой солнце и позволила ей свободно осмотреть комнату. Вскоре она убедилась, что находится не у себя дома, и медленно повернула голову, чтобы рассмотреть белую единорожку на постели рядом с ней — её синеватая, цвета электрик, с полосками грива разметалась по подушке. Октавия отбросила одеяло, полностью обнажив кобылку перед собой. Она поймала себя на том, что рассматривает её тело.

Октавия схватилась за голову. «Милостивая Селестия, что они вообще разливают в этом баре?» Она подумала, что лучше всего сейчас было бы сбежать отсюда, и побыстрее. К сожалению, именно в тот самый момент, к вящему ужасу Октавии, Винил проснулась, моментально повернувшись, увидев её шок. Она попыталась слабо улыбнуться, сообразно ситуации, в которую попала. Октавия просто смотрела на то, как единорожка села, протерла свои ярко-красные глаза передними копытами, после чего надела свои фирменные очки. Слегка пригладив гриву, она придала своим прядям привычный вид. Октавию чуть не стошнило в тот самый момент, когда диджей направилась на кухню, чтобы приготовить завтрак.

— Подожди! Ты даже не примешь душ для начала?!

Винил остановилась, повернувшись к Октавии:

— Воу! Это мой дом, кобылочка! Делаю, что хочу… и сейчас я хочу есть! Всё равно мне до шести делать нечего. И с учетом того, сколько ты выпила, душ в первую очередь потребуется именно тебе.

Октавия попыталась сдержать позывы своего желудка. От того, что она провела ночь… с кобылкой, ей и так было плохо. Но та оказалась ещё и… грязнулей, и даже не попыталась скрыть свою грубую сущность. Она почувствовала, как резко упала её самооценка, а потом подумала, что в этом, конечно же, не было её вины.

— Подожди минутку, я не собираюсь лезть в душ только по твоей прихоти! Ты говорила, что я была подвыпившей, так?

Винил усмехнулась, слевитировав среди горы посуды парочку мисок для хлопьев и тарелку, полную тостов.

— Подвыпившей — не то слово. Думаю, для такой пафосной кобылки скорее подойдет... скажем, «подшофе», или даже ещё проще — «на рогах».

Она подняла миску над Октавией, до краев наполнив её молоком и хрустящими шоколадными хлопьями.

— Жеребячьи хлопья? Да богинь ради, ты могла хотя бы притвориться взрослой!

— Эй! Я читала надпись на коробке, в них полно витаминов! Здоровый образ жизни и всё такое!

Октавия приложила копыто к лицу.

— Сначала ты привезла меня домой, затем воспользовалась мной, а теперь пытаешься накормить едой для третьекла…

— Воу, придержи коней, кобылочка! — Винил чуть не подавилась от смеха со слезами на глазах, — Я тобой «воспользовалась»?

— Я лежала в твоей постели, слегка… подвыпившей!

Винил промолчала, пережевывая хлопья:

— Воспользовалась — то есть ты имеешь в виду, что между нами… что-то было? Даже если бы меня в этом смысле интересовали кобылки, то ты… как бы это сказать… не в моем вкусе, кобылочка. И я, конечно, не особо в этом разбираюсь, но тебе бы точно не мешало проспаться.

— Я не алкоголичка! И сделай одолжение, не называй меня «кобылочкой».

— Ладно...

— Благодарю!

— Кобылочка, — Винил хитро усмехнулась Октавии, положив в рот ещё одну ложку хлопьев, наслаждаясь недовольной физиономией виолончелистки.

— Очень остроумно. Будь добра, отдай мне футляр, и я пойду.

— Да без проблем. Он вон там. Кстати, малость большевато для виолончели, не? Смахивает скорее на контрабас... Виолобас?

Октавия сохраняла невозмутимость, даже несмотря на подступившую вспышку раздражения.

— Твое познание в инструментах меня поражает. Её делали на заказ. И вообще, мне пора домой, там хотя бы обстановка... поприличнее. 

Октавия осторожно осмотрела интерьер, заметив огромную гору одежды и всякого мусора на полу. Она даже не могла понять, какого цвета лежащий на нем ковер.

— Здесь все пять звезд. И сдается мне, что у тебя не лучше, — ковырялась в хлопьях Винил.

Октавия остановилась на пороге. Не то чтобы она часто отказывалась принять вызов, четко осознавая собственное превосходство над соперниками. Этой кобыле, с другой стороны, следовало бы показать, насколько Октавия легко справляется с несколькими задачами одновременно, даже обходясь без этого неудобного рога.

— Чтобы ты знала, я неплохо готовлю... Хотя постой, что с моими манерами? Я даже не спросила, как тебя зовут.

Винил даже не стала дожевывать свои хлопья, просто заговорив с набитым ртом:

— Винил Скрэтч к вашим услугам, миледи Октавия, — она шутливо поклонилась перед тем, как снова вернуться к своим хлопьям. 

— Весьма… убедительно. Я так полагаю, ты знаешь меня по…

— Еженедельнику про музыкантов, — Винил вскинула над головой Октавии спецвыпуск, — весьма недурно — попасть на первую полосу и всё такое, но что есть, то есть. Но всё же это не самое лучшее место для шеф-повара, а?

Октавия почувствовала, как у неё загорелись щеки.

— У меня много талантов, мисс Скрэтч. У меня под любое дело копыта заточены. И я даже буду рада тебе это показать. Если, конечно, в твоем плотном графике найдется время.

— Четверг у меня свободный. Время — как хочешь.

Октавия улыбнулась.

— Прекрасно. Семь вечера, и не опаздывай. Я приготовлю нам нормальный ужин. Оставлю тут карточку со своим адресом, и, будь так добра, прими накануне душ.

— Если ты не против. Считай это благодарностью за то, что приютила меня на ночь.

Винил с улыбкой закрыла за ней дверь, смеясь с набитым ртом и слушая сердитые возгласы, эхом проносившиеся вниз по холлу. 

---

На кухне Октавия ловко орудовала всевозможными посудинами и плошками, медленно прогревавшимися на огне. На неё в один миг почти снизошло откровение, что целая трапеза из трёх блюд немного чересчур, если просто хочешь отстоять свою точку зрения. Однако она уже расстелила кровать и намеревалась провести ночь дома под одеялом… совершенно одна, разумеется.

Закипали ромашки в кастрюле-пароварке, дожаривался в оливковом масле пучок калужниц, приятно дымился салат-латук — Октавия с радостью объявила ужин удавшимся. Уж салат, по крайней мере, сложно чем-то испортить, поэтому она приготовила для него восхитительное украшение из базилика и петрушки — рецепт из любимой поваренной книги, «Олива Ойл: Нагие и аппетитные».

В дверях раздался дробный стук: гостья (далеко не дорогая, но всё-таки) прибыла. Октавия на секунду задержалась, дабы проверить, правильно ли разложены столовые приборы, и поскакала к выходу. Распахнула дверь — ей в глаза отразился весь свет коридора. Заслонившись копытом, она наконец узрела свою гостью во всём её неброском великолепии.

— Это что?!

— Моя диджейская штука. Ты вроде говорила, это типа светский ужин? — Винил пригладила невиданный костюм копытом, наслаждаясь неровностями и складками.

— Ну, теперь уж точно СВЕТский! — Октавия из последних сил сдерживала смех, глядя на неловко переминающуюся с ноги на ногу кобылу. — Так… зачем ты нарядилась в фольгу? 

— Эй! Никакая это не фольга, а латекс! — щёки Винил вспыхнули, как два крохотных вулкана. — Латекс и блёстки, такое пару лет назад было в моде.

По правде, у неё просто не нашлось ничего другого. Но Октавии об этом знать вовсе не обязательно.

— Ты явно понятия не имеешь, что такое мода, — Октавия поманила её внутрь, всё ещё сопя под напором смеха. — И пожалуйста, не вставай под свет. Смотреть на тебя приятнее без рези в глазах.

— А, вот и комплименты пошли, кобылочка? — Винил хитро вздёрнула бровь, поравнявшись с ней.

— Едва ли, мисс Скрэтч. Будьте добры, в столовую. Первая налево.

Винил не сомневалась: Октавия её проверяет. На столе перед ней стояла пиала с салатом, а по обе стороны от неё лежало семь штук ножей с вилками, не меньше. Она припомнила, что каждому блюду полагалась своя пара, но они же все одинаковые! Сколько бы Винил ни отводила взгляд, она постоянно замечала на самодовольном лице Октавии лёгкий изгиб губ, эту её фирменную тонкую, но ехидную улыбочку. Наконец Винил собралась с духом, выбрала самые маленькие нож с вилкой и принялась за салат. Все «светские» штуки — мелкие и утончённые, да?

Взрыв смеха грянул ещё до того, как первая маргаритка угодила в рот.

— Есть салат вилкой для десертов, кто бы сомневался... Нет-нет, продолжай. Пока что это работает, — Октавия поднесла ко рту аппетитный миниатюрный цветочек и, надкусив, принялась жевать, не спуская с лица вызывающей улыбки.

Винил вызов приняла и тоже вгрызлась в свою маргаритку. И это было вкусно, вкусно до скрипа на зубах. Сладость, но с едва различимой ноткой горечи, оживляющей вкус.

— Ну… неплохо. И всё-таки попробуй как-нибудь одуванчиковые пирожки для микроволновки. Вкусно и быстро!

— Талант к кулинарии у меня в крови, мне это совсем не трудно, — рассмеялась Октавия, одной фразой отмахнувшись от нескольких часов, убитых на готовку.

Слово «неравнодушная» ей нравилось больше, чем слово «одержимая», хотя вторым её называли куда чаще. Холодные закуски прошли почти в безмолвии; его нарушали только хруст свежего сочного салата и почти осязаемое самодовольство хозяйки. А Винил не знала, куда деваться: удовольствие от ужина и нежелание признаться в этом самой себе загнали её в угол.

Октавия собрала тарелки и спустя пару секунд на кухне возвратилась с жареным кабачком на противне, аккуратно зажатом в зубах. Овощ был завёрнут в слой фольги, что создавало на поверхности вкусный и аппетитный узор, а также не давало всем сокам стекать на противень.

— О, Винил, гляди!

— А? — язык Винил чуть не шлёпнулся на пол от одного запаха, источаемого блюдом.

— Вы с кабачком в одном и том же! — хихикнула Октавия, развернула фольгу и, сложив её в аккуратный квадратик, оставила рядом с подносом.

Она и не знала, чем наслаждаться больше: зубовным скрежетом Винил после каждой подначки, вспыхнувшими рубиново-алыми глазами или дурманящим ароматом кабачка.

— Ой, ну ты чего, зачем такая унылая физиономия? Гостю первый кусок.

Она вернулась на место, а Винил накинулась на овощ и оттяпала громадный ломоть, как жеребёнок, которому отдали в безраздельное владение целый торт.

— Как с голодного края приехала, — себе Октавия отрезала кусочек гораздо поскромнее. Аппетитом она никогда не отличалась, а вот Винил, по её предположению, вполне могла. И отличилась. — Как хорошо, что я приготовила кабачок побольше, не правда ли?

— Угу... ну, знаешь, нормально так... Я вообще и не так могу, — сохранять лицо перед Октавией не так-то просто, особенно когда она пичкает тебя своей стряпней. Винил никогда бы не подумала, что её будут пытать хорошей едой, но жизнь вообще странная штука.

— Не стесняйся, Винил. А пока переводишь дух, я бы с удовольствием послушала про твою... карьеру в «диджеинге».

Винил, с набитым ртом, попыталась ответить, но только извергла на стол град полупережёванной мякоти.

— Святая Селестия… Фу, тебя мулы воспитывали? Пожалуйста, или ешь, или говори, но не всё сразу! — Октавия горячо надеялась, что ни частички этого месива не приземлилось ей в тарелку или, что хуже, на неё саму. Она лишь облегчённо вздохнула, когда диджей дожевала остаток с таким достоинством, каким только могла (хотя назвать это «достоинством» всё равно язык не поворачивался).

— Вообще, это куда сложнее, чем ты думаешь. Крутить диски — дело непростое, плюс ставить народу нужные треки, не то уснут. А, и чтоб научиться микшировать два трека, надо кучу практики, — Винил погребла ещё один кусок кабачка в зияющей бездне своего рта.

— Не сомневаюсь, хотя что-то не представляю, чтобы виолончель была легче.

Усвоив урок, Винил на сей раз наколола на вилку кусок поменьше и прожевала его куда быстрее, после чего снова заговорила:

— Хрен знает, я вот в школе играла на ксилофоне. Не слишком-то и разница, а? — она старательно изобразила невозмутимое лицо, заметив, как насупилась Октавия.

— Ну сейчас! Чтобы, как радостный жеребёнок, бить палкой по брускам железа и те громыхали, таланта не нужно!

— А елозить палкой по проволоке? 

— Да что бы ты понимала! С копытами это особенно трудно, представляешь?

— Не-а, не представляю, — Винил постучала по рогу.

— Типичные единороги. С рогом на инструменте легко играть, все же так делают! А ты попробуй покрути свои диски копытами.

Винил на мгновение оставила кабачок в покое, и в её глазах блеснул озорной огонёк.

— Ладненько, баш на баш, Окти.

— Ради всего хорошего, что есть в пони, умоляю... никогда меня так больше не называй.

— С чего б это… Окти?