Третий лишний

День Благодарения

Твайлайт натянуто улыбнулась, ни на что и, в особенности, ни на кого не глядя. Шайнинг смотрел себе в тарелку, используя еду как веский повод не поддерживать ни с кем зрительным контакт. Подле него Кейденс потирала свою шею копытом, как будто она у нее болела. Семья Спаркл не проронила за едой ни слова, единственным слышимым звуком был стук столовых приборов.

Наконец, Кейденс не выдержала.

— Ужин очень вкусный, — сказала она, и в то время как Шайнинг и Твайлайт очень искусно отвели взгляды, Кейденс встретилась им с их матерью.

— Ну, я рада, что хоть кому-то понравилось! — рассмеялась Твайлайт Вельвет, окинув колким взглядом своих детей. — Или вам троим он настолько сильно нравится, что это мешает вам начать разговор?

— Мам. — Твайлайт взъерошила свои крылья. — Это не так.

Она взглянула на место за столом, что находилось напротив мамы. В семье Спаркл было трое детей: Твайлайт, Шайнинг и их младшая сестра Лайт Стэп. Никто не был настолько глуп, чтобы повторять ошибку Кейденс.

— О, то есть, вы проделали весь этот путь домой на День Благодарения только ради того, чтобы послушать тишину? И вы не скажете хоть слово своей маме, чем вы занимаетесь? — сказала Твайлайт Вельвет. Затем она произнесла немыслимое:

— А вы знаете, Лайт Стэп ведь получила грант за свои рисунки.

— Ох, правда? — спросила Кейденс, стараясь не замечать отчаянные сигналы Шайнинга под столом.

— Ага, — ответила Лайт Стэп. Она была подростком около шестнадцати лет с мягкой голубой шкуркой и с кьютимаркой в виде трех звезд и ручки. У нее была прическа, подстриженная под жеребца, возможно, этим она пыталась подчеркнуть свой довольно маленький рог и худощавые бока.

— Я получила его за несколько написанных картин с ночным небом. Я собираюсь поступать в Кантерлотскую Школу Искусств.

Лайт Стэп прокашлялась:

— Вы знаете, я могла бы заселиться в Общежитие Твайлайт Спаркл. — Ее тон стал жестче. — Перед которым стоит та статуя.

— О. Ха-ха. Точно. — Улыбка Твайлайт стала такой натянутой, что на ее лице проступили морщины. — Это старая... штуковина. В любом случае, это уродливая статуя.

— Она не уродливая, — отчитала Твайлайт Вельвет свою дочь. — Ты такая скромница, Твайлайт. Ты ведь правда самая преуспевающая в этой семье.

— Ей приходится такой быть. — Лайт Стэп сложила свои передние копыта и свирепо сверкнула глазами. — С тех пор как Шайнинг стал послушным альфонсо.

Шок парализовал каждого сидящего за столом. Мама и папа Твайлайт в негодовании воскликнули. Сама Твайлайт выронила вилку. Кейденс кинула на нее мягкий, но пристальный взгляд.

— Лайт! — Твайлайт Вельвет наконец-то подобрала нужные слова. — Ты сейчас же извиниш-

— Нет-нет, — отрезал Шайнинг, его слова вылетали с бешеной скоростью. — Все в порядке. Правда. В порядке. Это все правда! Я альфонсо. Я только и делаю целыми днями, что преподаю физкультуру да трачу деньги Кейденс. — Он ткнул ногой под столом свою мать. — Так что давайте оставим эту тему, ладно?

— Ладно, — сказала Твайлайт Вельвет со вздохом.

— Ладно, — сказала Твайлайт Спаркл.

— Ладно, — сказал Найт Лайт.

— Никто не смеет связываться с моим жеребцом, — отчеканила Кейденс, постукивая копытами друг об друга. — Вы думаете, что он альфонсо? Да, это так, но не забывайте, что в конце каждого года он получает Нобелевскую Премию за альфонсовство.

За столом воцарилась гробовая тишина. Лицо Шайнинга утонуло в его копытах.

— Что... — нахмурилась Лайт Стэп. — Как ты смог выиграть Нобелевскую Премию за альфонсовство?

— Это для Мира, — быстро оправдался Шайнинг. — Бессмысленная и бесполезная награда, которую они дают королевской семье, чтобы та была королевской. Так что давайте просто-

— Это для закрепления мира между Кристальной Империей и ульем чейнджлингов Королевы Амараллис, — объяснила Кейденс. — Потому что, когда мы поженились, я сказала Шайнингу, что у нас может быть свободный брак. Если это осчастливит его! Но за все эти годы он ни разу не заговорил со мной на эту тему.

Кейденс положила свои копыта на стол и наклонилась вперед.

— Пока орда Королевы Амараллис не окружила столицу, и он не отправился договариваться насчет условий перемирия. И знаете, что он сделал? Переспал с ней. Да так усердно, что весь рой мог почувствовать это через коллективный разум. Десять тысяч чейнджлингов не отрываясь смотрели на это, поджав под себя свои задние ноги.

Кейденс помахала копытом.

— А потом он сказал: никакого свободного брака, пока ты не прекратишь завоевывать королевство моей жены. И она не только исполнила его просьбу, но еще и преподнесла нам подарки в качестве извинений. Их было достаточно, чтобы удвоить запасы казны. И знаете, когда он получил ту Нобелевскую Премию за альфонсовство, он, можно сказать, тратит деньги двух богатых кобыл.

Мордочка Лайт Стэп сморщилась. Ее глаза стали увлажнились. Еще секунда и, казалось, она расплачется. Затем она стукнула копытами по столу, выкрикнув: — Я вас всех ненавижу! — и убежала в свою комнату. Через секунду по всему дому прокатилось эхо захлопнувшейся двери.

— Кейденс! — вытаращила глаза Твайлайт на своего бывшего наставника. — Ты не должна была этого говорить!

Кейденс фыркнула, высоко задрав нос.

— Никто не смеет связываться с моим жеребцом.

==============***==============

Через пару часов Твайлайт аккуратно постучалась в дверь Лайт.

— Эй, Лайт? — позвала она. Когда ответа не последовало, она сказала: — Я принесла тебе ужин.

Ей так никто и не ответил. Твайлайт вздохнула и положила тарелку около двери, а затем присела и сама. Она поджала под себя ноги, как кошка, и обернула вокруг них свой хвост.

— Кейденс не должна была говорить этого. Но и ты, в свою очередь, ее серьезно разозлила. Ей не нравится, когда окружающие называют Шайнинга альфонсом. Она хочет, чтобы у них было равноправие в браке. Даже если это может привести к неожиданным последствиям.

Ответом ее не удосужили.

— Но это не извиняет ее за случившееся. Так что. — Твайлайт выждала паузу. — Я заставлю ее извиниться позже.

— Твайлайт? — спросила Лайт Стэп из-за двери. — Ты аликорн. И ты бессмертная, да?

— Да, — сглотнула Твайлайт.

— Мне не очень нравится мысль, что ты продолжишь жить и быть при этом самым величайшим героем столетия, в то время как я стану простой кучкой пыли. — Лайт Стэп шмыгнула носом. — А я стану когда-нибудь аликорном?

— Ну... может быть. — Твайлайт заставила себя улыбнуться, хотя этого все равно никто не мог увидеть. — С дружбой в сердце все возможно.

Лайт Стэп обдумывала это какое-то время.

— Твайлайт? — наконец сказала она.

— Да?

— В следующий раз, когда ты спросишь, почему я тебя ненавижу, знай, это потому, что ты строишь из себя какую-то большую героиню, хотя у самой кишка тонка сказать "нет". Я не знаю, трусиха ли ты, или просто думаешь, что я тупая, но прямо сейчас я хочу, чтобы ты ушла.

И Твайлайт ушла.

Через час или около того, Лайт Стэп приоткрыла дверь и затащила внутрь уже остывшую тарелку с салатом.

Осенний семестр

Лайт Стэп лежала на своей кровати. Ее комната была очень даже не дурна: просторная и свежевыкрашенная, мебель была современная и удобная, и ей в достатке хватало солнечного света, льющегося из окна. Воздух слабо отдавал лавандой. Раз в день сюда приходят уборщики, чтобы сменить простыни и принести новые полотенца. Некоторые из них были единорогами, но каждый пони знал, что это было лишь для того, чтобы школу не обвинили в содержании только "слуг земнопони". А еще они оставляли мятные конфетки.

Каждый студент согласится с тем, что Общежитие Твайлайт Спаркл было лучшим в кампусе. Шанс заселиться сюда сводился к тысяче к одному. Единственный надежный способ попасть в него, это если родители ученика сделают пожертвования школе.

Статуя Твайлайт стояла на внутреннем дворике, на который выходило ее окно. Она хорошо видела ее.

По ее капризу ей выделили комнату на двоих. Ее соседка по комнате была чейнджлингом по имени Дабл Тайм. Дабл Тайм была единственным чейнджлингом, посещающим Кантерлотскую Школу Искусств, и Лайт подумала, что было бы неплохо помочь ей адаптироваться к обществу. Когда она попросила Дабл в качестве соседки, она предположила, что это было бедное, голодное и угнетенное создание, которое нуждалось в друге, способном помочь ей влиться в коллектив.

Позже оказалось, что Дабл уже годами жила в обществе пони, в роли инфильтратора, и уже была довольно привита к нему. Она также была не из улья Короля Торакса, прикинула Лайт, но была частью улья Королевы Амараллис на севере. Короче говоря, сути это никак не меняло. Обе касты чейнджлингов встали на путь истинный.

Но это означало, что Дабл Тайм испытала когда-то то экстрасенсорное удовольствие от визита Шайнинг Армора.

— Доброе утро, — воскликнула Дабл Тайм, распахнув дверь, пока едва ли доходило до половины одиннадцатого. Она была в своем естественном обличье чейнджлинга, и была чересчур грязной. Волосы прилипали к ее ногам, кто-то нарисовал на ее панцире улыбающуюся рожицу, и несметное количество следов от губной помады было на ее деликатных и фееричных крыльях. — Как поживаешь?

— Просто замечательно, — ответила Лайт, не сводя глаз с окна. — Прошлой ночью я все испортила и, похоже, переспала с тридцатью незнакомцами.

— Вау, ты тоже? — Дабл Тайм подняла одно из своих копыт, чтобы Лайт отбила. Ее настроение было таким жизнерадостным, что оно могло превратиться в заражающий луч, наполненный позитивной жизненной энергией.  — Сестры-близняшки! — практически пропела она.

Когда Лайт проигнорировала ее, Дабл Тайм фыркнула и опустила копыто. Она собрала ванный набор и остановилась, когда заметила, что ее губка для крыльев куда-то пропала.

— Можно я пойду с тобой в студию, когда ты помоешься? — спросила Лайт, ее голос был по-прежнему беззлобным.

— Почему ты думаешь, что я пойду в студию?

— Ты всегда рисуешь пейзажи после бурной ночки, — Лайт до сих пор лежала, и только по подергиванию ее хвоста можно было понять, что ее тело не парализовало. Ее речь была приглушенной, слова выходили неохотно и тихо.  — И твои пейзажи и вправду красивые. Мне нравится наблюдать за тем, как ты их рисуешь.

— Профессор Эйзел сказал, что хочет помочь мне поработать над моими фигурами.

— И что? Забей на него. — Она сделала паузу, а затем продолжила: — Он просто расистская задница, которая думает, что раз ты чейнджлинг, значит у тебя есть дар к фигурам и формам.

— О-оу, хороший совет, профессор. Так скажи-ка мне: смотря из окна на вон ту статую, ты должно быть случайно посмотрела на некоторые ее точки. Так? — Дабл Тайм для выразительности выждала момент, а затем заключила:  — Ты когда-нибудь видела лицо своей сестры в тот самый момент, когда начинала трогать себя?

Ушки Лайт Стэп прижались к голове. Ее ничего не выражающее лицо сменилось гневным взглядом. Она соскочила с кровати.

— Какого хрена?! — воскликнула она, ее интонация мгновенно стала раздражительной.

— Видишь, Лайт? — вскинула копыто Дабл Тайм. — Есть три вещи, которые весь кампус знает о тебе. Во-первых, это то, что ты младшая сестра Твайлайт, и она достаточно знаменита, чтобы сделать таковой и тебя. Во-вторых, что ты весьма талантливая художница, потому что все, кто видит твои работы, беспрецедентно влюбляются в них.

Дабл Тайм поцеловала свое копыто, как шеф пробует отличный соус.

— Мва, восхитительно.

Дабл Тайм еще немного подержалась в такой позе, растягивая представление. Затем она подытожила:

— И третья вещь, которую все пони знают, это то, что ты кретинка, — ее рог засветился, и она выдернула из-под кровати Лайт губку. Она вся была покрыта краской. — Ты использовала мою импортную губку для крыльев, чтобы почистить свою палетку.

Она швырнула губку в лицо Лайт, взяла остатки своего ванного набора и вышла.

Лайт никак не отреагировала. Она лишь содрогнулась, когда губка попала на нее, позволив ей упасть на пол. Она сверлила ее взглядом да так и просидела в такой позе, пока через двадцать минут не вернулась Дабл Тайм, мокрая, но уже заметно чистая.

— Я так тебе завидую. Ты знала об этом? — сказала Лайт Стэп прежде, чем дверь раскрылась. Ее голос был мягким и скрипучим. — Я ненавижу свою жизнь. Я ненавижу свою жизнь, ненавижу себя и мечтаю, что смогу превратиться в другого пони и просто уйти.

— Не поможет, — пожала плечами Дабл Тайм, забросив ванный набор под свою кровать и начав рыться в поисках своих вещей. — В прежние дни я всегда меняла свое происхождение: свою внешность, родителей, истоки. Я искала простую комбинацию, с помощью которой пони будут любить меня. И тогда я смогу быть счастливой. Но не важно, кем я была, или как ко мне относились пони, — все о чем я могла думать, так это только о ноющем голоде в кишках. Я голодала. Я всегда была голодна, и не важно, сколько любви я получала, ее вечно было недостаточно.

Дабл Тайм нашла свои седельные сумки и краски и в мгновение ока обернулась пони-единорогом, начав закреплять свои сумки на животе. Это защищало ее хрупкие насекомоподобные крылья.

— Потому что проблема была не в них. А во мне. И проблема не в них, а в тебе. У тебя соринка в глазу размером с Кантерлотскую гору. Понимаешь? У тебя бушующий, ядовитый и неполноценный комплекс качеств, и кража другой жизни никаких их не изменит.

— Ну, может, я желаю провести хоть один денек так, чтобы меня не узнавали как младшую сестру Твайлайт и Шайнинг Армора. — Слова Лайт преисполнились горести, она впилась взглядом в пол. — Разве я так многого прошу?

— Знаешь что? — рявкнула Дабл Тайм. — Хорошо.

Ее рог загорелся, и вот с яркой зеленой вспышкой на месте, где сидела Лайт секунду назад, сидел уже ярко-красный жеребец-единорог.

— Что за- — выкрикнула Лайт Стэп, только лишь чтобы резко замолкнуть при звуке ее-его-глубокого голоса. Ее глаза поползли на лоб, и она подняла и уставилась на одно из своих передних копыт. Еще секунда, и он резко опустил голову, чтобы посмотреть на туловище. Затем с некоторой опаской, она подняла одну из ног, тестируя ходовую часть и принимая другой пол.

— Та-да! — провозгласила Дабл Тайм. — Заклинание действует лишь двадцать четыре часа. Если ты устанешь раньше от этого обличья, просто скажи "Финафера", и оно немедленно закончится. А теперь, прошу меня извинить, мне нужно работать над моими фигурами.

— Нет, Дабл Тайм. Подожди... — вяло подняла копыто Лайт.

— Та! — выкрикнула Дабл Тайм и все равно ушла.

==============***==============

Лайт Стэп ушел из своей жизни.

Он встал, пробежался взглядом по комнате общежития и вышел. Затем он покинул здание, потом кампус и начал бродить по улицам Кантерлота.

Копыта несли его куда хотели. Потребовалось не так много времени, чтобы он смог окончательно затеряться, но это его ни сколько не волновало. Дорога несла его целых три часа, пока не превратилась в грязную тропинку, ведущую к каменному карьеру. Он уже давно оставил большую часть города позади, вместе с университетом, кофейнями и бутиками с платьями. Здания вокруг были сделаны из кирпича, а не из мрамора. Он выбрал наугад дорогу и снова двинулся в путь.

Когда наставница его сестры опустила солнце, он обнаружил, что большинство улиц не имеют уличного освещения. Некоторые здания были заброшены и слабо освещены, и прямо в это самое время он погрузился в абсолютную темноту. В конце концов блики от кострища вывели его к рынку, где всякие мелкие торговцы продавали свои изделия беднякам.

У него не было денег, но он нарисовал несколько рисунков кусочком мела, который нашел на тротуаре, и даже смог собрать толпу вокруг себя. Некоторые кинули ему монетки, и он уже был способен позволить себе сэндвич.

К десяти часам последние торговцы собирали свои пожитки. Рынок закрылся, и огоньки один за другим неумолимо гасли. Лайт Стэп сидел на скамейке, с которой не хотел расставаться. Он был опять окутан океаном тьмы. Он положил свою голову на твердое дерево и лег спать, игнорируя дрожь от холода.

Он проснулся от крика жеребца.

Глаза Лайт Стэп распахнулись, а его голова резко поднялась. Инстинкт обнаружил источник шума даже прежде, чем его заспанный мозг смог окончательно понять, что происходит. Рядом были пони, не больше чем в тридцати метров от него, и одному из них было очень больно. Движение в темноте вынудило Лайт повернуться вправо. Там были тусклые огни, собравшиеся вокруг источника вопля.

Когда Лайт проморгался, он осознал, что это были светящиеся рога единорогов. Они столпились вокруг пони, извивающегося на земле.

Если бы у него было время подумать, то он бы несомненно убежал. Но пони на земле издавал такие жалобные крики, что инстинкт взял всю инициативу на себя еще до того, как Лайт был полностью готов к действию. Его собственный рог загорелся в темноте, и он схватил первый обломок, который ему попался: старая металлическая мусорная корзина, которую оставил один из торговцев. Он рванулся на силуэты, крича настолько ужасный клич, насколько позволяла храбрость.

Он преодолел расстояние за долгих шесть шагов. Одна из фигур обернулась на него. Из-за свечения их рогов, можно было увидеть только их лица: единорог был в черной балаклаве. Лайт лихо замахнулся и проехался мусорной корзиной по их лицам.

Это сопровождалось громким щелчком, который совсем не походил на треск ломающегося металла. Пригоршня белых предметов полетели в тусклую ночь, освещаемую только светом от рогов.

— Эй! Ты- — одна из фигур ломанулась вперед, но Лайт снова замахнулся. В этот раз он прицелился пониже, но удар все равно прошел по телу единорога. Раздался мясистый стук, и свет от рога отлетел в сторону.

— Атас! — выкрикнул третий голос. Затем все рога, кроме Лайт Стэп, потухли, и он больше не видел своих обидчиков. Цокот копыт, казалось, шел со всех направлений, их бег в кромешной тьме отражался эхом от кирпичной застройки.

Жеребец все еще корчился на земле, хотя его крик сошел до тихого скуления. Поднатужившись, Лайт Стэп зажег свой рог, чтобы увидеть хоть что-нибудь. Его природная голубая аура осветила золотую броню — член Королевской Стражи лежал и извивался на земле в позе эмбриона. Он был окружен баллончиками с краской, предположительно оставленными бандитами.

Все его лицо было окрашено в ярко-розовый цвет. Лайт предположил, что большую часть краски вылили ему на глаза.

— Ну все. Все, — сказал он, опускаясь на колени рядом со стражником. — Не волнуйся, с тобой все будет хорошо. Я знаю заклинание, убирающее краску. Я художник. — Его рог засветился, и голубое свечение окутало лицо жеребца. — Не шевелись.

Это заняло не больше секунды. Краска, попавшая ему под веки, превратилась в жидкость, а затем из жидкой краски в воду. Он обливался потом, плакал, пока она стекала с него ручьями. Его нытье прекратилось, а зрение вернулось.

— Что?..

— Ага, — сказал Лайт на одном дыхании. — Эта штука довольно неприятная. Так что в следующий раз подумай о защите для глаз.

Стражник замер, заглядывая в глаза Лайт при тусклом свете. Затем он рассмеялся.

— Спасибо, Селестия! — Его смех и не думал прекращаться. Ему понадобилось немного усилий, чтобы постараться удержаться на шатающихся копытах. — Я уж было подумал, что умру!

— Ты был близок, — улыбнулся Лайт, помогая ему встать на ноги. — Я думал, что стражники всегда ходят по двое.

— Я не на дежурстве. — Он потянулся снять свой шлем. Заклинание Лайт подействовало только на его лицо, поэтому на краях шлема все еще осталась краска. Он уставился на нее, подсветив свой рог, чтобы видеть четче. — Я знал нескольких пони, живущих здесь, и что они были чем-то обеспокоены. Я подумал, что приду сюда и сам проверю, что здесь все в порядке.

Лайт не удержался и сказал:

— Ну, они-то, наверное, в порядке.

— Да-да. — Стражника снова пробрало на смех и, только когда он успокоился, надел обратно свой шлем. — Нет, серьезно, я даже не знаю, как тебя отблагодарить. Как тебя зовут?

— Я э... — Лайт Стэп посмотрел вниз на свои копыта. — Э… — Он быстро оглянулся вокруг, и его глаза остановились на потухшем костре. — Бёрнер.

— Ты мастер вранья, вот кто, — слегка отшутился стражник.

— А ты гордость Эквестрийской Армии, — парировал Лайт. Толика горечи пробралась в тон его голос. — Если тебе нужны боевые тренировки, я знаю одного чейнджлинга. Она может дать тебе несколько советов.

— Я бы с радостью, — ответил стражник, сохраняя спокойную интонацию и не клюя на приманку. — Но это на самом деле не разрешено.

— Подожди-ка, — нахмурился Лайт. — Серьезно? Да я ведь просто прикалывался.

— Да, серьезно. Нам не разрешают ходить и заниматься боевыми тренировками от третьих лиц или неправительственных организаций. — Он пожал плечами. — Все это сводится к недостатку тренировок, понимаешь? От этого офицеры в такой плохой форме.

— Оу. — Долгая пауза, во время которой Лайт скреб своим копытом тротуар. — Это отстойно.

— Конечно отстойно, я ведь только что получил по бокам от какой-то уличной шпаны.

Затем наступило многозначительное молчание. С зажженными рогами, их глаза привыкли к освещению, поэтому что творилось за кругом света, никто не видел. Цокот копыт от отморозков уже давно стих, ничем ненарушаемая тишина опустилась на улицы.

— Послушай, 'Бёрнер', или как там тебя, — заговорил стражника. — Я в большом долгу перед тобой. Правда. Меня зовут Пайл Драйв. Если тебе что-нибудь понадобится, ну ты знаешь. Просто навести меня.

— Ага, — машинально сказал Лайт. Затем он поймал себя на этом, и его поза резко изменилась. Он поднял свои уши и стал более внимательным. — А хотя нет. Раз у нас все устаканилось, то я хочу кое-что за эту услугу.

— Погоди... — нахмурил брови Пайл Драйв. — Что?

Лайт поднял разбросанные по асфальту слинявшими хулиганами баллончики с краской. Среди них валялось также несколько зубов.

— Прикроешь меня, пока я буду покрывать граффити вон ту большую стену?

Два глаза приковались к нему. Пайл Драйв поиграл челюстью из стороны в сторону. Он взял во внимание свою броню, темноту и тишину вокруг себя.

— Да, — наконец-то ответил он. — Хорошо.

Они простояли там не один час. Рог Лайт Стэпа ярко загорелся, когда он управлялся с восемью баллончиками за раз, то опуская, то поднимая их, водя по кирпичной поверхности. По началу Пайл Драйв подозрительно поглядывал на Лайт. Но когда ночь начала постепенно отступать и его взгляд переместился на стену, он узрел творение искусства.

Когда наставница Твайлайт подняла солнце, оно выглянуло из-за горизонта и искупало улицы своим утренним сиянием. Пайл Драйв огляделся вокруг и толкнул Лайт в плечо.

— Пони проснутся с минуты на минуту. Нужно поторапливаться.

— Ага. У меня как раз краска закончилась. Я думаю, что все изобразил аутентично. — Лайт выбросил последний баллончик.  — Спасибо.

— Нет, тебе спасибо, это просто... — Пайл Драйв немного помолчал, а затем прокашлялся. — Мне нравится.

— Правда?

— Это подло как сама Кризалис, но да. Мне нравится. Оно прямо говорит само за себя. — Он развернулся. — А теперь давай уйдем отсюда, пока нас кто-нибудь не увидел, а не то мне придется арестовать тебя.

Лайт Стэп кивнул, повернулся и на всех парусах рванулся в город. Он едва успел вернуться в общежитие до отметки в двадцать четыре часа, и внезапно превратился обратно в кобылку посреди на удачу пустого университетского коридора.

Потом она доползла до своей кровати и уставилась в окно. Дабл Тайм никогда не спрашивала ее, где она была всю ночь.

==============***==============

Никто из пони в школе рисования так и не увидел ее творения. Студенты никогда не забредают в бедную часть города, а Кантерлот Таймс никогда не напечатает это в номере. Но там было множество фотолюбителей, успевших сделать этот снимок, пока Королевская Стража не закрасила всю стену.

Она покрыла всю западную часть стены старой Кантерлотской Консервной Фабрики сплошной, огромной фреской.

С элегантными линиями, новаторским использованием цвета и дерзким импрессионизмом, она изобразила Шайнинг Армора, Капитана Королевской Стражи. Его голова была поднята высоко, стоял он в царственной позе, а его шлем был зажат одной из ног.

Его лицо было покрыто макияжем, как раз таким, который очень нравился Кейденс.

Он изобразил идеально разукрашенную шлюху.

Весенний семестр

Каждую среду и четверг ровно в три часа Дабл Тайм и Лайт Стэп шли вместе через весь кампус к аудитории профессора Эйзела. Он преподавал Теорию Визуального Дизайна, наилегчайший урок истории искусства и художественного воплощения. Когда у него были задания на презентацию и последний проект, большинство студентов предвкушали "легкую пятерку".

На последней неделе весеннего семестра он дал чрезвычайно легкое домашнее задание. Чтобы обучиться искусству быстрого рисования, студенты должны были провести один час, исключительно делая наброски пегасов в полете. Когда он задал это, несколько студентов рассмеялись. Профессор Эйзел также не остался в стороне и посмеялся вместе с ними. Еще он сказал, что знает, что они уже заканчивают свои проекты для конца семестра, поэтому не хочет сильно их нагружать. Это было как раз то, за что его все и любили.

Дабл Тайм и Лайт Стэп пришли на последнюю лекцию в семестре и сели рядышком на среднем ряду. Они говорили о шляпах, когда началась лекция.

— Всем здравствуйте! — улыбаясь, сказал профессор Эйзел, идя вдоль рядов парт. — Домашнюю работу, пожалуйста. Работу. Работу. — Его рог засветился, и прямо на ходу он начал собирать задания. — Да, давай это сюда. И да, здравствуйте.

Когда он дошел до среднего ряда, Дабл Тайм достала свою работу и протянула ее. Лайт Стэп откашлялась.

— Извиняюсь, — сказала она, — но домашние задания должны быть сделаны к концу урока.

— Миссис Стэп. — Профессор Эйзел одарил ее проницательным взглядом. — Когда я говорил сделать задание через час, я не имел в виду, чтобы вы делали его во время лекции.

Она пожала плечами. А остальные студенты вокруг тайком переводили взгляд то на профессора, то на нее, стараясь не показывать своего интереса к спору. Профессор Эйзел еще немного мерил ее взглядом, но наконец компактно заключил:

— Будь по-вашему.

Кабинет облегченно выдохнул, и Эйзел спустился к кафедре. Лайт Стэп вынула стандартных размеров лист бумаги и карандаш и начала делать наброски. Урок начался буквально через минуту.

— Итак, пони. Это последняя лекция в семестре, но это не значит, что мы должны бездельничать на ней, — начал профессор. — Я знаю, что многие из вас мечтают быть профессиональными художниками или дизайнерами, так что я думаю, мы заполним этот урок изучением современной теории. Кто-нибудь может назвать мне стили изобразительного искусства, изобретенные за последние десять лет? — Он указал копытом. — Лайт?

— Суперплоский дизайн. — Она не подняла взгляда со своих набросков, а ее карандаш продолжал рисовать, пока она говорила. — Транснихонговская Классическая Живопись. Реконструктивное Массовое Поколение. А Международный Журнал Искусств определил "Трехволновой Диджитал" как их собственный жанр в их Майском номере, но я думаю, это было сделано слишком опрометчиво с их стороны.

Оставшуюся часть лекции Профессор Эйзел больше не спрашивал ее, что несомненно устраивало их обоих. Она опустила голову и была полностью сфокусирована на бумаге. Прошло целых пятьдесят минут, а она так никого и не одарила своим вниманием.

Затем профессор Эйзел спросил:

— Кто-нибудь может сказать мне, какая из этих двух — подделка? — Он еще раз указал копытом. — Может, ты, Дабл Тайм?

Карандаш Лайт Стэп застыл. Ее ушки поднялись и повернулись к передней части класса. Она подняла взгляд, хотя голова ее все еще была низко опущена. Дабл Тайм, в свою очередь, нервно поерзала на стуле и устремила свой взгляд вперед. Помощник профессора занес внутрь две одинаковые картины, поставив их обе на подставки. На каждой из них была изображена пегаска в средневековых доспехах, ее шлем был взят под ногу, а голова высоко задрана.

— Левая, — ответила Дабл Тайм. — Они обе выглядят древними. Кажется, больше чем две сотни лет. Но у левой использовался ярко-фиолетовый для хвоста кобылы. Не думаю, что цвета такой яркости существовали в то время.

— А у вас хорошо наметан глаз на детали. Дело без конца, что кобыла без хвоста. — Несколько пони захихикали. — Итак, Миссис Тайм, вы абсолютно правы. Современные цвета и вправду…

Лайт Стэп опустила свой карандаш.

— Они обе подделки.

Профессор рефлекторно остановился, когда его перебили. Студенты, сидящие впереди Лайт, обернулись посмотреть на нее. По аудитории прокатился многочисленный шепот.

— Они из школьной галереи, Миссис Стэп, — сказал профессор. — Так что я думаю, это очень маловероятно, если вы знаете то, чего не знает наш заведующий галереи.

— Заведующий абсолютно точно знает, что делает, и именно поэтому он обозначил эту картину как седьмого века. Но в сегодняшнем дополнительном чтении, вы присвоили ей второй век, — возразила Лайт быстро и уверенно, ее тон показывал, что она точно знает, о чем говорит, и не потерпит возражений.

— Но давайте уделим им больше внимания. На картине слева это la yegua guerrera pegaso, якобы написанная во втором веке Фариром Младшим. Источник, — повысила она тон, в то время как ее рог засветился, и над ней с хлопком что-то появилось.

Это была библиографическая запись, написанная неровным почерком.

— Леффер, Чалк Даст, Сингл Хэйр. Анализ Происхождения Классических Произведений, Том 3. КВБ Галерея, 933.

— Достаточно, юная леди, — рявкнул профессор Эйзел. У остальных в аудитории просто глаза были на выкат. А у некоторых даже отвисла челюсть.

— На ее седле присутствуют стремена, — усмехнулась Лайт, когда сказала это. — Довольно впечатляюще для второго века, хотя они не будут изобретены еще в течение следующей сотни лет. Но это занятие о теории искусства, а не о военной истории, так что давайте поговорим о технике художника. В частности, обратим внимание на перспективу. Видите булыжник на заднем фоне слева? Видите, как тень идеально обтекает его, прямо как настоящая тень, но без острых краев?

Класс повернулся посмотреть, куда она указывает, и прежде чем профессор смог вставить хоть слово, она закончила:

— Такая техника была изобретена только через двести пятьдесят лет после того, как эта картина была якобы написана. Источник!

С громким хлопком над ее головой парила еще одна библиографическая запись.

— Я сказал достаточно! — Профессор Эйзел повысил свой голос до крика. — Не имеет значения, в каком столетии они были написаны. Я сравниваю их с современными-

— Вы же вычитали это в школьной газете, — прорычала Лайт. — Источник.

С хлопком еще одна цитата появилась в парящих буквах над ее головой. Физическая копия школьной газеты появилась рядом с ними и с глухим стуком упала на пол.

— Две недели назад школьная газета опубликовали статью про галерею, где они показали изображение этой картины, — ткнула копытом Лайт, — и неправильно озаглавили ее предполагаемым именем настоящего создателя: Фариром Младшим, второй век.

Аудитория затаила дыхание. Когда Лайт резко окончила свою речь, профессор не решался вставить свою лепту. Эту нерешительность она восприняла как знак продолжить, и когда она снова заговорила, то на этот раз уже намного медленнее, чтобы выделить значимость своих слов.

— Галерея все сделала правильно. Они причислили подделку семнадцатого века к работе второго века. Библиотека сделала все правильно, и даже договор купли-продажи на галерею сделал все правильно. Но вот школьная газета облажалась. А вы, профессор, обучающий теории и истории искусства, прочитали эту статью и решили показать всей аудитории эту картину. А вы не заметили-

— Дайте мне хоть одну нормальную причину- — От прежней доброжелательности не осталось и следа, когда профессор откровенно перешел на крик.

Лайт выкрикнула в ответ.

— Вы не заметили разницу в пятьсот лет!

Профессор Эйзел зарычал, а хвост позади него сходил с ума.

— Если вы думаете, что можете обращаться в таком тоне со своими преподавателями, то дайте мне хоть одну вескую причину, почему я не должен отчислять вас из школы.

— Потому что здание, в котором находится ваш новый офис, называется Стэп Центр. — Она сделала витиеватый жест, указывая на себя. — И жена моего брата пока еще не заплатила за весь парад. Так что будет очень обидно, если у школы закончатся деньги на полпути.

Никто не осмеливался заговорить. Лицо профессора Эйзела превратилось в личину ярости, но он не мог позволить себе сорваться еще раз. На протяжении долгих десяти секунд в лекционном зале воцарилась гробовая тишина.

Затем на стене прозвенел звонок.

— Ох. Как раз один час. Очень вовремя. — Лайт взяла со стола листок. — Моя домашняя работа!

На бумаге, которую она держала, был изображен совсем не пегас — это было скопление абстрактных линий и фигур, идущих от края до края страницы. Ее рог зажегся, и листок дублировался на два одинаковых рисунка, затем на четыре, на восемь, на шестнадцать. В конец концов их стало сотня.

Лайт прикрепила их к стене, поворачивая так, как ей нужно. В считанные секунды бумага наложилась поверх других листов, а линии сплелись воедино. Когда все было закончено, стена была покрыта широкой бумажной стенописью, изображающей абстрактное изображение кобылы пегаса, сделанной исключительно из геометрических линий. Это была все та же работа, но если повернуть в одну сторону — появлялись крылья, во вторую — голова, а в третью — копыта.

Это было лучшим последним заданием, чем у доброго большинства студентов.

— Убирайтесь! — зарычал Профессор Эйзел.

Лайт не стала возражать.

==============***==============

— Они хотят отчислить тебя, — сказала Дабл Тайм, возвратившись в их комнату.

Лайт пожала плечами.

— Нет, серьезно. — Дабл Тайм присела на свою кровать напротив Лайт. — Ты унизила профессора перед всем классом. Они точно тебя отчислят.

— Возможно. — Лайт перевернулась, чтобы выглянуть в окно на статую Твайлайт.

— А Кейденс заступится за тебя? А то я думала, что она ненавидит тебя.

— Так и есть, — сказала Лайт. — Поэтому не катит. Если школа свяжется с ней, то можно даже не надеяться, что она будет угрожать им деньгами из-за меня. Но они также могут и не связываться с ней. Не все ведь знают, что мы повздорили. Они будут только строить догадки.

— Ты рискуешь своим обучением, своим будущем, и надеешься, что школа будет так бояться твоей семьи, что не будут даже пытаться разоблачить твой блеф? — Голос Дабл Тайм окрасился в недоверчивые тона, а затем и вовсе в агрессивные. — О чем ты только думала?

— Я думала, что профессор Эйзел играл в "найди подделку" с аудиторией четыре раза, и каждый раз он спрашивал первой именно тебя.

Дабл Тайм откинула голову назад. Понадобилось немного времени, чтобы подходящие слова отскочили от зубов.

— И ты думаешь, что должна... что? Защитить мою честь? — Ее голос перерос в крик. — Я была солдатом улья, ты глупая лошадь! Если бы я только захотела, то могла бы разорвать любого на части в той аудитории. Я не клюнула на наживку, потому что моя гордость не стоит всего этого цирка.

— Я знаю, что мы не настоящие друзья, но ты самое близкое, что у меня есть. Так что, я полагаю, ты мой самый ближайший друг по умолчанию. — Лайт Стэп обняла свою подушку. — И я разозлилась. Вот и все. Прости, что все только усложняю.

Долгие секунды Дабл Тайм реагировала на это молча. Она вытаращивала глаза, разевала рот, терла свое лицо копытом, и в конце концов развернулась посмотреть на стену, и все это произошло без единого звука. Прямо целая чейнджлинговая пантомима.

Наконец она сказала:

— Ты знаешь, что чувствуешь, смотря на эту статую? Ну, примерно то же ощущали все художники в том классе. Мои поздравления, ты лучшая среди нас. Настолько лучшая, что я могу провести весь последующий семестр за изучением того, что ты сделала сегодня днем. Теперь ты счастлива? Ты действительно чувствуешь, что мы лучшие друзья?

— Оставь меня. — Тон Лайт Стэп был безжизненным и пустым, и она продолжала пялиться на ту статую. — Я вообще понятия не имею, почему ты все еще терпишь меня.

— Наверное, потому, что я знаю, каково это иметь сердце, сочащееся ядом. Сейчас я изменилась, но я была такой не всегда, — вздохнула она. — Так что я хочу думать, что это была не твоя вина. И я надеюсь, что смогу подарить тебе немного надежды, чтобы тебе стало лучше.

— Некоторые вещи не могут стать лучше. — Лайт зажмурилась. — Дабл? Могу я... попросить тебя об одолжении? Мое последнее желание, перед тем как они выпнут меня и ты не получишь нового соседа?

— Оу, конечно, — закатила глаза Дабл, ее интонация так и бурлила издевкой. — Чего ты хочешь?

— Помнишь тот момент, когда пару месяцев назад ты использовала заклинание на мне, чтобы я выглядела как случайный жеребец? Я провела все то время за пределами города. Я нарисовала картину мелком на асфальте, и пони кинули мне монетки. Они думали, что я был бродячим художником. — Она сделала паузу. — Это было реально классно. Знаешь, а меня ведь тогда не волновало, получу я клиентуру или повесят ли мои рисунки в галерею. Это было вовсе не ради престижа. Это было для искусства. Искусство — это нечто особенное. Особенное, даже если...

Лайт замолчала.

— Можешь ли ты опять его сотворить, пожалуйста? Я хочу снова пойти туда и рисовать, не волнуясь о Твайлайт или Шайнинге, или о том, что кто-то из школы увидит меня.

Когда Дабл не отвечала, Лайт продолжила:

— Извини, что назвала тебя шлюхой. Тогда я разозлилась из-за того, что до сих пор девственница, а ты ведешь себя с жеребцами как со своими и... я не знаю. Это было так мелочно и глупо, я прошу прощения. Мне действительно жаль.

Она прикусила губу и прохрипела:

— Пожалуйста.

==============***==============

Лайт Стэп пошла в одну из самых худших частей Кантерлота, где крошились здания, а пони были бедными и озлобленными. Она — временно "он"- положила шляпу на тротуар. Затем вынул коробочку с мелом.

Он рисовал здания, леса и легендарных существ. Он рисовал пони, которых видел на рынке, и всегда изображал их так, чтобы им становилось от этого веселее. Иногда его даже просили кое-что нарисовать. Маленькая кобылка попросила его нарисовать принцессу, и когда он нашел грязную бетонную стену, он нарисовал ее с крыльями. Затем он дорисовал ей престол и дворец, а также родителей и друзей, как приближенных.

Целая толпа собралась вокруг него, пока он работал. Иногда они аплодировали ему и кидали битсы в шляпу. Они не давали слишком много денег, так как это был не слишком богатый район, но этого все равно хватало, чтобы купить овса у местного торговца.

Когда пробил уже поздний час, а солнце заходило за горизонт, Лайт сел на ступеньки рядом со старым жеребцом. Старый жеребец поделился с ним историями о Вторжении на Кантерлот и крутил рассказы о том, как он отбивался от целой армии чейнджлингов голыми копытами да кочергой. Лайт поделился с ним овсом. У него все равно остался еще один кусочек мела.

— Эй! — позвал голос.

Повернув свою голову, Лайт увидел четверо молодых жеребцов, приближающихся к ступеням. Трое из них уже напялили на себя черные балаклавы — четвертый поспешил надеть ее вслед за ними.

— Я знаю тебя, — сказал их главарь. — Ты тот парень, который выбил зубы Пин Страйпсу прошлой осенью.

Старый жеребец поднялся и вбежал по ступеням в свой дом, закрыв за собой дверь. Все это произошло так быстро, что Лайт снова не смог вовремя среагировать.

Он лениво повернул голову, чтобы посмотреть на дверь. Затем он посмотрел на вышибал, которые уже окружили ступени. С покорным вздохом, он поднялся на копыта и подошел к говорившему.

— Агась, — сказал он. — Это я.

Главарь их группы лишь фыркнул и достал из своих седельных сумок заточку. Она достигал едва ли дюйма в длину — канцелярский нож без защитной оболочки.

— Ты думаешь, что просто так можешь прийти в наш район и делать все, что тебе вздумается?

Лайт не ответил. Он только пялился на своих задир ничего не выражающим взглядом. Спустя мгновение главарь продолжил:

— Ты думаешь, я не смогу тебя зарезать?

— Может, ты уже заткнешься и убьешь меня наконец?

Хулиганы замерли. Все они переглянулись между собой.

— Ты думаешь, я тут шутки шучу? — повелительным тоном спросил их лидер.

— Я думаю, что вы купили очень дешевые баллончики с краской. Я видел твои граффити повсюду, — пожал плечами Лайт. — Кто бы не подписывался под этими работами, 'Грэй Хаунд' плохой художник.

— Я Грэй Хаунд, — снова замахал ножом их лидер.

— Ух ты, круто. Теперь я знаю твою тайную личность. Так что, думаю, тебе будет лучше убить меня, чтобы я не рассказал все Страже. — Лайт наклонился вперед. — У тебя есть нож, я сделан из мяса. Чего же ты ждешь? Сделай это.

Хулиганы опять обменялись взглядами. Грудь Лайт сжалась, и ему потребовалось немного усилий, чтобы сделать вдох.

— Я сказал, сделай это, трус!

Грэй Хаунд замахнулся своим ножичком. Он полоснул плечо Лайт, открыв глубокую рану. Кровь прыснула из нее, а затем побежала маленькими струйками по передней ноге.

Бандиты посмотрели на порез. Лайт тоже решил взглянуть. Его лицо едва ли что-то выражало. Чуть-чуть болело, но не более. Опыта ради, он то поднимал, то опускал свою ногу, наблюдая за тем, как кровь то стекает, то поднимается по ней.

— Да что, мать твою, с тобой не так? — вопросил Грэй Хаунд.

Рог Лайт загорелся, и его магия добралась до седельных сумок Грэй Хаунда. С голубой вспышкой света баллончики с краской внутри исчезли и появились подле Лайт. Он снял предохранители, и поток краски серебристого цвета прыснул прямо в глаза Грэй Хаунда.

Грэй Хаунд пронзительно завопил. Он закричал и рухнул на землю, растирая свои глаза обоими копытами. Остальные было сделали шаг навстречу Лайт, но тот поднял баллончики с краской, как оружие, и бандиты также быстро отступили назад. Через секунду, один из них догадался схватить и оттащить своего лидера в сторону.

Затем они начали отступать. Грэй Хаунд бы им не позволил этого, но едва ли он мог видеть сейчас что-либо происходящее вокруг. Сейчас его беспокоило совсем иное. Бандиты начали уходить, ругаясь по ходу, пока окончательно не скрылись за углом.

После того как они ушли, дверь дома вверх по ступеням отворилась, и старый жеребец выглянул посмотреть.

— Ты... — спросил он, — в порядке?

Лайт пожал плечами и сразу же пожалел об этом, он поморщился, когда прикрыл свою рану на плече копытом.

— Я думаю, мне нужен бинт. Могу я одолжить какую-нибудь ткань?

— Э... конечно, — нахмурил брови жеребец. — Еще что-нибудь?

— Да. Можно мне воспользоваться передней стеной вашего здания?

==============***==============

Когда Лайт вернулась в школу, уже будучи снова кобылкой, ее плечо до сих пор кровоточило с небольшими интервалами. Заклинание Дабл вообще никак не уберегло ее от травмы, и трансформация обратно в кобылку только заново открыла рану.

Поэтому она пошла в студию, разбила там стеклянную банку с импортными красками и приложила ее к плечу, пока на нем не появилось еще больше царапин и краска не пристала к шерстке. Она пошла в больницу и сказала, что поскользнулась и упала на банку.

Слухи расходились быстро. Пони говорили, что в пригороде появился новый жеребец — сильный заклинатель и такой же граффити-художник. Они говорили, что он встал наперекор бандам и ничего не боялся. Никто не знал его, но они видели его работы. Они были подписаны "Бёрнером".

Весь кампус также стоял на ушах. Каждый студент на занятиях Профессора Эйзела говорил об увиденном. Студенты сидели и ждали новостей об исключении Лайт Стэп. Когда школа сделала откровенно ничего и попыталась замять этот инцидент, интерес только рос.

Но Лайт Стэп это мало волновало.

Она была просто рада видеть, что ее недавняя работа попала в Кантерлот Трибьюн. Она нарисовала ее по всей площади стены дома того пожилого жеребца. Работа была проста в концепции, но Лайт все равно была довольна результатом. На левой стороне здания восседал черный чейнджлинг с чуткими понячьими глазами. А лицом к нему справа был пони с фасеточными глазами насекомого и очень идущей ему презрительной ухмылкой.

Летние факультативы

— Доброе утречко! — ознаменовала Дабл Тайм, распахнув дверь. Совсем недавно минуло десять часов воскресного утра, и как обычно, Дабл Тайм была грязной. Она была липкой, мокрой, а ее хитин вдоль шеи был вымазан губной помадой. — Как у тебя дела?

— Неплохо. — Лайт Стэп сидела на кровати и читала книгу об уличном искусстве. — Я узнала много прикольных вещей, которые можно сделать с мелками. Обязательно попробую их, когда снова буду инкогнито.

— Ну, приятного тебе времяпрепровождения, — дружески ответила Дабл Тайм, схватив из-под своей кровати ванный набор. — А теперь разрешите откланяться.

— Конечно, — разрешила Лайт, но когда Дабл Тайм ускакала из комнаты, Лайт не вернулась к чтению своей книги. Она прикусила губу и сверлила взглядом дверь в их общажную комнату, как будто пыталась открыть ее силой мысли. Так проходили целые минуты. Когда она услышала цокот копыт, она быстро перелистнула вперед несколько страниц, так чтобы внимательный наблюдатель подумал было, что она взаправду читала.

Дабл Тайм, закутанная в мягкое полотенце, толкнула дверь. Горячий душ всегда окрашивал ее панцирь в бледный цвет. Она не была белоснежно-белой, но ее измененный "всех цветов радуги хитин" временно обесцвечивался каждый раз, когда она принимала душ. И каждый раз не проходило и пары минут как все возвращалось на круги своя. Но ей до этого не было никакого дела.

— Итак, — начала допрос Лайт, когда Дабл Тайм отшвырнула свой набор для ванны. — Ну как прошла ночка?

Дабл Тайм остановилась на полушаге и развернулась к Лайт.

— Ты никогда об этом не спрашивала.

Лайт пожала плечами.

— Просто стараюсь быть менее сукой.

— Я заметила, — замешкалась Дабл Тайм, после чего вернулась к тому, что хотела сделать. А именно — скинула с себя горячее полотенце и застрекотала своими крыльями, чтобы они высушились. — В хорошем смысле. У тебя хорошо получается.

— Спасибо. Гуляния за городом не прошли даром. — Лайт захлопнула свою книгу и повернулась на кровати так, чтобы встретиться лицом к лицу со своей соседкой. — Нет, серьезно. Как оно, повеселилась?

— Веселье не очень уместное здесь слово. Но я довольна собой. — Стрекотание крыльев уже помогло ей восстановить прежние цвета, голубой и зеленый выступили на ее панцире.

— Встретила э… кого-нибудь нового? — Лайт прочистила горло.

— Так, давай на чистоту. — Дабл Тайм прекратила жужжать крыльями. — Я хочу пойти порисовать. Так что давай версию покороче, пожалуйста.

— Я просто, эм... — Лайт втянула в себя воздух. — В чем конкретно весь сок? Просто быть отыменной каждую неделю двадцатью прохожими? Я не очень уверена, что чейнджлинги могут... ну ты знаешь.

— Испытывать половое влечение? — Дабл Тайм проследила, как поменялось настроение Лайт. — Нет, не можем. Мы все стерилизованы. Поэтому только королева может рассчитывать на настоящий перепихон.

Это заставило Лайт скорчить смешную гримасу, и Дабл Тайм улыбнулась.

— Извини, не хотела поднимать семейную историю. Но нет. Я не могу наслаждаться сексом, как ты. Для этого у меня нет подходящего органа. Но возвращаясь в былые дни, когда нам приходилась воровать любовь, чтобы выжить, похоть пахла как... корица. Она не была нам жизненно необходимой или слишком питательной, но если ты попытаешься съесть всю порцию одним махом, то можешь подхватить серьезную заразу. Но некоторые чейнджлинги любят ее за свой специфический аромат.

— Включая тебя?

— Включая меня. И теперь, когда мне не нужно высасывать любовь, чтобы выжить, я скучаю по тому вкусу. — Она повернулась забрать все свои принадлежности для рисования, закидывая их в седельные сумки. С зеленой вспышкой, она превратилась в кобылу единорога.

— И они не простые прохожие. Я питаюсь любовью, а вот похоть идет как приятный бонус. Это работает только когда пони испытывают ко мне настоящее влечение. Отношения, в которых я сейчас нахожусь, довольно мелочны и основаны больше на внешней привлекательности, но мои партнеры действительно хотят сделать меня счастливой. Этого достаточно, чтобы смаковать весь спектр вкуса.

— И тебя не волнует, что это... — Лайт помахала копытом в воздухе, — всего лишь пятиминутный романс?

— Если бы компания пони пригласила тебя в кино, но ты не знаешь эту компанию достаточно хорошо, то как бы ты себя чувствовала от этих пятиминутных киношных отношений?

Она водрузила на себя седельные сумки, затягивая их вокруг живота.

— Я понимаю, что секс — это очень важно для млекопитающих, поэтому и не пытаюсь быть слишком резкой по отношению к этому. Но для меня это не представляет ничего особенного. Просто способ попробовать остренькое.

Лайт ответила не сразу. Дабл Тайм покачала головой.

— Тем не менее. Я реально хочу пойти порисовать, так что догонишь меня позже?

— Ага, — сказала Лайт, прикусив свою губу еще сильнее. Затем она спросила: — Когда мы встретимся позже… в смысле, после… ты хочешь эм… хочешь пойти в кино?

==============***==============

Лайт Стэп дрожала так будто переживала обморожение. Ее ноги мотало, хвост дергался, а стиснутая челюсть держала ее неумолимый язык за зубами. Сейчас никакими стараниями не получилось бы остановить ее взгляд на чем-нибудь одном — он озабоченно метался из одного угла комнаты в другой.

— Ты выглядишь не очень-то веселой, — сказала Дабл Тайм. — Мне кажется это была плохая затея.

— Я в порядке.

— Трястись как осиновый лист лишь от одной мысли о сексе — это не нормально.

— Нет-нет. Я в порядке. — Ее тон был почти умоляющим. — Пожалуйста. — Лайт Стэп потянулась положить копыто на плечо Дабл Тайм. Приложив толику усилий, она свела свою тряску до легкого тремора. — А ты не можешь быть, эм.. чуточку пониже?

И Дабл Тайм стала чуточку пониже. Она стала довольно привлекательным жеребцом-пегасом. Глаза горят, сверкает самоуверенная улыбка, крепкие плечи и такое же телосложение делало из него типичного городского хлыща. Его грива была идеально уложена, настолько аккуратно, как будто ему это вообще не стоило никаких усилий. Никому бы не показалось странным услышать о нем то, что он был актером или моделью.

— Эм… — Лайт Стэп шагнула навстречу Дабл Тайм, смеряя ее рост. Ее нос коснулся носа Дабл Тайм, вызвав тем самым очередной приступ дрожи. — Теперь лучше. — Ее голос был едва ли громче шепота. — И не могла бы ты сделать свою шерстку чуть потемнее, пожалуйста? — И шкурка Дабл Тайм стала темнее.

Лайт Стэп кивнула, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.

— И эм… Внизу. Кое-что между твоих ног, — ткнула она копытом, на случай если ей намек был не ясен. — Не могла бы ты...

— Я могу сделать все, что ты захочешь, — ответила Дабл Тайм шелковистым голосом. — Но это уже выше среднего. Я знаю, что он выглядит чуть поменьше отсюда, но поверь, когда он окажется внутри, он будет чувствоваться больше. Не переусердствуй в свой первый раз.

— Ладно, — прошептала Лайт. — Ты, эм, профи в этом деле. — Ее глаза пошли гулять по полу. — Я думаю, мы готовы.

Длинное молчание нависло между ними. Наконец, Лайт спросила:

— Как нам следует начать?

Дабл Тайм дотронулась до ее щеки крылом. Их глаза встретились, и дыхание Лайт застыло на ее горле. Румянец появился на ее щеках, и когда он стал почти алым, Дабл Тайм наклонилась поближе. Их губы встретились так аккуратно, что Лайт едва почувствовала это. Горячее дыхание Дабл Тайм было настоящим, но вот губы она чувствовала лишь на грани своих ощущений.

Затем он притянул ее к себе, и они затянулись в медленном, страстном объятии.

Следующий час они не вымолвили ни одного слова. Дабл целовала, обнимала и подталкивала ее своими прикосновениями. Она не столько поддалась его прелюдии, сколько просто сдалась ей. Когда подходящее время пришло, и он поласкал ее в достаточно романтической манере, она встала в обычную позу, раздвинув ноги и задрав хвост.

Он начал свой процесс. Она не была талантливой вокалисткой. Кроме нескольких вздохов — да резкого вскрика в конце — она едва ли издавала какие-либо звуки.

Когда дело было сделано, она заплакала.

— Ш-ш-ш. Я с тобой, — произнесла Дабл Тайм первые слова, которыми они обменялись после столь долгого времени. Они вместе приютились на кровати Лайт, и она подобралась поближе к большому телу Дабл. Он крепко обнял ее, время от времени щебеча мягкие и успокаивающие звуки.

Затем в окно раздались два резких стука.

— Тук-тук! — позвала Твайлайт. Точнее Принцесса Твайлайт Спаркл. Она парила снаружи. — А я вот тут пришла заглян...

Дабл Тайм и Лайт Стэп повернулись посмотреть в окно и увидели там парящую в воздухе Твайлайт. В этот же самый момент Твайлайт четко осознала, что увидела. Она остановилась на полуслове.

— Оу.

Лайт Стэп тоже не смогла подобрать слова. А они ей и не требовались. Бессвязный, полный ярости крик очень хорошо передал ее намерения и чувства, и секундой позже она для пущей выразительности отправила лампу в полет. Она разбила окно, и Твайлайт едва успела увернуться от летящего снаряда и вызванным им облаком осколков.

— Наверное, я оказалась не в том месте, не в то время, — быстро отвела глаза Твайлайт. — Я э… забегу попозже.

И Твайлайт улетела еще до того, как кто-нибудь опомнится что-либо сказать, виражируя вокруг здания и выйдя из поля зрения.

— Убирайся! — выкрикнула Лайт, видимо еще не подозревающая, что Твайлайт уже давно смылась. Она тряслась как в лихорадке, пытаясь сдержать предательски подступающие слезы. Она оставалась в таком положении, пока Дабл Тайм еще раз не заключил ее в объятия и не сказал ей, что все будет хорошо.

==============***==============

Дабл Тайм и Лайт Стэп вместе пошли поприветствовать Твайлайт. Дабл Тайм все еще была в своем обличье пегаса.

— Лайт! — Они нашли Твайлайт в квартале от того здания, с которого открывался отличный вид на ее статую. — Мне так жаль. Я просто хотела зайти поздороваться. Я честно не думала, что-

— Все в порядке, — отмахнулась Лайт. Ее голос по-прежнему был запинающимся, но она проделала хорошую работу, пытаясь убрать следы слез со своего лица. — Что ты увидела?

— Только... вас двоих. Как вы лежали на кровати. — Твайлайт прокашлялась и отправила свой взгляд гулять по небесам. Она очень быстро протараторила: — Я имею в виду, что вообще не знала, что произойдет. Но не то чтобы это было неправильно, если все же произойдет. Ты уже взрослая кобыла и имеешь право принимать самостоятельные решения. Но, может, вы двое просто хорошие друзья, которым нужен небольшой перерыв, и все такое. Я хотела сказать, у меня нет никаких доказательств противоречить этой очень правдоподобной теории.

— Нас, лежащих в кровати? Ты ничего больше не видела и не слышала? — Выражение лица Твайлайт было единственным ответом, который Лайт получила, но и это сказало ей предостаточно. — Ладно. Хорошо. — Она посмотрела на Дабл Тайм. — Это э.. Оушэн Ритм. Он мой кольтфренд.

— Рад познакомиться с вами, ваше высочество, — помахала Дабл Тайм.

— Оу. Твой кольтфренд? — Твайлайт натянуто улыбнулась и тоже помахала. — Очень приятно познакомиться, э. Тоже. Да.

— Ты не мог бы оставить нас поговорить? — спросила Лайт Дабл. Когда Дабл одарила ее вопросительным взглядом, она прибавила:

— Все нормально. Правда.

Затем она поцеловала его в мордочку, и он ушел.

— Я сильно извиняюсь, — снова повторила Твайлайт, когда он ушел. — Я просто пыталась быть более дружелюбной, поэтому заскочила сказать привет. Я даже не предполагала-

— Все хорошо. Правда. Не волнуйся. — Лайт оглядела кампус. Стоял погожий весенний денек. Сияло солнце, щебетали птички, и двор был полон студентов, наслаждающихся природой. Статуя Твайлайт служила домом для нескольких голубей, и пока Лайт наблюдала за этим, один успел нагадить прямо на макушку статуи.

— Почему бы нам не присесть? — предложила Лайт. Не далеко как раз расположилась скамейка.

— Итак, — промямлила Твайлайт. — Твой кольтфренд, а? Он э...

— Заботливый.

— Да! — подхватила Твайлайт, скорость ее слов исподволь увеличивалась. — Заботливый. Очень чуткий и заботливый. Взглянешь на него и сразу становиться понятно, какой он. — Она махнула в сторону, откуда они пришли. — Ну знаешь. Издалека.

Лайт нахмурилась, ее брови образовали глубокие борозды на лице. Она повернулась посмотреть на Твайлайт.

— Думаешь, он горячий самец?

— Ну, — усмехнулась Твайлайт, смотря вдаль. — Не в этом вся соль. Но в физической плане, да, он выглядит привлекательным.

— Я полагаю, что так. Но о нем я на самом деле так не думаю, — покачала головой Лайт. — Но тебе-то какая разница? Ты ведь никогда не злоупотребляла своим статусом, чтобы встречаться с моделью?

— Да никогда бы!.. — взъерошилась Твайлайт, очень правдоподобно олицетворяя возмущение. — Я имею в виду, что никогда бы так не сделала. Потому что это... низко и подло вот так пользоваться своим титулом.

Лайт дважды моргнула. Прищурилась. А затем ее уши внезапно встали торчком.

— Боже мой. Ты что, девственница?

Крылья Твайлайт расправились в разные стороны, и она повысила голос:

— Это тебя не касается.

— Боже мой. — Лайт засмеялась, скорее, чтобы позлить ее. — Ты на девять лет старше меня. Что ты все это время делала?

— Спасала мир. Училась. — Твайлайт согнула свои передние ноги. — И тем более, это не соревнование. Все равно я выгляжу на все шестнадцать. Я вообще не старею.

Злорадно-радостное настроение Лайт улетучилось, как ни бывало.

— Оу. Нет-нет. Лайт, — потянула копыто Твайлайт навстречу Лайт. Когда она увидела ее выражение лица, проницательное и суровое, она опустила копыто, так и не дотянувшись им. — Я не... не это хотела сказать. Я прошу прощения. Мне правда жаль.

— Ты уже исчерпала свой лимит извинений сегодня. — Лайт заставила себя сделать глубокий вдох, выпустив воздух сквозь зубы. — Но, наверное, ты права. Я не думаю о нем в этом плане, потому что... ну ты знаешь. Перво-наперво он друг. Но, должна признать, на него легко запасть, так ведь?

Зачирикали птички. Никто не проронил ни слова. Затем Лайт спросила:

— Почему ты здесь?

— Я услышала о том казусе между тобой и одним из учителей в прошлом семестре. — Твайлайт прокашлялась, расправила плечи и подняла голову. Это была очень официальная поза. Ее интонация, все еще доброжелательная, перестала быть извиняющейся. — И что Кейденс заплатит школе, если ты завалишь предмет.

— Нет. Я думала, что Кейденс заплатит школе, если меня исключат за неподобающее поведение.

Твайлайт нахмурилась.

— Думаешь, от этого стало легче?

— Я не говорила, легче или труднее, — пыталась сдерживать свой тон Лайт. — Зато мне не нужно мухлевать, чтобы получить хорошие оценки. Я всегда получаю 5+ честно и по достоинству. Я прижала профессора посреди занятия за то, что он был расистским мудаком, он угрожал мне отчислением, так что я пригрозила ему в ответ.

— Чем ты вообще руководствовалась! Ты не можешь запятнать наши с Кейденс имена вот таким способом. — Твайлайт сделала глубокий вдох. — Я могу попросить их исключить тебя за это.

— Можешь.

— Я также могу все рассказать маме, — фыркнула Твайлайт. — Вот она-то тебе спуску не даст. Еще и работу заставит искать.

Лайт встряхнула гривой и уверенно сказала:

— Да, без сомнения, ты можешь все это сделать. Ты также можешь испепелить меня или отправить томиться на луну. Но все, что я сейчас вижу, как ты сидишь здесь и пустозвонишь. Ты вольна наказать меня, как тебе заблагорассудится. В этом я с тобой не могу тягаться. Но вот извинений от меня ты не дождешься.

Твайлайт растерялась на такое заявление. Все ее попытки отвести взгляд от Лайт приводили его к ее собственной статуи посреди двора. Еще одна птица нагадила на ее голову.

— Они сказали, ты очень талантливая ученица, — сказала Твайлайт. — И такая же талантливая волшебница. Я слышала, ты умеешь телепортироваться, дублировать изображения, изменять вещества или контролировать сразу тысячу предметов за раз.

— Вроде того. Но мой природный талант заключается в искусстве, не в магии. И ты немного приукрасила. — Она стукала своими копытами друг об друга, чтобы посчитать. — Я умею телепортировать мелкие предметы, в частности художественные принадлежности, себя же я не умею телепортировать. Я умею дублировать изображения, но не произвольные предметы. И насчет "изменять вещества" подразумевается превращение краски в воду или газ, и то я могу напортачить с этим.

— Это все равно больше, чем у среднестатистического единорога.

— Я знаю! Это потрясно, правда? Я даже подумала, что меня удочерили. — Лайт положила чуть выше сердца свое копыто. — Но похоже, вопреки всем странностям и несостыковкам, я твоя настоящая сестра.

— Да. Правда. Конечно, правда. — Твайлайт постучала по скамейке. — Я была довольно асоциальной, и мне очень тяжко давалось общение.

— Может, тебе нужно побольше того самого.

— Я тебя не понимаю, Лайт! — сорвалась Твайлайт. Она подняла голову, чтобы заглянуть своей сестре в глаза.

— Ты все прекрасно поняла. Иначе ты бы не извинялась сегодня так много.

— Я теперь поняла, почему ты так злишься на меня. Поняла, почему ты такая остервенелая. Да я даже поняла, почему ты не хочешь видеть меня. И ты имеешь полное на это право. Я поняла. Я все поняла. — Твайлайт махнула копытом. — Но ты не испытываешь ко мне неприязни. Так ведь? Ты ненавидишь меня. Ты просто люто меня ненавидишь.

Лайт застыла, как изваяние.

— Это то, — сказала Твайлайт, — то, чего я никак не могу понять. Вот вообще никак.

— Ладно. Ладно. — Хвост Лайт стегался, как бешенный. Ее копыта тряслись, когда она слезала со скамьи. — Тебе не обязательно понимать это. Хорошо? Может, тебе вообще не нужно ничего понимать! Я не просила Кейденс называть новый школьный центр в честь меня. Она думает, что это очень смешно. Так что мне не нужна ее помощь, твоя и подавно, а еще мне не нужно твое понимание. Может я просто хочу вычеркнуть тебя из своей жизни.

— Лайт-

— Тебе интересно, почему я тебя ненавижу? — Лайт часто задышала. К горлу подступил комок, и она изо всех сил старалась не задохнуться. — Просто ненавижу, ладно? Просто ненавижу. Так что почему бы тебе не оставить меня в покое!?

Затем Лайт убежала прочь.

Твайлайт не стала идти за ней.

==============***==============

— Дабл, — сказала Лайт. Она снова старалась не расплакаться. — Ты не могла бы мне помочь? Я хочу пойти сегодня ночью в город. Инкогнито.

Дабл Тайм уже вернулась в свое естественное обличье.

— Ну я даже не знаю, Лайт.

— Пожалуйста? Мне нужна, — шмыгнула Лайт, — мне нужна ты для этого дела. Пожалуйста. — Ее тон окрасился в умоляющие тона. — Я больше никогда не буду просить тебя об этом. Я просто хочу убежать подальше от всего этого.

— Нет-нет, — покачала головой Дабл Тайм. — Я не имею ничего против накладывания на тебя заклинаний. Но я очень обеспокоена тобой. Не важно в какой шкуре, сейчас тебе не стоит находиться в одиночестве, — вздохнула она. — Я сделаю это, но чур я иду с тобой.

— Чейнджлинг под боком только испортит мою маскировку.

— Да ты что. Только не забывай, кто тут из нас двоих мастер перевоплощений. — Дабл Тайм окутало зеленое сияние, и когда заклинание сработало, вместо нее уже стояла пушистая серая единорожка. Ее кьютимаркой стали огонь и облако пепла. — Видишь? Мы теперь друганы с тобой. Бёрнер и Смоук.

— Хах. — Голос Лайт дрогнул, но она все равно улыбнулась. — Мы уличные художники или бродячие клоуны?

— Да ты шутница, я погляжу. — Рог Дабл Тайм загорелся, и Лайт со вспышкой превратилась в ее альтер-эго.  — Пошли. Добудем немного мела.

— И несколько баллончиков с краской, — сказала Лайт. — Я хочу показать тебе кое-что.

==============***==============

К лету ценители уличного искусства догадались, что Бёрнер как-то неровно дышит к королевской семье. Он нарисовал Шайнинга, как напичканную косметикой куртизанку, Кейденс, как сурового шутника, а его рисунок Селестии можно было приписать к богохульству. Некоторые пони строили догадки на том, что Бёрнер пострадал от бесчестия, заключенного в копытах аликорна. Его неприязнь к ним казалась чем-то большим, чем просто попыткой выделиться зеленому художнику среди окружающих.

Но летом новое творение Бёрнера сломало тенденцию. Это было стильно. Красиво. Пони говорили, что это очень экстравагантно.

Он изобразил Принцессу Твайлайт Спаркл, смотрящую на привлекательного жеребца с рекламного щита. Он сделал из нее невинное существо с тусклым румянцем на щеках, в робкой позе, с горящими глазами и открытой на четверть дюйма челюстью. Оно показывало смущение и очарование, детскую любовь и подростковое вожделение, а также просто любознательность существа, только познающее, что для него значат секс и чувственность.

Оно покрывало всю южную сторону фабрики подшипников и настолько большую площадь, что его можно было увидеть за добрый километр.

Пони Кантерлота одобрили это. Через месяц они уже звали Твайлайт своей девственной принцессой.

Осенний семестр

От посещения Твайлайт на душе Лайт остался неприятный осадок. Все тело было напряжено. Затрудненное дыхание. Срывалась на всех подряд, сама не зная почему.

За весь путь к пригороду Дабл не обронила ни слова. Она безмолвно наблюдала за тем, как Лайт рисовал Девственную Принцессу. Когда стражники появились в нескольких кварталов от них, она предупредила его, и они поспешно ретировались.

В конце концов они присели на ступеньки и Дабл сказала:

— Расскажи мне о Бёрнере.

— Ну Бёрнер... — Лайт нахмурился и жестом указал на свое временное жеребцовое тело. — Ну ты поняла. Я. Но только под маскировкой. Ты ведь прекрасно это знаешь.

— Естественно, Бёрнер — это ты, — мягко упрекнула ее Дабл. Она все еще была в обличье Смоук. — Но в тебе не одна личность. Все пони действуют по-разному в зависимости от ситуации. Ты Лайт Стэп, а еще ты Бёрнер, но Лайт Стэп никогда бы не разрисовала стену какого-нибудь здания, не правда ли?

— Эм... — прикусил губу Лайт. — Нет. Не разрисовала бы.

— Итак, есть одно отличие. Бёрнер, он… — Подходящее слово вертелось на кончике ее языка. — Храбрый. А может он просто хочет что-то сказать, не заботясь о возможных последствиях.

— Да. — На секунду показалось, что Лайт хочет что-то добавить. Но он все также оставался безмолвен и просто смотрел на камни под собой.

— Ш-ш-ш. Ничего подобного. — Дабл протянула копыто к лицу Лайт. Она аккуратно приподняла ее голову, придвинувшись поближе. Их мордочки были так близко, будто они хотели поцеловаться. — Смена тела в первые разы всегда пугает, я знаю. Это эмоционально тяжело. Иногда это ранит. Но ничего не поймешь, пока не попробуешь.

— О. — Лайт тихонько засмеялся. — Так вот она какая — магия чейнджлингов?

Несколько секунд Дабл Тайм никак не реагировала. Затем она мягко улыбнулась. Это растормошило мягкую шерсть Смоук.

— Конечно, — сказала она. — А тебе что-то не нравится?

— Ну да. Ой, то есть, нет. Все нормально. Я хотела сказать, это ведь безопасно? — Лайт снова усмехнулся. — Безопасно?

— Абсолютно. — Слова Дабл текли как ручей. — Так что давай, подыграй мне, все равно вместе веселей. Расскажи мне о Бёрнере.

— Ну, как ты и сказала, он эм… храбрый. Да? — Лайт прокашлялся. — И он любит слушать других пони. Можно сказать, я слежу за всем пригородом. Или разговариваю с пони на скамье или ступенях. У них и так мало дел, так что они просто рады случаю поговорить.

— Чуткий?

— Да, именно такой. Многое чу... — Лайт стукнула своими копытами по камню. — Многое чувствует.

— А он сердитый пони?

— О да. Очень недовольный. — Это рассмешило Лайт. — Но надо же когда-нибудь выпускать всю злобу, правильно? Я хотел сказать, я злюсь. Лайт Стэп — злится. Но простая кобыла не может вот так взять и накричать да еще и ударить пони по лицу и думать, что ей сойдет это с копыт.

— А Бёрнер бьет пони по лицу? — мягко улыбнулась Дабл, наблюдая за ним с нескрываемым восторгом. Они были так близко, что могли рассмотреть каждую деталь в глазах друг друга. — Или он рисует пятиэтажные стенописи, только чтобы вывести пони из себя?

— В первую ночь я действительно кое-кого ударил. Я думаю, некоторые ситуации взывают к рисованию, а некоторые к дракам. — Лайт натянуто улыбнулся. Дабл была настолько близко, что он мог ощутить ее теплое дыхание на лице. — А что… что из себя представляет Смоук? Похоже, она не очень знает, что такое личное пространство. Нет, в самом деле.

— Я не знаю, — горячо ответила она. — Мне еще не подвернулся случай задуматься над этим. Есть так много личностей, которые я еще не перепробовала. У нее есть интерес к магии, она заботиться о культуре пони, самая заурядная пони-единорог. Но раз я согласилась следовать за тобой по всему пригороду и наблюдать за твоим самовыражением на стенах зданий, то думаю, у нее должна быть склонность к стрит-арту.

— Ну, в принципе, очевидно, — встрял в монолог Лайт.

— А Бёрнеру нравится быть известным уличным художником? Нравится ли ему, когда его имя печатают в газетах?

— А кому может не понравиться? — быстро сказал Лайт. Алый румянец проступил на его щеках. — Это ведь приятно, да? Видеть, как пони восхищаются твоими работами? А что ты об этом думаешь?

— Он определенно любит свою славу, — произнесла Дабл. Лайт заржал, и прежде чем он смог ответить, Дабл задала еще один вопрос: — Раз он любит быть в центре событий, есть ли у него поклонницы?

"Смоук" была серой единорожкой с необычайно мягкой шерстью. На ее кьютимарке были изображены пылающий огонь и облако пепла, цвет которого очень хорошо сочетался с гривой. Она была низкого роста, широковата в бедрах, энергична и откровенно женственна. А еще она стегала пони своим хвостом.

"Бёрнер" был ярко-красным жеребцом-единорогом. Его кьютимаркой были каменная печь с ярким оранжевым пламенем внутри. Он был немного выше и худ, и он отращивал свои гриву и хвост, держа их постоянно неопрятными. Он был привлекателен, но только когда улыбался. Выражение его лица помогало другим определить его чувства.

Тишина нависла над ними.

Наконец, Смоук спросила:

— Ну ты будешь меня целовать или как?

И Бёрнер поцеловал.

==============***==============

Лайт никогда не упоминала моменты, когда они с Дабл спали вместе в их общажной комнате. И она никогда не могла объяснить, почему рыдает после этого. Как будто этого вообще и не было. Но она говорила о граффити каждый вечер и просила Дабл о помощи каждые выходные.

Они были хорошей парой. Дабл узнала много о композиции, а Лайт была только рада разъяснить ей все детали. Их амплуа хорошо сочетались с их альтер-эго, и Смоук, часто приклеенная к боку Бёрнера, жадно впитывала каждое его слово. Пони на улице звали ее дурой. Она же в свою очередь звала их суками. И даже спустя дни после этого, одна лишь мысль об этом ввергала Лайт в безудержный хохот.

Но нельзя сказать, что Дабл не помогала. В то время как Лайт была лучшим художником из них обеих, у Дабл были другие умения. Например, взлом с проникновением.

— Вандалы Испортили Кантерлотский Экспресс, — гласил заголовок. — Эксперты Считают, Что Безжалостные Преступники Были или Под Наркотиками, или В Сговоре.

На Кантерлотском Экспрессе было изображение. Они вломились в депо посреди ночи и покрыли всю сторону поезда #6 пейзажами. Они даже должным образом прикрыли окна, чтобы они не понесли никакого вреда. Это заняло почти всю ночь, но когда пони Кантерлота проснулись, то увидели, что один из их вагонов покрыт изящными рисунками цветочных полей.

И по этим самым цветам резвились принцессы, которые, очевидно, немного перебрали. Некоторые из аликорнов были полностью вымышлены, расслаблены, смеющиеся или запивающие бутылкой вина. А некоторые из них были настоящими. Кейденс в свою очередь опорожняла желудок на кровать из маргариток, в то время как Твайлайт держала ее за гриву.

— Взгляни на это! — сказал Бёрнер, указывая на найденную ими газету. В это время они были в пригороде, в субботу, в середине осеннего семестра. Был второй курс. Солнце скоро должно было зайти, и их седельные сумки были полны баллончиками с краской. — Они обозвали нас "позором столицы". Это серьезно ударит по нашей уличной репутации.

— Они обозвали тебя позором столицы, — театрально вздохнула Смоук, пока они шли. — Я просто как украшение.

— Захлопни свой лошадиный рот, — не смог сдержать улыбки Бёрнер. — Мы не какие-то там простые художники.

Смоук захихикала.

— Так значит ты уже решил, что мы будем рисовать этой ночью? — С ее рога лилась магическая сила, легонько расталкивающая толпу перед ними и расчищающая путь сквозь кипящие жизнью улочки пригорода Кантерлота. Вокруг них суетились пони, мчащиеся поскорее завершить свои насущные дела. Никто не был против того, что они идут в этом направлении, улица была все также забита битком.

— Да, это будут зомби. Шатающиеся чуваки по всему периметру новенького универмага.

— О-о-о-оу, — повиляла своим хвостом Смоук. — Мне нравится. Нанесем добивающий по культу потребления. Тебя вдохновила на это кобыла, которая получила пневмонию, ожидая очереди во время скидок?

— Э. Ну. Так-то нет. — Бёрнер прокашлялся. — Мне просто нравятся зомби. Они ведь крутые, да?

Смоук одарила его прищуром и сжала губы. В то же время она подняла свой хвост. Когда этого оказалось недостаточно для понимания, она приподняла бровь и усилила свой взгляд.

Это сработало. Бёрнер прочистил горло.

— Но после недолгого размышления я полностью убежден, что подсознательно вдохновлялся. Теми самыми событиям, которые ты упомянула. И другими серьезными и глубинными артистическими вещами, которые круто смотрятся в газете.

— Как раз об этом я и думала. — Она улыбнулась и стеганула Бёрнера своим хвостом. — Давай поспешим. Мы же хотим добраться вовре...

Она запнулась на полуслове, когда в поле их зрения оказался один из Королевских Стражников. Он был пегасом, летящим над толпой, и судя по всему, смотрел точно в их направлении. Смоук схватила Бёрнера за плечо и поволокла его прочь с главной улицы. Это укрыло их от большинства назойливых взглядом, но было уже слишком поздно, чтобы предотвратить приземление стражника рядом с ними.

— Вы, двое. Стоять на месте. — Он резко указал на их седельные сумки. — Вы тут что-то замышляете сделать со всей этой краской?

Бёрнер нахмурился и мельком взглянул на седельные сумки. Сумки были закрыты, и хотя зоркий глаз все же мог заметить очертания баллончика сквозь ткань, это все равно было бы почти невозможно.

Смоук не утруждала себя таким анализом. Это был не первый и не последний раз, когда стража пытается их арестовать.

— Мы направлялись купить билеты на бал, посвященный Королевской Страже, — сказала она. — Хотя раз вы здесь, может, вы купите их нам? — Она сунула ему мешочек, полный битсов, осторожно засовывая его между седельными ремнями. — Две сотни каждый, да? Значит четыреста на двоих?

Стражник краем глаза поглядел на мешочек, всунутый между ремнями, затем прокашлялся и повысил голос:

— Мэм, попытка подкупить офицера на службе — серьезное преступление.

Передним пером он указал позади себя. Там, куда он указывал, были видны кристальные пони, проделывающие себе путь сквозь толпу. С ними было еще четверо единорогов из Королевской Стражи.

— А. Я поняла. — У Смоук запершило в горле. — Тогда возьмите деньги в качестве извинений. Мне очень жаль. Очень жаль.

Затем она сделала глубокий вдох, проталкивая что-то вверх по своему горлу, и выплюнула комок чейнджлинговой слизи прямо в лицо стражнику.

Стражник испустил приглушенный вопль и схватился за лицо. Толпа оглянулась посмотреть. Бёрнер не мог пошевелиться. Тогда Смоук схватила и поволокла его в переулок позади них.

— Побежали!

Они оба перешли на галоп. Офицерский свисток пронзительным визгом прошелся по воздуху.

— Остановите этих пони! — крикнул он.

Несколько минут назад Бёрнер и Смоук аккуратно расталкивали толпу, чтобы пройти. Теперь же они пробивали себе этот путь, расталкивая пони в разные стороны, когда они рванули дальше по улице.

— Еще пегасы, — выкрикнула Смоук. — Оставайся под прикрытием.

До этого Бёрнер не видел никаких пегасов, но когда она это сказала, он их заметил. Когда они подошли к еще одному переулку, он нырнул туда, пригнувшись под рядами навешенного белья. Галопируя весь путь, он перепрыгивал через кучи мусора и сломанные заборы, пока не спрятался в небольшом переулке. На секунду он подумал, что поступил очень умно, зная, что завешенное белье не позволит пегасам последовать за ним или увидеть его.

И в тот же момент, он осознал, что потерял Смоук. Затем офицерский свисток прозвучал снова.

Мусор вылетел на улицу, когда Бёрнер рванул прочь из переулка. Внимательно озираясь то налево, то направо, он не увидел никаких стражников, но мог слышать их не так далеко отсюда. Он не знал, в какую сторону ему пойти, поэтому выбрал улицу с наименьшим количеством пони. Несколько кварталов он бежал так быстро, как только мог.

Затем какой-то пони свистнул ему:

— Эй, паренек. Сюда! — Это был старый пони, высунувший свою голову из двери, принадлежащей самому убогому дому в этом районе. — Давай же. — Он быстрым жестом пригласил Бёрнера внутрь.

Бёрнер схватился всеми зубами и копытами за этот удачно подвернувшейся случай. Дверь в квартиру захлопнулась и закрылась за ним, оставляя его в тихой и слабо освещенной прихожей. Там были только он и старый жеребец-земнопони.

— Ты как? — спросил пожилой пони.

В дальнейшем оказалось, что он ярый поклонник уличного искусства. Он уважает пони, которые "посвящают себя этому делу". И один из его друзей жил в доме, на котором Бёрнер сделал граффити. Оттого это было для него еще важнее.

Он пригласил Бёрнера на чашечку чая, пока на улице все не уляжется. Они разговаривали, большую часть времени говорил старый жеребец. Бёрнер узнал о его жизни и детях. Снаружи солнце уже садилось. Жена жеребца пришла домой, и Бёрнер тоже с ней познакомился. Она сделала кексы, и Бёрнер пообещал заскочить как-нибудь и поговорить с их внучкой, которая любит рисовать.

Около девяти раздался стук в дверь.

Когда пожилая пара открыла ее, снаружи находилось около дюжины стражников. С ними была пара кристальных пони и Принцесса Кейденс.

==============***==============

— Вы можете подождать в зале, — сказала Принцесса Кейденс паре.

Они ушли. Бёрнер так и не поднялся из-за стола, поэтому Кейденс села напротив него. Он прикусил губу и уперся взглядом в свои копыта. Оставалось восемнадцать часов до того, как он превратится обратно в Лайт Стэп.

Сердце Бёрнера дико отстукивало в груди, да так громко, что он едва ли слышал свое собственное дыхание. В его голове крутились разные варианты: от прыжка в окно до мольбы о пощаде. Глаза защипало, и слезы начали понемногу подступать.

Но затем слова Дабл Тайм пронеслись в его голове. Он предположил, что это была какая-то чейнджлинговая магия. "Не выходи из образа".

Он поднял голову и посмотрел Кейденс прямо в глаза. Моргнув, он мельком поглядел на стол, затем снова на нее и полным презрения голосом сказал:

— Ну, это довольно прискорбно.

— Если вам не нравится это место, — едко парировала Кейденс, — мы могли бы переместиться в зал суда.

— Вы хотите меня засудить, но за что? За несколько обвинений в вандализме? Большинство из которых вообще не вступят в силу за неимением обвинений от владельцев. В счет идет только взлом с проникновением, — фыркнул он. — Я отсижу шесть месяцев, максимум.

— Мы можем пропустить суд.

— Это правда! — ткнул в нее Бёрнер, и его тон стал более оптимистичным. — Вы просто можете бросить меня в темницу.

Он пустил все на самотек. Кейденс прожигала его взглядом. Он левитировал один из кексов со стола.

— Вам следует попробовать. Реально вкусные.

— Хорошо, — вздохнула Кейденс и потерла подбородок. — Хорошо.

— Примите это за комплимент — я и не мог подумать, что вы посадите пони за решетку, за то, что он застеснял вас на публике. — Бёрнер пожал плечами, откусывая кусочек от кекса. — Вы также хороши, как и он.

— За последний год вы сказали обо мне столько неприятных вещей. — Кейденс уставилась на него. — И о моем муже. И о сестре моего мужа. Все, что вы сказали публике. И я полагаю, что вы правы. Мое смущение не является преступление, и я не думаю, что это должно быть преступлением. Так что вы получите свой небольшой шлепок по лодыжке и отправитесь домой.

Бёрнер снова пожал плечами, и прежде чем он смог что-либо сказать, Кейденс продолжила:

— Но я хочу знать, что я такого сделала вам. Думаю, вы должны поделиться этим со мной.

Бёрнер не задумывался над этим. Слова шли сами по себе, едва мысль поспевала за ними.

— Вы притворяетесь одной из нас.

Улыбка пробежала по его лицу, и он продолжил выступление:

— Ну, я так думаю. Вы родились бессмертной. Пегасом, так? А хотя какая разница. Вы были никем. Вы просто могли пойти в магазин и купить там что-то, показавшееся вам милым, и никто не повесит таблички на витрину, что здесь закупалась сама Кейденс. Вы могли напиться, и это не обернулось бы статьей на первых страницах газеты. Когда вы облажались бы, вы могли честно успокоить себя тем, что всем будет просто наплевать на это.

Он неопределенно махнул в ее сторону, растягивая время пока не съест кекс.

— И это здорово. Просто замечательно. Я люблю быть никем. И я теперь понимаю, почему вы хотите быть другой. Почему вы хотите быть той самой кобылой. Но вы не она. — Он рассмеялся и стукнул себя по лбу. — Когда вы напиваетесь, вы можете развязать целые войны. Вы очень любите наблюдать, как ваш муж имеет других кобыл, потому что это приводит к новостям, что королевство спасено от порабощения. Да даже если вы скажете, что эти двое пони не выглядят, как замечательная пара, они разведутся.

Кейденс сидела с каменным лицом, пока Бёрнер активно жестикулировал обоими передними копытами.

— Разведутся! Потому что вы Принцесса Любви. Понимаете? Вы — колосс в этом мире. Вы духовно, метафорически, да как угодно еще, огромны. Настолько огромны, что способны крушить предметы, едва прикоснувшись к ним. Институты, страны, народы. Но вы не хотите быть колоссом. Вы хотите быть обычной приземленной кобылой. Вы кобыла с нормальными взаимоотношениями со своим мужем, которая уважает его, как равного себе. Кобыла, которая сама себе кузнец собственного счастья. Кобыла, которая готова грызться со своими обвинителями до конца, вместо того, чтобы просто смириться с этим, как какой-то убогий политик.

Бёрнер задержался в этой позе еще на секунду, вытянув ноги. Улыбка на его лице становилась все жестче и жестче, пока не превратилась в гримасу.

— Но вы не та кобыла. Потому что в один день вы переживете своего мужа. Потому что ваше упрямство исправить все самой сделало войска вашей страны несмешной шуткой. И еще потому, что вы явились в дом этой пожилой пары со своими головорезами и сказали им "подождать в зале". Я знаю, что вы не угрожали им открыто. Я также понял, что вы не увидели в этом ничего, кроме как использование своей королевской прерогативы. Но ваш язык тела сказал: "быстро в зал, иначе я вышвырну вас из вашего же дома". И теперь они напуганы. Пони должны любить своих принцесс, но они боятся вас. Вы прикоснулись к чему-то и благополучно сломали это.

Наконец закончив, Бёрнер выдохнул и откинулся на своем стуле.

— Сломали, — повторил он, выглядывая в окно.

— Ладно, — сказала Кейденс. Ее выражение лица никак не изменилось во время всего монолога.

Голова Бёрнера быстро вернулось в исходное положение.

— И все? — Его глаза сузились, а тон стал резким. — И это все, что вы, вашу мать, можете сказать? “Ладно”?

— Я не знаю, чего вы ожидали от меня услышать. Это уважительная причина разозлиться на кого-то. Я даже не посмею подумать, что вы полностью не правы. Я — личность, не абстрактный идеал принцессы. Иногда мне снова приходится быть той пони, или же я буду обречена сойти с ума. Но... — Она осмотрела квартиру пожилой пары. — Я тоже совершаю ошибки.

— Хорошо, — Бёрнер выпустил воздух сквозь зубы. — Что ж. Я рад, что смог ответить на ваши вопросы. Будут еще, или этот последний перед тем, как меня арестуют?

Кейденс сморщила мордочку, кинув на Бёрнера вопросительный взгляд.

— Вы и вправду не боитесь ареста?

— Я уже сказал вам. Шесть месяцев максимум.

Это вызвало у нее наигранный смех, и Кейденс наклонила голову в бок.

— Не думала я, что именно так закончится наш разговор. Я думала, ты сдашься, как мокрая губка под напором. Но ты играешь до конца.

Кейденс выждала паузу, смотря на жеребца напротив себя. Она увидела, как его лицо застыло.

— Извини, Лайт. Но после того, как чейнджлинги почти дважды не взяли меня в плен, я задумалась о дополнительных мерах безопасности. Неплохое заклинание, кстати. Кем бы ни был твой друг-чейнджлинг, он одаренный волшебник.

Она встала из-за стола и вытянулась.

— Я не буду тебя арестовывать. Но через несколько недель начинается День Благодарения. И когда ты вернешься домой, я хочу, чтобы ты извинилась перед Твайлайт. Она получила такой стресс от твоих рисунков с ее участием. Пони не перестают упрашивать ее улыбнуться или застесняться на фото. Она настолько расстроена, что плачет из-за этого. Понимаешь?

Когда ответа не последовало, Кейденс повысила свой тон:

— Я спрашиваю, ты поняла меня?

— Да, — ответила Лайт, перестав сверлить взглядом пол. — Я поняла.

День Благодарения

Когда Лайт вернулась обратно в свою общажную комнату, вещей Дабл уже не было.

Казалось, будто никто никогда и не жил в правой части комнаты. Кровать идеально застелена. Мебель сияла чистотой. В шкафу остались только вешалки.

Она заползла на свою кровать и свернулось клубочком. Лайт обняла подушку как вторую половинку и зарыдала в нее. Снаружи стояла статуя ее сестры, подсвеченная маленькими прожекторами у основания. В конечном итоге, слезы кончились, и она забылась сном.

Ее разбудил резкий стук в окно. Она распахнула глаза и сразу же пожалела об этом, потому что ее ослепил яркий дневной свет. Солнце уже давно встало. За окном парила кобыла-пегас неоново-розового окраса с недавно вымытой желтой гривой и такими же желтыми копытами.

Лайт так быстро соскочила с кровати, что чуть было не упала, вцепившись в окно обоими копытами. Она рычала от оконного неповиновения и, когда удалось совладать с защелкой, с грохотом распахнула его.

— Не пугай меня больше так! — закричала она срывающимся голосом. — Что если бы ты ушла навсегда, а?

— Эй-эй. Ничего подобного. — Кобыла-пегас за окном вытянула копыто, чтобы погладить им щеку Лайт. — А что бы ты сделала, если бы я оказалась какой-нибудь случайной пегаской, а?

— Когда это к нам стучали настоящие пегасы? — Лайт двумя копытами вцепилась в протянутое копыто Дабл. Она прильнула своей щекой к нему. — Заходи. Заходи внутрь. Поговорим.

— Конечно, — мягко улыбнулась Дабл. Голос ее сочился уютом и сахаром. — Но сперва скажи мне одну вещь. Как так получилось, что ты здесь, а не в тюрьме? Тебя так долго не было, что я уж подумала, тебя сцапали.

— Я... — Лайт прикусила губу. В течение этой паузы она выпрямилась, подняла голову, но копыто Дабл не выпустила. — Кейденс поймала меня. Она была там. Лично. Из-за нее там было столько стражников.

— Ты призналась?

— Нет. Но у нее было какое-то заклинание, или что-то типа того. — Лайт понадобилась секунду, чтобы продолжить. В это время напряжение начало закрадываться в ее голос. — Она видела сквозь мою маскировку. Она позволила мне отыграться за Бёрнера. Заставила меня почувствовать себя идиоткой. Затем она выдала, что все это время знала, кто я. — Лайт судорожно вдохнула. — Она сказала, что отпускает меня. Но... мне придется извиниться перед Твайлайт.

— Оу. Но это же незаконно. У нее вообще есть доказательства против тебя? И она что, пыталась замять дело, попросив стражу закрыть на это глаза? — расспрашивала Дабл. Лайт кивнула, быстро.

— А. — Мягкая улыбка Дабл вновь вернулась. — Так это шантаж.

— Дабл, — куда уже более уверенно произнесла Лайт, — заходи внутрь.

— Прости, Лайт. Но э... пока ты не попросила Кейденс амнистировать меня, меня как бы все еще ищут за нападение на патрульного. За подкуп должностного лица. За сопротивление аресту. Вандализм. Взлом с проникновением. — Она взмахнула копытом. — Думаю, сейчас самое время перевоплотиться. Не волнуйся. Только благодаря этому я прожила так долго. Я буду в порядке. Может, даже пойду в ту же школу.

— О, — шмыгнула носом Лайт. Ее взгляд скользнул на Дабл, ища в чертах незнакомой пегаски за окном хоть что-нибудь знакомое. — Так ты будешь рядом.

— Ага. Но эм... — Она коротко и невесело усмехнулась. — Ты не узнаешь меня.

— Нет. Нет. Дабл, прошу. — Интонация Лайт просила пощады. Вскоре она всерьез начала умолять, схватившись за ногу Дабл, как утопающий цепляется за подвернувшееся бревно. Ее глаза, еще с прошлой ночи налитые кровью, снова наполнились слезами. — Прошу не делай этого. Пожалуйста, прости меня. Прости, что втянула тебя в это.

— Лайт...

— Пожалуйста, не бросай меня! — выкрикнула она так громко, что эхо ее мольбы прокатилось по внутреннему дворику. Пони обернулись посмотреть.

К горлу Лайт подступил комок. Она прикрыла рот копытом, а ее широко открытые глаза быстро окинули весь двор. Она видела, что пони смотрят на нее.

— Ш-ш-ш. — Дабл нежно погладила Лайт по щеке. Голова Лайт тут же повернулась к ней, словно та была на пружине. — Выслушай меня, хорошо? Я знаю, слушать это не по твоей части, но хотя бы попытайся.

Когда Лайт кивнула, Дабл продолжила:

— Проблемы с законом полностью переворачивают твою жизнь с ног на голову. Я и не планировала бросать эту личность. Но я, кстати, планировала попросить другого соседа по комнате в следующем семестре.

Дабл позволила последнему предложению повиснуть в воздухе, прежде чем продолжить:

— Ты знаешь, что я такое, да? Под маскировкой? И ты знаешь, на что я способна?

— Ну, типа да, — едва слышно пропищала Лайт. — Да. В смысле?

— В смысле ты влюбляешься. И это не просто мое мнение. Я констатирую объективный факт. Я физически чувствую, как ты влюбляешься в меня. — Она стряхнула с шерстки Лайт немного кроватного пуха. — И это пахнет как тухлый сыр. Это пахнет так, словно кто-то сдох под солнцем. Пахнет как созависимость, ненадежность и жажду быть любимой.

— Иди ты нахуй, — вырвалось у Лайт, но эти слова были настолько тихими, что их нельзя было расслышать. — Да я... ты меня не знаешь. Мы просто друзья.

— Мы любовники. — Тон Дабл потерял свою прежнюю нежность, теперь он стал бездушным. — Или ты всем своим друзьям позволяешь оседлать тебя?

Если бы Дабл ударила ее, боль была бы не настолько нестерпимой. Ее глаза расширились, а дыхание перехватило. Она силилась сказать хоть слово.

— О чем я и говорила, — сказала Дабл. Нежность вернулась к ней так же быстро, как и ушла. — Ты мне не безразлична. Правда. Мы настоящие друзья, и мне будет тебя не хватать. Но для тебя тот день был особенным. Для тебя он имел эмоциональный вес и значимость. Но для меня? В тот день я сделала своему другу одолжение, а взамен он накормил меня. И он почему-то сильно переживает по этому поводу.

— Нет... — Лайт с силой зажмурила глаза. Слезы брызнули из глаз и потекли по лицу. — Нет. Заткнись.

— За романс я всегда взыскаю. Не потому что мне нравится это. Это относится и к сексу, и к поцелуям, и лобызаниям, и к тому, как Смоук хлещет Бёрнера своим хвостом. Этот взыск — экзотический фрукт вместо денег, и ты, кстати, не слишком далеко ушла от правды, назвав меня шлюхой.

— Мне плевать на близость! — рявкнула Лайт, раскрыв глаза. Ее голос снова прокатился эхом по двору. Ее это не волновало. — Ты мой единственный друг. Ты мой единственный друг, и ты нужна мне. Как ты можешь так поступать со мной?

— Потому что я нужна тебе. Я хочу помочь. Я не хочу быть тебе опорой, которая не позволяет тебе встретиться с проблемами лицом к лицу. — Она вздохнула. И голос ее стал жестким. — Небеса всемогущие, Лайт. Посмотри на себя!

Дабл протолкнулась через оконную раму. Лайт Стэп навзничь упала на кровать, часто моргая, чтобы смахнуть слезы.

— Тебя обвиняют в вандализме, — сказала Дабл суровым тоном. — Во взломе с проникновением. В мошенничестве, если они неправильно воспримут всю эту тему с маскировкой. В сопротивление аресту. Нападению на патрульного. Взяточничестве. Ты сделала достаточно, чтобы тебя упекли на долгие годы. И так получается, что ты вышла сухой из воды. Да тебе дали целую отсрочку на собственную казнь! И все, что тебе нужно сделать за этот бесконечно бесценный подарок — сказать "прости" на семейном застолье.

Лайт хлопала ресницами и смотрела непонимающими глазами. Дабл сверлила ее полным ненависти взглядом, дав тишине повиснуть в комнате.

Наконец Лайт снизошла до слов:

— Все не так.

— Тогда пообещай, что точно извинишься перед Твайлайт. — Дабл впервые за все время ткнула Лайт копытом в грудь. — Что не дашь злости думать за тебя и решать, что признаешься в своей неправоте и не отправишься в тюрьму.

— Не смей, блять, прикасаться ко мне. — Лайт оттолкнула копыто Дабл. — Не смей... — Она втянула воздуха сквозь зубы. — Просто не смей!

— А Бёрнер бы поступил так, если бы ему тыкали в грудь?

— Бёрнера не существует! — выкрикнула Лайт и зажмурилась, чтобы сдержать новый поток слез. — Он ебаная выдумка.

— Бёрнер — это ты. Бёрнер — это когда ты стаешь выше самой себя. Ты не можешь делать вид, будто тебе все равно на пони. Ты полна эмпатии. Ты добрая, — вдалбливала Дабл ей в голову. — Ты такой тип пони, который часами будет разговаривать с пожилым жеребцом где-нибудь на углу улицы, зная, что никто так не сделает.

Взмахом копыта она обозначила Лайт и кровать под ней.

— Но ты также Лайт Стэп. Лайт Стэп — это когда ты не можешь стать выше себя. Она жестокая, злопамятная, чокнутая невротичка, которую презирают сверстники. Она самодовольная, тщеславная снобка, использующая свои семейные связи, чтобы поднасрать как следует тому, кто перешел ей дорогу. Она пони, настолько сломленная внутри, что распадается на части, скуля при одной только мысли, что ей придется выразить немного смирения.

Снова воцарилась тишина.

Настало время Дабл наносить добивающий.

— Ты необъятна. В тебе много пони. Реши, кем из них ты хочешь быть. Не я должна решать за тебя, и не мне уж быть тебе опорой, мешающей сделать выбор.

Затем она отпрянула назад к окну.

Лайт села как изваяние. Через секунду она ломанулась к окну с криком:

— Подожди!

Но миниатюрная розовая пегаска взмыла в небо и улетела. Она так и не обернулась.

Шел снег, когда Лайт подходила к фамильному дому семьи Спаркл. Не снегопад, всего лишь пара снежинок. Несезонная погода.

— Мамочки, — воскликнула проходящая мимо кобыла, глядя вверх на пролетающий в небе погодный патруль. — День Благодарения еще не кончился, а они уже начинают готовиться ко Дню Согревающего Очага.

Лайт оставила ее слова без комментариев. Через дорогу она могла видеть, что происходило внутри гостиной ее фамильного дома. Все приглашенные пони уже пришли прошлой ночью. Она единственная, кто планировала пешком идти в день самого ужина.

Шайнинг был в гостиной, играл с Фларри Харт. Кейденс, ее мама и папа ходили взад-вперед между кухней и столовой, накрывая яства на стол. Твайлайт снова летала в помещении, телепортируясь из комнаты в комнату. Лайт видела только случайные фиолетовые вспышки в окнах, и по тому, как быстро Твайлайт спускается и поднимается, Лайт подумала, что она что-то потеряла.

Когда Твайлайт теряет что-то, после находки она валится с ног от усталости.

Лайт стояла под снегом около часа, пока Кантерлотская Колокольня не пробила семь. В это время должен был начаться ужин. Если она вовремя не пересечет улицу, то опоздает.

Поэтому она ушла.

Идя по улочкам Кантерлота, она в конечном итоге наткнулась на стражника, стоящего на углу.

— Извините, — сказала она, — я преступница. Я бы хотела сознаться.

Лайт разбудили стуки по прутьям ее камеры. Она приоткрыла глаза и сощурилась от искусственного света камерного блока. Две размытые фигуры стояли за решеткой, и она протерла глаза, чтобы их разглядеть.

В камере не было часов, но отсутствие солнечного света в окне давало понять, что это был тот же день. Ей показалось, что было или два, или три часа ночи.

— Привет, — произнесло фиолетовое пятно за прутьями. Это была Твайлайт. — Как ты тут?

Дверь камеры с лязгом распахнулась. Еще раз прищурившись, Лайт таки смогла различить свою сестру и одного из стражников. Твайлайт зашла в камеру, и Лайт села на койке, чтобы дать ей место. Сокамерника у нее не было.

— Как ты нашла меня? — спросила Лайт, зевая. — Я дала им фальшивое имя, а контактировала я только с адвокатом.

— Один из офицеров узнал тебя. — Твайлайт неопределенно махнула вглубь тюрьмы. — Они прислали курьера к нам домой, чтобы оповестить Шайнинга.

— Почему тогда Шайнинга здесь нет?

— Потому что мы вышли в одно и то же время, а еще у меня есть крылья в отличие от него. — Твайлайт для апломба распушила крылья. — Пошли. — Она держалась непринужденно и даже улыбалась. — Что такое? Мне сказали, ты созналась в парочке дел: нападение, подкуп, нарушение общественного порядка.

Когда Лайт не ответила, Твайлайт продолжила:

— Я хочу сказать, что это на тебя не похоже. Я знаю, у тебя иногда случаются перепады настроения. Но что-то мне подсказывает, что ты разыгрываешь драму. Это... эм… искусство пьесы? Ну же, скажи, что случилось?

Лайт со свистом втянула воздух, выдохнула и посмотрела Твайлайт прямо в глаза. Затем она сказала:

— Я влюбилась в шлюху, а она сказала, что все из-за денег.

Твайлайт моргнула.

— Оу, — только и сказала она.

Буквально через секунду она добавила:

— Эм.

Когда Лайт продолжила пристально смотреть на нее, Твайлайт решила разбавить тишину:

— Под этим "эм" я подразумеваю, что мы называем их проститутками. Не шлюхами. В некоторых административных единицах это легальная профессия. Если есть лицензия, конечно. И пока они ассоциируются с маргинальными слоями общества, также как и пони с… нездоровыми взаимоотношения, эм... демонетизация физических лиц, относящихся к продаже секс услуг, только сделает все хуже.

Твайлайт почесала затылок. Сделала вдох-выдох.

— Э... ты поэтому здесь? Ты ввязалась в драку? С проституткой? Тебе как бы не стоит, эм... драться с проститутками, Лайт.

— Она чейнджлинг, — произнесла Лайт и напряглась в плечах, как бы ожидая удара. — Она наложила на меня заклинание маскировки, чтобы я могла стать уличным художником. Это я делала те муралы. Все муралы. Даже с девственной принцессой. И с напудренным Шайнингом. И который на вагоне был, где ты держишь Кейденс за волосы, пока ее коробит. И когда стража поймала нас, мы дали одному по помидорам и убежали.

— А. — Твайлайт моргнула несколько раз, переваривая сказанное. Она прокашлялась. — Ну, ничего страшного.

— Нет, это страшно.

Твайлайт, пока говорила, активно жестикулировала копытами.

— Ты просто позволила... скользкой личности повлиять на тебя. Чейнджлинги — это всегда нестабильность. Не то чтобы я имею что-нибудь против них. Торакс, к примеру, замечательный! Я об улье Королевы Амараллис, который исправился не до конца. Держу пари, что все это влияние с севера.

— Твайлайт. — Тон Лайт стал серьезным и резким. Она указала на себя. — Я зачинщик. Я сдалась страже, потому что чувствую ответственность за свои действия.

— Нет. Нет. Мы не будем ломать тебе жизнь за какие-то там граффити. И ты знаешь, Шайнинг правда выглядит здорово с косметикой! Кейденс очень нравится. — Твайлайт поднялась с насиженного места и чопорно пошла к стражнику. — Прошу прощения! — позвала она фальшиво дружелюбным голосом. Но он треснул, как если бы она вновь переживала пубертатный период. — Я и моя сестра уходим.

— Эм... нет? — фыркнул страж. — Она заключенная.

— Ой, простите. — Твайлайт широко улыбнулась, намертво впившись в жеребца взглядом. — Кого мне надо позвать, чтобы ее освободили? Капитана Стражи? Принцессу Селестию? Или ближайшего офицера, служащего королевскому указу?

Когда он промолчал, она глянула на его броню, будто видела ее впервые.

— О. О, так это вы офицер Королевской Стражи. Простите, я приняла вас за новобранца. Но это ведь значит, что вы служите королевскому указу?

— Я эм... — замямлил страж.

— Небеса всемогущие, — рявкнула Лайт на стража, в отвращение скорчив губы. — Имейте достоинство.

— Прошу меня извинить. — Он откашлялся и поклонился Твайлайт. — Прошу прощения, Ваше Высочество. Э... бумаги говорят, что сегодня ночью мы задержали кобылу по имени Блэнк Слэйт. Она так назвалась. Без сомнения, мы могли бы... ну... нет причин, по которым мы могли бы утверждать, что здесь была Лайт Стэп.

— Чудесненько. Спасибо вам. — Твайлайт обернулась на тюремную камеру. — Пойдем.

Лайт прислонилась к койке. Повысив голос, она прорычала:

— Никуда я не пойду.

Тогда рог Твайлайт зажегся, после чего зажглась сама Лайт, и ноги Лайт были с силой оторваны от койки. Она парила в воздухе, бессильно трепыхаясь в телекинезе словно багаж Твайлайт. Твайлайт вышла на улицу и, посмотрев предварительно по сторонам, повернулась в сторону дому.

— Там мы встретимся с Шайнингом, — объяснила она суровым тоном. — Если он, конечно, пошел по главной улице.

— Как думаешь, Шайнинг знает про повальную коррупцию в Королевской Страже? — спросила Лайт. — Я стольким офицерам на копыто дала, чтобы они не палили, как я рисую на стенах.

— Это не взятка. Я ему ничего не давала. — Твайлайт нервно вздохнула. — Давай не будем сейчас об этом.

— Нет. Ты не подкупала его. Ты угрожала ему, — сказала Лайт, все еще беспомощно паря за Твайлайт. — Солдат-чейнджлинг бы не сфальцевал просто так. Не перед лицом всемогущего, способного ломать законы через колено, так точно. Сразу бы скрутили, и все.

Переведя взгляд на Твайлайт, Лайт спросила:

— Думаешь, именно поэтому они трижды проводили проверку Королевской Стражи?

— Не знаю, Лайт, — сказала Твайлайт пронзительно высоким голосом. Она подняла взгляд на ночное небо, пока они шли по пустым улицам. — До сегодняшней ночи я не придавала столько значения военной истории. Я рада, что ты так прочно идентифицируешь себя с культурой чейнджлингов. Ты очень интернациональная молодая кобыла.

— У тебя голос сломался, когда ты угрожала ему.

— Да, знаю, — сквозь сжатые зубы ответила Твайлайт угрюмым голосом.

— Тебе как будто снова шестнадцать.

Твайлайт остановилась на полушаге. Интонация ее опустилась до низкого ворчания:

— Что ж, сюрприз, мне не шестнадцать.

— А выглядишь на шестнадцать, — зубатила ей Лайт своим мелодичным и сладострастным голосом. — И ведешь себя на шестнадцать. До сих пор ты носишься как ужаленная, когда теряешь вещи. Бегаешь по дому, как будто мама послала за чем-то. Тусишь со своими подружками после тяжелого дня. — Она хихикнула. — А когда какой-то там стражник ставит тебя к стенке, ты не можешь ничего сделать, кроме как просто лыбиться и пользоваться своим положением. Ты должна была втоптать его в бетон. Оторваться по-полной. Ты бы поработала над своими комплексами, кобылка, а то по-любому найдутся пони, которые их еще не видели.

— Лайт. — Твайлайт сжала челюсти. — Заткнись.

— Скажи-ка мне вот что. — Все еще паря в воздухе, Лайт приставила копыто к подбородку, словно лежала на диване. — Вся эта муть с девственной принцессой волнует тебя, потому что пони думают, что ты вечно целомудренна? Или это волнует тебя, потому что это правда? Снаружи ты выглядишь вечно молодой. Хотя под кожей, может, не все так радужно. Возможно, ты навсегда останешься тупым подростком.

И когда Твайлайт не ответила, Лайт вновь заговорила и в свой вопрос вложила самое невинное любопытство:

— Думаешь, я достаточно прочитала тебя?

— Я сказала: заткнись! — Рог Твайлайт озарился вспышкой, когда он швырнула Лайт. Лайт вскрикнула, когда поняла, что падения не избежать. Она прокатилась несколько метров по булыжнику. Несколько пони вышли на улицу посмотреть как раз в тот момент, когда Твайлайт оказалась перед лицом сестры с перекошенной от ярости маской. Сквозь плотно сомкнутые зубы она прошипела:

— Ты пубертатная, лицемерная, жестокая, психопатичная паразитка. Ты оборачиваешь День Благодарения и любой другой праздник во всепоглощающую дыру из драмы и страданий. Я была на седьмом небе от счастья, когда ты не явилась на вечер, ведь это означало, что я наконец-то смогу насладиться временем с родителями.

Лежа на земле, Лайт понадобилось некоторое усилие, чтобы подняться на ноги. Она непокорно вытряхнула частички грязи из гривы.

— Что ж ты меня тогда в камере не оставила?

— Потому что ты моя сестра, — выплюнула Твайлайт. — Это значит, я обязана любить тебя. Это значит, я обязана любить тебя, даже когда ты меня не любишь. Ты никого не любишь, кроме себя.

— Хех, — фыркнула Лайт. — Вау. — Она перекатилась на копыта. — Знаешь, а ведь... ведь это первый раз, когда ты говоришь, что думаешь обо мне. Не улыбаясь и не говоря, что все отлично.

— Что ж! Надеюсь, ты что-нибудь уяснила из этого опыта, — горько усмехнулась Твайлайт. — Теперь ты пойдешь домой спокойно, или мне надо связывать тебя и тащить волоком?

— Я могу идти.

Не замечая около десятка глазеющих на них пони, они развернулись и вместе пошли дальше. Фонарные столбы, окруженные бледной дымкой, освещали их путь. По пути им встретилась парочка пони, идущих в их направлении, но самого Шайнинг Армора так нигде и не было видно.

— Попробуй только сболтнуть все это Шайнингу, — сказала Твайлайт. — Придумай что-нибудь. У него сейчас и так черная полоса, и ему с Кейденс не помешал бы хороший праздник.

— Ауч. Королева Амараллис опять отшлепала его? Я про поле битвы, не про постель.

— Почему ты так злорадствуешь? — Твайлайт на секунду зажмурилась и помотала гривой.

— Потому что Шайнинг — ужасный офицер. — Лайт нагнала Твайлайт, чтобы идти с ней плечо в плечо, а не плестись сзади. — Обе военные организации, которыми он управляет, до мозга костей коррумпированы и некомпетентны. Он даже каждое крупное сражение запарывает, включая сражения с чейнджлингами: осада Кантерлота, возвращение Королевы Кризалис, Северное Нападение. Когда появился Тирек, стража его даже не замедлила нисколько.

— Он спас Кантерлот от Королевы Кризалис, — рявкнула Твайлайт. — Он помог одолеть Короля Сомбру. Он предотвратил войну между двумя королевствами и реформировал ульи чейнджлингов. Шайнинг, — она повысила голос, — герой!

— Я знаю, что он герой, — невозмутимо пожала плечами Лайт.— Он непревзойденный воин. Могущественный заклинатель щита. Он дипломат. Из того, что говорит Кейденс, он преданный муж. И хороший пони.

— В таком случае, не могла бы ты дать ему, пожалуйста, отдохнуть этой ночью?

— Конечно. Не мог бы он тогда уйти в отставку с должности Капитана Стражи, чтобы сфокусироваться на всей этой воинственно-магическо-дипломатическо-любовной фигне, раз он так в ней хорош? А пони, которые разбираются в бюрократии и ведение войны, сделают за него все его офицерские штучки?

Твайлайт несколько шагов прошла в полной тишине. Она стеганула хвостом и испустила тихий стон.

— Хорошо, Лайт? — наконец спросила она, и пусть тон ее все еще был грозным, он не был таким взбешенным, как секунду назад. — Никто не говорил тебе этого, потому что ты неблагодарная соплячка, и именно поэтому ты не участвуешь в семейных дискуссиях. И это сложно — принцессе выйти замуж за обычного пони. Высшие военные чины отличаются друг от друга. Так что Селестия дала ему звание, с которым он идеально справляется.

— Так он еще и в почете?

— Что-то вроде, — вздохнула Твайлайт. — Это сложно, ясно?

— Типа как когда твоя статуя стоит во дворе художественного колледжа, хотя сама ты не художник? Или меценат искусств? — Лайт изобразила притворно задумчивый вид. — Честно, верится с трудом, что ты вообще что-то внесла в музей искусств.

— Я пожертвовала кучу денег школе.

— Не знала, что у тебя есть деньги.

Твайлайт прошипела:

— Ладно. Корона пожертвовала кучу денег школе от моего имени. Это имеет значение?

— Ты сама выбрала школу, или за тебя это сделал какой-нибудь чинуша? — Когда Твайлайт хотела было что-то сказать, Лайт опередила ее: — Я поняла, почему Селестия хочет, чтобы смерды думали о тебе, как о божестве. Я даже поняла, почему ты этого хочешь. Слава — это классно. Но зачем мне врать? Я все знаю о тебе.

— Потому что в последний раз, когда я доверила тебе свои секреты, — Слова долетали до Лайт обрывками, — ты предала меня перед всем городом. Ты вообще представляешь себе, что произошло вследствие твоей маленькой личной арт-коллекции?

Трясущимся копытом Твайлайт, остановившись, указала на себя.

— Перед десятитысячной толпой пони меня спросили, позволяла ли я когда-нибудь жеребцу потрогать себя. Следующий вопрос был о том, может ли Эквестрия доверить мне задачу быть представителем оленей. Ты же знаешь этих очумелых! — Она цокнула языком и подмигнула. — Ну такие рогатые и с маленькими хвостами. Они доводят кобылок до безумия. Кто знает, как бы это ударило по моему авторитету? Меня унизили. А знаешь, что происходит с пони, когда их стыдят?

Она ткнула копытом себе в лицо.

— Я покраснела. Они спросили меня про жеребцов, а я — в краску! — так громко прокричала она последние слова, что ее голос снова треснул.

— Ага, — пожала плечами Лайт. — Звучит очень душераздирающе. Как новый опыт, бросающий в слезы. Я даже абсолютно полностью могу понять, почему ты пошла плакаться Кейденс в плечо. Так случилось, что пару дней назад Кейденс и копна ее головорезов устроили на меня облаву и сказали, что упекут меня за решетку, если я не извинюсь.

Что-то резко переменилось в выражение лица Твайлайт.

— Кейденс бы не стала так делать.

— Не стала бы, говоришь? Твайлайт, вау, — произнесла Лайт, повысив голос. — Кажись, враки о том, какая ты великая, ходят и в нашей семье. Королевской семье. Поняла? Это-

Твайлайт ударила Лайт по щеке. Не сильно. При ударе едва было слышно хлопок.

Они обе замерли. Глаза Лайт расширились. Твайлайт смотрела на свое копыто, как будто не понимала, как такое могло случиться.

Твайлайт дрожащим голосом сказала:

— Дойдешь до дома сама. — И оставила Лайт.

Лайт это не особо волновало. Она вернулась в свою общажную комнату. Весь следующий день она провела в кровати, лежа калачиком под одеялом. Когда ей надоел один только вид статуи, она перевернулась на бок, чтобы смотреть на пустую кровать Дабл.

Когда в праздники все встречались со своими родными, общежитие пустовало. Кафетерии в кампусе также были закрыты, так что комната Лайт была оплотом беспорядка на земле. Она нашла старую упаковку с хлопьями и распавшийся кусок торта из крошки, который она без удовольствия уплетала.

Не то чтобы Дабл теперь могла возникать по поводу того, что она опять ест в кровати.

После полудня в дверь постучали. Лайт засунула голову под подушку и крикнула, что кто бы ни пришел, пусть он убирается. Твайлайт все равно открыла дверь. Лайт забыла запереть ее прошлой ночью.

— Привет, — сказала Твайлайт, просовывая голову в комнату. Она приметила пустую кровать и нахмурилась. — Эм... я поговорила с Кейденс. Ну, как поговорила — скорее, подралась.

— Постояла за себя наконец? — невесело усмехнулась Лайт.

— Да, вроде того. — Твайлайт зашла внутрь и села с краю на кровати Дабл. — Я знаю, что она хотела защитить меня. Она просто пыталась быть моей... нянькой. Или наставником. Или старшей сестрой, которой у меня никогда не было. Но использовать с ее стороны свои полномочия, чтобы запугать тебя, было неправильным. Это было низко с ее стороны. Наверное, я никогда так зло не обходилась с ней, как сейчас. И я не знала, что она действовала от моего имени, так что... — Твайлайт прокашлялась. — Прости.

Лайт пристально посмотрела на нее через всю комнату. Тишина заполнила все помещение, вытесняя стены и потолок. Она длилась пять секунд. Десять. Затем тридцать.

Твайлайт встала, чтобы уйти.

— Ну, я пойду-

— Ты тоже прости, — быстро сказала Лайт. — Я прошу прощения за то, что унизила тебя перед всей страной. Прости, что предала тебя. У меня не было причин делать это. Кроме того, что я завистливая и злопамятная, и иногда я становлюсь настоящей мразью. И я знаю, что это самое ужасное извинение, но как бы ты его не восприняла, оно искренне. Мне правда жаль. Мне бы хотелось, чтобы я этого не делала.

Она все еще лежала под одеялом. Лайт закрыла глаза.

— Прости, что была отвратной сестрой.

— Нет, и ты прости. Я тоже была ужасной сестрой и... — Твайлайт постепенно потеряла нить мыслей. Она нахмурилась, вздохнула и начала сначала: — Вообще-то я была довольно неплохой сестрой, а ты в большинстве своем... — Твайлайт понадобилось несколько секунд, чтобы придумать подходящее словосочетание, — крайне неприятной кобылой. — Получилось у нее не очень.

Лайт засмеялась.

— Ты можешь сказать "сукой", Твайлайт. — Ее голос был, на удивление, довольным. Она даже открыла глаза и села на кровати. — Спасибо.

— Я еще хочу извиниться кое за что. — Твайлайт откашлялась. — За статую. И за... то, что позволила тебе вырасти бок о бок с Ее Бессмертным Высочеством, Принцессой Твайлайт Спаркл — твоей старшей сестрой. А не мной.

— Дабл Тайм была моей соседкой. Она чейнджлинг. — Лайт указала на кровать. — Она знала заклинание, которое маскировало меня под любого пони. Это помогало мне рисовать граффити, но по существу оно нравилось мне, потому что я могла быть... не собой. Не быть такой токсичной. Быть никем, быть не младшей сестрой аликорна. Оно единственно спасало меня от такого тошнотворного поведения. Единственное, что меня сдерживало, так это мысль, кем я была на самом деле. Так что, думаю...

Лайт моргнула. Она облизала губы.

— Я хочу сказать, что я теперь понимаю, как Ее Бессмертное Высочество пагубно влияет на тебя, а не меня.

— Да. — Твайлайт посмотрела в окно. — Это очень уродливая статуя.

Лайт рассмеялась.

— Неправда.

— На ней у меня задние ноги огромные.

— Не в плохом ведь смысле. — Лайт быстро подняла копыто. — Типа это не молодит тебя до шестнадцати.

Твайлайт отвела взгляд, упершись им в пол.

— Итак, эм... с тобой все будет хорошо?

— Не знаю, — пожала она плечами. — Я крупно накосячила. У меня нет друзей, мои сверстники ненавидят меня, и обе эти вещи — целиком и полностью моя вина, а единственная пони, которую я любила, оказалась асексуальным чейнджлингом. О, и еще я была жеребцом, а она кобылой. — Лайт потерла лицо. — Возможно, я лесбиянка. Или типа того? Не знаю. Может, это магия. Это слово доходчиво объяснит происходящее у меня в голове.

— Я... — Твайлайт истерла простынь в копытах, — не знаю, как на это ответить.

— Тебе и не надо. — Стерев с лица кусочки торта ногами, Лайт спросила: — Что насчет тебя? С тобой все будет хорошо?

— Кейденс, Шайнинг и я сейчас на ножах, но мы справимся. И моя репутация будет восстановлена.

— Хорошо. Я рада. — Лайт со свистом вдохнула. — Твайлайт, я уверена... что следующий День Благодарения тоже будет ужасным. Потому что я сука. Не думаю, что это пройдет в одночасье. Мы будем грызться. Много. Но... я...

Ее голос сломался. Она посмотрела на пол.

— Я люблю тебя. Ты моя сестра, и я люблю тебя, и всегда любила, и хочу быть как ты и... наверное, потому что ты такая офигенная, я всегда тебе завидовала.

— Хах. — Твайлайт облизнула губы и улыбнулась. — Я тоже тебя люблю, Лайт.

Они обнялись.