От судьбы уйдёшь
Избавление
Жил-был на свете один скворец. Родился в гнезде на дереве, посаженном лично мною восемьдесят семь лет назад. Вылупился три года назад у родителей, которые были вынуждены мигрировать на несколько недель раньше положенного срока из-за случившихся не по сезону заморозков, организованных мною. Избежал неминуемой смерти, когда, наплевав на собственное же правило незаметно манипулировать событиями на протяжении десятилетий, я поймала магией голодного кота в прыжке и швырнула его в пруд. Этот самый скворец как раз чирикал у меня над головой, носясь по небу в лучах полуденного солнца. День был ни жарким, ни холодным, а точно таким, как надо. И всё остальное было как надо.
Ну, возможно, солнце грело всё же чуточку жарковато. В мои годы я была особенно чувствительна к подобным вещам, поэтому мою седеющую фиолетовую гриву покрывал тонкий белый платок. Хотя вернее будет сказать, что грива моя была седой с очень редкими фиолетовыми прядками. И тем не менее для кобылы, разменявшей восемнадцатый десяток, я выглядела весьма и весьма неплохо. Возраст довольно-таки немаленький даже для аликорна-принцессы Эквестрии в отставке. Бывали времена, когда я жила дольше, поддерживая себя коктейлями из наркотиков или тёмной магией, но последствия от них всегда были тяжёлыми. Примерно через час, когда умру, я хочу, чтобы мой разум был чист от их влияния. Так долго воздерживаться было очень трудно, и где-то каждый миллиард относительных лет мне стоило немалых усилий, чтобы не закинуться очередной дозой, добавив себе ещё несколько лет жизни перед встречей с медленно приближающейся стеной. Но каждый раз у меня получалось, и вскоре мне за это воздастся. Но прежде моё бывшее высочество проведёт одну последнюю аудиенцию.
— Бабуля Спаркл, угадай, где я! — послышался голос. Простенькое заклинание чревовещания, которому я научила владелицу голоса, позволяло ему раздаваться разом со всех сторон.
Я повернулась к краю полянки. Кобылка, которую я ждала, может, и умна, но прямо сейчас она даже не замечала, что её маленький светящийся рожок, торчащий над кустом, полностью выдавал её положение.
— Я знаю, что ты в кустах, Твайлайт. Выходи.
На показавшемся над кустом личике потрясённо сверкали сиреневые глазки.
— Не может быть! Я думала, что идеально сколдовала заклинание! — Она выпрыгнула из куста в высокую траву, доходящую ей до груди, и подошла ко мне.
Я потёрлась носом о её голову, когда она села на привычное место возле моего бока.
— Ты отлично постаралась, но у меня свои методы. — Мягко прижавшись, она восхищённо посмотрела на меня. — Ты сказала своему папе утром то, что я попросила тебя передать ему?
Она кивнула, гордая тем, что не забыла. Собственно, у меня и в мыслях не было, будто моя любимая пра-правнучка забудет мою просьбу.
— Ага! Я сказала ему, что, если считать основные четыре, завтра будет мой двадцать первый день рождения. — Она нахмурилась. — Только я не понимаю, почему он после этого поперхнулся кашей.
Я усмехнулась:
— Это потому, что ты напомнила ему, какой он старый, золотко. Не волнуйся, с ним всё будет нормально.
— Ох, — не совсем поняв, отозвалась Твайлайт. — А взрослые всегда чувствуют себя старыми?
— Некоторые меньше, некоторые больше, — ответила я, опустив на неё взгляд. Она улыбалась, но я видела, что её явно что-то беспокоит. — В чём дело, Твайлайт?
Она подняла голову и взглянула на меня, опять удивлённая моей простой догадкой. Я просто обожала наблюдать, как она поражалась и радовалась всему, что видела или испытывала впервые в своей жизни.
— Ну... — начала она, затем отвернулась. — В школе есть один жеребёнок. Он наговорил про тебя много гадостей, и он мне не нравится.
— Правда? Что же он такое сказал? — спросила я, гладя её по голове.
— Он сказал, что его папа говорил ему, что ты сумасшедшая и твердишь о каких-то циклах и том, чего никогда не было. А ещё он сказал, что я не должна слушать ничего, что ты мне говоришь. И я, ну... вроде как ударила его по лицу, — призналась она, загодя съёживаясь в ожидании выговора от меня.
— Твайлайт, так поступать неправильно, — нахмурилась я.
— Но он...
— Никаких но. Если увидишь его снова, извинись перед ним и прости за то, что он сказал.
— Но ведь это была неправда! Почему я должна его прощать?
— Очень важно уметь прощать обидевших тебя пони, Твайлайт. Всем свойственно ошибаться, и всему, что делают пони, есть какая-то причина. Если будешь сердиться, не разузнав мнение противной стороны, то когда-нибудь совершишь нечто непоправимое. Вдобавок... — тут я улыбнулась, подмигнула, после чего понизила голос и наклонилась к ней так, будто посвящала в тайну, которую никто, кроме нас двоих, не должен знать, — невозможно дожить до моего возраста, не став хотя бы чуточку зацикленной.
Твайлайт радостно захихикала. Шутку она, может, и не поняла, но обожала чувствовать себя так, будто ей только что поведали некую великую тайну об устройстве мира. Как же она похожа на меня в её возрасте. Да и мне ли не знать: я немало усилий потратила на то, чтобы этого добиться.
Нет, я не имею в виду, будто вырастила её в пробирке или нечто подобное. Если бы я просто пустила всё на самотёк, шансы на то, что у дочери дочери сына моей дочери проявятся те же фенотипы и черты характера, что и у меня в её возрасте, составляли бы примерно один к квинтиллиону. Однако же квинтиллион — не так уж и много, если располагаешь буквально всем временем мира, чтобы играться с переменными, коих хватает на полтора столетия. Сбить корабль с курса так, чтобы некий недовольный сын дворянина оказался в плену у одной пылкой кобылы, командующей пиратским флотом. Оставить банановую кожуру в нужном месте на пути у бегущей и не сводящей глаз с мяча пацанки так, чтобы она поскользнулась и врезалась в зачитавшегося жеребца, который не успел отпрыгнуть. Организовать так, чтобы их на всё лето поместили в одну больничную палату, а впоследствии — чтобы они делили постель до конца своих жизней. И на самый крайний случай — проколоть презерватив.
Если Селестия что и подозревала, когда на свадебной церемонии стояла у алтаря со своим внуком, а я вела к нему мою правнучку, она ничего не сказала. А вообще, я более чем уверена, что она по-прежнему считает, будто это с самого начала было её затеей. Результатом этого союза стало именно то, чего я ждала всё это время. Десять без одного дня лет назад на свет наконец появилась кобылка, впервые зачатая сто триллионов лет назад. Ну, или около того.
— Ты о чём-то сожалеешь?
Вопрос вырвал меня размышлений. Я почти что ушла раньше времени. Так не пойдёт, нельзя это допустить, когда я так близка к цели.
— Ты про что, Твайлайт?
— Ты сожалеешь о чём-то, что сделала, когда не смогла простить кого-то? И что сделала что-то непоправимое.
Я помнила почти всё. Например, я ясно помнила фуршет, во время которого подтолкнула посла грифоньей империи, чтобы он пролил вино на представителя алмазных псов, отчего пошатнулся их союз, грозивший через пятнадцать лет привести к их самоуверенной попытке отбить у Эквестрии один сланцевый карьер. В результате развернувшейся стычки дед Твайлайт остался бы истекать кровью на поле боя, так что каждый цикл петли я не забывала появляться на том фуршете ровно в нужный момент. Но тем не менее я отчего-то забыла, какой проницательной могла быть юная Твайлайт.
— Да. Есть такое. Кое-что, что я сделала, будучи ещё слишком молодой, чтобы понимать, что делать этого не стоило. — Я могла только покачать головой на то, какой была заносчивой мелкой паршивкой, когда пробыла в петле всего несколько миллионов лет. Какой была уверенной, будто могу делать что угодно и будто за последствия должны отвечать другие пони, а не такая-растакая особенная я. Какой была искренне убеждённой, что помочь пережить каждый цикл мне могла одна лишь узколобая несправедливая злость. Когда была слишком глупа. Я так никогда и не узнала, что же случилось с пони, на которой я, к моему собственному стыду, всё это выместила. Она не вернулась ни в один из последующих циклов. — Прости меня, Твайлайт, — пробормотала я.
— А? За что, бабушка?
— ...За то, что так долго тянула с твои подарком на день рождения, конечно же! Наверное, тебе стоит открыть его прямо сейчас, не дожидаясь завтра, — отозвалась я. Недоумение Твайлайт вмиг сменилось радостью, когда я поднесла ей упакованный подарок. Она быстро разорвала обёртку копытами.
— Бейсбольная бита?
— Я зову её «Мухобойка». — Я окинула взглядом блестящую лакированную поверхность дерева, разумеется, зачарованного так, чтобы выдержать ход времени.
— Привет, Мухобойка! Я Твайлайт. Мы будем лучшими друзьями!
Я потрепала её по голове.
— Это всего лишь бита, Твайлайт. Она принадлежала мне, когда я была примерно твоего возраста, и я думаю, отныне она должна принадлежать тебе. — Насчёт возраста я, конечно, слукавила: двенадцать с небольшим лет — приличная разница, но я предпочитаю загадывать наперёд.
— Ого! Спасибо, бабуля Спаркл! — воскликнула Твайлайт. Закряхтев от усердия, она подняла биту магией и принялась размахивать. Во время одного из взмахов она вдруг оступилась, и бита едва не прилетела мне прямо в голову. Я сумела в последнюю секунду пригнуться, чувствуя, как возмущённо заскрипели мои суставы и мышцы от нагрузки, которую не испытывали уже много десятилетий. Прости, старая подруга, хватит с меня петли.
— Бабушка! Ты... Я что...
— Всё хорошо, Твайлайт. Идём, покажу тебе, как отбить мяч.
Следующие сорок пять минут мы играли вместе на поляне. Я показывала Твайлайт, как правильно держать биту, и медленно подносила ей мячи, чтобы она била по ним. Думаю, растяни я этот короткий промежуток времени на столетия, он бы никогда мне не надоел, однако во время одной из подач моя магия вдруг отказала, и я упала на землю. Моё тело медленно умирало. Я скрывала это последние три дня, но теперь скрывать уже не получится. Хотя больше и не нужно. Мне хватит и пяти минут.
— ...Спаркл? Бабушка Спаркл? — послышался голос Твайлайт, когда я пришла в себя. Крохотные копытца трясли меня.
Я выдавила улыбку:
— Всё хорошо, Твайлайт. Всё наконец-то будет хорошо. Просто вдруг усталость навалилась. Давай несколько минуточек отдохнём под деревом, а после я покажу тебе, как поймать высоко отбитый мяч.
Она помогла мне добраться до тени, где я рухнула на землю как можно более грациозно.
Мой рог зазудел. Приближается. Ну, приближалось это с тех самых пор, как я сотворила заклинание петли времени и когда другая Твайлайт и Стар Свирл отрезали мою узловатую и разрозненную линию времени от своей. Вселенная наконец заметила, что я делала. С каждым циклом ущерб становился только хуже. Квантовое... что-то там расщепляет... я уже и не помню: память начала подводить. Но эта штука, которая остановит время, медленно, но неуклонно приближалась к моменту, когда я сотворяла заклинание в каждом последующем цикле петли. Об этом знали обе принцессы, а также шесть самых выдающихся умов на планете. И дабы не вызвать общей паники, все они поклялись держать это в тайне, когда стало ясно, что предотвратить это невозможно. Или, точнее, когда это стало ясно им, а я решила не помогать. У меня заняло очень-очень много времени, чтобы добиться совпадения окончания моего жизненного цикла с остановкой всего. Как только я остановлюсь — я больше не смогу умереть. Если я не смогу умереть — я не смогу вернуться. Мне просто нужно продержаться ещё чуточку.
— Я люблю тебя, Твайлайт. — Я говорила это ей десятки тысяч раз, но всё равно недостаточно. Моё зрение начало меркнуть, я потянулась к ней, но не смогла нащупать. Нет. Где же она? Я хочу, чтобы она была со мной до самого конца. Я хочу, чтобы она простила меня, чтобы сказала, что прожила долгую, счастливую жизнь и делала в своей линии времени такое, что мне и не снилось. Чтобы нашептала мне историю о том, чего смогла добиться из огромного вороха открытых ей возможностей.
Когда я уже хотела бросить попытки отыскать её, получить желанное успокоение, случилось нечто неожиданное. Кончика моего носа коснулись маленькие губки. Всего за пару мгновений до конца я услышала, как Твайлайт обратилась ко мне в последний раз:
— Я тоже тебя люблю.
Я совершила много плохого — много непростительно ужасного. Но если последними моим ощущениями стали удивление и тепло оттого, что меня любят, значит, хорошего я совершила намного больше.
Саван смерти опустился на меня, и время остановилось.
Кажись... получилось.