Полет Аликорна

26. Пророчества и предопределенности

— Дорогая моя, если бы ты уже не отклонила мое предложение, думаю, мне пришлось бы усомниться в твоем благоразумии, — произнес Фэнси Пэнтс, сделав небольшой глоток эспрессо из своей фарфоровой чашки.

Рарити сидела напротив него за маленьким столиком своего любимого кантерлотского кафе. Через две недели после возвращения из Стратусбурга она оказалась в настроении посетить столицу.

С ней поехала и Твайлайт, сейчас, скорее всего, развлекающая принцесс своими новыми теориями о древней истории пони. Рейнбоу Дэш решила сделать несколько пробных шагов и взять на себя часть ответственности за бизнес семьи, присоединилась к поездке в Кантерлот, чтобы поприсутствовать на совещании, посвященному восстановлению Стратусбурга. Пинки приехала, чтобы поддержать Рейнбоу Дэш, и, скорее всего, повеселиться, а теперь резвилась в столице крайне неуместным, но бесспорно занятным образом.

— В любом случае, — продолжил магнат. — Боюсь, мне пришлось бы отозвать предложение, которое я сделал, даже если бы ты уже не столь любезно отказалась. Сейчас не самое подходящее время преследовать какие-либо политические цели, учитывая, что мое доброе имя уже не настолько добро.

— Чепуха, — заявила Рарити. — Ты по-прежнему самый уважаемый пони в Кантерлоте, если не считать самой принцессы Селестии. Твое совершенно невинное общение с несколькими негодяями этого не изменит. Ты, конечно, не думаешь, что тебя обвиняют в их злодеяниях? Если так — забудь немедля!

— Даже если мои благие намерения не вызывали сомнений, я должен казаться наивным дураком, раз так окружил себя негодяями, ничего при этом не подозревая. По крайней мере, таким меня представят журналисты — болваном, доверчивым и наивным. Я не могу всерьез выступать за реформу правительства, если месяцами жил в неведении о заговоре, чуть не обрушившем всю страну. Нет, моя дорогая, будет гораздо лучше, если я пока тихо и мирно займусь своими делами, а политику предоставлю тем, кто для нее более пригоден.

— Но ты не можешь просто исчезнуть — в такое-то время, — запротестовала Рарити. — Ты нужен Эквестрии. Насколько я понимаю, наши отношения с грифонами все еще не полностью восстановлены, и еще многое предстоит сделать, чтобы возместить ущерб, нанесенный заговорщиками Галлополи и Стратусбургу.

— Совершенно верно, моя дорогая, но думаю, что работа, о которой ты говоришь, может быть выполнена более эффективно с помощью бизнеса. Я выкупил предприятие по добыче угля, которое причиняло столько беспокойства грифонам, и работаю над тем, чтобы переместить его со Шквального перевала на нашу территорию. Кроме того, я уже нахожусь в процессе создания совместного предприятия с несколькими кантерлотскими компаниями, Небесными Строительными Технологиями и корпорацией грифонов для восстановления облачной шахты в Стратусбурге. Предполагаю, что путь к прочному миру в регионе лежит в том, чтобы привести грифонов из их гнездовий в наши города, поселки и предприятия — мирным путем. Что касается Галлополи, похоже, что недавние события привлекли к нему немало внимания, и пони из городов Центральной Эквестрии табунами бронируют места для отпусков. Вскоре этот город будет полностью восстановлен и наводнен туристами.

— Приятно слышать, — кивнула белая единорожка. — Но надеюсь, ты не откажешься от своих великих мечтаний и устремлений. Ты действительно хороший жеребец, и тебя нельзя винить в действиях нескольких заблудших товарищей. Если ты скроешься за своими предприятиями, от этого пострадают все.

— Ты слишком щедра в своих комплиментах, — улыбнулся Фэнси Пэнтс. — Как я уже сказал, посмотрим, куда заведет меня жизнь. Я все еще верю в то, что все пони должны быть вовлечены в работу правительства, но сейчас должен защищать свои интересы, и лучший способ сделать это — с головой уйти в работу. Тебе не стоит беспокоиться, что я стану скучным и стреноженным, потому что когда дело касается Фэнси Пэнтса, то он кует не одно горячее железо.

Жеребец тихонько усмехнулся, а затем ненадолго замолчал.

— Должен заметить, есть одно предприятие, с которым я больше не связан — проектирование и строительство дирижаблей. На прошлой неделе я вернул герцогу Поларису все имущественные права на Полярную Звезду вкупе со значительной суммой в качестве возмещения ущерба, дабы избежать судебного иска. Какое-то время я намерен всеми копытами стоять на земле.

— Мм, — выдавила Рарити, прежде чем сделать глоток из своей кофейной чашки. — Действительно?

Прежде чем продолжить, она убедилась, что интонация и выражение лица не выдают ничего, кроме самого обычного интереса.

— Я ничего не слышала о герцоге с тех пор, как вернулась в Понивилль.

— Он занят — и чрезвычайно, если судить по моему невеликому общению с ним. Три дня назад он казался почти полностью оправившимся от ран. Конечно, я не знаю, насколько хорошо он поправляется душевно. Полагаю, предательство для него оказалось больнее, чем для меня — особенно если учесть, что против него злоумышлял собственный брат.

Рарити задавалась вопросом, как отреагирует Блублад, когда обнаружит, что единорожка приехала в Кантерлот отчасти для того, чтобы встретиться с принцессой Палладией и узнать, как она могла быть причастна к заговору. Если выяснится, что брат Блублада и его единственный живой родитель были вместе вовлечены в заговор против него и Эквестрии, она могла только гадать, насколько сокрушительным окажется это открытие.

Тем не менее у нее не было другого выбора, кроме как поговорить с Палладией и попытаться узнать все, что возможно о предполагаемом пророчестве, о Камне Небес и его связи с ней. Сам Камень был передан на хранение принцессе Селестии, но теперь Рарити была вынуждена задаваться вопросом, не является ли каждый ее невинный сон на самом деле каким-то пророчеством. Если единорожка не собиралась провести остаток жизни, беспокоясь, что ее судьбой управляет драгоценный камень, запертый в Королевских Архивах, ей нужны ответы.

— В любом случае, — продолжил Фэнси. — Не могу сказать, что герцог возлюбил меня больше обычного. И не уверен, что всецело принял мои извинения за разрушенный бизнес. Деньги он, однако, взял. Однажды, когда этот кризис не будет настолько свеж, я бы очень хотел послушать о твоих подвигах в джунглях. То, что ты не передала герцога грифонам и не использовала его, чтобы отвлечь какое-нибудь чудовище из джунглей, свидетельствует о твоем безграничном терпении.

— Шучу, конечно, ты же понимаешь, — вздохнул жеребец. — Ты, должно быть, поддерживала в какой-то степени товарищеские отношения с этим пони, раз добилась столь многого и избежала стольких передряг.

— Ничего страшного, — ответила Рарити. — Даже в лучшие времена он может быть весьма раздражающим жеребцом. Правда, я…

— А-га! Вот ты где!

На мгновение вздрогнув, Рарити быстро поставила свою чашку и повернулась, чтобы поприветствовать скачущую к ней ярко-розовую кобылу.

— Привет, Пинки Пай, — произнесла она.

— Привет, Рарити! — с энтузиазмом ответила Пинки. — Привет, мистер Фэнси Пэнтс, приятно снова вас видеть!

— Доброе утро, моя дорогая, — ответил единорог, тепло улыбаясь.

— Фэнси Пэнтс — это имя тебе прекрасно подходит, — продолжила Пинки. — Твои родители, должно быть, были гениями или что-то в этом роде. Я к тому, ты же весь такой модный, и держу пари, что у тебя самые моднючие штаны во всем мире штанов, и самое безумное то, что я никогда даже не видела тебя носящим штаны! Это так скромно с твоей стороны — не хвастаться этими шикарными, великолепными штанами! Как бы то ни было, мистер Модные Штаны, извини, что прерываю, но мы здесь из-за Рарити.

— Эм, «мы?» — спросила Рарити.

— Ага! — воскликнула Пинки Пай, радостно подпрыгивая. — О, то есть «мы» — это Дэши и я.

— Эй, внизу, осторожнее! — раздался новый голос. Рарити инстинктивно прикрылась одним копытом, а другим осторожно поставила чашку на стол. Рейнбоу Дэш, к счастью, ничего не поломала, спикировав с неба и приземлившись рядом с Пинки. — Привет, Рарити, — поздоровалась пегаска, а затем повернулась к Фэнси. — Нам нужно одолжить Рарити. Эм, пожалуйста.

— Рейнбоу Дэш, Пинки, я пью кофе с дорогим другом, — упрекнула их Рарити. — Чего бы вы ни хотели, я абсолютно уверена, что это может подождать.

— О нет, моя дорогая, — возразил жеребец. — Пожалуйста, идите со своими подругами. Что бы они ни приготовили для вас, подозреваю, что это окажется весьма занимательным.

— Это уж точно! — весело провозгласила Пинки Пай.

Рарити неуверенно посмотрела на магната.

— Ты уверен, что не возражаешь?

— Совершенно. У нас будет достаточно времени поговорить позже. В конце концов, ты же остаешься в Кантерлоте до конца недели.

— Ну, тогда ладно, — Рарити сделала последний глоток кофе и вышла из-за стола. Единорожка левитировала три золотых монеты из своей сумочки к столу, но не успела положить, как Фэнси Пэнтс вернул их.

— Ты угостила меня своим восхитительным обществом, и поэтому будет справедливо, если я угощу тебя кофе, — он поднял копыто, чтобы предупредить любые возражения со стороны Рарити. — Ни слова больше, я настаиваю. А теперь, пожалуйста, поразвлекись с подругами.

Рарити поспешно поблагодарила и выбралась со своего места, в то время как Пинки Пай подталкивала и тянула ее прочь от кафе. Она беспомощно улыбнулась и помахала на прощание Фэнси, а затем позволила розовой земной пони увести себя. Рейнбоу Дэш держалась на несколько длин выше.

— На самом деле, что случилось? — спросила Рарити. — Вы же знаете, как я ценю то немногое время, которое могу провести с Фэнси Пэнтсом.

— Да, прости, — повинилась Рейнбоу. — Но это важно.

— И тот шикарный Принц Красавчик очень хочет, чтобы ты была там, — добавила Пинки. — А мы обещали, что привезем тебя!

Рарити остановилась.

— Хочешь сказать, что Блублад попросил вас двоих забрать меня?

— Эм, да, — ответила пегаска, зависнув на месте и нетерпеливо скрестив передние ноги. — Если хочешь знать, почему, просто следуй за нами, ладно?

— Если это одна из твоих шуток, то ты пожалеешь об этом, Рейнбоу Дэш, — пригрозила Рарити прищурившись, и продолжила следовать за скачущей Пинки Пай.

— Не-а! Никаких шуток, — пообещала розовая пони. — О, ты только посмотри! Мы пришли!

Рарити свернула за угол и оказалась на широкой улице, которая называлась улицей Единорогов, совсем недалеко от сверкающей золотыми скульптурами и белым мраморным тротуаром Летней площади. Площадь, окруженная величественными правительственными зданиями и роскошными поместьями кантерлотской элиты, оказалась битком набита пони, а в центре ее стоял Блублад.

Точнее, он стоял на вершине мраморной лестницы, ведущей к висячим садам в центре площади, и говорил с толпой зевак. Многие из них были журналистами с ручками и блокнотами для стенографии, а несколько пегасов-фотографов парили в воздухе с огромными квадратными камерами наготове. Блублад улыбнулся, встретившись взглядом с Рарити.

— Я искренне благодарен вам за то, что вы смогли собраться на эту пресс-конференцию в столь краткий срок, — произнес Блублад, обращаясь к толпе, но глядя прямо на Рарити. — Как вы знаете, я отказывался давать интервью с тех пор, как вернулся в Кантерлот. Вы могли подумать, я страдаю из-за того, что мой брат принял основное участие в том, что вы так изобретательно назвали «Заговором Камня Небес», или ужасно огорчен его последующим заключением. Конечно, я страдаю, и я огорчен. Я также обременен чувством вины, так как эгоизм со стороны моей семьи, включая меня, позволил использовать Камень Небес в гнусных целях. Даже если бы никто не мог предвидеть, что его можно превратить в оружие, я и каждый из моих предков, у которых была такая возможность, должны были передать его в Королевские Архивы, где ему и место и где он теперь навеки упокоится. Однако более всего я чувствую облегчение.

— Видите ли, с момента моего возвращения я занимался восстановлением — не только физически, но и финансово, повторно приобретя Полярную Звезду. В основном, однако, я восстанавливал чувство собственного достоинства. Раньше я был герцогом Кантерлотским, Двадцать Четвертым принцем Блубладом, царственным единорогом, наследником… вы все слышали эту литанию. Я был чередой имен, ни одно из которых не принадлежало мне самому, и я был кульминацией бесконечного цикла тщетности, представляющим последние всполохи угасающего пламени, которое скоро должно было угаснуть. Я был живым наследием имен давно ушедших предков, преследуя их мечты, хотя время их давно прошло. Почивая на лаврах прошлого и в неугасающем стремлении укрепить судьбу как реставратора величия рода Блубладов, я вел себя как совершенный жеребенок, игнорируя других и свою страну. Я был омерзителен и ненавидел себя за то, что каждый день проживал в отрицании самого себя вне фамилии и бессмысленных титулов.

— Но больше так не будет. С согласия принцессы Селестии я отказался от дворянского звания и всех титулов, — Блублад замолчал, когда из толпы вырвался коллективный вздох, и моргнул, когда фотографы захлопали вспышками. Одна из лампочек лопнула, и осколки битого стекла зазвенели о мрамор. Наконец, Блублад снова заговорил. — Поскольку мой младший брат всецело недееспособен, титулы, какими бы они ни были, вместо него присвоены старшей из моих младших сестер, теперь именуемой принцессой Рутенией, герцогиней Кантерлотской. Надеюсь, она тоже когда-нибудь избавится от этого древнего бремени, но теперь это ее выбор. Значит, пони, стоящий перед вами, не принц Блублад, не герцог и не наследник чего-либо. Я просто кантерлотский жеребец по имени Поларис, и с этого дня я буду жить своими стремлениями, а не увядшими мечтами прошлого. Я буду заботиться о себе, своих друзьях и об Эквестрии, а не о бессмысленном наследии.

В тот момент, когда Блублад закончил свою речь, несколько репортеров начали выкрикивать вопросы.

— Вы покинете свой замок?

— Это делает вас теперь бароном или графом?

— Правда ли, что Фэнси Пэнтс нанял зебру-чернокнижника, чтобы убить вас?

— Вы сбросили вес?

— Расскажите нам о слухе, что вы на самом деле племянник принцессы Селестии!

— У вас есть особенная пони? А как насчет ваших сестер?

— Правда ли, что кроме Камня Небес ваша семья также скрывает легендарную Уздечку Принцесс из Долины Грез?

— Вы можете подтвердить, что планируете отрастить эспаньолку?

Рарити была потрясена не Блубладом, а тем фактом, что ни один из так называемых журналистов, казалось, не услышал ни слова из того, что он сказал. Он отказался от своего благородного сословия, пожертвовав тем, что делало его важным и давало известность. Он оставил то, к чему она стремилась всю свою жизнь.

— Никаких комментариев, — твердо сказал Блублад. — Но есть еще одно. Принцессы решили простить меня и оставшуюся часть моей еще живой семьи, за исключением моего брата, за то, что они в течение долгих лет не раскрывали наше владение Камнем Небес. Тем не менее необходимо сделать кое-что еще для искупления тщеславной убежденности, что мы имеем право скрывать нечто, всегда должное быть даром для всех пони, а не сокровищем одной-единственной семьи. Что-то должно быть сделано с высокомерием и дурными манерами, которые я столь долго бесстыдно демонстрировал. Итак, давайте покончим с этим, — Блублад посмотрел налево. — Очки, пожалуйста.

Рарити вздрогнула, увидев Рейнбоу Дэш, приземлившуюся рядом с Блубладом и держащую в зубах пару очков с затемненными стеклами. Жеребец быстро взял их и аккуратно надел.

— Вам всем стоит отойти на безопасное расстояние, — указал Блублад. Рарити была поражена во второй раз, когда поняла, что пока она слушала речь Блублада, исчезла не только Рейнбоу, но и Пинки. Она невольно ахнула вместе с толпой зевак, увидев, как ее подруга катит к Блубладу крупнокалиберную короткую пушку, покрашенную в ярко-желтый цвет.

— Последние слова? — спросила Пинки, затем продолжила без паузы. — Нет, не думаю.

Она шлепнула защитными очками по лицу Блублада, чтобы убедиться, что они сидят надежно, заставив жеребца вздрогнуть, а затем сунула большой разноцветный леденец ему в рот.

— Покойной ночи, милый принц, — пропела Пинки Пай. — Или, наверное, доброго дня. Не суть, — она пожала плечами, затем сильно надавила обеими копытами на большую красную кнопку на стволе пушки. Оружие тут же мощно громыхнуло.

— Нет! Погоди! — Рарити поймала себя на том, что начинать кричать уже слишком поздно, чтобы успеть что-то сделать. Она была знакома с самодельной артиллерией Пинки и знала, что последствия никогда не будут опасными, но она также никогда раньше не видела, чтобы Пинки стреляла из одной из своих пушек в другого пони в упор. Единорожка беспомощно смотрела, как Блублад принял на себя весь заряд… и оказался полностью заляпан стекающими с него тягуче-липкими остатками большого шоколадного торта, который явно был обильно покрыт ярко-розовой глазурью.

— Официально заявляю, что моя кондитерская пушка удалась! — радостно объявила Пинки Пай.

Когда вспыхнули еще десятки фотовспышек, толпа журналистов, туристов и заинтересованных кантерлотцев громко рассмеялась при виде покрытого тортом жеребца. Они слышали, Рарити знала, о фиаско на Гала, но внутрь пустили лишь нескольких избранных фотографов, и ни один из них не запечатлел самый унизительный момент. С тех самых пор они надеялись на его повторение.

Рарити поймала себя на том, что хихикает вместе с ними, но затем заставила себя вернуться к стоическому молчанию. Она знала, что Блублад устроил это не только для того, чтобы разоружить журналистов, которые в противном случае могли бы задавать сложные вопросы о его семье и его собственной причастности к событиям, спровоцировавшим заговор, но и для ее же блага, чтобы попытаться наверстать упущенное, подвергая себя осмеянию. Ну, если он думал, что столь дешевая уловка может что-то изменить, не говоря уже о том, чтобы втянуть в это ее подруг…

Прежде чем успела одуматься, Рарити протиснулась сквозь толпу и побежала вверх по мраморной лестнице. Она подцепила передней ногой одну из покрытых глазурью конечностей Блублада и потащила его прочь от толпы, с благодарностью наблюдая, как Пинки и Дэш вмешались, чтобы не дать никому последовать за ней.

— О чем ты думаешь, разыгрывая шута перед прессой и всем городом? — спросила она.

— Эй, смотрите, это Рарити! — крикнул один из фотографов далеко за ее спиной, и тут же вспыхнула еще дюжина фотовспышек, развеяв надежду модельерши на то, что у них уже кончились лампочки. Она закатила глаза.

— Я заметил, что ты успела, — произнес Блублад, снимая очки, когда Рарити тащила его вниз по лестнице на другой стороне площади. — Спасибо.

— То, что Пинки Пай расстреляла тебя тортом, никоим образом не отменяет Гала, — заявила Рарити. — Насколько бы впечатляющим ни был этот жест.

— Кроме того, это оказалось потрясающе вкусно, — заметил Блублад, вылизывая начисто всю область, до которой мог дотянуться его язык. — Но на самом деле это было то, чего ты хотела, не так ли? Публичное унижение? Эти фотографии завтра попадут на первую полосу Times.

Рарити затащила жеребца за угол в тихий переулок, а затем повернулась к нему.

— Ты прекрасно знаешь, что я не желала ничего подобного. Разве я не говорила тебе раньше, еще в джунглях, что никакие успешные отношения не могут быть основаны на ведении счета и расплате?

Липкое лицо Блублада было удрученным.

— Тогда…

— Просто замолчи и послушай меня, — продолжила Рарити. — Возможно, я посмеялась, увидев тебя, покрытого глазурью, но это не отменило того, как ты вел себя в прошлом. Но другое, что ты сделал, было поистине замечательным. Я с трудом могу поверить, что ты отказался от своих титулов.

— О, — ответил Блублад и глубоко вздохнул. — Что ж, ты была права. Ты сказала мне, что я должен был жить для себя, а не повторять тех ошибок, которые совершили мой отец, мой дед и Селестия знает сколько моих предков. На самом деле она, наверное, действительно знает. Я не мог этого сделать как герцог или как наследник несуществующего престола.

— Но ты был самым важным аристократом в Эквестрии после принцесс, — запротестовала Рарити. — Должно быть ужасно трудно отказаться от этого.

— Это оказалось не так сложно, как ты могла подумать. Теперь я могу проектировать свои корабли, управлять своей компанией, а не тратить время на беспокойство об упадке семьи и на размышления о том, какое новое оскорбление изобретет моя мать, чтобы описать мои непрекращающиеся неудачи в восстановлении славы рода принцессы Платины. Я отказываюсь беспокоиться об этом. Вот почему я попросил твоих подруг привести тебя — чтобы ты увидела, что прежний Блублад ушел. Жеребца, который так дурно с тобой обращался, отправили на расстрел, и его больше нет. Жеребец, который остался, в настоящее время может быть несколько более липким и более шоколадным, чем обычно, есть и впредь останется жеребцом, который появился на свет там, в Непроходимых Землях, с тобой.

— Итак, ты действительно искренен, — произнесла Рарити с интонацией риторического вопроса.

— Посмотри на меня, — взмахнул передней ногой Блублад, чтобы охватить все свое тело, покрытое тортом и глазурью. — Можешь ли ты представить, что я добровольно сделал бы это, если бы не был искренним?

Рарити вздохнула, затем подняла свою правую переднюю ногу к его лицу и осторожно стряхнула как можно больше остатков торта.

— Нет, полагаю, что нет. Как тебе вообще удалось вовлечь Пинки Пай и Рейнбоу Дэш в свое маленькое представление?

— Я был тем пони, который в первую очередь потребовал присутствия твоей подруги-пегаски, а также ее двоюродных родственников в совете директоров Небесных Строительных Технологий. Я вложил довольно большую сумму в восстановление облачной шахты в Стратусбурге, а также пообещал значительные суммы на благотворительность ради устранения других повреждений, нанесенных этому городу, а также Галлополи. Взамен я просто попросил о небольшой услуге. Мисс Пай, я думаю, просто хотела бросить в понибудь тортом.

— То есть, ты теперь еще и щедр, — произнесла Рарити.

— Деньги в облачной шахте — это инвестиции, и полагаю, было бы справедливо сказать, что пожертвования тоже, по-своему, инвестиции в неосязаемый капитал. Окупятся ли они — не знаю, но назову это просчитанным риском.

— Кажется, ты постоянно идешь на просчитанные риски.

— Иногда. По правде говоря, я поставил все на это предприятие, и понятия не имею, окупится ли оно вообще, — Блублад поднял переднюю ногу, чтобы коснуться ноги Рарити, и в этот момент она поняла, что все еще бессознательно расчесывает его шерсть и гриву.

— Что за предприятие? — спросила Рарити, медленно убирая конечность. Она чувствовала на щеках предательский жар румянца.

— Ты, конечно, — ответил Блублад, робко улыбнувшись. — Не хочешь ли сделать ставку на то, увижу ли я прибыль?

Рарити колебалась.

— Ну…

— Давай же — как можно устоять перед манящим ароматом глазури?

Рарити улыбнулась.

— Рада тебя видеть, — сказала она, затем наклонилась вперед и прижалась щекой к сильной шее Блублада. — И я горжусь решениями, которые ты принял. Я была бы не прочь продолжать время от времени встречаться с тобой по-дружески.

Единорожка продолжала прижиматься к глазурованному жеребцу, размышляя, не сказать ли что-нибудь еще, а если и сказать, то что именно. То, что она делала, было более чем дружелюбно, но в то же время белая пони не могла придумать вескую причину, чтобы прекратить. Внезапно она вспомнила, зачем вообще приехала в Кантерлот, и резко отстранилась.

— Прости, Блублад, но я должна быть с тобой абсолютно честна, пока нас не унесет в сторону. Я должна была сообщить тебе сразу же, или письмом до моего приезда, но я здесь, в Кантерлоте, в основном для того, чтобы увидеть твою мать, принцессу Палладию. Я собиралась договориться о встрече с ней сегодня вечером или, самое позднее, завтра, прежде чем меня попросили увидеться с тобой.

— Мою мать? — в ужасе воскликнул единорог, выпрямляясь. — Мать ненавидит меня за то, что я отказался от притязаний на трон, ненавидит тебя за то, что ты из простонародья, ненавидит принцесс, ненавидит современный мир и вообще является бездонным источником страданий и отчаяния. Более того, она сидит в своих покоях с тех пор, как Проциона взяли под стражу. Почему, во имя всего зеленеющего и растущего, ты хочешь ее видеть?

Рарити отвернулась.

— Я совсем не хочу ее видеть, поверь мне. Тем не менее я чувствую, что должна. Перед тем, как Виндласс взорвалась, она сказала мне, что твоя мать знает пророчество, и утверждала, что оно каким-то образом связано со мной.

Блублад рассмеялся, чего модельерша совсем не ожидала.

— О, ну на мгновение ты меня обеспокоила. Моя мать проводит все свое бесконечное свободное время, читая об истории нашей семьи и старых королевствах единорогов, снова и снова убеждая себя в нашем предполагаемом превосходстве. Должно быть, она запомнила сотню древних «пророчеств», ни одно из которых, насколько мне известно, не сбылось. Ты знаешь, что она даже не кровный потомок принцессы Платины? Ее родословная восходит к королевским провидцам — в большинстве своем шарлатанам. Наверное, это частично объясняет ее зацикленность на прошлом, одержимость будущим и отказ признать реальность настоящего. Я уверен, когда Виндласс была в замке с Проционом, мать рассказала ей о какой-то древней чепухе или о чем-то подобном, и она просто зацепилась за нее.

— Ну, даже если так, — с сомнением произнесла Рарити. — Я чувствую, что должна спросить ее об этом.

— О, конечно, — ответил Блублад. — Нам стоит отправиться туда сейчас и посмотреть, сможем ли мы вывести ее из депрессии на достаточно долгое время, чтобы убедить тебя в том, что ни одно из ее так называемых пророчеств не соответствует действительности.

— Хорошо, — согласилась Рарити. — Но сначала давай приведем себя в презентабельный вид. Если не ошибаюсь, в соседнем переулке есть магазин «Полотенца и Сани».

Через час она и Блублад с чистыми и сухими шкурками вышли из благоустроенной кареты во двор перед унылым каменным замком, который был домом жеребца. Блублад поблагодарил и дал чаевые паре возчиков, тянувших карету, и они весело побежали обратно к городу.

— Давай уже покончим с этим, хорошо? — предложил он, указывая Рарити на главную дверь. — Мать должна быть в своих покоях на верхнем этаже.

— Я действительно надеюсь, что все это просто чепуха, как ты говоришь, — сказала Рарити.

— Полный бред, обещаю. Чушь. Вздор…

— Я поняла твою мысль, — прервала его Рарити, следуя за Блубладом по винтовой каменной лестнице. — Чтобы сменить тему, у меня есть вопрос, который еще не поднимался. Ты бы предпочел, чтобы я теперь называла тебя Поларис, потому что я уже довольно привыкла к Блубладу?

— Когда и если у Рути родится сын, его будут звать Блублад, и тогда, думаю, нас будет двое.

— Да, и довольно самонадеянно думать, что мы будем даже в дружеских отношениях настолько в будущем, и, кроме того, я только поддерживала беседу. Я все равно буду звать тебя Блублад, потому что хочу.

— Тогда, полагаю, что это то, что я бы предпочел. Всегда легче предпочесть неизбежное. Кстати говоря, пришло время узнать об этом пророчестве, которое якобы касается тебя. Принцесса в своем кабинете, — Блублад постучал в самую центральную из трех толстых дубовых дверей наверху лестницы. — Мама! У тебя гость!

Глубокая нефритово-зеленая аура окутала дверь, и она медленно распахнулась, открывая комнату с высоким потолком пятнадцати длин в длину и вдвое меньше в ширину, в которой стояли высокие дубовые книжные полки, до краев заполненные толстыми томами, пожелтевшими свитками и древними манускриптами. Комната была освещена только мерцающим светом факелов. Твайлайт была бы здесь в экстазе, подумала Рарити. Для нее же помещение было затхлым, темным и более чем пугающим.

В дальнем конце комнаты на деревянном кресле с высокой спинкой сидела принцесса Палладия. Поверх седой шерстки она носила черный траурный плащ, а белоснежная грива небрежно рассыпалась по плечам. Черная вуаль наполовину закрывала ее лицо, а в передних ногах она держала явно древнюю мандолину. Рарити неуверенно подошла к ней, держась поближе к Блубладу.

— Очень нежеланный гость, но не неожиданный, — заговорила Палладия, и ее голос эхом разнесся по темной комнате. — Я знала, что ты придешь, кобыла.

— О чем ты говоришь? — спросил Блублад. — И что ты надела? Процион заключен в тюрьму, а не мертв.

— Молчи! — воскликнула старая пони. — Я хорошо знаю, сколько сил ты приложил, чтобы избавиться от своих семейных обязательств. Если ты больше не принц Блублад, то больше не имеешь для меня никакого значения. Ты действительно веришь, что легкомысленная финтифлюшка вроде Рутении вернет нам трон?

— Надеюсь, у нее хватит здравого смысла не пытаться. Эта пустая греза поглотила достаточно жизней, — сердито ответил Блублад.

— Ха! Вот почему я в трауре, — продолжила его мать. — Не по сыну, а по нашей фамилии. Ты одним махом пресек древний род царственных единорогов после тысячелетий его существования.

— С тех пор, как Селестия заняла трон, нет никаких царственных единорогов, мама! — возразил единорог. — И больше никогда не будет! Теперь объясни, пожалуйста, что ты имела в виду, когда говорила, что ждала Рарити?

— Да и как вы могли меня ожидать? — спросила белая пони. — Я не просила об аудиенции.

— Ты уже знаешь, как, — коротко ответила старуха. — Подумай, кобыла.

— Камень Небес, — тут же ответила модельерша.

— Правильно. Я знаю все о вашей особой связи. Я тоже недолго была связана с Камнем Небес, — признала Палладия. — Я до сих пор чувствую отголоски его силы. Я почувствовала извращенную магию после его порчи и смерть бывшей ученицы за много лиг отсюда. После того, как ты столкнулась с ней, я поняла, что лишь вопрос времени, когда ты придешь ко мне в поисках ответов.

— Ученицы? — переспросила единорожка, задаваясь вопросом, правильно ли она расслышала. — Виндласс?

— Ты не можешь говорить об этой сумасшедшей кобыле, — убежденно заявил Блублад. — Она не была благородных кровей. Из всех пони именно ты старалась бы иметь с ней как можно меньше дел.

— Она была великой обманщицей, эта Виндласс, — мягко возразила принцесса. — Она убедила меня, что ее кровь чиста, точно так же, как влила яд в уши моему милому мальчику. Пока ты скитался и тратил жизнь впустую, она пробралась в наш дом — и все для того, чтобы украсть наше великое сокровище. Я дала ей такую возможность.

— Вы раскрыли ей секреты Камня Небес, — предположила Рарити. — Вот как она смогла так быстро овладеть им.

— Да, — признала Палладия. — К моему большому стыду. Я верила, что с кровью Проциона и ее амбициями она сможет убедить Эквестрию вернуться к старым обычаям и вернуть нам трон. Она могла бы использовать Камень Небес, чтобы сменять день и ночь и сместить принцесс-узурпаторш. Глупому жеребцу, стоящему сейчас передо мной, заплатили бы кобылами и деньгами, если бы он отказался от своих притязаний. Я и не подозревала, что Виндласс намеревалась обмануть мое доверие или что она промыла мозги бедному Проциону, чтобы тот поддержал ее безумную интригу. Я предоставила топливо и знания, которые подпитывали ее безумие.

— Почему? — спросил явно потрясенный Блублад. — Меня не удивляет, что ты так плохо обо мне думаешь, но поверить не могу, что ты могла быть настолько увлечена кобылой, которая просто появилась из ниоткуда, что осквернишь могилу принцессы Платины и достанешь для нее Камень Небес?

— Нет, Блублад, — покачала головой Рарити. — Если она смогла научить Виндласс секретам Камня, она, должно быть, взяла его из склепа задолго до того, как Виндласс отыскала ее.

— Вот поэтому ты и неудачник, Поларис, — ткнула Палладия своему сыну. — Даже такая, как эта, в чьих жилах нет ни капли благородной крови, умнее тебя, — старуха повернулась к Рарити. — Ты права, конечно. После того как мой муж погиб, стоящая задача восстановить истинную монархию легла на плечи моих детей, ибо я не являюсь прямым потомком линии Блубладов. Им понадобилась бы вся сила их предков.

— Вы имеете в виду, им понадобился бы Камень Небес, — уточнила Рарити.

— Именно так, и для того, чтобы она могла его использовать, я должна была сама сначала освоить его. Я провела годы, изучая жизнеописания принцев и принцесс прошлого, а до них — королей и королев старого королевства. Я забрала Камень Небес из его упокоища, и с секретами его бывших хозяев и хозяек на копытах научилась использовать его для усиления своей магии.

— Но без магии других пони, на которых нужно опираться, сила Камня ограничена отражением вашего особого таланта, — заметила модельерша.

— Опять же правильно. Ты знаешь, в чем заключается мой особый талант?

— Твой талант — жить в прошлом? — предположил Блублад. — Всегда казалось именно так.

Палладия проигнорировала его.

— Представления не имею, — призналась Рарити.

— Мой талант — в грезах, — объяснила принцесса. — Когда-то меня звали Сальвия Дрим из рода Мудрецов. Всю свою жизнь я грезила сначала о том, чтобы найти принца, а затем о том, чтобы вернуть ему королевский титул, для которого он был рожден. Я грезила о своем будущем и будущем своих детей. Видишь ли, кобыла, я происхожу из старинного рода грезящих. Я веду род от Мудреца Виспера Всевидящего, королевского провидца при дворе первого короля Блублада. В отличие от моего блистательного предка, я никогда не могла видеть будущее так ясно, как если бы оно было наяву, но тем не менее я видела сны. Затем, наконец, Камень Небес полностью пробудил мой талант. Скажи мне, кобыла, позволил ли он тебе заглянуть в то, что еще не произошло?

Рарити подумала о снах, которые видела, и о том, как они предсказывали ей конфронтацию в Стратусбурге. Если бы не Камень Небес, готовивший ее к этим ситуациям, она бы точно погибла.

— Да, — тихо ответила она.

— Это потому, что магия Камня превосходит время, как мы его воспринимаем. Так получилось, что Камень Небес активировал те капли дара провидца, существовавшие в моей крови, и позволил узреть забытое пророчество — возможно, самое важное предсказание, когда-либо сделанное.

— Виндласс — она сказала, что это пророчество о… обо мне, — выдавила белая единорожка.

— Я еще до гонки велела ей сторониться тебя, после того, как поняла, кто ты такая тогда, за ужином, — продолжила Палладия. — Но она никогда по-настоящему не слушала того, что я ей говорила. Она уже погрузилась в свою одержимость и паранойю. Она уже решила видеть в тебе соперника в любви и удобную мишень, которая позволит ей нейтрализовать Элементы, хотя на самом деле ты представляешь величайшую угрозу, которую когда-либо видел мир. Ты предвестник конца.

Блублад захохотал.

— Угроза, мама? Предвестник? Ты говоришь о герое, о носителе Элемента Гармонии, как тебе хорошо известно. Не стоит тебе ее слушать, Рарити. Оставим ее наедине с ее слабостью и не будем обращать больше внимания на ее бредни.

Жеребец повернулся, чтобы уйти, но Рарити не последовала за ним.

— Во что бы вы ни поверили, — обратилась она к Палладии. — Уверяю вас, что я лишь дизайнер модной одежды и независимая бизнеспони из Понивилля, а не предвестник конца света.

— Что еще более важно, нет никаких реальных пророчеств! — сердито воскликнул Блублад, возвращаясь к Рарити, когда понял, что она не следует за ним. — Давай, мама, позволь нам услышать это последнее. Вот мое предсказание — оно будет расплывчатым, недоказуемым и усыпано достаточным количеством узнаваемых деталей, чтобы придать ему правдоподобности. И будет полностью и совершенно ложно.

— Было пророчество о возвращении Найтмер Мун, — заметила Рарити. — Твайлайт Спаркл нашла его в книге в Королевской Библиотеке, и оно оказалось правдой. Эта книга привела нас к Элементам Гармонии.

— Да, многие предсказания провидцев и пророков древности верны, — согласилась Палладия. — Хотя этого вы не найдете ни в одном издании Предсказаний и Пророчеств, потому что оно открылось мне только после того, как я достала Камень Небес и увидела вечный огонь, пляшущий внутри него.

— О, еще лучше, — закатил Блублад. — Это ты придумала сама.

Старуха магией потянула сына за ухо, пока тот не взвизгнул от боли.

— Я твоя мать, и ты будешь уважать меня.

— Оставьте его, — строго сказала Рарити. — Он прав, и вы это знаете. Сколько бы предсказаний не сбылось, и какие бы видения ни даровал Камень Небес, ни одно пророчество, предполагающее, что я каким-то образом причиню вред Эквестрии, не может быть правдой. Скажите мне, что там говорится, и разойдемся с миром.

— Скоро ты это узнаешь, — ответила Палладия, отпустив магическую хватку на ухе Блублада. — Но сначала краткое введение в историю пони. Что ты знаешь об Адамантовом Трискелионе?

Рарити вздрогнула от неожиданного вопроса.

— Как дизайнер я знаю, что трискелион — это символ из трех элементов, расположенных симметрично вокруг центральной точки. Как пони со некоторой слабостью к драгоценным камням, я могу сказать, что адамант представляет собой лучшую форму алмаза. Однако я никогда не слышала, чтобы эти слова употреблялись вместе.

— Об этом знают немногие из ныне живущих, — начала объяснять Палладия. — Адамантовый Трискелион был символом племени пони, исчезнувшего более пятнадцати тысяч лет назад, еще до того, что мы сейчас называем периодом палеопони, и задолго до всей той истории, что ты могла учить в школе. Даже ко времени Великого Исхода Трискелион и то, что он представлял, сохранилось не более, чем в нескольких полузабытых песнях и передаваемых изустно легендах. Прежде чем все знания о Трискелионе и о том, что он представляет, исчезли из мира, один единорог поставил перед собой задачу собрать все смутные обрывки информации, которые смог раскопать. Когда Кловер Мудрый скончался, принцесса Платина тайно продолжила дело мага, как дань уважения. Они были любовниками, знаешь ли. Все это есть в дневниках Платины.

— Я совершенно точно этого не знала, — покраснела Рарити. — И не вижу связи. Может быть, вы мне объясните.

Палладия ответила не сразу, а сначала магией сыграла несколько аккордов на своей мандолине.

— В пределах этих стен надежно хранятся все исследования Кловера по Адамантовому Трискелиону, точно так же, как они хранились принцессой Платиной и поколениями моих предшественников.

Она сыграла еще несколько тактов мелодии, прежде чем продолжить.

— Кловер Мудрый перевел эту балладу с какого-то малоизвестного и забытого старого диалекта на древний единорожий, а я перевела ее на язык отвратительных земных пони, который сегодня стал общеупотребительным. Нелегко было сохранить рифму и размер нетронутыми.

Палладия начала петь, ее голос был чуть громче хриплого шепота, но каждая нота элегической мелодии ложилась точно в тон.

Из первобытной пустоты

Первая явилась к нам.

И прежде, чем исчезнуть навсегда

Жизнь дала трём пони дарам.

Первый источником мощи стал

Меняя день и ночь.

Камень Небес, камень силы душ

В копытах у нас засиял.

Второй дарован для часа нужды

Когда ни магии нет, ни сил.

Камень Надежды, света души

Стойкостью нас одарил.

Третий же нам стабильность несет,

Спасая от хаоса лап.

Камень Баланса, гармонии дар

Несравненным всяк назовет.

Три великих бриллианта ярко горят -

Наши воля, символ и дар.

Реликвия пони — с ним каждый силен -

Адамантовый Трискелион.

— Этот стих — все, что сохранилось от «Баллады о трех», — добавила Палладия, опуская мандолину. — В песне говорится о Первой. Примордиале — на древнем единорожьем называемой Фюрстин, Фауст на старых языках земных или Протолого на пегасьем. Та, кто была в начале и, по преданию, будет в конце. Эти три Камня были ее даром нам — по крайней мере, так утверждает песня — но потом они каким-то образом разделились и потерялись. Действительно ли была Первая или нет, три бриллианта точно существуют. В этом Кловер и Платина были уверены.

— Тогда есть еще два бриллианта, каждый из которых сродни Камню Небес! — воскликнула Рарити. — Мои звезды! Где теперь эти недостающие Камни? Если их найдут не те пони или, что еще хуже, какое-нибудь чудовище вроде Дискорда, кризис может быть намного хуже, чем заговор Виндласс!

Рарити не добавила, что скорее всего уже сталкивалась с сущностью, создавшей Камень Небес и другие. Оно — она — дала Рарити силу восстановить Камень Небес. У нее были какие-то новые планы на мир? Было ли это сутью пророчества?

— Я не знаю, где покоятся остальные бриллианты, — ответила старая принцесса. — Никто не знает. Королевская семья единорогов, конечно, обладала Камнем Небес, но даже они не помнили, как и когда его получили. Цивилизации, одаренной всеми тремя, давно не существовало уже во времена Платины. Не сохранилось даже песен тех времен.

— Возможно, раз они действительно пропали, то бояться нечего, — предположила Рарити.

— Здесь есть чего бояться! — горячо возразила Палладия. — Ты станешь искать их, и когда тебе удастся снова собрать Камни вместе, их воссоединение предвестит конец света. Это пророчество — единственное и последнее пророчество принцессы Платины — открылось мне через Камень Небес, указав, где она его скрыла! Все пришло в движение. Завладев силой Камня Небес и победив Виндласс, ты доказала, что ничто, даже вся магия мира, не может это движение остановить.

— Я сделаю что? — спросила Рарити, шокировано глядя на Палладию.

— Это низко даже для тебя, мама! — воскликнул Блублад. — Это самая возмутительная, непристойная, жестокая и, безусловно, ложная вещь, которую ты когда-либо придумывала. Может быть мне и пришлось терпеть годы, когда ты манипулировала своей собственной семьей, но ты не станешь играть в эти игры с ней!

Принцесса Палладия поставила мандолину и встала. Не обращая внимания на Блублада, она спокойно подошла к высоким книжным полкам справа от Рарити. Старая единорожка подняла переднюю ногу и нажала на особенно толстый фолиант, после чего модельерше показалось, что весь замок загрохотал и затрясся. Книжные полки и каменная стена за ними уходили в пол, открывая скрытую ранее нишу.

— Что это? — спросил Блублад.

Рарити шагнула вперед, чтобы рассмотреть получше, и увидела, что альков заполнен свитками и разбросанными пергаментами, а также частями артефактов, о сути которых она даже не могла догадываться. В центре ниши возвышалась большая каменная плита, удерживаемая в вертикальном положении металлическими опорами, встроенными в пьедестал, на котором она покоилась. На поверхности камня был высечен простой рисунок, изношенный, но все еще отчетливо видимый спустя многие тысячелетия.

— Это он, не так ли? — чуть шепча спросила Рарити. Ее сердце колотилось так сильно, словно готовилось вырваться из груди. — Трискелион, о котором вы говорили?

— Да. Это единственное сохранившееся оригинальное изображение Адамантового Трискелиона, найденное в старом королевстве и перевезенное по приказу Кловера Мудрого во время Исхода.

— Это не то, что вы думаете, — прошептала Рарити.

— Это именно то, что я думаю. Я убедилась в истинности пророчества, как только ты ступила в эту комнату, и я увидела твою метку.

— Но там не моя метка, — слабо возразила Рарити. — Совсем не та. Видите ли, мои бриллианты расположены вертикально, а не симметрично, как эти. У меня не трискелион.

— Точное расположение не имеет значения, кобыла, — заявила Палладия. — Адамантовый Трискелион — просто символ. Нельзя отрицать, что ты носишь знак трех древних бриллиантов на своих боках, и нельзя отрицать, что ты — кобыла из пророчества. Я поделюсь им с тобою, — Палладия стояла перед пьедесталом и говорила отчетливо, словно давно выученное наизусть.

Три — теперь шесть, два и один

И миру конец настает.

Кобыла нас к судьбе приведет

Открыв из кристалла врата.

Встретив вечной ночи рассвет,

И игры безумного короля

Она корону и имя возьмет,

Не будучи мне родня.

Два, потом шесть, но первый — один,

Ее символ — трискелион.

Редкость, кристальный ключ,

Без солнца лучей древний град

Связь создаст, что излечит троих

И в вечность откроет врата.

— Кобыла — это ты! — указала Палладия. — Все в пророчестве кричит, что так оно и есть — об ином не может быть и речи! «Вечная ночь» относится к предсказанному возвращению темной принцессы. Безумный король — это Дискорд, побежденный тобой и твоими друзьями. Ты издевалась над принцессой Платиной на том гнусном плебейском зрелище, где надела ее корону! Само твое имя фигурирует в пророчестве, и я узнала, кто ты есть тогда, на приеме. Теперь, когда я вижу твою метку, это невозможно отрицать. Ты, кобыла, погубишь мир!

— Но это не моя метка, — выдавила Рарити. — Моя метка — не трискелион!

Она чувствовала, как какая-то сила сжимает ее тело, мешая дышать. Принцесса Платина не могла сделать предсказание о ней — и уж точно не такое! Тем не менее отрицать интерпретацию Палладией Найтмер Мун и Дискорда невозможно, а ведь была и праздничная постановка!

— Что это вообще значит? — пробормотала она. — Эти цифры — город — ключ. Я не понимаю.

— Они ничего не значат, — твердо заявил Блублад. — Ничего, кроме того, что моя мать сходит с ума от слабоумия. Нумерологическая чушь? Расплывчатые отсылки к магическим безделушкам и таинственным местам? Несколько узнаваемых моментов, разбросанных среди беспорядочной мешанины чепухи? Ты сама сказала — твоя метка полностью отличается от этого символа. И само присутствие существительного, которое совпадает с буквами твоего имени, не означает, что это пророчество имеет какое-то отношение к тебе.

— Цифры достаточно ясны, — возразила Палладия. — Она найдет каждый из бриллиантов и принесет конец света.

Блублад продолжил.

— Даже если отбросить на мгновение здравый смысл и реальность и предположить, что это пророчество — подлинное, то теперь, когда ты его знаешь, то уже не связана им. Ты никогда не уничтожишь мир, что бы это ни значило.

— Пророчества нельзя так легко обойти, — заявила его мать. — Чем больше ты изворачиваешься, чтобы увернуться от неизбежного, тем сильнее судьба будет добиваться, чтобы это произошло. Провал всех гнусных махинаций Виндласс доказал, что ничто не может его остановить. Эта кобыла принесет конец!

Седая единорожка повозилась с чем-то в нише и отступила в центр комнаты, когда полки поднялись и вновь скрыли альков. Затем Палладия вернулась к своему деревянному креслу, взяла мандолину и начала тихо играть.

Рарити стояла совершенно неподвижно, не в силах пошевелиться, пытаясь обработать эту новую и ужасную информацию. Наконец, она повернулась к Блубладу и тихо сказала:

— Я хочу уйти. Прочь. Куда угодно. Сейчас же, пожалуйста.

— Да, конечно, — поспешно ответил Блублад. — Я знаю одно местечко достаточно далеко отсюда.

— Хорошо.

— Можешь оставить его себе, — крикнула Палладия, когда Рарити и Блублад вышли из комнаты. — Он теперь из простонародья, не лучше тебя, кобыла. Делай с ним что хочешь. Все равно скоро это не будет иметь никакого значения.

Рарити поспешила вниз по каменной лестнице, не обернувшись ни разу.

Некоторое время два единорога шли молча по замку и через его территорию, пока наконец не вышли на узкую извилистую тропу, поднимавшуюся по склону горы за ним. Тропа выглядела неухоженной, если за ней вообще ухаживали, и по ней почти не ходили, но она была достаточно чистой, чтобы по ней мог подняться осторожный и уверенный пони. Блублад шел впереди, а Рарити оцепенело следовала за ним, подстраиваясь под шаг жеребца, но в остальном не обращая внимания на окружение. Ему дважды приходилось ловить ее телекинезом.

Когда они добрались до нужного места, Рарити все еще была так расстроена, что едва замечала что-то вокруг, и понятия не имела, где сейчас находится. Только когда Блублад поднял переднее копыто, чтобы нежно коснуться ее щеки, неожиданный контакт вернул ее обратно в реальность. Модельерша вздрогнула, и бывший принц поспешно отвел копыто.

— Прошу прощения, — произнес он.

— Нет, не нужно извинений, мне просто нужно время, чтобы собраться.

Рарити наконец осмотрелась. Она стояла на узком, поросшем травой уступе на краю обрыва, на половине высоты одного из менее внушительных пиков, окружающих вершину Королевской горы. Вдалеке виднелся Кантерлотский замок, выступавший из склона, а альпийский лес, окружавший замок Блублада, раскинулся под ней зеленым ковром. На среднем плане склоны гор занимал Кантерлот — его шпили блестели на солнце. В небе было видно с полдюжины больших дирижаблей, приближающихся и покидающих Небесный порт, и среди них парило множество меньших кораблей. Было слишком далеко, чтобы их увидеть, но Рарити знала, что в воздухе должны быть сотни пегасов. Для полета день был чудесен.

— Что это за место? — спросила она Блублада. — Оно прекрасно.

— Я приходил сюда, когда был моложе, когда хотел побыть один. Это было довольно часто, как можешь себе представить. Тут хорошо было наблюдать за дирижаблями и мечтать улететь навсегда.

— Знаешь, я могла бы с самого начала проявить к тебе больше участия, если бы заранее узнала твою мать. Несмотря на отвратительность манер, ты не омерзителен и не злобен.

— Не нужно извиняться, — ответил Блублад. Он подошел к краю, остановившись не дальше двух длин от него, и сел на траву. Рарити помедлила всего мгновение, желая иметь хоть какое-то покрывало, чтобы сохранить первозданную чистоту шкурки, но все же положила сумочку и села рядом с ним.

— Знаешь, — продолжил жеребец. — Это пророчество могло так же легко относиться и к Виндласс.

— Я не хочу об этом говорить, — сердито произнесла Рарити.

— Она планировала надеть корону и назвать себя королевой — титул, некогда носила Платина. Она захватила Камень Небес и с радостью взяла бы другие бриллианты, если бы знала о них и могла их найти, и вполне могла вызвать конец света, если бы ее не остановили. Подозреваю, что с ее гибелью пророчество теперь бессмысленно.

— Да, но ее меткой был флюгер, а не эти три дурацких бриллианта! — указала Рарити на свое правое бедро. — Теперь эти слова будут преследовать меня день и ночь — наверное, всегда. Что означают три, шесть, два и один? Во время Исхода было три драгоценных камня, три племени и три правителя. Сегодня есть две принцессы, но последнюю тысячу лет была одна. Есть шесть Носительниц Элементов и шесть Элементов Гармонии, и, вероятно, имеется еще сотня потенциальных значений, которые будут мучить меня перед сном. Где кристальные врата? Разве я та «редкость», о которой она говорила? Когда моя жизнь перестала быть моей собственной и оказалась частью какого-то предсказания, сделанного еще до рождения принцессы Селестии? Так не честно.

— Тебе следует выкинуть из головы все эти пророчества. Если в этом когда-то и имелась хоть какая-то правда, теперь, когда знаешь, ты можешь просто держаться подальше от любых загадочных магических драгоценностей, которые встречаются на твоем пути.

— Я несу ответственность за Элемент Щедрости, Блублад. Боюсь, что волшебные драгоценные камни будут частью моей жизни все ближайшее обозримое будущее. Теперь, когда известно, что у них есть некоторый интеллект, и их создало некое существо, становится интересно, не управлял ли кто-то еще курсом моей жизни все это время. Как я стала Носительницей Элемента? Как получилось, что я оказалась в нужном месте и в нужное время, чтобы установить связь с Камнем Небес? Есть ли у меня вообще хоть какая-то свобода воли, или я не более чем кукла, с которой понибудь может играть, разыгрывая уже написанную историю?

— Конечно, у тебя есть свобода воли. Ты построила себе жизнь, используя только свои ум, талант и самоотверженность. Ты вошла в высшие круги Кантерлота и теперь трижды национальная героиня. Как можно сомневаться, что это все стало возможным благодаря тебе же самой?

— У меня на боках бриллианты, — возразила Рарити. — У тебя — роза ветров компаса. Кто их туда поместил? Почему? Разве мы не заслуживаем объяснения этим знакам, которые украшают нас на протяжении всей нашей жизни и определяют наши таланты? Зачем создавать драгоценные камни, обладающие столь разрушительным потенциалом и отдавать их пони, которые станут использовать их во зло? Разве это игра? Разве мы фигурки для игры? Если так, то я не хочу играть или чтобы играли со мной.

— Ты важна и уникальна, — заметил Блублад. — Как гласит твое имя. Ты не какая-то фигурка.

— Пророчество, что бы оно ни значило, сбудется, — уныло произнесла Рарити. — Точно так же, как сбылось пророчество Найтмер Мун и вернулись Элементы — так было предсказано. Возможно, Виндласс была права, выступив против мира, в котором так много наших жизней и событий предопределено. Она верила, что сможет заменить метки и судьбу собственной безумной волей, что тоже не особо лучший выход, но, по крайней мере, она попыталась дать отпор. Конечно, она проиграла. Твоя мать была права — никто не может бороться с судьбой. Когда-то ход вещей был установлен и его нельзя изменить.

— Ты ошибаешься. Посмотри на меня. Мне суждено было совершить те же ошибки, что и моему отцу, и его отцу, и провести дни мои, погруженные в их безнадежные, бессмысленные мечты. Я был незрелым, тщеславным, жалким болваном. Поверила ли бы ты, что я могу изменить ход своей жизни? Но ты дала мне возможность сделать это.

Рарити почувствовала холодок от ветра, дующего со склона горы, и подсела ближе к Блубладу. Она позволила себе прислониться к нему и признала, что хорошо, когда есть кому ее поддержать.

— Метки и пророчества существуют, — продолжил Блублад. — Но это всего лишь части жизни, наполненные выбором, который нам остается сделать. Я мог бы быть исследователем или картографом, но вместо этого решил проектировать дирижабли. Со своими навыками ты могла бы стать геммологом, ювелиром или, возможно, даже охотником за сокровищами, но ты решила стать модельером, потому что это твоя страсть. Ты выбрала быть щедрой к тем, кто не заслуживает твоей щедрости, а я решил быть лучшим жеребцом.

Блублад на мгновение замер, и Рарити вдруг поняла, что жеребец лениво поглаживает ее гриву передним копытом. Он только начал это делать или делал это все время, пока говорил? Она не могла быть в этом уверена, но не пыталась его остановить.

— Жизнь на самом деле не что иное, как выборы — один за другим, — заключил Блублад.

— Даже если ты прав, как я могу доказать, что у меня есть свобода воли? — спросила Рарити, глядя на него снизу-вверх. — Невозможно быть уверенным, что любая мысль, любое действие — мои собственные, а не просто то, что предписано.

— Полагаю, что в таком случае ты должна просто поверить…

Блублад замолчал, когда Рарити закинула передние ноги ему на плечи и прижалась губами к его губам. Она вложила в пробный поцелуй всю страсть и энергию, на которые оказалась способна, и когда через несколько секунд прервала его, у обоих единорогов перехватило дыхание.

— Что это было? — задохнулся Блублад.

— Спонтанность, — ответила Рарити. — Свободная воля. Ни один разумный творец вселенной не ожидал чего-то настолько абсурдного, как то, что я поцелую тебя.

— Ах, верно. Хорошо. Истинное проявление свободы выражения, как оно есть. Но я думаю, впрочем, может быть, на секундочку...

Рарити снова поцеловала его, с еще большей пылкостью, чем раньше, позволив себе поддаться каждому капризу и преступному желанию, которые она подавляла. Блублад упал на траву, и она упала вместе с ним.

— На тебе, пророчество, — выдохнул Блублад, глядя на нее широко раскрытыми голубыми глазами.

— Я, например, отказываюсь верить, что кто-то мог предсказать такой поворот событий, — произнесла Рарити.

— В вопросе насолить таинственным силам — не могла бы ты рассмотреть возможность сделать это чем-то вроде бесконечно продолжающегося протеста? Например, забастовки против судьбы.

— Но тогда это в конце концов станет предсказуемым, — заметила белая пони, все еще прижимая жеребца к траве.

— Подозреваю, что смогу сделать это интересным, если постараюсь, — ответил Блублад. Он был достаточно близко, чтобы Рарити могла почувствовать тепло его дыхания на своем лице и тепло его тела, сливающееся с ее собственным. Это было прекрасно.

— Я построю тебе новый воздушный корабль, — сказал он. — И отправлю туда, куда ты захочешь. Или, может быть, оставлю пункт назначения в секрете в интересах спонтанности и случайности.

— Поехали в Понивилль, — предложила Рарити.

— Понивилль? — вопросительно посмотрел на нее Блублад.

— Да. Я хочу именно туда. Видишь ли, там прекрасный спа-салон, а у меня милый домик и бутик на первом его этаже.

— Ну, это не самое экзотическое место.

— Там еще моя кошка, — продолжила единорожка. — Она немного похожа на твою мать по темпераменту, хотя, по крайней мере, когти Опал иногда втягиваются. И моя семья тоже там — сестра и родители. Бывал когда-нибудь?

— Нет, вряд ли.

— Тогда давай сейчас. Ты теперь обычный пони, а я и без того обычная, простая кобыла, рожденная и выросшая в провинции — уж точно не из тех пони, о которых понибудь мог бы пророчествовать. А нас, простой народ, вряд ли можно назвать кантерлотскими пони, я права? По крайней мере, мы не всегда должны быть кантерлотскими пони. Прямо сейчас я предпочла бы не быть одной из них.

— Полагаю, можно съездить, — произнес Блублад.

Рарити тут же села.

— Замечательно! Как быстро мы сможем добраться до вокзала? Мне придется отправить Фэнси Пэнтсу записку с извинениями за столь внезапный отъезд из города, но я уверена, он поймет.

— Сейчас?

— Конечно. Кантерлот сейчас слишком полон больших вещей — таких, как судьба и древние магические драгоценные камни. Мы могли бы успеть на очень поздний ужин, если поймаем экспресс.

— А ты уверена, что не хочешь вернуться ко мне? — спросил Блублад, собираясь с силами. — Я знаю комнату на первом этаже, где затхлость воздуха сочетается с застоялостью, а сквозняки я считал частью очарования.

Рарити лишь мрачно посмотрела на него.

— Ладно. На вокзал.

Рарити приготовилась встать, но потом заметила, что солнце начинает садиться за Королевскую гору, а голубое небо уступает место ярко-красному, оранжевому и розовому, тянущемуся с горизонта. Было красиво.

— Может быть, мы сможем успеть на поздний вечерний поезд, — предложила она. — Я слышала, к нему добавили вагон-ресторан.

— Не так уж плохо, — произнес Блублад и осторожно притянул ее к себе. — Скажи честно. Если я пойду с тобой, уверена, что не окажешься разочарована, что я больше не аристократ и не принц?

— Я действительно надеялась найти себе принца, — признала Рарити. — И верно то, что ты больше не подходишь под требования.

— Я по-прежнему богат и знаменит, если это поможет.

— Мм, — задумчиво произнесла Рарити. — Немного.

— И неописуемо красив.

— Ммм...

— И ужасно умен, и… ай! — Блублад посмотрел вверх, где она легонько постучала его по рогу. — Удивлен, что ты позволила мне зайти так далеко.

Вместе два пони смотрели, как солнце садится за гору. Они могли использовать магию, чтобы осветить обратный путь, а вечерний поезд в Понивилль отправлялся только через два часа.

— Это… хорошо, — наконец сказала Рарити. — Вернуться домой будет хорошо. Мне нужно быть абсолютно уверенной, что я контролирую свои...

Она не заметила, как Блублад наклонился к ней, пока его губы не встретились с ее губами, но удивление не помешало ей закрыть глаза и всем сердцем посвятить себя поцелую. Это был чрезмерно страстный, нескоординированный поцелуй, но, тем не менее, он был восхитительным во всех отношениях.

— Что ж, полагаю, мне не нужно контролировать абсолютно каждый аспект своей жизни, — заметила Рарити после долгой паузы. — Знаешь, даже если нет свободы воли, даже если все это каким-то образом именно то, что должно случиться, сегодня вечером меня это не волнует. Сегодня вечером я позволю себе быть счастливой от того, что жива. Считаю, я это заслужила.

Она встала и стряхнула с шерстки несколько прилипших травинок, а затем еще раз быстро чмокнула Блублада в губы для верности.

— А теперь давай проверим про тот вагон-ресторан, хорошо?