Джиперс Криперс
Глава 9
Да-да, Найтмеры тоже пользуются Гугл-переводчиком! 888-)
Он уже почти тысячу лет не чувствовал себя целым. С тех самых пор, когда почти тысячу лет назад его выгрызли, в буквальном смысле повыкусывали из его носителя.
Его носительница была просто великолепна, объединяя в себе лучшие черты трёх основных народов её земель. Мощь и всесокрушительную силу "Земных", ураганную неотвратимость и создание наибездушнейшей прагматичной техники "Небесных" и буквально захлёстывающую своей гордыней да высокомерием чародейскую силу "Магических". Она была соткана из всего этого, как великолепный конструкт из высших магических энергий и филигранно подогнанных формул, но при этом — живая и настоящая! Она не умела пользоваться Злом и Яростью, которые в сотни раз увеличивали её мощь. Но тут он собирался исправить положение и, слившись с ней, даровать ей всемогущество. Даровать всемогущество себе.
До этого он проживал с братом в её старшей сестре, но едва старшая схватила ранее припрятанные шесть волшебных шевронов Эйвы и попыталась с их помощью убить младшую — он отделился от брата и перепрыгнул в младшую. Собрался прикрыть её от магии шевронов, но это не понадобилось: шевроны почему-то просто не подчинились той.
Почуяв его советы, но ещё не попав под его контроль, младшая выхватила шевроны у сестры и разрядила их в неё на всю доступную мощь. Конечно — будь он у руля, эта мощь расплескала бы противницу на атомарном уровне, а заодно расколола бы планетку до тех глубин, в которых таился портал в его родной Гвен Иппо. Но разрушающая совершенство доброта носительницы не дала развить нужную мощь и лишь зашвырнула родственницу-вражину на соседнюю планету вместе с его братом.
Считанные мгновения спустя он слился с носительницей воедино, начиная её великое возрождение, и вскоре она уже пылала гневом. Не фигурально, а буквально пылала жарче местного солнца. Теперь она видела, сколь была не права, оставив врага в живых, и что через тысячу лет придётся убить вернувшуюся из ссылки. Но видела и ранее скрытое: у старшей сестры были свои любимчики, свой народ. Похожие на пегасов ночные создания с кожистыми перепончатыми крыльями и вертикальными щелевидными зрачками. Те, кто любил её сестру и за одно это уже подлежал полному тотальному уничтожению. А если вспомнить, что при возвращении оной они все станут на её защиту — необходимость полной зачистки мира от них становилась ещё более очевидной.
Нагло назвавшись Рассветом* или Выходным Днём*, он, как истинный Выключатель* отправился выключать из реальности Ночной Народ.
Они ютились в пещерах, занимающих весь восток Макинтошевых Гор аж до непроходимых топей, посреди которых скрывалось лишь два озерца с более-менее чистой водой. Они "ютились", но любому сказали бы, что "жили", потому что другой жизни они и не знали. Некогда перенесённые Старшей сюда малолетние обитатели "Интерната Для Детей Пострадавших От Царствований Дискорда и Сомбры", они стали тремя расами Ночного Народа: Малвурфами, Фестралами и Сноходцами.
И сейчас Огненное Возмездие С Небес должно было превратить это "жили" в постоянную форму прошедшего времени, запекая их заживо внутри каменных пещер, входы в которые будут залиты расплавленной горной породой. Это вам не какой-нибудь вулкан-любитель, это яростное Кошмарное Солнце, лучшее из воплощений Найтмера! Совершеннейшее!
Он не успел заплавить входы, когда оттуда на него ринулись другие, четвёртые. Неизвестная раса, напоминающая каменный гибрид пони с жуками, безрогие, но крылатые. В шипастых боевых шлемах и каменных кристальных доспехах, они набросились на него. Первый же, откусивший кусочек от него, отпрыгнул, и в мгновение его доспех и доспехи всех остальных украсило рельефное изображение герба Гвен Иппо, герба Найтмеров.
С абсолютно несерьёзным боевым кличем "За Куколку!"* они наскакивали на пылающее тело и откусывали по кусочку от него... Не от тела. От Найтмера. Словно рой параспрайтов или стая грифонов. И тогда носительница проявила свою ярость и в безумном приступе мощи раскалила и зашвырнула нападающих за Макинтошевы Горы в холодные болотные трясины.
И с тех пор он лежал в болоте, растерзанный этими мелкими агрессорами на кусочки. И не погибни они при страшном жаре и диком переохлаждении — давно бы переварился в их желудках. В буквальном смысле — каменных желудках.
Сил не было совершенно. Слабенькой, еле заметной глазами смертных дымкой, ему удавалось покинуть свои болотные тюрьмы раз в двадцать три года. И тогда он искал жертву и с удовольствием её пожирал. Безглазый, безрогий и безкрылый, он старался откусить от жертв именно то, чего ему не хватало, и оно отрастало у него вновь. Жаль — только на три дня, а затем его развоплощало и втягивало в статуи обратно, и он терял всё, что приобрёл. И так до следующей охоты через двадцать три года...
Но в этот раз ему повезло: он почувствовал, что узилище отпустило его на месяц раньше. Отпустило, когда кто-то украл из этого мира шеврон Сорсери — Колдовства, Магии.
И пока Вечная Гармония боролась с Предначальным Хаосом, ему удалось выбраться и полноценно объединиться. Сперва он заглотил какого-то бедолагу-травника, чтобы отрастить себе ногу вместо отрубленной в прошлый свой визит в мир. От него же хотел взять и глаза, но бельмастые старческие гляделки с катарактой его не впечатлили. А вот глаза и рог престарелого археолога, который после этого сам пошёл на древности, подошли более чем. Как и способность сканировать местность и разыскивать очень далёкие, но нужные предметы по самым крохотным признакам и приметам, словно собака по запаху. Жаль, что сразу не зашёл в его дом забрать парочку полезных древних артефактов, которые тот хранил у себя. А всё из-за этого пегаса-инвалида, что припёрся в болотное логово и чуть не подарил Найтмеру неполноценные крылья, которые превратили бы его в посмешище и лишили бы полноценного статуса! Ну ничего, этот негодяй ещё познает, что такое Вечные Муки! А вот дом сожранного единорога за это время кто-то взломал, если можно считать взломом полный вынос фасада, и артефакты упёр, оставив вместо них пару синих собачьих шерстин.
В поисках украденного он своими новыми силами просканировал как ближайшие, так и отдалённые земли, и был приятно удивлён и огорчён одновременно. Носительница и поныне была жива-здоровёхонька, не сгинула в той страшной битве, и крохотный его кусочек по-прежнему обитал в ней, но такой махонький и слабенький, что не обладал своим разумом и был скорее одной из побочных черт её характера. Без посторонней помощи такой в Огненную её не превратит...
Другой кусочек, уцелевший и не слившийся с ним, нашёлся на юге, за Пустыней Сухих Костей, и тоже не желал возвращаться в Найтмера. Он растёкся, размазался в местном городишке, слившись с почвой, с дорогами, с домами, едой, воздухом и даже местными жителями. То ли весь Кладжтаун стал им, то ли он — Кладжтауном, даровав его обитателям рабовладение и бесстыжесть, а ещё — новейшие технологии и боевые дирижабли. Очевидно — это был кусочек его пегасьей сути.
А вот синешёрстного похитителя артефактов за это время не только самого обобрали, но ещё и жилища лишили. Мстить такому неудачнику — себя не уважать...
...За другим единорогом, местным служителем закона, Выключатель (да, ему понравилось это имя: Брейкер) гонялся из принципа, потому что тот не только многократно лазил в его Логово, но ещё и украл из оного целых три узилища. А к девчонке в трактир решил наведаться тоже из принципа, чтобы забрать у неё его собственную ногу, утерянную двадцать три года назад.
Кто же знал, что его собственное авто атакует его, пробив ему голову от виска до виска, забив какую-то хрень в затылок и изрезав практически всё тело! А за это время проклятый законник украл из его залитого болотной водой Логова припрятанный ремкомплект в виде останков недоеденного археолога-единорога.
Гоняя вора по болотам, он внезапно выскочил к собственному Логову и увидел там ЕЁ. Прекраснейшую мечту! Видящие насквозь глаза! Чудесные крылья! Совершеннейшей формы рог! Магия, густо замешанная на Любви и чарующем изобретении!
Он радостно улыбнулся, отшвырнув недостойного внимания законника, и бросился к созданию своей мечты! Ирония судьбы — та, чей народ лишил его целостности, теперь не только восстановит его целостность, но и наделит его новыми, недоступными в его Мире способностями! И пусть она атакует его, пусть злится и ярится — от этого она станет ещё вкуснее!
А после этого — одним всплеском магии отправить Щедрость на луну в найтмер-ипостаси, взмахом крыла, вбросом в прошлое поддержать изобретателя Рэйнбоу Нимнула, и тогда в настоящем Погодная Фабрика превратится в прекрасную Фабрику Радуги под управлением Верности, и одним копытом земномагии обучить Смех новым кулинарным изыскам. Затем, оценив свои труды, вернуться в Колодец Теней в Храме Теней и гадить оттуда помаленьку, вытягивая из Миров Мрака трёх недостающих мрачников, проживающих в Гвен Иппо. А когда их здесь станет шестеро, и каждый построит себе по жилищу — тогда даже Хаос не посмеет возразить и изгнать их, и Бродяга вновь вернётся в состав действующего флота Мрака, как в древние времена.
— Это какой-то дом клоунов! — с напускной сердитостью Высокий вглядывался в Берта. — Я собираюсь пудрить почтенную тушку и начинать справлять Обряды перехода, когда гляжу — а его природа зверя прёт от него аж за версту! Что, покатался на старике?
— Покатался, — невозмутимо ответил лежащий перед ним. — И что?
— И то! — изобразил гневный взор Белый Понь. — Брысь с лежанки, молодёжь! Никакого уважения к старости!
Берт втянул в себя казавшийся костяным и металлическим боевой диск, тем же плавным движением затянул рану и небрежно спрыгнул на пол.
— Это кто ж тут старик? Может, посчитаем? Мы жили на этой планетке задолго до прибытия сюда Творцов вообще и нашей Правительницы в частности. А ты когда на Чайна Гроув родился? В девятнадцатом или двадцатом, Джебодайя?
— В девятнадцатом. За три столения до создания Вашей планетки...
— За три столетия до того, как Кью нашёл нашу блуждающую планету и присобачил к ней более-менее сносную систему из солнца и планет.
— Мне нравится старое прозвание вашей планеты: Бродяга. Заражённая и сражённая рукотворным Найтмером, она бы так и опустошилась, если б вы её не спасли. Да. Но именно ты — родился уже после прихода Трёх Творцов, при Повелительнице, так что я не ошибаюсь, когда говорю тебе "молодёжь". Не мальчик, как тот Пророк Смерти, да, но и в ровесники мне не годишься. Через десяток тысячелетий наша разница в возрасте станет несущественной, да... Но ты столько не проживёшь. На мою беду я бессмертен и вскоре потеряю такого приятного собеседника, не пройдёт и трёх тысяч лет... Эй, а что это ты делаешь?!
Берт невозмутимо перестал обнюхивать Высокого и, поднеся копытом поближе к носу полу его пиджака, принюхался теперь к одежде. Посмотрел на по-настоящему офигевшего от происходщего собеседника и проконстатировал:
— Так и думал, либо всепони врут, либо их обоняние и вправду несовершенно: все, общавшиеся с тобой, в один голос твердят, что ты ничем не пахнешь. Абсолютно ничем. Ни ты, ни твоя одежда. Они что, не в силах ощутить этот восхитительный букет ароматов?! Или притворяются?
— Не в силах, — согласился Высокий. — Когда-то я заглянул в "Пряное Яблоко", есть такое заведение в Кантерлоте, чтобы утилизировать дона Гапоне, так вот, тамошний мой знакомец Понифаций хорошую песню с приятелями пел о запахах поняш:
Пахнет Луна, словно призрачный свет,
Выпить готовясь!
А у Селестии запаха нет,
Зато есть совесть!
Берт улыбнулся, затем предположил:
— Ты пахнешь Вечностью?
— Именно, — согласился Белый Понь. — И только вечные, бессмертные и долгоживущие могут его учуять...
— А есть разница между бессмертием и вечностью?
Высокий негромко выдохнул:
— Бессмертные — значит, неспособные умереть своей смертью. А вот с чужой помощью — элементарно! Вечная же — это просто не способная умереть. И точка.
Удары сыпались один за другим, но тварь была значительно сильней, и почти мгновенно заращивала на себе каждый порез, каждую рану. А её магия, уходящая на атаки, иссякала, таяла с каждой секундой. Ещё немного — и она потеряет свою маскировку, просто не останется сил её поддерживать.
Ирония судьбы: один из тех, кто подарил ей личность и свободу мышления, теперь убивал её, чтобы проглотить и ассимилировать в себе.
Когда-то, ещё в стародавние времена, она была лишь частью, одним из тел единого существа по имени Номмо. Невозможно было правильно ответить на вопрос: номмо — это личность или народ? Коллективный разум, единство во всех телах, и каждый — его глаза, уши и прочие способы ощущать мир вокруг. Нельзя убить одно из тел номмо так, чтобы остальные не заметили бы этого и не покарали убийцу. Номмо был не уникален — фейери-драконы Рокласа тоже коллективные разумы, стаи-особи ровно в тысячу тел каждый. И среди них был даже свой принц, который, разумеется, тоже был тысячей. Но дело не в них. Нельзя убить одно из тел номмо незаметно, но можно заразить. Мраком.
Ощутив на себе лёгкое касание этой силы, этого Эталона, она обрела гордыню и тщеславие. А желание стать самой известной и особенной пробудило в ней личность. Всё ещё пользуясь плодами коллективной памяти и коллективного сознания, она смогла сама ставить себе цели и сама их решать.
Представитель расы Творцов, гордо носящий в качестве имени плюковское ругательство, застал её на Вольтане, третьей планете звезды Эпсилон созвездия Эридана, когда она завершила лучшее своё изобретение: кристаллическую Машину Телопревращений, которую, ни разу не обнаруживая в толковых словарях слово "скромность", назвала своим именем, чтобы сберечь память о себе в веках... Едва услышав его предложение стать одним из троих Творцов совершенно нового Мира, она не колебалась ни секунды.
Вместе с нею в новый создаваемый мир Первый Творец привёл ещё одного, и тоже заражённого Мраком. Впрочем, если у неё Мрак лишь пробудил личность, позволил, чтобы проявились черты индивидуалистки, что вообще-то считалось для номмо невозможным: коллективный разум, как-никак, то у Второго Творца он со временем подменил его личность собою.
Итак, Первый стал курировать созданные им народы и цивилизации, Второй оттяпал себе нехилое королевство на севере, благо, на получившейся планете север вышел с тёплым прекрасным климатом... Её же коснулась беда: в тех далях, где сотворялась новая планетарная система, она не могла дотянуться до остального своего народа. Не будь она инфицирована Мраком — наверняка сошла бы с ума, ведь такая потеря — словно у вас выдрали большую часть мозга. Безвозвратно. Но тогда Мрак позволил разозлиться настолько, что потеря огорчила, но не убила её.
И вот теперь тот же завезённый извне Мрак, предпочитающий в этом мире именоваться Найтмером, собирался слопать её, чтобы овладеть её крыльями, рогом и умением боевого применения энергии чистой любви! А может — и секретом технологии телопревращений заодно.
Она усмехнулась улыбкой слегка рассерженного Логана: пока она дерётся с тварью, её запас любви неумолимо расходуется, и скоро Болотному Монстру не достанется ни грана того, что она применяет в бою. Одна лишь ненависть, а её в Пони-Тени и так полно: он весь состоит из неё!
Удар, ещё удар — и силы иссякли, аликорночка из Кристальной Империи исчезла, подёрнувшись рябью и открывая строгую чёрную боевую машину, покрытую совершеннейшим кристальным панцирем с отверстиями системы охлаждения, который невежды считали дырявым хитиновым. Кусая, царапая и надрезая рогом, пригодным и для животворящей магии, и для рубящего боя, и для открывания пивных бутылок на празднике, она вновь старалась нанести побольше ран врагу, оттягивая неизбежное. Но вот Тень изловчился и, вновь выпуская из копыт боевые когти, вцепился в неё и вжал в болото, наваливаясь всем своим весом, чтобы трепыхающаяся жертва не смогла бы вырваться, пока он переведёт дыхание и приступит к трапезе.
Она уже не в первый раз притворялась розовой Принцессой Еды. И не в первый раз теряла этот облик. Но в прошлый раз она потеряла этот облик не потому, что у неё кончилась энергия и сила, а потому, что это было частью её гениального плана.
Иногда даже королеве хочется стабильности и покоя. А чтобы было время хорошо отдохнуть — сперва надо напряжённо поработать. Чтобы кормить своих многочисленных детей — богатая мать идёт покупать огромное количество продуктов, а мудрая мать занимается на кухне консервацией. Особенно когда дети любят то, что ни за какие деньги в мире не купишь.
Свой второй Рой, созданный по образу и подобию первого, погибшего столь трагично, хотя и величественно, она сызмальства приучила не тянуть в рот всякую гадость, чтобы не травились всякими враждами, ссорами и прочими негативными эмоциями. В конце концов самое питательное и самое долгосохраняемое чувство — это ЛЮБОВЬ. И новый Рой изначально был переведён на питание любовью.
Пока их было мало — им хватало любви, которую дарила она. Но как прокормить растущий рой? Заставить и других полюбить её народ! Это ж так просто! Пусть станут теми, кого не могут не любить! Придётся строить ещё машину телопревращений, и каждому своему ребёнку давать внешность кого-то, уже любимого в мире пони. Но будет ли такая любовь вечной? Или время от времени каждому придётся вновь заряжать трилюминарий и с ним торчать целую неделю в кризалисе, преображаясь в новый объект любви? Конечно, неделя — не месяц, как в первом кризалисе, оставленном в недрах Вольтана, но тоже немало времени...
Стоп! Тут вам не Вольтан! На Эквусе есть не только технологии, но и магия! Если взять кристаллов в королевстве Сомбры и доработать их, доведя до ума — они смогут срастись на её детишках, превращаясь в лёгкие, как хитин, персональные переносные кризалисы (да, новые Машины Телопревращений она снова назвала своим именем), более быстродействующие, компактные и настраиваемые силой мысли их носителей. И себе соорудить аналогичный, разумеется! А то какая же это мама и Королева, которая заставляет детей выполнять за неё всю работу?!
Фанатея от одной старой книги с Терры, в которой творец технологий попадает в мир магии, она оценила сходство вымышленной истории с присходящим с нею и её детьми, и переименовала свой второй, а сейчас единственный Рой в чейнджлингов окончательно и бесповоротно.
Чем дальше, тем больше в мире пони становилось любви, а ненависть и злоба исчезали без следа. Но даже так собирать урожай любви было непросто.
И тут появилась новая аликорночка. Если, разумеется, считать новым хорошо забытое старое. Дочь свергнутой Сомброй правительницы древней Кристальной Империи, Сомброй же и то ли проклятая, то ли благословенная: вогнанная в стазис и потому "флеширующая" — перерождающаяся после каждой своей смерти вновь и вновь, причём каждый раз кем-то из трёх основных рас. В этот раз она появилась на свет пегасочкой, и в этом же виде смогла одолеть злую чародейку, пустотницу осознанного уровня и повелительницу кристаллов Призмию, успевшую объединить Девять Злых в свой Амулет, усиленный душой Тёмной Форс и распространяющий вокруг уныние, зависть и необоримое зло. Ми Аморе Каденса, милая няшка-поняшка, заполнила пустоту ведьмы Любовью. Ведь Пустоту нельзя уничтожить, её можно лишь заполнить. Любовью!
Решив вначале уничтожить дерзкую, не поддающуюся злу пегаску, Призмия попыталась убить её раз и навсегда, и своим заклятием успела сломать то, что ей казалось самой сущностью этой малышки. На беду чародейки, это оказался механизм стазиса, мешавший Каденс вернуть себе аликорний облик. Так что победа над Призмией, прибытие на место разборок Селестии и перевоплощение "пегаски" в аликорна слились воедино, породив ту самую легенду об аликорнизации достойной.
Кризалис немало позабавило, что кьютимарка вернувшейся из небытия аликорницы была трактована как "Любовь", хотя изображённое на ней Кристальное Сердце просто орало: Это Законная Повелительница Кристальной Империи!!! Впрочем, Любви у Каденс хватало на всех и ещё много-много оставалось в запасе.
Эту-то Любовь и решила заполучить Кризалис для своих чейнджлингов.
Из-за этого и произошли все события, о которых всепони говорят как о Свадьбе в Кантерлоте, считая это грандиознейшим поражением "хитиновой королевы" и даже не задумываясь, что там случилось на самом деле.
А ведь всё было просто и гениально. Чтобы получить максимум — надо было не вытягивать из аликорницы любовь насильно, а заставить её поделиться добровольно, ещё и стараясь дать побольше, побольше.
Сперва Кризалис действительно похитила настоящую Каденс и спрятала её в пещерах под Замком. Был риск, что розовая аликорночка выберется оттуда слишком рано, из проходов, известных не только Принцессам, но даже рядовым стражникам и гвардейцам. Поэтому троица чейнджлингов, прикинувшись камнями, наблюдала у выхода, чтобы вовремя сообщить Королеве.
Сама же повелительница Роя, появляясь среди вояк то в одном, то в другом облике, нашёптывала, словно Карпиха, о приближающейся угрозе, пока слухи не донеслись до Селестии. И Солнечная Пони, поверив или решив перестраховаться, попросила Шайнинг Армора поставить стационарный щит вокруг Кантерлота, способный выдержать даже армаду грифонов, подкреплённых разноцветными звеньями бризи.
Щит благополучно жрал энергию великого воина, а притворяющаяся его невестой Кризалис ускоряла этот процесс, довытягивая остатки сил под видом борьбы с мигренью.
Увы — Королева переоценила умственные способности Принцессы Еды, или недооценила её топологический кретинизм: розовая блуждала в лабиринте пещер, заплутала, забилась в очередной уголок и там наслаждалась своей меланхолией.
Пришлось подтолкнуть Селестию на несколько решений. Пригласить на свадьбу Каденс и Шайнинга младшую сестру жениха с подружками, поручить именно им готовить всё к церемонии, и просить Шайнинга ни на секунду не снимать охранный щит над столицей.
После чего, разыграв опасение разоблачения, Кризалис отослала умную единорожку прямиком к настоящей Каденс, искренне надеясь, что та поможет мелкой Принцессе и своей бывшей няне вовремя выбраться и добежать до тронного зала. А то ещё, не дай валар, Селестия обвенчает Королеву с этим солдафоном и — прощай свобода!
Три "камня" превратились в "подружек невесты", демонстративно закрывая собою правильный выход из пещер, а то вдруг "пленницы" и с выходом ошибутся, и радостно кинулись за букетом, давая аликорне и единорожке пройти.
Еле успели! Кризалис, изобразив смятение от "разоблачения", приняла свой естественный облик, понесла двухактовую несусветную ахинею, достойную опереточного злодея и даже с сопроводительной арией, пока её чейнджлинги, доломав ослабленный щит, принялись пугать поняш на улицах города. Этому шоу чуть было не помешала Тия, но вовремя сказанное шёпотом "Сейчас, Принцесса!" исправило положение.
Если честно, пожилая и мудрая Кризалис была уверена, что очевидность её плана настолько велика, что он сорвётся, потому что задуманное оценят все.
Увы — пони приняли всё за чистую монету. Но как? Как?! Как можно поверить, что она желает поработить, угнетать пони, чтоб те дарили ей свою любовь?! Это ж каким сумасшедшим надо быть! А поверить, что она желает сесть на трон этой страны и управлять этими "гениями"?! Может, ещё и солнце с луной ежедневно таскать за Тию и Луну на потеху публике?!
Но ведь поверили!!!
И потому, спасая своих подданных "от страшных чудовищных поработителей", Каденс ринулась к своему будущему супругу. Ну — как "кинулась". Так бы и стояла истуканом, не пытаясь вырваться из омолаживающей слизи, если б лавандовая сестричка жениха не освободила её, пока Королева в наглую отвернулась от них к окну, продолжая петь откровенную чушь, позаимствованную из цитатника откровенно свихнувшегося напоследок Сомбры, и делая вид, что ничего не замечает.
И вот наконец-то — долгожданный миг! Капитан Гвардии, могущий вновь поставить могучий волшебный щит, но совершенно обезмаженный. И его невеста, полная вкуснейшей магии, которой хватит на века при разумном использовании, и накачивающая будущего супруга именно Любовью, единственной доступной ей энергией.
Получившийся в результате этого щит даже выгнулся сперва в виде гигантского сердца, и отшвырнул вдаль от поняшьей столицы Королеву и ту крохотную часть Роя, которые внаглую засветились, и на которых и был направлен этот удар. Они спешно эвакуировались, благодаря Шайнинга за приданное ускорение, делающее их недосягаемыми для возможных преследователей-пегасов из гвардии. Тем временем тысячи инфильтраторов с удовольствием наблюдали, как заполняются доверху аккумуляторы Любви, не так давно изобретённые их Королевой и размещённые буквально везде: на стенах домов, на крыше и даже среди камней вокруг стольного Кантерлота.
Это был триумф.
Это была величайшая победа!
Теперь энергии хватит всему улью не меньше, чем на половину тысячелетия, даже с учётом прироста его населения.
И теперь, прижатая когтями и прекрасно осознающая, что через считанные мгновения прекратит своё существование, Кризалис была спокойна: её детям не грозит голод ещё долгие века.
Хотя жаль, что добавить новый постоянный источник подпитки любовью ей не удалось. По рассказам Берта она решила, что на болотах завелось что-то типа Химеры или мясоеда-скриптоманта, и потому победа над "страшным и жутким" казалась лёгкой и не особо затратной, а постоянная любовь жителей городка, который она спасёт от болотной нечисти, станет перманентным потоком любви, переправляемой через Великую Освободительницу в её Улей.
Кто же знал, что это полноценный Найтмер, и у неё банально не хватит сил, чтобы одолеть того, кого весь её первый Рой убивал — да так и не убил, получается.
И вдруг... Вдруг у неё вновь появились силы! Она поднялась на ноги, отшвырнув злую когтистую лапу и, не обращая внимание на боль от порезов, принялась превращаться.
Она так привыкла заботиться о Рое, спасать его от голода и напастей, что давно уже воспринимала это как односторонний процесс, от неё к ним. И вдруг осознала, что это явление двухстороннее, и теперь уже Рой заботится о своей Королеве, спасает её.
Она приняла свой давний, изначальный образ — стройная красноглазая девушка, покрытая зелёной чешуёй. Хлестнула длинным змееподобным хвостом по глазам удивлённому Найтмеру, прыгнула на Теня, вцепившись когтями на ногах и верхней паре рук, а средней парой конечностей принялась отчаянно мотать, выдирая клочья из чудовища и стараясь добраться до его сердца, мозга или хоть какого-то важного его жизненного органа.
Рой делился с ней всей своей Любовью, и она просто не могла обмануть их ожиданий. Она обязана была победить! Во имя Роя! Во имя Жизни! Во имя Любви!
Во имя жизни. Он просто обязан был победить. Обязан добраться. Он шёл по ночам, потому что стеснялся своей наготы. Конечно, пони и так далеко не всегда носили одежду, но его степень наготы смутила бы даже самого раскованого из них. Не каждый день увидишь пони совершенно без шкуры и даже без мышц...
Он шёл по ночам, и его скелет ярко блестел в свете луны, так и не потускнев за все эти годы. Давно, с самого своего рождения он не чувствовал себя таким лёгким и таким ловким. И да, теперь он помнил, что родился с двумя крыльями, а одно из них потерял, перемещаясь во времени. Только сфера переброса могла так отсечь колтановые кости, словно раскалённая бритва — подтаявшее сливочное масло. И он сам переписал себе память, сменив производственную травму на инвалидность с рождения и дописав себе детство и юность. Зато верил в это искренне, как и во многое другое, прописанное в саморазвивающейся программе.
Но сейчас ему было не до работы под прикрытием, не до почти завершённого расследования. Происходило из ряда вон выходящее, и приоритеты менялись перед новой, точнее — очень старой угрозой.
Он вошёл в неприметную на первый взгляд пещеру в Вечносвободном. Но это было не крохотное углубление для барсука или медведя. Это было начало подземного лабиринта, полуразрушенного одной нахалкой, пришедшей сюда за забытой отвёрткой... Это был его дом.
— Впервые вижу собрата, решившего стать нудистом, — обратился к нему охристо-бежевый единорог в грифоньей жилетке, сверкнув кьютимаркой-осциллографом.
— Некогда имитировать шутки, Хорс, — прервал его колтановый скелето-пегас. — Передай Дискординатору: агент Минкси-Механик прервал работу под прикрытием и, продублировав свою базу памяти в накопителях своего дома, прибыл доложить: код чёрно-багровый, код чёрно-багровый, в окрестностях города Криперса самособрался и активировался полноценный Найтмер. Требуется срочное вмешательство. Корректирующее дополнение — передать Первоисточнику: в отмеченной точке времени активировать проект "Башни и Мосты". Коррекция внесена Третьей. Поправка: коррекция будет внесена Третьей завтра относительно текущего момента передачи информации.
Берт оторвался от созерцания то ли экрана, то ли куска пространства, зависшего между двумя вибрирующими столбиками, и повернулся к Высокому:
— Я должен рассказать Правительнице о её завтрашнем решении. Поможешь?
— Сперва ей надо пережить сегодня...
Кризалис была уверена, что Найтмер несказанно удивится, когда вместо пониобразного инсектоида на него набросится полноценный боевой дрон-номмо, страшное сочетание ящера и гуманоида. Люди — одна из страшнейших и жестоких рас во Вселенной, но даже они испытывали ужас перед номмо, то считая их змеелюдами, верными воинами какого-то там Сета, то называя рептилоидами, Тайным Правительством Земли. И это при том, что ни маскироваться, ни превращаться в те времена не умел ещё ни один номмо.
И Пони-Тень был действительно удивлён и шокирован настолько, что даже не пытался отцепить от себя этот яростный клубок зубов и когтей. Шокирован, как тогда, тысячу лет назад, когда вместо ожидаемых им безобидных Детей Ночи из пещеры на него ринулись хорошо экипированные Обжоры — её Первый Рой. Обжорами она прозвала их, когда встреченные ею милые мягкие и аморфные существа выгрызли из неё весь Мрак, так и не успевший ни сменить ей личность, ни подчинить её себе, а затем сходили оным чудовищем по ветру, предварительно переварив съеденное. Эти-то милашки и стали её Роем, не просто заменив ей утраченных сородичей-номмо, а ещё и сделав её своей Правительницей.
Как выяснилось позже — не всё съеденное ими тогда переварилось, и потом оставшиеся объедки и последний кусочек, прятавшийся в ней, сбежали, кое-как слепились воедино, образовав жалкое подобие того Мрачника, которого она завезла в этот мир в себе, и долгое время этот недонайтмер прятался в окрестностях, убегая от гоняющихся за таким деликатесом Обжор и в свою очередь пытаясь поглотить хоть какого-нибудь поня, хоть самого худосочного, лишь бы одержимого какой-то негативной эмоцией, за что Обжоры с лёгкого копыта Кризалис сперва обозвали это недоразумение Бражником, затем Акумой, а после и вообще сократили до Аку. Побегал-побегал от Обжор Аку, попрятался-поскрывался, а затем и вообще переместился куда-то в сопредельное измерение, чтобы не попадаться на глаза ни ей, ни Скрю, ни первой супергеройской шестёрке этого мира.
Жизнь постепенно налаживалась, но близнецы-найтмеры, приехавшие на Эквус в Сомбре, испортили всё, как и полагается порядочному мрачнику. Сперва изменили психокарту своего главного носителя, благо, злая выходка шута Рубилогриса, лишившего короля его кьютимарки, выбила того из колеи и привела в бешенство и неконтролируемую ярость, а когда тандем Великих Принцесс прибыл в его Империю и настучал ему по мозгам — перебрались в старшую из Принцесс, а позднее тот из близнецов, что постарше, перебрался в младшую, пока та изгоняла ночную на спутник имени неё. Не спасла лунную аликорницу даже попытка её дочери, пожертвовавшей ради мамы своей памятью, а заодно омолодившая синегривую на несколько десятков лет. Но — год назад эта затяжная проблема рассосалась благодаря новой супергеройской шестёрке. А вот проблему с внезапно ставшей старшей из сестёр пришлось решать ей и Обжорам.
Хорошо, что у Кризалис оставались тогда права админа на управление Машинами Вольтана, и она переслала себе же в прошлое сигнал через Машину Времени. Так что к тому страшному моменту, когда Солнечная Пони вдруг обратилась в Дейбрейкер, вся подготовка была завершена. Пещерные земнопони, именовавшие себя малвурфами, были переселены в окрестности её улья и даже упросили её трансформировать их в кротоподобную расу, чтобы и копать новые жилища было удобнее, и Найтмер Селестия не опознала бы в них поняш... Фестралов, пещерных пегасов, переселили в возникший ещё ранее как по щелчку пальцев дивный город, раскинувшийся на летающих островах высоко в небе. Город, где башен больше, чем домов, а хрустальных мостов между башнями больше, чем башен. Хрустальный город тысячи мостов на сотне парящих островов, скрытых перламутровым туманом. Город с видами на парящие скалы. Город, где небо темно даже днём, а солнце светит одновременно со звёздами. Город, где есть у фестралов и еда, и бытовая магия, и звёздный огонь для обогрева... Старспайр. Город, ставший фестралам новым домом. Владеющие же магией Снов пещерные единороги-сноходцы были расселены по всем окраинам Эквестрии, от Нипонии до Земель Драконов и благополучно затерялись среди своих обычных сородичей. Поговаривают, одна из них даже стала ученицей лучшего мага древности, чародея по имени Комета, хотя на древнем языке его имя звучало громоздко и вычурно: Звезда Со Взвихренной Бородой. А девочку-ученицу звали то ли Тёмные Начала, то ли Сумеречные Начала...
А ещё, имея в запасе время благодаря предупреждению, Кризалис успела построить несколько кристаллических кризалисов, в которых преобразила мягкотелых Обжор в кремнийорганических, чтобы выдержали чудовищную температуру, которая будет исходить от омрачившейся Селестии. Снабдила преображённый Рой кристальными шлемами и нагрудниками магической защиты, и разместила свой народ в освободившиеся от Детей Ночи пещеры. Не на боевых постах остались лишь двое — самый старший и самый младший. Младшего не взяли на войну, потому что он был ещё несовершеннолетним. Его даже в каменного не преобразовали. А Старший, приняв вид каменной рептилии, приглядывал за молодым ростком Эйвы, который Скрю привезла из соседнего мира, а заодно должен был подать сигнал, когда пылающая Дейбрейкер вылетит из Замка Сестёр, чтобы убивать Ночных.
Битва началась строго по плану. Было понятно, что убивать саму Селестию нет никакого резона: не она собиралась сейчас совершить геноцид, а овладевший ею Найтмер. Значит — Обжорам предстояло повторить то, что они уже благополучно проделывали с самой Кризалис: освободить её от злодея.
Первыми кинулись на пылающую, словно свалившеся с небес солнце, аликорницу воины под предводительством старшего брата оставшегося в тылу малыша. Их задача была самой сложной. Повыгрызать земнопонячью сущность чудовища. Конечно, единорожье чародейство и пегасья магия тоже могут доставить неприятности, но против них какая-никакая защита у трансформировавшихся Обжор имелась, да и доспехи помогали рассеять вражеские атаки. А вот от сплющивающего удара пылающим огненным копытом в лоб никакая магия не спасёт! Поэтому земнопонячья сила Найтмера была мишенью номер один.
Камень горного плато таял, как лёд на солнцепёке, от ярости найтмер-аликорницы, когда налетевший отряд принялся выгрызать злодея из солнцекрупой. Боль, испытываемую от атаки, Найтмер передал своей Носительнице, и та моментально ответила: самые первые из Пожирателей Мрака попали под удар обезумевшей Солнцекрупой и были переброшены раскалёнными через горы в сторону на восток-северо-восток, где и упали в трясину болот чуть южнее второй промоины. Умирая в полёте, они теряли свою защиту, их тонкие изящные крылья испарялись, а хвосты, напоминающие крыло стрекозы, сплавливались в подобие понячьих. Изнутри их жгло непереваренным ещё Мраком, а снаружи их плавил жар безумного и безжалостного Яростного Солнца. Их мордашки искажались в криках боли — да такими и остались навеки, мгновенно охладившись в болотной жиже.
Хотя — одно дело умирающие ещё успели сделать: насколько могли изогнули сплавляющиеся конечности, принимая вид букв алфавита Правительницы и даруя ей подсказку... Но это Кризалис увидела и поняла лишь тысячу лет спустя.
Вторая волна накинулась на пегасью сущность Найтмера, а на подходе была уже и третья, что покончит с мрачной магией обитателя Гвен Иппо. Дважды ещё ярилась одержимая Селестия, расплёскивая жидкий камень вокруг, и посреди Макинтошевых Гор образовался кратер со странно-плоским дном, позже получивший имя БэдЛэнд. Дурные Земли. Бесплодные. Плохая Долина. Долина, полная трупов Обжор, которые кусали Селестию, откусывали от неё по кусочку Мрака, и она становилась спокойнее и холодней, пока Мрак в ней не стал совершенно крохотной и безвредной точечкой... Из-за гибели первого отряда им пришлось откусывать больше, чем они могли переварить. Но оставлять Мрак на свободе было нельзя. Они кусали и отскакивали, и в муках умирали, убиваемые съеденным Мраком. И, лишившись жизни, плавились от жара Дейбрейкер, вплавлялись в камень да так и застывали навеки: воины со знаком побеждаемого ими Мрака на доспехах... А горы, потеряв в этом сражении свои вершины, стали холмами. Да они и сейчас именуются не иначе, чем Макинтошевы Холмы вокруг Бэдлэнда.
Найтмер был удивлён тогда, что проигрывает.
Найтмер был удивлён и сейчас.
Но бесконечно удивляться он на этот раз не собирался. Скоро, очень скоро нападающая поймёт, что сердца, лёгких, почек и прочей требухи в нём нет и быть не может! Что все её атаки лишь баламутят практически равномерную массу, из которой он состоит, "как Нагльфар из ногтей мертвецов", пока с ним нет очередного носителя. Как говорится, у стариков бывает сердечная недостаточность, а у него же — недостаточная сердечность. И в этом залог его скорой победы. Пусть только порастратит прибывающую от её детишек силу.
Триш с испугом и гневом перевела взгляд на сына, глубоко вобрала в себя побольше воздуха и в ярости открыла рот:
— Дэрри Габриэль Дженнер, что ты себе позволяешь?!
— Вообще-то сынок твой только что тебе, хозяюшка, жизнь спас, — невозмутимо сообщил гробовщик, вертя в руках пустую бутылку. Затем перевёл взгляд на жеребёнка с трубой. — Надо же, оказывается — это ты Габриэль. А я уж думал, Нотворси звать придётся...
— Двадцать лет... Двадцать лет из двадцати трёх я готовила это оружие... — продолжала убиваться трактирщица. И дунула на костяную пыль под ногами. Та закружилась и опала, изобразив из себя маленький холмик. — Правду говорят: дети — цветы жизни на наших могилках...
— Сказала пони, ни разу вживую не видевшая ни одной могилы, — невозмутимо парировал гнедой Вилли. — Разве что на картинках к историям на Ночь Кошмаров... И кстати — это ниппонская поговорка, и смысл её не в том, что детки загонят своих родителей в гроб, а в том, что как цветы растут из праха, так и дети растут из нас, что мы в них вложили, то они и разовьют дальше... У хороших родителей и дети цветут пышно, у плохих — одни сорняки...
— Тогда мой — натуральный репей!
— Скорей уж цветок Синей Шутки: сломал предначертанное одной-единственной нотой!
— И как, как я теперь на монстра пойду?! — в печали и злости прошипела Триш. — С хлебным ножиком и вилкой?!
— Ну, если ты собираешься, чтобы он ел тебя, как джентлькольт — тогда самое оно: блюдо с доставкой и сервировка при нём, — Бладворт философствовал не хуже ныне покойного Берта.
— Как для покойника — ты слишком суетишься, — Высокий просто не мог удержаться от сарказма.
— Если Правительнице сперва надо пережить сегодня — я тем более должен спешить к ней!
Словно реагируя на его слова, стальные параспрайты внезапно попадали на землю и покатились простыми металлическими шариками, а стоящие там и тут пары гудящих столбиков внезапно замолкли, став безжизненными и бессмысленными.
— Упсь... — Джебодайя ехидно улыбнулся, — Он таки сыграл свою песню и порталы все померли. Ничего у тебя не получится...
— Я обязан быть там! — в голосе Берта зазвенела сталь. Сейчас он ничуть не походил на безобидного пьянчужку из провинциального трактира.
— Пешком ты и за двое суток не добежишь... Мы сейчас в лесах возле хижины Голден Делишес. Даже на крыльях — полсуток, не меньше.
— Если стоять — не успею точно.
— Если стоять — не успеем... Точно не успеем... — Скут Чизвуд тяжело переводил дыхание и всё порывался идти вперёд.
— Толку, — вяло и апатично отозвался здешний коп. — От такой твари нигде не спрятаться. Захочет — найдёт и убьёт. Не захочет — значит, повезло...
— В Храме можно отсидеться, — выдохнул шериф. — Храм под трактиром. Его тварь боит... — он попытался бежать вперёд, но эйфория боя давно прошла, раны и ушибы разболелись, и поэтому, не сделав и пары шагов, он замолк на полуслове и упал. Одновременно.
— "Не обязательно бежать быстрее медведя, главное — бежать быстрее напарника," — вертелось в голове Грумона, оценившего, как удачно для него всё складывается. Но в его голове вертелась и ещё одна мысль. И это надо было сделать. Сейчас. Прямо сейчас.
Он склонился над валяющимся в дорожной пыли и напрягся.
— Если стоять — не успею точно... — Берт осторожно расправлял свои крылья, напрягая их, разминая и готовясь к длительному перелёту.
— А ты гравицикл рыцарский со своей кьютимарки вытащи — и мотай на нём, — посоветовал Высокий. — Я ж так помню, именно на таком рыцарь Бертрам раскатывал, на подвиги отправляясь?
— На таком. Ты тоже читал "Похождения сэра Бертрама из Хонка или Странствия вечного д..."
— И ты не только решил подражать ему, но ещё и именем его вдохновился, Берт из Хона... — Белый Понь глядел на Алонсо Кихано местного разлива и боролся с неимоверным искушением назвать собеседника последним словом в заголовке книги.
Но Берт не почувствовал сарказма, искушения и иронии в голосе своего собеседника:
— Да, в честь него я и самоназвался! И кьюти с иллюстрации в книге себе срисовал!
— Полетишь туда сейчас — и будешь Мирным Воином на Бульваре Страха посреди населённого призраками края... — то ли предупредил, то ли прокомментировал Джебодайя Морнингсайд.
Игнорируя эти слова, сбросив с себя остатки поняшьей формы вместе с упомянутой кьютимаркой, Прекрасный Рыцарь предстал перед Белым в своём изначальном виде, распрямляя хвост.
— Ну лети, лети, стрекозоид трёхкрылый, — фыркнул Высокий.
— Это не крыло, а хвост! — огрызнулся Рыцарь.
— Ага, хвостовое весло, — парировал Джебодайя, и молчавшие до этого фалабеллы, пытающиеся запустить сломавшиеся столбики, противно, но искренне захихикали. — Жук-летунец!
— Только ж не "жук"! — разъярился крылатый. — Я последний и самый младший из рода Обжор!
— А с виду так и не скажешь... Худенький... — Великий Утилизатор старательно делал вид, что не понимает услышанного, и откровенно потешался.
— А с виду так и не скажешь... Худенький... — гробовщик окинул взглядом жеребёнка. — Всегда считал, что легендарный Габриэль высокий, массивный, немногословный, и глаз его сверкает красным. А ходит он в покрытом древними надписями-узорами зелёном или синем одеянии. Вот такими надписями, — и Бладворт указал на узоры на трубе сына трактирщицы.
И они оба склонились над не до конца очищеным от ворлонского хитина музыкальным инструментом, разбирая диковинные завитки и напрочь игнорируя трактирщицу и её возмущение от потери всего боекомплекта.
Дело всей её жизни рушится — а им хоть бы что, они узоры разглядывают!
Красной кобыле вдруг показалось, что они еле сдерживаются, чтобы не отпустить какую колкость про её боевой пояс, лишившийся оружия и смахивающий теперь на чёрные стринги.
— С меня довольно! — истерично взвизгнула Триш и вдруг замолчала, натолкнувшись на взгляд спрыгнувшей на барную стойку Гэль.
— А ну тихо! — неожиданно громким, резонирующим голосом рявкнула безобидная на вид крыска. — Не сметь говорить эти слова!
Все в трактире уставились на неё, ошарашенные. А крыска продолжила, лишь чуть сбавив громкость:
— С этой фразой на устах погибали мои соотечественники. Когда на высоком берегу Крысолов прервал на полуноте свою песню, звавшую поверивших ему ввысь, к мечте, и серость мира стала ещё непереносимей — в отчаянии крысы кидались с обрыва в воду, крича на лету: "Возьми мою душу в Крысиный Рай! Возьми, я согласна, с меня довольно!". Они кричали, кидались и тонули! И я видела это всё: воду, тела, флейту Лорда Мома... И стены города Гамельна вдалеке...
Стук в двери заставил подскочить всех. Кроме Каменного Воина посреди зала. Показалось, что это в ворота Гамельна постучался Повелитель Нараки. Или Болотный Монстр вдруг решил проявить вежливость.
Все зацепенели, как вдруг:
— Помогите! Ему плохо!
Крик вывел из оцепенения.
Дэрри Габриэль первым кинулся к двери и распахнул её.
В трактир ввалился Лэзи Гладон, покачнулся, и с его жирного загривка сполз на пол валяющийся в беспамятстве Скут Чизвуд.
— Теперь все в сборе, — Гэль обвела взглядом находящихся в трактире. И скомандовала: — Чего расселись? Все в Храм!
Когда в подземном храмовом зале Триш обрабатывала антисептиком раны шерифа, тот очнулся и еле слышно выдохнул:
— А Принцесса Каденс сейчас на болоте за нас бьётся...
— Принцесса Каденс — Правительница Тощих Обжор, — Высокий не унимался. — Держи курс в Гоинь Плэйсэз для гоинь плэйсэз!
Как носитель древнего языка, Берт оценил каламбур. Город Джиперс Криперс в бытность свою хуторком назывался Гоинь Плэйсэз, что переводилось как "Куда пойти?". Достойное название, закреплённое за самым последним населённым местом, за которым тянулись лишь топи, топи и топи. Весьма говорящее название. А в поздних диалектах те же два слова уже значили "Достижение успеха".
Красиво.
Но смеяться не хотелось, на это просто не оставалось времени.
Распахнув крылья, Рыцарь-Обжора ринулся вперёд, чтобы почти тут же натолкнуться на невидимую преграду и быть отброшеным назад.
— Отпусти!
— Я и не держу. Просто трубач из пророчества сыграл свою мелодию, и Возлюбившая Мир Спасительница пришла на Эквус. Пока она здесь — ты не сможешь покинуть пределов моего обиталища. Пока она здесь — не взлетят мои шарики и не загудят столбики моих порталов... Ты даже не сможешь изменить ничью судьбу.
— А вот тут-то ты ошибаешься, — Берт взял два столбика и стукнул друг о друга. Они загудели угасающей нотой, но портала так и не возникло. Тогда он вырастил два таких же столбика из себя. Таких — да не таких. Им не нужна была магия Высокого. Они слушались своего создателя и послушно загудели, открывая жукоподобному герою цвета личинки майского жука столь желанный и необходимый сейчас проход.
Она уже давно потеряла свою изначальную форму, вернувшись к привычному телу Королевы Роя. И горькое отчаяние лишало её последних сил: она не только не победила чудовище, но и исчерпала все, абсолютно все запасы её Роя, обрекая детей на голодное существование, а может — даже голодную смерть. Гибель.
Когда она возникла в городке Джиперс Криперс — она была уверена в лёгкой и скорой победе над "чем-то страшноватым на болотах".
Когда она заметила у трактира двух своих верных Обжор, один из которых всей своей позой изображал букву Алеф, а другой — Гимель, она телепортировалась туда, и не почувствовала от них предупреждения. Наоборот, расчувствовалась, увидав, что первый из них — старший брат Берта, её вечный любимчик, племянник древнейшего Крока. И обратилась к погибшему:
— Торакс... — она нежно погладила стоящего на телеге каменного воина розовым аликорньим копытом. — А я в честь тебя назвала одного из своих нынешних детей. Он такой же непокорный и полный справедливости, как и ты был...
Надо же — сентиментально расчувствовалась, а не вспомнила, от кого и при каких обстоятельствах он погиб.
Когда она вошла в жилище Минкси и закрыла за собой дверь — она увлеклась копированием его файлов, а не прочла внимательно сообщение на экране. Отметила лишь, что невдалеке находится весь Первый Отряд её Первого Роя, и решила телепортировать туда самостоятельно, даже Фаринкса и нынешнего Торакса не предупредила.
Когда она прочла предупреждение, оставленное отрядом древнего Торакса — она задумалась о расах Прадавних вместо того, чтобы искать, где бы укрыться от ужасной опасности, и лишь затем думать, где искать столь экзотического союзника.
Когда полноценный боевой Найтмер возник перед ней — она атаковала вместо того, чтобы сбежать и тщательно подготовиться.
И вот теперь она умирала и обрекала на гибель свой народ.
Чудовищный теневой единорог делал на обессиленной Королеве надрез за надрезом. Он словно размечал, что за чем он станет откусывать, чтобы она при этом оставалась живой и в сознании до самого последнего мига. А может — не откусывать, а аккуратно нарезать и по-джентльпоньски поедать живую плоть, пользуясь ножом и вилкой, которые прямо сейчас наколдует? Тогда уж по джентльгрифонски! Опять! И о чём она думает?!
Больно.
Ни убежать, ни упасть, ни телепортироваться.
Найтмер радостно и искренне осклабился, обнажая клыки в предвкушении трапезы.
И тут...
— Не тро-о-огать!
Чуть колыхнулась пустота, и в то же мгновенье зеркальные копыта в зеркальных же накопытниках плавно коснулись земель Хайсидских болот.
Приготовившаяся к неминучей смерти Кризалис вдруг осознала, что Найтмер больше не атакует её. Он стоял неподвижно, словно увидел свой самый жуткий кошмар, и в голубоватое свечение ночного светила, рельефно выделяющее каждую пульсирующую жилочку великанского единорога, вплеталась еле различимая солнечная желтизна.
Подняв глаза на морду внезапно парализованного чудовища, Повелительница Роя увидела не испуг, а дикое вожделение и восторг. Обернувшись почти на сто восемьдесят градусов, благо, её анатомия позволяла ей так вертеть головой, не приводя в движение своё израненое в этой битве тело, она уставилась на огромную фестралку. Да, та была великанских размеров, ростом чуть повыше Найтмера, и в её зеркальной шёрстке и зеркальных очках отражались и Найтмер, и болото вокруг, и каменные трупы воинов-Обжор, и сама Кризалис, способная пройти под животом этой великанской фестралочки, пригнув только свой рог. Очки мышекрылой были чуть-чуть приподняты, и из образовавшейся крохотной щёлочки сияли два узких жёлтых солнечных лучика, удерживающие в неподвижности теневого гиганта.
— Не тро-о-огать! — повторила фестралка, приказывая равному себе лишь по росту.
— Отпусти меня, тварь, и я сожру тебя без остатка! — зарычал пленённый взглядом Пони-Тень. — Твои глаза станут моими, и мне плевать, что ты такое!
— Ты так долго жил тут, что совсем позабыл имена Мрака? — иронично протянула ночная пегаска.
— Абадонна! — испуганная дрожь болотной твари заставила в буквальном смысле завибрировать трясину под ней. — Наследник Лорда!
— И твой палач.
— Как ты смеешь уничтожать меня?! — вскричал Найтмер, всё ещё не в силах двинуться с места, несмотря на все старания. — Твой отец создал нас!
— И это была его вторая ошибка, — спокойно ответила зеркальная фестралка. — А твоя первая ошибка — что ты вслух при всех назвал его моим отцом. Первая — и последняя.
Гигантская "ночная пони" вскинула переднюю правую ногу, резко поднимая очки на лоб и при этом крикнув Кризалис:
— Пригнись и не смотри!
Жёлтое солнечное сияние в ночной синеве стало ярче. Кризалис тут же упала на локти, закрыв копытами глаза. Только круп продолжал торчать кверху: ранение и перепуг не давали коленям согнуться так же быстро, как локтям.
Впрочем, Кризалис не была бы собой, если б решила совсем ничего не увидеть: сквозные дырки в её копытах давали неплохой обзор на её взбешённого врага.
Жёлтые лучи, вырвавшиеся из-за её спины, врезались в Пони-Теня, взлохмачивая его и без того нарушенную целостность чёрными полупрозрачными дымами, быстро теряющими очертания страшного существа и тонкими струйками скользящими вдоль жёлтых лучей в бездну пылающих глаз её защитника.
— Не вовремя ты вернулся, Мрачный Ангел... — уже не голос, а тень голоса Найтмера всколыхнула болотный воздух в последний раз, и это было последним действием в долгой его жизни: зеркальная черногривая фестралочка сняла очки. Совсем! Её ртутная шёрстка засветилась, словно расплавленное серебро. Полыхнуло нестерпимым жаром. И под её взглядом испаряющееся теневое чудовище превратилось в ряд расслоившихся скользящих картинок, выпитых без остатка бездонными глазами — колодцами жёлтого пламени.
— Можешь вставать, — фестралка плотно надела свои зеркальные очки на глаза. — Опасность миновала.
Впрочем, мгновением спустя она вновь приподняла очки, ощупывая солнечным сиянием стоящие вокруг "статуи".
— Зачем?! — дёрнулась было остановить свою спасительницу Кризалис.
— В их желудках были следы от Найтмера, и я убрала эти следы, заставляющие их страдать и мучаться.
— Заставлявшие. Они умерли, погибли тысячу один год назад...
— Они всё ещё живы. И хотят вернуться в мир.
Кризалис вскинулась, неверяще глядя на перепончатокрылую:
— Я столько веков их оплакивала. Думала, в живых остались лишь Кро и Берт... Ирония судьбы — самый старший и самый младший из них...
Фестралочка опустила свои зеркальные очки на глаза, прерывая два потока жёлтого сияния. Вгляделась в затаившие дыхания статуи.
— А ведь я смогу их освободить. Разрушу омертвевшие тела, а души обретут свободу и найдут себе новые тела...
— Ты сможешь не выпить их души в небытие? — удивилась Кризалис.
— Да. Если взламывать осторожно. Но есть одна проблема, — зеркальная плавно расправила крылья, чтобы придать большей величественности и солидности тому, что скажет. И замолчала.
— Какая? Какая проблема? — не выдержала Королева.
— Их возвращение ознаменует потерю тобой статуса Королевы. Правительницы. Потерю Улья, который отречётся от тебя. Возможно — ты сойдёшь с ума от потери. Ты готова пойти на такую жертву?
— Даже не сомневайся! — вскинула рогатую чёрную голову третья из Творцов. — Они должны жить. ОБЯЗАНЫ, ты слышишь меня?!
— Да будет так... — фестралка сложила свои величественные крылья и прищурилась, чтобы лучи взгляда оказались бы слабенькими и осторожными, как касание кисточки археолога. На всякий случай ещё раз всмотрелась в то, что маячило вдалеке за статуями и находилось так далеко, что глазами смертного и не разглядеть. — Будет ещё лучше, если их освобождённые души кто-то подтолкнёт, спеша ко мне и обгоняя их. Они отлетят в сторону и освободятся, а достойный будет выпит мною.
— Мне стать за ними? — израненая Правительница попыталась встать на свои дырявые ноги. — Помоги, сил не хватает подняться. Сейчас... иду...
— Нет нужды, — как-то одновременно с уважением и злобой ответила её собеседница. Уважение было к Великой Матери, собравшейся отдать свою жизнь, чтобы вернуть к жизни детей. А злоба — к увиденному за горизонтом. — Надо же, целый город на болоте. Немаленький такой... Весь мир захватить изготовился... Злобу взлелеял... Не могу отказаться от такого блюда, вот честно. И не хотела бы, да обязана! Слушай, а кто такой этот "Старик Мос"?
— Да основатель одного здешнего хуторка, — отмахнулась Кризалис.
— Хуторка?! — зеркальные брови фестралки взметнулись над зеркальными же очками. — А Кантерлот тогда что? Одинокий домик на крохотном холмике?!
Главная Мастер Телопревращений вопросительно посмотрела на фестралку ртутного цвета, но смолчала. А та продолжила, окинув взглядом минувшее:
— Мос... Не такой и старик он был тогда... Длинноногий, по своему даже красивый... И жена ему под стать, хоть и коровьего племени. Хотя худая корова — это ещё не газель... Но зря, зря их дочь связала свою судьбу с Вепрем! Вот от кого в город пришла безумная злоба. Их взлелеял и все века растил Мрак. Ещё неделя-другая — и мы бы опоздали навсегда. Пригнись снова!
Кризалис распласталась в болотной жиже, вжимаясь в трясину сильней, чем тогда, во время битвы с Найтмером.
Два жёлтых потока опять пронеслись над нею, узкой полосой рассечя каменные изваяния и широким смертельным пламенем испарив за их спинами и болото, и раскинувшийся в дальних далях город.
Закрывающий глаза копытами статуй, украшавший питейный зал трактира, вдруг коротко вспыхнул жёлтым и распался на куски. Со двора ему вторил грохот двух его собратьев. Но Чизвуд, Грумон, оба Дженнера, Гэль и Бладворт не слышали этих звуков.
В подземный зал Храма звуки с поверхности не долетали...
— Ручьи заполнят эту дырень, и среди Сенокосных Болот появится третье, самое большое из озёр. С самой чистой водой... — слова фестралочки могли бы показаться пророчеством, если бы не были простой констатацией фактов.
— Моих ты спас... Чужих убил... — прошептала Кризалис. — Без этих смертей никак нельзя было?
— Они состояли из Мрака на все сто двадцать процентов, как любит выражаться моя здешняя конкурентка по полётам... Проглоти твои дети из них весь Мрак — от горожан ничего бы не осталось... Ни души, ни совести, ни доброты, ни-че-го. Даже пылинки, не заражённой этим Эталоном, в них не оставалось. Даже сопли. Начни они своё вторжение — и породили бы Четвёртого. Сына Вепря.
— А тот, от которого ты спас меня... спасла...
— Это был Второй. Из трёх. Первый где-то прячется и поныне. Третий пострадал от Учителей Младших Рас. Фатально.
— А разве их не шестеро?
— Трое не успели прибыть и окопаться. Спасибо твоим детишкам...
— Так может, в память об этом, подлечишь меня?
— Нет. Я убиваю или милую. Я не лечу. Разучился. Давно.
Когда Берт, вывалившись из ниоткуда, кинулся к своей Правительнице — израненная Кризалис, не прерывая песню, благодарно улыбнулась ему, принимая его копыто помощи. Поддерживаемая Самым Младшим из Обжор, которому лишь недавно стукнула первая тысяча лет, она похромала с ним вдаль, на север, не переставая ни на миг напевать древний, её юности, мотив:
Мне плевать: король всё раздестроил,
Ливни и шторма нам всем принёс,
Не боюсь и даже не расстроен:
Солнце выйдет, это не вопрос!
Мне всё равно, когда наш флюгер вдруг
Всем нам покажет — Время Бурь пришло,
Мне солнечно, долой гони испуг,
Ты жёлтым своим взглядом выжгла зло!
О Джиперс Криперс, где взяла такие очи?
Джиперс Криперс, кто создал твои глаза?
Они светят солнцем среди ночи!
И их жарче выдумать нельзя!
Ты включаешь взгляд слепящий жаркий свой!
Чтоб не сжечь всё — есть зеркальные очки!
Джиперс Криперс, кто призвал взгляд чудный твой?
Душу выпьют жёлтые зрачки!
Не вернёмся мы домой!