По следу

Глава Тринадцатая. Одна пуля - один шанс.

Ввалившись в номер гостиницы, Церка скинула сумки с вещами на пороге и практически пропорхав на крыльях, плюхнулась на кровать, издав при этом протяжный стон.

— Наконец-то, — протянула усталым голосом моя помощница.

Да только хрен там плавал.

— Ты с хуя ли это развалилась? — произнёс я, скидывая рюкзак, сумку с вещами и гитару рядом с кроватью, и садясь на её край.

— Я устала... — простонала она в подушку.

— А нехер было в поезде не спать, — упрекнул я Церку.

— Но ведь ты сам дал мне гитару и показал упражнения, — парировала она, повернувшись на бок.

— Ну и? Я же тебе не говорил, чтобы играла без устали, — ответил я, пожав плечами.

— Ггггрррр... — зарычала от безысходности Церка, и каким-то уж чересчур резким движением повалила меня на кровать, сев при этом сверху.

— А сам-то!? — укоризненно произнесла она, сидя на мне.

— А что я? — произнёс я, кладя свои руки на её тонкую талию.

Мда, а ведь кажется, что я её в одно движение сломать могу. Настолько тонкой и беззащитной она казалась.

— Ты ведь сам все эти дни еле спал и постоянно был чем-то занят. То репетиции, то над чем-то там с Артуром работал допоздна, то ещё что-то. Ты сам-то когда отдыхал? — дерзко выписала мне стопоря Церка.

— Ну, во-первых, я привык подолгу не спать, — стал защищаться я. — А, во-вторых, иначе бы мы не успели все закончить в срок. Да и вообще, на мне это не шибко отражается.

— Ложь, — холодным тоном произнесла Церка, от чего у меня аж мурашки по спине побежали.

— Что, прости? — решил я включить дурачка.

— Я чейнджлинг, Бэр, я вижу твоё эмоциональное состояние. Ты на грани срыва, — взволновано произнесла она.

Мне ничего не оставалось сделать, как безнадежно выдохнуть.

Последние дни я и в правду мало спал. Работа над приготовлениями вымотала меня ни на шутку. Ещё чуть-чуть и я начну засыпать на ходу.

— Ты права, — сдался я, ибо сил сопротивляться тупо нет. — Мне, и правда стоит отдохнуть. -

Церка легла на меня, прижавшись щекой к шее. А я стал аккуратно поглаживать её гриву.

— Я же ведь тоже волнуюсь, — прошептала она. — Ведь ты единственный, кто знает обо мне правду и искренне заботится.

— А как же Артур и Беата? — спокойно спросил я, продолжая наглаживать её шелковистую гриву.

— Они не ты, — ответила она. — Хоть они оба и добрые. Но ты подарил мне шанс на жизнь в безопасности.

Я не ответил, а только зарылся в её гриву носом, став вдыхать запах каких-то цветов.

Говорила ли дальше Церка — не помню, так как заснул крепким и спокойным сном, которого мне так не хватало последних дня четыре.

Первым фактором моего пробуждения оказался стук в дверь, следующим стала сползающая с груди Церка. Она, нехотя, стекла на пол и лениво прогарцевала к двери. Оказалось, что это швейцар, который разносил ужин по номерам. Лёжа на кровати, я продолжал наблюдать за происходящим. Церка забрала ужин, перенесла его на столик и, поблагодарив швейцара, закрыла дверь.

— Можешь снять маскировку, — произнёс я, садясь на край кровати.

— Что? — не поняла моих слов Церка.

— Маскировку скинь, — повторил я.

— Но ведь... — попыталась возразить Церка.

— Всё в порядке, — уверил её я и, встав с кровати, прошёл к двери и закрыл её. — Скидывай.

Церка без лишних слов сбросила с себя вид кофейно-молочной единорожки с вишневой гривой и стала собой. Как-то неприятно сжавшись, она нервно дернула стрекозиными крыльями и опустила взгляд в пол.

— Что-то не так? — спросил я, садясь за стол и наблюдая за ней.

— Я не...А вдруг кто-то увидит меня такой? — ответила она, продолжая переминаться с ноги на ногу.

— Кто? — ответил я вопросом на вопрос и оглянулся по сторонам. — Дверь заперта, шторы задернуты. Никто тебя не увидит.

— Но ведь, если... — начала что-то говорить она, но я перебил её.

— Ты стесняешься себя?

— Нет! — сразу же выпалила она и, тут же стихнув, продолжила. — Я просто...

— Привыкла к лживой внешности? — продолжил за неё я, вновь перебив её.

Церка не ответила. Она молча подошла к окну, встав в шаге от него.

— Тогда в Понивиле, когда мы пели, я ощущала себя странно. Будто во мне что-то зародилось, — Церка села на круп и уставилась в вечернее небо. — Я не понимала, что это, но это чувство было подобно эйфории. Будто я нашла своё...Счастье...

— А может всё так и было? — подметил я.

— О чём ты? — смутилась Церка.

— Церка, — вздохнул я, обращаясь к ней. — Я не тот, с кем стоит говорить о философии счастья и горя. Но вот, что я тебе скажу: если ты была в тот момент счастлива, значит так оно и было.

Церка серьезно задумалась, услышав эти слова, а я продолжил излагать.

— А раз так, это значит только одно.

— И что же? — спросила она.

— Нужно продолжать играть, — ответил я, глядя на неё.

Церка с минуту покатала эту мысль в голове, а после, лучезарно улыбнувшись, ответила.

— Хорошо, — сказала она.

— Вот и отлично, — улыбнулся в ответ я и, хлопнув по коленям, поднялся. — Идём есть.

На утро следующего дня мы стояли в очереди на запись участников. Сказать, что их было много, означало было спиздеть по всем фронтам. Их было пиздец как до хуя и, ясен хуй, мы были практически последние. И это, блять, при условии, что очередей было штук двадцать.

— Сюда, что блять, все жители мира решили приехать? — задал я риторический вопрос.

— Помнишь, что говорили Октавия и Винил? — обратилась ко мне Церка.

— Да, помню, — ответил я и спародировал голос Октавии, — Сюда приезжают со всех уголков Эквестрии, чтобы показать себя и отдать честь музыке.

Церка прыснула в копытце, сдерживая смех.

— Вопрос в другом, чего этих уголков так до хуя-то? — задал я еще один риторический вопрос, вновь выглянув из-за плеча стоящего передо мной минотавра.

— Сколько имеется, — ответила на мой вопрос Церка. — Да и мы тоже из такого же уголка Эквестрии.

— Говори за себя, — съязвил я.

— Эй! — обижено надулась она.

И вот так шутя друг над другом, мы шаг за шагом добрались до стола записи.

— Имя, инструмент и жанр музыки? — спросила меня пони, которая вела учёт записи участников.

Это была ультрамариновая пегаска с пепельным цветом гривы.

— Эпифанцев Сергей Александрович, гитара, рок, — быстро ответил.

— Соло, дуэт, трио, квартет, группа, оркестр? — не отрываясь от тетради, продолжила она.

— Дуэт.

— Имя второго исполнителя, инструмент?

— Церка, вокал. — ответил за неё я.

Записав эту информацию, пегаска оторвала от огромной ленты кусочек и протянула его мне.

— Ваш номер, не потеряйте, — сказала она, протягивая его мне.

— Премного благодарен. — ответил я, принимая номерок.

И какие мы? 462!? Ох, ебать...

— Что там? — спросила Церка, подняв на меня взгляд.

Я молча показал ей номерок.

— Какие!? — удивилась она, увидев номер.

— Неудивительно, — спокойно ответил я на её возглас, убирая номерок в чехол гитары.

— Надо было раньше приезжать, — со вздохом подметила Церка.

— И то хлеб, — обнадежил я. — Пойдем лучше Октавию и Винил найдем. Они должны быть где-то поблизости.

— Пойдем, — согласилась Церка, еще раз вздохнув.

— Ой, да ладно тебе, не расстраивайся, — похлопал я её по голове.

— Но ведь мы выступим только на четвёртый день! — возразила Церка.

— И что с того? — спросил я, шагая сквозь толпу музыкантов.

— Это долго! — продолжала Церка.

— Зато одни плюсы, — парировал я.

— Какие ещё плюсы? — не поняла моя помощница.

— А ты подумай хорошенько, — я показательно постучал пальцем по виску. — На четвёртый день народ уже начнет скучать от одного и того же. И тут появляемся мы с новой музыкой. Это будет, словно второе дыхание для всех.

Церка, услышав, это задумалась и почесала свою макушку.

— Возможно, ты прав, — как то неуверенно произнесла она.

— Конечно, прав, — как само собой разумеющееся произнёс я. — Как я могу быть не прав?

— Не зазнавайся, — с улыбкой произнесла Церка, легонько толкнув меня в ногу.

— Леди, что вы такое несете, — театрально возмутился я. — Я и зазнаваться? Такого просто не может быть.

— Да ну тебя, — расмеялась Церка. — Пойдем лучше Октавию и Винил искать.

— Церка! Бэр!

— Легки на помине, — произнёс я, поворачиваясь в сторону голосов.

Октавия и Винил подошли к нам лёгкой рысцой.

— А мы только вас искать собирались, — произнёс я, поправляя чехол с гитарой на спине.

— А мы вас, — ответила Окти.

— Вы какие в очереди? — спросила Церка.

— Я 435-я! — гордо произнесла Винил.

— 434-я, — спокойно, в отличие от Винил, ответила Окти. — Не думала, что смогу выступить на четвёртый день.

— Вот видишь, — поучительно произнёс я Церке. — Учись довольствоваться тому, что имеешь.

От чего та мило надулась, при этом злостно глядя на меня. Не сдержавшись, я всё же рассмеялся.

— А вы какие? — спросила Винил, когда я закончил смеяться.

— 462-е, — ответил я.

— Круто! — радостно воскликнула Винил. — Мы выступим в один день!

— Согласен, — согласился я с Винил.

В этот момент организм решил напомнить о себе голодным урчанием желудка.

— Девчат, — обратился я к поняшкам. — А есть тут где нормальная кафешка поблизости?

— Идём, я знаю одно. — сказала Винил, поведя нас через толпу.

Примерно через полчаса Винил привела нас в ресторанчик, который находился в незаметном закутке. Если бы я ходил тут один, ни за что бы не нашёл. "Вкусное угощение", а неплохое название. Мой желудок был полностью согласен. Зайдя в зал, мы быстро заняли свободный столик. Сняв чехол с гитарой и пристроив его рядом с собой, я сел за стол. Винил позвала к нам официантку.

— Привет, Винил. Привет, Октавия, — поприветствовала нас официантка, раздавая меню.

— Здравствуй, Сафрон, как отец? — ответила ей Окти, принимая меню.

— Прекрасно, — с улыбкой ответила она. — Вам как обычно?

Пока Окти разговаривала с единорожкой по имени Сафрон, я погрузился в изучение меню, выискивая для себя более или менее съедобные блюда, коих, к сожалению, оказалось мало. Как только Окти закончила разговор с Сафрон, мы по очереди сделали заказы. К несчастью единорожки, мой заказ ей пришлось записывать отдельно. Ибо мои вкусы немного не совпадали со вкусами пони. Мне пришлось объяснить свои вкусы и исключить несколько ингредиентов из выбранных мою блюд.

— Подождите 30 минут, я принесу пока вам попить, — заказала Сафрон, закончив записывать наши заказы и убежала на кухню.

— Кстати, Бэр, — обратилась ко мне Винил.

— Чего? — посмотрел я не неё.

— Как долго ты играешь? — задала она вопрос.

— Винил! — упрекнула её Октавия.

— Что? — растерялась единорожка.

— Не вежливо спрашивать такое. — продолжила Окти.

Я рассмеялся из-за их короткой перепалки. На меня уставились три пары внимательных глаз.

— Всё в норме, — ответил я, просмеявшись и продолжил, отвечая на вопрос. — Не знаю, года, наверное, четыре.

— Немного. — заключила Окти.

— А сыграй чего-нибудь, — попросила Винил.

— Винил, это уже чересчур, — грозно осудила Окти слова подруги.

— Ничего страшного, — поспешил я разрешить ситуацию. — Я не против.

Я подхватил чехол и достал из него гитару. Чего такого бы спеть? Задался я вопросом, почесав затылок. Металл не сыграю, хэви тоже. Сплин? Неее, атмосфера не та. Хм, может тогда что-то из фолка? Мельницу? А почему бы и нет. Я даже песню одну знаю.

— Вам в переводе или на моем языке? — уточнил я.

— Без разницы, — отмахнулась Винил.

— В переводе, — кивнула Окти.

Я перевёл взгляд на Церку, та тоже согласно кивнула. Ну значит в переводе. Несколько минут я сидел молча, переводя в голове текст песни Королевна. И как только закончил, я взял первый аккорд.

— Я пел о богах, и пел о героях, о звоне клинков, и кровавых битвах;

Покуда сокол мой был со мною, мне клекот его заменял молитвы.

Но вот уже год, как он улетел – его унесла колдовская метель,

Милого друга похитила вьюга, пришедшая из далеких земель.

С первых нот, я привлёк внимание всех посетителей ресторана.

— И сам не свой я с этих пор, и плачут, плачут в небе чайки;

В тумане различит мой взор лишь очи цвета горечавки;

Ах, видеть бы мне глазами сокола, и в воздух бы мне на крыльях сокола,

В той чужой соколиной стране, да не во сне, а где-то около:

Я стал забываться, полностью погружаясь в песню. Весь мир стал разрываться, оставались только я, гитара и песня.

— Стань моей душою, птица, дай на время ветер в крылья,

Каждую ночь полет мне снится – холодные фьорды, миля за милей;

Шелком – твои рукава, королевна, белым вереском – вышиты горы,

Знаю, что там никогда я не был, а если и был, то себе на горе;

На этих словах, я вспомнил время, проведённое в Зоне. Как символично они сейчас звучат.

— Если б вспомнить, что случилось не с тобой и не со мною,

Я мечусь, как палый лист, и нет моей душе покоя;

Ты платишь за песню полной луною, как иные платят звонкой монетой;

В дальней стране, укрытой зимою, ты краше весны и пьянее лета:

Я полностью ушёл в игру, не замечая ничего вокруг. Только музыка и смысловая нагрузка.

— Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье,

Полетим с тобой в ненастье – тонок лед твоих запястий;

Шелком – твои рукава, королевна, златом-серебром – вышиты перья;

Я смеюсь и взмываю в небо, я и сам в себя не верю:

Подойди ко мне поближе, дай коснуться оперенья,

Каждую ночь я горы вижу, каждое утро теряю зренье;

Шелком – твои рукава, королевна, ясным месяцем – вышито небо,

Унеси и меня, ветер северный, в те края, где боль и небыль;

Как больно знать, что все случилось не с тобой и не со мною,

Время не остановилось, чтоб в окно взглянуть резное;

О тебе, моя радость, я мечтал ночами, но ты печали плащом одета,

Я, конечно, еще спою на прощанье, но покину твой дом – с лучом рассвета.

Где-то бродят твои сны, королевна;

Далеко ли до весны в травах древних…

Только повторять осталось – пара слов, какая малость –

Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье…

Я тянул ноту как мог, но, к сожалению, мой грубый голос не мог выдать того звучания.

— Мне ль не знать, что все случилось не с тобой и не со мною,

Сердце ранит твоя милость, как стрела над тетивою;

Ты платишь – за песню луною, как иные платят монетой,

Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету…

Как только я закончил играть, и стихли последние ноты, я открыл глаза, а зал ресторана взорвался аплодисментами. Точнее одобрительным топотом восхищенных пони. Встал из-за стола и символически поклонился, садясь обратно.

— Чувак! Это было круто! — одобрила Винил.

— Согласна, это было волнующе, — согласилась с ней Октавия.

— Спасибо, — отблагодарил их я.

— Ты молодец, — похвалила меня Церка.

— Ты поешь не хуже, — с улыбкой произнёс я, почесав её за ушком.

— А вы отлично смотритесь, — подметила Винил.

— Поэтому мы вместе и выступаем, — ответил я.

— Ваш заказ. — произнесла Сафрон, выставляя на столе наши заказы.

На некоторое время воцарилась молчание, нарушаемое звоном ложек.

Закончив с обедом и попрощавшись с Винил и Октавией, я и Церка решили пойти прогуляться по Кантерлоту. А Кантерлот оказался больше, чем я полагал. А говорить о существах, населяющих его, не было и смысла. Тут были все, кому не лень. Насмотревшись на достопримечательности, мы уставшие ввалились в номер.

— Это было весело, — звонко произнесла Церка, погарцевав к кровати и запрыгнув на неё.

— Не стану спорить, — ответил я, закрывая дверь.

— Ну и, чем займемся? — как бы невзначай спросила меня Церка.

— У тебя ещё остались силы? — с улыбкой спросил я, проходя к кровати и садясь на её край.

— Немного, — уклончиво ответила Церка.

В этот момент к нам в номер кто-то постучался.

— Ждёшь кого-то? — шутливо спросил я Церку.

— Возможно, это принесли ужин. — ответила она.

— Наверное, — пожал я плечами, подходя к дверям.

Открыв которые, я застал на пороге Винил и Октавию в полном обмундировании.

— Прости, что так поздно, Бэр, но мы хотели бы еще раз отрепетировать наше совместное выступление, — объяснила Октавия их вечерний визит.

— Всё в норме, — ответил я, распахивая перед ними дверь. — Проходите.

— Спасибо, — кивнула Окти.

Так прошли оставшиеся дни до нашего выступления. Завтрак в номере, прогулка, выступления первых сотен музыкантов, репетиция. Оказалось, что каждый выступает с одной песней. Так что нам пришлось очень быстро решать, какую песню мы будем исполнять. Спустя несколько часов споров мы дружно решились сойтись на композиции группы Skillet, а точнее на их треке Awake and Alive. Благо у меня был перевод на ПДА, и нам не составило труда быстро привести перевод к идеалу.

Настал четвертый день фестиваля. Ведущий объявил наш выход.

— Твой голос не сорвётся, — произнёс я заветные слова, вытянув в сторону Церки кулак.

— Твои струны не порвутся, — ответила она, стукнув по кулаку лапкой.

Мы всей четвёркой вышли на сцену. Винил и Окти начали играть вступление. Зал наполнился звуками виолончели и перегруженных басов альтернативы.

— Ненавижу весь мир вокруг,

Все хотят меня столкнуть.

Я борюсь за свою мечту,

Ускользнув из ваших скользких рук! — начал я петь.

— Я одна навсегда засну,

Я так быстро устаю,

Помоги мне дышать, прошу! — подхватила Церка.

А припев мы запели вместе.

— Я не сплю, я живой,

Я узнал, кто стал моей судьбой!

Час настал мой,

И в жизни моей я — главный герой!

Здесь, сейчас,

Снова вперед, не шагу назад!

Я узнал, кто стал судьбой,

Я проснулся, я живой! -

Следующие две строчки я пел соло, старясь по максимум зажигать на сцене.

— Я не сплю, я не сплю! Я не сплю, я не сплю!

Я не сплю, я не сплю! Я не сплю, я не сплю! -

— И в войне мир застыл со мной -

Он ждет, что я жизнь отдам.

Я решил уже давно,

Меня нельзя купить или продать! — пропел я, ударяя себя в грудь.

— Когда себя начну терять,

И я буду умирать,

Помоги мне, прошу, дышать! — на последней строчке Церка вскинула голову к вечернему небу.

И снова припев мы затянули вместе.

— Я не сплю, я живой,

Я узнал, кто стал моей судьбой!

Час настал мой,

И в жизни моей я главный герой.

Здесь, сейчас,

Снова вперед, не шагу назад!

Я узнал, кто стал судьбой,

Я проснулся, я живой... -

И вновь мое соло.

— Я не сплю, я не сплю! Я не сплю, я не сплю!

Я не сплю, я не сплю! Я не сплю, я не сплю! -

Повернувшись и посмотрев на Церку, я вытянул в её сторону свободную руку. Она сделала тоже самое.

— В темноте...

Я увижу тебя во сне,

Помни, что твоих руках я дышал.

Мое сердце сохранить прошу тебя,

Моя жизнь теперь твоя! -

Соло электрогитары, прогремело на весь зал как гром, зажигая в понях и в остальных то самое чувство, которое рок зажигает во всех.

— Я не сплю, я живой,

Я узнал, кто стал моей судьбой!

Час настал мой,

И в жизни моей я главный герой.

Здесь, сейчас,

Снова вперед, не шагу назад!

Я узнал, кто стал судьбой,

Я проснулся, я живой... -

Последний строчки мы пели синхронно.

— Я не сплю, я не сплю, я не сплю, я не сплю!

Я не сплю, я не сплю, я не сплю, я не сплю! -

Когда музыка затихла, в зале ещё несколько минут стояла гробовая тишина. Казалось, её можно было резать ножом. Но потом зал содрогнулся таким грохотом аплодисментов, что на мгновение мне показалось, что стены театра сейчас обрушатся вовнутрь. Кстати, чуть не забыл, весь фестиваль проходил в стенах театра филармонии Кантерлота. В одном из самых престижных музыкальных учреждений этой страны, на заметку.

Не сдержав эмоции, Церка прыгнула на меня в порыве счастья и крепко обняла, а я держа её и прижимая к себе, выкрикнул в микрофон.

— Rock and roll, forever! — и поднял его вверх с оттопыренными пальцами в знаке козы.