Проклятый

Глава 0: Королева против воли

Гулкий зал замка Кристальной Империи, когда-то сиявший светом и радостью, теперь погружался в тягучую, почти осязаемую тьму. Сводчатые потолки терялись в сумраке, холодные мраморные стены покрывались трещинами, будто сам камень пытался сбросить с себя тяжесть зла, поселившегося здесь.

На троне из чёрного кристалла, вздымающемся над залом, сидела Рэдиент Хоуп. Её грациозная, но измождённая фигура выглядела почти потерянной среди остроконечных линий трона. Шелковистая бирюзовая грива спадала по бокам, тускло блестя в мрачном свете. Она не моргала, не шевелилась, глядя на массивные двери в конце зала.

За ними — он.

Её копыта, лежавшие на подлокотниках, дрожали едва заметно. Она не мечтала о власти. В детстве она верила, что дружба — сильнее тьмы. Она верила в него.

Как же жестоко она ошибалась.

Никогда бы она не поверила, что её друг детства, тот, кто когда-то, в далёком прошлом, казался ей почти родственной душой, окажется чудовищем. Что он убьёт законную правительницу, обагрив свой рог кровью, и заберёт трон силой. И что одним из первых его указов станет нечто куда более личное — её "венчание" с ним.

Её мнение, разумеется, не интересовало никого.

Жизнь Рэдиент превратилась в кошмар с того самого дня, когда тёмные кристаллы украсили её корону, а застывшие в немом ужасе придворные стали свидетелями той жуткой свадьбы, что закончилась в его опочивальне. Вопреки сказкам, её первой брачной ночью было не торжество любви, а триумф чудовища, наконец заполучившего то, что так долго желал. Порочного и низменного создания, который всю жизнь жаждал её, идеализировал — и, в конечном итоге, сломал.

И с тех пор ничего не изменилось.

Она была его трофеем. Его драгоценной игрушкой, его королевой.

Рэдиент вздохнула, когда массивные двери заскрипели, распахиваясь в тяжёлых металлических петлях.

Он явился.

Король Сомбра.

Он ступил в зал уверенно, гордо, его шаги гулко раздавались под сводами. Роскошный алый плащ струился за ним, как разлитая кровь, что, впрочем, уже покрывала его. Он не пытался очистить себя от бурого, запёкшегося слоя, не пытался спрятать следы резни, учинённой его копытом. Напротив, он улыбался — довольный, сияющий, восторженный, как ребёнок, принесший домой первый трофей.

— Моя королева! — воскликнул он, раскинув перед ней копыта. — Очередная победа! Войска аликорнов отступили. Опять!

— Рада, что ты вернулся, — холодно произнесла Рэдиент, не поднимая глаз. — Надеюсь, теперь ты прекратишь сеять боль, хотя бы на время.

Сомбра лишь усмехнулся, покачав головой.

— О, моя королева, как же ты наивна. Разве ты не понимаешь? Я забочусь о нашем будущем. Они хотят стереть нас в порошок. Я просто опережаю их.

Королева лишь тяжело вздохнула. Она привыкла к его жестокости. Её душа уже не реагировала на ужасы, которые её муж совершал с хладнокровной безжалостностью. Единорожка приподняла взгляд, встретившись с его пылающими, жадными глазами.

— В порошок они хотят стереть тебя, — спокойно поправила она.

Смех Сомбры пронёсся по залу, глубокий, раскатистый, полный уверенности.

— Я… пыталась, Сомбра, — наконец прервала она его. Её голос прозвучал глухо, словно слова застревали где-то в горле. — Пыталась компенсировать твою жестокость. Тьму, что ты сеешь повсюду. Я лечила раненых, кормила голодных, давала кристальным пони всё, что могла, используя данный мне титул. — Она с трудом перевела дыхание. — Но они… они всё равно ненавидят меня.

Сомбра фыркнул, его губы изогнулись в презрительной ухмылке.

— Их мнение — последнее, что должно тебя заботить, — отрезал он, шагнув вперёд. — Они — неблагодарные слабаки. Пусть ненавидят. Это не имеет значения.

Но Рэдиент слабо покачала головой, словно его слова лишь углубили трещину внутри неё.

— Я не могу… — её голос дрогнул. — Я не создана для этого.

Сомбра замолчал на мгновение, будто оценивая её состояние, а затем ухмылка на его лице стала ещё шире.

— У меня есть подарок для тебя, моя любимая и верная жена. Он точно поднимет твоё настроение.

Он кивнул одному из гвардейцев, и тот подошёл к трону, неся в своих копытах несколько сферических предметов, покрытых тканью. Мешки издали странный влажный звук, когда он ударился о мрамор. Ткань, потемневшая от крови, оставила грязный след. И когда ткань наконец спала, Рэдиент увидела с ужасом, что это были отрубленные головы.

— Сомбра… что это? — выдохнула она, уже зная ответ, но боясь поверить.

Король, с улыбкой на лице, гордо произнёс:

— Я нашёл их, — с гордостью проговорил он, как будто принёс ей драгоценный дар. — Твоих родителей.

Слова резанули острее клинка.

— Тех самых, — продолжал он с ядовитой нежностью, — которые отказались от тебя при рождении. Отдали тебя в приют, как ненужную вещь.

— Ты… — она попыталась заговорить, но голос предал её. Вместо слов из горла вырвался сдавленный всхлип.

Сомбра наклонил голову набок, наблюдая за ней с едва скрываемым любопытством.

В этом месте, её разум окончательно отказывался принимать происходящее. В одно мгновение она почувствовала, как боль и ужас нахлынули с новой силой. Не в силах больше сдерживаться, она закричала, её душераздирающий крик эхом отразился от стен тронного зала. Слёзы хлынули потоками, и, едва передвигая ватные ноги, она выбежала из зала, оставляя позади единорога.

Рыдая, единорожка бежала по холодным коридорам замка, игнорируя пустые взгляды стражников и слуг. Ворвавшись в свою спальню, она захлопнула за собой дверь магией, рухнув на кровать. Огромные подушки едва приглушили её крик, когда она, дрожа всем телом, уткнулась мордой в ткань. Слёзы, горячие и горькие, пропитали подушку мгновенно.

Вскоре она услышала, как дверь медленно заскрипела. Её сердце замерло, когда она увидела, что в комнату входит знакомый единорог. Его тёмный силуэт заполнил пространство, а воздух стал тяжелее. Рэдиент лишь сдавленно прошептала:

— Зачем... зачем ты всё это делаешь?

Сомбра не ответил. Он подошёл к ней бесшумно, его лицо не выражало ни раскаяния, ни жалости. Он склонился к ней и, ничего не говоря, поцеловал её в губы. Слёзы продолжали катиться по её щекам, даже когда их губы слились.

Но едва они разорвали поцелуй, Рэдиент, словно сорвавшись с цепи, начала отчаянно бить его копытами в грудь.

— За что?! — кричала она. — За что ты причиняешь мне столько боли? За что ты так меня ненавидишь?! Всё, что мне остаётся, — это пытаться уравновесить твою жестокость, быть милостивой королевой, противовесом злому королю. Но у меня ничего не выходит! Пони боятся меня, ненавидят... — она замолчала, её голос сорвался на шёпот.

— Тебе не стоит беспокоиться, — произнёс он. — Я люблю тебя.

Рэдиент лишь всхлипнула ещё громче.

— Это бесконечный кошмар! Империя катится в бездну! Какой смысл жить так?

Но прежде чем она успела продолжить, Сомбра вновь прервал её поцелуем.

— Прекрати беспокоиться о мелочах. Перед новым походом я хочу провести с тобой достаточно времени, чтобы твоё тепло сопровождало меня в нём.

Рэдиент потупила взгляд, её сердце было истерзано, и боль заполнила её разум. Но она знала, что у неё нет выбора. Единорожка тяжело вздохнула и медленно шагнула в его объятия, её тело дрожало, но больше она не сопротивлялась.

— Сомбра… — выдохнула она, борясь с комом в горле. — Я… я беременна.

Эти два слова, казалось, разорвали густую тьму комнаты. Сомбра отпрянул, словно не поверив услышанному, затем ахнул и резко обнял её, крепко прижимая к себе, будто боялся, что она исчезнет.

— Это… это замечательная новость! — в его голосе звучала подлинная радость, такая искренняя, что Рэдиент Хоуп едва не задохнулась от ужаса. Его копыто тут же скользнуло к её животу, гладя его с пугающей нежностью. — Мой наследник… — прошептал он, и улыбка на его лице стала ещё шире. — Теперь я точно не проиграю.

Он задержался лишь на миг, словно утопая в своих мрачных мечтах, а затем резко поднялся.

— Ты дала мне больше, чем могла представить, Хоуп, — его голос был полон торжества. — С этим ребёнком моя власть станет вечной.

Он бросил на неё последний взгляд, полный странной смеси восхищения и одержимости, и, не сказав больше ни слова, скользнул прочь из комнаты.

Рэдиент Хоуп вновь осталась одна. Слёзы вновь потекли по её щекам, но теперь в них было не только отчаяние, но и ужас за то, что она носила в себе. Она снова упала лицом в подушку, зарываясь в неё, стараясь заглушить всхлипы.

---

Ветер ревел, поднимая снежные вихри вокруг центральной площади Кристальной Империи. В самом её сердце, рядом с Кристальным Сердцем — источником силы Империи — стояла Рэдиент Хоуп.

Её взгляд был полон решимости, хотя по щекам всё ещё текли слёзы. Мантия спадала с её плеч, обнажая тонкую шею, а магия, струившаяся от рога, вибрировала в воздухе, заполняя площадь электрическим напряжением.

— Хоуп! — голос Сомбры прорезал шум ветра.

Он подошёл, величественный и опасный, его плащ развевался на ветру. Глаза горели недоверием и яростью.

— Что ты делаешь?!

Рэдиент медленно повернулась к нему, позволяя ветру трепать её гриву.

— Заканчиваю это безумие, — спокойно ответила она, хотя сердце колотилось, как бешеное. — Я больше не могу, Сомбра. Я устала.

— Ты… — он шагнул вперёд, но она подняла копыто, заставляя его остановиться.

— Ты сломал меня, — её голос дрожал, но она продолжала. — Ты сломал всех нас. Я никогда не хотела быть с тобой. Ты отнял у меня всё. И я… я исправлю это.

Сомбра рванулся к ней, но было уже поздно. Магия излилась из её рога, соединяясь с Кристальным Сердцем. Яркая вспышка ослепила их обоих.

— ХООООУП! — его крик утонул в белом сиянии.

Свет разорвал пространство. Кристальная Империя задрожала, земля затрещала, и в следующую секунду город исчез, погружённый в вечные льды, на целые века.

И только эхо её последнего вздоха отозвалось в пустоте, оставив лишь мираж, где некогда стояла Империя.

Глава 1: Шанс

Сквозь трещины в потолке пробивались тонкие лучи рассветного света, окрашивая покрытую пылью комнату в тускло-золотистые оттенки. Мелкие частички мусора медленно кружились в воздухе, будто время здесь остановилось давным-давно.

С глухим стоном Лост Хоуп открыл глаза. Тяжесть в голове сковывала мысли, а сухость во рту делала каждое движение неприятным. Он долго лежал, бездумно глядя в осыпающийся потолок, где тонкая паутина переплеталась с трещинами, будто пауки пытались залатать старую рану дома.

— Опять этот мерзкий скрежет, — пробормотал он, когда где-то в глубине дома доски угрожающе заскрипели.

С трудом поднявшись с продавленного матраса, он зевнул, вытягивая передние копыта, пока мышцы не отозвались легкой болью. Дом, некогда, возможно, уютный, теперь походил на призрак самого себя: обвалившиеся панели стен, треснувшие балки и ржавый запах сырости. В ином случае любой бы принял это место за давно заброшенное.

Единорог шагнул в коридор, деревянные половицы жалобно застонали под копытами. Тусклый свет проникал сквозь разбитые окна, рисуя неровные тени на стенах, будто кто-то невидимый скользил следом.

Он остановился перед потрескавшимся настенным зеркалом. Серебристая амальгама давно облезла, и лишь один кусок, уцелевший на поверхности, отражал его лицо.

На него смотрел мрачного вида единорог. Темно-серый, с копной растрепанной чёрной гривы, которая, как ни старался он пригладить её копытом, всё равно торчала в разные стороны. Лицо его казалось старше своих пятнадцати — не по годам уставшее, с пустым взглядом алых глаз, в которых застыло молчаливое раздражение вперемешку с тоской.

— Потрёпанный… да ещё как, — фыркнул он, и зевнул, чувствуя, как в животе неприятно заворчало от голода.

Не особо спеша, он направился в спальню матери. Узкий коридор вёл в небольшую комнату, где пахло влажной тканью и затхлым воздухом. Единорожка лежала на низкой, скрипучей кровати, укрытая старым, местами разорванным походным плащом из лучших времён. Пламя на кривой свече, затухающей в углу комнаты, едва освещало её бледное лицо.

Лост подошёл ближе, заглядывая под край плаща.

Мать металась во сне, её тонкое тело вздрагивало, а губы что-то шептали — бессвязные обрывки слов, сливающиеся в жалобный стон. Вид её был болезненно знаком: вечно исхудалое лицо, тёмные круги под глазами, глубокие морщины, слишком ранние для её возраста. Казалось, она несёт на себе груз столетий, а не жалких нескольких десятков лет.

— Опять кошмары… — вздохнул он, опуская копыто на край плаща.

Он смотрел на неё, чувствуя ту же странную смесь злости и жалости, что всегда просыпалась в эти моменты. Сколько он себя помнил, она всегда выглядела так.

Иногда ему казалось чудом, что она всё ещё держится. Без постоянной работы, почти без еды, с вечной враждебностью окружающих кристальных пони, которые никогда не скрывали презрения. Они не любили её — и это было ещё мягко сказано. Он не знал всей истории, но понимал одно: что бы она ни сделала в прошлом, её презирали за какие-то старые грехи в каждом уголке страны.

— Проклятая Империя, — пробормотал единорог, глядя, как она судорожно вздыхает во сне.

Единорожка редко говорила о прошлом, лишь иногда упоминала о временах, когда была целительницей. Это было её единственным утешением — исцелять чужие раны, даже если ей скудно платили за это и обливали в процессе помоями. В её глазах светилось что-то почти детское, когда она говорила о магии лечения.

За окном вновь застонал ветер, и сквозь треснувшее стекло в комнату влетела струя холодного воздуха, заставив мать сильнее сжаться под плащом. Лост Хоуп машинально подтянул рваный край повыше к её плечам, хмурясь.

— Я не дам тебе тут сдохнуть, — сказал он одними губами.

Затем встал, бросив последний взгляд на мать, и направился к двери. Ржавый замок скрипнул, когда он толкнул створку.

— Если сегодня работы не найду, придётся опять идти к этим крысам на рынок… — пробормотал он, бросая прощальный взгляд на обрушенный дом.

Снаружи рассвет уже окрашивал крыши деревушки тусклым светом. И где-то далеко, в сердце кристального города, сияло Кристальное Сердце — символ мира и гармонии. Только вот до их дома этот свет не доходил. И никогда не дойдёт.

---

Глухой гул шахты заполнял собой всё пространство, проникая сквозь каменные стены и вибрируя в воздухе. Каждый удар кирки по кристальной породе отзывался металлическим эхом, сливаясь в однообразный ритм — будто сама шахта билась в такт замершему сердцу Империи.

В тусклом свете ламп виднелась фигура молодого единорога. Его тёмно-серая шерсть была покрыта толстым слоем пыли, черная грива слиплась от пота, а старая каска болталась на голове, плохо защищая от осыпающихся сверху мелких камней. Лост Хоуп тяжело дышал, сжимая ржавую кирку, и с размаху ударил по породе — кристаллы звякнули, треснули, но не поддались.

— Хватит отлынивать, ничтожество! — глухой голос бригадира разнёсся по штольне, будто сам камень произнёс эти слова.

Лост вздрогнул, мышцы на спине напряглись. Он скрипнул зубами, но не обернулся.

— Я пашу как проклятый за ползарплаты! — огрызнулся он, и снова ударил киркой, сильнее, чем нужно. Искры взвились в воздух.

Гулкие шаги бригадира раздались позади. Массивный кристальный пони, с широкой грудью и тяжелыми копытами, приблизился и в следующую секунду резко развернул единорога, прижимая его к холодной стене. Шершавая поверхность резанула по коже, оставляя мелкие царапины.

— Ты ещё и вякать смеешь?! — рявкнул бригадир, и в глазах его полыхнула грубая злоба. — Будь благодарен, что я тебя вообще взял на работу, паршивец!

Сердце Лост Хоупа бешено колотилось, но гнев заглушил страх. Он плюнул прямо в лицо бригадиру — влажная капля оставила грязный след на сверкающей кристальной морде.

На мгновение наступила гробовая тишина.

Потом последовал удар. Тяжёлое копыто врезалось ему прямо в глаз. Острая боль прострелила череп, в ушах зазвенело. Лост с глухим стоном рухнул на колени, ладонью прикрывая распухающее место. Холод камня под ним казался теперь единственным спасением от горячей, тупой боли.

Он задыхался, пытаясь подавить спазмы.

— И всё-таки… — процедил сквозь зубы, кровь медленно стекала из рассеченной брови, — я не понимаю... за что вы все меня ненавидите? Всю мою грёбаную жизнь.

В ответ — презрительный смешок бригадира.

— У матери своей спроси, щенок.

— Не трогай мою мать! — рявкнул Лост, но не успел подняться — удар под дых вогнал воздух из лёгких.

Он сложился пополам, упал на бок, хватая ртом воздух, будто рыба на суше. Кристальная пыль прилипла к влажной от пота шерсти, царапая ноздри.

— Денег ты не получишь. — Голос бригадира прозвучал теперь лениво, почти весело.

Лост попытался приподняться на дрожащих копытах.

— Но я же половину смены уже отработал, дискорд тебя возьми! — прохрипел он.

— Половину. Не всю. А если учесть штраф за драку...

Скрип копыт удалялся, пока не затих совсем.

Лост плюхнулся лицом в пыльный пол, чувствуя, как сердце бешено колотится, а глухая боль в боку отдаётся пульсацией.

— Да сдохни ты уже, ублюдок... — тихо прошипел он, хотя даже сам не понял, кому это адресовал — бригадиру или себе.

---

Единорог сидел у входа в шахту, привалившись спиной к холодной стене. Залатанная каска валялась рядом, а изрядно опухший глаз почти не открывался. Он держал влажную тряпку к синяку, вполголоса выругавшись, когда ткань коснулась свежей царапины.

Перед ним открывался унылый пейзаж: серые скалы, каменистая равнина, да изломанные кристальные шпили вдали, мерцающие в редких лучах солнца.

Живот болезненно заурчал. Он закусил губу.

— Придётся опять отдать обед матери, — пробормотал он, теребя рваную сбрую на плече.

В этот момент до его слуха донеслись отдалённые крики и звон металла.

Лост приподнял голову.

По дороге к шахте двигалась небольшая процессия. Ряд кристальных гвардейцев с тяжёлыми алебардами в шлифованных доспехах шёл плотным строем, отражая тусклый свет в сияющих гранях брони. Их копыта отбивали чёткий ритм, под которым даже земля будто начинала вибрировать.

В центре процессии шла она.

Единорог моргнул, не веря своим глазам.

Высокая фигура аликорна, грациозная и величественная, выделялась среди серого окружения, словно осколок света, случайно попавший в это мрачное место. Её розоватая шерсть мягко переливалась в свете, а густая грива, спадавшая волнами, словно хранила в себе кусочки вечернего неба — пурпурные и золотистые переливы. Корона на голове сверкала кристальным блеском.

— Ми Аморе Каденса... — прошептал он, затаив дыхание. — Собственной персоной.

Принцесса двигалась с царственным достоинством, но в её взгляде сквозила не гордость, а печаль. Она остановилась у самого края шахты, с высоты глядя на растрескавшийся камень, где трудились грязные, измождённые пони.

Её взгляд скользнул по окрестностям, и на миг задержался на нём.

Он замер.

Принцесса не сказала ни слова. Но в её глазах мелькнула короткая, тёплая искра... прежде чем она отвернулась, вновь двигаясь дальше с гвардейцами.

Пыль медленно оседала на раскалённые камни у входа в шахту, когда Лост, всё ещё опираясь на стену, наблюдал за удаляющейся процессией. Однако вместо того чтобы исчезнуть вдали, принцесса Каденс неожиданно свернула к группе шахтёров, стоящих в стороне. Среди них выделялся массивный силуэт бригадира.

Тот поспешно склонил голову, опускаясь почти до земли.

— Ваше Величество, честь для нас... — пробасил он, заискивая, хотя голос его всё равно звучал хрипло и грубо.

Принцесса остановилась напротив него, её взгляд был мягок, но внимателен, словно она разглядывала не только шахтёра, но и всю тяжесть его прошлого. Они обменялись короткими репликами, едва различимыми в общем шуме. Однако всё стало ясно, когда бригадир резко повернулся и ткнул копытом в сторону Лоста.

Единорог оторопел.

— Вот он, Ваше Величество! — воскликнул бригадир.

До того как он успел встать, массивное тело бригадира навалилось на него. Кристальное копыто больно вдавило его морду в пыльный грунт.

— Поклонись правительнице, щенок! — прорычал бригадир, сам поспешно склоняясь перед Каденс, словно надеялся, что она не обратит внимания на грубость.

Грязь скрипела под зубами Лост Хоупа. Боль от распухшего глаза пульсировала, но куда сильнее жгло унижение.

— Да пошёл ты! — рявкнул он, резко напрягая мышцы и сбрасывая бригадира в сторону. Тот с грохотом отлетел на пару шагов, едва не свалившись в мелкий овраг у шахты.

Сбоку послышались вздохи ужаса и негодования. Гвардейцы тут же напряглись, копыта крепче сжали древки алебард.

Единорог, пыльный, с растрёпанной гривой, повернулся к принцессе.

— Я никому кланяться не собираюсь.

Принцесса не отреагировала на вспышку агрессии. Напротив, её губы тронула лёгкая улыбка — не высокомерная, а какая-то... теплая. Её взгляд мягко скользнул по единорогу, останавливаясь на грязной шерсти, на синяке, на мелких царапинах, словно она видела не только внешний облик, но и тот груз, который он тащил за собой.

— Я могла и сама догадаться, — тихо сказала она, и голос её прозвучал как шёпот весеннего ветра среди каменных стен. — Ты — Лост Хоуп, верно? Сын Рэдиент Хоуп?

— Может да, может нет. — Он пожал плечами. — Смотря, зачем вам он нужен.

Бригадир с силой стукнул копытом по земле.

— Как ты смеешь так разговаривать с принцессой?! — его голос дрожал от возмущения.

Но Каденс спокойно подняла крыло, останавливая поток гнева.

— Всё в порядке. — Она взглянула на единорога с удивительным терпением. — Он имеет право на гнев.

На мгновение наступила тишина. Даже гвардейцы слегка расслабились, опустив оружие.

— Лост Хоуп, — Каденс говорила мягко, но в её голосе звучала несгибаемая сила, — могу ли я попросить тебя отвести нас к твоей матери?

Единорог напрягся, словно кто-то резко потянул за невидимую струну внутри него.

— А с какой такой целью? — резко спросил он, прищурив здоровый глаз.

— Мы не желаем вам зла. — Она сделала шаг ближе. — Наоборот. Я... хочу исправить старые ошибки, и желаю вам только добра.

Лост рассмеялся, хотя смех его прозвучал горько и хрипло.

— Добра? — Он потрогал опухший глаз, ухмыльнувшись. — За всю свою жизнь я как-то добра особо не встречал.

Каденс будто на мгновение сжалась внутри. В её глазах мелькнуло искреннее сожаление.

— Это моя вина. — Она склонила голову. — Я... слишком долго не знала про вас и ваши страдания. Я искренне раскаиваюсь за это.

— Да сдалось нам раскаяние! — рявкнул Лост, гневно топнув копытом, и пыль поднялась облаком.

Среди гвардейцев закипело возмущение — броня звякнула, кто-то шагнул вперёд, но Каденс снова подняла крыло.

— Если вам что-то от меня нужно, — продолжил Лост, — битсы на стол.

Он не мог скрыть лёгкой усмешки — мысль о возможном обеде, да ещё и за счёт самой принцессы, казалась почти абсурдной... но невероятно соблазнительной.

Каденс смотрела на него долго, будто разгадывая непроницаемую головоломку. Затем она кивнула.

— Ты и твоя мать больше ни в чём не будете нуждаться. Я даю слово принцессы. Всё, что я прошу — это немного доверия.

Лост почувствовал, как внутри сжалось что-то неприятное. Он опустил голову, вороша копытом пыль у своих ног.

Молчание затянулось.

Гвардейцы уже начали терять терпение, кто-то даже кашлянул, но Лост вдруг тяжело вздохнул.

— Ладно. Всё равно нам обоим не так что бы много было терять.

---

Дом был... если это вообще можно было назвать домом — кривобокая конструкция, где доски держались на одном честном слове. Обваливающийся каменный фундамент, черепица, местами заменённая ржавыми жестяными листами, и гниющие ступени, ведущие к скрипящей двери. По углам стен скопилась черная плесень, а окошки, едва прикрытые тонкими тряпками, не скрывали зияющую бедность.

Каденс остановилась, её дыхание сбилось, глаза наполнились болью.

— О, Селестия... — выдохнула она, не сдерживая эмоций. — Вы жили здесь?

Единорог хмыкнул, вяло прищурившись.

— Ага. — Он обошёл лужу у тропинки, где мутная вода едва не скрывала треснувшие камни. — Крыша не падает — и ладно.

Каденс вновь почувствовала вину, едкую и липкую, что давила на грудь.

— Такого не должно было быть... — прошептала она.

— Ну уж как есть. — Он махнул копытом в сторону двери. — Подождите здесь.

Он кивнул гвардейцам, а затем исчез за скрипучей дверью.

Принцесса осталась с отрядом кристальных пони. Они переглянулись между собой, бросая странные взгляды вслед единорогу. Один из гвардейцев, массивный жеребец с алебардой, угрюмо прищурился.

— Что-то он мне не нравится, — буркнул он, наклоняясь ближе к напарнику. — Слишком уж... знакомая рожа.

Единорог вошёл в дом, дверь за ним закрылась с глухим стуком. Внутри пахло влажной землёй и старым деревом. Свет пробивался сквозь щели в досках, отбрасывая рваные полосы на пол.

Он прошёл по скрипучим половицам и толкнул дверь в спальню.

Там царила полутьма, воздух был затхлым, а в углу, на низкой кровати, под рваным серым плащом лежала фигура.

— Мам? — Лост Хоуп неуверенно кликнул. — Ты не спишь?

Тишина.

Он фыркнул и, не ожидая ответа, повернулся к двери, чтобы впустить Каденс.

Принцесса вошла осторожно, словно боялась разрушить эту хрупкую тишину. Её копыта ступали почти беззвучно, пока она не подошла ближе к кровати. Несколько мгновений она просто смотрела на фигуру под плащом, будто набираясь храбрости.

— Рэдиент? Рэдиент Хоуп?

Фигура вздрогнула. В следующее мгновение плащ сдвинулся, и из-под него мелькнуло исхудавшее лицо. Рэдиент Хоуп резко села, глаза расширились от ужаса.

— За мной всё-таки пришли! — пронзительно вскрикнула она, инстинктивно забиваясь в угол кровати и натягивая плащ до самых ушей, словно тонкая ткань могла защитить от внешнего мира.

Каденс шагнула ближе, но сделала это медленно, с осторожностью, чтобы не вспугнуть.

— Рэдиент, пожалуйста, не бойся. — Она говорила мягко, почти шёпотом. — Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Я хочу помочь.

Единорожка дрожала, как осиновый лист. Её взгляд метался, но голос Каденс, тёплый и проникновенный, постепенно проникал сквозь паническое оцепенение.

— Помочь? — охрипшим голосом переспросила она, всё ещё не веря.

— Да. Я, только недавно узнала о вашем существовании. Мне жаль, за все что вы пережили.

Долгое молчание. Рэдиент тяжело сглотнула, копытами сжала край плаща и медленно выглянула из-под него. Её глаза были усталыми, с красноватой полоской воспалённых вен.

— Вы… действительно принцесса? — спросила она с дрожью в голосе.

Каденс кивнула, едва заметно.

Рэдиент нерешительно соскользнула с кровати, плащ скользнул по её худым бокам, и она, шатаясь, подошла к старому чайнику на столе. Приложившись к изогнутому носику, она жадно сделала несколько глотков, шумно втягивая воздух.

Только осушив почти половину содержимого, она медленно отставила чайник и повернула голову к Каденс. Её взгляд был затуманенным, но в нём теплился слабый огонёк интереса.

— Ну так... — хрипло сказала она, — что же вам от нас нужно?

— Я хочу забрать вас во дворец, — сказала Каденс тихо, но твёрдо, глядя Рэдиент прямо в глаза.

Та вздрогнула, как будто её окатили холодной водой, а затем устало вздохнула и скривила губы в слабой, мрачной улыбке.

— Это из-за Лост Хоупа? — спросила она, опуская взгляд. — Ну так забирайте. Ему там будет лучше. Наверное. Без разницы.

— А меня... оставьте в покое. — Рэдиент подняла мутный взгляд на Каденс. — Я больше в этот дворец не вернусь. Никогда.

Каденс медленно опустилась на изъедённое временем кресло, его ножки жалобно заскрипели под её весом.

— Ты сильно травмирована, — сказала она почти шёпотом, как констатацию факта, без упрёка.

Рэдиент в ответ нервно рассмеялась — короткий, судорожный смешок, в котором было больше горечи, чем радости.

— Иронично, правда? — усмехнулась она, вытирая рукавом запылённую морду. — Целительница... а себя исцелить так и не смогла.

На мгновение в комнате вновь воцарилась тишина. Где-то за стеной капля упала в железную миску с глухим звоном.

Рэдиент обхватила чайник копытами и вновь потянулась к нему, но сил едва хватило поднять его наполовину.

— Забирайте его, — резко сказала она, не поднимая глаз. — Подальше от меня, если можно.

Каденс моргнула, чуть прищурившись от неожиданности.

— Ты... не любишь его? — осторожно спросила она.

Рэдиент будто застыла на мгновение, но потом медленно опустила чайник обратно. Её глаза стали холодными, в них засверкали осколки старой боли.

— Ты видела его лицо. Видела его проклятое лицо! — голос срывался, и она с яростью сдёрнула с плеч плащ, раскрывая острые скулы и воспалённые глаза. — Он — почти полная копия своего отца.

Каденс сжала губы, сердце болезненно сжалось от горечи, звучащей в каждом слове Рэдиент.

— Он об этом знает? — мягко спросила она.

Рэдиент прикрыла глаза и покачала головой.

— Нет. И не должен. — Глубокий вздох. — Он вообще почти ничего не знает о прошлом. Пусть живёт хоть с этим неведением.

Каденс не сдержала дрожащего вздоха.

— Он не заслужил такой судьбы. — Она замолчала на мгновение, а затем добавила, — Да и ты — тоже.

Рэдиент издала хриплый смешок, полный усталости и боли, и повернулась на бок, будто прячась от этих слов.

— Если ты спрашиваешь, можно ли забрать сына, то ответ — да. Да. И ещё раз да.

Каденс ощутила, как что-то ломается внутри.

— Но ты так же заслуживаешь лучшего, Рэдиент.

— Поздновато, — прошипела та, зарывшись мордой в рваный плащ.

Каденс замолчала, но мысль не покидала её. Она склонила голову набок, словно что-то обдумывая.

— Когда-то ты была великой целительницей. А что если... я предложу тебе эту работу снова?

Слова будто пробили плотную броню. Рэдиент резко повернулась, плащ сполз с её плеч. Её глаза, ещё мгновение назад мутные и потухшие, внезапно вспыхнули почти болезненной жаждой.

— Вы... серьезно? — прохрипела она, вцепившись копытами в край кровати.

Каденс кивнула.

Рэдиент сглотнула, в глазах смешались страх и надежда. Надежда — почти забытое чувство, от которого перехватывало дыхание.

Глава 2: Наши страхи и наши надежды

Шайнинг Армор молча смотрел на выходящего из кареты жеребца. С каждой секундой его взгляд становился всё более напряжённым, а сердце начинало стучать быстрее.

Высокий, стройный, с тёмной, угольно-чёрной шерстью и глубокими алыми глазами, которые, казалось, впитывали в себя свет. Густая чёрная грива спадала на плечи.

Копия.

Не просто похожий, а именно копия Сомбры, у которого он видел те же черты, тот же силуэт, тот же мрачный взгляд из-под чуть нахмуренных бровей.

— Это всё ещё, объективно, плохая идея, — наконец сказал Шайнинг, не сводя с жеребёнка глаз.

Ему не нравилось это. Не нравилось до дрожи в копытах.

Каденс лишь едва заметно поморщилась, не сводя внимательного взгляда с мужа. Она знала, что он скажет это. И знала, что он скажет ещё многое, но это не изменит ни его страха, ни её решения.

— Тише, — шикнула она, осторожно, почти невидимо дёрнув ухом в сторону жеребёнка, который в этот момент застыл перед величественными воротами.

Шайнинг перевёл взгляд на неё, нахмурился сильнее, но всё же сжал челюсти, подавляя дальнейшие слова.

— Он может услышать, — добавила Каденс чуть тише, глядя на него.

Она видела, как он напряжён, как внимательно смотрит по сторонам, как его тело словно собрано в ожидании удара.

Шайнинг выдохнул через нос, шумно и тяжело, как будто сдерживал в себе целую бурю эмоций.

— В наших общих интересах сделать так, чтобы из него вырос достойный и благородный жеребец, — мягко, но настойчиво произнесла Каденс, заглядывая мужу в глаза.

Она не пыталась спорить. Она не пыталась доказывать. Она просто говорила факт.

— Оставь я его в том месте, где нашла… — Каденс на мгновение прикрыла глаза, словно на секунду вернувшись мыслями туда где он жил. — И через пару десятков лет у нас на пороге стоял бы новый Сомбра.

Шайнинг вздрогнул.

Даже мысль об этом приводила его в ярость и ужас.

— Мне страшно представить, что Фларри придётся пересекаться с ним, — сказал он, почти выдавливая слова из себя.

Каденс усмехнулась.

— Возможно, это пойдёт им обоим на пользу, — ответила она, с любопытством наблюдая за тем, как её муж всё больше и больше мрачнел.

— Ты ведь понимаешь…

Но Каденс уже смотрела вперёд, на жеребёнка, который нерешительно шагал вперёд, осторожно оглядывая величественные залы Кристального дворца.

— Он многое упустил, Шайнинг, — спокойно сказала она.

Он скептически фыркнул, не сводя с неё взгляда.

— Например?

— Он никогда раньше даже не учился в школе, — она мягко улыбнулась. — А у Фларри, если ты не заметил, почти нет друзей.

— У неё есть Твайлайт, — сказал он, как будто это было само собой разумеющимся.

— И её подруги, — добавил он спустя мгновение.

Каденс покачала головой, выдохнув.

— Это немного не те друзья, что ей нужны, — с лёгкой грустью заметила она.

Шайнинг нахмурился ещё сильнее.

— И ты предлагаешь, чтобы она подружилась с ним?

Каденс спокойно посмотрела на него.

— Они одного возраста, — сказала она.

Шайнинг закрыл глаза и шумно выдохнул.

— Отлично, — проворчал он.

Он медленно повернулся, снова глядя на жеребёнка, который теперь стоял в тени одного из витражей.

— Теперь наша дочь будет дружить с Сомброй.

— Он не Сомбра.

Шайнинг поднял на неё взгляд, полный усталости.

— И нельзя винить его за то, кем был его отец, — продолжила она.

— Тем более, Рэдиент не любила Сомбру.

— Откуда ты вообще узнала о них?

---

— Это настоящий бриллиант, — задумчиво произнёс Санберст, осторожно переворачивая пожелтевшие страницы старой, потрёпанной книжонки. Он обращался с ней так бережно, словно держал в копытах древний артефакт.

Шайнинг Армор скептически прищурился, окинув книгу взглядом.

— И что это?

Каденс, стоявшая рядом, посмотрела на него с лёгкой улыбкой.

— Дневник Рэдиент Хоуп, — спокойно ответила она.

Шайнинг нахмурился.

— Где вы его нашли?

— В глубинах дворца, — Каденс сделала лёгкое движение копытом, словно указывая куда-то за пределы комнаты. — Санберст случайно наткнулся, когда перебирал архивы.

Единорог, не поднимая глаз от страниц, кивнул.

— В эпоху Сомбры книги особо не печатались, — заметил он, аккуратно перелистывая страницу. — Все усилия шли на военную машину. Этот дневник — уникальный письменный источник. Я могу составить мнение о той эпохе. Да и о самом короле из первых копыт.

Он сделал паузу, перевёл взгляд обратно на текст.

— Ведь, опираясь только на устные источники кристальных пони, можно получить весьма искажённую картину. Их память в большинстве своём очень травмирована… — он замолчал на мгновение, потом добавил, — бывает непросто отделить истину от страха.

Шайнинг Армор вздохнул, его раздражение росло.

— И по какой причине ты вообще решила приютить этого мелкого клона Сомбры? — спросил он, повернувшись к Каденс. В его голосе сквозила усталость, но и тревога тоже.

Он бросил взгляд на дверь, за которой скрывался тот, о ком шла речь.

— Отправить его на воспитание, ну, например, в Эквестрию, было бы гораздо разумнее.

Каденс не отвела взгляда, но голос её остался мягким:

— Селестия и Луна уже знают.

Шайнинг замер на секунду.

— Что?

— Я с ними говорила, — добавила она.

Шайнинг прищурился, явно пытаясь понять, почему это его не удивляет.

Каденс чуть склонила голову набок.

— Ты слишком негативно настроен по отношению к Лост Хоупу, — сказала она. — Он себя ещё даже не проявил.

— Вот именно, — пробормотал Шайнинг.

Санберст тем временем потёр нос, словно колебался, прежде чем заговорить.

— Возможность получить копию Сомбры… но верную нам… — он задумался, подбирая слова. — Это действительно очень и очень разумно.

Шайнинг резко посмотрел на него.

— Ты это серьёзно?

Санберст кивнул.

— В дневнике достаточно подробно описано, как он стал чудовищем.

Наступила тишина.

Шайнинг медленно моргнул.

— Это был постепенный и медленный процесс, — продолжил Санберст, бегло пролистывая несколько страниц. — Где сошлись множество факторов.

Он на мгновение задержался на одном из отрывков, прищурился.

— Всё это в конце концов окончательно заставило его стать помешанным социопатом с…

Он осёкся, подбирая слово.

— Садистскими наклонностями, — закончил он, переведя взгляд на Шайнинга.

— Садистскими? — переспросил он.

Санберст медленно кивнул.

— Это одно из самых ярких его отклонений, — подтвердил он. — Он был верным слугой прошлой королевы, но в какой-то момент…

Он провёл копытом по странице, словно собираясь выразить мысль точнее.

— Всё больше и больше замыкался в себе, пока… ну…

Он на мгновение замолчал, затем чуть приподнял книгу.

— Одним словом, эта книга таит ещё множество тайн. И я намерен их раскрыть.

Он на секунду задумался, затем добавил с лёгким азартом в голосе:

— Я бы и с её автором пообщался. Если, конечно, позволите.

Каденс мягко качнула головой.

— Рэдиент вряд ли в ближайшее время согласится вернуться в прошлое… пусть даже в мыслях.

Шайнинг скрестил передние копыта на груди.

— Почему?

Каденс задумчиво посмотрела в сторону окна.

— Кристальные пони в большинстве своём думали, что она погибла.

Она на секунду замолчала, а потом добавила:

— Но на деле, как только Империя вернулась, она скрылась от их потенциального гнева в дальних селениях.

Санберст кивнул, словно уже знал это.

— В любом случае, шанс пообщаться с женой короля Сомбры…

— Вот так её называть точно не стоит, — резко перебила его Каденс.

Санберст запнулся.

Шайнинг снова вздохнул, на этот раз гораздо тяжелее.

— Я всё ещё не одобряю эту идею, — сказал он, опуская копыта.

Каденс посмотрела на него внимательно.

— Как минимум потому, что в ней есть опасность для Фларри, — продолжил он.

— Ты не доверяешь ему, — заключила она.

Шайнинг кивнул.

— И его матери тоже, — добавил он, после чего посмотрел прямо на жену.

Она не отвела взгляд.

Тогда он устало провёл копытом по лицу и развернулся, собираясь уйти.

Каденс вздохнула.

— Не переноси на него грехи его отца, — мягко сказала она, но в голосе слышалась твёрдость.

Шайнинг лишь слегка дёрнул ухом.

— Это просто невинное дитя, которому нужна наша помощь.

Шайнинг был уже у выхода.

— Конечно, просто невинное дитя, — пробормотал он себе под нос. — Которое как две капли воды похоже на древнего тирана.

Дверь тихо закрылась за ним.

Глава 3: Гармония всё обращает на пользу

— Сколько отсылок на героев меча и магии ты хочешь добавить?
— Да.

Главный зал Кристального дворца, переливаясь мягким светом магии, отражал величие принцесс, стоящих на возвышении. Их сияющие гривы колыхались в невидимом ветре, а взгляды, полные спокойного достоинства, изучали единорога, склонившегося перед ними в глубоком поклоне.

Селестия чуть заметно приподняла бровь, прежде чем перевести взгляд на наблюдающую за происходящим Каденс.

Это он?

Да, это очевидно, с учетом того, как он похож на отца... — мягко прозвучал ответ Каденс в сознании Селестии.

Её улыбка оставалась неизменно дружелюбной, такой же тёплой и обнадёживающей, как у рядом стоящей Луны. Сестра сохраняла привычное выражение сдержанного величия, но её глубокие, как безлунная ночь, глаза выдавали задумчивость.

— Поднимись, мой маленький пони, — мягко произнесла Селестия.

Юноша медленно поднял голову. В его взгляде не было ни страха, ни трепета — лишь глубокое уважение, смешанное с чем-то более личным, будто отголоском прошлого. Когда он заговорил, голос его звучал ровно, но тихо, словно он считал неуместным поднимать его в присутствии столь великих существ.

— Лост Хоуп, Ваше Величество, — ответил он. — Вы — одна из двух принцесс Эквестрии… та, что победила короля… та, что дала нам свободу.

Он опустил глаза и добавил сдержанно:

— Моя мать рассказывала мне о вас.

Селестия чуть прищурилась, уловив странную нотку в его словах.

— Мать? — её голос прозвучал с лёгким оттенком удивления, но затем её выражение прояснилось. — Конечно… малышка Рэдиент Хоуп.

Значит, он её сын?

Тебе следовало посоветоваться с нами, Каденс, прежде чем приглашать их ко двору.

Простите… — мысленный голос Каденс звучал осторожно, почти виновато. Вначале я просто хотела проверить слухи… убедиться, что они действительно живы, прежде чем сообщать вам неподтверждённые сведения. Но, увидев их условия… я не могла оставить их там.

Ты всегда была сострадательной, как и подобает принцессе Кристальной Империи. Но… такой необдуманный поступок…

— И, как поживает твоя матушка? — осторожно спросила она, её голос стал тише, теплее. — В своё время мы не смогли защитить её от тирана, и… не предотвратили самого страшного. Следы того, что он с ней сделал, вряд ли когда-нибудь оставят её бедную душу.

Лост Хоуп слегка сжал губы, прежде чем ответить:

— Она… ещё не покидала свое новое жилье. Я надеюсь, она наконец найдёт покой. Сколько себя помню, она только и делала, что страдала из-за прошлого.

Селестия посмотрела на него пристально.

— А ты сам… знаешь что-то о её прошлом?

Жеребец слегка замялся, затем отрицательно покачал головой.

— Я… никогда даже не решался спрашивать. Но… кристальные пони вменяют ей какой-то великий грех.

Он не знает… Слава Гармонии. Пока что, ему рано знать о своём отце.

Ты уверена, сестра? Возможно, нам стоит…

Мы не будем держать в заключении детей, Луна.

Принцесса ночи смотрела на Лост Хоупа с выражением глубокой задумчивости, будто оценивая что-то невидимое, скрытое за его смиренным обликом.

— В тебе сокрыт великий дар, — наконец произнесла она. — Вся твоя страна, её правительница, что приютила тебя, и даже твоя мать рассчитывают на него.

Каденс слегка кивнула, словно подтверждая ее слова.

Он ещё не встречался с Фларри?

Нет, но я надеялась, что они подружатся.

У Рэдиент Хоуп не вышло спасти Сомбру…

Рэдиент Хоуп так и не стала аликорном! И… судя по всему, Сомбра узнал лишнее о своём происхождении. Если нам удастся уберечь его сына от падения в ту же тьму…

Селестия глубоко вдохнула, затем подняла подбородок и произнесла:

— Встань, юный Лост Хоуп.

Жеребец медленно поднялся, всё ещё ощущая себя неуверенно в присутствии великих правительниц.

— Со времён короля Сомбры Империи нужны мудрые и сильные защитники. Ты можешь стать одним из них. Но для этого… ты должен принести клятву верности перед Кристальным Сердцем.

Она внимательно посмотрела на него.

— Связана ли твоя душа с кристальным сердцем?

Что ты задумала, Селестия?

— Н-нет, Ваше Величество, — осторожно произнёс Лост Хоуп. — Я… всю жизнь не покидал своей деревни. Остальные кристальные пони возили своих детей в столицу на Кристальную ярмарку, чтобы провести обряд… но мать была против того, что бы я появлялся тут.

Селестия слегка улыбнулась, ловя на себе хмурый взгляд Шайнинг Армора и осторожное выражение Каденс.

— Когда следующая Кристальная ярмарка?

Каденс на мгновение задумалась.

— На следующей неделе, в конце зимы. Магия Кристального Сердца будет на пике в этом сезоне.

Лост Хоуп кивнул.

— Для меня это честь… и меньшее, что я могу сделать за всё, что вы мне дали.

Селестия улыбнулась, на этот раз по—настоящему тепло.

— В таком случае, тебе стоит привыкнуть к новой жизни. Найти друзей… а может, даже познакомиться с принцессой, которую ты поклянешься защищать.

Жеребец вновь поклонился.

— Я не подведу вас.

Сопровождаемый двумя гвардейцами, он удалился, время от времени оглядываясь — в его глазах читался трепет перед живыми богами, что когда-то низвергли зло, сковавшее его страну. Шайнинг Армор, скептически хмыкнув, осторожно пошёл следом, очевидно, чтобы удостовериться, что новичок не натворит глупостей.

— Это отличная возможность, — проговорила она, снова обретая привычную лёгкость в голосе. — Восстановить древние традиции.

— Древние традиции? — переспросила Каденс, слегка нахмурившись.

— До этого момента роль защитника Империи и принца совмещал твой супруг, — пояснила Селестия. — А теперь, у нас есть возможность возложить эту ответственность на него, когда он подрастёт, если конечно, наследие отца отпустит его.

Каденс осторожно взглянула на неё.

— Вы говорили о какой-то тьме… и о том, что его нужно спасти? От чего?

Селестия лишь загадочно улыбнулась, легко качнув гривой.

— Надеюсь, тебе не придётся этого узнать. В конце концов... Гармония всё обращает на пользу… но можем ли мы встретиться с Рэдиент Хоуп?

---

Сомбра? Что с тобой?! Чья это кровь?

Аморе… королева… я… я убил её…

Нет… Нет, нет, нет! Это не может быть правдой. Это всё бред… полный бред…

Рэдиент… помоги мне…

Не подходи!

Мне больно… больно и холодно…

Не оставляй меня… умоляю... это не моя вина…

Что же ты наделал…

Рэдиент Хоуп проснулась с хриплым вдохом, её сердце бешено колотилось в груди, а воспоминания о кошмаре всё ещё сковывали разум, как цепи. Мерцающие отблески лунного света падали на стены комнаты, но их мягкое сияние не могло рассеять тьму, что цеплялась за её душу.

Резкий стук в дверь заставил её вздрогнуть.

Она машинально сглотнула, ощущая сухость в горле, и, неуверенно поднимаясь с постели, направилась к двери. Копыто дрожало, когда она потянулась за ручкой. Дерево скрипнуло, и, когда дверь приоткрылась, она почувствовала, как мир рушится под её копытами.

Перед ней стояли они.

Две небесные сестры.

Её ноги подогнулись, и она едва не рухнула на колени, но Луна лишь мягко улыбнулась.

— Нет нужды склоняться перед нами, Рэдиент, — сказала она, её голос был подобен шелесту ночного ветра, успокаивающему и тёплому.

Но Рэдиент чувствовала, как внутри неё всё сжимается.

— У меня не получилось… — её голос дрожал, она едва не плакала, но слова рвались наружу, словно их нельзя было сдержать. — Я подвела вас… Я… не спасла его.

Селестия, шагнув вперёд, опустилась на стоящий рядом стул. Он был явно не предназначен для её величественной фигуры, но она, казалось, не придавала этому значения.

— Это уже в прошлом, — мягко сказала она.

Луна кивнула, взгляд её был исполнен печали.

— С тех событий минули века.

Но для Рэдиент эти века были пустыми, наполненными лишь воспоминаниями, что терзали её, словно раскалённые иглы.

— Даже после провала, я пыталась бежать… — её голос оборвался на секунду, но она заставила себя продолжить. — Не один раз. Но он всегда находил меня. Всегда возвращал обратно.

Она задрожала, обхватив себя передними копытами, будто защищаясь от призраков прошлого.

— Он наказывал моих слуг. Жестоко. Безжалостно. И в какой-то момент… они начали бояться меня. Он внушил им, что я сама выбрала быть с ним. Они перестали мне помогать… И тогда мне стало ясно — я обречена. И попытки бежать, прекратились. Я смирилась...

Её плечи вздрогнули, когда рыдания вырвались наружу.

Селестия осторожно коснулась её спины, а затем обняла, позволяя ей уткнуться лицом в золотистую грудь.

— Всё это в прошлом, — шепнула она. — Кошмар закончился.

Луна смотрела на них, её глаза, глубокие, как ночное небо, были полны печали.

Рэдиент всхлипнула, вытирая слёзы дрожащим копытом.

— Я должна была быть достойна того что бы зваться вашей ученицей, Селестия… Я должна была стать аликорном, принцессой… Но я слишком сильно верила в него. И слишком сильно хотела быть с ним.

Она крепко зажмурила глаза, почти болезненно.

— А он… — её голос сорвался. — Он воспринял мой отъезд в Эквестрию слишком болезненно. Если бы я знала, как сильно он был в меня влюблён.

Селестия глубоко вздохнула, её взгляд скользнул к Луне, затем снова к Рэдиент.

— Ты не виновата. Но… его насилие, оставило след.

Луна чуть прищурилась.

— Ты поступила мудро, не рассказав ему ничего. Но если он узнает…

— Он не узнает! — резко перебила её Рэдиент.

Селестия покачала головой.

— Каденс нашла дневник.

В комнате повисла гробовая тишина.

Рэдиент побледнела.

— Я… я не хотела… — её дыхание стало прерывистым. — Если бы не он, я бы сошла с ума… Вы не представляете, что он делал со мной. Что он делал с другими… из-за меня.

Её голос сорвался, и она зажала рот копытом, но слёзы продолжали течь.

Луна вздохнула, её выражение стало строгим.

— Нам нужен кто-то, кто будет следить за ним. Кто сможет удержать его… чтобы он не стал таким, как его отец.

Селестия на мгновение задумалась.

— Это будет не Твайлайт, — наконец сказала она, покачав головой. — Но у меня есть несколько кандидатур… Пока что, главное — связать его душу с Кристальным Сердцем.

Рэдиент моргнула, её глаза наполнились тревогой.

— Это ведь не опасно?

Луна покачала головой.

— Если оно отторгнет его, мы хотя бы будем знать, с чем имеем дело. В любом случае, мы будем наблюдать.

Селестия посмотрела в окно, где за тонкой пеленой облаков сиял серебряный свет.

— Судьба Лост Хоупа… только в его копытах.

Она повернулась к Рэдиент, её взгляд был исполнен глубокой доброты.

— Ты была моей первой ученицей. Возможно, я возлагаю на тебя слишком тяжёлое бремя… особенно спустя столько лет...

— Я не подведу вас, — тихо, но твёрдо сказала она. — Особенно, после того, как подвела когда-то… Если я породила его, пусть и против воли… то он — моя ответственность.

Луна посмотрела на неё внимательно, изучая лицо сломленной единорожки, что казалось вновь обрело жёсткие черты, впервые за целые века.

— А если он пойдёт по стопам отца? Если узнает правду? Сможешь ли ты…

Рэдиент не дала ей договорить.

Она болезненно кивнула, не пытаясь скрыть слёзы, что скатывались по её щекам.

— Если иного выхода не будет… Я лишу своего сына жизни.

Она закрыла глаза.

— Так же, как лишила его отца.