Гарри Поттер и нашествие маленьких пони

Жизнь начинающего мага Гарри Поттера всегда полна приключений. То его пытается убить злой волшебник. То приходится сражаться с гигантским змееобразным монстром. То преподаватели присылают столько заданий на лето, что можно было бы и не уезжать из Хогвартса. Но это всё привычно и уже почти скучно. А вот когда появляются маленькие разноцветные пони...

Хищник

"Я - пони", - уверенно сказал он, улыбаясь во все шестьдесят клыков. Мы поверили. Мы доверили ему свои жизни, когда страшный враг постучался в ворота нашего мира. Будет ли он верным другом или вонзит нож в спины доверчивых и наивных?

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Эплблум Скуталу Свити Белл Спайк Принцесса Селестия Принцесса Луна Трикси, Великая и Могучая ОС - пони

Адрес неизвестен

Кажется, что каждый новый день Дерпи Хувс хуже предыдущего. Всю жизнь её воспринимают как ходячую катастрофу. Из-за косоглазия её считают бестолковой, странной, ломающей всё на своём пути пони. Как вообще она всё ещё надеется преодолеть свои беды и избавиться от всего, что ей навязали? В одиночку Дерпи не справилась бы, но судьба столкнула её с фиолетовой единорожкой. Станет ли эта встреча очередной неудачей или обернётся возможностью, которую она искала? И как эта возможность повлияет на её жизнь?

Твайлайт Спаркл Дерпи Хувз

Мы будем править с небес

Перевод истории про Майкла Дурранта, космического десантника, который попал в самый разгар Жемчужных войн - войны между Пегасами и Единорогами. В этой истории вы найдёте правду о том, как создавалась Эквестрия. Культура пони и идея "Жемчужных войн" взяты из замечательного фанфика "Ксенофилия".

Другие пони ОС - пони Человеки

Цветы сквозь асфальт

Что делать, когда мир уходит вперед, оставляя тебя позади? Роузлак задает себе этот вопрос когда мир индустриализируется, погребая ее природу под паутиной камня и стали.

Другие пони

EQG: 2. Знакомство с новым чувством

Когда она рядом, учащается сердцебиение. Да, когда я пригласила Эпплджек, Пинки Пай, Флаттершай и Рарити в музыкальную группу, мы с ЭйДжей часто спорили, но это же не значит, что я спорила от ненависти. Напротив. Мне просто нравилось, когда она приближалась, говоря какую то сдуру. (Все написанное, происходит от лица Рэйнбоу Дэш)

Рэйнбоу Дэш Эплджек Эплблум Скуталу Свити Белл

Рэйнбоу Дэш и Вандерболты

Раз-два-три-четыре-пять, с детства с рифмой я дружу.

Рэйнбоу Дэш Спитфайр Сорен

Искусство живое

Для чего существует искусство? Можно ли его ограничивать, загонять в рамки канонов? Что такое талант и нужен ли он? Молодые художники преодолевают трудности, связанные со скорым окончанием академии и наступлением взрослой жизни. Это повесть об искусстве, студенчестве и дружбе.

ОС - пони

Будни эникея

Когда-нибудь уборщицы и сисадмины объединятся и захватят мир. У первых есть ключи от всех дверей, у вторых — все пароли. Но им некогда, ведь они делают настоящую работу. Этот сказ о том, как живётся клонированным поняшкам в мире людей.

Твайлайт Спаркл Человеки

Жёсткая перезагрузка

У Твайлайт выдался не самый лучший день: сначала взорвалось испытываемое ею экспериментальное заклинание, потом на Кантерлот напали чейнджлинги, а после она и вовсе умерла. Казалось бы, хуже и так уже некуда, но нет, с этого момента всё только начинается. Получив возможность спасти положение, Твайлайт клянётся всё исправить, даже если это будет стоить ей жизни. И это будет стоить ей жизни — причём не раз.

Твайлайт Спаркл Спайк Кризалис

Автор рисунка: Devinian

Своими копытами

(1)

Нежно-золотистая стружка так забавно выскальзывает из-под долота. Тук-тук. Звяк-звяк.

Кажется, стучат? Это ко мне? Эй, войдите!

Никого. И стучать перестали.

Вот я глупая, это же я стучу. Молоток неудобно держать в зубах, но я справлюсь. Тук-тук. Звяк-звяк. Динь-динь.

В голове динькает, каждый удар звонко отдается в ушках.

Как же тебя назвать?

Динь-динь в ушках. Я назову тебя Динки.


Дерпи умостилась за старым письменным столом, доставшимся от прабабки — старым, грубо сколоченным. Не беда — так даже красивее, каждую жилку, каждую трещинку на шершавой столешнице можно разглядывать часами. Но Дерпи было не до разглядывания трещинок и изучения жучиных ходов — она трудилась.

Необычная для нее работа, непривычная — долото то и дело соскальзывает, звон молотка отдается в голове, а глаза ну никак не хотят смотреть туда, куда нужно.

Но Дерпи трудится. Она делает себе дочку.

В голове ее крутятся странные мысли — неужели каждая пара пони так мучается? Ведь сделать жеребеночка сложно, особенно когда молоток тяжелый, а долото, чего таить, туповато.

Но из бруска понемногу проступает силуэт жеребячьего тельца, а четыре симпатичных копытца уже лежат рядом.

Самое сложное — голова. Тут какой-то сучок, и Дерпи боится его срезать — он твердый, еще расколет заготовку, а другой у нее нет. Поэтому Дерпи оставляет сучок торчать. Быть ее дочке единорогом — не так уж плохо.

Пегаска останавливается только чтобы перекусить и выпить воды. Пытается попробовать стружу — она такая красивая, по цвету как маффин. Может быть, она вкусная?

Нет.

Дерпи морщится и выплевывает стружку в сторону, и понимает, что правду говорят жеребцы в портовом квартале — не каждая пони сможет такое проглотить.

Щиплется оцарапанный язык.

Дерпи разминает затекшие крылья. За весь день она не взмахнула ими ни разу — не до того. Нужно делать жеребенка и не отвлекаться. Она тяжело дышит, а потом со всего размаху попадает себе молотком по копыту и поскуливает, уронив долото, сквозь зубы.

Но вот последний удар, и Дерпи вытирает со лба пот.

Стол усеян стружками, на полу их еще больше. Но убирать Дерпи будет завтра — она слишком устала.

Динки получилась красивой — только гривы не хватает. Пегаска смотрит по сторонам — из чего бы сделать гриву?

Ее левый видит бахрому на покрывале, а правый — на пучок соломы.

Бахрома побеждает, и через полчаса у Дерпи склеиваются копыта, зато у Динки — прекрасная грива и хвост.

Наконец посмотрев на свою дочку двумя глазами сразу, Дерпи улыбается и укладывается немножко отдохнуть — прямо за столом.


Свет. Это то что я вижу.

А еще тепло.

Кто-то стоит рядом. Большая, красивая… кто-то. Слова перемешались в… здесь. Сложно думать.

Но с каждой секундой легче.

Ты кто?

Улыбается. У нее красивая грива. Со звездочками.

Протягивает… копыто? Да, копыто, теперь я точно знаю. И указывает мне за спину.

Я оборачиваюсь. Там — мама. Она смотрит. И открывает рот.

А я тоже открываю рот — как мама, и говорю «Мама». Что еще сказать?

Почему у нее на глазах вода?


Дерпи пытается разжечь камин — в доме холодно, и она боится что дочка замерзнет. По ночам уже холодно, и ветки к утру покрываются белыми колючками инея.

Изо рта у Дерпи идет пар, и она то и дело вздрагивает.

А Динки, кажется, даже не замечает холода. Она знакомится с миром.

— Динки! Не нужно это кушать!

— Пафему? — бежевая единорожка, скрипя суставами-шарнирами, подходит к маме. У нее изо рта торчат золотистые стружки.

— Оно невкусное. Лучше давай скушаем маффин.

— Маффин? Мафин маффин?

— Динки, не говори с набитым ртом!

Кучка стружки падает на пол.

— Мамин маффин? — переспрашивает единорожка. — А что такое маффин?

— О… — Дерпи мечтательно поднимает правый глаз к потолку. Там, на высокой балке, паутина без паука.

— Маффин — это самое вкусное что можно придумать! Подожди тут и никуда не лезь!

И Динки сидит на полу. Только никуда не лезть у нее не выходит.

Когда Дерпи приносит тарелку с разрезанным на две части маффином — одна побольше, для Динки, и вторая, всего с четвертинку, для нее — Динки уже радостно скачет рядом с камином, а на кончике рога у Динки огонек.

— Милая, ты научилась колдовать? — спрашивает Дерпи, с улыбкой, но через мгновение замирает.

Тарелка летит на пол, а Дерпи — к кровати, хватает одеяло и накрывает им Динки.

— Что случилось, мама? — спрашивает единорожка, кончик рога у которой уже почернел и обуглился.

Дерпи ничего не говорит, только обнимает дочку и всхлипывает.

— Мама, у тебя опять вода в глазах. — недовольно говорит Динки. Дерпи улыбается.

— Нельзя лезть в очаг.

— Плохой? — уточняет Динки.

— Нет. Хороший, но ты можешь сгореть.

— Как?

Дерпи приходится встать и бросить ворох стружки на потрескивающие дрова.

Динки смотрит завороженно, пока стружка вспыхивает, скручивается и превращается в серую пыль, а потом, осознав, бросается к маме и пытается залезть под крыло.

— Я… Я больше не буду… в огонь… — бормочет единорожка.

— Не будешь… — кивает Дерпи, бережно укрывая дочку серыми перьями.

Маффин куда-то укатился. Дерпи видит его под диваном, но рядом с маффином сидят три мышонка, тощих и растрепанных, а чуть ближе — их мама.

И Дерпи решает, что на этот раз она может обойтись и без ужина.

А глаза, которые и раньше не очень-то слушались, теперь просто сами по себе закрываются, и Дерпи укладывает дочку спать.

— А зачем? — спрашивает Динки, глядя на паутину под потолком.

— Все пони ночью спят… — зевает Дерпи. Подушку она находит уже наощупь.

— А мне скучно… — говорит Динки и ворочается.

Дерпи сонно кивает и машет копытом — она слишком устала, чтобы спорить.

— Только не балуйся… — шепчет она, и засыпает.


Когда Дерпи просыпается, на темно-рыжих занавесках уже пляшут солнечные зайчики. Первым делом она принимается искать дочку. Динки нет ни рядом с пегаской под одеялом, ни за столом, ни — к неслыханному облегчению — в камине.

А вот у стены, рядом со шкафом, высится пирамида старых бланков — тех, на которые ставят подпись о получении. Все почтальоны их выбрасывают, а Дерпи хранит — мало ли, когда может понадобиться бумага?

Дерпи завороженно смотрит на это бумажное сооружение, а оно начинает покачиваться.

— Мама? — деловито спрашивает Динки, откладывая очередной листок в сторону, и удивленно хлопает глазами.

— Светло? — спрашивает она, и выбирается из своих баррикад.

Краем глаза Дерпи замечает, что на пожелтевших от времени листах что-то есть — какие-то серые полоски и пятна, но вглядеться она не успевает.

Динки подходит к ней. Ее рог блестит, словно им долго-долго обо что-то терли.

— А что ты делала? — спрашивает Динки. — Ты молчала.

— Я спала. — улыбается Дерпи, протирая заспанные глаза.

— Спала? — удивляется Динки. — Ты не смотрела на белый рисунок сверху? А на что ты смотрела? Что ты видела?

— Сон. — Дерпи улыбается еще шире и прижимает дочку к груди.

— Сон? А это что? — Динки трется щекой о шерстку Дерпи. Это очень приятно.

— Это… — Дерпи открывает рот, и закрывает его. Как можно объяснить что такое сон?

Динки, впрочем, объяснений и не требует. Она ждет пару секунд, а потом выкарабкивается из маминых объятий и идет к куче бумаги.

— А я вот что делала. — говорит она, и теперь-то Дерпи может рассмотреть кучу рисунков. Посередине кучи снова умостилась Динки, как в гнезде, и берет очередной листок. Рядом с единорожкой — кусок угля из потухшего камина.

Дерпи запоздало спохватывается.

— Ты лазала в камин?

— Там не было огня. — невозмутимо отвечает единорожка. — А я рисовала. Вот, это ты, мама!

Дерпи смотрит на листок бумаги. С листа на нее смотрит Дерпи, а рядом с ней — огромный, почти в ее рост, маффин.

И Дерпи улыбается. Кажется, она знает, куда можно потратить ту кучку полушек, которая лежит у нее на верхней полке шкафа.

— А почему… — начинает Динки, и пегаска, потянувшаяся за деньгами, оборачивается.

— А почему у тебя мягко и как одеяло, а у меня, — Динки стучит по груди, — гладко и как пол?

— Как одеяло? — не понимает Дерпи.

— Ага. Вот тут как одеяло… — Динки проводит копытом по гриве, — А тут — нет.

Дерпи задумывается.

— Это потому что ты еще жеребенок. — решает она. — А у взрослых пони есть шерсть.

— Хочу смотреть на взрослых пони! — заявляет Динки.

Дерпи кивает и подходит к окну. Она раздвигает занавески, и…

— Мама! Нет! Там огонь! — кричит Динки и пытается оттащить маму за хвост, подальше от окна. — Сгоришь!

Оторопев от неожиданности, Дерпи отступает в сторону, а Динки испуганно смотрит на ярко-желтое пятно света на полу.

— Огонь? — неуверено спрашивает она, и пытается положить на освещенную половицу кусок стружки.

Стружка блестит бронзой.

— Не горит. — хмурится Динки и поднимает вопрошающий взгляд на маму.

— Это не огонь. — смеется пегаска. — Это солнце!

— Солнце? — Динки катает слово на языке. — Солн-це. Оно соленое?

— Его не едят. — мотает головой Дерпи, и чувствует как у нее бурчит в животе. Пора бы и позавтракать.

— А какое оно? — Динки пытается выглянуть в окно, становится на кровать, забирается копытами на подоконник, ойкает и зажмуривается.

— Оно тоже больное! — говорит единорожка сердито. — Мама, почему ты не сказала?

— Оно хорошее, если на него не смотреть. — поясняет Дерпи, пытаясь найти хотя бы что-нибудь в холодильном ящике.

— А что с ним делать? Смотреть нельзя, есть нельзя… — удрученно произносит единорожка, и отправляется завтракать.

На столе, среди стружек — тарелка сена и стакан молока. Дерпи сидит рядом и смотрит на дочку.

Динки хватает стакан обеими копытами и подносит ко рту. Белая струйка течет из щели.

У Дерпи сама собой начинает дрожать нижняя губа — от огорчения и внезапного чувства вины. Она плохо сделала дочку! У нее не получилось.

— Я растяпа… — шепчет пегаска, и Динки бросается утешать маму.

— Не надо воды в глазах! — просит она и трется о мамину ногу. — Я больше не буду разливать.

От этих слов Дерпи рыдает еще сильнее.

Динки растерянно смотрит на плачущую пегаску, не понимая, что произошло, задумчиво сует стружку в рот — промахнувшись мимо тарелки.

— Офень вкуфно, мамафка. — говорит она, и Дерпи улыбается, немного неуверенно.

— Правда? — спрашивает она, и Динки кивает.

Дерпи снова задумывается.

— Пони должны есть сено и маффины. — бормочет она под нос, — А не стружку.

А Динки продолжает жевать. К радости Дерпи, никаких опилок ниоткуда не высыпается. Конечно, это немного неправильно, и Дерпи твердо решает что-то сделать с такой диетой. Но еще нужно сделать столько дел, так что стружке придется подождать.

— А теперь будем собираться. — говорит пегаска, наскоро выпив остатки молока и проглотив скудный завтрак. Она берет шапку, носочки, и тут ее посещает мысль, что Динки замерзнет, потому что у нее нет шерсти.

Пегаска принимается копаться в вещах, прикладывая то одну то другую к Динки, зачарованно стоящей рядом и разглядывающей ворох разноцветных одежек в сундуке.

Наконец, Динки собрана — что, по мнению Дерпи, означает «закутана по самые копыта». Ушки спрятаны под платком, нос и рот замотаны шарфом, из-под шубки выглядывает краешек хвоста.

И, конечно, глаза — ярко сияют между полоской шарфа и шапкой.

— А куда мы пойдем, куда? — нетерпеливо перебирает копытами единорожка.

— Узнаешь! — хитро отвечает Дерпи, и распахивает дверь на улицу.