Фаирсан
Часть I
Солнце стояло в зените. Оно всегда здесь стояло в зените, изливая потоки жары на песчаную равнину. Желто-красный пейзаж простирался до горизонта. Селестия знала, что этот пейзаж простирается до самых Кругосветных гор. Отсюда, с высоты ее полета, лишь небольшое пятно оазиса выделялось на фоне равнины. Слабое магическое поле укрывало от солнца несколько деревьев, зеленый луг и озеро с маленьким искрящимся радугой водопадом. Лениво взмахнув крыльями, Селестия влетела в восходящий поток и поднялась выше. Горизонт отодвинулся, и на самом краю появилась маленькая оранжевая точка, которая, приближаясь, превратилась в скачущего аликорна. По его бокам бегали искры, по гриве скакали огненные языки, а жар мог соперничать с жаром солнца. При каждом шаге с боков капали стекловидные капли расплавленной пыли, а в песке отпечатывались стеклянные следы. Радостно улыбаясь, Селестия плавно спланировала к оазису, ей не терпелось встретить своего брата.
— Фаир, ты где пропадал? Тебя не было так долго, в оазисе трава по грудь выросла!
— Скакал.
— Опять? Не понимаю, у тебя же есть крылья!
— А мне нравится скакать! Когда скачешь, чувствуешь силу и мощь.
— Ага, и пыль из-под копыт на полнеба.
Фаирсан, тяжело дыша, остановился у магического поля, окружающего оазис.
— Ну, входи же, Фаир, ты ведь проголодался!
— Обожди, Тия, дай остыть, я же все подожгу! Сделай лучше попону, пламя сбить.
Селестия окружила аликорна магическим коконом и пламя, истратив весь кислород, постепенно увяло. Когда последние искры погасли, Фаирсан наконец вошел в оазис и накинулся на траву. Селестия вздохнула, с вопросами придется обождать.
Наконец Фаирсан поднял голову и с набитым ртом заявил:
— Я был у кругосветных гор!
— Как? Туда ведь невозможно долететь, мы в прошлый раз чуть не погибли!
Кругосветные горы окружали планету по экватору, отделяя мир вечного света от мира тьмы и холода. В прошлую попытку пики кругосветных гор лишь едва показались на горизонте, а солнце было еще высоко над горизонтом, когда они были вынуждены повернуть назад. Ветры буквально взбесились, то забрасывая аликорнов ввысь, где воздух был так разрежен, что самые сильные взмахи крыльев не могли управлять полетом, то кидая о покрытую острыми камнями землю.
И тут Селестия поняла:
— Ты доскакал! По земле, да?!
— Точно, — Фаир засмеялся, — Аликорн, скачущий по земле — дома меня сочли бы странным.
— Ты молодец, а наш дом теперь — эта пустыня, и некому тут посмеяться.
— Я нашел проход под горами и пробрался на ту сторону, но далеко пройти не смог. Без солнца слишком быстро слабею.
Селестия не могла сдержать волнения и, вскочив, закружила по лугу.
— Так значит, мы, наконец, сможем пройти под горами на темную сторону и найти ковчег!
— Только если нам очень сильно повезет, сестренка. Я не представляю даже как там можно что-то найти. Темная сторона очень большая, не меньше нашей. Там темно и очень холодно. Я не смогу питаться энергией солнца, а как только погаснет пламя на гриве, придется идти в полной темноте. Мы пройдем в 10 шагах от борта и даже не заметим этого.
— Мы все равно что-нибудь придумаем!
Корабль, ведомый автопилотом, медленно двигался в поле вероятностей, подыскивая подходящее место для нового мира. Луна сидела в капитанском сидении и перебирала в уме недавние события. Хотя отец и придворные до последнего момента делали вид, что все в порядке, но Луна уже была достаточно взрослой, чтобы замечать несоответствия. Видеодоски странным образом переключались только по образовательным и детским каналам, тщательно фильтруя все новостные. Пегасы, постоянно кружащие над замком, были одеты в боевые доспехи, которые даже на большом расстоянии не спутаешь с парадными. Отец с неизменным мрачно-напряженным выражением на лице, сменяющимся беззаботной улыбкой, стоило ему заметить Луну или Фаирсана с Селестией неподалеку. И мать, которая «ну буквально завтра или послезавтра приедет», и которой Луна не видела уже несколько месяцев. А потом отец стал учить ее пилотированию кораблей. Тут тоже много странного. Во-первых, отец (император огромной империи, между прочим), чье время расписано на месяцы вперед, чьей минутной аудиенции могут ждать годами, вдруг лично стал ее обучать. Во-вторых, сам факт, что ее обучают пилотированию, более чем необычен. Конечно Луна была очень рада каждой минуте, проведенной с отцом, и часами сидела в кабине симулятора, чтобы показать идеальный маневр в реальном полете, а научиться водить корабли мечтала, как и любой жеребенок в ее возрасте. Она даже собиралась в свое совершеннолетие записаться на факультативный курс (мать закатила бы скандал, но запретить уже не смогла бы), но что мечта исполнится так быстро, никогда не думала.
И вдруг внезапное пробуждение, долгая поездка в военном грузовике, хнычущий Фаирсан и испуганная Селестия, жмущиеся к ней в кузове в окружении бронированных земнопони-пехотинцев. Их высадили в лесистой местности около гигантского корабля-ковчега, у входа в который их дожидался отец. Пехотинцы моментально оцепили местность, а несколько единорогов из свиты отца подняли защитное магическое поле.
— Докладывайте, — приказал отец подошедшему пехотинцу.
— Сэр, мы оторвались от преследования, но максимум через 10 минут они будут здесь!
— Принято. Держите позицию.
Комбат ударил копытом в грудь, отдавая честь, и побежал к солдатам, разворачивающим маскировочную сеть.
— Что происходит, отец? — спросила Луна.
— Понимаешь, наша империя очень долго жила в мире и спокойствии, и некоторые пони забыли, какой ценой это было достигнуто и что...
Тут император был прерван мягким синтетическим голосом:
— Внимание, воздушная тревога! Приближается ракета класса пауэрболл. До контакта 3 минуты 15 секунд.
— Луна, вот на этом кристалле я записал все, что тебе следует знать, — отец протянул ей кристалл с видеозаписью. — А теперь, быстро на корабль.
— До контакта 3 минуты ровно.
— Нет, отец, я останусь с тобой!
— Немедленно! У нас нет времени на детские капризы!
— До контакта 2 минуты 45 секунд.
— Я помогу! Я тоже умею держать магическое поле!
— Нет! Ты должна спасти сестру с братом! Немедленно!!!
— До контакта 2 минуты 30 секунд.
— Прости, Луна.
Отец выхватил шоковую дубинку у одного из единорогов и ткнул ей Луну. По всему телу разлилась боль, а потом последовало онемение. Два единорога, подхватив за передние ноги, занесли ее в шлюз, следом внесли Фаирсана с Селестией. Единороги вышли, и люк стал закрываться. «Эквестер, стартуй, как только сможешь! Код альфа-красный!» — последнее, что услышала Луна перед тем, как потерять сознание.
Селестия шла, тяжело нагруженная вязанкой сена и канистрами с водой. В отличие от брата она не могла питаться энергией солнца и должна была нести запасы с собой. Фаирсан поначалу тоже вызвался тащить груз, но уже через несколько километров по пустыне сено загорелось, подожженное его пламенной гривой, канистры разорвало давлением пара, а остатки воды, расплескавшейся по спине, вызвали приступ чесотки, от которой Фаирсан катался по песку в попытках почесаться. Бархан сменялся барханом, чередуясь иногда каменистыми плато. По совету Фаирсана они меняли темп движения, то скача галопом, то переходя на рысь, после чего шли шагом, чтобы остыть и восстановить силы, и цикл повторялся. Желая развеять монотонность путешествия, Селестия заговорила на свою излюбленную тему:
— Смотри, Фаир, воздух вокруг нас кажется сухим, так что даже режет горло, но на самом деле в нем полно влаги. Если бы удалось его немного охладить, то вода полилась бы на нас буквально с неба.
— Ты разве успела изучить курс физики?
— Нет, к сожалению не успела. Так увлеклась биологией, что откладывала физику до последнего, я же не знала, что видеодоска сломается.
— Ничего, если бы не ты, у нас не было бы такого оазиса, а без него мы не выжили бы. Так что биология спасла нам жизнь, а физика — спасовала. Ну, так откуда твои познания?
— Из раздела по экологии, там говорилось о влиянии на климат. Вот если бы накрыть пустыню магическим полем...
— Не, нереально. Даже с твоим колье. Максимум сможешь расширить оазис раза в три.
— Ну, хоть помечтать то можно?
Фаирсан только фыркнул в ответ и перешел на рысь, а Селестия, вздохнув, потрусила следом.
Все утопические проекты смогут воплотиться в жизнь, только если они найдут свой корабль. Если он не разбился при посадке, и хотя бы часть хранилищ осталась целой.
Селестия опять погрузилась в свои мысли. Фраза про колье напомнило ей о маме. Ее имя Селестия узнала у Луны только через несколько лет после отлета, а в том возрасте, когда их отправили на корабль, для всех детей маму зовут «Мама» и никак иначе.
— Нянюшка Софти, а мама скоро придет? Нянюшка Софти, а она ведь не забыла, правда? Нянюшка Софти, а папа тоже не забыл, ведь правда?
Селестия, пританцовывая, кружила возле няни, которая пыталась накормить Фаирсана.
— Конечно, сахарок, конечно, придет, только надо хорошо поесть, чтобы порадовать маму. Ну-ка, Лучик, съешь еще пучок.
Фаирсан грозно скосил глаза, фыркнул и потянулся к подносу с кексами.
— Ну, нет, Лучик, сначала надо съесть сено, ты ведь хочешь вырасти таким же большим и сильным, как папа?
Лучик нахмурился, еще раз фыркнул и отвернулся.
— А если не будешь кушать, то прилетят злые грифоны! Вот они уже стучатся в окно!
Фаир испуганно покосился на окно и взял пучок сена в рот.
— Молодец, а теперь еще один. Будешь таким сильным, что все грифоны испугаются и улетят!
Фаир взял еще пучок и сердито погрозил окну копытцем.
— Нянюшка Софти, а тетя Луна тоже придет? — опять затараторила Селестия.
— Ну, сколько раз тебе повторять, Луна не тетя. Она твоя сестра. Ну-ка скажи: «сестра».
— Се-е-е-естРРРа, — Селестия проговорила неудобное слово и снова спросила:
— А се-е-е-стРРРа Луна придет?
— Конечно, придет, сегодня все соберутся вместе.
— Ура! Ура! Тетя Луна придет! — Селестия опять закружила по детской.
В комнату вошла серая пони-единорог, наблюдавшая эту сцену последние несколько минут в отрытую дверь. Впрочем, такое грубое слово как «вошла» было к ней неприменимо. Каждый ее шаг был пламенем, колыхание гривы — водопадом, а серебряные искры, мерцающие на шерсти напоминали зарницы на грозовом небе. Ее отполированные копыта блестели серебристым лаком, на правой ноге виднелась полоска обручального браслета, на шее висело колье со скрытым внутри усилителем магии, а гриву украшал цветок белой магнолии.
— Мама! — закричала Селестия, бросившись к серой пони.
Единорожка засмеялась и заключила Селестию в объятия.
Вскочивший Фаирсан тоже бросился к маме, повалив попутно ясли с сеном. Как это часто бывает у жеребят, задняя часть тела обогнала переднюю, введя его в неуправляемый занос. К счастью его траектория завершилась в куче подушек, не принеся дополнительных разрушений. Сердито фырча, Фаир предпринял вторую попытку, увенчавшуюся успехом, и он, наконец, зарылся носом в мамину гриву.
— Мама, мама! Смотри, как я могу! — Селестия быстро замахала крылышками и, зажмурив от напряжения глаза, приподнялась над полом. Поднявшийся ветер раскидал сено по всей комнате.
— Сахарок, хватит, — закричала нянюшка. — Ты испортишь прическу ее величества!
— Ничего страшного, Софти Хувс, — проговорила императрица. — Мне все равно будут делать укладку перед выходом.
Осевшие на гриве травинки лишь придали серой пони еще больше очарования. Казалось, ничто не смогло бы испортить ее красоты.
— Мама, мам, а у нас есть сюрприз!
— Интересно, какой же у вас сюрприз?
— Вот, смотри, — Селестия осторожно раздвинула гриву Фаирсана, обнажив на голове мягкую шишку. На самом кончике шишки в небольшую трещинку проглядывал кончик рога.
— Ну, надо же, Фаир, ты у меня совсем большой уже вырос!
— Мам, а мам, а ты не забыла?
— Ну конечно не забыла, сахарок! Сегодня мы целый день проведем вместе! Сначала мы пойдем в Грифоний цирк, потом в Медовый дворик, а вечер проведем в Облачном замке с папой и Луной. А еще я приготовила тебе подарок!
В комнату вошел сенешель-единорог из свиты императрицы, неся перед собой поднос с золотым колье, украшенным фиолетовыми камнями. Поравнявшись с серой пони, он остановился и торжественно продекламировал.
О, юная принцесса! Сегодня праздник твой.
И мы сейчас все вместе любуемся тобой.
Немало церемоний грядет в твоей судьбе,
И подданные пони поклонятся тебе.
Но это будет дальше, не торопись взрослеть,
От почестей до фальши недалеко лететь.
Познаешь бремя трона, когда твой день придет,
Величие короны — оковы и почет.
Пока же — вот кристальный волшебный талисман
В нем скован блеском граней магический туман.
С ним подружись принцесса и магию впитай,
И даром, что из сердца кристаллом управляй.
В колье кристаллы света и счастья вплетены,
Где свет — там мрака нету, нет горестей и тьмы.
Лишь аликорны в силе так магию творить,
Чтоб всё, что полюбили, на веки сохранить.
Единорожка, подхватив колье с подноса своим телекинезом, мягко опустила его на шею дочери.
— Ой, мама, — Селестия буквально задохнулась от восторга. — Оно такое красивое! А я в нем красивая? Самая-самая красивая?
— С днем рождения, милая!
Багровое солнце почти касалось горизонта. Каждый камешек, каждый выступ в земле отбрасывал длинную черную тень, зачеркав пустыню черными полосами, а невысокие утесы дотягивались своей тенью до самых Кругосветных гор. Порывы злого ветра то стихали, притаившись в засаде, то набрасывались с неожиданной стороны, пытаясь засыпать песком глаза и уши медленно бредущих аликорнов. Селестия прикрывала от ветра крыльями изрядно похудевшую вязанку сена. Зубами она держалась за хвост брата, тащившего ее на буксире. Уже долгое время они шли без привалов и остановок. Ноги Селестии гудели от усталости, а все тело чесалось от песка и пыли, которые, забившись под шерсть, окрасили ее розовым цветом. Привычный к долгим переходам Фаирсан чувствовал себя лучше, и хотя солнце уже не давало столько тепла, как в центре пустыни, чувства голода еще не испытывал. Его тело немного остыло и покрылось стеклянным панцирем из сплавившегося песка. По стеклу змеились линии трещин и при каждом шаге падали отломившиеся осколки.
Селестия шла, закрыв глаза, и представляла себе, как вернувшись домой, она сначала выпьет половину озера, а потом залезет в оставшуюся половину и будет долго, долго-долго отмокать. Она постоит под водопадом, потом ляжет на песчаное дно и будет любоваться радужными переливами на магическом поле, накрывающем оазис.
Ткнувшись носом в спину брата, она очнулась от мечтаний и, встряхнувшись, огляделась вокруг. Они стояли в начале узкого ущелья, которое, извиваясь, шло между отвесными стенами гор. Похоже было, что какой-то древний катаклизм разломил гору, оставив в ней глубокую трещину, заполнившуюся со временем обломками камней и песком. Ветер гудел и выл где-то наверху и не изъявлял желание нырять в ущелье. Солнце окончательно скрылось за изгибами стен, и мрак подкрадывался к ним все ближе, разгоняемый только редкими искрами, все еще пробегающими по гриве Фаирсана.
— Сестренка, советую сейчас хорошенько подкрепиться. Воду и сено можно оставить здесь, все равно мы не сможем там далеко уйти, — заговорил Фаир. — Дальше будет становиться все холоднее, уже в конце ущелья вода в канистре замерзнет.
Огненный аликорн огляделся в поисках удобного места. Приметив засыпанную песком площадку, Фаир растянулся на ней и прикрыл глаза. Селестия сбросила поклажу и повалилась рядом.
— Сейчас, только ноги отойдут, а то я их уже не чувствую совсем.
Они еще немного полежали, потом Селестия напилась воды и прожевала пару пучков сена.
— Я думаю, тебе стоит опять ухватиться за мой хвост, чтобы в темноте не потеряться.
— Насчет света не беспокойся, — Селестия наклонила голову, выставив рог. — Я вспомнила один детский фокус, которому научилась еще дома.
Она прикрыла глаза и расслабилась, пытаясь вспомнить то самое ощущение, немного мягкое, немного кислое с горчинкой, немного веселое.
— Сел, потише, глаза слепит!
Селестия открыла глаза и увидела яркий пульсирующий шарик света. Шарик постепенно распухал и поднимался вверх. Вспоминая забытые чувства, она уменьшила его размеры и яркость, а потом шутливо метнула в Фаирсана.
— Щекотно, — захихикал вскочивший от неожиданности Фаир.
При подлете к нему шарик рассыпался на множество мелких искр, быстро втянувшихся в шерсть. Селестия создала еще несколько шариков, и длинной гирляндой подвесила их над собой. Пара шариков, оказавшихся слишком близко к Фаиру, были им притянуты и опять обдали его облаком искр, вызвав новый приступ смеха. Изрядно повеселев, аликорны направились в глубь ущелья.
Когда спасательная капсула упала в песок планеты, Селестия с Фаирсаном уже вышли из детского возраста и с подростковым максимализмом собирались строить новый лучший мир, добрый и справедливый. Как говорила Луна, они летят в поисках райского мира, и поэтому надо хорошо учиться и кушать много сена и яблок (а не налегать на сладости), чтобы к ним потом прилетели папа и мама. Показавшаяся в люке песчаная пустыня на рай была совсем не похожа. Впрочем, как самонадеянно заявил Фаирсан, с магией и наукой пони они любую пустыню сделают раем. И тут выяснилось, что Эквестер не отвечает на радио-запросы. ИИ капсулы сообщил, что корабль пошел на посадку, после чего связь прервалась. Часы ожидания ответа складывались в дни, и постепенно становилось ясно, что Эквестер уже не ответит. Последовавший период отчаяния, к счастью, был пережит быстро и безболезненно. Подростки хотя и принимают любую беду близко к сердцу, умеют легко адаптироваться к новым условиям. А условия были не так уж и плохи. Запасов еды в шлюпке хватало еще на несколько лет, энергия круглосуточно поставлялась солнцем, а кондиционер не переставая лил дистиллированную воду. Из развлечений была только видеодоска, забытая кем-то в шлюпке еще до старта и искусственный интеллект. Правда ИИ оказался уж слишком примитивным и мог только докладывать о состоянии оборудования и отсутствии новых сообщений, а видеодоска хранила лишь несколько книг по физике и биологии.
Магический талант Фаирсана позволил ему поглощать энергию солнца, восполняя силы, и постепенно еда для него превратилась из острой необходимости в редкое удовольствие. Конечно, совсем без еды он обходиться не мог. Полностью атрофировавшийся желудок вызвал бы множество других опасных изменений в его теле, но при необходимости Фаир мог не есть и не пить месяцами. Свой талант он использовал на всю катушку, методично, квадрат за квадратом исследуя пустыню.
Селестия всерьез увлеклась биологией и отдала все силы созданию оазиса, в котором они могли бы жить после того, как спасательная капсула окончательно исчерпает свои ресурсы. Она перенастроила свой усилитель магии таким образом, чтобы он мог самостоятельно поддерживать магическое поле над будущим оазисом, и Селестия лишь изредка его подзаряжала. Она создала пруд, постепенно наполнявшийся водой из кондиционера, и поселила в нем одноклеточные водоросли. Забавно, что водоросли она извлекла опять же из кондиционера. Как ни старались многие поколения пони их извести, как не вычищали емкости для конденсата, всего за пару лет любой кондиционер вновь зарастал водорослями и требовал чистки. Благодаря магической подпитке, водоросли активно размножались, извлекая углерод из углекислого газа, и через несколько лет у нее набралось достаточно органической массы, чтобы сделать почву оазиса плодородной. Семена трав, сохранившиеся в сене из сухого пайка, дали обильные всходы и вскоре покрыли оазис зеленым ковром. Сложнее всего было вырастить яблони. Ни одного семечка у Селестии не сохранилось, зато после тщательного осмотра всех закоулков в капсуле был обнаружен сухой яблочный хвостик (та маленькая веточка, что обычно остается торчать в сорванном яблоке). Месяцы опытов, штудирования учебников в попытках оживить веточку дали результат, и веточка проросла. Несколько недель Селестия непрерывно подпитывала росток магической энергией не прерываясь на сон, прежде чем он достаточно окреп, чтобы расти самостоятельно, положив, таким образом, начало их скромному яблочному саду.
По мере продвижения аликорнов температура быстро снижалась. Скользкий поначалу лед уже перестал таять под копытами и Фаирсан с Селестией ускорили шаг. Позади виднелись пики Кругосветных гор, очерченные радужной каймой — это лучи солнца преломлялись в воздушных потоках, кружащих над горами. Холодный ветер слабым потоком дул им навстречу. Тия создала большой яркий шар, освещающий местность на сотню шагов в диаметре и, чтобы не
улетел, прицепила его к кончику рога.
— Ветер слабый, давай взлетим? — спросила она, развернув крылья, и взмахнула ими для разминки.
— А куда ты полетишь? И как ты увидишь, куда будешь лететь? Врежешься в какой-нибудь утес — мало не покажется! — покачал головой брат.
— А мы повыше поднимемся!
— Повыше как раз ветры о-го-го какие дуют. Теплый воздух, летя из пустыни, такие смерчи крутит, что я бы туда не совался. Унесет куда-нибудь, дороги назад не найдем.
— Тогда давай найдем возвышение, я осмотрюсь.
— Тут темно, вообще-то.
— Фаир, я не глазами буду осматриваться, ты же знаешь.
— Хорошо, Тия, сейчас что-нибудь подыщем.
Фаирсан поскакал вперед и через минуту прокричал: «Тут утес!» Расправив крылья, он неторопливо взлетел над землей и приземлился на вершину. «Ветер слабый, можешь лететь», — сообщил он уже сверху.
Селестия взлетела к нему и погасила свет, ей надо было сосредоточиться. В Эквестере спало несколько сотен пони-добровольцев. Их сердца не бились, грудь не дышала, но слабая аура жизни позволила бы засечь направление. Если они, конечно, не слишком далеко. Рог запульсировал фиолетовой аурой, Селестия улеглась на лед, затаила дыхание и сосредоточилась. Ее сознание, как будто покинув тело, поднималось все выше, отодвигая видимый горизонт. Вот прямо под ней яркая аура Фаирсана, вот серебрятся оставленные ими следы, теряющиеся в дымке чуть поодаль, и все. Во всем наблюдаемом пространстве господствовала чернота небытия. Селестия напряглась, раздвигая горизонт еще дальше, преодолевая сопротивление некой силы, пытающейся затянуть ее сознание обратно в предписанные пределы. Как после долгой скачки, по всему телу выступила испарина, тут же превратившаяся в иней. На пределе возможностей нити, связывающие сознание белого аликорна, превратились в прочные цепи, не давая больше продвинуться ни на шаг, но все, что она видела — лишь новые порции тьмы, отрицающей даже саму мысль о возможном наличии жизни. Наконец, Селестия прекратила попытки и расслабилась, приходя в себя.
Она открыла глаза и создала маленький огонек. С одной стороны Тия увидела стенку, сложенную из ледяных блоков, прикрывающую ее от ветра, а с другой — прижавшегося к ней боком, дремлющего Фаирсана.
-Фаир, я долго была в отключке?
-Да, около шести часов. Ты потеряла чувство времени?
-Братик, когда я была в трансе, я все чувства потеряла, а не только времени.
-И как там?
-Ничего. Только тьма. Нам надо идти дальше.
-Дальше? Да ты не выдержишь! Я тебя обратно не потащу, надо возвращаться!
-Потащишь, ты же у меня добрый, — Селестия тихонько фыркнула и пихнула Фаирсана в бок.
Луна совершала свой ежесуточный обход корабля. Эти обходы были совершенно необязательны, но в монотонности корабельной жизни позволяли убить еще немного времени.
На корабле было два больших коридора. Центральный шел прямо от капитанской рубки до инженерных отсеков главных двигателей, и пройти его можно было за 10 минут медленным шагом. Спиральный коридор начинался и заканчивался там же, где и центральный, но он вился под обшивкой. Он планировался как место для прогулок и запасной проход, так что на него уже надо было потратить около часа. Обшивка корабля состояла из множества квадратных секций, каждая из которых представляла собой стопку тонких металлических листов. По пути такая обшивка надежно защищала корабль от разных неожиданностей, а по прибытии к цели, все эти стопки разложатся и выстроят огромную сферу размером с луну. Такая база послужит отличным перевалочным пунктом для последующих кораблей, в ней можно будет разместить космические доки и заводы, или даже построить портал для быстрой связи с родным миром. Вот только Эквестер порталом был не оборудован, а на последующие корабли надежды не было.
Раздавшийся шум, крики и топот отвлекли Луну от размышлений. Чуть не сбив ее с ног, из-за изгиба спирального коридора вылетела Селестия, несущая в зубах лист бумаги, а за ней с грохотом бежал Фаир, яростно размахивая крылышками.
— Отдай! Отдай! — Фаирсан чуть не плакал от обиды и злости.
— Тетя Луна, смотри, Фаир влюбился в Кенди-Кенди, — Селестия сунула Луне лист.
На бумаге с трудом угадывались очертания пони-единорога, по-детски нарисованного Фаиром. Кенди-Кенди была отважной разведчицей из фильма о защитниках летающих островов. Однажды, гуляя по отсеку с криокамерами, Фаирсан увидел в одной из них пони, похожую на Кенди, и его детская любовь расцвела ярким пламенем. Правда ту пони звали Кенди Свит, и она была пегасом, а не единорогом, но такие мелочи жеребенка не трогали. Он часами проводил рядом с ней, рассказывая разные истории, а у ее ног раскладывал свои рисунки. Тут Селестия его и выследила. Схватив один из рисунков, она побежала поделиться со всеми своим открытием, а обиженный Фаир кинулся следом.
— Селестия, — сказала Луна строгим голосом. — Ты понимаешь, что делаешь плохо? Ты очень обидела Фаирсана.
Подбежавший Фаир выхватил злополучный лист бумаги и бросился прочь.
— Тетя Луна, но разве это не весело?
— Нет, это очень серьезно. Догони Фаирсана и извинись перед ним.
Весь день Селестия искала брата, но не могла его найти — на таком большом корабле спрятаться было очень легко. Когда он не появился на обед и на ужин, чувство вины стало грызть так, что Тия не могла найти себе места. Наконец, она пошла в рубку и по громкой связи обратилась ко всему кораблю: «Лучик, прости меня, я не хотела тебя обидеть! Мне тоже нравится Кенди-Кенди! Прости меня, пожалуйста!» Когда Фаир вернулся в каюту, сестра бросилась к нему и протянула свою самую красивую заколку.
— Вот, возьми, это подарок для Кенди!
— Спасибо, Тия, она очень обрадуется, когда проснется.
Появившись на завтрак, Фаир быстренько съел несколько сушеных яблок и пучок сена, и убежал. Не в силах противостоять искушению, Луна пошла в капитанскую рубку и переключила монитор на камеру криоотсека.
«Смотри, Кенди, я нашел стихотворение, как раз про тебя», — Фаир положил перед собой книгу «Сказка о спящей пони с серебряной гривой», и с выражением прочитал.
Яркие звездочки всем светят с неба,
Но исчезают порой в облаках.
Милые звездочки, где бы я не был,
Будут светить мне в любимых глазах -
Самой веселой и самой красивой
Пони на свете с серебряной гривой.
Сердце моё постоянно стучит
Как перестук торопливых копыт.
Может однажды, когда ты проснешься,
Чувства свои я не стану скрывать,
Ты с пониманием мне улыбнешься,
Мы будем вместе летать и скакать.
— Еще 10 часов и поворачиваем, понятно? — сказал Фаирсан со всей строгостью в голосе, на которую был только способен. — Оставь хоть какой-то шанс тебя назад дотащить.
— Хорошо-хорошо, не переживай, я справлюсь, — Селестия не ела уже неделю и под кожей стали явно проглядывать ребра. Иней, покрывший порозовевшую шкуру, опять сделал ее белоснежной, блестящей в лучах волшебного шарика.
— Смотри, — Тия ткнула копытом в ледяной выступ. — Какой тут странный снег, так забавно пищит под копытами!
— Это сухой лед.
— Какой?
— Ну, замерзший углекислый газ.
— Не понимаю!
— Просто тут уже так холодно, что углекислый газ из воздуха кристаллизуется в лед.
Селестия остановилась, потрясенная этой новостью.
— Но тут его много! Целые кучи! Хватило бы на огромные пастбища и леса! Вот в том холмике больше углерода, чем я собрала в оазисе за все время!
— Это, наверное, очень здорово, — покивал головой Фаирсан, — только как это поможет нам сейчас?
— Вот если бы мы могли его растопить, или может как-нибудь вывезти отсюда в пустыню.
— Пошли уж, сестренка, фантазировать можно и по дороге.
Оставшийся путь Селестия пыталась придумать способ, как забрать с собой хотя бы пару тонн сухого льда. Ведь этого хватило бы еще на десяток яблонь, или даже можно оторвать от столика в капсуле немного дубового шпона и реконструировать пару настоящих дубов. Они, конечно, были бы не так полезны, зато внесли бы разнообразие в оазисе.
— Вот и все, Тия, — сказал Фаирсан остановившись. — Вот этот холм достаточно высок.
— Думаю, отсюда открылся бы чудесный вид, если бы было чуть светлее, — отозвалась сестра.
— У тебя час, потом идем обратно!
— Вся дрожу и трепещу, — усмехнулась Селестия и улеглась на лед.
Повторно войти в транс ей удалось быстрее и проще, чем ранее. Она до предела расширила свое сознание, и цепи, сковывающие ее сознание, зазвенели от натяжения. Но в обозримом пространстве была только тьма, ни одним из своих чувств Селестия не чувствовала жизни. Вдруг на краю сферы ее внимание привлекло пятно тьмы, еще более черной, чем темнота небытия. Заинтересовавшись, Селестия попыталась его коснуться. Страх и отвращение ударили ее с такой силой, что она чуть не очнулась от своего транса.
«Осторожнее, — прошелестел за спиной мягкий голос. — Не стоит трогать создания тьмы без подготовки и особой на то нужды».
«Что? Кто здесь? — Селестия попыталась обернуться, но тут же поняла, что в этом месте обернуться невозможно, потому что она и так видела сразу во всех направлениях. — Где ты?»
"Я внутри тебя«,- голос показался очень знакомым.
«Отец?»
«Да, в какой-то степени. Я — твоя генетическая память, опыт твоих предков. Я дам тебе пару уроков магии, чтобы ты не наделала глупостей».
«Отец, помоги найти Эквестера!»
«Нет, ты уже не смогла его обнаружить на пределе своих сил, значит он далеко. Но ты можешь почувствовать, живы ли пони».
«Как?»
«Отринь все чувства. Да, и чувство направления тоже. В эфире нет направлений, пытаясь их сохранить ты сама себя ограничиваешь».
Селестия попыталась. Она очищала сознание, убирая постепенно страх, усталость, боль, радость, счастье, потом убрала верх, низ, вперед и назад, она обратила свой взор на цепи, сковывающие сознание и они распались. Селестия оказалась сразу везде, во всем мире: вот яростная аура — солнце, желто-зеленое свечение — оазис, яркая аура — Фаирсан. И наконец, вот золотые ауры спящих пони, одна из которых выделялась особой яркостью и была похожа на ауру брата. «Луна жива, — поняла Тия. — Похоже, она тоже спит в криокамере». Селестия попыталась сосчитать ауры, и тут одна из них, ярко вспыхнув, рассыпалась серебряными искрами. Она сразу поняла, что это — смерть. Когда аликорн выйдет из транса, то испытает ужас и боль потери от того, чему она стала свидетелем, но сейчас Тия лишь отметила этот факт и осмотрела ауры еще внимательнее. Вот еще несколько серебристых следов ушедшей жизни. На Эквестере явно творилось что-то плохое, но большая часть пони еще были живы. «Пора возвращаться», — решила Селестия и огляделась напоследок.
«Отец, я пребываю сразу во всем мире, но чувствую границы, что это?»
«Это грань отделяет мир от хаоса поля вероятностей».
«Я могла бы все это увидеть и не выходя из оазиса? Мы зря сюда шли, рискуя жизнями?»
«Нет, там у тебя ничего не вышло бы. Лучи солнца создают непреодолимые помехи. Там я не смог бы обратиться к тебе напрямую».
«Значит мы больше не поговорим?»
«Скорее всего — нет. Но я буду являться тебе в виде озарений и интуиции».
«Прощай, отец!»
Селестия постепенно приходила в себя, и, наконец, открыла глаза.
— Три дня! Ты провалялась тут три дня! Тупая овца, как ты назад пойдешь?! — Фаирсан, кипя от негодования, топал ногой.
— Прости, братик, я сейчас, — она попыталась привстать и бессильно повалилась на бок.
— Ну вот, я так и знал! Я ведь предупреждал! Ну, за что мне все это?! — Фаирсан взвалил сестру себе на спину и, прикрыв ее крыльями, побрел в обратный путь.
К своей учебе в университете Луна испытывала двойственные чувства. С одной стороны ей нравилось получать новые знания, и учеба давалась ей легко, но с другой стороны ей никак не удавалось наладить отношения с окружающими. Она была самой младшей на своем курсе (что и не удивительно, аликорны всегда быстро учатся), она по всем предметам была лучшей, и еще она была первой наследницей империи. Сокурсники ее сторонились, а преподаватели обращались с опасливым подобострастием. Когда до Луны дошли слухи, что отличные оценки ей ставят, потому что она принцесса, а не за знания, она специально стала делать грубые ошибки в докладах и лабораторных. Действительно, даже сдав контрольную, где в примерах не было ни одного правильного ответа, Луна получила «отлично». Только после личного визита отца, который серьезно поговорил с деканом университета, ей стали делать замечания и исправлять ошибки. Однажды принцесса попросила отца позволить учиться индивидуально, но он ответил, что учеба в университете сама по себе является одним из главных уроков, который ей надо усвоить. Постепенно приходило понимание, что это урок одиночества, что она всегда будет одинока посреди любой толпы пони. Можно лишь надеяться, что когда-нибудь она встретит того, кто сможет ее полюбить и понять так же, как мама любит ее отца.
Среди преподавателей особо выделялся профессор истории Гнивси Тайл. Впадая в старческий маразм, он избрал Луну объектом насмешек и каждую лекцию пытался ее уязвить. Все его шутки встречались гробовым молчанием. Общеизвестно, что у аликорнов великолепная память, и пони, посмевшего посмеяться над принцессой, она, скорее всего, запомнит на всю жизнь. В общем, в самоубийцы никто записываться не спешил.
«А ведь это тоже урок,- подумала Луна идя на очередную лекцию профессора Гнивси. — Ведь среди моих будущих подданных будут всякие пони, даже такие, как Гнивси. И мне надо их всех любить и уважать, как бы тяжело это не было».
— Ах, — желчно захихикал профессор, увидев вошедшую студентку. — А вот и тема нашей сегодняшней лекции явилась!
— Доброе утро, Гнивси Тайл, — как обычно поприветствовала его Луна, проходя на свое место.
— Ах, какие мы сегодня обходительные, — ответ преподавателя тоже оригинальностью не блистал.
«Итак, сегодня мы узнаем о происхождении аликорнов и их роли в жизни империи. Согласно общепринятой теории, аликорны — это раса, выведенная искусственно до или во время темных веков. Созданы они были путем комбинации генов всех основных рас пони. В них заложена сила, выносливость и живучесть земных пони, умение летать и ориентироваться в пространстве, взятые у пегасов, а так же, магические способности единорогов. Кроме того, в их ДНК встречаются несколько мест, чье точное значение еще не выяснено. Академиком Маликусом Скопумом была выдвинута теория, что они отвечают за морально-этический аспект в поведении».
Луна задумалась: «Насколько такая теория соответствует действительности? Может это всего лишь политическая установка, чтобы пони не чувствовали себя ущербными по сравнению с аликорнами? Надо обязательно будет поговорить с отцом».
— А вы что скажете на это, госпожа Луна? — обращение профессора вернуло ее в реальность.
Она поглядела на доску и увидела слайд с фотографией Селестии.
— Ну, рождение Селестии было для всех нас очень радостным событием, — Луна попыталась угадать заданный вопрос.
— Радостным событием, она говорит, — захихикал профессор. — Никогда, слышите, никогда за всю историю у аликорна не рождалось более одного потомка, а тут — двое! Какими последствиями это грозит? Как два аликорна уживутся в одной империи? Помогут ли заложенные в них моральные принципы избежать конкуренции?
«Интересно, что бы он заговорил, узнав о Фаирсане?» — подумала Луна. Рождение третьего ребенка старались не афишировать, чтобы избежать лишних волнений в обществе.
— До сих пор, могущество аликорнов ограничивалось их малочисленностью и, как я уже говорил, заложенными на уровне ДНК моральными барьерами. История империи показывает, что аликорны являются идеальными правителями, ошибки допускались, но предательства — никогда. Личное ни разу не ставилось выше общественного. Для сравнения можно взять историю любой другой страны, да хоть грифонов. Впрочем, это тема другой лекции. И пока вы все не разбежались, запишите себе темы докладов, — Профессор вывел на экран следующий слайд. — Как обычно, темы распределите сами и подготовьте к следующему семинару.
Селестия очнулась от обморока, открыла глаза и испытала секундный приступ паники, пытаясь понять, где она находится. Когда в голове немного прояснилось, она почувствовала что лежит на каменном полу, покрытым слоем песка, а нос щекочет приятный запах сена и пластика. Создав светящийся шарик, Селестия осмотрелась. Похоже, это было то самое ущелье, где они оставили свои запасы. Тюк сена и канистра с водой стояли возле ее головы — наверняка Фаирсан позаботился. Сам он лежал неподалеку.
— Проснулась? Как себя чувствуешь? — Фаир подошел и склонился над сестрой.
Селестия попыталась ответить, но пересохший язык почти не ворочался. Тогда брат наклонил канистру и дал ей напиться.
— Теперь лучше. Гораздо лучше, — в голове у нее прояснилось, а пробудившийся желудок требовательно заурчал.
— Ладно, ешь, набирайся сил, расскажешь все потом. А мне тоже надо сбегать насытиться, — сказал Фаир и побежал к выходу из ущелья.
Селестия немного поела и снова задремала. Она запретила себе думать о произошедшем, понимая, что надо передохнуть и восстановить силы, прежде чем попытаться все осмыслить. Да и осмысливать лучше вместе с братом. Она проспала еще несколько часов, иногда просыпаясь, чтобы съесть пару пучков сена.
Наконец Селестия услышала цокот копыт и встала на ноги. Хотя слабость в теле еще присутствовала, ноги уже не подгибались. Показавшийся из-за изгиба ущелья Фаирсан выглядел довольным, и по его гриве опять побежали огненные искры. Несколько часов, проведенных в лучах солнца, придали новых сил.
— Сестренка, как себя чувствуешь? — спросил он, подойдя.
— Замечательно! Я готова тебе все рассказать.
Аликорны улеглись рядом на песок, и Селестия начала свой рассказ. Говоря, она старалась не упустить ни единой мелочи и избегать лишних эмоций. Однако к концу рассказа слезы подступили к глазам, и она расплакалась.
— Они умирают, а мы ничего не делаем! Я не знаю — почему, в трансе я видела только самую общую картину.
— Тише, Сахарок, — Фаир обнял Селестию и погладил по гриве. — Мы делаем все что можем, рискуя жизнями. Мы обязательно найдем их. Обязательно!
— Лишь бы не было слишком поздно.
Постепенно Тия успокоилась, и Фаирсан стал ее расспрашивать, уточняя детали.
— Ты случайно не видела сияния, похожего на солнечное, но очень маленького?
— Нет, ничего похожего не было.
— Значит, реакторы корабля заглушены и аккумуляторы садятся. Им просто не хватает энергии, ведь солнечные батареи там не работают.
— Криокамеры отключаются, и диагностическое оборудование не работает, — Селестия покачала головой. — Да, это все объясняет.
— И у тебя не получилось засечь направления?
— Нет, я могла бы найти их в радиусе тысячи километров, но они дальше. Может на самом полюсе ночи.
— Может и так, но вполне возможно, что они где-то рядом с горами, но с другой стороны окружности. Я буду искать другие проходы в горах.
— Это может слишком затянуться. Эти проходы могут и не существовать вовсе.
— Ну, других идей пока нет. В любом случае, сейчас нам надо добраться до оазиса и восстановить силы.
— Маловато еды на обратный путь, — вздохнула Селестия.
— Обратно побежим налегке. А как отойдем подальше от гор, воздух поутихнет, и до оазиса уже полетим.
Тия представила, как придется идти сквозь ураганы, а потом еще лететь, и у нее закружилась голова.
— Ладно, несколько дней на отдых, — сказал Фаир, увидев реакцию сестры. — Я пока принесу тебе еще воды.
Огненный аликорн подхватил канистру и направился вглубь ущелья за льдом. Несмотря на внешнее спокойствие, внутри у него все кипело. Переживания Селестии не несли в себе личной окраски. Она, как любой аликорн, считала своим долгом заботится обо всех пони. А Фаирсан думал о Кенди.
На Эквестере было 3 больших двигателя, установленных треугольником в нижней части корабля. В инженерном отсеке второго двигателя Луна занималась прикручиванием к нему проволокой дополнительных радиаторов охлаждения. Двигатель повредился при старте корабля — электронные блоки, отвечающие за охлаждение, сгорели, и он постепенно перегревался. Для замены блоков требовалось остановить корабль, но ИИ категорически не соглашался с остановкой, ссылаясь на приказ императора. Таким образом, Луне ничего не оставалось, как мастерить внешнее охлаждение, разобрав для этого пустующую морозильную камеру и несколько криокапсул. Рядом крутился Фаирсан и совал во все щели свой любопытный нос. Обычно дверь в
отсек была заблокирована, и полазить тут без присмотра ему бы не удалось.
Закончив с радиаторами, Луна сверилась с датчиком температуры и удовлетворенно кивнула. Похоже, впервые за все время температура перестанет расти.
— Эквестер, сообщай обо всех изменениях температуры двигателя, — отдала она приказ и направилась к выходу из отсека.
— Принято, — отозвался мягкий синтетический голос.
Выгнав из отсека младшего брата, Луна заблокировала дверь.
— Фаир, пора на обед!
— Есть, кеп, — последнее время ему нравилось называть Луну капитаном.
В кают-компании их уже ждала Селестия. Техника ее не слишком интересовала, она любила проводить свободное время в оранжерее.
— Вот, попробуйте, — Тия протянула им половинки необычного фрукта, немного напоминающего по форме грушу.
— Вкусно, — сообщил Фаир, закинув в рот свою половинку. — А еще есть?
— А что это? — спросила Луна.
— Это гуава. Я взяла семена в хранилище и прорастила, — ответила Селестия. — Боюсь, что она будет плохо плодоносить, сложно создать ей подходящие условия, не затронув другие растения в оранжерее.
— Жаль, — огорчился Фаир. — Она действительно вкусная. Но ты же постараешься, правда?
— Хорошо, братик, постараюсь. Как там Кенди поживает?
— Спит, просила не беспокоить, — Фаир уже привык к подколкам Селестии и отвечал в том же духе.
— А может, она уже влюблена в кого-то другого?
— Нет, она бы сказала, — ответил брат авторитетным тоном, хотя в глубине души он, конечно, этого действительно опасался.
Луна хмыкнула и подумала, что пони вряд ли отвергнет ухаживания аликорна, скорее сам Фаир в ней разочаруется, увидев, что она совсем не похожа на тот идеальный образ, который он себе придумал.
После обеда Луна позвала всех в рубку.
— Сейчас я покажу вам запись, оставленную нашим отцом. На уроках по истории я вам рассказывала об устройстве и политике империи, и Вы уже достаточно выросли, чтобы понять, о чем пойдет речь.
Луна вставила кристалл в приемный отсек и включила экран. В появившемся аликорне Селестия сразу узнала отца.
«Милая Лу, возможно, мне не удастся тебе все объяснить перед отлетом, поэтому делаю для тебя эту запись. Всегда и в любом обществе существуют недовольные. Кого-то обидели, недооценили, кто-то не нашел свое призвание в жизни, и очень часто им нужно на кого-то свалить вину за свои беды. Самым удобным объектом, конечно же, являемся мы, аликорны. Таким образом, зародилась группа, поставившая своей целью свержение аликорнов. Они называют себя «Рог или крылья», намекая на то, что иметь и рог и крылья одновременно — недопустимо. В любом другом государстве их бы просто переловили и изолировали, у грифонов, например, есть остров обреченных, куда ссылают всех неугодных, удалив у них маховые перья. Наш моральный кодекс подобные меры запрещает, и все аликорны во все времена стремились к сокращению числа таких пони, ведя политику индивидуального подхода к каждому жеребенку и созданию максимально благоприятной среды для их самореализации. Таким образом, число отщепенцев было незначительным, но с рождением Селестии — все переменилось. Хрупкий баланс был нарушен, падкие до сенсаций журналисты начали нагнетать обстановку в обществе, пугая всевозможными бедами из-за того, что два аликорна — наследника, якобы, обязательно будут враждовать. Почуяв долгожданную возможность нас ослабить, деятельность «РИК» начали финансировать грифоны. Когда в прессу просочилась информация о рождении Фаирсана, по городам прокатились уличные демонстрации с требованиями передать моих младших детей под так называемый «общественный контроль» в институт генетики — организацию, подконтрольную РИК. Страшно подумать, что бы там с ними сделали. Самым страшным ударом для меня стало похищение твоей матери. И тогда я принял решение отослать вас на новом колонизационном корабле. Конечная точка вашего маршрута никому неизвестна. Даже я знаю лишь примерно направление полета. Команда укомплектована тщательно подобранными добровольцами, надеюсь, с их помощью, вы создадите новую страну, и у вас получится управлять ей лучше, чем мне своей империей«.
Замолчав, император еще пару секунд глядел с экрана, потом кивнул кому-то в сторону, и запись прервалась.
Селестия стояла под водопадом, подставляя струям воды свои бока и гриву, прочесывала свою шкуру скребком и блаженно улыбалась. Красная от пыли вода стекала по ногам, возвращая Селестии ее естественный белоснежный цвет. Последний отрезок пути оказался просто ужасным, она так устала, что уже не могла лететь, и тащилась, уцепившись за кончик хвоста Фаирсана. По доброте душевной брат предложил ее понести, но глянув на стеклянные капли, стекающие с его боков Тия решила отказаться от перспективы доехать до оазиса в виде понячей запеканки. Фаир осторожно, стараясь ничего не поджечь, прошел по лугу и окунулся в озеро. Вода забурлила, и над ним поднялось облако пара. Взяв отложенный Селестией скребок, Фаирсан начал вычесывать стеклянную крошку из шкуры. Магический купол стал темнеть, постепенно погружая оазис в сумерки.
— Вот и добрый вечер, — заметила Селестия.
— Тия, давно хотел спросить, а зачем ты каждые сутки затемняешь купол?
— Так это же естественный цикл. Видишь, цветы на яблонях сворачиваются?
— Вижу, но не понимаю — зачем. Насколько я помню, без света растения не поглощают углекислоту и поэтому не растут.
— Да, но они подчиняются циклам, заложенным в генах, если не будет периодов темноты, они будут мутировать, не пойми во что, а у меня сейчас нет возможности с этим разбираться. Ведь на нашей родине всегда наступала темнота раз в сутки.
— Что? Там был магический экран размером с планету?
— Нет, что ты, просто планета вращалась относительно солнца. Ты разве не читал об этом?
Фаирсан потрясенно задумался.
— Вообще, читал, припоминаю, просто никогда не придавал этому значения. Значит, планета вращалась? А почему — планета, а не солнце?
— Потому что, солнце в тысячи раз больше чем планета, только оно расположено очень далеко, — Селестия вышла из-под водопада и улеглась на берегу напротив брата.
— Не-не-не, — Фаир покачал головой. — Не знаю, как там на родине, а тут солнце гораздо меньше чем планета и висит практически рядом. Я бы за неделю долетел.
— А почему оно не падает?
— Его поддерживает сила, про нее в учебниках ничего не написано было, ну вроде как магнитная, но не совсем. В общем, по аналогии как однополюсные магниты отталкиваются друг от друга, так солнце и планета отталкиваются. И эта сила уравновешивает силу притяжения.
— А откуда ты все это знаешь?
— Я провел тут некоторые опыты, — Фаирсан смутился, — сопоставил наблюдения.
— А что будет, если солнце сдвинуть?
— Ну, оно снова придет в равновесное состояние. Подожди, ты имеешь в виду, что можно организовать циклы темноты, двигая солнце вокруг планеты?
— Да, тогда пустыня станет охлаждаться, а темная сторона — нагреваться, и в итоге температура усреднится.
— Угу, растает весь лед, ты получишь больше углекислого газа и воды для своих растений, чем могла мечтать, солнечные батареи Эквестера заработают и снова запитают криокамеры, просто, кексы, мед и шоколад!
Селестия улыбнулась. «Кексы, мед, и шоколад» — это было что-то очень вкусное из детства, и каждый раз, когда Фаир произносил эту фразу со своим особым смаком, ей становилось легче на душе и хотелось улыбаться.
— Селли, только как ты его сдвинешь?
— Теоретически, можно взять один из кристаллов — усилителей магии и создать сеть. То есть, как магическое поле, только не сплошное, а из множества нитей. Такую сеть можно сделать очень большой, а питаться она может от энергии самого солнца. И если, как ты говоришь, солнце такое маленькое, такую сеть можно будет на него накинуть. А сетью, его можно будет передвинуть.
— А откуда энергия на это?
— Опять же, от Солнца.
— А управление?
— Через ожерелье, конечно же!
— Не, кристалл там сгорит.
— Не сгорит, можно окружить его вторым слоем защитного поля.
— Интересно, покажи!
Аликорны пошли в центр оазиса, где на плоском камне лежало ожерелье Селестии. Тия извлекла один из камней и вызвала настроечную голограмму. В фиолетовом мерцании проявилась путаница рун и связующих линий.
— Вот, эту руну передвигаем сюда, эту в соседний домен, вот обрезаем эти линии, — Селестия быстро манипулировала символами, раскладывая новый узор.
— Селли, смотри, если эту связь пропустить через руну кручения, то нити будут пружинистыми и плотно обхватят объект.
— Точно, и кристалл тогда закрепится точно по центру — управлять будет легче, — Селестия проделала еще несколько манипуляций и убрала голограмму.
— Вот примерно с такими настройками он будет работать. Давай посмотрим, что получилось.
Селестия перенесла кристалл на другой камень и включила. Он замерцал, окружив себя магическим полем, и выбросил множество тонких нитей, обхвативших камень. Нитей было столько, что на таком маленьком объекте они слились в сплошную сферу. Послушный приказу, камень медленно пополз по траве.
— Ну, вот, — Тия кивнула в сторону камня. — С камнем — работает.
— Превосходно, осталось решить вопрос доставки.
— У тебя есть предложения?
— Ну, слетать.
— Действительно, так просто, — она засмеялась. — Давай без шуток, обсудим серьезно!
— А серьезно, то — не знаю.
— Так если говорить о доставке, кристалл надо принести туда в выключенном состоянии и включить уже на месте. Пока он не включен, надо что-то придумать, чтобы он не сгорел по пути и чтобы самому тоже не сгореть.
— А с твоим ожерельем разве нельзя окружить себя магическим полем?
— Нет, такого мощного поля, чтобы могло защитить меня на солнце — не сделать.
— Ладно, надо подумать над этим. А пока давай-ка лучше чем-нибудь перекусим.
Селестия отключила кристалл и пошла следом за братом. Сушеные яблоки и свежая трава, как этого всего ей не хватало последнее время!
— Итак, жеребятки, сложите из этих рун узор, усиливающий водную составляющую, — Луна вела урок рунной магии.
Селестия уже разложила руны в нужном порядке и довольно оглядывалась на задумавшегося Фаирсана.
— Ну, зачем мне эти руны, — вздыхая, сказал Фаир. — У меня все равно усилителя магии нету.
— А не будешь учиться, и не появится, — ответила Луна. — Вот, смотри, это же не сложно!
— Капитан приглашается в рубку, — Эквестер вмешался в ход урока.
— Селестия, ты пока объясни Фаирсану этот параграф, — дала задание преподавательница и вышла из класса.
Придя в рубку, она заняла капитанский помост.
— Что случилось?
— Сильный перегрев второго двигателя.
— Как насчет сделать остановку?
— Принято. Начинаю поиск мира подходящего для остановки.
— Что? — Луна удивленно вскинула голову. — А как же приказ императора? Мы из-за этого уже несколько лет не можем починить двигатель!
— Ситуация близка к критической, в данных обстоятельствах дозволяется нарушать приказы.
— Отлично! Замечательно! Ну, наконец-то! — она вскочила и совсем не по-капитански запрыгала по рубке.
— Найдена система геоцентричного класса.
«Значит планета, вокруг которой вращается маленькое солнце», — вспомнила Луна и спросила:
— А там дышать можно?
— Состав атмосферы в допустимых пределах.
— Замечательно, заходи на посадку.
— Запускаю процедуру перехода сквозь границу мира. Для посадки всем пассажирам и членам экипажа необходимо занять свои криокамеры.
— Это еще зачем?
— Таковы правила, перед аварийной посадкой все пассажиры и члены экипажа должны лечь в криокамеры.
— Мы — аликорны! Что такого может случиться при посадке, что бы нам повредило?
— К сожалению, инструкция исключений не предусматривает.
— Ну что за ерунда! — Луна от досады топнула ногой. — Я здесь капитан, вообще-то.
— Вы не были официально назначены на данную должность. На данный момент вы — исполняющий обязанности капитана, с соответствующими ограничениями, — ей показалось, или в голосе Эквестера действительно проскользнула ехидная нотка?
— Хорошо, подготовь спасательную капсулу, я отошлю на ней жеребят перед посадкой. Ни к чему их лишний раз замораживать — очень неприятная процедура.
— Принято.
— Отличные новости, — объявила Луна, вернувшись в класс. — Мы прибыли к месту назначения и собираемся совершить посадку. Перед посадкой надо разведать обстановку, поэтому я решила сначала послать вас на разведку на спасательной капсуле.
— Урррррра, — Фаирсан вскочил и затопал ногами.
— А как мы назовем нашу планету? — поинтересовалась Селестия.
— Как-как, в честь корабля — «Эквестерия», конечно же, — ответил Фаир. — Это — традиция!
Луна усмехнулась. «Традицией» это было только в фантастическом сериале «Дальняя разведка».
— Эквестер, ты не возражаешь? — спросила Тия.
— Не возражаю, я бы испытал гордость и удовлетворение, если бы имел эмоциональный модуль, — отозвался синтетический голос. — Однако хочу заметить, что согласно правилам склонения древнего языка, правильнее будет «Эквестрия».
Когда корабль вышел на орбиту, Луна проводила детей в спасательную капсулу и, заблокировав шлюз, произвела ее запуск. Потом она проследовала в криоотсек, отдавая последние распоряжения кораблю.
— Посадку выполни около какого-нибудь источника воды.
— Принято.
— После посадки разверни солнечные батареи и заглуши реактор для профилактики.
— Принято.
— Ну, что, значит, утром разбудишь, — добавила напоследок Луна, устраиваясь в криокапсуле.
Зажимы обхватили ее ноги и грудь, и по всему телу под кожу воткнулись контрольные датчики.
— Уточните понятие «утро», — сказал Эквестер.
— Это значит, когда над горизонтом встает солнце, — отозвалась Луна, погружаясь в дрему.
— Принято.
Ответа Эквестера Луна уже не услышала.
— Купаться! Купаться! — радостно крича, Кенди скакала в сторону озера.
Фаирсан бежал следом и счастливо смеялся. С разбегу пегасочка влетела в воду, подняв тучу брызг, и нырнула. Подбежав ближе Фаир увидел, как, загребая крыльями, его любимая плывет под поверхностью. Внезапно повернув вверх, она вынырнула и сразу же взлетела. Поднятая водная пыль образовала вокруг силуэта сверкающий ореол. Приподнявшись повыше, Кенди опять сложила крылья и нырнула.
Внезапный крик разрушил идиллию, и Фаирсан вскочил. Исчезли озеро и Кенди, купол оазиса постепенно светлел, начиная новые сутки. «Это был сон», — огорчился Фаир и посмотрел на Селестию. Она, тяжело дыша, приподнялась на передних ногах и вглядывалась в какую-то точку на горизонте.
— Селли, что случилось?
— Странный сон, — Селестия вздохнула, расслабилась и обмякла. — Там было много пони, они все были, как статуи, окруженные золотым сиянием. И они вдруг стали рассыпаться. Это было страшно!
— Все в порядке, сестренка, это от нервного напряжения. Попробуй еще немного поспать.
— Нет, я, наверное, больше не засну.
— Заснешь, я тебе спою колыбельную.
Придвинувшись к дрожащей Селестии вплотную, так что бархатные губы почти касались её нежного ушка, он тихо и мелодично запел.
С легким покрывалом в танце ночь кружится,
Звездочки с улыбкой тихо вниз глядят.
Положив под щечку чистое копытце,
Маленькие пони сладко-сладко спят.
Целый день играли в салочки и прятки,
Бегали, резвились, весело смеясь.
И чуть-чуть устали малыши-лошадки,
Ночь пришла, дневная смута улеглась.
Стих веселый топот, шума нет и гама,
Ночью мудро правит фея-тишина.
Убаюкав деток, спать ложится мама,
Что готовит завтра, думает она.
— Это нам мама пела, — пробормотала Селестия.
Успокоившись, она снова погружалась в сон. Фаирсану спать уже совсем не хотелось. Он подошел к камню, на котором лежал кристалл. «Этот маленький фиолетовый камешек может решить все наши проблемы», — думал Фаир, рассматривая кристалл, как будто впервые. «Как же он включается?» — он взял колье Селестии и надел себе на шею.
Сестра ему несколько раз давала поработать с усилителем, когда Луна учила их рунной магии. С его помощью активировать кристалл не составило труда. Фаир несколько раз включил и выключил его, запоминая форму сигнала активации, и снял усилитель. Прикрыв глаза, он попытался воспроизвести сигнал. Послушный приказу, кристалл снова окружил себя магическим полем и выбросил нити, окутавшие камень, на котором он лежал. «Ничего сложного, — подумал Фаирсан. — Хотя и не так удобно, как с ожерельем».
Аликорн еще несколько раз попробовал включить и выключить кристалл усилием воли, желая получше запомнить нужное ощущение. Убедившись в том, что кристалл его слушается и без ожерелья, Фаир направился к выходу из оазиса. За пределами защитного поля он поскакал к одинокому утесу, торчавшему неподалеку из песка. Приблизившись к скале, Фаир взлетел на вершину и улегся в натоптанной за многие годы ложбинке. Отсюда открывался красивый вид на пустыню, располагающий к размышлениям.
Селестия посмеялась, но он действительно смог бы долететь до солнца. Солнечное притяжение оттягивло к себе атмосферу, формируя длинный воздушный коридор. По нему можно было долететь почти до солнечной короны. В конце пути, конечно, на пару часов пришлось бы задержать дыхание. Сохранность кристалла можно обеспечить, неся его во рту. Проблема была в том, что вряд ли можно рассчитывать на возможность возвращения. Даже его супер-способности не могли долго противостоять буйству солнечной энергии. Все, что он успеет — это нырнуть в верхнюю мантию и включить кристалл.
Внезапно, Фаирсан понял, что пришел сюда вовсе не для размышлений. Для спасения умирающего корабля требовалось пожертвовать собой. Для аликорна, особенно для молодого, тут не было альтернативы. Он пришел сюда, чтобы попрощаться. «Все, хватит тянуть время, — решил аликорн. — Кто-то может не дождаться спасения из-за того, что я тут провалялся лишний час». Он слетел вниз и поскакал обратно в оазис. Когда он проходил мимо озера, Селестия еще спала.
— Запиши сообщение, — Фаир зашел в старую спасательную капсулу и обратился к ИИ.
«Дорогая принцесса Селестия», — свой последний привет он решил записать в официальном стиле. В речи он изложил свои взгляды на ситуацию и описал, как он планирует ее решить. «Пора действовать», — принц Фаирсан Аликорн вышел из капсулы, взял кристалл и, выйдя из оазиса, взлетел. Набирая высоту, он превратился в маленькую оранжевую точку и вскоре совсем пропал из виду на фоне солнца.
Лимузин, окруженный кортежем из пегасов, одетых в парадную форму, въехал во двор родового замка Блюбладов и остановился у входа. Личная гвардия Блюбладов уже стояла навытяжку с левой стороны ковровой дорожки. Пегасы из кортежа выстроились по правую сторону дорожки. Королевский капитан критически окинул взглядом своих подчиненных и, с гордостью отметив их характерно-безупречный вид, ударил копытом себе в грудь, отдавая честь капитану Блюбладов. Тот в свою очередь отдал честь королевскому капитану и сделал знак своему гвардейцу открыть дверцу лимузина. Вышедшие наружу императрица и принцесса Луна проследовали к входу в замок, сопровождаемые фотовспышками журналистов.
«Императрица Фулгэтрум Аликорн-суа и принцесса Луна Аликорн», — объявил церемонимейстр, стукнув о пол церемониальным жезлом. Императрица невольно поморщилась. Она надеялась, что прием будет по-настоящему неофициальным, в тихой семейной обстановке. Но мама, блюдя традиции, до последнего пункта следовала «Протоколу о неофициальных приемах императора и членов его семьи». В резиденции императора такой ритуализм был не принят, и Фулгэтрум даже забыла, что «аликорн» — это не только название крылатого единорога, но и их родовое имя. Этимология этого имени терялась в глубине темных веков, и сейчас в среде филологов был принят приблизительный перевод как «рог единорога». Некоторые считали это подтверждением того, что аликорны были созданы древними единорогами. Добавка слова «суа» к имени на древнем языке обозначало принадлежность. То есть, супруга или супруг аликорна терял свое родовое имя и становился «принадлежащий аликорну».
Вышедшая навстречу Элогиум Блюблад только собралась сказать что-то официально-длинное, как Фулгэтрум ее прервала.
— Здравствуй, мама, — императрица быстрым шагом подошла к ней и, обняв, прошептала на ушко:
— К тебе приехала твоя маленькая Фули и крошка Лу, не будь такой помпезной.
Элогиум испытала шок, граничащий с паникой. Кого же она принимает? Императрицу или дочку? В «протоколе» не было ни слова, как вести себя в такой ситуации. Впрочем, если императрица приказала принимать ее как дочку, значит, так тому и быть.
— Здравствуй, доченька, — придя к спасительной мысли, Элогиум, наконец, обняла свою маленькую Фули.
— Не забудь обнять внучку, — прошептала Фулгэтрум и, отстранившись, пошла к остальным членам семьи.
Отец семейства — Мунус Блюблад был главнокомандующим империи и по долгу службы часто общался с императором, поэтому его не удивило такое отступление от протокола. Посмеиваясь, он обнялся с дочкой, а потом заключил в объятия Луну. Последним, Фулгэтрум обнялась с братом и обратилась в сторону изумрудно-зеленой пони-единорга.
— Алауд, познакомь меня уже со своей супругой.
— Моя супруга, Эмеральда, — Алауд взял жену и сестру за копыта и свел их вместе, так, что они соприкоснулись.
-
Это большая честь... — начала Эмеральда.
— Зови меня Фули, — прервала ее Фулгэтрум, ободряюще улыбнувшись.
— Эм... Эм... Эми, — наконец выговорила в ответ взволнованная Эмеральда.
— А это — моя дочь, крошка Лу.
— Очень рада, — Эми соприкоснулась с Луной копытами.
— Братик, прости, что я не смогла прийти на твое бракосочетание, — Фули вздохнула, — я очень хотела, но так совпало, что...
— Конечно, сестренка, — ответил он, — я и сам убедился уже, что рожать жеребенка — очень тяжелое и нервное занятие.
— Ну, это все-таки не так уж и сложно, — начала говорить Эми.
— Да я там чуть с ума не сошел! — заявил брат. — Пока сидел и ждал, когда доктор выйдет и что-то скажет.
— Давайте же, наконец, посмотрим на нашего героя дня, — объявила Фулгэтрум. — Веди, Эми!
Пони направились в другое крыло замка, где располагались спальные комнаты, и тихонько вошли в детскую. В манеже на матрасике лежал маленький жеребенок. Его бока были покрыты детским пушком светло-зеленого цвета, а маленькие копытца казались полупрозрачными. Рядом на подушке сидела пожилая пони-пегас и что-то вязала. «Тихо-тихо, вы», — начала было шептать няня, но увидев, кто входит в комнату, испуганно стушевалась, выронив изо рта вязальный крючок. «Какой необычный», — подумала вначале Луна, глядя на жеребенка, а потом вспомнила, что родившийся год назад Фаирсан, в отличие от этого малыша, просто имел маленькие крылышки.
— А можно мне его подержать? — попросила Лу, протянув передние ноги и развернув крылья вперед так, что получилась удобная колыбелька.
— Да, конечно, только осторожно, — Эми подняла малыша и положила его на копыта Луны.
— Как вы его назвали? — Спросила Фулгэтрум.
— Ликс, в честь прадедушки.
— Красивое имя, — похвалила Луна.
— Да, очень славное, — добавила Фули.
Ликс зевнул и, глядя на Луну фиалковыми глазами, фыркнул и зачмокал губами.
— Ликс, мы принесли тебе подарок, — Луна телекинезом взяла у сопровождающего их единорога сверток и, развернув его, продемонстрировала всем украшенное рубинами маленькое седло.
Происхождение седла, как предмета одежды, вызывало много споров, и долгое время оно было только частью парадной военной формы, но в последнее время седла вошли в моду, как аксессуар для крепления сумок вместо обычной перевязи.
Ликс приподнял мордочку и лизнул Луну по носу.
— Наверное, он хочет кушать, — сказала она засмеявшись.
— Да, уже пора его покормить, — ответила Эмеральда. — Мы присоединимся к Вам позже.
Луна положила седло на столик и вернула малыша зеленой единорожке. Пони вышли из детской и направились в гостиную, где их уже ждал накрытый стол. Обед прошел в достаточно непринужденной обстановке, только Элогиум немного поворчала о не соблюдаемом этикете. Когда к ним присоединилась Эми, Фулгэтрум втянула ее в разговор о молоке, сене и пеленках, окончательно развеяв неловкость. В конце визита няня привела маленького Ликса, одетого в свое новое седло, и допущенные в гостиную журналисты защелкали фотокамерами. Малыш опасливо жался к маме, но он был не просто одним из Блюбладов, он являлся двоюродным братом Луны — наследницы империи, и был обречен, как и вся императорская семья, жить под постоянным прицелом фотокамер.