Глава третья.

Всю следующую неделю она провела в той самой комнате внутри облака в компании Луны. Дважды в день стена растворялась в воздухе и им передавали поднос с едой — всё та же варёная репа и пару раз свежие листья салата. Но после того разговора в шатре, никто не навещал их; всё это время они были предоставлены себе и большую часть светлых суток Тиа проводила в играх с малышкой, изредка повторяя те слова из языка крылатых, что смогла запомнить.

С тех пор, как она сюда ступила в первый раз, комната почти не изменилась — хотя Селестия не сомневалась, что будь на то желание, её могли превратить во что угодно, начиная с настоящей клетки с замком и решётками, заканчивая изысканной дворцовой залой с узорными колонами и фонтанами — но сейчас, кроме прежней кровати, появились ещё колыбель и обеденный стол. Они были сделаны из того же облака, что пришлось по нраву Луне: каждый раз, когда она падала, пытаясь самостоятельно ползти, мягкая субстанция подхватывала её, не причиняя боли, и судя по тому, что малышка всё время норовила отгрызть кусок от ножки стола, была ещё довольно приятной на вкус.

В день, который должен был стать завершением полной недели, утром стена, как обычно растворилась, и Селестия безучастно наблюдала, как в её комнату занесли поднос.

– Хар-вэл думк.

От неожиданности она чуть не подпрыгнула. Хотя прошло довольно много времени с тех пор, как она слышала речь крылатых в последний раз, стоило ей услышать эти слова и в её голове они сразу же обрели своё значение.

– Доброе утро, – терпеливо повторил голос, но уже более настойчиво. – Я знаю, что вы меня понимаете. – Увернно шагая на трёх ногах по облаку, он поставил поднос на стол и улыбнулся.

Селестия кивнула в ответ, судорожно перебирая в уме все встречи с крылатыми, начиная с самой первой в лесу — жеребец, который стоял перед ней, казался смутно знакомым. Он был намного старше её, уже взрослый, но в его движениях сквозила детская непоседливость и любознательность, что, несомненно, не ускользнуло от неё и в первый раз. «Бежевый, с коричневой гривой и умными пытливыми глазами, сейчас он без доспехов, но если натянуть на него кирасу и шлем...» — пронеслась в её голове догадка.

– Вы были тогда на поляне в лесу, – слова юной кобылки заставили его запнуться и стёрли с лица надменное выражение.

– Я была почти без сознания, но память меня никогда не подводит, Спайн, вы стояли с факелом, – картина из прошлого живо встала перед глазами у обоих.

Если в облачной комнате не было функции провалиться сквозь пол, крылатый об этом непременно пожалел. Его лицо, по которому пробежали все доступные пони эмоции от страха и ярости до скорби, можно было выставлять живой иллюстрацией к учебнику по актёрскому мастерству.

– Простите, я не думал, что вы запомните.

Путаясь в собственных ногах, он пошёл обратно к стене, которая уже снова успела обрести плотность. От его былой уверенности не осталось следа.

– Постой, не уходи, – крикнула вдогонку Селестия, лишая его последней возможности к отступлению. – Если бы не ваша засада тогда, сейчас мы с сестрой продолжали бы блуждать по лесу. Я тебе не враг.

Последняя фраза всколыхнула в нём какие-то чувства и он, не завершив последний шаг сквозь стену, вернулся в комнату.

– Меня зовут Спайн, как ты уже знаешь, – он поудобнее уселся на стул, который только что вытащил из куска облака. – Я местный учёный. Обычно я занимаюсь составлением прогнозов погоды для полётов, но так же я неплохо знаю языки и поэтому уговорил Командора Харрикейн дать мне шанс встретиться с тобой. Я буду учить тебя языку пегасов.

Селестия понимала практически всё, что он говорил и лишь кивала в знак согласия, но на последней фразе вышла заминка.

– Что такое «пегасов»?

– Мы так себя называем — народ пегасов. Когда-то мы были могучим племенем воинов, хотя сейчас эти времена прошли.

– В моём языке нет такого слова. Я говорю «крылатый пони», так?

Она словно пыталась сложить два и два в уме, но сопоставить слова из нового языка с уже известными оказалось сложнее, чем казалось на первый взгляд.

– Нет, пони — это те, кто ходят по земле. Мы зовём их земные, земные пони; у них нет крыльев, как у тебя или у меня и они не могут пользоваться магией, как единороги.

– Единороги? – Селестия быстро превратилась из затравленной пленницы, какой она себе казалась, в любознательную ученицу и внимательно слушала. – Я говорю «однорогий пони» — так?

Спайн рассмеялся.

– Да, пожалуй, можно и так. Всё они бескрылые похожи — привязаны к земле тяжестью своих тел и не знают благословения полёта. Возможно, за какую-то провинность боги отобрали у них эту способность, – он замялся, смущённый своими странными выводами. – Во всяком случае, некоторые пегасы верят в это и считают вас с сестрой ключом к этой тайне.

Спайн заёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее. Селестия ждала, что он будет делать дальше, попутно посадив Луну на кровать и вынув у неё изо рта очередной кусок облака.

– Продолжай, – попросила она, – Я буду слушать тебя и запоминать слова, – а затем добавила, немного смутившись. – Я очень быстро учусь.

– Хорошо, – такая идея обучения пришлась пегасу явно по душе. – Как я сказал, земные и единороги не умеют летать, только пегасам это под силу. Но до того дня в лесу ни один из нас не встречал никого, кто обладал бы крыльями и не был пегасом. Тогда мы здорово перепугались и могли действовать немного грубо — ещё раз прошу прощения — а теперь среди нас бродит множество слухов и теорий, кто ты и откуда ты пришла.

Селестии не хотелось разрушать ни одну из тех теорий, равно как рассказывать правду о своём появлении в лесу. Она мысленно совершала этот диалог уже сотни раз, пока играла с сестрой, коротая дни заточения, и заранее решила, что будет отвечать на вопросы как можно более расплывчато, ссылаясь на потерю памяти и шок.

– А какой из них придерживаешься ты?

Спайн затуманенным взором смотрел сквозь неё и, похоже, только и ждал этого вопроса, чтобы продолжить свой рассказ. Он быстро освоился с новой ролью и, забыв о своей напускной важности, открыл ей настоящего себя. Конечно, возможно, он просто придуривался, но Селестию не покидало ощущение, что в этой комнате жеребёнок именно он, а не они с сестрой.

– Очень хорошо, что ты спросила, потому что, прежде чем ты расскажешь, как было на самом деле, я хочу узнать, прав ли оказался, – его лицо расплылось в улыбке. В первый раз Селестия видела, как улыбаются крылатые — так же как все пони. – Когда я был совсем жеребёнком, ещё меньше, чем ты сейчас, отец рассказывал мне о богах, что помогают пегасам и поддерживают жизнь на земле и в небе — Матери-Солнце и Матери-Луне. Всегда, когда на наш народ надвигалось несчастье, они спускались с неба и творили чудеса.

Старый Хейл в тот день в шатре рассказывал часть этой истории, но, вероятно, тогда ты понимала его хуже или вообще не понимала от страха — в любом случае я повторю, чтобы ты практиковала знание языка.

Мы не всегда жили в облаках, когда-то под нашими копытами были обширные земли, равно как бесконечные небесные просторы. Пегасы того времени были лучшими летунами и войнами — земли было столько, что там зародилось несколько крупных поселений, которые соперничали между собой и дали рождение великим жеребцам и кобылам, вписавшим свои имена в легенды.

Но их времена прошли десятки поколений назад. Из-за страшного холода, пришедшего с севера, они были вынуждены уйти из тех мест и, двигаясь через горы на юг, пришли сюда. Переход был ужасен, едва ли не ужаснее самого похолодания — многого о том времени не известно, но, из рассказов нынешних стариков, которые перешли к ним от их дедов, а к тем от их прадедов, я узнал, что в тех горах погибло не меньше половины всех пегасов. И всё за тем, чтобы узнать, что эти земли заняты и они — непрошеные гости.

Когда наш народ пришёл в долину, что раскинулась прямо под нашими ногами, здесь уже стояли поселения земных. С самого начала они относились к нам с враждой и вынуждали нас уйти в изгнание. Но гордые пегасы не сдались и началась война, уже не такая великая как раньше, но более кровопролитная — война за выживание. Она не закончилась и по сей день, хотя уже нет прямых столкновений армий двух народов, наши отношения не назвать добрососедскими.

И именно в тот день, когда Холод спустился на земли пегасов, как считали оракулы того времени, Мать-Солнце и Мать-Луна отвернулись от нас и подвергли жестоким испытаниям. Мы уже не помним за какие грехи, но все эти годы мы продолжали возносить мольбы и песни к небу, прося защиты.

Спайн остановился и сглотнул. От волнения у него пересохло в горле, но улыбка делалась только шире.

– И неожиданно, словно гром над облаками, в совершенно диком и непроходимом лесу мы встречаем вас. Вы с сестрой словно не из этого мира. Верно подметил Вайс — таких нет ни на небе, ни на земле. Мой отец боится, что пегас с волшебным рогом — это какой-то трюк единорогов, чтобы выгнать нас и с облаков. Но я почти уверен, что вы посланы свыше, как ответ на наши мольбы, – Спайн снова потупился, пряча блеск в глазах. – Прости мою излишнюю эмоциональность, пожалуйста. У меня сейчас такое впечатление, что я ждал этой встречи всю жизнь.

Селестия с вниманием слушала его монолог и прекрасно поняла большую часть, остальные слова были менее очевидны, но по общему смыслу сказанного, она разобралась и в них. Рассказ, конечно, не имел ничего общего с действительностью — она поняла это почти с первых слов — но, если большинство крылатых придерживается такой теории, ей это будет только на руку. Можно было бы даже подыграть и войти в образ молодой богини, спустившейся с неба, чтобы спасти народ пегасов, но такой обман быстро раскроется. Лучше будет просто не мешать им верить в то, во что они хотят.

Продолжение следует...