Любовь

Скромница

У неё в глубине сердца – маленький нежный бутон. А вокруг него все пространство грудной клетки занимает тревожный сумрак сомнений.

Она подходит к зеркалу и любуется нежно-лимонной желтизной своей шерсти. Поправив копытцем непослушную розово-кремовую челку, она встречается с отражением собственных глаз и смущается их глубины. Я – симпатичная!

Она берет зубками за ручку сундучок, относит его к зеркалу, отпирает его замочек и достает оттуда все те милые мелочи, которые она втайне от всех покупала на денежки, сэкономленные на сладостях. Разложив содержимое сундучка на туалетном столике, она смущенно любуется блестящей россыпью этих чудес. Потом выбирает из этого своего Эльдорадо белую невесомую ленту.

Тончайший шёлк похож на облачную полосу, что остается на небе вслед за молниеносным полетом пегаса-виртуоза, постепенно растворяясь в лазури. Копыта прилаживают воздушный бант в ласковости волнистой гривы. Опять взгляд в зеркало: Хороша!

Серебряная заколка с алой капелькой лака, изображающей божью коровку. Кажется, что жучок застыл на секунду, и сейчас раскроет жесткие надкрылья, затрепещет звонкой слюдой крылышек и устремится вверх – выше макушек деревьев, выше шпиля ратуши – туда, куда рвется и её сердце. Заколка почти не заметна около ушка, но все равно будет притягивать взгляды. Замечательно!

Ожерелье из поделочного камня. Немного броско, и она ни за что бы не показалась в нем перед подругами: засмеют. Но сейчас ей очень хочется украсить им свою изящную шейку и то заветное место, где ключицы, так и не сумевшие встретится друг с другом, образуют милую ямочку. Интересно, обращает ли Он внимание на этот уголочек её тела? Приятен ли он ему? Пёстрые камешки касаются её кожи приятным холодком и волнуют твердостью граней. Пусть немного аляповато смотрится это ожерелье, но ведь ей так хочется хоть разок его надеть!

Клипсы. Небольшие колечки пружинистой латуни с шариками в тех местах, которые прикоснутся к трепетным ушкам. Копытцами трудно их надеть, но она справляется. Ушки смущенно подрагивают, и колечки покачиваются им в такт. Интересное ощущение, от которого чуть теплеет внизу живота. Она видит в зеркале, что румянец пробежался своей воздушной кисточкой по её скулам. И ей вдруг хочется, чтоб этот лёгкий пунцовый цвет подольше задержался на её мордочке.

Изысканное белье – приличные пони такое не одевают. Самая дорогая из всех её покупок. Контрабанда, за которой ей пришлось отправляться в Вечнодикий Лес. Ох и натерпелась она там страху! А потом, когда она несла сверток с этой покупкой к себе домой, то чуть не умерла со стыда: казалось, весь Понивилль смотрел ей вслед и догадывался, что приобрела самая скромная лошадка их города.

Кружева своей пеной приятно ласкают тело, блестящий материал так и манит осторожно погладить себя сквозь ткань. У Него возникнет же такое желание, правда? Понравилась ли Ему земляника?

Платьице. Скромное, но милое, без смущающих вырезов и нескромных рюшечек. Оно цвета речной воды – такой река бывает на рассвете, когда просыпаются насекомые, а вслед за ними и птицы. Любимое её время суток. Она сама сшила это платье – получилось без изысков, но в нем у застенчивой пони сейчас весьма соблазнительный вид. Зеркало не лицемерит!

Теперь самое трудное: решиться. Она внутренне собирается, выходит за порог, вдруг возвращается, ругает себя трусихой, и, наконец, решительным шагом направляется к кузнице.

Твайлайт, которая в это время незаметно стояла среди кустов, росших вокруг кузнечного двора, в изумлении от вида гостьи, приближающейся к дверям коваля, опускается прямо на сырую траву.

Гнев

Нет, ну что она о себе воображает? Это же надо додуматься: так нарядиться и прийти – куда? Хорошо, что он был на заднем дворе, и не услышал стука в дверь. Постояла на крыльце и ушла восвояси. Так тебе и надо! Думаешь, если все в Понивилле умиляются такой вот скромницей да душкой, то ей всё теперь позволено? А я, между прочим, из-за него даже на Луне оказалась! Ты, натуралистка юная, долго бы на Луне протянула? Наверное, сразу бы загнулась, не то, что я! Нет, вы подумайте только, какова цаца! Я вот тоже отправлюсь в Вечнодикий Лес к контрабандистам и куплю… Уж получше, чем у тебя! Прямо сейчас и пойду! Только сначала проверю, что ты точно до дома дошла, а то еще удумаешь вернуться с полдороги. Нет, у тебя совершенно нет никакого вкуса! Нарядилась, как танцовщица из варьете, а про косметику-то и забыла! Вот глупая! Хотя откуда тебе знать о таком, раз ты всю жизнь только с курами да кроликами возишься? Вышла бы вечером в город, заглянула бы в кафе, глядишь, и нашла бы кого-нибудь, не только морковку в сметане. Можно подумать, в Понивилле демографическая катастрофа: вон какие статные и сильные ходят. Выбирай на любого на свой вкус! И нечего к чужим клеиться! Ты ж на себя посмотри: ну какая из вас с ним пара получится?! То ли дело я: серьезная, интересная, трудолюбивая. И ни у кого нет такой нежной фиолетовой шерстки, и такой броской пряди в гриве! Думаешь, он променяет такую умницу и красавицу на кого-то там с окраины, кто и двух слов из-за волнения связать не может, да от малейшего шума забивается в самый темный и оплетенный паутиною чулан? А еще подруга, называется! Знает же, сколько я пережила ради этого кузнеца! Сама Луна его вернула сюда, и думаешь, для кого? То-то же! А ты хочешь прийти на все готовенькое! Это все равно, что обокрасть! Ты, конечно же, думаешь: он добрый, и нехитрый, потому будет легко его обольстить, одурачить… Ага! А я на что? Думаешь, я глупей тебя? Да я буду теперь всегда около него, и у тебя ничего не получится, так и знай! Только в Вечнодикий Лес к контрабандистам схожу… А! Вдруг, пока я буду там, она вернется? Что делать? Спайка туда послать? Так этот деятель все испортит: купит не то, да еще всему Понивиллю раззвонит, в красках распишет, что приобрел, для кого, да еще и сам придумает, зачем. Что же мне делать?!! А ведь я бы купила самое утонченное и соблазнительное! У, зла не хватает! На весь мир! А если Спайка в кузнице посадить? И что я ему скажу? Да и кузнец заподозрит неладное: что дракону у него делать? Вот как надо поступить: пойти к этой выскочке и все ей выложить! Предупредить и пригрозить! Так и сделаю. Ух! Аж от сердца отлегло! Успокаиваюсь. Решено: иду к ней! Ну а потом — в Вечнодикий Лес!

Потрясение

Дверь захлопнулась. Перепуганная пегасочка смотрит в окошко вслед Твай, удаляющейся с гордо поднятой головой. Вот это да! Таких слов Флаттершай никогда еще не слышала, и еще никто с ней не разговаривал в таком тоне. Она слишком наивна, кроме того, жизнь на отшибе, и её радости, не связанные с общением, конечно же, не могли научить, как правильно проявить свои чувства, и как нужно поступать в таких вот неожиданных ситуациях.

Слезки капают на половицы, Энджел презрительно глазеет на желтую пони с кремовой гривкой, хлюпающую носом – плакса! А ей горько: комфортный мирок, в котором она всеми любима, в котором каждый встречный умиляется её скромностью, добросердечием и открытой душой, рассыпался на мелкие осколки. И она оказалась в космическом вакууме – одна-одинешенька с разбитым сердцем. А ведь за день до этого, на подпольном цыганском кинопоказе она посмотрела фильм про ангелов, один из которых полюбил, и ради любви согласился стать одним из простых смертных. Цыган сказал, что на коробке с пленкой было написано: «Небо над Берлином». Вот Флатти и решилась: раз даже ангелы совершают такие поступки, то почему бы и ей… Вот только в кино всё хорошо закончилось, а у неё…

Пони плачет в голос. Ну почему единорожка, которой она втайне восхищалась, так бурно отреагировала на такой, в общем-то, безобидный поступок? Флаттершай, конечно же, слышала, что Твайлайт с кузнецом близкие друзья, но ведь и другим не запрещено оказывать ему знаки внимания, проявлять симпатию и даже подсаживаться к нему поближе во время беседы. Кузнец же не её собственность! Даже Рарити со Спайком так не поступает, хоть дракончик и подвязался делать всю тяжелую работу по её бутику – она ведь не набрасывается в гневе на каждого, кто осмеливается подойти к её воздыхателю. Почему же Твай так отреагировала? Почему она такая… разозленная?

Флатти чувствует на сердце покусывания остреньких зубок совести – она обидела и разозлила подругу. От этого ощущения ей еще горше. Ах, если бы она могла предвидеть всё заранее! Тогда бы… Она все равно бы пошла на кузницу, но сначала бы дождалась, когда Твай вернется к себе в библиотеку. Хотя, дождалась бы? Ведь хвостик единорожки постоянно крутится на полянке перед кузней. А стоит ковалю куда-нибудь выйти, то кажется, что рядом с ним постоянно мелькает фиолетовая молния.

Эти мысли несколько успокаивают желтенькую пегасочку – ведь теперь она понимает, что всё могло быть и по-другому, никто бы не расстроился, и не прозвучали бы сегодня в её всегда уютном домике те самые слова, такие злые и обидные. И она бы, уже млела всем своим тельцем от прикосновений той самой щетки, знаменитой на всю Эквестрию.

А Твайлайт? Единорожка ведь так расстроилась! Ей, наверно, сейчас очень плохо, и она больше не считает Флаттершай своей подругой. Слезы опять струятся по щечкам. У Флатти никогда раньше не было друзей, потому она очень ценила пятерых пони, ставших для неё близкими, с которыми ей было так хорошо и интересно. Пегаска чувствует, как это тяжело – потерять друга. И ради чего? Нет, так тоже думать нельзя – ведь кузница так привлекательна и обещает ранее незнакомые удовольствия, да и сам он не такой, как остальные понивилльцы, такой… Просто слов не находится! И если бы он стал ей самым-самым близким на всем белом свете. Она бы вместо Твайлайт бегала около него, заглядывалась в его глаза, смеялась всему веселому, что происходило бы с ними. А прохладными вечерами незаметно грелась бы в тепле его тела. А единорожка бы… плакала в своей библиотеке, заболела бы от горя, слегла…

Флаттершай чувствует себя гадко: она такая эгоистка! Ведь мысли о горюющей Твай вызвали у неё еле ощутимое, но злорадство. Пегасочка чувствует себя нехорошей и самой дурной пони во всем мире. Она сжимается в комочек на полу. Кролик презрительно фыркает – девчачьи нюни! Лучше бы салатик покрошила, или там еще чего-нибудь сделала. Зачем, спрашивается, она вообще тут нужна? Чтоб лежать на полу и плакать? Фу! Смотреть тошно!

Тикают часы. Желтый комочек, зябко кутающийся в нежную, розовую гривку всё так же всхлипывает. Энджел, которому, наконец, всё это надоело, хмыкает и отправляется во двор, прихватив с собой морковку и сухарик. За стенами дома всё продолжает жить по заведенному порядку. Хаос и угольно-черное смятение только в душе Флатти. Сейчас она не думает ни о чем, по её сердцу всё прокатывается и прокатывается тяжелый шар из сплетенных переживаний, причиняя всё новые и новые страдания, заставляя еще сильнее сжиматься, зябко дрожать, всхлипывать. Пони не ощущает даже боли в отлёжанном боку – сердечная боль заполнила всё её естество.

Незаметно в комнате появляется принцесса Луна, несмотря на то, что стрелки часов только подходят к полудню. Она подходит к сжавшейся на полу пони, склоняется к её ушку и напевает тихую колыбельную. Флатти засыпает. Сон лекарством пробегает по болезненным струнам нервов и ослабляет их натяжение. Сердечко успокаивается, тельце перестает дрожать. Луна подарила ей сон без сновидений – ведь только таким сном можно облегчить страдания того, кто мучается угрызениями совести и ищет раскаяния.

Принцесса оставляет спящую пегасочку на полу и выходит за дверь. Бросив взгляд на куст, в котором Энджел благоразумно укрылся от глаз коронованной особы, она направляется в сторону кузницы.

Вмешательство

Молот играет в моих руках, а наковальня после каждого удара в такт ему подтягивает тонкую ноту. Жаркие всполохи в пасти горна выхватывают пунцовой кистью контуры предметов из прокопченной тени. Я люблю это время – осталось совсем немного, и всё, запланированное на день, будет завершено. Можно тогда полюбоваться результатами своих трудов и, про себя, совсем нескромно, погордиться собой. Такой вот у меня недостаток, о котором никто в Понивилле не догадывается: я тщеславный. Впрочем, как говорят в мире людей – и сластёна может быть порядочным человеком, так что я не считаю это свое тщеславие чем-то уж совсем плохим.

Что-то Твай сегодня не видать. Обычно библиотекарша после обеда уже здесь. Я кое о чем догадываюсь, но гоню эти догадки прочь. Я привык к тому, что единорожка всегда где-то поблизости, что стремглав спешит ко мне с полотенцем, когда я смываю с себя кузнечную сажу после работы. Меня умиляют и восторженный тон её рассказов о магах прошлого, и её обиды, если я, увлекшись дискуссией, называю этих волшебников «философами». А еще она умеет выбирать в кафе самый удобный столик. Наверно, стоит сегодня после работы купить лимонада и черешни да проведать их со Спайком.

Неожиданно дверь в кузне распахивается. На пороге стоит Луна. Изящный вороной стан, точеные ножки, острое шило рога над глазами, в которых горит огонь белых звезд-гигантов. И совершенно непредсказуемый нрав – как и у любой таинственной красавицы. Её визит меня озадачивает – ведь на дворе еще стоит белый день. Принцесса лишь кивает на моё приветствие, после чего оборачивается и подталкивает внутрь кузницы упирающуюся Твайлайт.

Единорожка сердита и насуплена. Она угрюмо смотрит в пол, а её хвост возбужденно подергивается – как у рассерженной кошки.

— Тут из-за тебя кое-кто откопал топор войны! – с усмешкой обращается ко мне Луна.

Я непонимающе смотрю сначала на принцессу, потом на Твай. Та еще сильнее надувает щечки.

— Так обычно и бывает: тот, из-за кого возникла ссора, узнаёт о ней самым последним, – качает головой Луна. – Ты и не догадываешься какие страсти кипят вокруг тебя!

— Ну-ка, выкладывай! – я смотрю на сжавшуюся Твайлайт.

Она поднимает головку и начинает что-то тихо лепетать, но сразу замолкает и опять опускает взгляд к полу. Весь её вид сейчас – это концентрированное упрямство набедокурившего подростка, который уже не верит в непогрешимую правоту своих родителей, но имеет пока лишь один способ выразить свое с ними несогласие – молчание.

— Дело не в причине ссоры, — мягко обращается к единорожке принцесса, — а в том, как исправить то, к чему эта ссора привела.

— Всякое бывает, — говорю я, — но всегда можно помириться…

— Ни за что! – вдруг выпаливает Твай.

Теперь она смотрит на нас, и в её взгляде чувствуется твердость и непокорность. Подросток неожиданно взбунтовался.

— Пусть эта пегаска не думает, что я ей позволю… — и тут она осекается. На открытое неповиновение у неё ещё не хватает душевных сил, и она опять угрюмо умолкает.

Я вдруг понимаю, что эта юная лошадка сейчас мне очень симпатична – в ней чувствуется не просто упрямство, а воля. Надутые губки выражают не обиду, а решительность и упорство, а в глазах если и заметны слезинки, то они уж точно не польются ручейками.

Я подхожу к Твайлайт и опускаю ладонь ей на холку. Она вздрагивает и вдруг прижимается ко мне. Я ощущаю, что на самом деле она в смятении, а упрямство – это всего лишь маска. Единорожка, почти жеребенок, столкнулась с чем-то незнакомым в своем сердце, запуталась в чувствах и эмоциях, напугана. Ей сейчас очень нужна уверенность, что она не одна против всего мира, что рядом есть кто-то сильный, который сможет прикрыть её сердце, защитить от тревог и сомнений. Я покрепче обнимаю прильнувшую ко мне Твай и чувствую, как успокаивается трепет в её теле: она доверяется мне и успокаивается. И я сейчас ловлю сам себя на чувстве, что мне приятно быть таким – сильным и нежным.

— Итак, как же нам поступить?

Луна задумывается. Она смотрит на нас, качает головой, потом вдруг улыбается:

— Ты же собирался на конкурс кузнецов?

— Да. Меня пригласили в Майнхеттен на тамошнее ежегодное соревнование лучших по профессии.

— Вот и замечательно! Ничто так не мирит поссорившихся друзей, как совместное путешествие.

— Я с радостью возьму Твай и её подругу с собой в поездку.

— Нет, яблоко раздора останется в Понивилле. Твайлайт и Флаттершай поедут в Майнхеттен вдвоем.

— Флаттершай? – я озадаченно смотрю на Твайлайт. Желто-кремовая пегаска-скромница ну никак не подходила на роль чьей-либо противницы в ссоре.

— Они сами тебе всё расскажут — потом, как помирятся.

— Постойте, Ваше Высочество! Какие из них ковали? Они же никогда этим не занимались. К тому же, на конкурс приедут лучшие кузнецы со всей страны – куда уж Твай и Флатти с ними тягаться! И еще я собирался купить в Майнхеттене металлорежущий станок…

— Важно не соревнование, важно кое-что другое, с чем этим двум пони необходимо справиться самим. И станок купят, не волнуйся, они и посложнее поручения выполняли. Так что, дорогая, ступай сейчас же к Флаттершай и собирайтесь в дорогу. Завтра на рассвете как раз ваш поезд. И никаких возражений — я тут, как-никак, принцесса!

Делать нечего. Я суетливо даю наставления ошеломленной единорожке, пишу в её блокнотике марку и модель станка и вручаю вексель Понивилльской сберегательной кассы – на покупку. В конце концов, Луна выпроваживает Твайлайт, после чего оборачивается ко мне:

— Тоже мне, какой-то конкурс! А то я сама не знаю, кто на что способен. Почисти-ка меня, лучший коваль Эквестрии!

Поезд на Понивилль

пецвагон товарного поезда мчится, проносясь сквозь горные туннели, отары облаков и приветственно машущие ветвями рощи. Порой на стыках рельсов он вздрагивает, как неспокойное животное, отчего яблоки, лежащие на расстеленной прямо на полу газете, перекатываются с боку на бок, но вскоре замирают, пойманные внимательными копытцами. Возле газеты со снедью расположились сиреневая единорожка и желтая пегаска с зефирно-розовой гривкой. Они весело болтают и смеются, изредка горделиво посматривая на груз, который они везут в Понивилль – в центре вагона принайтован большой деревянный ящик, украшенный эмблемой знаменитой Мэйнхэттенской фирмы «Кольт индастриалс» и трафаретной надписью «Станок металлорежущий, артикул…»

— Ну теперь уж в Мэйнхэттене будут долго помнить о кузнецах из Понивилля! – Твайлайт тыкает копытцем в фельетон на газетном листке-скатерти.

— Ещё бы! – смеётся Флаттершай, ловя очередное непослушное яблоко. – Такое нескоро забудется.

— А помнишь, как толпа аж вперед подалась, когда объявили, что сейчас выступят знаменитые ковали из Понивилля, и тут вышли мы…

— Они решили, что мы подмастерья, которые готовят всё к выходу настоящего кузнеца!

— И тут ты вспорхнула на своих крылышках, подхватила щипцами заготовку для подковы и положила её на наковальню.

— Я даже обрадовалась, что это так легко получилось, ведь я раньше и щипцов-то никогда не видела!

Пони смеются.

— А потом ты, — продолжает Флатти, — магией подхватила самый большой молот, да как грохнешь по наковальне!

— Заготовка отскочила и отлетела прямо на стол жюри, — подхватывает Твай, — и перебила там все стаканы и графины.

— А затем, — отхихикав, продолжает пегасочка, — ты попыталась вытащить из горна раскаленный прут…

— И не рассчитала свои силы! – Единорожка прикрывает копытцем виноватую улыбку. Скулы Твайлайт трогает розовый румянец приятного смущения.

— Твоя телекенетическая энергия вытянула не только прут, но и угли из горна.

— Прут-то я удержала, а вот угли…

— И сцена запылала! Когда приехали пожарные, от неё остались одни головешки.

— Зато остальным выступать стало негде, и жюри приняло решение главных премий не присуждать, а выдать каждому по утешительному призу. Ты свой не потеряла?

— Нет! – скорчив уморительную рожицу, Флаттершай поглаживает изящный металлический ларчик. Твайлайт покатывается от хохота.

— А потом ты, стоя на том самом пепелище, с невинным видом заявила, что ковали-понивилльцы еще славятся и своей особенной чисткой, и предложила выйти из толпы добровольцу…

— Мы еле копыта оттуда унесли! Я думаю, что мэйнхеттенцы в тот момент решили нас поймать и бросить в реку.

— И после этого мы пошли покупать станок…

— О, да! Прикзачик попытался было запереть склад перед самым нашим носом, но не успел…

— И он как-то очень быстро оформил нам покупку. Даже предоставил этот вагон за счет фирмы. Только непонятно, почему за нами на складе постоянно ходили два пони с огнетушителями? И мне показалось, что он облегченно вздохнул, когда выпроводил нас вслед за фургоном с ящиком на железнодорожную станцию.

— А мне показалось, что весь Мэйнхетен облегченно вздохнул, когда наш поезд тронулся и стал набирать ход!

Пони хохочут до слёз. Веселье и дружелюбие осязаемо витают в воздухе этого вагона, касаются щек двух лошадок, заставляют их улыбаться друг дружке, подсаживаться поближе. Это замечательная поездка, несмотря на спецвагон без удобств и товарный состав, петляющий по одному ему известному железнодорожному пути, то мчащийся кометой, то простаивающий часами на каких-то невзрачных полустанках.

— Ты замечательная подруга! – неожиданно говорит Твайлайт. Её голос вдруг стал серьезным, и в нём даже послышались нотки лёгкой грусти. – Прости меня за то, что я тебе тогда наговорила.

— Ой! – изумляется Флаттершай, и смущенно замолкает. Она не знает, что ответить, но чувствует, что сейчас услышала очень важные и приятные слова. Её ушки начинают подрагивать, а губки сами, против её воли, складываются в милую улыбку смущения. В носу защекотала соль надвигающихся слёзок.

Твайлайт протягивает копытце и обнимает пегасочку:

— Я зря устроила эту ссору! Ведь и в таких делах между подругами должно быть всё по-особому, не так, как если бы мы были едва знакомыми пони.

— Ты хочешь сказать… — Флатти смотрит в добрые и мудрые глаза единорожки. Остаток фразы готов вылететь из её рта, но вдруг замирает перепуганным колибри.

— Что нужно делиться с подругами. Не быть эгоисткой! И, знаешь, если мы с тобой этого захотим, то обе сможем быть с ним вместе. Для меня это интересно и привлекательно.

— Правда? – Флатти не верит своим ушкам, а, между тем, её сердечко начинает скоро и ощутимо трепетать.

— Конечно, правда! – улыбается Твайлайт. В её улыбке чувствуется и облегчение, и предвкушение чего-то особенного.

Флаттершай подскакивает и с радостным смехом вдруг подхватывает единорожку. Они вдвоем кружат по вагону, вокруг ящика. Это то самое искреннее веселье, которое способно не только излечить душу, но и полностью её перестроить. Счастье, которое озаряет сейчас пространство вагона, ярче любого небесного светила. В сердцах наступает мир, а надежда сменяется предвкушением. Натанцевавшись, радостные и усталые подруги опускаются на пол возле газеты и принимаются за еду, предлагая друг другу лучшие плоды и кусочки.

Усталый поезд замедляет ход – вот и Понивилль, конечный пункт его долгой поездки по дрожащим стальным колеям.

— Ты не забыла отправить телеграмму, чтобы нас встретили? – Твайлайт выглядывает в окошко. – О, нет!

— Что случилось? – встревоженная Флаттершай тоже бросается к окошку и смотрит на медленно приближающуюся вокзальную платформу.

— Не может быть! С ним Луна!