Спроси пустыню

Глава 7

Новая глава. Восьмую ждите уже на этих выходных^^

Глава седьмая

Редслалом встретил их самым настоящим буйством красок. Слоу даже представить себе не могла, что ее посетит чувство, будто она снова оказалась в Кантерлоте. Забавно, но местная архитектура словно так и хотела выкрикнуть, что некогда была возведена пони, а сейчас просто была улучшена псами. Тут и там возносились к небу огромные белые башни, блестя золотыми оборками и узорами, сверкая драгоценными камнями. Весь город хотел крикнуть гостям о том, что здесь — обитель роскоши.

По улицам расхаживали как верблюды, так и алмазные псы. Последние преобладали. Маст сумел поймать на себе удивленный взгляд пегасочки и предугадал ее немой вопрос. Он же ведь совсем недавно объяснял ей, почему алмазные псы живут под землей и вот вуаля – здесь они под землю забираться не торопились, скорее даже наоборот.

— Видишь окрас их шкуры?

— Вижу. Рыжая шерсть? – кобылка кивнула головой. Ее в тот же миг заинтересовало, а что может означать рыжая шерсть? Быть может солнце к такому окрасу более милосердно? Синегривка попыталась припомнить всех рыжих пони. Особой любви к солнцу среди них она не вспомнила, светило отзывалось взаимностью. Тогда что? Быть может, шерсть дает какую-то особую защиту для глаз, привыкших к темноте? Стоило подождать объяснений жеребца.

— Давным-давно – Мап Сталкеру не терпелось рассказать очередную историю, на этот раз, основания города. Он кашлянул, прочистил горло и повторил.

— Давным-давно, не припомню сколько лет назад, но здесь жили два клана алмазных псов. Два, так сказать, племени. Одно из них вполне нормально переносило солнечный свет, другое – пряталось в подземельях. И, в силу этого они враждовали меж собой. Собственно-то говоря, есть предположение, что причиной вражды были немалые запасы золота и драгоценных камней, находящихся в недрах, под городом. Однако, официальная причина была озвучена лишь в личной неприязни.

Маст говорил, будто читая по учебнику.

— И? – потребовала продолжения пегасочка. Ей надоело идти и она взлетела – надо же ногам хоть иногда отдыхать. А крыльям полезно поработать, а то совсем обмякнут.

Саламби шагал следом – с ним они не разговаривали вот уже третий день, как шли до сюда. Оба не смогли простить ему того отвара, от которого штормило целую ночь. Слоу лично заявила, что больше не притронется ни к одному вареву, которое сделает зебра. Даже если его сделает Зекора из Понивилля.

Солнечный свет придавал белым стенам красноватый, ярко-розовый оттенок, а некоторые арки словно окрашивались в золото. В глаза били блеск аметистов, синих рубинов и голубых топазов. Нет, это был совсем не Кантерлот. Конечно, столица, где живут принцессы, очень красива, но никогда не сможет сравнится с представшим взору великолепием. В отличии от кишлака, где им пришлось побыть, здесь многое выглядело совсем иначе.

Жители были одеты получше и от них не исходило мерзкого зловонного запаха. Улицы были чисты и опрятны, каждая телега выглядела как особое произведение искусства. По проулкам расхаживали гордые грифоны, с кривыми саблями в ножнах. Слоу так хотелось разглядеть это оружие поближе, что у нее загорелись глаза. Появись такая возможность – и кобылка двинулась бы за ними следом. Вопросная фабрика заработала, выдавая на гора продукцию в юной мохнатой головке. А они острые? А они блестят? А как было обработано железо? Как это делают здесь? Ей хотелось вызнать каждую подробность. Быть может потом, если Маст ей разрешит, она обязательно постарается обратиться к кому-нибудь из стражников. И будет его расспрашивать и расспрашивать.

Пегасочке и в голову не приходило, насколь вся эта роскошь и красота может быть обманчива.

— Все проще некуда. Подземные начали строить отдельный ход наружу, вроде как пытаясь доказать, что они самодостаточны и им не нужны наземники. Естественно, рыжикам такая перспектива не очень пришлась по вкусу. Видишь воооон там? – Маст указал копытом вдаль. Слоу в тот же миг, с усердием внимательного слушателя, мечты любого гида, вглядывалась в самое неприглядное, что здесь было. Некая недостроенная и заброшенная постройка, напоминающая… лифт. Точно такой же, на котором их тогда опускали вглубь кишлака. Недострой уродовал прекрасный ландшафт, но, судя по всему, убирать его никто не торопился. И даже более того – не собирался.

— Как думаешь, что это такое?

— Мусорка? – торопливо предположила голубоглазая пони.

Ведь в каждом городе обязательно должно быть место, куда свозиться и скидывается основная часть всякой всячины. Чтобы ее потом легче было собрать и отвезти для дальнейшей утилизации. Единороги из Кантерлота обычно придумывали второе применение для мусора, превращая зловонную кучу в новый источник ресурсов. Почему бы такому не быть и здесь?

— Нет, это лифт

Значит, первая догадка была все таки верной. Пегасочка вдруг задумалась – а куда же тогда тут свозят ненужные вещи, на выброс, если не сюда? Должно же быть такое место, просто не может не быть!

— По этому лифту – продолжил Сталкер – подземники должны были подниматься наружу. Тогда город еще не был таким большим.

— А почему его тогда не достроили? Они помирились?

— Ты почти угадала, малыш. Произошло все немного иначе. Рыжие, наземные алмазные псы, подарили своих женщин подземным

— Как это, подарили женщин? – Слоу даже не могла представить себе чего-то в этом роде. Что значит, подарили? Просто вот так взяли и отдали? А те приняли? Как вещи?

Синегривка вдруг представила, что Маст, дабы с кем-то наладить отношения, дарит ее первому встречному торговцу. А тот уже лыбится во весь зубастый рот, скалится и, как муха, потирает лапки. Бедняжку передернуло – ведь он так не сделает? А вдруг? Ведь он так и не ответил на ее вчерашний вопрос. Замялся, сказал, что расскажет об этом после, а когда именно – не уточнил. А вдруг дух пустыни прав, а Маст – распоследний негодяй?

Девушка мотнула головой, прогоняя подобные мысли. От них становилось только обиднее. Словно сумев подчинить себе мозг, она тут же задумалась — но что же было дальше? Ей захотелось об этом узнать, а потому она продолжала слушать жеребца. Что было после того странного дара?

— Ну, вот так. Взяли – и подарили. Ну, не в прямом смысле – просто отдали, а предложили союз, выдали своих дочерей за них замуж

— А девушки были согласны?

— Эээ… да, конечно. – единорог, ради полноты рассказа, пошел на откровенную ложь. У женщин-псов никто не спрашивал о их согласии. Слоу, кажется, это вполне удовлетворило. – Ну, слушай дальше. Все вышло хорошо, да только когда девушки дали потомство, то есть родили деток – те были с рыжей шерстью. Сейчас подземных алмазных псов здесь почти не осталось, а недостроенный лифт – это своего рода памятник, потому-то его и не хотят убирать отсюда.

— Понятно – пегасочка кивнула головой. Почему вся эта история ей не понравилась? Почему алмазные псы начинают ей казаться самыми настоящими мерзавцами и негодяями? Но ведь девушки же были согласны, да и… разве могут негодяи соорудить нечто подобное этому городу?

Слоу сошлась на мнении, что нет – не могут.

Кобылке все эти три дня не хотела спрашивать про Саман, боялась узнать для себя очередную нелицеприятную правду. Предпочитала строить пустые догадки. А теперь любопытство зажглось в ней с новой силой. Рабство. Что есть рабство, почему оно кажется таким плохим? Быть может она знает о нем неправду? Нередки случаи, когда взрослые, дабы уберечь глупых жеребят говорят им неправду, обманывают. Например то, что в вечнодиком лесу живет злая-презлая колдунья, мечтающая съесть всех пони. Особенное предпочтение, де, она отдает именно мальцам. Слоу доводилось встречать уже взрослых пони, продолжающих верить в подобные сказки. Быть может так и она с рабством?

— Мап, а что такое рабство? –

— Рабство, это… — Маст начал весело, но в тот же миг запнулся, прочистил горло и сделал вид, что закашлялся. Осознал весь смысл вопроса и почему Слоу интересуется. Мап быстро распознал, откуда дует ветер. История появления девочки-зебры у Олд Вея, кажется, не дает ей спокойно спать по ночам.

Драматическая пауза слишком уж затянулась и ее нужно было хоть чем-то прервать. Перевести разговор на другую тему? Единорог сомневался, что это поможет, да и как долго он сможет убегать? Придется отвечать.

— Скажи, тебе действительно это нужно знать? – жеребец решился попробовать — а вдруг получится? Помотает кобылка отрицательно головой и дело к стороне. Хотя бы ненадолго.

Но синегривая пегасочка не оправдала ожиданий караванщика — Слоу лишь только кивнула головой. Да, мол, хочет знать и все тут. Разве что копытцем не притопнула от негодования.

Сталкер удрученно вздохнул. И почему так не хочется говорить об этом? Хотя, ведь если вспомнить, он и сам по первой никак не мог уняться от клокочущей где-то внутри несправедливости. Обида захлестывала тогда его самого полностью. Но потом – смирился, понял, что ничего поделать не сможет, а, может, просто стал циничнее? Пообтерся, обмяк, привык. Ожесточился?

— Да, здесь вправду держат некоторых существ в рабстве. Зебр, псов, верблюдов…

— И пони – докончила за него неугомонная тугодумка.

— И пони – кивнул головой жеребец, заметив, что обливается потом, прячет глаза. – Но все не совсем так, как тебе кажется, хотя… все именно так. Одни покупают свободу других за золото, драгоценные камни или воду.

— То есть, тут можно купить чужую жизнь всего лишь за воду? За несколько глотков? – удивлению Слоу не было предела.

— Когда очень хочется пить, вода начинает превращаться в товар, который дороже золота. И уж тем более чужой жизни.

Пегаска вдруг поникла головой, задумалась. За воду. За ту журчащую жидкость, которой в Эквестрии всегда хватало на всех. Подойди к любому ручейку, сунь в него мордочку. Послушай как журчит вода, и пей – не хочу!

Сколько стоит чужая жизнь? Несколько глотков живительной влаги. Разве она сама этого не поняла, когда оказалась одна и когда песчаная буря вдруг глянула ей в глаза? Когда смерть подходила на шаг, решая, как поступить – разве не хотелось водички?

— Но почему кто-то может считать себя хозяином другого? Поясни. Я не могу этого понять! А почему те, кого продают, не могут взбунтоваться?

Ну, что он мог ей ответить? Рассказать про плети семихвостки, свистящие при ударе. Про страшный щелчок, повергающий вполне здоровых и сильных жеребцов на колени, выводя их из строя на долгое время? Про увечащую боль, про страдания?

Он зажмурился, припоминая, как на базаре хлестнули так одного зебренка-воришку. Спина окрасилась красным, алые линии в тот же миг набухли буграми, а вся торговая площадь услышала отчаянный крик и мольбу о пощаде.

Жеребца вдруг передернуло от этого воспоминания. Не самое из приятных, Маст словно на себе прочувствовал тот удар.

— Они не могут. Они попросту бояться. А некоторым… некоторым нужна не столько свобода, сколько хозяин

Слоу вдруг представила, что она вещь. К примеру, тележное колесо, причем не простое, а скрипучее. А хозяин – старый пони с бородой, бранится на нее, дает пинка сгнивающей деревяшке, грубо вправляет его обратно на основную ось. Сравнение показалось ей довольно таки удачным.

Нет, она не хочет быть чужой собственностью, хотя разве это ей угрожает?

— А как пони могут попасть в…

— Видишь, здесь на улицах не очень оживленно? Да и нищих тут нет. Ну, собственно говоря, об ответе, малыш, ты догадаешься сама?

Голубоглазка и впрямь догадалась сама. И ее в миг охватил ужас. Она оглянулась, увидев, что Саламби шагает сзади, молча и безучастно, тут же прильнула поближе к жеребцу. Будто боясь, что некто ее прямо сейчас примет за бродяжку и потащит в рабство.

— Зебр трогают не так часто. Они слишком… загадочные для здешних жителей. Посмотри на Саламби – он прямо так всем своим видом и излучает, что ему известно нечто особенное, чего не понять другим. А потому-то его алмазные псы боятся.

— Моя быть благодарна твоя. Здесь наши пути расходится. Да будут духи благосклонны к вам! – зебренок вдруг оживился, чтобы сказать не самую приятную новость. Майнд уже успела привыкнуть к его тихому и безмолвному обществу, не хотелось расставаться.

— Ты… уходишь? – и отчего девушке казалось, что вопрос слишком наивный и даже больше – риторический?

— Моя оставаться здесь. Моя идти дальше сам и покупать нужные травы. Да видят духи, быть может, снова увидимся, когда пойдем назад? Будь осторожна, синегривая пони. Пустыня следит за тобой – последние слова подросток проговорил с грустной миной на мордочке. Он развернулся, оставляя их двоих стоять на опустевшей улице, где они были единственными фигурами. Будто весь город в одночасье вымер.

— Пойдем, Слоу. Эй, да ты, никак, плачешь? А ну, иди сюда, малышка – он приобнял кобылку, притянул к себе.

Слоу почувствовала облегчение…

Шесть дней в песках искали тень, седьмой удачным вышел день.

Моник вздохнула с облегчением – кажется, они наконец-то напали на след. Хоть маленькая, но все таки зацепка. В одном из кишлаков видели пегаску, именно такую, какая подходила под описание. А это было гораздо больше, чем ничего. Мафусаил, а именно так звали старика-верблюда, совсем бескорыстного, разве что попросившего за свои знания чуть-чуть камушков, поведал им удивительную вещь.

Караванщик, Мап Сталкер заявился к нему несколько дней назад и снял койку – одну на двоих. Вместе с девушкой-пегасом. Грифонша ухмыльнулась – интересно, чем эти двое занимались? Удивляло только другое – Мап до сих пор не доложил на пост караванщиков о находке. Хотя мог это сделать прямо здесь – стоило лишь спуститься вниз, в подгород, к алмазным псам. И не просто ли с ним обыкновенная караванщица? Может быть, ученица?

Она сплюнула, проклиная указ, разрешающий заводить учеников.

— Говори яснее, кто с ним был?

Мафусаил помалкивал, задумчиво глядя в облака. Для него они все – неверные. Пришедшие издалека только для того, чтобы разграбить эти пески. И пускай каждая змея знает, что здесь нечего брать, но ни пони ни грифонам верблюд не доверял. Смотрел снизу вверх.

Винсент, откровенно говоря, скучал, был занят разглядыванием своих когтей. Сие важное дело поглотило его настолько, что он, казалось, ни на что не отвлекался. Гильда фыркала, расхаживая из стороны в сторону – помогает ей это, что ли?

Возня с какой-то пони оказалось куда более долгой, чем казалось грифонше изначально. Гильда была уверена, что они разделаются с этим в два счета. Разноцветные лошадки были куда более слабыми и немощными, нежели грифоны, а оттого и думалось, что они найдут пегаску через несколько часов. Шел уже седьмой день. Там, в Эквестрии, наверняка, уже идут выступления летунов. А она хотела принять в них участие, показать летный класс, быть может снова увидеть Рейнбоу Дэш, утереть ей нос…

Радужногривая пегаска, наверно, единственная подруга, с которой она была ближе остальных, так подло предала ее, променяв на «новых» друзей. На полных лузеров, ламеров и конченых неудачников. Гильда разглядывала себя в зеркале день ото дня и не могла понять – что же именно в ней не так? Почему это произошло? Почему это вообще могло произойти?

С тех пор ей не нравились все остальные пони все больше и больше. Особенно розовые. С каждым новым днем она начинала их ненавидеть, отчего-то делая исключения для Рейнбоу.

Если бы старая подруга вдруг появилась прямо здесь и прямо сейчас – грифонша, наверно, даже не знала, как отреагировала. А может и знала — отвернулась бы и не стала даже разговаривать. А там, в глубине души, ей хотелось вернуть все назад. Те самые лучшие и крутые деньки, когда они могли летать вместе. Дни. Когда крылья разрезали пелену облаков, врываясь в синеву неба.

Мысль о том, чтобы попробовать извиниться Гильда отбрасывала сразу же. С чего это ОНА должна извиняться?

Моник смотрела на юную ученицу, отрицательно качая головой. Интересно, а самостоятельно-то она сможет достичь хоть чего-то? Мечтает стать первоклассным летуном, а вот от сомнений избавиться не может. Гложет ее нечто изнутри.

Глава поискового отряда не раз пыталась вызнать об этом под тем или иным предлогом, но никак не получалось. Не может же она и в самом деле подойти к соплячке и сказать – так, выкладывай все как есть или выметайся!

Хотя, не такой уж и плохой вариант, можно было бы попробовать…

Мафусаил продолжал молчать. Будто тут нет никаких грифонов, а он вышел подышать свежим воздухом.

— Мафусаил, ты меня слышишь? –

— Мая памэт нэмного притупилас… Пэсок в башка попадат – сааавсэм плохо.

Платить Моник не хотелось. Почему она обязана отдавать свои камни? Нет, конечно, будь она помоложе, вздохнула, но мешок пришлось бы облегчить. Сейчас деньги были нужны ей самой. А на драгоценные камни и самой нравилось любоваться. Когда она полетит к драконам, они ей пригодятся больше.

Старый хрыч отвечал взаимностью, явно намекая на то, что и ему есть куда применить цветные камушки. А в особенности аметисты.

— Послушай сюда, старый пердун – Моник осмотрелась по сторонам – нет ли поблизости изнеженных пони-единорогов? Тем наверняка не понравится ни манера, ни способ общения. Волшебники-поисковики затерялись где-то позади. Ушли дальше, прочесывая магией пустыню, за что она была им благодарна. – Я ищу синегривую пегаску и того караванщика, Мап Сталкера. Ты сказал, что они были здесь. Мне хочется знать, куда они пошли. Или на твоей морде прекрасно будут смотреться отметины от моих когтей!

Моник прорычала ему все это прямо в лицо, опасно щелкая клювом, будто вот-вот клюнет им прямо в глаза.

А это и впрямь произвело впечатление.

— Ты нэ пасмеешь! – Мафусаил, сглотнув, прошептал, помотав головой из стороны в сторону, моргая глазами. Шапочка упала в грязь, вызвав ухмылку женщины.

— И что же мне помешает? Быть может плюнешь мне в лицо? Или лягнешь? Или позовешь кого-нибудь на помощь? Тут не так много твоих сородичей. Процент тех, кто хочет вступится за тебя столь ничтожно мал, что я даже не стану его упоминать. Я не буду играть в считалочку. Или говоришь, или…

Каждый ребенок знал, что когти грифонов – самое настоящее оружие. Остры, как бритва, ими было достаточно полоснуть, чтобы прорвать кожу, чтобы брызнула алая кровь. Ходить с такой отметиной на лице Мафусаил не очень хотел.

В какой-то миг в нем вдруг проснулось не только инстинкт самосохранения, но и обыкновенный страх. Тот, что превращает мужчину в обыкновенного труса, цыпленка.

Моник и раньше видела такой страх – им можно было упиваться. Хороший, вкусный, от него словно исходил запах.

Когти блеснули на солнце – она и впрямь была готова свершить угрозу – молча и без шуток.

— Падажди, падаждиии, эээ, дорагайа! Зачэм нам такие мэтоды? Бил тут мой друг, бил! Он пашел в Ред’Слалом! Вмэсте с зёброй пааашел, Салам’би зват! – на последнем слове верблюд запнулся, а может просто неудачно икнул. Выражение на его морде выдавало в нем блаженство идиота, мечта которого внезапно таинственным образом исполнилась.

— С ним была пегаска? Он не сказал, зачем ведет ее за собой?

— Он скааазал, что она – приблуда. Глюпый бача. Глюпуй его ханун. Он говорит, что его ханун хотет смотреть пустыня и алмазных псов

Моник выругалась. Винсент удивленно поднял на ее глаза. Словосочетание, каким разразилась грифонша могло вогнать в краску даже таких матерых матершинников, как он. Впрочем, стоило отдать должное, Винс сквернословил если тому и правда был повод.

Приблуда. Караванщики называют так тех, кого найдут в пустыне. Замечательно. Просто великолепно! И этот паршивец потащил девчонку дальше, словно забыв про самый главный запрет. Ни одна пони ни должна пройти дальше, чем Редслалом, не говоря уже о Рейвенхувсе или, того хуже, Казаабада.

Там, дальше есть незримая опасность, о которой подозревают даже не все караванщики. Обычные пони не должны знать той тайны.

— Редслалом, значит. С зеброй Саламби – Моник проговорила медленно, не спрашивая, упоминая лишь для самой себя. Парнишку-лекаря она и сама знала прекрасно – хороший полосатик, именно он ей тогда помог. Словно в стародавних книгах, явился из-за горизонта, напоил какой-то гадостью, а потом помог добраться до Редслалома.

— Мон, там собираются тучи – Винс подкрался сзади, заставив грифоншу вздрогнуть. Она уже не угрожала верблюду, а Мафусаил все одно смотрел на нее пристально, внимательно. Вот ведь, наверно момент выбирает, чтобы плюнуть хорошенько и дать деру.

Верблюд был стар и убежать смог бы навряд ли. Ну и глупости же ей лезут в голову.

Над ними и в самом деле, будто желая отомстить за удачу в поисках, пустыня собирала над ними даже не свинцовые – черные тучи. Тьма облаков грозила в любой момент разразиться неистовой грозой. Уже второй за эти несколько дней – удивительно! Навряд ли даже старики припомнят, чтобы дожди бывали так часто.

Сверкнула первая молния, прокатился медленный и ленивый раскат грома. Словно невзначай где-то треснул арбуз.

Стоило остаться здесь и переждать бурю. Не лететь же прямо через нее, в конце концов. Что с девчонкой может случится, если она с караванщиком? Припрет ее на пост, сдаст и их работа тут закончится. Можно будет вернуться обратно, выпить немного красного вина и съесть пару-тройку яблочек. Обязательно кислых. Непрошенным гостем вклинилась и мысль о дольке лимона – тоже не помешает.

— Когда вернуться единороги – скажешь, что мы направились в Редслалом. И если тебе вдруг вклинится глупая мыслишка направить их куда- в другое место – я исполосую тебя так, что подохнешь раньше, чем взойдет солнце.

Мафусаил решил не отвечать, да и что он скажет? Мон провалилась в собственные размышления, опустив клюв чуть ли не до самой земли.

Мап Сталкер, кто он такой? Ей доводилось слышать об этом единороге, вот только какой он, она не знала. И что у него на уме – тоже. Некоторых караванщиков грифонша знала в лицо, да и в личном общении. За некоторых могла поручится собственной головой, что они не наделают глупостей. А вот за других…

Кто ты, волшебный рог? Чего ищешь в пустыне, зачем стал тем, кто есть и для чего тебе пегаска?

Алмазные псы устраивали торги рабами. Им было неважно, кто будет товаром в этот раз – зебра, старый и немощный верблюд, быть может пони. Или даже собственный сородич-сосед, у которого не хватило денег выплатить штраф, а потому он оказался с продаваемыми на одной скамье.

Нет, конечно, не было еще ни одного ЗАДОКУМЕНТИРОВАННОГО случая, когда караванщик продал в рабство Приблуду, но вот Моник была уверена – когда-нибудь нечто подобное случалось. И даже более того – предводительница поисковой группы даже видела разношерстных лошадок совсем с неприглядной стороны. Нельзя быть уверенной ни в чем.

— Взлетаем –

— Тучи же. Мы можем не выдержать. А может молния шандарахнет? Ты моих детей потом кормить будешь? – Винс упрекнул ее за то слишком большее рвение выполнить работу. А вот Гильда, вдруг ожившая, будто некий волшебник вдохнул в нее новую жизнь, была наоборот, взаимна с начальницей.

— Ты совсем, вижу, выжила из ума. Кой демон тебя тянет, к такой спешке? Она с караванщиком, что может случится? – Винсент не желал уняться, сверля ее взглядом. Но грифонша знала, что он сделает так, как прикажет она. Пофыркает, поворчит, но не ослушается.

А вот найти достойные аргументы для спешки никак не получалось.

— Летим. Эти старые крылья могут не позорится и пошлепать по пескам, промокая под водичкой. Как какие-нибудь там пони. А я полечу. С тобой. – Гильда была столь довольна собственной хвалебной речью, что даже не скрывала этого. Бахвальство или же храбрость? Или вдруг проснувшееся ощущение долга? Моник сошлась на том, что всего понемногу…

Чем дальше они шли, тем больше и больше встречных прохожих им попадалось. В основном, это были алмазные псы, гораздо реже – верблюды. Последние чаще были нагружены неимоверным количеством тюков и сумок и подгонялись первыми. Лишь изредка можно было увидеть песочную двугорбую фигуру в маленькой шапочке с довольным видом и свободной спиной. Пони, казалось, здесь не было вообще.

Устремляясь к небесам, сверкая золотом, возносились величественный фигуры статуй, изображающие алмазных псов. Верно, самых лучших из них, не иначе. Слоу заинтересовал тот, что сжимал в лапах немалую суму. Сам был пузат, доволен и верхом на верблюде.

У нее,(Слоу, конечно же) было немного паршиво на душе, после прощания с тихим лекарем-зеброй. Казалось, он все это время был лишь тенью, плелся позади, говорил лишь редко и по делу, не намерен был отвечать на вопросы… Не самый лучший собеседник в пути, не самый лучший попутчик, но, наверно, именно ему она была обязана многим.

Интересно, а зачем он сюда приехал? Закупить трав? И опять же возникал давний вопрос – где тут вообще можно взять хоть какую-нибудь зелень? Тогда зачем? Слоу укорила себя за то, что не спросила его об этом, но тут же опомнилась, вспомнив, как отвечал зебра-подросток. Натянет свою паршивую улыбку и так ласково – спроси, дескать, пустыню, да будь довольна.

А вот про песчаную глушь и вовсе не хотелось вспоминать. Этот ее, пустыни, вездесущий дух был надоедливым и неугомонным, иногда посещая ее, пытаясь заговорить. И всегда с какой-нибудь желчной издевкой, желанием поддеть, обидеть.

А почему она тогда заплакала? А Дискорд его знает. Ей стало жаль расставаться с полосатым другом. Столько дней были вместе, столько пережили…

А может еще и оттого, что зебренок кое-что знал о пустыне, чего не хотел рассказывать. Утаивал ради ее же безопасности, но ведь так нечестно! Ведь это ее одолевают, он мог бы подсказать ей, помочь, рассказать как быть. Так нет же, сказал до свидания, пожелал удачной дороги и нежадных продавцов и был таков.

А вот жеребец был не столь сентиментален, как она, его совсем не тянуло на слезы, да и к чему? Подобные прощания у него бывали часто, из недели в неделю. Находились попутчики туда, и обратно. Интересно, а как она будет расставаться с ним?

Он долго умалчивал перед ней этот факт, но он должен отправить ее домой. Все, напутешествовались вместе, пора и меру знать. Не хочется, конечно, но это его долг. Девчонку, наверняка, уже целую неделю как ищут. И будут искать, пока не найдут косточки или ее саму. Или пока он не сообщит на пост, где и при каких обстоятельствах встретился с ней. Ну и выволочку ему устроят за это! Жуть! Промылят гриву так, что долго не отплюется, век припоминать будут, а друзья еще и посмеиваться станут.

Все дело в том, что таскать за собой «Приблуд» дальше этого города было запрещено. Если не здесь, то нигде больше. Или придется идти назад без закупок. Дискордовы рога, это сколько же он потеряет с ней времени? Несколько недель, не меньше. Почти месяц с кучей денег, но без товаров. Недолго еще – и выпрут его, отберут значок и пропуск в эту зону. Скажут, что совсем бездельник стал и не нужен тут больше. Даже Олд Вей – медленный, старый, а вовремя покупки доставляет.

Система караванщиков работала очень просто. Не каждый пони мог войти в эту не очень дружную и, в принципе, разномастную братию, а лишь по особому отбору. Жеребцу же пройти благодаря своему особому таланту. Такие, как он ценились на вес золота

Все заключалось в том, что пустыня и земли, а точнее коварные пески Алмазных Псов были под запретом. Сюда нельзя было путешествовать без особого пропуска, нельзя просто пройти через таможню. Только с личного разрешения принцессы Селестии. Надо отдать должное – столь строгие меры были не напрасны. Мало того, что эта пустыня не зря звалась «сковородкой», и тут может сжарится любой. Не стоит забывать про банды алмазных псов, желающих ограбить, а тебя самого – отправить, продать в рабство. И им совершенно неважно, кем ты будешь. Для них нет законов Эквестрии, принцесса для них… нет для них ни Луны, ни Селестии, а уж на Каденс они и вовсе махнут лапой. Скажут – какая еще Каденс? Кадушка есть, а вот Каденсов тут никаких нет.

Но всегда найдется то, что пони не в состоянии произвести сами – или из-за дороговизны, а может и просто из-за недостатка умения и ресурсов. Но это почти в обязательном порядке обнаруживалось у Алмазных псов. Пони-караванщики и служили этакой перемычкой меж двумя расами, словно соединяли их воедино. Позволяли производить достойный обмен на хороших условиях.

На себе в пустыню они тащили золото, воду, фрукты и стальные пруты, а обратно уже возвращались с легкими тканями, необычайной красоты шелком, безделушками, оружием и пряностями с благовониями. Стояли, так сказать, на перекрестке двух культур.

У Мап Сталкера были с собой драгоценные камни. Золото было тут хоть и в цене, точно так же, как и в Эквестрии, однако, камешки ценились гораздо больше.

Никто толком, даже волшебники Селестии, не могли объяснить того факта, что драгоценные жеоды были прямо таки полны уже огранеными и разнофигурными кристаллами. Впрочем, пони уже давным-давно смогли к этому привыкнуть, а вот для алмазных псов сие было в диковинку.

Удивительно и странно, но вот о родине собак пони знали мало или не знали вообще. А некоторые и вовсе были уверены до последних пор, будто алмазные псы – всего лишь пустая выдумка. Ну кто в здравом уме будет верить, что есть какие-то собаки, непонятно для чего собирающие алмазы? Конечно, они дорогие и красивые, но не дороже же денег, в конце концов.

Оказывалось, что дороже.

В большей мере правительница Эквестрии поступила гораздо мудрее, чем могла, придя к великой мудрости. Не можешь остановить – возглавь! Контрабанда драгоценных камней самими псами из страны радуги и счастья стала не нужной и вовсе безнадежной. Караванщики с легкостью расставались с драгоценными стекляшками, умело обращая их в нужные и требующиеся товары.

Товарищи по профессии Мап Сталкера частенько ходили с туго набитыми кошельками, но не стоило себя обманывать – богачами они были лишь только в мыслях. Большая часть денег обратится в новые драгоценные камни, в товары нужные для жизни, в провиант для семьи, если она есть.

Маст не часто задумывался над тем, чтобы завести семью. В конце концов, зачем ему это надо? Впрочем, иногда зов плоти заставлял его идти на необдуманные поступки, на большие траты денег. Еще года три назад ему доставляло удовольствие козырнуть звонкой монетой перед впечатлительными кобылками. Они ахали и падали в обморок от одного его появления, в одно время он даже прослыл известным сердцеедом. А сейчас, будто бы, поостыл.

Единорог бросил взгляд на Слоу, на то, как она до сих пор еще всхлипывает. А когда придется расставаться – будет точно так же плакать?

Ее слезы были ему неприятны и поражали где-то внутри необычное чувство – не прикрикнуть на синегривку, чтобы она прекратила ныть. Нет, совсем иное – хотелось обнять и успокоить, прижать к себе, притянуть, подарить немного тепла, нежности.

Жеребец вдруг подумал, что ему совсем бы не помешала кадка с холодной водой – полоснуть себе на голову, чтобы всякие глупости в голову не лезли. Что он, мальчишка какой?

Наверно, выходило что так и есть. Мальчишкой был, мальчишкой и остался. Избалованным, коего в свое время слишком избаловали родители. Добродушные, мягкотелые, они не понимали единственного. Ребенка нельзя было купить на дорогие вещи и игрушки, ему просто нужно было совсем немного их внимания. Совсем малую толику, чуточку. Им невдомек, какая жалость, что именно из-за этого он бежал с опостылевшего быта. Молодость подгоняла к чему-то новому, к глупостям и необдуманным поступкам. Вперед, к приключениям, где есть не только кьютимарка, особый талант, но и бодрящий, бьющий в голову сидр. Где есть красивые кобылки и первая ночь, пусть и с не особенной пони. Тогда они все казались особенными. В какую не ткни – влюблен по уши и даже на гриву еще хватит.

Прошла ли молодость, те бурные годы, о которых временами хотелось позабыть и вычеркнуть? Нет, совсем не прошла – он еще жеребец в самом расцвете сил. Молод, красив, быть может не так мощен, как деревенские работяги-бугаи, или пышные аристократические снобы.

Он вдруг облизнул губы, будто это помогало ему размышлять. Сумки мешались – интересно, как им удалось не растерять их по пути?

На голову, для Слоу он в тот же миг, как только они оказались на базаре, купил красивый платок. Чтобы было чем прикрыть голову.

Для самого себя он превратил это в долг, в необходимость, нечто вроде потребности. Как потребность поесть или сходить в туалет.

Со Слоу же все было иначе.

Синегривка превращала покупку этого платка в какой-то одной ей понятный знак. Он обратил на нее внимание? Нет, он уже давно обратил на нее свое внимание, но ведь не так, как раньше! Быть может он к ней неравнодушен?

Легкий румянец сам собой возник на ее щечках, заставив смущенно потупится головой. Жизнь казалось прекрасной, по крайней мере для девушки. А вот караванщик был угрюм, понимая, что ничего хорошего для него в ней сейчас нет. Он до сих пор еще не реализовал взятый с собой капитал, некоторую часть растерял по дороге, удирая то от бандитов, то от волков. Да, камней все еще было достаточно и, надо отдать должное, когда он потратит их, все одно останется в немалом выигрыше. Можно будет уйти на короткий отдых, взять отпуск. В это время караванщик должен был сдать цеховой знак и пропуск, вроде как отказаться от выполнения обязанностей. Уже не служащий, но гражданский.

Однако, караванщик продолжал стоять на учете еще долгое время – пару лет, только после этого его пропуск и документы, позволяющие свободный проход и право обращаться за помощью на посты уничтожались. Но не будет же он, в самом деле, целых два года прохлаждаться. Ноги не смогут усидеть на одном месте, да и его особый талант… если он не сможет найти ему хоть какое-нибудь хорошее применение в обычной жизни, что выглядело невозможным, станет пустышкой.

А быть пустышкой не охота никому.

Единорог вздохнул. До отдыха еще предстояла немалая работа. Торговля с алмазными псами – своего рода игра. Вот только играют в нее двое – и оба дураки. Один дурак покупает, другой тем временем, продает.

Маст знал, что здешние обитатели считают его чужаком, недругом, неверным. А в мире нет ничего лучше, чем хорошенько обмануть неверного. Не обманешь такого – день для пса пролетел даром.

В воздухе кружили стражники грифоны, закончив наземную вахту. А может это просто другой патруль – грифоны считались опаснейшими противниками. Навряд ли найдется в мире существо, способное сравнится с ними по силе или ловкости. Есть, конечно, некоторые пегасы, способные показать и лучшие результаты в мастерстве полетов, но ведь только в нем. В остальном – грифоны несравненно лучше.

С воздуха было гораздо лучше видно, что происходит внизу. Если, вдруг, раздастся вопль о грабеже, о том, что убивают – они стремглав бросятся на помощь. Тем и хороши.

Закон был равен для всех.

Кроме тех, у кого в кошельках было монет по более, чем у остальных…

Если базар в кишлаке и поразил девушку своей необычайностью, неожиданностью и размахом, то здешний просто заставил прийти в восторг.

Здесь, наверно, было все на свете. Перлматуром переливались идеально круглые жемчужины, сверкали ярко-красным, почти кровавым блеском рубины. А Слоу не любила рубины – они казались ей застывшими, остекленевшими капельками крови. Торговец кошенилью расхваливал ее на все лады, яро убеждая, что ткань цвета индиго, у продавца напротив, оскорбление и позор. Тот в свою очередь, делал еще более страшные предсказания про товар соперника. И при этом ни на одном лице не было обиды. Словно сие некая забава, всего лишь игра и не больше. Лишь только огонек азарта в желтых, собачьих глазах.

Завопил какой-то торговец – мимо пони вдруг прошлепали босые ноги щенков. Один из победоносно держал в руках лепешку, удирая со всех ног, но посматривая в воздух – не летит ли там его наказание?

Это могло казаться забавным для Слоу, а вот Мап Сталкер прекрасно знал, что бывает с такими весельчаками. Им отрубают лапу за воровство.

Крик о помощи, о разорителях, матерях, кои прямо сейчас должны стыдится, а то и вовсе провалится в пучину морскую, за то, что воспитали таких неслухов, вдруг потонул в общем гвалте голосов. Тут каждый стремился доказать свою правоту.

Алмазные псы, в особенности рыжие, создавали вид очень неспешных и мирных созданий. А куда им и в самом деле, торопится?

Кобылка рассчитывала увидеть какое-нибудь забавное представление – ведь она читала в сказках, что именно на базаре-то и происходит все самое интересное.

Заклинатель змей играл на дуде, причем гораздо лучше, чем его собрат по труду в кишлаке. Мелодия получалась, пускай, не самая лучшая, но куда более веселая. Да и змея была сговорчивее, высунулась, показала голову, зашипела раздвоенным языком.

Девушке стало страшно. Змей она видела и раньше, в питомнике у Флаттершай, когда еще хотела завести себе зверушку. Но не сложилось – оказалось, что сама синегривка слишком занята, чтобы за кем-то ухаживать. А точнее – попросту испугалась полагающейся ответственности.

Были среди предлагаемых зверушек и змеи, только не такие, как тут – а более мелкие и не такие злобные. И все одно они казались ужасающими и страшными, скользкими и неприятными. Как лужа, посреди дороги – всякий желает обежать, не промочив ног.

— А что это за тряпки у них на головах? Ну, такие, свернутые! – поинтересовалась кобылка.

— Это чалма. И это не тряпка, а очень длинное полотенце

— А разве им не жарко в такой ходить? Наверно, всю голову можно спарить.

— Им не жарко – парировал Маст, вздохнув и размышляя, что ответить. – Понимаешь ли, чалма – походный головной убор. И многоцелевой. О него можно вытирать лицо и руки, можно подкладывать под голову во время ночи. Накрыться, чтобы спастись от песчаной бури. Да и воду очищать через него тоже.

— Очищать воду? Как это? – Слоу ни разу не видела, как это делается. Смешно, но всю жизнь она считала, что воду-то очищать не зачем. Она сама станет хорошей и питьевой через некоторое время. Да и откуда в ней вообще может взяться грязь?

— Я как-нибудь попозже тебе об этом расскажу – хмыкнул жеребец, не скрыв злой усмешки над ее наивностью. А потом покачал головой, упрекнув себя в недостойности поведения. Он должен быть с ней помягче. В конце концов, не ее же вина в неосведомленности. Пони просто никогда не собирались жить в пустыне.

Сегодня был прекрасный денек. И он в Редслаломе. Там, где можно купить благовония по вполне сносной цене. Здесь они почти никому не были нужны, а потому и цена была маленькой. Вот поди он в Казаабад! Там пришлось бы платить тройную, а то и больше цену.

Впрочем, дураки были всегда и везде.

Со временем каждый караванщик находил места, где лучше купить то, а где – другое. Не только рынок и спрос, но и география диктовала им условия. Казаабад, стоящий рядышком с морем был набит крупным и мелким жемчугом, который перепродавал ювелирам для украшений. Рейвенхувс, город из горы – набит золотом и другими драгоценными металлами. Да и большая часть металлического – от оружия, до сковороды – все сделано из тамошних руд. А вот обрабатывали их, превращая в мечи или выше упомянутый кухонный инвентарь в Надабаде. Тамошние псы были кряжистыми, большими и жилистыми. А самое главное – выносливые, потому быстро смогли освоить ручную ковку металлов. Пони в этом деле приходилось полагаться либо на магию единорогов, либо на крепкие зубы, либо же на сложные механизмы.

Руки – какая же это, наверно, дрянь. Зачем они нужны – длинные отростки с пальцами-когтями? Разве с ними удобно? Удобнее копыт? Слоу отказывалась в это поверить, но слышала о одной единорожке, что мечтала именно о таком вот извращении.

А сейчас девушка ворвалась в новый, чудный для нее мир. Алмазные псы были способны ее многим удивить. Казалось – ведь точно такой же базар она видела тогда и там, в кишлаке, название которого не знает, а не нет. На этом все было иначе. И совсем не было пони.

— Наземные псы не очень любят чужаков – он будто прочитал ее мысли, предугадал вопрос, а потому ответил заранее.

— Почему?

— Не могу сказать с точностью. Но, вообще-то, как говорят их старейшины, они не хотят терять собственной культуры

— Что за ерунда? Как чуж… гости могут заставить их потерять культуру? Они что, сразу бескультурными станут? Невежливыми, да?

В своих вопросах Слоу казалась совсем несмышленой кобылкой-глупышкой. Смешной, задорной, с задатками на что-то умное. Но всегда говорящая какую-нибудь совсем по-детски милую глупость.

Маст не преминул ухмыльнутся.

— Хах, не в этом дело. Они не хотят чужих традиций и надеются сохранить свои. А потому многое держат в секрете. Честно сказать, когда у них тут какой-нибудь праздник, они выгоняют отсюда всех приезжих за ворота города.- он посмотрел вверх. Грифонов выгоняли тоже. И на тот короткий день все молчащие и запуганные шайки, не боясь быть пойманными, выползали из своих нор. Многие из торговцев-чужаков называли этот день – праздником грабителя, потому как могли вернуться в совершенно опустевшую и разбитую глинобитку. Обидно, досадно, но ничего поделать нельзя. Таковы правила, таков закон.

Смогли примириться только гордые грифоны. Как и почему – загадка, грозящая остаться без ответа до скончания времен.

— А сегодня у них нет какого-нибудь праздника? – Слоу не хотелось провести ночь, как какой-нибудь бродяжке, под большими и изукрашенными воротами. В Кантерлоте бы никогда так не поступили.

Единорог уже было хотел сказать, что если сегодня не намечается показательной казни, то других праздников на сегодня не намечено, но в тот же миг сдержался. Нельзя говорить ей про казни. Про наказания, жестокие и беспощадные. Она из другого мира, она всего лишь ребенок, маленькая девушка. Так ли давно она перестала играться с плюшевыми куколками?

Во многих деревнях и городках Эквестрии была такая профессия, как психолог. Пони, который должен был следить за психическим здоровьем, лечить и усмирять неизлечимых. Ведь мир, как и география, диктует свои условия проживания. Они могут быть сколь угодно счастливыми в своей стране под мудрым покровительством принцесс. Но даже те не мог остановить природный ход вещей. Не могут заставить стихию отступить, по крайней мере сразу. Они не остановят дикую эпидемию, болезнь, не искоренят смерть от старости. Потому что это естественно, потому что так было заведено еще до их появления. Кто они такие, чтобы решать? Даже принцессам иногда приходится подчинится.

И вот тогда потрясенные вдруг обрушившейся на них жестокостью пони обращались к врачу. Или сходили с ума, требуя за собой особенного ухода и лечения. Не многих, но все же удавалось вернуть в мир, полный житейских прелестей нормальными. Многие не становились прежними, уходили, дабы растворится.

Если в логово волков засунуть маленького ягненка, коего эти самые волки тронуть не смеют, он просто однажды растворится в их общине, станет чем-то вроде безделушки-игрушки. Есть он – хорошо. Нету – тоже неплохо.

Так было и в Эквестрии.

Жеребец фыркнул на самого себя – что это он такое удумал? Будто Слоу может сойти с ума? А сам-то он, выходит, не менее наивен, чем она. Кобылка крепкая, многопонимающая. Вот только про казни ей таки говорить не стоит.

— Н-нет, ничего такого не должно намечаться

— А как к нам отнесутся?

— Как и ко всем чужакам – пренебрежительно. Но не кручинься, малышка, я всего лишь сделаю тут пару покупок, а потом… — Маст снова замолк. А что потом? Может быть, стоило признаться ей во всем сразу? Чтобы она потом не столь сильно расстраивалась, чтобы поняла, как он заботится о ней и…

Все остальное казалось бредом. Нет, он подождет ей говорить, что отправится на пост вместе с ней и сдаст ее. Сдаст, словно преступницу и пойдет дальше, чтобы больше никогда не встретится. Чтобы больше не видеть голубых глаз и это патлатой синей гривы, с которой гребешок и мыло сотворят чудеса. Но это будет там, когда она вернется домой. Конечно, она тоже получит выговор, быть может даже ее отправят в тюрьму, в заточение.

Маленькая, испуганная фигурка, метающаяся в четырех стенах в тут же миг нарисовалась в его воображении. Не самая приятная картина, ничего не скажешь. Единорог сглотнул, осмотрелся по сторонам.

— Потом? — Слоу сама потребовала от него продолжения, несколько раз умилительно моргнув глазами. Мимо них протарахтела огромная, как по размерам, так и по количеству поклажи, тачка. Вез ее, на удивление, небольшой алмазный пес и, кажется, даже не испытывал особых неудобств. Здесь, в городе, будто каждый из жителей хотел козырнуть предметом роскоши перед другим. Даже вышеупомянутая телега – и та была изящна в своей красоте. А вот другой житель тащил на спине огромный пифос, от которого шел прохладный пар, при том улыбался, словно получил целую гору самоцветов.

— Потом, наверно… может пойдем дальше, а может и вернемся домой. Хочешь домой?

Маст решил идти ва-банк, сразу задавая провокационные вопросы. Навряд ли эта юная барышня сможет ответить ему как-то иначе. На душе было грустно. Он добавил – Хочешь к маме? -

— Я… да… я хочу… к маме – Слоу проглатывала каждое слово, будто вот-вот готова подавится собственными слезами. В горле образовался комок. Ну как – как она может сказать, что хочет домой и к маме, вот только не одна, а вместе с ним? Быть может побродить с ним по Понивиллю, зайти в «Карусель» и глянуть на красивые наряды, примерить парочку на нем. А потом зайти к мистеру и миссис Кейк, поиграть с их подросшими детишками, купить кексов с кремом. Вот только чтобы не одной, а вместе с Мап Сталкером.

Где-то в глубине собственной души, кобылка искала хоть какое-то оправдание столь странному желанию. Но, увы и ах, на этот раз воображение-проказница лишь только покачивало головой, да жало плечами. Ничем, мол, помочь не могу..

— А ты пойдешь со мной? – девушка набрала воздуха в грудь и словно вдохнула большую дозу наглости, чтобы задать подобный вопрос. И тут же пожалела об этом густо покрылась румянцем, готовая сгореть от стыда. Что он теперь о ней подумает?

— М, не знаю… может быть, там посмотрим.

Жеребцу тоже было непросто отвечать. Дальше они шли молча. Он не любил виновато стоять и мучительно подбирать слова. Ему больше нравилось переть напролом, говорить, что думает, но как это можно было сделать здесь? Перед ней?

Юная пегасочка не собиралась довольствоваться таким ответом, уже открыла рот, чтобы осыпать очередным градом вопросов, но жеребец повернулся к ней задом.

— Пойдем. Нам надо отметиться кое-где. Твои родители, наверно, уже с ума сходят, пока тебя нет. А потому мы дадим им весточку.

— И пойдем дальше?

— Потом поговорим об этом...

Кто знает, как складывается судьба, как она хихикает над нами, над всеми, кто ходит под ней? А может быть это могучие силы, взирая на жалкие потуги ничтожных фигурок принимать решения, играют в свою чуждую игру?

Кто ответит за то, что происходило с этими двумя путниками дальше? Быть может стоит винить в этом архитектора Брикворк Лаки. Или во всем виноват скромный верблюд по имени Ашшур? Можно было бы приписать часть вины и самой принцессе Селестии, но правители никогда виноваты не бывают. Хотя, наверно, в этот список можно было внести и грифона, прибывшего сюда за драгоценными камнями, Реми – он собирался подзаработать на учебу своей дочери. Но чья вина была больше остальных – так это воришки, по имени Стикки, которому вдруг позарез понадобилось сунуть загребущую лапу в кошель. Прямо на базаре, нагло и у всех на глазах. Словно вожжа под купированный хвост попала.

А начать, наверно, следовало с того, что Брикворк Лаки, модный и именитый архитектор, предложил сложить здание поста караванщиков именно на главной площади. Де, оттуда прекрасный вид, да и смотреться будет хорошо. А Ашшур, скромный верблюд-уборщик тем временем подговаривал знакомого воришку Стикки стащить не просто пару монет, а самую настоящую драгоценность. Продадут – и век не будут знать горя. И на лепешки хватит и на лечение для мамки. Надо только украсть. Никто и не должен был заметить. Реми, как издревле благородный грифон, уже порядочное время изнывал от безделья и жаждал поймать за руку какого-нибудь паршивца. Воришка ему как раз и подвернулся.

Но кто же знал, что такая цепочка вполне обыденных и объяснимых событий, приведет к столь необычному результату?

Когда Маст зашел вместе с семенящей за ним Слоу, он в тот же миг понял, что ошибся. Что поторопился, что надо разворачиваться и идти назад, но было слишком поздно. В городе было не так тесно лишь по той причине, что каждый житель, от брадобрея до разнузданного торговца, был сейчас тут. На главной площади.

В голове бились догадки о том, как поступить. Быть может протолкаться к посту, быстро зайти, закрыть, запереть за собой все двери и щели. Чтобы не слышать рева жаждущей зрелища толпы, чтобы не слышать скулящего визга наказанного щенка. Который вот-вот останется без своей лапы.

В мыслях он уже телекинезом раздвинул толпу, пробил себе дорогу, гордо подняв голову, шагая вперед. А Слоу, удивленная такому поступку, шла молча, восхищенно разглядывая во все глаза. Много чего полезного и нужного он уже сделал в мыслях, лишь после заметив, что только стоит на месте. Сзади подтягивались остальные смотрители. Верблюды, грифоны, алмазные псы и... пони. Всего несколько. Без кьютимарок.

— Что происходит, Мап? – для Слоу это было в диковинку. Она приподнималась на ножках, но впереди стоящие алмазные псы были слишком уж высокими. Вспомнив про крылья, она воспарила над землей, имея лучший вид.

— Куда ты? Немедленно вернись! – зашипел он на нее, пытаясь зубами ухватить за гриву, но поздно.

Пойманного несчастного щенка – а ему и вправду было не так много лет, держали за лапу. Палач – грифон, с кривой саблей, лезвие которой блестело на солнце, пускало солнечных зайчиков, был готов приступить к делу хоть сейчас. Сразу видно, профессионал, не первого воришку казнит, не только ручонки рубил. И головы тоже.

— Маааап? – протяжно произнесла ничего непонимающая пегаска. На место, где она только что стояла, вдруг протиснулся небольшой верблюжонок. В его глазах горел восторг и нетерпение. Ну, мол, ну когда же уже будут отсекать?

А ведь все могло пройти гораздо иначе, подумал Мап Сталкер, облизывая высохшие губы. Почему сразу не увел, почему повел себя как нерешительный мальчишка? Что он скажет ей теперь?

— Мааап! – это был уже более требовательный и не вопрос, а крик. На нее шикнули из толпы.

Щенок вопил и скулил от страха, не особо желая расставаться со своей конечностью. В какой-то миг юркнул, вывернулся из цепкой хватки палача и упал на колени. Ползая, он умолял о пощаде, говорил о том, что больше никогда, ни одним ноготком, ни разочку.

Но толпа пришла сюда не слушать сбивчивые клятвы и плач. Она пришла сюда лицезреть расправу. Лицезреть творящееся правосудие!

Интересно, а что на это бы сказала принцесса Селестия?

Несколько камней упали рядом с мальчишкой, врезавшись в деревянный помост, один из них попал в грифона, на что тот безжалостно пригрозил оттяпать руку следующему метателю. Но ропот не прекращался ни на миг.

Сыпались страшные обвинения. Оказалось, что беспомощный щенок был виноват ну абсолютно во всем. И в том, что у соседки куда-то пропали серьги с волшебными хризолитами, что торговец Друпи поперхнулся вчерашним рисом и что у старой бабки, имя которой не помнили, болит спина. А потому надо обязательно оттяпать ему верхнюю конечность. Вот тогда-то свершится возмездие. Тогда и спина, наверно, болеть перестанет, сразу найдутся серьги, а торговцы, как пить дать, перестанут давится от жадности.

Удивительно, но Стикки даже не пытался бежать, хотя его мучитель снова схватил его – на этот раз уже за шиворот, поволок к пеньку. На нем вполне можно было различить не только застывшую кровь, но и множественные зарубины – не первый раз пользовали.

Повизгивание превратилось в жуткий, умоляющий вой.

— Нет! Мап, что они делают? За что? Так не должно быть, это не правильно, так не должно быть! – она осыпала его целым рядом упреков того, что это не должно происходить. Будто это он сжимал в своей лапище несчастного и держал тот здоровенный тесак.

Сейчас прольется кровь, какое ему до этого дело? Жалко, конечно, но ведь парнишка виноват сам.

А Слоу против этого, она же из Эквестрии, какое ей-то дело до него? Ей его жалко? Интересно, а вот если бы это пегасочке рубили что-нибудь, хоть кто-нибудь снизошел до жалости?

Сомнительно.

Заиграли солнечные зайчики на клинке. На миг ослепляя смотрящих. Маст не успел проследить за кобылкой, за тем, как резво она метнулась вперед.

Клинок рухнул на помост, запрыгал, словно таким образом выражая собственное неудовольствие. Все произошло за какие-то секунды, лишь за несколько мгновений. Рррраз – будто все приснилось.

Ахнула взбудораженная и возбужденная толпа, ахнул удивленный палач, Мап Сталкер широко раскрыл глаза, будто боясь пропустить дальнейшие события. Стикки, грязный воришка, поняв, что расправа над ним еще не свершилась, на этот раз уже был куда более догадливым. Шмыгнув носом, он дал деру с своей плахи, запрыгнул на голову к одному своему сородичу, быстро перескочил на другого. Крики, визг, лай. Несколько голосов глупо хихикнули – алмазные псы не умели по другому.

Слоу Майнд, еще помнившая свой стремительный полет, сейчас была на деревянном помосте. Мощными когтями, прижав к полу, сытой кошкой над ней навис грифон-палач...