← Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 3 Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 5 →

Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 4

— «Дорогой, нам нужно срочно поговорить!» — ворвавшись в покои, которые указала мне попавшаяся по дороге горничная, задыхаясь, выпалила я. Лишь потом я догадалась оглянуться, слишком поздно заметив высокие, украшенные резьбой потолки, многочисленные полки, утопленные в каменные стены, увитые прихотливой резьбой; подробные карты – огромные и мелкие, древние и актуальные, испещренные разноцветными метками и спрятанные под стекло, в надежной оправе из вычурных рам. Это был кабинет, и что характерно, отнюдь не пустой, что я увидела прискорбно поздно, до самой его середины буксуя на задних ногах – прямо пред светлые очи маркиза, графа, и мать его, целого виконта, которым был, по утверждению остальных, мой муженек, также присутствующий на этой жеребцовой попойке. Почему попойке? А чем еще могли заниматься три самца двух разных видов, собравшись в одной комнате? По крайней мере, ничего более непредосудительного мне в голову не приходило, поэтому, оглядев присутствующих в кабинете, я не нашла ничего лучше, чем выпустить из-под крыльев проболтавшихся там всю дорогу до кабинета детей, и уперев их в бока, с подозрением поинтересоваться – «А что это вы тут делаете, а?».

— «Какая очаровательная непосредственность» — развел лапами маркиз. Граф ограничился своей привычной снисходительной полуулыбкой – словно это не он трепал мне нервы какой-нибудь час назад! А вот глаза Графита не сулили мне ничего хорошего, заставив поежиться под занавеской, из которой я, в порыве расстроенных чувств, соорудила себе очередной коктейльный наряд – «Каждый раз при виде юной мисс Раг я вспоминаю свою Грюнху, такую же непосредственную и задорную, словно маленькая птичка. Ах, первая любовь…».

— «Я… Плохо себя вела?».

— «Плохо? Нисколько, мадам» — легкомысленно помахал кончиком крыла маркиз. По утреннему времени он был лишен большей части своего макияжа, роднившего его с модниками человеческой эпохи просвещения, когда самым изысканным тоном считалось наложить на морду лица как можно больше свинцовых белил, подчеркнув помадой самой яркой расцветки, и украсив мушками^[20] согласно мудреной науке намеков и соблазнений – «С вашим голосом, можно сказать, что вы были украшением вечера».

«Вы нажрались как старый рыбак, и попытались петь».

— «Ох, богини!» — простонала я, уткнувшись головой в стол. Такого позора на трезвую голову я точно бы не пережила – «А вы уверены? Ну, в смысле пения? Я, знаете ли, голос потеряла, причем давно. Так что вы ошибаетесь, точно ошибаетесь. Я не могла…».

— «Мама – Селефтия!» — задорно, нараспев выкрикнула дочь, приземляясь на мою многострадальную спину. Кажется, детям надоело шнырять по кабинету, в котором не было ничего, кроме тяжелых и скучных книг, поэтому, топоча маленькими ножками, возмездие двигалось на звук материнского голоса, с разбегу заскакивая на кресла, на которых можно было весело прыгать, или десантироваться на стоявшую неподалеку мать.

— «Папа — баченак сидра!» — поддержал ее брат, карабкаясь по моей ноге, неосторожно свесившейся со стола. Зажмурившись, я застонала, и трясущимся копытом зашарила по сторонам в поисках хоть какой-нибудь посудины, содержащий в себе алкоголь. Помирать — так хоть не с больной головой и ощущением устроенной во рту конюшни!

— «Да, и об этом мы тоже поговорим» — невозмутимо процедил супруг, вместе с остальными глядя на мои потуги – «А также о том, как трактует эквестрийское правосудие статью «оскорбление божественного величия», и чему стоит, и не стоит учить наших детей».

— «Вы несправедливы к себе. У вас отличный голос, и даже маэстро вокализа, месье Пье, почувствовал себя уязвленным» — пришедший мне на помощь маркиз решил сыграть в миротворца при виде назревающих семейных разборок – «При полном одобрении гостей, должен я вам сказать. Они тоже вино не стопочками пили, знаете ли. Потом вы несколько раз высказались по поводу де Воню, сомневаясь в его жеребцовой силе, а его матери — в разборчивости, заодно уж и обвинив в неуместной торопливости достопочтенного отца. Это привело к тому, что он несколько раз вызывал вас на дуэль. А вы несколько раз грозились избить его накопытником, который сняли со своего гвардейца. И каждый раз требовали принести вам мясорубку».

— «Мясорубку? Зачем?! — простонала я, даже не став удивляться, что у грифонов в ходу этот кухонный агрегат.

— «Чтобы устроить дуэль на мясорубках. По вашим словам выходило, что это страшное оружие, перемалывающее проигравшего в фарш. Тогда даже самые пьяные гости поняли, что добром это не закончится — уж слишком странно вы стали посматривать по сторонам».

— «Только смотреть?» — с надеждой осведомилась я. Похоже, Графит был прав, и приказ с моим отзывом уже писался в Королевской Канцелярии, в этот самый, мать его, настоящий момент.

— «Ну… Нет, не совсем» — для вида помявшись, «по секрету» сообщил мне грифон – «Вы взяли этот накопытник, и озираясь, ходили между гостей, говоря, что чуете где-то неподалеку грифонов. Поэтому чувство самосохранения взяло верх даже над самыми пьяными, и вас повели спать. С накопытником, потому что отобрать без боя его не удалось».

— «Ох. Надеюсь, никто не пострадал?» — простонала я, мучительно пытаясь припомнить, проснулась ли я в накопынике, или без. Наверное, он все-таки куда-то подевался, потому что пробуждение «по-гусарски», в одном сапоге, я бы точно запомнила. Или нет?

— «Они поправятся. Рано или поздно» — без особенного интереса к этому вопросу махнул крылом де Клюни. Я? Я снова стукнула лбом об стол. Приказ о моем отзыве наверняка уже был написан, и теперь самые быстрые пегасы, загоняя друг друга, неслись к вольному городу Пизе-Друнгхару, обгоняя сам ветер, чтобы передать мне мыло, веревку, и свиток с приказом по-тихому удавиться, не заставляя тратить время и силы на свою экстрадицию в гостеприимную темницу для особо опасных заключенных, расположенную под королевским дворцом.

Графит едва слышно пробормотал себе что-то под нос, но мои прижавшиеся к голове ушки уловили что-то про певчую птичку, сломанные ножки, и цельнометаллическую клетку с прутьями толщиной в фонарный столб.

Не знаю, расслышал ли его кто-нибудь еще, но последующий разговор прошел в более собранной и деловитой атмосфере, которой способствовали сами новости, из которых выходило, что наше посольство столкнулось с еще одним препятствием на пути к намеченной цели, не считая так не вовремя разбившей меня болезни. Им стало резкое ограничение сообщения с Грифусом, причем причины назвать пока не мог никто из тех, кто сумел вернуться из Королевств. Ущелья, ведущие из Пизы в Грифус, оказались заблокированы многочисленными обвалами, а связывавшая их подземная река, благодаря которой грифоны вполне обоснованно считали свой дом практически неуязвимым, в мгновение ока оказалась забита транспортами, превратившись в одну огромную пробку на воде. Из-за прошедшей войны шлюзовые врата оказались повреждены самими грифонами, и могли пропустить через себя лишь половину потока судов, набиравшегося в довоенные дни. Задержки были ужасными, и если мы намеревались путешествовать по воде, с положенным послу и его свите комфортом, то нужно было приготовиться ждать от одной до невесть скольких недель.

— «Увы, фрау Раг, таковы последствия того недопонимания между грифонами и пони, которое, благодаря Хрурту, закончилось не так давно» — развел лапами маркиз, увидев ошарашенное выражение на моей морде. Несколько недель, да еще и без какой-либо гарантии?! Это было неприемлемо! Я была готова отправиться в Грифус сама, на своих крыльях, но как не потеряться в горах, среди холодных ветров и заснеженных горных вершин, лишенных даже подобия перевалов, надежно охраняющих покой Грифоньих Королевств? И что было делать с детьми? С Грасс? Со всеми, кого я потащила в этот поход? Я вдруг поняла, что не имею права подвергать такому риску наше посольство, что с того самого разговора с принцессой уже не до конца принадлежу самой себе – и это откровенно пугало, накладываясь на состояние жестокого отходняка после выпитого (и съеденного) накануне.

— «Хотя, возможно, у меня и есть одна мысль… Но вначале позвольте поинтересоваться вашим самочувствием».

— «А что с ним?» — подняв голову от стола, в столешницу которого я стучалась уже добрых пару минут, я смерила маркиза как можно более жалобным взглядом, пытаясь донести до окружающих всю безвыходность ситуации, в которой оказалась маленькая пятнистая кобылка, вся вина которой состояла в определенной живости характера, и любовью к хорошим и крепким напиткам – «Похмелье, должно быть. Только и всего».

— «Д-да, конечно…» — задумчиво проговорил де Клюни, пощелкивая своими длинными пальцами с внушающими уважение, заботливо ухоженными когтями – «Похмелье. Однако, по моей просьбе, мой доктор обследовал поданную вам пищу, и признал ее отравленной сразу несколькими ядами одновременно».

— «Он в этом уверен?» — негромко поинтересовался граф, впервые с момента моего попадания в кабинет вступая в нашу беседу – «Вынужден констатировать, что наша резвая дама посол выглядит прискорбно живой для такого серьезного обвинения. Или к счастью – смотря, с какой стороны поглядеть».

Если бы взглядом можно было бы убивать, этого мерзавца можно было бы собирать по кусочкам не хуже самой сложной мозаики.

— «Чаумас в том блюде, который вам предоставили в качестве «комплимента», был основой» — фыркнул маркиз, выделив это слово нотками презрения, проскочившими в его голосе. В целом, я могла бы его понять, ведь личному повару влиятельного вельможи, ставшего правителем целого города, не было нужды опускаться до ресторанных традиций. Жаль, что я поняла это только тогда, когда все задуманное свершилось – «А вот катализатором выступал чаумурки. Причем нацеленный именно на то вино, что подавалось исключительно к нашему столу. Пока наш мастер медицинских наук не может точно установить название всех компонентов, но пока он уверен, что в состав входил экстракт ейнбире – пони называют его грифоньим глазом».

— «Дилетантский подход» — мгновенно сориентировался граф, заставив окружающих с подозрением уставиться на него – «Больше подходит какой-нибудь деревенской простушке, а не коварному отравителю вроде графини д’Эст, которая могла разрезать яблоко ножом, у которого была отравлена всего одна сторона, да так искусно, что она преспокойно съедала свою половинку, и оставалась вне подозрений».

— «Да-да, это были темные времена…» — озабоченно подвигал перьями на голове маркиз, уже гораздо внимательнее глядя на графа Оактаунского. Особенно на то, чего он касался, и возле чего хотя бы успел постоять – «Но если верить лейб-медикусу, два других вещества должны были соединиться с ейнбире, и вызвать сильное сердцебиение, которое неминуемо привело бы к сердечной спазме. Не знаю, как такое возможно, но в таком щекотливом деле я предпочитаю полностью полагаться на его суждения».

— «Кардиотоксический яд. Хитро…» — передернулась я, в отличие от остальных, представив себе последствия действия этого вещества. Как сердце под действием любого волнения начинает бешено биться, пока, наконец, не сваливается в жесточайшую аритмию, заканчивающуюся фибрилляцией желудочков, и скоропостижной смертью – «Не могу поверить, что такие шалуны бегают у вас по дому, разбрасывая направо и налево отравленные порошочки, маркиз!».

Обвинение в моем голосе услышал бы даже глухой.

— «Моя вина, как хозяина дома, тяготеет надо мной все эти дни» — повинился грифон. Поклонившись, он подошел ко мне, и изобразил на копыте подобие поцелуя, прикоснувшись к нему, по грифоньему обычаю, мягким уголком рта, после чего прижал его к груди, заставив задергаться от желания немедленно вырвать ногу из его лап – уж больно этот жест напоминал начало болевого захвата – «Она безмерна, и я страдаю от того, что не сумел вовремя распознать грозившую вам опасность, мисс Раг. Извинить меня может лишь отчасти тот факт, что подобного не случалось уже более ста лет. Но теперь прислуга строжайшим образом предупреждена, и вам нечего опасаться в моем жилище, как нечего было бы опасаться даже злейшему врагу, пожелай он отдаться под мое покровительство».

— «Надеюсь, мы-то с вами не враги?» — неуверенно хмыкнула я, вздрогнув от пришедшей в голову мысли. Что, если проверка и в самом деле была, но вот инициатором ее выступала не знать, решившая пощупать за вымя проезжающего посла, а сам хозяин Друнгхара, тонко намекнув мне на то, чтобы я не слишком-то расслаблялась, и помнила о тех неприятностях, которые доставляла ему во время войны? Идея требовала обдумывания, и я решила отложить ее на будущее, а пока – поскорее смотаться из этого города, ставшего для меня уж слишком гостеприимным.

— «Как вы могли подумать о таком, мадам? Меня печалит лишь то, что я лично не смог спасти вас от ужасных последствий этого нападения, в то время как вы сами помогли себе, пусть и с помощью моих личных винных подвалов».

— «Вино являлось противоядьем?» — оба фестрала недоверчиво уставились на меня, по-видимому, решив, что это была не слишком удачная шутка.

— «Пусть мне и ведомы тривиум и квадривиум Семи Свободных Искусств, я не посвящен в высшие тайны алхимической науки» — развел лапами грифон, продемонстрировав великолепные кружева манжет, тонкостью способных поспорить с нитями паутины – «Но если верить словам моего лейб-медикуса, будучи употребленное вовнутрь в количестве, намного превышающем разумное, оно оказывает сильное воздействие на мятущееся сердце, успокаивая его безумное биение, и именно это, вольно или невольно, спасло вас, мисс Раг. Так одно вещество, в огромном количестве ставшее ядом, смогло победить яд другой».

— «Ага! А я говорила! Говорииииила!» — мгновенно придя в себя, я мало что не подпрыгнула над столом, с победоносным видом поглядев на стоявших напротив жеребцов, чьи морды синхронно сморщились как чернослив, сделав их на миг похожими друг на друга – «Благодарю вас, маркиз! Кстати, мне тут пришло в голову…».

— «Скраппи!» — угрожающе протянул муж.

— «У многих органических ядов и наркотических препаратов есть свойство откладываться в жировой ткани, после чего, при нагрузке, вновь попадать в кровь…».

— «Даже не думай!».

— «И во избежание рецидивов, мне просто необходимо иметь с собой бутылочку-другую этого замечательного противоядия!».

— «Скраппи, нет!» — твердо рыкнул муж, подкрепив свою жеребцовую шовинистическую натуру громким ударом копыта об стол – «Нам хватило и вчерашнего!».

— «Как вчерашнего? Разве я не пролежала целый месяц в коме?» — изумилась я, от удивления даже забыв сердито засопеть на обнаглевшего в край супруга – «Ты что, хочешь сказать, что я страдала от разрушавшего мое тело яда всего-навсего одну ночь?!».

— «Скорее, от монументального похмелья, королева драмы».

— «Нет, ну я так не играю!» — надувшись, пробурчала я, внезапно ощутив себя довольно нелепо под взглядами присутствовавших в кабинете жеребцов. Пусть даже один из них был грифоном – «А что с возможным подозреваемым?».

— «Все указывает на этого юного грифона. У него же был и мотив — как он и говорил, его мать несла службу капитаном в третьей привратной башне Грифуса — это немалая честь, обернувшаяся трагедией во время боя за столицу. Я убедительно попросил де Воню оставаться гостем в моем замке, пока расследование не обелит его в наших глазах, или же не даст нам повод обрушить на него всю тяжесть нашей немилости» — твердо ответил маркиз. Голос его звучал достаточно убедительно, и я почувствовала, что готова поверить в искренность его слов – «Но, как вы понимаете, это дело деликатное. Пусть слуги и более-менее уверенно смогли его опознать, но для полноценного расследования этого мало. Нам придется изобличать его, или другую персону, скрывавшуюся под личиной нашего гостя, и я боюсь, что это займет какое-то время. Конечно, если госпожа посол желает остаться, и дождаться результатов сыска…».

«Ты, кажется, куда-то спешила? А мне со своими подданными ссориться глупо, поэтому прождать ты тут сможешь хоть до второго пришествия Хрурта».

— «Мммм… Нет. Пожалуй, что нет» — подумав, откликнулась я, уловив намек, прозвучавший в обманчиво мягком голосе птицельва. Действительно, несмотря на ужимки и манеры стареющего ловеласа, он все же был очень умен, пусть даже и пытаясь всеми силами казаться поверхностным и недалеким, хотя и приятным в обхождении дворянином – «Что ж, ваше сиятельство, это ваш подданный, и поскольку ущерб причинен не был, я оставляю на ваше усмотрение его дальнейшую судьбу».

— «Мудрое решение, фрау Раг» — поклонился в ответ грифон, вновь ухватив мое копыто с пылом юного любовника, дорвавшегося до лапки предмета своего обожания, чтобы потереться об него краем клюва, изобразив подобие куртуазного поцелуя. В его исполнении это выглядело настолько комично, что я едва удержалась, чтобы не заржать, и даже попыталась исполнить книксен, но быстро передумала, поскольку ощутила, что мои конечности этим утром были полностью настроены против меня, едва не уронив меня на пол – «Со своей стороны, я готов предоставить вам несколько крепких судов и капитана, знающего подгорные пути. С ним вы быстро домчите до Комбры, откуда направитесь на север. По пути вы увидите одно из чудес нашего мира – Неккарзимерн, систему порогов, где вода сама течет вверх, повинуясь магии и древней науке, и обойдя под землею ущелья, окажетесь неподалеку от Грифуса».

«Так вот зачем принцессе понадобилась Пиза. С ее помощью можно было перекидывать туда и сюда целые полки, даже если прямой путь перекроют» — подумала я, в то время как остальные склонились над картой, отслеживая передвижения грифоньего когтя. Путь выглядел не слишком трудным, и позволял сэкономить достаточно много времени, по сравнению с полумесячной давкой на основном пути. Трудность была только в том, что каналы, ведущие к Неккарзимерну, были проложены столетиями назад, а расположенный в толще горы тоннель — это не та вещь, которую можно расширить с помощью лопаты, кирки и толпы выходцев из средней Азии. Поэтому проход по ним могли осуществлять суда с очень и очень небольшой осадкой, относящиеся в наши дни к пассажирским, поэтому в Комбре нам предстояло пересесть на одну из таких узких, стремительных гондол, и под древние песни гондольеров отправиться вверх по реке, вместе с такими же торопливыми путешественниками, готовыми поступиться вещами в угоду скорости – «Теперь понятно, почему остальные офицеры посчитали меня глупой выскочкой — если бы я, как они, знала об этом, то сама рассмеялась бы в рожу тому, кто предложил бы штурмовать эту систему укреплений, похожую на линию Маннергейма или Мажино!».

— «Странно, что грифоны еще не проложили по ущельям железную дорогу» — глубокомысленно заявил граф с видом бледнокожего этнографа, удивляющегося отсутствию в какой-нибудь Тасмании приличного ресторана или джентельменского клуба. В целом, идея показалась жеребцам довольно толковой, и я не сомневалась, что они сразу подумали о том, что же именно выкинуть из багажа одной бедной, холодной, мучившейся от похмелья кобылки, все несчастье которой состояло в том, злая судьба забросила ее в эту компанию шовинистических пониподобных свиней, которым я подарила злобный, «Я-знаю-о-чем-вы-там-думаете!» взгляд – «Мне кажется, она принесла бы гораздо больше пользы и денег всем, от ее владельцев до хозяев лежащих на ее пути земель».

— «О, разговоры об этом ведутся с момента появления паровозов – то есть, уже почти сотню лет» — заявил вельможа, откладывая в сторону изящную костяную тросточку, которой он указывал на карте предстоящий нам путь. Мне вдруг захотелось узнать, что это было за животное или рыба, которые могли владеть таким вот размером костей – «Последний раз это предложение внес на обсуждение Ландтаага король Лахантоор Пятнадцатый, после особенно удачного года для нашей общей казны».

— «И что же?».

— «Грифоны собрались, подумали над этим, и свергли ополоумевшего старика. А потом, кажется, заточили навечно в одну из башен на крайнем севере Королевств, чтобы в его голову больше не приходили столь глупые мысли» — весело и легкомысленно поведал ухмыляющийся грифон.

День отплытия был наполнен хлопотами и мандражом. По крайней мере, именно так я ощущала все происходящее – хлопая крыльями, словно глупая курица, беспокойно бегала вокруг фургонов, поминутно переругивалась с копытоводствующей перегрузкой наших вещей Грасс, недоверчиво осматривала любезно предоставленные нам плоскодонки – в общем, роняла авторитет посла как только могла. Хмурящийся Графит все утро не отходил от Кайлэна, тенью следуя за ним, куда бы тот ни пошел. Удивительным образом его вещи оказались первыми уложены в лодку, и я нисколько не сомневалась, что этот пронырливый гад не слишком стеснялся, отдавая распоряжения моей сводной сестре. Выдрыхнувшиеся за ночь дети с веселым визгом носились между ног и лап толкавшихся по пристани пони, то и дело норовя утащить что-нибудь из-под носа кряхтящих, потеющих слуг, разгружавших наши фургоны, а порхающие неподалеку легионеры то и дело ныряли к самой воде, бросаясь на каждое судно, неосторожно решившее воспользоваться почти свободным причалом. В общем, «хлопотливые проводы беспокойной тетушки», как иронично обозвал все происходившее муж, удались на славу, и к моменту появления провожающего нас хозяина со свитой все были всклокочены, издерганы и поминутно рычали друг на друга, словно стая древесных гончих, упустившая свою цель.

И не в последнюю очередь из-за нового спутника, появление которого в нашем небольшом коллективе было встречено куда как неоднозначно.

— «Это еще что?» — недоуменно нахмурился Графит, глядя поверх моей головы на последнюю лодку. Грифоны называли их кноррами, но я не имела ни малейшего понятия, чей сумрачный гений придумал делать здоровые плоскодонки-расшивы, двигавшиеся по тоннелям и рекам с помощью водяных колес, внутри которых споро бежало множество земнопони. К своему удивлению, среди них я заметила даже грифонов…

Вот только большинство из них было приковано к колесам увесистыми кандалами.

— «Где?» — недоуменно закрутив головой, я с трудом оторвала взгляд от такой вот «арестантской баржи», шлепающей аж семью здоровенными колесами – шестью боковыми и кормовым – в которой уныло прыгали десятки грифонов. Шумя, словно передвижной водопад, она прошествовала по фарватеру, разгоняя перед собою другие суда долгими, унылыми звуками горна, похожими на заунывный плач ветра, еще долго маяча темным силуэтом на фоне огромных судоходных ворот Друнгхара. Решив непременно узнать у окружающих, что это вообще было такое, я не сразу увидела, на что мне показывал муж, а когда все-таки сообразила поглядеть на его нетерпеливо тычущее вперед копыто, то в целом, даже не удивилась забавному зрелищу грифона, сладко посапывавшего на полубаке одной из посудин в обнимку с пузатой бутылкой вина. – «Аааа, это… Кажется, это тот самый художник, который так неожиданно появился вчера?»

— «Не знаю, какой он там художник, но пока что я вижу перед собой выпивоху и любителя бесплатных обедов!» — категорически отрезал супруг. После его рассказа о молодости и о том, как он оказался в Обители, я категорически не удивлялась тому отвращению, которое он испытывал к затуманивающим сознание веществам, будь то соль или вино, за все годы нашей совместной жизни всего два раза видев его пьяным – и каждый раз виной этому была именно я. Гулко фыркнув, жеребец перепрыгнул на нос судна и направился к спящему, тяжело топая по доскам массивными накопытниками. – «А у нас тут не дворец, и ему тут вряд ли что-то обломится. Вышвырну, не успеет и оглянуться!»

— «Ке? Кес ке се?» — осуществить свои угрозы Графит не успел. Протянув копыто, он грубо потряс за плечо всхрапнувшего выпивоху и уже приподнял его за ворот шемизы, расстегнутой до пупа, как тот приоткрыл мутный глаз и неожиданно ловко крутанулся на месте, вырвавшись из хватки черного жеребца. – «О, ле бриганд! Арме-ву!»

В его копытах неожиданно блеснуло лезвие рапиры, которая, я могла бы поклясться, еще секунду назад лежала возле тарелки с засохшей зеленью и кусочками сыра. Сделав одно-единственное движение хвостом, грифон подхватил свистнувшее в воздухе оружие, и мгновение спустя оно уже уперлось в грудь жеребцу, резво подавшемуся назад, чтобы не быть наколотым на грозно блестевший клинок.

— «Ах вот, значит, как они решили к нам подобраться!» — нехорошо прищурившись, Графит повел ушами, и в ответ на это нехитрое действо по накопытникам на его ногах пробежали разряды магии, похожие на ветвистые молнии. Похожие на тонкие веточки украшений, острые клинки по бокам стальной обувки с щелчком опустились и выдвинулись вперед, снабдив фестрала четырьмя устрашающими лезвиями на ногах, которыми он резанул по доскам качнувшейся лодки. – «Ну, берегись!».

— «Каналья!» — выругался грифон, отскакивая назад и вспрыгивая на банку. Почему этим словом нужно было называть обыкновенную скамью, я не догадывалась, в тот момент, слишком ошарашенная таким знакомым ругательством, вырвавшимся у размахивавшего эспадой маэстро. Не выдержав, я засмеялась, представив этого выпивоху в камзоле, широкополой шляпе и сапогах, верной шпагой отбивающегося от наседавших на него гвардейцев, поэтому не сразу поняла, что прыгающие по судну самцы решили сцепиться по-настоящему. – «Ха-ха! Подходи, негодяй! Познакомишься с «грифоньим поцелуем»!».

Графит не ответил и, выбросив вперед копыто, попытался закончить схватку одним-единственным ударом – но тут же снова отпрыгнул назад, спасаясь от удара рапиры. Кончик оружия щелкнул по лезвиям накопытника, отбивая их в сторону, и со скоростью атакующей змеи рванулся вперед, едва не добравшись до шеи супруга.

— «Эй-эй-эй! Жеребцы!» — опомнившись, я замахала крыльями, бросая в рассерженно закричавших драчунов охапки влажного ветра. Уступающая мечу разве что шириной клинка, рапира прошла по касательной, оставив на шее мужа длинную царапину, начавшую набухать капельками крови, похожими на алые бусинки, облепившими шерсть, и наверное, только это спасло клювастого фехтовальщика от чего-то недоброго, мгновенно проснувшегося у меня в душе. Так злобный дракон, просыпаясь, окидывает взглядом принадлежащие ему сокровища в поисках пропавшей монетки. – «А ну, прекратите, немедленно!».

— «Мадам! Вы тоже здесь!» — увидев меня, гаркнул де Кастельмор. Воспользовавшись тем, что Графит на секунду отвлекся, сделав шаг в сторону и обернувшись на мой истошный вопль, грифон ударил крыльями и оказался рядом, дружески положив свободную лапу мне на плечо. Его глаза оказались прямо напротив моих, и неожиданно я ощутила твердость грифоньего клюва, которым он прижался к моим губам в каком-то подобии настоящего поцелуя, который только и могли изобразить эти странные существа. – «О! Вы только что сделали меня самым счастливым грифоном на свете! Тре бьен! Теперь я готов ко всему!».

«Ээээ…».

«Каков ловкач! Но не без шарма, готова это признать».

«Заткнись!».

«Ой, а у кого это так щечки порозовели?».

«З-заткнись, слышишь?!» — замерев на месте, я глупо таращилась на остальных, не зная, что мне делать. Наверное, впервые я ощутила себя в настолько глупом положении и, полыхая мордой, пыталась понять, понравился мне этот неожиданный знак внимания, или это было то, что некоторые пони и их создатели называли умным словом «харрасмент»^[21], поэтому просто стояла в попытках сообразить, как же мне следовало поступить.

— «Ха-ха! Подходи, ревнивец безумный!» — сорвав свой неожиданный поцелуй, грифон буквально воспламенился и, взъерошив перья, вновь скакнул на судно, выписывая быстрые восьмерки кончиком сверкнувшего меча, направленного в сторону ринувшегося к нему Графита. – «Подколю, как кролика, коими являются все ревнивые мужья!».

— «Ну вот, вместо нормального отъезда снова какой-то бедлам», — наконец, решила расстроиться я, беспомощно наблюдая за схваткой жеребца и грифона. Оказавшийся рядом со мной Рэйн бросил в требовательно протянутую ногу Графита один из мечей, и над темной водой понеслись звонкие звуки дуэли двух благородных бойцов. Я и в мыслях не позволяла себе усомниться в благородстве происхождения моего благоверного, и даже его положение полубастарда ничуть не умаляло, а даже возвышало Графита в глазах глупой пегаски, с волнением глядящей на прыгающих по лодке бойцов. – «Рэйн, ну а ты-то что делаешь, а? Они же ранят, или покалечат друг друга!».

— «У них же вроде как дуэль, командир?» — пожал плечами пегас, не без удовольствия наблюдая за финтами, прыжками и уворотами сражавшихся. – «Нет, ты только скажи, и мы этому франту быстро лапы к подмышкам завернем. Но вроде бы твой муж пока о помощи не просил».

«Жеребцы!» — злобно фыркнув, подумала я, приласкав злобным взглядом кудрявого пегаса. Как и остальные, он забыл обо всем и вместе со своими подчиненными глупо таращился на происходящее, подбадривая дерущихся громкими криками. – «Тупые, наглые, мерзкие… Уууухххх! Зла на вас не хватает!».

«Не такие уж они и тупые, как ты решила. У них на опасность и конкурентов нюх гораздо лучше, чем у кобыл», — не замедлила осадить меня Найтингейл. Наверное, она тоже не разделяла восторгов остальных моих спутников по поводу этой спонтанной дуэли, но при этом, оказалась более внимательной, чем я сама. — «Ты просто не заметила, деточка, что в его лапе был зажат мезирекорд».

«Что?!».

«Оружие в его левой лапе, которой он тебя обнимал. Этим кинжалом грифоны выколупывали риттеров из доспехов или делали так, чтобы их же в этих доспехах и хоронили», — задумчиво объяснил мне голосок древней фестралки, поселившийся в моей голове. – «Достаточно было всего одного хорошего удара в шею — и проблемы грифонов во многом были бы решены».

«Убийца? Не может быть!» — опешила я. Мое копыто непроизвольно потянулось к груди, практически ощущая толчки горячей крови, вырывавшиеся из глубоких колотых ран. Заполошно оглянувшись, я увидела Грасс и детей, возбужденно глазевших на происходящее возле ее ног, после чего немного успокоилась, позволив ощущению страха царапнуть похолодевшие внутренности. – «Зачем бы ему… И не проще тогда было бы ткнуть прямо в сердце?».

«Слишком глубоко лежит. Слишком хорошо защищено. С одного удара не достанешь», — с каким-то кровожадным, поразившим меня сожалением откликнулась моя шизофрения. Я буквально ощущала, как розовый язычок проходится по черным губам, задевая аккуратные, острые клыки. – «Пробелы в твоих знаниях, моя дорогая, заставляют меня страдать. Особенно сильно из-за того, что я вижу в тебе та-ако-ой потенциал… Напомнить, что ты творила во время войны?».

«Ничего не помню! Все враки! Ничего не было, ясно?» — мгновенно ощетинилась я. Что ж, снова и снова принцессы оказывались правы во всем, о чем бы ни говорили. Сбывалось и предсказание тетки о психиатрах, слова которой вызывали внутри меня мелкую дрожь. Их труды сползали с меня словно намокшая, отсыревшая краска, обнажая скрывавшийся внутри Тартар, который я всеми силами пыталась сдержать, привыкнув закидываться таблетками и алкоголем. – «И вообще, у нас появились другие проблемы!».

«Как хорошо, что ты наконец-то это заметила», — не удержалась от подколки моя выдуманная сторона, вместе со мною разглядывая процессию, скакавшую и летевшую в сторону пирса. На этот раз городская стража решила выступить во всей своей блистательной красе и, ведомая своим капитаном, чей штандарт развевался даже впереди знамени маркиза, блестящей и дружной толпой спускалась по извилистому серпантину. Прищурившись, уже привычным усилием глаз я приблизила далекую еще картину скакавшего к нам отряда, разглядев практически каждого грифона и пони, сопровождавшего открытую повозку, в которой покачивался их сеньор, и недовольно хлестнула себя хвостом по бокам, разглядев огромную тушу, сотрясавшую землю у заднего ее колеса. Похоже, лоб у местного капитана оказался крепче, чем я рассчитывала, а желание поквитаться – гораздо сильнее, чем я опасалась, поэтому что бы там ни придумали хозяева этого места, разодетой толпою следовавшие на своих высоких повозках в кильватере ударного отряда, нам предстояло слинять, и как можно быстрее, пока…

— «Эй! Урроды! Не наигрались?!» — развернувшись, заорала я, сама не осознавая еще, как изменился мой голос, заставивший вздрогнуть и остановиться сошедшихся в клинче бойцов. Услышав знакомые начальственные обороты, совсем позабывшие о службе легионеры заполошно замахали крыльями и снова взлетели, строясь в защитную стенку, ощетинившуюся десятками жал арбалетных болтов. Не забыл, не забыл Рэйн и о таких вот удобных машинках, с помощью которых мы брали большие и малые городки, и гремящий доспехами в нашу сторону отряд друнгхарской стражи ждал неприятный сюрприз, способный кардинально переломить ход предполагаемой битвы. Нет, в глубине души я не верила в то, что маркиз решил сыграть против принцессы, но в глубине души уже просыпалось что-то, что казалось, растаяло, смытое очищающими слезами, пролившимися над осколками раздавленного пузырька – что-то, казавшееся настоящей моей сутью, стальной оболочкой, наспех закрашенной глупой, аляповатенькой краской. – «Рэйн! Собирай своих голубей! Стоять по местам! Готовиться к отплытию, живо!».

— «Граф Оактаунский еще не вернулся!».

— «Может быть, вот поэтому нам и придется сваливать быстро и резко, словно мышам!» — рыкнула я, в прыжке отвесив какому-то зазевавшемуся пегасу звонкий удар по заднице, прикрытой броней, усилием воли выбросив из головы притихшую Кег, глядевшую на меня очень большими и круглыми глазами. – «По местам, удавы хромоногие! Без команды не бить! Яка валить первого! И кто-нибудь, дайте мне меч – счаз я быстро наведу тут порядок!».

— «О, бордель де мерд!» — очень емко и экспрессивно высказался черный грифон. Отступив на шаг от Графита, он опустил свое оружие и, воткнув в скамейку мизерикорд, из-под приподнятой лапы всматривался в приближающуюся процессию. – «Кюль! Это за мной!».

— «Не удивлюсь!» — издевательски пропыхтел муж, в ответ на мой удивленный взгляд, коротко закатив глаза, этим красноречивым жестом намекая, что не собирается мне объяснять, отчего он так взмок и расстроен. – «Пожалуй, мы даже подождем и торжественно вручим им этого несостоявшегося убийцу. Уверен, маркизу понравится такой подарок».

— «Ложь и гнусные сплетни, за которые вы еще ответите, безземельный эквестрийский дворянчик», — не поворачивая голову в сторону Графита, бросил маэстро, торопливо семеня ко мне по какой-то узкой доске, брошенной между скамеек. — «Ле рефюжь! Мадам, я прошу у вас убежища, и защиты!».

— «Какой еще защиты? И от кого?» — на этот раз я решила не дать этому странному грифону задурить мне голову, чтобы подобраться поближе, но такое странное заявление заставило меня остановиться и опустить зажатый под копытом короткий и острый тесак, прихватизированный у одного из легионеров, чтобы вплотную разобраться с проблемами всяких там дуэлянтов, оставляющих множество неглубоких, но обильно кровивших порезов на шкуре моего жеребца. – «Учти, грифончик, дворянин ты там или нет, за Графита я тебе голову оторву, и скажу, что так и было!».

— «Мадам!».

— «Я вырвала сердце вашему королю и сожрала у него на глазах! И ты вправду думаешь, что из-за тебя я по ночам спать перестану?» — скрипнув зубами, рыкнула я, заметив, что лапа грифона все еще придерживает скрытую от меня левым боком рапиру. Всего краем глаза, но я успела заметить, с каким изяществом, с какой скоростью тот орудовал длинным и узким клинком, но в этот момент, стоя на узкой скамейке-доске, я ощутила, что все это время боялась не за себя, а за мужа, каждый порез на котором я собиралась зашить сухожилиями из грифоньих лап, обрубленных у этого несчастного дуэлянта, расписав его кровью широкий, тяжелый швертбот^[22]. – «А за мужа я тебе же твои яйца скормлю!».

«Прыжок с полуповоротом», — посоветовал голос в моей голове, кровожадно облизываясь в ожидании новой схватки. – «Он постарается отстраниться, чтобы кольнуть тебя справа. Отбей оружие и с разворота рази прямо в грудь!».

— «Мадам, вы разбиваете моё сердце!» — поколебавшись, грифон вновь взглянул на приближающийся к пристани отряд и поспешно протянул мне рапиру, крепко держа оружие за середину клинка. – «Вверяю вам свою судьбу и эспадо рапьера!».

— «Эээээ… Ладно…» — настроенная вершить суд и расправу, я опешила от такого напора и не сразу сообразила, что уже цапнула протянутое мне оружие, которое, признаться, видела впервые, и теперь с глупым видом стояла на узкой скамеечке пузатого судна, в то время как художник, пьяница и дуэлянт поспешно шмыгнул под опускающийся брезент, которым сосредоточенные, хмурые палубные укрывали сваленный на баке багаж, старательно и демонстративно не обращая внимания, чем там заняты благородные господа. Растеряно оглянувшись на мужа, я повертела перед глазами грозное оружие, полюбовавшись переливами филиграни, струящейся по прихотливым изгибам эфеса, после чего уставилась на подлетевшую к пристани стражу, мгновенно оцепившую едва ли не весь пирс. Увидев приготовившихся к бою пегасов, половина из них перемахнула через стоявшие у причала суда и зависла над водой, отрезая нам все пути к бегству.

— «Нич-чего не понимаю», — пожаловалась я подошедшему Графиту, мрачно глядевшему на собравшиеся вокруг нас войска. – «Это как-то связано с исчезновением этого графа?».

— «Не знаю. Но было бы лучше, чтобы это было именно так», — загадочно, и очень мрачно ответил супруг. – «Скраппи, я должен тебе кое-что сказать…».

— «Знаю. Я тоже тебя люблю!» — не подумав, выпалила я. Наконец-то в окружающем меня мире нашлось хоть что-то знакомое, сделав его хотя бы немного более понятным и настоящим, не похожим на какой-то бесконечный, дурной сон, в котором я чувствовала себя словно в сыром и холодном лесу, место деревьев которого заняли стены дворцовых покоев. – «И я не позволю никому-никому причинить вам вред!».

— «Нет, Скраппи, я говорю совсем о другом…» — закончить Графит не успел, и появившийся на пристани грифон без труда перекрыл своим громким клекотом его голос. Выбравшись из коляски, облаченный в свой белоснежный, с золотом, костюм, маркиз громко каркнул, отдавая какой-то приказ, после чего подошел к краю пирса и внимательно уставился на рассаживающихся по посудине пони, без труда отыскав своим взглядом мою пятнистую тушку, так и стоявшую с оружием, положенным у копыт. – «Ладно. Надеюсь, что это подождет».

— «У нас сложилась странная ситуация, мадам», — с ходу, безо всякого приветствия и поклона, поделился со мной своими проблемами грифон. Он избегал смотреть мне в глаза, обращая свой вопрос скорее к свинцового цвета волнам, тяжело, словно расплавленный металл, стучавшим по сваям подрагивающей пристани. – «Еще вчера я мог бы сказать, что Хрурт и судьба свели меня с достойнейшей представительницей понячьего рода, но сегодня, после того, как открылась вся правда – что делать достойному грифону, которому разбила сердце вся неблагодарность и хитрость целого мира?».

— «Ну… Я в таких случаях предпочитаю хорошенько напиться», — подумав и не сумев подобрать положенного по такому случаю достаточно куртуазного ответа, осторожно брякнула я, оглядывая пирс, гудевший под ударами лап и копыт. – «Но теперь, после войны, меня просто запихивают к психиатру. Вам подсказать его адресок?».

— «Не нужно. В деле спасения разума и души мы предпочитаем обращаться к святым отцам и хорошему вину. Впрочем, иногда это одно и то же», — коротко взглянув на подошедших ко мне Грасс и Графита, вельможа нахмурился, гипнотизируя взглядом вытянувшегося у руля капитана посудины, при виде маркиза выкатившего вперед грудь и прикрывшего глаза козырьком форменной фуражки, нахлобучив ее едва ли не до самого клюва. – «Я верил вам, юная мисс, и признаюсь, гордился этим знакомством. Но сегодня я получил вот это письмо и хочу услышать ответы на возникшие у меня вопросы, которые готов получить, пока вы будете наслаждаться гостеприимством в подвалах моего замка».

— «О, мы уже видели это достойное место, внушающее всяческое уважение», — как всегда, граф Оактаунский появился внезапно и незаметно, словно Селестия или Дискорд, подобно природным катаклизмам, имевшим привычку подкрадываться к ничего не подозревающим жертвам абсолютно незаметно. Вот и теперь я успела лишь вздрогнуть, когда протянутое мне письмо оказалась у разодетого дворянина, невесть как оказавшегося у меня за спиной. – «Сухо, прохладно, свежо. Я считаю, что даме послу там даже понравится, особенно когда она убедится в количестве полок с покрытыми паутиной бутылками, теряющимися в темноте. Но лично мне бы наскучило подобное времяпровождение, поэтому я был бы признателен, если бы вы объяснили нам, отчего вам пришло в голову соблазнить нас подобным гостеприимством. Поистине, для этого должна быть действительно серьезная причина, которая могла бы заставить столь любезного хозяина этих земель озаботиться подобной идеей».

Я ощутила, как мои ушки вновь начали сворачиваться в трубочку.

— «Просто маркиз решил, что мы еще недостаточно тщательно проинспектировали его винные погреба вместе с его знакомым маэстро», — поняв, что обсуждение этого неслыханного события грозит растянуться надолго, особенно если маркиз решит отвечать в толь же напыщенной великосветской манере, я выхватила у фестрала распечатанное письмо, уткнувшись носом в большие, украшенные вензелями и кисточками листы. – «Так, господа, хватит насиловать мой мозг своими хорошими манерами, которые никак не сочетаются с угрозой посадить меня под замок! И что это вообще за писулька? «Во благо народа… С участием к судьбе… Предписываем… Рекомендуем… Самозванка… Под стражу…». Чеееееего?!».

— «Оооооууууу! Отдайте же!» — сделав крайне недовольную рожу, граф снова выхватил у меня письмо, после чего вчитался в аккуратные, узкие строки. – «В этом послании пишут, что настоящий посол уже прибыл в Грифус. Хммм, как любопытно, вы не находите?».

— «Так, какой еще посол?».

— «Лучшие представители Ландтаага – совета земель – предписывают мне и прочим правителям марок, кантонов, коммун и поветов сообщать и по возможности задержать самозванку, именующую себя Скраппи Раг, которая может путешествовать как инкогнито, так и под видом эквестрийского посла, в полном блеске одежд, ей не свойственных. Список и описания вас и ваших спутников, прилагаются», — негромко и напряженно проговорил маркиз, по-прежнему созерцая темные воды городского порта. Маслянистая вода чернела и с влажным хлюпаньем била в борта стоявших у причала судов, ничем не выказывая желания помочь правителю города. – «А все потому, что настоящий эквестрийский посол уже прибыл в Грифус и включился в работу, гарантировав полное удовлетворение всем заинтересованным сторонам. Что вы можете по этому поводу мне сказать?».

— «Нет, вы слышали? Я не поняла, кто и куда там прибыл вместо меня?!».

— «Ничего, маркиз», — помолчав, неожиданно ответил граф, движением крыла заставляя меня заткнуться и не вмешиваться в «ле гранд политикъ», которую он снова принялся разводить, начисто игнорируя мою недовольную посольскую морду. – «Абсолютно ничего. Ваши отношения с Ландтаагом – это ваши отношения с Лангдтаагом, и я могу лишь выразить уверенность, что вскоре вы сможете на равных говорить с самыми богатыми, титулованными, и заносчивыми представителями любой из земель Грифоньих Королевств».

После такого заявления игнорировать нас на публику становилось уже неприличным, и облаченный в белое и золотое грифон был вынужден учтиво поклониться, принимая пожелание и похвалу.

— «Однако, признаться, я не понимаю, какое отношение ко мне могут иметь подобного рода послания», — продолжил между тем Кайлэн, принимая не менее заносчивый и пресыщенный вид, чем столпившиеся за спиной маркиза придворные, которых он оглядел, презрительно выпятив нижнюю губу. – «Еще никто и никогда не имел ни малейшего повода усомниться в моей чести, и если это бумажное недоразумение привез вам посланец благородных кровей, имеющий наглость утверждать обратное, я с большим удовольствием отвечу вашему Ландтаагу... Передав свое собственное послание, написанное на его шкуре».

«Ого».

«Мы были осторожным, но гордым народом», — вздохнул у меня внутри голосок Найтингейл. Притихнув, она вместе со мной наблюдала за происходящим вокруг, а в ее голосе я уловила тщательно скрываемые нотки заинтересованности, проснувшейся при словах серого жеребца. – «А войны вспыхивали и из-за меньшего».

— «Никаких дуэлей, господа!» — решительно произнес маркиз, движением лапы останавливая благородных грифонов, двинувшихся было вперед, лишь услышав последние слова мышекрылого риттера. – «Я не имею причин сомневаться в личности графа, как и не забываю о его репутации отважного путешественника, отчаянного храбреца и сорвиголовы. Поэтому я бы не удивился, если бы вы посчитали возможным сыграть с окружающими хорошую шутку, путешествуя вместе с фальшивым посольством».

— «Клянусь честью, что это не так», — фыркнул граф, горделиво оглядев сверкающих глазами грифонов, то и дело хватавшихся за рукоятки узких и длинных рапир, входящих в моду после прошедшей войны. – «Но если бы я действительно захотел подбросить ежа в постель дипломатам,и это открылось, то ни за что бы не стал пятнать свои честь и достоинство жалкими оправданиями, больше подходящими для пейзанов и слуг».

— «Гордо сказано, гордо», — криво дернул щекой маркиз. Перья на задумчивом челе вельможи задвигались, словно складки, когда он бросил на меня неприязненный взгляд. – «Но к графу у меня никаких претензий нет. Он сам мог быть обманут, введен в заблуждение или быть жертвой своей чести или неизвестного нам обета, поставивших его свободную натуру на службу мелкому злу. А что скажете вы, скрывающаяся под чужим именем незнакомка?».

— «Я не мелкая. Я компактная!» — не подумав, с ходу выдала я, стараясь не слушать тяжелый вздох стоявшего рядом мужа, с которым тот прикрыл копытом глаза. – «Маркиз, я не знаю, откуда пришла эта бумага и чего добивались пославшие ее вам. В своей собственной личности я, например, ни чуточки не сомневаюсь, как и не сомневается в ней канцелярия наших принцесс, выдавшая мне документы. У меня есть задание моих повелительниц, и я выполню его – с вами, или без вас».

— «А слова о том, что мне надлежит задержать вас на месте, вы попросту проигнорируете?» — осведомился у меня грифон. Отступив на шаг, он весь подался назад и, задрав клюв, внимательно разглядывал меня, словно дальнозоркий орел, пытающийся понять, что за мелочь посмела пищать перед повелителем неба. – «В храбрости вам не откажешь. И что же вы будете делать, если я решу последовать определенным советам, изложенным в этом письме?».

— «Думаю, тогда я просто вновь стану сама собой», — пожала плечами я. От моего слуха не укрылась та небольшая заминка, с которой грифон произнес последнюю фразу, и я понадеялась, что это был добрый знак для меня. Уж слишком вызывающе звучало это послание, весь смысл которого, быть может, сводился к тому, что нобели Королевств решили поставить на место едва начавшего ощущать все выгоды своего положения правителя вольного города, а заодно и показать, кто главный в этой великосветской тусовке правителей марок, кантонов и прочих местечек, которых на грифоньих картах было не меньше, чем блох. – «Думаю, в моей лодке хватит место и для вооон тех рогов, которыми шевелит ваш капитан. Пока еще шевелит».

— «Неужели? И для чего они вам?» — насмешку в голосе грифона не услышал бы разве что глухой.

— «Повешу на стене, в кабинете», — фыркнула я, глядя в налившиеся кровью глаза яка. Опустившийся позади Рэйн притопнул ногами, намекая на полную боеготовность, и ненароком поднял крыло, готовясь опустить его, подавая сигнал к атаке. – «Маркиз, мы что, и вправду передеремся из-за какой-то бумажки?».

— «Войны начинались и из-за меньшего», — негромко и очень веско заметил грифон, полностью повторяя фразу, всего лишь мгновение прозвучавшую у меня в голове.

— «Тогда все это не имело никакого смысла», — запрокинув голову, я ощутила, как предательски стиснуло горло невидимая лапа. Гортанные выкрики матросов, глухой рокот волн, набросившихся на сваи причала после прошедшей неподалеку многоколесной посудины, пронзительные голоса вездесущих падальщиц-чаек и перешептывания разодетой знати – я ощущала окружавший меня мир как мешанину из образов, но все они были подернуты грязью и дождем, купаясь в холодном тумане. – «Все, за что мы сражались, не имело никакого смысла и необходимости».

— «Такова жизнь, юная мисс».

— «Нет!» — мгновенно открывая глаза, злобно рявкнула я. Оттолкнув с дороги крякнувшего от неожиданности Графита, я подскочила вплотную к маркизу, со злобой глядя в круглые птичьи глаза. – «Это вы такие! Те, кто решил, что любое дерьмо можно оправдать, просто сказав «это не я такой, а жизнь»! Те, кто решил, что можно построить свое счастье на несчастье остальных! Те, для кого бумага, камень или меч будут важнее собственной совести! И именно таких я буду рвать на куски, пока сама не сдохну где-нибудь в темном лесу – но до тех пор еще не один убийца, разбойник или мелкий диктатор проснется в холодном поту, вспомнив о Легионе!».

— «Как благородно, вы не находите?» — издевательски пропел один из грифоньих нобелей. Зря я считала собравшихся на приеме гостей расфранченными прожигателями жизни – теперь за спиной маркиза стояли настоящие воины, под мягкостью кружев скрывавшие сталь крепких кирас. – «Такие громкие слова, которыми обычно прикрываются всякие безродные авантюристы».

— «Мир не знает благородства. Это организм. И когда его разрушает болезнь…» — рукоять рапиры сама легла мне в копыта, удобно устроившись под бабкой правой ноги. Длинная, жесткая, широкая. Ждущая: – «…тогда он выпускает на свет лимфоциты. Не знающие благородства и жалости. И эти белые кровяные тельца уничтожают заразу самым эффективным образом – они пожирают ее».

Последние слова я прорычала, чувствуя, как от собственного рыка сотрясается тело. Быстрый взгляд по сторонам – Графит подался назад, закрывая крыльями сидевших в лодке Грасс и детей, а Рэйн уже занял его место. Задумчивый, словно Будда, Кайлэн стоял вполоборота, но под его крылом уже притаилась длинная рукоять дожидавшегося своего часа оружия. Легионеры вскинули самострелы, готовясь обрушить на собравшихся перед ними грифонов дождь коротких и толстеньких стрел…

Впрочем, стоило отдать должное серому грифону, сохранившему свое хладнокровие в этот пахнущий кровью и сталью момент.

— «Красивая речь, юная мисс», — дернув бровью, признался маркиз, кончиком когтя отводя в сторону кончики копий и протазанов, которыми ощетинилась городская стража. – «Вот мы и услышали ту программу, которой будет следовать новый эквестрийский посол».

— «Монсеньор! Они же нас оскорбляют!».

— «Скорее, госпожа посол просто сбросила маску», — усмехнулся вельможа, демонстрируя поразительную рассудительность и хладнокровие перед полусотней изготовившихся к схватке врагов. Но даже ему пришлось несколько раз подать знак завитым крылом, пока, наконец, повиновавшиеся его жесту охранники не отошли, убирая подальше остро блестевшие копья. – «И много ли вы счастья принесли своими действиями за этот год?».

— «Многим!» — раздувая ноздри, топнула я, вспоминая о том, что пережила в этих холодных и негостеприимных предгорьях. То, что стоило мне здоровья и рассудка. – «Пони вернутся домой, и пусть они еще много лет будут вздрагивать, просыпаясь в холодном поту, когда вновь ощутят себя в стылой камере, с цепью на шее, но мы сделаем все возможное, чтобы никогда и никто не устроил бы еще одну лесопилку Боар Туск или каменоломни Рокшалля!».

— «Понимаю», — задумчиво проговорил де Клюни, бросив взгляд на придворных, все еще тискавших в лапах рукояти мечей. – «Но все же, к поступившему мне сигналу не прислушаться я не могу. Скажите-ка, юная мисс, чем бы вы могли убедить меня в собственной личности?».

— «Верительные грамоты к Его Величеству грифоньему королю для вас уже не аргумент?» — немного попыхтев, сварливо осведомилась я. Кровь бурлила, требуя выхода, и в этот ужасный момент, когда все висело даже не на волоске, а на тончайшей из паутинок, я вдруг ощутила, как проголодалась, как истосковалась по ощущению горячей крови, тяжелыми каплями барабанящей по языку. Стоявший напротив грифон лишь безмолвно развел лапами, показывая окружающим, что на одни бумаги всегда найдутся другие, одна из которых была зажата меж крючковатых когтей. – «Ну… Тогда… Фурштадт».

— «Простите?».

— «Фурштадт, который мы взяли на пути в Пизу» — прикрыв глаза, я вспомнила посвист стрел, которые выпускали в небо защитники большого обоза. Вспомнила ярость ночного удара по вражескому каравану, и блеск богатой добычи, которая обнаружилась в этих фургонах. – «Я не помню, кто его вел, но помню, что это был носатый грифон с протазаном и эдаким забавным жезлом, которым он лупил своих подчиненных, требуя ускориться и уйти от нашей атакующей полусотни».

— «Ах, да… Кажется, припоминаю», — тотчас же скис де Клюни, не хуже моего, похоже, помнивший, чего он лишился из-за этой лихой кавалерийской атаки, перехватившей его персональный обоз. – «И что же с ним стало?».

Я помолчала, наклонив голову на бок, с иронией глядя на переглядывавшихся птицельвов.

— «Что ж, понятно», — вздохнул наконец правитель вольного города. – «О фамильном серебре, полагаю, можно уже не вспоминать?».

— «Только если сможете опознать его среди остальной добычи», — пожала плечами я, ощущая, что еще немного, и начну хохотать, глядя на эти кислые клювастые рожи. Пожалуй, не худшее завершение моей карьеры и жизни, если судить о ней по тому, скольких грифонов я сумела расстроить и разозлить. – «Но вот вещи и картины я отослала вам лично. Как и собак».

— «Оооооо! Так вот чьих копыт был этот подарок», — протянул маркиз, оглядываясь на хмурых господ. Увидев, что их сеньор не собирается немедленно, сей же час, затевать смертоубийство, они перестали хвататься за разнообразное оружие и неторопливо приблизились, стараясь не упустить ни слова из нашего разговора. – «Господа! Похоже, мы выяснили, благодаря кому наш замок все же вернул себе картинную галерею. Ма фои! Но мне кажется, что собак в том обозе было несколько больше?»

— «Ээээ… Ну, да… Кажется», — настала моя очередь смутиться и отвести взгляд при воспоминании об агрессивной зверюге,и горячем, хотя и вонючем бифштексе, который мы склевали на пару с весело ухающим Кабанидзе. – «Но война, зима, бескормица – всего же не предусмотришь».

— «Действительно», — фыркнул грифон, принимая из лап угодливо кланявшегося пажа свиток. Развернув его, он продемонстрировал мне ножны с подозрительно знакомой рукоятью, увенчанной огромным белоснежным шаром из драконьей кости. – «Тогда, надеюсь, вы сможете оценить попавшую мне в лапы добычу. Как вы считаете, посол – достойно ли это оружие того, чтобы быть поднесенным в качестве подарка не кому-нибудь, а самому грифоньему королю?»

— «Фрегорах!» — признаюсь, в этот момент я повела себя как простая кобылка, получившая приглашение на свидание, школьный бал и коробку мороженного в придачу. Не удержавшись, я буквально скакнула вперед, хватая лежавший на подушке меч и одним плавным движением выхватывая его из ножен, которые без сожаления отбросила в сторону, не обращая внимания на поднявшийся шум при виде сверкнувших камней и жемчужин, грохнувшихся на грязные доски причала. – «О, да! Это поистине королевский подарок!».

— «Вы так считаете? Выглядит он достаточно невзрачно, и если бы не уверения из уст поверенного в делах банковского дома «Геркулес и партнеры», я бы не принял его в качестве возмещения определенных убытков. Ни одному из моих доверенных слуг он не пришелся по душе, и я даже начал подозревать, что стряпчие беспардонно меня обманули…».

— «Ничего подобного. У этого меча есть имя, а это уже о чем-то да говорит!» — ухмыльнувшись, я крепче стиснула рукоять. Сначала холодная и неудобная, она мертвым грузом лежала под бабкой правой ноги, словно молчаливый упрек за столь быстрое расставание, за такую долгую разлуку; за то, что не вспоминала о том, кто должен заботиться обо мне и о ком должна была заботиться я. Но после серии взмахов шершавое дерево понемногу потеплело, приноравливаясь, вспоминая ту, кто выдрала меч из грифоньих лап, напоив его горячей кровью врагов, и последнюю связку ударов я проделала неожиданно легко и изящно, словно самый настоящий грифон, заставив расфранченных бретеров из свиты маркиза непроизвольно податься назад. – «Гриндофт… То есть король, чей сын зачаровал этот меч, рассказывал что-то про его появление на свет – только я не запомнила. Не до того было. Но неудивительно, что никто не мог им владеть, ведь оружие, получившее имя, нельзя купить или продать – его можно взять только с боем, когда душа поет и упивается кровопролитием! Я заложила его, выкупив им жизнь невинного существа, и теперь он вернется обратно к грифонам – очистившись, пройдя через золото ростовщиков. Не сомневайтесь, маркиз – это поистине дорогой подарок, и вряд ли вы смогли бы преподнести что-то более ценное вашему новому королю».

— «Что ж, я рад, что вы не подвели, и оправдали мои надежды», — скупо ухмыльнулся неожиданно довольный грифон, глядя на мою раскрасневшуюся мордашку. Протянув мне поднятые с пирса ножны, он только кивнул своим мыслям при виде того, как плавно, одним движением, я вложила в них грозно свистнувший меч, через мгновение удобно устроившийся у меня на боку. – «Господа, я уверен, что получил необходимые мне заверения, и полагаю инцидент этот исчерпанным».

— «Но монсеньор!».

— «Будем считать, что я получил необходимые мне заверения в благонадежности фигуры гостившего у меня эквестрийского посла. В конце концов, она могла отплыть и чуть раньше – прямо перед прибытием посланника Ландтаага. Верно?».

— «Но…».

— «Вы сомневаетесь в моем слове, господин де Бюаж?» — удивленно вскинул брови маркиз, повернувшись к одному из своих сопровождающих, выступившему вперед. – «А в чем, позвольте узнать, вы еще сомневаетесь? Может быть в том, кто перед вами стоит?».

— «Н-никак нет, монсеньор!» — поняв, что нагрубил и проштрафился, грифон поклонился, метя грязные доски пристани белоснежным пером сорванного с головы беретика. – «Если вы говорите, что они отплыли, то значит, так оно и есть. Я вообще не представляю, что делают тут эти слуги, отставшие от каравана посла!».

— «Я ценю вашу верность и наблюдательность, де Бюаж», — холодно усмехнулся де Клюни, вызвав к жизни шелест смешков и дробный перестук множества клювов, означавший у грифонов негромкий смех. Всего несколькими словами поставив на место зарвавшегося вассала, он вновь обратил внимание на меня. – «Я принимаю ваше доказательство, хотя рассказ о фурштадте можно считать таковым с определенной натяжкой. Интересно, почему вы рискнули обратиться именно к нему? Все, от Друнгхара до Новерри, знают, как я люблю своих собак».

— «Не знаю», — подумав, честно ответила я. Всего за два дня, всего за два вечера общения со знатными грифонами и пони, я напиталась стойкой неприязнью к этим долгим, ничего не значащим разговорам. К произнесению множества слов, не несущих никакой смысловой нагрузки и создающих лишь фоновый шум. К пустым душам, в темноте которых плескалось море яда разочарования и мелких обид. «Приличному» поведению, превратившемуся в невидимые оковы. Поэтому я решила отвечать со всей прямотой. – «Наверное потому, что почувствовала, что вы сможете это выдержать. Грифон, натаскивающий собак на охоту за пони, не может быть мягкотелым. Ведь эта сука была натаскана именно на пони, а, маркиз?»

— «На четвероногих воришек из местных лесов», — не стал отпираться де Клюни, проигнорировав острые, вызывающие и даже наглые нотки, проскочившие в моем голосе при мыслях о прошедшей войне. – «Любого, кто открыл бы этот фургон, ждала бы неприятная встреча».

— «А встреча ожидала эту бесноватую тварь».

— «И что же с нею стало?».

— «Поверьте, это не важно. Вот если бы вы пригласили меня провести вечерок у камина, за бутылочкой хорошего вина и тарелкой паштета…» — позади меня раздалось грозное покашливание вернувшегося супруга, заставившее трусливо поджаться мой хвост и скомкать начало такого соблазнительного предложения, – «…тогда я бы рассказала вам эту историю. В красках».

— «А я и не знал, что пони не брезгают дичью», — заметив мою нервную позу, грифон усмехнулся чему-то и уже благосклоннее поглядел на Графита, заставив меня занервничать еще больше. Нет, ну что это вообще за дела? Почему каждое существо в этом мире считает, что я нуждаюсь в постоянном, неусыпном контроле?!

— «Так это же пони», — решив, что немножко гордости мне не повредит, я попыталась напыжиться, приняв как можно более горделивую позу, но увы, вместо этого только глупо распушилась, словно растрепанный воробей. – «А из моих копыт жаренное мясо клевал весь клан Кимакен, хором требуя добавки!».

— «Интересно, интересно…» — кажется, я все же сболтнула лишнего, судя по начавшим переглядываться грифонам. – «Очень увлекательная у нас получилась беседа. Куда интереснее, чем во время приема. Да и вы оказались весьма интересной пони, мисс Раг».

— «Наверное, все потому, что я все же решила последовать вашему совету, маркиз, и быть самой собой».

— «Что же, надеюсь, что эта беседа была не последней», — задумавшись, де Клюни негромко хмыкнул своим мыслям, после чего внимательно оглядел стоявших неподалеку клювастых вассалов. – «Эти господа проводят вас до Комбры. Я поручаю эту важную миссию достойным господам де Массо, де Амбажь и де ля Тремуль. Располагайте ими, мадам, а они, в свою очередь, положат все свои силы на то, чтобы ваш путь пролег среди чистого неба и надежных камней. Я могу рассчитывать на вас, господа и дамы?».

— «Как на самого себя, монсеньор!» — поименованные дворяне вышли вперед и гордо выпятили грудь, свысока поглядывая на зашумевших придворных. Среди своих провожатых я, к своему удивлению, заметила даже грифонку, столь же надменно, как и остальные, глядевшую на прочих придворных, оставшихся не у дел. Поклонившись благословляюще помахавшему лапой маркизу, они разошлись в разные стороны, направившись к стоявшим у причалам суденышкам, на которые все еще грузили оставшийся посольский багаж, заставив меня восхититься предусмотрительностью правителя Друнгхара. Все ведь предусмотрел, и может, весь этот шумный цирк был ему нужен лишь для того, чтобы завуалированно послать в жопу гонца Ландтаага, не поссорившись при этом ни с Грифусом, ни с Эквестрией. Что ж, судя по загадочному выражению на морде Кайлэна, тому уже давно пришла в голову похожая мысль, и не потому ли этот хитрец так спокойно уперся по своим делам, оставив нас общаться с маркизом, делающим «ле гранд политикъ»? Убедившись, что все мои домочадцы уселись, а Грасс отловила шныряющих по суденышку близнецов, я одобрительно покивала подошедшему с докладом Рэйну и только вздохнула, глядя на шумящую крыльями полусотню легионеров, явно не испытывавшую никакого доверия к практически круглой лохани.

— «Они кажутся опытными бойцами», — заметил маркиз, перехватив мой взгляд, которым я приласкала часть навязанного мне офицерами Легиона отдельного подразделения, никак не желавшего занимать положенные им на суденышке места и с очень деловым видом то порхавших вдоль пирса, то улетавших чуть дальше, к большим колесным судам, имевшим неосторожность направиться в нашу сторону. – «Если таков весь Легион, то я не удивляюсь тому, что вы смогли доставить нам столько хлопот».

— «Да нет, конечно. Это просто навязанная мне охрана», — хмыкнула я, делая страшные глаза своему розовогривому помощнику. Негодяй тотчас же сделал вид, что не заметил моей пантомимы и продолжал покрикивать на подчиненных, не выпуская из виду отошедшую стражу Друнгхара, в сторону которой все еще ненавязчиво глядело не менее десятка взведенных и изготовленных самострелов. – «В этих лесах я действовала отрядами добровольцев и ополчением, в отрыве от основных эквестрийских войск. Я же не генерал Щилд и его подопечные – вот они настоящие полководцы, и спуску врагам не дадут. А я, грубо говоря, просто затыкала дыру».

— «Ваши слова говорят или о скромности, или о том, что вы сами не осознали своих способностей, мисс», — кажется, моему заявлению никто не поверил. Переглянувшиеся грифоны лишь поморщились, по загадочной морде стоявшего рядом Кайлэна поняв, что доверять моим словам или нет придется решать им самим, и снова уставились на меня, словно увидевшие жирного червяка петухи. – «Но как бы там ни было, для меня будет честью вновь померяться с вами силами на поле боя».

— «А я надеюсь, что меряться мы будем лишь длинной своих органов, у камелька, за бокалом вина», — фыркнула я, в последний миг слегка смягчив грубую казарменную шуточку. Ухмылки грифонов стали еще скептичнее, словно они и впрямь ожидали, что я с радостью начну уверять всех вокруг, что сплю и вижу, как собираюсь угробить еще сотни жизни для чьего-либо высокородного развлечения. С другой стороны, возможно, и ожидали – ведь защищаемые Кодексом Благородного Риттерства, запрещающего причинять им любой вред после боя или в плену, они вполне могли потерять остатки связи с реальностью, превратив войну в инструмент для собственного увеселения. Обдумав эту мысль, я набычилась и с уже открытой неприязнью провела глазами по стоявшей рядом благородной толпе, словно снимая мерки для гроба. Кажется, это их впечатлило больше.

— «В любом случае, никогда не любила долгих прощаний. Маркиз! Примите мою благодарность за ваше сотрудничество в этих переговорах. И даже если прямой путь закрыт, я все равно прорвусь в Грифус, чтобы исполнить поручение принцесс. Посему, прощайте – надеюсь, мы расстаемся если и не добрыми друзьями, то хотя бы не противниками».

— «Да хранит вас милость Хрурта, мадам», — галантно поклонился де Клюни. По его знаку капитаны наших суденышек громко и немелодично гаркнули какую-то команду и двинулись в сторону трех плоскодонных, широких посудин, поджидавших нас в центре гавани. На одной из них была прибита сверкающая табличка — «Ле Авантюр».

Что ж, Приключение? Пусть будет и приключение.

— «Нет, мадам. Мы не заблудимся».

Шумя небольшими – в два роста пони — колесами, наши суда шустро неслись по темной реке. Миновав огромные речные врата, мы присоединились к другим плоскодонным судам, похожим на гибриды ладьи и относительно современного колесного судна, направившись вверх по течению подземной артерии. Как оказалось, это был чрезвычайно популярный вид транспорта в те неспокойные дни, и пока грохотавшие по поверхности армии сходились в тяжелых боях, под высокими сводами горных тоннелей текла оживленная жизнь. От обилия самых разных судов и суденышек рябило в глазах, и мне быстро стало понятно, почему, раз за разом, за все эти годы конфликтов с орлиноголовым народом, Вайт Шилд с таким маниакальным упорством осаждал именно этот город, не размениваясь на обходные удары через Фрогги Пасс и Тамблерон – с помощью множества подземных рек, сходившихся в одну транспортную артерию, грифоны за несколько дней могли организовать практически неприступный плацдарм для вторжения в Эквестрию и удара по Кантерлоту. На фоне той героической работы, которую проделала Гвардия для того, чтобы не дать осуществиться планам грифоньих маршалов и короля, достижения Легиона выглядели все более и более бледно, заставив меня задуматься об истинных причинах, по которым меня, раз за разом, забрасывали в эти леса.

Возможно, именно скандальная слава одной из главных преступниц Короны определяла мою судьбу быть приманкой для орлиноголовых господ.

— «Нет, мадам. Это не лодка. Это кнорр».

Наивно полагая, что путешествовать мы будем на лодках, словно байдарочники-энтузиасты, я вытребовала у горничных пакетики с орехами и сушеными ягодами, ожидая приятно провести время, наслаждаясь журчанием воды вдоль бортов и поплевывая в темные волны, и непритворно расстроилась, очутившись на вполне комфортабельном речном судне. Три здоровенные, широкие ладьи, как я обозвала эти странные суда с низкими, лишь на полметра возвышающимися над гладью воды бортами, без каких-либо проблем приняли все наши вещи и, зашумев водяными колесами, нырнули в пахнущий дымом и влагой полумрак бесконечных тоннелей.

— «Нет, мадам. Это не рабы».

Прошел всего-навсего час, и мне уже стало скучно. После будоражащего кровь столкновения на пирсе, когда лишь лезвия мечей и болты самострелов отделяли нас от самой настоящей резни, неторопливое движение против течения быстро приелось, показавшись мне крайне унылым, как и работа четвероногих «бегунков». Так называли грифонов и пони, вынужденных часами скакать по мосткам, проложенным в водных колесах разнообразных судов – как оказалось, работа была хотя и тяжелой, но в целом, прилично оплачиваемой, хотя я еще долго и со всяческим подозрением разглядывала четвероногие двигатели, угрюмо грохотавшие копытами по мокрым доскам. Были среди их и грифоны, которых я часто видела в колесах проплывавших мимо судов, но большую часть этой нелегкой работы выполняли пегасы и земнопони, чьи копыта подходили для этого куда лучше лап. Как это часто бывало, предоставленная сама себе, я успела потаращиться и несколько раз плюнуть в темную воду, но быстро сообразив, что это еще скучнее, чем просто сидеть с чопорным видом, как это делали граф, Грасс и незнакомые грифоны, принялась доводить команду, быстро успев взбесить всех – от палубных до дольше всех пытавшегося сохранять спокойствие капитана. Заметив, что мои бесконечные расспросы привели к тому, что вся команда посудины уже кипела, готовая вышвырнуть из лодки глупую, надоевшую всем пегаску, Кайлэн сжалился над бедолагами, даже не подозревавшими о том, что искупаться в мутной водичке грозило исключительно им, и уволок меня на носовую надстройку, где с самого начала этого круиза важно выслушивал односложные ответы Рэйна. Вот уж у кого мне стоило поучиться спокойствию – казалось, даже самые заковыристые пассажи благородного риттера, своим красноречием готовым поспорить с любым выборным из Палаты Общин. Забавно, но кажется, Кайлэна это совсем не смущало, и ему даже импонировала немногословность розового пегаса, в котором он нашел благодарного собеседника, пусть даже тот и отвечал почти на все обращенные к нему вопросы о службе в Легионе только «Да, сэр», «Не могу знать, сэр», и «Виноват, сэр – но это наше внутреннее дело».

— «Иногда мне хочется кого-нибудь стукнуть», — буркнула я, шлепаясь на низенькую скамейку. – «Когда говорят вот так вот, я имею в виду. В чем смысл разводить эту словесную шелуху на десять минут, чтобы с песнями и танцами попросить собеседника тупо заткнуться? И ведь что самое гадкое, можно быть уверенным, что в ответ тебе придется терпеть бесконечные поклоны и уверения в бесконечном к тебе уважении, с которыми собеседник будет еще десять минут трепать тебе нервы просто для того, чтобы потом куртуазно послать тебя в жопу! Клянусь, этикет и «приличия» придумали извращенцы, которые просто не знали, чем себя занять!»

— «Какая дикая и необузданная кобылка», — хмыкнул наконец фестрал, вместе с Рэйном удивленно разглядывающий меня в течение нескольких бесконечных минут так, словно у меня выросла еще одна пара крыльев, или прорезался рог. – «Ты не права. Эти нормы поведения выработались в течение многих веков неспроста. Представь себе комнату, заполненную вооруженными существами – гордыми, вспыльчивыми и не дураками подраться за честь, за обиду или просто желая возвыситься за счет остальных. Как скоро бы это привело к кровопролитию? Этикет и приличествующее поведение это способ для знатных дам и господ не причинить – открыто, по крайней мере – друг другу вреда, и уже потом ставший вопросом престижа. У пони этим стали заповеди селестианцев и декреталии принцесс – не соблюдающих их перестают принимать в приличном обществе и даже отлучают от двора, делая изгоем в обществе высшего света. У грифонов этими правилами стала мода, сделавшая престижными правила обычного брачного отбора».

— «Отбора чего?!» — вытаращилась я на дернувшего бровью Кайлэна. Хрюкнувший от смеха Рэйн выплюнул в воду травинку, которую постоянно мусолил в зубах, и вспорхнул в воздух, отправившись на следующее перед нами судно, принявшись за проверку снаряжения у скучающих подчиненных. Для некоторых из них оказались не в диковинку эти подземные реки, и лишь кое-кто, как и я, во все глаза глядел на проплывавшие мимо посудины самых безумных форм и оснащения. – «И у кого это собирались отбирать?!»

— «Это традиция. Очень древняя», — просветил меня граф, с некоторым сожалением поглядев в сторону улизнувшего от него Рэйна. — «Еще его называют «Индекс Д’коуплемонт» — Брачным Индексом. Это, можно сказать, целая система, в которую входят все половозрелые отпрыски хоть сколько-нибудь заметных родов, семейств и единичных грифонов. Каждый из них оценивается согласно множеству правил, охватывающих почти все аспекты жизни этого гордого племени, и получает свой рейтинг, повышающий его шансы на достойный брак».

— «Нуууу, допустим. А как…»

— «Если грифон буен или не уважает традиции и законы, его рейтинг стремительно уменьшается, и остальные попросту не хотят иметь с ним никакого дела. Конечно, есть и деяния, которые одобряются обществом, поэтому жизнь любого грифона может быть чередой из светлых и темных полос одновременно, поэтому пони зачастую не могут понять, что может быть благородного в бандите или отвратительного в верном слуге королю. Даже самый последний злодей, если придерживается хоть каких-нибудь правил, может спокойно выпивать с другими ваза, без потери для чьей-либо чести».

— «Глупость какая!» — фыркнула я, глядя на подбежавшую ко мне Берри. Устав носиться по палубе, уворачиваясь от то и дело спотыкавшихся о нее палубных, она облазила все, что смогла найти – от канатных ящиков до свернутых в бухты веревок, и даже пыталась утащить с мостика блестящий колокол-рынду, еле успев убежать от свирепо оравшего что-то в ее сторону капитана. Добежав до матери, она, по привычке, юркнула за мой хвост, где и спряталась, возбужденно блестя наглыми рыжими глазенками. – «Если государство управляется толпой кровожадных дворян, способных бросить вызов королю, то ничего толкового из этого не получится. Как можно править теми, кто может на твои приказы попросту положить свой… болт? Это путь в никуда».

— «Даже несмотря на то, что Грифоньи Королевства до сих пор могут выставить сильнейшую армию в этой части света?».

— «И что же? Эта армия уберегла их от раздора?» — усмехнулась я, прижимая к себе игравшуюся Берри, принявшуюся вертеться у меня на ногах, покусывая губы и подбородок. – «Если бы не вмешательство Эквестрии, они понемногу раздробились бы сами. Немного ума, терпения и коварства – и вот уже через полсотни лет на месте Грифоньих Королевств была бы куча карликовых государств, увлеченно припоминающих друг другу старые и новые обиды. История знает похожие примеры».

— «Все, что есть у сидящей на троне принцессы», — задумчиво проговорил граф.

— «С ее графиком этот трон наверняка покажется креслом для пыток», — ох, как не понравилось мне направление, в котором зашел наш разговор. Мгновенно насторожившееся чувство внутри подсказало, что меня попросту обрабатывали, заставляя произносить нужные фразы, всего лишь подбрасывая приманки-слова, хотя для чего это делалось, понять я пока не могла. Этот придворный щеголь решил прощупать меня по заданию принцесс? Не похоже. Скорее, решил мягко и ненавязчиво подготовить к тому, чтобы вскоре взять за рога и отвести в достойное меня стойло, которое приготовило высокородное быдло. Раньше это заставило бы меня лишь рассмеяться… Но юность и наивность прошли, сгорев в пламени гудящей печи, оставляя после себя закипающую злобу, скрывавшую под собою нарастающий страх. Страх того, что могли сделать умные пони, не притрагиваясь ни к мечу, ни к кинжалу, ни даже к самой маленькой зубочистке. Как могли поступить, какие интриги замыслить, чтобы вволю потешиться над глупой пегаской, возомнившей себя приближенной принцесс?

— «А кто говорил, что править будет легко и приятно?».

— «Думаете, вы справились бы лучше?» — отбросив в сторону экивоки, прямо осведомилась я, в упор взглянув на Кайлэна. Теперь я уже не обманывалась его загадочной рожей, извечной полуулыбкой пытавшейся соперничать с солнечной принцессой, сквозь которую проступал облик придворного интригана, выросшего и потершегося среди представителей знати – той знати, что определяют эквестрийскую жизнь, ее законы, налоги и мнение общества. Пусть не всего, пусть той его части, что день-деньской толчется во дворце – но именно той его части, что определяла всю жизнь огромной страны. Вот и теперь он лишь улыбнулся, прячась за маской, из глаз, словно из прорезей или бойниц, пристально разглядывая меня цепким, оценивающим взглядом. – «Понятно… Что ж, не вы первый, не вы последний».

— «Простите?».

— «Не вы первый, кто вообразил, что сможет сыграть на симпатиях и антипатиях наших правительниц», — не в силах выносить ироничный взгляд светящихся глаз, я резко отвернулась, уставившись в темную воду, бурлившую за бортом. Колеса проходящих мимо судов взбивали на ее поверхности желтоватую пену, с шипением растворявшуюся на гребнях маленьких, злых волн, стучавших по деревянной обшивке. — «Что ж, попробуйте. А я посмеюсь над результатом».

— «Вы так в этом уверены?».

— «После всего случившегося мне остается лишь наблюдать, но уж в этом я отказать себе не смогу», — фыркнула я, удерживая за хвост брыкавшуюся дочурку, вообразившую, что где-то за бортом непременно должно находиться что-то крайне интересное, и рвавшуюся пробежаться по краю борта в опасной близости от шумевшего водяного колеса. – «И я посмеюсь, когда вас, как и других умников до вас, живо поставят на место».

— «Вы слишком надеетесь на свою покровительницу», — извиняющимся тоном заметил фестрал, что, впрочем, никоим образом меня не обмануло.

— «А вы наивно считаете, что можете знать, что же именно думают наши принцессы, и решили на этом сыграть. И как многие другие, даже не представляете, что же именно сделает с вами тот или иной аликорн, когда узнает источник порочащих его слухов».

— «Даже если источником этих «слухов» является сама Пресветлая?» — несмотря на вежливость сказанного, в тоне жеребца проскочила какая-то ядовитая нота, по-новому заставившая меня, оглянувшись, посмотреть на фестрала. Что ж, видимо, слухи и вправду расходились со скоростью лесного пожара – как и предсказывала моя новая самопровозглашенная родственница. Или же, вернее было сказать, «собственница», или «хозяйка»?

— «Поэтому-то я и сказала, что просто исхожу от нетерпения и желания посмотреть, что же у вас из этого выйдет», — огрызнулась я, презрительно поглядев на Кайлэна. – «Многие пытались начать свою службу одной из принцесс с демонстративного оплевывания другой и очень поздно обнаруживали, что та же Пресветлая, как вы презрительно поименовали ее тем титулом, что принят среди селестианцев, любому жопу в клочья порвет за сестру. Так что по прибытии я просто запасусь попкорном c молочным коктейлем и буду смотреть спектакль-комедию про карасей, возомнивших себя щуками в огромном пруду».

— «Что ж, многим свойственно видеть в себе только хорошее. Иногда – даже по праву», — насмешки в голосе графа не заметил бы только глухой. Вольготно расположившись на прикрытых парусиной ящиках он, кажется, даже не замечал, что один из краев материи приподнялся, обнажая примечательный клюв, форму которого было бы трудно спутать с другими. – «А кем ты видишь в нем себя?».

— «Не знаю, кем видит себя ваша собеседница, а вот я усматриваю в вашем вопросе наглость и вызов», — каркнул грифон. Вот уже какое-то время он прислушивался к нашей словесной пикировке, пока, наконец, не решил показаться из своего убежища, стягивая на ходу края шемизы, разорванной до пупа. – «Мадам, прошу прощения за столь бесцеремонное вмешательство в ваш разговор, но мне показалось, что этот дворянин ведет себя совершенно возмутительным образом, и я готов предложить свои услуги для того, чтобы избавить вас от его назойливого общества».

— «Неужели?» — приподнял бровь граф, заставив меня заскрипеть зубами от злости от столь наглого копирования моего фирменного жеста. Ну, ладно, не совсем моего, но все равно – я была первая, кто скопировал его у принцессы, и по праву гордилась своим единственным достижением за все то время, которое носила звание ее ученицы.

— «Желаете ли вы это оспорить или убедиться в том лично?» — судя по дернувшейся щеке графа, укол грифона попал точно в цель, когда тот вернул надменному жеребцу его же фразу, сказанную во время приема. Оглянувшись, де Кастельмор заметил приближающегося к нам капитана и тотчас же расправил манжеты рубахи, стараясь придать себе чуть более респектабельный вид. – «А вот и наш мастер-плотогон! Почтеннейший, неужели в реке стало меньше воды?».

— «На реке неспокойно», — хрипло заявил капитан, бросая косой взгляд на гордо выпрямившегося де Кастельмора. – «Ухх, пролезли все-таки, да?».

— «Не в первый раз, херр капитан!» — рассмеялся грифон, выуживая из своего убежища бутылку вина и старинный, позеленевший от времени кубок, украшенный прихотливой гравировкой. – «Боюсь, теперь мне не скоро удастся воспользоваться гостеприимством маркиза».

— «Его сиятельство не оценил вашего пыла в разорении его винных подвалов?».

— «Его сиятельство почему-то очень взволновала судьба пропавшего де Воню», — с деланой небрежностью пожал плечами маэстро. Бутылочная пробка улетела за борт, и в бокал плеснула тяжелая карминовая струя, заставившая меня нервно задвигать любопытным носом. – «Поэтому я решил, что не стоит злоупотреблять гостеприимством маркиза».

— «И так спешили, что прихватили с собой лишь оружие и вино?» — негромко поинтересовался Кайлэн, буравя острым взглядом беззаботно болтавшего с нами грифона из-под полуопущенных век. – «И что же случилось с тем грубияном?».

— «Думаю, он заболел».

— «Неужели?».

— «Остро и очень внезапно», — наклонившись ко мне, «по секрету», сообщил де Кастельмор, со значительным видом прижав когтистый палец ко рту. – «Я подозреваю перьевой грипп. Или гранитную чумку. От чего еще может так резко ухудшиться здоровье еще вчера полного сил молодого грифона?».

— «От отравления. Сталью, к примеру», — казалось, Кайлэн произнес это негромко, словно советуясь с самим собой, однако его глаза, не отрываясь, следили за де Кастельмором.

— «Вы на что-то намекаете, граф?» — вскочив, мгновенно распушился грифон.

— «Побойтесь вашего Хрурта, почтеннейший!» — рассмеялся фестрал, легко спрыгивая со своего насеста. Нахмурившись, я заметила, что при этом художник, словно случайно, отступил всего на шажок, при этом оказавшись неподалеку от Берри, словно белка, прыгавшей по планширу. – «Разве я намекаю? Я говорю вполне определенно. Так вы говорите, что пропал этот ваш де Воню? Ну и где же его обнаружат?».

— «Поинтересуйтесь у тех, кто будет его искать», — оглянувшись, грифон заметил свою рапиру, которую я от нечего делать таскала на своем боку, перекинув через плечо довольно скромную полотняную перевязь из обшитых зеленой замшей ремней, и попрыгал ко мне, стараясь не расплескать содержимое кубка. – «На их месте, я бы начал с библиотеки… И закончил бы каретным сараем и чердаком».

— «Правда? И где бы им посчастливилось его найти?».

— «Наверное, везде?» — помолчав, негромко осведомилась я у подошедшего ко мне маэстро. Мне начинало казаться, что я многое поняла про этого знакомца, а вернее, соратника маркиза, избравшего себе роль забияки-бретера, имевшего дело с неугодными его патрону персонами – в число которых угодила и я, ведь этот наемный дуэлянт крутился неподалеку почти с того самого времени, как я приехала в Пизу. Возможно, я и ошибалась. Возможно, я была не права. Но одно я могла сказать точно – при всей моей паранойе я не ощущала от него явной угрозы, хотя этот факт делал его еще более подозрительным в моих глазах.

В конце концов, если он задумал недоброе, то уже давно должен был хохотать, натянув на голову черный цилиндр, держа в лапах булку с ядом и длинный кинжал, как и положено любому уважающему себя убийце.

— «Что-то подсказывает мне, что этот назойливый и грубый господин еще не скоро поднимется из постели», — с деланым безразличием пожал плечами грифон, разглядывая красовавшиеся на мне перевязь и рапиру. – «Мадам, не будет ли с моей стороны слишком большой бестактностью поинтересоваться, умеете ли вы пользоваться этой вещицей? Мне кажется, она несколько великовата для вас».

— «С гораздо большим успехом вы можете узнать, насколько длинна моя!» — не успела я моргнуть, как Кайлэн очутился рядом со мной. В прямом смысле этого слова – казалось, еще мгновение он находится где-то позади нас, и вот он уже стоял возле планшира, наступая на надувшегося де Кастельмора, тесня грифона назад с помощью странного на вид кинжала, упершегося тому в грудь.

— «А ну, прекратить!» — рявкнул надувшийся капитан, хрястнув по подвернувшемуся ящику костлявой, жилистой лапой. – «Забыли правила, благородные ваза? Первого, кто подымет железку, вышвырну купаться за борт!»

— «Ошибаетесь… милейший», — Дернул веком Кайлэн, снова повторив свою любимую присказку, которой успел набить мне оскомину за все время нашего путешествия. – «Меня никто и ниоткуда не может вышвырнуть. Это совершенно исключено, поэтому при обращении ко мне забудьте это слово и никогда не произносите его вновь».

— «Х-ха! Думаете, вы тут первые колючие такие?» — ничуточки не испугавшись холодного тона, грифон поправил на голове синий бикорн^[23] с щегольски загнутыми краями и презрительно глянул на гневно полыхнувшего глазами фестрала. – «Много тут катается ваза и безземельных, мелкопоместных дворян, у которых кинжалы, мечи и рапиры вылетают из ножен быстрее, чем вонь из гальюна, но только самые дикие не подчиняются капитану. Таких мы быстро учим, потому что слово капитана на воде – закон! И ежели сейчас вы, господин хороший, свою клювочисточку-то не опустите, то я прикажу палубным поднять вас на остроги – и в воду! Плывите тогда куда хотите, как дерьмо — но по-благородному!».

— «Эй! Блаааахародные! А ну, угомонились!» — разозлившись, заорала я, вклиниваясь между грифоном и жеребцом, вынужденным отвести в сторону свое оружие, спасаясь от подзатыльников, которыми я щедро награждала развоевавшихся дворян с помощью распахнувшихся крыльев. – «Вы в походе, или что? Это вообще посольство или где? Здесь только одна пони имеет право заниматься всякой богинями проклятой херней, и это нихрена не один из вас, идиотов куски!».

— «Няка!» — поддакнула откуда-то сзади дочь. Странно, но именно ее голос сбил тот настрой, который появился в глазах, во всей фигуре фестрала – крайне нехороший настрой. В его обманчиво расслабленной позе я ощущала растущее напряжение, похожее на туго натянувшуюся струну, чей басовитый гул заставлял ныть самые кончики моих клыков, больно впившихся в губы. Казалось, еще миг – и он распахнет свои крылья, обнажит клыки, и тогда…

«Тьфу-тьфу-тьфу! Что это в голову-то лезет?» — мотнув головой, подумала я, отступая к борту кнорра. Мое копыто, без участия головы, само сдвинуло перевязь, отчего рукоять рапиры очутилась у левой ноги. Интересно, и как вояки древности таскали их на боку целый день? Неудобно же!

«Вечно ты отвлекаешься на всякую ерунду, и всегда в самый неподходящий момент!» — зашипела в голове Найтингейл. Как и Древний, она появлялась и исчезала по собственному усмотрению, включаясь по совершенно непредсказуемому желанию. – «Сосредоточься! Не смей отступать!».

«А поче…».

— «Он из Торнов. Кажется. Но ведет себя точно как они. Поэтому не смей отступать или демонстрировать слабость – затопчет, окрутит, и станешь у него подушкой для крыльев. Захотел – в постель утащил, а надоела – убрал в шкаф или выставил в коридор».

«Да я его сама…».

«Вот-вот. Мне нравится твой настрой», — насмешливо проговорила моя выдуманная подруга таким покровительственным тоном, что мне тотчас же захотелось вцепиться ей в гриву. Ударами кончиками крыльев по темечкам и затылкам, я заставила расступиться готовых вцепиться друг в друга самцов, после чего зло посмотрела на грифона и пони, пусть даже и скрывавшегося под магией Госпожи.

— «В этом походе агрессивной психопаткой позволено быть только мне – у меня об этом, кстати, и справка имеется! А остальные должны молчать в тряпочку! И если у капитана не хватит сил для того, чтобы охладить пару буйных голов, то мои ребята быстро искупают особенно диких, и церемониться при этом не станут! Это ясно?!».

— «Раг, ты вмешиваешься в дела чести», — кажется, мой сердитый голос, нахмуренные брови и даже ощеренные мелкие зубки не произвели впечатления на этих дуболомов, твердо решивших сойтись в поединке на палубе покачивающейся барки. На этот раз с неудовольствием на меня глядели оба почти-дуэлянта, по-видимому, прикидывая, как бы меня повежливее послать. – «Поэтому я не собираюсь обращать никакого внимания на твои выкрики и бряцание оружием. Надеюсь, это понятно? Тогда отойди».

— «Боюсь, мадам, я должен присоединиться к сказанному графом», — вздохнул де Кастельмор. Несмотря на скорбное выражение грифоньей хари, я была уверена, что никакого разочарования или волнения этот мерзавец не испытывал вовсе, а его хищный взгляд блестел с трудом скрываемым предвкушением при виде второго кинжала, появившегося из-под кожистого крыла. – «Это вопрос чести и увы, тут мы не властны над собой. Граф посчитал, что задета его честь, и возжелал удовлетворения, в чем я не в силах ему отказать. Не забывайте, что мы находимся на территории Грифоньих Королевств, а здесь к вопросам чести относятся строго».

— «Тогда, быть может, перед тем, как мы встанем в позицию, вы соблаговолите объясниться, сеньор маэстро?» — протянув грифону оба кинжала, Кайлэн дождался, пока тот выбирал из двух клинков тот, с которым намеревался биться, и взвесив в копыте свой, строго взглянул на капитана посудины. Скорчив кислую рожу, он лишь пожал плечами в ответ на мой негодующий взгляд и убрался обратно на кормовую надстройку, срывая свое раздражение на не успевших убраться с его дороги членах экипажа кнорра. – «Почему вы появились на этом судне? Неужели было сложно обратиться ко мне еще в замке – где-нибудь в дальних покоях или в саду, где нас никто бы не потревожил? Для чего вы решили спрятаться именно здесь, после дуэли с дураком де Воню? Для чего вы вообще решили отправиться с нами?».

— «О, ответить на этот вопрос было бы сложно даже для меня самого. Однако, извольте», — с коротким поклоном ответил грифон. Встав напротив фестрала, он присел на изящно расставленные задние ноги, словно готовящийся к сложному прыжку танцор, мимолетом бросив острый взгляд на меня… И куда-то за мою спину. – «Для удовлетворения своего любопытства. И для собственного развлечения. И… И что это там делает ваша дочь, мадам?».

— «Дочь? Берриииии…» — повернувшись, протянула я, отмахиваясь копытом от корзинки эфеса, намекающе стукнувшего меня по груди. Мысль о том, что в этот момент я открылась для любого удара, способного убить меня не менее верно, чем топор палача, пришла ко мне позднее, гораздо позднее – а тогда и лишь топнула копытом по палубе, глядя на резвившуюся дочурку, с рычанием тащившую из воды зеленую ветку, зацепившуюся сучьями за планшир. Интересно, и откуда она взялась в этом подводном тоннеле?

Ветка пошевелилась.

— «Бе… Берри…» — прохрипела я в момент пересохшим ртом. Ветка, в которую вцепилась малышка, неторопливо согнулась, на глазах превращаясь в огромную лапу с тремя длинными, суставчатыми пальцами, словно клетка, сомкнувшимися вокруг моей воинственно рычащей дочурки. Ее движения были настолько плавными, медленными и какими-то чужеродными, что показались мне поистине тошнотворными, воскрешая в памяти подборку самых дешевых ужастиков, в обилии хранившихся в нашей памяти с Древним. – «Берри!».

Дальнейшее произошло без моего участия. Нет, я была уверена, что не падала в обморок, как полагалось благовоспитанной леди – и в то же время, я не могла, не хотела, не успевала мыслить трезво, расчетливо и прагматично, как полагалось Легату. Реальность вдруг растянулась, замедлилась, рассыпаясь сотней отдельных картинок, каждую из которых я успевала увидеть и прожить, словно жизнь, полную ужаса за своего жеребенка. Закричав, я бросилась вперед, и в прыжке, извернувшись в немыслимом пируэте, с грохотом обрушила лезвие широкой рапиры на доски планшира, с хрустом перерубая конечность, торчавшую из воды.

И это крайне не понравилось ее хозяину.

— «Спайнкреббс!» — перекрывая надтреснутым голосом суматошное дребезжание рынды, заорал со своего мостика капитан, вздымая над головой здоровенную острогу. Каждый из трех ее зубцов был снабжен острым выступом, словно рыболовный крючок, в полете издававшим леденящий душу свист, с которым она промчалась по воздуху и, едва не задев правое колесо, шлепнулась куда-то в воду. – «Ааааа, стеррррвь! Гефарх! Ангреф!».

— «Легион, к бою!» — надрываясь, заорала я, стараясь перекричать долбаный звон этого сраного морского колокольчика, веревку которого, как заведенный, дергал какой-то матрос. Зачем он насиловал уши окружающих сраным перезвоном, я просто не представляла, ведь по палубе уже мягко топали и цокотали лапы немногочисленного экипажа, тащившего к бортам багры и остроги, стараясь не столкнуться с лихорадочно выскакивающими из водяных колес бегунками. – «Рэйн! Графит! Берегитесь!».

Судя по всему, мое предупреждение запоздало, и на судах, идущих спереди и позади нас, уже началась какая-то кутерьма, сопровождавшаяся звонкими ударами рынд. Может, это был такой красивый обычай у водоплавающих, но в тот момент мне захотелось добраться до этих звонарей и поотрывать им нахрен их поганые лапы, из-за которых мы были вынуждены орать как умалишенные, до темноты в глазах напрягая горло и шею. Вспорхнувшие в воздух пегасы выцеливали что-то в воде, время от времени взмывая практически под самый потолок, чтобы оттуда, в безопасности, выпустить болт в зеленовато-бурое тело, с шумом выпрыгивавшее из воды и в фонтане из брызг скрывавшееся под темной поверхностью. Прижав к себе воинственно голосившую что-то дочь, я попятилась прочь от борта, крутя головой по сторонам в поисках сына, обнаружившегося в двух шагах от меня, в бухте свернутого каната. Несмотря юный возраст, в свои три сынок демонстрировал заметное здравомыслие и, в отличие от рвавшейся в бой сестры, быстро отыскал себе место поближе к фестралу, возвышавшемуся над ним, словно недреманный часовой. Движения графа стали плавными и какими-то хищными, а горевшие драконьи глаза двигались без остановки, реагируя на каждое движение, каждый звук, в сторону которых неуловимым движением перемещалось лезвие большого кинжала, похожего на самый настоящий меч без гарды.

— «Держи!» — рявкнула я, словно шар в кегельбане, закидывая Берри в убежище к брату. Лишившаяся одной конечности тварь не сдалась и, уйдя под воду, все еще кружила где-то под лодкой, время от времени задевая старые доски, оставив на память хитиновый палец с устрашающим когтем, за который тотчас же вспыхнула шумная детская драка. – «Охраняй! Думаешь, это поэт?!».

— «Худошшшник», — негромко прошелестел жеребец. Взгляд его уже не напоминал ни обычного пони, ни даже подданного Госпожи, заставляя меня содрогнуться от осязаемого ощущения опасности, исходящей от фестрала. – «Это шшшто-то другое. Будь… Будь осторошшшна, кровь Раах».

— «Для этого тебе нужно было найти другую, более умную кобылу!» — фыркнула я, поднимаясь на задние ноги. Освободившись от необходимости опекать и беречь, на короткое время я вдруг ощутила себя беззаботной пегаской, впервые поднявшейся на крыло, и перекувырнувшись через плечо, грянулась на все четыре конечности, резким движением головы выхватывая грифонью рапиру, вновь постучавшую мне по груди. – «Иииииэээх, держите меня семеро!».

«Удобная», - вот какой была моя первая мысль. Опустившись в корзину, причудливо изогнутыми прутьями обрамляющую рукоять, моя нога оказалась в удобном, комфортабельном сапожке, плотно охватывающем копыто и бабку. Пару раз взмахнув оружием на бегу, я убедилась, что рапира не собиралась соскальзывать даже при самых резких движениях, и уже без опаски, расчетливо, рубанула ей по здоровенной ноге, с тупым стуком надрезав хитиновую конечность. Увы, это была уже не лапа, а самая настоящая клешня, хоть и с одним, но здоровенным и острым когтем, разрубить которую было мне не под силу. По крайней мере, рапирой, чье сужающееся острие подходило скорее для колющих, чем для серьезных рубящих ударов. Успев пожалеть об оставленном в кабинете двуручнике, я снова ударила – на этот раз по суставу, с оттяжкой, от всей души, крутанувшись на задней ноге словно пьяная балерина, после чего оказалась на палубе, поскользнувшись на буром ихоре, брызнувшем из перерубленной конечности монстра, с шумом ушедшего в глубину.

«Легкая. Либо колоть, либо резать», — пришла в голову вторая мысль, когда судно качнулось от удара по днищу. Свесившись вдоль бортов, матросы бесстрашно тыкали в воду острогами, отгоняя назойливого обитателя здешних вод, и у меня появилось время на то, чтобы оглядеться, пытаясь высмотреть мужа и сослуживцев, развлекающихся где-то неподалеку. Судя по щелчкам самострелов и деловитым командам, им удалось держать на расстоянии атаковавшую их тварь, чего нельзя было сказать о нашем утлом баркасе, через палубу которого перехлестывали волны взбаламученной животным реки. Как назло, этот участок оказался подозрительно пустынным, и лишь где-то вдалеке маячили огоньки двигавшегося в нашу сторону судна – еще слишком далекого, чтобы оказать какую-нибудь посильную помощь.

«Ну, нет! Еще подставим кого-нибудь под удар!» — наивно подумала я, поднимаясь в воздух в попытке углядеть снующего под баркой монстра. Страх был – но не обессиливающий, а скорее, смешанный с удивлением, что испытывают те, на кого вдруг набросилось существо, которое почиталось если не безопасным, то по крайней мере, не представляющим интереса. Не заметив ничего в беспокойной воде, я шлепнулась на мостик, если так называлось это возвышение на корме, рядом с оглядывающимся капитаном.

— «Что это за хрень, кэп?!».

— «Спайнкреббс!» — если грифон и заметил мое панибратское обращение, то виду не показал, продолжая все так же орать мне на ухо в попытках перекричать разрывающийся от звона колокол. – «Рак-переросток! Опасная сволочь, но якорь мне в гузку, если я понимаю, как они оказались вот тут, на безопасном фарватере! Да еще и несколько сразу!».

— «Рак? Это рак?!» — не выдержав, я обернулась и с разбегу, приподнявшись на расставленных крыльях, сразу с двух ног пробила в затылок худощавому грифону, исступленно наяривавшему что-то неблагозвучное на колоколах. Симфония колокольного фолк-металла резко закончилась неприятным, дребезжащим аккордом, с которым корабельная рында скатилась по лесенке вслед за потерявшим сознание звонарем.

Стало заметно тише, хотя еще пару минут мне казалось, что мои уши заполнены непрекращающимся звоном колоколов.

— «Если еще хоть раз кто-нибудь подойдет к этому blyadskomu kolokoltchiku, я ему лапы из плеч повырываю!» — рявкнула я на всю лодку. Убедившись, что моя мысль дошла до оглянувшихся палубных, я снова повернулась к капитану, свирепо грызущего свою трубку. Лапы его не отрывались от штурвала, который он поворачивал то туда, то сюда, подставляя течению разные бока пузатого суденышка, негромко ругаясь при ощущении очередного толчка. – «Кэп, я не ослышалась, это рак?».

— «Дааааа. Это рак», — кажется, пределы его долготерпения были небезграничны. – «Эта тварь здоровенная, как сталлионградская фура, и настырная, как этот паршивый художник, рвущийся на очередной бал! Она нас теперь не отпустит – будет толкать то назад, то вперед, а потом вспрыгнет на палубу, чтобы переломить пополам, сожрав всех, кто не успел улететь. А что самое поганое – они выпрыгивают из воды на своих поганых хвостах».

— «Даже так?».

— «Вон, глядите – видите? Усы торчат», — приглядевшись, я с трудом различила в неясном свете корабельных фонарей какие-то палки, торчавшие из воды. Прикинув их размер и соотнеся его с размерами тела чудовища, я по-настоящему забеспокоилась за судьбу наших лоханок. – «Сидят, значит, и ждут, твари. А ежели кто пролетит – так выпрыгивают из воды и утаскивают вниз, якорь им в гузку!».

— «Умная рыба…» — постукивая копытом по нижней губе, пробормотала я, глядя на шесть биологических перископов, настороженно щупавших воздух над темной водой. Двое небольших, размером с корову, держались неподалеку от лодок, в то время как та пресловутая тварь, по гузке которой давно плакал самый большой капитанский якорь, размеренно оплывала неподвижно болтавшиеся кнорры, не забывая боднуть каждый из них своим твердым, чешуйчатым боком. – «Скажите… А она вкусная?».

На этот раз пауза была дольше, но лишь из-за того, что капитан едва не перекусил свою трубку, тлеющий табак из которой просыпался ему прямо на грудь.

— «Не пробовал!» — наконец, справившись с дрожащим от негодования клювом, проскрипел он, тыча когтистым пальцем на реку. – «И зачем вы… За каким спайкенкреббсом тебе вообще это нужно было спросить?! Теперь жрать будут нас, а не мы!».

— «Эй, народ!» — заорала я, складывая крылья над головой наподобие акустической раковины. Убедившись, что предупрежденный капитаном другого суденышка Рэйн не собирался делать никаких глупостей и внимает мне с носа идущей за нами лодки, я на секунду задумалась, а потом изложила свой план – короткими, рубленными фразами поставив задачу себе и сопровождавшим меня пони, стараясь не морщиться от эха, гнусно перевиравшего все мои слова. – «Все понятно?».

— «Понято! Сделаю сам!».

— «Рррррэйни!» — зарычала я, понимая, что розовогривый жеребец решил захапать себе всю славу и рискнуть оказаться в желудке этих ракообразных быстрее меня. Выслушав игнорировавшего мои вопли и угрозы командира, пегасы принялись ритмично лупить копьями по воде и бортам кнорра, создавая как можно больше шума, в то время как розовый кентурион храбро вспорхнул над водой, то резко ныряя в сторону прижавшихся к волнам усов, то снова взмывая под потолок. Там он терялся в клубах собиравшегося под сводами дыма, где, громко кашляя, пережидал очередной кульбит хитиновый сволочей, ловко выскакивавших из воды. Капитан не соврал – эти чудовища и впрямь были похожи на помесь креветки и рака, обладая здоровенными пастями, усеянными, словно пилы, десятками загнутых зубов. Гостеприимно распахивая свои хавальники, разделявшиеся аж на четыре широких лепестка, они бешено молотили по воздуху лапками, пытаясь ударами длинных передних лап и усов поймать ускользающую добычу, раз за разом все ближе подводившую их к лодкам, где прыгунов уже ждали острые копья и заряженные самострелы.

— «Ай, маладцы!» — не сдержавшись, заорала я, глядя как выпрыгнувшая в очередной раз креветка закономерно получила свое, поймав десяток болтов в мягкое брюхо. Хитрюга Рэйн заманил ее к лодке, заставив развернуться и разогнуться в прыжке, приведя прямиком на гостеприимно блестевшие копья, нанизавшие на себя полтонны раковой шейки. – «Эй-эй-эй! Не выбрасывать! Не выбрасывааааать! Я кушать хочу».

— «Ловко это они, якорь им в гузку!» — согласился капитан, изумленно сдвигая двууголку на самый затылок, чтобы лучше видеть подробности этой диковинной охоты. Не знаю, услышан ли был мой призыв или нет, но перебиравшую лапами устрицу пони опустили на палубу, не в силах удерживать на весу тяжеленное тело, и судя по шуму, принялись обсуждать, кто сделал заключительный выстрел, добив чудовище до конца. Поднявшийся выше пегас отправился к судну, возглавлявшему наш караван, в то время как я снова вцепилась в приободрившегося капитана, выпытывая у того вкусовые особенности этих зверушек, если их вообще кто-либо когда-либо ел. Вскоре и вторая животина присоединилась к первой, уныло плавая возле борта кнорра, словно какой-нибудь дикобраз, ощетинившийся десятком копий вместо иголок. Раззадорившийся Рэйн порхал туда и обратно, воинственно потрясая копытами, словно вызывая оставшуюся гадину на дуэль, не забывая при этом героически выпячивать грудь каждый раз, когда ему доводилось пролетать мимо нашей лодки, где птичьи глаза де ля Тремуль, не отрываясь, следили за его эскападой. Демонстрировавшая до того при виде пони несгибаемую волю и презрительный стоицизм, в начале боя грифонка выхватила из ножен изящную, длинную саблю, с которой и околачивалась неподалеку от Кайлэна, бочком-бочком подобравшись к его героической фигуре. Вздохнув, я только покачала головой. Как все же забавно распорядилась нашими жизнями природа… Да, мы жили дольше жеребцов, получая гормональную встряску в дар за рождение жеребят. Да, в детском возрасте мы были гораздо смышленее. Да, мы были гораздо лучше приспособлены к каждодневной рутине. Но каждый раз, когда приходила беда, мы бессознательно тянулись к своим – или не совсем своим – жеребцам. Надежным. Смелым. Сильным. К тем, в ком чувствовали силу и способность защитить потомство от бед. Раса, возраст и постельные предпочтения отступали, отшелушиваясь с нас, словно старая краска под свирепым ударом дождя, когда мы ощущали крепкое плечо, к которому прижимались, ища защиты, поддержки и утешения.

«Глубокая мысль. Даже слишком глубокая для такой пустой головки. Сама сообразила, или… Кто-то другой подсказал?».

— «Сама», — буркнула я, не желая углубляться в детали нашего сосуществования с Древним. Сама эта связь, не говоря уже о голосе Найтингейл, включившемся у меня в голове, требовала вдумчивого осмысления, но в этот момент меня загружали другие заботы, не последней из которых был Рэйн. Ошалевший от столь явного внимания знатной грифонки, он едва ли не наизнанку выворачивался, демонстрируя свою удаль, и спускался все ниже к воде, словно упившийся стриж, выписывая замысловатые зигзаги над темной водой, выманивая из нее притаившееся чудовище…

«Blyad!» — только и успела подумать я при виде фонтана воды, взметнувшегося в воздух. Словно огромный плевок, он вспучил поверхность, огромадной каплей оторвавшись от темной реки, и в воздухе рассыпался миллионами брызг, окатившими выпендривавшегося пегаса, отправляя его на свидание с гостеприимно распахнутой пастью, показавшейся из-под воды.

«Не успеет», — мысль родилась и исчезла неторопливо – так же, как неторопливо поднималось в воздух огромное тело. Длиной едва ли не с нашу посудину, чудовище напоминало помесь креветки и скорпиона, позаимствовав у последнего пару длинных клешней, которыми оно попыталось дотянуться до падавшей на него добычи. Все происходило быстро, слишком быстро для того, чтобы я, или метнувшаяся к падающему пегасу орлиноголовая тень, успели что-либо сделать, но спустя всего один удар сердца я вдруг ощутила, как палуба уходит у меня из-под ног, отброшенная могучим ударом распахнувшихся крыльев.

— «Бееееей!» — чей-то крик отразился от поверхности воды, вместе с колышками самострелов просвистев где-то у самого плеча. Быть подстреленной своими же, словно глупая утка, мне категорически не захотелось, как не захотелось и знакомиться с множеством ножек, ворсистой бахромой шевелящихся под пузом чудовища. И именно туда я нанесла свой удар – в падении, почти у самой воды, до боли изогнув поясницу я ударила крыльями, посылая себя наверх, вдоль беззащитного брюха, между щетинистых лапок, теркой прошедшихся по моим щекам и бокам. Задрожав, рапира рванулась из копыт, вспарывая тугую плоть членистоногого хищника, пока не вырвалась окончательно, натолкнувшись на твердый хитин головогруди. Прикрывая глаза передней ногой, я свечкой ушла под потолок тоннеля, где очутилась в скапливавшемся там густом дыму от факелов и фонарей, пористыми, чешуйчатыми налетами осевшем на камне и всем, что имело глупость попасть в эту неподвижную тучу, растянувшуюся, словно хвост, на много-много миль, вдоль потолка каждого коридора. Горло мгновенно пересохло, а глаза заслезились, вынуждая меня снова отправиться вниз – теперь мне стало понятно, почему крылатые орлиноголовые химеры так опасались обитателей этих вод, ведь в случае нападения не все из них смогли бы улететь от этих милых зверушек, способных выпрыгивать из воды на несколько десятков футов, размахивая своими клешнями. И уж точно никто из обладающих легкими не смог бы продержаться хоть сколько-нибудь в этом густом, свалявшемся словно войлок дыму. Внизу, подо мной, уже кипела вода, в которой билось огромное тело – распяленное, растягиваемое пополам двумя мышекрылыми пони, изо всех сил пытавшимися растащить в стороны грозно щелкающие клешни, между которыми барахтался Рэйн, с непередаваемой скоростью орудовавший массивными сабатонами, каждый удар которых отзывался громким хрустом хитина, сопровождавшим разлетевшиеся в стороны отломанные лапы чудовища.

— «Посол! Держите!» — свистнули сбоку, и в мои копыта ткнулась богато украшенная сабелька с элегантной гардой. Не слишком удобная, она была рассчитана на лапу кружившей над схваткой грифонки, но приличный ее вес подсказал мне, что оружие было вполне себе боевое, даже несмотря на множество ярких камней, украшавших тонкую рукоять. Яростный блеск их, казалось, только усилился, когда я сложила огромные крылья и камнем бросилась вниз, целясь в щель между разошедшимися сегментами головогруди, прикрывавшими тощую, похожую на белесую веревку шею чудовища. Удар сотряс меня с головы до ног, острой болью прошедшись от таза по позвоночнику, отдаваясь режущей болью в прокушенном языке – он был настолько силен, что вырвал из хватки фестралов длинные клешни чудовища, обрушивая замершее тело обратно в канал. Туда же отправилась и я, все еще держась за проткнувшую чудовище саблю, которую проворачивала, пытаясь отделить башку огромного насекомого от умирающего тела.

И наступила тишина.

Это ощущение нахлынуло вместе с водой, с бульканьем затопившей мне ноздри и уши. Подсвеченная откуда-то сверху неясными, расплывчатыми бликами фонарей, она казалась тоненькой пленкой, отделявшей мир живых от притаившейся бездны, в которую погружались наши тела. Наши – мое, и чудовища, хотя именно там, в этой темной, попахивавшей дымом, сгоревшим деревом и холодным камнем глубине я начала понимать, что чудовищ, на самом деле, было двое, и лишь одно из них могло бы подняться обратно…

Но не хотело.

Тишина была оглушающей, и после всей какофонии звуков, раздававшейся в подземном тоннеле, она показалась мне гостеприимной постелью, терпеливо ждущей того, что погрузится в ее темноту. Давление все сильнее сжимало тело и голову, но я не торопилась возвращаться назад, ощущая, как что-то сильнее меня, вместе со мною глядит в темноту, распахнувшуюся подо мной вместо каменистого дна. Не было зова, не было притяжения, просьбы или приказа – это было терпеливое ожидание того, кто придет, кто ответит, кто возьмет по праву свое. И осталось лишь протянуть только ногу…

Что ж, видимо, я и в самом деле ударилась головой, ведь я непритворно расстроилась и, кажется, даже успела протестующе забурлить, разразившись приглушенными воплями, когда мою тушку вдруг обхватили две пары чрезвычайно когтистых лап, рывком дергая наверх, на поверхность. Пуская из носа и рта пузыри, я слепо зашарила вокруг себя дергавшимися ногами, пока не нащупала жесткий хитин, в который вцепилась всеми конечностями, с бессильной яростью ощущая, как замедлился, но не прекратился подъем. Прошли, казалось, минуты с моего падения в воду, но я даже не успела нахлебаться воды, когда мы пробкой вылетели на ее поверхность, пробив головами маслянистую пленку, спустя мгновение, очутившись на палубе подошедшего к месту падения кнорра, где и остались лежать, хватая ртами прогорклый подгорный воздух. Гул, стоявший в ушах, медленно отступал вместе с вытекающей из них водой, с щелчками покидавшей свое убежище в голове одной глупой пегаски, и лишь спустя десяток минут я смогла прийти в себя настолько, чтобы, покачиваясь, подняться с замызганных досок, мутным взглядом обведя столпившийся рядом народ.

— «Креветку… Мою… Не упустите», — прохрипела я, вглядываясь в обеспокоенные морды грифонов и пони, спрашивающих что-то меня и друг друга. Оглянувшись, я несказанно удивилась присутствию рядом де Кастельмора, с таким же мутным и осоловевшим видом глотавшего вино прямо из горлышка бутылки, игнорируя поднесенный ему бокал. Взглянув на меня, он поморщился, затем усмехнулся и протянул мне свой кубок, который я не замедлила опустошить, успев заглотить почти половину его содержимого, пока старинную посудину не отняло у меня карающее копыто супруга, отвесившего мне смачный шлепок по той части тела, где спина меняет свое гордое название на более прозаическое, заставив с обидой посмотреть на испачканного в чем-то зеленом Графита.

— «Ну и что это было?» — с вызовом поинтересовался он у де Кастельмора. Мокрый как мышь, грифон опустился на палубу, опираясь спиной на груду укрытых брезентом пожиток и кажется, как и я, мечтал лишь о том, чтобы его, на какое-то время, оставили нафиг в покое. – «Зачем ты туда нырнул, а? Что было бы, если бы я промахнулся? Тебе жизнь не дорога?».

— «Затем, что вы рановато записали меня в наемные бретеры, сударь!» — хрипло выкашлял из себя благородный ваза, признательно кланяясь одному из тройки дворян, с поклоном предложившему нам кружевные платки. Точно такой же, но надушенный и гораздо более изящный, скользил по морде валявшегося на палубе Рэйна, голова которого покоилась на коленях обмахивавшей его грифонки, не пожалевшей для этого своего чудесного беретика. Покосившись на это романтическое зрелище, черный грифон усмехнулся и нагло отсалютовал бутылкой хмурящемуся Графиту, чья туша маячила над нашими головами воплощением карающего правосудия. – «Я не знаю, какую подленькую магию вы там хотели использовать, но подумав, вы не сможете отрицать, что я был гораздо быстрее и спас вашу супругу».

— «Ну и зачем же?».

— «Вам этого не понять».

— «А вы попробуйте, объясните!».

— «А я и сам не знаю», — нагло ухмыльнувшись, заявил де Кастельмор, снова прикладываясь к бутылке. На этот раз булькал он гораздо дольше, с отвращением притрагиваясь к напрочь промокшей рубахе, накрахмаленные манжеты которой превратились в размокшие лохмотья. – «Но даже если думать весь день, я все равно не смог бы сказать, зачем я столь бесстрашно бросился в воду, преодолев запретную глубину, вслед за этой пегаской. Признаюсь, это приводит меня в настоящее недоумение, разрешить которое смогли бы, наверное, только вы. Вот вы бы бросились вслед за нею?».

— «Я это сделал бы, но мне помешали», — уже спокойнее ответил Графит, внимательно поглядев на грифона. – «Хотя за ней я отправлюсь и в бездну».

— «Ну, вот вы и ответили на собственный вопрос», — беззаботно пожал плечами художник, больше похожий на вымокшую ворону. – «Быть может, когда-нибудь она поймет, почему другие готовы лететь ради нее на край света, и тогда, я надеюсь, она оценит того, кто вдруг пожелал сложить с себя все достоинство и покорнейшим стражем улечься у ее ног».

— «Графит, дай я ему фтащщу!» — не знаю, на каких виноградниках была создана эта сивуха, но от глотка обжигающего пойла голова моя зашумела, а палуба заходила под ногами так, словно на швертбот наткнулось очередное чудовище. В словах де Кастельмора содержался какой-то намек – я чувствовала это той самой частью тела, по которой уже прошлось копыто супруга, но в тот момент его намекательная философия-флирт просто завела меня не хуже хорошего пинка. – «Ну позязя! С вертушки, да по клюву!».

— «Вот видите? Подумайте, пока кто-нибудь ее у вас не увел», — хмыкнул грифон, глядя на сверкнувшую саблю, которой я воинственно размахивала – по крайней мере, пока она была у меня в копытах и не перекочевала к своей хозяйке, которой муж едва ли не насильно спихнул эту красиво украшенную железяку, пока я и вправду не порезала кого-нибудь или, что более вероятно, не оттяпала от своего тела какой-нибудь важный кусок. – «Кто-нибудь более достойный и способный оценить ее возвышенные достоинства».

— «Я могу вернуть ей оружие и оставить вас наедине», — иронично оскалился муж, удерживая за шкирку мою шипящую тушку, в пьяном угаре брыкавшуюся в попытках достать до клювастого зверя копытами задних ног. В ответ на столь щедрое предложение насмешник изобразил полную невиновность и вновь осторожно глотнул из бутылки, с иронией глядя на то, как меня уносят на другой конец судна – к детям, вещам и пристойному поведению, глядевшему на меня через брезент, прикрывавший наши пожитки. Оно вспыхивало ехидцей в глазах загадочного графа. Оно, проклятое, сквозило во всех движениях знатных грифонов, слетевшихся доложить о миновавшей опасности. Оно виделось мне даже в покачивании пера на берете, занявшего место на голове де ля Тремуль, с благосклонным вниманием выслушивавшей сбивчивые признания и благодарности Рэйна. От нахлынувшей тоски захотелось кричать, и вдоволь наобнимавшись с детьми, вновь улизнувшими от матери в поисках приключений, я не сдержалась и закатила отличный скандал, требуя взять с собой мои боевые трофеи. Конечно, более умная или опытная кобыла, будь она на моем месте, нашла бы гораздо менее импозантный и более подходящий предмет, но увы, в моем удручающе коротком списке достоинств такие пункты не значились, поэтому я остановилась на том что нашла, и буквально за полчаса довела до тихого бешенства едва ли не всех, кто был на борту. Я плакала, скандалила, просила и угрожала – в общем, вела себя как типичный посол, закончив свое представление тем, что попросту приказала своим подчиненным привязать нашу добычу к корме, удостоившись искренних пожеланий здоровья и долголетия от мгновенно взмокнувших бегунков, едва ли не выпрыгивавших из лап и копыт для того, чтобы поддерживать прежнюю скорость заметно отяжелевших посудин. Обфыркав сердито рычавших на меня мышекрылых жеребцов, я напомнила им, что пока еще никто не видел приказа о моем отстранении от командования Легионом, поэтому все их возражения они могут передавать по адресу «Эквестрия, Кантерлот, дворец Их Высочеств», где их обязательно выслушают, и наверное, даже примут какие-то меры. В общем, порядком потрепав нервы всем, от матросов до капитана, оставшийся путь я провела на корме, бдительно охраняя привязанные к лодке туши, которые с гордостью приволокла в порт Комбра, под завязку забитый другими судами.

¹↑ [20] Искусственная родинка

²↑ [21] (англ. Harrasment) – домогательство, нарушающее неприкосновенность частной жизни.

³↑ [22] Швертбот – небольшое плоскодонное судно без киля, вместо которого используются опускаемые с бортов, широкие плавники – «шверты».

⁴↑ [23] Двууголка.

Ветра перемен

На Краю

Путь Гармонии: Песнь Звезд

Из портальной пушки на Луну/Lunacy to the Core

Что такое осень? Это лошадь.

Конец пути

Три девицы у костра, и страшилки до утра

Прощай, Сталлионград!

Добротная авантюра

Andere Leben

Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 4