Искры миров
Глава II. Вода - страшный яд
Здесь мог быть красивый эпиграф об обмане и смерти. Но я лишь скажу, что 100% людей, пивших воду, умерли. И только с 99.999% пони произошло то же самое.
Коридор. Опять коридор. Светлый коридор. Странно. Очень странно. Окна. Из окон льется Свет. Свет. К Свету. Иди. Беги. Ты должен бежать. Ты не бежишь. Боишься. Боишься оглянуться. Тьма. Тьма за тобой. Убегай от нее. Не дайся ей. Беги. Беги к Свету. Беги к окну. Беги к тому окну. Нет. Свет ушел от него. Беги к другому. Нет. Света в нем больше нет. Тьма настигает. Беги! Она поглотит…
Хлопок.
— Ыргх! – только и вышло из меня, когда я открыл глаза…
Ох… Ох… К свету…. Тьфу… Так, что это было? Вернее, какого черта оно было? Второй раз подряд! Что б меня…
Опять нужно отдышаться… Ну, сейчас я, по крайней мере, не пытался расширить легкие хорошей задержкой дыхания… Какое прохладное утро! Ноги об этом отлично отзываются…
Стойте… Мысль. Вы, наверное, знаете такую. Скользкая, слизкая, проистекающая ледяными потоками по всему мозгу… Она…
Единорожка. В памяти всплывали отрывки вчерашних забот о ней: помыл, вылечил, причесал, уложил, вот только все в странном тумане. Вопрос вечности: что вчера было? Было ли это реальностью? А может…
Я не смог сдержаться и почти вскочил, упираясь глазами в кровать, и вдруг понял свою вчерашнюю ошибку. Спине не особо понравился мой половой, как бы это странно ни звучало, отдых. Я почувствовал, как в область поясницы вошло несколько копий и упал, хвала механике, на кровать. Невзирая на невытащенные острия боли, я поднял руку и опустил ее перед собой…
Что-то лежит рядом... хехе… Это она! Она здесь… Значит… Значит, не привиделось мне ничего вчера… Ох!
Как там говорили, утро добрым не бывает, хороший завтрак помогает? Утро добрым быть не может, даже завтрак не поможет. Пессимистичная, зато точная речь…
Я одним только, кажется, усилием воли подтянул свою свербящую в позвоночной области тушу и попытался расположить ее на кровати естественно. Ага. Боль, скажем так, немножко мешала. Но как-никак улечься у меня получилось…
Постойте, время! Черт возьми, лишь бы не опоздать…
Я лихорадочно, взглядом начал искать часы. Где они, где они, черт их всех… Ах, вот они! Полседьмого? О, боже, спасибо! За полчаса я…
Я… За три месяца я так и не получал отпуск. Реакция просто выстрел. Все как обычно: сначала сделать, потом поразмыслить. Какое сегодня число, а? Первое января! Куда собрался?
Таким образом, все просто, ах, прекрасно… Засыпаю. Конечно, уснул вчера в двенадцать, а то и позже, а сейчас в шесть утра…
Я молча, стараясь обходить боль, повернулся набок. Звездочка… Очень надеюсь, она сегодня очнется. Не знаю, откуда она пришла, однако ей вскоре нужно будет кушать. Кушать! Как вспомню, о каких типах питания вчера размышлял… Надо бы быть не таким… консервативным, что ли… Думаю, ей сегодня… Сегодня. А сегодня ли? Я не врач, чтобы разбираться в таких тонких делах, она, возможно, и не сегодня глаза откроет. А я даже уточнить ни у кого не могу… Проблемы? Ну, думаю, если она пролежит на один день больше, мне ничего страшного не будет. Да и такое она вчера пережила… Здесь и три дня неплохо бы пролежать. В общем и целом, ей при пробуждении можно преподнести какой-нибудь фрукт. И покажу свое расположение, и, может, успокою ее таким даром. В любом случае… Она очнется. Долго лежать не будет. Или мне придется ее… оч… очух…
Ай, не важно… Опять голова забивается не совсем нужными мыслями. Плохо. Но ведь утро! В такое время и думать-то не хочется, а я пытаюсь. Снова. У-ух… Ай, ладно, пока есть время, неплохо бы осмотреть личико моей гостьи, как бы грубо по отношению к ней это не было...
Она лежала на левом боку, ногами и, следовательно, лицом ко мне. Удача или случайность? Не имеет разницы. Мне просто повезло.
Я чуть придвинулся и уставился на черты ее лица. Новое относительно вчерашнего, эм, анализа в глаза не бросалось. Ну, да, все, как и вчера, вряд ли что могло измениться. Хотя я кое-что не проверил…
Я помял руки, вздохнул, сказал «Мои извинения, Звездочка» и приложил одну руку к ее челюсти. Всего лишь открыть рот существу в обмороке! Сложно? Меньше вопросов, больше дела. Аккуратно…
Гм. Зубки не острые, скорее, прямые, только резцы и коренные. То есть, как я ожидал и надеялся, питается моя гостья исключительно растительной пищей. Поэтому нужно немедленно убрать всякий намек на мясо. Абсолютно. Эх…
Я прикрыл ей рот и отпустил челюсть. Я до сих пор не могу понять даже не кто это мог сделать, а для чего. Для чего людям может пригодиться маленькая фиолетовая пони, до жути лицом смахивающая и отличающаяся от человека? И к тому же единорог! Но, если подумать, такое столь милое и… нет, просто милое созданьице действительно приятно иметь у себя дома. Мда. Вот только не все могут это воспринять. Для кого-то могут показаться жуткими уже только такие крупные глаза, а уж о сходстве лиц и говорить нечего…
Чем бы это ни было, само родиться оно не могло. И меня мучает один вопрос… Решающий ее судьбу, без преувеличения… Разумно ли она мыслящая? Просто… Ну, во-первых, крупная голова. У обычных лошадей мордочка вытянута, а глаза находятся чуть выше середины, таким образом, можно представить, что их мозг явно меньше человеческого. Но здесь! Череп почти как у людей. А у нее он, небось, по размерам и мой превышает… Хотя это вряд ли. Но если бы она все же думала, как люди, ну или как какие-нибудь пони, в чем я сомневаюсь, то можно объяснить такое схожее с человеческим лицо. Просто чтобы общаться. Общаться!
О, Боже! Да ведь такая пони могла быть и не в одном экземпляре! Возможно, кто-то сделал маленький табун… И этот табун может говорить! Он может общаться между собой, общаться с людьми, если это… возможно…
Господи, спаси меня от воображорства, дай мне разум! Какой табун? Чтобы такое сделать, биологам нужно трудиться лет пять, не меньше, а что бы такие технологии заявились раньше девяностых… Максимум, четыре экземпляра. Это если не было ошибок. А они всегда есть. Так что Звездочка – единственный экземпляр.
И я тоже. Единственный экземпляр чистого дурня. Редкой категории. Шибко у меня развернутая фантазия. К которой ума я не прикладываю. Разумно мыслящая маленькая единорожка. Хоть два последних слова я лично могу подтвердить, первые два – лишь под опиатом. Или какие там есть еще наркотики…
Стоит поспать. Глаза я держал некоторое время открытыми, да раззевался и закрыл. Сегодня нужно многое сделать… Ну, если она очнется…
А я очень на это надеюсь…
…Ах…
…Погодите, который час? Постойте… ДЕСЯТЬ?! Не может такого быть! Я же только глаза закрыл! Я… Я даже сна не видел! Ч-черт… Д-да как такое возможно?
Я только закрыл глаза, вздохнул, к-кажется, и тут – на тебе! Десять часов! Ну, не совсем десять, без четверти, но это почти как десять. Как такое возможно, понять не могу? Хотя… Сколько прошло для меня пустых ночей, а? Лег, закрыл глаза, думал-думал-думал, вдруг темнота, ты открываешь глаза – а в комнате уже свет. И после этих ночей я еще чему-то удивляюсь?
Может, и сейчас у меня нет никакого сна. Вот как! Было раньше только ночью, теперь и днем. Пустеет жизнь, ничего не поделаешь… Ох, ладно… Надо вставать, как я вчера говорил, денек будет плотный…
Погодите, а ее голова в какую сторону была повернута? В мою или нет? Она лежит, отвернув голову в сторону окна, однако тело было обращено ногами ко мне. А я и не помню, как она лежала… Что ж, хотя бы это хорошо. По крайней мере, забыл, что было до моего пустого сна.
А спина-то теперь сильно не жалуется. И того лучше, быстрее сделаю утренние дела, быстрее займусь делами более насущными.
Я потихоньку встал и выпрямился. От кого-то из наших, кажется, я слышал об упражнениях для спины. Необычных каких-то, с использованием полотенца… Ай. Ладно! Сделали вчера ошибку, больше не допустим. Разве что по-тя-нуться и можно…
Она зашевелилась. Голова чуть приподнялась над подушкой, но снова упала. Скоро очнется… Полежав пару секунд, голова снова предприняла попытку подняться, но получилось только перевернуть саму голову в мою сторону. Дрожащие веки. Совсем из сил выбилась.
Глаза, те самые милые, крупные глаза начали открываться… Ей-богу! Зрачки… Какие глаза, такие и зрачки. Большие и… черные. Глубокие черные… Челюсть от бессилия чуть свисла, а сейчас легонько поднималась. Странное пробуждение… Она открыла глаза. Она пустым взглядом ступора глядела в упор в стену. А потом медленно, прищуриваясь, перевела трудный взгляд на меня…
Я никогда этого не забуду. Ничего из этого. Каждая деталь этого странного момента, казавшегося для меня вступлением на Луну – маленькое движение взглядом для пони, огромная скорость взглядов для человека. А я действительно нервничал. Сначала прыгал глазами по деталям, пока не замер на ее взгляде. О, Боже…
Я углядел момент изменения. Сначала пустой, уставший, немощный взгляд, кое-как вытягивающий силы на движение, прищуренный в непривычке от такого яркого света, наверное. Медленно двигался ко мне. А потом… Она сначала будто не заметила меня, раскрыла глаза и снова прищурилась. Вдруг ее зрачки сузились. Притом, что меня больше всего ввело в ступор, и радужная оболочка тоже. Сузилась. Глаза уже перестали щуриться. Челюсть чуть отвисла, может, на нее энергии не хватает...
Черт, а я в трусах… Появляюсь таким перед… Особью женского пола, как-никак. Неприлично. Не этого ли она вдруг испугалась? А что, вполне может быть…
Почему испугалась? Да это за километр можно увидеть. Ее замедленная реакция вытягивала весь страх и ужас напоказ. Что стоит дрожь. Такой видимой дрожи я еще не видел. Она подрагивала… импульсивно, с перерывами. Вот те на, как кое-кто сказал бы…
И дыхание. Она задышала уже просто… просто… как после двухсотметровки быстрым бегом. Хотя нет, там не так задыхаются… Но здесь – вполне похоже. Кажется, будто она только из подводного плавания вышла. Глотает драгоценный воздух, хех. Но мне этот страх… уже не нравится…
Она, дотоле смотревшая на меня в упор этими парализованными страхом глазами, опустила взгляд и… как это сказать… начала предпринимать попытки к бегству…
Одеяло в области ног легонько зашевелилось, но единорожка сразу зажмурилась и зашипела от боли. Не надо так торопиться, ты сейчас себе что-нибудь да повредишь, плюс пару дней на выздоровление. Как я тебя буду отдавать? Потом одеяло начало морщиться выше, почти у границы, чуть приподнялось и медленно сменяло положение. Сама единорожка подрагивала, нет, уже почти полноценно дрожала. Еще усилие – и она… уронила копыта поверх одеяла.
Почему ты не разговариваешь? Я бы поинтересовался этим ходом. Вернее, его смыслом. Теперь твои передние ноги будут мерзнуть, а ты полностью устала! Молодец. Ох, что б меня…
Она еще минуту держала голову, а потом тоже в бессилии уронила ее. Она вздохнула, и мне не понравилось два звука, вернее, отсутствие одного и подозрительность другого: я так и не услышал ее голоса, а она бы издала какой-нибудь звук с ним, но все это время она только шипела и, не постыжусь этого слова, кряхтела. И этот хрип… С которым она сейчас вздохнула, этот. Он мне тоже не понравился. Постойте…
Воды! Как я мог забыть! Быстрее!..
Я побежал на кухню и взглядом опалил ее всю в поисках прозрачной жидкости. Так, стол с пакетом, забыл, что там, другой стол, такой же пустой, в холодильнике искать нечего, черт возьми, около стола ФЛЯГА ПУСТА! Да что мне так… Чайник! Точно, чайник! За сутки в нем должно было остынуть все. Так…
Я выхватил кружку, всегда поджидающую меня на случай опоздания, схватился за чайник и быстро, боясь, эм, опоздать, налил в кружку воды. Когда она наполнилась, я чуть ли не кинул чайник и, стараясь использовать законы физики в пользу скорости против гравитации, бегом вернулся в спальню.
Она закрыла глаза, но лишь на мгновение. Когда я забежал, она снова открыла их и, увидев в моих руках кружку, перевела глаза на меня. Господи… Господи!
Господи! Да я… Я никогда такого не видел… Этот взгляд… Да, взгляд… Где бы я мог такой увидеть? Взгляд, полный страха. Да, чистого страха, но не животного, готового в любой момент защищаться, несмотря на свои раны, нет. Этот страх непередаваем. Дрожащий взгляд, прыгающий по вещам в моем окружении и обратно на мои глаза. Жуть. Она… Она словно смотрит на все, чего я сейчас могу коснуться. Что я могу использовать. И смотрит в мои глаза. Не могу поверить, но она пытается их понять!
Проницательный взгляд. Правда. Ей-богу, нужно только прищуриться! Но она продолжает переводить взгляд. Сейчас она смотрит только на три вещи: я, кружка и моя свободная рука. И все время она смотрит на меня, как на… на… нет, я не могу этого сказать. Много вариантов.
Ох, что я вижу? Страх остался. Он никуда не мог уйти. Пришел ужас. Челюсть опускалась все ниже в бессилии от ужаса. Но не животного. Брови, которые вчера я так и не подметил, тихонько складывались домиком. Если бы не пара фактов, я бы подумал, что она пытается меня, как это сказать… замилить! Замиловать! Но брови не идут под эти маленькие зрачки и… Глаза…
Фиолетовые глаза… Суженые в ужасе. И они такие… такие холодные… Да, если подумать, холодные… Но как они дрожат! Как они уменьшились… А теперь кажется, будто холод отступает от всепоглощающих языков пламени, даже не стараясь держать свою территорию…
И снова глаза изменились. Я не знаю, сколько уже стою и гляжу на эти окулистические метаморфозы. Может, несколько минут, может, одну, а может, все произошло за пару секунд. Не имеет значение. Глаза.
Они наполнились кошмаром и… безысходностью. Я увидел боль, настоящую боль в начинающих сощуриваться от усталости веках, в зрачках, еще более сужающихся в предвидении собственной смерти, в… губах, начинавших искривляться еще и от ужаса. Все, все показывало ее беспомощность. Ее осознание беспомощности.
Я потряс головой, чтобы сбить этот навеянный моей же засматриваемостью гипноз, чем вызвал напряженность в ее взгляде. Она приготовилась. Надеюсь, как ты поняла свою близкую смерть, так же ты поймешь ее полное отсутствие. Во всяком случае, я с кружкой присел.
Голову поднять она больше не пыталась. Опустила взгляд очень низко, скрывая часть зрачка, и продолжала глядеть на меня. Я вздохнул и, опираясь, медленно поднес стакан к ее голове.
Недоверчивый взгляд? Нет, тут все доверие полностью пропало за одной только мыслью. Однако она уже больше не могла поднять голову от чистого бессилия, ну а пить лежа – плохая примета, знаете ли. Я сменил положение, оперевшись уже на спинку кровати, и одной рукой держал около ее головы стакан, а другую подкладывал под ее голову.
Кажется, безысходность начала брать свое. Она даже не пыталась как-то сопротивляться. Все, мол, попалась, смысла нет, пусть травят. Или о чем она подумала? Я даже не знаю. Я вообще не знаю, думает ли она. Точнее, сомневаюсь…
Я сразу почувствовал дрожь. Кошмарно-быстрое сердцебиение. Влажную и холодную шерстку. Боится – мало сказано. Была бы на пару десятков лет старше, не выдержало бы сердце. Но сейчас она здорова, я, тьфу-тьфу-тьфу, тоже, можно продолжать. Я легонько приподнял ее голову. Она напрягла шейные мышцы, мол, сама могу держать. Я медленно отвел руку и действительно, спокойно держит голову, не роняет. О чем-то это да говорит…
Я медленно поднес кружку к ее губам, но в них единорожка ее не приняла. Она поводила носом над водой и, явно получив результаты, закрыла глаза. Думает? Ну, животные ведь тоже думают, а она, может, обращает внутри себя какие-то процессы, или что-то вроде того. Откуда я знаю? На биолога забыл поступить, вот и проблемы…
Она вдруг попыталась поднять копыта. Напрягла все мышцы, и лицевые в том числе, и попыталась поднять копыта. Ага. Куда силы тратим? Лучше скорее думай. Но потом она начала делать какое-то странное движение. Она сощурилась, напрягла все лицо, вообще все, и медленно опускала рог. Так продолжалось пару секунд, за которые она только щурилась и будто пыталась прицелиться, чтобы толкнуть рогом кружку. Но все прошло – все черты лица распрямились, глаза тоже оставили попытки щуриться, и голова замерла в воздухе на мгновение…
Слава всему господнему, я так далеко руку не убирал. Подержав глаза некоторое время закрытыми, она ухватилась зубками за кружку и уронила голову. Я мгновенно ухватил ее и приподнял. Значит, изволили попить, да? Ну, что ж, наконец-то!
Глаза она не открывала. Я сделал ее голову чуть диагональной относительно кружки, а жидкость самой кружки начал медленно заливать ей в рот…
Пила. Да, пила. Спокойно пила, даже не держала жидкость некоторое время во рту, сразу глотала. Значит, больше никаких мыслей о разуме. Она хочет пить, и все тут. Ничего более.
Когда последняя капля упала на ее язык, она окончательно расслабила свою голову. Я аккуратно, словно держа корону, опустил ее на подушку и медленно вытащил руку. Сделав глубокий, чуть судорожный вздох, она повернула голову и размеренно задышала.
— Все, — вздохнул я…
Я сел рядом на кровать, поставив кружку рядом, и закрыл лицо руками. Черт. Мне все равно, сколько прошло времени. Следующие семь дней меня это вообще не будет волновать. Я увидел многое.
Вы хоть можете представить, что я испытал? Я был едва лучше единорожки. Хоть я и чувствовал себя ее, так сказать, властителем, каждый ее жест сидит у меня в голове. Я прямо все могу воспроизвести. На бумаге, на раз-два. Тьфу…
Ей-богу, я сам готов голову уронить. Лишь бы этого не вспоминать. У-ух… Что б меня…
Так. Ты мужик или нет? Ты ни разу не видел испуганных животных? Подумаешь, взгляд! Взгляд – то, чем и змеи загипнотизировать могут. А у этого животного явно механизм жалости. Молодец, салага, хотя бы сильно не поддавался… Теперь забудь об этом. Это было давно. Ты уже обо всем позабыл. Займись чем-нибудь.
Хорошая идея, дела так и прут в голову. Например, поправить ей одеяло, оно не сильно уж и взбровилось, но на нервы действует.
Я нагнулся над единорожкой и медленно, боясь ее разбудить, заложил копыта за одеяло, и накрыл им ее. Воспользовавшись случаем, я уткнулся носом ей в грудь… Секундная слабость. Однако какая она… мягкая… Почему я раньше не интересовался…
Погодите… Запах… Мне кажется, или это не запах моего Шампуня-Геля-для-Душа, честь отмыться которым единорожка вчера получила? Этот запах… Знакомый. И знаете ли… Будто из детства. Хоть я и сейчас его вспоминаю… Это… бумага…
Постойте, бумага?! Бумага?! Нет, нет, точно бумага? БУМАГА?! Ох, Господи… Бумага! Да что ж такое-то! Это чистый запах бумаги! Словно я старенькую книгу открыл… И да, этот блаженный аромат…
Откуда?! Бумага! На единороге! Судьба издевается надо мной… Бумага… Так, снова? Снова воображаем?
Стоп эмоциям, впускай в голову холод. Она пахнет бумагой. Почти книжной, да то уж там, она пахнет самой книгой. Из чего делается бумага? Из дерева. А теперь скажи, почему бы пони, гулявшей под жарой, не приложиться в теньке к прохладному деревцу? Тем более, если у нее есть хозяин, то по животным привычкам она могла прикладываться к одному и тому же дереву. Что здесь странного? Воображор.
Тогда нужно меньше думать. Итак, что мне осталось утрецом сделать? Во-первых, позавтракать и помыться, самое главное, потом… потом… потом…
Я перевел взгляд на единорожку, в особенности на лицо. Полностью умиротворенное. Надеюсь, так будет как можно дольше, мне не надо кошмаров… Вспомнил!
Раны! Точно! Как же я мог забыть? Помнится, там был один порез, необходимый к немедленному просмотру. Что ж, думаю, дела главноутренние подождут…
Эх, а зачем поправлял? Сейчас нещадно все порчу. Итак, все осталось на месте. Никто лейкопластырей не отрывал, бинты не трогал, шины не касался. Посмотрим…
С лейкопластырными ранками проблем просто не возникло. Я по очереди снял каждый и отметил, что почти все затянулись. Она вряд ли будет прыгать по снегу, поэтому новый я прикреплю только на одну ранку, на лице. Она, в принципе, тоже может самостоятельно залечится, но выглядит… Не совсем приятно. Мне жаль лейкопластыря? Лучше я залатаю, будет красивей, вылечится лучше, и все счастливы. Ну, «озелененные» ранки – просто загляденье для врача! Тоже скоро заживут, а теперь передо мной главная задача – порез.
Так, аккуратно развязываем, разматываем… Гм, марля кровью все же покрылась. Это плохо. Надеюсь, до гноя дело не дойдет…
У-ух… У меня сомнения. Порез не совсем уж глубокий, я его хорошо вчера обработал, не кровоточит, но есть у меня подозрения… Не знаю… Может, ее стоит зашить? Я даже не знаю! С одной стороны, регенерационные способности не должны дать спуску и этому, но с другой – я в этом лошадином организме не разбираюсь. Вдруг какая зараза? Лошадиная. И даже не сколько глядеть на ее мучения, сколько потом разбираться с хозяином… Если тот, конечно, найдется…
Ладно, куда я положил те вчерашние тряпки? Сейчас замотаем, и можно отправляться по делам… Так, значит, как все поскидал на диване, так и оставил? Ужас.
Снова берем марлю, снова складываем, снова поливаем перекисью водорода – я додумался прочитать название! Потом ополаскиваем новую тряпочку, выживаем, и все, как вчера – другой тряпкой обрабатываем порез, прикладываем сложенную марлю, поверх – тряпку, мою бывшую футболку, и забинтовываем. Готово!
Все! Снова укрываем, этот запах я в нос больше не пущу, и я свободен для дел утренних. И какое самое первое? ЗАВТРАКАТЬ!
Я пошел на кухню, размышляя, как приукрасить свой обычный завтрак – хлопья с чаем – и какие дела будут на этом дне. Наконец-то…