Темная и Белая жизнь
Акт 2.Глава 9 - Имя после которой идет наказания
Выйдя из артной, Арон прижался спиной к стене и сполз вниз. Он был настолько обескуражен изменившимся магистром, что не мог выйти из состояния шока. «Что это только что было?», мысленно спросил он. Раздумывая над этим, Арон совсем позабыл о счете времени, лишь первый удар колокола вернул его на землю и, поняв, что скоро начнутся занятия, мальчик встал, вернул мысли в нормальное русло и побежал на занятия.
Аудиторию магистра имен Иладина найти проще всего. Вывеска, висевшая сбоку, написанная крупными буквами, привлекала глаза, даже слепой смог бы увидеть «Сила Имен». Арон не был слепым и, увидев вывеску, вошел внутрь. Аудитория была практически пустой, всего насчитывалось не более десятка присутствующих. Либо этот предмет не самый популярный, либо что-то другое отталкивало учеников.
Арон сел за первый ряд, поближе к магистру, а остальные кто куда. Он осмотрелся и заметил для себя, что синевато-серая кобылка, похожая на Софию, сидела на четвертом ряду и увлечённо читала книгу. Фестрал хотел окликнуть её, но передумал отрывать читающую пегасочку. Он вернулся в свое привычное положение лицом к доске и стал ждать.
Колокол пробил снова, уже второй раз, говоря, что занятия начались. Магистра не было десять минут, потом двадцать, но только через полчаса открылась дверь. В зал вошел жеребец младше остальных магистров, по меньшей мере, на десяток лет. Чисто выбритый, с глубокими глазами, среднего роста, среднего сложения. Он лилового цвета, с темно-серого цвета хвостом. Кьютимарка – четыре элемента стихий кружатся вместе.
Иладин был земнопони, он осмотрел своим хитрым взглядом аудиторию, потом взял мел и начал быстро выписывать на доске имена.
— Прежде чем мы начнем, вам следует уяснить себе несколько правил, — сказал он без какого-либо вступления, даже не извинившись за опоздание. — Во-первых, вы должны делать все, как я говорю. Вы должны стараться изо всех сил, даже если не понимаете, зачем это надо. Вопросы задавать можно, но потом. Я сказал — вы сделали.
Он окинул присутствующих взглядом.
— Ясно?
Все кивнули и промычали что-то утвердительное.
— Во-вторых, вы должны безоговорочно верить мне, когда я говорю вам про некоторые вещи. Кое-что из того, что я вам говорю, может и не быть правдой, но вы все равно должны в это верить, пока я не скажу вам, что можно думать иначе.
Он снова окинул их взглядом.
— Поняли?
Арон мимоходом спросил себя, каждую ли лекцию он будет начинать таким образом. Иладин обратил внимание, что фестрал не спешит соглашается с ним, и раздраженно уставился на него.
— Самое трудное еще впереди! — сообщил он.
— Я постараюсь сделать все, что в моих силах, — ответил Арон.
— С подобными ответами из вас выйдет превосходный адвокат, — ехидно заметил он. — Стараться не надо, надо просто делать, и все.
Фестрал кивнул. Это его, похоже, успокоило, и он снова обратился ко всей группе:
— Вам следует запомнить две вещи. Во-первых, наши имена определяют то, какими мы будем, а мы, в свою очередь, определяем то, какими будут наши имена.
Он остановился и взглянул на них.
— И, во-вторых, простейшее из имен настолько сложно, что вашему разуму не дано даже охватить его границы, не говоря уж о том, чтобы постичь его настолько, чтобы произнести.
Повисло молчание. Иладин выжидал, глядя на них.
Наконец один из учеников схватил наживку.
— Но если это так, как пони вообще может сделаться именователем?
— Хороший вопрос, — сказал Иладин. — Самый очевидный ответ — это невозможно. Что даже простейшее из имен выходит за пределы наших возможностей.
Он поднял копыта.
— Не забывайте, речь идет не о тех малых именах, которые мы употребляем в обыденной жизни. Не о названиях, таких как «дерево», «огонь» или «камень». Я говорю о другом, — он достал из под стола речную гальку, темную и гладкую.
— Опишите мне форму этого камня во всех подробностях. Расскажите мне о тяжести и давлении, которые сформировали его из песка и ила. Поведайте о том, как он отражает свет. Как мир притягивает к себе его массу, как подхватывает его ветер, если подбросить его в воздух. Расскажите, как следы железа, присутствующие в нем, откликаются на зов. Все это и еще сотня тысяч деталей и составляют имя этого камня, — он протянул им его на копыта.
— Вот этого маленького, простенького камушка, — Иладин опустил копыто и взглянул на них.
— Теперь видите, насколько сложна даже эта простая вещь? Если бы вы потратили целый месяц на изучение этой гальки, быть может, вы бы узнали о ней достаточно, чтобы очертить внешние границы его имени. А может быть, и нет. Вот суть проблемы, с которой сталкивается именователь. Мы должны понять то, что недоступно нашему пониманию. Как же это сделать?
Он не стал дожидаться ответа. Вместо этого просто взял часть той бумаги, которую принес с собой, и раздал каждому из них по нескольку листков.
— Через пятнадцать минут я брошу этот камень. Я стану вот тут, — он поставил ноги, — лицом туда.
Магистр расправил плечи.
— Я брошу его снизу вверх с силой примерно в три хвата. Я прошу вас рассчитать, куда именно он полетит, с тем, чтобы вы могли в нужный момент подставить копыта и поймать этот камень.
Иладин положил гальку на стол.
— Приступайте!
Арон добросовестно взялся за дело. Он чертил треугольники и дуги, считал и выводил формулы, которых не помнил наизусть. Вскоре он отчаялся, придя к выводу, что задача не имеет решения. Слишком много неизвестных, слишком многое рассчитать было просто невозможно.
После того, как ребята минут пять промучились в одиночку, Иладин предложил им поработать в группе. Тут Арон впервые обнаружил, насколько София талантлива в расчетах. Её вычисления были настолько серьезнее его, что он даже не понимал большей части того, что она пишет.
Они всемером дискутировали, спорили, пробовали, терпели неудачу, пробовали снова. К тому времени, как миновало пятнадцать минут, отчаялись все.
Иладин окинул их взглядом.
— Ну, что скажете?
Некоторые из жеребят попытались было дать приблизительный ответ или наиболее точную догадку, но Иладин жестом заставил их замолчать.
— Что вы можете сказать точно?
После небольшой паузы София ответила:
— Мы не знаем, куда упадет камень.
Иладин одобрительно затопал копытами.
— Отлично! Да, ответ верный. Теперь смотрите! — он подошел к двери и высунул голову в коридор.
— Генри! — окликнул кого-то магистр. — Да-да, ты. Поди-ка сюда на секундочку.
Он отступил от двери и впустил в аудиторию одного из посыльных Кирдана, парнишку лет шести.
Иладин отошел на несколько шагов и повернулся лицом к мальчику. Он расправил плечи и улыбнулся безумной улыбкой.
— Лови! — воскликнул он и кинул мальчишке камень.
Удивленный жеребенок поймал камень налету.
Иладин разразился бурными аплодисментами, потом поздравил ошеломленного мальчика, отобрал у него камень и выпроводил того за дверь.
Магистр снова обернулся к аудитории.
— Ну вот, — сказал Иладин. — Как же он это сделал? Как он сумел в один миг рассчитать то, чего десять блестящих членов академии не сумели вычислить за четверть часа? Быть может, он разбирается в геометрии лучше, чем София? Или считает проворнее, чем Юреш? Быть может, стоит его вернуть и сделать Адептом?
Они рассмеялись и почувствовали себя спокойнее.
— Я что хочу показать. У каждого из нас есть разум, который мы используем для своих сознательных поступков. Но есть и другой разум, спящий. И он настолько могуч, что спящий разум шестилетнего мальчонка способен в секунду осуществить то, чего бодрствующий разум студентов не может сделать за пятнадцать минут.
Он широко развел копытами.
— Ваш спящий разум достаточно обширен и неизведан, чтобы вместить имена вещей. Я это знаю потому, что временами это знание прорывается на поверхность. Инисса произнесла имя железа. Ее бодрствующий разум этого имени не знает, но ее спящий разум мудрее. Нечто внутри Софии понимает имя камня.
Иладин указал на Арона.
— Арон знает имя ветра. Если верить тому, что пишут давно умершие мудрецы, его путь наиболее традиционный. Именно имя ветра искали и ловили те, кто стремился стать именователями много лет назад, когда здесь этому учили. Шесть лет назад к нам пришла гостья из дальней страны и обучила нескольких избранных именам. Но этого оказалось мало, чтобы достичь и использовать их нужны годы, но у нас другого не было. Поэтому я отправился с гостьей и пять лет обучался. Вернувшись, я могу использовать имена и чувствовать кто на что способен, — он ненадолго умолк и пристально посмотрел на ребят, сложив копыта на груди. — Я хочу, чтобы каждый из вас подумал о том, какое имя вам хотелось бы обрести. Это должно быть скромное имя. Нечто простое: железо или огонь, ветер или вода, дерево или камень. Нечто, с чем вы ощущаете родство.
Иладин подошел к большой доске, висящей на стене, и принялся писать список названий. Почерк у него был на удивление аккуратный.
— Вот необходимые книги, — сказал он. — Прочитайте хотя бы одну из них.
Через некоторое время один из учащихся поднял копыто, но потом сообразил, что это бесполезно — Иладин по-прежнему стоял к ним спиной.
— Магистр Иладин, — осторожно спросила София, — а которую из них нам нужно прочесть?
Он оглянулся через плечо, ни на миг не прекращая писать.
— Да какая разница? — сказал он, явно раздраженный. — Возьмите какую-нибудь. А остальные пробегите по диагонали. Посмотрите картинки. Понюхайте их, в конце концов, — и снова отвернулся к доске.
Они переглянулись. Тишину нарушал только стук мела.
— Но какая из них наиболее важная? — спросил Арон.
Иладин с отвращением фыркнул.
— Не знаю! — ответил он. — Я их не читал.
Он написал на доске «Эр Станес Волке» и обвел название кружочком.
— А насчет этой я даже не уверен, есть ли она в архивах, — магистр пометил ее вопросительным знаком и продолжал писать.
— Вот что я вам скажу. В «книгах» ни одной из них точно нет. Я нарочно в этом убедился. Вам придется разыскивать их в хранилище. Вам нужно будет их заслужить.
Он дописал последнее название, отступил на шаг и кивнул самому себе. Всего в списке было двадцать книг. Три из них он пометил звездочками, еще две подчеркнул, а глядя на последнее название, сделал печальную гримасу...
И вдруг удалился, вышел из аудитории, не сказав на прощанье ни единого слова, оставив их размышлять над природой имен и гадать, во что же они такое вляпались.
Закончив писать, Арон знал, чем займётся вечером в архивах. Он убрал пергамент и направился к выходу, не смотря на то, что колокол ещё не ударил, говоря об окончании занятия. Но так как магистр удалился, получается, что у него есть время на обдумывания всего произошедшего.
Прямо перед ним появилась София с улыбкой на мордочке.
— Ну, привет, я даже не могла подумать, что ты запишешься на занятия именователя. Это, по секрету скажу, самый трудный и запутанный предмет. Ну что, куда теперь путь держишь? – кокетливо спросила она, поравнявшись с жеребенком.
Арону стало немного неудобно, и его выдали слегка покрасневшие щечки. Он прикрыл правую сторону лица шевелюрой, скрываясь от взора Софии.
— Направляюсь к магистру Менелтору. Мое последнее занятия у него, – ответил робко мальчик, смотря под ноги.
— Арон, ты меня все больше удивляешь, даже не знаю, что и сказать. Как думаешь, это совпадения или судьба. Я тоже к нему направляюсь, сегодня у него теоретическая часть, будь внимателен. Я слышала это от магистра Арвэна. Он как-то намекнул на это сегодня, сказав, что подобные вопросы будут на экзамене, – предупредила она мальчика с улыбкой на лице, пытаясь посмотреть на него, но мешала челка.
Она решила схитрить, отойдя подальше на взмах крылышек. София несколько раз помахала ими. Челка Арона приподнялась, открывая мордочку. Кобылка была удивлена увиденным, она раньше не замечала повязку на левом глазу, ей даже удалось разглядеть шрам, начинающийся от брови и заканчивающийся около щеки. Арон понял это и копытом опустил гриву назад.
— Я раньше не замечала повязки на твоем глазу. Откуда она у тебя, и этот шрам? – полюбопытствовала кобылка, подойдя к фестралу с другой стороны, пытаясь снова рассмотреть.
Он покачал головой.
– Прости, не могу сказать.
— Это больно для тебя? – начала она догадываться.
Арон кивнул и молча ушел.
— Прости, – сказала девочка, догнав фестрала.
Остальной путь до аудитории магистра Менелтора прошел в тишине. Оказавшись внутри, кобылка села на верхний ряд, она хотела подвинуться, чтобы Арон сел рядом, но он спустился ниже. Сел на первом ряду, где никого не было, достал пергамент и перо с чернилами, которые предлагались каждому учащемуся у входа. Он закрыл свою мордочку копытами и уложил голову на стол.
В аудиторию влетел магистр и в полете осмотрел вес класс. Он, кажется, был доволен увиденным. Народу сидело много и это его радовало, потому что магистр не любил, когда зал пустовал. Он считал, что обязан, каждого пегаса обучить всему, что знает сам. Но как это сделать, когда половина учеников либо прогуливают, либо записываются на другие занятия. Вместо того, чтобы пойти для начала на его. Бывало вообще уйдут в артную, и целыми днями пропадают там.
Это очень сильно не нравилось Менелтору, поэтому он решил сделать свой предмет последним в списке занятий, чтобы ученики могли побывать сначала на других занятиях, и потом прийти на его. Магистры других факультетов не любили быть последними, они всегда старались преподавать свои предметы с восьми часов и до двух дня. Никому не хотелось обучать усталых учеников, которым в одно ухо влетает, а в другое вылетает.
Но занятия по обучению полету было совсем другое, там было больше практики и меньше теории. Поэтому это был большой плюс для Менелтора и для самих учеников. Тема сегодняшнего занятия *Откуда берутся облака*.
Лекция длилась не так долго, Арон узнал многое. Например, что существует город, состоящий из облаков, и называется Клаудсдейл. Это столица пегасов, куда может прийти любой крылатый пегас и осмотреть достопримечательности. В этом городе находится фабрика по созданию облаков, снега, бурь и т.п. Это великолепное место, в котором должен побывать каждый пегас.
После начались практические занятия, магистр любил сам полетать и показывал всем трюки на небе. Некоторые способные могли сразу повторить его трюк, а тем, кто был слабее, приходилось повторять и повторять, пока не получится. Он показывал специальные упражнения для крыльев, из-за чего они становились крепче и сильнее.
Но были и те, которые вообще не приступали к полётам. И это был Арон, он не мог летать из-за своих необычных крыльев. Они с магистром вместе решили скрыть правду от академии про его крылья, чтобы обезопасить самого мальчика. Магистр заметил, что Арон повесил нос, он сидел на скамейке и смотрел на землю. Вдруг он подозвал к себе одного из учеников, показал на жеребенка и после продолжил дальше обучать пегасов.
Через каких-то пару секунд Арон поднял голову и увидел перед собой Софию. Она, надувши губки, смотрела на фестрала.
— Арон, в чем дело, почему ты не летаешь как все? Тебе что, нужно отдельное приглашение? – спросила девочка, глядя на Арона сверху вниз.
Он захлопал глазами, не понимая, что София тут делает. Но сообразив, что нужно быстро придумать ответ на её вопрос, ответил просто:
– Прости, не могу, крыло сильно ноет.
— Да ты что, крыло у него ноет, а у меня что, нет? Вытаскивает меня из группы магистр и говорит, чтобы я помогла тебе, но ничего не объясняет. И тут выясняется, у него крыло ноет. Давай вставай и полетели, а то бегать заставлю тебя, — прищурившись она посмотрела на него.
Мальчик только отрицательно покачал головой.
– Нет.
– Ну, всё, сам напросился, — она подлетела за спину Арона и отвесила такой пинок, что мальчик упал.
Это жеребенку не понравилось, он повалился лицом на землю. Его рот был заполнен песком, он выплюнул все содержимое рта и услышал задорный смех пегаски. Разозлившись, он повернулся. Только по одному выражению его мордочки можно было прочитать, что девочке конец. Увидев это, она взвизгнула и начала убегать. Решив не отставать, Арон помчался следом. Колокол прозвенел в академии, предвещавший об окончании последних занятий. Все пегасы увидели, как кобылка убегала от серого фестрала к выходу. Со стороны было видно, что ей это нравилось, но вот самому преследователю казалось, что она испугалась и убегает со страху.
Магистр Менелтор, наблюдавший за всей картиной, широко улыбался. Перед тем, как все ушли, Менелтор дал домашнее задания прочитать книгу историй города Клаудсдейл и дал написать про него пять тысяч слов.
— Что, устал? Че как улитка плетёшься за мной. Я думала повеселиться ещё, – издевательски подначивала она мальчика.
Арон уже выдохся, а вот она нет. Она чередовала полет и бег давая сначала ногам отдых, а после крыльям. Поэтому сейчас девочка чувствует себя совершенно нормально, в отличие от задыхающегося жеребёнка.
— Так… не… честно… ты… жульничала… — критиковал он кобылку.
— Нет, я не жульничала, у тебя тоже есть крылья и ты тоже мог так делать. Так что, это было честно, – оправдалась она, невозмутимо подняв мордочку верх.
Арон взглянул на часы и увидел, что через час начнется его наказания. Он посмотрел на кобылку, развернулся к ней спиной и направился к месту наказания. Кобылка не поняла его жеста и решительно подлетела ближе.
— Арон, ты что, обиделся на меня. Я пошутила, извини за этот пинок. Просто магистр попросил меня тебя чем-то занять, а как кроме этого я не смогла ничего быстро придумать, – виновато сказало она.
Он покачал головой.
– Все нормально, я уже понял, что это дело копыт магистра. Спасибо что провела несколько часов со мной. Но мне нужно идти, прошу не ходи за мной, – после он ускорил шаг, отрываясь от кобылки. Она остановилась на месте и стала провожать его взглядом.
Арон, перед приходом к месту наказания, решил поискать в саду интересное растение «налрут», так как его листья помогут. Найдя, он сразу съел двойную дозу и только тогда уже пошел отрабатывать наказание. Открыв дверь, ведущую во двор, он был озадачен увиденным. В центре стоял столб для наказаний, а под ним каменная скамья. Вокруг слонялось около сотни студентов, придавая дворику странно праздничную атмосферу.
Мальчик почувствовал на себе тяжесть взглядов толпы. "Сколько здесь собралось? Две сотни? Три?", думал он. По достижении определенного количества, число теряет значение и остается лишь безликая масса.
Идя к столбу, он ощутил, как начал действовать налрут. Арон вдруг почувствовал себя совершенно проснувшимся, а все вокруг стало почти болезненно ярким. Когда жеребенок дошел до середины двора, время словно замедлилось. Копыта наступали на камни, поднимая маленькие облачка пыли. Арон ощущал, как дыхание ветерка охлаждает лопатки. На секунду показалось, что если он вдруг захочет, то сможет пересчитать все лица вокруг, как цветы на лугу.
Он не заметил в толпе никого из магистров, кроме Таонны. Она стояла около столба, в своем самодовольстве похожая на змею. Копыта Таонна сложила перед собой, позволив черную магистерскую мантии свободно свисать по сторонам. Когда она поймала его взгляд, ее рот изогнулся в победной ухмылке, которая, Арон знал, предназначалась ему.
Ответил мальчик лишь широкой уверенной улыбкой, а затем отвернулся, словно он не имел к ней никакого отношения.
Потом Арон оказался у столба и услышал, как кто-то что-то зачитывает, но слова были для него только призрачным жужжанием. Он снял жилет и положил его на спинку каменной скамьи у подножия столба. Тот, кто зачитывал, обратился к Арону.
— Тебе не обязательно снимать жилет. Он немного защитит от боли.
— Я не собираюсь его портить, — ответил мальчик.
Читающий бросил на него странный взгляд, затем пожал плечами и пропустил веревку через кольцо наверху.
— Давай копыта.
Арон бесстрастно посмотрел на него.
— Вам не стоит беспокоиться, что я убегу, — спокойным голосом произнес мальчик.
— Это чтобы ты не упал, если потеряешь сознание.
Арон смерил его жестким взглядом.
— Если я потеряю сознание, можете делать, что хотите, — твердо сказал фестрал. — До этого, я привязан не буду.
Что-то в его голосе заставило жеребца остановиться. Он не стал спорить, а Арон, тем временем, залез на каменную скамью под столбом, вытянулся, чтобы достать до железного кольца, и крепко просунув ухватился за него обеими копытами. Оно было гладкое и холодное, и это его странно успокоило. Он сосредоточился на кольце, погружаясь в «каменное сердце». Но его не оставили в покое. Тот, кто читал приговор, взял крылья и закрепил их на животе, не давая пострадать. Арон не стал ничего говорить, он продолжал погружаться в «каменное сердце»
Мальчик услышал, как пони отодвигаются от основания столба. Потом толпа утихла. Не слышалось ни звука, кроме тихого свиста и щелчка кнута, проверяемого за его спиной. С большим облегчением он узнал, что его выпорют одинарным кнутом, потому что в городе он видел ужасное кровавое месиво, в которое может превратить жеребячью спину шестихвостая плетка.
Внезапно тишина стала еще глубже. Затем, прежде чем он успел подготовиться, раздался более резкий щелчок, чем предыдущий. На его спине загорелась полоса тусклого красного огня.
Арон стиснул зубы. Но это было не так плохо, как он предполагал. Даже с предпринятыми им предосторожностями, пегас ожидал более острой, лютой боли.
Затем пришел второй удар. Его треск был громче, но Арон услышал больше телом, чем ушами. Он почувствовал странную слабину в спине и задержал дыхание, понимая, что кожа разорвана и идет кровь. Все на секунду стало красным, и он прислонился к грубому просмоленному дереву столба.
Третий удар пришел раньше, чем Арон успел приготовиться. Он лизнул левое плечо и разорвал почти всю спину до левого бедра. Арон стиснул зубы, не желая издать хоть какой-нибудь звук. Глаза он держал открытыми, и мир перед ним почернел по краям на мгновение, прежде чем вернуться к прежней яркости.
Затем, не обращая внимания на жжение в спине, он поставил ноги на скамью и убрал копыта с кольца. Подскочил юноша, словно ожидая, что его придется подхватить. Арон бросил на того уничтожающий взгляд, и он отпрянул. Пегас подхватил жилет, аккуратно повесил на шею и покинул двор, не оглядываясь на притихшую толпу вокруг.
В глубинах медики.
— Могло быть хуже, это точно, — осматривал его магистра Арвэн, он сегодня, как никогда, был серьезный. — Однако я-то надеялся, что тебя просто слегка побьют. Но тут тебя отделали серьезно.
Арон сидел на краю длинного стола в глубине медики. Арвэн мягко ощупывал его спину, продолжая болтать:
— Но, как я уже говорил, могло быть хуже. Два разреза, и идут они — просто нельзя лучше. Чистые, неглубокие и прямые. Если будешь делать все, что я скажу, у тебя не останется ничего, кроме гладких серебристых шрамов, чтобы хвастать храбростью перед дамами.
Он встал рядом и восторженно поднял белые брови над круглыми ободками очков. Выражение его лица вызвало у фестрала улыбку.
Арвэн повернулся к юноше, стоявшему около двери.
— Иди и вызови следующего практиканта в списке. Скажи только, что надо принести все необходимое для обработки прямого неглубокого разреза.
Юноша повернулся и убежал, его шаги затихли в отдалении.
— Ты послужишь прекрасным практическим пособием для одного из моих практикантов. Ты даже знаком с ней, — жизнерадостно сообщил Арвэн. — Разрез у тебя хороший и прямой, с небольшой вероятностью осложнений, но это уже не по твоей вине. — Он потыкал кончиком копыта в его грудь и цокнул языком. — Одни кости и немного упаковки. Для нашей работы проще, когда больше мясца. Но, — пожал он плечами, подняв их к самым ушам, — не всегда все идеально.
Арвэн посмотрел на него, словно ожидая ответа. Арон серьезно кивнул.
Это, казалось, его удовлетворило, и улыбка с прищуром возвратилась. Он повернулся и открыл шкаф, стоящий у одной из стен.
— Дай мне всего минутку, и я успокою жжение, которое идет у тебя по всей спине.
Он звякнул бутылочками, роясь на полках.
— Все в порядке, магистр Арвэн, — стоически ответствовал Арон. — Вы можете зашивать меня прямо так.
Он молча отошел от шкафа и подошел к нему. Глянул пристально ему в глаз. Потом поднял копыто и оттянул одно веко.
— Посмотри вверх, — сказал он врачебным тоном.
Нахмурившись от того, что увидел, Арвэн взял его копыта, сильно нажал на кончик и внимательно наблюдал секунду-другую. Его хмурость усугубилась, когда он, придвинувшись, взял его за подбородок, открыл рот и понюхал.
— Тенназин? — спросил он и сам себе ответил: Нет, конечно, налрут. Я, наверное, старею, раз не заметил раньше. Это также объясняет, почему ты не залил кровью весь мой красивый чистый стол, — он сурово посмотрел на него. — Сколько?
Арон не видел смысла сопротивляться.
— Четыре листа.
Арвэн помолчал немного, затем посмотрел на пегаса. Через секунду он снял очки и яростно протер их. Водрузив их обратно, магистр посмотрел ему прямо в глаза:
— Нет ничего удивительного в том, что мальчик, боящийся порки, накачивается перед ней лекарствами, — он внимательно посмотрел на Арона. — Но почему если он так боится, то снимает жилетку перед поркой? — Арвэн снова нахмурился: ты мне это объяснишь. Если ты лгал раньше, признайся, и все будет хорошо. Я знаю, как мальчишки любят сочинять дурацкие сказки.
Его глаза поблескивали за стеклами очков.
— Но если ты сейчас солжешь, то ни я, ни кто-либо из моих ребят не будут зашивать тебя. Мне не лгут, — он скрестил копыта на груди. — Ну. Объясняй. Я не понимаю, что происходит. А этого я не люблю больше всего на свете.
Последнее спасение — правда.
— Я учился у разных пони, они рассказывали, какие травы можно есть и что помогает, — объяснил он. — Когда мне пришлось жить на улицах города, я лечил себя сам, — он указал на копыто, где было рубец. — Сегодня я не надел жилет, потому что у меня он всего один.
— А налрут? — спросил Арвэн.
Он вздохнул.
— Я не вписываюсь в общие рамки, сэр. Я младше всех, и пони думают, что мне здесь не место. Я многих огорчил тем, что так быстро попал в студенты. И я умудрился настроить против себя магистра Таонну. Эти студенты и Таонна с друзьями — все они наблюдают за мной, ожидая малейшего признака слабости, — Арон перевел дух.
— Я принял налрут, потому что не хотел потерять сознание. Мне нужно было показать им, что они не могут причинить мне боль. Насколько я знаю, лучший способ оставаться в безопасности — это заставить врагов думать, что они не могут причинить тебе боль.
Все сказанное звучало довольно неуклюже, но было правдой. Арон ответил магистру медицины вызывающим взглядом.
Наступило долгое молчание. Арвэн смотрел на мальчика. Его глаза немного сузились за очками, словно он пытался что-то разглядеть внутри него. Потом он снова потер верхнюю губу копытом.
— Наверное, если бы я был старше, — медленно произнес он так тихо, словно говорил сам с собой, — я бы сказал, что ты выставляешь себя на посмешище. Что другие студенты — взрослые пони, а не вздорные драчливые мальчишки.
Арвэн снова помолчал, все так же рассеянно теребя губу. Затем его глаза заискрились морщинками по краям — он улыбнулся.
— Но я не настолько стар. Хм! Пока нет. Даже наполовину. Всякий, кто думает, что мальчишки невинны и милы, никогда сам не был мальчишкой или позабыл об этом. А тот, кто думает, что пони не бывают жестоки и не причиняют друг другу боль, вряд ли часто выходит из дома. И уж конечно, он никогда не был медиком. Мы видим последствия жестокости чаще, чем кто-либо.
Прежде чем Арон успел ответить, он сказал:
— Закрой рот, Арон, или я почувствую себя обязанным влить в него какое-нибудь сильное тонизирующее. Ага, вот она и пришла, — последнее было сказано про студентку, появившуюся в комнате. К его удивлению, это оказалась знакомая кобылка.
— А, София Кар, — обрадовался Арвэн, все следы их серьезной беседы исчезли с его лица. — Вы слышали, что у вашего пациента два прямых чистых пореза. Что вы принесли, чтобы исправить ситуацию?
— Прокипяченный лен, крючковую иглу, нитку из кишки, спирт и йод, — решительно сказала кобылка
— Что? — возмутился Арвэн. — Никакой магии?
— Нет, — ответила она, побледнев еще больше.
— А почему нет?
София поколебалась:
— Потому что она мне не нужна, – девочка неуверенно взглянула на учителя.
Арвэн выглядел довольным:
— Да. Конечно, она вам не нужна. Очень хорошо. Вы мыли копыта перед тем, как пришли сюда?
София кивнула, мотнув длинной пепельной гривой.
— Тогда вы зря потратили время и силы, — строго сказал Арвэн. — Подумайте обо всех болезнетворных бактериях, которых насобирали, пока шли сюда подлинному коридору. Вымойте копыта еще раз, и начнем.
С привычной тщательной быстротой кобылка вымыла копыта в ближайшей раковине. Арвэн уложил пегаса на стол лицом вниз.
— Пациенту дали притупляющее? — спросила она. Хотя он не мог видеть ее лица, но услышал в голосе тень сомнения.
— Анестезию, — поправил Арвэн. — У вас хороший глаз на детали, София. Нет, не давали. Итак, что вы будете делать, если Арон уверяет вас, что ему никакие лекарства не нужны? Он заявляет, что у него самоконтроль как прут из рамстонской стали, и он не станет дергаться, когда вы будете его зашивать.
Тон Арвэна был серьезным, но мальчик мог уловить намек на усмешку, прячущийся в его словах.
София посмотрела на него, затем снова на Арвэна.
— Я скажу ему, чтобы не придуривался, — ответила она после короткой паузы.
— А если он упорствует в своих заявлениях?
Последовала более долгая пауза.
— Он не кажется истекающим кровью, так что я приступлю. Я также объясню ему, что если он будет слишком сильно дергаться, то я привяжу его к столу и буду лечить, как считаю нужным для его благополучия.
— Хм, — Арвэн казался слегка удивленным ее ответом. — Да. Очень хорошо. Итак, Арон, вы все еще желаете отказаться от обезболивания?
— Спасибо, — вежливо ответил он. — Мне не нужно.
— Прекрасно, — сказала София, словно он подписал себе приговор. — Во-первых, мы прочистим и стерилизуем рану.
Спирт жег, но это было самое худшее из всей процедуры. Арон постарался максимально расслабиться, слушая, как София объясняет свои действия по мере выполнения. Арвэн выдавал непрерывный поток комментариев и советов. Арон занял свой разум другими мыслями и постарался не дергаться от сглаженных налрутом уколов иглы.
София быстро закончила и принялась перевязывать его с восхитительным проворством. Пока она помогала ему сесть и обвязывала льняной тканью, Арон задавался вопросом, почему она здесь.
София завязывала последние узлы на его спине, когда Арон почувствовал легкое, как перышко, прикосновение к плечу, почти неощутимое сквозь налрут, оглушавший его.
— У него прекрасная шерсть, — услышал он задумчивые слова Софии, вероятно, обращенные к Арвэн.
— София! — сурово сказал Арвэн. — Такие комментарии не профессиональны. Я удивлен вашей бестактностью.
— Я говорила о шраме, который получится, — язвительно возразила София. — Полагаю, останется не больше чем бледная линия, при условии, что он сможет сохранить в целости шов.
— Хм, — сказал Арвэн. — Да, конечно. А как ему этого избежать?
София обошла стол и встала перед парнем.
— Избегать движений вроде этого, — она вытянула копыта перед собой, — или этого, — и подняла их высоко над головой. — Избегать слишком быстрых движений любого рода: бег, прыжки, лазанье. Повязку можно будет снять через два дня. Не мочи ее.
Она повернулась к Арвэн.
Он кивнул:
— Очень хорошо, студент. Вы свободны.
Он посмотрел на практикантку, молча наблюдавшую за процедурой.
— Если кто-нибудь спросит, я буду в своем кабинете.
Через мгновение Арвэн вышел, оставив Софию и Арона наедине.
Продолжение следует.