Влекомые роком
Пролог
«The light and the darkness – come between us»
(«Свет и тьма – пролегли между нами»)
Annihilator, «In the blood» («В крови»)
«We all know
We all know, no need to remind us
We all know
We all know, but won't connect the dots
We all know
We all know, locked away inside us
We are dying for tomorrow, we are living for today»
(«Знаем все,
Знаем все, не напоминай нам
Знаем все,
Знаем все, обдумать не спешим
Знаем все,
Знаем все, гоним глубже в память
Мы умрём когда-то завтра,
Но ведь живы мы сейчас»)
Ayreon, «Connect the dots» («Соединяя точки»)
Вселенная непредставимо огромна и столь же прекрасна – говорю вам как знаток немалой её части. Но когда шагаешь через множество миров, со скукой глядя вокруг себя, это как-то не замечается: то там, то сям что-то крутится, клубится, вспыхивает, нарождается в утробе мироздания, закаляется в горниле реальности, умирает в корчах... Красо́ты присутствуют, и в другое время ты с удовольствием воздал бы им должное, но твоя целеустремлённая деловитость обычно не позволяет насладиться ими. Мураши-смертные сбиваются в стаи и азартно бегают друг за другом, от тебя или за тобой – только и следи, как бы не прихлопнуть их подошвой. Заденешь что-нибудь ненароком – возможно, увидишь красочный взрыв или другую зрелищную катастрофу. Но в остальном твоя поступь исполнена рутины и обыденности: прибыл, осторожно пошарил кругом себя, пока не нашёл «место силы», заученным жестом открыл портал и шагнул в новую реальность, внутрь следующего пузырька в пене вселенной. Иногда, для разнообразия, можешь прокатиться туда на всеразрушающем смерче, пролиться где-нибудь огненным дождём или подняться из тёмного кружения парящих гор новорождённым пиком. Впрочем, и такое быстро надоедает.
Иное дело – если тебя преследуют. Ещё хуже – когда преследуют силы, бо́льшие, чем ты сам. Это – беда...
Делать нечего – бегу, спасаюсь. Загребаю лапами зелёные сумерки, стряхиваю на землю колючее крошево зарниц, развожу в стороны стаи комет – не мешать, хвостатые! Останавливаюсь и слушаю: как там мои преследователи? Шебуршат на отдалении, Тартар их забери!
«Остановись и покорись!»
А вот – щазз!
Крушу многослойную завесу из ржавых металлических ферм, протыкаю собой семью семь пластиковых небес, хватаюсь за тугую пружину «волчка» из вложенных друг в друга мирков. Закружим и отпустим – пускай путается под ногами у охотников за мной! Вжик, вжик, вж-ж-жик! Лечу далеко-далеко и опять слушаю погоню: топают где-то, заразы, аж звёзды трясутся!
«Не утяжеляй свою участь!»
Как страшно! Прибавите к возу моих проступков маленькую тележку? Ой, боюсь-боюсь-боюсь!
Являюсь чернее ночи в страну вечных снегов, яростной пургой пролетаю над тёмной безвидностью лавовых полей, бесплотным разбиваюсь об исполинские скалы, тяжёлым камнем обрушиваюсь на дно миров, лишённых тверди… Реальность пружинит подо мной, точно матрац. Я подскакиваю, как мячик, возношусь выше всех горизонтов и снова превращаюсь в одно большое ухо: те, кто твёрдо вознамерился изловить меня, ещё не рядом, но уже свищут с чёрных небес, невидимыми стервятниками кружат в вышине. Виток, другой – и окажутся здесь. Но пока они в пути, нырну-ка я поглубже. Пускай ищут меня в бездонном омуте миров.
«Не заставляй нас гневаться!»
Иначе что? Вы в ярости раздавите какой-нибудь мирок, а потом взвалите на меня ещё и это? Лицемеры!
Занавеси из саванов расходятся передо мной, открывая бескрайнее кладбище. Земли не видно под слоем выбеленных костей, повсюду высятся чьи-то исполинские остовы. Стаи воющих призраков рассекают небеса. Ветер шепчет заупокойную, время от времени переходя на рёв. Неуютно здесь, прочь отсюда! Встречать посланников Судьбы на этом погосте – нет, увольте!
«Стой, негодяй!» – гремит почти над самым ухом.
Вот уже и негодяй! Как будто вы, честнейших правил ду́хи, за время своего существования наворотили меньше моего! Ох, едва ли!
Но деваться некуда – замедляю свой бег-полёт и вскоре стою-вишу один-одинёшенек среди иллюзорных декораций в ожидании последнего акта нашего спектакля, наблюдая с улыбкой, как прибывает труппа. Подходите, актёришки, не стесняйтесь! У вас всё готово? Не всё? Что, плохо отрепетированы выспренные речи? Пустяки! Ну, хотя бы клинки смазаны ядом? И то хорошо – не заскучаем.
Кто-то из «гончих» – сущность несильная, но быстрая и ловкая – с разгону чуть не прошивает меня, но, промахнувшись, мгновенно разворачивается и нападает снова, стремясь пребольно куснуть. Ха-ха, всё равно промазал, прыткий клевретик! Ты шустёр, но мы шустрее – сами изрядно насобачились! Н-на тебе пинка под зад – и лети себе дальше кувырком! Творец даст – у границ Тартара остановишься! Ну, кто на новенького?
Вот ещё один прихвостень – огромный, как горный хребет, и такой же бесформенный, подкатывается ко мне, размахивая кулаками величиной с небольшую планету. Этому увальню – особый почёт! Привечу от всей души! Изящным движением отклоняюсь чуть в сторону. Инерция проносит его мимо меня – уже не целым, а распадающимся на куски. Браво мне! Кого ещё уважить?
Следующий «клиент» много интереснее других своих товарищей. Таких я ещё не видел: заполняющая всё обозримое пространство капе́ль – но не понять, что источает её; разлитая кругом роса – без намёка на прохладное утро; шумящий в радиодиапазоне дождь – но не видно ни туч, ни туманности. Впрочем, передо мной не вода или иное вещество, а капли чистой Силы – жгучие, словно кислота. Что ж, мой ход: урагана не желаете? Размечем капли по всей обозримой Вселенной – никогда теперь вам не собраться воедино! Готово! Прощай, о бесформенный!
Преследователи идут по звёздам и туманностям: топ-топ, чап-чап, хрясь-хрясь. Многие светочи не выдерживают тяжести шагов и гаснут, пространство кривится сотнями сощуренных глаз, в которых зияет непроглядная чернота событийного горизонта. Сильны ребята, уважаю!
Что я вижу? Ещё один слуга могучих отчего-то решил, что может тягаться со мной! Видать, не робкого десятка! Какие фокусы он приготовил? Какие тенета расставил? Ба, да я угадал! Он – что паук: сеть его протяжённа и липка́. Стеснённый в своих движениях, я вынужден потратить немного времени, чтобы решить, каким способом следует из неё выпутываться. А, чего тут думать – жечь надо! Тлеющие клочья опадают с меня, как ветхие одежды. Без своих тенет мой противник быстро пополняет когорту побеждённых.
Но как ни ловок я, скоро приходит и мой черёд бедовать: хитроумный кур всё-таки попадает в ощип космических масштабов. Описывать мои ощущения бесполезно. Можно сказать, что я обожрался звёзд, словно пельмешек, а они не пришлись по нраву моим внутренностям. Фи, какое приземлённое описание! Но замечу, что вышло оно довольно метким при всей своей неточности.
…Удачливые охотники не преминули отвести на мне душу. Покрутили, повертели, помяли в меру своей невеликой фантазии... Повозили мордой об дно вселенской тюремной ямы, дабы вкусил праха, и успокоились. Потом выдернули из первозданной тьмы на всеобщее обозрение и незамедлительно принялись зачитывать список прегрешений, давая мне повод напыжиться и сиять от удовольствия перед зрителями: учитесь, пока я окончательно не развоплощён, лебезивые трусишки! Вас всех скопом не хватит, чтобы провернуть и половину моих эпических затей!
Приговор лился и лился пространной эпитафией в мёртвый эфир, строчка за строчкой ложился на скрижали погибших миров, убаюкивающе разносился в бескрайнем пространстве, как молитва, как бесконечный гимн покорных Судьбе… Но задремать под монотонный глас мне не давали, то и дело требовательно вопрошая: «Совершал?» Совершал, как Творец свят, ей-ей, совершал! На все вопросы я отвечал утвердительно, ибо по натуре не мелочен, а сам держал в уме, что какие-нибудь чуткие смертные обязательно всё подслушают и будут дивиться моей былой изобретательности! Эти мысли утешали и смешили меня; под конец я хохотал, а высокому судилищу нечего было на это возразить, оставалось лишь скорее кончать свою бессильную обвинительную литанию…
Проснулся, привстал на жёстком ложе, потряс гудящей головой. Вот что бывает, когда за обедом обожрёшься забродивших фруктов и завалишься после этого дремать. Понимаю, конечно, что в таком виде они – подлинный деликатес, но, как говорится, чему возрадовалось брюхо, тем удручилась голова. Расплата за нарушенный порядок известна: ни с того ни с сего мне приснилось такое, чего я не вспоминал уже несколько веков.
Ещё страннее просыпаться в тот редкий момент, когда солнца светят в окна с противоположных сторон, сплетая из лучей фантастическую ажурную сеть. Нигде больше такого не видел. Картина завораживающе красива, но с её помощью я лишь сильнее понимаю отличие этого дня от других. Что-то проскользнуло мимо моего внимания утром и усыпило давно устоявшуюся привычку следовать дневному распорядку. Эх, разучился ты, приятель, за столько веков читать знаки в стихийных доменах и тонких мирах! Не подводит только утробный глас предчувствия, а его сложно не услышать. Или это в животе бурчит? Спросонья и не поймёшь… Что ж, придётся послушать астрал и понюхать Пути – не наследил ли кто?
Но, как назло, я совсем не жажду проницать дебри запутанных Путей, а хочу без напряжения скользить в надмировом океане. Мне б найти ту струну мироздания, что ответственна за созидание… Желаю двигаться поэтически гладко, подобно строфам, ложащимся на бумагу в минуты вдохновения. Что ж, смажем астральные «лыжи» да покатимся вдаль оглядывать пространства, когда-то всецело мне принадлежавшие.
Отпускаю сознание в свободный полёт меж мириадами миров-сфер, где по привычке отмечаю ключевые, с неудовольствием миную «затемнённые», отмеченные тлетворной печатью Тартара, со вздохом провожаю взглядом цепочки «мёртвых» реальностей, не годящихся даже для перерождения в инфернальные анклавы. Слишком уж много стало в последние столетия погибших миров… Почти физически чувствую боль этих утрат. Неожиданно понимаю: соболезнование – новое для меня чувство.
Перевожу восприятие в поле вероятностей – область, где безраздельно властвует Судьба. Здесь всё словно заполнено полупрозрачной ватой: плотные канаты свершившихся судеб прихотливо переплетены со своими иллюзорными волокнами-спутниками; мерцающие вспышки поворотных событий то тут, то там порождают плотные комли, из которых начинают тянуться новые ветви-корни чьих-то будущих свершений, великих и не очень, по мере роста покрываясь тонкими гифами «паразитных» вероятностных влияний. Моё внимание привлекает особенно ярко сверкнувший всплеск нового пучка событий: в одном из ключевых миров, что ещё вчера – по космическим меркам – едва не сделался очередной вотчиной демонов, затеплилась новая жизнь. Это одна их тех искр, которая при удачном стечении обстоятельств сможет раздувать нешуточные пожары – в прямом и переносном смысле, закручивать вокруг себя эпохальные события, стягивать фибры мироздания в тугие жгуты, повелевать переменчивым взаимодействием многих сопредельных миров и пространств… Но только в том случае, если это существо выживет и осознает свою роль, ведь внимание к нему также будет особым – и не только со стороны смертных… Мне неожиданно хочется проследить за судьбой этой искорки, и я делаю пометку в памяти. Не торопясь, покидаю вышние сферы, возвращаюсь в привычное смертное тело, оглядываю залитую солнечными лучами комнату и, потратив немного времени на успокоение мыслей, ухожу в первую на сегодня медитацию.