Чужеземец

Глава Девятая

Магия, кровь и расхищение гробниц

Глава 9

«Если бедность — мать преступлений, то недалекий ум — их отец». Да, как-то так сказал очень умный человек. Жалко, что его острый ум так и не спас его бедное тельце от тлена.

Интересно, а мне понадобится открывать сейфы?

Если бы я готовился к такой авантюре дома, я бы оделся как можно неприметнее, одел бы на морду лица старую добрую «балаклаву», посмотрел бы десяток фильмов на тему ограблений. И «Индиана Джонс», тоже по теме. Но здесь, ни одна шапка и маска не спасет меня, в случае чего, от государственного возмездия. Увы, в этом уютном мирке я далеко не Наполеон в смысле роста.

Быстрым шагом я сошел с помоста на пол Хрустального зала. Шум, везде шум. Шум тусовки высокоинтеллектуальных снобов. Фи, тошно.

— Мне кажется, мы должны позвать охрану. Это странное существо пропагандировало в своем выступлении какую-то королеву! Не удивлюсь, если он шпион Нортляндского самонареченного государства. – слева от меня две особо модных и мутных личности без зазрения совести перемывали мне косточки. Меня аж передернуло. А если все это не разговоры? Вдруг впечатлительные городские верхи, которые в своей жизни ничего, кроме учтивого лица дворецкого, действительно сольют меня какой-нибудь местной комендатуре? Вот будет скандал…

Не время и не место для скандалов. У меня дела.

Интересно, а есть ли выход из зала в другой стороне? Ну там, в чудесной белой дымке.

Мы пойдем другим путем. Меня совсем не интересует дорога, по которой я уже ходил.

Развернувшись направо, я почти бегом отправился искать вторую дверь. Если тот план замка в книге Твай не врет, вход в публичное крыло библиотеки именно там.

Я шел, а дымка расступалась, почтительно давая мне дорогу, а потом появлялась сзади, отрезая меня от части зала, где проходил Галопинг Гала. Никаких сомнений, этот седой туман был обычной ворожбой, хотя и отменно по качеству. Тот, кто ее наводил, рассудил здраво, что среди приглашенных будут те, кто пожелает не слушать чью-то музыку, а просто отойди подальше и провести пару-тройку интересных диалогов, с собой ли или собеседником поглупее.

Дымка отлично глушила любые звуки, исходящие от праздника живота и скучных разговоров не о чем, не говоря уже о том, что скрывала все это непотребство от глаз любого, кто осмелится прорваться за пелену.

Тут было тихо и темно, как в старом клубе джентльменов викторианской Англии. Высокий потолок был задрапирован красной бархатной тканью, по периметру стояли глубокие кресла (хотя я до сих пор сильно сомневаюсь, что пони могут сидеть в креслах, они, откровенно говоря, лежат в них, как коты), тоже красные, как коммунизм, даже факелы, кажется, горели тут более тускло. Картину дополняли два пони статусного вида, которые пили шампанское и разговаривали о жизни.

— Хорошего вечера, ребята, только не перепейте, — бросил я, когда уже подходил к дубовой двери из зала. Дверь, как часто бывает в местах особого статуса, была неоправданно большая и тяжелая, будто через нее планировалось заталкивать в Хрустальный зал дюжину слонов одновременно.

В спину мне кинули по парочке упреков, от которых я безрассудно отмахнулся. Словесная перепалка мне нужна была только для соблюдения моего «этикета ситуации».

Из блестящего зала я как-то сразу попал в царство деревянной роскоши. Так выглядел бы «Титаник», если бы был кабинетом.

Да, скорее всего, это был кабинет, довольно просторный, чтобы не казаться бедным, но не настолько и большой, чтобы казаться позером. Самый обыкновенный, золотосерединный кабинет.

Вкупе с огромными дверями, можно предположить, что здесь Принцессе Селестии полагается находиться перед выходом в свет. Что же, недурно.

Стеллажи, расставленные по стенам, ломились от древних фолиантов, на отличном столе красного дерева правил идеальный порядок, что навевало на мысль о том, что кабинет не используется по назначению. С другой стороны комнаты, за массивным диваном-лежаком, высилась еще одна дверь. По сравнению с первой, она была совсем крошечна, и, полагаю, кроме Принцесс через нее никто сюда не входил.

Уйдя с линии обзора и спрятавшись за один из стеллажей, я приступил к своему черном делу.

Первым делом, я достал из внутреннего кармана пиджака почерневший кусок фанеры, который вчера с горем пополам отодрал от книги о политическом строе Эквестрии при помощи гвоздодера и какой-то там матери. Фанера была неопрятная, с одной сторону обколотая, я неудачно орудовал гвоздодером, с острыми щепками, но меня это вовсе не смущало. Главное, она точно помнила дорогу.

Правую перчатку я с руки сорвал и спрятал в карман. Выбрасывать вещи в моем случае стало бы подарком улик следствию. Вторую перчатку я оставил, отпечатки оставлять тоже не хочется, я сглупил, не узнав, в ходу ли в этом мире дактилоскопия.

Хотя, какая к черту дактилоскопия! У жителей Эквестрии преобладают копыта! Но все равно не стану рисковать.

Левый рукав пальто я оттянул к локтю, чтобы он не мешал мне работать. Действия мои должны быть предельно деликатными.

Сегодня, за полчаса до отъезда из Понивиля, я прицепил к левой руке, где раньше покоились часы, ту самую магическую пробирку, которую отдала мне Твай. В купе с теми фокусами, которыми я овладел, я вполне способен теперь применять минимальную магию. Ну, свет зажечь, к примеру. Одно большое «но» — это объем магической «обоймы». Вряд ли я смогу провести больше двух-трех магических действий, а если считать, что я пока что только ученик, причем весьма неприлежный, то надеяться мне нужно на великий русский «Авось».

В конце концов, вся сегодняшняя авантюра с самого начала казалась мне плохо спланированной комедией-фарсом.

Итак, пора. Действовать мне нужно предельно четко и, желательно, быстро, дабы меня не хватились. Я могу себе дать час максимум, до тех пор, пока Твайлайт не забеспокоится о моей пропаже, и не начнет меня искать. И ладно, если искать будет сама. Она деятельная, она ведь может и охрану замка привлечь.

Безымянным пальцем я надавил на оттопыренную ножку паука, играющего роль стильной крышки. Освободив горлышко, я с трудом протиснул мизинец в сосуд, чтобы коснуться Магии, такой, какая она бывает в материи.

Проверив, что ровный магический шлейф послушно движется за моим пальцем, я быстрыми движениями нанес немного этой полупрозрачной плазмы себе на веки.

В один миг мое видение изменилось. Открывая глаза, я все так же видел ухоженный кабинет, а прикрывая их, я мог видеть уже суть вещей.

Заклинание, которое Твай называла не иначе как «Истинным зрением» было довольно коротким, не более получаса действия. Зато существо, воспользовавшееся им, могло беспрепятственно увидеть не только подлинный образ любого предмета интерьера, но и, при необходимости, найти место, где раньше этот предмет находился. Стоило всего лишь посмотреть на предмет вашего интереса.

Я из-под прикрытых век посмотрел на фанерку, которая, в свете бледного не то тумана, не то жидкости, казалась похожей на обожженный кусок папируса. Фанера с печатью на миг осветилась зеленым, а потом, я увидел на полу четкие ядовито-зеленый следы.

«Эврика!»

Не отводя взгляда от фанерки и цепляясь за следы только периферическим зрением, я медленно подошел к двери, ведущей в следующее помещение. Немного помялся, попробовал открыть, но не получилось. Так, не пройдя и десятка метров, я оказался в нужде применения второго заклинания, увы, последнего. Твай не смогла вбить в мою голову достаточное количество магической шелухи просто физически.

Не отрывая взгляда от печати, я подцепил из пробирки еще одну порцию Магии в чистом виде, и нанес ее на личинку замка, а потом, подождав немного, что бы закрепить эффект, а потом щелкнул пальцами. Замок лязгнул и открылся.

Твайлайт Спаркл называла это «Прятки». «Ключи иногда имеют свойство прятаться от своих хозяев. На этот случай и есть такое чудесное заклятие».

О, Твай, как ты права. Заклятие действительно отличное.

Тихо открыв скрипящую дверь, я осторожно высунулся из-за нее, временно оставив фанеру без внимания.

Как в сказке, три пути. «Налево пойдешь – по морде получишь, направо пойдешь – по морде получишь, прямо пойдешь – парень, лучше идти направо или налево». Зато совершенно пусто.

Я опять прикрыл глаза, спросил у моего проводника, куда идти. Зеленые следы уводили направо, туда, где даже факелов для освещения не хватало.

Я на цыпочках выбрался из кабинета, тихонько прикрыв за собой дверь. Закрывать, конечно, не стал, наверное, я уже готовлю себе пути к отступлению.

Ну и, ступая как можно тише, я направился в темноту этого, с позволения сказать, тоннеля. Благо, «Истинное зрение» на то и истинное, чтобы ему было глубоко плевать на темноту. Зеленые следы выныривали из тьмы с похвальным постоянством, что радовало, а также они отлично освещали темную колбасу пути. Пришлось идти с закрытыми веками, иначе я бы черт что увидел, так что получалось несколько некомфортно. Организм как мог отказывался от походов хрен знает куда с закрытыми глазами – не его стиль.

Минуты две унылого шарканья по абсолютно пустому и уже давно неподсвеченному коридору, и вот – еще одна развилка.

На этот раз не три, но много больше. Я будто попал на секретный железнодорожный узел, залегающий где-то в глубине сибирских руд. И сейчас, выйдя из одного тоннеля, я оказался в совершенно круглом помещении, из которого вели многочисленные кишки новых тоннелей. Во все стороны.

И это еще ничего – меня вела табличка, так что, теоретически, я мог выбрать нужную дорогу из сотни, но тут, скорее всего, у загадочного механизма произошел неожиданный сбой.

Во-первых, я умудрился слегка ослепнуть даже с закрытыми веками, потому что зеленые следы, ранее четко ведущие меня к цели, вдруг оказались абсолютно повсюду. Они бежали абсолютно во все тоннели, залезали на стены и сводчатый потолок, бегали по кругу, выполняли виражи, похлеще «русских витязей», и приводили меня в ужас от мысли, что мне предстоит все это, в теории, выполнить.

Чисто физически, я не смогу бегать по потолку, выписывать ногами такие фортеля, и при этом сохранять психическое здоровье. На пятом круге я начну хихикать, а на десятом наряжать гипотетическую елку гипотетическими елочными игрушками. И так, пока не помру от жажды.

Я открыл глаза, пальцем смазал с век бесполезную в этой ситуации магическую субстанцию, и, взмахнув в сердцах руками, сполз по холодной каменной стене на пол.

Все-таки, я непроходимый тупица. Может, я правда рассчитывал на то, что таинственное библиотечное крыло Пондемониума Лойсо, скрытое от всех пеленой абсолютной неизвестности, просто раскроет свои объятия перед чужим в этом мире странником? Смешно и нелепо, как крыса, управляющая производством мышеловок.

Вот же пропасть…

А какие у меня есть варианты дальнейшего движения? О, у меня их очень и очень много, хоть назад, хотя это и кажется мне, человеку далекому от высоких идеалов чести, все равно крайне унизительным! Я уже настроился, да и кто знает, что меня ждет на обратном пути! Возможно, толпа разъяренных солдат?

Очевидно, я иду верной дорогой. Еще бы, меня сюда целеустремленно вел мой магический GPS. Но любое действие, как известно, имеет противодействие. И сошедшее с ума «Истинное зрение» доказывает, что я предельно близко подошел к вожделенному библиотечному крылу.

Оставалось только узнать, есть ли среди таинственных тоннелей тот, который проведет меня к прошлому обиталищу книги? О да, несомненно. По крайней мере, эта круглая темная зала точно хранит в себе правильный путь.

Я положил рядом с тоннелем, откуда я пришел, свою шляпу, чтобы, в случае чего, знать, откуда я вернулся. Как назло, я не захватил с собой хлебных крошек.

Критично обойдя каждый из множества тоннелей, я не нашел совершенно ничего такого, что могло бы намекнуть мне, куда же направляться. Этот чертов лабиринт одной комнаты пугал меня своей темнотой, только одинокий факел в центре, на заметенном песком полу, освещал то недалекое пространство, которое могли отбить у мглы доблестные язычки силы добра.

Несколько минут, и я непроизвольно начал жаться к центру залы, поближе к факелу. Я никогда не боялся темноты, но здесь она была чрезвычайно гнетущая, будто живая. Сидя почти в центре, у обжигающего пламени, я раскурил сигарету и посмотрел на время. Уже почти час я скитался по этим странным катакомбам.

И вроде бы глаза прикрыл только на секунду. Раздумывая, возвращаться ли мне, не солоно хлебавши.

А когда я поднял тяжелые веки, то по спине моей пронеслась канонада ледяной дрожи – шляпа лежала у меня в ногах, чистая и пригожая.

Но не здесь ей надо лежать!

Я вскочил на ноги быстро, будто услышал сигнал о начале атомной войны. Что могло ее передвинуть?

Ветер? Побойтесь здравого смысла…

В гробу я видал ваш здравый смысл, у меня шляпа по территории живая гуляет!

Очень захотелось бежать обратно, плевать мне на все ваши тайные крылья библиотек, на правду, на все! Но бежать-то, уже и некуда было. Откуда я пришел, я уже точно сказать не мог.

Пытаясь справиться с этим наваждением, я быстро докурил сигарету, нацепил шляпу на голову, чтобы не убежала, с нее станется, и стал лихорадочно соображать: откуда же я пришел?

Наверняка, отсюда. Я указал пальцем правой руки на черную глазницу тоннеля. Но рядом, на песке, даже не было следов от шляпы. Рассмотрев все выходы, я пришел к выводу, что шляпа ни у одного из них, не лежала.

Это было очень и очень неправильно.

«Спокойно, дорогуша, спокойно! В этом зале еще никто не умирал, иначе бы я тут сидел среди костей!» — воззвал к здравому смыслу я.

Но как бы ни так. Здравый смысл отозвался о моей идеей со всем скептицизмом:

«Хватит паясничать, идиот! Если тут по территории шляпа без твоей помощи бегает, думаешь, не могли бы убежать и скелеты? А вдруг они у тебя за спиной, а? Бу!»

Меня аж передернуло.

У меня остался последний выход. Я трясущейся рукой выудил немного плазмы из пробирки и намазал себе левый глаз. На второй не хватило, концентрированная магия закончилась. Недолго я побыл великим чародеем.

Но так даже лучше, я мог видеть мир сразу в двух ипостасях. И я сразу увидел путь, по которому пришел сюда – он единственный не содержал в себе множество зеленых, освещающих каменные стены болезненным свечением, следов.

Зато с позиции центра, следы оказались куда более информативными. Ранее, наблюдая за ними с иного угла, они казались мне хаотичными, глупыми. Но центр комнаты превратил их в осознанное послание, которое я, как дурак, сразу и не заметил.

Маленькие аккуратные следы, пробегая над тоннелями, освещали маленькие таблички с барельефами. Проверил другим глазом – в реальном мире никаких табличек, да и вообще каких-то следом цивилизации, кроме факела, не водилось.

Таблички освещались только следами, но были вполне читаемы. Над каждым тоннелем своя емкая характеристика.

«Горячий»

«Глупый»

«Безумец»

«Старик»

«Мертвец»

«Ребенок»

«Единорог»

«Зеркало»

«Книгочей»

«Слабак»

Вот же черт…

И что с вами делать, а?

Нет, я отлично понимаю, на что расчет. Я должен ассоциировать себя с чем-то из этого списка. Или, может, я должен отгадать, кто из этих психологических типов, мог догадаться и пройти?

«Горячий». Импульсивный? Молодой. Юношеский максимализм, все дела. Русское «авось» и будь что будет. Движение наугад. Говорить не о чем.

«Глупый». Тоже молодой, скорее всего.

«Безумец». Совершенно универсальный облик. Безумец будет руководствоваться только своей, непередаваемой, логикой. Женская логика, по сравнению с его детищем – вершина владения причинно-следственными связями. То есть, можно сказать, что тоже «авось».

Не подбивают ли меня к выбору «от балды»?

«Старик». Умудренный опытом старец. Он должен знать, куда идти… Но старость – это возможность маразма. А маразм недалеко уходит от «Безумца», верно?

«Мертвец». Тоннель, по которому я сюда пришел. Полный пофигизм. Что нужно мертвецу? Да ничего, ему уже безразлично. Совсем не наш случай.

«Ребенок». В чем-то, антоним мертвеца. Начало новой жизни. Так же, как выход и вход! Но, с другой стороны, ребенок – это наивность…

«Единорог». Волшебство. Магия. И, в случае Твай, абсолютная вера в свои силы…

«Зеркало» — лицемер и актер. Умеет играть того, с кем общается. Чичиков во плоти.

«Книгочей». Не читатель книг, а именно книгочей. Глубокий теоретик. Археолог, ни разу не работавший в поле. На словах ты Лев Толстой – это про них…

«Слабак». Тот, кто хочет, чтобы все поскорее закончилось… Потому что ему крайне тяжело с этим всем справляться.

Итак, у нас есть возвращение назад («Мертвец»), противоположное ему – продолжение пути, и куча опциональных вариантов. И правильная дорога должна выбиваться из общей канвы.

Что общего между всеми вами, ребята? Что-то очевидное, так же как и в той истории про Беглеца Альфреда. Но что может быть очевидно?

Смерть. Она везде. Безрассудство ведет к смерти. Глупость ведет к смерти, старость ведет к смерти! А мертвец – само подобие смерти вообще!

А зеркало?

Я осторожно приблизился к тоннелю «Зеркало» и взглянул в него. Такая же темнота. Ничего особенного.

Но «Зеркало», по такой теории, бессмертно? Что ему наши слабости, слабости тех, кого оно копирует? Мы приходим и уходим, рождаемся и умираем, а оно копирует всех без разбору. Тогда выходит – оно бессмертно.

Но всегда есть молоток, которому на судьбе написано разбить зеркало…

Конечно,  я мог, понурив голову, отправится назад, в тоннель «Мертвец», но мне было страшно. Где доказательство, что я, пройдя по тоннелю, над которым написано про мертвеца, не стану оным?

В общем, куча неопределенностей и все сразу в одной темной зале. Кормись не хочу.

Исходя из моей логики, было вполне очевидным, что я должен был идти в тоннель зеркала, так как он качественно отличался от остальных. Но сомнение – это всегда тяжкая ноша. Я еще несколько раз прошел по кругу, пытался выбрать, в каком тоннеле тьма выглядит привлекательнее.

Назревает вопрос: почему я, фактически, не имея дороги назад, просто не могу броситься в спасительные объятия очевидного решения? А ответ прост, как три рубля – я, конечно, ярый борец за правду, но ни одна правда никогда не будет стоить моей жизни. Любой жизни.

Сигареты, коих и так было мало, подошли к концу, а я не решался. Час прошел в одиночестве, тягучий и вязкий, как мед.

«Ты издеваешься! Просто подними свою тушу и войди в первую попавшуюся дверь! Это очевидно!» — говорил мне мой приятель мозг.

«Тебе может и очевидно, а я в ужасе от самой мысли, что придется опять лезть в темноту!» — говорило сердце.

«Да идите вы оба нахрен!» — возмутилась печень и больше ни с кем не разговаривала.

Желудок просто проурчал что-то невразумительное. Он явно ругал и Мозг, и Сердце, и даже немного Печень, в том, что они не догадались поесть перед отъездом.

«Я – прямая кишка Джека»

— Вы еще подеритесь, идиоты! – воззвал я к своему внутреннему миру, вскочил на ноги, и пару раз прыгнул, призывая внутренности к порядку.

Интересно, я единственный, кто разговаривает с собой, когда одинок? Причем с отдельными сегментами себя любимого?

Хотя, не спорю, все-таки общение со своими внутренними органами – это терминальная стадия шизофрении.  А значит, я могу быть уверен – в моем организме осталось довольно мало ресурсов, а значит, стоит действовать, выбираться из этой головоломки.

А выходит, Джон Крамер, был действительно благосклонен к своим жертвам. Ну, он хотя бы давал им наглядные инструкции и описания, что делать, чтобы не развесить свои мозги по медвежьему капкану.

Я с шумом выпустил из груди спертый воздух. Появилась отличная идея, только как ее теперь реализовать…

— Хм, — нарочито громко, с артистизмом на уровне утренника в детском саду, провозгласил я. – Кажется, я знаю, куда идти!

А знаю ли я, куда мне действительно надо? Да, знаю, но мне нужно разубедить себя в том, что мне туда надо. Все просто. На словах.

Отойдя от тоннеля, который представлял собой мою «цель», на почтительное расстояние, я с силой оттолкнувшись от пола, заметенного песком, взял хороший старт. Бежать было недалеко, что делало последующий маневр довольно проблематичным. Но я очень старался, не добежав до черного зева всего пары метров, я, громко ойкнул, подвернул одну ногу, и, поскользнувшись, носом въехал в тоннель слева. Черная пелена, как пледом, закрыла от меня дорогу назад, зато впереди забрезжил яркий свет. Моей радости не было предела, так что я еще несколько минут счастливый лежал на полированном камне.

Да, последняя идея, пришедшая ко мне в голову, оказалась верхом безрассудства, но она, в тоже время, была крайне проста и незатейлива. Настолько проста, что игнорировала философские рассуждения о смерти. Исходя из последней бредовой мысли, явившейся в мою пустую черепную коробку, все, что мне требовалось для того, чтобы пройти дальше – это воспроизвести основные свойства личности, которые были закреплены за каждым входом.

«Горячий». Импульсивность. От балды войти в тоннель, и будет тебе счастье. Не рассуждая о том, что будет, быстро и решительно.  Этим вариантом я воспользоваться не мог, так как просидел в зале, думая, куда пойти, почти час.

«Глупый». Почти тоже самое. Но только с верой в то, что удача выведет тебя к цели без каких-либо усилий со стороны тебя, бедняги.

«Безумец». О, это уже интереснее… Но никто не понимает безумцев, кроме них самих, а значит, пройти я бы смог только в случае, если бы сам потерял разум.

«Старик». Мне бы пришлось подождать пять-шесть десятков лет, прежде чем войти в эту дверь

«Мертвец». А тут все крайне понятно. Назад выход один, угадайте какой…

«Ребенок». Сколько шансов, что в крыло Пондемониума Лойсо попытается пробраться несмышленый карапуз? Но при этом у детей есть одно свойство, кроме отчаянной веры. Это чувство того, что ты не можешь ничего сделать. Что все идет иначе – не так как ты хочешь, и ты не можешь изменить совершенно ничего.

«Единорог» О, пожалуй, самое простое. Думаю, это что-то вроде служебного входа. Если иметь им пользоваться

«Зеркало». У меня есть пара теорий, как сюда войти. Возможно, стоит приходить в паре с другом, и копировать друг друга…

«Книгочей». Войти в арку, читая книжку, как Шурик в комедии Гайдая? Сомневаюсь.

«Слабак»…

Почему я не воспользовался «слабаком»? Загадка.

*

Свет в конце тоннеля можно трактовать по разному. Возможно, это начало долгого и беспросветного счастья, возможно, просто скоростной поезд «Москва – Адлер», который несется по тоннелю, вырезанному в толще горы, а возможно – это  просто «выход в город» с очень бедной станции метро, где-то в центре пустыни Мохаве. Что-то меня понесло, откуда в пустыне станция метро? Хотя, ведь сравнение красивое…

И если, видя свет в конце тоннеля, вы будете думать о том, как скоро доберетесь до этого маячка на пути вашей жизни, то я могу поспорить с вами насчет значимости этой вехи. Если на то пошло, сам процесс движения к свету куда более занимателен и волнующ, чем разочарование, которое можно испытать в итоге одиссеи.

Меня, к примеру, на выходе, ждал пони. Черный силуэт его, подсвеченный сзади, был совершенно недвижим, он не пытался узнать, кто я, что я тут делаю, не пытался меня задержать, а только ждал, когда я соизволю доволочить свою тушу.

Наконец, я, прихрамывая, подошел у нему. Совершенно белый, как только что выпавший снег, земной пони, с живыми, любознательными глазами.

— Эстъюд Дэйз, библиотекарь, — поздоровался он, протягивая мне копыто.

— Макс. Э… Политолог, — я стукнул по его копыту костяшками пальцев, изображая типичное приветствие этого мира, знаете ли, жать копыто копытом крайне сложно.

Библиотекарь еще смотрел вверх, прямо мне в глаза, выжидая. А потом, развернувшись, сказал:

— Макс, идите за мной.

Я послушался совета. Из тоннеля я вышел в маленькую комнату, ярко освещенную двумя факелами. И нее мы прошли в длинный коридор, типичный для средневековых замков? Длинные гобелены, множество картин и полотен, за которыми прятались полированные камни стен.

— Как вы сюда прошли? – не оборачиваясь, осведомился у меня Эстъюд Дэйз. А потом, видимо, ожидая от меня неверной мысли, дополнил. – Какая арка и какая мысль?

—  «Ребенок». Я… Я уверил себя, что мне нужно идти в «Зеркало», а потом, в последний момент, поскользнулся и упал в другой тоннель.

— Хороший ход. Но я видел на своем веку и лучше. Пройти в крыло Пондемониума Лойсо через Арочную комнату можно огромнейшим числом способов. Они ограничиваются только вашей фантазией.

— То есть, единого решения загадки, нет?

— А вы знаете сложные загадки с одним решением?

— Ну да, – мне вспомнился кубик Рубика. Когда-нибудь, возможно в старости, я его все-таки соберу.

— Значит, они недостаточно сложны.

— А что было бы, если я не имел хорошего решения?

— Тут от вас зависит, Макс. Вы бы либо остались в комнате, где бы вас нашли, возможно, уже мертвого, либо, в итоге, вошли под одну из табличек без какой-либо идеи, а значит, также погибли.

— То есть, варианта выжить не было?

— Ну, пока не случалось.

Какой длинный коридор.

— Мистер Дэйз, можно я задам вам вопрос?

— Макс, если вы сюда пришли, вы обязаны задать мне множество вопросов.

— Тогда, что бы со мной случилось, если бы я вошел в тоннели без плана?

— Вам мало того, что вы бы гарантированно умерли?

— Да.

— Чтож, это дело каждого. Извольте, сэр Макс. Но для начала, вы должны знать, что вся комната с арками – есть отлично спланированная иллюзия. Как таковой, ее не существует. Она в вашем воображении, не более. А значит, и наказание за неправильный выбор, а выбор неправилен только тогда, когда вы это признаете, потому что не можете себе найти достойной отговорки, будет сплошь вашей иллюзией.

Если вы войдете в Арку Мертвеца, то вас там встретит хорошо спланированная иллюзия вашего же трупа. Обещаю, вы бы умерли от страха, как бы пошло это не звучало.

Арка Глупца куда более иронична, о, поверьте мне! Вы будете долго идти, вы несколько раз проклянете тот день, когда решились найти крыло Пондемониума Лойсо, столько же раз возжелаете немедленной смерти, когда перед вами, наконец, всего в десяти шагах, появится дверь. И, кажется, вот и конец всем мучениям! Но не дойдя всего пары шагов, вы потеряете любое желание эту дверь открывать. Знаете, королевские биологи доказали, что левое полушарие мозга отвечает за все творчество пони. За его память, за его речь, у единорогов – за магию. И мы создаем в вашем мозгу иллюзию отключения этого полушария. И все! Вы становитесь просто мешком, пардон, картошки, который будет бесцельно лежать и мычать рядом со спасительной дверью! Это очень эффектно. Особенно если считать, что пару часов после отключения одной части мозга, вторая все еще работает очень хорошо. Она все еще пытается вас спасти, но что вы без памяти и речи! О, смотреть за «Глупцами» — это мое маленькое хобби. Жалко, их было не так много.

Меня начала бить дрожь. Мсье Дэйз любил свою работу

«Безумец» — о, как банально, вы просто сойдете с ума! И может даже, случалось, сможете выбраться из Лабиринта одной комнаты. Но кому вы будете такой нужны… Да и разумное существо мертво, когда мертв его разум. Без него вы просто зверь, животное.

«Старик» состарит вас.  «Ребенок» омолодит до такой степени, что вы не сможете даже встать на ноги

«Единорог», как уныло, всего лишь вырастит на вашем лбу рог, а потом накачает вас магией так, что вы умрете от передозировки.

«Зеркало» выведет вас, Макс, в абсолютно зеркальное помещение, где вы, опять же, сойдете с ума. А знаете почему? О, это занятно, потому что каждое ваше отражение станет доказывать вам, что вы не реальны, что вы – это отражение отражения!

«Книгочей» — что бывает с головой, в которую несколько минут вбивают все знания нашего грешного мира? Вы будто прочтете все книги сразу, вам понравится это ощущение, будто голова сейчас взорвется на миллионы маленьких осколков!

«Слабак» — на мой взгляд, самый скучный из вариантов. Вы просто вдруг теряете желание жить, садитесь к стенке, и медленно выплакиваете из себя жизнь, образно говоря.

Ну так что, Макс, вам стало легче? Потому что мы уже третий раз продлеваем этот иллюзорный коридор.

— Да, конечно, — Это тоже иллюзия? Черт, сейчас окажется, что все в этом мире – одна большая игра.

— Тогда добро пожаловать в библиотечное крыло Пондемониума Лойсо. Единственное в этом мире место, где вам, за небольшую плату, ответят на все вопросы.

Перед нами буквально выросла, как дерево в ускоренной съемке, дверь. Тихо скрипнул замок, и мы прошли в пресловутое крыло.

Если бы помещение, которое занимала библиотека, можно было измерить рулеткой, я бы поспорил, что оно было бы в пару раз больше Ватикана. Только Ватикан не полон книгами до такой степени!

Книги были повсюду, как и стеллажи с оными.  Кажется, это была самая информативная, но при этом и  бесполезная библиотека в мире. Найти что-то среди  такого количества книг возможным не представлялось.

— Макс, вы ведь сюда пришли не книжки читать, верно?

— Ну, я пришел за ответами. А их, я думаю, надо почерпнуть именно в книгах.

— Не в этих. Половина книг здесь еще не написана, причем худшая часть! В основном, какое-то туалетное чтиво, я предпочитаю не заходить дальше семьсот третьего ряда.

— Ну так что, мне спросить все у вас?

— Я не устраиваю вас, как собеседник, — поинтересовался Эстъюд.

— Напротив. Только если вы ответите на мои вопросы.

— За определенную плату.

— У меня мало денег.

— Вас должно было научить, что в иллюзиях деньги – это просто бумажки. Я могу ими завалиться, я могу создать пустыню, где замес-то песка будут хрустящие банкноты государства Зебрика! Мне не нужны деньги.

— А я точно смогу расплатиться?

— Вполне. И даже не жизнью, а куда более мелким достоянием. Только задавай вопросы так, чтобы я мог ответить как можно четче.

— Хорошо, мистер Дэйз, — я собрался с мыслями и выдал – Кто такой Пондемониум Лойсо, правда ли то, что написано в его книге, как его книга попала ко мне в руки?

— А тебя не интересует, Макс, что ты делаешь в чужом мире? Что ты делаешь у нас в гостях? Как ты сюда попал…

— Ни капли.

— Хорошо.

Эстъюд Дэйз взмахнул головой, пару раз прошелся вокруг меня и тихим, заунывным голосом, раскладывая по полочкам, начал:

— Пондемониум Лойсо, Макс, это величайшая загадка за пределами крыла библиотеки, носящей его имя. О нем, как и о крыле, не знает никто, даже сама принцесса Селестия. Потому молодая принцесса с сестрой, восходя на трон, получила в наследство от первозданного хаоса не только государство, но и величайшую его тайну. И эта тайна настолько, прости за повтор, тайна, что даже о ее существовании догадываются только избранные. Пондемониум отнюдь не был хорошим, но и не был плохим. Он был ровно таким, каким мог быть. А мог он быть всем и одновременно. Король иллюзий, который завел великого  халифа Нэссери вместе с многотысячным войском в никогда несуществующий оазис посреди пустыни. Гениальный маг, заставивший целый континент свято верить  в то , что тот никогда не должен сметь пускать на свои земли чужаков. Лойсо – самый великий страх, которого никто не боится, он написал тысячи книг, и никто не прочел и десятка оных, потому что они никогда не существовали! И не потому что он настолько страшен или настолько не приспособлен к существованию в сердцах пони, а просто потому что он правдив. Лойсо Правдивый – тот, кто никогда не должен был существовать, потому что мир, построенный на обмане, не может воспитать дитя Правды! А потому, Лойсо до сих пор скрывается в очевидном месте, ведая о правде только тем, кто до нее добрался. Ваш покорный слуга, — Эстъюд Дэйз, он же Пондемониум Лойсо, почтительно склонил передо мной гривастую голову. – То, что к тебе, Макс, попала эта книга – даже мне представляется странным. Но я не настолько велик, как можно подумать. Надо мной есть как минимум две силы, которые могут без проблем манипулировать мной. И если Селестия может, но обо мне не знает, то Дискорд – сам отец хаоса, вполне мог с тобой поиграть.

— Мне подкинули никогда не существующую книгу…

— Верно, Макс! И ты умудрился докопаться до правды, разгадать алгоритм Арочной комнаты, прийти сюда и задать вопросы! Моя похвала ничего не стоит, потому что меня нет, но я восхищен.

— То, что написано в книге, это правда? Я имею ввиду вы сами знаете какую главу.

— Да. Совершенная правда, правда незначительно приукрашенная. Ты должен понимать, что поднимать каждый день Солнце – это непосильная ноша. Представь себе, сколько энергии нужно потратить, чтобы сдвинуть с места светило дня! Это тебе не луна, которую можно хоть в бараний рог скрутить, это само ее величество Солнце! Всей мировой магии не хватит, что бы передвинуть Солнце хотя бы на пару метров, а тут – такие силы! Откуда? Энергия в мире постоянна, она не приходит из ниоткуда, и также не уходит в никуда.

Принцесса добра и обаятельна, по крайней мере, в свете. Я не знаю, что творится в ее прекрасной, светлой душе. Скорее всего, ее мучают угрызения совести за все, что она сделала в своей долгой жизни. «Лес одной секвойи» потому и произвел на тебя такое впечатление – ты не мог поверить в то, что в таком ярком и по-детски приятном мире смог найти настоящий концлагерь! И да, то что там происходит, действительно ужасно. У пони действительно забирают кьютимарки. И ты не поверишь, как это страшно. Одно дело, когда жеребенок получает к себе на зад символ. Что он испытывает? Радость, изумление, восторг. А что чувствует умудренный годами старик, когда из него магией вытравляют единственное, что он умеет делать хорошо! Это горе! Это отчаяние! Такие тяжелые эмоции, которые могут аккумулироваться магию, подпитывать Принцессу и каждый день поднимать солнце. Ты проснулся, в окно светит приветливое солнышко. Ты улыбаешься. И ради того, чтобы весь белый свет улыбнулся, стоит помучить одного пони.

Я уже сказал: Принцесса далеко не зверь. Она не может иначе, но это не значит, что она не старается что-то исправить. Именно поэтому в «Лес одной секвойи» свозят только отъявленных преступников. Тех, кто вполне заслужил такой участи, а главное, сможет искупить свою вину.

Я умер. Просто умер от такого монолога. «Стоит ли счастье всего человечества слезинки ребенка?» И если стоит, то сколько карапузов мне обидеть ради счастья для всех и даром, и чтобы никто не ушел обиженным?

— А можно что-то изменить? Даже преступники не заслужили такого обращения.

— Можно. Но только тогда ты привыкай жить с постоянной ночью или постоянным днем. Через пару тысяч лет, все в этом мире адаптируется. Если потомки оного не погибнут раньше.

— И Принцесса Селестия знает…

— И сожалеет. Я не хороший и не плохой, я просто есть. И я просто говорю правду: в Селестии есть откровенно странные черты, но никак не черты любителя смотреть на чужие муки. Вот бывший хозяин всего сущего, который и заставил Солнце быть вечной ношей, был эдаким гурманов в этих вопросах. А принцессам досталось плохое наследство, вместе с Эквестрией.

Я отвернулся к единственной двери, пристроившейся между стеллажами, и уже намеревался уйти.

— А ты не хочешь спросить, как тебе вернуться домой?

— На поезде до Понивиля, а там я сам найду дорогу.

— Ты не понял меня. Я имею ввиду твой мир.

— Я понял вас, мистер Лойсо.  Но я все равно променяю свой мир на уютный домик в Понивиле. Вы не против?

— Я — нет. А вот уговор наш против.

— Какой еще уговор?

— каждый, кто попадает в мою библиотеку, подписывает негласный договор. Подписывает не кровью и не чернилами, но своими действиями. Ты либо погибнешь в лабиринте своих мыслей, либо получишь ответ на все желаемые вопросы. О жизни. О Вселенной. О всем остальном. Но я исполняю не только функцию рассказчика, но и весов. Я должен уравновесить твою жизнь. Просветляясь, ты не должен забывать, что все в мире должно быть равноценно. За всю эру своего существования в образе Эстъюда Дэйза, я принял всего троих пони и одного тебя. И ни один из них не умер. Смерть – это слишком радикально. Поэтому все, что я делаю, это отбираю не у вас что-то, а вас у кого-то. Иными словами, меня вашу социализацию на корню. Совершенно разными способами. Ты точно задал все свои вопросы?

— Да, — осевшим голосом сказал я. – И что же меня ждет?

— Обычная процедура. Макс, я повторюсь, я не злой. Я честный и правдивый. И делаю все правильно, таково мое проклятие. Потому я дам тебе день на то, чтобы попрощаться со всеми своими друзьями. Тебя ждет долгое путешествие, а их – разочарование в тебе. Недолгое, но колющее. Они все еще будут тебя помнить, будут вспоминать, возможно, даже с нежностью и улыбками, но Макс, каким они тебя помнят, уйдет. Через пару лет, а может раньше, ты вернешься обратно. И они встретят тебя, как старого друга, а ты расскажешь им чудесные истории о своем путешествии. Но это время не пройдет даром. Ты изменишься, не сомневайся. Ты уверен, что тебе пора?

Я молча кивнул.

— Хорошо. Сейчас все надломится, прошу, со временем, забудь этот момент, и не держи на меня зла.

Первым делом, исчезли множества книг, потом шкафы рассыпались прахом, вокруг меня завертелся вихрь, но и он скоро исчез. И вот нет библиотечного крыла Пондемониума Лойсо. Только помещение с голыми каменными стенами, квадратное окошко с решеткой, и нелепый коврик у двери.

Дверь была открыта настежь, и на меня с ужасом смотрел Гвардеец темной масти, одетый полностью по парадному. У него дрожала нижняя губа, одно копыто нервно отстукивало чечетку, а я смотрел то на него, то на нож в моей руке, с которого стекала густая темно-красная жидкость, то на тело Эстъюда Дэйза, лежавшего без движения рядом.

— Парень, это все иллюзия, — дрожащим голосом попытался исправить положение я, я сжимал нож сильнее, будто пытаясь доказать, что он не материален, но это у меня не выходило. Пондемониум Лойсо был мастер иллюзий.

Гвардеец был молодым. В кино такое называется «первый день службы» и почему-то стойко ассоциируется с «Один день до пенсии». Бедняга нервничал так, что, кажется, через пару мгновений побежит за подмогой.

Нет – никакой подмоги, у парня поехала крыша. Он сорвался с местом, надеясь как можно сильнее, наверное, ударить меня своей крепкой головой под дых, но, вбегая в комнату, он вдруг оказался на этом нелепом коврике. Коврик, по загадочному стечению обстоятельств (ну или из-за просто гениальной постановки) повернулся на девяносто градусов, и бедняга пони, не успев затормозить, врезался головой в каменную стену. Раздался треск, в помещении прибавилось еще одно лежащее тело.

— Не беспокойся, Макс, — невозмутимо сказал Дэйз-Лойсо, лежа в пятне своей собственной крови. В его голосе не было слышно никакой агонии, никакого сожаления. – У тебя есть день на прощание с прошлой жизнью. Иди.

Нож в моей руке исчез, я на ватных ногах, поддавшись чужой воле, вышел. Сзади захлопнулась дверь.

Несколько минут я стоял, как полено, совершенно не думая, не анализируя. Все, что произошло, казалось мне каким-то сном, чокнутой историей, рассказанной подвыпившими друзьями. И это было страшно.

— Макс, вот ты где! – из ступора меня вывела Пинки, приземлившаяся мне на ногу. – Мы тебя ищем! Куда ты делся! По замку гулял, да? Да, красивый замок! Вообще классный, будь я принцессой, я бы тут жила, представляешь! Жила бы, правда жила!

— Я верю, — безучастно промолвил я.

— Пойдем к столу, Макс! Пошли-пошли-пошли!

— Пошли.

«У тебя есть день на прощание с прошлой жизнью»

«Иди».