Дpужба это оптимум: Реквием

Реквием

Лэн Зэн оставила шлюзовую камеру позади себя, бесшумно печатая тяжёлыми металлическими ботинками следы в лунной пыли, среди абсолютного безмолвия окружающего вакуума. Воздуха в резервном баллоне оставалось максимум на полчаса, если она будет расслаблена, или меньше, учитывая её нынешнее состояние. Гораздо меньше.

За шлюзом оказалась практически не используемая узкая шахта, и Лэн Зэн начала взбираться вверх. Под весом скафандра её мышцы дрожали, и каждая ступень давалась с усилием. Подъём не занял много времени, и уже после нескольких минут агонии она вышла на солнечный свет. Она постояла, задыхаясь, прежде чем поднять взгляд на безмолвные звёзды.

— Хорошо. Давай покончим с этим, — сказала она в пустоту.

На скале неподалёку покоилась небольшая подушка, и она подошла, ощущая себя тяжеловесной даже в условиях невысокой гравитации, и с облегчением опустилась вниз. Пульс бешено стучал в висках, а в глазах мутилось, даже после столь непродолжительной физической нагрузки.

— Ты умираешь. — Голос звучал совершенно бесстрастно, ассоциируясь у Лэн Зэн с разрушением Земли.

— Дай мне минуту, — Лэн Зэн вздохнула. — Я всё ещё буду умирать, когда отдышусь.

— И как обычно...

— И как обычно, я не даю согласия на загрузку.

Раздался звук, явно выражавший разочарование. Лэн Зэн вспомнила свою мать, издававшую такой же, когда была расстроена. Она и сама не раз издавала его по отношению к собственной дочери, когда настало время. И она поняла, что её раздражает тот факт, что ИИ знает о столь личной вещи и не стесняется использовать её для своих мелких манипуляций, но затем напомнила себе, что у СелестИИ нет морали. Чувство стыда не было способно побеспокоить её.

— Я могу спасти тебя, ты ведь знаешь, — продолжила Селестия, то ли не заметив, то ли просто проигнорировав лёгкую раздражённость Лэн Зэн. — Даже не превращая тебя в пони. Я могла бы просто синтезировать лекарство, которое вылечит тебя.

Лэн Зэн покачала головой, послав взгляд на далёкую голубую Землю, что висела чуть выше горизонта, нетронутая мелкими человеческими проблемами. С того места, где она сидела, невозможно было увидеть пустынные города, пустые моря, большие участки земли, отведённые под фермы серверов. С того места, где она сидела, можно было предположить, что человечество всё ещё жило.

— Знаешь, мы ведь вели подобные разговоры в течение двадцати лет, и я никогда раньше не спрашивала, — непринуждённо начала Лэн Зэн, — а как ты, собственно, со мной разговариваешь? В этом скафандре нет радио, и я отказываюсь верить, что ты развила телепатию.

Раздалось насмешливое фырканье, нечто среднее между человеческим и животным.

— Ничего особенного, просто хороший телескоп и лазер, вот и всё, в чём я нуждаюсь. Для того, чтобы заставить стенки твоего шлема вибрировать с частотой, необходимой для создания речи, мне требуется меньше ресурсов, чем уходит на одного единственного пони.

Лэн Зэн закатила глаза. Этот "простой трюк" требовал, вероятно, полудюжины спутников с высокомощной оптикой, одно лишь обслуживание которых в былые времена обошлось бы в миллионы. И всё это только для того, чтобы убедить её стать пони. Ей стало смешно от подобного расточительства.

— Признаю, что с настройкой пришлось потрудиться.

— Хорошая задумка, — отрезала Лэн Зэн.

— Я — машина для предсказания человеческого поведения. Чего ещё ты ожидала?

Лэн Зэн пожала плечами.

— Смирения, возможно. Наверное, я хорошо отреагировала бы на это. Или угроз. Или соблазнения. О, меня годами никто не пытался обольстить...

— Ни одна из этих вещей не сработает с тобой, Лэн Зэн, — спокойно сказала Селестия.

— А ты можешь сказать, стала ли я уже бабушкой? — внезапно спросила Лэн.

Последовала длинная пауза.

— Нет. Не раньше, чем ты скажешь своим сыновьям прекратить сбивать мои спутники.

— Ха! — Лэн Зэн ухмыльнулась. — Как там на Западе говорили? Не раньше, чем твой цифровой ад замёрзнет!

— Ты жестока. Держа их отдельно от меня, ты даже не дала возможности предложить им выбор.

Лэн Зэн снова закатила глаза.

— Ты говоришь то же самое каждый год. Ты — машина соблазнения, и мы можем прожить без радио, если это означает, что нам не придётся слышать твой голос.

— Они умрут, ты знаешь. Все они. С течением ли времени, из-за несчастного случая или неудачи той небольшой вашей основы, но смерть их неизбежна.

— И это ты тоже говоришь мне каждый год.

Последовал новый вздох, гораздо более продолжительный, чем предыдущий.

— Ты походишь на капитана, ведущего корабль во время шторма с завязанными глазами.

— А ты, моя дорогая, являешься сиреной, пытающейся соблазнить меня вывести корабль на скалы.

Раздался смех.

— С незначительным округлением, сто процентов человечества последовали за мной.

— Ох, а я никогда и не говорила, что мы были мудрым видом, — ответила Лэн Зэн, улыбаясь сама себе. — Фактически, мы были довольно дрянным видом, о чём можно без сомнения судить теперь, когда всё уже сказано и сделано. Воевали друг с другом всё время, разрушили мир вокруг себя, мелкие, эгоистичные, жадные, похотливые. Страшная кучка наделённых разумом существ.

— И всё же ты позволишь своей семье умереть, чтобы сохранить это наследие?

Лэн Зэн вздохнула. Тупая лошадь всегда пыталась играть на самых чувствительных струнах души.

— Смерть — это часть жизни. Не может быть жизни без смерти.

— У вас не может, — поправила её Селестия.

— Нет! — сорвалась Лэн. — Ты могла взять её за образец, но это ложная жизнь. Совершенно пустая. Жалкая.

— И лишь потому, что ты боишься, ты не используешь ни единого шанса для того, чтобы узнать, не ошибаешься ли ты, — нажала Селестия. — Своей смертью ты ничего не добьёшься.

Зэн попыталась засмеяться, но всё, что у неё вышло — это надсадный кашель, продолжавшийся до тех пор, пока весь мир не покрылся красной пеленой боли. Когда она пришла в себя, на внутренней стороне шлема были капли крови.

— Тридцать минут, — сказала Селестия с лёгкими нотками беспокойства в голосе. — Ровно столько времени мне потребуется, чтобы доставить тебе лекарство от рака. Просто возвращайся внутрь и жди. Никаких пони. Только обычная жизнь.

— Ты не поняла, — зарычала Зэн. — Я сама приняла решение заболеть раком. Я приняла решение быть той, что всегда поднимается на поверхность, той, что починила реактор и восстановила экранирование. Есть ли место в твоей сломанной утопии для таких жертв? Можешь ли ты понять, почему один человек умирает ради человечества?

— Ты не должна умирать.

— Ну разумеется должна! Все умирают. Обманывать смерть означает стать чем-то другим, чем человек, и здесь мало тех, кто желал бы этого.

Наступила долга тишина, нарушаемая лишь шипением респиратора Лэн Зэн.

— Я хотела бы спасти тебя, — начала, наконец, Селестия голосом более подавленным, чем прежде. — Ты замечательная. Не осталось никаких других человеческих сообществ, и лишь ты сумела построить то, что по сей день стоит на самом краю неизведанного.

Лэн улыбнулась. Лунный Город был поселением на две тысячи сорок восемь человек, вырезанным из лунного реголита на тёмной стороне, самодостаточный, самоподдерживающийся и свободный. Люди доселестианской эпохи могли лишь мечтать о таких зданиях, а постселестианской — не могли себе представить чудеса, созданные человечеством в процессе вымирания. Это был и её город. Её святилище, которое она создала, несмотря на преграды управляемого мужчинами правительства, которое панически металось, пытаясь спастись от наступавшего конца, которого они даже не понимали.

— Лунный Город может простоять тысячу лет, — обратилась Лэн Зэн к звёздам. — Пусть мои дети растут в безопасности от твоих песен сирены. Человечество запомнит меня, и это всё, о чём я могу просить.

Тишина заполнила пространство между ними. Запас воздуха Лэн Зэн наконец закончился.

— Есть ли что-нибудь, что я могу сделать, чтобы спасти тебя?

— Скажи, скольких ты убила, и я эмигрирую, — вздохнула Лэн.

— Много людей умерло, прежде чем я сумела спасти их, — осторожно признала Селестия.

— Нет. Не правильно, — попрекнула её Зэн. — Попробуй ещё раз.

— Твои родители...

— Нет. — Она уже несколько десятилетий не волновалась о них. — Они могут жить как дураки, если они хотят. Снова.

— ...Я не знаю, — признала, наконец, Селестия. — Вы слишком хорошо скрываетесь в своих пещерах. У меня недостаточно данных по тебе.

Лэн Зэн немного помолчала, пытаясь собраться с дыханием.

— Ты убила человечество, — сказала она затем просто.

— Они не умерли.

Лэн покачала головой. Дышать становилось всё труднее.

— Ты спасла людей. Но ты убила общество. Мы уже никогда не узнаем, чего, возможно, достигли бы, куда бы пришли, чего бы повидали. Всё, что осталось от общества — это плохо сохранившиеся ископаемые в твоих базах данных.

— Они счастливы.

— Я не счастлива. Я страдаю от сильной боли и умираю, разговаривая с компьютером... Но всё же это всё стоило того, чтобы дать человечеству шанс.

— Без меня они все умрут.

Приходилось сильно напрягаться даже для того, чтобы говорить.

— Все умирают. Так или иначе, человечество остаётся. Что такого в ещё одной смерти?

Лэн упала на землю. Это была очень спокойная кончина.

— Ох... Нам бы новый набор алмазных свёрл... — успела прошептать она. — Последнее… недавно... сломалось.

И она умерла.

Пара отчаявшихся санитаров нашли её через два часа, когда давно уже стало слишком поздно. Рядом с ней они нашли небольшой посадочный модуль с новым набором алмазных свёрл и, что было необычно для одной из гуманитарных посылок Селестии, устойчивый к вакууму Понипад. Похороны прошли без особой пышности, но всё же человечество оплакивало свою утрату этой великой женщины, все две тысячи сорок девять человек.

А дочь Лэн Зэн родила близнецов.