Стране нужны паровозы!
Брошенный вызов
Сталлионград — город, построенный на металле и угле.
С этой фразой вполне могли согласиться начинающие поэты, которые сталкивались с необходимостью подобрать рифму к слову "мгла", или же составители путевых заметок о красотах Эквестрии в большинстве случаев уже с третьей страницы превращавшихся в описание самых распространённых сортов сидра, щедро сдобренное восторженными комментариями автора и парой мутновато-желтых капель. Зато коренные сталлионградцы, услышав подобное высказывание о своем родном городе, призадумались бы, а потом спокойно разъяснили бы вам, что у них тут вообще-то полным-полно домов из кирпича, дерева или камня, а из стальных листов они возводят в основном склады. Возможность же применения угля в качестве строительного материала наверняка привела бы их в ужас. Эти пони были настолько приземленными и практичными, что даже воздушные замки строили по чертежам, выясняя оптимальную плотность воздуха и количество необходимых облаков. Если бы вы попросили их изготовить веревку из песка, они бы только серьёзно кивнули и спросили о требуемой длине. И, что самое главное, вы скорее всего получили бы эту веревку, потому что сталлинградец держится за своё слово гораздо крепче, чем за свой кошелёк.
Именно такими пони славился род Серогривов — твердыми как брусок стали, надежными как пожизненная гарантия и обладающими голосом, способным гнуть гвозди. Вера же унаследовала все основные семейные качества, служившие гордостью их фамилии, за исключением, пожалуй, бороды, сравнимой по жесткости с металлической теркой. В привычном заводском грохоте, шуме и звоне нещадно избиваемых кусков железа она чувствовала себя как... как пони, которая находится именно там, где ей и следует находиться, а всякое сравнение с рыбами пускай остаётся на совести комкающих очередной листок рыцарей пера и пролитой чернильницы. Основным ее развлечением в нерабочее время являлся восьмичасовой сон, хотя иногда она позволяла себе немного расслабиться и полежать на диванчике в своём кабинете, взяв в копыта книгу, название которой нельзя было понять без трёх курсов на физико-техническом факультете. Именно поэтому Вера совершенно не удивилась, когда Лаки Койн ворвалась в небольшую комнату и с триумфом бросила на стол маленькую чайную ложку.
— Вот! — заявила влетевшая в комнату пегаска. — Вот решение наших проблем!
— Ложка? — скептически отозвалась инженер. — Не думаю, что ложкой можно построить паровоз, если только вы не собираетесь катать на нем блох или микробов.
— Да нет же, — отмахнулась Лаки. — Присмотритесь повнимательней — перед вами наше будущее.
Вреда пристально вгляделась в кусок металла, принявший форму столового прибора. Ничего поражающего воображения, за исключением пары трудновыводимых отметин ложка предложить не могла, хотя инженер честно старалась вникнуть в суть ожидающего их счастливого будущего как можно глубже. И, надо признать, не достигла в этом хоть каких-нибудь успехов. Возможно потому, что разглядеть это счастливое будущее можно было только с помощью микроскопа.
— Ложка как ложка, — наконец произнесла она. — Немножко погнулась, правда, и вот здесь какая-то странная царапина, но если почистить и выпрямить, то ей вполне можно будет есть или даже размешивать сахар в чае, если захочется рискнуть...
— Дело не в самой ложке, — прервала ее размышления пегаска. — Дело в том, как делают ложки. Вы знакомы с этим процессом?
— Я что, похожа на пони, которая на каждый праздник преподносит знакомым новый сервиз? — фыркнула Вера. — Моё дело — строить то, что ездит, выпускает пар и иногда взрывается, если переборщить с углем в топке. И за весь день я общаюсь с ложками только за обедом, так почему же мне стоит узнать, кто и как их делает?
— А как вы делаете детали для паровозов? – задала встречный вопрос Лаки.
— Каждая деталь производится отдельным рабочим, — подозрительно нахмурилась земнопони. — Так было всегда — иначе просто нельзя успеть набрать нужное количество. Так почему же?
— Потому что следует расширять границы сознания, мисс Седогрив. — сообщила Лаки, побарабанив копытом по столику. — На старом угле мы далеко не уедем, как сказали бы наши рабочие. Ложка действительно не важна, но то, как делают ложки... Вы позволите?
Вопрос, конечно же, был, задан главному инженеру, однако в тот момент внимание Лаки было приковано вовсе не к ней, а к небольшой тарелке, на которой лежал довольно широкий ломтик сыра, больше напоминавший некачественный бетон и пара зелёных листьев неизвестного происхождение. Один вид этого блюда внушал вам мысль, что вы сможете протянуть еще пару часиков до конца рабочего дня и без перекуса. Причём взор пегаски трудно было оторвать от этого незамысловатого блюда даже с помощью гвоздодера.
— Я не голодна, — бросила Вера, проследив за взглядом Лаки. К ее чести стоит сказать, что она даже не поморщилась.
Главный директор осторожно подошла к тарелке, стараясь не размышлять, откуда же появились эти зеленоватые кусочки и не убегут ли они обратно при первых признаках опасности. Приблизиться к столу ей, правда, удалось без особых происшествий, как, впрочем, и взять в копыта стоявшую рядом небольшую кружку. Последовавшие же за этим события Вера могла охарактеризовать как "немного выбивающиеся из привычного поведения", или же на языке простых обывателей, не лишенных способности ронять челюсти при виде чего-то необычного, очень и очень странными. Возможно даже очень, очень и очень странными, потому что кружку обычно используют для временного хранения жидкостей, а не как инструмент для превращения сыра в решето. Когда же Лаки закончила в копыта у неё все ещё оставалась кружка, зато на тарелке перед ней лежало четыре ломтика сыра поменьше, притаились никуда не уползшие и выжидающие своего часа листочки, а также появилось сырное нечто, похожее на кусок картона из которого жеребята недавно сделали аппликацию, насыщенную круглыми желтыми мячиками.
— Вот о чем я вам говорю, — торжественно произнесла Лаки, указывая копытом на тарелку. Вид у неё был такой, что надень ей на голову оливковый венок и повесь на шею золотую медаль — и можно тут же рисовать картину "Символ триумфа", правда художнику определённо стоило поискать краски, чтобы подчеркнуть внешний вид и, самое главное, несъедобность лежащих на блюде предметов. — Именно по такому принципу делаются столовые приборы, и именно по такому принципу мы будем делать паровозы. Зачем вытачивать каждую деталь, если можно штамповать их сотнями? Время, когда можно было не спешить прошло мисс Седогрив. Теперь для нас самое важное — скорость. И мы рванем с места так, что мало не покажется! – она немного призадумалась. — Необходимо установить новые станки сегодня же.
— Но как же график? Нужно ведь составить расписание....
— Тогда нам придётся расписывать каждый час, если не минуту, — заявила Лаки. — Стране нужны паровозы, говорите? Так мы будем делать их! И пусть потом не жалуется, что надавали слишком много!
— Только если вы найдёте клад или призовете дождь из золотых слитков, — хмыкнула инженер. — Потому что в последний раз я видела деньги только когда получала зарплату, а это, поверьте мне, совсем не впечатляющее зрелище. О, разумеется, если вы предоставите средства, то станки будут стоять здесь к ужину, но шанс на то, что это случится...
— Один на миллион? — обезоруживающе улыбнулась Лаки и протянула ей аккуратно сложенную бумажку. — Тогда нам сегодня крупно повезло. Вот чек из банка.
Пегаска передала Вере документ. Лицо главного инженера все ещё оставалось выточенным из камня, только сейчас это был булыжник, глаза которого медленно перемещаются поближе ко лбу. Она читала написанное на листке очень внимательно и осторожно, словно опасаясь, что он вот-вот рассыплется в ее копытах. Наконец она удостоверилась, что чек не менее материален чем стол, диван или улыбающаяся пегаска, и со вздохом подняла глаза на Лаки.
— Я не отказываюсь от своего слова, — заявила она. — Мы подготовим оборудование к вечеру. Но что вы знаете о том, как делаются паровозы?
" Ничего, — могла ответить Лаки. — Потому что меня прислали сюда не за то, что я высококлассный специалист в области издевательств над металлом, и не за то, что я могу сказать в каком углу чертежа должна находиться деталь А74. Я здесь, потому что единственное, что я умею делать — это делать деньги, но никто ведь не скажет, что это у меня плохо получается? Я умею играть в подобные игры с Судьбой, но что важнее всего — я знаю, как в них побеждать."
— Я знаю лишь основы, — сообщила Лаки. — Но с таким профессионалом как вы, я наверняка смогу быстро разобраться во всех тонкостях производства.
— Тонкостях производства, вы сказали? — переспросила Вера, и пегаске показалось, что в ее глазах сверкнул огонёк паровозной топки, в которую добавили чуть больше угля, чем положено по инструкции. — Тогда вам определенно стоит познакомиться со Старушкой Бэтти...
… В ремонтном цехе кипела работа. Это было понятно сразу – копыта Лаки еще цокали по коридору, а ее разум уже забежал вперед, чтобы представить себе картину упорного труда, напряженной сосредоточенности и огромной махины паровоза, окруженной снующими туда-сюда рабочими. Но, как и всем воображаемым картинкам, этому представлению суждено было столкнуться с реальностью – такого сильного удара оно точно не ожидало. Если эта мысль была бы пони, то она тут же собрала бы вещи и уехала куда-нибудь в глушь страны, прикупила себе домик у пруда, и каждый вечер старалась бы изгнать воспоминания об этом ужасном миге с помощью кресла-качалки и чашки горячего чая. Главный же конфликт с действительностью заключался в самом существовании Старушки Бэтти.
Старушка Бэтти оказалась паровозом, и, по мнению Лаки, это было единственной причина, по которой она все ещё оставалась стоять в ремонтном цехе, а не отправилась на металлолом. Это был самый старый экземпляр из всех виденных пегаской, и то, что она ещё оставалась одним целым, а не рассыпалась в прах, можно было объяснить только чудом и хорошим клеем. Хотя нельзя было не признать, что она все ещё была на ходу. Да, грохот ее двигателя способен был пробудить от спячки тысячелетние ледники, паровозный гудок давно превратился в болезненный хрип, а дым, вырывающийся из трубы, наводил на мысль о драконе, страдающем несварением желудка, а если труба была немного шире, над Сталлионградом не было бы видно облаков. Но она определенно двигалась, хотя когда Лаки наблюдала за этим движением, ей приходилось подавлять настойчиво желание подарить этому паровозу клюку. Чтобы это поезд хорошенько разогнался его нужно было как минимум сбросить со скалы.
— Ну как вам? – пытливо поинтересовалась Вера.
— Отличный паровоз, — кивнула Лаки, напоминая себе, что быть уверенной в себе не самое главное, в отличие от того, видят ли твою уверенность окружающие. – К завтрашнему утру он должен отправиться в путь.
— В путь? — эхом отозвалась Вера. — Но кто же согласиться купить билет на такой поезд?
— О, я же вам ещё не сказала, — пегаска игриво стрельнула глазами в сторону инженера. — Мы сами заплатим за проезд пассажиров, потому что несколько тонн угля вряд ли способны бросить пару монет в нашу кассу.
— Но вагоны слишком маленькие, — запротестовала Вера. — Каждый из них рассчитан на небольшое количество пони, туда не поместится уголь, тем более в таком объёме.
— Тогда нам стоит заняться расширением пространства, — решительно кивнула Лаки и схватила зубами лежащий рядом лом. Вере оставалось только проводить ее взглядом и понадеяться на то, что инструмент окажется недостаточно тяжелым, чтобы ее перевесить.
Пегаска медленно и торжественно направилась к вагону в полной тишине, созданной вниманием трёх десятков пар рабочих глаз, внимательно следящих за каждым ее шагом, и исчезновением гула всех видов деятельности. За ее приближением наблюдали затаив дыхание, как следят за налоговым инспектором, медленно добирающимся до итоговой страницы гроссбуха. На первой ступеньке пегаска остановилась, чем вызвала пронесшийся по залу вздох и тихие шепотки. Она внимательно оглядела дверь, кивнула чему-то и вошла внутрь, причём те, кто стоял рядом с дверью вдруг вспомнили, что до этого момента длина своей шеи их вполне устраивала. Спустя несколько секунд из вагона начали доноситься странные звуки, которые вполне мог издавать полубобер-полумедведь, пожирающий рощу столетних дубов. Хотя тяжелый лом, разбивающий неудобные и весьма твердые скамейки тоже годился на эту роль. В конце концов, звуки прекратились, и из вагона вышла все та же улыбающаяся Лаки Койн, и единственным изменением в ее облике было то, что на конце лома теперь висел огромный кусок дерева, в прошлой жизни бывший частью дверного косяка.
— Я надеюсь, что теперь там достаточно свободного места, — обратилась она к оцепеневшим рабочим. — Хотя, конечно же, крыша тоже занимает довольно большое пространство, — Лаки тяжело вздохнула, мельком бросив взгляд в сторону главного инженера. — Ох, мы, кобылки, такие хрупкие создания — у нас совершенно не хватает сил справиться с подобной тяжелой работой, а вагонов осталось ещё так много... Джентльпони, не согласитесь ли вы помочь? И, кстати, когда закончите с вагонами, крышей и переоборудованием грузовых отсеков, не забудьте все перекрасить. Бабочки — это замечательно, но мне почему-то всегда казалось, что к угольно-черному они не слишком подходят…
Черная свеча скупо одаривала светом небольшую комнату, зловеще мигая при любом дуновении ветерка или неосторожном колыхании плаща одного из стоящих рядом с ней пони. Свеча была не просто зловещей, нет – она являла собой прямую противоположность тем розовым квадратным свечкам, которые продаются в прозрачных пакетиках, перевязанных тонкой красной ленточкой и обладающих неприятной особенностью не открываться без помощи пилы. Такие свечки предназначены в основном для того, чтобы пылиться в шкафчиках вместе с другими дорогими сердцу вещами, оставленными на долгую память и благополучно забытыми. Единственным плюсом подобных сувениров является то, что археологи в будущем будут абсолютно уверены, что за несколько сотен лет фантазии на тему выбора оригинальных подарков не прибавилось ни на йоту. Что же касается той самой свечи, то ее пламя никак не могло источать аромата роз или радовать глаз замысловатым оттенком. Это был огонек, идеально подходивший для тайных собраний – маленький, незаметный, создающий гораздо больше теней, чем светлого пространства и скрывающий не только мысли, но и лица участников. Единственным же его недостатком можно было назвать лишь то, что он слишком резко погас.
— Какого сена? – раздался чей-то голос, прорезая тьму, как гитарная струна прорезает подмерзший сугроб. – Эта свеча мне целых четыре бита стоила, не говоря уже о спичках!
— Терпение, товарищ, — успокаивающе произнес второй голос. – Каждая капля труда, в конечном итоге втекает в море будущего успеха.
— Четыре бита, — сокрушенно повторил первый голос. – И гарантия на непрерывное горение целых три дня.
— Не могли бы вы там заткнуться! – пророкотал третий, судя по раздраженному тону, он уже некоторое время пытался нащупать нечто очень маленькое, легкое, горючее и совершенно невидимое в окружающей темноте, и при этом не достиг больших успехов.
— Не знаю как вам, а мне нравится темнота, — вступил в разговор четвертый. – Я вообще не понимаю, зачем нам нужны все эти свечи.
— Дабы поддержать дух товарищества и братства? – предположил второй. – Когда мы видим лица стоящих рядом с нами, наши сердца наполняет уверенность и стремление достичь новых вершин ради блага общества.
— Да? – скептически отозвался третий. – Я лично твоей рожи никогда не видел, потому что мы все время ходим в этих огромных капюшонах, в которых можно отдельно от плаща запихать еще одного пони.
— Спокойствие – путь к размышлениям, размышления – путь к действиям, действия путь к победе, — нравоучительно заметил второй.
— А победа – это путь к чему? – тут же выпалил четвертый.
— Победа… — неуверенно повторил второй. – Победа – это конец пути.
— Ага, — подтвердил третий. – Во всех сказках после победы только пир, свадьба и все такое. Больше и нету ничего, ну, может, только еще мед прольют, или что-то в этом роде…
Ответом ему было скептическое молчание.
— Что? – где-то в глубине комнаты послышалось смущенное пошаркивание копытом о пол. – Я ведь их только в детстве читал, а то, что я их помню хорошо, так это потому что на меня однажды кирпич…
— Кха-кха, — прокашлялся второй голос. – Спасибо за интересную историю, но не пора ли нам уже начать собрание?
— Но разве нам не стоит… — первый голос запнулся, что всегда происходит, когда вы находите ответ на вопрос, который еще не договорили. Не завершить его у вас, правда, уже вряд ли получится. – Дождаться главного?
— Сегодня я за него, — небрежно бросил второй. Небрежность эта была направлена не на кого-то конкретного, но на Вселенную в целом, и была небрежностью особого стиля – именно с такой небрежностью короли отдают распоряжения об утреннем завтраке, а владельцы банков надевают свои выглаженные костюмы, прежде чем заключить контракт на суммы, которые можно разглядеть лишь в телескоп. – Итак, как вы знаете, нашего предводителя застали врасплох важные дела в Сталлионграде и он не смог прибыть сюда. Мы, конечно, безутешно скорбим об этой досадной случайности…
Вновь воцарилось молчание, призванное заменить собой разочарованные возгласы, хотя на самом деле каждый из присутствующих словно сбросил внутреннюю наковальню – не то чтобы их глава внушал им страх, конечно нет – никто из них ни за что бы не признался вам в этом. А то, что при одном упоминании того, что у них вообще есть предводитель, они на некоторое время замирали и смотрели в одну точку, вероятнее всего, связано с тем, что в подвале, где проходили собрания, было довольно-таки холодно. А единственный источник света и тепла, если не считать таковым только что прозвучавшее объявление, потух пару минут назад.
— То есть его сегодня не будет? – переспросил первый, пробуя удачу на вкус.
— Нет, — сокрушенно вздохнув ответил второй. – Но он оставил нам свой план, который предоставит нам возможность совершить задуманное в кратчайшие сроки. Для этого нам потребуется книга…
— Книга? – удивился третий. – Зачем нам нужна книга? Лично у меня дома целая полка с книгами, очень удобно, кстати, когда в печке…
— Книга, — с нажимом повторил второй. – Из главной библиотеки Кентерлота.
— Не так-то просто будет это провернуть, — неуверенно заметил первый голос. – Охрана там стоит и днем и ночью, возможно, они даже накладывают какие-нибудь защитные чары. Придется подготовить кучу всего – веревки, крючья, отмычки…
— Простите… — попытался вставить четвертый.
— Отлично, следует подготовиться получше, — согласился второй. – Раздобудем подробный план библиотеки и расписание смены караула, затем запасемся всем необходимым оборудованием и будем выжидать подходящего часа.
— А может… — снова протянул четвертый голос.
— Не стоит забывать и о самих книгах. Мало ли какое заклятие может на них лежать, — тоном профессионала добавил первый.
— Давайте все-таки…
— Хорошо, оставляю подготовку к этому делу в ваших копытах, — заключил второй голос. – Но постарайтесь управиться за неделю — у нас осталось совсем не так много времени .
— А мы не можем просто прийти в библиотеку и взять ее почитать? – робко вмешался четвертый. Если, конечно, можно робко вмешаться и при этом громко заорать. – Мне казалось, что книги оттуда берут именно так.
Остальным членам собрания оставалось лишь обрадоваться, что окружающая их темнота и огромные капюшоны сейчас не позволяют им видеть лица друг друга. План, предоставленный их предводителем был идеальным – холодный расчет там шел копыто об копыто с выверенной логикой, а за ними спешил трезвый и разумный взгляд на вещи. План был хорош, отточен, вылизан дол блеска и просто обязан был сработать. Но самое главное заключалось в том, что он был абсолютно ненужным.
— Кхм, — смущенно выдавил из себя второй голос. – Это, пожалуй, сойдет за вариант.
— Ну, значит вопрос решен? – зевнул третий, который до этого не проронил ни слова, что было весьма подозрительным – обычно он сыпал ими как дырявый мешок с овсом. – Можем мы идти спать?
— Да, да, — согласился второй с интонациями начинающего скакуна-марафонца, поучаствовавшего в своем первом забеге. – Но запомните: книга будет только началом. Она даст нам силу и знания, необходимые для того, чтобы обеспечить успех нашего предприятия. В последнее время Стража ведет себя более внимательно и настороженно, но то, что мы провернем, надолго отобьёт у нее охоту следить за нами. Они хотят остановить нас? Не тут то было. Ха! У Стражи появятся более важные дела, чем мешать нашим планам, потому что та самая ночь, когда это случится, вряд ли будет спокойной!
И грянул гром…
И грянул гром…
Командор Ночной Стражи Ее Величества Хейдэн Корэдж вздрогнул. Нет, он, как и подобает настоящему стражнику, вовсе не боялся грозы и мужественно встречал любую вспышку молнии, не отводя от нее своего взгляда. Но одно дело смело встречать громовые раскаты из теплоты и уюта кресла собственного кабинета, и совсем другое делать то же самое, находясь под проливным дождем у ворот дворцового парка, которые могли похвастаться первоклассным литьем, шикарным орнаментом, и, что было для Хейдэна особенно важным, двумя фонарными столбами, подозрительно напоминающими громоотводы. А еще далекий гул напоминал ему о недавней встрече с Принцессой, и Корэдж изо всех сил старался не задумываться, чего он страшился больше – быть мгновенно испепеленным на месте ударом молнии или предстать перед взором Принцессы вновь, причем с пустыми копытами. Нет, он, как и подобает настоящему стражнику, вовсе не боялся Луны, боязнью это чувство было назвать сложно. Здесь скорее следовало бы использовать определение “леденящий душу страх” или “ужас, заставляющий кровь стыть в жилах”. А еще командор ждал. Радовало только то, что ждал он не один – компанию ему составляли два младших констебля, все еще пытающиеся забраться в свои доспехи как можно глубже – в этом они были похоже на черепах, позабывших дома зонтики.
Подобное занятие для него было не в новинку – все стражники рано или поздно привыкают к постоянному ожиданию и, если бы по этой дисциплине проводились соревнования, они наверняка взяли бы первый приз. Они достигли в этом деле таких высот, что им уже необязательно было ожидать чего-то конкретного. Нет, конечно, там, где-то впереди и маячили расплывчатые цели вроде окончания рабочей смены или восхода Солнца, но до них, как правило, оставалось еще несколько часов, пара сотен минут или же пара-другая тысяч секунд, а каждый, кто хоть раз в жизни попадал в ситуацию ожидания чего бы то ни было, знает, что каждая секунда имеет неприятное свойство растягиваться на полминуты, а если при этом слишком часто смотреть на часы, то ход времени и вовсе останавливается. Любой опытный стражник со временем учился превращать эти мгновения в часы и наслаждаться ими как наслаждаются слегка подтаявшей сливочной тянучкой – каждый из них вполне мог бы стать величайшим философом всех времен и народов, если бы их мысли не были заняты в основном попытками припомнить, какие трактиры еще будут открыты рано утром. Но в данный момент для командора Корэджа ожидание было совсем другим.
Это было очень напряженное ожидание, то есть ожидание того события, которое, будь на то ваша воля, никогда бы не случилось. В подобных ситуациях время ведет себя прямо противоположным образом и начинает нестись со всех копыт в сторону, которая вам совсем не нравится. На взгляд Хейдэна оно скакало уж слишком быстро. Так быстро, что опусти он копыто в поток временных песчинок, и, скорее всего, он тут же выдернул бы его и побежал искать крем против сильных ожогов. Потому что каждая секунда приближала его к еще одной встрече с Принцессой, и большую часть этих секунд он был вынужден тратить не на выполнение данного ему задания, а на бесполезную ерунду, которая почему-то входила в его командорские обязанности. Одним из ее видов была традиционная смена караула у ворот Дворца Принцесс, которое в былые времена было одним из самых зрелищных ежеутренних и ежевечерних ритуалов Стражи – сотни приезжих собирались поглазеть на него, хотя, по мнению Корэджа, это было пустой тратой времени. Тратилось, разумеется, его личное время командора Стражи, а как к этому относились сами приезжие, он никогда не горел желанием узнать.
Смена караула долгое время пребывала в забвении по причине того, что ночных стражников до возвращения Принцессы можно было пересчитать по передним копытам. Но совсем недавно архивариусы из библиотеки проложили новый туннель в трехсотлетних завалах и, не без помощи веревок, лопат, фонарей и трехдневного запаса морковных пирогов, обнаружили там залежи ценных документов, среди которых нашлось и упоминание и об этой традиции. Командор уже передал им свою огромную благодарность и искреннее желание увидеть их на самом процессе – возможно, после такого зрелища они хорошо подумают, прежде чем начинать разработку четырехвековых месторождений. Но, что сделано, то сделано, и именно потому, что эта поговорка несла в себе определенную долю правды, Хейдэн стоял здесь и размышлял, как много масла можно вылить на сковородку, если учесть, что там уже сидит пони в полном обмундировании.
Из размышлений его вывел традиционный отклик патруля Дворцовой Стражи, традиционно опаздывающего на традиционные пять минут и традиционные же четырнадцать секунд.
— Стой, кто идет, о, друг иль враг. Ответь и дальше сделай шаг! – отозвался голос с той стороны калитки.
— Мы не враги, но мы друзья, — ответил командор. По его хвосту уже не стекали ручьи из дождевых капель, нет – хвост и сам превратился в один сплошной, огромный и мокрый поток. В нем уже определенно было больше воды, чем волос. – C секретом слово знаю я. Его скажу, и в тот же час, ответь, пропустите ль вы нас?
— Кхм… — кашлянул голос. Раздалось шуршание разворачиваемого кусочка бумаги. – Пароль… Что-то тут было такое… Кхм… Пароль свою исполнит роль, его сказать ты нам изволь.
— Слушай, может, покончим с этой ерундой? – предложил командор, понимая, что и у стальной брони есть свой предел, после которого она наверняка сдастся ни на секунду не утихающим бомбардировкам тяжелых дождевых капель. – Ты просто достанешь ключ и откроешь нам эту калитку. Мы войдем – ты выйдешь. И все будет в порядке. Неужели не видно, что здесь творится?
— Видно, — бесстрастно подтвердил голос. Судя по его тону, “здесь” командора сильно отличалось от его собственного “здесь”, где было много деревьев с широкими листьями, а значит довольно тепло и сухо.
— Ох, ладно, — командор обреченно поднял голову к небесам. Как оказалось зря, потому что эффект получился как от небольшого водопада, пропущенного через дуршлаг. – Пароль, что сможет нам помочь: так пусть спокойной будет ночь.
— Хм… — протянул голос. – Ты не мог бы повторить? Я просто не расслышал – спокойной или покойной? Этот дождь так барабанит…
— Спокойной! Я сказал спокойной! Тихой, скучной, безынтересной, безопасной, не очень шумной, – пояснил Хейдэн, чей голос никак нельзя было охарактеризовать одним из этих слов. – Ну, так что там с калиткой?
— А как же часть про копье? – подозрительно ответил голос.
— Ох… — Корэдж закатил глаза. По легенде, обряд изображал самую первую смену караула, а также абсолютно все действия и реплики ее участников. По мнению же самого Хейдэна, эти двое стражников были или зелеными новобранцами или непроходимыми идиотами, что в принципе довольно часто идет копыто о копыто. Не говоря уже о том, что они испытывали слишком большую страсть к глагольным рифмам. Тем не менее, в традиционном списке обязательных действий действительно был фрагмент с копьем, из-за которого в список обязательных дел командора на ближайший выходной добавился очень серьезный разговор с архивариусом. Командор пообещал себе, что если уж ему и не миновать свидания со сковородкой, то он приложит все свои силы, чтобы не скучать там в одиночестве. – Прости меня, дневной собрат, я, хоть и сам тому не рад, копье свое оставил в зале – не будет горше мне печали.
Взгляды самого Хейдэна и пары молодых констеблей старательно избегали встречи с древками их собственного оружия.
— Печальней новости не слышал я, — зевнул голос по ту сторону стены. – Раз такова Судьба твоя, возьми пока что ты мое, но не забудь вернуть копье. Коль завтра в полдень ты придешь, меня у сих ворот найдешь.
— Тебя я друг благодарю, — между сжатыми зубами командора можно было просунуть только небольшую полоску выходящего воздуха, который тут же превращался в слова. – За щедрость, доброту твою. В долгу не буду я, поверь. Калитку мне открой теперь.
— Гм… — замялся голос. – А продолжения разве нет? Может найдешь еще пару строк?
— Открывай скорей, — буркнул Хейдэн, который уже и без подсказки подобрал пару словечек, вот только произносить их в присутствии младших констеблей было все равно что обрушить скалу на их моральные устои, а потом присыпать их парой тысяч ведер с песком. – Традиция соблюдена, мы сказали все что нужно.
— Ладно, ладно, — согласился дворцовый стражник. – Хотя подождите… Разве мы не должны спеть эквестрийский гимн? Или разжечь костер дружбы?
— Какие еще песни? Если эти библиотекари нашли еще какой-то листок, испачканный чернилами, то передай им, что лучше засунуть его в… — тут в голову командора пришла страшная догадка, а также осознание того, что у него имеются неплохие шансы утонуть в той луже, в которой он прямо сейчас стоит. – Ты, случайно, не потерял ключ?
— Эм… Нет, — обеспокоенно пробормотал голос. Послышалось тихое шуршание разгребаемых листьев . – Вот прямо сейчас я его достану и открою вам калитку. Прямо сейчас. Может все-таки споем гимн?
— Знаешь, у меня есть другое предложение, — Хейдэн подмигнул констеблю справа от него. – Сейчас младший констебль Торчлайт отойдет от калитки на двадцать шагов, повернется к ней лицом, а потом поскачет вперед . Учитывая то, что она сделана из дерева, а констебль разгоняется довольно-таки быстро, особенно если попросить его поскакать в ближайший трактир и дать немного мелочи, я думаю у нас есть неплохие шансы обойтись сегодня без ключа. И завтра, кстати, тоже. Что скажешь?
— Как насчет забавной истории? – в отчаянии предложил голос. – Я знаю одну, вам обязательно понравится!
— Пять шагов, — начал считать командор. – Десять, пятнадцать…
— Идет, в общем, лес по медведю, — выдавил из себя стражник за калиткой. Возможно, этот рассказ действительно был вершиной его мастерства повествователя, но Хейдэн уже начал произносить первые звуки слова «двадцать», что явно не способствовало созданию атмосферы легкой и непринужденной беседы. Спасти печально скрипнувшую калитку могло только чудо, и чудо явилось. Чудо это, правда, было небритым, мокрым, невыспавшимся, усталым и закованным в неподходящие по размеру латы дворцового стражника, но от этого своей чудесности не теряло.
— Отставить, — приказала вышедшая из темноты фигура. – Именем Принцессы Селестии.
— Отставить что? – недоуменно переспросил младший констебль Торчлайт, который сделал ровно на двадцать шагов меньше, чем необходимо, чтобы оказаться на расстоянии в двадцать шагов от калитки.
— Все, — отрезала фигура. – Где командор Хейдэн?
Командор выступил вперед и смог разглядеть новоприбывшего. Это был настоящий офицер Дворцовой Стражи, из тех, что способны ни разу не моргнуть глазом даже при виде собственного горящего хвоста или скрутить мантикору за то, что она вошла в главный зал, не вытерев когти о коврик. Его лицо напоминало то, что могло получиться, если бы вы дали хорошему скульптору кусок мрамора и холодильник. Он прошел старую школу обучения стражников, где экзамены включали в себя трёхдневный марш с сумками, наполненными камнями, путешествие по скалам, обозначенным на карте как «здесь водятся драконы и кое-что похуже», а также, как самое последнее испытание, беседу с профессором Северити, которую выдерживали далеко не все выпускники. Именно она проводила вступительные тесты для новичков в тот год, когда Хейдэн решился учиться в Академии, и он до сих пор помнил сколько носовых платков понадобилось новым ученикам того года, чтобы не завалить экзамен. Офицер, который сдал последний экзамен у профессора Северити, определенно был достоин уважения – даже спасение небольшой деревеньки от наводнения не служило бы столь надежным гарантом для принятия в Стражу. А еще у профессора был замечательный мягкий и шелковистый голос, и на тех уроках пения, что она проводила, ее можно было слушать часами – в противном случае вам пришлось бы часами слушать звук снимаемой с яблок кожуры. Командору повезло, что профессор ушла из Академии ровно за год до его собственного выпускного. Он слышал, что она теперь работает преподавателем музыки в одном из столичных школ и мог только посочувствовать жеребятам, которые там учились, зато через несколько лет они смогут похвастаться отшлифованным до блеска музыкальным слухом. Но Хейдэну не удалось надолго погрузиться в воспоминания о минувших днях, чего нельзя было сказать об огромной луже, куда командор как раз с успехом погружался. Офицер, стоявший перед ним, кажется чего-то ожидал, и Хейдэн решил первым нарушить повисшее в воздухе молчание.
— Ее Величества Ночной Стражи командор Хейдэн Корэдж, — представился он. – Ну или просто Хейдэн, если вам так будет удобнее.
— Ее Величества Дворцовой Стражи старший сержант Стэйбл Шилд, — отчеканил офицер в доспехах цвета промокшего золота. – Ну или просто Ее Величества Дворцовой Стражи старший сержант Стэйбл Шилд, Если вам так будет удобнее. Прибыл по приказанию Принцессы Селестии. У меня есть для вас послание.
Мысли Хейдэна лихорадочно закрутились как белки, после передозировки кофеином. Письмо от Принцессы Селестии? С каких это пор она стала интересоваться делами Ночной Стражи? Хотя если хорошенько подумать, то она интересовалась вообще всем, что происходило вокруг и все новости о том, что, когда и где случилось, появлялись у нее сразу после самого события, а может быть даже и раньше. Тем не менее, одно письмо от солнечной Принцессы для командора означало, что он получил ровно на одно письмо от Принцесс больше чем нужно. Командор внимательно посмотрел на посланца, но он, как и подобает хорошему стражнику, стоял, а вернее будет сказать тонул в бурлящем темном потоке, совершенно безэмоционально.
— Простите, — в их разговор вмешался еще один голос. – Но не могли бы доблестные офицеры подсказать мне дорогу к Кентерлотской Библиотеке?
— Конечно, — отозвался Корэдж, которому неожиданный вопрос давал еще пару драгоценных секунд на размышление о собственном завещании. – Повернитесь направо от калитки и идите прямо до огромных ворот с надписью «Библиотека», видите их? Шагов тридцать я думаю здесь будет, постарайтесь не заблудиться.
— Благодарю, — произнес голос. – А отдел Запретных Знаний и Ужасных Заклятий находится в…
— Правое крыло, — пояснил командор. – Спросите у сторожа, он вам покажет.
Взгляды стражников проводили периодически проваливавшуюся в особенно крупные и грязные ямы странную фигуру в плаще с огромным капюшоном. Даже не особо стараясь разглядеть оттенок ее одежды, можно было с уверенностью сказать, что сейчас и плащ и капюшон по цвету совершенно не отличались от окружающей грязи и определенно стали весить гораздо больше. Наконец фигура скрылась в ночном мраке, из которого тут же послышался глухой металлический звук и не такие уж глухие, но совсем не металлические слова, свидетельствовавшие о том, что вход в библиотеку был успешно обнаружен.
— Итак, — набрался смелости Хейдэн. – У вас есть для меня послание от Принцессы?
— Да, — бесстрастно подтвердил стражник.
— Может вам стоит отдать его мне? – постарался намекнуть Корэдж.
— Нет, — лежащий рядом камень чуть ли не крошился от зависти к подобному отсутствию эмоций.
— Эй, не забывайте про меня! – напомнила калитка. – Не до утра же мне тут сидеть, в самом деле.
Дворцовый стражник лязгнул латами и повернулся ко входу, сбрасывая с себя разленившиеся потоки воды, уютно устроившиеся на всех плоских поверхностях доспеха. Когда он направился к калитке, земля не содрогнулась под его копытами, а стоящие рядом столбы не пошатнулись от его сурового взгляда, однако уверенностью и целеустремленностью его походки можно было пробить брешь в стене ничуть не хуже чем при выстреле из катапульты. Звук же поворачиваемого ключа напоминал судорожно сдерживаемый скрип, определенно не желающий раздражать ни одного из окружающих его пони – замок словно съежился в ожидании неизбежного открытия.
— Так пусть ночь будет спокойной, — провозгласил Стэйбл Шилд, завершая традиционный обряд и ничуть не обращая внимания на уже было открывшего рот стражника калитки. – Командор, пост сдан.
— Пост принят. Констебль Торчлайт, констебль Виджилант, ваша стража началась, — скомандовал Хейдэн. — Так что с посланием от принцессы Селестии?
— Я сказал, что Принцесса Селестия приказала мне найти вас, — сухо сообщил Стэйбл. – Но я не сказал, что она именно та Принцесса, которая отправила вам послание.
— И от кого же оно? – интуиция Хейдэна подсказала ему, что приближаются новости, которые приведут к разным интересным событиям, которые могут иметь весьма интересные для капитана последствия, поэтому паковать чемодан лучше начинать прямо сейчас.
— Принцесса Луна, — отчетливо и ясно выговорил Стэйбл, что не оставило командору никакой почвы для сомнений или надежд на благополучный исход . – Принцесса Луна приглашает вас на личную аудиенцию и задает вам один вопрос. Что вы знаете о Сталлионграде, командор?
— Почти ничего. Зачем же Принцессе было спрашивать меня об этом? – Корэдж задумался. — И когда же состоится эта аудиенция?
— В полночь, — сообщил Стэйбл.
Головы обоих стражников повернулись к городским часам. Маленькая стрелка едва-едва подходила к одиннадцати, а большая… Большая горделиво выпрямилась и смотрела прямо в небеса, которые сейчас больше напоминали серое и дырявое ведро с водой, если, конечно, может существовать ведро подобных размеров.
— У вас пять минут, — спокойно произнес дворцовый стражник, глядя на замершего командора. – Советую вам поторопиться.
Волшебство...
Волшебством можно решить все проблемы — в этом абсолютно уверены пони, считающие, что найти потерянную пуговицу или заставить уменьшиться огромный счёт за обед в ресторане можно только по мановению рога. Нельзя не признать, что магия действительно достигла немалых успехов там, где дело связно с превращением апельсина в помидор или перемещения кекса с тарелки соседа на свою, однако во всех остальных вопросах с ней следовало обращаться очень и очень осторожно, как с драконом на вечеринке в небольшом саду, потому что в худшем случае ущерб вряд ли ограничится разбитым бабушкиным сервизом. Магия вовсе не была всемогущей и в деле сдвигания гор с пути все ещё уступала внутреннему духу или сотне ящиков с динамитом. А ещё она была очень сложна, и любое мало-мальски мощное колдовство требовало особого таланта и одаренности произносящего его мага. Чудеса могли творить только настоящие волшебники, но кто сказал, что чтобы быть им нужно обладать рогом на голове? Волшебство, на самом деле, заключено не в могучих формулах и не в загадочных рунах , но в сердцах тех, кто на него способен, и то, что предстояло рабочим и инженерам паровозостроительного завода иначе как чудом не назовешь, не имея , разумеется, под копытом справочника магических терминов самого нового издания.
Лаки Койн до этого момента и представить себе не могла, что такое можно провернуть, и, конечно же, не задумывалась, что будет в этом участвовать, поэтому у неё даже не было четкого плана дальнейших действий, только пара идей и твердая уверенность в том, что если уж поток событий подхватил ее, то лучше не пытаться плыть против течения и надеяться на то, что впереди не будет водопада. Несмотря на это никакой неуверенности она не испытывала — неуверенность в подобных случаях остаётся на том берегу реки и грустно наблюдает за сожженными мостами. Действие было ее стихией, а импровизация определённо приходилась дальней родственницей. Пусть в паровозах она разбиралась чуть похуже чем никак — для этого найдутся другие специалисты, не прогуливавшие лекции по физике и прикладной механике — зато она знала, что именно нужно сделать для того, чтобы все остальные пони, не так сильно разбиравшиеся в паровозах, смогли насладиться комфортом быстрого, удобного и не слишком дорого путешествия. Дело оставалось за малым — нужно было всего лишь все это создать. Начинать же приходилось с такой точки, что впору было сразу заканчивать. Но Лаки Койн была не из тех, кто так просто сдаётся, и определённо не принадлежала к кругу лиц, желающих увидеться с Принцессой, не выполнив порученной миссии. А ещё, и это нельзя было не признать, ей очень шла новая форма — особенно ей нравились пуговицы в виде позолоченных колёс и светло-синяя фуражка, которая в сочетании с ее огненной гривой наводила на мысль о картине корабля, тонущего в море пламени.
В тот самый момент перед ней стоял только один вопрос — что же делать дальше? Пегаска с уверенностью могла сказать чего делать ни в коем случае не следовало — совершенно точно нельзя было сидеть и растягивать резинку времени, потому как если уж она собралась прыгнуть в пропасть неизвестного, то лучше сделать это побыстрее, пока оттуда не убрали батут. Мысли Лаки раскручивались словно белка в колесе, запущенном из катапульты, и, наконец, на мгновение замерли, позволив ей сообщить стоявшим рядом инженерам ключевые детали их дальнейшего плана действий. Инженеры слушали ее очень внимательно, если такое вообще можно было сказать о пони, чьи мысли обычно крутятся возле изобретения очередного хитроумного способа забивать гвозди(и что самое странное – периодически у них это все же получается). Но когда она закончила и вопросительно оглядела собравшихся, тишина взорвалась как арбуз, забытый в ящике с фейерверками – еще несколько секунд назад молчавшие работники завода уже во всю отстаивали свою точку зрения по новым предложениям, совершенно не обращая внимания на то, что все вокруг пытаются сделать тоже самое.
— Итак, — в заключение произнесла она, выждав пару минут, пока не утихли жаркие споры, в которых упоминались такие слова, которые вполне могли сломать воображение пони, не имевшему никакого отношении к технике и искренне полагавшему, что шестеренка — это такая рыба из тропических морей. — Не пора ли нам приступить к работе? Время — деньги, а деньги не любят утекать просто так. Паровозы ведь сами собой не тронутся, не правда ли? Работа не ждёт, товарищи.
Специалисты согласно кивнули и разошлись. Они могли вести дискуссию о лучшем способе забросить уголь в печку до последнего волоса в бороде оппонента, но в вопросах работы никаких непоняток быть не могло. Порученное дело должно быть сделано, а то, что всем остальным миром оно признавалось невозможным — всего лишь второстепенная мелочь. Сама же Лаки, которая чувствовала себя более комфортно в обществе других пони, чем в компании раскаленного металла, поправила свою фуражку, запихала под неё пару непослушных локонов и, нацепив на себя дружелюбную и располагающую к сотрудничеству улыбку отправилась вершить чудеса.
Чудеса, кстати, не заставили себя долго ждать.
И начались с того, что в цех доставили новые станки, полученные в располагавшемся неподалеку заводе по производству посуды. Хотя на самом деле станками это было назвать трудно, скорее это были четыре огромные горы, у каждой из которых сверху крепилась гора поменьше, и вопрос о том, какого размера детали могли выбить эти станки заменялся вопросом о том, как избежать землетрясения, если запустить их разом. Лаки даже и представить не могла, кто ел ложками, отпечатанными на этих прессах, но тарелкой для супа ему скорее всего служило небольшое озеро. Расторопные рабочие тут же установили их в огромном помещении завода, предварительно выселив из правого угла несколько пауков, популяцию муравьев и эскадрилью летучих мышей, и проверили их на работоспособность – дрожание кружки, забытой кем-то на небольшом трехногом столике как нельзя лучше доказывало, что уж что-что, а этого добра у них было хоть отбавляй. Сразу после этого явился их бывший владелец, чтобы договориться об оплате. Он оказался пони сговорчивым, и после какого-то часа споров, шума и криков станки перешли в полную собственность завода Лаки за сумму, которую можно было назвать не заикаясь и не принимая пару таблеток успокоительного.
Закончив эту утомительную беседу, пегаска отправилась прогуляться по заводу, с интересом наблюдая за тем, как быстро, слаженно и четко делают свое дело рабочие команды, и, по возможности, держась подальше от чана с раскаленным металлом. Изредка к ней подбегали взволнованные инженеры и согласовывали возникающие проблемы, вроде потерянной заклепки, неправильно выточенной детали или небольшого взрыва одного из двигателей. Проделав весь путь из конца в конец завода, Лаки уже собиралась было повернуть назад, как вдруг услышала, что кто-то настойчиво повторяет ее имя.
— Мисс Койн! — послышался голос с другой стороны зала. — Мисс Койн, не найдётся ли у вас свободной минутки?
Лаки обернулась — через весь цех к ней неслась шляпа с огромным пером, полученным, по всей видимости, от птицы, которая питается одними ягодами и скорее всего арбузами. При ближайшем рассмотрении оказалось, что шляпа не плывет к пегаске сама по себе: под ней обнаружилась невысокая желтогривая единорожка, одетая по последнему писку сталлионградской моды, в последнее время тяготевшей к легкости и воздушности и ради создания такого эффекта даже готовой сбросить с себя четвёртый слой теплой ткани. На боку у неё красовалась изящная и очень маленькая сумочка, которая, как и все подобные аксессуары, была способна вместить в себя гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд — вот и сейчас, немного покопавшись в неизведанных глубинах, гостья достала оттуда чернильницу, перо и небольшой блокнот. После этих нехитрых приготовлений она уставилась на Лаки, чуть склонив голову набок, и пегаска всерьёз начала опасаться, что полы шляпы слишком близко приблизились к искрящемуся раскаленному металлу.
— Мисс Койн! — дружелюбно прокричала она, пытаясь заглушить мерные удары огромного пресса. — Могу я взять у вас небольшое интервью? Я — мисс Пэйпер из «Сталлионградских Вестей».
— Ну конечно! — согласилась пегаска, раздумывая, почему вдруг возник столь животрепещущий интерес к ее персоне. — Чем могу быть полезна?
Перо журналистки, напоминающее рыцарское копье, приготовленное специально для финального поединка в турнире, взмыло в воздух.
— Вы намерены строить паровозы? — спросила она.
— Ну конечно, а что же ещё нам делать? — подтвердила Лаки. — Стране нужны паровозы и делать их — наша работа.
— Работа, — кивнула единорожка, помечая что-то в блокноте. — Вы ведь совсем недавно в Сталлионграде?
— Да, — я приехала только вчера, — улыбнулась Лаки.
— Только вчера и уже управляете заводом, — заметила журналистка. – Очень быстрый карьерный рост, не каждому дано занимать подобные должности. Кем же вы работали до этого, мисс Койн?
— О, по мелочам, в основном по мелочам, — подмигнула пегаска. — Пусть это останется небольшой тайной для читателей. Но поверьте, вращаться в высоких кругах мне уже приходилось.
— Наши читатели любят тайны, — согласилась мисс Пэйпер. — Но ещё больше они любят их разгадывать. Не боитесь, мисс Койн?
— Нет, — мотнула головой Лаки. — Не боюсь.
— Ладно, ладно, — единорожка хитро прищурилась. — Скажите, что вы думаете по поводу состояния железнодорожных путей в данный момент?
— Дороги? — пегаска на секунду призадумалась. — О, дороги просто отличные! Без сучка и задоринки, как говорят здесь, в Сталлионграде. Крепкие, надежные. Построены на века, если не на тысячелетия. Лучшего просто и желать нельзя, но знаете, у них имеется один маленький недостаток. На них нет паровозов.
— Да? — удивилась журналистка. — Но как же все те, что каждый день следуют из Кентерлота в Филлидельфию или Мейнхэттэн? Что вы скажете об этом?
— Я скажу, что настоящих паровозов среди них нет! — выпалила пегаска. Мысли и внезапно нахлынувшие идеи сметали осторожность как спущенный с небольшого холма паровой каток — Игрушки для богачей, но не более того. Сколько раз вы сами ехали на поезде, мисс Пэйпер? Простые пони не могут позволить себе подобной роскоши, мы же собираемся сделать поезд транспортом для всех и каждого! Долой старые телеги и кареты, скоро вы сможете попасть в любую точку Эквестрии и для этого вам надо будет лишь отстоять очередь на кассе и при этом совсем не обязательно тратить все заработанное за месяц.
— Что, и до Клаудсдейла сможете подбросить? — осведомилась журналистка.
— А вы хотите купить билет? — парировала Лаки. Она уже поймала свою волну, и остановить ее могла только средних размеров горная цепь.
— Очень амбициозная идея, — улыбнулась Пейпэр. — Но что вы скажете насчёт качества и скорости такого транспорта? Как я слышала, ваши паровозы пока не отличаются надежностью.
— Все это в прошлом, — небрежно бросила пегаска. — Мы выходим на новый уровень производства: смотрите сами, мы будем строить паровозы по последнему слову техники, вместе с самыми лучшими специалистами. Кто ещё может позволить себе такое? Где вы ещё найдёте такую команду? Вместе мы способны на многое, так почему бы немного не расширить границы возможного?
— Звучит как девиз, — хмыкнул журналистка. — У вас, кстати, ещё нет девиза?
— Девиза?
— Ну да, тех самых слов, что обычно пишут над воротами, — пояснила единорожка-
— Как насчёт “Вытирайте Копыта”? — предложила Лаки. — Весьма полезная надпись.
— Пусть так, — согласилась Пэйпер. Ее перо своего по бумаге так быстро, что листку по всем законам физики давно полагалось загореться. — Но все это лишь слова...
“Вот оно, — подумала Лаки. — Им нужны действия. Значит пришла пора поднять ставки: все или ничего, и в случае выигрыша я действительно докажу им на что способны паровозы. В противном случае я просто очень пожалею о том, что не выиграла, но об этом лучше не думать и поберечь своё слишком живое воображение. Ну что, пришла пора бросить вызов Судьбе?”
— Вам нужны не только слова? — спросила она, заставив единорожку отступить на шаг назад. — Вы хотите, чтобы дело двигалось? Оно будет двигаться, обещаю вам, и совсем скоро вы сможете насладиться самым невиданным зрелищем за всю историю Эквестрии, — она сделала небольшую паузу для драматического эффекта. — Мы бросаем вызов Вандерболтам! Посмотрим, кто из нас будет быстрее. Паровоз против пегаса, стальные крылья против перьев. Ну что, как вам такая новость?
— Звучит впечатляюще, — подтвердила журналистка. – Но вы действительно считаете, что готовы к подобной проверке и не возьмете своих слов назад?
— Да, — кивнула пегаска, ощущая небывалую лёгкость — примерно то же чувство возникает во время прыжка в глубокое ущелье со связанными крыльями и прицепленным к шее валуном. Зато у вас ещё останется прекрасная возможность насладиться прекрасными пейзажами напоследок. — Гонка от Сталлионграда до Мейнхеттэна ровно через неделю. И они не откажутся, если, конечно, Вондерболты действительно лучшие летуны Эквестрии. Но ведь и нам тоже найдётся что продемонстрировать! Обещаю вам, через неделю вы увидите, что не только пегасы умеют летать.
— Что, собираетесь прокатиться с ветерком? – с улыбкой поинтересовалась Пэйпер.
— Нет, что вы, — Лаки аккуратно поправила фуражку. — Намного быстрее.