Blue Angels

Глава I. Небо в огне

Сравнимое по синеве с яйцом дрозда чистое небо с отдалённым рёвом прочертили пять чёрных полос. Они вдруг сломались на пустом месте и понеслись к земле, оставив на месте своего поворота аккуратный загиб, подобно тому, какой делает швея, кропотливо выкладывая ленту в нужный орнамент. Однако она делает это медленно, а дымовые метеоры могли на такой скорости снести собой гору — и всё равно манёвр вышел гладким, идеальным даже по своей математической точности.

Перечертившая небосвод в очередной раз полосатая дорога отняла у группы всего пару секунд, разогнав их ещё больше, затем — ещё более головокружительный вираж, завязавший петлю у самой земли — и снова ввысь, пригибая дикую траву и вздымая раскалённую пыль взрывной волной своей скорости. Они не просто носились, они не просто летали, они творили своей магией, вырисовывая стилизованный цветок распустившейся розы, занимавший всю ярко-голубую даль. Какое чувство габаритов, собственного тела, направления, команды! Этим мастерством владели только «Вандерболтс».

Лихо закрутив гофрированную серединку цветка, летуны мягким движением оттолкнулись от копыт друг друга и величественно распались звездой, в падении поправляя расползавшийся дым и не давая розе потерять форму. Захваченный восторгом разум наблюдателя и не задумается, как сложно в свободном падении вперёд затылком делать сразу две вещи: вправлять непослушную структуру и делать вид, что это не вызывает никаких усилий.

Пятёрка синхронно удалилась от шедевра, а в следующий миг свет на секунду дрогнул — и капитан Вандерболтов, незамеченным сапсаном спикировав со стороны солнца, влетела прямо в середину цветка, но, не тронув её, за долю секунды совершила неуловимый манёвр и ушла от столкновения. От этого места волной разлилось по розе переливающееся огненное марево, застывшее в тучевых границах. Оно играло и горело, подсвечивая их красным и поджигая цветком целое небо. Вандерболты, издалека смотря на плод своих трудов, облегчённо и благоговейно вздохнули.

— Что ж, пони, мы сделали это! — одобряюще сжала копыто в кулак Спитфайр, подлетая к своей команде. — Принцесса Селестия сможет гордиться нами в день Солнцестояния. Снова. Только вот… — благодушное выражение слетело с её лица, и огненная пегаска устроила разнос. — Соарин! Мне побить тебя, чтобы ты уже понял, что поперечное сечение — это не Дискордова кобра? Сюрпрайз! Что, крылышки слишком чистые, чтобы ими по земле черкнуть? Если бы нам не выступать через неделю, я бы их тебе…

Самая молодая из группы висела в воздухе, взмахивая крыльями так бодро, что никто бы и не подумал, как глубоко она задумалась. Да, Рэйнбоу Дэш и здесь оказалась самой юной, но теперь всё было по-другому. В летнем лётном лагере из её жеребячества к кобылке-вундеркинду с гривой невообразимой расцветки было «особенное» отношение в самом негативном для неё самой смысле. Воспитатели и инструкторы боялись, что старшие — намного! — жеребята зашибут её, бросят в играх в неконтролируемый воздушный поток или вообще швырнут с облака. Маленькая Дэш была быстрейшей, но быстрейшей она была также в том возрасте, когда вес для юных пегасов имеет судьбоносное значение. Зато что было теперь! Да, она по-прежнему была много легче остальных пегасов, к тому же, пожертвовала красотой ради мечты, отказавшись от столь привлекательных для жеребцов пышных фланок и променяв их на тонкие, налитые мышцы. Да, она вновь оказалась последней по возрасту, хоть и была раздосадована, что не стала самым молодым Вандерболтом в истории. Но с неё спрашивали даже строже, чем с остальных, чтобы она не смела расслабляться.

И, Селестия, как же ей это нравилось! Драйв и энтузиазм, с которым она бросала вызов самой себе, заставляли её чувствовать себя живой, как никогда прежде. Всё же врут те, кто говорит, что худшее наказание — это сбывшаяся мечта; стать одной из «Вандерболтс» начертано у этой цветастой сорвиголовы на роду!

— Рэйнбоу Дэш! — вырвал её из радостных, восторженных мечтаний грубый окрик. — Что это за дебильное выражение у тебя на морде во время полёта? Ты как будто боишься облажаться, потому что с неба льётся дождь из сидра!

— Только выражение лица? — тупо уточнила новенькая.

— Имидж — не пустой звук для «Вандерболтс», — лекторским тоном ответила Спитфайр. — Мы — не просто команда крутых летунов, способных выполнить фигуры высшего пилотажа даже во сне. Мы — военная единица. Элита! Лучшие из лучших! Никто не должен забывать об этом, никогда. На этом всё. Можете отдыхать. Все, кроме Крэш, если она забыла.

Радужногривая, с трудом пытаясь отойти от небесного наркотика и вернуться в реальность, невпопад отсалютовала. Смысл слов Спитфайр дошёл до неё не сразу, но она, конечно же, помнила, что всё ещё должна чистить площадку Вандерболтов. Оставался последний день, но его нельзя было пропускать. Сегодня, конечно, летуны тренировались над заброшенным пустырём вдали от всех городов, но это не значит, что плац без них простаивал.

Уборка была в самом разгаре, когда тёмная неприметная дверь позади Дэш открылась, и её одинокую обязанность разбавил чей-то визит. Пегаска повернула уши, а затем и голову.

— Что-нибудь хотел, Соарин? — повернулась она обратно к швабре.

— Да, помочь тебе.

Рэйнбоу насторожилась. Она доверяла своим партнёрам, но обычно между ними царила атмосфера подколов и довольно жёстких розыгрышей, а взаимопомощь и работу сообща можно было встретить разве что во время трюков или экстремальных ситуаций.

— Серьёзно? — бесцветно отозвалась Рэйнбоу, возвращаясь к работе. — Спасибо, очень мило, но я почти заканчиваю. Причём не уборку, а месяц стажировки.

Соарин, пропустив язвительный тон мимо ушей, тоже стал собирать мусор. Вот уж за каким занятием Рэйнбоу Дэш не могла вообразить заместителя капитана. Она положила подбородок на скрещенные на швабре копыта и молча наблюдала за жеребцом. Тот в какой-то момент, устав постоянно дёргаться от пристального взгляда, утомлённо спросил:

— Что?

— Ничего. За исключением того, что… в общем, что тебе мешало помочь мне раньше?

— Традиция Вандерболтов, — расплылся в кривой улыбке пегас. Один взгляд на лицо Рэйнбоу сказал ему, что это не прокатило, однако пегаска вдруг расслабилась и почти снисходительно ответила:

— Ладно, можешь помочь. Мне не слишком-то нравится этим зани… то есть…

— Ничего, Дэш, — засмеялся Соарин. — Я и сам не любил эти «стажировки». Только мне пришлось намного хуже: меня поставили на уборку жеребячьих раздевалок.

Рэйнбоу непритворно ужаснулась. Пегаска как-то заглядывала в такую: это случилось давно, она ещё была пустобокой кобылкой, но до сих пор в ней жила уверенность, что этим рядам конца-края нет. Тогда она почувствовала восторг, зависть и столь милый и близкий ей бунтарский дух. Теперь, месяц проубирав очень приличный по сравнению с тем гадюшником плац, она поняла: после трёх дней подобного издевательства сама бы ушла из команды с такой скоростью, что только крылья бы мелькали.

— У-ужас, — искренне протянула радужногривая. Она смела весь собранный мусор в совок. — А за что это тебя так?

Оставшееся время уборки пролетело незаметно. Партнёры рассказывали друг другу истории и смеялись надо всем подряд, а после уселись рядом друг с другом на трибунах, чтобы поговорить ещё немного. Завтра выходной, и все пегасы разлетелись по домам. Спешить было некуда…

— Пинки Пай, значит? — после очередной байки уточнил синегривый пегас, улыбаясь. — Вкусная фамилия.

— Я бы тебе рассказала про то, как мы попытались организовать для неё сюрприз-вечеринку, но у меня такое чувство, что скоро настанет рассвет, — почесала копытом щеку Рэйнбоу, хмуро глядя на ночное небо.

— Да, ты права, — спохватился жеребец. — У меня, всё-таки, были планы на завтра…

«И-ди-о-от! У тебя же были планы на завтра!» — мысленно дал себе передней ногой в лоб Соарин. Только вот после непринуждённого разговора с новенькой ему почему-то захотелось отменить их все, как будто любое планирование было лишь попыткой обмануть себя, занять время и, возможно, пустоту в своей душе.

— Пока, — весело помахала ему копытом Рэйнбоу, улетая. — До вторника, Клиппер.

— До вторника, — медленно согласился Соарин, в нерешительности оставаясь на месте. — До вторника… Дэш.

Только влетев в свой облачный дом и начав заспать, радужногривая пегаска вяло подумала то, о чём тут же забыла: «Он не назвал меня Крэш».

Глава II. Глухая ночь

Соарин не был жеребцом, ищущим развлечение на одну ночь: просто так получалось, что в каждом новом городе его неконтролируемый магнетизм привлекал к нему новую кобылку, как фонарь — светлячка. Неконтролируемый магнетизм… или просто известность, профиль или ¾ его лица на каждом плакате, посвящённом «Вандерболтс».

В первые месяцы это пьянило голову, в первые годы — вызывало чувство превосходства, а в последующие просто приелось. Пегас стал испытывать отвращение к кобылам, желающим урвать толику его славы через постель; к тому же, раз или два нашлись такие, которые, проведя с ним ночь, через несколько лет приходили с жеребёнком и представляли отпрыска как его сына или дочь. К счастью, это происходило уже к тому моменту, когда Соарин набрался ума, каждая из них была легко выпровожена вон.

Пегас не питал иллюзий относительно своей внешности. Волею генетики он не выглядел на свой возраст, а в юности вообще был похож на старого жеребёнка, поэтому в попытке не смотреться так убого взялся растить бороду. Однако пубертатный период схлынул, Соарин понял, что он с этой бородой похож скорее на сердцееда в маминой кофте или Казанову в папиных портках, и оперативно избавился от неё. Не успев огорчиться, жеребец достиг успеха: его взяли в лучшую пилотажную группу Эквестрии, и вместе со ставшими намного более доступными плотскими утехами пришли проблемы, сопутствующие им и заставившие Соарина взять за правило не разглашать свою личность.

Правда, не все знали о «Вандерболтс», и тем более уж о его участниках. Пегас выбирал из обративших на него внимание кобылок именно тех, кто больше всего походил на представительниц этой незнающей части. Отшить всех кобылок он не мог и не хотел — почему бы и не пообщаться организмами с хорошенькой пони, чисто для здоровья или для удовольствия? Однако, не желая быть совсем уж подонком, Соарин сразу проводил границы.

— Мне не нужна семья, я не заинтересован в жеребятах. У меня также нет дома; я живу в гостиницах или, если душа просит экстрима — на чердаках. Мой авантюрный образ жизни не терпит оседлости.

Но это служило и вправду больше для успокоения совести. Каждая из кобылок поначалу соглашалась на просто секс, без обязательств — возможно, если они оба этого захотят, также на дружбу и общение. Первый месяц. Дальше начинались нежелательные намёки, ревность, попытки «одомашнить» Соарина или вытянуть его на откровенный разговор о чувствах. «Какие чувства? Я с самого начала намекнул, что ты мне интересна только в плане постели», — мысленно закатывал глаза жеребец каждый раз, когда это начиналось, и тут же сводил общение к минимуму, а затем прощался. Своими партнёршами он не дорожил: в каждом городе, который он посещал вместе с командой, его ждала ещё одна.

И каждый раз — новая. Прийти к одной кобыле дважды — дать ей надежду. По такой философии пегас и жил, про себя называя себя бродягой. Бродягой, на плакатах с которым вместо грозного «РОЗЫСК!» — следы от помады трепетных поклонниц.

Или поклонников. Тот случай вообще добавил Соарину несколько седых волос в хвост и гриву.

Но сейчас, после спонтанной уборки с Рэйнбоу и непринуждённого разговора с ней, с пегасом была кобылка, мягкая, соблазнительная, ласковая, но такая страстная и горячая кобылка. При первой встрече с ней Соарин был очарован её внешностью, милой, но лишённой всякого налёта детскости, так часто сопутствующей миловидности. Пегасу она виделась скромной и тихой, и он был очень приятно шокирован, впервые оказавшись с ней в постели.

Вот и теперь единорожка скакала на нём в позе наездницы, заставляя всхрапывать и закатывать глаза от наслаждения, выгибаясь под ней, и разрываться между желанием шлёпнуть бесстыдницу по бёдрам и рвением схватить за кьютимарки и начать просто вдалбливаться в неё, ещё быстрее, ещё жёстче, пока не потеряешь сознание от перебродившего оргазма.

Спустя несколько минут они достигли разрядки, и кобылка почти упала на Соарина. Ещё через какой-то промежуток времени он укутал её крыльями, вернувшими себе подвижность. Для полноты картины оставалось только закурить, что единорожка и сделала.

— Надо бы уже бросить, — задумчиво сказала она, выпуская в сторону колечки дыма и утилизируя заклинанием пепел.

— Руби, я уже говорил: мне не мешает, — на всякий случай лениво отозвался жеребец, поглаживая влажное тело с всё ещё тяжело вздымающимися боками.

— В будущем будет мешать, — вздохнула единорожка, неохотно отправляя сигарету к пепельнице и туша при помощи множества благовоспитанных тычков. — Хочу быть хорошей матерью.

Даже остатки возбуждения Соарина начали собираться, чтобы уйти.

— Ты ведь не связываешь это желание со мной, хм? — уточнил он, подкидывая на копыте спутавшиеся в процессе животного соития волосы партнёрши.

— А ты так сильно не хочешь этого? — щенячьими глазами посмотрела на пегаса Руби. — У нас бы всё получилось… мы понимаем друг друга, и…

— Нет, не получилось бы, — с нажимом сказал жеребец. — Если ты чувствуешь, что начинаешь влюбляться в меня, у тебя есть выбор: уйти и забыть это чувство в одиночестве или остаться, но не досаждать мне и любить безответно.

Подумав о том, что обычно ничего хорошего за этими всё упрощающими беспощадными словами не следует, Соарин быстро привёл себя в порядок, холодно попрощался с Руби и вышел из её дома.

Жеребец на ходу закрыл глаза и выпустил воздух через рот. Зарёкся же — не встречаться с девственницами. Слишком уж они романтичные и наивные, после первого же оргазма как будто мозги отключаются. «Напридумывают себе любовь до гроба, — думал Соарин, не замедляя шага. — А потом начинают охоту. Ведьминскую. Приворотную. — Пегас ухмыльнулся, вспомнив дуру, которая решила подсыпать зебринское зелье ему в чай. В результате Соарин через дверь туалета объяснял ей, почему между ними всё кончено. — С Руби пора рвать. Опыт подсказывает, что она не исправится. Но, Дискорд подери, до чего искусной и уверенной была даже в первый раз…».

Соарин вдруг встал, как вкопанный. С Руби он попрощался, и теперь ему решительно негде было ночевать. Вариант с понивилльской гостиницей автоматически отпадал: она была забита жаждущими увидеть шоу «Вандерболтс», сунуться туда — всё равно, что к пчёлам в улей. И тесно, и разорвут с просьбами дать автограф. Не то, чтобы такие случаи были — дело всего лишь в настроении пегаса. Сейчас он не хотел иметь ни с кем дел и был убеждён, что не захочет и утром.

Жеребец уже подумывал позаимствовать пару квадратных метров на чьём-нибудь чердаке, как вдруг его отыскивающий подходящее «жильё» взгляд натолкнулся на облачный дом, поливаемый клаудсдейльской радугой. «А почему бы и нет?» — подумал Соарин, взлетая и направляясь к воздушному коттеджу.

Он покачивался в ночном воздухе, словно порываясь уйти в свободный дрейф, но магия пегасов, а заодно разноцветные водопады удерживали его на месте. Было тихо, острый радужный запах слегка пощипывал ноздри. Бледно-голубой жеребец опустился на облако и потянул за свисающий с двери хвост трёхцветной молнии. Громовой раскат и потрескивание изнутри сообщили, что Соарин нашёл правильный «рычаг». Однако никто не отозвался.

«Спит, что ли? — озадачился пегас и тут же поругал себя за глупость вопроса. Конечно, спит. Только такие неугомонные, как он, шляются по улице посреди ночи. Второй звонок. Третий. Пегас прислонился головой к облачной двери, украдкой надеясь таким образом открыть её: ждать уже не хотелось. Закрыто, как будто действительно никого нет дома. — А что, если Рэйнбоу такая же неугомонная, как я, и сейчас гуляет где-то? Возможно, и с кем-то… Не лететь же к Спитфайр, она потом достанет подкалывать. Мне и так достаётся за то, что я грациозный — теперь прослыву и землевладельцем. Если она чего похуже не придумает, конечно…».

Размышляя в таком ключе, он летел от одинокого белого коттеджа, слегка взмахивая самыми кончиками крыльев, чтобы просто остаться в воздухе и слабо толкнуть себя вперёд. Соарин широко зевнул. Даже после короткого раза с Руби ему хотелось спать, а во всём теле чувствовалась приятная слабость. «Соковыжималка», — с нежностью подумал он о единорожке и немного пожалел о том, что придётся с ней расстаться. Но так будет честнее и легче для них обоих: слишком уж различаются их жизненные ценности.

Что-то ярко мелькнуло в ночи.

Соарин вскинул уши и прищурился, надеясь рассмотреть что-нибудь. «То ли это у меня уже в глазах рябит от усталости, то ли там Рэйнбоу Дэш». Заинтересовавшись, пегас ускорился и узнал то место, где «Вондерболтс» тренировались днём. Теперь тут была одна радужногривая пегаска, в одиночку рисующая розу своим цветовым следом — вернее, только свою часть. Жеребец наблюдал это три цикла и подумал, сколько же Дэш была здесь до его вторжения и который уже раз выполняет эти фигуры. «Всё идеально, — заметил Соарин, непонимающе прищурившись из укрытия. — Почему же она продолжает…».

Пегас вспомнил, за что Спитфайр отчитала Рэйнбоу в конце тренировки, и обратил внимание на лицо новенькой.

Столько напряжённой сосредоточенности он не видел ни у кого. Это было даже забавнее её дневного восторга и энтузиазма. Лицо пегаски сморщилось и всё собралось в точку в центре. Может быть, в костюме этого и не было бы так заметно, но сейчас Рэйнбоу была без него. Соарина прорвало, и он захохотал во весь голос.

Идеально точная траектория, вычерчиваемая пегаской, сбилась, когда Дэш от неожиданности затормозила, заставив радужный след змеисто разбиться о свой хвост. Пегаска глазами отыскала источник звука и отчаянно покраснела, увидев за деревьями Соарина. Сомнений не было: пегас смеялся над ней. Рэйнбоу надулась, пытаясь придать своему лицу боевое выражение, и спикировала на жеребца. Трюк не сработал — Соарин не испугался и остался на месте. Радужногривой пришлось экстренно тормозить, и опытный глаз пегаса отметил это торможение как весьма эффектный манёвр.

— Ты что, следишь за мной? — возмутилась Рэйнбоу. Бледно-голубой пегас уже наблюдал такое раньше: попав в неловкую ситуацию, она переходила в наступление. «Боевая кобылка», — с удовольствием подумал он и ответил, примирительно подняв копыта:

— Уверяю тебя, это случайно. Так уж вышло, что мне негде переночевать. Пустишь к себе?

— В смысле, домой? — услышав, что у её соратника неприятность, Дэш поумерила своё недовольство и сдулась.

— Ну не… — не сочинив уместного сарказма, Соарин покладисто кивнул. — Да.

— Мог бы прям так залетать, друзья же, — пожала плечами Рэйнбоу. Она развернулась, собираясь продолжить свою сольную тренировку, но покраснела. — Не… не смотри. В смысле… иди давай, я разрешила!

— Стесняешься? — расплывшись в широченной улыбке, хмыкнул Соарин. Румянец пегаски стал заметен даже со спины.

— И-идиот! — нахмурившись, обернулась Дэш. Она всё ещё обижалась на смех пегаса в свою сторону, но он неожиданно предложил:

— Помочь? Я имею в виду, научить тебя контролировать эмоции.

Рэйнбоу поначалу опешила и долго молчала, бегая по Соарину вишнёвым взглядом. Но в итоге кивнула, пусть и осторожно, с опаской, будто не совсем доверяла. «В дом залезть — так пожалуйста, — думал жеребец, ныряя за ней в полёт, — а помочь с тренировкой — в нас гордости выше собственного роста».

Пегас понял, как радужногривая достигла таких успехов. Она горела. Она дышала ядрёным громом. Она двигалась, как наскипидаренная молния. Она в духе юношеского максимализма хвасталась своими достижениями и никогда не теряла ни надежды, ни веры в себя. Ей бесполезно было прятать огонь, пышущий из каждой мышцы.

— Знаешь, что, Дэш? — с улыбкой позвал Соарин, когда пегасы отдыхали на земле. Они сидели, прислонившись спина к спине, макушка к макушке, и смотрели на звёзды, общаясь тяжёлым дыханием и молчаливыми улыбками.

— Что?

— Ничего тебе не надо менять. Будет это твоя изюминка.

Глава III. Спонтанный шквал

— Предупреждаю: везде бардак. Спать будешь на диване, — сказала Рэйнбоу Дэш, входя в дом.

— Но я же его не устраивал, — по привычке отозвался Соарин в искреннем недоумении и тут же хлестнул себя хвостом по щеке, опомнившись.

— Ты о чём? — пегас поблагодарил удачу за то, что радужногривая обернулась уже после его странного жеста. — Если хочешь, могу уступить кровать.

— Нет, не нужно, — усмехнулся Соарин. — Я не привередливый.

— Как хочешь, — пожала плечами Рэйнбоу и кивнула на узкий голубой диванчик с отделкой из белой древесины. — Только я не думаю, что ты на нём уместишься. Мне вот нормально, а тебе…

Жеребец оценивающе посмотрел на кобылку и задумчиво уточнил:

— А кровать какая?

— Полуторка, — коротко ответила пегаска.

«Полуторка — в самый раз, — подумал Соарин. — А она довольно миниатюрная, хоть и выше Флитфут, могла бы уместиться на этом диване. Но это будет нехорошо». Пегас подумал о том, хватило ли бы им обоим места на кровати. Ну, может быть — если тесно переплетутся… Никакого трепета, возбуждения или чего-либо ещё особенного эта мысль не вызвала. Жеребец повторно окинул Рэйнбоу взглядом: в этот раз она развернулась, встав к нему боком, и доставала с полки одеяло и подушку для гостя. Спортивного телосложения, гибкая, стройная, можно сказать, худощавая — даже по меркам пегасов, которые по природе легче других пони. Однако Дэш никак нельзя было назвать задохликом или дистрофиком: пусть в ней не было ни капли жира, всю её массу составляли натренированные мускулы, причём нигде не перекачанные. Одним словом, Рэйнбоу обладала далёкой от мечтаний типичного жеребца вроде Соарина, но эффектной фигурой.

Пегас также обратил внимание на крылья радужногривой, когда она взмахнула ими, чтобы оторваться от облачного пола и удержать повалившееся следом за вытягиваемыми постельными принадлежностями тряпьё. Прекрасно развитые, крепкие и жёсткие. Закалённые в полётах, они не вызывали никакого желания быть обнятым ими. Наоборот, при одном взгляде на них создавалось впечатление, что один удар сломает как минимум три кости. «Бунтарская, чуть ли не агрессивная внешность», — оценил Соарин, глядя на непослушную, растрёпанную гриву вызывающе пёстрых цветов.

На расстоянии копыта от себя.

В следующий миг, после первого же моргания, пегас получил подушкой по лицу.

— Есть кто дома? — проорала Рэйнбоу во впечатавшуюся в голову жеребца постельную принадлежность. Судя по тону, она пыталась достучаться до него не один раз. Давно он так ни на кого не пялился, но внешность у пегаски и вправду была запоминающейся. Соарин с первой встречи на Гала не мог её забыть, но детально рассмотреть выдался шанс только сейчас.

— Извини, — тряхнув головой, поймал он передней ногой подушку. — Задумался кое о чём.

— Сложный же, должно быть, вопрос, раз я глотку сорвала.

— Да, — лукаво улыбнулся Соарин. — И достаточно любопытный. — Видя, что пегаска не собирается даже из вежливости интересоваться зацепившей его темой, но искренне увлекшись ей сам, жеребец уточнил: — Кто из нас сильнее?

Даже голос Рэйнбоу не был женственным. Пегасу почему-то казалось, что в прошлом она много курила — характерная хрипотца и лёгкая осиплость давали только такую ассоциацию, но прекрасная физическая форма, да и всё то, что она могла сотворить в воздухе, делали эту теорию невероятной и абсурдной. Соарин думал, что Дэш с самого рождения только и делала, что работала над собой, добиваясь таких результатов.

— Есть только один способ выяснить, — неожиданно ответила пегаска и с шорохом отодвинула две правых ноги, принимая устойчивую, но в то же время пружинистую позицию.

Она бросала жеребцу вызов.

Соарин азартно ухмыльнулся, слегка пригнул голову и развернул крылья.

Он его принял.

Рэйнбоу Дэш бросилась вперёд, предупредив о своей атаке только коротким, едва слышным рыком, бывшим скорее выражением радости и предвкушения от дружеской потасовки, чем преднамеренным сигналом к началу битвы. Соарин на долю секунды опешил, но, взмахнув крыльями, перехватил копыта пегаски своими и, крутанувшись на задних ногах, использовал инерцию радужногривой против неё самой. Она быстро вернула контроль над ситуацией и остановила свой полёт в полуметре от облачной стены. На лице Дэш отразилось секундное удивление, к удовольствию Соарина оказавшееся приятным. Запальчиво оскалившись, она повторила выпад.

Жилища пегасов сами по себе просторные, а коттедж Рэйнбоу был и вовсе образцом минимализма, так что ничего не мешало пегасам беситься и драться вволю. Собственно, вряд ли что-нибудь вообще могло стать помехой: они с первых секунд самозабвенно увлеклись борьбой.

Дэш атаковала столь уверенно, быстро и беспощадно, что собиравшийся было поддаться и пожалеть её Соарин моментально отказался от своего намерения. Пегас постепенно понял, что также может смело выкладываться на полную: Рэйнбоу оказалась прекрасным бойцом, с хорошей реакцией, ловким и стремительным.

Удары переставали быть шуточными, драка принимала всё более и более серьёзный вид. Соарин и Рэйнбоу в своих бойких, сложных выпадах перекатывались с этажа на этаж, и это могло бы выглядеть агрессивно, если бы они не смеялись так часто сквозь тяжёлое, разгорячённое дыхание.

Пегасы боролись до изнеможения, но ни один из них так и не смог одолеть другого. Чаша весов постоянно смещалась, но когда напряжение достигало пика — пойманный или захваченный вырывался совершенно неожиданным образом, с новым воодушевлением бросался в атаку — и драка закипала по-новой.

Совершенно выдохшись, они теперь стояли друг напротив друга, изредка пытаясь угрожающе кружить, но делали это от усталости так криво и нелепо, что тут же прекращали, смеясь. После очередной попытки Соарин и Рэйнбоу просто врезались друг в друга и повалились на пол, продолжая смеяться. Дальнейшее ненападение оба расценили как ничью.

Пегас ещё очень долго улыбался. Этот бой получился интересным, действительно увлекательным, кипучим. Поначалу недооценив Дэш, Соарин теперь признал в ней достойного противника, такого, который может держаться на равных с ним и с кем может полностью раскрыть свой потенциал он.

— Я тебя всё-таки ушатаю в следующий раз! — задиристо пообещала радужногривая.

— Ой, и не мечтай, я сегодня устал просто! — щёлкнул её перьями по носу Соарин. Они снова засмеялись. Пегас тепло посмотрел на Дэш и приблизился к её лицу. Он задумчиво позвал: — Рэйнбоу…

— Что? — улыбнулась в ответ радужногривая, прикрыв глаза.

Жеребец подался ещё ближе.

— Мы твой дом разнесли.

Рэйнбоу Дэш вскинула голову и осмотрелась. Всё, что можно было перевернуть — перевёрнуто, всё, что нельзя — сдвинуто.

— М-да. А раньше-то у меня чисто было!

— Чего-о-о?! Ты же сама говорила про бардак!

Снова отсмеявшись, пегасы нехотя поднялись с пола.

— Ну, чего, — зевая, протянул Соарин. — Давай всё убирать обратно?

Рэйнбоу Дэш потянулась, тоже зевая. Заразно ведь.

— Может, ну его к Дискорду, утром уберёмся? — предложила она и протёрла глаза копытами. — Спать хочется.

— Поддержу, — охотно кивнул пегас. — Спокойной но… — ярко-красный луч солнца резанул по глазам. — …Утра.

— Угу, — усмехнулась Рэйнбоу и по винтовой лестнице из облаков поднялась на второй этаж, в свою спальню.

Соарин проводил кобылку взглядом, ещё раз зевнул, забрался на диван и уснул, как убитый.

Глава IV. Дождливый вечер

Соарин понял, что у него теперь собьётся режим. А ещё он понял, что у Рэйнбоу, вероятно — нет, потому что она, судя по всему, спала и не собиралась просыпаться. Полежав немного в полумраке и устав гадать, какое сейчас время суток, пегас осмелился подобраться ближе к комнате пегаски.

Двери не было, что характерно для облачных жилищ. Просто арка, через которую виднелся уголок кровати. Жеребец услышал короткий всхрап и, усмехнувшись, хотел было пойти обратно: оставаться тут дольше не было нужды, ведь теперь очевидно, что Дэш спит. Но вместо этого он сделал ещё пару шагов.

Теперь пегаску было хорошо видно. Она лежала поперёк кровати животом на скомканных простынях, будто застряв между подушек и наполовину зарывшись носом в кое-как перевившееся через неё одеяло. Задние ноги значительно свисали с другого края, радужный хвост разметался по постели, а в гриве запуталось то переднее копыто, которое не было подогнуто под грудь и живот. Судя по безмятежному виду и довольному похрапыванию, Рэйнбоу такое положение дел вполне устраивало. Соарин усмехнулся снова: «Интересно, она изначально так спит или просто сильно вертелась?».

Ответ был получен сразу же: кобылка резко выкинула переднюю ногу из-под своего тела, словно нанося удар невидимому врагу. Пегас бесшумно покинул её спальню, вспомнив про вчерашнее невысказанное обещание прибраться и побоявшись, что Дэш вот-вот проснётся и застукает его за подглядыванием.

Да, Соарину почему-то казалось, что он видел нечто особенное, личное, не для чужих глаз.

Жеребец мельком посмотрел в окно и увидел несколько погодных команд внизу, толкающих серые тучи и пристраивавших их друг к другу поближе. Грядёт дождь, причём дождь весьма сильный — именно поэтому его запланировали на ночь, чтобы никто не пострадал. Судя по отсутствию солнца и чувству бодрости, Соарин и Рэйнбоу проспали всё утро и весь день; часы на стене это подтвердили.

Привести дом пегаски в порядок оказалось делом нехитрым: мебели было не так уж много, а бардак — не таким уж катастрофическим. Не сказать, чтобы теперь коттедж сиял чистотой — скорее, смотреть на него стало намного приятнее, да и Соарин остался доволен своей работой.

Не успел пегас заскучать наедине с собой, как Рэйнбоу, оповестив зевком о своём появлении, спустилась на первый этаж. Она беспрестанно косилась на окно, пытаясь понять, какое сейчас время суток.

— Ночь, — в качестве приветствия сказал Соарин, кивнув ей. — Придётся не поспать сутки, чтобы войти в режим.

Дэш согласно кивнула в ответ и зевнула снова, направляясь в ванную.

— А утром найду, где перекантоваться, — пробормотал пегас сам себе. Рэйнбоу остановилась и обернулась:

— Зачем? Впрочем, если тебе тут не нравится…

— Всё нормально, — перебил её Соарин, опасаясь, что обидел. — Просто не хочу тебя стеснять.

— Да ладно! — энергично махнула копытом пегаска.

— Честно, Дэш, всё хорошо, — ухмыльнулся пегас. — Где я только не спал — на чердаках, на крышах…

— На сеновалах, — ностальгически улыбнувшись, кивнула Рэйнбоу. Соарин удивлённо моргнул:

— На сеновалах? Ты… странствовала?

— Ага, — кивнула Дэш всё с той же ностальгической улыбкой. — Была трудным жеребёнком — не загонишь в школу, выросла в трудного подростка — не загонишь домой. В любой ссоре с отцом, каких было немало, видела повод сбежать из дома на неделю. Седельную сумку на спину — и была такова, не угонишься.

— Да, представляю, — ухмыльнувшись, охотно поверил Соарин. Именно такой пегаска ему и виделась. Возможно, она и теперь может так сделать…

— А ты говорил так, будто знаешь в этом толк, — заметила Рэйнбоу. — Тоже из дома линял?

— Из дома? — жеребец коротко рассмеялся. — Нет, у меня никогда не было дома.

— Ох, точно. — Улыбнулась Дэш. — Соарин, на которого мечтают походить и равняются все детдомовские жеребята.

Пегас опустил одно ухо и чуть-чуть наклонил голову вслед за ним. Он подождал пару секунд, не увидел смены улыбки кобылки грустным выражением и сказал:

— Обычно меня начинают жалеть.

Рэйнбоу сконфуженно прижала крылья теснее к бокам:

— Ох, прости. Я… в общем, знаю, что жеребячество без одного родителя или двух может быть весёлым, поэтому не делаю из этого трагедию… А нужно?

— Нет, — спохватился Соарин и раньше, чем успел подумать, ободряюще коснулся плеча пегаски копытом. Бури не последовало, поэтому он продолжил: — На самом деле я ненавижу, когда меня жалеют. С чего бы мне скучать по пони, которых я ни разу не видел и которые не захотели видеть меня, просто оставив под дверями жеребячьего дома?

— Ага, — согласилась Рэйнбоу, — тоже всегда бесила обязанность грустить по матери, усвиставшей с первым встречным жеребцом сразу после того, как разрешилась от бремени в виде меня. — Она почесала копытом загривок. — Если честно… я до сих пор не уверена, связана ли биологически с тем, кто меня вырастил.

В неверии Соарин поднял брови.

— Не может быть. Элемент Верности…?

— …Результат супружеской измены, — закончила за него Дэш, криво ухмыльнувшись. — Потому, что мы с отцом вообще не похожи. Исключая радужную гриву, но ведь у матери она тоже была радужной.

— Знаешь, сколько ни летал, а ни разу не встречал пони с такой цветовой гаммой, — признался Соарин. — Видимо, раньше мне не везло.

— Может, не там искал? — хмыкнула пегаска. — Мы жили в Клаудсдейле.

— Вот как раз оттуда я и сбежал, когда мне было двенадцать, — задумчиво ответил жеребец. — Бунтарём был, по-видимому, не меньшим, чем ты.

— А, может, даже и большим, раз не вернулся. Не вернулся ведь?

— Не вернулся, — подтвердил Соарин. — Спросишь, как я выживал, будучи жеребёнком неоперившимся? Да как я только не выживал. Днём подрабатывал на копеечных работёнках, а вот ночью… скажи, тебе когда-нибудь приходилось слышать о караванщиках?

— Ага, — нахмурилась Рэйнбоу, — меня в жеребячестве из-за них домой загоняли чуть ли не в пять вечера, чтобы я с ними не столкнулась. Они совершали налёты на воздушные перевозки и… — пегаска резко прервалась и ахнула. Её глаза загорелись. — Неужели?!

— Да, — не без гордости степенно кивнул пегас. — Я примкнул к ним. Был на голову выше сверстников, мог таскать тяжести и при этом полётные навыки были на уровне. Перехватывать и разгружать колесницы — самое то, да и требовал немного — чего бы им меня не взять в долю?

— Стой-стой-стой! — не в силах поверить, замахала копытами Дэш. — В самом деле? Ты был преступником?

— Ну-у-у, можно сказать и так… — согласился Соарин, будто раздумывая. — Причём я как мог держался за это место. Имидж поддерживал будь здоров: на равных со взрослыми употреблял жаргон, рубил в их делах получше некоторых и участвовал в их… дневных развлечениях.

Пегас взглянул на Рэйнбоу. В вишнёвых глазах застыла неподдельная зелёная зависть.

— Ох, и повезло же тебе! — в сердцах воскликнула она, хлопнув крыльями. — У меня из главных достижений — пробралась на секретную базу и водила за нос охрану, шныряя с сумасшедшей скоростью между вагонами и в промежутках накручивая мёртвые петли, а ты водился с самой настоящей опасной преступной группировкой!

— Я бы не стал так гордиться этим фактом, — потёр переносицу Соарин. — В итоге они кинули меня посреди одного из самых дерзких ограблений, и я оказался окружён. Полицейские-пегасы пытались взять меня в кольцо, но я уходил от них и в итоге почти смог оторваться, но они устроили облаву. Представь: все участки были подняты на уши, и куда бы я ни метался, где бы я ни пытался спрятаться — меня ждал новый ловец. Моей выносливости всегда хватало надолго, но их было намного больше, и каждый новый преследователь был свеж, хотя я уже летел с языком на плече. В какой-то момент я просто отключился от усталости и упал вниз.

В очередной раз жеребец взглянул на пегаску. Она внимала, приоткрыв рот и затаив дыхание. Уши тревожно прижаты, одна из передних ног согнута, будто собираясь бросить обладательницу в галоп. Оставшись доволен реакцией и умением слушать, пегас продолжил:

— Я очнулся уже в участке, даже без «браслетов». А что они с меня возьмут? Я несовершеннолетний, меня только в колонию к себе подобным, а где ж вещдоки, основания для такого? Кроме логических, доказательств моей связи с той бандой никаких не было. Впрочем, помехой это бы не стало, если бы одному из одержимых скоростными полётами преследователей, по счастью, отнюдь не низкого звания, не приглянулась недавняя погоня. — Соарин, улыбаясь, закрыл глаза. — Я на всю жизнь запомнил его слова: «Знаешь, сынок, моим старым костям жить захотелось, когда я за тобой нёсся — давно ни с кем так не гонял, на секунду — веришь, нет? — даже забыл, зачем гонюсь. Ты, связываясь с такими ублюдками, только растрачиваешь свой дар. Дорога у тебя теперь только одна — в колонию, но давай так. Есть у меня хороший знакомый в одной академии. Если согласишься — тебя и жильём обеспечат, и едой, и уроками. Будешь летать профессионально, глядишь, и выйдет из тебя что путное…».

— И… вышло… — благоговейно подытожила Рэйнбоу, с восхищением глядя на Соарина. — Ух ты…, а в энциклопедиях сказано совсем другое…

— Конечно! — засмеялся пегас. — Ты только представь себе Эквестрию, в которой жеребята пойдут грабить караваны за своим кумиром!

— Да, это было бы нехорошо, — согласилась пегаска, усмехнувшись. — А ведь по тебе не скажешь, что у тебя была такая бурная молодость.

— Я просто повзрослел.

— Правда? И насколько же? — подняла бровь Дэш. — Я имею в виду, насколько ты меня старше?

Соарин сделал паузу, улыбаясь и заранее смакуя реакцию.

— На семь лет.

Лицо пегаски, к удовольствию жеребца, вытянулось. Она несколько секунд изучала его глазами, а потом выпалила:

— Я думала, лет на тринадцать как минимум. — Копыто Рэйнбоу протянулось к густой синей гриве и взъерошило её, раздвигая, словно ища запрятанные седые пряди. Соарин не возражал, относясь к такому любопытству с добродушием.

— Все думают, — подмигнул он.

— Но как же… в смысле… у тебя ведь… — пегаска убрала переднюю ногу и провела ею себе по лицу, рисуя что-то вроде морщин пегаса.

— Ага, — ухмыльнулся он, — и в жеребячестве тоже были. Каких только прозвищ я не понахватал.

Рэйнбоу перемялась с копыта на копыто. В установившейся тишине стало слышно, как внизу шумел дождь.

— Я, признаться, теперь и не знаю, что тебе рассказать, чтобы тебя это заинтересовало, — наконец сказала радужногривая. — Твоя жизнь явно будет поинтереснее моей.

— Да, но свою я знаю наизусть, а про твою бы послушал, — подмигнул Соарин. — Скажем… как делать Соник Рэйнбум?

Пегасы снова потеряли счёт времени за разговором, и только сонливость вкупе с осветившим жилище Дэш солнцем напомнили им о мире за пределами облачных стен.

— Я, наверное, уже совсем тебе надоел, — тепло улыбаясь, предположил жеребец с явной надеждой на обратное.

 — Ой, да оставайся ты! — небрежно махнула копытом пегаска. — Живу одна, дом большой, а за плату… сойдёт то, что ты тут прибрался. Спасибо, кстати.

— Не за что. Только вот сдаётся мне, что, останься мы тут ещё, непременно заснём. А ведь собирались входить в режим. Как насчёт того, чтобы сходить куда-нибудь, повеселиться и стряхнуть дрёму с глаз?

— Я за, — энергично кивнула Рэйнбоу.

Соарин и Дэш, только открыв дверь, были ослеплены не только солнечным светом, но и ярко-огненной шкурой капитана «Вандерболтс».

— Спитфайр? — удивлённо моргнул Соарин. Обычно пегаска предпочитала вообще не вспоминать в выходные ни о своей должности, ни о том, что у неё есть партнёры по команде. Это всё происходило втайне, за закрытыми дверями, но жеребец знал…

— Очень хорошо, что я вас тут нашла! — протараторила Спитфайр, ударом копыта сбивая лётные очки с глаз на лоб. Теперь и Рэйнбоу встревожилась: огненная кобыла была быстрой, но так суетливо себя никогда не вела. — Метаться придётся поменьше. У нас ЧП: перестала подавать сигнал северная экспедиция. Всем Вандерболтам — на сборы!

— Мне позвать подруг? — вскинула крылья Рэйнбоу.

— Дружбомагией это дело не решишь, — пренебрежительно махнула копытом Спитфайр, и радужногривая огрызнулась бы, если бы опасность и ощущение срочности не висели так явственно над их головами. Огненная пегаска снова нахлобучила очки на нос и бросила перед тем, как чуть ли не выстрелить собой к следующему пункту: — Обвал в ледяных горах!

Глава V. Снежная пропасть. Часть 1

Когда «Вандерболтс» неслись на крыльях через всю Эквестрию, Рэйнбоу Дэш понимала, почему они не пользуются никаким кортежем: ни один пегас, бэтпони или даже грифон не могут мчаться так быстро, как члены лучшей пилотажной группы страны. Скорости, которую они развили, казалось, не мешали даже седельные сумки со всеми необходимыми для спасения предметами, а также маленькие бочонки с ромом на груди.

— Ты — новенькая, Крэш, так что для тебя повторю особо! — прорычала Флитфут, тыкая пегаске копытом в грудь; она делала это не от злости, а из соображений экономии времени и лучшего усвоения информации. — Ни капли себе в рот. Этот ром — для пострадавших, чтобы не замёрзли и не откинулись от шока!

Вспомнив об этом, радужногривая уверенно кивнула — то ли самой себе, то ли летящей слева и чуть позади партнёрше. Она, подумав немного, ещё чуть-чуть ускорилась, чтобы нагнать Спитфайр и спросить, перекрикивая рёв ветра:

— «Вандерболтс» находились очень далеко от севера, почти у южных границ — почему бы не послать кого-нибудь поближе? «Лайтнинг Спидстерс» из Ванхуфера или, на крайняк…

— Потому, что их уже отправили, — мрачно отозвалась Спитфайр и повернула к Рэйнбоу Дэш голову. — Две пилотажные группы. И их нам придётся спасать тоже.

— Две пилотажные группы, включая «Лайтнинг Спидстерс»? — с редкой грацией спланировал к ним Соарин, сломав клин. — Там точно просто разбушевавшийся снег, а не какие-нибудь ледяные медведи?

— Никто не знает, — нехотя ответила капитан всё с той же хмуростью и громко крикнула, чтобы услышали все: — Работаем в парах! Не разделяться ни в коем случае! Подавать сигнал по малейшему поводу! Мы не знаем, с чем нам придётся столкнуться. Лучше не рисковать понапрасну. Распределяемся! Клипер — со мной, Крэш — с Флатфлут, Слоупок — с…

Рэйнбоу отлетела к Флитфут, немедленно подчиняясь приказу. В лица летунам полетели кусачие хлопья снега. Сейчас на всех были костюмы, к которым публика не привыкла: никаких сине-жёлтых цветов, только видный даже издалека в снежной буре чёрно-красный. О принадлежности к лучшей пилотажной группе сейчас говорили только характерные орнаменты в виде ломаных молний, выполненные светоотражающей серебряной тканью — иначе Вандерболтов в столь агрессивной одежде можно было бы принять за карающий орган власти.

Радужногривая пегаска копытом смахнула снег с лётных очков; холод благодаря магической прослойке костюма не доставлял беспокойства, но непогода оставалась проблемой с точки зрения ясности обзора.

«Вандерболтс» тяжело перевалились за горный хребет.

— Вот здесь, — плавно замедляясь, объявила Спитфайр в тот момент, когда ветер и снежная буря приблизились к тому уровню, на котором у попавших в них жеребят нет шансов выжить, а у неподготовленных взрослых ломаются крылья. — Вот где оборвался сигнал и вот где пропавшие были замечены в последний раз. От предыдущих пилотажных групп вестей не было вообще. Полетели! Помните про систему сигналов!

Рэйнбоу Дэш и Флитфут ринулись в указанную сторону, но их пыл был тут же остужен шквалом ледяных игл и резким порывом ветра, чуть было не отбросившим их назад. Пегаски изо всех сил замахали крыльями, почти перейдя на стиль полёта колибри, чтобы остаться в воздухе.

— Нам нужно снизиться! — закричала радужногривая, невольно прикрывая лицо от острых снежинок копытом.

— Но так мы никого не уви… — возразила Флитфут и вдруг закашлялась.

— Флит… — растерянно посмотрела на партнёршу Рэйнбоу и судорожно подхватила её, когда она, потеряв равновесие и сбившись с ритма, завалилась набок и чуть не была подхвачена бешеным потоком воздуха.

Небесно-голубая пегаска резко ударила по рёбрам Флитфут копытами, обняв её сзади, и посторонний предмет, блеснув в снежном полумраке, вылетел из её горла.

— Живая? — уточнила почти не испуганно Дэш и получила кивок сквозь продолжающийся кашель. — Что это было?

— Не знаю, — сдавленно ответствовала белогривая пегаска. — На ощупь — вроде, лёд, но он бы просто растаял у меня во рту.

Рэйнбоу осторожно ослабила хватку копыт; убедившись, что Флитфут не намерена падать в опасный для жизни штопор, совсем отпустила её.

— Хотя, ты права, — кивнула та, потирая копытом пострадавшее горло. — Лучше снизиться немного.

Пегаски крыло к крылу, заслоняя друг друга от ветра, практически кубарем скатились по воздушному потоку на несколько метров ниже. Рэйнбоу Дэш еле сумела выровняться, а вот Флитфут, закричав раненой сойкой, вдруг полетела дальше, в черноту между горными пиками.

— Стой! — возопила радужногривая и, очертив короткую дугу, ринулась за вдруг ослабевшей партнёршей.

Ветер, снег и град больно били по телу Дэш, выбивая из колеи и в буквальном, и в переносном смысле. Пару раз она приложилась о заледеневшие горные стены, чудом не повредив крылья, но разорвав костюм; тепловая магия начала медленно утекать и испаряться из него.

— Флитфут! — заорала Рэйнбоу беспорядочно крутящемуся и болтающемуся далеко внизу телу, отчаянно, но почти бесполезно в таких условиях ускоряясь. — Сбрось всё с себя, иначе я не смогу тебя догнать!

Ни ответа, ни реакции. «Неужели потеряла сознание?» — мысленно ужаснулась пегаска и потянулась к седельным сумкам. Паника захлестнула Дэш в полной мере: видимо, удар о гору повредил не только костюм, но и ремень или застёжки — она летела с пустой спиной.

Рэйнбоу боялась схлопывать крылья: она их либо сломает, либо не откроет. Полусложив их, чтобы придать себе дополнительного ускорения и попытаться защититься от злобно воющего ветра, пегаска с испуганным стуком зубов падала за так быстро вышедшей из игры партнёршей, уже давно потеряв её из виду.

«Тут вообще есть дно? — крепко стиснув зубы, чтобы её рот не вывернуло наизнанку на такой скорости, подумала радужногривая. Смалодушничав, она попыталась затормозить. Бесполезно. — Но это ведь невозможно! Что происходит?». Рэйнбоу почувствовала себя полностью окружённой безысходностью, роком и смертью.

И тут её чуть не перерубило пополам.

Дэш закричала от боли и следом — от ужаса, но ничего плохого больше не произошло. Пегаска собрлась с духом и осмотрелась. Радужногривая повисла на натянутой посреди пропасти верёвке, инстинктивно вцепившись в неё зубами, копытами, крыльями и даже хвостом. Ветер дико выл и остервенело раскачивал её, но вырвать не мог, к чему бы она там ни крепилась. Но Дэш не собиралась это выяснять: она снова раскрыла крылья и, держась копытами за спасительный канат, чтобы её не унесло, поползла куда придётся.

Рэйнбоу почти ввалилась в невесть откуда взявшуюся пещеру. Внутри свободно гулял сквозняк, почти сносивший с ног, но тут хотя бы не было дискордова снега. Пегаска отряхнулась, выдернула из бочонка на своей шее пробку, нарушив данное партнёрше слово, и жадно сделала несколько глотков. Тепло и дурман разлились по её телу.

Дэш кое-как отдышалась и пошарила тут и там, пытаясь отыскать что-то, чем можно было развести огонь, но бесполезно: было темно, как в бочке. «И чего тут понадобилось этой экспедиции?» — устало подумала пегаска, прислоняясь лбом к ледяной стене и тут же отдёргивая голову — слишком холодно. Она чувствовала себя полностью истощённой, замерзающей, потерянной и одинокой.

Трясясь от ненормального холода, Рэйнбоу свернулась калачиком подальше от входа. «Кто натянул верёвку?» — вдруг громыхнул в её голове вопрос, заставивший вскочить на дрожащие ноги.

— Флитфут? — стуча зубами, позвала радужногривая. — Флитфут!

Она крабьим шагом пошла вглубь пещеры. Ветер, становясь слабее, всё меньше ерошил перья, и, хотя мороз не делался милосерднее, дышать и двигаться становилось легче. Неожиданно Рэйнбоу натолкнулась копытом на что-то мягкое и тепловатое и издала короткий радостный крик.

— Флитфут? — снова окликнула Дэш, чуть не плача от облегчения, и ощупала найденную пони копытами. — Флитфут, это ты натянула верёвку?

Пегаска промычала что-то в ответ, но радужногривая не стала вслушиваться — ей было достаточно того, что партнёрша жива.

— Сейчас, сейчас, подожди, — суетливо нащупывая замок седельной сумки, подбодрила Рэйнбоу. Наконец раздался долгожданный щелчок, и пегаска с энтузиазмом запустила копыта внутрь. Она достала единорожью шашку, ударила об каменный пол — и мгновенно взвился костёр.

Дэш прищурилась, позволяя глазам привыкнуть к свету, и уже быстрее выудила из сумки компактно сложенный плед. Костюм Флитфут не получил повреждений, значит, вполне мог согревать её и так, поэтому Рэйнбоу завернулась в плед сама и стала осматривать полубессознательную партнёршу.

Увиденное повергло пегаску в шок: зубы Флитфут были покрыты не просто коркой, а целым панцирем льда. Язык посинел и окоченел, горло заиндевело. Рэйнбоу Дэш побледнела под шерстью и попыталась влить в заледеневший рот немного рома; он просто остался внутри, в чаше затвердевших от мороза щёк. Радужногривая с пыхтением провела копытами по остальному телу пегаски: нормальное, тёплое, мягкое. Но голова…

— Что с тобой случилось? Это из-за той ледышки? — прошептала пегаска, прижимая партнёршу к своей груди, заворачивая её в плед и придвигаясь ближе к огню. Флитфут не отвечала, безучастно глядя на неё из-под слипшихся острыми иголочками ресниц.

Рэйнбоу Дэш, убедившись, что плед нагрелся от её тела, уступила его белогривой пегаске и тепло укутала.

— Не волнуйся, я сейчас установлю сигнальный прожектор, — сказала Рэйнбоу просто для того, чтобы сказать. Тишина разбавлялась только заунывным воем ветра снаружи; это непреодолимо давило на сознание.

Для экономии времени Дэш осторожно вывалила всё разом из сумок, отыскала прожектор и рысью побежала с ним к выходу. Пегаска постучала по вырезанным рунам, оживляя устройство, в нужном положении прижала всем телом к полу и держала так, пока он утвердительно не щёлкнул, намертво присасываясь к выбранной поверхности, и не загорелся, пронзающим темноту лучом уходя высоко-высоко в небо. По лампам забегала нить, прерывающая сигнал и заставляя его мигать с определённой частотой. Рэйнбоу Дэш, довольно улыбаясь, протёрла копытами глаза и осмотрелась.

Улыбка скатилась с её лица.

На ограждавшие пространство горные стены, слегка покачиваясь от беспощадного ледяного ветра, когтями прикрепилась большая стая странных существ. Рэйнбоу смутно узнала в них дождевых пум, некогда обитавших на территории Кристальной Империи — очень давно, тысячелетия назад, пока пони не пришли туда и не изгнали их. Они ушли в ледяные горы, и все решили, что они вымерли; ударил аномальный мороз, превративший некогда райское место в пустыню, защищаемую только магией новорождённого кристального сердца — и все утвердились в этом мнении.

А они не вымерли. Они… эволюционировали.

Раньше их шерсть не давала им мокнуть; теперь она не даёт им замерзать, потому что гладкой и прочной корочкой смёрзлась сама по себе, запечатав внутри тепло. Раньше их зубы представляли для пони угрозу — что ж, это не изменилось, только теперь их зубы представляют угрозу и для вооружённых пони, превратившись в целый набор кинжалов и сабель в ротовой полости. Раньше их когти давали им быстро и ловко взбираться на деревья; теперь они могут свободно пронзать ими горные склоны, а их крепость и сила не дают этим зверям сорваться. Раньше они не были магическими существами, теперь одна из пум с шипением распахнула пасть и подобно тому, как домашние кошки отрыгивают комки шерсти, выплюнула прямо в Рэйнбоу нечто похожее на искажённую, скомканную снежинку. Она, сверкая в полутьме, легко преодолела гигантское расстояние.

Дэринг Ду в одной из своих книг описывала расу киринов, века назад отделившуюся от пони — полудраконов-полуединорогов, их историю, культуру и диковинное оружие. Эта самая снежинка напомнила Дэш смертоносный сюрикен, маленькую неуловимую звёздочку из металла, от которой крайне сложно увернуться; даже Дэринг не смогла, получив опасное для жизни ранение.

Рэйнбоу вскрикнула от испуга и отскочила; морозный сюрикен вонзился в прожектор, не пробив стекло, но прикрепившись к нему магией. По линзе от снаряда медленно расплылась тонкая морозная корочка, на глазах затвердевающая и растущая во всех направлениях.

Осознание молнией поразило пегаску. «Это всё от той ледышки», — обречённо ответила сама себе Дэш и обмерла, услышав позади себя подобный пумьему рык. Она, сглотнув и трясясь от страха и холода, обернулась.

Флитфут неровно выходила из пещеры, таща за собой наполовину съехавший плед, но не обращая на помеху никакого внимания. Она по-медвежьи неуклюже мотала головой, хрипло, рычаще выдыхая. Ледяной панцирь на её зубах стёк вниз зубами-иглами, не давая до конца закрыть рот. В середине зрачков горел синий морозный огонь, такой, будто что-то подсвечивало её глаза изнутри, со стороны мозга. Светло-голубая шерсть сделалась почти белой, покрывшись орнаментом, напоминавшим морозные узоры на стёклах. Глаза-огни остановились на Рэйнбоу и прищурились; рык стал явственнее, а Флитфут прижалась к земле.

— Нет… нет… — выдохнула Дэш, пятясь; она была остановлена яростным, визгливым рыком позади себя и обернулась на рассевшихся по стенам пум.

У многих ещё сохранились поняшьи черты во внешности: форма морды, задние или передние копыта, узкая по сравнению с другими пумами грудь. «Вот и экспедиция», — подумала Рэйнбоу, рассмотрев в голове одной из пум единорожий рог.

«А вот и предыдущие команды», — отрешённо сделала вывод пегаска, когда несколько пум распахнули пегасьи крылья и спикировали на неё.

Глава V. Снежная пропасть. Часть 2

Спитфайр первой заметила сигнальный огонь и немного подождала, чтобы расшифровать частоту перемигиваний.

— Крэш и Флатфлут что-то уже нашли! — крикнула она в общем направлении Соарина, придерживая копытом лётные очки. Ветер и снег усилились до такой степени, что не было видно и слышно ничего дальше протянутой передней ноги.

— Летим, — приглушённо ответил жеребец и коротко коснулся копытом плеча партнёрши, обозначая своё местоположение. Пегасы синхронно полетели на свет, кружась друг вокруг друга, чтобы хоть как-то справиться с бурей и не быть брошенными в штопор.

— Он идёт оттуда! — долетев до чернеющей пропасти, указала на луч задней ногой огненная пегаска.

Если Рэйнбоу Дэш и Флитфут не повезло при спуске, то Спитфайр и Соарин весили достаточно, чтобы не повторить их судьбу, не говоря уже о более богатом опыте подобных мероприятий, так что их падение было весьма хорошо контролируемым. Но по-прежнему казалось будто бы бесконечным.

— Там дно хотя бы есть? — прижав рот вплотную к уху кобылки, закричал пегас. Теперь, когда озверелый рёв ветра усиливался замкнутыми стенами, разговаривать можно было только так.

— Ну, прожектор же они к чему-то прикрепили! — даже в очках щурясь от непогоды, ответила Спитфайр тем же способом.

Соарин согласно кивнул. Они упорно продолжили опускаться ниже, держась друг за друга и отчаянно балансируя. Становилось всё светлее, что говорило о правильном направлении.

— Пресвятая Матерь Селестии! — заорал вдруг жеребец, резко остановившись и указывая копытом, когда в ущелье стало почти так же светло, как днём, от близости прожектора. — Это что ещё за твари?!

По стенам ползали и скакали странные существа немногим больше пони, словно созданные изо льда, но не испытывающие никакой скованности в движениях из-за столь прочного и несгибаемого материала. Согнутые длинные когти вонзались в холодные каменные стены, и ледяная крошка подхватывалась ветром.

Один из монстров повернул к Спитфайр и Соарину голову, подслеповато щурясь горящими синим глазами. Вслед за ним на пегасов обратила свои взгляды вся стая.

— Не знаю, кто это, — невольно попятившись, ответила огненная кобылка. — Но не похоже, чтобы они были особенно гостеприимны.

— Там Рэйнбоу и Флитфут, — забыв про прозвища, нервно сказал Соарин. — Я даже вижу прожектор. Они где-то поблизости, мы…

— Да, поблизости, — перебила не менее дёргано Спитфайр. — Очень близко, возможно, внутри этих существ. Поздороваться захотелось? Мы в меньшинстве. Нам нужно подкрепление. Даже если вся группа прилетит сюда… этого будет мало.

Увлечённые спором, они не замечали, что дождевые пумы рассредоточиваются по стенам пропасти, окружая Вандерболтов со всех сторон.

— Что, если экспедиторы тоже здесь? — потыкал копытом вниз жеребец, глядя Спитфайр в глаза. — И две лётные команды тоже?

— Хочешь, чтобы мы третьей стали?! — прорычала капитан. — Храбрость и верность долгу — это похвально, но только не когда они перерастают в безрассудство. Помнишь, чему Рэйнбоу Дэш научила нас?

Даже заледеневшее стекло не смогло скрыть того, как блеснули глаза-изумруды.

— Не нас. А только тебя. — И Соарин, изогнув крылья, змеем нырнул вниз. Он игнорировал отчаянно-испуганные крики Спитфайр и не думал о том, бросится она за ним или улетит.

Пегас увидел верёвку посреди пропасти и немало удивился такой находке, но всё же осторожно затормозил. Как только смазанный цилиндр гор перестал отвлекать его, Соарин рассмотрел, что один конец верёвки прикреплён прямо к стене, а другой — к уступу, на котором также зияет отверстие пещеры, подсвеченное изнутри оранжевым цветом. И прямо перед ним было какое-то яростное, ожесточённое движение. «Они здесь, — подумал жеребец, и его сердце пропустило удар. — Абсолютно точно здесь».

Ястребом он влетел в верёвку, приземляясь, и она спружинила под его весом, а затем спружинила второй раз, когда рядом почти грохнулась Спитфайр. Она, не сбавляя скорости, на всех парах летела за партнёром всё это время.

— Совсем с ума сошёл?! — рявкнула пегаска и внезапно замолкла, здорово сбледнув под костюмом. Причиной такого упадка стал грозный протяжный рык, перекрывший её собственный и словно смутивший.

Соарин и Спитфайр обернулись на звук. Одна из заледеневших дождевых пум, рыча с явно голодными интонациями, целилась для прыжка.

Пегасы заорали от страха и бросились врассыпную; ринувшаяся к ним пума, визжа от досады и размахивая когтистыми лапами, кувыркаясь, сорвалась вниз и скоро исчезла во всепоглощающей черноте.

Жеребец фигурой кобры ушёл от новой атаки, но тут снизу в него влетела следующая пума, не тратящая времени на крики и просто замахнувшаяся лапой, чтобы вспороть жертве живот своими когтями, как вдруг её перебила Рэйнбоу Дэш. Соарин затормозил на всём ходу и чуть не переломал крылья, но не мог оторвать глаз от того, как пегаска, мелькая радужной гривой, сначала кувыркается с пумой вниз, а затем мощным ударом задних ног отправляет её вслед за незадачливой прыгуньей, промахнувшейся в первый раз.

— Дэш! — обрадовано закричал жеребец и чуть не забыл, как дышать, когда Рэйнбоу медленно обернулась.

Она тяжело дышала. Задние ноги вплоть до кьютимарки были закованы в ледяной панцирь, неторопливо ползущий выше, к линии талии и крыльям. Тонкие снежные нити опутывали всё её тело, в середине зрачков то загорались, то затухали бледно-голубые искры.

— Пом-мог-ги мн-не-е… — загробным, надломленным и дрожащим голосом провыла пегаска; из её глаз потекли слёзы, вынося вместе с собой невесть откуда бравшиеся кусочки льдинок. Соарин похолодел. Он почти услышал шипение ползущей по гриве седины.

Охота вокруг них не прекращалась; Дэш, от которой исходили осязаемые волны страха и паники, вновь пришлось спасти застывшего в шоке Соарина от очередного выпада. Пумы не бросались на неё, даже когда она бросалась на них. Пегас кое-как вышел из оцепенения и заорал:

— Спитфайр! Улетаем, живо! — и повернулся к испуганной Рэйнбоу. — Ты тоже. Где Флитфут?

— Среди… них… — трясясь и жмурясь, криво обвела копытом пространство вокруг себя пегаска. Пока она говорила, Соарин присматривался к снежным прожилкам и слою льда на её теле. — И… экспедиция… и… команды… они… все… тут!

Мандражное состояние радужногривой явно было вызвано тем, что она сдерживала творящееся с ней превращение: сверхъестественный лёд замирал, судорожно дёргался, пытаясь пробить себе дорогу дальше, и всё-таки добивался своего, ломая сопротивление Рэйнбоу, шерстинка за шерстинкой захватывая её тело.

На этот раз Соарина спасла Сюрпрайз, апперкотом захлопнув раззявленную у его задней ноги ледяную пасть, и следом дала пегасу отрезвляющего пинка:

— Чё застыл?!

— Быстро, — тоном, остудившим сумбурный настрой белой пегаски, скомандовал Соарин, — берём Рэйнбоу Дэш и валим отсюда!

— А остальные? — в неуверенности подлетела к ним Спитфайр. Оглядев беснующихся ледяных тварей, норовящих их убить, она торопливо добавила: — Ну, Рэйнбоу так Рэйнбоу!

Перед её лицом просвистела острая снежинка и вонзилась в каменную стену, начав замораживать место попадания.

— Вот этим! — вибрируя, почти взвыла Дэш. — Этим они превращают… в себе подобных! — пегаска бросила Соарину пару мотков верёвки; их концы были привязаны к её шее. — Помогите… мне!

Огненная пегаска судорожно кивнула и, взяв у жеребца одну из верёвок, полетела вверх. Соарин не замедлил последовать за ней; оставшиеся Вандерболты прикрывали тыл.

— Крэш, по дороге рассказывай, что там произошло, — обеспокоенно обернулась на буксируемую пегаску Спитфайр, — так долго и так подробно, как только можешь!

Группе удалось выбраться из бездонной пропасти, хотя пумы до последнего преследовали их и даже смогли зацепить Рэпидфайра одной из изрыгаемых снежинок. Пегасы смогли дотянуть до Понивилля, прежде чем сдерживать сразу двух обратившихся пум стало невозможно.

Им на выручку пришла Твайлайт, заклинанием усыпив Рэйнбоу Дэш и Рэпидфайра, теперь слабо отличимых друг от друга. Только под сросшимся ледяным панцирем смутно угадывались их расцветки. Когда Принцесса бросилась в дворцовую библиотеку, чтобы найти способ превратить их обратно и заодно подумать, как спасти оставшихся в той пропасти пони, к Вандерболтам прибежали и остальные подруги Рэйнбоу.

— Не думаю, что безопасно держать их прямо здесь, в замке, — сказала Эпплджек; было видно, что она ненавидит себя за свой Элемент. — Заклинание Твайлайт надёжное, но не вечное… кто знает, что будет, когда они проснутся? Я… я ужасно не хочу это говорить, но… не лучше ли будет держать их в клетках, пока она их не изучит?

Флаттершай, обнимающая Рэйнбоу Дэш и сквозь всхлипывания стучащая зубами от холода, могла только кивнуть, прежде чем разрыдаться ещё сильнее. Соарин молча погладил её копытом по плечам, чувствуя невыносимое опустошение.

Предложение Эпплджек было принято, однако ни у кого и нигде не нашлось достаточно больших и прочных клетей, поэтому Твайлайт при помощи магии превратила две из комнат замка в персональные вольеры, заодно вырезав в стенах окна, через которые можно было наблюдать за Рэйнбоу и Рэпидфайром, не рискуя быть съеденным или обращённым.

Но пастельно-жёлтая пегасочка до самого конца не желала отпускать подругу и уходить от неё, даже когда её собственная шерсть покрылась инеем, а Рэйнбоу, просыпаясь, издала недовольное рычание.

— Флаттершай, дорогуша… — тихо выдохнула Рэрити, прижимаясь ближе к стеклу. Она безмолвно просила подругу уйти.

Рэйнбоу открыла глаза, всё ещё затуманенные снотворным заклинанием, и перевела взгляд на обнимающую её пегаску.

— Дэши, — всхлипывая, позвала Флаттершай и, не зная, что ещё сделать, почесала пуму за ухом.

Ответом ей было рычание. А потом Рэйнбоу Дэш бросилась на подругу, явно намереваясь убить, и только телекинез Рэрити спас ей жизнь. Единорожка не поддалась общему оцепенению. Будучи уже наготове, она выдернула Флаттершай из-под жестоко щёлкнувших ледяных челюстей и стремительно вынесла из комнаты, захлопнув дверь в тот момент, когда Рэйнбоу в молниеносном броске ударилась о неё носом и принялась яростно скрестись, ударяясь всем телом в попытках её выломать.

Флаттершай не переставала плакать, прижимаясь к сотрясающейся двери с другой стороны.

— Пошли, Флатти, — тихо позвала Пинки Пай, обняв подругу; её кудрявые волосы распрямились и потускнели. — Это… это больше не наша Дэши.

— Но Твайлайт ведь найдёт заклинание? — проскулила пегасочка, по-жеребячьи размазывая слёзы по лицу.

— Обязательно найдёт, — уверенно кивнула Рэрити.

— Мы надеемся на это, — подтвердила Эпплджек. — Кстати, пойдёмте поможем ей? С друзьями-то дело легче станет.

— Пойдём, — мягко поправила белая фэшионистка, и четверо подруг, поддерживая друг друга, направились в библиотеку.

Вандерболты уже давно разлетелись по домам, чтобы отдохнуть или привлечь свои связи ради спасения партнёров. Но Соарину некуда было идти. Он не хотел никуда идти. Он сидел перед окном, грустно глядя через него в камеру и наблюдая за Рэйнбоу.

Бесноваться обращённая пегаска перестала не скоро. Она ещё долго бросалась на стены, взлетала и таранила потолок, пыталась напасть на наблюдающего за ней Соарина. В такие моменты он отходил к Рэпидфайру и смотрел уже на него: тот просто сидел мордой в угол, сгорбившись и сердито поводя хвостом. В один из таких «визитов» к нему синегривый пегас надолго остался у окна, прижавшись к стеклу лбом и апатично размышляя о чём-то, что даже не задевало его сознания.

В себя жеребца привела тишина. Он встряхнулся и бесшумно поспешил к окну Дэш.

Ледяная пума по-прежнему была внутри. Она свернулась в клубок в самом дальнем конце камеры и теперь спала, обратившись мордой к двери. Соарин вспомнил, как открыто и вальяжно спала пегаска всего за сутки до этого.

— Это не наша Дэши, — тихо подтвердил он, положив копыто на стекло. — Не моя Дэши.

Глава VI. Дефибрилляция

Исследования длились неделю, которая показалась Соарину месяцем.

Как непосредственный и, надо признать, самый близкий свидетель произошедшего, он всё время находился в гуще событий. И особенно — рядом с Рэйнбоу.

От той пегаски, какую он успел узнать, не осталось ничего. Даже оболочки. Всё, что пегас мог видеть — с каждым днём всё более дичающее существо, своим холодом выжигающее любую надежду усмотреть где-то глубоко внутри него привычные черты. Не сказать, чтобы Соарин сильно привязался к Дэш и испытывал к ней что-то больше дружественной симпатии — нет, ни в коем случае; это, опять же, противоречило его принципам: работа в команде была бы напряжённой между двумя бывшими влюблёнными. Но видеть визжащее от ярости кровожадное существо вместо задорной и смешливой кобылки было откровенно больно. Даже «утрату» Рэпидфайра он переживал более легко: поведение этого пегаса и в нормальном состоянии не слишком отличалось от нынешнего. Может, даже и лучше, что он сейчас ещё и молчал. Но Рэйнбоу…

Однажды он самовольно зашёл в её камеру. Она чуть не убила его; ему чудом удалось улизнуть, но скрыть и замять это дело не получилось. Наоборот, случай привёл исследователей в ужас, и они наложили своё авторитетное вето на любые попытки транспортировать в Понивилль остальных обращённых. О чём говорить, если учёные не решились транспортировать Рэпидфайра и Рэйнбоу Дэш даже в свой центр, развернув его филиал прямо в замке — с одобрения и содействия Твайлайт, активнее всех принимавшей участие в работе.

Остальные подруги Рэйнбоу и Вандерболты тоже стремились принести пользу, но единственную толковую помощь оказывала только одна пони — Флаттершай. В её скромной ветеринарной библиотеке каким-то непостижимым образом оказались такие сведения о дождевых пумах, каких не нашлось даже в кантерлотских и филлидельфийских архивах; они крайне помогли учёным составить представление о современных ледяных пумах.

Соарин с удивлением обнаружил в себе немалую ревностность. Разумеется, никакого вклада в изучение и разработку какой-либо вакцины он внести не мог, поэтому незаметно для самого себя, но резко для окружающих стал защитником своих обращённых друзей. Несмотря на присутствие в рядах учёных самой Доброты, пегасу чудились заговоры и планирующиеся жестокие эксперименты. Спитфайр проявляла в эти дни немалую чуткость, терпение и дипломатичность, успокаивая жеребца и уговаривая хоть ненадолго отвлечься. Он не отказывался от сна, еды или ванны, но проводить всё своё время, напряжённо вслушиваясь в каждое слово и неотрывно наблюдая за тем, как обращённые пумы нарезают круги по своим вольерам, было чревато нервным срывом, если и вовсе не сумасшествием.

Однако подозрения Соарина в какой-то момент чуть было не оправдались.

— Не хочу сказать ничего плохого, мисс Флаттершай, — вкрадчиво сказал один из учёных-единорогов, — но мы мало что знаем о, м-м, боеспособности этих существ. Боюсь, что если они вздумают атаковать, на них не подействуют ни уговоры, ни бескровные методы. Если мы хотим спасти остальных пони, нам необходимо здесь и сейчас выяснить, м-м, пределы этих существ.

— Что это ты имеешь в виду? — низко пророкотал Соарин, поворачиваясь на жеребца. В зале немедленно похолодало градусов на пять.

Уверенность в своих ораторских способностях испарилась из речи единорога.

— Мы-мы-мы можем испытать прочность их покрова, — явно занервничав и начав натирать платком свою лысину, залебезил он. — Посмотреть, насколько эффективны против них разные виды оружия и с какой силой необходимо нанести удар, чтобы…

Его голова была с таким треском прижата к самоцветному столу крепким пегасьим копытом, что у всех присутствующих возникли сомнения в сохранении целостности и того, и другого, и, возможно, третьего.

— Соарин! — с возмущением вскричала Спитфайр, вскочив со своего места. — Что на тебя нашло? Немедленно прекрати! Это предложение уместно, ты что, хочешь уронить престиж…

— Я небо уроню, чтобы спасти их! — пегаска содрогнулась и замолчала, когда Соарин резко, почти выпадом повернулся к ней. В глазах жеребца была яростная, холодящая душу решимость. — И я не позволю причинить им боль, если это входит не в программу исцеления, а в милитаристские интересы!

— Со… соглашусь с Соарином, — побледнев, пробормотала Флаттершай. Её едва слышный голос смог повлиять на синегривого Вандерболта, и он освободил голову похныкивающего от страха единорога, напоследок коротким неотрывным ударом больно вдавив её в стол, чтобы обновлённая информация лучше вбилась в мозг.

Наконец, всё, что можно было обсудить в теории, было обсуждено; форс-мажоры предусмотрены; маги и врачи проинструктированы. Наступил день, который подведёт итог плодотворной работе и исследованиям. Настало время для испытания разработанного заклинания.

На Рэпидфайра и Рэйнбоу Дэш были надеты ошейники с двойными цепями, каждую из которых прикрепили к заранее вмонтированным кольцам на противоположных стенах, чтобы сдерживать их неуёмную агрессию и избежать нападений на тех, кто будет пытаться им помочь.

Бывший пегас просто шипел и лязгал зубами.

Бывшая пегаска бесновалась так, что цепи жалобно скрипели всеми своими звеньями. Именно на ней решили испытать заклинание в первую очередь, опасаясь, что она в какой-то момент хоть одну цепь, но всё-таки порвёт.

В обряде участвовали семь единорогов и одна аликорночка, и Соарин так напряжённо пытался следить за каждым из них, что у него закружилась голова и заболели глазные мышцы. Впрочем, он всё равно ничего не понимал. Для него процесс выглядел как почти ничем не отличающееся от сотни других заклинание. Единственное, на что досадовал жеребец — что они как-то неуклюже и медленно справляются с ним. «Или так и надо? — беспокоился пегас. — Или они не до конца его отработали? Им ведь не на ком было экспериментировать до сегодняшнего дня».

Рэйнбоу Дэш окутало несмешивающееся сияние восьми разных цветов, поднимая в воздух, пока это позволяли цепи; она завизжала так, будто по металлу заскребли стеклом. Не похоже было, чтобы она боялась высоты после стольких попыток пробить лбом потолок: ей явно не нравилось само воздействие магии. Соарин, ёжась вместе с пегаской, мысленно умолял потерпеть. Он пытался представить, что она чувствует.

Вдруг произошло то, что даже ему, далёкого от магии пони, дало представление о том, что что-то пошло не так. Перетекающие одна в другую ауру вдруг дали несколько серий хлопков и искр на своих стыках.

Твайлайт широко распахнула глаза, уже не чутьём, а зрением следя за поведением магии и пытаясь исправить неприятность. Другие маги даже стали выворачивать головы и перетягивать свою часть свечения, словно каждая из их связей была верёвкой, за которую можно потянуть. Некоторые даже стиснули зубы, будто так оно и было.

Одна из когтистых лап Рэйнбоу прорвала поле. Оно тут же сомкнулось и срослось после этого, но она его прорвала.

— Что происходит? — встревоженно подскочил к Флаттершай Соарин, не сводя глаз с того, как успокоившаяся было ледяная пума не оставляет попыток освободиться и даже умудряется хватать зубами окружавшее её свечение, разрывая его.

— Ты говорил, что Рэйнбоу сдерживала себя какое-то время, — пропищала пастельно-жёлтая кобылка, тщетно стараясь казаться спокойной и держать себя в копытах. — Случилось то, что предполагала Твайлайт: магия, сделавшая её ледяной пумой, приспособилась и научилась бороться с её сопротивлением. Видимо, эволюционирует не только существо, но и его способности, а магия — очень изменчивая и текучая вещь, которая может изменяться гораздо быстрее!

— Как и предполагала Твайлайт? — прорычал пегас, забыв, что с Флаттершай нужно вести себя сдержанно и дружелюбно. Он даже схватил её за плечи, заставив испуганно заверещать на грани слышимости и втянуть шею. — Почему я об этом не знаю?! Почему вы не осведомили меня?!

— В этом не было необходимости! — огрызнулась земная пони, отрывая Соарина от пегаски; она была одним из исследователей-теоретиков. — Часть работ проводилась за закрытыми дверями!

Жеребец почувствовал, как у него кружится голова, а пол уходит из-под копыт. Он метнул в Рэйнбоу всполошённый взгляд. Пума регулярно падала вниз, но её всё ещё ловило исчезающее заклинание.

— И какая же конкретно часть? — ослабевшим голосом проронил Соарин, не сводя взгляда с Дэш и магов вокруг неё.

Твайлайт заплакала. А потом выстрелила в Рэйнбоу.

Запертую в теле пумы пегаску — а Соарин, чуть не получив сердечный приступ, воспринял произошедшее далее именно так — прострелил тёмно-фиолетового цвета заряд, заставивший её взреветь от боли, съёжиться и направить своё сопротивление на боль, а не на магию. Магические ауры взвились с новой силой, снова захватывая Рэйнбоу и возобновляя заклинание.

Пегас ощущал, как бешено колотится в груди сердце. Он хотел набить Твайлайт морду. Но также он понимал, что каждое действие — необходимость, благо. Даже если они причиняют Рэйнбоу Дэш боль. Соарин, чувствуя себя предателем, закрыл глаза, чтобы сдерживаться изо всех сил.

Его затошнило и словно контузило. Звуки не исчезли, но стали глуше, звучали, как сквозь густой туман и расстояние. Долго так жеребец не выдержал, но, когда он открыл глаза, всё уже кончилось. Рэйнбоу Дэш лежала на полу, расколдованная, и не шевелилась.

Ни капли.

— Что с ней? — тихо спросил Соарин, чувствуя неладное. Он скользнул взглядом по бледным лицам магов и заорал, теряя контроль над собой: — Что с ней?!

Одна из врачей прошмыгнула между двух магов и, быстро расстегнув ошейник, прослушала пульс Рэйнбоу.

— Д… Дыхания нет! Пульса нет! Нет вообще ничего, она почти умерла! — быстро взяв себя в копыта, чётко отрапортовала пегаска в больничном бирюзовом халате.

Доктора лихорадочно приступили к спасению жизни Дэш, маги срочно принялись вносить правки в свои записи. Синегривый пегас рванулся было к подруге вместе с медиками, но Спитфайр, раздражённо рыкнув что-то про «позволь им делать свою работу», поймала его копытами.

— У меня есть навыки первой помощи, Дискорд бы тебя выдрал! — рыком вспылил Соарин, заставив присутствующего при операции драконикуса поперхнуться поедаемыми деталями «Лего», и так кинулся вперёд, что почти сломал захват Спитфайр. — Она — моя партнёрша, и я могу ей помочь!

— Вообще-то, твоя партнёрша — я, — заметила скороговоркой капитан команды. Пегас знал её. Это должно было быть подтруниванием, но сейчас огненная кобылка была слишком обеспокоенной и смятённой, чтобы язвить, поэтому фраза прозвучала как констатация факта. Бесцветная констатация. Отсутствие хоть сколько-нибудь окрашенной реакции на его выпад остудило Соарина, и он перестал вырываться, пусть его напряжение и не уменьшилось. Взгляд зелёных глаз буквально вгрызался в лежащую без сознания пегаску; ещё чуть-чуть — и светло-голубая шкурка расплавится.

Массаж сердца, искусственное дыхание, ментальный толчок магией… Флаттершай, промямлив что-то неразборчивое, но явно определяющее её состояние, свалилась на Соарина — её ноги подкосились, и она была готова окончательно упасть в обморок. Жеребец, скованный копытами Спитфайр, поймать пегаску не смог — только раскрыл крыло так, чтобы она по нему мягко сползла на пол, не получив травм.

Оперативно доставили дефибриллятор. Разряд. Второй. Третий. Тело радужногривой дёргалось и выгибалось дугой, но всё было без толку. Соарин уже не пытался буйствовать, он неподвижно стоял каменным изваянием, и даже очень светлый оттенок шерсти не мог спрятать смертельной бледности его лица.

Копыта Спитфайр, задрожав и ослабев, медленно сползли с его тела. В этот же момент сзади раздался судорожный кобылий всхлип. Он прозвучал как набат, как стартовый пистолетный выстрел, и вдруг Рэйнбоу Дэш резко сделала вдох, распахнув глаза. Последнее было скорее рефлексом, потому что, только раскрывшись, её веки снова сомкнулись, пряча закатившийся вишнёвый взгляд. Соарин издал неровный вскрик облегчения, чуть было не скакнул к пегаске, но сумел сдержать себя. Дождавшись громкого и радостного извещения о нормализации состояния Дэш, он преданным псом проводил её носилки до двери и, развернувшись на кончиках копыт, вышел из зала через другой выход.

Пегас попытался налить себе заранее припасённый виски, но стакан и бутылка ходуном ходили в копытах, поэтому, наплевав на этикет и приличия, Соарин без стеснения приложился к горлышку и в несколько глотков осушил почти половину ёмкости. Он выхлебал бы больше, если бы к нему не подошла Спитфайр и не сделала то же самое с остатками.

— Ты сам не свой был, — сдавленно из-за крепости выпивки заметила Спитфайр. Она занюхала своим копытом и посмотрела на Соарина. — Никогда тебя таким не видела. Влюбился в неё, что ли?

— Нет, любовь тут не при чём, — рассеянно ответил пегас, медленно усевшись на пол. — Просто… когда она спасла меня там, в горах…

— Не только она, между прочим, — недовольно перебила пегаска. — Ты завис над пропастью, как камень с крыльями, и никуда не собирался двигаться. Всем остальным приходилось мало того, что отпихивать пум от себя, так ещё и тебя прикрывать.

— Дело не в этом! — слабо запротестовал Соарин, пытаясь игнорировать укол вины и надеясь, что румянец получится спихнуть на выпитый алкоголь. — Когда она спасла меня… ей было очень страшно. Она превращалась, она боялась этого, она боялась, боялась больше, чем мы все, потому что полностью осознавала происходящее! Сама подумай, все исследования основаны на её словах, которые она успела нам передать — сколько ей пришлось осмыслить для этого! …Но она всё равно бросилась на мою защиту. Ещё никогда… ещё никогда никто не ставил мои интересы выше собственных. — Пегас запрокинул голову, молясь, чтобы выступившие слёзы вкатились обратно. — И я должен был вернуть ей долг. Спитфайр, правда… ещё никто никогда не делал такого для меня. Я впервые встречаю пони, которой нечего…

— Всё, всё, всё, — поморщилась пегаска, затыкая ему рот горлышком бутылки. — Ты начинаешь плакать пьяными слезами. Можно было ограничиться тем, что ты ей благодарен. И, это. Не пей больше. И не мешай другим, герой благодарный.

Соарин не сразу понял, что последовавший за этими словами хлопок дверью и уединение — скорее солидарность, чем издевательство.

Глава VII. Точки над I

Превращение Рэпидфайра прошло без проблем: маги учли свой промах и исправили заклинание так, чтобы в процессе не пришлось использовать ещё одно, гораздо более агрессивное. Однако с восстановительным периодом они сделать ничего не могли — ни сократить, ни прогнозировать. И Рэйнбоу Дэш, и Рэпидфайру решили дать достаточно времени и ухода в больнице, пока они физически и психологически не вернутся в норму.

Но радужногривая пегаска и тут летела вперёд паровоза.

— Рэйнбоу Дэш! — возмутился Соарин, входя в палату и чуть ли не роняя принесённые в гостинец яблоки. — Что, во имя Пурпл Дарта, ты делаешь?!

Пегаска села на полу, скучающе глядя на жеребца вишнёвыми глазами. Ногава её длинной больничной робы — несколько часов после возвращения в форму пони она долго не приходила в себя и всё ещё пыталась царапаться, поэтому пижаму ей выдали размеров на десять больше, чтобы обезопасить обстановку вокруг кобылки и её саму — были закинуты за спину. Судя по их положению, крест-накрест.

— Скручивания.

Она плавно опустилась на спину, а затем снова поднялась в сидячее положение.

Это упражнение было трудным для пони из-за их физиологии, с ним намного лучше справлялись грифоны, совсем хорошо — минотавры и не могли выполнить неповоротливые бизоны. «Какого Дискорда она выбрала именно такое сложное, в своём-то состоянии?» — внутреннее возмущение Соарина тут же стало внешним.

— Я и так не попала на шоу из-за этих драных ледышками плюющихся кошек, — невозмутимо ответила Рэйнбоу, не останавливаясь. — Я не собираюсь задерживаться ещё, прозябая тут тухлым киселём.

— Рэпидфайр вообще не шевелится, брала бы…

— Рэпидфайр вообще никогда не шевелится.

Соарин не удержался от смешка, но быстро взял себя в копыта.

— Рэйнбоу Дэш, отставить самоубийство! Это приказ!

Радужногривая даже не замедлила темпа.

— Не в этот раз, приятель, не в этот раз.

Некоторое время тишину нарушало только дыхание занимающейся пегаски. Жеребец, вздохнув, направился к ней. Рэйнбоу смерила его подозрительным взглядом:

— Стоять. Стой там, я тебе говорю! Не вздумай меня останавливать, я…

— И не попытаюсь, — пожал плечами Соарин. Это, к его разочарованию, возымело действие: Дэш остановилась. Но, раз уж выбрал линию поведения — надо её придерживаться. — Просто я подумал, что ты никак бы не смогла завязать копыта у себя за спиной, как хотела. Так, наверное, неинтересно. Решил помочь.

— Ох… ладно, — кивнула Рэйнбоу и не шевелилась, пока пегас не затянул ногава в простой, но надёжный узел поверх крыльев.

— Что говорят врачи? — поинтересовался он.

— Что я здорова, как бык!

— Прямо так и сказали? — усомнился Соарин.

Рэйнбоу незначительно замедлилась, пожевав губу. Пегас вдруг ощутил комок в горле и спешно сглотнул его. «Хоть бы ничего плохого», — запоздало подумал он.

— Ну, не совсем так, — повела плечом Дэш. — Просто сказали, что я в норме, но они хотят понаблюдать за мной. Зачем, если я в норме? — передавая досаду спортсменки, следующий рывок вверх получился резче обычных.

— Думаю, тебе всё же стоит их послушать, — сказал жеребец. Он встал перед Рэйнбоу, поставив ноги попарно по сторонам от её туловища, чтобы каждый раз — и при опускании, и при поднимании — смотреть ей непосредственно в лицо.

— С чего это вдруг? — насмешливо приподняла бровь пегаска, не переставая качать пресс.

«Она вообще когда-нибудь устаёт? — рассеянно подумал Соарин. — Ни разу не видел её уставшей или запыхавшейся, даже когда она пролетела с бешеной скоростью огромное расстояние, чтобы вернуть Спитфайр. Кроме, разве что…» — воспоминание о заволоченных слезами фуксиевых глазах в темноте ущелья заставило его прижать уши.

— С того, что ты можешь надорваться и вообще никогда больше не то, что не взлететь — не встать, — неубедительно пригрозил Соарин. — Тебе надо как-то поберечь себя, что ли…

— Ты так говоришь, будто я тут, блин, жеребёнка жду, не меньше! — фыркнула Рэйнбоу. Соарин по привычке вздрогнул и быстрым взглядом окинул палату, ища то ли пути отступления, то ли заявку на тест на отцовство. — О своих способностях мне стало ясно после заварушки в «I—I-Industries».

Жеребец обречённо вздохнул. Снова установилась тишина. Соарину захотелось хотя бы того суставного скрипа, который обычно бывает у непривыкших к физическим нагрузкам пони, но нет — Рэйнбоу даже не смущало то, как он над ней навис.

— Подожди, — медленно перевёл пегас взгляд на Дэш. — Как ты сказала?.. «I—I-Industries»? Именно так?

— Три буквы I, пронзённые кривой стрелой, — подтвердила пегаска, чуть нахмурившись. — С тремя точками над ними, оформленными, как метеориты. Именно там я водила за нос охрану ради развлечения. Ну, помнишь, я вскользь упомянула, когда ты ночевал у меня?

— Да… да… с точками… над I…

— Чт… что?

— Да… да… — рассеянно повторил Соарин. — Так вот почему всё так гладко прошло…

— Что гладко прошло? — не поняла кобылка и зависла на середине поднимания. Просто удивительно, как она сохраняла равновесие в такой неустойчивой позе, да ещё и с копытами, завязанными за спиной.

— Моя банда, — со вздохом ответил пегас, не веря в это совпадение, — в ту ночь — ночью же было? — кивок радужной головой, — выполняла один тёмный заказ. Нужно было украсть крупную партию новых разработок — какие-то материалы; то ли конкуренты заказали, то ли ещё что-то, но в подробности меня никто не посвящал, просто взяли деньги и пообещали отстегнуть мне кое-чего, если всё пройдёт гладко. В какой-то момент я чуть всё не испортил, охрана уже почти осветила фонариком кончик моего хвоста, но тут раздался крик — и все охранники тут же переметнулись куда-то. Банда беспрепятственно вынесла то, что ей было нужно, а я немного отстал, пытаясь… отдышаться. — Соарин не собирался рассказывать, что на самом деле рыдал в крылья от испуга. — Потом я вернулся, потому что так велела мне честь, ожидая насмешек и позорного исключения из рядов преступников, единственной группировки, принявшей меня. Но вместо этого… я был встречен героем, который принял удар на себя, отвлёк охрану, да ещё и смог вернуться после этого. Я так удивился, что чуть не потерял челюсть, но сумел кое-как подыграть и присвоить эту заслугу себе. Эти деньги… спасли меня. А потом меня приняли в банду, и это спасло меня снова. Я думал, что мне просто повезло, и даже поверил в то, чего никогда не совершал, действительно присвоил себе этот подвиг, а это… это… это ты… это была ты… — обоими копытами он судорожно гладил лицо недоумевающей Рэйнбоу, так и зависшей в своём неудобном положении и скачущей вишнёвым взглядом с одной черты жеребца на другую. Соарин, смеясь так радостно и безумно, что это становилось даже жутковато, в попытках прикасаться ласково лепил из лица Дэш что-то непонятное.

— Соарин?! — воскликнула поражённо Дэш, едва ли не впервые называя его не по прозвищу, не «мистер», а просто по имени.

— Ты спасла мне жизнь, — восторженным полушёпотом говорил он. — Твоя жеребячья шалость спасла мне жизнь! Охранники решили, что весь тот шум создавала ты со своей скоростью, и переключились на тебя, а моя банда… моя банда!.. — почти закричал Соарин и яростно впился в губы Дэш, резко скользнув копытами к её затылку и придерживая пегаску за него.

Радужногривая протестующе вскрикнула в поцелуй; её глаза распахнулись, а всё тело дёрнулось в путах из больничной робы. Пегас же, казалось, даже не замечал её сопротивления. Его передние ноги обхватили Рэйнбоу, так крепко и уверенно, что бойкая пегаска, бесстрашно бросавшаяся на дракона и только всуе поминавшая таинственных властителей судеб, на секунду почувствовала себя совсем уж маленькой и слабой, и что ей на эту самую секунду стало страшно от силы Соарина. Но секунда закончилась… и волной накатило чувство, которое даст сто очков вперёд крепчайшему алкоголю.

Рэйнбоу испытывала что-то доселе неведомое. Она по-прежнему не хотела и не принимала этого поцелуя, и с его течением нежелание… не исчезало, а перерастало в нечто несколько другое.

Её никогда в жизни не целовали так. Жадно, с отчаянным неистовством, которое перерастало практически в грубую страсть, пугая этим напором и одновременно завлекая им. Пегаска так любила опасность и адреналин, а здесь всего было в избытке: связанная, беспомощная, жертва, перед пегасом, который набросился на неё, как дикий зверь, без предупреждения, без объявления войны, с будоражащей своей откровенностью чувственностью, но даже в этом пылу не теряющий таких навыков поцелуя, что у Рэйнбоу отключился разум. Глаза пегаски закрылись, и она не сразу поняла, что отвечает Соарину — а ведь он даже не пустил в ход язык!

А когда он жадно приоткрыл дрожащий рот Дэш, она и не думала сопротивляться. Теперь ей не хотелось, чтобы он ей отпускал.

Всем телом кобылка льнула к пегасу, безмолвно проклиная разделявшую их робу — и жеребец, почувствовав это, надавил копытом на выпирающую часть узла у неё за спиной, а затем сноровисто расстегнул больничную одежду. Рэйнбоу подняла передние ноги, позволив ей соскользнуть со своего тела, и обняла Соарина за шею, притягивая ближе, почти затаскивая на себя. Телесный контакт и шорох шерсти о шерсть сквозь едва слышные звуки сомкнутых губ и переплетённых языков не могли перекрыть щелчки замков, один за другим раздающихся в головах у обоих пегасов.

«К Дискорду всё», — подумал Соарин, страстно запуская копыта в разноцветные волосы, мешая благородные радужные пряди в неконтролируемом, инстинктивном порыве оставить на этой кобылке как можно больше следов принадлежности, несвободы. Прижать сильнее, присвоить себе, полностью завладеть её телом. Судя по тому, как больно, до травящего ядом опьянения больно вцепилась пегаска в его собственную гриву, их желание было единым. Это лишь подстегнуло жеребца к ещё более активным действиям.

Он с обоюдным жадным вдохом выпустил её припухшие губы и тут же скользнул по точёной скуле вниз, к пульсирующей жилке на шее, припал к ней очередным бесстыдным, до дрожи пронзительным поцелуем.

Тут Рэйнбоу с силой оттолкнула его.

В уме Соарина всё ещё огненной чечёткой скакало животное вожделение; пыльный взгляд Дэш, напротив, немного прояснился.

Она сидела напротив него, наконец-то тяжело дышащая, взъерошенная, ошеломлённо-разъярённая, совершенно дикая, дикая в совершенстве. Соарин подобно загипнотизированному светом мотыльку подался вперёд и обжёгся.

Пощёчиной.

— Ты… — прорычала Рэйнбоу, пыхтя и явно пытаясь преобразовать кипячение крови из возбуждения в злобу. — Ты… ты чего… себе… позволяешь?

Пегас был не из тех, кто смущается и стушёвывается перед неудачами. Но Дэш не дала ему шанса исправить положение — она стремительно обошла его и выскочила из палаты, на ходу вытирая губы копытом.

Соарин растерялся и вскочил на ноги. От Рэйнбоу осталась только больничная роба. Пегас растерянно коснулся её — всё ещё хранила жар восхитительного тела.

«Влюбился в неё, что ли?»

— Влюбился в неё, — с неопределённой интонацией повторил жеребец. — В неё…

Несколько минут он стоял в безмолвной пустой палате, цепляясь копытом за утекающее из одежды тепло.

— И-ди-о-о-от…

Глава VIII. Агонический пыл

Рэйнбоу Дэш так и не вернулась в палату. Соарин ждал её до тех пор, пока не пришёл врач и не удивился, где она.

— Выбежала из палаты, — отстранённо ответил пегас и перевёл взгляд на единорога. — Она разве не…

— Сбежала, значит, — вздохнул врач. — Сил больше нет с этой пегаской. Выпишем за нарушение больничного распорядка.

И он вышел с таким видом, будто исполнил мечту всей жизни. Или Соарину просто так показалось? …В последнее время вся жизнь виделась какой-то гиперболизированной.

«Вот почему? — думая, летел он над домами Понивилля так низко, что едва не цеплял их крыши поджатыми копытами. Как покинул больницу — не помнил. — Чего я так на неё набросился? Никогда не смотрел как на кобылку, максимум — подруга, а тут… — пегас всё же с досадой ударил передней ногой по черепице, заставив, вероятно, находящихся внутри хозяев дома подпрыгнуть от громкого звука. — Идиот, кретин, дебил! Расчувствовался, испугал её, забылся, как жеребёнок…».

Губы кольнуло, словно он вновь завладел ртом пегаски. Её собственные губы были обветренными, искусанными, потрескавшимися. Целовать её… было во многих смыслах больно. Соарин тяжело сглотнул и взмахнул крыльями сильнее, поднимая себя выше и направляясь к дому Рэйнбоу. Может, она вернулась именно туда. Однако жеребец остановился на полпути. «И что я ей скажу? — растерянно подумал он, но в следующую секунду решительно нахмурился. — Нужно хотя бы извиниться. Сказать, что я вспылил, что так выразил свою благодарность. И ещё раз извиниться. И, зная её, увернуться от удара тоже важно».

Соарин приземлился перед дверью облачного дома; она была приоткрыта. Пегас без разрешения вошёл внутрь и закрыл за собой.

— Дэш? Рэйнбоу Дэш? — громко позвал он, осматриваясь в просторном коттедже. — Я пришёл извиниться. Покажись, пожалуйста.

Пегаска показалась на лестнице. Она была по-прежнему взъерошенной, но это была… как бы нормальная, повседневная потрёпанность, с которой она проходила всю жизнь.

— Извиниться? За что?

— За то, что поцеловал тебя. Я удивился, что мы, оказывается, так тесно связаны. А дальше… дальше — инстинкты.

Соарин удивлённо моргнул. Он вовсе не это собирался произнести.

— Если надо — могу загладить свою вину, — торопливо добавил пегас и понял, что этого тоже не собирался говорить. «Да что за дискордовщина?!» — раздосадованно подумал жеребец.

— Чувак, честно, всё нормально. Ну, чмокнулись разок. Что с того? — Рэйнбоу под взглядом увеличившихся зелёных глаз начала спускаться. — Лучше расскажи мне, что вы там решили насчёт остальных превращённых, пока меня не было.

Пегас опять недоумённо хлопнул веками. Так всё просто? Так… адекватно? Кобылки, как он был небезосновательно уверен, ночевали бы под дверью, будь у него дом. Некоторые даже вызывались содержать его, надеясь, что это приблизит мгновение встречи с вожделённой для многих из них коробочкой. А тут — просто «чмокнулись»? Просто «что с того?».

Соарин ответил на вопрос не сразу, уязвлённый по всем фронтам. Рядом с Рэйнбоу он последнее время и впрямь превращался в какого-то жеребёнка. «Это не ‘‘просто чмокнулись’’, Дискорд побери, это… это…» — даже внутренний голос жеребца задохнулся от возмущения. Пегас тряхнул головой. Пауза, видимо, затянулась.

— Ты в порядке? — чуть нахмурилась Рэйнбоу, уставшая ждать.

По сути, это и впрямь было… «просто чмокнулись». Ничего особенного ведь не произошло? Не произошло ведь? Ведь так? Тогда почему при одном воспоминании о том поцелуе саднят приливающей к ним кровью крылья и кадык челноком ходит вверх-вниз под кожей шеи?

— Да, — заторможенно ответил Соарин и тряхнул головой. — Да. Так о чём ты спрашивала? Пумы?

Пегас так и не смог внятно сформулировать свои мысли, облечь произошедшее в слова. Всю следующую неделю ему приходилось с виноватым видом пояснять Рэйнбоу каждое действие исследовательской группы, а каждую следующую часть плана выдавать в последний момент, собирая для пегаски картину по неровным, рваным кускам, пропуская иногда одну или несколько частей. Дэш злилась и не пыталась это скрывать, выпуская раздражение укоризненными ударами копытом в белёсо-голубое плечо.

 — …Мы сомневаемся, что будет хорошей идеей творить заклинание прямо в пропасти. В случае и с Рэпидфайром, и с Рэйнбоу Дэш — лишний раз прости меня за то, что тогда поранила тебя, Рэйнбоу — после обряда они много времени пролежали без сознания. Если экспедиторы и две лётные команды отключатся прямо в той бездне и полетят вниз — кто их будет ловить? Стоит помнить также о том, что вокруг нас всё время будут обыкновенные ледяные пумы, те, которые такими и родились… к слову, никто не задумывался об их репродуктивных функциях?..

Она вела себя… как обычно. Словно и не было ничего — ни пыла, ни поцелуя, ни охватившей их обоих страсти. Она ведь не могла распространяться на одного только Соарина? Рэйнбоу Дэш была на удивление взрослой в этом отношении, а пегас не находил себе места. Стоило дневным заботам отойти в прошлое, когда его голова касалась подушки в гостиничном номере, как в эту самую голову проворно залезали мысли и воспоминания, словно прятавшиеся за спинкой кровати весь день. Они изводили его, заставляя судорожно жмуриться, вздыхать, затравленно прижимать к себе одеяло, представляя, что на его месте — непокорная, дикая радужногривая пегаска, вспоминать, как покорно она дрожала в его копытах в тот короткий раз.

 — …Ох, и как только мы собираемся делать что-либо, даже не имея стопроцентной уверенности в их свойствах?! Но, по-видимому, обращать в себе подобных могут только естественные пумы. Мы ведь ни разу не видели, чтобы снежинками плевались Рэйнбоу Кр… Дэш или Рэпидфайр, хотя первая была очень упряма в своих попытках освободиться и попробовала многое. Не стоит ли в связи с этим придумать что-то, что позволит обезопасить нас? Какие-нибудь намордники, любое пригодное заклинание? Может, стоит упростить всё и модернизировать наши костюмы? Более мощная прослойка магии, более прочный…

 — О, пожалуйста, дорогие, не беспокойтесь. Я с удовольствием займусь одеждой, если вы позволите мне. У меня даже есть несколько идей насчёт дизайна, который не помешает ни продуктивности, ни аэродинамике…

Соарину было мало этого короткого раза. Отчаянно, до искр в глазах хотелось повторить и продолжить. Иногда жеребец ловил себя на мысли, что, выдайся ему такой шанс — он бы ни за что не упустил его. Ничто не смогло бы прервать этого — ни землетрясение, ни пожар, ни разверзшийся Тартар, ни даже сопротивление Рэйнбоу. Пусть даже это будет последнее, что он сделает в своей жизни, пусть это будет последний раз, но этот последний раз будет, Дискорд побери…

 — Очень хорошие вести: у нас будет подкрепление. Принцесса Селестия охотно согласилась предоставить нам столько своих гвардейцев, сколько потребуется. Я думаю, по четыре жеребца на каждую клетку будет идеально?

Днём морок отступал, но те случайные или неслучайные соприкосновения с вожделённой мускулистой кобылкой непременно всплывали вечером. Большая часть усилий Соарина уходила на самоконтроль; к вечеру он оказывался совершенно выжат плодотворной работой, и мысли снова беспрепятственно овладевали его мозгом и частью тела много ниже.

 — Мож, и я как-то могу помочь? Едой там иль чем?

— Нет, Эпплджек. Спасибо за заботу, но мы планируем провести эту операцию крайне быстро. Всего десять-пятнадцать минут, если повезёт — и того меньше. Лишний груз нам не нужен, да и на полный желудок летаешь, как бочка с водой.

Кое-как, сопротивляясь инстинктам и бушующим чувствам, он пришёл к выводу, что ему нужно просто держаться подальше от Дэш. Это осознание пришло в тот момент, когда пегас понял: Рэйнбоу Дэш, по-своему красивая, спортивная, стройная, с азартным характером и прекрасным чувством юмора, свободолюбивая, верная и целеустремлённая, просто не хотела его. Она никогда, даже когда он жутко бесил её своей умственной медлительностью, не пыталась ни изменить, ни подчинить его. Она ничего не требовала от него именно потому, что в нём не нуждалась. Те контакты, которые заставляли его кровь бродить прямо в венах и крепчайшим алкоголем ударять в воспалённый мозг, совершенно её не трогали. Однако, когда Соарин нашёл кобылку, с которой можно было провести ночь, на него напало невероятное отвращение к ней и не проходило до тех пор, пока он кое-как не убедил себя, что это — Рэйнбоу. Наутро он уходил от эрзаца с тяжестью во всём теле и особенно — в душе.

 — Я так полагаю, естественных ледяных пум трогать не будем?

Жеребец шалел от безумия и бессилия собственного положения. Те маленькие, ненадёжные знаки, которые подавала ему радужногривая пегаска, оказывались плодом воображения. Те настойчивые намёки и ситуации, которые Соарин создавал в надежде на чудо, плодов наоборот не приносили.

 — Я всё ещё не уверена, что мы готовы. Да, мы всё распланировали, но столько не изучено! Может оказаться, что мы неучтённого ещё больше, чем того, к чему мы подготовились.

— Я согласна с тобой, но родные и близкие обращённых три дня требуют немедленно приступать. Не знаю, как они до этого додумались, но Спайку уже больно дышать от их писем. Кроме того… вдруг, пока мы сомневаемся, шансы того, что заклинание не справится со своей работой, увеличиваются?

Сосредоточиться на общем деле, а не на своих переживаниях, было подобно подвигу. Именно поэтому, поняв, что терять-то, по сути, особо нечего, Соарин сразу после очередного совета направился в бар. Он планировал накидаться до потери пульса, и ему было плевать, если в результате этой попойки он не проснётся ни на следующее утро, ни вообще когда-нибудь ещё. Заказывая несколько рюмок коктейля с говорящим названием «Грива дыбом», пегас бездумно наблюдал за ловкой работой барпони и размышлял, откуда взялась это мнение насчёт алкоголя, что он якобы является панацеей от любой напасти, и почему это мнение так сильно, что даже он, зная о его мифологическом характере, на него снова повёлся.

— Ты чего это пить взялся? — вздрогнул жеребец от знакомого до тянущей боли в сердце голоса. У Соарина закружилась голова, и он быстро пересчитал, сколько рюмок уже успел выхлебать. Ни одной. Но слева от него и впрямь стояла Рэйнбоу Дэш. — …Да ещё и без меня.

Будь на её месте Спитфайр — он бы всё выложил, не задумываясь. Спитфайр подкалывала только по пустякам. Ко всему, что касалось атмосферы внутри команды, она относилась крайне серьёзно. Но это была Дэш, та самая Дэш, из-за которой он и собирался набраться до синего Дискорда. Соарин вновь почувствовал себя жеребёнком — жеребёнком, которого поймали на чём-то плохом, постыдном, запретном, на чём-то, за что невозможно оправдаться, не получив ещё больше.

— Позови Спитфайр, пожалуйста, — глухо попросил Соарин.

— Что-что?

— Позови. Спитфайр. Пожалуйста. — Чётко повторил жеребец. — Если на то пошло, я буду говорить только с ней.

— Да что на тебя…

— Спитфайр! — рявкнул пегас, повелительно выбросив напряжённую переднюю ногу в сторону выхода из бара. Соарин с удивлением ощутил, что ему стало легче. Как будто вспыхнувшие чувства были замещены гневом, очищающим, приносящим облегчение. Ему нечасто приходилось по-настоящему злиться, но ярость была гораздо привычнее любви.

Но вместо понимания и подчинения Рэйнбоу Дэш гневно заложила уши и так ударила копытом по стойке, что всё налитое барпони подпрыгнуло и частично расплескалось.

— Не смей на меня орать, — прорычала кобылка, — я тебе не собачка, которую можно притянуть, поцеловать и послать, когда она надоест!

Пегаска вылетела из бара, но Соарин в полной растерянности заметил в её глазах не злобу, а уязвление — именно после этих слов. Он вскочил со своего места и распахнул крылья, чтобы броситься за пегаской, но тут вместо неё в бар вошла Спитфайр, недоумённо оглядывающаяся на только что так быстро покинувшую заведение новенькую.

— Теперь-то, — строго сказала кобылка, подходя к жеребцу и заодно окидывая взглядом весь заказанный — и весь уцелевший — алкоголь, — ты точно обязан объяснить мне, что тут происходит.

— Сначала выпей.

— Что? — возмутилась капитан.

— Выпей, я тебе говорю! — Соарин настойчиво толкнул к ней одну из мокрых рюмок. — На трезвую голову это не воспримется…

Пегас рассказал ей всё по порядку. Давняя подруга, от которой можно ничего не скрывать и которая не плюнет в душу в самый ответственный момент.

— А потом я поцеловал её, и… — он прервался, чтобы резким отработанным движением, не разгибая локтя, опрокинуть себе в рот очередную порцию коктейля. — И она сбежала. И всю эту неделю делала вид, будто ничего не было. Я бы тоже делал, если бы не… если бы не… не…

— Влюбился?

— Нет! Да! …Не знаю. — Новый большой глоток. — В ней словно… что-то особенное, то, что мне нужно. То, что я всегда искал…

Соарин, уставившийся в свою рюмку, не заметил, как обиженно поджались губы огненногривой пегаски.

— Да, ты прав, — кисло согласилась она. — Тут надо выпить. И побольше.

…Проснулись в одной постели.

Глава IX. Тьма снизу

Соарин на грани паники смотрел в лицо спящей Спитфайр.

Голова пегаски лежала у него на плече, она глубоко и мерно дышала, щекоча шею жеребца своим ласковым дыханием. Одно из крыльев распласталось по кровати так свободно, что это, кажется, могло бы быть неудобным, но Спитфайр спала спокойно и не ворочалась, пытаясь переменить положение; второе тепло укрывало живот и грудь Соарина, а также одну из передних ног, обнимающих его. И если всё это можно было списать на совпадение, щекочущий ноздри пьянящий запах, впитавшийся в простыни, не лгал.

Они переспали.

Пегас понял, что просто так, не разбудив кобылку, он не выберется, а объясняться с ней ему очень не хотелось. Он ненавидел себя за это, но хотел, чтобы она вообще не проснулась.

«Лучше бы и я тоже не просыпался», — сокрушённо подумал Соарин, закрывая глаза, и поморщился. В потрескивающую похмельем голову пришли воспоминания.

Спитфайр, подтрунивая, спрашивает, снова ли ему негде ночевать. Он сквозь смех посылает её куда подальше, но всё же, мотыляясь в воздухе от количества выпитого, поднимается за ней. Звёзды сливаются в бесконечное мельтешащее полотно, деревья уплывают куда-то за грань и снова возвращаются мелкими рывками. Они, хихикая над своей неуклюжестью и опьянением, вваливаются к ней домой. Провал. Её губы на его губах. Провал. Пегас сжимает тело постанывающей кобылки копытами и одним движением переворачивает на спину, продолжая бешено вколачиваться в неё, увеличивая громкость и сладость её стонов. Провал. Пробуждение.

Свободным копытом Соарин протёр глаза и попытался по солнцу за окном определить, какое сейчас время суток. Раннее, очень раннее утро — крохотная гладкая вершинка показалась из-за горизонта.

Через несколько минут тупой тишины случилось неизбежное: Спитфайр, сонно заурчав и потянувшись, открыла глаза. Тёмно-оранжевые глаза сонно, но довольно уставились в напряжённые и нервные зелёные.

— Доброе утро, — прошептала пегаска и раньше, чем Соарин успел сообразить, потянулась вперёд и поцеловала его. Не встретив ответа, она отстранилась и ласково спросила: — Что такое, ещё не проснулся?

— Спитфайр…

— Да?

— Что это бы… не так. Это ведь ты всё это начала?

Спитфайр помрачнела, а затем на её лице проявилась озлобленность.

— К чему ты клонишь?

— Мы с тобой были друзьями. Как брат и сестра все эти годы, — отодвигаясь от пегаски, произнёс жеребец. — Тебе оказалось мало и этого? Ты снова не успокаиваешься на том, что имеешь? — Соарин продолжил увереннее, видя, как капитан пристыженно прикусывает губу. — Что ж, ты пообещала не избавляться от меня, поэтому решила выжать из меня максимум? Так это называется на твоём языке?

— Соарин! — сквозь зубы предупреждающе процедила Спитфайр.

— Нет, ты выслушаешь…

— Закрой рот, — буркнула пегаска, вылезая из постели. Она некоторое время молчала под тяжёлым взглядом жеребца, ища костюм и надевая его на себя. — Да, я действительно шла по головам всю свою жизнь. Одной только дружбой такого высокого поста не добьёшься, и тебе ли этого не знать.

— Не потому ли ты покрывала Лайтнинг Даст, что видела в ней себя? — резко бросил Соарин. Резанув по больному, он заставил партнёршу замереть посреди комнаты. — Точь-в-точь ты в начале своей карьеры. Выслуживающаяся, оставляющая всех позади себя, как балласт. Конечно, годы тебя изменили: ты научилась менять своё мнение на ходу, лицемерить…

— А, значит, ты полез к Крэш из ностальгических соображений? — едко прервала Спитфайр. Жеребец, мимолётно оскалив зубы, спрыгнул с кровати на пол.

— Между ней и тобой нет ничего общего.

— Ой, вот только не надо пытаться обставить это как высокие чувства, — закатила глаза капитан, разыскивая свои лётные очки. — Как будто я не вижу, какими глазами ты смотришь на неё… и куда именно ты смотришь. Ты ведь просто хочешь затащить её в постель, угадала? — Спитфайр, отыскав их, надела себе на лоб и злорадно посмотрела на Соарина; на сей раз сказанное задело его, не понравилось. — Кризис среднего возраста, м? Рановато же он у тебя начался, раз в свои годы начал бегать за молоденькими глупыми кобылками. Только не слишком она торопится к тебе в объятья, а?

После этих слов жеребец как-то даже осунулся.

— Ты просто увлечён новым психотипом, — безжалостно продолжала пегаска. — Интересно завоевать строптивую и, что немаловажно, молоденькую самочку — даром, что, как говорится, ни хвоста, ни гривы. Ах, да, ещё тебе надоело трахаться легко и просто, вот ты и выдумал себе неземную любовь. Что ты знаешь о ней? Что она знает о тебе? Вот я знаю вас обоих. — Спитфайр неуловимо приблизилась к Соарину, оказавшись так близко, что их губы почти соприкоснулись. — Она — амбициозная и самодовольная кобылка. Ты — самоуверенный и склонный к позёрству жеребец, который даже не уверен, что ему нужно от этой жизни. Я всегда знала, чего хотела, и добилась в этом таких высот, что могу сказать, чего желают другие тоже. И, знаешь, Соарин, если бы ты перестал овевать действительность романтическими ореолами, ты бы тоже научился этому. Ты бы тоже увидел, что сам так же порочен, как и я. Не надо сейчас лгать, что ты всегда был честен, идя к успеху. — Пегаска коротко хрипловато засмеялась и отошла от жеребца, выходя из спальни.

Соарин молчал, обдумывая её слова. Спитфайр была двуличной, но невероятно умной и расчётливой — и впрямь, именно эти качества стали её крыльями, подняли туда, где она находится теперь. Она ошибалась крайне редко, а свои ошибки заглаживала так виртуозно, что публика приняла бы с распростёртыми объятьями даже самые фатальные промахи.

— Одевайся, — привела его в чувство пегаска, и он послушался. — Итак, что бы ты стал делать с Рэйнбоу, даже если бы и заполучил её? Ничего. У тебя нет идей сейчас, и в будущем тоже не появится. Вы, конечно, оба герои, но совершенно разного толка. Выросли в разных условиях, ваши личности скроили разные пони. Причём в её случае они остались рядом с ней, а в твоём — разбежались кто куда, причём в самый трудный для тебя момент. Вы друг другу не ровня. Ваши отношения будут напоминать вечную борьбу, состязание, битву за первенство, и никто из вас не захочет сдавать позиции. А вот мы с тобой, чего ты, мой дорогой друг, упорно не видишь вот уже сколько лет, идеально совместились бы, потому что знаем друг друга, как облупленных. Но нет, вместо этого ты предпочтёшь гнаться за пони, которая не знает и знать не хочет твою душу. Знаешь, на кого ты похож? На жеребёнка. На жеребёнка, который плачет, потому что хочет получить луну. А что жеребёнок станет делать с луной? Как видишь, мы вернулись к истоку.

Соарин нахмурился. Но, как ни странно, сказанное его не взбесило, а даже каким-то образом сняло груз с души.

— Ладно, — смягчилась Спитфайр. — Было и было. Не будем же рушить нашу дружбу только потому, что в ней появились привилегии? — пегаска усмехнулась и, расправив крылья, вылетела из дома. Соарин поднялся за ней.

«Пусть она и хорошая манипуляторша, — думал жеребец, — в чём-то она права».

Пегасы прилетели к замку Твайлайт; они не опоздали, ещё многие из спасательной группы не успели подойти, но обещанные Селестией гвардейцы уже были здесь. Соарин было начал искать взглядом Рэйнбоу, но, одёрнув себя, сосредоточился на том, о чём говорила Твайлайт с одним магом. Тем не менее, разговор никак не задевал сознания пегаса — смазанные, приглушённые звуки, даже не складывающиеся в слова.

Жеребец устало потёр копытом глаза и лоб. «Надеюсь, хоть к инструктажу приду в себя», — понадеялся он и увидел, как к земле летит обладательница незабываемой радужной гривы. Уши пегаса поднялись торчком, он взмахнул крыльями и направился Рэйнбоу навстречу.

— Привет, — поздоровался он, разворачиваясь, когда достиг пегаски, чтобы лететь рядом с ней.

— Привет, — улыбнулась та.

— Насчёт вчерашнего… — в глазах Дэш появилось напряжённое, настороженное ожидание. — Прости, что на тебя сорвался. Последние две недели я сам не свой, вот и не случается не удержать себя в копытах.

— Ничего, — добродушно усмехнулась пегаска. — Я и сама могу натворить дел, когда перенерв… в смысле-е, когда становлюсь чересчур импульсивной.

Соарин насмешливо хмыкнул и скользнул взглядом в сторону. К месту сбора подтягивались Вандерболты и маги, стражники впрягались в колесницу и переносные клетки по числу пропавших пони. Бледно-голубой пегас подумал, что настойчивость Флаттершай на отсутствии оружия была крайне глупой и неуместной, и гадал, как её требование вообще было исполнено.

Бок о бок с Рэйнбоу Дэш он опустился на землю и пошёл к уже успевшей собраться толпе. Пегаска больше не разговаривала с ним, но она не обижалась — всего лишь переключила своё внимание на других пони из «Вандерболтс». От этого Соарину почему-то становилось немного легче. Сам факт нахождения рядом с пегаской расценивался им как акт очищения. Агоническая жажда быть с ней ещё ближе, чем возможно, будто притупилась. «Наверное, жестокий реализм Спитфайр… — пегас тряхнул головой. — Ох, он просто убедил и остудил меня ненадолго. Спасибо ему».

Тем не менее, мысли пегаса вернулись не к её монологу, а к тому, что было незадолго до него — особенно в полёте к Морозному северу, когда тело привычно взяло контроль над полётом, и разум мог уйти в свободное, желанное странствие.

Эмоция в глазах Рэйнбоу Дэш, когда она колко напомнила ему о поцелуе. Что это было? Ревность? Нет. Негодование? Уже ближе…, но не то. Наконец Соарин нашёл нужное понятие: она почувствовала себя преданной. «Неужели… Неужели она была задета? Подумала, что я воспользовался ей? — взглядом пегас отыскал пегаску; она летела чуть дальше в клине. — Ей не всё равно?».

— Дэш, — твёрдо сказал он, ломая клин и планируя к Рэйнбоу. — Надо поговорить.

Пегаска удивлённо вскинула брови, но послушалась, вместе с Соарином отваливаясь от строя и отлетая в сторону и назад, чтобы построение ушло вперёд и не мешало им.

— Ну, — когда их точно не могли услышать, разрешила кобылка.

— Это насчёт того, что случилось в больнице.

— А что случилось в боль…

— Рэйнбоу! — брови пегаса сошлись на переносице, уголки рта дёрнулись вниз. Только Дэш хотела что-то ответить — он снова перебил её. — Ты злишься на меня, и я знаю это. Считаешь, что ты для меня — всего лишь игрушка?

Пегаска оскорблено фыркнула и отшатнулась, но вновь сверкнувшее в глубине её зрачков боязливое выражение заставило Соарина решительно удержать её, взяв за плечи.

— Слишком плохо думаешь обо мне, — продолжил жеребец.

— Отпусти, дурак, нас в любой момент могут увидеть!

— Пусть видят! Я прямо сейчас мог бы поцеловать тебя снова, но уже при всех, и тем самым скомпрометировать, но разве так поступают с той… не важно. Рэйнбоу Дэш. Ты будешь встречаться со мной?

Кобылка чуть не перестала взмахивать крыльями от шока. Вишнёвые глаза с недоверием уставились на Соарина. Тот пояснил:

— Да, ты знаешь меня не с самой лучшей в этом плане стороны. Но так вышло, что именно с тобой я решился попробовать что-то более продолжительное, постоянное и… верное? — жеребец усмехнулся, надеясь развеять атмосферу напряжённости. Он отпустил плечи пегаски, но протянул ей копыто. — Что скажешь?

Рэйнбоу Дэш неотрывно смотрела на его копыто, и выражение её лица с каждой секундой становилось всё более мрачным и страдальческим. Передняя нога Соарина просела в воздухе.

— Я не нравлюсь тебе?

Пегаска вспыхнула, но не произнесла ни слова — только помотала в знак отрицания головой.

— Так нет или да? — настоял пегас.

— Н… Нра… Нравишь… ся… — заикаясь и краснея ещё сильнее, но всё ещё пытаясь выдать это за злобу, провибрировала Рэйнбоу. Соарин умилённо улыбнулся, глядя на это взъерошенное смущённое чудо, но продолжил:

-У тебя уже есть особенный пони?

Она снова выразила несогласие.

— Ты… шаловливка?

— Что?! — наконец-то выкрикнула от возмущения Рэйнбоу, подбросив себя в воздухе сильным хлопком крыльев и с негодованием глядя на Соарина сверху вниз; румянец схлынул с её лица. — Нет! Как тебе такое вообще пришло в черепушку? Просто из-за того, что моя грива радужная…

— Что же тогда? — спокойно прервал желчный поток жеребец. Пегаска медленно опустилась на прежнюю высоту и пробормотала что-то. — Прости, не слышу.

— У меня не было особенного пони. — Одним махом пробормотала Дэш, опустив глаза и глядя в сторону.

Жеребец несколько секунд переваривал услышанное.

— Ты… девственница?

Казалось, само слово заставило Рэйнбоу воспылать, причём отнюдь не от ярости: всё от кончиков ушей до самой груди вмиг залилось краской, а из самой пегаски вырвался писк, достойный Флаттершай, но искажённый хрипловатым голосом спортсменки. Она снова попыталась перейти в наступление, сильно заикаясь:

— У меня, видишь ли, не было времени скакать по койкам, всегда находились дела поважнее!

— То есть, ты прожила в дремучей девственности до… — Соарин осёкся, когда понял, что готов начать насмехаться над подругой. Он на секунду закрыл глаза. «Не было особенного пони. Лунные фланки. Только не это», — подумал пегас и снова посмотрел на Дэш: она мяла копыта, судорожно кусая губы и явно молясь за шанс сбежать отсюда. — Прости, я не это хотел сказать. Хотя… знаешь… тот поцелуй что, тоже был для тебя первым?

— Идиот! — выкрикнула Рэйнбоу. Щека жеребца загорелась болью, но какой-то мимолётной и неважной. — Больше не смей ко мне приближаться, иначе всю оставшуюся жизнь будешь целоваться только в больнице. И только с медсёстрами, когда они из-под тебя утку придут выносить!

Пегаса обдало радужной волной, когда Дэш с места в карьер рванула догонять улетевшую вперёд группу. Он задумчиво посмотрел ей вслед и медленно потёр пострадавшую щеку копытом. «Может, ты и строишь из себя мужеподобную пацанку, — про себя ухмыльнулся Соарин, пускаясь следом за Рэйнбоу, — а пощёчины раздаёшь, как любая другая кобыла».

Остаток пути вплоть до того момента, когда даже нагруженных клетками и снаряжением пегасов стало сносить ревущим ледяным ветром, проходил спокойно.

— Всем пони! — взлетев повыше, магически усиленным голосом привлекла всеобщее внимание Твайлайт. — Сгрудитесь в кучу, я собираюсь защитить вас от непогоды!

Спасательный отряд инстинктивно выстроился во что-то напоминающее шар, и в следующий момент их, звеня, обтёк защитный розово-фиолетовый барьер. Он испустил наружу волну белесого света, укрепляясь, и теперь сам двигался в пространстве, а Твайлайт, ведомая оставшейся рядом с ней Спитфайр, показывала, куда.

— Что за дискордовщина… — вырвалось у огненной пегаски.

— М? — повернулась к ней Принцесса Дружбы. — Что-то не так?

— Да, раньше буря усилялась вон у той гряды, — Спитфайр указала копытом куда-то далеко, очень далеко вперёд, — а сейчас мы даже близко к горам не подлетели, но нас уже сносит с мест.

Твайлайт промолчала.

У самих гор двигаться было практически невозможно; неопытная в полётах аликорночка кряхтела от усердия, и было недостаточно не только усилий прикрывающей её Спитфайр, но даже магии самой Твайлайт. К нужной пропасти группа продвигалась еле-еле.

— Больше всего меня напрягает то, — кричала Принцесса, пытаясь отвлечься от невзгод рассуждениями, — что мы так и не выяснили, зачем ледяным пумам превращать всех подряд в себе подобных. Но то, что Морозный север теоретически являлся местом заключения Короля Сомбры, меня определённо заботит больше. Вдруг это взаимосвязано?

Спитфайр не отвечала, бешено треща крыльями и скаля зубы в попытке удержаться в воздухе и одновременно с этим защитить Твайлайт от ветра. Вскоре речь аликорночки потонула в рвущем барабанные перепонки рёве ветра, закручивающего снежную тьму в спираль: группа сумела добраться до пропасти, но теперь спускаться туда на крыльях было смерти подобно. За эти две недели… дела здесь стали значительно хуже.

Твайлайт вновь усилила магией свой голос и призвала достать альпинистское снаряжение, втайне радуясь своей предусмотрительности. Она поднесла защитный пузырь с пегасами и не-пегасами к чёрной каменной стене, дождалась, когда все внутри будут готовы, и развеяла заклинание. Почти сразу спасатели вонзили кирки в заледеневшую поверхность и смогли удержаться, чтобы затем начать осторожно погружаться в холодную тьму низин.

Принцессе Дружбы пришлось применить ещё одно заклинание, намного более сложное, потому что внизу практически невозможно было дышать. Морозная ядерность заползала в ноздри и, кажется, уже на середине дыхательных путей забивала их миниатюрными айсбергами, при попытке продохнуть которые дальше лёгкие рвало на куски и тут же смораживало разрывающимися ледяными осколками. Прокатившаяся вниз по стене магическая волна каждого пони обеспечила своеобразным фильтром, согревающим воздух при вдохе.

У входа в достопамятную пещеру с натянутой над пропастью верёвкой спасательную операцию ждало всё то же количество пум. Одна из них, увидев незваных гостей, скрипуче зашипела, раскрыла пасть и выхаркнула снежинку, на огромной скорости полетевшую в одного из «Вандерболтс», но просто отскочившую от его костюма. Снежная пума явно была этим немало озадачена. «Рэрити была бы очень горда, увидев это, — светясь удовольствием, подумала Твайлайт. Она метнула в атаковавшую спасателей пуму заклинанием, которое, разбившись о ледяной панцирь, заключило монстра в хорошо знакомый аликорночке твёрдый магический куб. Было даже забавно смотреть, как ставшая неповоротливой и массивной конструкция неуклюже сорвалась вниз и быстро исчезла далеко внизу. — Это лучшая наша с ней совместная разработка!».

Твайлайт сотворила гигантское экранирование, отгородившее ущелье от ветра и вытянувшее большую часть магических сил своей создательницы. «Вандерболтс» тут же сбросили удерживающие их привязанными к стене шлеи и идеально отработанным манёвром бросились к пумам; стражники, запряжённые в клетки и тоже спускавшиеся с ними, но на более сложном и крепком снаряжении, с небольшим запозданием пустились следом.

Принцесса Дружбы внимательно следила за ледяными пумами, тут же нокаутируя всех, кто пытался стрелять снежинками. Как ни странно, но насчиталось таких всего три; все остальные были благополучно пленены и закрыты в клетках.

— Отправляйтесь, — приказала Твайлайт гвардейцам и наложила на них и их бесценный груз ещё несколько заклинаний, призванных облегчить обратную дорогу. — В названном месте вас встретят маги, которые расколдуют пойманных.

— Твай? — окликнула Рэйнбоу, увидев, что её подруга зачем-то летит вниз. — А ты куда? Нам разве не домой?

— Подождите минуту, пожалуйста, — неловко улыбнувшись и порозовев, попросила Твайлайт. — Мне интересно, что стало с пумами внизу; их кубы должны разбиться от падения. На самом деле мне не хотелось бы никого из них убить.

Несколько минут Вандерболты послушно ждали Принцессу, всматриваясь в стрекочущую тьму внизу. Твайлайт вернулась, сильно побледневшая.

— Ну как, не разбились? — поинтересовалась Сюрпрайз.

— Разбились, — загробным голосом сказала аликорночка. Вандерболты напряглись. — Вдребезги. Полностью.

— Это ведь хорошо? — подал голос Соарин, стремясь разрушить напряжённую тишину. — Больше не будут докучать нам.

— Как посмотреть… — пробормотала Твайлайт, шокированно глядя в одну точку где-то внизу.

— Твайлайт, да что происходит, скажи ты уже толком! — потеряв терпение, взмахнула копытами Рэйнбоу. Фиолетовая кобылка нервно сглотнула.

— Это не ледяные пумы.

— Чего?!

— Это не ледяные пумы, — твёрже повторила аликорночка. Пропасть снизу утробно рыкнула. — Это те, кого пони изгнали тысячелетия назад.

Рык повторился, тряхнув стены и сделавшись визгливо-гнусавым. Вандерболты беспокойно огляделись, начали кружить.

— Всё это время… — Твайлайт задрожала, но отнюдь не от холода. — Всё это время это были Вендиго!

Глава X. Бой с океаном

— Что значит Вендиго? — выдохнула Рэйнбоу Дэш. — Как Вендиго могли уместиться в таких хиленьких тельцах? Они разве не должны замораживать всё, что видят?

— Они именно это и сделали, — глаза Твайлайт расширились в понимании. Кусочки головоломки вставали на места в эти самые секунды, хотя тратить время на экскурс в историю, когда в темноте пропасти морскими драконами ворочается нечто нехорошее, казалось не таким уж и разумным. — Тысячелетия назад никто из кристальных пони не мог понять, почему температура на части их территории вдруг начала неудержимо падать, постепенно делая условия жизни непригодными. — Аликорночка хлопнула в копыта. — Теперь я поняла! Этот период совпал с единением трёх племён, временем, когда Вендиго были изгнаны силой дружбы будущих эквестрийцев! И изгнаны они были именно сюда!

Спитфайр беспокойно металась, разрываясь между желанием удрать отсюда, уведя за собой группу и неугомонную исследовательницу королевских кровей, и дослушать историю до конца, чтобы понять, стоит ли это делать так быстро. Тьму снизу изредка прорезали неровные, будто побитые длинные бело-голубые спины.

— Тогда почему не вернулись, не попытались снова захватить… э-э… что-нибудь? — невнятно спросила Рэйнбоу Дэш.

— Их сила возросла достаточно для того, чтобы сделать север действительно Морозным, но при этом они были слишком ослаблены атакой пони, чтобы и дальше существовать в виде духов. Для того, чтобы добиться существующих здесь сейчас погодных условий, им пришлось вселиться в дождевых пум, неразумных существ, душу которых вытеснить и заменить очень легко. Дождевые пумы не эволюционировали, они тоже были обращены!

— Флаттершай стопудово поинтересовалась бы, можно ли превратить их обратно, — закатив глаза, фыркнула Дэш. Она, кажется, вообще не ощущала опасности.

— Нельзя. Их тела за столько столетий были полностью перестроены Вендиго под их нужды. А нуждались они в том, что помогло им обрести могущество — в новой порции раздоров! Спитфайр, ты упомянула, что за прошедшие две недели буря сделалась ещё более сильной, и все эти две недели рядом с Вендиго находились члены исследовательской экспедиции и двух лётных команд. Прямо перед дорогой я наткнулась на кое-какие сведения о царящих внутри них отношениях и, конечно же, изучила их — мельком, но этого достаточно. Почти каждый учёный имел свои виды на эту экспедицию, и почти каждый из них так или иначе конфликтовал с другим. Именно эти разногласия и привели к тому, что Вендиго напали на них. Запечатав их тела внутри ледяных панцирей, принявших облик всё тех же ледяных пум, Вендиго питались силой их недовольства и разобщённости, тем самым возвращая себе былую мощь, и теперь, вероятно…

Монолог Твайлайт был прерван оглушительным рёвом — и в следующий миг высоко в небо взметнулись три конеподобных существа, потустороннюю природу которых выдавали полупрозрачные тела и изменяющаяся под стать их настроению погода. Крылатые завопили благим матом и бросились врассыпную, когда Вендиго, тяжело перевернувшись, упали обратно в бездну. Пару Вандерболтов чуть не бросило в штопор.

— Они набрали достаточно сил, чтобы отрываться от земли! — закричала Рэйнбоу Дэш, наконец-то ощутившая опасность момента. — Твайлайт, ты ведь уже победила их однажды, сделай что-нибудь!

— Не надо путать меня с Кловер Премудрой! — гневно ответила аликорночка, но её злоба исходила из чистого страха и чувства бессилия. — Я даже рядом не стою с тем, чтобы дать бой трём Вендиго!

— Эй, а магией это обязательно делать? — предложил Соарин. Несколько секунд у всех ушло на то, чтобы снова увернуться от прыжка ледяных духов вверх и их последующего падения обратно. — Как насчёт того, чтобы начистить им морды голыми копытами?

— Вперёд, герой! — рыкнула Рэйнбоу Дэш, давая ему подзатыльник. — Я на это посмотрю!

Следующий прыжок Вендиго оказался выше предыдущего; они даже задержались в воздухе на более долгое время. Экранирование Твайлайт задрожало под натиском усиливавшейся снаружи бури.

— Престаньте ссориться! — закричала аликорночка, подлетая к двум пегасам. — Они не упустят ни крупицы негативных эмоций! Стойте, нам нужно просто остановиться и поду… Эврика!

— Что? — мгновенно отреагировала Спитфайр. — Что нам делать?

— Судя по изученным мной картам, этот участок гор омывается Ледяным океаном со всех сторон, мы находимся на самом краю материка! Если бы вдруг случилось затопление — Вендиго оказались бы погребены под водными массами! — энтузиазм и воодушевлённость Твайлайт Спаркл испарились. — Но, конечно же, цунами не собирается подниматься только потому, что мы этого хотим?

— Самое время задействовать магию, — заговорщицки протянула Рэйнбоу, подлетая ближе. — Ты же аликорн, разве вы не проделывали более впечатляющие вещи?

— Рэйнбоу Дэш… — серьёзно начала Принцесса, но ей пришлось прерваться: Вендиго снова предприняли попытку покинуть котлован своей тюрьмы. Как только они снова грузно упали на дно, Твайлайт снова подлетела к подруге. — Более впечатляющей вещью, чем поднятие и подчинение целого океана, может быть только подъём солнца и луны. — Она тяжело вздохнула. — Я могу попробовать. Но мне нельзя будет двигаться с места, и вам придётся защищать меня, а после того, как я закончу, у меня, скорее всего, случится выгорание и обморок, поэтому вы будете должны поймать и вынести меня на своих спинах.

— Всё, что угодно, Принцесса! — отсалютовала капитан Вандерболтов. — Приступайте! Итак, пегасы, сделаем это. «Взрывающаяся звезда»!

— Неужели? — встрепенулась Рэйнбоу Дэш, широко улыбаясь, и принялась наблюдать, как Вандерболты выстраиваются вокруг неподвижно зависшей в воздухе Твайлайт, поначалу медленно и осторожно, а затем, приноравливаясь друг к другу, с бешеной скоростью принимаясь летать вокруг неё, приближаясь друг к другу, складывая эллипсы своих цветовых следов в замыкающийся шар. Радужногривая пегаска со всем рвением нырнула в построение.

Эта коллективная фигура являла высшую мощь пегасьей магии. Она могла соперничать с единорожьим заклинанием щита в начале, а в конце взрываться не хуже осколочной гранаты, которой прославили свой город сталлионградские земнопони, подвергнувшимися крыльевой обработке воздушными потоками разрезая всё, что попадалось им на пути.

Рэйнбоу Дэш считала это не более, чем очень красивой легендой, но теперь ей всё стало ясно: просто не существовало рядом с ней до этого момента пони, способных создать «взрывающуюся звезду».

Кружившие вокруг Твайлайт пегасы почти догоняли друг друга, но идеально выверенная точность и скорость полёта позволяли им едва ли не в последний момент, не меняя траектории, уходить с дороги другого пони, натыкаясь на следующего, который поступал так же, как они — и круг начинался сначала. Слаженное бесконечное движение создавало вокруг аликорночки хрупкий на вид шар с носящимися внутри него точками-пегасами, с каждым циклом набирающий свою мощь.

Наталкиваясь на «взрывающуюся звезду», Вендиго получали такой удар, что он раздваивал их морды так, будто они были сделаны из масла и по ним резко рубили раскалённым ножом. Ревя, будто от боли, духи сращивали головы обратно и теперь старались избегать кусачего шарика, но и не подозревали, что их ждёт новая опасность: океан сменил цвет на фиолетовый, когда Принцесса захватила его своим телекинетическим полем, и пришёл в движение.

Даже защищённые «взрывающейся звездой», пони услышали рёв колоссальных, давящих на сознание водных масс, под действием заклинания аликорночки обрушившихся на горы. Вендиго, собравшиеся было выпрыгнуть снова, были пришиблены этим потоком и, крутясь, скрылись где-то в пропасти, которая быстро превращалась в глубину, заполняясь океаном.

И Рэйнбоу бы засмеялась, если бы до ужаса не боялась воды. Океан накрыл «взрывающуюся звезду», кипятясь от её энергии и обтекая её со всех сторон. Кобылке показалось, что воздушный пузырь, пусть и вмещающий в себя магию одних из сильнейших пегасов Эквестрии, жалобно затрещал под натиском водных толщ. Но Рэйнбоу Дэш не была бы Рэйнбоу Дэш, если бы начала паниковать от простой картинки.

Рог Твайлайт погас, и она, задержавшись в воздухе ещё на пару секунд и даже неровно, бестолково взмахнув крыльями, упала. Пегасы резко, уже фактически читая помыслы тела друг друга в результате слияния своих энергетик, разлетелись в стороны и высвободили энергию «взрывающейся звезды», с шипением испарившую последние кубометры падающего сверху океана. Они почти не замочили шёрстку потерявшей сознание Принцессы.

Так вышло, что ближе всех к падающей аликорночке в результате этого завершительного броска оказалась Рэйнбоу Дэш. Быстро сориентировавшись, она бросила своё тело вниз и успешно поймала подругу копытами, но тут её задние ноги почувствовали странную ледяную тягу, казалось, заставлявшую вставать дыбом прибитую скоростью шерсть, но, что намного важнее, утягивавшую пегаску вниз, в этот ревущий ад целого океана.

Глубоко под радужногривой вода начала затекать в горное углубление, дающее начало системе тоннелей, образовав самую настоящую воронку. Практически пинком, как хуфбольный мяч, отправить Твайлайт прямо в копыта подлетевшей Сюрпрайз — вот и всё, что Рэйнбоу успела сделать перед тем, как тёмная пучина, жадно чавкнув, поглотила её.

Пегасы, как известно по распространённой мрачной шутке, делятся на два типа: те, что хорошо плавают и те, что хорошо тонут. Прискорбно, но радужногривая летунья относилась ко вторым.

Пегаску парализовало — во всех смыслах. Это было даже хуже, чем когда её подхватило и понесло понивилльское водохранилище из прорванной плотины — там хотя бы не было так холодно. Мышцы вопили от боли, вода, затекая в нос и в раззявленный в бессильном, полном ужасе крике рот, морозили всё существо Рэйнбоу. Она отчаянно взмахнула крыльями, но то, что спасло бы её в воздухе, под водой сделалось погибелью: кобылка, видимо, зацепила самым краешком одного из них какой-то мощный поток, и её неконтролируемо, как тряпичную куклу, понесло прочь.

Когда дело было готово решиться не в пользу пегаски, инстинкт самосохранения заставил её начать бешено молотить всеми ногами: это бросило её вверх и ненадолго позволило задержаться на поверхности, чтобы глотнуть воздуха и вскрикнуть — а затем безжалостная стихия понесла её дальше, снова топя, пришибая волнами.

Вскрик потонул вместе с Рэйнбоу, но её на мгновение мелькнувшую в мрачном месиве радужную гриву тут же засёк Соарин. Он ринулся за пегаской, отделившись от уже смирившихся с потерей улетающих Вандерболтов, и, не сказав им ни слова, бросился в погоню.

Кобылка показывалась на поверхности лишь изредка — было такой удачей увидеть её, что поймать не предоставлялось возможности, и океан даже вернулся на положенное ему место за время погони. Из глубины слышался приглушённый рёв поражения Вендиго, вода закручивалась в водовороты: духи, желая напоследок насолить повергнувшим их пегасам, начали кружить на дне, решив устроить бурю. Однако даже в таких условиях синегривый пегас, окрасом напоминающий альбатроса, но движущийся в десятки раз быстрее и включавший в свой полёт разного наклона мёртвые петли, чтобы уворачиваться от поднимавшихся волн, ни разу не потерял Рэйнбоу — не отстал и не улетел вперёд.

Он чувствовал себя словно на своём месте, не осязая ни холода, ни усталости, ни страха, словно был готов хоть всю жизнь гнаться за пегаской, выслеживая изредка мелькающую разноцветную голову среди чёрных водяных вихрей. Когда на поверхности показалось почти скомканное волнами, безвольное и безмолвное небесно-голубое тело, Соарин понял, что что-то не так, что пора действовать кардинально. И он сделал то, что велела кьютимарка: молнией врезался в океан, как только пегаска, чуть показавшись, в очередной раз пошла ко дну.

Жеребец вслепую схватил её холодное тело и, инерционно пролетев ещё пару метров вниз, по дуге вылетел на поверхность, но сейчас же дёрнулся обратно, почти прижавшись к воде: полёт в такой буре был равносилен двойному самоубийству. Единственный выход — следовать за штормом, пока он не утихнет. Только так, буквально плывя по течению, пегасы не переломают крылья и смогут выплыть, когда всё закончится.

Возможно, прилив сам вынесет их на берег.

Пегас, постукивая зубами, бросился обратно в воду. Вода, даже ледяная, всегда теплее воздуха, что бы ни казалось.

— Рэйнбоу! — закричал он, принимаясь тормошить пегаску и давать ей хлёсткие пощёчины, но следя, чтобы они всегда были на поверхности и в отдалении от опасных, убийственных по высоте волн. — Рэйнбоу Дэш, немедленно очнись! Можешь ударить меня, только делай что-нибудь! Рэйнбоу!

Жеребец принялся вперемешку с ударами по щекам растирать её окоченевшее тело, так сильно и яростно, что она вся тряслась в его копытах. Но это возымело эффект: глаза с сузившимися от холода и страха глазами приоткрылись и посмотрели на Соарина с хорошо различимой злостью.

— Перестань, мне больно, что ты себе позволяешь! — как-то жалко, несмотря на свои эмоции, прохныкала Рэйнбоу Дэш. Жеребец был почти уверен, что в следующую секунду она попробует улечься — так сильно было в этом голосе сходство с не выспавшимся, не желающим идти в школу жеребёнком.

— Я тебя хоть до синяков изобью, лишь бы ты осталась жива! — рыкнул пегас, даже жалея, что только агрессия способна привлечь внимание упрямой кобылки. — Слушай меня, Рэйнбоу, слушай меня: тебе плохо и хочется спать, но если ты сейчас уснёшь — ты. Больше. Никогда. Не. Проснёшься!

Гнев в вишнёвых глазах сменился страхом. Соарин продолжал:

— Делай что угодно. Болтай, пой, учись плавать, хоть пытайся утопить меня, но делай, двигайся, не позволяй себе заснуть! Тебе хочется. Но это — сон смерти. — Она, отстукивая чечётку на зубах, с намёком на активность и суетливость принялась тереть передние копыта друг о друга; пегас занялся её плечами, озабоченно приговаривая: — Вот так, молодец, растирай себя. Спой что-нибудь, расскажи, как меня ненавидишь, как боишься воды. Что угодно, что хочешь, только не спи.

Пегас, шумно дыша и откидывая постоянно наползающую на глаза мокрую чёлку, следил за поведением океана вокруг и за тем, чтобы Рэйнбоу Дэш вела себя хоть немного активно. К своему ужасу, он заметил, как мокрая шерсть на виске пегаски окрашивается в розовый из-за стекающей крови. Видимо, кобылку в какой-то момент здорово приложило головой об одну из гор; возможно, именно это её и вырубило. Соарин не подал виду, что что-то заметил — лишь иногда стал резко окунать пегаску под видом ещё одного бодрящего мероприятия, а на деле не желая узнавать какой-нибудь ещё сюрприз: вроде того, что она боится крови и теряет сознание от её вида. Но океанская вода, кажется, не причиняла ране Рэйнбоу слишком много беспокойства, она явно не чувствовала своей травмы.

Через несколько секунд пегаса осенило, что Дэш не чувствует вообще ничего. Для этой цели он даже ущипнул её за кьютимарку: никакой реакции, хотя пегаска определённо переломала бы любому жеребцу все кости за такую дерзость. Соарин более внимательно, с нарастающей тревогой всмотрелся в лицо кобылки: она клевала носом, встряхивала головой и продолжала бесполезно растирать себя, даже не видя в этом никакого смысла и не чувствуя ни своих, ни его касаний. «Какой же я идиот! — мысленно завопил пегас, без слов закидывая Рэйнбоу себе на спину и принимаясь плыть со всей доступной ему скоростью. — Какой же я неисправимый тормоз!».

— Плыви вместе со мной, Дэш, — пропыхтел жеребец, — помогай мне плыть, давай! И спой мне. Ни разу не слышал, как ты поёшь.

Любые действия лежащей на его спине полубессознательной кобылки оказали бы скорее тормозящее действие, а охрипшее пение перекрывалось грохотом воды и воем ветра, но Соарину было важнее, чтобы она продолжала сохранять хоть какую-то бодрость.

Пегас отважился подниматься на гребни волн, чтобы осмотреться. В какой-то момент его зорко всматривающиеся вдаль глаза с ликованием выхватили чёрный кусочек суши на горизонте. Соарин прямо в падении развернул и отряхнул от воды крылья и полетел, смело лавируя между волн и борясь с резкими шквалами ветра.

Если в воде врагами пегасов были только холод и водовороты, то в воздухе стало явственнее всего ощущаться всемогущее влияние бури. Лил отвратительный мелкий дождь, капли летели в лицо вместе с ветром, гром закладывал уши своими ударами, ветер мешал набрать высоту и постоянно норовил закрутить Соарина волчком, стоило ему только попытаться воспротивиться и ускориться, а от вездесущих хаотичных волн жеребцу удавалось увернуться едва ли не в последний момент. Несколько раз его топило, несколько раз он терял Рэйнбоу, и приходилось снова возвращаться и нырять, чтобы найти её. Жидкая темнота окутывала всё вокруг, черно пульсировала по краям зрения.

Когда пегас наконец-то достиг увиденной часы назад земли, он обессиленно рухнул в воду и, прижимая неподвижную Дэш к своей груди, позволил волнам вынести их на жёсткий песчаный берег.

Неподвижную…

Вскрикнув, Соарин вскочил на дрожащие от усталости ноги и судорожно осмотрелся. Скудная растительность островка окружала возвышающийся на сваях почти в его центре домик из тёмного дерева; не мешкая, жеребец поднял Рэйнбоу на спину и рысью помчался к нему. Миновав короткую лестницу и крыльцо, он распахнул дверь и быстро оказался внутри.

Глава XI. Тепло

Там оказалось ожидаемо тесно, несмотря на целых две комнаты, соединённые аркой, не считая небольшого тамбура. В темноте первого помещения различались контуры широких лавок по бокам грубого стола, рядом с дверью была прибита массивная полка, у другой стоял высокий шкаф до потолка. Последняя стена была занята камином — именно к нему Соарин направился широкими шагами. Спички лежали прямо на его деревянной полке, рядом были в кучу свалены дрова. Видимо, этот домик построили какие-то моряки, чтобы можно было остановиться и отдохнуть.

Пегас уложил Дэш на пол перед камином, бормотанием уговаривая потерпеть, и разжёг огонь. В шкафу обнаружился плед и несколько полотенец; Соарин сгрёб всё в охапку, не разбирая, и, просто-напросто разорвав промокший костюм и отбросив его в сторону, принялся вытирать кажущуюся бездыханной пегаску, одновременно с этим сильно растирая её тело.

— Рэйнбоу, Рэйнбоу, Рэйнбоу, — надрывающимся шёпотом звал он, и имя кобылки звучало из его уст литанией.

Жеребец завернул Дэш в найденный тёплый плед и положил ближе к огню, после чего наскоро разделся, вытер себя оставшимися полотенцами и отбросил их в сторону: развесит сушиться потом, когда жизнь пегаски не будет висеть на волоске. Метнувшись к полке, пегас нашёл бутылку рома и моток бинтов. Он отыскал рану на голове кобылки, наскоро перебинтовал её, чтобы не текла кровь, сделал несколько глотков рома, а потом открыл Рэйнбоу рот и влил в него немного согревающей жидкости. Но она, несмотря на все принятые меры, ничуть не потеплела. Немного присмотревшись, Соарин понял, что кобылка ещё и не дышит, а ром отправился ей в желудок только благодаря тому, что пегас задрал её голову.

— Рэйнбоу! — испуганно закричал он, взрывая тишину домика и перекрывая звуки грозы снаружи, и обвил её копытами, прижал к себе, неистово пытаясь реанимировать. Копыта растирали, ударяли, гладили мертвенное лицо, губы судорожно покрывали холодную кожу поцелуями перед тем, как вновь начать вдыхать в Дэш жизнь искусственным дыханием, и сломленно скулили: — Селестия милостивая, Рэйнбоу, Рэйнбоу, прошу тебя, пожалуйста, не умирай, открой глаза, только не умирай, умоляю, Рэйнбоу…

Грудь Рэйнбоу несколько раз поднялась и опустилась в вернувшемся дыхании. Ресницы вздрогнули несколько раз, веки тяжело разлепились — и мутные вишнёвые глаза еле-еле сосредоточили на Соарине свой взгляд. Пегас издал полный облегчения и радости вскрик, продолжая гладить лицо кобылки копытами.

— Не закрывай глаза, Дэш, ты молодец, ты сильная… — бессвязно бормотал он, теснее прижимая её к себе и придвигаясь ближе к камину, чтобы жар разгорающегося огня обжигал их тела. Что угодно, лишь бы пегаска согрелась. Тем не менее, её наоборот начала бить дрожь.

Соарин теснее закутал Рэйнбоу в большой тёплый плед, обнимая крыльями и прижимая к своей груди.

— Теперь всё будет хорошо, — закрыв глаза и укачивая кобылку от нервов, прошептал жеребец и мягко поцеловал пегаску в мокрую макушку. — Обязательно будет. Только не спи, пока не согреешься, — он копытами вторгся под плед, бередя хрупкое, только сформировавшееся тепло, и стал уже намного мягче растирать копыта Рэйнбоу своими. Опасность миновала, дело оставалось за малым, но в груди Соарина не убывало непонятное волнение.

Стояла тишина, нарушаемая только негромким пыхтением жеребца, треском камина да редкими, едва слышными полустонами пытающейся не заснуть пегаски. Напряжённые до предела нервы не желали успокаиваться, движения Соарина, пусть и сделались намного мягче и нежнее, не теряли своей суетливости, будто он что-то упускает, что-то невероятно ценное, что лежит прямо у него под носом, а он этого просто не видит, но чувствует и потому спешит.

Рэйнбоу в очередной раз уткнулась лбом ему в основание шеи, пытаясь заснуть. Её копыта, спина и шея всё ещё были холодными, поэтому пегас снова отстранил её, заставляя принять не такое удобное для сна положение, и слегка встряхнул. Голова Дэш безвольно запрокинулась, и рот Соарина на мгновение скривился в жалости. Пегас облизнул грубые солёные губы и прижался ими к губам кобылки: напористо, словно желая намеренно причинить ей боль. Это возымело действие — глаза радужногривой резко распахнулись. Её взгляд не выражал абсолютно ничего, но теперь она хотя бы не спала.

— Рэйнбоу, в любой другой ситуации я бы сейчас же уложил тебя спать, — извиняющимся тоном объяснил жеребец, скрывая, что даже горькая соль на их губах не могла омрачить сладость поцелуя, — но сейчас нельзя, понимаешь? Нельзя, иначе ты не проснёшься. — Он продолжал активно, но безболезненно массировать её передние ноги, с облегчением отмечая, что плечи начинают понемногу теплеть. — Я сделаю всё, чтобы ты не уснула, пока не согреешься.

Пегаска сглотнула и, тронув верхнюю губу кончиком языка, открыла рот. Соарин напрягся, готовясь отразить порцию возражений или ругани, и чуть не обмяк, когда услышал хриплое:

— Ещё.

— …Что?

— Ещё. Поцелуй меня. Поцелуй меня ещё.

Одна из передних ног Рэйнбоу легла на шею жеребца и слабо потянула к ней; пегас помедлил, отыскивая подвох, но уже через секунду жарко припал поцелуем к её шепчущим губам, закрывая глаза, отмахиваясь от всех сомнений. Даже если это сон, агония, даже если они на самом деле умирают, и подсознание пытается смягчить прощание с жизнью — пусть так оно и будет, слишком уж это сладко и соблазнительно, чтобы от этого отказываться.

Соарин всё смелее прижимался к пегаске, поцелуй становился глубже и страстнее, и у неё во рту не осталось ни единого участка, который не обласкал бы язык пегаса. Рэйнбоу Дэш отвечала крайне слабо, она могла лишь, тихо вздыхая от удовольствия, крепче вжиматься в жеребца. Каким-то чудом его голос разума смог пробиться сквозь туман страсти: «Моё тело намного горячее, чем её. Она чувствует это, пытается согреться. Она чувствует, снова чувствует!». Поняв это, Соарин неохотно разорвал поцелуй и попытался проигнорировать разочарованный стон кобылки. Спасательная операция завершилась.

— Почему ты остановился? — негромко спросила Рэйнбоу. Кожа жеребца покрылась мурашками, а крылья сладостно запульсировали, когда он почувствовал, как пегаска гладит копытами его спину. — Я больше не нравлюсь тебе?

Сердце застучало сильнее. Соарин, сглотнув, посмотрел в лицо кобылки, но увидел только неподдельное желание. Жеребец с беззвучным вздохом пересилил себя и снял копыта Дэш со своего тела, снова сводя их вместе у неё на груди, и членораздельно произнёс:

— Рэйнбоу, ты понимаешь, что если я не остановлюсь сейчас — у тебя не получится остановить меня вообще? — Кобылка кивнула. Она дрожала намного меньше. — Хорошо. Ты…

— Хватит болтать, не заткнёшь! — раздражённо бросила Дэш и, тяжело дыша, самостоятельно вернула поцелуй. Он вышел ожидаемо неуклюжим, пегаска просто бездумно проталкивала язык Соарину в рот безо всякого знания дела.

«Глупая кобылка, всему тебя надо учить!» — рассерженно подумал жеребец и под счастливый полустон-полувздох Рэйнбоу перехватил инициативу, целуя её так, как давно хотел — до нехватки воздуха, до полуобморока, заставляя пегаску в перерывах между смыканием губ шептать бездумно, звать его по имени, вплетая копыта в спутанную мокрую тёмно-синюю гриву.

Когда Соарин уложил Дэш спиной на плед и поворачивать назад было поздно, он наконец-то понял, что за чувство владело им всё это время. Он не знал ему названия, но это чувство испытывают солдаты, вернувшиеся с войны живыми. Они смеются без причины, счастливо целуют всех кобылок, обнимаются с друзьями.

Их сознания радовались тому, что выжили, и у Рэйнбоу, более близкой к смерти, чем он, эта радость была более яркой. Ключ был найден. Но пегас не желал им воспользоваться, он бросил его в огонь их страсти и позволил расплавиться. Дэш же, кажется, уже поняла к этому моменту, на что напросилась, но её робкое сопротивление было мягко, но уверенно подавлено, а разум ещё ближе подтолкнут к границе, за которой простирается будоражащее и восхитительное безумие.

Пусть будут сожаления, пусть будет гнев, пусть будет что угодно — но не сейчас. Сейчас — только тепло тел и жар копыт, только тихое, сдерживаемое поскуливание пегаски, только её копыта, царапающие его спину, когда он, накрыв её своим крепким телом, мягким движением вошёл в неё до упора.

— Тише, хорошая моя, всё хорошо… — полубезумно шептал Соарин, бесконечно целуя Рэйнбоу Дэш и дрожа от практически невыносимой узости. — Всё прекрасно, всё так и должно быть, просто подожди…

Едва пегаска перестала, сжимаясь, спазмически подрагивать вокруг него, жеребец с тихим стоном принялся скользить, двигаться в ней, беря в жаркий, тесный плен своих передних ног и губами лаская шею Рэйнбоу, прокладывать дорожку поцелуев к её губам через щёки и подбородок. Дэш таяла под ним, стоная, задыхаясь от граничащей с нежностью страсти, цеплялась за каждое движение пегаса и наслаждалась, оставив на потом всё остальное. Кипящая кровь шустро побежала по телу, согревая и омывая его жизнью.

— Я люблю тебя, — выдохнул Соарин в слабо трепещущее ухо кобылки чуждые, незнакомые слова. Теперь они легко слетели с зацелованных до боли и припухлости губ, когда пегасы, до дна насладившись друг другом и впитывая стоны через поцелуи, лежали обессиленные и подрагивающие на скомканном пледе у камина, смакуя отголоски затихающего экстаза.

Ночь была неспокойной и волшебной. Утро же оказалось иным.

Рэйнбоу проснулась в одиночестве. Она сонно осмотрелась. В узенькое окошко лился свет, был виден краешек океана, почти голубого, ярко искрящегося под солнцем — ничего общего с той стихией, что ещё вчера жаждала убить неосторожно рухнувших в неё пегасов. Гребни волн, обрушиваясь и разбиваясь о колючий песчаный берег маленького островка, ласкали слух.

Полежав ещё несколько секунд и насладившись прибоем, Дэш наконец-то осознала, что находится в домике одна — заботливо укутанная со всех сторон пледом, но совершенно одна. Пегаска не была ни плаксивой, ни романтичной, но после такой ночи проснуться в одиночестве было обидно.

Хотя на самом деле кобылка была благодарна Соарину за то, что он ушёл. Она совершенно не представляла, что делала бы наутро после произошедшего, по-прежнему находись пегас рядом с ней. Единственное, на что Рэйнбоу надеялась — что жеребец вернётся. Остаться использованной и брошенной на острове ей не хотелось.

«Использованной? Это кто ещё кого использовал», — невольно подумала пегаска, и её щёки вспыхнули, когда она вспомнила, как беззастенчиво стонала и купалась в наслаждении от ласк Соарина. Даже боли почти не было, она терялась на фоне удовольствия. И ещё… ещё он сказал, что любит её.

Пегаска нахмурилась и перевернулась на другой бок; всё тело отозвалось неприятной, тупой болью, заставив поморщиться. «Не было ли это признание уловкой? Но зачем? — думала она. — Хотя Спитфайр много раз шутила на тему того, какой он кобылий угодник — может, за всё время эти слова потеряли для Соарина какую-либо ценность, и он разбрасывается ими налево и направо?».

Дэш ни за что бы не призналась ни сама себе, ни кому-либо ещё, но у неё были свои соображения насчёт любви. Они сформировались случайно — в тот миг, когда пегаска узнала о заключённом в ней духе Элемента. Определённо, это был очень важный момент в её жизни, разделивший существование на до и после: Рэйнбоу втайне ото всех ещё много думала о том, что ей делать с обретённым титулом, как поддерживать его, как не оплошать. В итоге она пришла к выводу, что просто должна жить как прежде — в конце концов, именно этот образ жизни и привёл её к становлению воплощением Верности.

Но в конце концов кобылка решила оставить эти размышления на потом: она чувствовала себя не самым лучшим образом и, кажется, заболевала. В горле першило, всё тело болело, и ещё постоянно хотелось спать. Дэш пересилила себя и поднялась, поёжившись, когда плед мягко соскользнул с её спины.

На столе что-то стояло. Это оказалась горстка сухарей на потускневшей от времени тарелке и бутылка рома — нехитрый завтрак, собранный из того, что удалось найти в домике, но оформленный так, будто был блюдом в ресторане: несколько сухарей было прислонено друг к другу домиком, а остальные, лёжа вокруг них, образовывали какое-то подобие лучей солнца на кьютимарке Селестии, понятное только ассоциативно. Да ещё и салфетка была уложена, похоже, по правилам этикета.

«Богини, какой же придурок, — подумала Рэйнбоу, засмеявшись. — Что ж, по крайней мере, это эффективный способ сказать, что вернёшься. Надеюсь».

Она взяла копытом засохший хлеб, с трудом откусила и задержала во рту, надеясь, что слюна хоть немного его размягчит. В этот момент раздался короткий шорох перьев, стук приземляющихся на сырую древесину копыт — и распахнулась дверь.

— О, ты проснулась, — с широкой улыбкой обрадовался Соарин, стряхивая с гривы соль и какую-то стружку. — Доброе утро.

— До… доброе, — растерянно прошамкала пегаска с набитым ртом.

— Смотрю, ты уже завтракаешь. Я теперь знаю, где мы, так что доедай — и полетим обратно.

— «Завтракаю»? — проворчала Рэйнбоу Дэш и бросила взгляд на хлеб, которым можно убивать. — Ты это шутканул так?

— Как, ты ещё привередничаешь? — возмутился Соарин. — Когда я с таким трудом добыл нам еду, да ещё и щедро оставил тебе большую часть!

— Потому, что твои зубы больше разжевать ничего не смогли? — ощетинилась пегаска. Несколько секунд они смотрели друг на друга с раздражением, разыгрывая свои роли, а потом засмеялись. — Спасибо, кстати.

— Не за что, Дэш. Что нашёл — то и притащил. Неудивительно, что они оставили это здесь, дерьмо порядочное.

— Выбирать не приходится, — отстранённо пробормотала кобылка. Её мысли уже были где-то далеко отсюда. — Слушай, насчёт того, что случилось вчера…

— А что случилось вчера?

Рэйнбоу чуть не поперхнулась, но, увидев искорки смеха в глазах устроившегося за столом напротив неё пегаса, возмущённо фыркнула:

— Соарин!

— Не разговаривай с набитым ртом. И не усложняй ничего. Да, я уже вижу, что ты взвилась на дыбы и собралась обрушить на меня какую-то пламенную речь. Но — не в этой жизни. Мы переспали, потому что нравимся друг другу. Вот и всё. Никто никого не изнасиловал, все остались довольны.

— Все… остались… довольны? — беспомощно повторила Рэйнбоу. Её копыта нервно вцепились в столешницу. — Это значит… это значит… всё?

— Что? — не понял пегас.

Дэш не ответила, собираясь с мыслями. Соарин осторожно поторопил её, позвав по имени.

— Ничего, — неправдоподобно, скомкано улыбнулась кобылка. — Ты прав, усложнять не круто.

Она поёрзала под взглядом жгучих изумрудных глаз.

— Рэйнбоу, — мягко сказал Соарин, подаваясь вперёд и накрывая копыто пегаски своим. — Я не собираюсь бросать тебя и делать вид, что ничего не было, если ты об этом.

— А? — подняла глаза Дэш. Она по-прежнему не знала, что ей делать или чувствовать — с одной стороны, случившееся для неё не было тем, что можно забыть и выбросить, но с другой, она не была уверена, хочет ли… продолжения.

— На самом деле, — выпрямился пегас со смехом в голосе, — ты — первая, кого бросать мне не хочется вообще. Поэтому я хотел предложить тебе более постоянные отношения.

— Брак? — подняла бровь Рэйнбоу Дэш.

— Не гони лошадей, — укоризненно покосился на неё Соарин. — Я говорил о том, чтобы встречаться. Если ты не хочешь — я не обижусь.

— Не хочу, — всё-таки определилась Дэш. — У меня пока другие приоритеты.

— Другим можно не сообщать.

— Да? А, тогда ладно, — обрадовалась пегаска. — Блин, просто как-то стрёмно пока. Я ещё не привыкла.

— В случае чего объяснить всё нашим друзьям и всему миру смогу я, — ласково потрепал её по огненной чёлке жеребец. — Будем вести небольшую двойную жизнь, втайне ото всех. Как тебе?

— Я за, — со всем авантюризмом кивнула Рэйнбоу, по-прежнему улыбаясь.

— Хорошо, — тоже улыбнулся Соарин. — Ну как, ты можешь лететь, или мне понести тебя?

— Не дождёшься, — гордо задрала нос пегаска, расправляя крылья.

Жеребец в ответ хмыкнул:

— Ну-ну.

Через пару минут две фигуры поднялись с острова и, плавно взмахивая крыльями, полетели от него прочь.

Глава XII. Дороже денег

Ближе к Понивиллю Рэйнбоу всё-таки выбилась из сил, как ни пыталась храбриться и фыркать на попытки Соарина помочь ей. Пегас легко поймал упрямицу на спину: по крайней мере, он полдороги настороженно ждал этого момента и летел почти полубоком, готовясь нырнуть под Дэш, как только она начнёт падать. Так и случилось. Достигнув Понивилля, жеребец заложил вираж и приземлился перед больницей. Рэйнбоу, отдыхающая на его спине, лишь слабо заворчала, выражая своё недовольство. Соарин не обратил на этот звук внимания и вошёл внутрь.

Врач-единорог осмотрел радужногривую пегаску, проверил её рефлексы, измерил температуру и провёл общий магический анализ. После этого, заклеив пластырем порез на радужной голове, с удивлением констатировал:

— Ничего серьёзного. Лёгкое обморожение и переутомление присутствует, но предотвратить осложнения способен всего лишь хороший домашний отдых. Сейчас я выпишу рецепт и составлю диету… — врач уселся за стол, телекинезом заполняя бланк. — Надо же. Искупаться в океане и выйти сухой из воды, хе-хе. Вашей подруге, Принцессе Твайлайт Спаркл, повезло много меньше, задержится у нас минимум на неделю.

Сонной мухой сидевшая на банкетке Рэйнбоу встрепенулась после этих слов, показав нос из-под крыльев, которыми её беззастенчиво укутал Соарин.

— Что с ней? — слегка осипшим голосом тревожно спросила пегаска.

— Выгорание крайней степени. Да ещё и каким-то образом оказалось сломано три ребра.

Радужногривая, припомнив события до своего падения в океан, сконфуженно прижала уши.

— По-моему, это ты её так, — шепнул ей на ухо пегас. — Когда к нам пнула.

— Знаю, знаю, — неохотно процедила Рэйнбоу и вздохнула. — Зайду и извинюсь.

В палате Твайлайт уже находились Пинки Пай и Рэрити — видимо, была их очередь навещать подругу. Принцесса увидела радужногривую и с радостным вдохом широко улыбнулась ей, несмотря на своё состояние:

— Рэйнбоу Дэш! Соарин! Вы вернулись!

Рогато-пернатая не лежала, а сидела в постели, что делало совесть Дэш чуть менее кусачей, но на неё всё равно было жалко смотреть: грудная клетка туго перетянута бинтами, две широких ленты от которых проходили через плечи, удерживая повязку на месте; рог плотно обнимала пропитанная охлаждающим гелем мелкая сеточка. Будучи пегаской, Рэйнбоу не бралась судить об ощущениях при выгорании и во время восстановления после него, однако чувство вины всё делало за неё. Хотя даже объёмные мешки под чуть выцветшими глазами не могли омрачить цветущего вида Твайлайт, радужногривой представилось, что аликорночка места себе не находит от страдания и крепится как может.

— Да что нам сделается, — нервно посмеиваясь, заверила Дэш.

Пинки радостно запищала и, засмеявшись, прыгнула на Рэйнбоу с обнимашками. Соарин из вежливости шагнул в сторону, но всё же ненавязчиво придержал земнопони крылом: ему не слишком-то хотелось, чтобы пегаска в результате пылкого приветствия подруги составила Твайлайт компанию.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Твайлайт и двинулась вперёд, но тут же, сморщившись и захрипев, скорчилась от боли в повреждённых рёбрах. Рэрити, укоризненно покачав головой, копытами вернула аликорночку на место и копытами же подбила подушку: видимо, из солидарности с подругой она не использовала для этих целей магию.

— По правде говоря, это я должна спрашивать, — пригнула голову Рэйнбоу и рысью подошла ближе к Твайлайт. Она осторожно поставила копыта на край её кровати и извинилась: — Это по моей вине ты здесь. Я так тебя «спасла».

— Ох, дорогая, тебе не за что извиняться! — лукаво ответила за Твайлайт Рэрити. — В конце концов, у Твайлайт не было там своего Соарина, который бы её поймал, раздели она твою участь. — Дэш озадаченно моргнула, но единорожка незамедлительно продолжила: — Ах, а что врачи сказали насчёт тебя?

— Постельный режим, диета, бла-бла, — закатила глаза пегаска и так защёлкала перьями, будто передразнивала открывание и закрывание рта. Рэрити в это время скользнула взглядом по палате.

— Рэйнбоу, милая, не могла бы ты сходить за соком в столовую? — невинно попросила она и незаметным для пегаски жестом приструнила Соарина, который уже хотел было вызваться сделать это самостоятельно. — Досадно, но Твайлайт совсем нечего пить.

— Но ведь… — Рэйнбоу тут же закрыла рот, увидев пустой кувшин на тумбочке, рядом с которым примостилась так же невинно улыбающаяся Пинки Пай. Своим почти эротично отставленным крупом она заслонила цветок, через свою землю впитывающий апельсиновый напиток. — Э… Кхм… Ну… ладно?

Соарин, видевший всю ситуацию от начала до конца, и не пытался опустить скептически приподнятую бровь.

— Соарин, можем ли мы попросить Вас… — почтительно начала Рэрити, но пегас мягко перебил:

— Можно на «ты». Я не так гожусь Рэйнбоу в отцы, как кажется.

— Можем ли мы попросить тебя, — послушно исправилась единорожка, — под каким-либо предлогом пожить с Рэйнбоу Дэш?

— Очень попросить! — активно закивала кудрявая земнопони.

— Девочки! — возмутилась Твайлайт и сейчас же взяла лекционный тон. — Сводничество кажется хорошей идеей, но это не всегда оказывается так. На деле ситуация может оказаться совсем…

— Ну что ты, Твайлайт, — мягко осадила её Пинки, как можно более наивно округлив глаза. — У нас и в мыслях не было их сводить! В смысле, Рэйнбоу же — взрослая, совсем не дурачащаяся пони, которая не воображает о себе иногда невесть что и которая всегда может разглядеть своё истинное счать… — Рэрити всё-таки использовала магию, телекинезом сомкнув челюсти не в меру разговорчивой подруги.

— Пинки Пай хотела сказать, — со вздохом закрыла глаза единорожка, — что, м, Дэши ужасно недисциплинированна и легкомысленна, когда дело касается её собственного здоровья. Без чьего-нибудь присмотра она непременно сделает себе хуже.

Твайлайт, обмякнув, вздохнула тоже.

— Тут спорить не стану, — с серьёзно-печальным выражением кивнула Принцесса. — Я не могу наколдовать крылья или хождение по облакам, а Флаттершай скорее обустроит для Рэйнбоу гоночную площадку вокруг её особняка, чем действительно будет строго следить за тем, чтобы она соблюдала рекомендации. Определённо нужен кто-то, кто бы присматривал за ней.

Три пары глаз с надеждой уставились на Соарина. Он, не задумываясь, кивнул:

— Само собой, я прослежу за Рэйнбоу Дэш.

К заговорщическому взгляду, которым обменялись Рэрити и Пинки Пай, не хватало только победного брохуфа. Почти ненавидящий взгляд Твайлайт же обе предпочли проигнорировать. «Ядерная смесь», — тихо вздохнув, подумал Соарин.

Когда пегас летел с Рэйнбоу из больницы к её облачному дому, он, само собой, во всё её посвятил.

— Кажется, нас пытаются свести, — засмеялся жеребец, закончив рассказ.

— Умора! — хихикнула Рэйнбоу. — Представляю их глаза, когда мы скажем им, что уже встречаемся. О! Точно! Нет, мы не скажем! Да ещё и разыграем, что постоянно ссоримся от их попыток нас влюбить. Это будет лучшая шутка.

— И урок на тему «почему нельзя лезть в чужие отношения», — с усмешкой подтвердил пегас. — Но для этого мне действительно придётся у тебя пожить.

— Как будто тебе есть ещё, где.

И вправду, жить пегасу по-прежнему было негде, а Рэйнбоу Дэш искренне не имела ничего против того, чтобы он пожил в её доме. И Соарин, к своему неудовольствию, обнаружил, что она согласилась на всё это словно ради шутки. Или, скорее уж, ради эксперимента.

Встречаясь или гуляя хоть с её подругами, хоть с кем-нибудь из «Вандерболтс», они играли роли «просто друзей», которых люто выводят из себя попытки окружающих подтолкнуть их друг к другу, и общались между собой тоже по-дружески. Более-менее решительные действия Рэрити и Пинки Пай, которые явно открыли персональное подпольное брачное агентство, к ужасу кобылок, вызывали совершенно противоположный результат: Рэйнбоу и Соарин демонстративно обижались, реалистично орали друг на друга, а, расходясь подальше ото всех, призывали каждую каплю своих сил, чтобы не смеяться слишком громко.

И то ли Дэш заигрывалась, то ли это и впрямь было для неё не более, чем экспериментом, но Соарина слишком близко к себе она не подпускала.

И, если бы речь шла о теле, пегас принял бы это и терпеливо ждал. Нет, Рэйнбоу не подпускала его к своей душе. Соарину приходилось сдерживать чувства, чтобы не вызвать отторжение. Даже во время вспышек страсти жеребец был вынужден держать себя в узде, сохраняя бесстрастно-насмешливое выражение — точно такое же, с каким бесконечно смотрела на него пегаска, и даже разница в возрасте, неопытность и те ошибки, которые она совершала в постели, не могли усмирить её эго и самолюбование.

Кобылка могла принять от него похоть, азарт, в отдельных случаях — даже агрессию, потому что они делали отношения острее и увлекательнее. Но нежность, любовь, заботу — никогда. Когда Соарин из лучших побуждений принёс ей завтрак в постель, Дэш высмеяла его и сообщила, что вовсе не беспомощна и сама способна о себе позаботиться.

Однако Соарин не мог не замечать того, что всё самодовольство Рэйнбоу скорее напускное, чем природное. Ей было с ним интересно. Его истории увлекали её, она неотрывно смотрела на него во время полётов, надеясь чему-нибудь научиться, а под его ласками со временем всё же теряла голову, и жеребец получал возможность нежить её так долго, как он только захочет, и так, как хотелось ему с самого начала. Порой пегас превращал это в пытку, удерживая кобылку на грани оргазма и только хрипло смеясь на её скуление, по идее, призванное быть угрожающим, а на деле лишь умоляющее перестать дразнить.

Подчинялся он далеко не сразу. К концу их игры Дэш вырубалась без сил, блаженно растягивая губы в улыбке и позволяя целовать и гладить себя.

В целом, Соарина всё устраивало. С пегаской было легко, а все трудности, когда она начинала артачиться или спорить с ним, вызывали интерес. Даже раздражение носило характер вызова, пробуждало желание преодолеть препятствие. Пегасы смеялись, рассказывали друг другу истории, играли и дурачились, летали вместе, жили в своё удовольствие.

…Три счастливых дня.

Решив, что за это время оба хорошо отдохнули от своего приключения, Спитфайр вызвала их в свой кабинет, загадочно улыбаясь. Соарину эта улыбка сразу не понравилась, и не зря. Капитан, пригласив партнёров присесть у её стола, придвинула к ним наброски брошюр, которые должны были стать ещё и плакатами: словно запряжённые в тройку Вендиго, служившие задним планом стоящим в эффектных позах Соарину и Рэйнбоу. Над всей этой композицией — сама Спитфайр, гордо глядящая на зрителя поверх тёмных очков, а по бокам от неё — схематичные изображения или вовсе силуэты остальных Вандерболтов.

— И на что же мы смотрим? — безразлично спросил синегривый жеребец.

— Очень хорошо, что ты говоришь «мы», — эффектно отвернулась от них Спитфайр на своём кресле и взяла уголком рта дужку очков. — Придётся вам обоим привыкнуть это делать. Итак, объясняю: это — плакаты, посвящённые нашей общей победе над Вендиго. Во дворце будет установлен новый витраж — с Принцессой Твайлайт, разумеется, и львиная доля чествований отойдёт ей. Однако это станет историей, а вот нам с вами придётся заботиться о текущем моменте. — Пегаска снова развернулась к пегасам. — Приказ Селестии. Вы должны делать вид, что встречаетесь.

— Чего. — Только и мог выдохнуть Соарин.

— С какого это перепугу? — возмутилась Дэш, поддерживая пегаса.

«Грандиозный провал», — подумали оба.

— Вам необязательно встречаться на самом деле. Просто делайте вид для народа и папарацци.

— С каких это пор Вандерболты играют на публику? — скептически поднял бровь жеребец.

— Всегда, так-то. — Спитфайр повторила: — Приказ Селестии. Это необходимо для сохранения порядка в обществе. — Пегаска с тихим вздохом отложила очки и сложила копыта на столе перед собой, отбросив пафос и перейдя на дружеский, почти уговаривающий тон: — Каким-то образом газеты пронюхали о том, что Вендиго никуда не делись, сделали из этого сенсацию мирового масштаба. Пони в панике. Другие народы тоже в панике. Развивается паранойя. Все боятся, что Вендиго могут вернуться; моряки — не только эквестрийские — отказываются выходить в море даже под страхом смертной казни. И пони, узнав о вашем возвращении, все до единого считают вас героями, потому что именно с вами связано последнее появление Вендиго, а для возвращения всё на круги своя народу необходимы герои. Народу необходимы те, в кого он верит. Народу необходимо то, во что он верит. А во что верят пони? В силу дружбы и любви. Вы, конечно, могли бы просто скромно дружить, но для поднявшейся из-за стараний журналистов в обществе силы волнений этого будет недостаточно. Соарин, Рэйнбоу, мы ударим по сенсации этих дискордовых писак их же оружием. Гипербола против гиперболы. Просто поиграйте пару месяцев на камеру — и там уже вся эта история замнётся, сойдёт на нет, будете жить, как раньше. Пожалуйста. Ради Эквестрии, какой мы её любим.

Пегасы слушали внимательно и мрачно, не перебивая. Обменявшись взглядами, будто советуясь, они кивнули.

— Хорошо. — Согласился Соарин. — Мы сделаем это.

— Спасибо, — искренне выдохнула Спитфайр, медленно уложив лоб на копыта. Пегас подозревал, что от итогов этого разговора, возможно, зависела её карьера. Полежав так несколько секунд и восстановив дыхание, капитан подняла голову. Перед её друзьями и партнёрами снова была та железная кобыла, которую все знают. — Первое интервью назначено через неделю. У вас будет достаточно времени, чтобы придумать легенду отношений, обсудить все детали и не облажаться. Спасибо и удачи вам.

Соарин и Рэйнбоу вышли из кабинета в молчании. Прислонились к стене. Помолчали ещё немного.

— Рэрити и Пинки Пай дышать забудут от радости, — заключила Дэш.

Глава XIII. Клетка со львами

Однако Рэйнбоу не была бы Рэйнбоу, если бы по обыкновению не оттянула всё до последнего момента. Соарину же, похоже, было откровенно наплевать на журналистов. Никому не известно, но в то время, как остальные Вандерболты продумывали каждое слово своих ответов, он сам лепил всё сгоряча, импровизируя, порой даже думать забывая. «Так гораздо интересней жить», — думал он, с любопытством потом разглядывая в газетах совершенно невообразимые выводы и смеясь до колик над тем, как некоторые репортёры выворачивали его слова наизнанку.

Это было весело. До тех пор, пока Спитфайр не отбила ему почки за очередную шалость. Дальше пришлось фильтровать.

Поэтому голубые пегасы запаслись вкусностями и, сидя в гостиной Дэш, пытались предугадать, какими вопросами их засыплют на завтрашнем интервью.

— Держу пари, первый непременно будет о разнице в возрасте. А сколько мне лет, до сих пор доподлинно только пара газет знает.

Соарин, сказав это, откусил кусок яблочного пирога и запил яблочным же сидром, которым с ним любезно поделилась Рэйнбоу Дэш. Пегаска согласно кивнула.

— Что ответим? Снова акцентируемся на жеребят, чтобы не развилось педофилии?

— Нет, тут уже глупо диктовать, сколько кому должно быть лет. Это личное дело каждого. И всё же, как нам ответить так, чтобы ни одна скотина придраться не смогла?

— Правду? — предложила Рэйнбоу и прикусила губу.

Пегас медленно повернулся к ней:

— И в чём же правда?

Радужногривая раздосадованно закатила глаза:

— Ни в чём.

— Нет-нет-нет, — довольно ухмыльнулся жеребец, придвигаясь ближе. Он чувствовал, что попал в точку. — Говори.

— Это… круто на самом деле, — неохотно сказала Дэш. — Я не думаю, что мой ровесник мог бы знать все те штуки, которые знаешь ты, а даже если бы и знал — применять их ему было бы сложно.

— А в какой именно области? — глубоким голосом спросил Соарин, прожигая пегаску изумрудным взглядом, и с удовольствием отметил, как она тяжело сглотнула набежавшую в рот слюну.

— Хоть в полётах, хоть в сексе, — быстро ответила кобылка, резко отвернувшись якобы за новой порцией сидра.

— Ох, вот это похвала, — тон сменился со страстного на насмешливый, но раньше, чем Рэйнбоу начала злиться, Соарин твёрдо обвил пегаску копытами, за гриву задрал её голову и поцеловал так, что через несколько секунд Дэш обмякла, покорно плавясь в его копытах.

Плавно, горячо, размеренно, неторопливо, ритмично, влажно, глубоко. Соарин улыбнулся одними глазами, когда почувствовал, как его губы пощекотал стон Рэйнбоу Дэш. Он уже успел заметить, что от поцелуев пегаска возбуждается больше, чем от чего-либо ещё… или это реакция на него самого? Так или иначе, радужногривая уже через минуту льнула к жеребцу именно тем образом, который говорит, что она согласится на всё, чего только захочет пегас.

Стон, всё ещё оставаясь ненавязчивым, сделался громче, когда Соарин обвёл копытами расправленные в стояке крылья кобылки, прошёлся кромками по кьютимаркам и, перейдя на внутреннюю сторону бёдер трепещущей от предвкушения и, должно быть, уже сладко потекшей пегаски, почти идеально ровным голосом спокойно напомнил:

— Интервью.

Рэйнбоу Дэш протестующе захныкала — нечасто из неё удаётся выбить этот звук, — когда копыта жеребца неторопливо убрались с её тела.

— Ну, знаешь ли, — раскрасневшиеся щёки и сбитое дыхание ничуть не добавляли кобылке грозности, — если нам зададут вопрос о наших предпочтениях в постели, я… я-а…

— Что, в педофилии меня обвинишь? — широко ухмыльнулся пегас. — Не волнуйся, не зададут. Такое интервью у нас только через неделю после этого. — Соарин насладился расцветающим на лице Рэйнбоу ужасом вперемешку с румянцем, а потом, громко фыркнув, расхохотался: — Да шучу я!

Подзатыльник радужногривой бунтарки отправил пегаса лицом прямо в его пирог. Недовольно поворчав, жеребец чавкнул и так и остался лицом в миске, поедая лакомство. Дэш с тяжёлым вздохом склонилась над предполагаемыми вопросами и общими набросками ответов.

Надолго её не хватило. Когда Соарин ушёл на кухню, чтобы пополнить запасы, пегаска уснула, не снимая носа с пера. Чихала сквозь сон от залезавших в ноздри пушинок, но не пробовала сдвинуться. Жеребец, вернувшись, с ухмылкой поставил поднос на свободное место на столе и осторожно поднял Рэйнбоу себе на спину. Он бережно транспортировал Дэш в её комнату, тепло закутал в одеяло и, поцеловав спящую кобылку в лоб сквозь огненную чёлку, вернулся на кухню.

Пегаска безмятежно проспала до самого утра. Зевая и потягиваясь, она побрела к холодильнику и обнаружила спящего на исписанных крупным почерком листах Соарина. Рэйнбоу за несколько секунд стряхнула остатки сна и припомнила события вчерашнего вечера: она ведь точно так же уснула, а проснулась в своей кровати. Несомненно, именно пегас любезно переместил её на более комфортное для сна место, а сам заснул за работой.

Жеребец спал, по-свинячьи расплющив нос по столу и приоткрыв рот, чтобы дышать. Изредка он чмокал губами, подбирая неторопливо вытекающие слюни. Дэш прикусила нижнюю губу, чтобы не издать ни звука, и с подрагивающей от сдерживаемого хихиканья грудной клеткой направилась к столу, намереваясь при помощи пера и чернил осуществить незатейливую шалость, но что-то её удержало.

Рэйнбоу несколько секунд стояла на месте, нерешительно ковыряя передним копытом пол, а потом молча развернулась и вышла. Вернулась через полминуты, таща на себе одеяло и подушку. Она укрыла сидящего за столом пегаса и прислонила подушку к его щеке, смахнув в сторону все наработки. Соарин благодарно хрюкнул, положил голову на бязевую наволочку и обнял её копытами, устраиваясь поудобнее. Дэш почти незаметно погладила копытом синюю гриву и ушла в ванную: бутылками и банками в холодильнике она решила пока не греметь.

Приняв душ, пегаска столкнулась в коридоре с протирающим глаза крылом Соарином.

— Опаздываем, — сказал он, зевнув. Спешки, тем не менее, в его движениях не было. Дэш накренилась набок, чтобы посмотреть на часы в другой комнате. — Кажется, что не опаздываем, но на подобные мероприятия принято являться пораньше.

— Поторопимся? — неохотно спросила Рэйнбоу.

— Нет.

Дэш невольно насторожилась. Тон для Соарина был непривычным — обычно пегас говорил насмешливо и бойко, а тут был словно готов рухнуть от обречённости и усталости. Именно поэтому она не отстранилась, когда жеребец бросился к ней в объятия.

Соарин был словно пьян. Он что-то бормотал, отчаянно зарываясь копытами в гриву пегаски, путал и почти рвал радужные пряди, опалял кожу дыханием и поцелуями, распластывал между своим телом и стеной, и всего этого было так много и разом, что Рэйнбоу Дэш даже не вспоминала о сопротивлении.

Сумбурные чувства охватили радужногривую: эти странные ласки дали бы начало возбуждению, не будь ситуация такой запутанной и пугающей. Она стояла на задних ногах, прижатая спиной к облачной стене, и ждала, сама не зная чего. Но в конце концов горестное бормотание жеребца угасло, а копыта, отпуская, почти бессильно сползли с тела Рэйнбоу. Будто протрезвев, но не сказав ни слова, Соарин медленно скрылся в ванной.

Дэш стояла так ещё несколько минут, тяжело дыша, пока задние ноги не задрожали с непривычки — тогда пегаска опустилась на все четыре копыта. «Что это было? Что на него нашло?» — тупо метались в голове мысли. Силясь изгнать их, пегаска вернулась в гостиную.

Все сделанные Соарином наработки теперь лежали аккуратными стопками — от былого беспорядка не осталось и следа. Рэйнбоу Дэш пробежала по вопросам и ответам глазами, быстро заучивая их, и постаралась не обращать внимания на лежащие на дне мусорной корзины скомканные в комки бумажные листы. Однако любопытство взяло верх: пегаска полезла одной из передних ног в мусорку.

Пегаска воровато обернулась на дверь и прислушалась; мерный шум воды в душе был неизменен. Она разгладила листы на столе и, нахмурившись, вчиталась в них. Поначалу там не было ничего особенного: обычные наброски вопросов и ответов, в большинстве своём зачёркнутые, но что-то уж слишком яро закрашенное привлекло внимание Рэйнбоу. Она припомнила лекцию Твайлайт, одну из тех, что показались ей интересными: в тот раз ещё единорожкой она рассказала, как можно даже без магии проявить на бумаге скрытые записи. Дэш с энтузиазмом применила несколько способов на деле, пока не нашла нужный и не смогла прочитать интересующий её фрагмент.

В: Любит ли Вас Рэйнбоу Дэш?

У пегаски глаза полезли на лоб. Поначалу ровный почерк Соарина начал дрожать, а потом и вовсе превратился в какой-то беспорядок: разный размер букв, надписи наискосок — при одном взгляде на это так и слышался нервный, отчаянный смех жеребца. Рэйнбоу его ещё ни разу не слышала, но теперь очень явно представила.

Соарин так и не смог ответить на этот вопрос, как ни пытался.

Не зачёркнутой оказалось только одно, едва различимое из-за слабого нажима карандаша:

О: Она не любит меня

Вода прекратила шуметь, и Дэш лихорадочно смяла листы, а затем смахнула их в урну. «Не люблю, — мысленно подтвердила она. — Не люблю. И вправду не люблю, а разве должна?». Пегаска вздрогнула и бросилась к шкафу: она и забыла, что все будут в своих костюмах.

— Не думал, что ты из тех кобылок, что долго собираются и не знают, что надеть, имея выбор лишь из одного наряда.

Соарин уже вернулся — во всех смыслах. Всё тот же улыбающийся подтрунивающий над ней пегас, ничего общего с надломленным, потерянным существом, отчаянно жавшимся к Дэш этим утром. Рэйнбоу нервно посмотрела на него и криво улыбнулась, но тут же торопливо повернулась лицом к шкафу, как только заметила в глазах жеребца настороженность.

— Не говори ерунды, — стараясь подделаться под свой обычный тон, невпопад парировала она. — Это я не думала, что ты так долго намываешься. — Рэйнбоу в напряжённом молчании торопливо застегнула молнию и спрятала глаза под лётными очками.

Они вдвоём вылетели из дома, а по прибытии получили от Спитфайр нагоняй, но в сдержанном шипящем виде: буквально через три минуты начиналось интервью.

Рэйнбоу, заметив в толпе знакомую расцветку, а заодно пытаясь отвлечься от своих мыслей, оставила Соарина спорить с капитаном, а сама пошла в толпу пони. Она не отрывала взгляда от цветового пятна, пока лицом к лицу не столкнулась…

— Зэфир Бриз? — каким-то помертвевшим языком выговорила пегаска и беспокойно осмотрелась, чтобы убедиться, туда ли они прилетели. — Ты что тут делаешь?

— Было нелегко, — самодовольно ответил светловолосый жеребец, — но только ради тебя я сумел добиться права присутствовать на этом интервью наравне с вами! — у Дэш задёргался глаз. — Сегодня весь мир узнает о твоём вдохновении.

— Все по местам! — махнула копытом незнакомая единорожка.

— О каком ещё вдохновении? — упавшим голосом выдохнула Рэйнбоу.

— Обо мне, разумеется! — и Зэф, смеясь, скрылся в закрутившемся водовороте тел.

На протяжении всего интервью, которое шло как по маслу и как по плану, надоедливый пегас не появлялся в поле зрения, и Дэш уже успела расслабиться, решив, что та его фраза — очередное хвастовство. Не примечательнее предыдущих, не бледнее следующих. Очередное — никакое.

— Вы очень красивая пара, — сделал улыбающийся интервьюрер ещё один комплимент держащимся за копыта Соарину и Рэйнбоу; последняя, коротко довольно зажмурившись, на камеру примостила голову пегасу на плечо. — Скажите, кто был вашей первой любовью, кто послужил вдохновением или уроком? Или же вы первые друг у друга? — пегаска открыла глаза. Этого вопроса они с Соарином не предвидели. Кобылка тревожно стрельнула в пегаса глазами, но, встретив в его зелёных глазах насмешливую уверенность, немного успокоилась. Однако интервьюрер вдруг произнёс: — Мы посчитали, что на этот вопрос никто не ответит лучше непосредственного свидетеля тех времён.

— Какого ещё свидетеля? — вырвалось у ошарашенной Рэйнбоу. — Каких ещё вре… — она застыла с открытым ртом, когда в поле зрения запечатлевающих всё камер почти вплыл прифасонившийся по полной программе Зэфир Бриз. Он подошёл к Дэш и с нежностью во взгляде закрыл ей копытом рот.

Пегаска скосила глаза на Соарина. Он сидел и явно не знал, как реагировать; тем не менее, тот факт, что он по-прежнему сохранял бесстрастный и уверенный вид в такой ситуации, заслуживал уважения.

Зэф тем временем уселся напротив микрофона и начал рассказывать то, от чего в Рэйнбоу Дэш проснулся наёмный убийца. Только незаметно для камер успокаивающе похлопывающее по её передней ноге копыто Соарина удерживало пегаску от необдуманных, но желанных поступков в виде жестокого избиения, трёх-пяти переломов и серьёзного сотрясения для Бриза.

— Я Зэфир Бриз, сертифицированный парикмахер, — сияя ослепительно белыми зубами и улыбаясь во всё их количество, начал бирюзовый пегас, — и я был влюблён в Рэйнбоу Дэш со времён, когда впервые увидел её в летнем лётном лагере. Пожалуй, это — самое первое и самое яркое моё воспоминание, эта коротышка с лохматой цветастой гривой… — Соарину пришлось оперативно обвить хвост Рэйнбоу своим хвостом и рвануть напружинившуюся пегаску обратно на пол. Зэф ухмыльнулся. — Но, знаете, она долго и упорно не хотела воспринимать меня всерьёз. Всё-таки эта пара-тройка лет разницы, видимо, имела для неё большое значение в те времена.

— То есть, хотите ли Вы сказать, что раньше Рэйнбоу Дэш придавала большое значение возрасту своих партнёров? — уточнил интервьюрер. — Она предпочитала ровесников?

— О, она не предпочитала никого. Никого, кроме меня. Видимо, она считала, что связь с жеребцом младше неё может подпортить ей репутацию, поэтому делала вид, что безразлична ко мне. Я её не виню. — Зэф нежно накрыл лежащее на столе копыто радужногривой пегаски своим; защёлкали камеры и успели выхватить этот момент до того, как лицо Рэйнбоу скривилось от отвращения.

— «Связь»? — оживился интервьюрер. — Хотите ли вы сказать, что были… близки с Рэйнбоу Дэш ранее?

— Хочу заметить, — торопливо двинулся вперёд Соарин, — что характер этого вопроса отличается от тема…

— Да, мы сделали это на моём выпускном, — радостно кивнул Зэфир Бриз. Соарин решил, что за такую наглость не стыдно и по морде схлопотать, поэтому выпустил пегаску, но Рэйнбоу неподвижно застыла в состоянии шока и смущения. — Видимо, моё совершеннолетие стало зелёным светом для Рэйнбоу, и она могла больше не сдерживать свои чувства. — Синегривый пегас лихорадочно скользнул взглядом по толпе судорожно записывающих, светящихся от счастья журналистов: кто тот предатель, что пустил сюда этого идиота? — Поэтому, как только другие празднующие разошлись, мы прямо в актовом зале, на большой украшенной по случаю торжества сцене…

«Пусть Спитфайр отобьёт мне впридачу к почкам ещё и печень или сломает четыре ребра, — думал Соарин, рывком поднимаясь на все четыре копыта, — но я больше не намерен заставлять Рэйнбоу Дэш терпеть это».

Зэфир Бриз испуганно смолк, бросив взгляд на Соарина, а в следующий момент бледно-голубой пегас одним метким, тяжёлым ударом копыта со смачным влажным треском отправил бирюзового в тёмное забытьё нокаута. Камеры зааплодировали восторженным щёлканьем.

Глава XIV. Выяснение

— Какого Дискорда это было? — требовательно спросила Спитфайр позже, отослав Дэш домой из своего кабинета. Радужногривая пегаска не сопротивлялась, мышью шмыгнув из штаба Вандерболтов и оставив Соарина один на один с разгневанным капитаном. Жеребец не обижался на неё: он хотел того же.

— Нет, это я тебя спрашиваю, — поставив передние ноги ей на стол, нахмурился Соарин. — Что это было? Кто пустил туда этого обалдуя?

— Если бы вы не припёрлись в последнюю минуту, я смогла бы вас предупредить! — огрызнулась пегаска. — Я сама не сразу узнала об этой подлянке.

Жеребец заставил себя успокоиться и ровно спросил:

— Какой подлянке?

— Этот пони пристал к журналистам за час до того, как интервью должно было начаться. Сказал, что он — первая любовь Рэйнбоу, показал какие-то совместные фотографии с ней. На некоторых была ещё и её подруга, эта, пегаска — поэтому я не стала возражать, раз он связан сразу с двумя Хранительницами Элементов. Ты должен извиниться перед ним. Всё-таки в больницу жеребец попал.

— За справедливое наказание я извиняться не буду.

— О чём ты говоришь?

— Клевета.

Спитфайр подняла уши и рыкнула:

— Подробнее! Я должна каждое слово из тебя клещами вытягивать?

— У них никогда не было близости. — Пегас, неохотно сказав это, посмотрел в сторону. — У Рэйнбоу… вообще не было близости.

Некоторое время капитан хранила молчание. Недоверчиво скосив на неё глаза, Соарин увидел, что пегаска широко и довольно ухмыляется.

— А ты, значит, проверил? — хитро уточнила Спитфайр.

— Это тебя не касается.

— Мог бы и сразу сказать, что вы встречаетесь. Избежали бы кучи возни.

— Я никакой возни не видел, так что это твои проблемы. А наши отношения мы хотели сохранить в секрете.

— Теперь это не важно. — Спитфайр взяла копытом свои очки и стала рассматривать так, будто впервые видела, и они ей не нравились. — Ты в любом случае должен извиниться перед Зэфир Бризом.

— Я уже сказал, что не буду извиняться. Он получил по заслугам.

— Соарин, — небрежно отбросила очки пегаска, — хотя бы потому, что ты своим ударом опозорил «Вандерболтс» на всю Эквестрию — даже если клевета и есть, поклонникам об этом неизвестно! В их глазах ты, дай Селестия, не в меру ревнивый кольтфренд. Про худшее, что могут из этого раздуть, я лучше промолчу. Сходи хотя бы к нему в больницу, разузнай обстоятельства, которые заставили, как ты полагаешь, солгать… — Спитфайр сделала копытом порхающий жест к двери. — Иди-иди. Мне некогда нянчиться со всеми вами, а уж про тебя и говорить нечего.

— Адрес больницы, — хмуро потребовал Соарин. Спитфайр кинула ему предварительно заполненную визитку; пегас ловко поймал её тремя перьями. — Но сегодня я туда не попрусь. Слишком много всего произошло, я устал. Да и Рэйнбоу Дэш, думаю, тоже.

Жеребец захлопнул рот слишком поздно, но капитан отнеслась к этому с иронией — не больше. Она кивнула партнёру, и тот скоро покинул штаб. Спитфайр неотрывно смотрела ему вслед через окно, напряжённо выжидая, когда он скроется из виду. Едва это произошло, пегаска через голову сорвала с себя форму, оставив её валяться бесформенной кучей на кресле, и вылетела следом.

Соарин об этом не знал и знать не хотел. Не оглядываясь и не отвлекаясь ни на что, он опустился на облачное крыльцо коттеджа Рэйнбоу и вошёл в незапертую дверь. С кухни доносились голоса — знакомый хрипловатый голос спортсменки и не такой знакомый жеребячий. Соарин успел подумать, что это Скуталу заглянула к своему кумиру, прежде чем войти в кухню и увидеть за столом напротив Дэш нервно сжимающую кружку чая Флаттершай. Собравшийся было тепло поприветствовать её пегас остановился, заметив, каким странным взглядом смотрит на него робкая кобылка.

— Здравствуй, Флаттершай, — всё-таки выговорил Соарин.

— Ты ударил моего брата, — вместо приветствия пророкотала Флаттершай; из-за её голоса это не особенно получилось. Смущённый писк и запоздалое ответное приветствие окончательно уничтожили весь эффект, но жеребец всё равно насторожился: перед ним больше не безвольная рохля. Перед ним — старшая сестра, готовая защищать младшего братишку любой ценой.

— Зэфир Бриз — твой брат? — бесцветно сделал вывод Соарин и потёр копытом переносицу. — Приношу свои извинения, но только тебе. Перед ним я извиняться не буду. Ты ведь не считаешь нормой клеветать на друзей?

— Вот и я о том же, — мрачно вставила Рэйнбоу; её передёрнуло. — Я… с ним… на его же выпускном! Да это ещё додуматься надо!

— Но совершенно необязательно было бить его, — перебарывая беспомощность, возразила Флаттершай. — Можно было просто попросить!

— Постой, как ты об этом узнала? Журналисты прямо-таки сила из Тартара, но я не уверен, что они способны так быстро выпускать и распространять номера.

— Это я ей рассказала. — Ответила за подругу Рэйнбоу. — Я была на эмоциях, просто кипела, плюс ещё вы со Спитфайр отослали меня домой…

Соарин промолчал. Он уселся между Флаттершай и Дэш и притянул к себе копытом стакан воды.

— С Зэфом я, конечно, поговорю, — неохотно сказал пегас. — Да и то только потому, что Спитфайр меня заставила.

Краем глаза он смотрел на розовогривую кобылку; та явно собиралась с силами для чего-то. Наконец Флаттершай с максимально решительным видом повернулась к нему и безо всякой дрожи выпалила:

— Ты ударил моего брата и не собираешься извиняться. Тогда я имею право ударить тебя в ответ.

— Я защищал честь Рэйнбоу Дэш и не вижу своей вины в случившемся. — Вяло парировал Соарин. — Но, если тебя это успокоит, то ты можешь меня побить.

— Нет, не может, — сердито запыхтела Дэш. — Потому, что я лечу с тобой, чтобы ещё добавить этому уроду.

— Рэйнбоу, — с усталым вздохом посмотрел на неё Соарин, но пегаска упрямо перебила:

— Я иду с тобой, и точка. Я не могу позволить тебе разбираться с этим в одиночестве.

— Ценю твою преданность, но мы ведь хотим вбить в него немного ума, а не выбить все мозги?

Радужногривая несколько секунд хлопала ртом, но логика и справедливость утверждения были железными. Она в поражении подняла передние копыта:

— Ладно. Дома посижу. Но ты мне потом всё расскажешь!

— Непременно, — улыбнулся жеребец, вставая из-за стола. — Флаттершай, так ты всё ещё хочешь меня ударить?

Пегасочка замялась на несколько секунд, нерешительно потирая копыта друг о друга, но в конце концов покачала головой. Считая, что все долги разрешены, Соарин вылетел из облачного коттеджа и полетел по означенному в визитке адресу.

Медперсонал встретил пегаса сдержанными ухмылочками; по их лицам было понятно, что они явно пытаются промолчать и не расспросить о случившемся подробнее. Уже привыкший к такому за годы жизни у всех на виду Соарин не обратил на гримасы никакого внимания и пресно попросил проводить его к Зэфир Бризу.

Брат Флаттершай чувствовал себя намного лучше, чем сразу после удара: даже лежал поверх одеяла, вальяжно закинув ногу на ногу и читая какой-то цветастый глянцевый журнал. «Парикмахер-парикмахер», — соответствующей интонацией подумал синегривый жеребец, узрев эту позу. Он бросил на пол одну из положенных для этого подушек, уселся перед кроватью и холодно произнёс:

— Здравствуй.

Зэф неторопливо отложил журнал, слегка улыбаясь, и повернулся к Соарину. К повреждённой копытом старшего пегаса части лица был толсто привязан лёд.

— Странно желать такое пони, которого чуть не убил несколько часов назад.

— Не будь такой тряпкой, просто отрезвляющая пощёчина.

Бирюзовый пегас состроил жалостливую морду.

— Моё лицо с тобой не согласно.

— Мог бы и спасибо сказать, — не удержался Соарин, — так хоть на жеребца стал больше похож.

— И что только Рэйнбоу Дэш нашла в таком мужлане, — горько вздохнул Зэфир Бриз.

— Причину не быть лесбиянкой? — снова подколол синегривый пегас.

— А, так ты, значит, тоже шутил на эту тему? — нахмурился бирюзовый жеребец и откинулся на подушки. Соарин, сам не зная, почему, начал оправдываться:

— Ну, в мыслях пару раз… и с товарищами по команде… случалось.

— Это действительно больная тема для Рэйнбоу. Я не понимаю, как она может быть до сих пор с тобой после этого.

— Во-первых, я никогда не говорил такого при ней, — взял себя в копыта Соарин. — Во-вторых, очень странно проявлять заботу о её чувствах после той клеветы, что ты выдал на интервью.

— Так разве это клевета? — вполне искренне удивился Зэфир Бриз. — Просто приукрасил немного. В конце концов, кто из нас не позволял себе чуть-чуть преувеличить свои достижения в рассказах?

— Что бы на ноль ни умножалось, ноль и получится, — поднял бровь старший жеребец. Зэф как-то сник. — Я к тебе, в общем, по делу. Откажись по-хорошему от всего сказанного… — он немного подумал. — И от Рэйнбоу тоже. Она моя.

— Ты в этом уверен? — вдруг игриво сверкнул зубами Зэф.

— На сто процентов.

— Так давай заключим пари. Завтра меня отпустят, и в течение этой недели я приглашу Рэйнбоу в ресторан, и ты будешь смотреть из какого-нибудь укромного местечка. В тот же вечер я при всех поцелую её в губы, а затем мы улетим ко мне домой и займёмся самым страстным и грязным сексом. — Лицо Соарина перекосилось от ярости, он ударом копыта упёрся в постель наглеца, чтобы встать, однако бирюзовый пегас продолжил: — Если у меня не получится — я оставляю всяческие претензии на неё и признаю, что она твоя, а также опровергаю всё сказанное в интервью — как ты и хотел. Публично. Но если Дэш согласится… — улыбка жеребца стала шире, глаза прищурились. — От прав на неё отказываешься уже ты, а заодно вышвыриваешь её из «Вандерболтс» так, что полностью разрушаешь ей жизнь. Как — не моё дело, зачем — не твоё. Главное — чтобы это было выполнено. По копытам? — всё так же нагло улыбаясь, Зэфир Бриз протянул Соарину переднюю ногу, и синегривый жеребец впился в неё зверским взглядом.

— С чего бы мне соглашаться на это? — почти прошипел он. — Прямо сейчас я могу отправить тебя в кому, и буду прав.

— Ты ведь так уверен, что победишь, — насмехался Зэф; его передняя нога не дрогнула. — Я ведь так и так выполню твои условия, потому что ты заставишь меня — почему бы напоследок не дать мне шанс и не сыграть?

«Рэйнбоу Дэш никогда мне не принадлежала. У меня нет на неё никаких прав, она никогда не была чьей-либо собственностью, — мрачно размышлял Соарин, однако его душу наполняла мрачная азартная решимость. — Но одному она всё-таки принадлежит — Элементу Верности. Это никакие убеждения сломить не в силах».

Два копыта согласно ударились друг о друга.

Глаза бирюзового пегаса недобро, злорадно блеснули.

Глава XV. Пари

Следующая неделя превратилась для радужногривой пегаски в бесконечную череду закатывания глаз и разнообразного бегства от Зэфира. Она уже согласилась с Соарином, что бить пегаса — плохая идея, но уже была готова поменять своё решение. Тем более, синегривый жеребец не особенно препятствовал, если дело было готово дойти до драки. Но в этот день Зэф был образцом настойчивости, граничащей с отчаянием.

— Рэйнбоу, — жалобно канючил он. — Я просто хочу извиниться!

— Извинения приняты, гуляй, — огрызнулась в ответ Дэш и с места в карьер сорвалась в полёт с облака, на котором лежала. Облако разорвало в клочья, а подлетевшего к ней Бриза отбросило воздушной волной.

Пегаска попыталась спрятаться от надоедливого жеребца в «Сахарном уголке», заодно интересуясь у Пинки, не брал ли он у неё уроков по перемещению сквозь пространство, чтобы оказываться там, где быть не должен, но обязательно рядом с обладательницей радужной гривы. Флаттершай была с ними, угощалась свежеиспечёнными булочками.

— Рэйнбоу Дэш, — осторожно позвала она, улыбаясь, — может быть, ты всё же дашь Зэфу поговорить с тобой?

— Я ничего общего не хочу иметь с этим неудачником, — фырканьем отрезала спортсменка.

— Я не говорю про что-то общее, — виновато прижав уши, ответила Флаттершай. — Просто прими его извинения. Он не плохой пони, просто сбился с верного пути…

— Сказала же: приняты… — Дэш осеклась, взглянув в бирюзовые озёра печальных, почти обиженных глаз. — Кхм… Флаттершай… выключи свой Взгляд.

— У-у, это не Взгляд! — сбоку от Рэйнбоу оказалась Пинки Пай, неведомым образом пульсируя на неё глазами. — Она же сейчас расплачется, ты только посмотри!

По кондитерской пролетел жалобный писк.

— Л-ладно, — скривившись, закатила глаза Дэш. — От одного разговора хуже не станет.

— Спасибо! — восторженно хлопнула крыльями Флаттершай, бросаясь подруге в объятья. — Это так много значит для него!

Рэйнбоу посмотрела с подозрением:

— Постой, так это он тебя попросил?

— Эм… немного? — смутилась пегасочка, порозовев, и отползла от радужногривой. В этот момент всех привлекло хриплое дыхание, и к кафе, шатаясь от усталости, подковылял Зэфир Бриз.

— Как хорошо, что ты здесь! — выдавила из себя улыбку Рэйнбоу. Бирюзовый пегас, и без того с трудом удерживающийся на длинных ногах, резко уронил на землю круп и нижнюю челюсть. — Что ты там хотел мне сказать?

Зэф с трудом подтянулся и поправил причёску.

— Не при всех, — веско, несмотря на безнадёжно сбитое дыхание, возразил он. — Это приватный разговор.

— Селестия милостивая, — закатила глаза Дэш, — что там может быть приватного?

— Рэйнбоу, пожалуйста, — посмотрел на неё Зэф, и его глазам по умению упрашивать недалеко было до глаз Флаттершай. — Давай в каком-нибудь уютном, неформальном месте… ресторан, например.

— Воу-воу-воу! — замахала копытами Пинки. — Ты ведь в курсе, что они с Соарином встречаются? — сразу после этого земная пони радостно прикусила губу, словно пытаясь удержать расплывающуюся улыбку, и возбуждённо, счастливо задрожала. Ещё немного — и пойдёт на взлёт, как розовая ракета.

— У меня и в мыслях ничего дурного не было! — замотал головой Бриз с почти испуганным видом. — Всего-навсего там будет удобнее.

— Ладно, — неохотно процедила Рэйнбоу и ткнула в его сторону копытом. — Только если снова попробуешь меня об…

— Сегодня вечером, сразу после заката! — вскочил на ноги бирюзовый пегас, усталости как не бывало. — На краю Клаудсдейла. — И он ускакал, радостно хлопнув крыльями. Дэш проводила его подозрительным взглядом.

Пегаска ещё долго проговорила с друзьями о нейтральных вещах, по обыкновению прихвастнула достижениями и намекнула, что не такие уж Вандерболты и быстрые по сравнению с ней любимой. Забывшись в тёплой дружеской беседе, к которой потом присоединились также три остальные её подруги, Рэйнбоу почти не заметила наступления вечера. А как только солнце зашло — и вовсе постаралась увлечь всех как можно больше, чтобы Пинки и Флаттершай не вспомнили о назначенной встрече с Зэфом. Но последняя, казалось, только этого и ждала.

— Рэйнбоу, дорогуша, — недоумённо моргнула Рэрити, услышав, как розовогривая пегаска напоминает спортсменке о своём брате. — Я надеюсь, ты ведь не предпочла Соарину этого… м-м… своеобразного юного пони?

— Что? — чуть ли не плюнула от отвращения Дэш. — Нет, конечно же, нет! Просто он всю неделю умолял меня об этой встрече. Обещает поговорить и отвязаться. А что мне будет с одного разговора?

Удовлетворённая ответом белая фэшионистка степенно приспустила веки и элегантно кивнула. Этот кивок Рэйнбоу истолковала как всеобщее позволение идти.

— Ладно, — небрежно бросила она, поднимаясь. — Пойду узнаю, что ему нужно. Спокойной ночи, девочки.

— Спокойной ночи!

— Удачи!

Сопровождаемая прощанием и пожеланиями подруг спортсменка покинула «Сахарный уголок». Она по-быстрому залетела домой, чтобы предупредить Соарина, но его, к удивлению пегаски, там не оказалось. Так как контроль не был частью их отношений, Рэйнбоу просто пожала плечами и повернула к ресторанчику на краю Клаудсдейла.

Как и многие здания облачного города, он был светлым даже в тёмное время суток, а ненавязчивая разноцветная подсветка, заключённая внутри тонких пушистых стен, делала его ещё и ярким. Наружная архитектура была выдержана в привычном клаудсдельском стиле с тонкими колоннами и облачной лепниной, внутреннее же убранство, пусть и сохраняло традиционные цвета, было неожиданно современным. Каждый столик был отделён от остальных плавно загибающимися узорными перегородками из хрупкого пара, соединяющимися между собой и превращающими зал в лабиринт. В дальнем углу этого лабиринта, у большого окна, сидел Зэф; увидев Рэйнбоу, он приветливо помахал ей копытом.

Выглядел жеребец слишком расфуфыренно по меркам пегаски, но не более того. Совершенно обычный, почти повседневный его вид. Дэш, увидев его таким, расслабилась: она уже решила для себя, что если он припрётся в костюме — развернётся вокруг хвоста и улетит.

Рэйнбоу уселась сбоку от Зэфир Бриза, и официант оперативно подал им меню.

— Заказывай всё, что хочешь, — махнул копытом пегас, улыбаясь.

— Да я так и собиралась, вообще-то, — пресно пробормотала Дэш, взглядом пробегая прейскурант.

— Нет. Я имею в виду, платить буду я.

Дэш с удивлением оторвалась от меню.

— С каких это пор у тебя есть деньги?

— С тех самых, как ты и моя сестра помогли мне поверить в себя, — в напыщенном взгляде проявилась искренняя теплота. — Поэтому, — более торжественно сказал Зэф, — я хотел бы тебя отблагодарить. Для начала — бутылочкой коллекционного сидра. Такой ты ни разу не пробовала, гарантирую. Возражения не принимаются. — Он щёлкнул перьями. Рэйнбоу невольно улыбнулась: от сидра отказаться и впрямь было сложно.

Под шипение и бульканье сидра общение потекло само собой. Осуществлять цель встречи — приносить извинения — Зэф не спешил, но подобревшая от бархатного густого яблочного вкуса пегаска не настаивала и даже по-сестрински пару раз потрепала жеребцу заплетённую в сложную причёску гриву. Раньше она брезговала прикасаться к нему, а теперь — почему бы и нет?

По расцветшему на лице Рэйнбоу румянцу и стирающимся границам между ними Зэфир Бриз с удовлетворением отметил, что зебринские наркотики и афродизиак уже давно нежно овладели её сознанием. Он перьями покачал свой стакан с сидром и одним глотком допил остатки. Разум пегаса всё ещё сохранялся кристально-трезвым благодаря заранее принятым подавителям, но это, к его удовлетворению, было временным.

Незаметно для Дэш он поискал взглядом Соарина. Тот был далеко за окном, в темноте, но прекрасно видел всё творившееся в ресторане. Зэфир с едва заметной дрожью обнял пегаску одним копытом, боясь, что она ещё недостаточно во всех смыслах пьяна, и медленно, с расстановкой притянул к себе. Рэйнбоу не сопротивлялась.

— Соарин, — негромко шепнула она, заставив пегаса непреднамеренно поморщиться, но тому было уже не до тонкостей. Закрыв глаза, жеребец сделал то, о чём мечтал годы: накрыл рот Рэйнбоу Дэш своим.

Пегаска ответила на поцелуй, но, почувствовав жёсткую щетину, забеспокоилась и завозилась.

— Соарин… — снова тихо позвала одурманенная кобылка, когда их губы разъединились.

— Это я, Дэши, — пытаясь сделать свой голос как можно более похожим на голос желанного для пегаски жеребца, ответил Зэфир Бриз.

Они снова поцеловались, а пегас хвостом выудил мешочек с монетами и оставил на столе: тратить время, в том числе время действия наркотиков, на то, чтобы подозвать официанта, он не собирался. Зэф, под видом объятий копытами придерживая уже не владеющую собой пегаску, вывел её из ресторана и взял курс на свой дом. Он специально выбрал такую траекторию, чтобы Соарин мог их свободно видеть, а Рэйнбоу Дэш его — нет. И испытал величайшее в своей жизни злорадное удовлетворение, когда синегривый пегас просто молча, потерянно проводил их с пегаской глазами, не бросившись вдогонку.

А потом он распахнул крылья и стрелой улетел из города, источая отчаяние. Зэфир усмехнулся. Он не намерен был думать о Соарине.

Наркотик начал действовать и на него тоже, а впереди была самая чудесная ночь.

Глава XVI. Три недели

Если бы в тот момент с Соарином вздумала полетать наперегонки комета — она с позором безнадёжно отстала бы уже на старте.

Пегас нёсся так, что тихий ночной воздух гудел и кипел вокруг него, растревоженный скоростью. Он метался из стороны в сторону, мечтая улететь от горя и больше никогда не возвращаться, а в следующую секунду круто разворачиваясь и намереваясь вернуться, отбить Рэйнбоу Дэш и, возможно, убить Зэфир Бриза — всерьёз убить, ударить так, чтобы больше не встал, а потом месить остывающее тело копытами до неузнаваемой каши. Но затем новый резкий поворот рассекал воздух: что толку отбивать её, если она пошла с ним добровольно, если целовалась с ним на его глазах, если так легко отдалась ему, если сейчас делит с ним постель?!

Соарин закричал от безнадёжной душевной боли, вызванной этими мыслями. Как же так — первая кобыла, которую он любит, просто-напросто изменила ему с недожеребцом.

Пегас метеором летел над деревьями, и воздушные волны от бешеных взмахов его крыльев разрезали кроны и пригибали траву. Скорость становилась откровенно опасной: окажись на его пути какое-либо препятствие, остановиться бы Соарин не смог. Даже свернуть не успел бы: разбился. Но он думал совсем не об этом. «Селестия, Луна, Кейденс, Твайлайт! Я готов уверовать в любую богиню, лишь бы отыграть всё назад, лишь бы не поступать так с Рэйнбоу, как должен теперь! Дискорд побери, я простил бы ей эту измену, я с удовольствием свернул бы шею Зэфу, но в этом нет никакого толку! Если она захочет, то она непременно изменит мне снова… — пегас внезапно пришёл к мысли о том, что если уж даже Элемент Верности способен на предательство — никому другому доверять вообще нет смысла. Это привело его в ещё более глубокий упадок: не из-за кого-нибудь другого. Из-за Рэйнбоу. — Если я не могу быть с тобой… то мне никто больше не нужен!».

Воздух вокруг него накалялся добела, когда он новой, ослепительной звездой поднимался к самой верхней границе неба, где крылья смерзаются намертво, а мышцы обрекаются на мучительную гибель, съёживаясь и трескаясь от холода.

В ту секунду, когда жеребец почти достиг лишённого кислорода пространства, очень далеко в висящем над землёй городе внутри накачанной наркотиками кобылки что-то встрепенулось.

— Ну что же ты постоянно сопротивляешься, сладкая? — бормотал Зэфир, лишь сильнее прижимая Рэйнбоу к постели и быстрее двигаясь внутри неё, как хорошо смазанный поршень. — Я и так влепил тебе… м-м… драконью дозу этой дряни… Ты ведь уже полэквестрии должна перетрахать…

Однако Рэйнбоу не хотела не то, что полэквестрии — даже этого жеребца, особенно этого жеребца. Её убедили, что он — Соарин, но с каждым движением, с каждым действием, с каждым словом она понимала, что это обман. Афродизиак и наркотики размягчили её разум, подняли либидо до первобытного, животного уровня, лишили воли сопротивляться, но они не были способны повлиять на тот стержень, вокруг которого горело и билось её тело.

Они не могли сломить её решение быть верной, столь сильное и неподдельное, что воплотилось в части силы, способной свергать богов.

Пегаску дёрнуло раз, второй, третий. «Это не Соарин. — Она мыслила примитивно, простыми, односложными фразами, но именно ими, словно обманывая владевшие её умом вещества, добиралась до сути, до ключа к своей свободе. — Соарин так не делает. Соарин так не говорит. Мне неприятно». Зэф, почувствовав шевеление, снова тихо заворчал и вцепился зубами в гриву на затылке Дэш, заставляя её задрать голову и сильнее прогнуть спину. Однако она не переставала дёргаться даже в такой неудобной, почти унизительной позе. «Мне всё-таки хорошо. Но это плохое ‘‘хорошо’’. Это не такое ‘‘хорошо’’, о котором не будешь жалеть. Я не хочу этого ‘‘хорошо’’, — постепенно выбираясь из плена, она даже смогла сложить болезненно пульсирующие крылья. Поглощённый всеобъемлющим удовольствием бирюзовый жеребец не придал этому значения, застонав в радужный затылок. Шея Рэйнбоу тем временем напрягалась, поднимая голову, приводя её в удобное положение. «Да, мне сейчас хорошо. Но я не хочу чувствовать это с кем-нибудь, кроме Соарина. Я счастлива только с ним».

Пегаска почти услышала скрежет рвущихся звеньев цепей, опутывающих её. То, что она вдруг вскинула круп и взбрыкнула, стало для Зэфа неожиданностью.

— Чудовище, — еле прошелестела Дэш.

— Да перестань ты уже! — не владея собой от похоти, пегас резко вышел из Рэйнбоу, бросил её спиной на постель и наотмашь ударил копытом по лицу. От удара пегаска потеряла сознание, но Зэфир Бриз не заметил этого, торопливо возвращаясь в её мокрое жаркое лоно и утрамбовывая его даже яростнее, чем до этого.

Соарин словно почувствовал эту пощёчину, когда перевернулся через спину в оглушительной вышине и начал своё падение, разрезая лицом ледяной озоновый воздух. Ревело пространство, разрывая гриву и хвост; звёзды смазались в психоделические полосы на фоне чёрного неба, заставляющие глаза болеть. Странное, волнующее, тягучее ощущение поселилось глубоко в грудной клетке, разрастаясь во все стороны, во всё тело синегривого жеребца.

Почему-то он знал, что ему теперь делать — он знал и помнил, потому что Рэйнбоу сама рассказала ему об этом. «Я попрощаюсь с тобой, — впервые улыбнулся Соарин, но это была грустная, душераздирающая улыбка сквозь желание зарыдать. — Я попрощаюсь с тобой именно таким образом».

И он использовал все известные ему способы, чтобы ускориться — так, как, возможно, ни один пегас ещё не ускорялся.

А спустя вечность озарил небо собственным Соник Рэйнбумом.

Это были не привычные и любимые всеми волны осязаемого радужного света. Это было буйство молний, электричества и искр, единственным звуком которых были трескотня и шипение.

Молниевое кольцо стёрло с лица земли попавших в зону его действия ночных насекомых и птиц, а потом, растеряв свою убийственную силу, покатилось дальше, постоянно разрастаясь вниз и вверх, разменивая объём на площадь.

Пройдя колючей дымкой сквозь Рэйнбоу, достижение Соарина пробудило её. Соник Рэйнбум воскресил ту, что его создала.

Малиновые глаза резко распахнулись, а одно из передних копыт на чистом инстинкте нанесло Зэфу такой удар в морду, что тот слетел с пегаски. Краем сознания жеребец отметил, что теперь у него изукрашено всё лицо.

— Ублюдок, — прорычала Дэш, силясь совсем сбросить себя оцепеняющий дурман, который сейчас по-прежнему владел Зэфир Бризом. — Ты за это заплатишь!

— Ты ничего не вспомнишь, — неразборчиво засмеялся он. — Эта смесь также призвана отбить у тебя память. Ты проснёшься в одной постели со мной и будешь воспринимать всё как должное!

Его речь вдруг прервалась рычанием. Жеребец попытался встать, чтобы нанести ответный удар, но пегаска, сходя с ума от злости и унижения, лягнула его так, как полагается лягать пони, сбивающей три дерева за раз. Зэф проломил своим долговязым тощим телом стену и, приземлившись в коконе обломков на диван в другой комнате, растерял свою агрессивность.

Промежность радужногривой отозвалась тянущей, неудовлетворённой болью — Дэш начала течь не сразу, а Зэф с нетерпения влетел в неё на сухую. Пегаска застонала и прижала к низу живота копыта, силясь унять сводящее с ума ощущение. Капая переполнившими её жидкостями и морщась от отвращения, кобылка пошла на выход из неизвестно откуда взявшегося у бездельника и неудачника дома, мотая головой, рыча, борясь за каждый шаг, подгоняемая страхом: «Что-то случилось, что-то с Соарином».

Выйдя, Дэш раскрыла не слушающиеся крылья и сорвалась в полёт. Пегаска мчалась, ведомая всё ещё осязаемым в воздухе слоем потрескивания, что становилось гуще по мере того, как она всё ближе подбиралась к цели. «Хоть бы он сумел увернуться, — с колотящимся сердцем думала Рэйнбоу в перерывах между смертельной непрекращающейся тягой остановиться, найти какой-нибудь толстый длинный предмет и успокоить растревоженное нутро. — Если он смог после этого взлететь — мне больше нечего желать».

Рэйнбоу Дэш не могла сказать, сколько прошло времени — в агонии неудовлетворённого желания и страха часы становятся несущественными. Но когда радужногривая посреди высокой тёмно-зелёной травы увидела сгорбленно сидящего почти белого жеребца, ей показалось, что прошли века перед тем, как она нашла его.

— Соарин! — закричала пегаска и бросилась к нему, сложив крылья: не было ни сил, ни времени, ни желания для полноценной посадки.

Жеребец почти мгновенно обернулся, и в его сердце смешались все чувства сразу. Однако победило то, которое, несмотря на его отношение к Дэш как к предательнице, бросило его в воздух и заставило поймать падающую кобылку в копыта. Чувствуя слабость и непривычность после Соник Рэйнбума, пегас не смог удержаться в воздухе и упал со своей ношей в тёмные заросли.

От Рэйнбоу пахло чужим жеребцом, пахло Зэфир Бризом. Ещё один примешивающийся запах самым красноречивым образом говорил, чем они занимались.

— Сбежала посреди самого интересного? — закипая от ярости и обиды, прорычал Соарин и удивлённо распахнул глаза, когда пегаска смело поцеловала его в губы, проталкивая язык почти до глотки и обвивая им его собственный.

Так и есть. Жеребец почувствовал, что вкус Рэйнбоу Дэш испорчен вмешательством бирюзового пегаса — и ему не хотелось думать, каким именно. Но вместе с тем приходило дикое, небывалое, почти ненормальное вожделение. «Меня не может возбуждать эта ситуация! Не может!» — настойчиво кричал Соарин в своей голове, притягивая пегаску копытами к себе, отвечая ей на поцелуй. Летальная доза наркотика и афродизиака, казалось, передавалась от радужногривой по воздуху.

«Да! — ликовала разумная, не обременённая действием зебринской смеси часть пегаски. — Я хотела этого, я хочу этого, я не хочу быть ни с кем, кроме как с тобой! Я чувствую себя такой счастливой… я… я люблю тебя…».

— Я тебя люблю, — шептала она вслух, когда Соарин разорвал поцелуй ради глотка воздуха. — Я люблю тебя…

Пегаска шептала это, покрывая поцелуями скулу и шею жеребца. Бормотала, копытами по-новому исследуя каждый изгиб его тела. Выстанывала, когда он яростно прижимал её к себе, обласкивая губами и крыльями её всю, стремясь стереть запах Зэфир Бриза, заменить его своим. Кричала, нетерпеливо седлая и двигаясь на нём так быстро, как только умела.

Соарин знал, что должен ненавидеть её. Но то, что она сейчас с ним, а не с Зэфом, наконец-то говорит, что любит его, сводило с ума не хуже любого афродизиака. Он позволял ей овладевать собой сколько она захочет и потерял счёт тому, сколько раз сам овладел ей. Когда рассвет заиграл солнечными лучами на их влажных от пота шкурах и матово блестящих сырых гривах, Соарин не чувствовал ни гнева, ни сожаления. Всё, что осталось им обоим — усталость и жажда хотя бы обманчивого покоя.

Предаваться страстной любви прямо посреди огромного заросшего луга было не сложно. Гораздо труднее оказалась задача смотреть друг другу в глаза, когда сладостное безумие схлынуло, оставшись лишь в воспоминаниях ночных светил.

Соарин знал, что ему нужно было чувствовать, и злился на себя за то, что, уже давно проснувшись, всё ещё обнимает и поглаживает по спутавшейся радужной гриве уставшую, забывшуюся во сне пегаску. Наконец оторвавшись от неё и поднявшись, он не смог уйти — взял на спину и полетел к её коттеджу.

Проснувшись, Рэйнбоу Дэш не смогла вспомнить ничего из вчерашнего дня. Она как ни в чём не бывало подошла к завтракающему Соарину, почему-то остолбеневшему при виде беспечности и нежной радости на её лице. Всем телом владела приятная истома, а мышцы отдавали гудением при каждом шаге — только по этим признакам пегаска могла предположить о том, что случилось.

Радужногривая подошла к жеребцу и, мурлыкнув, мягко поцеловала в губы.

— Кажется, я вчера перебрала с сидром, — хихикнула она, имея в виду провал в памяти.

— Да. Не только с сидром, — мрачно ответил Соарин.

Весь остаток дня, до тех пор, пока не пришёл момент общей прогулки с питомцами, Рэйнбоу Дэш вела себя самым обычным образом, будто ничего не было, и даже умудрилась обидеться на Соарина за то, что он был холоден с ней и несколько раз огрызнулся, намекая оставить его в покое. Сердито замолчав, пегаска взяла Танка и улетела. Среди подруг она быстро смогла забыть о череде странных неприятностей с синегривым пегасом — ровно до тех пор, пока Флаттершай беззаботно не спросила:

— Как прошла встреча с Зэфир Бризом?

Озадаченная Рэйнбоу остановилась, даже забыв поймать мячик, которым она с Эпплджек дразнила Вайнону, и позволила собаке поймать его в высоком прыжке.

— Встреча… с Зэфир… Бризом? — непонимающе переспросила Дэш и вдруг опустилась на землю, оглушённая странной головной болью.

Зэфир Бриз же, самостоятельно замаскировав последствия и второго удара тоже, отправился к дому радужногривой пегаски и постучал в дверь. Соарин открыл ему, и глаз старшего пегаса нервно дёрнулся в тике.

— Проходи, — пренебрежительно разрешил жеребец сквозь зубы. — Рэйнбоу нет дома.

— О, ты так скоро выгнал её? — удовлетворённо прикрыл глаза Зэф, заходя. — Ценю честность.

— Я её не выгнал. И не собираюсь, — отрезал Соарин.

— Правда? — поднял бровь бирюзовый пегас и как-то слишком уверенно улыбнулся. — Видишь ли, летун, я добивался Рэйнбоу Дэш большую часть своей жизни. Теперь, когда она и Флаттершай доказали, что мне всё по силам, если я захочу и соберусь, я её добьюсь. Любой ценой, чего бы это ни стоило мне и окружающим — она будет моей.

— Твои подростковые фантазии меня не волнуют, — уши синегривого жеребца яростно прижались к голове. — Уходи, пока цел!

— У нас был уговор.

— Значит, он отменяется. И что ты мне сделаешь? Что ты сделаешь Рэйнбоу?

— А, значит, не веришь? — ухмыльнулся Зэфир Бриз и раскрыл одно из крыльев. Между перьями покоился толстый конверт. — На. Посмотри.

Соарин резко разорвал конверт; внутри оказались снимки. Боясь того, что он может там увидеть, пегас наугад медленно вытащил один из них. Фотография запечатлела Зэфа и Рэйнбоу Дэш, переплетённых на постели и влажно целующихся. Удерживающее снимки крыло задрожало, пегас почувствовал, что готов одновременно убить и заплакать.

— Я очень предусмотрителен. — Елейно протянул Зэф. — Копии всех снимков имеются, причём в немалом количестве. Если ты не выполнишь свои обязательства… я не только проучу тебя, как обманывать, но ещё и сорву большой куш в нескольких редакциях.

— Я не верю, — прорычал Соарин, роняя фотографии на пол. — Не верю! Что-то тут не то, Рэйнбоу не могла этого сделать, я знаю её!

— Какое ещё доказательство тебе нужно? — пегас прекратил улыбаться. — Этих более, чем достаточно.

— Чего же она тогда сбежала от тебя ко мне посреди ночи?

— Ах, эти кобылки такие непостоянные, — обмахал себя копытом Зэф, закатив глаза, и снова посмотрел на пегаса. — В любом случае, я жду.

Соарин медленно отошёл к диванчику и так врезал копытом по спинке, что тот перевернулся. Ещё несколько минут пегас стоял, опустив голову и шумно дыша, силясь найти выход. Бриз терпеливо ждал.

— Три недели. — Сломленно произнёс старший пегас. — Я прошу у тебя всего три недели, потому что что-то тут, дискордов ты сукин сын, нечисто. Рэйнбоу не могла мне изменить, тем более с… с тобой. Дай мне три недели — и если я не найду ничего, что опровергает её виновность в измене, я её отпущу.

— Не просто отпустишь. А…

— Выброшу её из «Вандерболтс», разрушу её жизнь, да, да! — зажмурился Соарин, как от невыносимой боли.

Зэфир Бриз вздохнул.

— Мне правда жаль обрекать тебя на это. Да и её тоже… Но за своё счастье надо бороться, ведь так?

— Иди ты к Дискорду, — прошипел пегас и хлестнул хвостом в общем направлении снимков. — И вот это забери!

Несколько секунд слышался шорох перьев и ламинированных фотографий.

— Три недели, — певуче напомнил Зэфир и почти бесшумно закрыл за собой дверь. Соарин в бессильной ярости ещё раз ударил диван, отчаянно взревев.

Соарин не терял времени даром. Даже видя доказательства измены, он не верил, до последнего не верил в это. Все три недели жеребец искал любые зацепки, любые доказательства, поднял все свои связи и попытался найти свидетелей — никого и ничего. Концы в воду. Рэйнбоу же время от времени вела себя странно: смеясь, вдруг замирала с неподдельным ужасом в глазах, а при осторожных вопросах испуганно мотала головой и отмалчивалась, либо отвечала, что ничего не происходит, и просто задумалась. Растревоженный разум Соарина расценивал это только как улики против неё.

Когда выделенный Зэфом срок подходил к концу, пегас был готов своими копытами, да даже публично убить его и сжечь его дом — предположительно, именно там он хранит компромат. Но всё оказалось бессмысленно, как только Рэйнбоу подошла к нему на негнущихся ногах, смертельно бледная и напуганная, и с трудом пробормотала:

— Соарин… я… я… беременна…

Внутри пегаса всё оборвалось. Он уронил бокалы с чаем и не обратил на это никакого внимания.

— Какой срок? — сипло спросил Соарин. Он не знал, как реагировать на это. Это всё, на что его хватило.

— Две-три недели.

Пегас закрыл глаза, болезненно стиснув зубы, и закачался, как под сильными порывами ветра.

— Я подозревал тебя в связи с Зэфир Бризом. — Рэйнбоу Дэш в ужасе отступила. Она и сама подозревала себя в подобном: случайные воспоминания, звуки, запахи. — Мои подозрения оказались верны…

— Соарин…

— …потому что я не рассказал тебе одной важной вещи о себе.

— Какой?

Жеребец открыл глаза и посмотрел на неё взглядом, который пегаска никогда не забудет.

— Я не могу иметь жеребят.

Глава XVII. Расследование

Рэйнбоу Дэш оторопело глядела на Соарина несколько секунд.

— Что ж, ладно. — Сказала она, выпрямившись. — Тогда ты тем более не откажешь мне в аборте.

Собравшийся было что-то сказать пегас замер.

— Прости, что? — он думал, что ослышался.

— Аборт, — повторила пегаска почти по слогам. — Я хочу сделать аборт.

Жеребец нервно начал оттирать копытами с дивана разлитый чай.

— Но, Рэйнбоу… Для Селестии драгоценна любая жизнь, даже не рождённая. В Эквестрии не делают абортов.

— Поэтому я и пришла к тебе, — закатила глаза пегаска. — Ты же долго был связан с криминальным миром, разве там не проводят подобные нелегальные операции?

Соарин приложил вымазанное в чае копыто ко лбу, с ужасом воззрившись на Рэйнбоу Дэш. Когда ему объявили о его бесплодии — он ничуть не расстроился, ему как раз не нужны были жеребята. Тем более ему не нужен чужой жеребёнок, являющийся плодом измены — бесспорно. Но при мысли о том, что радужногривая кобылка пойдёт туда, куда хочет, его затошнило.

Да, аборты наряду с несколькими другими операциями проводятся подпольно, но никто не рискует осуществлять это в стерильных клинических условиях, куда любой может пробраться. Один раз Соарину случилось присутствовать при подобной процедуре: она проходила без анестезии в Селестией забытом подвале, в результате чего та кобылка подхватила серьёзное заражение крови, а также совершенно жуткую инфекцию, от которой её половые органы буквально вывернулись наизнанку. Умерла она, тем не менее, от того, что врач плохо выскреб из неё эмбрион, и его остатки начали гнить прямо внутри.

Соарин болезненно зажмурился. Отпускать на такое Рэйнбоу Дэш? Нет, нет и нет! Он открыл глаза, собираясь сказать, что готов хоть приковать её к кровати на все одиннадцать месяцев, как остановился, увидев в глазах пегаски какое-то замешательство.

— Нет, стой, с этим потом… — промямлила она. — Ты сказал, что я… изменила тебе… с Зэфир Бризом?

Соарин мрачно кивнул, сжав зубы. Рэйнбоу Дэш осторожно подошла к нему ближе и взяла его копыто своим — пегас не отстранился.

— Я боялась тебе сказать. Примерно последний месяц мне тоже так кажется.

— «Тоже так кажется»? — удивлённо моргнул жеребец и нахмурился. — Ты пытаешься сделать из меня дурака? Или это одна из твоих шуточек?

— Я не помню.

Соарин замер, а через секунду промедления ухватился за это:

— Как — не помнишь? — движимый робко загоревшейся надеждой, он обнял Рэйнбоу Дэш крылом и прижал к своему боку.

— Где-то последний месяц моя память ведёт себя очень странно, как будто намёками подсовывает что-то недавнее и забытое. Мне вдруг ни с того ни с сего становится мерзко, стыдно и холодно. Я хотела списать всё на беременность, но… теперь, когда ты об этом сказал… вдруг это и вправду было? Но почему я этого не помню?

Соарин закрыл своё лицо одним из копыт и болезненно запустил его в гриву, пробормотав:

— Это я во всём виноват, Рэйнбоу.

— Как ты можешь быть виноват в…

— Я заключил на тебя с Зэфом пари. — Сокрушённо ответил пегас. — Результат ты сама видишь.

Несколько секунд стояла тишина; Соарин ждал бури. Однако вместо истерики и драки Дэш вдруг рассмеялась:

— Так это же офигенно!

— Офигенно? — моргнул жеребец, не вполне поняв, что случилось.

— Именно! Это лишний раз доказывает мою потрясность! Разве пари заключают на что-то стрёмное?

— Сёстры всевидящие, — застонал Соарин, невольно улыбнувшись, и прижал Рэйнбоу к груди копытами и крыльями. Губы поцеловали её в макушку. — Ты ведь ещё жеребёнок совсем.

Дверь распахнулась, и пегас подобно сторожевому псу резко повернулся на хлынувший в дом чистый солнечный свет. С некоторой долей разочарования жеребец увидел вместо Зэфир Бриза Твайлайт Спаркл. Теперь, когда Соарин рассказал всё пегаске, он как будто избавился от большей части груза на своей душе.

По крайней мере, той части, что мешала прибавить вмятин на теле бирюзового пегаса.

— Рэйнбоу, — укоризненно выпалила задыхающаяся Принцесса и, еле волоча ноги, пошагала к паре. — Ты улетела, как пуля! А ведь я даже не успела сказать тебе, что…

— Твоё заклинание ошиблось? — оживлённо вскинула уши Дэш.

— Нет! Ох, Соарин, прости, что не обратила на тебя внимания. Ты уже знаешь?

Синегривый пегас кивнул, а затем, со слабыми угрызениями совести прерывая радостный вдох аликорночки и готовые последовать за ним поздравления, сказал:

— Только вот я не могу иметь жеребят. — Снова не давая Твайлайт выговорить ни слова, но уже не чувствуя никакой вины, он намного мрачнее добавил: — Здесь что-то странное, Принцесса. Очень странное.

— Просто Твайлайт, пожалуйста, — фиолетовая кобылка уселась напротив Соарина и Рэйнбоу. — В чём ещё странность?

Жеребец тяжело вздохнул и неторопливо, боясь запутаться в деталях, рассказал всё, что знал. Про пари, про то, как видел Зэфира и Дэш, улетающих из ресторана вдвоём, про внезапное ночное возвращение пегаски… Решил умолчать только про снимки, видя, какой подавленной и потускневшей сделалась Рэйнбоу от этой истории.

— Ради последней надежды я попросил у него ещё три недели перед тем, как выполню обещанное. Срок истекает завтра.

Только к этому моменту, к концу рассказа, Соарин заметил, что аликорночка всё тщательно записывает, и удивлённо поднял брови. Рэйнбоу, заметив его взгляд, вяло махнула копытом, молчаливо говоря не обращать внимания. «Просто Твайлайт. Наша Твайлайт».

Ещё несколько раз Принцесса бегло пробежала по записанному глазами, после чего перевела взгляд на жеребца.

— Соарин. Это ужасно отвратительно и безответственно с твоей стороны. Как ты вообще мог на такое пойти? В твоём возрасте можно было догадаться хотя бы о чисто нравственной неудачности такого поступка!

— Знаю, знаю! — дрожащим голосом прервал нотацию пегас, принимаясь копытами сжимать и почти рвать гриву. — По мне что, не видно, как я ненавижу себя за это? Я не знаю, что на меня тогда нашло. Это было словно помешательство, меня как жеребчика зелёного на слабо взяли!

— Такое со всеми хоть раз в жизни, да случается, — попыталась успокоить его Рэйнбоу. И тут же хорошенько врезала в челюсть. — А вот это за что, объяснять не нужно.

— Заслуженно, — уныло пробурчал Соарин, потирая пострадавший подбородок.

— Помешательство, — вполголоса повторила Твайлайт, грызя кончик карандаша. Она вытащила письменную принадлежность изо рта и ткнула в сторону радужногривой подруги: — Рэйнбоу Дэш, можешь рассказать свою версию этих событий?

Рассказ пегаски оказался ожидаемо короче.

— Ты нигде не могла удариться головой? — черкнув в блокнот ещё пару строк после него, спросила Принцесса. — Амнезия, ещё что-то в этом роде?

— Нет, кажется, — нахмурилась спортсменка.

— Что ж, даже если совместить ваши рассказы — всё сойдётся, но всё равно остаётся много дыр. Думаю, лучше поговорить с самим Зэфир Бризом.

— Ты думаешь, он тебе так всё и расскажет? — угрюмо посмотрела на Твайлайт Дэш.

— Расскажет, Рэйнбоу, — Соарин размял копыта. — Ещё как расскажет…

— Нет, — крылом остановила его Принцесса. — Я полечу к нему одна. Ваши показания у меня имеются…

— Показания? — скривилась пегаска. Благодаря безбашенной молодости она была хорошо знакома с эквестрийской полицией и уже успела приобрести некоторые неприятные ассоциации.

— …поэтому ваше присутствие только может всё осложнить.

— Один вопрос, Твайлайт.

— Да?

— Где Зэф теперь живёт? — ядовито ухмыльнувшись, поинтересовалась Рэйнбоу. Этот вопрос заставил серьёзную и решительную аликорночку стушеваться и смущённо улыбнуться.

— Ладно. Пожалуй, нам лучше лететь всем вместе.

Соарин и Рэйнбоу вылетели из коттеджа первыми; чуть позади плелась Твайлайт. Этого «чуть» было столько, что можно было спокойно разговаривать, не тревожась о том, что Принцесса что-нибудь услышит.

— Так ты действительно собирался каким-то образом вышвырнуть меня из «Вандерболтс»? — внимательно посмотрела на Соарина пегаска.

Жеребец ответил не сразу.

— Минуту после того, как узнал о беременности — да.

— Ты бы вышвырнул беременную кобылку?!

— Ты ведь хотела избавиться от жеребёнка! — возмутился жеребец. — При таком раскладе бессмысленно пользоваться своим положением. Кстати, — со странной осторожностью добавил Соарин, — почему ты хочешь от него избавиться?

— Сам ведь сказал, что я тоже пока жеребёнок, — пожала плечами Рэйнбоу. — К тому же, я не хочу жертвовать ради него карьерой. Мне нравится возиться со Скуталу и её друзьями, но они уже почти подростки. И они живут не со мной. Одно дело — играть и беситься с жеребятами, у которых есть родители, и совсем другое — самой быть родителем.

— Ты не такой уж и жеребёнок, раз понимаешь это, — взгляд Соарина потеплел.

— Так ты поможешь мне с абортом?

Жеребец отвернулся.

— Позже, Дэш. Всё позже.

Твайлайт нагнала их и спросила:

— Рэйнбоу, а откуда ты знаешь дорогу?

Пегаска резко остановилась. Её спутники удивлённо посмотрели на неё.

— Понятия не имею, — смущённо пробормотала Дэш. — Это как будто… появляется. Как дежавю.

— Значит, есть шанс узнать, что произошло, вернее, помочь тебе вспомнить, восстановив эти события, — сделала вывод Твайлайт и ободряюще погладила подругу по лицу. — Скажи, нам ещё далеко лететь?

— Нет. Вон там, через улицу. — Не задумываясь, ответила пегаска и поёжилась. Соарин печально посмотрел на неё и решил, что не станет заставлять проверять теорию Твайлайт, если это будет некомфортно для Дэш.

Через пару минут Твайлайт, оставив Соарина и Рэйнбоу по бокам двери, вошла в дом Зэфир Бриза.

Глава XVIII. Допрос

Двери в Эквестрии мало кто запирает даже на ночь. Зачем, если знаешь, что ты в полной безопасности? Официальные и общественные учреждения склонны выставлять охрану, но простые пони крайне редко становились жертвами грабежей. Стук в двери частных домов становился лишь вопросом вежливости.

В этот раз Твайлайт решила пренебречь любыми правилами этикета: она пришла в дом Зэфа отнюдь не разводить любезности, а для выдвижения обвинений. Однако весь настрой аликорночки как-то застопорился и стушевался, когда, войдя в гостиную, она увидела за столиком напротив бирюзового пегаса его сестру.

— Флаттершай? — вслух удивилась Принцесса.

«Конечно, ничего удивительного, что она здесь, — подумала Твайлайт, пока Флаттершай тоже чуть удивлённо приветствовала её и приглашала присоединиться к чаепитию, если Зэф не против. — Она его сестра и, вероятнее всего, сейчас отмечает с ним новоселье. Но как я буду говорить такое при ней?». Ранимость и полная невинность Флаттершай были отдельной темой как в кругу Хранителей, так и во всём Понивилле. Редкие пони не придерживались правила оберегать добрейшую из кобылок от любого проявления зла этого мира. Если уж пугливая и скромная пони вынуждена сталкиваться с опасностью и жестокостью во время совместных приключений с друзьями — хотя бы дома она имеет право на покой своей нежной души.

— Рад видеть Вас, Принцесса, — улыбнулся Зэф. — Чем обязан такому визиту?

Твайлайт бросила быстрый взгляд на Флаттершай и, мысленно извинившись перед ней, тяжело вздохнула.

— Я хотела бы поговорить сначала с твоей сестрой, — сказала она.

— Ох. Конечно. — Бриз, чуть замешкавшись, с тихим стуком поставил свою чашку на блюдце и покорно покинул комнату, уйдя на кухню. Зашумела вода, зазвенели тарелки.

— Что-нибудь случилось? — обеспокоенно шепнула пастельно-жёлтая кобылка, придвинувшись ближе к подруге.

— Скажу прямо. Ты знаешь что-нибудь о Зэфир Бризе и Рэйнбоу Дэш?

— М… Ну… ох… Зэф всегда как-то тянулся к Рэйнбоу, хотел быть её другом, но она никогда не воспринимала его всерь…

— Прости, перебью. Это знают все. Я имею в виду… знаешь ли ты что-нибудь о них после того интервью? Что у них было нового, было ли?

— Зэфир Бриз где-то пару недель назад добился от Рэйнбоу разрешения встретиться с ней, чтобы извиниться — только это, — взмахнула длинными ресницами Флаттершай. — А почему ты спрашиваешь?

Твайлайт скороговоркой выпалила, желая поскорее подвести разговор к сути.

— У меня есть основания полагать, что он изнасиловал Рэйнбоу Дэш.

Копыта пегасочки ослабли. Чашка в них накренилась, и чай тонкой струйкой мерно потёк на ровный облачный пол.

— Зэфир… изнасиловал… Рэйнбоу Дэш? — Флаттершай с трудом сумела совладать со своими передними ногами и поставить чай на столик. — Твайлайт, эм, ты представляешь, как глупо это звучит? Если это шутка, конечно, тогда… — она неуверенно посмеялась. — Очень смешно, ты делаешь успехи в юморе…

— Вот доказательство. Это слова Рэйнбоу и Соарина. — Твайлайт передала пегаске блокнот; она торопливо вытерла о грудь мокрые копыта, прежде чем осторожно взять записи и начать читать. Её лицо стремительно заливалось краской и приобретало выражение опасливого недоверия.

— Этого не может быть, — пробормотала она, мотая головой и возвращая аликорночке блокнот. — Я не верю, это просто невозможно… Зэфир может вести себя… эм… несносно, но он и мухи не обидит!

— Мне это тоже кажется странным, — покивала Твайлайт и телекинезом забрала блокнот. — Поэтому я хочу поговорить с ним и прошу тебя повлиять на него.

— Повлиять на не… О Селестия, Твайлайт, ты же не просишь меня свидетельствовать против собственного брата, верно?

— Нет! — почти испугалась аликорночка. — Ни в коем случае, я вовсе не это имела в виду. Ты ведь знаешь, когда он пытается соврать или увернуться? Я всего лишь прошу, чтобы ты проследила, чтобы он всегда говорил правду.

— Ой… прости, — румянец вернулся на щёки Флаттершай. — Я так плохо про тебя подумала, прости, пожалуйста…

Твайлайт ласково погладила её копыто своим и громко позвала Зэфир Бриза.

— Только один вопрос, — шепнула розовогривая кобылка. — Ты самостоятельно решила всё выяснить, или тебя попросила Рэйнбоу?

— Скажем так: Рэйнбоу не была против.

— Не была против чего? — беззаботно влез в разговор Зэфир Бриз, вернувшийся с кухни.

— Как раз об этом я и хотела с тобой поговорить, — кивнула Твайлайт.

— Со… со мной? — моргнул бирюзовый пегас. — Я думал, Вы пришли к Флаттершай.

— Нет. Итак, Зэф, — Принцесса инстинктивно развернула крылья за спиной, чувствуя себя увереннее, — расскажи, пожалуйста, что случилось во время твоего разговора с Рэйнбоу Дэш в ресторане три недели назад.

Пегас явно напрягся, а по горлу вниз прокатился беззвучный глоток.

— Ничего криминального. Мы замечательно разговаривали всё время.

— А после?

— Это конфиденциальная информация.

— Больше нет. — Твайлайт телекинезом швырнула блокнот на столик. Он, шелестя, проехал по полированному стеклу к Зэфу. Пегас читал и мрачнел всё больше; остановился на втором листе и отложил записи. — Ничего не хочешь дополнить?

— По-моему, тут и так всё изложено достаточно подробно, — вскинул подбородок Зэфир Бриз. — Да, я всё-таки добился Рэйнбоу. Долго к этому шёл и преуспел. В чём мой грех?

— Почему тогда она не помнит этого? — прищурилась Принцесса. — Как можно забыть такой опыт? — к её какому-то садистскому удовольствию, бирюзовый пегас занервничал. — И почему сбежала от тебя среди ночи?

— Откуда я знаю? — огрызнулся Бриз, метнув зачем-то быстрый взгляд на сестру. — Кобылки сами по себе непостоянные существа.

— Вы пили в ресторане, не так ли? Что и сколько?

— Сидр. Бутылку. Большую бутылку. — Угрюмо ответил жеребец. — Рэйнбоу была пьяна и сама полезла ко мне. Кто бы тут устоял?

— Тогда почему она не помнит этого? — напирала Твайлайт. — Дэш не из тех, кого развозит с нескольких глотков. Если в игре есть алкоголь — приз сразу можно отдавать ей, её практически нереально напоить.

— Я не знаю.

— Зэфир Бриз! — повысила голос Флаттершай, вставая.

— Я не знаю! — прикрикнул на неё Зэф.

— Врёшь, — прижала уши пегаска; её плечи распрямились, грудь расправилась. — Теперь я тоже готова поверить, что тут что-то не так. Отвечай. Ты знаешь что-то ещё.

— Нет.

— Не заставляй меня! — членораздельно и угрожающе произнесла кобылка, щурясь. — Я люблю Рэйнбоу и не позволю причинить ей вред.

— Флаттершай, Твайлайт, я больше ничего не могу вам сказать, потому что больше ничего не… — он застыл с дрожащей челюстью, парализованный Взглядом своей сестры.

Её воля потекла по его венам. Приказ заполнил всю голову, всё сознание, весь смысл жизни. Зэфу осталось только одно желание: встать перед Флаттершай на колени, выражая свою полную покорность и лояльность. Но она хотела от него не этого, и пегас поспешил дать ей требуемое:

— В сидре была зебринская смесь афродизиаков и наркотиков, а себя я защитил подавителем.

Шокированное моргание разрушило эффект Взгляда; Зэф пошатнулся, словно оковы, удерживающие его, неожиданно пропали.

— Зебринская смесь, да ещё и с потерей памяти? — оскалилась Твайлайт. — Ты вогнал тело Рэйнбоу Дэш в охоту — неудивительно, что она не могла себя контролировать и даже запомнить это! И тем более неудивительно, что она забеременела после этого!

— Забеременела? — крылья пегаса вскинулись в испуге. — Нет, вот это точно не я! Я даже не кончил в ту ночь!

— В каком это смысле — не кончил? — оторопела Принцесса. Флаттершай с писком спряталась за своими крыльями.

— Не успел, — раздражённо буркнул Зэф. — Она сбежала раньше, чем я смог.

Подслушивающие под дверью Соарин и Рэйнбоу в ужасе уставились друг на друга.

— Ты что, спуталась ещё с кем-то, пока летела ко мне? — прошипел жеребец. Дэш испуганно, но неуверенно замотала головой. — С меня хватит.

Ударом задних ног синегривый пегас сорвал дверь с петли и целенаправленно пошёл к Бризу. Бирюзовый пегас сделал попытку отскочить, но Соарин крепко схватил его копытом за горло, тряхнул и болезненным ударом уложил спиной на пол. Всё произошло так быстро, что кобылки успели только моргнуть и распахнуть рты, собираясь что-то сказать, а Флаттершай, только выглянувшая из-за перьев, и вовсе чуть не упала в обморок.

— Откуда ты взял эту смесь? — прорычал жеребец; его зелёные глаза матово блестели от злости.

— Соарин, пожалуйста, не души так сильно! — почти заплакала пастельно-жёлтая пегаска, услышав страшные хрипы из стиснутой глотки брата.

— Да, реально, мы же так не узнаем ничего, — покивала влетевшая следом за Соарином Дэш.

Потребовалось несколько секунд на то, чтобы Зэф прокашлялся и восстановил дыхание.

— Откуда ты взял эту смесь? — нетерпеливо повторил вопрос Соарин.

— Не скажу… — звук стука головы об пол. — Ладно! Ладно! Это Спитфайр! Она дала мне её!

— Я тебе сейчас крылья переломаю и в окно выброшу, — снова сильно тряхнув его, вынес вердикт синегривый пегас. — Что ты несёшь?!

— Нет, не надо, я не вру! — прикрыл лицо копытами Зэфир Бриз. — Спитфайр прилетела ко мне в больницу в день интервью и сказала, где, когда и что я должен заказать с Рэйнбоу. Дала мне денег и… и этот дом.

— Ты же сказал, что последние несколько заказов оказались очень выгодными! — беспомощно прошептала Флаттершай, готовая заплакать. — Благодаря им ты всего добился, а на самом деле… на самом деле ты продал мою лучшую подругу?

— Зачем Спитфайр меня покупать? — не понимала Рэйнбоу. — Зачем ей вообще… всё это?

— Он ведь уже наврал про свой выпускной и про тебя, — огрызнулся Соарин. — Чего бы ему, коллекционеру сенсаций, теперь не свалить на Спитфайр?

— Да не сваливаю я ни на кого! — проблеял Бриз. — Селестией клянусь, это чистая правда, сам бы я такое никогда в жизни не раздобыл!

— Имеет смысл, — согласился Соарин и уже было отпустил пегаса, но снова вцепился в него мёртвой хваткой: — А ей-то это зачем?

— Почему бы вам, — заикаясь, пролепетал Зэф, — не спросить у неё самой…

Друзья переглянулись и, кивнув друг другу, гурьбой высыпали из дома Зэфир Бриза. С ним осталась только поражённая Флаттершай, опустившаяся на диван. Когда дверь распахнулась, и в коттедж одиночестве вернулся Соарин, она запищала и вздрогнула, но жеребец на сей раз не стал никого бить — просто навис над Зэфом и спокойно сказал ему так, чтобы только он услышал:

— Фотографии. Те самые. Ты знаешь, о каких я.

— Да? — чуть дыша, кивнул Бриз.

Соарин сделал страшные глаза и почти прижался яростно наморщившимся носом к носу Зэфир Бриза:

— Чтобы все до единой их сожрал.

Резко развернувшись, он вышел семимильными шагами и захлопнул за собой дверь.

Глава XIX. Целеустремлённость

— Итак, давайте по порядку, — Спитфайр сняла лётные очки и гневно бросила их в угол. — Вы притащились ко мне всей честной компанией — я могу понять этих двоих угашенных, но Вы-то куда, Принцесса?! — выдернули меня с тренировки, сдвинули мой график и затащили в первую попавшуюся подсобку для того, чтобы рассказать, как я толкнула целый брикет зебринской наркоты какому-то живущему с родителями до седых волос бездельнику, да ещё и подарила ему за это дом? — пегаска помолчала, давая осмыслить сказанное, заорала Соарину в лицо: — У вас совесть есть вообще?!

— Факты сходятся… — спокойно начал пегас, но капитан резко развернулась, уронив хвостом швабру, и бросила, глядя в небо сквозь маленькое оконце:

— Факты у них сходятся. Вот вам хороший факт, просто замечательный: я сплю пять часов в сутки. Как думаете, есть у меня время заниматься такой ерундой?

— Как бы там ни было, Зэфир Бриз действительно бездельник. — Продолжил Соарин. — На такой мощи наркотики у него не хватило бы ни денег, ни связей — хоть он сердце продай и на Луне женись. Если он указал на тебя…

— Он ещё сказал, что трахнул Рэйнбоу Дэш на собственном выпускном, — шипением перебила огненная пегаска. — На сцене в актовом зале — и как ещё в момент кульминации фейерверки не загрохотали!

— Кстати, насчёт этого, — кивнула Твайлайт Спаркл, пропустив брань мимо ушей. — Рэйнбоу беременна.

— Мои поздравления, — отмахнулась крылом Спитфайр. — Уйдёт в декрет, родит, вернётся, если желание останется… и место. — Она всё же повернулась ко всем лицом, рассматривая их. — К слову, кто счастливый отец?

— Мы не знаем. — Вздохнула Рэйнбоу. — Скорее всего, Соарин, потому что больше некому.

— У Соарина бесплодие. — Спитфайр нашла отброшенные в гневе очки. — И я понимаю, конечно, что у вас с друзьями в порядке вещей все проблемы решать вместе, но разыгрывать целую драму для прикрытия измены — это чересчур. А сейчас я вернусь на плац, хотя это, учитывая всё потраченное время, скорее всего, уже ни к чему.

Закрыв за собой дверь подсобки, капитан с сердитым бормотанием вернулась к работе. Твайлайт, Соарин и Рэйнбоу Дэш остались чесать головы.

— М-да, имеет смысл, — кивнул головой пегас, зевая. — Я с самого начала не верил россказням Зэфира, теперь это только подтвердилось. В конце концов, мы со Спитфайр полжизни были вместе, зачем ей такое делать?

— Откуда она знает, что ты не можешь иметь жеребят? — повернулась к Соарину Твайлайт.

— Я вступил в «Вандерболтс» в тот год, когда её уже назначили капитаном, — рассказал жеребец. — Все результаты медкомиссии проходили через неё. Там же мне и сказали о проблемах в этой области, но всё же приняли. — Соарин усмехнулся. — Часть, так сказать, не ходовая и на качество полётов не повлияет, да ещё и бонус для команды: не уйду из спорта из-за жеребёнка. А я не сильно расстроился, просто пожал плечами — и пустился жить дальше.

— Ты проходил обследование где-нибудь ещё?

— Нет, — небрежно дёрнул крылом пегас. — Медкомиссия каждые полгода, и каждые полгода она показывала один и тот же диагноз.

— Хорошо… Есть одно заклинание того же толка, ты не против, если я опробую его на тебе?

— Чтобы узнать, правда ли я не могу иметь потомство? — посмотрел на Принцессу Соарин. Ответом был кивок:

— Примерно так.

— Конечно, без проблем. Это больно?

— Нет, нисколько, но ты можешь почувствовать себя странно. По крайней мере, так было написано.

— Ты будешь творить его впервые? Почту за честь, — улыбнувшись, жеребец слегка поклонился.

Твайлайт зажгла рог, и по телу Соарина зебринскими полосками неторопливо и мерно заскользили ярко-розовые лучи. Пегас не шевелился. Рэйнбоу Дэш напряжённо всматривалась в его лицо, а затем решила подойти.

— Не больно? — тихо спросила пегаска. Синегривый жеребец добродушно скосил на неё глаза и так же тихо ответил:

— Нет. Тепло и холодно одновременно.

Небесно-голубая кобылка из любопытства быстро ткнула копытом в один из бегущих по сильному белесому телу лучей.

Вскоре Твайлайт погасила рог, и полосы, не закончив свой бег, лёгким дымком отошли от шерсти Соарина.

— Заклинание показало, что ты можешь иметь жеребят. Но я попробую ещё раз — не исключено, что вмешательство Рэйнбоу исказило результат. — Под взглядом подруги Рэйнбоу виновато улыбнулась и задом наперёд отошла в дальний угол подсобки, пока не упёрлась крупом в набитый всяким хламом шкаф.

Принцесса повторила заклинание, на сей раз — дольше и тщательнее. Во второй раз погасив рог, она некоторое время молча смотрела на Соарина.

— Первое заклинание не ошиблось. Ты не страдаешь бесплодием. Жеребёнок Рэйнбоу — твой.

— Этого не может быть, — нетвёрдо возразил жеребец. — На протяжении лет каждое обследование давало один и тот же результат!

— Каждое обследование, но в одном и том же месте, через одни и те же копыта… — Твайлайт говорила что-то ещё, а Соарин лишь вспоминал двух кобылок, приведших к нему жеребят под видом его сына и дочери.

Синегривый пегас никогда не думал о том, чтобы завести семью, но время, проведённое бок о бок с преступниками, повлияло на его мировоззрение. Те пони были бесчестными, готовыми вонзить нож в спину существами, но для своей семьи они были совсем иными. Особенно покоряло тогда ещё юного Соарина то, что ни один вор, убийца или мошенник из той среды не бросал своих жеребят — ни законных, ни незаконнорождённых. Где бы они ни находились и кем бы ни были, они получали полагающуюся им помощь в каком угодно эквиваленте.

«Получается… получается, из-за этой ошибки я бросил на произвол судьбы двух своих жеребят?» — тяжело ворочалось в голове пегаса. Он, как контуженный, перевёл взгляд на Рэйнбоу Дэш. Что с ней делать? Что делать с жеребёнком в её утробе?

— Ты точно не ошиблась? — хрипло спросил Твайлайт жеребец, возвращаясь из своих безрадостных мыслей.

— Я могла бы провести сканирование и в третий раз, и в четвёртый, и в пятый; сейчас или через неделю; здесь или в своей лаборатории. — Осторожно ответила аликорночка, видя, как нелегко воспринял это Соарин. — Результат будет одинаковым, где бы и когда бы я это ни делала. Ты можешь иметь жеребят и уже имеешь.

— Но это ненадолго, — поморщилась Рэйнбоу. — Я хочу от него избавиться.

Твайлайт возмущённо распахнула рот, но Соарин вдруг вскинулся:

— Кому это понадобилось?

— Единственная подозреваемая — снова Спитфайр, — пожала плечами Твайлайт. — Но ты уверен в том, что она не виновна.

— Самое время пересмотреть эту точку зрения. — Пегас копытом толкнул дверь, она не поддалась. — Заело? — ещё один толчок, и ещё, и ещё. — Ох. Мгм. Твайлайт. Теперь я тем более не уверен в её невиновности. По крайней мере, невиновные пони не запирают дверь комнаты с пришедшими к ним обвинителями на замок.

— Спасибо хоть, что не подожгла, — ухмыльнулась Рэйнбоу.

Несколько секунд друзья осознавали ситуацию, а затем каждый с грохотом ринулся к двери; Соарин предпринял попытку выбить её плечом, но Твайлайт остановила его:

— Постой, пропусти меня. — Наклонив рог на предполагаемый уровень замка, Принцесса пустила по завиткам магию. Спустя пару десятков секунд она сумела заклинанием открыть его и сбросить на пол — и трое пони галопом понеслись к кабинету Спитфайр.

— Нет, подождите! — вдруг затормозила Дэш. Соарин и Твайлайт тоже остановились, выжидательно обернувшись на неё. — Если бы она захотела вернуться в свой кабинет, она бы не стала нас запирать. Больше похоже на то, что она сделала это для побега.

— Умница, Дэши! — похвалила её аликорночка с видом невероятно гордого учителя. — Тогда разделимся. Соарин, ты остаёшься здесь, ищешь в штабе и казармах; я — наружу, искать её на всех плацах и площадках; Рэйнбоу, лети за пределы острова, возможно, она уже сбежала.

Радужногривая пегаска быстро отдала честь и шмыгнула в окно. За ней, не церемонясь, вылетела Твайлайт и понеслась на всей доступной ей скорости в другую сторону. Соарин решил всё же добежать до кабинета.

И не ошибся. Спитфайр совершенно спокойно сидела за своим столом и сортировала бумаги, взяв их столько в копыта и крылья, что оперативно сбежать не получится. Она бросила устало-презрительный взгляд на взмыленного синегривого пегаса и коротко буркнула:

— Что на этот раз? Я украла чьего-то мамонта, чтобы обменять на вставную челюсть для дракона?

— У тебя всё ещё хранится моя медицинская карта? — подошёл к столу Соарин. Рассеянный и безразличный взгляд Спитфайр стал цепким и внимательным.

— Разумеется. Ты ведь в команде. Вон они все, пожалуйста. — Огненное копыто махнуло в сторону одного из отсеков большого шкафа. — Ищи.

Соарин с полминуты потратил на то, чтобы отыскать свою карточку и сведения о репродуктивных свойствах в ней.

— Тут по-прежнему написано, что я бесплоден.

— Если твоя точка зрения изменилась из-за того, что ты поверил в лапшу Дэш, — скучающе разложила листы по стопкам Спитфайр, — будь добр, избавь меня от соответствующей сцены. Хочешь прицеп — пожалуйста. Твоё дело.

— Из-за твоей лжи я уже дважды бросил своих жеребят!

— Из-за моей — чего? Полегче с обвинениями, — угрожающе прищурилась капитан. — Их на один час что-то сделалось слишком много. Если у тебя начал утекать через распахнутые уши ум…

— Твайлайт провела сканирование, — зверски смотрел на Спитфайр Соарин. Бумаги выскользнули из копыт кобылы. — Дважды. Оно показало, что я здоров, полностью, и по жеребцовой части — тоже. Оба раза. — Пегас захлопнул карточку и, бросив её на пол, прошёл по ней к столу нахохлившейся пегаски. — Зачем ты сфальсифицировала результаты? Зачем ты фальсифицировала их столько лет?

Спитфайр чувствовала, что её крепко поймали за хвост. Её вид доказал Соарину правоту заклинания Твайлайт.

— Я хотела уберечь тебя, — низким голосом ответила пегаска.

— Уберечь? Может, сберечь для себя?! — копыто жеребца отчеканило последнее слово ударом по столу прямо перед огненной кобылой. — Ты, помнится, не так давно сама с большим удовольствием прыгнула ко мне в постель!

— Что мне ещё оствалось делать, если ты — идиот? — сунулась к нему Спитфайр, почти столкнувшись с пегасом лбами.

— Изволь объясниться. — Холодно потребовал Соарин.

Капитан медлительно уселась на свой стул и выпрямилась. Некоторое время она внимательно всматривалась в лицо пегаса полуприкрытыми тёмными глазами, а затем усмехнулась, но без единой крупицы веселья.

— А ты серьёзно настроен, я посмотрю? Так увлёкся этой молодой пегаской, что ничего перед собой не видишь. — Она тяжело вздохнула и махнула копытом. — Впрочем, ты никогда и не думал смотреть. Когда мы встретились, ты был жеребёнком, зелёным юнцом, который огрызался на сверстников и влезал в драки, побеждая во многих из них. Если бы ты проигрывал, тебе пришлось бы у нас легче, Эквестрия до странности лояльна к слабакам. Но нет, ты был на голову выше всех остальных, почти догнал взрослых жеребцов и перегнал меня, несмотря на семь лет разницы. Ты был неотёсан и груб, перенял у той шпаны, от которой тебя забрали, многие привычки — настоящий беспризорник. Но моим сверстникам-слюнтяям ты давал сто очков вперёд. Сила, бурная и нестареющая — вот что я видела в тебе тогда и вижу до сих пор. Только ты мог выдерживать моё пламя, не плавясь и не прогибаясь подо мной. Я нашла в тебе соперника и напарника, друга и врага — этим ты больше всех выделялся среди других. Ты был упрям и сложен, и понять тебя было нелегко.

Соарин слушал, впав в состояние меланхолической ностальгии. Всё именно так, как описывала Спитфайр — она неплохо понимала его тогда, когда он был буйным подростком, неспособным ужиться с привыкшими к железной дисциплине кадетами. Спитфайр же уже закончила обучение и стояла первой в резерве.

— Я взяла тебя под своё крыло, потому что видела недюжинный потенциал… и саму себя в твоём возрасте, такую, какой могла бы стать, но частично предала свою естественную натуру ради мечты. А вот тебя я стремилась сохранить. Ненавязчиво воспитывала, заставляла взрослеть, открывала глаза, но никогда не насиловала твою душу. — Пегаска закрыла глаза и каким-то ослабевшим голосом вспомнила: — Сколько раз я вытаскивала тебя из переделок, подставляя себя под удар — что в драке, что в академических разбирательствах. Терпела даже твои регулярные загулы по всяким шлюхам и развлечения, после которых приходилось искать тебя по всему городу, чтобы ты не проспал соревнование и заодно своё будущее. Потом — да, потом ты как-то очнулся, сделался ответственнее, и мне уже не нужно было бороться с тобой так часто. Порой ты уже сам боролся за меня. — Она печально улыбнулась. — И как я могла не влюбиться в своё собственное создание, что благодарило такой преданностью? И как я могла не приревновать жеребца, на глазах сделавшегося за всё это время жеребцом моих мечтаний?

— Поэтому, принимая меня в ряды Вандерболтов, ты сделала так, чтобы я думал, что бесплоден? — тускло спросил Соарин. — Потому, что не смогла бы примириться, уйди я к другой? Ты понимаешь, что наделала?

— Если бы это было единственное из того, что я сделала, ты бы мог меня винить, — пронзила его взглядом Спитфайр. — Я была готова на всё ради тебя, я выкладывалась на полную, если тебе нужна была помощь. Я была готова вынуть из груди сердце и приподнести его тебе, отправиться за тобой на конец света, растоптать свою гордость. Но каково мне было видеть, что после всего, что я сделала для тебя, тебе от меня ничего больше не нужно? Ты воспринимал меня как друга, партнёра и сестру. Не как кобылку, которая любит тебя и готова мыть тебе ноги и пить эту воду, а как на «своего жеребца», с которым можно хряпнуть эля после трудного дня. Я понимала, что не нужна тебе, как жена. Сама виновата в этом, не спорю. Но в течение многих лет видеть, как ты флиртуешь и уходишь на всю ночь с другими кобылами, было невыносимо. Должна же я была оставить для себя хоть что-то? Хоть какую-то частицу тебя, даже если это будет ложью? Хоть какой-то шанс, что ты рассмотришь во мне ту, что тебя любит? Ведь, я знаю, если бы я сказала тебе об этом прямо — ты не воспринял бы это всерьёз.

Соарин, не отрываясь, смотрел бесконечно печальным взглядом на партнёршу, как-то умудрившуюся в него влюбиться. «Она права. Я никогда не смотрел ни на неё, ни на других кобылок из команды как на кого-то большего, чем друг», — мысленно согласился он. Какая-то его часть даже жалела её, какая-то — испытывала вину за невозможность ответить взаимностью.

— А теперь у тебя появилась Рэйнбоу. И знаешь, кого я вижу в ней? Тебя. Тебя самого, когда мы только познакомились, только в видоизменённом, улучшенном виде. И что же теперь? Я помогла тебе выжить лишь для того, чтобы ты, бросив меня, помог выжить кому-то другому? И ты, подобно мне, решил, что незаменим, что без тебя Дэш погибнет. Так это не так! Это ты погиб бы без меня! А у неё есть фанаты, друзья и, возможно, семья — это я не особенно уточняла. Но ты тоже будешь лепить из неё собственный идеал и тоже влюбляться больше и больше. Да, одну мою ошибку ты исправил: сразу начал заодно и спать с ней. Но при этом она никогда не будет любить тебя. При этом ты для неё не будешь больше, чем наставником. И ты по-прежнему слеп, по-прежнему не видишь меня, даже когда я раскрылась тебе, не утаив ничего. Вместо того, чтобы открыть глаза, ты будешь лететь на видимые сквозь сомкнутые веки радужные всполохи, постоянно ускользающие от тебя, вместо того, чтобы повернуться к огню, который грел тебя половину жизни.

— Очень поэтично, — сухо оценил жеребец. — Но ты заигралась и забыла себя в тех временах, десять лет назад. С тех пор многое изменилось. Я больше не крутился постоянно рядом с тобой, и ты сама не могла вечно контролировать меня. Я встретил новых пони, с новыми взглядами на жизнь, и каждая из моих, как ты сказала, шлюх, научила меня чему-нибудь, дала начало каждому из принципов, по которым я живу. Но знаешь, чему меня научила Рэйнбоу? В ту ночь, когда я нёсся за ней над океаном и нырял под волны, я чувствовал себя как никогда живым. Там не было ни намёка на огонь и тепло — только беспощадный ветер, тяжёлая вода и не оставляющий шансов холод. Ужас? А я чувствовал себя живым. Таким живым, каим никогда не был. — Соарин посмотрел на свою кьютимарку. — Я чувствовал себя именно тем, чем должен быть. И я понял: мне не нужен огонь и тепло. Больше нет. Я скорее буду гнаться за чем-то размытым и радужным, проламываясь сквозь тернии и раздирая своё тело в кровь, страдая и добиваясь, чем просто приму всё готовое и останусь на одном месте. Прости, Спитфайр. Я уже очень давно не тот, кем был раньше.

— Но теперь у тебя не получится вечно лететь и проламывать себе путь, — сузила глаза пегаска. — Рэйнбоу беременна. — Её взгляд смягчился. — Но я могу тебе помочь. Существует зелье, сладкое на вкус, но вызывающее выкидыш.

— Его можно купить у зебр?

— Практически у любой.

— Как наркотики?

Спитфайр, собравшись было ответить, остановилась.

— Нет, Соарин. Это ты на меня не повесишь. Я не снабжала Зэфир Бриза ничем запрещённым.

Пегас мрачно молчал некоторое время, а затем медленно перевёл взгляд на пегаску:

— Тогда откуда тебе известно, что он — бездельник, живший до седых волос с родителями?

Огненная кобыла вновь угрожающе прищурилась, но здесь дверь приоткрылась, и внутрь вошла Твайлайт с непроницаемым выражением на лице.

— А вот откуда, — почти скучающе сказала она, но прятать ликование у неё получалось плохо. — Чтобы вести с пони дела, о нём нужно кое-что разузнать. Итак, позвольте мне дополнить картину всем недостающим. Спитфайр, сколько Вам лет? Тридцать четыре? По обычаям «Вандерболтс» капитаном может быть только молодая пегаска, а Вы близитесь к отставному возрасту. Успешная карьера способствовала сохранению за Вами этого места, но с появлением Рэйнбоу Дэш всё пошло наперекосяк. Рэйнбоу обладает опытом, который в столь юном возрасте превышает тот, что имеет вся пилотажная группа, а также несокрушимым авторитетом — как внутри команды, так и во всей Эквестрии. К тому же, в неё влюбился Соарин, на которого Вы также положили глаз. Интервью, в которое вмешался Зэфир Бриз, подал Вам идею обтрясти три яблони одним ударом: сохранить место, избавиться от соперницы и убедиться, что она ни при каких обстоятельствах не вернётся к предавшему её жеребцу. Поэтому Вы полетели в больницу и нашептали Зэфу всё, что необходимо было сказать Соарину, и как это сказать. А как заставить его это выучить и исполнить? Только дать то, в чём он нуждается больше всего. Взяткой стал дом. В итоге: создана видимость добровольной измены с соответствующим доказательством, которое вяжется с мнимым бесплодием Соарина; если бы всё пошло по плану, Соарин вышвырнул бы Рэйнбоу из «Вандерболтс», как они и договаривались с Зэфир Бризом, и она ни за что бы не вернулась к нему, не простив такое предательство. Нетрудно догадаться, что на этом фоне Зэфир состроил бы благородного жеребца и спас лишённую всего кобылку, но это — дело десятое. По факту мы имеем то, что Вы решили убрать одну, чтобы жить смогли трое: Вы бы сохранили своё место и Соарина, Соарин избавился бы от, как Вы уверены, простите, подслушала, губительного влияния Рэйнбоу, а счастье Зэфир Бриза стало бы бонусом: он получил бы и дом, и деньги, и любимую. Неплохой план, неплохой. Но Вы ошиблись только в одном. Рэйнбоу Дэш и Соарин умеют разговаривать.

— У Вас есть ещё какие-нибудь доказательства, кроме этой «логической», — она презрительно поставила перьями кавычки в воздухе, — цепочки, Ваше Высочество?

— Косвенное. Видите ли, не каждый пони в Эквестрии вообще знает о том, что зебры варят зелья, и ещё меньше — что зельями зебр можно торговать. Вы же не просто знаете и о том, и о другом, а даже можете назвать ассортимент. Я услышала всего одно название, но, согласитесь, даже знающие о зебрах и зельях пони до такого не додумаются. Вы же даже смогли описать вкус.

— Прекратите клевету, — раздражённо поднялась с места капитан. — Ваша способность мыслить впечатляет, но Вы читаете слишком много книг и явно привыкли фантазировать. Я не признаю ничего из того, что было сказано. Это оскорбляет моё достоинство.

— В таком случае, я охотно извинюсь, если Вы позволите мне просмотреть Вашу память, — легко согласилась Твайлайт. Спитфайр поморщилась. — Только имейте в виду, что это преступление очень серьёзно как с нравственной точки зрения, так и через призму законов Эквестрии. Магия, шаманство и зельеварение, являющиеся насилием над личностью и разумом, причисляются к чёрным и караются очень сурово. Именно поэтому я прошу у Вас разрешения на проведение этого заклинания. Оно безболезненно и не вызывает неприятных ощущений, а если Вы невиновны, бояться вам нечего. Но имейте в виду: отказ я восприму как ещё одну улику против Вас.

«Странно, а Взгляд Флаттершай этот закон обходит, — мысленно хмыкнул Соарин. — Интересно, это потому, что она слишком милая, и её внешность как будто Богини лепили? Кстати, надо было притащить её сюда, дело пошло бы быстрее».

— Вы хотели сказать, «первую», — с язвительной учтивостью поправила пегаска. — Ну ладно, давайте. Надеюсь, это недолго, я и так потеряла уйму времени за пустыми разговорами.

Твайлайт кивнула и жестом подозвала Спитфайр к себе; капитан подчинилась. Заклинание началось, и некоторое время стояла тишина, нарушаемая только сосредоточенным дыханием Принцессы и мерцающим звоном текущей по взведённому над головой пегаски рогу магической ауры. Затем огненная кобыла резко вскинула голову вверх.

Сверхчувствительный во время такого заклинания рог словно раскололся надвое от не слишком сильного удара; с надрывным болезненным криком аликорночка разорвала паутину заклинания и отшатнулась. Спитфайр, пользуясь тем, что Соарин замешкался от удивления, развернулась на передних ногах и задними лягнула Твайлайт в грудь. Принцесса мешком ударилась в стену, упала на пол и осталась так лежать, стоная и держась копытами за голову. Жеребец наконец-то вышел из оцепенения и бросился на партнёршу, намереваясь прижать её к полу, но его прервал оглушительный звук бьющегося стекла — и в следующий момент в Спитфайр влетела Рэйнбоу Дэш. Она через окно увидела момент удара и не стала тратить время на поиски двери.

Пегаски сцепились в драке, которая не имела ничего общего ни с одним из боевых искусств, которыми владели они обе: это был общенациональный для всех видов существ кобылий мордобой. Соарин, зная его великолепные свойства, даже не решился сунуться, чтобы разнять: некоторое время Рэйнбоу и Спитфайр катались по кабинету, как две сбесившиеся собаки, круша всё, что попадалось на их пути. Потом старшая пегаска, наконец, сумела совладать со своими инстинктами и прицельным ударом задними ногами в живот побросила Рэйнбоу к потолку. Вывернувшись, Спитфайр пулей вылетела в разбитое окно, оставляя за собой расплавленно-огненный след. Синегривый пегас метнулся было за ней, но остановился в замешательстве, бросив взгляд на Дэш. Она висела под потолком, потирая копытом пострадавшую макушку.

— Будь с Твайлайт! — коротко приказала радужногривая и ринулась в погоню за капитаном. Соарин повернулся к корчащейся от боли аликорночке и недоверчиво кивнул.

Рэйнбоу Дэш молотила крыльями по воздуху, вытянувшись в струну и не сводя глаз с приближающейся огненной точки вдали. «Не знаю, что там у вас происходило, но ты ударила мою подругу. Ты также совершила покушение на королевскую семью, но ты в первую очередь ударила мою подругу!» — яростно думала пегаска, с пугающей стремительностью нагоняя Спитфайр и нанося ей удар по спине сцепленными копытами.

Капитанами лучших пилотажных групп не становятся те, кто легко пропускает удары. Ориентируясь по накрывшей её тени и изменению течения воздуха, огненногривая пегаска легко ушла от атаки, посредством сальто оказавшись над Рэйнбоу и отправив её вниз её же ударом, только совершённым вниз спиной. Радужногривая вскрикнула и ушла в стопор; не тратя ни секунды, Спитфайр бросилась за ней, избивая и рыча:

— Ты решила, что сможешь справиться со мной?! Сейчас я покажу тебе, насколько ты ошибаешься!

К Дискорду имидж.

Никому не хочется гнить в темнице.

Глава XX. Правосудие

Спитфайр была слишком быстра, даже для Рэйнбоу Дэш. Было дело, когда радужногривая пегаска догнала её, хотя на это практически не было шансов, но угнаться за непрерывной очередью её ударов было невозможно. После короткой борьбы, больше похожей на сверхскоростное избиение, Дэш поняла это. Она начала позорно отступать.

В первые секунды пегаской владела паника: если Спитфайр погонится за ней — забьёт насмерть. Под шерстью по коже стремительно разливались гематомы, краснея и желтея. Однако, обернувшись, Рэйнбоу увидела, что капитан просто-напросто сбегает, скрываясь за облаками. Всё это избиение было не для того, чтобы причинить радужногривой реальный вред, а чтобы напугать и отвлечь её. Что ж, у Спитфайр получилось: Дэш ужаснулась умениям старшей пегаски и потеряла по меркам ситуации немало времени на то, чтобы улететь подальше. С рыком оскалившись и досадливо клацнув зубами, Рэйнбоу снова бросилась в погоню и подумала: «Даже если на это нет шансов — я не могу уйти».

Догнать Спитфайр всё же оказалось делом нехитрым. Радужногривая догадалась: она летает быстрее, чем капитан наносит удары. Воодушевлённая открытием, она ускорилась до предела и пролетела мимо огненной пегаски, серьёзно подрезав её, а затем, не успела старшая кобыла выправиться, снова швырнула в штопор с другой стороны.

— Никак не успокоишься? — рявкнула Спитфайр. — Обрадовалась, что можешь наносить удары исподтишка? Как ты вообще видишь себя с Соарином? Я готова убить за него. Ты же не можешь даже встретиться со мной лицом к лицу!

— Я — каскадёр, а не идиотка! — огрызнулась Рэйнбоу и в очередной раз соколом бросилась на Спитфайр, но оказалась поймана зубами за заднюю ногу. Злорадно усмехнувшись испуганному вскрику радужногривой, капитан использовала её инерцию против неё самой и швырнула вниз. Однако Дэш тоже воспользовалась зубами, схватив старшую кобылу за хвост и утянув её за собой.

— Что ты творишь?! — возмущённо закричала огненная пегаска и попробовала взлететь, но каждая попытка взмахнуть крыльями обрывалась, когда радужногривая дёргала её за хвост так резко, что дезориентировала всё тело. Спитфайр с визгливым рыком попыталась лягнуть — не хватило длины задних ног, только кончик одного из копыт проехался по лицу Рэйнбоу, не причинив значительного урона.

Поглощённая борьбой капитан даже забыла о том факте, что земля приближается. Дэш, напротив, помнила об этом: когда настал момент, она быстро развернула крылья и рванула голову и шею вниз, а потом взлетела, не обременённая никаким грузом. Груз оказался размазан по земле.

Спитфайр скоро оправилась от удара и попыталась подняться, но получила удар с разгона всеми четырьмя копытами в спину, едва не сломавший ей позвоночник. Хрипло вскрикнув, пегаска с костяным хрустом упала обратно.

Вторая попытка встать была прервана ещё более обидным образом.

— Вы арестованы, — холодно объявила Твайлайт, бросая ей на копыта магические кандалы. Она успела оправиться от удара к этому моменту и поспешила Рэйнбоу на помощь.

— Можешь попытаться улететь, — милостиво разрешил стоящий рядом с ней Соарин. В его голосе не было издёвки или сарказма. — Полиция пока не прибыла, но когда прибудет — крыльями воспользоваться тебе не удастся в ближайшие пять лет.

Приземлившаяся напротив Спитфайр Рэйнбоу Дэш заметила ужас в её глазах. Она озадаченно и осторожно спросила:

— Почему не удастся?

— Крылья в тюрьме ни к чему, поэтому их подрезают.

Услышав это, огненная пегаска окончательно впала в панику. Она почти что всхлипнула и свечой ушла в небо.

— Уйдёт! — испугалась Дэш и распахнула крылья, прижимаясь к земле для низкого старта. Соарин следом за ней сделал то же самое, но Твайлайт успокоила их:

— Не уйдёт. У этих колодок есть небольшой бонус.

— Какой? — выпрямляясь и складывая крылья, поинтересовались пегасы.

— Подождите.

Все трое замерли, прислушиваясь и всматриваясь в небо. Через несколько секунд раздался какой-то гул, и Спитфайр пришпилило к земле так страшно, что это показалось смертельным. Однако пегаска сумела взмахнуть крыльями, зависнув над землёй, и снова скрыться из виду на самой высокой скорости.

— Эти колодки, — довольно пояснила Твайлайт, соединив сгибы своих крыльев перед грудью, — привязывают жертву к определённому радиусу, и она не может покинуть его даже посредством телепортации. Я почерпнула идею у Сомбры.

— Всё-таки… — поёжилась Рэйнбоу. — Подрезать крылья — это жестоко.

Соарин подошёл к ней и мягко обнял:

— Подумай, где она ими будет пользоваться в тюрьме.

— Логично, но сама идея очень жуткая. — Дэш вздохнула. — А что будет с Зэфом?

— Пойдёт как соучастник, вероятно, — погрустнела Твайлайт. — Флаттершай этого не переживёт.

Жеребец мрачно кивнул. Зэфира ему не было жаль ни минуты, но его сестра не вызывала ничего, кроме симпатии.

— В любом случае, — чуть крепче сжал радужногривую в объятьях, твёрже сказал пегас, — это — самое малое, что они заслужили. Они заставили Рэйнбоу пережить изнасилование.

— Есть тут ещё один косяк, — прищурилась Дэш и бросила намекающий взгляд на свой живот.

— Кажется, она ударила тебя прямо туда, — вмешалась Твайлайт. — Как ты себя чувствуешь?

— Надеюсь, что удар вышел плодотворным.

— Рэйнбоу! — возмутилась Принцесса. — Как ты можешь…

— Могу, — устало потёрла глаза передним копытом пегаска. — Мне не нужен этот жеребёнок. Я буду плохой матерью и ещё худшей пони для него. Я хочу от него избавиться, потому что не готова. Ну так что? — она посмотрела на Соарина. — Ты мне поможешь?

— Дэш, — с трудом ответил он. — Если бы ты знала, как это всё проходит, не рвалась бы туда с таким усердием. Я не пущу тебя на аборт. Я готов к тому, чтобы остаться с тобой и жеребёнком, но не к тому, чтобы похоронить тебя, пока эмбрион будет лежать в баночке, как ты и хотела.

— Жеребёнок станет моими личными оковами! — возмутилась радужногривая, отталкивая Соарина. — Ты не можешь просто взять и посадить меня на привязь!

— Могу, — в глазах пегаса появилась жестокость, он поймал копыто кобылки и сдавил, останавливая любое сопротивление. — И посажу, если это тебя спасёт. Рэйнбоу, пожалуйста, поверь мне. Аборты в Эквестрии — едва ли не самая худшая по качеству операция. Смерть от него может быть совершенно неожиданной. — Соарин повернулся на приближающийся шум: к компании приближалась целым эскортом полиция. Жеребец нехотя выпустил копыто Дэш и сказал: — Поговорим позже. Не делай глупостей.

Поговорить так и не удалось: весь оставшийся день прошёл в оформлениях бесчисленных документов, даче показаний, экспертиз и успокоении безутешно рыдающей Флаттершай. В такой круговерти о маленькой проблеме Рэйнбоу не вспомнила даже она сама. Вернувшись под вечер в облачный коттедж, Дэш и Соарин уснули без задних ног.

Ранним утром их разбудил стук в дверь. Соарин нехотя поднялся, недовольно бурча про «такую рань», «кого принесло» и «спать, что ли, негде». Он открыл и, зевая, посмотрел на нетерпеливо ждущую снаружи Твайлайт Спаркл.

— Что-то серьёзное? — почёсывая плечо, сквозь зевоту спросил жеребец.

— По крайней мере, Рэйнбоу этому бы обрадовалась, — возбуждённо кивнула аликорночка. — Я всё обдумала и решила, что она всё же имеет право на то, что делать с собственным телом.

— О чём это ты?

— Если ты не против, она может избавиться от жеребёнка безопасным способом. Зебринским. Не скажу, что он легален, но… ничего о его запрещённости я не нашла.

Рэйнбоу, услышав новость от пришедшего будить её Соарина, стряхнула остатки сна, наскоро умылась и полетела вместе с Твайлайт в Вечносвободный лес.

— Зебры при помощи зелий могут исправить практически что угодно, — рассказывала пегасам на лету Принцесса. — Это касается и вопросов размножения, но абортирование в полосатых племенах происходит по другим причинам и другим образом, нежели у пони. Открыты и гораздо более жуткие способы, но этот представляет собой горячую ванну с очень концентрированными ароматическими маслами и настойками. — Соарин почувствовал, что его мутит. Несмотря на нейтральный лекторский тон, звучало всё очень жутко. — Всё это сочетание буквально вытравливает плод, но получить такую процедуру может далеко не каждая кобылка. Перед тем, как пустить её в ванну, шаман проводит обряд, спрашивая у души жеребёнка, хочет ли она рождаться. Если ответ отрицательный — кобылка принимает ванну и спокойно идёт дальше заниматься своими делами, безо всяких осложнений. Но если ответ положительный, то допустить такое шаману не позволит профессиональная этика.

— А Зекора, значит, умеет это делать? — подняла уши Рэйнбоу, стараясь игнорировать неважный вид Соарина.

— Ну, иначе откуда бы я это узнала, — хихикнула Твайлайт. Радужногривая скептически прикрыла глаза:

— Скажи, ты ведь на самом деле не отреклась от своих убеждений и просто хочешь посмотреть на процесс, да?

— Всё ради науки, — пристыженно поджала губы аликорночка. — Но, если ты не хочешь…

— Хочу, хочу, успокойся. — Закатила глаза Рэйнбоу. Остаток пути Твайлайт снова воодушевлённо рассказывала об обычаях зебр.

Зекора уже ждала их в своей хижине с большим котлом дымящейся воды и расставленными вокруг него разнообразными причудливыми ёмкостями. Её лицо украшал ритуальный макияж, а полоски из-за покрывающей тело краски сплетались в совершенно неестественные узоры. Посохом зебра указала пришедшим, куда им сесть на время ритуала — это оказалась вязанка соломы, — а Рэйнбоу подозвала к себе.

Несколько минут Зекора в разном ритме трясла вокруг радужногривой своим посохом, пела причудливые песни на своём языке, и исполняла что-то похожее на танец, но слишком непредсказуемое, пусть и пластичное. Возможно, зебры увидели бы в этом глубокий сакральный смысл, но пони просто с замиранием сердца смотрели представление. Наконец, Зекора остановилась, прислонила посох к горячему котлу и копытом свезла макияж куда-то к шее, после чего поклонилась Рэйнбоу Дэш.

— Э-э… — когда пауза затянулась, попробовала издать звук пегаска. — Что это значит?

— Не суждено ритуалу случиться.

Твой жеребёночек хочет родиться, — был ответ.

— Как это — хочет? — возмутилась радужногривая, прижав уши. — Я не хочу!

— Даже жестокий удар в живот

Не смог убить того, кто в нём живёт.

Зекора, больше не говоря ни слова, принялась убирать расставленные вокруг котла ёмкости по своим местам. Рэйнбоу Дэш бессильно хлопала ртом.

— Пойдём, — позвал её Соарин с долей облегчения в голосе. — Мы теперь ничего не сделаем.

— Сделаем, — упрямо прошептала пегаска, но всё же послушалась и покинула хижину, не попрощавшись с зеброй.

Ещё на подлёте к дому Рэйнбоу до двух пегасов доносился гул голосов. На пороге оказалась толпа журналистов, возникшая перед их глазами разноцветной лавиной так резко, что пегаска с непривычки даже подпрыгнула в воздухе. На мгновение наступила тишина, за время которой Соарин и Рэйнбоу сумели перелететь через толпу и приземлиться на пороге, а потом Дэш оглушили щелчки фотоаппаратов и возбуждённо-истеричный гомон торопливых вопросов:

— Скажите, что Вы думаете о ситуации с бывшим капитаном «Вандерболтс»? Каково Ваше мнение о произошедшем?

— Большие ли сроки получили злоумышленники? Как думаете, они будут мстить после освобождения и будет ли оно?

— Правда ли, что Вы беременны? Как сложится Ваша карьера после декрета?

— Расскажите об афере Спитфайр с фальсификацией результатов медобследований!

— Когда Вы поняли, что происходит что-то неладное?

— Что будет с командой после отстранения Спитфайр? Фанаты беспокоятся о том, кто будет новым капитаном!

На помощь растерявшейся перед такой атакой сразу после сна Рэйнбоу пришёл Соарин, заставивший журналистов умолкнуть одним отработанным за годы жестом. Несколько секунд перед тем, как он начал говорить, стояла такая тишина, что можно было слышать дыхание каждого из пони.

— Я отвечу на все вопросы сразу. Уверен, они не слишком отличаются от моих предположений. Спитфайр за покупку и распространение запрещённых веществ, а также подделку документов может получить пятнадцать лет лишения свободы. Зэфир Бриз, как соучастник и, грубо говоря, подконтрольная марионетка — пять лет условно. Как заместитель капитана, её пост займу я, остальные члены команды не выступили против этого. Зебра, которая продала Спитфайр наркотическую смесь, разыскивается. Подсыпавший её в сидр официант уже арестован, ведётся следствие. Полную версию этой истории вы можете попросить у Твайлайт Спаркл — все записи сохранились, а пересказывать её уже в который раз я не хочу. Это всё?

— Вы не ответили на вопрос о беременности Рэйнбоу, — пыхтя, напомнила удерживающая себя левитацией единорожка. Соарин помедлил с ответом.

— Да, это правда. Отец жеребёнка — я, и я это признаю.

Ответ спровоцировал шквал вопросов, среди которых выделился:

— Должно быть, жеребёнок от такого союза станет самым быстрым летуном во всей Эквестрии?

Рэйнбоу Дэш уверенно вышла вперёд; Соарин уступил ей дорогу. Пегаска чуть нервно усмехнулась и, почесав радужную гриву копытом, сказала:

— Вообще-то, я не собираюсь его оставлять. — Мгновенно, как будто кто-то вдруг выключил звук, наступила тишина. Пегаска продолжила: — Жаль вас разочаровывать, но вам лучше не строить никаких догадок, в том числе — насчёт имени и пола. Я планирую прервать беременность.

Соарин тяжело сглотнул. Это было крайне смелое, попросту скандальное утверждение. Он ненавязчиво шагнул к Рэйнбоу, собираясь во всех смыслах увести её в тень и выправить ситуацию — хотя сам был не уверен, что это возможно, — но тут журналисты снова оживились. Вопросы посыпались с тройной яростью, все однотипные — как так можно, ты же Хранительница Верности, что скажут друзья, как отнесутся Принцессы. Дэш стушевалась под таким напором негодования и ненависти, направленным на неё, и начала отступать; к ужасу Соарина, журналисты напротив стали напирать, грозя войти в дом. Пегас вскинулся и бросился им наперерез:

— Тихо все! Замолчите немедленно! — толпа не замолчала, но попятилась. — Тихо!

Гомон угас. Жеребец обвёл жаждущих сенсации и дорвавшихся до неё суровым взглядом, приструнивая самых буйных, и продолжил:

— Я не буду повторять дважды. Вы можете включить мои слова в свой материал, а можете — нет, но слушайте и запоминайте. Да, в Эквестрии запрещены любые формы абортов, право на жизнь уважается и соблюдается даже для нерождённых пони, и это похвально. Это действительно замечательно и гуманно, но давайте посмотрим на это не со стороны жеребёнка, а со стороны матери. Может быть неподходящий момент для рождения: нет жилья, нет денег, нет возможности поставить жеребёнка на ноги, нет элементарного желания. Право на жизнь до рождения священно, но зачем ради этого жервовать жизнью уже родившейся и живущей? Говоря о Рэйнбоу Дэш, я имею в виду её блестящую и выдающуюся карьеру в области высшего пилотажа. Беременность и роды ослабят её организм, возможно, она даже потеряет форму и долго не сможет вернуться в спорт. Даже если она будет любить своего жеребёнка — вряд ли он заменит ей небо и ветер. Я хочу сказать, что рожать должен тот, кто этого хочет. А кто хочет летать — тому не нужен лишний балласт.

Рэйнбоу смотрела на Соарина широко раскрытыми глазами. «Это значит, что он позволит мне? — подумала она. — Значит, я смогу избавиться от жеребёнка, действительно смогу?».

— Подождите, — раздался робкий голос из толпы. — Значит ли это, что вы оба выступаете за аборты?

Жеребец некоторое время молчал.

— Да, — ответил он. — Да, потому что нет смысла губить сразу две жизни, чтобы появилась одна.

Глава XXI. Голубые ангелы

Газеты со скандальными заголовками разметались за считанные минуты после того, как оказывались на прилавках. Редакции журналов купались в битах и праздновали джекпот. Они хотели сенсацию — они получили её и рассказали всему свету. Последствия их не волновали, в конце концов, они всего лишь несут правду в массы.

Фанаты «Вандерболтс» раскололись на два лагеря, и непонятно было, чья численность больше: тех, кто всецело поддерживал своих кумиров и тех, кто возненавидел их за неприкрытую пропаганду убийств нерождённых жеребят. Волны обсуждений на грани призывов к гражданской войне одна за другой прокатывались по Эквестрии, переливаливая даже за её пределы. Новые и новые аргументы, дельные и бестолковые, штамповались и распространялись не хуже саранчи.

Когда спор между пони зашёл в тупик и был готов перейти в формат боёв не на жизнь, а на смерть, Селестия была вынуждена вмешаться и дать репортёрам аудиенцию. Нет, она не разделяет точку зрения Соарина и Рэйнбоу Дэш. Нет, она не одобряет их выбор, но, добавляет осторожным и двусмысленным тоном, не считает, что было бы правильно право на этот самый выбор у них отобрать. Конечно, такое девиантное поведение неприемлемо для персон, на которых с благоговением смотрит вся страна, но когда же обходилось без крупицы перца в бочке с сахаром. Как Элемент Верности может отвергать общенародные идеалы своей родины, может, избрание такой пони Хранительницей было ошибкой? Э-э…

Время шло. Вопрос не закрывался, недовольства не утихали. Открыто высказанное намерение Рэйнбоу Дэш и мнение Соарина продолжали вызывать споры и гнев. На следующее шоу «Вандерболтс» набилось вдвое больше пони, чем мог вместить стадион; ближе к середине часть публики устроила такой беспорядок в знак протеста, что пришлось впервые за всю историю вызывать полицию, чтобы усмирить толпу. На последующие шоу не явилось ни одного пони.

Гордость не позволяла Рэйнбоу Дэш, как рекомендовала Селестия, отказаться от своих слов. «Это не круто, — возмущалась пегаска, несмотря на все увещевания Соарина. — Нет, я сказала это, и я буду придерживаться этой точки зрения. Я не хочу быть, как одна из тех хитрокрупых политиков, которые одним говорят одно, а другим — другое, лишь бы оставаться хорошими для всех». Синегривый жеребец не пытался возразить. Эгоизм пегаски покрывал собой всё.

— А ты ничего не скажешь по этому поводу? — смерила его вишнёвым взглядом радужногривая.

— Я поддержу тебя, какое бы решение ты ни приняла, — спокойно ответил пегас и продолжил смотреть на то, как потихоньку разваливается команда, любимая им и всей Эквестрией. Втайне от всех он иногда надевал плащ, чтобы скрыть свою личность, и отправлялся в бары. Не для того, чтобы найти кобылку на ночь, как в прошлые времена — для того, чтобы послушать, как в укрытии барных стен пони горько вспоминают о былом, когда не было никаких скандалов, и можно было спокойно наслаждаться шоу, не устраивая показательных погромов.

Соарин понимал их и, к собственной ненависти, признавал правоту Спитфайр. Ослеплённый и зачарованный радужными всполохами волос, жеребец не сумел сразу разглядеть всю суть Рэйнбоу Дэш. Теперь она совершила ошибку, которая медленно разрушает жизнь всей команды, и в частности — его.

Однажды пегаска вошла в теперь уже его кабинет. Соарин удивился: раньше она не имела привычки стучать и бесцеремонно вламывалась к нему. Конечно, это не приносило никаких отрицательных эмоций и ничему не могло помешать, но…

— Рэйнбоу? — он оторвался от ничегонеделания и скользнул по кобылке взглядом. В передней ноге она несла знакомой жёлто-голубой расцветки свёрток. — Что-то случилось с твоей формой?

— Она в идеальном состоянии, — едва слышно сказала Дэш, подходя к столу и кладя свёрток на него. — Возможно, её даже сможет носить кто-нибудь ещё.

— К чему ты клонишь? — спросил Соарин, взяв опущенное лицо Рэйнбоу копытом за подбородок и посмотрев в глаза без единой искры. — Что такое?

— Я ухожу из «Вандерболтс», Соарин. Так будет лучше.

Жеребец отпустил голову пегаски — только для того, чтобы, обойдя стол, заключить её в объятья. Рэйнбоу Дэш шмыгнула носом несколько раз, а потом разрыдалась, зарывшись лицом в шерсть у него на груди и обнимая за спину так сильно, что копыта почти рвали кожу.

— Я такая дура! Я такая дура! — сдавленно кричала она сквозь слёзы. Пегас молчал: он был с этим согласен. Он мог только успокаивающе поглаживать радужногривую по спине. — Я хотела быть вместе с вами, чтобы делиться своими идеями и мастерством, а в итоге… в итоге… в и-то-ге… — она длинно всхлипнула. — А в итоге разрушила всё до основания!

— Рэйнбоу, — растерянно посмотрел на неё Соарин. — Ты не виновата в случившемся, я не успел тебя обучить. Ты можешь просто отказаться от своих слов. Прошло уже несколько недель, а ты ни разу не вспомнила об аборте. Может, ты решила…?

— Я не вспоминала, потому что… Нет, не так. Почему ты не вспоминал? Ты ведь публично сказал, что не будешь против, если я сделаю его.

— Я сделал это потому, что не мог оставить тебя на растерзание толпе, — жеребец крепче прижал её к себе копытами. — И, возможно, потому, что хотел бы этого жеребёнка.

— Хо… хотел?

— Возможно, — акцентировал Соарин. — Но моё желание для тебя ничего не значит, поэтому я больше не стал давить. Даже если я не в восторге от этой идеи — лучше уж жеребёнок, чем твоё вывернутое наизнанку тело в темноте какого-нибудь подвала. — Пегас поцеловал Рэйнбоу Дэш в макушку, с умиротворением заметив, что она перестала рыдать. — Не делай глупостей, помнишь? И забери свою форму, она тебе ещё пригодится, — с доброй улыбкой он вытер слёзы со щёк пегаски.

— Но ведь на наши шоу уже никто не ходит. Даже Селестия не рискует звать нас на встречи, как делала ранее.

— Поэтому я прошу тебя отказаться от своих слов. Да, это будет нелегко, но это всё-таки будет правдой, верно?

— Что именно говорить? — вытирая копытами нос, уточнила Дэш. Соарин мысленно закрыл глаза от облегчения.

Уже через пару дней Рэйнбоу давала интервью, а белесый пегас, поддерживая, стоял перед журналистами рядом с ней.

— Каждый из нас может совершать ошибки, — перебарывая себя, говорила пегаска. — Особенно — по молодости и неопытности. Порой мы можем совершать ошибки под влиянием шока, неожиданности — всего, к чему мы не были готовы, поэтому первая и естественная наша реакция на них — отрицание, желание вернуть всё на круги своя. Ослеплённые испугом и застигнутые врасплох необходимостью отвечать за то, что мы не готовы даже принять, мы можем совершить немало ошибок. Может даже случиться так, что эти ошибки отразятся на дорогих нам пони, на нашем коллективе и на нашей стране, а мы не сможем быстро понять, что явилось тому причиной — ведь для нас самих всё было в порядке вещей. Однако те, кто пытался указать нам на нашу вину, непременно смотрят на ситуацию свежим, незамутнённым страхом взглядом. — Рэйнбоу сделала паузу на то, чтобы стиснуть зубы и не сказать ничего грубого, что обычно вырывалось у неё на репетициях с Соарином на этом самом месте. — Рано или поздно, но мы должны прийти к их мнению, прислушаться к нему… и принять. Я уверена, что через такое проходит каждый из нас. Я не стала исключением, и, увы, моя ошибка отразилась на целой стране. Сейчас я стою здесь, чтобы извиниться. Извиниться за свой страх и своё малодушие, так бесконтрольно вылившиеся в… — пегаска запнулась, забыв слова. — …В… В то, что мы имеем сейчас.

Пони поверили и охотно простили — в штаб даже повалили письма с извинениями. Многие пони объясняли свои действия шоком и стадным инстинктом — конечно, не каждый же день услышишь то, что противоречит учению обожаемой Солнечной Принцессы. Рэйнбоу снова стали улыбаться на улицах, тепло её приветствовать, просить автографы, поздравлять. Пусть она ещё и не привыкла к тому, что у неё появится жеребёнок — перестала вести себя эпатажно. Вскоре, не устраивая никаких пышных церемоний, Соарин и Дэш поженились. Жеребец остался рядом с пегаской, чтобы поддерживать её, но… на смену дневным неприятностям пришли ночные кошмары.

Врачи объясняли это беременностью: подсознательный страх за потомство, выливающийся в неприятные сновидения — не такая уж и редкость, но Соарин всё равно не был уверен, что всё так легко и просто, через ночь успокаивая просыпавшуюся в слезах Дэш. Днём она напрочь забывала о страхах, вела себя жизнерадостно и смело, но стоило только сомкнуть глаза и заснуть — всё повторялось сначала. В её снах их заклеймили жеребятоубийцами после этого дополнительного интервью, как будто всему понийскому роду вдруг потребовался тот, кого можно ненавидеть. Каждый сон, к удивлению жеребца, был логическим продолжением предыдущего: как будто кошмары рассказывали о том, что могло бы быть, развейся всё по-другому.

Сначала изуродовали штаб «Вандерболтс», расписав стены обвинительными надписями и выступающими за жизнь лозунгами. Твайлайт Спаркл в отчаянии писала Селестии, прося её вмешаться и прекратить это безумие, пока не поздно. Ответом был почти вежливый отказ, обоснованный тем, что такая реакция справедлива и закономерна, и что опасно менять идеологию целых поколений ради всего двух пони, решившихся выступить против неё. Принцесса Дружбы приняла это, но втайне сожгла целое крыло своего замка от гнева. Вандерболты, всю жизнь держащиеся друг за друга, как одна большая семья, обратились к фанатам и противникам с просьбой проявить благоразумие: Соарин и Рэйнбоу Дэш находились в сомнениях, но решили оставить жеребёнка, разрушения больше не требуются и не требовались никогда. Но едва народ был готов согласиться, как кто-то пустил слух: мол, пролетая мимо дома Элемента Верности, слышал досадливые крики о том, что все эти проблемы — из-за какого-то случайного дискордова комка у неё в животе.

В следующем же сне это подтвердилось, и это было единственным нарушением хронологии, отсылавшей к скрытым, пропущенным в предыдущих снах событиям. Уставшая от постоянных нападок, зрительных или словесных — всё-таки физически с ней связываться никто не решался по нескольким причинам — Рэйнбоу Дэш разразилась настоящей кобыльей истерикой. Она кричала о ненависти к Спитфайр и Зэфир Бризу с их махинациями, к Соарину за то, что таскался за ней, к жеребёнку, из-за которого столько проблем, и которого надо было сразу выскрести хоть самостоятельно. Соарин к этому моменту тоже исчерпал запасы своего терпения и высказал пегаске, что если бы она не была такой эгоистичной и упрямой — большей части сегодняшних проблем можно было бы избежать. В середине ссоры — а это, учитывая запал Рэйнбоу, была только середина — жеребец развернулся и ушёл из её дома, хлопнув дверью.

После этого сна успокоить пегаску оказалось особенно сложно, она даже несколько раз ударила Соарина по лицу под влиянием эмоций. Вместе с тем Рэйнбоу ослабла от постоянных недосыпов и сопровождавших вынашивание осложнений, поэтому удары оказались пустяковыми. Соарин твёрдо, но нежно скрутил Дэш, прижал к себе и не отпускал, пока всхлипывания и бессвязные оскорбления не сменились тихими вздохами. Зекора, узнав об этом несчастье, подарила паре пегасов несколько сортов успокоительных чаёв с приятным вкусом и сильным ароматом. Кошмары не прекратились, но их интенсивность снизилась: хотя бы в том, что Рэйнбоу перестала переживать их от первого лица.

В следующем Соарин вернулся к пегаске, как ветер, только услышав где-то хвастовство о том, что кто-то сделал с облачным коттеджем. Видимо, сделали что-то очень внушительное, поскольку его вообще не оказалось на месте. Дом, как выяснилось, откочевал к самым территориям алмазных псов, свёрнутый с точки своей опоры десятками натруженных пегасьих копыт. Соарин, попытавшись войти, обнаружил, что вход запаяли снаружи — примитивной магией, которую было легко сломать, но отнюдь не изнутри, откуда были слышны всхлипывания Рэйнбоу Дэш. Синегривый пегас никогда не видел её такой напуганной и сломленной. Несколько часов он провёл, покачивая и успокаивая её в своих объятьях, пока измученная пегаска не заснула.

Именно этим жеребец успокаивал её в реальности после каждого кошмара — наверное, поэтому они прекратились. Соарин горячо поблагодарил Зекору за её чай и, поскольку она принципиально отказалась от денег, подарил несколько коробок редких ингредиентов для зелий, которые просто так не достанешь.

Жеребец также проконсультировался с врачами и получил ответ: длительная и кардинальная смена обстановки пойдёт пегаске на пользу, о чём сигнализируют её сны. Всё неприятное происходило в привычных места; в новом же всё наладилось. Соарин поделился этой идеей с Рэйнбоу Дэш.

— Путешествие? — улыбнулась она. — Здорово! — однако, не успел пегас расслабиться… — Эй, давай скажем всем, что нас, типа, изгнали?

Такого жеребец не ожидал.

— Что? Зачем? — вылупил он глаза.

— Я с жеребячества мечтала стать борцом с системой, — воодушевлённо объяснила Рэйнбоу с сияющими глазами. — Таким, чтобы на него охотились, за его голову назначали награду, боялись и уважали…

«Вот уж от чего Элементы Гармонии действительно спасли Эквестрию», — мысленно ухмыльнулся Соарин, каким-то чудом сохраняя серьёзное, внимательное и, самое главное, заинтересованное выражение лица. Пони беременная, мозги отёкшие… Врачи его, кстати, о подобной экстравагантности тоже сочли нужным предупредить. Как выяснилось, не зря.

— Представь, как будет круто! — распахнула крылья Дэш. — Мы ещё можем сказать, что вообще не коснёмся земли — это ещё на двадцать процентов круче!

— Конечно, можем, Рэйнбоу, — добродушно усмехнувшись, ласково потрепал супругу по гриве Соарин. — Только у меня к тебе одна просьба.

— Какая?

— Ты не будешь против, если я захочу отыскать двух первых своих жеребят? — Дэш озадаченно посмотрела на пегаса, и он терпеливо рассказал о двух случаях, когда кобылы привели к нему своё потомство под видом общего с ним. — Я не собираюсь бросать тебя и нашего жеребёнка — всего лишь хочу помогать тем. Они не должны страдать из-за преступления Спитфайр.

— Ну… конечно, я не буду против, — кивнула Рэйнбоу после краткого раздумья. Соарин благодарно поцеловал её в лоб и, как только выдалась минутка, полетел ко всем близким друзьям, чтобы предупредить о новом бзике своей жены.

Вандерболты отнеслись к этому кто с шуткой, кто с неодобрительным цоканьем. Подруги Рэйнбоу Дэш же выразили благодарность за такое трогательное к ней отношение — в особенности Рэрити, чувствительная к таким вещам.

— Ты — настоящий жеребец, Соарин, — чуть порозовев под белоснежной шерстью, польстила ему единорожка. — Рэйнбоу Дэш очень повезло встретить тебя.

— Это мне повезло встретить её, — улыбнулся в ответ Соарин. — И всё же, подыграйте ей, пожалуйста?

Кобылки дружно выразили согласие, и на следующий день — Рэйнбоу, воодушевлённая своей идеей, не могла терпеть и упрашивала Соарина лететь немедленно — план был приведён в исполнение.

— Нам придётся на некоторое время скрыться с глаз, — сказала радужногривая изображающим недоумение подругам на общем сборе. — Даже Селестия прислала письмо, в котором порекомендовала Соарину это сделать, ну, а я лечу за ним.

— Рэйнбоу! — пискнула Флаттершай.

— Флаттершай, — печально посмотрела на подругу Дэш. — Мне очень жаль, что это случилось.

— Тебе не за что извиняться, — пробормотала розовогривая пегасочка, отводя взгляд; в глазах стояли слёзы — единственная искренняя эмоция в этом спектакле, которая растапливала и остальных пони тоже.

— Как твои родители?

Одними губами Флаттершай произнесла слово «инсульт» и, закрыв лицо крыльями, громко всхлипнула. Рэйнбоу Дэш с непередаваемой болью и виной посмотрела на подругу и крепко прижала к себе, утешая.

— Хотя бы поэтому нам лучше уйти. — Грустно сказала она. — А если что-то случится — вы всегда можете призвать меня с помощью Карты.

— А мы можем делать это в случаях, когда будем скучать? — шмыгая носом, спросила Пинки. Сострадание к Флаттершай взяло верх; об инсульте её матери знали многие, но каждый раз пегасочка не могла сдержать эмоций.

— Но не слишком часто, — с напускной строгостью наклонила голову Дэш. Розовая земная пони неправдоподобно усмехнулась.

— Пожалуй, ты права, — тихо вздохнула Твайлайт. — Так будет лучше для вас. Но кто будет новым капитаном «Вандерболтс», если Спитфайр в темнице, а вы оба уходите? Флитфут?

— Флитфут — прекрасный каскадёр, но у неё совершенно нет лидерских качеств. Она может только следовать. Поэтому… — Соарин призывно махнул кому-то копытом, и перед друзьями с облака рухнула оранжевая молния.

— Лайтнинг Даст?! — хором удивились кобылки. Это тоже было искренне: насчёт Лайтнинг Даст Соарин их не предупреждал.

— Да, — засмеялась Рэйнбоу, подходя к бывшей напарнице и делая с ней бровинг. — Для нас с Соарином это — последняя шутка над Вандерболтами, для журналистов и фанатов — повод шокироваться и побыстрее о нас забыть, а для Лайтнинг Даст — шанс исправиться. В конце концов, нам с Соарином уже всё равно, что станет с командой.

— Вот сейчас обидно было, — фыркнула зеленоватая пегаска. — Ты говоришь так, будто я не справлюсь.

— Посмотрим. — Хитро протянула Рэйнбоу.

— Кстати, действительно обидно. По сравнению с тем, что сделали вы, меня можно было только шлёпнуть по крупу.

— Я — Элемент Гармонии, — задрала нос радужногривая. — Мне можно. — Хранительницы засмеялись.

— А ведь правда: Селестия не погладит нас по головкам за то, что мы превратили лучшую пилотажную группу Эквестрии в балаган, — усмехнулся Соарин.

— К слову, Дэши, ты не злишься на неё? — выступила вперёд Рэрити.

— Нет, — легко пожала плечами пегаска. — Не менять же идеологию из-за меня одной. Зато я наконец-то выполнила мечту жеребячества: по-крупному пошла против системы и даже стала изгнанницей.

— Изгнанницей? — прижала уши Эпплджек.

— Ну, так мы с Соарином решили это обозначать. Для нас теперь небезопасно ни в одном из городов — ни в небесных, ни в земных. Мы будем путешествовать, не спускаясь ниже облаков.

— Как ангелы? — спросила Свити Белль, широко улыбнувшись. — Мама рассказывала мне сказку о волшебных пегасах, что невидимы для обычных пони и никогда не спускаются ниже облаков, но всё равно оберегают нас.

— Ангелов не существует, глупая, — авторитетно заявила Скуталу, но Рэйнбоу Дэш ласково погладила копытом кудрявую голову маленькой единорожки и тепло возразила:

— Значит, теперь они есть. — Помолчав и вспомнив о чём-то, она вдруг воскликнула: — Эй, Скут, ты никогда не думала о воздушном штабе Меткоискателей? — юная пегаска восторженно вдохнула. — Всё равно мой дом пока что будет пустовать — можешь тусоваться там с другими пегасами, если сможешь взлететь.

— Смогу! — выпятила грудь Скуталу. — Не сомневайся даже, смогу!

— Вот и чудно. Идите все сюда. — Рэйнбоу раскрыла крылья для объятий, и подруги одновременно обняли её. Соарин, улыбаясь, стоял рядом и ждал, когда их прощание закончится, но вдруг ощутил, как его что-то тянет за одно из передних копыт. Опустив взгляд, пегас обнаружил Эпплблум.

— Что такое, малышка? — спросил жеребец.

— Ты теперь тоже член нашей семьи, — деловито и гордо заявила кобылка.

— Да, сахарок, — опомнившись, усмехнулась Эпплджек и призывно протянула к Соарину копыто. — Иди к нам.

— Правда? — осторожно спросил пегас и, получив множество кивков от каждой из кобылок, улыбнулся. — В таком случае, у меня самая большая семья во всей Эквестрии… наконец-то. — Он принял объятия, укрывая нескольких подруг своими крыльями.

— Но всё же не забывай, — добавила Рэрити, — что основная твоя семья — вот здесь, — единорожка погладила Рэйнбоу по плечу.

Некоторое время обнимались молча. Пинки вдруг вздохнула:

— Жаль, что я не смогу потрогать, как толкается твой жеребёнок.

Рэйнбоу, фыркнув и начав плеваться, тут же вывернулась из групповых объятий:

— Блин, Пинки, нормально же всё было! Дискорд побери, не напоминай мне об этом. И вообще… и вообще нам лететь пора. — Она почти оскорблённо вскинула крылья. Соарин только ухмыльнулся: снова показуха.

— Прощайте, — как можно драматичнее вслух произнёс он, ломая объятья, и шепнул: — Вы же понимаете, что тут больше подошло бы «до свидания»? — подруги украдкой кивнули.

После разбега Соарин и Рэйнбоу взлетели, отягощённые лёгкими седельными сумками, и неторопливо полетели ввысь, к облакам. Три жеребёнка ещё долго махали им копытами, даже когда пегасы скрылись из виду. Самой последней перестала прощаться Скуталу.

— Съела? — радостно ткнула её рогом в плечо Свити Белль сразу после того, как прощание закончилось. — Ангелы существуют, и ты только что их видела!

— Всё равно ты глупая, — задрала нос Скуталу; Эпплджек фыркнула в копыто от того, как смехотворно это выглядело. — Они не прозрачные. Они голубого цвета.

Два голубых ангела кружили над плотной облачной пеленой, играя в полёте.

— Тебе не грустно расставаться с ними? — улыбался Соарин.

— Тебе грустнее, — насмешливо ответила Рэйнбоу. — Видел бы ты своё лицо, когда они приняли тебя в семью! В конце концов, мы ненадолго. Не хочу, чтобы жеребёнок… если уж так вышло, — торопливо добавила пегаска с напускной неохотой, — рождался в чужих землях.

— В чужих землях? Я думал, мы летим просто по городам Эквестрии.

— Я передумала, — безапелляционно заявила Дэш. — Мы оба уже видели Эквестрию…, а вот земли драконов я бы посмотрела.

— Ох, Рэйнбоу, — вздохнул Соарин и стал подсчитывать в уме, сколько золота ему придётся тратить, чтобы выкупать пегаску из всех идиотских ситуаций, в которые, он был уверен, она обязательно попадёт из-за своего гонора. — Кстати, такой ли хорошей идеей было сказать, что мы реально назначили Лайтнинг капитаном? Они ведь могут прийти и посмотреть.

— Ой, да брось, — поморщившись, махнула копытом Рэйнбоу. — Только Твайлайт сможет отличить капитана от стажёра. А ты говорил, что сделал Соник Рэйнбум?

— Было дело, — согласился пегас и незаметно отстегнул ремень своих седельных сумок.

— Тогда я не понимаю, чего мы ещё ждём! — как Соарин и предполагал, Дэш выскользнула из-под своей поклажи, предоставив ей шлёпнуться на облака, и радужным буром прорвалась сквозь пушистую завесу. Жеребец задорно усмехнулся и петляющими нырками ринулся за Рэйнбоу, бросив свои сумки прямо на её.

Ему не слишком хотелось ловить каждую из них по всему небу, когда двойной радужно-молниевый удар уничтожит облака в пыль.