Fallout Equestria: Gardener

Каждый день десятки пони погибают на Пустоши. Но для одного пони смерть означает не конец, но начало новой жизни. И этот рассказ поведает вам именно о нём – Садовнике, что пытается возродить Пустошь.

Другие пони

Одиннадцать минут

Небольшая хронология жизни Дежурного космического корабля.

Другие пони

Посчитать по носам

Космическая гонка закончилась, и третьего полета ЭКА “Амицитас” еще даже нет в планах, но жизнь первой королевы чейнджлингов, побывавшей на луне, и ее Улья продолжается. Столкнувшись с необходимостью отслеживать всех своих подданных и доказывать, что они, на самом деле, принадлежат ей, Кризалис объявляет первую в истории перепись Улья Бесплодных земель. И, как обычно, это приведет к обычному уровню тупости чейнджлингов, лени и махинациям... ...но что случится, если всплывет имя, а вы не можете доказать, что соответствующий ему чейнджлинг вообще существует? Действие происходит в конце зимы после окончания “Космической программы чейнджлингов” и примерно за два года до начала “Марсиан”.

Кризалис Чейнджлинги Черри Берри

Потухшие светлячки

Очередной маленький тест для юной ученицы дружбы.

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия

Она пришла

Он звал её, и она пришла. Но действительно ли он понимал, на что идёт?

Пинки Пай Человеки

Сестринское единство

взаимоотношения Сестер. тысячу лет назад и сейчас

Принцесса Селестия Принцесса Луна

Одиночка

Мечты сбываются! Обычный ученик средней американской школы Джейк мечтает попасть в Эквестрию, чтобы завести новых друзей и не знать того жестокого мира, в котором он родился. Прочитав старинный стих, он переносится в волшебный мир. Но не всё так просто и легко, как ожидалось, не все рады встречи с гостем из другого мира...

Флаттершай ОС - пони Человеки

Отвоёванный покой

Прекрасный принц - одна штука. Зазнавшаяся сестрица, которой он внезапно хвост наотрез понадобился - одна штука. Дракон, у которого на принца свои планы - одна штука. Задолбавшаяся со всем этим добром и кучей прочих чужих проблем лунная принцесса - одна штука. Засыпать всё в старый замок, взболтать фламбергом, но не смешивать. Настаивать тысячу лет. Приправить по вкусу кошмарами, страстями и жвачкой, подавать холодным.

Принцесса Селестия Принцесса Луна ОС - пони

Фотофиниш

Небольшая зарисовка на тему нашей любимой фотографини.

Фото Финиш

Восхождение к вершине

Что случается с теми, кто погиб? А хрен его знает. Существуют ли души? Если да, то как они выглядят? В этой истории поговорим об личности, которая погибла на поле боя, а теперь ищет смысл в новом теле и окружении, при этом забыв себя прошлого.

Флаттершай Зекора ОС - пони Найтмэр Мун

Автор рисунка: aJVL

Солнце

Солнце

Селестия развернула перед собой длинный свиток. Исчирканный значками папирус с сухим шорохом коснулся голого камня скальной террасы.

Придерживая свиток магией, Селестия еще раз всмотрелась в торопливые абрисы чужих вычислений, и глубоко внутри ее мыслей вновь зашевелилось, словно нагреваясь, легкое раздражение.

Она тряхнула головой, прогоняя это чувство.

Свиток был передан ей вчера Ковеном Светил, единорогами, что, числом шестнадцать, объединив усилия, вытаскивали когда-то на небосвод луну и солнце. Но времена, когда смертные касались путей светил, ушли в небытие, и прошлое осталось в прошлом. Ныне далекие потомки тех, первых шестнадцати, не всегда умели поднять магией и тележку яблок. Все свои дни и ночи они отдавали не магии созидания, но магии знаков, что оставляют на папирусе тонкие кисти, и скрытым знаниям — зыбким и полным метафор.

Скромные потомки эти, разумеется, не мешали принцессам править ни пони, ни небосводом, но их погруженные в туман рассудки порой выдавали странные просьбы и опасения. Луна справедливо называла эти опасения глупыми — в те моменты, когда вообще удостаивала их слова, а не долгого страдальческого вздоха. Селестия, испытывая досаду, порой гневную, за свое потерянное время, не могла не испытывать к этим несчастным и причудливой, теплой, смешанной с жалостью заботы.

Они все еще были ее подданными. Ее пони.

И кроме того, Селестия предпочитала предупреждать любую угрозу — пусть даже самую эфемерную, и всегда и на все иметь несколько планов. Для того, чтобы хорошо править королевством, нужны не только доброта и забота, а Селестия старалась быть лучшей из правительниц.

Нежное марево ее магии, окутавшее свиток, теперь едва слышно потрескивало.

Воздух вокруг стал светлее, изменяя не только краски, но и суть; с каждым мгновением основа его, казалось, густела.

Селестия замерла, сосредотачиваясь — словно статуя, выточенная из куска молочного нефрита. Пряди ее небесной гривы застыли в воздухе, цветом схожим с розовым золотом, а длинный, изящный рог сиял остановившимся, но ослепительным пламенем.

Ей не требовалось присматриваться, прислушиваться или принюхиваться. Чувства, какими владеют пони, шагая в благословенном мире, не имели с этим ничего общего.

И еще меньше общего имели с этим пути небесной механики, расписанные на свитке — вместе с возможным отклонением, так обеспокоившим Ковен. Ибо смертные пони творили магию, первую из наук, и кропотливо постигали клочья того, что было слишком велико для постижения.

А Богине Дня в ослепительном созидании ее не требовалось ничего, кроме нее самой.

Солнце ворочалось под кромкой горизонта, не способное подняться само, и небесная линия, перемешавшая в себе леса, и скалы, и реки, выгибалась и плыла от скрытого жара.

Пора.

Селестия выдохнула, крепче упершись в скалу всеми четырьмя копытами, ощущая магию в каждой своей шерстинке, и потянула.

Если раньше ее рог сиял, то теперь он вспыхнул. Нестерпимо сверкающая магия хлестала под кожей; бока пылали, обернутые лоскутами небесного пламени меток, вскинутые крылья и грива зари, как солнечный ветер, врезались в воздух.

И там, вдали, исполинское пылающее светило неторопливо, вперевалку выкатывалось на небо, повинуясь богине.

Глаза ее — ныне белое пламя, сгустки жара, горящего от начала вселенной, — не видели ни солнца, ни его путей, но знали их, и знание это было таким же изначальным, как и все творение.

Наконец, лениво потянувшись, солнечная сфера разорвала последние нити с темнотой изнанки мира и встала над горизонтом, заняв свое место.

И, подбодренное богиней и движимое порядком вещей, медленно поплыло по небосводу.

Мгновение спустя после того, как над землей воцарился день, Селестия выдохнула и опустила голову, вновь наткнувшись взглядом на свиток и проглядев его. Ее губ коснулась легкая улыбка — жалости ли, или облегчения. Расчеты оказались ошибочными; опасения — напрасными.

Она сошла с места, ступая так же легко, как всегда. В скальном камне террасы остались выжженные отпечатки четырех копыт.

Селестия в который раз подумала о младшей сестре — Луна, в отличие от нее, никогда не поднимала свое светило с земли. Для этого она взмывала в воздух, и вся фигура ее, повисшая в тонких сумерках, пронизанная серебряным звездным светом, выглядела еще тоньше и меньше. Сияние луны, мягкое, матовое, не заставляющее смертных закрывать глаза, омывало гриву ее сестры, купало ее крылья и темную, по-королевски богатого, ночного цвета шерстку. Луна подходила тому, чему ее предназначила вселенная; нет, это само светило подходило ей, как подходило солнце Селестии.

Когда Богиня Дня была моложе, — можно ли так говорить о богах? как исчислить пусть не возраст их, но отношение разума к прошедшим векам? – она порой сомневалась в этом.

Теперь сомнения давно исчезли. Даже отбросив все иные сравнения, Селестия считала, что знает очень хорошо, насколько сложнее управляться с солнцем, насколько оно тяжелее и упрямее, и насколько опаснее раскаленный день рядом с мягкой и убаюкивающей ночью. Ее сестра хрупка, изящна и осторожна; она тенью скользит по царству снов, касаясь рассудка спящих, и парит среди тонких серебряных звезд. Раскаленное солнце и его исполинская тяжесть – неподходящая для нее ноша.

Разве снимать с других их ношу, поднимая ее на себя и позволяя не думать другим о тяжестях – не признак хорошей правительницы?

Кроме того, Селестии порой казалось, что сестра, поднимая луну, часто поглядывает вниз. Да и после того, как ее светило занимает надлежащее место, Богиня Ночи опускается на землю далеко не сразу, продолжая разглядывать не небесные пути, но землю под небом.

Селестия знала, что светило ее младшей сестры не такое тяжелое и упрямое, как у нее самой, и природа его совершенно иная; она знала это все и помнила обо всем, как и полагается правительнице, предупреждающей любую угрозу и на все имеющей несколько планов.

По-настоящему хорошей правительнице.

Быть может, поднимать луну, вися в воздухе, просто удобнее, да и Луна всегда любила летать, повисая в темном небе, словно и сама была светилом, которому никто не посмел бы диктовать путь.

Селестии порой казалось, что с таким же недоверчивым, уважительным любопытством Луна относится к ней самой и тому, как ее старшая сестра поднимает солнце — тяжело и веско, упершись всеми ногами в камень; и никогда не глядит вокруг путей дела своего, убедившись раз, что сделано оно как следует.

Но не меньше ей казалось — с тоскливой, почти солнечной тяжестью, — что с каждым рассветом и каждый закатом они с сестрой отдаляются друг от друга на расстояние, которое нельзя вычислить ни временем, ни небесными линиями.

Селестия повернулась, глядя на их замок вдали.

Возможно, раздумывала она, когда-нибудь, когда их страна и подданные, как твердо поставленные на небеса светила, смогут двигаться вперед без чужой помощи, у сестер будет время расспросить друг друга обо всем.