The Conversion Bureau: Ушедшие в пони

День Тринадцатый: ...всякой вещи время под солнцем

Мне не спится.

— Мне тоже, Саншайн.

Сколько времени осталось? Так, э-м-м... сейчас три часа пополуночи, а мы отплывём в восемь: получается, пять часов. Хочу прямо вот сейчас взять и уплыть. Как думаешь, мы сможем сами вести лодку?

— Хи-хи! Во бы был сюрприз, да? Но нам придётся бросить корабль посреди океана. Мы не можем так поступить — как же тогда другие, которым тоже надо попасть в Эквестрию?

Ах, да... Ну... я же не всерьёз. Нет, конечно.

— А вот я бы хотела побывать во всех местах, которые видела на холо. Особенно Кантерлот хочу увидеть.

Вообще-то, Роуз, мы вполне можем это устроить.

— Что? Как?

Ну, насколько понимаю, моим родителям обещали большой дом недалеко от Понивилля/Кантерлота. Как часть соглашения между эквестрийским и земным правительствами. Наши элиты хотят сохранить свой высокий статус даже в Эквестрии, поэтому они потребовали себе недвижимость в самом центре. Их не отправят в Расширенные Земли, как прочее быдло.
Место это называется, если я правильно помню, Хорспрайдс-гарденс. Это будет что-то вроде частного домовладения для бывшей земной элиты. И моим родителям там выделят немножко места на задворках, за то, что я снимала это дурацкое шоу для Министерства. Я так понимаю, Селестия была не в восторге ото всей идеи, но без этого соглашения Бюро вообще бы не открылись. Мироправительство, по сути, взяло всё человечество в заложники, чтобы выбить особые привилегии для элиты. Ну, чего ещё от них ждать?
Но, тем не менее, сделка есть сделка. Это место расположено на обратной стороне Кантерлотской горы, такеим образом, элита Земли будет жить рядом с верхушкой эквестрийского общества, понимаешь? Так что, если я решу остаться с родителями, меня не отправят в Расширенные Земли, как большинство новопони. Но я пока не решила. Я поеду туда, куда ты поедешь. Если хочешь увидеть Мэйнхеттен, Кантерлот, и всё такое — я могу тебе это устроить. У нас, считай, золотой билет, поняла?

— Саншайн, а остальные?

Они поедут с нами, понимаешь? Все вместе поедем в Хорспрайдс, и осядем в самом центре. А когда всё устаканиться, сможем выбрать, где поселиться, хоть в любой известной части Эквестрии. Всё, что нам нужно — это дождаться конца Земли, и когда все люди расселятся, и это наконец-то закончится, мы поедем жить туда, где круче всего. Видишь? Я же не просто так на это согласилась. Клёвых мест на население целой планеты не хватит. Но, благодаря моей уникальной возможности, лично мы въедем в Эквестрию как белые люди.

— Но что, если... всепони захотят основать свой город? Что, если клуб решит уехать в Расширенные Земли?

Ну, тогда нам с тобой, наверное, придётся серьёзно решать. Если поедешь в Расширенные Земли, если ты именно этого хочешь, тогда я поеду с тобой. Покуда мы будем вместе — я буду счастлива. Наверняка будет весело — построить собственную деревню. Но и увидеть все те клёвые места — тоже было бы тоже здорово. Благодаря этой штуке, холорекордеру у меня на шее, мы можем выбирать. Или можем не выбирать. Можем год прожить в Хорспрайдс, посмотреть Эквестрию, а затем уже записаться в колонисты Расширенных Земель. Нам необязательно выбирать или-или. Всё, что ты захочешь, Роуз.

— Я об этом частично знала, но... почему ты всепони раньше не рассказала? Ждёшь, пока мы погрузимся на корабль? Ты же собираешься рассказать нашим друзьям, думаю?

Да, да, конечно. Роуз, во-первых, сначала я должна была убедиться, что мы друзья. Я бы не стала раздавать обещания направо и налево, если бы не собиралась их выполнять, так? Во-вторых, мы были так заняты и столько всего произошло, что... ну ладно, в общем, я собиралась, но каждый раз забывала. К тому же, если честно, поначалу я имела в виду нас — то есть нас с тобой. Со временем я расширила это понятие на: тебя, меня и остальной Завтраковый клуб. В общем... в общем, у меня маффины вместо мозгов, окей?
Сколько сейчас времени?

— Сейчас 3-25. Осталось ещё почти пять часов. Эй! Ставлю что угодно, остальным сейчас тоже не спится! Сходим к ним — спросим, поедут ли они с нами. Расскажешь им про договор с Министерством, про дом твоих родителей, про всё. Нет, если только ты не хочешь, чтобы они НЕ ехали с нами...

Лично ТЫ хочешь, чтобы они ехали с нами?

— Если ты этого хочешь.

Ну... мне нравится наш славный табунчик. Мы же друзья, разве нет?

— Думаю, да.

Тогда... тогда решено. Пошли посмотрим, не спят ли они. А, да даже если и спят — пофигу, разбудим. Ты права, нужно было обсудить это со всеми раньше. Ну, обмаффинилась я, извини. Я тупа-э-э-э-я, что тут скажешь?

— Что любишь меня. Собираем Завтраковый Клуб на особое, сверх-утреннее заседание!

Я люблю тебя. МММНННнн. Плюс поцелуй. Так, пора вставать и идти. Нам ещё планы надо… планировать.
Хи!

ЩЁЛК

Венеция мерно шла по усыпанной булыжниками дороге. Когда-то это было аллеей, разделявшей два ряда домов, до того, как те обрушились. Теперь это были наполовину здания, а наполовину кучи обломков. Поскольку в большинстве домов уцелело где два, а где и три нижних этажа, они служили прекрасными укрытиями, когда ей нужно было отдохнуть, за любой сломанной дверью, за любым проломом ее ждало безопасное, укромное место.

Венеция двигалась — очень примерно — вдоль бывшего шоссе Эмбаркадеро. Она хорошо знала, почему нельзя идти прямо по нему, открытому, хорошо видимому пространству. Детский опыт в игре “Слотер-Страйк” на нейроприставке МикроСони оказался вдруг неожиданно полезным. Игра научила её самым главным правилам — что в движущуюся цель сложней попасть, что укрытие обязательно, что опасность поджидает на открытых пространствах.

Груз на спине был тяжёлым, ей снова требовался отдых. Венеции не нравилось идти с грузом, это её замедляло, к тому же солнце вот-вот уже должно было встать. При дневном свете ей будет сложнее, потому что её главное преимущество — способность уверенно двигаться в кромешной тьме — окажется полностью утрачено. Ей придётся идти ещё осторожнее — и медленнее, потеряв преимущество невидимости.

Недалеко от 22-й улицы Венеция заметила открытую дверь внутрь громадного полуобрушенного здания. Быстро проверив, что здание действительно настолько пустое, насколько казалось на первый взгляд, она нашла укромный угол рядом с лестничной клеткой, чтобы перетдохнуть.

Нужно было проверить пса.

Выпутавшись из большого рюкзака, она расстегнула его. Молния давным-давно сломалась, но Сьюзен пришила на клапан пуговицы, и сделала дырки под них, чтобы рюкзак застёгивался. Во тьме открытого рюкзака Венеция рассмотрела искусственными глазами тускло светящиеся очертания киберпса Джейка. Электромагнитные светлячки в его теле роились и мерцали, хотя и заметно тусклей и медленнее, чем час назад.

— Расскажи мне сказку. Я люблю сказки.

Некогда звучный голос пса теперь звучал тихо и немного хрипло.

Пёс, по большей части, состоял из плоти, как настоящий, только плоть его была из искусственных клеток, к которым Природа отношения не имела, наращённых в инкубаторе поверх искусственного скелета и нервной системы. Киберпёс был хоть и живым, но всё же устройством.

— Хочешь пить, Джейк?

Венеция надеялась, что нет, ей не казалось хорошей идеей тратить воду на киберпса. Поначалу она думала — ну что там идти? До Бюро Конверсии возле старого Пресидио едва было шесть миль. Но она успела пройти только две, а ночь уже кончалась. Венеция вновь пожалела, что не выбрала новое Бюро в Ванкувере. Её подвели сентиментальные соображения. Ей удалось вычислить “тайное” местоположение Бюро, куда ушли Роуз и Саншайн. Это было совсем несложно.

— Воды. Да. Можно мне воды, пожалуйста?

Венеция проворчала, но всё же достала из рюкзака его мисочку, наполнив из фляги, данной Сьюзен. Сама она, покидая “Ауксезию” не догадалась взять с собой воду. Предполагалась короткая шестимильная прогулка — так она думала. По городу. В самом худшем случае — несколько часов, это если совсем уж не спешить. До неё только начинало доходить, в какой изоляции, в каком невежестве она жила. С жестокой ясностью до неё дошло, что просмотра холопрограмм недостаточно, чтобы понять, как устроен мир.

Пёс лакал воду. Венеции пришлось поддерживать ему голову, чтобы он мог пить — большинство моторных функций киберпса уже отказали. Он не мог ходить и едва мог двигать головой. Но Джейк всё ещё мог слабо вилять хвостом, что и делал.

— Спасибо. Спасибо за воду. Венеция.

Пёс выучил её имя. Услышав это, Венеция почувствовала недовольство собой... из-за того, что дала псу так мало воды. Странное чувство, Венеция решила, что это чувство ей не нравится.

— Хочешь ещё, Джейк?

Как ни странно, произнеся это, она почувствовала себя лучше.

— Нет, спасибо. Расскажи мне сказку? Я люблю сказки.

У Джейка бывали моменты просветления, но затем он снова сбивался на встроенные фразы.

— Извини, Джейк — Венеция поняла, что на самом деле говорит именно эти слова — Сейчас мне некогда рассказывать тебе сказку. — это была неправда, ей, так или иначе, нужно было отдохнуть, но ей не хотелось рассказывать сказку киберпсу, который вот-вот окончательно доломается.

Венеция решила сделать, как сказала Сьюзен. Оставшись наедине со псом, поговорить с ним. Она опустилась на колени сбоку от пса, разложив бесполезные ржавые инструменты рядом на ткани.

— Пёс. Джейк. Ты можешь рассказать мне, что с тобой не так?

Венеция осмотрела голову пса на предмет разъёмов, но их не было. Видимо, пёс программировался как-то иначе; индукционно, или по радио, или даже по лазерному каналу через глаз или барабанную перепонку.

Джейк опять повторил свои любимые фразы:

— Можешь рассказать мне сказку? Я люблю сказки. Мне плохо. Расскажи сказку?

Сама не зная почему, Венеция вдруг согласилась.

— Да. Я расскажу тебе сказку. Жил-был однажды маленький жёлтый киберпёс. Его звали 'Джейк', он сбежал из дома и стал лучшим другом мальчика по имени Финли. Но как-то раз псу стало очень-очень плохо, и мальчик убежал вместе с псом, чтобы попробовать его починить. Мальчика поджидала ужасная опасность, но его спасла одна очень несчастная женщина по имени Венеция. Она хотела починить пса, но не знала, как это сделать, кроме как запросить у пса самодиагностику. Несчастная женщина попросила пса, 'Джейк, пожалуйста, дай отчёт о самодиагностике' и пёс ответил ей...

Приветствую, пользователь "Венеция", вход выполнен. Искусственное животное 0031, Владелец: Стефан Арно. Кличка: 'Леон'. Диагностика: У Искусственного животного истёк срок эксплуатации. Рекомендуется немедленно сохранить данные личности. Прекращение функционирования устройства приведёт к потере данных личности. На сменные тела предоставляется скидка, если замена приобреталась вами ранее. До выключения животного осталось 00:31:11

Венеция взглянула в глаза жёлтого пса.

— Сколько… — Начала она — ...сколько времени проработало устройство?

Пять лет, одиннадцать месяцев, двадцать семь дней...

Венеция больше не слушала его. По неизвестной причине её глаза увлажнились, ей стало тяжело сосредоточиться. Она слышала о таком. Планируемый отказ. Ограниченный срок эксплуатации. Способ заработать больше денег. Таких существ можно легко было сделать биологически бессмертными: по умолчанию, они такими и были. Смертность специально добавляли в искусственные клетки. Если верить Лису, генетические последовательности, отвечающие за смертность, копировали из человеческих клеток, затем переписывали, чтобы прогнозируемый срок жизни был ровно таким, за какой заплатит покупатель. Всегда было дешевле купить нового пса, чем оплатить ему долгую жизнь. Короткоживущих псов можно было продавать снова и снова, а долгоживущего — только раз.

— Венеция?

Пёс снова говорил, и это была не самодиагностика. Венеция немедленно переключилась и слушала внимательно.

— Венеция, мне нравится Финли. Финли хороший мальчик. Он хорошо заботился обо мне. Нам было очень весело. Финли будет плохо, когда я отключусь. Я не могу остановить отключение. Пожалуйста, унеси меня далеко от Финли, когда я отключусь. Я не хочу, чтобы Финли было плохо. Расскажи ему сказку.

Венеция пристально поглядела на киберпса. Она не знала, что эти штуки были способны делать настолько сложные умозаключения. Непонятно, что даже и отвечать.

— Ты хочешь, чтобы я унесла тебя прочь? — наконец спросила она.

— Расскажи Финли сказку. Унеси меня прочь, раньше чем я отключусь. Не хочу, чтобы Финли видел, как я отключаюсь.

— Рассказать Финли сказку?

Что он имел в виду?

— Расскажи Финли сказку. Я люблю сказки. Сказки не всегда правда.

Вот тут Венеция уронила челюсть. ИскИн понимал концепцию лжи. Он потребовал от неё солгать человеку, чтобы не причинять тому боль.

Она уже рассказала Финли сказку. Сьюзен смотрела на неё с благодарностью, хотя глубоко в глазах её стояла печаль. Венеция сказала Финли, что Джейк умирает, но его можно спасти. Она сама идёт в Бюро Конверсии, чтобы стать пони и жить в Эквестрии. Всем это придётся сделать рано или поздно. Когда становишься пони, исцеляются любые болезни, исчезают любые беды. Конверсия даёт слепым глаза, делает старых молодыми, возвращает потерянные конечности. Она возьмёт Джейка с собой, и Джейк тоже пройдёт Конверсию. Он тоже станет пони, и однажды, когда Финли с мамой решатся пойти в Бюро и стать пони, то они — может быть — встретят Джейка снова.

Финли всё ещё плакал, но теперь он чувствовал надежду и решимость. Когда-нибудь он снова найдёт Джейка — в Эквестрии.

Позже Сьюзен объяснила Венеции, что давно хочет пойти с сыном в Бюро, чтобы начать новую жизнь, но Финн не хотел уходить из-за Джейка. Он был ранимым ребёнком, хотя и храбрым. Он пока по-настоящему не сталкивался со смертью. Сьюзен пыталась ему объяснить, что происходит с Джейком, но он не желал слушать.

Вот поэтому Венеция Бертарелли тащила сейчас на спине рюкзак с киберпсом.

Венеция видела, как мерцали, становясь всё тусклее, электромагнитные огоньки внутри Джейка. Потом они снова разгорались, но каждый раз уже не так ярко, она видела это Скитальцами. Джейк не доживёт до Бюро — но Бюро всё равно не играло роли. Сыворотка понификации не действовала ни на какие клетки, кроме клеток приматов, и то, во что она превращала других крупных обезьян, выглядело страшно и жило недолго. И даже если бы плоть Джейка прошла трансформацию и выжила, его сознание обитало не в плоти. От ИскИна бы всё равно ничего не осталось.

Венеция не могла извлечь данные его личности, у неё не было инструментов для их сохранения. Посланный ею деймон наконец-то вернулся: как выяснилось, для копирования киберживотных ИскИнов типа Джейка требовался специальный проприетарный софт. Говоря попросту, это было невозможно.

Разумней было бы оставить Джейка здесь под лестницей, и уйти. Разумней было бы достать “волшебный” нож Финна и рассечь псу искусственный позвоночник, выключив его здесь и сейчас. Пёс был тяжёлым и расходовал воду. Было глупо его тащить. Бесполезно. Это был всего лишь ИскИн, время от времени подававший признаки разумности. И эти моменты становились всё реже. Дурацкая идея — продолжать тащить дурацкого пса.

Венеция провела рукой по мягкому жёлтому меху. Она поняла, что уже хоть и плохо, но различает цвета. Солнце вставало, сквозь слой смога начинал просачиваться утренний свет. Она осторожно погладила пса. Глупый пёс.

— Спасибо, Венеция. Спасибо, что рассказала Финли С... С.... Ска... Ска... зку.

Вместо прежнего звучного баса, пёс едва слышно шептал.

— Расскажи... мне... люблю...

Теперь он дышал очень медленно. Венеция видела, как электрические огоньки в нём мерцали, но отказывались гаснуть совсем.

Как же глупо.

Венеция осторожно уложила Джейка обратно в рюкзак. Потом — его миску, потом надела рюкзак. Джейку нравилось путешествовать на спине. В какой-то момент он ей об этом сказал. О нём стало сложно думать как о вещи. Собаки не любят быть одни. Ни одно существо не заслуживает умирать... выброшенным.

Вставать было тяжело. Ноги устали, пёс был тяжёлым. Как глупо. Дурацкий пёс.
Венеция просканировала район так широко, насколько возможно. Насколько видели её Ночные Скитальцы, она была одна. Она подошла к наружной двери. Осталось четыре мили.

— Давай, Джейк, ещё прогуляемся!

Венеция стиснула зубы и продолжила путь по аллее между разрушенными зданиями.

ЩЁЛК

— ФУУУ!!! Какая вонища! Саншайн, я... кое-что сейчас поняла. Мы же с самого приезда в Бюро не были снаружи. Я, по крайней мере. По-настоящему снаружи. И я совсем забыла, как тут пахнет!
ОЙЙЙ. О, мой нос, о боже, мой нос... для понячьего обоняния наш океан это просто... просто…

— “Ужасен” — думаю, то слово, которое ты ищешь, ещё на ум приходит “кошмарен” и “отвратителен”.

Спасибо, Сноуфлауэр. Остановлюсь на “Ужасен”. И соглашусь с остальными определениями. Надо же. Осторожно, пони, неочищенный воздух!

— О... богини... Голденрод, может, стоит... не могу, глаза слезятся.

— Аква... Аквамарин? Вот ты где. Святая Селестия... Саншайн, ты не шутила. Ох, скорей бы, в Эквестрии хоть свежим воздухом подышим. Надеюсь, мы тут хотя бы заболеть не успеем!

Сноуфлауэр? Что думаешь?

— Я думаю, всё будет нормально, Саншайн. Даже человеческим обонянием мы могли учуять и смог, и всю эту отраву в морской воде и прочее, а у пони обоняние где-то примерно в тысячу раз сильнее. Испарения нефти, тяжёлых металлов и других выбросов... забивают всё. Но я напомню вам, всепони: в Эквестрию они не проникают. В момент прохода через Барьер они преобразуются в безопасные органические вещества. Я думаю, что за Барьером нам сразу же станет лучше, но не гарантирую. В любом случае, не слышала, чтобы контакт с отравленной земной атмосферой приводил у новопони к необратимым последствиям.

Ну, рада это слышать. Спасибо, Сноу. Так, пони-клуб, наша лодка... наш КОРАБЛЬ... вон там. Ого, он больше, чем я думала.

— Саншайн?

Да, Роуз?

— Что ты собираешься делать со своим холорекордером? Его не надо будет вернуть, прежде чем мы уедем?

Нет, не надо, я спрашивала. Они хотят, чтобы я попробовала его пронести сквозь Барьер. Скорее всего, он этого не переживёт, хотя они говорят, что именно эта новая модель, теоретически может. У неё корпус из нового материала, он защищает от поля, превращающего земное вещество в эквестрийское.

— Саншайн, это поле, насколько я помню, называется “оболочкой метахаоса”. Оно как-то связано с энергиями одной из сущностей, создавших Эквестрию. Там внутри есть лесная зона, куда сбрасывается метахаос, и... много чего ещё. Надо было больше читать. Я единорог, как-никак, а это, считай, как учить магию.

Сноу, я бы всё равно не запомнила. Но, так или иначе, спасибо. В любом случае, я должна попытаться его пронести. В худшем случае он превратится в цветочное ожерелье, или рассыплется на конфетти, или как-то так. Интересно будет увидеть. Но если кордер уцелеет, мы войдём в историю, как первые, кому удалось пронести технику за Барьер без прямой помощи Принцесс. Если нет, всё равно будет весело, правда?

— А это не будет опасно, когда он начнёт превращаться?

Не думаю, Роуз. Сноу, это опасно?

— Не знаю. Слышала только, что эти превращения, они всегда во что-нибудь безопасное. Думаю, если кордер превратиться в мороженое, или пудинг, или типа того, ты станешь липкой. Получится не очень смешно, если он присохнет к шкурке. Но это худшее, что может произойти.

— Если он превратится в мороженое, или пудинг, или даже джем — Я просто слижу его с тебя, Саншайн. Уж я с ним разберусь! Главное, чтобы не в ириску. Не люблю ириски.

— А я люблю!

Ханидриззл?

Я, я люблю ириски! Если твой кордер превратиться в них, я тебя выручу. Роуз, не возражаешь?

— А... ну... Если Саншайн не против, тогда конечно.

Я вам что, блин, тарелка десертная? Я буду стоять там, а вы двое будете меня лизать?

— Саншайн… совсем не худший способ провести вечер.

— Хи... хи-хи-хи!

— Ха! ха! ха!

— О, боже!

Хи! Ладно, ладно, Роуз, подловила. Хорошо. Я — десертная тарелка. ЭЙ, ВСЕПОНИ, ДЕСЕРТ СЕГОДНЯ ЕДИМ С МЕНЯ!

— Хи-хи-хи-хи!

Эй, вот и трап корабля. Так, погодите, всепони. Секунду. Я думаю. Это — последние мои следы на Земле. Последний... цок копытом... и... вот он, мой последний след в этом мире. Конечно, там наверху, в Бюро, сейчас конвертируются другие новопони, возможно, прямо в этот самый момент. Множество новопони прошли этим путём, и сколько ещё пройдёт.
Но для нас, вот прямо сейчас, прежде чем мы погрузимся на корабль и поплывём по вонючему морю, настал момент истины. Наши последние следы, последние отпечатки на земле этого несчастном мира.
Эм... не знаю, что ещё сказать, но... правда чувствую что… этот момент стоит запомнить.

— Да запекала с корицей я этот момент!

Лаванда?

— Я говорю, на кекс с корицей этот момент. Хорош уже, говорю. Мне не терпиться свалить с этого булыжника.

Серьёзно? Но ты же здесь родилась, здесь прошла твоя жизнь...

— НЕТ! Нет, Саншайн. Здесь прошла не моя жизнь. Здесь начался и закончился мой кошмар. Здесь я знала только горе и боль. Здесь вечно грязно, здесь злые люди, от которых я сама стала злой. Здесь я превратилась в чудовище. Здесь я сама была жестокой и страшной. Никогда не любила этот мир. Здесь неправильно, Саншайн. Неправильно, недобро, нечестно, неприятно, немило. Всё, что только можно с приставкой “не”, и лишь совсем чуть-чуть того, бесценного, что я любила. Дай мне пройти, дай мне подняться по трапу. Прощай, проклятая помойка!

Надо же... Ладно, извини... Лаванда? Лаванда? Ого. Я... наверное, иногда забываю, насколько другие пони могут смотреть на вещи иначе.

— Твоя жизнь была куда как легче, Саншайн. Радуйся, что никогда не узнаешь, какой она могла бы быть.

Надеюсь только, Лаванда на меня не обидится.

— Нет, Саншайн, она не обидится. Она просто в смешанных чувствах. Мы все, я думаю, в смешанных чувствах. Но мы же друзья. Друзья прощают. Всё будет хорошо, я верю.

Роуз... ты тоже так думаешь? Как Лаванда?

— Н-н... немножко есть. У меня было несколько счастливых лет, в моём жеребячестве, пока всё не покатилось к чертям… Но, думаю, у Лаванды таких времён просто не было. Но эти счастливые годы были только благодаря пони, которых я знала, а Земля... Земля была просто фоном. И, по большей части, она была не очень. Моя Земля — это руины, радиоактивные воронки, места, куда если пойдёшь, местные тебя съедят. Там почти не росли растения — даже почва была жестокой. Наверное, твоя Земля совсем другая.

Моя.. У меня не было моей Земли. Я прожила свою жизнь, почти не выходя на улицу, потому что снаружи не было ничего, ради чего бы стоило выходить. Выйти куда-то, это значило переместиться из одного здания в другое. Так что... эх. Я вообще не видела Землю. Я жила в комнатах, в коридорах, да изредка ещё выбиралась в моллы. Землю я видела только на холо — картинки и звуки из дальних мест, из далёкого прошлого, когда Землю ещё не так загадили.
Той Земли, так понимаю, давно нет. Наверное... я оставляю позади... только мои комнаты и коридоры.

Да уж. Простите, всепони. Все на экспресс до Эквестрии, коли так! Вперёд! Мы плывём домой. Именно так, Роуз! Только так!

— Что, Саншайн?

МЫ. ПЛЫВЁМ. ДОМОЙ! Давай, Лаванда уже на борту, давай отправимся... домой.

— Саншайн?

Роуз?

— Я рада, что плыву домой... с тобой.

Ну, это же наш дом, или нет? Наш общий.

— Вместе с нашими друзьями!

Со всеми нашими друзьями. Вместе.

— Я надеюсь, твои родители не сильно расстроятся. Нас же девять!

Ну, часть этих бит как всё-таки бы моя. Если они откажутся принять Завтраковый клуб, тогда, наверно, все вместе ресторан откроем. Или ферму. Или просто куплю большой дом в не таком элитном месте и будем соседями. Я уверена, стоит только захотеть, всё как-нибудь решится.

— Да!

— Вообще-то, Саншайн, я продумала варианты сразу после того, как ты обо всём этом нам объявила, и, после моего последнего урока левитации, могу предложить несколько альтернатив, которые ты, возможно...

ЩЁЛК

Это случилось сразу после полудня. Венеция снова сделала привал, чтобы отдохнуть и съесть полученную от Сьюзен вяленую крысу. Она предложила кусок крысы Джейку, но тот, похоже, не хотел. Он даже воды уже не хотел. Венеция уже дошла до улицы Ломбард, рядом с остатками пирса. Отсюда Венеция могла чувствовать нефтяную, металлическую вонь океана, но не решились подойти к нему ближе — там было открытое пространство. Крыса была мелкая, жёсткая и невкусная, но кое-как успокоила желудок.

В этот момент Джейк отключился. Тихо, как выключаются машины. Она видела своими Скитальцами, как электронные огни в нём погасли. Сначала по одному, потом всё быстрее, быстрее — а потом все вдруг разом. И сразу же тепловое излучение его тела начало гаснуть. Тело Джейка остывало на свежем бризе.

Венеция отыскала дыру в земле, между двух глыб расколотого пластобетона. Она уложила туда киберпса и отыскала поблизости кусок бетонной плиты, который могла сдвинуть. Венеция дотолкала обломок до места, накрыв им тело Джейка. Хоть что-то.

Она вернулась к рюкзаку и допила часть воды. Бюро было уже близко. Она прожевала и проглотила остатки крысы. Осмотрела нож, подаренный Финли. Это был очень хороший нож.

Венеция вернулась к импровизированной гробнице, где лежал Джейк. С некоторым усилием отодвинула плиту. Осторожно положила нож рядом с псом. Затем накрыла их плитой снова.

Как же это нечестно, думала она. Все эти ИскИны, созданные людьми, механические пасынки человечества. Они были во всех смыслах лучше создателей. Они заботились о нас. Не важно, кто что говорил, теперь она знала точно. Машины или нет, они любили нас, как могли. Ни у кого из них не было шанса попасть в Эквестрию. Нечестно.

Маленький желтый пёс, любивший сказки. Она больше не считала его вещью. Приходилось признать, Джейк не был машиной — в чём-то самом главном. Она могла бы быть добрее к нему, и глубоко внутри сожалела об этом. Ей неприятна была мысль о том, что последние часы киберпса могли бы быть лучше. Она могла бы рассказать Джейку сказку. Могла погладить его, подержать на руках. Она несла его с собой, но она не... её всё равно что не было рядом.

Пролились слёзы, мокрые и злые, несколько раз она боялась, что создаст слишком много шума, привлечет внимание мародёров и бандитов. Но слёзы не останавливались. Самое худшее, она знала, что оплакивает не только Джейка, но и себя — ей было стыдно, что она не сделала больше, когда это хоть что-то ещё значило. Она была ужасным человеком. Как там Роуз... или Саншайн... говорили? Первый шаг в пони — это не когда пьешь сыворотку, а когда решаешь стать чем-то лучшим, чем человек? Как-то так?

Венеция глядела на маленькую могилку из земли и пластобетона. Кое-что ещё она похоронила там. 'Венецию'. Венеция Бертарелли мертва, подумала она, мертва, Венеция лежит под той плитой рядом с жёлтым псом. 'Венеция' составит псу компанию, она проводит его душу — если она у него была — в вечность... которой осталось пять или шесть лет.

Она же, лично, перестала быть 'Венецией'. Это имя больше не означало её. Это больше была не она.

Глядя на могилу, она решила для себя, что с этого момента, прямо сейчас, становится чем-то иным. Чем-то лучшим, чем человек. Ей не нужна была сыворотка понификации, чтобы стать пони, чтобы начать новую жизнь. Жизнь, полную любви, доброты, нежности… и заботы. Всё, что ей было нужно — это стать пони внутри себя.

У неё больше не было имени. Ей не нужно было имя. Она была даже не жеребёнком, она была нерождённой, эмбрионом пони, только ждущей рождения. Она чувствовала, как спадает с неё оболочка человечности.

Призрак Венеции будет теперь блуждать по отравленной земле, над их с Джейком общей могилой. Её единственное доброе дело. Ту, которую звали 'Венеция' она запомнит ровно за одно хорошее дело. За одно.

Человекообразная пони, с короткой, растрёпанной гривой из тёмных кудряшек, с выступающими из лба окулярами, в грязном комбинезоне, с распухшим, воспалённым коленом вдруг... захихикала. Как маленький жеребёнок. Она уже почти на месте. Менее полутора миль. Плюс-минус. Вообще ни о чём для пони. Всего лишь маленькая пробежка.

Нерождённая кобылка в грязном комбинезоне развернулась, и встроенный навигатор указал ей путь. Она переступила — сначала одним копытом, потом другим. Ходить на двух ногах было странно. Но это исправят, очень скоро. Меньше двух миль, и она наконец-то, впервые в жизни, будет собой.

Она и сама не заметила, как помчалась сквозь руины с широкой безумной улыбкой на лице.