Осколок прошлого. Диксди
17. Песня камня, брошенный замок и вопросы без ответов
Зекора и Твайлайт оказались в мире грёз, созданном удивительной способностью Каменного Стража. В миг, когда Диксди пытается освободить их, перед ними предстаёт другой путь жизни, складывающийся из их мечтаний или скрытых надежд. Диксди же предстоит новая встреча, к которой она оказалась не готова.
Тёплый, почти горячий ветер трепал её за ушки, заставляя золотистые колечки тихо звенеть. Сухой, лишенный всех привычных ей запахов, воздух, кроме привкуса песка и пыли, хрустевших на зубах, щекотал её ноздри и казался чуждым. Но она знала — это не так. Пусть долгие годы жизни во влажном и богатом растениями лесу почти стерли из памяти эти ощущения, ей были известны и этот пыльный ветер, и эти едва различимые запахи высушенной на солнце травы и готового вспыхнуть от любой искры дерева. Знакомые с самого детства, лишь в последние годы они почти истаяли из воспоминаний. Словно она хотела их забыть, сознательно загоняя их в те уголки сознания, в которых риск прикоснуться к ним был бесконечно мал.
Копытца тихо стучали по иссушенной и покрытой трещинами земле, по которой быстро пробегали какие-то мелкие насекомые и ящерки, скрываясь в любой подходящей по размеру и прохладе тени.
— Гаммоджии лафа дувваа… [Пустыня…] — Произнесла она, оглядевшись и взяв из сумки небольшую флягу. Она не знала, сколько уже дней была в пути. Равно как и не была уверена, когда именно начался её путь по этому месту. Несколько раз ей встречались крошечные, почти высохшие источники, вырытые у самых корней едва живых и широких деревьев. Их кроны были пусты и тянулись к небу голыми ветками, словно моля небо о небольшом дожде. Эти ветви, ветер… чуть грязноватая вода, которую приходилось долго держать в покое, пока песок не оседал на дне…
Темные губы жадно обхватили горлышко фляги, стараясь не сделать больше глотков живительной воды, чем нужно было для движения вперед и утоления жажды. Как хотелось ей сейчас опрокинуть флягу целиком и напиться, но это было глупое желание, учитывая то, что её окружало. Высохшая саванна, почти переходящая в пустыню с обжигающе горячим песком, что алчно впивался в редкие островки травы и кустарников, пытаясь поглотить их без остатка.
Лишь когда пересохших губ коснулась последняя капля, впереди показалось грубо сколоченное из досок и ветвей строение, очертания которого искажались и плыли в потоках горячего воздуха. Возле него стоял кто-то и отчаянно махал, словно призывая идти к нему. Зекора с трудом улыбнулась: куда, если не туда, было ей идти, учитывая, что во фляге уже перекатывается осадок из песка вместо теплой воды?
Полосатое копытце наступило и стёрло едва заметные нацарапанные на земле буквы, словно их не было там. В шуме поднимающегося ветра еле слышно прозвучало её имя, но откуда оно доносилось, она так и не поняла.
— Аттам джирту, кийя интала, Зекора? [Как ты, моя дочь, Зекора?] — Раздался слегка хриплый и кажущийся суровым голос, заставивший её вздрогнуть и вглядеться внимательнее. Тембр, заставивший сердце стучать быстрее и мысли путаться, не веря в услышанное и одновременно желая, чтобы это было правдой.
Слова, звучали знакомо и, хотя она давно отвыкла от них, губы сами произнесли ответ на этом языке.
— Ани нагаа. Аттам джирту… аккайая? [Я в порядке, как ты, мама?]
Силуэт качнулся и стал приближаться. Темные полоски, белые полоски, умудренная жизнью полосатая мордочка с ушками, в левом из которых покачивались три золотистых кольца. Чуть порванная, но до сих пор крепкая накидка из грубой ткани, в некоторых местах застегнутая обломками веток, скрывала верхнюю часть тела, оставляя открытыми круп и передние копыта. Слегка пыльная грива, пряди которой не только торчали вверх, но и были заплетены в небольшие косички с нанизанными на них бусинками по бокам от ушек. В её ясных, серебристых глазах лучилась радость от встречи.
— Маалииф йеру дабарсите, ко кийаа Зекора? [Почему ты задержалась, Зекора?] — Проговорила она, положив копытца на плечи зебры, и прижала к себе, рождая в той странные чувства, от которых на обжигаемых сухим ветром глазах появились крошечные капельки слез радости. Она не могла сказать словами, в чем была причина этого теплого ощущения, но казалось, будто она вернулась… домой.
Внезапно, одна мысль скользнула в её голове, заставив отстраниться от прижавшей её зебры и заглянуть той в глаза.
— Йеа, кийя обболесса? Инни аз? [Где мой брат? Он здесь?] — Она обеспокоенно оглянулась по сторонам и облегченно вздохнула, увидев его выходящим из-за занавеси на входе в строение. Укрытый в накидку цвета выгоревшей земли, он плавно подошел к ним, словно смущаясь и подыскивая нужные слова после долгой разлуки. Даже под накидкой, она всегда узнала бы его из тысячи других зебр по диковинно разукрашенных полосками ушкам. Ведь столько раз ей доводилось теребить их, стараясь успокоить его перед сном, когда голод и отсутствие матери заставлял его плакать в тишине наступающих ночей.
— Инни аон… [Он здесь…] — Отозвалась та, что прижимала Зекору к себе, словно не желая снова её отпускать. Зекора уткнулась черной мордочкой в мягкую полосатую гриву, радуясь тому, что та скрывает её слёзы. Ей не хотелось, чтобы братишка, чьи шаги становились все ближе, увидел их на её глазах.
— Обболеитти! [Сестра!] — Учтиво склонил голову полосатый жеребец. Убирая с головы накидку, он взглянул на Зекору ясными голубыми глазами. Жеребец казался младше своих лет, но на копытце уже виднелся старый и грубо заживший шрам, а в петле для седельной сумки покачивалось небрежно закрепленное копье с наконечником из заточенного и крепкого дерева. Как все жеребцы её рода, он был теперь воином и хранителем домашнего очага, чьим призванием было оберегать покой семей и жеребят. Пусть даже в это время, оно было скорее атрибутом мужества, чем реальным оружием.
— Твои поиски завершены, с возвращением, моя дочь. — Объятья разжались, и теперь ясные серебристые глаза изучающе всматривались в мордочку Зекоры, словно пытаясь прочесть историю её скитаний в полосках на шерстке и бликах в глазах. — После стольких лет, ты нашла то, что искала?
— Дом нашла я в темном и страшном лесу, где разные дикие травы растут. Там я исполнила нашу мечту, что воплотить не смогли бы мы тут. — Прошептали темные, чуть дрожащие губы зебры, боящейся вздохнуть, словно те, что стояли перед ней, были миражом, способным рассеяться от неосторожного движения. Но они стояли рядом. Её мудрая мать и брат, которых она оставила, отправившись в поиски своего призвания, повинуясь странному зову, идущему из сердца. — Кийя аккайая, Шанаффаа Гарба [Моя мать, Пять Морей] …
— Не надо, Зекора. Хотя бы тут, будучи с нами, ты можешь не говорить в рифму. Ты… я… твой брат, смотри, как он возмужал. — Зебра указала на стоящего рядом жеребца, смущенно переминающегося с копыта на копыто, не скрывая отсутствия слов от этой встречи. — Он ждал тебя. Ждал, чтобы услышать твою колыбельную, как пела её ты.
— Но мною обещание было дано так говорить, пока… — Закончить Зекора не успела, полосатое копытце прижалось к её губам.
— Пока мы снова не встретимся, я помню это. Я помню тот день, когда ещё совсем юной ты покинула наш дом и ушла, скрываемая потоками песка. Моя малышка, ты всегда останешься для меня такой. Ну же, не стой… заходи в дом. — Гарба улыбнулась уголками глаз и приглашающе махнула кончиком хвоста. — Ужин скудный, но ты знаешь нашу землю… Все то немногое, что может она дать, она щедро делится этим с нами. Водой, кореньями, сухой, но, все же, вкусной травой и редкими плодами, с трудом успевающими вобрать отнимаемую солнцем влагу. Но с каждым годом её дары становятся щедрее.
Зекора прикрыла глаза, ощущая сухой ветер на мордочке. Это было её домом. Таким, каким она вспоминала его во сне в те вечера, когда грусть пробивалась ростками в сердце. Но почему же ей было грустно сейчас, если в этом месте её были рады видеть? — Зекорааааа… — Раздался голос откуда-то позади и растаял в ветре, словно сухие ветви скрипнули и надломились, качаясь и пытаясь уклониться от летящих песчинок.
— Что с тобой? Проходи же скорее, пока песчаная буря не началась снова. — Гарба приоткрыла завесу из плотной ткани, пропуская Зекору внутрь, к скромному очагу в просто обставленной комнате, что была поделена тонкими стенами из ткани и веток. — Расскажи, как в тех странах, в которых тебе удалось побывать? Твой брат тоже хотел пойти вслед за тобой… однако остался. Знаешь, не так легко с его даром обращаться с растениями в месте, где их почти нет.
Зекора отпила воды из протянутой миски и с удивлением смотрела на рисунок. Словно ростки и листья, он складывался в подобие тянущегося к солнцу цветка на крупе её брата. И отчего-то это встревожило зебру, опустившую взгляд в миску, на дне которой плавно перекатывались песчинки. Его метка казалась не той, которую она помнила.
— Зекораааа… — Снова послышался чей-то шепот, и в миске, которую зебра едва не выронила из копыт, на миг отразилась плачущая синяя мордочка, странным образом показавшаяся знакомой, вот только зебра не могла вспомнить, почему.
— Что с тобой? — Раздался обеспокоенный голос её матери. — Что-то случилось, за время странствий?
— В воде отражение мне показалось. Будто имя мое, но я не откликалась в глазах. Это лицо мне как будто знакомо. Будто голос давно забытого дома. — Отозвалась Зекора, вглядываясь в миску, в которой плескалась обычная, чуть мутная вода, какая она обычно и бывает в редких для этих мест колодцах.
— Зекора. — С наигранной серьезностью отозвался её брат, когда они вышли прогуляться на следующий день. Ей многое хотелось узнать и о многом рассказать, будто они не виделись целую вечность, если не больше. — Ты обещала не говорить в рифму, но снова делаешь так.
— Прости, я так долго держала обещание. Но… почему я его дала? Ты помнишь это? — Она приложила копытце к виску и пыталась вспомнить, но мысли ускользали, словно песок через мелкое сито, на дне которого неизменно оставался невзрачный синий камешек. — Как странно, почему я покинула дом?
Брат рассмеялся и покачал мордочкой из стороны в сторону.
— Кто знает! То были странные годы, ты искала себя, как говорит мать. Пошли, я покажу тебе, как изменилась земля. Пусть она не так плодородна, как в других странах, но все же. Ты ведь хотела этого когда-то? Мечта стала явью… — Его копытце указало вдаль, где раскинулись неровные квадраты, покрытые чуть пожухлой, но все же листвой. Неровные грядки, дающие урожай, хоть и скудный. Он подошел дереву, которое бросало тень на источник воды, и, оперевшись на него, указал на имена. Его, её и их матери, процарапанные на коре, высушенной солнцем после редких дождей. Зекора улыбнулась и прошла мимо, не заметив, как его плечо закрывает еще одну надпись после её имени. «Очнись!», значила та надпись на родном её языке.
Он рассказывал о том, как они боролись с наступающим песком. Как копали пути для воды и искали подземные реки. Как засуха едва не убила весь урожай, но этот рассказ отчего-то уколол Зекору, словно в нем было что-то не так. Она точно знала, что этот рассказ звучал иначе, но не могла подобрать слова, чтобы описать это ощущение. Словно есть уверенность в том, как именно развивались события, но многие, очень многие говорят совсем другое, и появляется сомнение в этом. Брат, некогда маленький братишка, которого она часто убаюкивала своими песнями на ночь. Уже одно звучание его голоса вселяло радость, и задумываться над искорками сомнений пропадало всякое желание.
— Но почему я пела тебе колыбельную? Почему я, а не мама… — Задала однажды она вопрос, на который он пожал плечами и ничего не ответил, переведя тему на рассказы о его приключениях на границе саванны и о поисках семян для их грядок.
В ветре ей снова послышался голос, все тише произносящий её имя, и она, задержавшись, оглянулась.
Саванна была пуста, и лишь редкие кустики шевелились под порывами ветра, отбрасывая тени в лунном свете. Зекора вздохнула.
Тепло домашнего очага и запах готовящейся еды убрал зарождающееся волнение, словно его и не было.
Она дома. Это было самое главное. И все же…
Кантерлот сверкал своей белизной в лучах прекрасного дня. Замечательного даже не потому, что солнце светило ярко, и на небе не было ни облачка. Изумительного, потому что в этот день пришло оно, неожиданное и самое важное письмо в её жизни. Письмо, которого можно было ждать, но получить все равно было сюрпризом.
— Да! Да-да-да! — Прыгала вокруг стола лиловая единорожка, на котором лежало только что распечатанное письмо. На сломанной печати был выдавлен знак в виде подковы. Не свиток, не короткая записка, а настоящее и переданное весьма симпатичным курьером письмо в плотном конверте. — Ох, это так удивительно, Спайк, официальное письмо из Кантерлота! Ты понимаешь это?
— Я понимаю, что мне опять упаковывать твои книги и помогать с чемоданами, которых у тебя теперь едва ли меньше, чем у Рэрити. — Буркнул дракончик и добавил уже тише, когда Спаркл отвернулась. — Ах, Рэрити, вот чьи бы чемоданы я нес с радостью, не жалея сил…
— Ты что-то сказал, Спайк?
— Не-не, совсем ничего, а что там, в письме? — Дракончик заглянул в конверт, который оказался пуст. Листок уже кружился вокруг довольной единорожки. — Это впервые, когда ты не поручаешь читать письма вслух…
На лиловой мордочке расплылась загадочная улыбка. Она снова и снова читала строки, написанные знакомым почерком, но высоким придворным слогом, хотя и пронизанным заботой и нежностью, какие были в каждом письме от принцессы Селестии.
— Меня приглашают в Кантерлот! Мои исследования о магии дружбы, принцесса Селестия высоко оценила их, и не только она, так что… Мы едем в замок, разве это не прекрасно? А еще… — Единорожка мечтательно прижала листик к сердцу. — Целая неделя будет у меня с нею. Только мы вдвоем. Сколько я хочу рассказать, сколько спросить, она так много знает. Ах, принцесса Селестия, неужели то, о чем я мечтала на Галопинг Гала, сбудется сейчас?
— Даже про ту, странную пони, которую назвала Демикорном? — На миг отвлекся от сортировки книг дракончик. — У которой рог с лезвием и крылья перепончатые?
— О чем ты? Опять читал на ночь сказки и путаешь реальность с выдумками? — Покачала она головой, неодобряюще взглянув на своего чешуйчатого помощника. — Читать — это хорошо, но научись разделять выдумки с реальным миром. Понятно?
— Ладно Твайлайт, как скажешь… хотя странно, откуда мне вообще в голову это пришло. — Почесав затылок и вздохнув, дракончик продолжил впихивать на полку упорно сопротивляющуюся книгу. Темно-синюю книгу, уголки которой были украшены серебристым металлом. Устав, он просто швырнул её наверх, где она раскрылась, и на первой странице стали видны едва заметные слова: «Твайлайт, очнись…»
Дорога не заняла много времени. Быстрый поезд, приятная компания с замечательными пони и единорогами — что еще было нужной той, кого ждала приятная неизвестность и долгожданная встреча? Твайлайт смотрела в окно вагона на проносящиеся мимо пейзажи, над которыми проплывали ленивые и всегда пушистые облака. Кантерлот приближался, становился всё ближе, и вместе с этим волнение становилось всё ощутимее. Принцесса…
Лиловая единорожка зажмурилась и улыбнулась, сложив копытца под мордочкой.
— Но, что она скажет? А вдруг она спросит то, о чем я не знаю? Нет, такого не случится… Но, все же, мы проведем вместе столько дней! Вдруг я разочарую её? — Волновалась она, разговаривая со своим отражением в стекле. — Принцесса Селестия… она пригласила меня для решения одной магической загадки. И, с её слов, только я смогу найти решение. Конечно, она верит в меня, но вдруг я подведу её?
Спаркл смотрела то на приближающийся город, то на своё отражение, в котором на миг ей показались не её глаза, а другие, чуть узкие и грустные, словно их обладательница звала кого-то, но знала, что её не услышат. Два янтарных и лучистых глаза взглянули на неё и пропали.
— Спаайк, ты видел это? — Лиловое копытце ткнуло в сторону окна.
— Пейзаж, твое отражение или что? — Буркнул тот, пытаясь снова засунуть на полку упавший чемодан, но это ему не удавалось, и, в итоге, он просто сунул его под лавку.
— Нет, ничего, Спайк… — Она озадаченно посмотрела в окно и зашторила его. Глаза в отражении смутили её. В них читалась печаль и долгие годы. Очень долгие годы ожидания.
— Твайлайт, ты слишком волнуешься из-за этой поездки. Успокойся, а то начнет мерещиться всякое. — Резонно заметил дракончик и, достав откуда-то полудрагоценный камень, стал с аппетитом им хрумкать. Единорожка пожала плечами, словно соглашаясь с ним, но, все же, увиденное отчего-то казалось очень знакомым. Такой взор она уже видела, когда встретилась с принцессой Луной. В ту странную ночь, когда обрела своих новых друзей. В том страшном замке, на краю Вечносвободного Леса. Да, та ночь всегда останется с нею, как эпизод, после которого её размеренная жизнь изменилась.
Дворец Кантерлота, обитель Солнцеподобной принцессы Селестии, строение света, добра и радости, в стенах которого жили и правили две сестры-аликорны, нашедшие общий язык спустя столько тысяч лет.
Мягкий ковер, устилающий пол коридоров, по которым они шли, приглушал звук копыт. Впрочем, за разговором между этими двумя, встречающимися куда реже, чем в переписке, его не было бы слышно, даже если вместо ковра был бы голый камень. Лиловая единорожка и высокая, белоснежно сияющая аликорн шли рядом, и порой казалось, будто принцесса скорее слушает, чем отвечает, давая своей ученице выговориться за время разлуки.
— Моя верная ученица! Я так рада, что ты прибыла сюда сразу же, как только получила письмо. — Звучал её голос, и сбоку от неё плавно плыли по воздуху сложенные свитки, окутанные золотистым сиянием. — Ты справилась с моими заданиями, и твои письма подтверждают это! Я горжусь тобой и восхищена твоими успехами, Твайлайт.
Единорожка смутилась, ведь выходило, словно принцесса читала каждое её письмо, даже если попадались не очень удачные, хоть и не всегда отвечая. Это радовало и, одновременно, заставляло переживать, вспоминая моменты, когда письмо писалось не от всего сердца.
— Принцесса… В вашем письме было о магической загадке. В чем она заключается? — Замявшись, спросила она Селестию, когда перед ними открылась дверь в покои правительницы Эквестрии. — Действительно ли вы уверены в моих способностях разгадать её?
— Не сомневаюсь в этом. Ты познала магию дружбы и собрала вокруг себя замечательных друзей. — Голос Селестии звучал успокаивающе и обнадеживающе, отчего единорожка глубоко вздохнула и, зажмурившись, вошла вслед за своей наставницей. — Это древнее заклинание, составленное тем, кто основал большую часть фундаментальных знаний о магии вообще. Мне даже не нужно называть его имя — ты прекрасно знаешь его. Но даже ему не удалось заставить правильно работать это заклинание. Есть надежда, что теперь это удастся тебе. В твоем сердце горит дружба, искорки тех, кто верит в тебя и тех, кому ты помогла, и они благодарны за это. Я уверена, Твайлайт Спаркл, с того самого дня, как я встретила тебя в Магической Школе для одарённых единорогов. Произнеси его правильно, пойми его суть, и тебя будет ждать твоя судьба, которую даже я не могу увидеть и предсказать.
Твайлайт слушала принцессу с удивлением и сомнением в своих больших фиолетовых глазках, словно с трудом верила в сказанное, но при этом отчаянно желала, чтобы это оказалось правдой. На столике, под стеклянным колпаком лежала потрепанная книга, в которую часто и много записывали, стирали и даже вырывали страницы, кусочки которых виднелись и сейчас у самого корешка. Она хранила следы неудачных магических опытов и завивающееся строки описаний успеха. Принцесса осторожно подняла колпак. Это была, действительно, старая книга, заклинания в которую писали на протяжении долгой жизни её владельца. Селестия открыла последнюю страницу и пригласила единорожку встать ближе. На пожелтевшем листе, почти выгоревшими от времени, чернилами было написано заклинание. Строки были выведены витиеватыми буквами, похожими на символы, чем на буквы эквестрийского. Лиловый носик Спаркл задумчиво сморщился — написанное не имело смысла, и сколько ни пыталась она понять истинное значение древнего текста, ничего не выходило. Она пыталась переставить их местами, найти закономерность в этой шараде, и это затягивало её без остатка. Ощущение близости к разгадке, которая ускользала через копытца.
Селестия молчала и ждала. Ждала до тех пор, пока единорожка не перестала обращать на неё внимание, полностью погрузившись в чтение. На белоснежных губках появилась улыбка, и принцесса тихо отошла в сторону, ощущая приближение того самого момента озарения, который вот-вот должен был охватить её ученицу. Единорожку, в которую она верила всем сердцем и всей душой.
— Магии в тебе куда больше, чем способен охватить единорог. Я верю в тебя, я верю в твое сердце и твоё предназначение в этом мире, моя верная ученица. — Тихо прошептала она, заметив возникшее сияние. Тело лиловой пони охватили легкие полосы бликов, словно они отражались от невидимого озера под её копытами, по которым заскользили прозрачные пузырьки чистого света. Копытца оторвались от пола, и она зависла в воздухе, смотря вверх распахнутыми глазами, в которых переливалось белое сияние. Ротик Твайлайт приоткрылся, и тихо зазвучали слова, древние, сильные, властные, дарящие покой и одновременно зовущие вперед. Слова, которые по крупицам собирали те, что стояли в начале освоения безудержной и коварной магической силы, делая её мирной, доступной и способной помогать другим. — Я верю… в твою Судьбу!
Вспышкой брызнули искры, рассыпаясь по ковру, цепляясь к стенам и кружась над поверхностью столика. Тяжело дышащая единорожка упала на все четыре копытца и переводила дух, словно сказанное отняло все её силы до последнего. Налетевший ветер скинул со столика книгу и листки стали открываться один за другим, показывая всего одну фразу… «Твайлайт, очнись, пожалуйста! Очнись, пока не стало слишком поздно!»
Единорожка не видела их. Её копытца подогнулись, и лишь свечение магии Селестии не дало ей упасть на пол. Принцесса нежно прикоснулась губами к её влажному лбу и, подхватив своим солнечным сиянием, отнесла на кровать. Уложив и прикрыв тонким покрывалом.
— А теперь, спи. Спи, моя верная ученица, и пусть утро нового дня будет началом… твоего пути. — Прошептала принцесса, проведя крылом по вздрагивающей и посапывающей единорожке. Книга легла под стеклянный колпак и пропала вместе с принцессой и столиком в одной мягкой вспышке телепорта.
— Что если я не смогу… принцесса, что если я… — Тихо шептала Твайлайт во сне, дергая ушком и поджимая копытце. Перед ней, как в тумане, скользили воспоминания о прошедших днях, в которых одна и та же деталь повторялась снова и снова, но она никак не могла сосредоточиться и разглядеть её.
Жаркая ночь, одна из тех, в которую так и хочется снять еще что-нибудь с себя, но уже нечего, и даже глоток воды не достигает желудка, испаряясь на полпути к нему. Зекору мучили кошмары. Деревянный конец копья стучал методично по каменной поверхности, и чей-то голос звал её по имени. Шелестела трава, которую раскачивал ветер бескрайних просторов саванны. Тени от ветвей двигались в свете луны жутковатым узором, ползли и, казалось, пытались вцепиться и утащить прочь любого, кто наступил бы на них.
Она очнулась, поднявшись с расстеленного прямо на земле грубого коврика. Вокруг никого не было. Дом, такой уютный на днях, вдруг стал неприятно чужим и немного пугающим. Не откликнулись на зов ни мать, ни брат, и она решила, что они ушли в поля, оставив её спать и набираться сил после её путешествия. Только один звук раздавался вокруг — стук палки по камню. Словно вырвавшись из её сна в реальность, он звучал в доме, наполнял воздух за окном и доносился с далекого горизонта, где земля сливалась с небом в пыльной полоске приближающейся пустыни.
Она вышла наружу и привычным путем пошла к грядкам, надеясь встретить своих родных. Путь был долгим, шагать в одиночестве по пыльной, едва заметной на выгоревшей земле дороге было не так увлекательно, как в компании братишки, на язычке которого вертелись десятки историй. Она прошла мимо дерева и остановилась лишь на миг, вчитываясь в нацарапанные имена. Вот только что-то изменилось. В звучащем стуке, пришедшем из сна, Зекора, ахнув, сделала шаг назад, убирая копытца с едва заметных следов, оставленных тут очень давно и явно не ею.
На коре, поцелованной солнцем и окропленной каплями редких дождей, виднелись едва заметные имена и даты под ними. Лишь её имени там не было вовсе, и чуть ниже, совсем свежими царапинами, белело всего одно слово. «Очнись!»
— Дурной приснился этот сон. Из-за жары, возможно, он. Проснусь, и станет все как прежде. Дурной мне знак, не даст уйти надежде… — Раздались неуверенные слова, и зебра медленно шагнула назад. В ветре снова послышалось её имя, и полосатые копытца прижались к ушкам, словно это могло заставить голос замолчать. Из желтых миндалевидных глаз закапали прозрачные слезинки, падая на сухую землю и оставляя едва заметные следы. Почему она ушла? Почему она пела колыбельную? Почему она? Почему…
Зекора стиснула виски копытцами, пытаясь остановить волну возникающих вопросов, как коварные воришки открывающих двери, которые она хотела оставить запертыми навсегда. Не желая знать, что было спрятано за ними. Ни тогда, ни сейчас.
— Пожалуйста, очнись… — Раздался тихий голосок с ветвей дерева, и зебра подняла с земли мордочку, вглядываясь в похожий на мираж силуэт. Янтарные глаза мерцали на темной мордочке, что привиделась ей еще раньше в миске воды. Только теперь она слегка расплывалась и колебалась в потоках горячего воздуха, с грустью и ожиданием смотря на зебру, словно зная её и желая что-то сказать. Дерево жалобно надломилось и раздался звук ломающейся скорлупы…
Стук, этот противный стук вторгался в нежные лиловые ушки и заставил Твайлайт натянуть на себя покрывало, которого странным образом не хватало, чтобы покрыть еще и задние копытца.
— Ну кому нужно стучать поутру?! — Сонно пробурчала она, потягиваясь и высунув мордочку из-под подушки, которая удивительным образом оказалась на голове. Видимо, стучали уже давно, и уже во сне она спрятала ушки, хоть это и не сильно помогло. — Перестаньте стучать… фу, как так можно.
Она медленно, нащупывая пол копытцем, спустилась вниз и, сонливо зевая, зацокала к двери.
Дерево скрипнуло, но за дверью никого не было, и заспанные глазки единорожки увидели лишь бесконечно пустой и длинный коридор по сторонам от входа в комнату.
— Принцесса Луна! Если это вы, то шутка не удалась… — Проговорила она, но потом улыбнулась своей догадке. Принцесса бы так не поступила. Ранним утром её можно было встретить где угодно с недопитой кружкой кофе, свалившуюся на первую попавшуюся гору подушек и удобную софу, но никак не бодрой или желающей подшутить. Разбудить её утром — был тот самый отважный и одновременно небезопасный поступок, который могла совершить лишь одна личность во всей Эквестрии. И эта личность не так давно подняла солнце нового дня. — Надо же, такое подумать… конечно же, это не принцесса. Это слишком рано, особенно для неё.
Твайлайт зевнула и, прикрыв глаза от пробивающегося в окно утреннего света, побрела к постели. По пути она с ленцой гадала, как она очутилась в кровати, и почему такая усталость наполняет её тело, несмотря на отличный сон.
— Наверное, я поздно легла, как обычно, зачитавшись… Надеюсь, я не причинила неудобств принцессе. — Она зевнула снова, и в этот раз её ротик так и остался открытым от удивления. Её тень на полу стала чуть больше, и к торчащему рогу добавились округлые силуэты крыльев. — Ого, а это еще что?
Забыв о сонливости, она подбежала к стоящему у стены зеркалу, и из него, переливаясь лиловыми оттенками шкурки, смотрело отражение её самой. Растрёпанная грива, чуть сонные глазки, спутавшийся после сна хвост и подёргивающиеся ушки. А по бокам… отливая нежными оттенками перьев, торчали два крыла, которые непроизвольно взметнулись вверх, едва она повернулась, чтобы рассмотреть их получше.
— Я всё еще сплю. Как это называлось в той книге, которую я взяла из библиотеки в Кристальной Империи? А, точно, осознанное сновидение! Да, как интересно, я только читала об этом, но так странно испытывать это самой. — Проговорила она, рассматривая новую себя в отражении. Лучи солнца скользили по перьям, и они загорались внутренним светом, становясь полупрозрачными и невесомыми. Неловко согнув крыло, она осторожно укусила его на сгибе. — Ай, даже ощущения такие реальные! Какой интересный сон… Надо будет записать это и рассказать принцессе Селестии.
— Рассказать мне о чём? — Позади раздались едва слышные и мягкие шаги.
— Об этом замечательном сне, таком реальном. Представляете, мне снится, что у меня появились крылья. Правда, заба… — Единорожка осеклась и уставилась на улыбающуюся в зеркале мордочку Селестии. -… вно…
— Ты правда думаешь, будто это тебе снится, моя маленькая ученица? — Закованное в золотистый надкопытник белое копытце обняло и прижало единорожку к правительнице Эквестрии. — Смею тебя заверить, это не сон. Крылья существуют на самом деле. Поздравляю тебя, у тебя получилось!
— Но я не понимаю, как это могло случиться! Кто я теперь? — Она растерялась.
Принцесса говорила спокойно, словно все так и должно было быть, но отчего-то ей казалось это неправильным. Настораживающим и одновременно озадачивающим до самых уголков её бьющегося чаще, чем обычно, сердечка. — Что я сделала? Я выгляжу как… вы и принцесса Луна…
— Ты сделала то, что никогда не совершалось раньше и не могло свершиться, если бы ты не познала магию дружбы в той мере, в которой постигла её сейчас. То, что даже составитель этого заклинания не смог сделать, ведь у него в сердце не было тех чувств и понимания важности друзей, какие есть в твоем. — Теплое прикосновение белой щеки принцессы и её нежный голос заставили Твайлайт опустить крылья вниз и смотреть в глаза той, стараясь найти ответы на свои вопросы, которые возникали один за другим и так же быстро пропадали, оставаясь невысказанными. — Уроки, с которыми ты справилась, живя в Понивиле, дали тебе это знание. И ты доказала свою готовность, Твайлайт. — Прикрыв глаза, произнесла принцесса.
— Готовность к чему? — Единорожка сглотнула, ощущая как её сердечко вот-вот выпрыгнет из груди.
— Стать принцессой, конечно же! Ты выросла, и ты больше не маленькая единорожка, единственными друзьями которой были пыльные книги. Перед тобой лежат пути, которые тебе предстоит пройти. Судьба, которую предстоит исполнить, и я не сомневаюсь в твоем успехе, моя верная ученица и прекрасная новая аликорн. — Селестия медленно отпустила её и с гордостью смотрела в её глаза. — Обернись! Посмотри, какой красивой ты стала. Возможно, не очень скоро, но, надеюсь, ты станешь, как я, и твоя ученица будет стоять перед этим зеркалом, удивленно смотря на свои крылья. И ты, в свою очередь поделишься с нею своей верой в неё так же, как я делюсь своей верой в тебя… с тобой!
— Но… я думала, это невозможно… это так неожиданно… — Твайлайт искала слова, но отражения её и принцессы завораживали и заставляли смотреть снова и снова. — Я не чувствую себя готовой к такому… правда, принцесса. Это… звучит как большая ответственность.
— Так и есть, Твайлайт. Это большая ответственность, и я уверена, что ты справишься с нею. — Белое крыло обняло молодую аликорну и прижало к теплому боку. — В кого еще, кроме тебя, я могу верить?
Крыло ободряюще потрепало её сбоку на прощание, и Селестия покинула комнату, оставив Твай наедине, растерянную и удивленную случившимся.
Лишь стук раздавался вновь. То тише, то громче, словно кто-то отчаянно бил по камню деревяшкой.
— Очнись, Твайлайт. Очнись, пожалуйста… — Донеслось от зеркала, и единорожка медленно подошла к нему. Как и прежде, там отражалась она. Теперь уже более уверенная в себе. С гордостью она раскрыла и подняла вверх крылья, привыкая к своему новому облику.
— Принцесса Твайлайт Спаркл… пожалуй, это даже интересно. — Улыбнувшись, проговорила она, и в этот момент отражение заставило её вскрикнуть.
Заметно обветшалая комната отражалась в гладкой поверхности. Фиолетовая шкурка стала отливать синим, а сама она стала заметно выше. На вытянувшейся мордочке раскрылись янтарные глаза, и постепенно сереющие, обретающие цвет дождливого неба крылья стали терять свои замечательные перья, открывая взору жесткую кожу перепонок. Твайлайт зажмурилась и открыла глаза снова, но отражение не изменилось. Странное существо, рог которой загибался назад и отливал металлом, беззвучно звало её с той стороны зеркала, и в её глазах читалось отчаяние. Металлическая палочка выскользнула из паза странного браслета на её ноге, и на поверхности зеркала появилось мерцающее слово.
«Очнись!»
Стук раздался снова, и в последнем, сильном ударе послышался стон ломающейся деревяшки и звонкий треск камня, словно распавшегося на две половинки. Зеркало треснуло и падающие на пол осколки отразили десяток беззвучно кричащих Твайлайт, закрывающих мордочку нежными крыльями.
— Отпусти их, пожалуйста… пусть они не такие, как я, но они друзья и были добры ко мне! — Еле слышно повторяла она, раз за разом поднимая и опуская обломок ветки, затупившийся конец которой ударял в поверхность печати, застрявшей и мерцающей в глубине каменного паза. С каждым ударом, застывшие пони вздрагивали, словно пытаясь вглядеться во что-то призрачное, и вновь замирали, обретая остекленевший взгляд и ничего не означающее выражение на мордочках. — Зекора, очнись! Твайлайт… Очнитесь… О, Алая, помоги мне разбудить их!
Ветка вновь застучала по камню, заставляя артефакты на копытцах светиться ярче. Печать хрустела, проворачивалась внутри своего уютного гнезда, но упорно сопротивлялась попыткам вынуть или разбить её, словно страж отчаянно желал жить, будучи разбуженным спустя столько лет. Случайность, или её слова действительно услышала прибывающая в иной форме и образе Алая, но ветка, наконец, попала в слабую точку каменной пластины, и послышался хруст трескающегося и рассыпающегося камня, отдавшегося дрожью в теле стража. Тот замер, слегка обернулся и взглянул своими мерцающими хрустальными глазами на ту, что оборвала его путь. Возможно, в них была грусть, но, скорее всего, там было непонимание того, за что с ним поступили так, когда он честно и не щадя себя защищал ее от опасности. Защищал маленькую синюю пони, зовущую на помощь с нотками отчаяния и боли.
Он пошатнулся и осел, с трудом опираясь на медленно распадающиеся лапы. Из раскрытой пасти донесся не то скрип, не то удивленный вздох, будто он не мог поверить в случившееся и теперь, цепляясь за последние искорки в каменной пластине, судорожно пытался остаться с той, кого обязывала защищать его сущность, созданная и навечно запечатанная в каменный артефакт.
Пони вздрогнули и по их щекам потекли слезы, словно то, что они увидели, кольнуло их в самые сердца, прикоснувшись к сокровенным мечтам или воспоминаниям, которых они сами не хотели касаться… или не хотели расстаться, приобретя.
Страж пошатнулся снова, скинув со спины Диксди, и замер грудой безжизненных камней. Лишь из хрустальных глаз, гаснущих и становящихся мутными, доносилась тихая песня на незнакомом языке. Певучие слова лились, словно шелест росы по листьям, как капли дождя по поверхности озера, как тихий звон весеннего ручья, и вместе с ними звонко капали на разбитую пластину слёзы синей Демикорна.
— Он просто… защищал меня, а я убила его. Он защищал, а я… — С горечью в голосе произнесла Диксди, уткнувшись мордочкой в покрытую мхом гигантскую спину, выпуская из копыт бесполезную ветку. Та соскользнула и мягко упала в траву.
— Это, был сон… всё было сном. Таким прекрасным, но, все же, сном… — Прошептала Твайлайт, стирая с уголков глаз слезинки и отчего-то рассматривая свою спину со всех сторон, будто бы пытаясь рассмотреть там нечто недостающее.
Зекора лишь отряхнулась и сделала несколько неуверенных шагов вперед. На её мордочке застыла задумчивость, когда она взглянула на замершее чудовище.
— Я много провела здесь лет. Существ таких не помнит свет. — Черно-белое копытце осторожно дотронулось до замерших клыков, и те медленно осыпались кусочками на землю, шурша и обращаясь в мелкий песок.
— А вот она, кажется, знает о них больше. — Твайлайт подошла к Диксди и тихонько дернула ту за хвост магией рога, чтобы привлечь внимание. — Почему ты убежала? Я принесла тебе письмо, а когда обернулась, тебя уже не было… и, что это за штука?
Единорожка не особо понимала причину, отчего новая подруга так расстроена и почему плачет, растянувшись на покрытом мхом чудище, которое даже сейчас внушало опасение.
— Письмо от принцессы ты вручи ей скорей, пока бежать не пришлось снова за ней… — Зебра подтолкнула единорожку копытцем, и та, суетливо покопавшись в сумке, достала листок. Подхваченный фиолетовым сиянием, он завис перед синей мордочкой крылатой пони.
Янтарные глаза пробежались по строкам, ротик приоткрылся от удивления, словно написанное было неожиданным, и она с трудом верила в это. Копытца осторожно взяли его, и она стала перечитывать его снова. Начертанное, видимо, было очень срочным, и даже погибший страж стал не так важен, как темнеющие на листке символы.
— Но… это не может быть правдой. Я не верю! — Воскликнула она и, скатившись со спины замершего стража, побежала в сторону леса, оставив позади изумленную пони и зебру.
— Она снова убежала… — Растерянно проговорила лиловая пони, смотря вслед удаляющейся Диксди, но, ощущая в копытах странную вялость, даже не попыталась её догнать, лишь подняла её сумку и медленно пошла следом.
— Мда. — Зекора бросила еще раз взгляд на существо и, с трудом поднявшись наверх, рассматривала разбитую печать, из которой еще торчали кусочки ветки. — Помоги мне немного магией рога.
Обломки тихо зашуршали и плавно скользнули наверх, оказавшись двумя половинками каменного кружка, покрытого надписями и полосками, в которых тускло поблескивал диковинный, похожий на кристалл, материал. На свету он загорелся бледным розовым оттенком, разливаясь внутренним светом в старательно выскобленных прожилках, которые даже спустя много лет сохранили свою ювелирную точность и изящность. Зебра и единорожка переглянулись и осторожно сложили кусочки рядом с существом. Подхватив сумку Диксди, Твайлайт отправилась туда же, куда убежала синяя поняша.
— Нагаан тури, обболесса. Нагаан туи, кийа аккайая [Прощай, брат. Прощай, моя мать] …] … — Слетело с темных губ зебры, которая замешкалась у медленно распадающихся груд камней, и два белых цветка, сорванных с полянки, легли на две половинки печати. Дверь в воспоминания скрипнула и снова закрылась, возвращая ей спокойствие и рассудительность. Зебра медленно удалялась от этого места, желая, чтобы подобное никогда не повторилось.
Лес расступился, и перед синей пони оказался глубокий овраг, через который был перекинут хлипкий и покачивающийся из стороны в сторону мостик. Она развернула письмо и, прочитав строки, снова взглянула на шаткую конструкцию из досок, скрепленных вязью старого каната. Было видно, что его уже однажды чинили, хотя и весьма неумело. Синее копытце осторожно вступило на первую доску. Та скрипнула под её весом и чуть прогнулась. Придерживая канаты коготками на крыльях, она медленно шла, осторожно проверяя каждую доску несколько раз, прежде чем наступить на неё всем весом, но мостик все равно шатался и скрипел, то и дело пугая её потрескиванием натянутых канатов. Хотя ей доводилось уже ходить по таким перекинутым через пропасти временным мосткам в местах, где переходы обвалились, и никто за ними не следил, но даже те были куда прочнее и лучше сделаны, чем этот, по которому она сейчас медленно перебиралась на противоположенную сторону, следуя написанному в кривоватых строчках письма.
Если бы не знакомый язык, на котором оно было написано... Если бы не обещание дать ответ на вопросы, что ещё не были заданы, возможно она бы не рискнула идти в это странное место. Нога снова заболела и, оступившись, она тихо вскрикнула, увидев, как на дно оврага падает кусочек деревяшки, оставив петлю каната пустой.
Вот её ноги ощутили твёрдую землю, под мхом которой ощущалась каменная поверхность, и среди редкой травы виднелись чуть наклоненные куски неровных плит, приподнятых и расколотых растущими корнями леса. Едва различимая под зеленью дорога вела к темнеющему впереди строению, которое хоть и было значительно разрушенным и пустым, но сохраняло облик замка.
— «Место, в котором стране было положено начало двумя сестрами, в день падения Эпохи Хаоса…» — Отчего-то вслух прочитала строку Диксди, с удивлением смотря на величественные даже сейчас, спустя много веков, руины Замка Сестер-Аликорнов. Следующая строка была прочитана слегка нараспев, и сказанное в ней смутило синюю пони. — «Тут ты увидишь разбитую честь и мрак, что таится в углах. Части истории встретят тебя, им посмотри ты в глаза.» Но что это значит… И кто написал это письмо?
Она медленно шла, оглядываясь по сторонам. В кустах подступающего леса виднелись куски брошенных статуй, в которых угадывался гибкий стан вставших на дыбы Аликорнов. Местами под копыта попадала перекошенная поверхность выложенной плитками дороги, и гулкий звук копыт пугал мелких птичек, что умолкали и перелетали с ветки на ветку. Руины приближались с каждым шагом, раскрываясь перед своей гостьей всем своим великолепием и, одновременно, уродливостью покосившихся стен и склонившихся арок окон. Из двух башен всего одна осталась целой, но и там лишь темнели пустые проемы окон. Обломки витражей, пыль и занавеси из плотной паутины покачивались и шевелились на стенах и полу, словно стены дышали и меняли свои очертания, достаточно было отвести взгляд в сторону. Пустой постамент встретил её на входе, двери которого давно рассохлись и лежали на полу, покрытые листвой и пробившимся в щелях дерева пучками мха.
Легкое нажатие, и дерево треснуло под копытом, выпустив облачко мелких опилок. Они налипли на шерстку, поднялись выше и вынудили пони чихнуть.
— Какое странное место. — Диксди шла по пыльному полу, всматриваясь в разбитые и лежащие на полу колонны. Оглядываясь на кажущиеся живыми из-за мха и паутины статуи и вздрагивая, когда очередной камень из стены покидал своё место, чтобы упасть и покатится к другим, дополняя картину разрушений новой деталью.
Воздух, казалось, замер в этом месте. Все казалось пустым и безжизненным, словно даже ветер избегал его и старался обходить стороной. Что-то блеснуло в одной из статуй Аликорна, вошедшее глубоко в основание, на котором она стояла, и синяя пони подошла ближе, пытаясь рассмотреть эту вещь лучше.
— Но… это же… — В янтарных глазках отразилось застрявшее в камне лезвие, передняя часть которого была из кости, и обе, костяная и металлическая, заканчивались грубо отломанным основанием. Диксди шагнула назад, и копытце вытолкнуло из кучки пыли согнутый и помятый браслет, от которого тянулась тонкая, но прочная цепочка. Символы на браслете тускло сверкнули на свету и снова погасли. — Это имя… Но почему это имя тут? В этом замке? Этот рог, я уверена… но…
Демикорн оглядывалась по сторонам и только теперь заметила, что похожие куски металла и темные осколки странных камней лежат по углам, словно отброшенные туда с центра комнаты. Часть из них торчит из каменного пола, словно когда-то он был раскален настолько, что металл погрузился в мягкий камень, как в масло. Она шла по обрушенным коридорам, время от времени ступая по остаткам ковра, что расползался под копытцами на волокна. Тяжелая дверь, пробитая в нескольких местах и до сих пор хранящая следы пламени, гулко ударилась о стену, когда Диксди распахнула её и вошла в зал. В нём, покосившиеся и ставшие чашами для капающей сверху воды, стояли два трона. Один был чуть меньше другого. Капли падали в пахнущую прелой травой поверхность и разносились негромким эхом, что шепталось в укромных уголках руин, пока не стихало окончательно.
И это место хранило в себе следы битвы, глубокие следы когтей пересекали пол, словно оставившего их с силой толкнули сквозь стену, в которой и сейчас виднелась крупная брешь, перекрывающая сразу несколько оконных арок. Под копытцем звякнул металл, и телекинез артефактов медленно поднял предмет из пыли. Еще один, загнутый и чуть иззубренный, рог, будто вырванный у самого основания безумной и беспощадной силой, оказался перед глазами странной пони.
Она вскрикнула и выронила жуткую находку, что, жалобно звякнув, затрепетала на каменном полу.
— Тебе страшно? — Раздался спокойный, но при этом властный голос, и из тени появилась сияющая снежной белизной принцесса, чья перламутровая грива неподвижно застыла полупрозрачными клубами, стекающими к самой земле. — Это хорошо. Тебе должно быть страшно, даже если ты не понимаешь, отчего. Потому что это место последней битвы таких, как ты.
— Вы? О, светлокрылая, но почему вы здесь? — Диксди замерла в растерянности, переводя взгляд то на статуи, то на лежащие в пыли куски металла, и снова возвращая взгляд на принцессу, хмуро смотревшую на неё. — Я прочитала письмо… и пришла, как там было написано. Написано на моём языке, кем-то из тех, кто знает его и, возможно, такой же, как я. Принцесса Селестия…
— Я написала его, хотя и давно уже мне не приходилось прибегать к этому языку. Надеялась, что и не придется. — Вздохнула принцесса и медленно подошла к одному из тронов. — Я долго думала после нашей встречи там, во дворце. Тогда я едва не нарушила клятву, данную ему. Другу, прожившему достаточно долгую жизнь, но не сумевшему остаться со мной навсегда. А он, в свою очередь, дал свою клятву и сдержал её до самых последних своих дней. Но меня охладили слова, что донеслись из твоего артефакта, и Луна… её желания для меня — как искупление за то, что мне пришлось сделать когда-то. Пусть даже она не знает всей подоплеки этого поступка.
Демикорн слушала мягкий голос принцессы, ощущая глубокую грусть в её словах. От пламени ненависти остался лишь пепел, но и это холодное ощущение пугало её не меньше, чем то яростное пламя, вырвавшееся в их первую встречу.
— Да, я знаю язык твоего народа и помню своё знакомство с ними в первый раз. Гордые, непокорные, живущие во власти созданных правил, порой жестоких и суровых. Я не просила их о помощи, но, получив её, никогда не смирюсь с тем, что узнала про них. — Селестия поджала копыто и плавно опустила его на трон чуть меньше размером. В её глазах мелькнула печаль, словно это прикосновение навеяло мрачные воспоминания из её прошлого. — Они были сильны, и они выступили против Эпохи Хаоса на нашей стороне. Однако они платили громадную цену за каждую свою победу, и я думала, что воспоминания тех дней навсегда покинули меня.
— Но почему тогда, в замке, вы сказали те слова? Почему вы смотрели и смотрите на меня сейчас с жалостью и, одновременно, с опаской? — Воскликнула синяя пони, сделав шаг вперед. — Дайте ответ, хотя бы сейчас! Зачем вы позвали меня сюда?
Раздался тяжкий вздох, и принцесса медленно обошла Диксди вокруг, смотря на неё, словно желая запомнить её такой: испуганной, озадаченной и растерянной.
— Ты сказала, будто сломаешь свой рог и бросишь артефакты, но я знаю, что ты произнесла это, не подумав. Смотри: это то, что осталось от тех, кто принадлежал к твоему роду. Оружие, созданное ими, пережило их на многие века. Они сами были оружием. Почти тысячу лет стоит этот замок заброшенным, и всё это время обломки их наследия лежат, не поддаваясь алчному прикосновению времени. Такие же, как ты, Диксди, осколки прошлого… — Глухо произнесла принцесса, опустив крылья и почти касаясь их кончиками пыльного пола. Сияние магии подняло с пола сломанный рог и, покрутив, медленно воткнуло в пол, поддавшийся острому лезвию, словно и не был из камня. — Но я хотела сказать не об этом. Когда-то мной было дано слово, и я сдержала его. Но теперь я хочу взять слово с тебя, Демикорн. Сможешь ли ты не допустить повторения истории? Сможешь ли ты, наследие мрачного и темного прошлого, сохранить то светлое, что обрела, явившись в Эквестрию, и не пойти по стопам своего народа? Если, конечно, это действительно правда. Я спрашиваю тебя, потому что вижу на бедре отличительный артефакт, который носили все, кого я видела из Демикорнов, никогда не снимая и не расставаясь с ним.
Селестия взглянула выжидающе в янтарные глазки Диксди, но та лишь растерянно глядела по сторонам, стараясь не смотреть на принцессу, пытающуюся сохранять расстояние между ними. На белой мордочке Селестии отразилась внутренняя борьба. Ей хотелось казать что-то еще, но, вместо этого, она лишь повторила просьбу дать ей слово.
— Я не понимаю, зачем это вам, принцесса, но да… Именем Алой, я даю клятву не идти по пути, что выбрал мой народ… даже если это будет единственным путём… — Сбивчиво проговорила синяя пони и приложила копытце к груди так же, как это было описано в книгах, которые она читала.
Селестия сухо улыбнулась. Живя больше тысячи лет, она знала, как скоро такие клятвы нарушаются, но ей хотелось испытать эту странную пони, явившуюся в этом мир как через пролом времени, последней искрой далекого пожарища.
— Теперь, мы обе дали слово. Я — своему другу… ты — мне. Оступись, соверши ошибку, и эти узы будут разорваны, а я обрету свободу от своей клятвы. — Неожиданно мягко и ласково проговорила правительница Эквестрии. — Для меня ты – орудие, и этот предмет на твоем бедре лишь доказывает это. Увы, я помню, как они мерцали символами на твоем языке, как в их голоса вслушивались такие как ты и как потом происходили вещи, которые заставляли кровь застывать в сердце, превращая его в кусочек льда.
— Скажите лишь одно… что случилось в этом замке? Почему в ваших глазах печаль, когда вы смотрите на эти руины? — Демикорн сделала несколько шагов по пыльному полу, и искорки пылинок закружились в тусклом свете, пробивающемся через листву деревьев, заменивших своими ветвями часть крыши этого замка. — Что случилось с теми, артефакты которых лежат осколками на полу? Ведь это артефакты Демикорнов, я узнаю эти символы из тысячи других…
— Я не могу ответить тебе на эти вопросы. — Перламутровая грива качнулась, и принцесса, развернувшись, стала покидать зал, оставляя за собой едва заметные следы. — Особенно теперь, когда взяла с тебя слово. Когда-нибудь эта правда явится на поверхности мира, но я не хочу и не буду той, кто сделает это… Найди свой путь. Эквестрия велика. Пусть в ней найдется место даже для такой… как ты.
С этими словами она оставила синюю пони в одиночестве. В окружении покосившихся тронов, на одном из которых виднелся тусклый рисунок солнца. На другом, чуть меньше размером, к которому с нежностью прикасалось копытце принцессы, был виден едва заметный силуэт месяца на темном облачке. Крылья принцессы разметали слой опавших листьев и кусочков истлевших гобеленов, открыв взору мерцающие куски исковерканных браслетов и похожих на кандалы обручей, беспорядочно лежащих бесполезным мусором. Лишь металл сохранил свой тусклый блеск. Магия покинула их, и от кусков веяло лишь пустотой и печалью, отдающейся в груди Демикорна, будто одетые на неё артефакты скорбели о своих сородичах, наполняя её своими чувствами.
— Живи, залог договора…
Голос раздался со стороны обвалившейся стены, тихий и мелодичный голос, что позвал её по имени. Он звал её снова и снова, пока она не вскарабкалась через провал в стене и не оказалась в засохшем и покинутом жизнью саде. Сухие стволы деревьев раскинули свои ветви, протягивая их друг к другу. Тишина нарушалась лишь легким треском опадающей коры и шелестом песка в покосившемся фонтане, давно уже забывшем, как когда-то он щедро делился водой с каждым путником и гостем этого зеленого и прохладного в прошлом сада. Голос раздавался всё ближе и ближе, пока перед Диксди не показался кто-то, стоящий у крупного дерева, через ствол которого шла глубокая трещина, завершающаяся у самых корней, словно в него ударила молния. Пони пристально вглядывалась в него, и его облик казался знакомым.
— Хранитель Жизни Паланнен! О, Алая, не может быть, это вы… — Она побежала к нему, едва различая, как тот шевелит покрытыми корой губами, пытаясь сказать ей что-то очень важное. — Паланнен! Пала… ннен…
Она замерла, не дойдя всего десятка шагов. Вместо него у самого дерева стояла прислоненная к стволу грубая фигура, ветви которой лишь казались рогами над узкой и вздернутой к небу мордочкой. Она медленно подошла к ней, лишь убеждаясь, что ей всего лишь показалось. Фигуру покрывали трещины, и только издалека в ней угадывался столь хорошо знакомый ей по детству силуэт. Демикорн сложила копытца на это дерево, ощущая тепло сухой коры, и грустно вздохнула, вспоминая как тот, кого она звала по имени, рассказывал сказки о Вечносвободном Лесе и дарил белые цветочки со своей гривы. Его грива была мягкой, как мох, гибкой, как трава, и украшенной цветами и синими листиками на кончиках рогов, казавшихся ветвями, растущими из покрытого корой тела.
— Мне не хватает твоих историй, Паланнен… всё вокруг стало таким другим. Ты говорил, что настанут времена, когда всё вокруг будет цвести и радоваться. Почему ты не сказал, что в нём не будет тебя и других. — Тихо шептала она, словно говоря с этой опирающейся на умершее дерево фигурой, от которой знакомо пахло корой и лесными грибами, мхом и родниковой водой. — Ты обманул меня, Паланнен, ты просто обманул меня…
Синее копытце поглаживало увядшее деревце, что дарило какое-то странное спокойствие, возвращающее её в те прекрасные дни. В дни, которые хотелось не просто вернуться, а оставаться там навсегда…
Письмо, всунутое между копытцем и браслетом, выпало и забилось под торчащие корни, как последний опавший листок в этом саду.
— Мы её ищем везде, а она спит, обняв дерево. — Тихо раздался голос единорожки.
— Пусть отдохнет, не будем тревожить… — Еще тише ответила зебра, тихо опустив сумку на землю. Выбрав место почище, она уселась на обломке невысокой скамейки. Твайлайт села рядом и озадаченно смотрела, как странная синяя пони зовёт кого-то по имени во сне, обняв шершавое и высохшее бревно. Оно отдаленно напоминало силуэтом замершего у дерева оленя, горделиво вскинувшего голову и поджавшего копыто в попытке уклониться от сильного удара, нацеленного прямо в его грудь.
— Как странно… это дерево, оно похоже на оленя. — Тихо произнесла единорожка, наклонив голову на бок, отчего иллюзия стала еще сильнее… — Правда, удивительно?