Песнь Солнца и Луны: Чёрный Кристалл

Вступление и оглавление

Вступление

В этом фанфике по My Little Pony я хотел бы рассказать о событиях, произошедших тысячу лет назад и более до начала сериала, постепенно приближаясь к тому времени, в котором происходит его действие. Как видно из названия, я вдохновился произведением Джорджа Р.Р. Мартина «Песнь Льда и Пламени», в частности, его персонажами и тем, что все они не пафосные белые рыцари, которые ещё и бессмертны, а вполне себе обычные люди, ну, по крайней мере, большинство из них. И этим история привлекла меня больше всего: его мир, как и наш, создавался и менялся не благодаря одному избранному герою, а целым поколениям людей.

И в данном рассказе я хочу немного расширить, даже приукрасить каноническую историю о становлении могущественной, развитой и миролюбивой страны цветных лошадок. К сожалению, создатели показали совсем немного серий о прошлом Эквестрии, а прошло, по их словам, больше нескольких тысяч лет. Стоит пораскинуть мозгами, и можно придумать уйму историй на этот промежуток времени. Естественно, постараюсь ответить на многие вопросы из нашего любимого сериала: к примеру, рождение Селестии и Луны, почему единорог правит Кристальной Империей, как Луна стала злой, почему пегасы управляют погодой, отчего многие животные стали так зависимы от пони и так далее.

В общем, не хочу вас томить, а для того предоставляю вашему вниманию рассказ о том, через что пришлось пройти народам пони в древности ради создания того прекрасного мира, который они с таким удовольствием показывают нам в сериале. Вы увидите историю о тех, кто трепетно создавал знакомый нам мир, о тех, кто желал изменить его и о тех, кто норовил воспрепятствовать этому.

Большое спасибо за внимание!

Оглавление

Лик Империи

Пролог
Старсвирл — I
Даркфлейм — I
Пэнси — I
Кловер — I

Полёт Аликорна

Авилина — I
Харувэй — I
Старсвирл — II

Унесённая морем

Даркфлейм — II
Паддингхед — I
Пэнси — II
Кловер — II

Формула жизни

Авилина — II
Нира — I
Харувэй — II
Старсвирл — III

Отголоски зимы

Даркфлейм — III
Паддингхед — II
Пэнси — III
Кловер — III

Звезда океана

Авилина — III

Небесная пелена

Кловер — IV
Харувэй — III
Паддингхед — III
Нира — II

Распустившийся цветок

Пэнси — IV
Даркфлейм — IV

Танец на берегу

Старсвирл — IV

Алая Леди

Нира — III

Шепчущие ветра

Пэнси — V
Харувэй — IV
Кловер — V

Деяния королей

Паддингхед — IV

Безвольная рать

Старсвирл — V
Пэнси — VI
Элларис

Явление Матери

Нира — IV
Даркфлейм — V
Айронклад

Южное солнце

Старсвирл — VI

Крылья надежды 

Пэнси — VII

Желанный покой

Эпилог

Хранитель прошлого < MLP >

Т В А Й Л А Й Т

“Фиолетовая пони неспешно ступала по дорожке пустынного города, удивлённо рассматривая его странные окрестности. Казалось, что только вчера в Понивиле всё шло своим чередом, но теперь окружение изменилось: небо укрылось от взора аликорна пеленою чёрных туч, а вокруг ни души, и даже в цветах не было тех привычно ярких и жизнерадостных красок.

— Что-то здесь не так, куда все делись? – прошептала Твайлайт, или так ей показалось, ведь своего голоса она не услышала. — Пинки Пай! Флаттершай! — всё же оказалось, что она могла говорить и даже кричать. — Рэрити! Рэйнбоу Дэш! Эпплджек! Где вы все?

Никто так и не отозвался, лишь эхо её слов рассеялось у стен маленьких деревенских домиков. Взгляд аликорна сразу же застыл на большом дубе, в коем, несомненно, угадывались очертания её библиотеки. Но с деревом произошло что-то ужасное, ведь всю его пышную листву объяло ярким синим пламенем, которое должно было вот-вот перекинуться на ствол древа.

— О, боже мой! Что случилось?! Спайк, я ведь просила не играться с огнём дома! – зарыдала Твайлайт при виде этого кошмарного зрелища.

Озираясь в поиске колодца или какого-нибудь другого источника воды, Принцесса Дружбы увидела знакомые силуэты пони в окнах первого этажа. За несколько лет жизни в Понивиле она так сильно привязалась к своим друзьям, что могла отличить их, едва увидев.

— ЧТО ВЫ ТАМ ДЕЛАЕТЕ?! БЕГИТЕ ОТТУДА! — со всей дури закричала Спаркл, но, как ни странно, она не чувствовала запахов дыма, копоти, гари и любых других признаков неумолимого пожара.

Силуэты продолжали заниматься своими делами, не обращая никакого внимания на крики подруги и на огонь, который медленно спускался к ним с пышных ветвей. Принцесса бросилась к своему дому со всех ног, а затем с размаху лягнула по двери — аж щепки полетели. И прямо у порога она встретилась лицом к лицу с подружками. Они будто загодя готовились к встрече и собрались на одном месте в мгновение ока. На их мордочках не было никакой тревоги, словно ничего не произошло.

— Как же я рада, что с вами всё в порядке! – с облегчением вздохнула Твайлайт.

— Ты кто такая? – удивилась Пинки, наскоро оценив взглядом фиолетовую пони, и после чего радостно улыбнулась. — А-а, ты узнала о моей вечеринке?! Заходи! У нас весело! И здесь не так жарко, как тебе кажется, — Пай подошла ближе и шепнула на ухо. — Поверь мне...

— Дело говоришь! Тут очень тепло, не стой на улице, а то простудишься, — с ухмылкой поправила шляпу Эпплджек. — Ты-то не переживай! Я сварганю для тебя бабушкиной настойки, и будешь здоровой на зависть всем.

— Вы не узнаёте меня? — с испугом выдавила из себя Спаркл. — Что произошло с моей библиотекой? Почему она горит?!

Вместо ответов, её обступили подруги, будто желая раздавить в тесных объятиях. Рэйнбоу Дэш подлетела к Твайлайт практически вплотную, начав что-то говорить. И тут фиолетовая пони со страхом осознала, что не понимает и не чует ни единого её слова.

— Я тебя не слышу, я вообще ничего не слышу!

Краем глаза аликорн заметила, как чёрные тучи за спиной расступились, а затем из-за горизонта поднялось красное солнце исполинских размеров, заполонившее собою всё небо. И в это мгновение верные и самые лучшие друзья на свете вышвырнули Твайлайт за порог и заперли дверь на замок. Но теперь ей было не до них. Всё внимание принцессы устремилось к яркому, но совершенно не ослепляющему светилу. Оно приближалось, становилось всё больше и больше, и казалось, что его жар начал обжигать бедняжку до самых костей.

— Неужели так всё закончится? — пробормотала Спаркл под нос.

И весь этот кошмар тянулся до тех пор, пока Твайлайт на самом деле не почувствовала жар огня, от которого она чуть не подскочила с кровати”.

— Ааа, я горю! – одеяло улетело куда-то в сторону, а маленький дракон, стоявший рядом с ней, подпрыгнул от неожиданности ещё выше своей испуганной подруги.

— Ой, прости-прости! Я не знал, что Принцесса Селестия адресует его прямо сейчас! — в отчаянии пролепетал Спайк, подбирая упавший рулончик с пола.

— Уф, это был всего лишь сон... — с облегчением развалилась на постели Твайлайт. – Какой-то больно правдоподобный и странный сон, — задумчиво нахмурилась она. — Спайк, а почему ты сидишь рядом со мной? Разве ты не должен спать в своей корзинке?

— Я и спал, но потом услышал твоё назойливое бормотание, — взгляд дракончика стал несколько растерянным. – И в нём ты не говорила о книгах, уроках, подругах, списках и всего остального, что ты любишь, — пересчитывал он на пальцах. – Вот я сразу побежал тебя будить.

— А уже во время твоих попыток меня разбудить, ты получил от Принцессы Селестии это письмо? – нежно улыбнулась пони, кивнув на скрученную бумагу, из-за которой к ней вернулось привычное любопытство. — Как интересно, выходит, жар огня появился и в моём сне, который я теперь едва помню. Слушай, положи в следующий раз яблочный пирог на эту тумбу.

— Хорошо, как скажешь, — немного опешил Спайк. — Э-эм, значит, тебе приснился кошмар? Мне тоже иногда снятся кошмары, но они появляются, когда я переедаю.

— Хи-хи-хи, а такое вообще возможно?

— Ага, пару раз так и было. Вспомни, когда я объелся мороженого и… — после этих слов дракончик заметно приуныл.

— Значит, в тот день тебе приснился кошмар? Что же тебя в нём испугало?

— Как я летаю в виде большого дракона и крушу наш городок, — снова повеселел Спайк. — А вдруг, когда я вырасту, то буду, как остальные драконы?

— Я уверена, даже когда ты вырастешь, ты не забудешь нас и не станешь крушить наш любимый Понивиль, — Спаркл нежно погладила шершавую чешуйчатую голову своего «помощника номер один».

— И я даю своё драконье слово, что так и будет! Какой всё-таки нелепый сон.

— Ты у меня молодец, — Твайлайт похвалила его с улыбкой. — Так что же Принцесса написала для меня, ты мне скажешь? – фиолетовая пони встала и поднесла телекинезом одеяло, дабы аккуратно его разгладить на кровати.

— Вот, — малыш снял печать и прочитал содержимое с крайне важным видом. — Принцесса Селестия приглашает нас на «Канун Дня Согревающего Очага», чтобы вновь сыграть в спектакле! Прямо, как в прошлом году!

— Просто замечательная новость! Мне понравилось играть Кловер Премудрую, но сценарий о ней вышел несколько суховатым. Не хватало в её характере яркости и чуть больше эпизодов её “премудрости”.

— Ага, осталось лишь предупредить всех остальных. Ведь у твоих подруг нет своих драконов, чтобы они передавали им сообщения, даже не выходя из дома, — после этих слов помощник застыл на пару секунд в озарении. — Эй, только представь себе гениальность моей идеи! Если бы у каждой из твоей подруги был свой дракон, то мы стали бы самой быстрой почтой в Эквестрии!

— Угу, я обязательно закажу у Принцессы Селестии ещё пять яиц, — безразлично махнула Твайлайт, быстро уйдя в себя. — Каждый год играть один и тот же спектакль... могли бы изменить в нём хоть что-нибудь, — с кислой миной пробормотала аликорн, да так, что было едва слышно.

— Ты что-то сказала?

— Нет… ничего.

А на следующий день подруги с весёлым настроением отправились в Кантерлот, чтобы вновь сыграть в знакомом спектакле, только на этот раз с ещё большей увлечённостью.

— Твайлайт, как ты будешь играть Кловер Премудрую? У неё ведь не было крыльев, — поинтересовалась Рэрити, как обычно, занятая примеркой всяких нарядов, которые, судя по историческим справкам, носила принцесса Платина.

— Не волнуйся, балахон их скроет и не “испортит” мою героиню, — кисло усмехнулась Спаркл.

— Нашла, что сказать, дорогая, — захихикала единорожка. – Хорошую пони крылышками не испортить.

И как в прошлый раз, все отыграли бесподобно. Даже Спайк принял роль рассказчика с полнейшей серьёзностью, отчего ему пришлось вдвойне сильнее напрячь свои голосовые связки, ради достоверной атмосферы спектакля. А под конец представления все пони по традиции спели гимн и собрались за большим праздничным столом, где они пировали до утра, смеялись до упаду и отмечали праздник так, чтоб слышала вся Эквестрия. После восхода солнца же недремлющий машинист паровоза доставил всех, кому хотелось, по домам.

---

В ту ночь кошмары не смели беспокоить сладкий сон Твайлайт. Она проснулась в отличном настроении, которое просило её не прекращать веселья, но разум, напротив, хотел наверстать впустую потраченное время за какой-нибудь хорошей книгой. Как замечала принцесса, у неё было два голода: по знаниям и по еде, где первый всегда был сильнее.

— Как же приятно так выспаться, — блаженно потянулась фиолетовая пони, приподняв одеяльце. — А это значит, что до следующего сна я могу сделать ещё больше полезных дел. Итак, где моё перо? Спайк?

— А я не выспался, — сонно проворчал дракончик, не желая вылезать из тёплой корзины.

— Не надо было с нами сидеть до утра, — покачала головой аликорн. – Ты ещё маленький для таких посиделок.

— Я ведь ждал тебя. Чтоб мы вернулись домой вместе, — пробубнил тот. — Но я ни о чём не жалею. И кстати, вы отлично сыграли на спектакле. Как бы сказала Рэйнбоу Дэш: на двадцать процентов круче!

— Правда? А мне показалось, что так же, как и тогда.

— Нее, я же видел, — махнул лапой он. — Пинки Пай делала ещё больше глупостей; Флаттершай со своей боязнью сцены выглядела ещё милее; Рэрити вела себя уже не как принцесса, а как настоящая королева; Рэйнбоу Дэш... ну ты точно её запомнила. Все сыграли лучше, — протяжно зевнул Спайк, за похвальными речами говоря о своём великом желании отправиться спать дальше.

— Что ж, тогда не буду спорить. Тебе и зрителям было виднее, — Твайлайт приподняла голову с подушки и присела, дабы ненароком не прикрыть глаза на минутку и проснуться через пару часов, как это с ней бывало после бессонной научной деятельности. — Мне вот интересно, а кто писал сценарий к спектаклю?

— Принцесса Селестия, — толком не подумав, ответил помощник.

— Мне кажется, некоторые вещи в нём странные, хотя в первый раз я их даже не замечала.

— И какие же?

— Духи Виндиго... — прошептала она. — Хоть раз их кто-нибудь встречал в наше время?

— Эм… нет, — покачал головой Спайк. – Их же победили силой добра… упс, то есть, дружбы, забыла что ли?

— Нет, не забыла. И я тоже никогда ничего подобного не видела, — Твайлайт с задумчивым лицом поправила растрёпанную гриву. — И мои родители не видели. И дедушка с бабушкой не видели, иначе рассказали бы. И на севере всегда зима, но никаких там духов нет.

— Ты же знаешь, — ещё раз зевнул дракончик, — они появляются при больших ссорах.

— Вот именно! Мы уже ссорились друг с другом, но земля от этого не замерзала и не покрывалась снегом! Да, их победили, но не могли же они исчезнуть. Откуда-то они ведь взялись?

— Значит, им нет дел до всяких мелких ссор.

— Мелких ссор? – обиделась аликорн, вспоминая о проблемах с Дискордом и прочими злыднями. — Таких мелких, что сама Эквестрия могла стать царством вечной ночи, или страной хаоса, или чёрной обителью Сомбры, или сразу одним огромным ульем для Кризалис и её "милых" деток. А как лидеры племён могли оставить свой народ и отправиться искать новые земли? Думаешь, Принцесса Селестия отправилась бы лично на поиски новых земель?

— Нет, она бы отправила тебя! — ехидно подметил Спайк.

— Именно! А значит, ты не против, спуститься вниз и перебрать книги по истории, хоть как-то связанные с тем временем? — Твайлайт бодро выпрыгнула из кровати и приготовилась идти к новым познаниям.

— Но я не хочу, можно мне поспать? — завернулся в одеяло дракончик, будто оно могло защитить его от новоиспечённой Принцессы Дружбы и её старых привычек.

— Нам ведь только надо спуститься по лестнице! И всё, — закатила глаза фиолетовая пони. – Вниз, один этаж, не наверх же!

— И потом опять подниматься…

Но это нытьё его не спасло. Твайлайт и её «помощник номер один» стали тщательно проверять книжные полки. И если в аликорне пылала жаркая страсть к ответам, то её сонный дракончик лениво бродил вокруг да около, постоянно натыкаясь на кучи неубранных книг.

— Ничего! Только «Изгнание Найтмер Мун», и кучи других книг, которые нам помогали всего один раз. Серьёзно, ты читала их повторно после наших приключений? – недовольно проворчал Спайк, выкидывая в сторону знакомый сборник историй.

— Полагаю, нам тогда следует заглянуть в Кантерлотский архив, — Твайлайт проигнорировала вопрос помощника, продолжая рыться на полках. — Я уверена, в отделе Старсвирла Бородатого что-нибудь отыщется. Как-то раз Принцесса Селестия рассказывала, что именно он обучал её и Луну магии, когда они были маленькими. Может, там и стоило заняться поисками?

— Так не хочется туда ехать снова. И зачем тебе сдались эти Виндиго? Меньше знаешь — лучше спишь, так ведь говорят мудрецы? Кстати об этом... — Спайк с довольным лицом подобрал одеяло, которое он притащил с собой и завернулся в него. После чего скорым шагом направился к лестнице.

— Нет, так говорят только глупцы… — начала аликорн. — А, ладно, так и быть, — разочарованно вздохнула она, — можешь не ехать. Лучше приберись в библиотеке. Мне всё равно интереснее узнать обо всех подробностях одной. Только вдумайся, тайны далёких тысячелетий!

— Неа, меня ничто не заставит бросить одеялко.

— Как хочешь, а я не остановлюсь. Только вспомни, что у нас в Понивиле за три года произошло! Даже в параллельном мире побывали!

— Точно, мне совсем не понравилось быть собакой, — разочарованно качнул головой Спайк. — Давай больше не будем туда возвращаться, хватит с меня унижений.

— Ещё чего, — хмыкнула Спаркл, — нам ведь надо будет проведать нашу подругу Сансет, помнишь? А как мы оставим нашу Флаттершай? Она же в тебе души не чает.

— Угу, конечно, пусть этим лучше займутся наши двойники.

— Перестань бубнить себе под нос, — нахмурилась Твайлайт. — Что ты там говоришь?

— Ничего, удачи тебе в поисках, — махнул тот лапой и побежал к своей корзинке. — Хотя ради Флаттершай стоило бы вернуться в ту школу, — прошептал он по пути.

— Да, удача мне не повредит, спасибо и до встречи, — сказала напоследок Твайлайт.

---

К своему сожалению, после долгих и тщательных поисков в архиве, принцесса не нашла то, ради чего она вообще сюда пришла. В отчаянии, Твайлайт принялась рыскать на последней полке какого-то шкафа. Вскоре, с изумлением и некой надеждой, она вытащила книгу с рецептами пирогов, которая была в безнадёжно ветхом переплёте. Конечно, после стирания пыли, Спаркл увидела название и кинула сборник на пол в полном разочаровании. У неё аж глаз подёрнулся от такого жестокого неуважения к чужому труду, и она живо подобрала произведение кулинарного искусства, принявшись гладить его и обдувать от грязи. Тут её взгляд уловил на полу смятую бумажку, которая, очевидно, служила закладкой в этой книге рецептов. Естественно, аликорн её развернула, после чего невзрачная желтоватая бумага вновь разожгла огонь в глазах принцессы, ведь в ней была нарисована карта с Вечнодиким Лесом. Более того, на ней кто-то отметил три места, двух из которых не было ни на одной другой карте: руины, где пони с успехом одолели Найтмер Мун; большой светло-серый камень, расположенный в северном направлении от замка двух сестёр; и, напоследок, ярко выделенное дерево, которое находилось недалеко от камня.

— Какой сюрприз, карта, запрятанная в книге рецептов. Что за тайны она скрывает от меня? А может быть, это обычная закладка? Но так и быть, подыграю! В Руинах мы были, а что это за камень? И дерево...– аликорн прищурилась и присмотрелась более тщательно. — Зачем отмечать дерево в лесу, который весь состоит из деревьев? Может быть, эту карту составила очень умная белка? И она явно делала это не в одиночку! Кто же тебе пособничал, о, хитрая белка? Дятлы, совы? Кто же? О Совелий, мы вместе разгадаем эту загадку...

Твайлайт краем глаза осмотрела библиотеку и удостоверилась, что разговоры с самой собой и мысли об умных белках отпугнули почти всех любопытных зевак, после чего она уже приняла более привычный вид:

— Хм, этот камень здесь отмечен неспроста, а карту уж точно засунули в книгу о пирогах не смеха ради, — Спаркл всё-таки поздно заметила одного жеребёнка в больших очках, который некстати подошёл к её полке. — В Вечнодикий Лес! Хочешь пойти со мной? Давай, будет весело! — поинтересовалась она у маленького ученика Кантерлотской школы.

— В Ве-ве-ве-чнодикий Лес? — едва не шлёпнулся тот на пол. — О нет, крылатая тётя, только не туда! Я не выдержу этого снова! — с этими словами малыш убежал от принцессы на десяток метров, и вскоре остановился, чтобы отдышаться.

Твайлайт нисколько не сомневалась в успехах этого ученика по физкультуре, отчего она спрятала карту под крыло и поставила книгу на место. А затем аликорн с довольным лицом забрала свою зелёную куртку с вешалки и покинула библиотеку.

— Отличная работа, Твайлайт. И никто даже не догадается, что книга с рецептами пирогов когда-то была гораздо больше, чем простая книга с рецептами пирогов.

---

Лес, к превеликому удивлению Спаркл, оказался спокойным, и по пути никто вонючий, страшный, зубастый, большой и злобный ей не попался. Даже древесных волков не было слышно. Добравшись до того самого места на карте, где был изображён серый камень, Твайлайт узрела всё древнее величие бородатой статуи пони в шляпе и мантии, что явно говорило о его принадлежности к магам. И весь этот наряд, пусть серый и невзрачный, аликорн узнала в миг.

— Да это же Старсвирл Бородатый! Что ты позабыл в этом лесу? Твоей статуе здесь не место, — принцесса огляделась по сторонам, дабы удостовериться, что она по-прежнему находится в жутком и пугающем Вечнодиком Лесу, а не на территории чьей-то школы единорогов.

Но спустя мгновение, статуя озарилась ярким светом, живо приковав к себе всё внимание Твайлайт, а из глаз каменного Старсвирла возник неясный образ, который воссоединился со статуей, озарив её глаза синей аурой. После чего он развеял умиротворённую тишину зимнего леса и заговорил голосом, в котором слышалось множество иных голосов и тонов одного и того же.

— Кто посмел нарушить мой покой? – слова прозвучали громко и ясно, но в их произношении чувствовалась безмерная усталость, словно чуждый образ не спал всё это время, а чего-то ждал.

— Я... я Твайлайт Спаркл, — запинаясь от нахлынувшего волнения, ответила аликорн. — Как такое возможно, что я разговариваю с вами?!

— Странно, со мной могли общаться только Луна и Селестия, — удивился дух. – А это что у тебя? Моё зрение не обманывает меня? У тебя есть крылья и рог? Ты аликорн!

— Да! В это трудно поверить даже мне самой, ведь я раньше была обычным единорогом. Ну, не таким обычным, как все, — Спаркл быстро возвысила личную самооценку. — Но после многочисленных испытаний, связанных с магией Дружбы, я получила крылья! Это было неожиданно и так прекрасно!

— Так... тебе это удалось? Полагаю, что ты сделала то, чего не успел сделать я. И что же ты хотела узнать у меня, принцесса? Ведь аликорн — это могущественное и всезнающее создание, к которому все обращаются за ответом, а не наоборот.

— Господи, это так волнующе! Я разговариваю с самим Старсвирлом Бородатым, — Твайлайт едва не прыгала от неописуемого счастья.

— Пожалуйста, зови меня... Старсвирлом, — попросил дух.

— Как пожелаете, Старсвирл, — аликорн слегка поклонилась. — Что же с вами случилось?

— Если говорить прямо, то я умер, и ты находишься рядом... с моим последним захоронением, скажем так, — спокойно изложила статуя.

— Умер? – опешила Спаркл, — То есть...

— То есть ты стала аликорном, но не знаешь, что такое смерть? Кто твой учитель? — задорно усмехнулся голос.

— Принцесса Селестия, — гордо ответила та. — Может, тогда вы скажете мне о том, что такое смерть? Всё равно, как вижу, вам нечем заняться.

— Большинство созданий в Эквестрии имеют свой, определённый естеством, срок жизни, — заговорила статуя, будто заранее приготовившись к просьбе нежданной гостьи. — И чаще всего такой конец подразумевает собой старение, после которого наступает тихая смерть, это в лучшем случае. Аликорны являют собой живой пример исключения из правил матери природы. Они могут жить долго, очень долго, — с нотками огорчения продолжил говорить он. — Думаю, что Селестия и Луна, а в особенности Луна, выглядят на удивление привлекательно. Так ведь?

— Старение... — призадумалась Твайлайт. — У нас есть старики и бабушки, но только не среди принцесс. И по вашим словам, они потом... — вначале она говорила с радостью, вспоминая бабушку Смит, но её вдруг осенило и всё изменилось. — Подождите, хотите сказать, что мои друзья тоже могут умереть?! – после этих слов на глазах у аликорна выступили слёзы, когда она узнала горькую правду.

— Ты не волнуйся, это будет очень не скоро, — попытался утешить дух.

— Но всё же произойдёт? Рано, или поздно…

— Пока я был жив, — Старсвирл поднял глаза к небу, так и не ответив на вопрос Спаркл, — я искал заклинания, которые могли бы превратить всех пони в бессмертных аликорнов. И у меня ничего не вышло, не успел я подарить счастье долгой жизни для всех и каждого. В своё время нам посчастливилось получить в дар таинственные артефакты, которые нарекли «Элементами Гармонии». С их помощью Селестия победила духа хаоса Дискорда и Найтмер Мун. Но даже их силы было недостаточно для победы над вечным циклом жизни и смерти. К сожалению, даже с ними я так и не смог закончить своё дело.  Правда, как вижу, у тебя-то всё получилось!

— Вы говорите так, словно в том вся моя заслуга, но если бы не Принцесса Селестия, то я до сих пор осталась бы простой ученицей в Кантерлоте, — понурила голову Твайлайт. — Она привела меня на этот путь, она познакомила меня с магией Дружбы и я изучила её, как никто другой!

— Магия Дружбы? — удивился дух. — Ах, да, кто бы мог подумать… — послышались нотки разочарования. — Тогда мне стоит предположить, что каждому пони следует постичь её секреты до таких же высот, как и тебе, моя…

— Там нет никаких секретов, только крепкая дружба, — прервала она статую. — Значит, это вы оставили ту карту? Я так хотела найти кого-то, кто мог бы рассказать мне о прошлом, во всех деталях. И вы привели меня сюда! Что просто невозможно. Откуда вы знали, что я просмотрю каждую книгу? — Твайлайт старалась успокоиться, каждую секунду уверяя себя в том, что с её подругами ничего не случится. Заодно она вытерла слёзы воротником куртки, — Нет, это уже неважно. Вы ведь сможете мне помочь? Ну конечно сможете, вы же Великий Старсвирл!

— Всё правильно, дорогая Твайлайт, — слегка замешкался дух. — Я рад, что ты нашла меня, следуя моим… подсказкам. И я с той же радостью поделюсь с тобою бесценными знаниями.

— Это было бы чудесно!

— То были тяжкие времена, юный аликорн, словами трудно передать такое. Но я уверен, что Селестия придумала для вас добрую историю, мол, все пони в один прекрасный день поссорились, а потом помирились, чтоб жить долго и счастливо тысячи лет. Верно молвлю? — громко расхохотался Старсвирл.

— Да, мы как раз играем в спектакле про объединение наших племён, в котором всё написано так, как вы сказали, — с большим любопытством ответила фиолетовая пони. — И зачем Принцессе Селестии что-то придумывать, если так оно и было? Не важно, я пришла сюда не ради спектакля. Я хотела бы узнать у вас о Виндиго и той зиме...

— О-о, моя дорогая Твайлайт, ты узнаешь куда больше, намного больше! Селестия часто рассказывала мне, чего смогли добиться три великие расы пони, и она всегда стремилось нести лишь добро и справедливость. А из этих рассказов я понял, что у неё это получилось, — глаза статуи нахмурились. — Тебе и впрямь хочется знать, что было до рождения принцесс и после?

— Очень! Где ещё я смогу услышать рассказы Старсвирла Бородатого, который жил в то время?!

— Я могу передать тебе свои воспоминания и много кого ещё. Вместе они дадут тебе ответ на твой вопрос. И ты напишешь обо всём, что ты увидишь, — послышался глубокий вздох, хотя дух не подавал никаких признаков, что он мог дышать. — Итак, ты готова?

— Да! Подождите, вы передадите чьи-то воспоминания? Как...

Глаза статуи засветились ярчайшим светом, который устремился прямиком в зрачки фиолетовой пони, расширив те до небывалых размеров. На мгновение Твайлайт показалось, что она ослепла. Но затем к ней снизошло прозрение, которое сопровождалось градом чувств и эмоций, где боль сменилась наслаждением, и где радость прерывалась грустью. После нескольких минут статуя вновь стала мрачной и неприглядной, а вместе с тем исчез таинственный образ Старсвирла, укрывшийся в каменной темнице. Тело и разум принцессы больше не были подвластны ей самой, ведь она под волей чуждой силы побежала домой со всех ног. Добравшись до библиотеки, аликорн поднялась в свою комнату и села за стол, даже не раздеваясь и не обращая внимания на Спайка.

— Эй, привет Твайлайт, нашла, что искала? Э-э, с тобой всё хорошо? – удивился дракончик.

Фиолетовая пони не помнила того, как счастливое настроение Спайка было испорчено, как он уронил миску со своим лакомством на ступенях. Скорость письма у Твайлайт была на удивление молниеносной, и даже аура этого невероятного телекинеза сменилась на бледно-жёлтый оттенок. А Спаркл глядела на всё это своими глазами, по-прежнему находясь под действием заклинания Старсвирла, но не могла остановиться. Исписанные листы быстро складывались в стопки, а закончив писать, аликорн рухнула от истощения своих физических и духовных сил.

Проснувшись на следующее утро, первое, что увидела Твайлайт — это обеспокоенное лицо своего помощника, а второе — кучу бумаги на столе, на котором она уснула в своей зимней куртке.

— Наконец-то, ты очнулась! С тобой всё в порядке? Я так беспокоился за тебя! — с испуганными глазами протараторил Спайк, который, судя по виду, не находил себе места за все те часы.

— Что? Да, со мной всё в порядке, только голова побаливает, — приложила та копыто ко лбу, до сих пор не понимая, то ли она хорошо выспалась, то ли не спала вообще. — Постой! Я всё вспомнила, мне нужно срочно бежать к Селестии!

— Подожди, что происходит? Что ты писала вчера?

— Только не трогай здесь ничего, ясно? — с этими словами принцесса прижала стопку листов тяжёлой книгой, которую она вытащила из-под кровати, а затем пони обула попавшие под копыта сапоги и метнулась к воздушному шару.

— Как же обидно, я уже несколько месяцев с крыльями, но до сих пор не научилась летать! Надо потом взять несколько уроков у Рэйнбоу Дэш, но это позже, — посетовала Твайлайт на себя.

Прилетев в Кантерлот, Спаркл незамедлительно поднялась в покои Селестии. В разгар дня она наблюдала за Эквестрией на своём привычном месте – на балконе дворца.

— О, Твайлайт Спаркл, моя любимая ученица, что привело тебя ко мне в этот прекрасный день? – с доброй улыбкой вопросила принцесса Солнца. Такая же величественная и могущественная, как всегда, но при том непостижимо грациозная и красивая. Она умело создавала вокруг себя иллюзию хрупкого и беззащитного существа.

— Я узнала всю правду у статуи Старсвирла! Зачем мы играем этот спектакль, если в нём почти всё – это ложь? И вы никогда не поднимали настоящее Солнце? И Луну тоже? Да их вообще никто не поднимал и не опускал! Потому что это невозможно, вы над ними не властны! – настроение Твайлайт резко переменилось, и чем сильнее она повышала голос, тем ярче и отчётливее выстраивались образы и воспоминания в голове.

— А-а, ты нашла последнее пристанище Старсвирла? – улыбка пропала с лица светозарной кобылы, а её голос приобрёл грустный и холодноватый тон. — Мне и моему народу пришлось через многое пройти, чтобы ты могла жить в таком мире, какой знаешь с рождения. И тебе же будет лучше, если всё так и останется, моя любимая ученица!

Рог Селестии засветился ярким желтоватым светом, а затем она коснулась им до лба Твайлайт. Та даже не успела воспользоваться телепортацией, или другими заклинаниями, остолбенев и упав прямо в объятия своей наставницы, забывшись очень крепким, но непродолжительным сном. И через пару часов аликорн уже проснулась в просторной белоснежной кровати, нежась в тёплой и мягкой постели.

— Ох, моя голова... — простонала Спаркл, уткнувшись копытом в лоб, отчего сразу же почувствовала в этом действии веяние дежавю. — Где это я?

Откинув бархатное, под стать настоящей королеве, одеяло и присев, Твайлайт увидела Селестию, которая осматривала со своего балкона всё великолепие эквестрийских просторов.

— Принцесса Селестия, что вы тут делаете? Точнее, что здесь делаю я? Это не моя кровать! – фиолетовая пони начала с беспокойством озираться по сторонам.

— Ты не помнишь? Я тебе рассказывала про удивительные возможности некоторых древних заклинаний, а ты заснула, — с ласковой улыбкой ответила аликорн.

— Что? Я?! – Твайлайт обескураженно уставилась на свою любимую наставницу. — О нет, простите меня!

— Ничего, всё хорошо, — правительница Эквестрии медленным шагом подошла к бывшей ученице, а затем нежно погладила её по голове, — я и сама дремала на таких лекциях в своё время. Ты лучше выйди со мной на балкон и посмотри на этот чудесный закат! Сегодня он получился у меня по-особому красивым. А тем заклинаниям я научу тебя как-нибудь в другой раз.

Принцессе Дружбы ничего не оставалось, как послушно выскочить из кровати и пройти вместе с наставницей, продолжая бесконечно корить себя в мыслях. И когда солнце укрылось на долгожданный покой, а небеса похолодели, фиолетовая пони собралась уходить домой, чтобы наверстать упущенное и вернуть полное доверие Селестии как можно скорее. Принцесса потратила на неё своё время, а поэтому она должна была выложиться на двести процентов.

Я никогда не засыпала на уроках Принцессы Селестии, — весь обратный путь до библиотеки Твайлайт беспокойно перебирала всё случившееся в голове, пытаясь узнать, где она могла так жестоко оступиться. — Должно быть, я очень сильно утомилась. Но ведь, когда я не спала пять дней подряд, я всё равно могла с успехом прочитать одну книгу за два часа, а потом написать изложение по тому, что я прочитала! Да и зачем ей нужно было учить меня заклинаниям? Она же знает, что теперь я изучаю их самостоятельно.

Придя домой с тяжко загруженной головой, аликорн первым делом удостоверилась, что Спайк уже спит. И не найдя ответов на целую кучу своих вопросов, Твайлайт тоже хотела лечь на постель, падая от усталости, но её внимание обратилось к столу, на котором целую кипу листов придавили толстой книгой. В полной растерянности от такого беспорядка, пони аккуратно сдвинула книгу. Её взгляд сразу же приметил текст, написанный пером и чернилами. Но прежде всего она зачитала некое заглавие всего текста, которое явственно выделялось на фоне чистого белого листа, что покоился отдельно от всей кучи: «Песнь Солнца и Луны». После чего Спаркл подняла телекинезом всю стопку и быстро пролистала её. С встревоженным лицом принцесса опустила бумагу на место, понимая, что она была исписана от начала и до конца.

— Это невозможно! Я не могла всё это написать! Да и я ли это сделала? — несмотря на все странности всего происходящего, принцесса даже не заметила, как она уселась за стол и принялась читать одну страницу за другой.

Введение

История

Когда наступало время рассказов о прошлом, о судьбах других народов и культур, Селестия поступила на манер наших истинных создателей. То, о чём ведают новым поколениям, имеет общую суть, но при тщательном рассмотрении совершенно далеко от истины. У вас когда-нибудь возникали мысли о том, что в истории могла затаиться ложь? Появлялись ли сомнения, когда вы брали с полки такую книгу? Ведь каждый может написать свою историю и в этом вся её прелесть. Мне тяжело представить, сколь много правды утеряно от нас посреди бесчисленных лет. Как так получилось, что после долгих тысячелетий все достижения наших рас уместили в паре книжек, вместо десятков неподъёмных томов? И словно этого было мало, почти каждую страницу таких книжек заполнили картинками. Да, я хотел бы поведать вам историю о двух величайших созданиях, что были рождены под знаками Луны и Солнца, но ведь они не всегда оберегали нас, храня мир и спокойствие в Эквестрии. И среди забытых и утерянных веков, я многое найду, о чём хотелось бы вам сначала поведать. Ведь были те, кто жил до нас, а значит, будут и те, кто переживёт нас — такова мудрость творцов.

Несмотря на удивительную жизнь двух сестёр-аликорнов, история наших великих рас насчитывает многие столетия, а появились мы задолго до пришествия принцесс. И для такого удачного случая мне пришлось тщательно раздумывать, о чём я должен был писать на этих страницах и что окажется важнее для новых поколений? А захотят ли они читать историю моего народа, и смогут ли поверить в слова обезумевшего старика? Да что там, я сомневаюсь, что эти записи останутся в целости и сохранности после моей смерти, куда уж там до чтения. Но, так или иначе, среди всех значимых и великих событий, я хотел бы вам, младым и старым жителям Эквестрии, поведать о великой зиме, победу над которой воспевают в песнях ко Дню Согревающего Очага, о её безжалостных ветрах и свирепых холодах. И ведь неспроста все пони устраивают празднество в конце каждого уходящего года с тех далёких пор. Как же там говорилось в сказке: дружба трёх разных пони одолела злых духов Виндиго и холодная зима навеки отступила с их родной земли? Я же помню те времена несколько иначе, а память моя всё ещё хороша, уж поверьте. Так будучи Старсвирлом Бородатым, прозванным когда-то величайшим магом среди всех единорогов, я запомнил тот приход зимы и её конец, как последнюю благодать матери природы, хоть она и разгневалась за мою излишнюю самоуверенность. Моя досадная ошибка нарушила строгий порядок на этой планете, установившийся задолго до рождения моей расы. Я, следуя добрым побуждениям, ненароком вторгся в хрупкую гармонию нашего мира и навсегда изменил погоду в своих родных краях. Из новой истории все знают, что триумфальная победа над зимними духами позволила трём расам пони найти путь к единению и процветанию, но так ли было это на самом деле? И будучи свидетелем тех событий, я постараюсь развеять весомую долю ваших сомнений, мои дорогие читатели.

В старые времена, когда никто ещё не звал нашу родину Эквестрией, земли были дикими, неосвоенными, но в то же время и девственно чистыми, ещё нетронутыми теми, кто возжелал порядка. В простонародье их так и называли — Дикими Землями. Но единороги издавна прозвали место, который стал их домом – Этерией [Eteria], считая, что сама земля под их копытами была пропитана чистейшей,  нескончаемой энергией, позднее наречённой магией. Наши предки, судя по старым записям, ещё в древние времена считали, что они тесно связаны с этой землёй и небесными светилами, дающими свет днём и ночью. Верили, что только благодаря им они ясно мыслили, обладали любознательностью и невероятными способностями в управлении той самой магией. А по сим причинам терпеливо следили за их загадочными проявлениями, веря, что солнцестояния, равноденствия и, особенно, затмения несут знак свыше. Историки предпочитали делить особые периоды в истории моих дальних предков на эпохи. И самой первой из них стала Эпоха Звёзд, начавшаяся с первым появлением единорогов на восточных землях Этерии. В то далёкое время рогатые пони только постигали свою мудрость, развивая магические способности, изучая астрономию, естествознание, а также письменность. Стоит отметить, что первые поселения были основаны моими предками именно в Эпоху Звёзд. И так продолжалось до того времени, пока единороги не узнали о других разумных созданиях, которые могли без сожалений потеснить и затмить их гордую расу. О каково же было их разочарование, когда они поняли, что светила благоволят не только им одним.

Драконы — первые, с кем пришлось делить Этерию, до того считавшуюся достоянием лишь одних единорогов и глупых, не говорящих животных, или низших на простом языке. Крылатых созданий обнаружили на дальнем юго-востоке, во время поисков новых плодородных лесов, дары которых служили моим предкам одним из главнейших источников питания. Сначала этих чешуйчатых тварей приняли за низших созданий, пусть и впечатляющих размеров, но обделённых разумом, однако длительные наблюдения доказывали совсем иное. Единороги совсем отчаялись, решив, что драконы тоже обладали способностями к магии — создавая жаркий огонь прямо из собственного чрева. А когда они услышали, как огнедышащие разговаривают на их родном языке, пусть и в грубой манере, то почти дошли до крайности. Именно с тех самых открытий, историки говорили о завершении Эпохи Звёзд, которая дала начало Эпохе Огня, связанной с драконами и появлением нового вида магии.

Многие из наших предков уже готовы были преклониться перед могуществом более сильных драконов, если бы один из самых выдающихся астрономов не решил просто заговорить с ними, посетив их логово вместе со своими близкими друзьями. Встреча нескольких единорогов с драконами стала настоящим унижением, так как те едва обратили внимание на маленьких рогатых существ, на которых можно было случайно наступить и не заметить. Астроному, с трудом сумев привлечь внимание к себе, удалось впервые поговорить с одним из чудищ, а после и с их лидером, являющейся также главенствующей Матерью всей их расы. Единороги крайне рисковали, общаясь с ними, но зато узнали об одной важной особенности — те, перед кем они дрожали в страхе, оказались довольно примитивными. Их не волновали знания, им не нужны были другие территории Этерии, а всё, что их интересовало — это драки, размножение и поиски блестящих камней, которые они употребляли в пищу.

Драконы жили в пещерах естественного вулканического образования с примесью ярко-оранжевых пород, в окружении неприступных стен из горных хребтов и прибрежных скал. В центре же, ящеры могли свободно разгуливать и резвиться на ровной кольцеобразной площади, столь красиво сформированной, что самыми редкими изъянами на ней считались едва заметные издали трещины и "бассейны" с лавой. О глубоких подземельях, полных драгоценных камней, которые позднее стали для всех наших рас одной из главных причин неравенства, единороги понятия не имели. Как и о том, что крылатые чудовища обладают долголетием и знают о других землях, скрытых за необъятными водными просторами. Так или иначе, но Драконий Камень, как называли свою обитель драконы, на первый взгляд не представлял никакой ценности. Что любопытно, нашу родную землю крылатые чудища прозвали "Неизвестностью" и многим единорогам, в том числе и мне, это казалось несуразицей, над которой драконы даже не стали задумываться. Ушли долгие столетия, прежде чем наши историки поняли, для чего ящеры так называли Этерию.

Наши предки оставили драконов заниматься своими делами и продолжили в относительном спокойствии осваивать новые территории северо-восточного побережья будущей Эквестрии. Теперь же взоры единорогов были всецело устремлены к Мёртвому Городу – руинам некой древней цивилизации, архитектура и технологии которой ушли далеко вперёд, по сравнению с тем, чего добились единороги. В своих записях историки утверждали, что в город, полный высоченных и полуразрушенных башен, отправлялось, по меньшей мере, три экспедиции, но в тех же записях не указывалось, что искатели там нашли. Более интересными стали донесения третьей экспедиции, после которых ни один единорог не ступал копытом в Мёртвый Город ещё очень долгое время, либо самые храбрые делали это втайне от всех. Итак, последний отряд из десяти единорогов отправился в путь, но в поселение вернулись только четверо из них. Выжившие с неописуемым ужасом в глазах рассказывали про мерзких тварей, заполонивших руины, от которых они несколько дней прятались в самых высоких башнях Города. Именно те сведения вынудили любопытных единорогов оставить таинственное наследие ушедшей цивилизации на долгие годы, а так как город скрывали горные пики, то он не мозолил глаза своим великолепием. Естественно, многие поверили выжившим, да и кто бы не поверил? Но мне казалось, что тех четверых единорогов завалило камнями, или они упали в какую-нибудь яму по неосторожности. Лишь после избавления от смертельно опасной зимы мне удалось собрать единомышленников и отправиться в Мёртвый Город и узнать всю правду, но это совершенно другая история, о которой я расскажу в следующий раз, мои дорогие читатели.

А мы вернёмся к Эпохе Огня и тогдашним достижениям единорогов. Искатели из третьей экспедиции забрались как можно выше, спасаясь, по их словам, от диких тварей. Там они долгое время провели в заточении, наблюдая за тем, как со стороны восточного моря пришла гигантская стена воды, которая поглотила тех созданий, а вместе с ними затопила большую часть улиц. И это было одно из проявлений устрашающей силы нашей ближайшей и самой верной соседки – матери природы. А я бы сказал ещё больше, природа — вот самая невероятная тайна нашего мира, но ею никто не хотел интересоваться, ибо всех наших предков манили секреты немеркнущих светил. Мириады звёзд каждую ночь оставляли множество вопросов в любопытных головах самых лучших умов, а вечная чернота космоса приковывала внимание тех, кому было не до сна. Да, честно признаюсь, в то время единороги очень любили ночь, ведь именно с её приходом рогатым пони казалось, что их родной мир открывал взору куда больше тайн, чем можно было вообразить при свете дня.

Перед окончанием Эпохи Огня наша раса усердно развивала магию, исследуя самые разные к ней подходы, хотя раньше ей пользовались только ради удобств. И подражание драконам стало первым раскрытием великого потенциала магии, не считая телекинеза. То есть, создание пламени с помощью магических полей, а не искрами из-под камней и натиранием палочек друг о дружку. А ведь довольно забавно, что благодаря примитивным зачаткам в магии Стихий появились столь чудные заклинания, вроде телепортации и защитного купола. Так за пару лет единороги быстро перешли от атакующей и несколько опасной магии к разносторонним защитным умениям, вследствие чего, жеребят учили только магии Покровительства и Таинства. Школа Стихий открылась куда позднее, хотя именно с неё началось истинное познание дара единорогов.

Наша раса прошла долгий путь, прежде чем ей удалось встретиться с иными представителями своего вида. К тому времени, как мы впервые познакомились с, так называемыми, земными пони, у единорогов уже было два крупных города под названиями Мирреан и Элларис — который в будущем станет домом королей, несколько ресурсодобывающих поселений и первая магическая школа, открытая в Элларисе, а в местной хронологии стоял разгар Эпохи Просветления. И, как оказалось, до встречи с нашими собратьями маги понятия не имели, что такое вкусная пища. Всю жизнь мои предки питались травами и тем, что удавалось найти в близлежащих лесах. Со временем самые талантливые единороги научились особым заклинаниям, благодаря которым они могли создавать грубые подобия грибов и ягод, не переставая улучшать и совершенствовать их с каждым разом. Были и попытки использования земли для выращивания пищи, как это делала мать природа, но зёрна всё не произрастали неизвестно от чего. Некоторые считали, что магические поля, создаваемые их рогами, ослабевают и разрушают семена изнутри, а другие полагали, что природа сама обладает собственной магией, неподвластной единорогам. Из-за этого леса стали главным источником жизни, что вынуждало моих предков расширять кругозор и отправляться к другим частям Этерии, благодаря чему они и познакомились с земными пони. Не стану вдаваться в подробности, но сдружились эти две расы достаточно быстро, ведь во многом они оказались похожи.

Первая встреча стала удивительной для обеих сторон, а приняли наших первооткрывателей очень тепло. Хоть, на первый взгляд, земные пони жили весьма просто, это не было поводом звать их примитивными. Несомненно, единороги считали всех, кто их окружал, дикими. Но, взявшись сравнивать подходы к развитию и приняв во внимание отсутствие у земных пони волшебного телекинеза, оказалось, что они весьма уверенно продвигались вперёд. До того, как наши предки впервые увидели родной дом земнопони, они представляли их в каких-нибудь пещерах, а то и вовсе пасущихся стадами на лугах. А вот нет, те жили в просторных, ухоженных и грамотно выстроенных деревнях, что удивляло наших мудрецов больше всего. Эти пони умело пользовались каменными инструментами, а постройки строили чаще всего из дерева. Крупные и сильные жеребцы ко всему прочему возделывали почву и выращивали в ней урожай, а также следили за переменой сезонов, чтобы пищи хватало всегда и на всех. Из этого земледелия можно было сделать целую науку, и то мало бы кто из нас её понял. Ознакомившись с бытом и жилищами мастеров-земледелов, единороги впервые в жизни отведали чудо-яств, которыми их потчевали за трапезным столом. Какие же, наверное, были глупые лица у наших первооткрывателей, когда они узнали, что кулинария занимает чуть ли не самое почётное место среди всех остальных их ремёсел. Для кобыл земнопони готовка пищи была сродни у единорогов магии! Вот тут-то и родились вопросы, как следовало уговорить добрых и наивных существ делиться едой со всеми остальными представителями мудрой расы.

Тем не менее, дружеские и взаимовыгодные отношения с земными пони не установились за один день, ведь для этого требовалось нечто равноценное. И наши астрономы решили, что сказ о том, как самые мудрые и сильные маги поднимают, а затем опускают светила каждый день, обеспечит единорогов полноценной властью над глуповатыми сородичами с их весьма полезными умениями. С тех самых пор, как лидеры обоих племён заключили такое несправедливое соглашение, наши земные собратья принялись выращивать пищу и для рогатых мудрецов. Но из-за многочисленных лишних ртов не наступил лютый голод и земные пони не погибли, напротив, это стало для земледельцев настоящим вызовом: почва была плодородной и богатой, а эти создания олицетворяли собой идеалы трудолюбия, выносливости и усердия, ибо такова была их природа. Они уважали новых соседей за столь великое дело, как поднятие светил, поэтому с радостью делились плодами своего труда, при этом не забывая о своём народе.

Подобные отношения между двумя схожими расами имели как свои преимущества, так и свои недостатки, но всё же этот союз подарил нашим предкам большой простор для развития. Территории, обжитые земными пони, оказались богаты на железные руды, свойства которых заинтересовали единорогов. Таким образом, как наше племя познакомило мастеров земледелия с умелой обработкой и дальнейшим использованием камня и железа, так же и они научили своих более умных собратьев искать ресурсы не только на поверхности, но и под землёй. Технологии единорогов, да простая изобретательность земных пони позволяли строить подземные сооружения — шахты. Металлы, а затем и драгоценные камни открыли дорогу к торговле, а позже и к власти. Каждый из нас преувеличивал возможности соседа: единороги, работающие в кузницах и на фермах, применяя ум и смекалку в самых неожиданных проявлениях, и земные пони, обучающиеся в школах Мирреана, чтобы использовать полученные знания мудрецов на всеобщее благо Этерии и своего народа.

Пролетали года, росли и процветали города. Маленькая шахтёрская деревня мастеров земледелия превратилась в неприступную крепость из камня и железа под названием Айронклад [Ironclad], позже ставшую для них столицей и важным поводом для гордости. Земные пони всерьёз считали драконов, о которых им поведали единороги, опасной силой, поэтому они решили обнести свой город крепкими стенами и башнями, которым пожары были не страшны, как впрочем и почти всем постройкам города.

Со временем, некоторые из наших предков начали остерегаться весьма однообразного уклада жизни. Они решили, что новый путь разрушает их сущность, отдаляя от магии и знаний. Те самые пони оставили свои насиженные места в Элларисе и Мирреане, чтобы создать Зиалон [Zealone] — место, где каждый желающий мог обучаться естественным талантам вдали от, так называемой, цивилизации. Но это не значило, что почитатели магии и знаний стали соперниками тем, кто предпочитал удобства и ленивую жизнь. Напротив, подобное разделение открыло нашей расе новые горизонты. Маги Зиалона придумали неповторимое для тех времён обучение, где каждый ученик мог проходить разные этапы совершенствования магии, в зависимости от своих умений. Кого-то родители Мирреана и близлежащих поселений отдавали в школу практически с пелёнок, а некоторые приходили для лучшего познания своего потенциала, будучи достаточно взрослыми единорогами. Безграничные возможности, которые были дарованы первым основателям новой школы от великих астрономов Мирреана, позволяли экспериментировать с природой магии в самых разнообразных направлениях. Так появились новые ответвления, которые позднее стали независимыми школами. И если раньше в Зиалоне мог быть только один магистр, то позднее их стало двое, а затем и трое. Так впервые появились главнейшие школы Покровительства, Таинства и Стихий, именно в таком порядке.

В то же время, другая половина территорий единорогов развивалась по-своему пути, который, как рассказывали древние мудрецы, противоречил самой природе их светлейшей расы. Власть, жажда наживы, желание лёгкой, размеренной жизни и удобств – пусть на словах это звучит неприятно, но именно эти обстоятельства позволили нашей расе объединить все территории и создать Королевство Этерии, к которому безоговорочно присоединились и все богатства земных пони. А после такого воссоединения, астрономы, якобы используя магию для управления настоящим солнцем и настоящей луной, передали бразды правления молодой семье, носящей фамилию Блэквул [Blackwool]. Эти единороги прошли долгий путь, развив бартер драгоценными камнями в Диких Землях, которые они добывали из шахты Эллариса, а также втайне забирая часть сокровищ из Драконьего Камня, о чём его жители даже не подозревали. Благодаря этой семье, у единорогов и земнопони стремительно начала развиваться экономика, в ходе которой примитивный обмен товарами перешёл на денежную экономику.

Следующим крупнейшим событием в нашей истории стала Эпоха Открытий. Эта эпоха интересна не только множеством интересных встреч, но ещё и тем, что именно в тот период времени родился ваш покорный слуга. А так как я мог довольствоваться не одними историческими записями, но ещё и собственным опытом, поэтому в оставшейся части предыстории вы увидите более подробные описания.

Начало Эпохе Открытий положила семья фермеров земных пони, которая носила фамилию Арклайд. По большей части, заслуга принадлежит их детям, а не самим основателям, так как именно дети заложили основу для разведывательных походов по всей Этерии. Тофтиф [Toughtooth] Арклайд – будущий отец Паддингхеда – без дозволения родителей отправился вместе с родным братом Стронгбаком [Strongback] и ещё парой фермерских непосед на северо-запад. Именно там, по рассказам одного безумного старика, находилось чудное болото, по которому можно было ходить, не боясь утонуть и даже промокнуть. Добрались ли они до болота, ходили по нему, или с весёлым задором окунулись по уши в мутную и грязную воду, история об этом так и хранила молчание. Зато об их случайной встрече с воронами, а затем и гостеприимстве будущих соседей в Вороньем Гнезде, кажется, не написал только ленивый, а может глухой и слепой историк, коих в моё время, по счастью, не было. Но, в отличие от земных пони, те гордые и умные птицы не торопились присоединяться к землям Королевства, так как их взоры были устремлены к дальним западным территориям, до которых пони следовало перебираться через водные просторы.

Так, скорая весть долетела, а точнее, лично прилетела к самому Гиацинту Блэквулу I в виде двух посланников из Вороньего Гнезда. Единороги, встретившись с земнопони в своё время, уже получили всё, чего им не хватало, а по тому и не стремились они знакомиться с другими существами, или устраивать какие-то экспансии в иные необжитые земли. Более того, король всю дальнейшую работу по разведке целиком и полностью возложил на плечи Арклайдов, обещая дать им власть в Айронкладе. Несмотря на малый интерес, это весьма большая цена, не так ли? В данном случае, каждый преследовал свою цель. И если Тофтиф взялся за разведку с ещё большим рвением в надежде, что при новых полномочиях он сможет помочь своему народу, то Гиацинт хотел лишь освободить себя и советников от утомительных подсчётов собранного урожая, распределения пищи по всем городам и деревням, да так, чтобы единороги всегда были сытыми, а земнопони довольными.

Таким образом, именно Арклайды и земные пони обнаружили ещё больше неизвестных рас, с которыми они быстро, или по истечению некоторого времени установили дружеские отношения. Земля коров и быков, где вот-вот должен был установиться полнейший матриархат; овечья община, произведшая на свет целое поколение мудрых и умелых торговцев; Племя Упорного Неподчинения, как прозвали тогда небольшое сборище ослов и ослиц, которые согласились жить в мире и согласии на благо Королевства Этерии только через двадцать лет переговоров. Да, во время нынешней Эквестрии, скорее всего, не осталось ни одного осла, так как они быстро смешались с обществом земных пони, из-за чего у них появились особенные детёныши – мулы. То были достойные открытия, благодаря которым следовало с гордостью увековечить имя Тофтифа Арклайда и слагать о нём песни. Но при всём этом его достижения выглядели довольно блекло на фоне того, чего сумел достичь его сын – Паддингхед. Три крупнейших знакомства с одними из самых великих рас Королевства были осуществлены трудом и потом этого земного пони из простой фермерской семьи. Но естественно, в одиночку, как и многие другие славные деятели нашей истории, он этого никогда бы не добился.

Передав управление небольшой торговой лавкой «Карты со всех уголков Этерии» родному брату Стронгбаку, Тофтиф получил обещанное слово от Гиацинта: Айронклад сделали, при свидетельстве короля и его совета, единственной и неповторимой столицей государства земных пони, на звание которой до того претендовал Гипхауэр, а Тофтиф должен был стать первым канцлером. Но он отказался от этого титула, прося короля отдать его своему единственному сыну. По изначальным законам Королевства единорогов, Паддинхед мог стать канцлером только после смерти Тофтифа, но в тот день Гиацинт I сделал поправки, благодаря которым любой нынешний и будущий правитель мог добровольно передавать все полномочия на своего ребёнка, когда тот достигнет определённого возраста. Благодаря этому, отец будущего правителя земных пони смог заняться перестройкой Зимней Ратуши, которая в своё время отвечала за большую часть всех дел в государстве земнопони.

Брат Тофтифа стал мудрым наставником Паддингхеду, обучил его всему, что пригодилось бы опытному разведчику. Лавка «Карты со всех уголков Этерии», находящаяся в старом амбаре, и которая была так названа в шутку, под руководством Стронгбака превратилась в крупное содружество. Так в столице земных пони появилось Око Айронклада, где стали тренировать выносливых и быстрых разведчиков, а первые выходцы под лидерством Паддингхеда отправились в далёкие центральные земли материка, куда до этого не ступал ни один пони. Хотя это место долгие годы находилось под пристальным наблюдением магистров Зиалона, которые ощущали невероятную магию из одного гигантского леса, не теряющего листву и цвета даже в самую холодную зиму. Единороги желали разузнать обо всех тайнах этого леса, но страшно боялись неизвестности.

Не теряя времени, Паддингхед Арклайд с несколькими храбрыми разведчиками добрался до Вечнозелёного Леса, который так прозвали его исконные жители – олени. Любопытные земнопони обнаружили там целое королевство, отделившееся от всего окружающего мира ради жизни в гармонии с природой. Олени представляли собой ловких и грациозных существ, среди которых лидером становился тот, кого выбирал и благословлял сам Вечнозелёный Лес. Как видно из этих слов, Лесной Король и его народ оказались довольно миролюбивыми созданиями, и они приняли земных пони в своём доме очень тепло. Именно так народы Этерии узнали о новой истории и необычной культуре лесных жителей, которую те поведали нежданным гостям. Историки отмечали, что Паддингхед и его спутники провели в Лесном Королевстве целый месяц, на протяжении которого те многое узнали об оленях, но практически ничего о самом лесе, где о последнем я услышал из уст лишь самого Арклайда.

Народ с причудливыми рогами и тонкими ногами только-только начал переходить на каменные постройки, которые должны были заменить дерево. Естественно, деревянные жилища сразу навевали вопросы о том, что лесной народ жил не в такой уж гармонии с природой. Но, по словам Короля Грандхорна, то были дары самого леса, которые он вырастил только для него и его народа. Сам король часто отзывался о Вечнозелёном Лесе, как о некоем могущественном создании, обладающем невообразимыми силами. Однако Паддингхед так и не смог убедиться в правдивости этих слов, лишь выяснив у жителей то, что именно в этом лесу деревья могли вырастать за несколько дней!

В середине того месяца гостей пригласили жить в Хорндрим – замок короля и его семьи, единственное каменное строение в королевстве оленей. Арклайд желал знать многое, но олени часто не давали прямых ответов на его вопросы, а порой игнорировали некоторые из них, намекая, что они не смогут поведать чужеземцам все свои тайны. Хотя источником строительных камней служило великое ущелье, в котором обитали разные дикие твари, но то, каким образом рогатые создания добывали оттуда необходимые ресурсы, осталось под покровом той же тайны, что и многое до того. И чем быстрее приближался тридцатый день месяца, тем больше узнавал Паддингхед о необычных способностях этого дивного народа. Они могли исцелять болезни и залечивать раны с помощью трав и других даров Вечнозелёного Леса, что стало основой магии Исцеления, которой позднее научились маги Зиалона. Дружба оленей со всеми дикими обитателями леса поражала воображение, а поклонялись рогатые огромному дереву, растущему в центре Вечнозелёного Леса.

Как бы то ни было, но целых двадцать девять дней земным пони не разрешали говорить что-либо о своей культуре, родине и о соседях. Такое отношение едва не закончилось конфликтом, но в тридцатый день Король Грандхорн проводил Паддингхеда в свои покои, где всё-таки попросил рассказать обо всём, что так долго и терпеливо держал тот в своей голове. Как утверждал Арклайд после возвращения домой, он поведал королю обо всём, стараясь ничего не утаивать в истории своего народа. И в этом будущий канцлер был честным, ведь он знал свою культуру и историю, знал многих из самых великих деятелей земных пони. Но, подобно оленям, Паддингхед не стал делиться совершенно всем, оставив при себе рассказы о единорогах, магии, воронах, драконах и о других землях в восточной части Этерии.

Выслушав эту беседу, которая длилась целый день, со всем вниманием, Король Грандхорн переменился в настроении, утратил своё дружелюбие и весёлый настрой, после чего он подарил Арклайду остро заточенный кусок чёрного металла, вставленный в длинную палку. Я помню слова Паддингхеда, как он говорил об этом в своей комнате, сидя у камина:

«Пользуйтесь моим подарком с умом, ибо настанет день, когда враги придут и в ваш дом тоже» — это было последнее, о чём Арклайд услышал от гостеприимного хозяина Лесного Королевства. То копьё позднее дало толчок, в котором пони были вынуждены пересмотреть свои взгляды на привычные и мирные инструменты для строительства и ремёсел, дабы использовать их в совершенно иных целях. Но в своё время Паддингхед не получил никаких разъяснений, для чего нужно это оружие и о каких врагах предупреждал Грандхорн на прощание. Тем же часом, в тёмную и дождливую ночь олени проводили отряд разведчиков во главе с Паддингхедом до границы леса и там с ними распрощались. Будущий канцлер не стал рассказывать своим разведчикам о копье, вместо этого припрятав остриё в личной походной сумке и выбросив палку. Так земные пони вернулись домой, где их с нетерпением ждали семьи, а король Гиацинт I пожелал знать обо всём. Впоследствии, олени так и не стали верными и надёжными союзниками Королевства, но зато их дом оказался настоящим пристанищем знаний для единорогов из Зиалона, среди которых был и я. К сожалению, длилась эта благодать для разума недолго: через год с лишним после ухода Паддингхеда, Король Грандхорн оградил Вечнозелёный Лес от всех извне.

К тому времени, когда моя раса познакомилась с оленями, в Зиалоне полностью сформировались две школы, где велось развитие магии Покровительства и Таинства, а также начался набор учеников в новую школу Стихий. Более того, многие учителя занялись развитием старых направлений, открывая ещё больше заклинаний и формируя особые подразделы главных школ. К примеру, благодаря советам от мудрых оленей, и соответствующей практике наши учителя создали ответвление в магии Покровительства, а именно, магию Исцеления.

В Айронкладе уже готовилась новая экспедиция Паддингхеда, собирающаяся двинуться к неприступному северу в поисках каких-либо источников жизни, или других разумных существ. Тофтиф считал эту затею крайне рискованной, и ни при каких условиях не хотел отпускать единственного сына в столь опасный путь. Стронгбак, напротив, решил встать на защиту племянника, а в ходе долгих споров он даже смог переубедить родного брата, и тот, пусть и с тяжестью на душе, благословил сына на поход к снежным далям. По велению Стронгбака, в овечьей мастерской были утеплены по несколько слоёв шерсти все одежды, сшитые для Паддингхеда и его разведчиков, дабы обеспечить путешествию гарантированный успех. На прощание, Тофтиф пообещал будущему канцлеру завершить все работы над переименованной Зимней Цитаделью, которая должна была стать гордостью сына и его невесты Карионны Линен, а, следовательно, и всех потомков дома Арклайдов.

Так Паддингхед вместе со Стронгбаком и ещё четырьмя близкими друзьями отправился к далёкому северу. На пути их ждали суровые испытания, к чему было невозможно подготовиться даже в зимнее время, ведь зима в Этерии длится не больше четырёх месяцев. Там же холода не отступали никогда. А чем дальше земные пони отдалялись от знакомых границ Королевства, тем меньше низших и растений они встречали на своём пути. Впоследствии, зелёные и цветущие луга уступили место промёрзлой земле, которая будто молила небеса о тёплом снежном одеяле, чтобы уснуть и никогда больше не просыпаться. Затем голая тундра окончательно сменилась бескрайней снежной пустошью и горными пиками, у которых нельзя было разглядеть и вершин, ибо они утопали в тёмно-серых облаках.

Возможно, участь Паддингхеда и его команды осталась бы в анналах истории, как безрассудный, но храбрый и важный для науки поступок, если бы он пошёл к своей первоначальной цели, а именно: добраться до гор и обогнуть их. Но страшная буря этого не допустила — истинное проявление силы природы, она налетела столь же внезапно, сколь и появилась. В свирепых порывах ветра, где видно было не дальше собственного носа, пони заблудились. И они выживали в полнейшей неразберихе четыре дня: искали выход, спасались от холода, брели вперёд без надежды на спасение. Несмотря на то, что разведчики в самые невыносимые часы укрывались под снегом, а ночи и вовсе сидели в нём, некоторым так и не удалось пережить эту бурю. Стронгбак был сильным и выносливым пони, который отдал многие годы фермерству, но старость давала о себе знать, и в том путешествии явно не в его пользу. В моей памяти ясно сохранилась та печаль на лице Паддингхеда, боль и угрызения совести за то, что он позволил своему дяде отправиться с ним. Канцлер никогда не мог себе этого простить и я с трудом представляю, как он явился с этой вестью к собственному отцу. И такое вы не найдёте в старой истории, или в нынешней. Всё это познаётся только со слов очевидцев. Если бы мы могли встретиться со всеми, кто жил в ушедшие годы, если бы нам удалось с ними поговорить, тогда каждый бы взглянул на мир совершенно иначе. А, возможно, изменил его в лучшую сторону, избежав старых ошибок.

На четвёртый день силы начали покидать даже Паддингхеда, не говоря уже про остальных. Как мне рассказывал канцлер, именно лучший друг, Катаоир Гаст подгонял его вперёд, не позволял ему сдаться и умереть. В конце концов, блуждание впотьмах привело пони к странному месту, которое они приняли за помутнение своего разума: место, где буря расступилась перед невидимой шарообразной стеной, а снег, падая на этот барьер, так и не долетал до земли. Не видя иного выхода из смертельно опасной ловушки, Паддингхед собрался с последними силами и прошёл внутрь, приняв это явление за магию школы Покровительства. Он ожидал увидеть там единорогов, которых отправил король Гиацинт на спасение заблудившихся земных пони. Реальность же оказалась куда более ошеломляющей, чем себе представлял Арклайд: вместо заснеженной пустоши — цветущие зелёные поля и луга, а за сверкающей на солнце аркой распростёрся огромный город, словно выстроенный из драгоценных камней.

К удивлению разведчиков, местные жители будто бы уже видели путешественников раньше, или заранее ждали их прихода. И тут снова земным пони повезло на доброжелательность, ведь приняли их тепло и радушно, а ещё вдобавок отогрели, накормили, да подарили чистую и сухую одежду невиданной красоты. После славного отдыха в лучезарном городе, чужеземцев пригласил на личную аудиенцию сам император. Так разведчики под руководством Паддингхеда открыли новое независимое государство – Кристальную Империю, где жила высокоразвитая раса кристальных пони. Невероятные сходства обеих рас – вот, что больше всего запомнилось будущему канцлеру, помимо красивого города, спрятавшегося посреди далёкой снежной пустоши. К сожалению, местный правитель не был столь откровенным в беседе, подобно оленям, так что земнопони через несколько дней ушли домой, практически ничего не узнав о самой Кристальной Империи, её культуре и традициях. Император пожелал встретиться с королём Гиацинтом I, а также с мудрейшими представителями Мирреана и Зиалона. Разведчики с того дня стали его гонцами, вместо гордых первооткрывателей.

Об итогах той встречи и о темах для разговора я мог лишь догадываться. Даже когда я стал магистром, в наших записях не было ни одного упоминания о том, что кто-либо из Зиалона отправлялся на север в Кристальную Империю. Зато по всему Королевству пронеслась весть о новом торговом пути и об установлении взаимовыгодных отношений между Этерией и независимым севером. К моему сожалению, Паддингхед уже не присутствовал на том собрании. По возвращению домой, он принял титул канцлера, первого правителя государства земных пони. И тот период выдался очень тяжёлым для Арклайда: похороны Стронгбака, новые обязанности, рождение сына Адриана, а также последний неизведанный край Этерии – горные пики и пустынные земли юго-запада. Канцлер хотел выполнить обещание Кент-Плиму – картографу из Мирреана, который ещё до похода к Вечнозелёному Лесу тесно сотрудничал с Оком Айронклада, где он долгие годы помогал земным пони с картами. И обещание состояло в том, чтобы непоседливый единорог завершил дело всей своей жизни, составив точную и полноценную карту всего Королевства. Жаль, что спустя годы он умер, так и не узнав, что знакомая нам Эквестрия — лишь малая часть огромного материка, но это совсем другая история.

Дел у Паддингхеда не становилось меньше, ведь у него появилось второе дитя – Элиона, а в Айронкладе начался технологический скачок, тесно связанный с вооружением. Идеи, появившиеся благодаря копью от Короля Грандхорна, произвели на свет множество типов оружия, в чём усиленно помогали единороги, и что вас должно было удивить больше всего. Впервые копьё было показано Гиацинту II – младшему сыну короля, с которым Паддингхед успел сдружиться ещё до похода на север. И вскоре эта весть дошла до старшего сына Блэквулов, Сомбры, а после и до его отца – Гиацинта I. Так, инженеры земных пони и единороги начали работать над оружием, которое должно было их уберечь от любых врагов. Несмотря на дружелюбие большинства встреченных созданий, король не исключал здравой мысли, что не все расы могут быть настроены доброжелательно. А после того, как территории и богатства Королевства становились только больше, у Гиацинта I начала проявляться острая паранойя. Ко всему прочему, из Вороньего Гнезда в Айронклад и Элларис стали прилетать молодые воронята, желающие помогать всем, чем можно. Умения этих птиц быстро нашли себе должное применение: молодняк активно участвовал в передаче кратких и объёмных вестей, а более старые вороны принялись обучать земных пони письму, чего не могли добиться единороги, использующие телекинез для такого дела. Так, в растущем Королевстве появились грамотные земнопони и образовалась удобная почтовая служба.

И вот мы уже подобрались к той части истории, которую я считаю одной из самых мрачных. Целый ворох проблем, которые от первого дня и до конца становились всё хуже и хуже, подобно снежному кому, летящему с горы. Начало всему кошмару положило новое открытие, а именно, последняя разведка дома Арклайдов, на которую сама судьба так долго не отпускала Паддингхеда. Опасения канцлера особенно возросли после рассказов воронов о том, что никто из их разведчиков не возвращался живым с того места, куда и собирался идти правитель Айронклада. Впервые за всё время походов, из врат Железного Города вышли земные пони, вооружённые мечами и одетые в броню с хитрым расцветом, позволяющим сливаться с местностью.

Судя по рассказам Паддингхеда, даже природа предостерегала их, высылая проливные ливни и сильные ветра на протяжении всего похода, но они не обращали внимания на эти знаки. Горные пики, где самый высокий из них был назван Скайриджем [Skyridge], встретили путешественников крайне негостеприимно: мало того, что там было очень холодно даже у самого подножия, так ещё как назло им приходилось остерегаться камнепадов и оползней. Трудный и продолжительный обход гор привёл разведчиков к тёмному, густому лесу, который уже окрасился золотыми и красными цветами, встречая осень. Как оказалось при терпеливом наблюдении, этот лес во множестве состоял из плодоносных деревьев и растений, и в котором нашли себе дом целые стаи и семьи низших. Но опасность таилась не в горных обвалах и ужасной погоде, она исходила со стороны двух враждующих между собой рас, одна из которых представляла крупных зверей – волков, а другая — крылатых пони, где последние стали полнейшей неожиданностью для Паддингхеда и его товарищей. Волки жили в окрестных пещерах и чьих-то больших норах (подозреваю, что медвежьих), нападая на всех ближайших низших и не давая, так называемым, пегасам добраться до плодов их леса. Забавно, но это название разведчики услышали из уст самих носителей. А наши крылатые сородичи, несмотря на принадлежность к пони, не выдались столь добрыми и миролюбивыми созданиями, и их действия сложно было назвать адекватными и расчётливыми. Как полагал канцлер, виной тому послужил голод, который вынуждал крылатых пони нападать в безнадёге на более крупных и сильных волков. Хоть те и не могли летать, зато высоко прыгали и лазали по деревьям.

Разведку пришлось быстро свернуть, когда земные пони едва не угодили в лапы одного из волков, который нашёл их по запаху. Впервые за всё время, Паддингхеду и его разведчикам пришлось вступить в бой и, несмотря на тяжёлые ранения, волка одолели численным преимуществом и магией Кент-Плима, что покинул дом ради полного написания карты. Южные пустыни оставили на следующий раз, ибо начальные познания в магии Исцеления у единорога не помогли вылечить тяжелораненых земных пони. Также канцлер так и не узнал о жилищах крылатых пони, ведь они прилетали с самой вершины Скайриджа, укрытой от чужих взоров за туманом и горными образованиями.

С того времени началась череда немыслимых событий, будто всех в Этерии прокляли. Мелкие ссоры и конфликты в Зиалоне переросли в крупную вражду между школами, а выборы новых магистров только подлили масла в разгорающийся огонь. Мне ещё за несколько лет до этого удалось честным трудом и упорством стать магистром в магии Таинств, но для всех остальных я оказался таким же врагом, как и другие магистры с учителями. К счастью, нам удалось оставить эти конфликты в стенах Зиалона, не выпустив их за пределы школ, что было достигнуто непомерными усилиями.

Через пару лет злосчастная цепь, полная бед, становилась всё тяжелее и наращивала звенья тревог с прибытием гонца от короля оленей, Грандхорна. Это была первая и единственная просьба о помощи от правителя Лесного Королевства, ведь за все те былые времена знакомства, помогал он только нам, не прося ничего взамен. Весть, отправленная к магистрам и к Гиацинту I, говорила о скором нападении драконов с Драконьего Камня на Вечнозелёный Лес. О причинах этого раздора Грандхорн написал довольно скупо и непонятно, лишь сделав акцент лишь на том, что всех драконов возглавляет сама Матерь.

Гиацинт собрал большой совет, где единогласно было принято решение о помощи оленям. И после этого началась скорая подготовка войск земных пони, мулов и быков, единорогов из Эллариса и Мирреана, а также магов из Зиалона, единственных, кто мог на равных противостоять опасным тварям. Но в последний день, в день, когда должна была выступить на выручку оленям вся сила Королевства, Гиацинт I повелел всем разойтись и вернуться домой. То было крайне противоречивое заявление, за которое осуждали короля все, а особенно Паддингхед вместе с остальными земными пони. Однако, по рассказам приближённых советников короля, причиной такого неожиданного проявления трусости стало прибытие белой драконы. Её звали Дейериной и она просила мирных переговоров лично у Гиацинта. То приземление огромного чудища на главную площадь столицы помнит каждый житель Эллариса, но мало кто знает о беседе короля и драконы. Так или иначе, на следующий день после отлёта Дейерины из столицы, Гиацинт отправил последнее письмо Грандхорну. В нём было сказано о прекращении всех взаимоотношений Королевства с оленями, где король объявил его народ врагами и предупредил, что любой выход за границы Вечнозелёного Леса будет караться смертью, хоть это будут важенки, хоть оленята.

Я хорошо представляю себе чувства Грандхорна, когда он читал те строки, но ответа Гиацинту, к нашему удивлению, от него не пришло. Напоследок, мы вместе с другими магистрами, терзаемые душевной болью, отправили ему подсказку, как можно было найти и приручить фениксов – результаты одних неудачных опытов в освоении магии Стихий, а именно, огненной магии. Те странные существа являлись плодами крайне усердного применения огненных заклинаний одарёнными учениками. И, несмотря на то, что мы избавлялись от них чуть ли не с рождения, они всё равно умудрились выжить и заселиться в не менее удивительной части соседнего от Зиалона леса. Там произрастали деревья с некой защитной слизью от огня, судя по всему, из-за близкого соседства с драконами, отчего фениксы чувствовали себя там как дома. А что особенно важно, малые размеры фениксов могли ввести противника в заблуждение, ведь при крайней опасности эти создания чистой магии способны обращаться в огненную форму – зрелище неописуемой красоты и великой силы.

Олени, брошенные на произвол своей судьбы, были сожжены драконами через три дня, после того, как маги отправили весть о фениксах. И ночь четвёртого дня так и осталась незамеченной, настолько сильно горел несчастный лес. Прошло немало часов, прежде чем сыновья и дочери Матери поднялись в небо над пылающими руинами Лесного Королевства и стёрли его окончательно, похоронив в чёрной земле. И за всем этим кошмаром мы наблюдали с верхушки башни. Самые могущественные заклинатели Этерии собрались на верхней площадке Зиалона и лишь молча смотрели, не смея перечить королю. Ученикам из нижних общежитий повезло куда больше и они не видели того ужаса, но ветер всё равно доносил скверный запах гари до всех наших школ. Никто так и не узнал, что происходило в чащах леса и, возможно, мы так этого никогда не узнаем. Зато мы точно видели, что не все драконы вернулись из леса. Их было куда меньше, чем во время атаки, а это навевало дурные мысли.

К утру следующего дня Вечнозелёного Леса не стало. После него остался лишь обугленный труп былого величия и невероятной природной красоты. А когда Матерь и большая часть её выживших детей покинули лес, последние драконы унесли в своих лапах огромные сети, которые были набиты обгорелыми скелетами оленьего народа. Как ни странно, но крылатые чудища не бросили кости в какой-либо пустыне, и не разбили их о скалы, а утопили останки в водах Необъятного моря, впоследствии ставшим Плачущим морем. И в этом поступке я заметил проявление уважения к противникам от драконов, ведь они хоронили своих врагов так же, как это делали со своими умершими собратьями. Напоследок, те драконы вернулись к сожжённым руинам и вырвали из земли единственное дерево вместе с корнями, которое уцелело каким-то непостижимым чудом, а также взяли в плен всех фениксов, возродившихся из общего пепла друг за другом. И судя по вновь заселённым гнездовьям спустя несколько месяцев, драконы всё же отпустили всех фениксов на волю.

В то время мы считали, что наступил мир и покой, который будет длиться вечно (несомненно, мы были теми ещё оптимистами). Мы трусливо оставили поле боя по одному слову какой-то драконы, но избежали участи оленей благодаря её предупреждению. Народы Этерии перестали бояться неизвестной тревоги, прекратили со страхом глядеть на небеса, а четыре года мира и покоя говорили нам, что больше ничего плохого не случится. В Элларисе должен был взойти на трон новый король – Сомбра Блэквул, которому изрядно постаревший и одуревший Гиацинт I собрался передать корону. Вопреки счастью этого празднования, кто-то стал нападать на деревни земных пони. Естественно, вина легла на драконов, которые знали о нашем давнем знакомстве с оленями и решили добить нас просто потому, что им так захотелось. Но поселения не сожгли, а только разграбили.

Как оказалось впоследствии, так называемые, пегасы истребили всех волков и захватили лес, а затем решили добраться и до остальных жителей Королевства. Нам пришлось собраться и оборонять свои земли от ловких и стремительно быстрых противников. Так началась «Война Крыла и Меча», как её красиво обозвали толстые историки из Мирреана, ибо первыми, кто принял бой с пегасами, были земные пони во главе с Паддингхедом Арклайдом. Сражения, осады, дерзкие вылазки, победы и поражения длились несколько лет. И один только создатель ведает, как долго могли бы мы продержаться, если бы нам не посчастливилось узнать причину столь непомерной ярости пегасов.

Изначально, старый король намеревался отбить все атаки, оттеснить крылатых пони до их родного дома и там уничтожить их всех до единого. Но, несмотря на все усилия, победы начали одерживать пегасы, а не земные пони и единороги. В конце концов, маги Зиалона, среди которых мой голос был наиболее приоритетным, захотели подробнее изучить причины агрессии у наших явных сородичей и постараться от неё избавиться. И даже мысли не возникло, что такое поведение могло появиться у них с рождения, ведь это выглядело ненормально даже на фоне драконов. Таким образом, всем войскам поступил приказ о захвате как можно большего числа пегасов в плен. Спустя время, всех немногочисленных пленников доставляли прямиком в Зиалон и держали под круглосуточным надзором в безопасных камерах, где мы долгие месяцы пытались обуздать эту странную ярость. Как оказалось, бедняги заразились некой болезнью, природу которой мы так и не смогли определить, даже несмотря на неплохие познания медицины и в магии исцеления. Методом проб и ошибок, где их результатом стали многие смерти пленников, нам удалось создать напиток, который излечил агрессию последнего выжившего пегаса и облегчил его муки. Пленник умер через несколько дней, так и не сумев оправиться после всех наших предыдущих опытов. Но перед смертью, ему даже хватило сил поблагодарить нас, и в его угасающем взгляде я видел чистоту и долгожданный покой. Так, вдохновившись новыми познаниями, мы занялись созданием обширного заклинания, которое должно было охватить всю Этерию и избавить всех пегасов от кошмарной участи, ожидавшей их после уничтожения земных пони, единорогов и остальных разумных рас Королевства. Не сомневаюсь, что следующей их целью был Драконий Камень, где они вряд ли выстояли бы против Матери и пламени её деток.

Тем не менее, война с Королевством близилась к скорому завершению и не в нашу пользу. Каждый разумный житель Этерии встал на защиту своего дома. К нам на выручку даже присоединилась сама Кристальная Империя. Земные пони, единороги, быки, мулы, вороны, кристальные пони, возглавляемые императором – если бы не их отвага, храбрость и стойкость, я бы не успел закончить своё заклинание, которое оказалось наиболее действенным из всех остальных. Да что там, признаюсь, оно стало единственной надеждой на спасение, хотя никто не верил в успех. В последние часы большая часть пегасов добралась до Зиалона, и вот-вот должна была прорваться сквозь защитные барьеры магов Покровительства. К счастью, заклинание удалось применить как раз вовремя. То было изумительное и несравнимое ни с чем зрелище, я даже не подозревал, что магия может быть столь красивой. Огромная волна энергии прошлась по всем землям Королевства, что ознаменовало собой конец Войны Крыла и Меча, ведь она освободила разум всех пегасов от оков слепой и безумной ярости, и которая окончила Эпоху Открытий, положив начало Эпохе Стремлений.

Что более удивительно, никто не спрашивал, как пегасам удавалось так успешно воевать сразу с несколькими противниками. Они пользовались копьями, облегчёнными доспехами, весьма неплохой тактикой и молниеносными нападениями. До разоружения все считали, что обмундирование было краденым, тем более первые нападения пегасов являлись грабежами и воровством.

Занявшись восстановлением разрушенных городов, и решением дальнейшей судьбы пегасов, не все обратили внимание на то, что у заклинания было одно крайне неожиданное последствие: шли дни и недели, но на небе больше не появлялись облака, и нечему было проливать осенние дожди. Но такое мы уже видели не раз, а особенно в знойные летние дни. И когда пришла зима, кажется, всё снова встало на свои места. О том, что с погодой в Этерии произошли катастрофические изменения, мы догадались только на пятый месяц лютой зимы, которая продолжала медленно, но верно набирать силу и грозилась уничтожить всех живых за то, что я сделал.

Эта зима длилась чуть больше года, и я даже не хочу писать о всём пережитом нами за то страшное время. Когда же чёрно-серая пелена отступила на север, а все льды и снега растаяли, у Королевства появилась новая беда – смертельная засуха. Так все узнали, что заклинание разрушило погоду и теперь в Этерии никогда не появятся облака, последствия чего нетрудно себе вообразить: пересыхание рек и озёр, гибель всех растений, а затем и всех жителей, кому нужна для жизни еда и вода. Дальнейшие годы я провёл в изгнании, хотя за свою ошибку меня следовало бы казнить. Но самые близкие друзья продолжали высылать мне провизию и новости из внешнего мира, по крайней мере, в первые тяжкие годы одиночества.

Лучшие умы среди пони и воронов нашли изобретательный выход из крайне непростого положения, придумав механизмы для производства искусственных облаков. А пегасы, которых использовали как рабов и которых хотели истребить за то, что они натворили, стали идеальными кандидатами для распространения облаков. Спустя некоторое время, на небе появился Небулос – погодная крепость, ставшая домом для многих пегасов. И тогда нам казалось, что всё, наконец-то, придёт в норму.

Подводя итоги этого скромного введения в нашу историю, я хотел бы отметить, насколько удивителен и полон чудесами наш мир. Я часто думаю об этом, когда вижу неведомо как сохранившуюся природу над Вечнодиким Лесом, который вырос из останков Лесного Королевства. Я часто думаю об этом, когда ощущаю дуновения ветра, который не оставил нас, помогая крылатым пони с их непростой и тяжёлой работой. Я часто думаю об этом, глядя на чудное кристальное древо в центре Драконьего Камня, взбираясь на вершину какой-нибудь укромной горы. Я часто думаю об этом, зная, что истинный наследник престола уступил трон младшему брату и ушёл на помощь кристальным пони, потерявшим своего единственного лидера в войне, до которой им не было никакого дела. И я часто задумываюсь о нашем будущем, о том, сколь много чудес нам ещё предстоит встретить за свою загадочную жизнь.

Пролог

П Р О Л О Г

Луна озарила Кристальную Империю своим холодновато-голубым светом, изредка скрываясь в облаках, проплывающих мимо. Все жители уже давно легли спать в свои мягкие постели, предавшись беззаботному сну, ожидая прихода нового дня с наслаждением. Улицы, искрящиеся мириадами огней при лучах солнца, опустели и заметно преобразились по наступлению сумерек. Только ночью все окрестные дома и дороги приобретали чудный бледно-лазурный отблеск, так сладко успокаивающий взор любого пони, кому стоит лишь выйти в это время на балкон, или выглянуть в окно. К сожалению, на протяжении долгих лет, ночная красота города оставалась без своего заслуженного внимания.

— Как же она прекрасна! — восхитилась Авилина Эгларио, трепетно глядя на сверкающую огоньками императорскую башню, которая снизу казалась столь необъятной, будто она доставала до самого неба. Правда, не только величие древнего строения заставляло её дрожать, но ещё и неприятный холодок давал о себе знать.

Кристальная пони светло-золотистого цвета с оранжевой гривой и хвостом чувствовала себя у подножия величественного строения поразительно маленькой, даже невзирая на свой возраст в двадцать семь лет. Шёрстка — одна из главных особенностей, благодаря которой её обладателей называли кристальными — отливала множеством разноцветных огоньков при свете, ниспадающего со столбов, на верхушках которых висели энергетические камни, или ореолы: так их прозвали в честь яркого солнца, дарящего своё тепло в те редкие дни, когда небо становится идеально чистым и голубым. И это чудо древних технологий впитывало дневной свет, чтобы отдавать его ночью.

Голову Авилины покрывала непослушная волнистая грива, которую ей только с нескольких упорных попыток удалось превратить в нечто потрясающее. Причёску, названную коконом по её форме, придумали под вдохновением от кристальных бабочек, а именно их самого важного периода в жизни, когда они из медленных и неуклюжих гусениц превращаются в изящных созданий, будто рождённых небесами. Отчего такую красоту на голове позволяли себе носить только самые важные представительницы имперского совета и знати. Пони со всей тщательностью подошла к предстоящей встрече, безмерно радуясь своему новому образу, и надеясь на то, что её труды окажутся не напрасной тратой времени. Круп — натренированный частыми восхождениями в императорскую башню, ныне укрытый очаровательным нарядом, ярко подчёркивающим его красоту — украшала метка в виде пера, отлитого серебром, которую Авилина получила ещё в раннем детстве. Для кристальных пони такие метки не были чем-то особенным, и они никогда не обращали внимания на свои знаки, даже не пытались понять, отчего они появляются.

С рождения этой пони суждено было чем-то выделяться среди многих: гетерохромия глаз — странная болезнь, которая может кому-то показаться настоящим уродством, а кто-то мог остаться зачарованным от мимолётного взгляда. Но в Кристальной Империи никогда не пытались унижать за внешние отличия, то были недостатки другого мира — мира по ту сторону. Авилина частенько задерживалась перед зеркалом, молча вглядываясь своим взором зелёного и голубого, из которых она больше обожала свой правый глаз, потому что её любимым цветом был синий. Также природа наградила эту пони большим лбом, остренькими ушками, пухлыми губами, которые она иногда покусывала и густыми бровями, за которыми она всё-таки ухаживала, а не запускала. Голос, из-за которого её в детстве часто путали с жеребцами, со временем приобрёл более нежные черты, но даже спустя годы в нём оставалась прежняя игривость, вместе с грубостью и силой, что больше подходило нраву жеребца. Тем не менее, в роскошных нарядах и при императорском дворе её больше никто и никогда не путал.

Детская страсть к чтению книг медленно, но верно превратила кристальную пони в одинокую и потерянную личность. Хотя при этом её жажда к новым знаниям стала неутолимой, ибо библиотеки её родного города были полны лишь одними историями о сверкающем народе и их императорах, а среди всего этого однообразия, история о самой Кристальной Империи интересовала пони больше всего. До тех пор, пока она не узнала о том, насколько огромен мир, из-за чего книги других разумных существ оказались настоящим глотком свежего воздуха для неё. Вопреки наивным суждениям Эгларио, чуждые и неизведанные земли, а точнее, их исконные жители, отняли у кобылки всё самое ценное. Единственное, что она хотела найти в новых книгах — это ответ, ведомый только ей одной. Веселье, радость от прихода нового дня, желание достичь чего-то большего, всё это покинуло Авилину давным-давно. По крайней мере, до встречи с одним чужеземцем, изменившим и украсившим её серую жизнь навсегда. И последнее ночное приглашение стало полной неожиданностью, ради которой она готовилась к встрече почти весь день, надев к выходу своё наилучшее и самое красивое платье небесно-голубого цвета, обшитое широкими белыми кружевами и украшенное красными тончайшими узорами.

Так, со временем характер молодой двадцатисемилетней кобылы преобразился, хотя в нём по-прежнему сохранились знакомые детские черты, несмотря на возраст. Она была довольно разносторонней личностью. Обожала увлекаться совершенно незнакомыми для неё вещам, пусть и выходило это порой неряшливо. Впечатлительная, с пристальным и любознательным взглядом – в этом и была вся Авилина, не теряя себя даже в самую грустную пору. В дальнейшем, руководствуясь советами наставника, Эгларио стала воспитанной и прилежной особой, под стать многим благородным единорожкам из высших слоёв общества Эллариса. Но этот образ навсегда остался для неё лишь маской, которая прятала её вспыльчивость. А якобы искренняя доброжелательность всем жителям Кристальной Империи, даже тем, кого она ненавидела, идеально укрывала все её потаённые замыслы и чувства, которые пони хранила в надёжном тайнике. И таким секретом служил её внутренний голос, который по ошибке, а иногда и намеренно кристальная пони звала Подлой Совестью. Авилина была достаточно сообразительной, начитанной, и всегда старалась обдумывать любые свои действия, но из-за собственной вспыльчивости легко могла терять над собой контроль, даже при самых безобидных обстоятельствах.

Его слова в записке были столь туманны... — призадумалась Эгларио, не торопясь заходить внутрь исполинского строения, — но он никогда не звал меня в такое позднее время.

Вот именно, что никогда, — с подозрением добавила Совесть. – Гляди, выкинет из башни тебя, пока никто не видит, обе горевать будем! Единорог ведь.

Да тише ты! Как тебе это на ум пришло? – обозлилась на неё кобылка.

Высокая белая башня с четырьмя элегантно тонкими, но крепкими опорами являла собой важнейшее сооружение, расположенное в самом центре Кристальной Империи. В ней находились покои императора, тронный зал, балконы, длиннющие витиеватые и простые лестницы, ведущие на самый верх и низ башни, а также казармы для стражников, комнаты для советников и служителей, кухня и кладовые. А сколько в ней было запрятано потайных ходов — не счесть.

— Надеюсь, это никак не связано с отъездом к своим родным, — забеспокоилась Авилина, боясь того, что эта ночная встреча станет последней для них обоих. — Нет-нет-нет, он бы мне сказал заранее! Пришло бы послание из их столицы! — тягучие мысли и переживания в полнейшем хаосе перемешались у неё в голове. И чтобы их утихомирить, кристальная пони стрелою понеслась по ступеням ближайшего прохода.

Кобылка ничуть не удивилась тому, что она уже не размышляла, а разговаривала сама с собой, находясь одной в полночь у подножия императорской башни. Пони давно привыкла к такому поведению своего разума, ведь именно так ей казалось, что она находится с идеальнейшей подругой, какую только можно представить — с копией самой себя.

Подъём выдался долгим и трудным, даже несмотря на то, что Эгларио частенько поднималась по этим кристальным ступеням с тех пор, как она познакомилась с однорогим чужеземцем. Но то был каприз тела, молящегося как можно скорее вернуться к родной кровати и забыться крепким сном.

Достигнув цели, кобылка немного передохнула и отдышалась перед тем, как подойти к большим дверям, за которыми находился просторный тронный зал. У этого входа стояли два стражника: кристальные пони, закованные в броню серебряного отлива и вооружённые длинными копьями с наконечниками из лазуритовых кристаллов. Один из стражей имел светло-серую шерсть и белую гриву, у второго была тёмно-синяя шерсть с зеленоватой гривой. Взгляд их был твёрдым и холодным, будто лишённым жизни. Казалось, что они не моргали и не дышали вовсе, походя на каменные статуи. Но вскоре эта иллюзия пропала, когда Эгларио подошла к защитникам ближе.

— Проходите, госпожа Авилина, — "оживился" один из стражников, чей голос раскатился эхом в пустых застенках, — король Сомбра дожидается вас.

— Благодарю… — слегка неуверенно ответила пони, кивнув добродушно в знак признания.

Второй страж и его товарищ с необычайной лёгкостью распахнули тяжёлые двери на вид и сразу же бесшумно их закрыли, только успела кобылка пройти за порог тронного зала. Доспехи, оружие, стражники, всё это стало неотъемлемой частью Кристальной Империи со дня её появления, если верить книгам. Авилина Эгларио много раз проходила мимо этих вечно бодрствующих защитников, даже не удосужившись разузнать об их именах, но ни разу она не задавалась вопросом о том, для чего они здесь. Они всегда стояли на своих местах и всегда что-то охраняли. Но никто не мог, или не хотел сказать — от кого или от чего. И они не покидали своего поста, даже когда император уходил спать.

Ступив копытами на блестящий, гладкий пол, Авилина мельком окинула взором всё помещение, так удобно расположившееся прямо над главными опорами башни. Внушительных размеров колонны, нисколько не постаревшие со временем, освещались лунным светом, который просачивался через открытые нараспашку окна. И затем взгляд Эгларио замер на сгорбленной фигуре, восседающей на имперском троне. Единорог в тёмно-серых цветах, ставших этакой выделяющейся чертой всего рода Блэквулов, хранил и оберегал все клятвы и верность Империи на большом символе власти, для которого творцы не пожалели фантазии и огранённых кристаллов, чтобы сделать его, как минимум, запоминающимся. Хоть большая часть башни имела чистые белые цвета, сам трон создали из камней разной градации фиолетового. И чтобы император мог взойти на престол, ему требовалось каждый раз преодолевать две весьма крупные ступени, которые, должно быть, выстроили для того, чтобы императоры не ленились. А возможно, когда-то кристальные пони были выше ростом и больше в размерах, что могло бы объяснить излишний гигантизм центральных строений Империи.

Сомбра Блэквул – старший сын давно почившего короля Гиацинта I — не обратил внимания на цокот изящных копыт своей ученицы и продолжил глядеть в окно, уставившись на луну. Дойдя до середины тронного зала, Авилина занервничала из-за столь непривычного вида наставника, которого она теперь могла рассмотреть во всех подробностях. Чёрная грива Сомбры была растрёпанной и неухоженной, отчего казалось, что он не следил за собой несколько месяцев подряд, чего потомок королевской крови никогда не мог себе позволить. Хотя в нём до сих пор оставался узнаваемым весьма специфичный и пафосный стиль в одеянии, которому он следовал с той давней Войны Крыла и Меча: части его старых доспехов, которые отреставрировали по высшему уровню, воссоединились с императорской красной мантией, что ярко выделяло его среди всех остальных правителей Кристальной Империи. Из командирских лат минувших дней у Сомбры остались только стальные наголенники, а также латный воротник, который перековывали в кузнице из-за вмятин от копий пегасов. Окантовкой мантии единорог занялся лично, отдав дань традиции Империи и воспользовавшись белой шерстью кристальных овец, выросшей после зимней линьки. На лбу старшего сына Гиацинта Блэквула красовалась первая императорская корона, созданная для головы единорога, в которой был отдельный вырез для рога, полностью скрывая его. Красивый головной убор имел те же цвета, что и трон, а тонкий обод аккуратно переходил к заметно выступающей передней части, представляющей из себя тиару с тремя кристаллами, из которых центральный был самым тонким, но в то же время длинным и острым.

Сама Авилина никогда не представляла себе, каким был Сомбра до встречи с ней, но за долгое время, находясь под его опекой, она успела познакомиться с ним и очень хорошо сдружиться. В историях и рассказах из жизни, пони воображала своего наставника, как напористого воина и рассудительного мага, превосходно владеющего магией, но предпочитающего ближний бой один на один с противником. Даже после долгих лет, Сомбра не поседел и не покрылся морщинами, а оставался таким же красивым и привлекательным, как и в ранние годы знакомства. Эгларио с любовью вспоминала все уроки Блэквула, хоть во время обучения у неё и возник однажды крайне трудный период, когда она всем желанием хотела вернуться обратно в школу. Но впоследствии, опыт и находчивость выходца с других земель — представителя совсем иной расы — дали свои бесценные плоды, благодаря которым Авилина оставила сверстников далеко позади и даже могла запросто перейти учиться в Мирреан по своему желанию. А уже за время правления Сомбры кобылка возгордилась необычными для высокородных единорогов проявлениями альтруизма к её народу и к ней самой: Блэквул за годы на императорском престоле смог позаботиться, наверное, о каждом жителе кристального города, а также помог народу позабыть обо всех кошмарах той войны, принимая участие на весёлых праздниках, ярмарках и рыцарских турнирах наравне со всеми остальными, вдобавок придумывая новые забавы.

Порой, бывали и случаи, когда Сомбра начинал показывать себя совершенно с необычной стороны. Будучи в плохом, или уставшем настрое, единорог привередничал во время трапезничества, иногда ругал служителей и советников имперской башни за совершенно мелкие и безобидные проступки. В последние годы он и вовсе стал ревновать к Авилине, когда она встречалась с одним молодым работником библиотеки — первым и единственным кристальным пони, с которым она была знакома настолько близко, что одиночество забывалось, будто его никогда и не было. Но все эти странности короля оставались в стенах башни только между Авилиной и некоторыми служителями, нисколько не повлияв на политические события Кристальной Империи. За исключением этого, Сомбра по-прежнему оставался мудрым и честным правителем, а также хорошим другом Эгларио.

— Ваше Величество, — преклонила голову Авилина, — вы хотели меня видеть? И не примите это за излишнее любопытство, но почему в столь позднее время?

— Моя любимая ученица… — проницательно и с толикой печали взглянул на пони Сомбра, оставив ночную красоту за окном в покое. – Невероятно, ты так похожа на мою Циннию в этом платье… — на мгновение взор наставника стал ясным и полным радости, но тот огонёк так же быстро угас. Казалось, что его прекрасные зелёные глаза утратили прежние цвета, подобно старику.

— На кого я похожа? – засияла в улыбке пони.

— Ни на кого, я… разговаривал сам с собой, — заметно взволновался тот.

Правитель кристальных пони встал с императорского трона с неведомой тяжестью, словно за одну ночь он превратился из величественного единорога в одряхлевшего старца, что, однако не помешало ему подойти к Авилине и погладить её сверкающую и шелковистую гриву.

— Сегодня такая чудная ночь и так много звёзд на небе, чего я уже давно не видел, — прошептал король с дрожью в голосе. — Хочешь выйти со мной на балкон? Мы ведь так любили с тобой наблюдать за луной по вечерам.

— О, конечно, я с радостью! — подпрыгнула та, вызвав у своего учителя слабую улыбку. — Но там сейчас такая холодина...

— Ничего страшного, Авилина, — успокоил кобылку Блэквул, желая рассмеяться, но вместо этого лишь стиснув зубы, как от боли, — ты ведь знаешь, я могу наколдовать для тебя согревающие чары.

Кристальная пони захихикала, на что её учитель лишь помрачнел, вызвав у Эгларио недоумевающий вид и чувство вины.

— С вами всё в порядке? Вы тоже замёрзли?

— Мы должны поговорить наедине, чтобы стражники нас не могли услышать, — нахмурился Сомбра. – То, что я скажу, не должно выйти за пределы этих стен.

Что-то здесь не так,– после слов учителя, на лице Авилины появилась нешуточная тревога. – Он никогда себя так не вёл, никогда!

Говорила, говорила же? Засланная мелюзга, не иначе! – возрадовалась от собственной важности Совесть.

Да умолкни же ты! Я уверена, всё будет хорошо.

Они вышли прочь из тронного зала, пройдя неутомимых стражей, когда тёмный единорог завёл разговор про исторические достижения его родного дома, дабы их отвлечь. Эгларио с трудом удавалось сдерживаться и не паниковать, но она не хотела выдать Сомбру, так как верила, что на такое он бы не пошёл без веской причины.

Тем временем, пони дошли до лестничного пролёта, который вёл на верхние этажи башни, а, следовательно, и к балкону. Когда стражники остались внизу, король замолчал и не проронил ни единого слова на протяжении всего долгого подъёма. И чем выше поднималась Авилина, тем сильнее она начинала беспокоиться о здоровье своего наставника, ведь он часто устраивал с ней перегонки на этих ступенях. От помощи кристальной пони Блэквул всё же отказался, попросив её дожидаться наверху. Поднявшись, наконец, на балкон и закрыв дверь, Сомбра первым нарушил молчание:

— Моя Авилина, прости меня за всё… — вполголоса проговорил король, задёргивая шторы у порога. — Я хотел бы спросить о твоих родителях. Ты помнишь их?

— Помню ли я своих родителей? Почему вы спрашиваете о них только сейчас, мы же давно знаем друг друга? – и тут её осенило. – Может, ваше странное поведение связано с ними? — рассерженно отошла кобылка от Сомбры.

— Прошу тебя, я должен знать, — с умоляющим взглядом единорог хотел обнять её и успокоить.

— Только отца, — ответила кобылка, всё же не став противиться своим истинным чувствам к тому, кого она давно считала родным, — и то в последние годы какими-то обрывками. Я раньше могла представить его лицо, его тёплую улыбку, от которой мне всегда становилось радостно. Но теперь его образ стал расплываться, даже когда я думаю лишь о нём. В памяти остались только его последние слова, перед тем, как он покинул меня, — расплакалась Авилина, с каждым словом и каждой обронённой ею слезой всё сильнее прижимаясь к могучей груди Сомбры. – Почему он так и не вернулся? Он ведь обещал! Почему я стала забывать его? Я думала о нём каждый день!

— Прости меня, я не хотел тебя так расстраивать, Авилина, — единорог аккуратно прикоснулся к её подбородку и взглянул в её заплаканные и одновременно прекрасные зелёно-синие глаза. – Он ушёл, чтобы бороться за твоё будущее, за твою жизнь и за жизни всех кристальных пони, которые даже не знают, ради чего умер их император. Война, где не было виновных, и ведь именно там я встретил твоего отца! Представляешь? Мы сражались плечом к плечу, перенося невыносимые страдания. Каждый день мы думали о своих родных и делились этим друг с другом. Он всегда рассказывал о тебе и твоей матери. Считал, что она перед “уходом” передала тебе свою душу. Я никогда не забуду улыбку Адальстейна, когда он говорил, как ты мило спишь в своей колыбели. И я хорошо помню его слёзы, когда он хотел вернуться домой и никогда тебя больше не оставлять.

— Не было виновных?! Во всех книгах написано, что войну начали эти крылатые изверги, не ведая жалости ко всем живым существам! — гневно всхлипнула кристальная пони. – Почему вы не перебили их всех до единого? За что вы подарили им жизнь?

— Поверь мне, они сами не ведали того, что творили, — Блэквул заметно нахмурился после услышанного от своей ученицы. – Ты не знаешь, что с ними случилось и не в твоей власти их судить.

— Мои родители умерли из-за них и не важно, что с ними творилось! Никого это не заботило, когда они едва не стёрли все наши народы и все ваши города, — кобылка с жарким огнём в глазах поддалась вперёд, заставив единорога отступиться от неё.

— Я так тебя не воспитывал! — разочарованно покачал головой король. – Не могу поверить, что слышу такое от тебя, Авилина! Но… — тяжело вздохнул он, — я пришёл сюда не спорить с тобой.

— Да, я прошу прощения за… это, — стыдливо опустила Эгларио глаза.

— Всё в порядке, милое дитя, тебе всего лишь надо было высказаться, — невесело усмехнулся король. – Как я рассказывал, та война закончилась более двадцати лет назад, но я до сих пор чувствую, что страшное напряжение между нашими собратьями всё ещё имеет силу. И если бы не отвага вашего императора и воинов кристального народа, мы бы не задержали их надолго, а в Зиалоне не успели бы применить заклинание, — Сомбра принял командирскую стойку, выпрямив ноги и спину, всё же продолжая бороться со своей внутренней болью. – Ты даже не представляешь, как я горжусь твоим народом, что именно он выказал мне такую славную честь стать вашим правителем.  

— Ваше Величество, — перебила Авилина, до этого внимательно слушая наставника. — Я прекрасно знакома с нашей историей, хотя в книгах нашей библиотеки писали, что только наш император смог набрать тысячу жеребцов и кобыл, вооружить их и отправить сражаться, хотя за всю историю Кристальной Империи мы никогда ни с кем не воевали. Но вы же позвали меня сюда не для того, чтобы учить, я права? Вы хотели сказать мне что-то важное, то, чего никто не должен слышать. Так что же это?

Пони старалась говорить мягко, с трудом скрывая терзающую боль, на забытье которой у неё ушли долгие годы. Но единорог в одно мгновение разрушил все её старания.

— Ты должна знать, Авилина, — ещё крепче обнял Сомбра ученицу,  — он спас меня в бою на Чёрном Болоте. Кристальный пони рисковал собой, чтобы спасти единорога! Даже сейчас это звучит странно, не правда ли? И ведь наши народы никогда не могли найти общего языка друг с другом, в отличие от императора Тригве и моего отца. Такие схожие, но столь чуждые создания, даже во время совместных перевалов они ждали в своих лагерях, боясь встретиться лицом к лицу. А мы с твоим отцом рискнули. Мы всегда сидели с ним за одним костром и травили разные байки о причудах наших культур, традиций и всего прочего, — Блэквулу тяжело давались эти слова, и он порой крепко сжимал зубы, что не помешало ему насладиться радостными воспоминаниями. – Те дни были самыми лучшими за всё время этой проклятой войны. И чем ближе мы узнавали друг друга, тем яснее казался нам итог столь долгого и бессмысленного кровопролития. Мы всегда прикрывали друг друга, действовали одним единым целым. И мы считали себя непобедимыми, идеально сочетая магию и острейшие копья из лазуритовых кристаллов! К моему вечному сожалению, я так и не смог отдать ему долг за свою жизнь, — король выпустил Эгларио из объятий, словно боясь её после этих слов. — Он погиб у меня на глазах при битве у столицы единорогов... моё сердце разбили во второй раз и на этот раз в самом конце войны. Всё, о чём он просил меня, умирая на моих копытах, это чтобы я позаботился о его последнем и самом ценнейшем сокровище в жизни – о тебе, Авилина.

— Прошу вас, хватит! – кобылка сжала перила балкона со всей силы. – Вы говорили, что я особенная! Что у меня огромный потенциал! А выходит, что вы учили меня ради оплаты долга за моего отца?! Так вы никогда меня не любили!

— О чём ты говоришь? – от услышанных слов у Сомбры даже волосы встали дыбом. – Я любил тебя, как родную дочь! Растил и лелеял, оберегал тебя от окружающего мира, принесшего столько боли нам обоим! – единорог снова приблизился к ней, чтобы хоть как-то успокоить, но та с громким рыданием вырвалась от него и убежала в соседний зал.

— Все эти годы… — всхлипнула пони, обернувшись и впившись глазами в Сомбру, — я… я знаю, для чего вы здесь на самом деле!

— Знаешь? – Блэквул весь похолодел и задрожал. – Нет, этого не может быть, я не рассказывал об этом даже тебе…

— Да, я знаю! Ты со своим отцом хочешь захватить Кристальную Империю, чего наш император никогда бы не позволил, будь он жив!

— Авилина…

— А что может быть лучше, когда одна из нас доверится тебе!

— Как тебе вообще могло такое прийти в голову? – тяжело выдохнул Сомбра, осмелившись пойти за кобылкой в зал. – Послушай меня внимательно, девочка моя, я должен тебе сказать…

— Что сказать? Зачем вы привели меня сюда?! Не приближайся!

— Вот, зачем… — с этими словами наставник снял корону и бросил её на пол со звоном. – Напрасно я тянул, и зря рассказал всё это. Я лишь довёл тебя…

Рог Блэквула, к пущему страху кобылки, был осквернён кристаллическими наростами чёрного цвета. А на ещё нетронутой части рога у лба зияли уродливые трещины, из которых просачивалась блекло-красная аура. Как ни странно, магическая сила единорога всё ещё действовала, хотя светилась очень слабо.

— Ваш рог… – опешила Эгларио, позабыв обо всех обидах, — что с ним случилось?

— Империю охватил страшный недуг, и я не знаю, как с ним бороться, — понурил король голову. – Пару месяцев назад, вдали от города, стали появляться эти чёрные кристаллы, — постучал тот копытом по рогу. – Я не знал, что делать с ними, они росли прямо на Кристальной Арке! Вот я и думал, что так должно происходить по таинственным законам этого места. Но все растения на земле умирали в сиянии этих камней.

— Что вы хотите этим сказать? У нас в Империи никогда не было никаких чёрных кристаллов, — фыркнула Авилина. – Я уверена, это всё произошло из-за вашей проклятой магии! Совесть была права насчёт единорогов!

Ещё как! – горделиво поддакнула она.

Но пони в мгновение ока замолкла, когда чёрные образования на роге наставника заметно расширились после её слов, а Сомбра тут же упал на пол, стиснув зубы.

— Учитель! – бросилась та к Блэквулу на помощь.

— Ох, это было слишком, — хрипло откашлялся он. — Видишь? – сквозь боль прошептал уставший единорог, глядя прямо в глаза ученицы. – Ненависть, страх, гнев и злоба – они как-то связаны с чёрными кристаллами, Авилина. Я пытался изучить их и жестоко поплатился за свой эгоизм. Я был уверен, что у меня всё получится, да у меня всегда всё получалось!

— Пожалуйста, скажите, как мне помочь вам, – в слезах Эгларио крепко обхватила того за исхудавшую пясть. – Вот для чего вы позвали меня? Чтобы помочь вам, правда?

— Моя милая девочка, — погладил единорог по щеке кристальную пони, — ты ведь никогда не догадывалась, зачем меня сделали правителем Кристальной Империи на самом деле? И я ведь тоже об этом не знал в свой первый день…

—Разве сейчас это важно? Как избавить вас от… них?! – с омерзением указала она на рог.

— Никто, кроме императора и его советников об этом не ведал, — продолжил Сомбра, не обращая внимания на слова ученицы, — вы живёте, скрываясь от всего мира за невидимой стеною. А ваш город окружают безжизненные холодные пустоши.

—Вы бредите из-за болезни? Какие ещё холодные пустоши? Стоит мне только выйти за врата и…

— И? Что же ты увидишь, Авилина? – ехидно оскалился Блэквул.

— И вокруг будут всё те же цветущие поля! Во всех наших книжках так написано!

— Ты ведь никогда не выходила за пределы Кристальной Арки, не так ли? – единорог с тяжестью поднялся с пола и заранее перебил Авилину. – Вы не встречались с другими расами только потому, что скрыты под невидимым куполом в землях Морозного Севера.

— Нет, это ведь магия еди…

— Послушай Авилина, у меня очень мало времени и я, правда, не хочу тратить его на бессмысленные споры, — похолодел Сомбра. – Императорская башня целыми столетиями питала Кристальный Образователь на верхушке, но после смерти Тригве с Образователем что-то произошло! Его мощь ослабла, и он должен был отключиться навсегда. Всё время, пока я находился здесь у власти, я поддерживал это устройство, чтобы вы и дальше могли жить как раньше.

— Я вам не верю, как тогда выжили наши воины на таком холоде? И почему никто из них не рассказал об… этом, — кобылка тут же ушла в себя, задумавшись над сказанным. – Но они…

— Они не вернулись, — договорил за ученицу король. — Все кристальные пони, вышедшие из Империи, погибли в битве за нашу столицу, так и не дождавшись конца войны.

— Это невозможно, я не верю, что они умерли все до единого! Единороги, земные пони и прочие непонятные создания ведь не погибли.

— Теперь нас это уже не касается. Сейчас появилась более важная проблема и мне нужна твоя помощь! – с учащённым дыханием и бегающими глазами Сомбра ухватился за платье ученицы. — Авилина, эти чёрные кристаллы пожирают меня изнутри! Я чувствую странную магию, и она тёмная, словно безлунная ночь!

— Нет-нет, почему вы обо всём рассказываете, будто прощаясь? – проронив несколько слёз, Авилина удержала ослабевшее копыто наставника. — Чёрная магия? Но ведь даже в безлунную ночь можно увидеть звезды!

— Ты не должна плакать, ты должна быть сильной! Чтобы ты сделала то, чего я уже не смогу!

— Нет, не говорите этого…

— Тсс, успокойся, глубоко вздохни и теперь слушай меня внимательно, — дождавшись одобрительного кивка от пони, Сомбра встал на ноги, что далось ему с превеликим трудом. – Я не знаю, насколько мне хватит сил, но отправить весть и дождаться другого единорога мы уже не успеем. Вся западная окраина почернела, благо никто её не видел. И даже если кто-нибудь сюда придёт, он всё равно столкнётся с чёрными кристаллами и его постигнет моя участь, если не хуже, — Блэквул подобрал имперскую корону и надел её, скрыв под нею обезображенный рог. – Я боюсь, если мы не примем никаких мер, то чёрные кристаллы покроют всю Кристальную Империю за считанные дни, пока вы будете умирать от холода из-за неработающего поля. А затем они распространятся на всю Этерию!

— Если всё настолько плохо, то почему вы говорите об этом только сейчас?! Не за один же день всё случилось? Вы же наш правитель и мой… единственный друг. Вы должны были об этом сказать! Хотя бы мне! – кобылка начинала терять над собой контроль.

— Не переживай, всё это время я работал над тем, что поможет избавиться от всего этого! – широко улыбнулся Сомбра. – Мы очистим наш город от этой заразы, Авилина. Точнее те, кто встретит Империю. Я уже отослал образец лучшим умам. Они справятся и всё излечат.

— Правда? Что же вы раньше молчали? – обрадовалась кристальная пони, заметно успокоившись. – Так что нам надо теперь делать?

— Спустись в тронный зал и найди в спинке императорского трона потайную секцию, а затем нажми на неё и забери всё оттуда, — после этих слов единорог поцеловал Эгларио в лоб. – В книге, которую ты найдёшь, скрыт ключ к нашему спасению. А теперь беги!

— Вы разве не пойдёте со мной?

— Нет, стражники думают, что я лёг спать. К тому же, они могут заметить моё странное поведение, так что мы уже ничего не успеем сделать, — Сомбра быстрым шагом направился к выходу. – Я буду ждать тебя у Кристальной Арки, там книга подействует более эффективно.

— Долго ждать не придётся! – подпрыгнула Авилина, затем мигом обогнав наставника. – И глазом моргнуть не успеете!

Как выяснила кобылка вскоре, единорог сказал правду насчёт стражников, один из которых пожелал передать Королю Сомбре доброго сна. По крайней мере, то было лишь обычной проверкой, о которой спрашивали не Авилину, а императорских служительниц, занимающихся наведением порядка и домашнего уюта в башне.

Войдя в тронный зал, кобылка замерла. Он никогда не был таким пустым. Как только стих шум доспехов стражей и дверей, пони окутала мертвенная тишина. Впервые в своей жизни Эгларио чувствовала себя в этом месте такой брошенной и одинокой. В зале нередко устраивали весёлые балы и роскошные пиры, и это не считая небольших традиционных празднований. Даже при виде одного только Сомбры на престоле, Авилине становилось тепло на сердце. Но теперь компанию ей составил пустой и до жути мрачный трон в огромном зале. Луна и та скрылась во мраке облаков. Но Авилина знала, скоро вернутся все те забавы, которые она так любила вместе с другими кристальными пони и наставником. Верила и надеялась всей душой. Кроме Подлой Совести.

Добравшись до трона, кобылка медленно обошла его вокруг да около. Скрытую дверцу она заметила практически сразу, но ей не хотелось так быстро уходить. Не устояв перед соблазном, пони удобно примостила свой зад на императорском престоле с довольной и хитрой улыбкой, а затем с наслаждением погладила его холодноватые кристаллы. И с каждым разом дрожь на её коже становилась всё сильнее, что доставляло ей ещё больше удовольствия. Это странное чувство одурманивало, и скоро Авилина была вынуждена перебороть себя, дабы собраться и вернуться к просьбе Сомбры.

Механизм потайной секции не представлял собой что-то неординарное – часть спинки открылась сразу же, как только Эгларио надавила на неё. Внутри стоял деревянный сундучок, явно сделанный копытами и магией единорогов, а уже в нём Авилина увидела набитую вещами котомку, книгу, некий тяжёлый продолговатый предмет, обёрнутый в ткань и записку. С измятого листка бумаги она и начала:

«Дорогая Ави, моя прекраснейшая и самая талантливая ученица на свете. Ты знаешь, без тебя я больше не представляю жизни. Знакомство с тобой и твоей семьёй подарило ту крепчайшую опору, которой мне так не хватало среди моих родных. И мне жаль, что такие слова я не посмел тебе лично передать.

Спасение нашего с тобою Дома и всей Этерии находится в этой книге, так что береги её по пути! Заклинание из книги следует применить за пределами Кристальной Империи, прямо за невидимым щитом. В свёртке лежит мой старый меч, если ты ещё туда не заглянула. Ни в коем случае не бойся, Авилина, его сталь поможет усилить магию. Забирай всё из моего сундука и ничего не забудь, а вкусными лакомствами из котомки мы отметим нашу победу над тёмной магией! Жду тебя у Кристальной Арки, торопись! Люблю тебя!»

Вчитываясь в каждую строчку письма учителя, кристальная пони с теплотой припомнила все светлые моменты своей жизни, которыми её одарил Сомбра. Недоверие и скверные мысли о единороге остались в сокровенных глубинах её разума, что лишь придало ей больше сил и уверенности. Нежно сложив записку, Авилина оставила её в сундучке, чтобы наставник вновь прочёл её своим успокаивающим голосом только ради неё, когда они вернутся обратно в императорскую башню, покончив с тёмными кристаллами раз и навсегда.

---

Кристальная Арка представляла собой необычное сооружение, больше похожее на врата, которые можно было отыскать во всех развитых городах единорогов и в Айронкладе. Два высоких кристальных столба, объединённых между собой изящным сводом. Так как у Кристальной Империи не было стен, Арка несла в себе больше декоративную задумку. Хотя Авилина в своё время прочитала одну книжицу из библиотеки под авторством некоего Долфрина и узнала, что в случае смертельной опасности для жителей, Кристальная Арка объединится с тремя меньшими вратами и город “оживёт”, дабы самому встать на защиту.

Пони встретила Сомбру именно там, где он назначал встречу. Прошло совсем немного времени, а единорогу по виду стало ещё хуже, о чём кобылка забеспокоилась ещё больше: Блэквул нервно озирался по сторонам, а его копыта, в одном из которых он зажимал некий свёрток из овечьей шерсти, жутко дрожали. И даже когда Авилина подошла к наставнику совсем близко, он заметил её не сразу.

— Учитель? Вы в порядке? — помахала та копытом перед лицом короля. – Ваши слова в той записке, я просто…

И она лишилась дара речи, когда её взгляд пересёкся с глазами Сомбры. Тот жадно впился в неё, а подобное он делал лишь однажды.

— Цинния? – губы единорога дрогнули, и он стал взволнованно дышать. – Ты вернулась ко мне? После стольких лет?

— Значит, мне тогда не послышалось? — хмыкнула кристальная пони. – Какая ещё Цинния? Это же я, Авилина, и мы должны…

Король выронил свёрток и одним рывком бросился к Эгларио, а затем схватил ученицу в крепкие объятия и поцеловал её прямо в рот, который пони даже не успела закрыть от такой неожиданности.

— Цинния, как тебе удалось…

— Мм! — Авилина с трудом оттолкнула обезумевшего единорога, залепив ему хорошую пощёчину. — Да что это с вами?! Я не Цинния! — но к ней быстро пришло осознание, что сейчас творилось с Блэквулом на самом деле. — О нет, это всё из-за этого, так ведь? — со страхом глядела она на рог, смущённо прикрыв свои губы.

Сомбра же тщательно потряс головой, а затем в недоумении уставился на ученицу, и приложил копыто к больному месту.

— Авилина? Почему… о, создатель, я причинил тебе боль? Прости меня, я не ведал, что творил!

— Ничего, всё хорошо, — грустно улыбнулась Ави, подобрав свёрток на траве. – Держите, вы же хотели спасти Кристальную Империю, не забыли?

— Да, верно, — замешкался Сомбра, — через несколько часов наступит рассвет. Нам нужно бежать, — с этими словами он молча вернул свёрток Авилине и устало поковылял в противоположную от города сторону.

— Зачем мне это? – пони едва не выронила сумку и остальную поклажу. – Учитель, куда же вы? Мы ведь и так вышли за пределы Империи. Постойте!

Зеленеющие поля тянулись далеко вперёд и, казалось, что им не было конца и края. А когда пони едва не догнала громко сопящего Блэквула, он вдруг исчез. Эгларио встала, как вкопанная, когда горизонт, далёкие луга, леса и горы исказились, а по ним прокатилась целая череда необычных волн. Из-за страха потерять единственного друга Ави, не мешкая, рванула с места. И вскоре она на секунду почувствовало, будто прошла через какую-то вязкую и прохладную субстанцию. После второй же секунды кобылка рухнула на колючий снег, где под конец этих странных ощущений её начал пронизывать ледяной ветер.

Невероятная картина предстала перед ликом Авилины, когда она вскочила, чтобы отряхнуться от снега: вместо чарующей зелени — холодная белая пустошь; вместо чудесных городов единорогов и земных пони – высоченные и неприступные горы вдалеке, повергшие в ужас одним своим видом; а вместо пения птиц, да стрекотания сверчков — оглушающие завывания безжалостной вьюги. Подлая Совесть кричала и умоляла повернуть назад и вернуться домой, да навсегда позабыть о жестоком мире, в котором не было ничего хорошего, что Сомбра часто пытался оспаривать. И когда Авилина готова была слететь с катушек, её крепко обхватило чьё-то копыто. В его хозяине всё ещё продолжала теплиться жизнь, покинувшая это место давным-давно.

— А ты мне не верила, — усмехнулся наставник, помогая ученице встать на ноги. — Больно ушиблась?

— Нет, мне просто холодно, — всё ещё не могла отдышаться та. – Где мы? Где наша Империя?

— Первым делом надень это, — ослабевшей аурой Блэквул поднял свёрток и, вытащив из него какой-то мешок, развернул пряжу, встряхнул, а затем укрыл ею Ави с головы и до самих предплечий и голеней. – Вот, совсем другое дело, — и только он успел это сказать, как защитное поле замерцало и стало прозрачным, будто собралось исчезнуть навсегда. — Вот же я глупец! В таком состоянии и всё равно поленился взять их копытами! – обругал себя единорог, и быстро выронил из поля телекинеза все вещи, отчего купол над Империей стал более мутноватым.

И пока король собирал всё потерянное в снегу по старинке, Авилина тревожно уставилась на родной город, который за щитом казался совершенно другой реальностью, оторванной от всего прочего мира. Среди белой пустоши Кристальная Империя со всей зеленью и чудесами выглядела особенно чуждо.

— Я просто не могу поверить своим глазам! Ваши слова… — Ави укуталась плотнее в новое и столь непривычное для неё одеяние, — оказались правдой!

— Не волнуйся, у нас… всё получится, — Сомбра прижал копыто к виску и скривил лицо от боли. – Та книга, достань её! Скорее!

— Да, конечно, — замешкалась пони, став рыться в сумке, — потерпите ещё немного, скоро всё закончится.

— Скоро, Авилина… скоро, — угрюмо прошептал единорог. – В книге я записал заклинание, с помощью слов и с применением некоторых секретов Зиалона, если тебе интересно.

— Вот, нашла! — ученица обрадованно вытянула бумажную работу мастеров Эллариса в чистых и белых страницах, а также в красивом традиционном переплёте кристального народа. Но кобылка не стала торопиться и раскрывать книгу, зажав её зубами. — Но фнафала вфаш мфеч! – Авилина с искрящимися глазами протянула меч, укрытый тканью, Сомбре, но тот лишь равнодушно бросил его на снег.

— Это потом, сейчас ты должна прочитать все слова из книги громко и чётко! Тогда моя магия подействует. Давай, у нас всё получится!

Ави одобрительно, хоть и в недоумении кивнула и раскрыла книжку на первой странице. Пони всё ещё находилась в смятении от того, что заклинание единорогов как-то можно использовать без самого рога, но подобные вопросы она решила оставить на потом. Магия в словах была написана на удивление легко и просто, хотя и занимала несколько страниц, исписанных большими и распрекрасными буквами, достойными настоящего короля. Конечно, их смысл Авилине был неизвестен, так как всё больше походило на бессвязную ерунду. И стоило ей лишь произнести первое слово, как с неким таинственным озарением она пошла по книге, словно заправский магистр. Под конец, кобылка даже поверила, что у неё был прирождённый талант к обучению магии, но то оказалось всего лишь иллюзией, навеянной мастерски написанным заклинанием.

Буквы ярко засветились оранжевым светом, а затем сорвались со страниц и слились в единую бледно-фиолетовую вспышку, которая устремилась прямиком к императорской башне. От неожиданности Ави выронила теперь пустую и отчего-то горячую книгу на снег.

— У меня получилось! – подпрыгнула она, охваченная чувством безмерного счастья. – Как это возможно?! Как я смогла использовать ваше заклинание? Ай, потом расскажете, ведь теперь Кристальная Империя будет спасена! — с этим приливом радости пони стала глядеть то на город, то на Сомбру, с нетерпением ожидая эффекта.

А тем временем, все здания, Кристальная Арка и даже сама земля покрылись светло-фиолетовой оболочкой, от которой слепило глаза. Отчего-то защитный купол полностью исчез, а вместе с этим на снег рухнул единорог, издав тяжёлый вздох. Авилина бросилась со всех ног к наставнику, но её оглушил громкий и пронзительный гул. И всё равно, не обращая внимания на боль, кобылка продолжала плестись к Сомбре. Пока её не откинуло ударной волной. Напоследок, кобылка успела заметить, как её сверкающая шёрстка потускнела, а затем полностью испарилась, став обыкновенной, как у земной пони.

---

Эгларио не ведала, сколько времени она пролежала в сугробе, но её разбудил чей-то незнакомый, жутко хриплый голос. Его хозяин откопал кобылку, постоянно о чём-то нашёптывая. Ави открыла глаза, как только чьи-то копыта начали сдавливать её тело.

— У нас получилось, Цинния, моя любовь! Мы сделали это, спасли наш дом, — оскалил Блэквул зубы в жутковатой улыбке.

С единорогом что-то произошло, отчего кристаллические образования исчезли. Теперь верхняя часть рога обрела ярко-алый цвет, словно раскалённое железо в кузнице. И глаза с очень широкими зрачками утратили свой чудесный изумрудный расцвет, превратившись в красные. А в стороны от глаз теперь плыли ядовито-зелёные шлейфы, медленно и плавно развеваясь, вопреки порывам ветра.

Авилина даже не успела и слова сказать, как её очень грубо потянул наставник и с непомерной силой вытащил из тёплого укрытия. Боль становилась всё невыносимее, отчего Ави пришлось вырываться из копыт учителя. Она умоляла, кричала до потери голоса, пыталась вразумить Сомбру, дойдя до крайности и начав бить того копытцами по груди.

— Зачем, зачем ты делаешь мне больно, Цинния? – удивился единорог.

— Отпустите меня, что на вас нашло?! – не найдя выхода, Авилина, сквозь плач, стала колотить Блэквула по шее и лицу.

Разбив Сомбре нос до крови, Ави вырвалась из его хватки и побежала в сторону Кристальной Империи. Но вместо того, чтобы ступить на зелёную траву, пони споткнулась, и кубарем покатилась по земляному склону. Когда же падение прекратилось, Эгларио начала в безумной панике озираться по сторонам, и недолго думая, поспешила вскарабкаться обратно. Не понимая, что произошло с её городом, Авилина лишь бессмысленно уставилась на огромную котловину, из которой будто вырвали целый пласт земли.

— Что здесь произошло? Откуда взялась эта дыра?! – остолбенела Авилина. – Нас куда-то телепортировало? – повернулась в этот раз она к Сомбре. – Где Кристальная Империя?

Судя по красному снегу под ногами единорога, из его носа вытекло немало крови. Он едва держался на ногах, пошатываясь на ветру, словно молодое деревцо.

— Её больше нет, — холодным, чуждым голосом ответил тот. – Это бесхребетное ничтожество отправило Империю сквозь небытие, тщетно пытаясь спасти её от меня! – после этих слов, Сомбра со злобой в глазах рассмеялся, напугав ученицу до дрожи в коленях. – Но он забыл, я ведь буду жить вечно!

— Учитель… — поддалась назад Ави, — прошу вас, очнитесь! Это не вы!

Яростно раздувая ноздри, единорог направился к Авилине с хриплым рычанием. Не зная, что делать, кристальная пони в отчаянии бросилась к Сомбре и со всей силы толкнула его, едва не вывихнув собственное плечо. Назвать её пробежку долгой язык бы не повернулся: мало того, что повсюду лежали глубокие сугробы, так ещё Авилина ударилась ногами о какой-то длинный предмет и упала. Ави быстро поняла, что это было такое, и заранее поблагодарила судьбу, что волной его не выбросило куда подальше. Она развернула знакомую ткань, а затем вытащила стальной клинок из ножен. То был меч довольно старого типа с креплениями из ремней и примитивным механизмом задвижки лезвия. Но кристальная пони никак не могла его быстро нацепить, так как ей надо было затянуть все ремни зубами. И ей ничего не оставалось, как обхватить меч обоими копытами, и выставить его наперёд.

— Что ты сделал с нашим городом?! Отвечай! – Авилина от страха и вовсе потеряла связь со своим здравомыслием. – Почему вы молчите?!

Блэквул действительно не проронил ни слова. Он замер на месте и бездумно уставился на потёртый, исцарапанный меч, который всё ещё был довольно острым.

— Да ответь же мне! Сомбра! – Эгларио даже встала в полный рост на задних ногах, чтобы пригрозить клинком наставнику и заставить его отступить. Но она едва не упала сама, когда единорог резко дёрнулся.

— Я отправил её, чтобы мир успел подготовиться, — с пустым взглядом проговорил тот до боли знакомым голосом, после чего он всё же заставил себя поднять голову и взглянуть в глаза ученицы. – Прости, что обманул тебя, но без твоей помощи у меня ничего бы не вышло.

— Что? – растерялась Ави, запутавшись меж радостью от возвращения друга и злобой от его лжи. – Вы сделали это намеренно? И сколько же нам ждать возвращения Империи?! А как же остальные жители? – не верила она своим ушам, что забеспокоилась о других пони.

— Годы, Авилина, десятки лет, но теперь мы будем готовы.

— К чему мы должны быть готовы?!

— К приходу тьмы. Чёрные кристаллы — нечто странное, непостижимое для моего ума. И я дал волю своей забывчивости, прости снова. Не мы будем готовиться, а они, моя маленькая девочка, — рог Сомбры осветился чёрной аурой, которая охватила меч у Ави в копытах. – Мы сделали всё возможное, и мы теперь не нужны.

— Я не понимаю, о чём вы говорите! – кобылка попыталась вырваться и не дать королю забрать оружие, но тот уже добрался до её ног, отчего она не могла двинуться с места. – Прошу вас, не делайте этого! Вы должны бороться!

— Я не могу, я до смерти устал… — Блэквул закрыл глаза, проронив по слезинке, а затем, к удивлению кристальной пони, туго затянул ремни меча на её правой пясти, – бороться. Я боролся слишком долго. И теперь я верну долг твоему отцу. Мы встретимся с ним в обители создателя, — слабо улыбнулся тот.

— Вы хотите… — задрожала Авилина.

— Когда покончишь со мной, ступай в Айронклад и передай весть Паддингхеду. Я чувствую теперь всё иначе, я ощущаю, какой невообразимой силой обладает наш мир и я вижу, как зима, сотворённая магией, возвращается! Так скажи ему, скажи, что «зима идёт за нами», он сразу всё пой…

— Не надо мне этих прощальных речей! Я не сделаю этого! – пони вцепилась зубами в ремни, пытаясь их расстегнуть.

— Вонзи этот меч в моё сердце, пока чернота не вырвалась из меня! И ни в коем случае не приходи к моему брату, или в другие города единорогов… — предостерёг её Сомбра. – Они не ответили на мои письма. Ведь они должны были знать!

— Замолчите!

— И они будут спрашивать, — фыркнул единорог. – О да, много спрашивать. Мы нужны всем лишь тогда, когда умираем, — пропуская мимо ушей слова ученицы, Сомбра не умолкал, пока не рухнул на снег в бессилии. Ави тут же оставила меч и с плачем бросилась к умирающему наставнику.

— Нет, не смейте это делать! Мы уйдём отсюда вместе! – проливая одну слезу за другой, кристальная пони стала бить Блэквула по нагруднику.  

Единорог открыл глаза и погладил ученицу по щеке, с любовью глядя на в её заплаканное лицо.

— Скажи им, что я был ужасным тираном, — с трудом прошептал Сомбра. — Я поработил твой народ и твой город, а вы ничего не могли со мной сделать. Я знаю, Авилина, что ты хочешь сказать на самом деле, но правда тебя погубит.

— Не оставляйте меня, — всхлипнула пони. – Все должны узнать, каким вы были чудесным королём.

— Как-нибудь в другой раз… — одарил он ученицу нежной и ласковой улыбкой. – Прощай, Авилина и никогда не сдавайся. Будь сильной и тебя ничто в этом мире не остановит, — после этих слов учитель хотел поцеловать кобылку в лоб, но с последним вздохом его голова безмятежно опустилась на копыта ученицы. А пони так и не нашла храбрости исполнить его просьбу.

---

Кристальная пони осталась лежать рядом с умершим другом, обнимая его. Глаза страшно покраснели, а опавшие слёзы ледяной коркой жгли её щёки. Сама она замёрзла и страшно продрогла, но не посмела даже шелохнуться. Авилина бездумно рассматривала тёмно-серое небо без единого просвета солнца, прислонив голову к мягкой гриве Сомбры. Ави всей душой надеялась на то, что её сердце больше не выдержит этой страшной боли и перестанет биться, но этого всё не произошло. В конце концов, Авилина стала надеяться только на смерть от холода.

Через несколько минут у кобылки начали слипаться глаза. И Ави поняла, что её ждёт счастливый конец: она не будет мучиться, а умрёт во сне с любимым в обнимку. Но только она об этом подумала, как ей померещилась, будто её наставник пошевелился и даже вздохнул полной грудью. Не обращая внимания, Авилина решила, что это всего лишь плод её ослабшего ума. Желая улечься поудобнее, она уже не чувствовала одной из задних ног. Полагая, что так создания из плоти и крови умирают на жутком холоде, она восприняла эту новость, как добрый знак.

Вот досада, найдёт кто-нибудь этот меч, и подумает, что я сначала его зарезала, а потом улеглась с ним спать, – слабо усмехнулась Ави, услышав бестолковое негодование Совести. – Хотя о чём я думаю, кто нас вообще найдёт посреди этой пустоши? Какая досада, не найдут меня, не найдут Сомбру. И никто не расскажет легенду о последней кристальной пони…

Но всё бессилие и слабость куда-то исчезли, когда бездыханное тело короля вдруг поднялось, да ещё и отшвырнуло Авилину от себя. К ноге вновь прильнула кровь, а пони еле-еле встала в полный рост. И она в растерянности уставилась на Сомбру, будто тот и не умирал.

— Это… невозможно, я что, теперь правда сошла с ума? Так вот как это происходит?

— Мы уничтожим все ошибки создателей! И весь мир содрогнётся от нашей силы! – обратился единорог куда-то в сторону горизонта, но затем он впился своими жуткими красными глазищами в ученицу. – А за наше пробуждение мы сделаем из вас рабов до скончания веков! – с этими словами, рог Блэквула озарился тёмно-фиолетовой аурой, которая сорвала с его тела все доспехи и порвала в клочья королевскую мантию.

Авилина, ничего не понимая, стала убегать, что на трёх ногах далось ей тяжело. Спастись бегством, конечно же, она не смогла: её тело окуталось чёрной дымкой, а шею сжало незримое прикосновение. И не зная, что делать, Ави попыталась освободиться от хватки свободным копытом, но оно лишь проходило дымку насквозь.

— Учитель… — прохрипела она, глядя в чуждое лицо Сомбры, из глаз которого вздымались тёмно-фиолетовые шлейфы, а его рот исказился в жуткой ухмылке.

— А теперь ты окажешь мне последнюю услугу, жалкая тварь! – после этого, Блэквул освободил пони от своего телекинеза и с разбегу бросился на неё.

С криком отчаяния кобылка закрыла глаза, даже не заметив, как она инстинктивно выставила пясть с мечом наперёд, чтобы закрыться. Единорог же либо не заметил клинка, либо по глупости вонзился на него своей могучей грудью, а затем со вздохом облегчения упал на Авилину. Собравшись с последними силами, пони выползла из-под хладного трупа. Она с омерзением расстегнула ремни меча и выкинула его в сторону.

Эгларио понадобилось ещё немного времени, чтобы отойти от потрясения, немного успокоиться и очиститься от чёрной крови хотя бы снегом. Ави жутко боялась, что Сомбра опять поднимется и продолжит её мучить. Но её больше пугало то, что ей снова хотелось зачем-то жить. Да и Подлая Совесть теперь приняла совсем другую сторону и подгоняла её быстрее двигать отсюда. Так что она решила всё же последовать завету наставника и отправиться в Айронклад.

Перед уходом, Авилина схоронила Блэквула под снегом, и возложила поверх его собственный меч, вместо роскошного надгробия. После чего она прошлась вокруг изрытой и обезображенной полянки и собрала все оставленные вещи, которые валялись повсюду. Среди всего прочего ей удалось найти и то, что выпало из шерстяного свёртка: небольшой мешочек с какими-то склянками, футляр-цилиндр с картой Этерии, компас, а также наполненную водой флягу.

А вдруг, мне всё привиделось?– с нервным смехом спросила она у Совести, глядя на огромный котлован, который уже начал обильно покрываться снегом. – И я сейчас лежу в своей кровати и вижу сон?

Сомневаюсь, — поёжилась та Подлая, — даже во сне такого холода не встретишь. Топай, давай, обе ведь замёрзнем!

Да-да, знаю, Совесть, что всё это взаправду, но вот бы всё плохое всегда оставалось во снах, — тяжело вздохнула пони, поглаживая больную шею. – Что ж, вы хотели, чтобы я была сильной? Но при этом вы забрали мой дом и оставили меня умирать на холоде? Занятно, кажется, у вас получилась хорошая шутка, учитель.

Взглянув на карту, Ави подметила, что ей надо было уходить подальше от гор, двигаясь на юг к территориям Королевства. Глубоко вздохнув, пони узнала, что такое на морозе лучше не делать и прокашлялась. И перед уходом, она немного постояла у могилы Сомбры. В детстве она иногда забегала в спальню и смеялась над тем, как громко он храпел. Кристальным пони ведь неведомо такое диво. Авилина и вовсе считала, что делал король это намеренно, чтоб её рассмешить. Теперь же он лежал безмолвно.

— Прощайте, Сомбра из дома Блэквулов, единственный король, взошедший на трон Кристальной Империи. Жаль, что в последний день вы… испортили всё, — нежно улыбнулась она, к удивлению своему. – Прощай, мой любимый…

Старсвирл - I

С Т А Р С В И Р Л

В прекрасный, но по-осеннему холодноватый вечер небольшая группа двигалась к окраине Вечнодикого Леса, что был так знаменит среди всех народов на загадки и тайны, которые он трепетно скрывал в своих тёмных и мрачных глубинах. Высокий, но сгорбленный пони устало шёл впереди, а чуть меньшие силуэты четверых спутников с задором подгоняли того, едва не ступая по пятам.

— Фух, вот мы и на месте, — с облегчением вздохнул старый жеребец, вытирая обильно проступивший на лбу пот. – Здесь, пожалуй, и устроим наш лагерь. Тут же костёр разведём, да заодно перекусим. А там и вздремнём до самого утра, — размял тот свои ноги, хорошенько ими похрустев. – И не смотрите на меня с такими лицами! Я знаю, вам в Зиалоне не преподают уроки о том, как ставить уютный лагерь. Так что слушайте меня внимательно и всё у вас получится.

То был старец по имени Старсвирл и знаменитой фамилии Грэндвайс [Grandwise], о которой знали и говорили когда-то все мудрецы Этерии. Обросший представитель единорогов серого окраса с растрёпанной грязновато-белой гривой. Этого мага заметно выделяла белоснежная, пышная борода, которая по мягкости своей легко могла превзойти самого пушистого ягнёнка в Королевстве. Очевидно, что такой гордости лица бывший магистр Таинства уделял гораздо больше внимания, чем всему прочему, даже во время своего долгого изгнания из Верховного Круга магистров Зиалона. За исключением же этого, на пышной траве у границ леса стоял обычный старый пони с неказистым одряхлевшим телом, заросшими шерстью ногами и глубоко посаженными морщинами на лбу. Но он не был бы самим собой, если б годы одиночества под тяжестью долгих прожитых лет сломили его дух. Маг никогда не унывал и смотрел на все причуды жизни только с хорошей стороны. Он всегда был доброжелательным, общительным, а также заядлым любителем вздремнуть при любой удобной возможности, но немного обидчивым на колкие оскорбления или замечания, особенно, если они касались его бороды.

Будучи мудрым и отзывчивым учителем, он чаще всего стремился познать самого себя. Когда-то давно Грэндвайса знавали, как чрезмерно самокритичного пони, который всегда относился к своему ремеслу очень трепетно. А ещё почитали его, как носителя роскошной длинной бороды, за что и нарекли титулом “Самого бородатого из всех Пышнобородых”. С годами великое имя растеряло значимость, и магистр остался простым Старсвирлом Бородатым, да и то лишь среди знакомых. Он до последнего хранил и чтил старые традиции древних единорогов, когда изучению и освоению магии уделяли целые десятилетия, а нарушение таких устоев нещадно каралось, в чём убедился старый жеребец вместе со своими верными друзьями. Спешка и невнимательность привели к ошибкам, а из них родились серьёзные последствия, которые стоили Этерии многих потерянных жизней. Но то было пережитком былого, весь мир успел позабыть об этом, как желал предать забвению те беды и сам Старсвирл.

Когда-то, занимая гордый пост магистра, Грэндвайс носил распрекрасную мантию и широкополую шляпу, да ещё в таком исполнении, какого не было ни у кого во всей Этерии. Если наряды магистров традиционно вышивались цветами трёх существующих школ магии, то Старсвирл решил выделиться, изукрасив синюю одежду до неузнаваемости. Так в Зиалоне впервые появилась магистерская форма цвета ночного неба с мерцающими полумесяцами, множеством ярких звёзд и золотыми бубенцами в придачу. Ныне от её былой красоты не осталось и следа: изношенная, серая, грязная и пыльная, вся в дырках и с нитками от утерянных бубенчиков, развевающихся на ветру, эта одежда теперь больше напоминала тряпьё бродяги, а не наряд уважаемого во всём Королевстве магистра.

Ловким движением копыта он поправил на голове серую шляпу и с лучезарной улыбкой оглядел уставших от путешествием ребят. В бледно-фиолетовых глазах, словно затянутых дымкой теперь играли яркие огоньки, подобные взгляду маленького жеребёнка в ожидании подарков на свои именины. Старый единорог всегда стремился открыть что-то новое для себя и поделиться этим с другими пони, даже несмотря на их нежелание, о чём явно говорили скучающие лица его юных спутников.

— Ты издеваешься, да? Вот эту кучу гнилых и уродливых деревьев обозвали Вечнодиким Лесом? И вот именно про него ты столько рассказывал на своих уроках?! – с невообразимо-глубоким разочарованием воскликнул Харувэй, один из бывших учеников мага. — Кажись, мы точно пришли не туда. Хотя, может, у кого-то из нас плохо с памятью? – ехидно уставился тот на старика.

Грубый, невоспитанный, глуповатый, рассеянный, ленивый и эгоистичный жеребёнок, которого родители наверняка выбросили на улицу при первой возможности, едва он только родился. Именно таким Старсвирл представлял себе этого жеребчика после каждого оскорбления и каждой насмешки в свой адрес, тем не менее, смиренно утаивая подобные мысли в самых тёмных уголках своего разума. После долгих лет разлуки, старый маг всё-таки смирился, что его самый нелюбимый ученик почти и не изменился.

Бородатый волшебник мог бы обвинить во всём его родителей, но для сирот в Зиалоне существовали особые исключения. Его можно было простить, приняв за незаурядного сыночка фермера из самого далёкого села земных пони. Но ему посчастливилось оказаться в Сиром Квартале города Мирреана, или, так называемого, Величайшего Пристанища Светил [The Greatest Shelter of Stars], созданного магией, умом и копытами многих достойных единорогов. Из-за непростой жизни для сирот в тамошних условиях, маленькие бездомные жеребята учились жизни самостоятельно, а это требовало применения хитрости и магии в самых разнообразных проявлениях.

Внешне Харувэй с годами почти не изменился. Разумеется, старику хотелось бы видеть перед собой повзрослевшего и поумневшего единорога с опрятной внешностью, прекрасно владеющим даром своей расы, что уважительно обращался бы к старшим пони. К прискорбию своему, но после долгой разлуки Старсвирлу пришлось иметь дело лишь с большей копией самого несносного ученика начальных классов. Шерсть дымчато-серого цвета отлично подошла бы какому-нибудь тихому пони, но родители одарили ею именно это существо. Дерзкий и надменный взгляд на удивление хорошо сочетался с поразительно редким и столь же красивым расцветом глаз в фиолетово-чёрных оттенках. И будто этого было мало, грива имела точно такой же окрас. Красота, подобная звёздному небу, застывшему на мгновение перед самым рассветом, но если бы он только заботился о ней должным образом. Лохматая голова, немытое тело и зубы, обильно покрытые желтизной, как ни странно, но для старшего ученика с зачатками водного телекинезиса и магии обледенения он выглядел чересчур грязным. Хотя школьная мантия вместе с парой высоких ботинок на мягкой подошве могли бы скрасить это печальное зрелище, но Харувэй предпочитал делать всё назло Старсвирлу, будто намеренно: тёмно-красное одеяние школы Стихий безупречной вышивки с узорами из жёлтых нитей он обычно таскал измятой тряпкой, обвязывая вокруг шеи, подобно шарфу. Что удивительно, жеребец всё же смог заметно выделиться среди своих друзей наличием серебряного браслета на всю левую пясть. Изящное произведение ювелирного искусства, такую вещицу могли сделать только в лучших мастерских Эллариса, а она красовалась на ноге обычного сироты. Метка вырисовывалась у жеребца – хуже некуда. Это был заросший и разбитый колодец, наполовину заполненный мутной водой. Наверняка, она могла бы олицетворить выбранную им стихию.

— Я полагал, что ты скажешь нечто подобное, Харувэй, — улыбка на лице старика тут же сменилась жалостью, отчего он лишь томно вздохнул. – Не хорони этот лес презрением своим так скоро. Будь терпелив, и я уверяю, он тебя ещё приятно удивит.

— Не тешься пустыми мечтами, — фыркнул неблагодарный ученик. – Лес этот давно мертвый, вместе со своими обитателями. Пойми же, наконец, кто-то отживает свой век и проваливает, чтобы не мешать другим. Твоему лесу… старик, — особо подчеркнул он последнее слово, — надо было поступить так же, а не уродовать землю жалким трупом.

Что любопытно, именно Старсвирл рассказывал маленькому Харувэю правду о гибели Вечнозелёного Леса. Многих жеребят после того печального события уверовали в том, что Вечнодикий Лес был таким всегда, каким он существовал и поныне.

О странном и пугающем лесе насочиняли множество легенд, сказаний и песнопений, но каждый раз он продолжал очаровывать всех, кто вздумает преступить его границы и вдохновлять на создание чего-то нового. Даже чарами “одаривал” каждого путника по-разному. На протяжении долгих лет это странное место удивляло магистра только быстрорастущими деревьями, но за время своего позорного изгнания единорог понял, что вопросов становилось гораздо больше, чем ответов. Беда крылась в том, что новые вопросы Старсвирла требовали ответа как можно скорее.

И вот, старый маг снова оказался тут — на просторной и древней как мир поляне. Времени здесь, словно не существовало: как росла одна высокая, густая трава, так и продолжает расти. Ни единого семени цветка или куста не занесли могучие ветра; и ни одна нора не привлекла зверьё, они даже не смели появляться на этих зелёных просторах, будто что-то прогоняло их отсюда.

Лес, когда-то изменившись до неузнаваемости, так и не вернул свой прежний величавый лик. Раны и ожоги затянулись кошмарными шрамами, а сам он стал неприятным, отчуждённым местом. В давние времена здесь били ключом чистейшие родники, с высот необъятного ущелья ниспадали изумительные водопады, разливаясь вереницей многих рек, каждая из которых была краше другой. Здесь можно было услышать звонкие песни самых разных пернатых, увидеть всяких маленьких зверьков, которые жили в гармонии со всеми обитателями Вечнозелёного Леса. А воздух так и бодрил, так очищал разум, затянутый, словно пеленой, житейской суетой, что хотелось только петь и восхвалять самый чудный лес в Этерии.

Ныне воздух был спёртым, затхлым, что ощущалось уже на его окраине; птиц теперь слышно не было, а никакой зверёк больше не пробегал вблизи. Новые деревья все как один выглядели толстыми, скрюченными в разные стороны или переплетёнными с другими древами, будто желали придушить их. Они поросли настолько густыми рядами, что через их кроны не пробивалось даже самое знойное летнее солнце.

Но Старсвирл так и не утратил в памяти былой славы Вечнозелёного Леса, он верил, что старая магия по-прежнему таилась где-то в его глубинах, укрывшись от чужих взглядов и заснув долгим сном в надежде на знаменательное возвращение.

— Возможно, ты прав, Харувэй, — добродушно улыбнулся старик Грэндвайс, не беря во внимание наглость ученика, — пусть я и сомневаюсь, что ты хоть раз стоял у Леса так близ…

— Конечно, я прав! – сжал тот от злости своё копыто. – Всё что в Этерии выглядит жутко, то и опасно. Тебе не надо быть каким-то там магистром, чтобы понять это! Драконы — здоровые, тупые и плюются огнём. Не изменятся ведь они, если ты начнёшь с ними трепаться!

Друзья Харувэя стояли в стороне и не вступали в разговор безо всякой нужды, возможно, они давно привыкли к такому поведению своего товарища.

— Как я хотел сказать, я с тобой спорить не буду, – спокойным тоном продолжил Старсвирл. – Я сам не приходил сюда несколько лет, и не знаю, насколько сильно могла зарасти Сумеречная Роща. И я заранее хочу вас успокоить: в лесу мы задержимся всего лишь до завтра. Да, по-моему, к полудню мы точно закончим сбор всех образцов — их здесь хватит с избытком, — кратко задумался он.

— Каких это образцов, интересно? Для чего? – удивилась Мика Олдроуз [Oldrose], единственная присутствующая здесь ученица из школы Покровительства. – Вы не говорили об этом, только хотели на деревья поглядеть.

Красивый с едва заметной охриплостью и нежный, будто ароматный крем голосок окрасил угрюмое, мертвенное затишье в округе. Мика была самой младшей из всей группы, но за свои познания училась наравне со своими друзьями, быстро перескочив через два класса. Её шёрстка отливала приятным серебристо-голубоватым цветом; а грива, зачёсанная на левый бок, преобладала красным расцветом с редкими чёрными прядями. Хвост у кобылки — одно загляденье: пышный, длинный, ухоженный, из-за чего она стала выделяться среди одноклассников ещё в ранних годах. Поныне, он был заплетён в скромную и туговатую косу. Глаза с чудесным золотистым расцветом достались ей от мамы, даже тот добродушный и любопытный взгляд передался по наследству. Старсвирл часто виделся с её матерью после занятий: она всегда интересовалась учёбой своей единственной дочери, и не потому, что была назойливой или придирчивой, совсем нет. Просто вышло так, что давнюю мечту постижения магии в Зиалоне теперь воплощала родная дочь, в чём она была даже счастливее. Но те времена прошли, а примерная ученица всё больше стала похожа на свою мать, чего старый маг совсем не ожидал увидеть после столь долгой разлуки.

Она радовалась самым разным мелочам, вроде безустанно трудящихся муравьёв, что выстраивали живые мосты через какой-нибудь ручеёк, или обычного дятла, барабанящего по древу; и любила вдоволь посмеяться. В тот знаменательный день, на долгожданную встречу с учителем, которую Мика сама и затеяла, она пришла в светло-серой мантии, полы коей были обшиты зелёными узорами и золотыми звёздами, что говорило о принадлежности единорожки к одному из ответвлений в магии Покровительства.

— Завтра и узнаешь, моя дорогая Мика, — хитро улыбнулся старик. – Эти образцы могут сослужить нам великое благо, когда я их досконально изучу. Ведь у Леса есть одна крайне важная особенность, которая не давала мне покоя многие и многие годы. Но именно она станет важнейшей в истории…

— Как же это похоже на тебя! Что раньше учить нас не мог, что теперь не объясняешь, чего мы тащились сюда! — насмешливо фыркнул Харувэй, и вскоре быстрым шагом вернулся к поклаже и занялся лагерем. – Неудивительно, что я туго соображаю в магии — ты же виноват, старик!

— Харувэй! – нахмурилась кобылка, тут же обернувшись к другу. – Прекрати говорить такое об учителе, он же не знал …

— А то что, Мика? – перебил тот, глядя исподлобья своими покрасневшими глазами. Его лицо и веки отчего-то стали влажными, но никто не придал этому значения, так как он снова отвернулся и продолжил возиться с палаткой. – Нечего сказать? – выдал он после недолгой тишины.

Сама единорожка больше на него не смотрела. Но что хуже, она теперь боялась поднять глаза и на бывшего наставника. Старый маг ничуть по этому поводу не огорчился. Он лишь нежно приподнял ученице подбородок и, улыбнувшись, прошептал:

— Ничего, всё хорошо, Мика, завтра я с ним поговорю.

— Пожалуй, и в этом я соглашусь с тобой, Харувэй, — сказал тот громче, на удивление всем собравшимся. – Ты прав, я был плохим учителем…

— Что? – остолбенел неблагодарный ученик. – Ты со мной согласен?

— Да, Харувэй, ты не ослышался, — поправил он свою изношенную шляпу. — Я не уделял тебе должного времени, я думал, что ты справишься со всеми задачами наравне с остальными, но я ошибался. Я не придумал для тебя мудрого подхода и в этом кроется вся беда. Но, прошу тебя, дай мне шанс исправиться, Харувэй. Позволь мне наверстать упущенное время и я научу тебя магии, как того ты достоин.

— Уже поздно, старик, я нашёл для себя новые интересы, — с ехидной ухмылкой отрезал единорог, искоса поглядывая на Мику. После чего он удалился, дабы погулять среди густой травы.

— Я верю, он справится, — утешил кобылку Старсвирл, кивнув ученику вслед. – А ты, Мика, кажется, хотела о чём-то спросить меня? Прямо-таки вижу по твоему лицу.

— Да, хотела, — неуверенно смахнула она выступившую слезу, — вы упомянули про важную особенность леса…

— Верно! Я как раз хотел о ней рассказать, — старый Грэндвайс так обрадовался, что радости этой мог позавидовать любой жеребёнок. – Особенность Вечнодикого Леса, которую можно считать таковой в наши дни – это погода. Каким-то неведомым чудом она сохранилась здесь в своём изначальном проявлении, какой она раньше была во всей Этерии. Наше заклинание не коснулось Леса, будто его и не было. И я хочу выяснить причины этого поразительного явления.

— Вы говорите о заклинании “Успокоения”, учитель? – припомнила Мика. — Я читала про него в книге о знаменательных достижениях магистров Зиалона. Оно…

О достижениях, значит? — с досадой помыслил Старсвирл. — Видимо, автор так решил поглумиться надо мной.

— Да-да, нам всем об этом читали! И одни старики не перестают напоминать каждый раз о других стариках!— язвительно перебил её Харувэй издалека, продолжая в своём духе. – И опять же да, все мы знаем, что оно сделало с миром и пегасами! Так почему, Старсвирл, почему ты выбрал именно этот убогий лес? Твоя погода осталась на севере, там ничего не изменилось, мороз, холод и снег, как было всегда! А пустыни на юге? Они тоже появились по твоей глупости?

— Нет, это не то, что нам требуется, — невозмутимо покачал головой Старсвирл. – В нашем Лесу, помимо погоды, ещё меняются сезоны. То, над чем трудятся пегасы уже много лет кряду, здесь происходит само собой. — Старый единорог хмыкнул и снял шляпу с головы, а затем напористым взглядом осмотрел недовольного жеребца. —  Скажи мне на милость, Харувэй, если тебе здесь не нравится, если ты ненавидишь меня столь рьяно, то зачем пошёл за мной? Я ведь тебя не заставлял и не просил.

— Я пошёл не с тобой, старый пень, а с моими друзьями! — огрызнулся тот, топнув на месте. — На самом деле ты нам ещё спасибо говорить должен! Мы ведь отыскали твою грязную пещеру, и это мы вывели тебя на свежий воздух! Но лучше бы мы этого не делали, — торжествующе ухмыльнулся юнец, — такого печального зрелища я ещё никогда в жизни не видел. Хотя я с детства вычищал кучи дерьма из сточных канав самого “прекрасного” города единорогов!

Мика уже хотела было грозно вклиниться в разговор, но Грэндвайс остановил её, приподняв копыто. А те двое учеников из группы по-прежнему разговаривали только друг с другом и учились ставить палатки, словно ничего не замечая.

— Опять же ты судишь по внешности … — разочарованно повертел головой Старсвирл, хотя после забористой речи у него сильно дернулся глаз. – Из-за своих детских обид на меня ты до сих пор не можешь смотреть на мир шире! Теперь же ты видишь во мне жалкого бродягу, хотя на самом деле я ни капли не изменился. Но посмотри вокруг: изменился весь наш мир, и даже сама магия стала другой! Вас теперь учат совершенно иначе, и от ваших новых способностей у меня аж голова идёт кругом.

— Слова-слова, пустые слова, — язвительно проворчал Харувэй. — Ты всегда был обычным бродягой, но хотя бы не таким старым.

— Пусть так и будет, пусть я останусь бродягой в твоих глазах, раз ты того желаешь. Неважно, кто я нынче, важно лишь то, кем я был и что делал. И я хочу исправить свои ошибки, вылечить мир от “проклятия Зиалона”! Но мне никогда не удастся сделать это в одиночку, – после чего единорог встретился с хмурым взглядом бывшего ученика и хитро улыбнулся. – Да, я знаю, ты ведь отправился со мной ради новых заклинаний. И будь уверен, я обучу тебя с превеликой радостью, — тут Харувэй опешил совсем. – Но с таким отношением к старшему тебе ничего хорошего не светит!

— Да мне от тебя ничего и не надо, — воспротивился тот, недолго помолчав. – И откуда тебе знать, что я думаю там? Теми́р что ли проболтался?

— Плохого же ты мнения обо мне, раз думаешь, что я бы проболтался… — нежданно подал голос самый низкий пони из группы. С ним как раз беседовал единорог красивой вороной масти. – Я был молчалив, подобно безветренному морю.

Мал — да удал, сказали бы о нём его знакомые. Несмотря на то, что у взрослых пони различия в росте совсем небольшие, Темир пошёл наперекор этим убеждениям и перестал расти ещё при поступлении в школу Зиалона. По виду немного крупный жеребёнок, а на деле самый старший ученик в группе. В отличие от Мики и Харувэя, он, после окончания начальных классов, продолжил учиться дальше в школе Таинств. Как и Сареус – последний единорог, отправившийся за бывшим наставником – Темир носил мантию в синих цветах, только украшенную звёздами огнисто-янтарной раскраски. По старой традиции Зиалона оттенок и яркость узоров на одежде говорили о магическом потенциале ученика, а у того вороного пони звёзды были вышиты серебром, что значило невысокие познания и способности в магии.

Весьма любопытно, что особые черты внешности Темира не остановились на росте: непривычно большие для пони уши, да ещё и заострённые на кончиках; тонковатые для жеребца задние ноги; слегка приподнятый, но аккуратный нос, и прищуренные глаза, разрезом сродные больше кобылам, нежели жеребцам. При всём этом не упомянуть его окрас было бы настоящим преступлением. Мягкая, пышная, нежно-бирюзовая шерсть причудливо расступалась перед белоснежным пятном на левом боку, которое со временем стало только больше. Ещё в первом классе пятнышко было едва заметно, а теперь оно уже доросло до спины. Рыжеватая грива с коротко подстриженным хвостом, как и в прежние годы, остались кудрявыми и неопрятными.

Темир запомнился Старсвирлу трудолюбием, упорством и великолепными способностями к сотворению магии. Уже в первом классе он показывал себя достойно, относясь к любому делу крайне серьёзно, будь то чтение, практика заклинаний, или домашние задания. По навыкам он легко мог соперничать даже с Кловер – самой умной единорожкой в классе Грэндвайса, тем более оба её родителя были отличными магами. К сожалению, о родителях самого Темира магистр так ничего и не узнал, сколько не искал в Королевстве, ибо его нашли брошенным у порога Зиалона в одних пелёнках.

— Харувэй, да это же высечено у тебя на лбу, — несдержанно усмехнулся Старсвирл. – Ты для меня — открытая книга.

Тут наступило время, когда все замолчали, не находя слов. Даже Харувэй решил пропустить мимо ушей замечание Старсвирла. Затем старик обратил взор к последнему из своей группы, который до этого только слушал, или говорил о чём-то с Темиром.

— Сареус, у нас здесь вышла довольно занимательная… “беседа”. Ты, случаем, ничего не хочешь добавить?

— Нет, и так много сказано за сегодня. Особенно то, за что мне было стыдно, — сверкнув глазами, поглядел он на Харувэя. — Уже темнеет, а я хочу разобраться с лагерем и лечь быстрее спать. Надеюсь, вы думаете о том же? — сказал чёрный единорог, да принялся опять за работу.

Статный, высокий, особенно на фоне сгорбленного учителя и Темира, жеребец с горделивой и твёрдой походкой – таким он вырос из невзрачного и неуклюжего единорога, который приехал из Мирреана и едва не провалился на первых экзаменах при поступлении в Зиалон. Он был очень старательным, упорным и честным, но ему даже этого было недостаточно. Возможно, его следовало бы обозвать неудачником, который ни за что не отступится. Такое коварное сочетание нередко ведёт в тупик, и многие, проклиная некую судьбу, всё-таки сдаются, отчаиваются и остаются лишь неудачниками. Тем не менее, Сареус показывал совершенно другой исход: за годы он возмужал и окреп, преобразился в красивого джентльпони, достойного лучших представительниц королевских кровей. И сколь дюже удивлялся Старсвирл таким изменениям, столь же горько его омрачала мантия в серебряных узорах. Таким, как Сареус жизнь даёт лучшие места, на самых вершинах. Родители могли бы им бесконечно гордиться, хотя Грэндвайс ни разу их не видел, либо они встречались с сыном тайком.

Этот единорог выделялся в Зиалоне не только внешне. Приятная манера речи, выработанная годами, доброжелательный настрой к окружающим, желание помогать каждому, достойное поведение, как со старшими, так и с младшими обитателями школы только сильнее обнадёживали Старсвирла и вера его в лучший мир всё крепчала. Среди всех цветастых мастей пони, белая и чёрная шерсть — как многие века назад – и по сей день считалась идеалом, символами безупречности, и Сареус как раз попадал в этот особый сорт. Его расчёсанная шерсть походила на ночное небо, с которого исчезли все до единой звёзды. Грива очень редкого цвета индиго и распущенный хвост отлично сочетались с общим расцветом, а глаза светло-голубого оттенка ещё больше приукрашивали гармонию природной красоты жеребца. Глубокий и проницательный взгляд, ровные черты лица… для многих этот единорог мог бы показаться идеальным. В чём старый маг был только рад, особенно за ту особу, с которой он скрепит благородный и нерушимый семейный союз.

— Мудро сказано, — поддакнул старый маг. — Меньше слов, больше дела, как говорится. А мы всё делали наоборот. За работу, мои дорогие друзья! Чтобы ночью крепко спалось, нам следует хорошенько потрудиться. Мика, сделаешь нам из припасов что-нибудь вкусное?

— С радостью, учитель! — обрадовалась та.

— Чудесно, а я пока вспомню свои молодые годы, — с этими словами бывший магистр знатно хрустнул ногами, размял шею, а затем оставил изношенную шляпу на траве. — Я уж и забыл, когда в последний раз ставил палатки, — и его рог осветился синей аурой, а лагерь начал обустраиваться прямо на глазах. — Эх, прямо как в детстве… только выходило у меня тогда всё с десятой попытки, — тихо прошептал он.

И вскоре с магией бывалого магистра все палатки оказались на своих местах: как маг и планировал, их расставили в полукруге у большого костра. Естественно, некоторым из группы пришлось забрести в лес раньше, чем положено, дабы набрать валежника и хвороста. По счастью учеников, всё необходимое они нашли быстро, тем более под чутким руководством Старсвирла. Всего-то надо было пройтись мимоходом вокруг ближайших старых деревьев. Хорошо, что пони не стали тянуть это дело до самой ночи.

С заходом солнца Вечнодикий Лес помрачнел ещё больше, хотя казалось, больше некуда: тени сгустились, опустился густой туман, из глубин раздались пугающие, странные звуки, да ещё и луна, как назло, скрылась за облаками – это утренний дождь спешил в Мирреан, не иначе. А лес, будто дремавший весь день, так загудел и затрещал, словно ураган прошёлся в его чащах. Немного погодя, Лес всё же немного успокоился, но потрепать нервы ученикам он успел изрядно. Даже у Старсвирла, что за жизнь всякое повидал, кровь начинала стыть в жилах.

Если он так стонет от ветра, боюсь представить, что с ним творилось во время Сожжения, — и старик, глядя во мрак, беспокойно заёрзал, а по всему его телу пробежал неприятный холодок.

Но все страхи ушли, стоило друзьям и учителю вместе собраться у костра. На душе старого мага тут же полегчало, да и ноющие кости хоть согрелись. А там и разным историям пришёл черёд. Как ни странно, Грэндвайса слушали куда охочее, чем в прежние времена, о многом он вспомнил за те долгие годы изгнания. К удивлению единорогов, за исключением Харувэя, их бывший учитель не засиживался в пещере, а тайком посещал все крупные города Королевства.

После недолгих, но занимательных бесед пони затушили костёр и приготовились ко сну, а в половине второго ночи все легли спать. И часы всё тянулись и тянулись, да только не каждый смог уснуть. Старсвирл ворочался на шуршащей подстилке из сена, не в силах избавиться от томных мыслей. Он выискивал среди них ответы, да они только путались. Но упорные поиски дали о себе знать, и старик нашёл ту единственную идею, по воле которой он пришёл к Вечнодикому Лесу. Внутренний голос в этот миг был спокойным, рассудительным, он не осуждал старика, а давал ему надежду.

Я узнаю тайну леса, и как в нём сохранилась погода. Наше Заклинание не могло обойти лес, если только он не защищён от угроз силами неизвестной магией… нет-нет, — поспорил он с собой, — тогда они могли бы запросто укрыться в нём и переждать удар. Хотя, откуда им было знать о наших планах? Как бы то ни было, я знаю, что мои исследования освободят пегасов от тяжкого труда, и они помогут земным пони на полях. Я должен исправить свои ошибки, чего бы мне это не стоило! — выговорился он, наконец, по душам.

И ответ подарил ему то долгожданное спокойствие, после чего маг сладко зевнул и, наконец, предался сновидениям. Старсвирл в образе сна увидел далёкое и до слёз горькое воспоминание:

" — Скорее, поднимайся к нам! Из Эллариса дошли последние недобрые вести! Он не устоит перед натиском! Король нуждается в нашей помощи! — донеслось с верхушки главной башни Зиалона вслед за громыхающим дождливым небом. Голос принадлежал высшему знатоку магии Стихий — магистру Галену.

— Мне нужно ещё немного времени! — Старсвирл в спешке коптел над большой книгой. Измокнув от пота и устав до бессилия, он запечатывал магические слова на потрескавшихся листах, одно за другим. – Оно почти готово, но я по-прежнему не знаю, как оно сработает! Задержите их, мне нужно больше времени!

Ответа не последовало, но вместо него маг услышал цокот копыт по мраморным ступеням. И скоро в распахнутую настежь дверь вошел Гален. Старый единорог даже не сразу понял, что это был он. Грэндвайся помнил его до мельчайших деталей, но теперь это был чей-то мутный силуэт, одетый в красную мантию и шляпу с узорами в виде синего пламени. Магистерское одеяние такого же пошива, какое осталось у старого мага и по сей день.

— Да кто нам его даст, Старсвирл, или ты научился им управлять? Только погляди вокруг! – Гален так сильно промок, будто только что вылез из ванны. И теперь вода с его наряда обильно стекала на мастерски вышитый ковёр. — Либо мы используем его СЕЙЧАС, либо Этерию… нет, наш родной дом сотрут в пыль! Мы последний оплот Королевства и у нас нет права на ошибку! Ты должен поверить в себя, как мы верили в тебя всегда! Поверь в своих друзей, и тогда мы справимся, – голос его стал мягче и с этими словами он положил копыто на плечо старого друга. – Оставь свои тревоги позади, ты сделал это в первый раз и теперь сможешь!

— Ты не понимаешь, мы ведь не использовали Усмирение на стольких пегасах! У нас получилось только с одним из них, но кто знает, что станет с тысячами? Что мы будем делать, если оно их разозлит ещё больше?

— Проверить это мы уже не успеем, — томно вздохнул магистр Стихий, — они уже летят сюда и скоро пробьются!

— Нет, так не пойдёт, мой друг! Я должен всё проверить, позаботиться о каждой мелочи, — сердито помотал головой старый маг, не отрывая взгляда от книги. – Займите оборону и ждите…

— Прости меня, Старсвирл, у нас теперь на кону всё Королевство, — отрезал магистр Гален и вырвал телекинезом книгу из каменной подставки.

— Нет! Положи на место, я его не завершил! – единорог в синем одеянии телепортировался к Галену, преградив тому путь на лестнице. – Верни мою книгу, а иначе я заберу её силой! – и вслед за словами его рог озарился голубой аурой.

— Ты не посмеешь использовать магию против меня, — ухмыльнулся тот. — Прошу, не усугубляй положение, освободи мне путь! – но Гален видел, что Старсвирл настроен решительно. Тогда магистр Стихий откинул свою шляпу, и его рог засветился алым сиянием, настолько ярким, что обжигал глаза. Но его аура тут же померкла, как только он мельком взглянул в окно башни. – Храни Солнце нас, как же их много! Они не могли долететь сюда так быстро! – жеребец оцепенел от ужаса и совсем позабыл о своём друге.

— Не думай о них, — продолжал напирать Грэндвайс, — Аруэл их задержит. А ты верни мою книгу, по-доброму прошу!

— Тебя не было в Элларисе и ты не знаешь, что они делали с защитой наших магов! Нет, мы начинаем прямо сейчас! — вслед за этими словами Гален приготовился для новой телепортации, очевидно, на самую верхушку башни. — А с твоим безрассудством я разберусь позднее, Старсвирл!

— Мы все будем сожалеть об этом… — окончательно поник духом Грэндвайс, понимая, что сила в этот раз не на его стороне. Галена, может быть, он бы и одолел, но Аруэл тут же пришёл бы ему на помощь.

— Выбирай из двух зол меньшее, — хитрыми глазами поглядел на него магистр Стихий, — в крайнем случае, все пегасы погибнут. Или ты хочешь, чтобы они растерзали нас и всех земных пони? Выбор остаётся за тобой, мой друг, чего бы ты о нас не думал. Мы всё равно не сможем использовать это заклинание без тебя, — затем он исчез в алой вспышке.

Старый маг поднял шляпу друга и положил её на подоконник, невольно увидев тот ужас, от которого даже неукротимый и бесстрашный нрав Галена дал слабину. А там, за окном творилось невесть что: дождь поливал, как из ведра, точно намереваясь затопить каждую пядь земли; страшные чёрные тучи заполонили всё небо вплоть до самого горизонта на востоке; а в ослепительных раскатах грома всё тело до смерти уставшего единорога сковало холодом при виде тёмного воинства. Целые стаи пегасов кружились вокруг башни, и не было им числа. Издали они походили на огромные клинья перелетных птиц, что спешат целыми семьями на юг. Когда молнии не терзали в своём гневе небесную пелену, можно было заметить бледно-зелёную рябь, появляющуюся то в одном месте, то в другом. Это пегасы бились о купол магистра Покровительства в надежде ворваться в Зиалон и сокрушить его последних защитников.

Не мешкая больше ни секунды, ещё не изгнанный магистр Таинств сосредоточился и растворился в магической вспышке, чтобы снова возникнуть рядом со своими верными друзьями. И на площадке дул неслабый такой ветер, что пронизывал до костей. Старсвирл, поглядывая на чёрные силуэты, не мог надивиться силе этих озлобленных пегасов, что те до сих пор держались в воздухе. Чистый, блестящий пол в форме идеально ровного круга, окружённый стальными бортами, он под ливнем больше походил на зеркало. Ни стен, ни крепких перил, того и гляди, не выдержит давнишняя сталь и камнем рухнешь вниз, поскользнувшись на обтёсанных плитах. Магистр Покровительства явно экономил силы для наиболее крепкого щита, иначе никакого бы ветра и дождя, как впрочем, и звуков извне, здесь не было бы и в помине.

В самом центре вершины стоял большой пьедестал с тремя секциями, обращёнными в сторону каждого из магистров. А в паре метрах от этой конструкции светились небольшие круги на особых плитах, в тех расцветках, какими обозначены три главенствующие школы магии. Гален уже закрепил последнюю третью книгу на месте и теперь ожидал на красной плите.

— Пора начинать, — отозвался магистр в зелёном одеянии. В отличие от друзей, ему вдобавок приходилось следить за щитом. Голос его был ровным и спокойным, но тягостное напряжение давало о себе знать, да и его продрогшие на холоде мокрые ноги точно не сулили ничего хорошего. — Старсвирл, помни, что ты говоришь первым!

— Чувствую, добром это не кончится, — покачал тот головой в ответ, заняв синий круг. — Сейчас мы полагаемся на везение и только! – кричать на ветру приходилось довольно громко.

— И оно последует за нами! — поддержал товарища Гален. — Скорее, друг, Аруэл не продержится долго!

— Я не продержусь-то? – самодовольно усмехнулся магистр Покровительства. — Уж на меня вы можете положиться! Не сдамся, пока мои силы не иссякнут! — в подтверждение этих слов, единорог нахмурился, и его золотые глаза засияли ещё ярче, подобно утреннему солнцу.   

— Напрасно мы не отправились тогда в Айронклад на проверку, я всё ещё могу ошибиться, — едва слышно пробормотал Старсвирл. – Хорошо, я начинаю! Но вы должны мне пообещать…

— Всё что угодно, старый друг! — заботливо кивнул Гален.

— Если что-то пойдёт не по нашему замыслу, мы не станем…”.

— Учитель Старсвирл! — ворвался в грёзы чей-то знакомый голосок.

Старый маг, размяв затёкшую шею, чувствовал себя отвратно: веки налились свинцом и не хотели открываться, а в горле ужасно пересохло из-за храпа. Но он быстро, хоть и с кряхтением поднялся и поглядел на встревоженного ученика. А Сареус, в свою очередь, обеспокоенно рассматривал бывшего учителя. Очевидно, он прибежал в мгновение ока — даже мантию не одел — хотя ночью разыгрался нехилый такой ветер. А судя по едва проглядывающей темени, единороги ещё и не думали поднимать солнце на законное место.

— Учитель Старсвирл? С вами всё хорошо? Вы странно разговаривали во сне. Я бы сказал, жутко.

— Сареус, мой дорогой, я уже много лет как не твой учитель… — первое, что пришло на ум тому в ответ. – Что ты говоришь? Я разговаривал во сне? О, не волнуйся, все старые пони так делают. Понимаешь, с возрастом у нас засыхает мозг, и мы начинаем чудно себя вести и говорить невесть что, — старика обдало холодным ветром, и он сразу же закутался в одеяло. — А-а, я, кажется, понял, ты всего-то услышал мой храп! Вот хорошо, когда живёшь один в пещере и никому не мешаешь. Хотя, пару месяцев тому назад от меня улетела одна забавная семья летучих мышек. Взяли, да просто улетели в один прекрасный день. Эх, знаешь, они так и не вернулись, — опустил он угрюмо глаза, — а мы ведь так интересно проводили время…

— Нет, я точно слышал, вы с кем-то разговаривали и даже кричали.

— Ах, это… — припомнил Грэндвайс те обрывки тяжкого сновидения. — Скажу, что волновался ты зря, мне всего лишь приснился сон, — старый маг с хрустом встал со своей лежанки и туго перевязал одеяло вокруг себя. — Прости меня, что разбудил тебя, Сареус. Не гневайся так на старика.

— Да что это вы? — удивился жеребец. – Разве я прогневался бы когда-нибудь на вас? Вот было бы дело только в этом, — невзначай оглянулся юнец в сторону тёмной чащи. — Этот лес пугает меня до ужаса. Вы только прислушайтесь…

Молодой единорог просто так словами не разбрасывался. Стоило магу вылезти из палатки, как он сразу же понял, о чём так беспокоился Сареус. По всей округе стоял громкий треск и невыносимый скрип, будто тамошним деревьям было не меньше ста тысяч лет от роду, но это они уже слышали ранее. Молодой единорог беспокоился из-за шума, издаваемого то ли птицами, то ли какими-то дикими зверями. Среди всей этой какофонии знакомое уханье совы казалось невообразимой скромностью по отношению к гостям.

— Тебе нечего боятся, ты ведь здесь не один, — утешил Старсвирл ученика после долгого молчания, — это всего лишь ветер. Гляди, какой он сегодня хмурый поднялся, так и норовит сорвать деревья! Ты лучше ка иди спать и представь, как он тебя баюкает. А за палатки можешь не переживать, я их накрепко привязал, да ещё камнями обложил как раз на такой случай.

— Спасибо, — на лице того появилась улыбка, — когда вы так говорите, мне и впрямь становится легче. Всего лишь ветер…

Казалось, молодой единорог уже готов был уйти, но вместо этого он начал с любопытством поглядывать на поклажу старика и желтоватый светящийся камень, который маг достал во время беседы.

— Да, Сареус, ты хотел о чём-то спросить у меня?

— Не-е-т, то есть да, — опомнился от раздумий жеребец. — Знаю, это прозвучит странно, тем более я никогда и никого об этом не спрашивал, но, надеюсь, вы поймёте.

— Хорошо, я слушаю, — с предвкушением засверкали глаза у бывшего магистра. По своему опыту он прекрасно знал, когда ученик набирается храбрости и приходит к учителю поговорить с глазу на глаз, именно тогда они обретают неразрывную связь друг с другом. — То, что мы желаем забыть — всегда самое интересное. Только если ты не совершил какое-то преступление…

— Нет, конечно же, я бы в жизни не сделал ничего подобного!

— Да шучу я, — усмехнулся Грэндвайс, тут же неловко прочистив горло, понимая, что смешно было только ему.

— Я хотел узнать, какой надо обладать силой, чтобы поднимать солнце и луну? Только не смейтесь опять, но я не нашёл ответа ни в одной книжке, — развёл копытом Сареус от негодования. — Думаю, надо быть величайшим магом во всей Этерии, даже выше магистров, чтобы вытворять такие чудеса.

— Как же быстро летит время, — грустно улыбнулся Старсвирл. — Забавно, что в школе вы такого не спрашивали и даже не задумывались, хотя про Хранителя Света и Ночную Странницу я вам рассказывал на втором уроке. Ты ведь помнишь, о чём я говорил? Или ты тогда спал?

— Нет, учитель, я запомнил каждое ваше слово, — не без гордости заявил тот, — за день отвечает светозарная кобыла, одетая во всё белое, — встал он смирно, будто на уроке перед классом, — а за ночь главенствует жеребец — чёрный как уголь в сумрачной мгле. И носит чёрные наряды он, а лик его сокрыт от всех любопытных. Вы говорили, что таков порядок останется впредь и никак иначе. Кобыла и жеребец — день и ночь, ради всеобщей гармонии. А их местом обитания стало Величайшее Пристанище Светил, и вместе они звались Певчими Звёзд, что были неразлучны до самого конца, — промолвил Сареус важным тоном, будто древнюю быль повторял. — Все прочие народы их помнили, как Песню Солнца и Шёпот Луны!

— Ух, я, правда, рассказывал о них прямо так? Надо было перечитывать свои лекции перед занятиями… — недовольно покачал старик головой. — Звучит, будто выдуманная легенда, а не правда наших дней.

— А вы расскажете, как стать похожим на них? Сколько надо учиться, чтобы повелевать солнцем и луной?

— Буду откровенен, — внимательным прищуром очаровал он молодого единорога, — даже тебе хватит сил ими повелевать!

— Мне?! Как? Это невозможно… А-а, я понял, что вы имели в виду, — мимолётное счастье тут же обернулось разочарованием, — вы так снова пошутили надо мной. А я ведь спрашивал всерьёз…

— И я ответил на полном серьёзе, дорогой Сареус. Каждый из вас четверых способен на такое, но вам нужно мастерски овладеть телекинезом, постичь его сокровенные тайны. Дети Звёзд — хвала твоей памяти — это величайшие телекинетики из всего нашего народа. Их учат пользоваться этим даром с рождения, при том совершенно не так, как учили вас в школе. А каждое появление белого и чёрного жеребят несёт в себе знамение небес.

— Вот видите, мудрецы готовят их с самого рождения, — ещё больше приуныл юнец, — а вы говорите про нас четверых. Возможно, Темир ещё мог бы претендовать на место Хранителя Света, но по цвету он не подходит. Что это за несправедливость такая? Почему цвет шерсти так важен?

— На самом деле это не столь важно, — обнадёжил собеседника Грэндвайс. – Наш народ любит изящность во всём, даже в историях. Полагаю, никто пока не запретил красить шерсть, и я думаю, поныне так и делают. Ведь уже прошли те времена, когда мы с трепетом относились к традициям своих предков… — после этих слов маг ненадолго замолчал. — Ты, к слову говоря, молодец, что напомнил мне о Детях. После сборки образцов я покажу тебе следующей ночью кое-что грандиозное! Уверяю, тебе понравится.

— Вот нисколько вы не изменились! Каждый раз вы так заканчивали свои лекции. И теперь я снова не засну спокойно, — в глазах Сареуса вспыхнул яркий огонь под стать учительскому взору. — Как вы это делаете? Ещё тогда вы задавали нам трудные задачки, над которыми мы целый день ломали голову. А на следующее утро вы говорили верное решение. И оно всегда было таким неоднозначным, что мы всю неделю не могли обсуждали вашу задачу! Почему бы вам не показать нечто грандиозное прямо сейчас? Я не хочу ждать так долго. Только взгляните, чем плоха эта ночь?

— Да, помню-помню, — невольно улыбнулся старик, — эти задачки мне давал мой отец, когда я был ещё малым жеребёнком. Эх, славное время… — Старсвирл вновь ненадолго ушёл в себя, но вскоре очнулся. — Знаешь, я бы с радостью это сделал, но я так утомился с дороги, что мне попросту не хватит сил. Обещаю, завтра ты всё увидишь. Всегда помни, что своим терпением ты подсластишь конечную награду.

— Какая жалость, — понурил юнец голову. — Ну, тогда спокойной вам ночи. Хоть спать нам осталось пару часов.

— И тебе желаю крепких снов, дорогой Сареус, — старый маг оглядел единорога с головы до ног, вспоминая, что в Зиалоне никто и никогда не ходил в своём естестве. И тут он вдруг остановился на его метке, но те очертания различались с трудом, лишь красный цвет её старик приметил. — Люблю я ночные беседы, они так чудесно убаюкивают. Порой, даже лучше детских колыбельных, — и отправился он в палатку, и с наслаждением улёгся на простую лежанку. Напоследок, бывший магистр приподнял светящийся камень, дабы поглядеть на ясное и воодушевлённое к завтрашнему дню лицо ученика.

— Я бы, конечно, поспорил с вами, — с довольным выражением опёрся юнец о стойку. — Под мамины колыбельные я бы заснул даже в таком возрасте. Но всё равно, спасибо вам за разговор, мне стало намного легче. И глядите, ветра уже почти не слышно! – затем собрался уходить он.

— Погоди… — хорошенько прищурился Грэндвайс. – Это что за метка у тебя? Какой-то камень, да? — с этими словами он перенёс магический камень чуть ли не к лицу Сареуса. — Да, верно, это какой-то драгоценный камень! – его словно чем-то укололи, отчего он вскочил с ложа.

— О, я совсем забыл о её существовании, — ученик тоже поглядел на свой бок, как в первый раз. – Этот камень называют рубином, если говорить точнее. Почему вы так удивлены, разве вы её не замечали раньше? – и тут чёрный пони замер. – Ах, да, мантия…

— Даже у самых ныне знаменитых шахтёров Эллариса нет меток в виде драгоценных камней. Одна семья лишь достойна их… Ты первый сын Гиацинта Второго, не так ли? Ты ведь Рубин из дома Блэквулов!

— Это кто сказал вам такую нелепицу? — попятился тот от старого мага и его палатки. – Вы… давно не бывали в наших краях. У многих единорогов есть такие метки, но это не значит, что все мы из рода Блэквулов.

— Конечно-конечно, у многих… голову мне только не дури, — нахмурился  маг. — Чёрная шерсть, благородные манеры… как я раньше не догадался? Что же ты делаешь в Зиалоне?

— Не ваше дело, учитель, — неожиданно помрачнел Сареус. — Я не хочу об этом говорить.

— Тебе незачем переживать, я и сам догадался бы. Ведь я так хорошо тебя знаю, — улыбнулся он с искренней добротой. – Твой отец отправил тебя в Зиалон, я ведь прав? Или ты сам убежал? – сон Грэндвайса как ветром снесло.

Юнец лишь стиснул зубы, едва сдерживая пыл. Он понял, что ему теперь не увильнуть так просто. И, в конце концов, он глубоко вздохнул, а затем встретился с мудрым учителем глаза в глаза.

— Как всегда, вы правы, особенно с побегом из дому, — с тягостью пробормотал Сареус. – Все мои друзья рассказывали о Зиалоне — месте, где живут самые великие маги. Я читал о нём в книгах, слышал разговоры при дворце. Я, правда, хотел убежать, ведь я жил со старшей сестрой.

— Ты говоришь о принцессе Платине?

— Да, конечно же, о ней, больше сестричек у меня никогда не было, — безнадёжно покачал тот головой. – Принцесса… она с самого рождения имела всё, что ей захочется. И хоть я был на два года младше, всё внимание уделяли только ей! А меня будто не существовало. Я должен был получить Алмазный Трон, стать достойным преемником своему отцу. Но мне говорили, что именно Платина станет единым правителем Королевства Единорогов, властной, неповторимой и мудрой королевой на троне. Ну, насчёт последнего её качества я в очень-очень-очень больших сомнениях.

— О-оу, вот, значит как? – грустно вздохнул маг. – Но хоть ты тресни, я всё равно никогда не смогу понять, какова жизнь в богатой и влиятельной семье, вроде твоей. Неужели ты обиделся на родителей из-за такого пустяка? Она же кобылка, им всегда уделяют больше внимания, чем сыновьям, разве ты не знал? Жеребец – это сила и гордость родителей. Он — надёжная опора в семье и ему не нужна забота, он учится всегда всё делать самостоятельно.

— Поверьте, в такой жизни достоинств совсем немного, — признался юный ученик. – И они точно не сравнятся с вашими историями, которые вы рассказывали во время уроков. Честно говоря, я даже завидовал вам.

— Да ты что? Никогда бы не подумал, что мои рассказы могли тебе прийтись по душе! – обрадованно воскликнул Старсвирл. – По-моему, ты говоришь о каком-то другом учителе.

— Нет же, я говорю о вас! – засмеялся Блэквул.

— Вот ведь забавно выходит, — посмеялся старик за компанию, — а мне казалось, я только попусту растрачивал ваше время. Ну, вот кого могли бы заинтересовать мои скучные путешествия с отцом? Думал я каждый раз.

— Как видите, один ваш почитатель стоит прямо тут, — слегка поклонился он. — Да я на уроки ходил только ради ваших историй! Только не принимайте это за невежество к остальным учителям.

— Тебе не за что оправдываться, дорогой Сареус, — с любовью взъерошил тому гриву Старсвирл. – Все мы ходим в школу ради своего интереса. Кто знает, может, и ты когда-нибудь станешь таким же путешественником, как я?

— Я бы отправился с вами куда угодно. В мире так много интересного, а я столько лет прожил, и нигде не был. Помогите мне это исправить. Дайте мне взглянуть на ваши рассказы собственными глазами, — в эту минуту Рубин выглядел крайне восторженно. Он был так счастлив, будто встретил давно потерянного друга, с которым у него прошло всё его детство. У Сареуса проступили слёзы, и несколько из них скатились по лицу. – Мне кажется, что мы встретились с вами в самое нужное время. Я надеюсь, Вечнодикий Лес – это лишь начало захватывающего путешествия.

Единорог прижимался к копыту Старсвирла всё сильнее, а тот чувствовал, как по всему его телу разливается приятное тепло, навевая самые лучшие воспоминания. И тут бывший магистр вспомнил о ней, о славной малютке, расставание с которой было самым тягостным и горьким мгновением во всей его жизни.

Прошло столько лет, она уже подросла. И ходит в ту же школу, где когда-то учился я. Но ведь на то была только моя воля.

— Ты не представляешь, с какой радостью я бы хотел вернуть ушедшие годы и отправиться путешествовать в твоей компании, — замечтался Грэндвайс до той секунды, когда он коснулся своей бороды. — Но тебе нужно учиться, Сареус. Ты не можешь уйти из школы просто так.

Последние слова больно кольнули Блэквула, отчего его светлый лик окутала тень сомнения.

— Не могу, говорите? Вы и впрямь хорошо меня знаете, — сверкнули его глаза в обиде. – Моя мать оставила меня в Зиалоне из-за этой Кловер.

— Кловер… — задумчиво повторил маг.

— Я знаю, вы её помните, на лице прямо написано. Не только вы умеете нас читать. Но я понимаю, такую кобылу сложно забыть: всё знала, всё умела, никогда не ошибалась на уроках – мечта любого учителя. Из-за неё Темир всегда оставался в тени, даже от вас, — ухмылялся юнец. – Вы ей даже забавное прозвище дали.

— Кловер, Премудрая — поддакнул ученику Старсвирл, — одарённая девочка… она бы далеко пошла с такими способностями. Так зачем ты упомянул её?

— Затем, что я оказался в Зиалоне только благодаря ей, — как ни странно, на лице Сареуса не было ни толики радости.

— Правда? Каким это образом интересно? – старик уже было навострил уши, но потом его осенило. – Оу, кажется, я понял…

— Конечно, вы ведь сами говорили о традициях предков, — хитро улыбнулся тот. – Как вы знаете, после тех… проблем со школами и разделением, в Зиалоне и Мирреане установили согласие, по которому они обменивались учениками ради крепкой дружбы между Советом и Короной. И хотя столица теперь – это Элларис, традиции оставили прежними.

— Да-да, я помню, — взбодрился старый маг, — к нам привезли маленькую Тайлекс из того знатного рода Сноуштормов. Ух, помню эту злую и угрюмую малышку, она так расстраивалась, что её вытянули из Белого Лицея. И помню, как долго мы обуздывали её непростой характер… — Грэндвайс удивлённо покачал головой. – Знаешь, я всегда относился к учителям Лицея с глубочайшим почтением за их тяжёлую работу. Хотя это неслучайно, ведь, как ты знаешь, они обучают Королевских Стражей.

— Тайлекс? Кажется, я слышал это имя, но никогда её не видел, — призадумался молодой единорог. – Непростой характер, говорите? Дайте угадаю, она училась в школе Стихий?

— Нет, её обменяли на лучшего ученика по магии Таинства, — ответил Старсвирл. – Но да, несмотря на свой огромный потенциал, Тайлекс рвалась исключительно к стихийной магии. Полагаю, там она и осталась по сей день.

После этих слов двое пони ненадолго затихли. А на небе уже понемногу начало светать — это ночная пелена расступилась, одаривая жизнью новый день. Собрав неожиданные вести и собственные мысли воедино, старик задал вопрос, который его так долго мучал:

— Ты не станешь меня упрекать, если я спрошу кое-что личное?

— Кажется, мы только об этом и говорим: о нас с вами, о других. Спрашивайте, вы же помните, я всегда был открытым с вами, — с добротой кивнул юнец.

— Кто отдал тебя в Зиалон? Мать или отец?

Очевидно, Сареус не готовился к подобному вопросу, иначе ответ не заставил бы себя долго ждать. Потерянным взглядом он посматривал на смятое одеяло, и кто знает, о чём он так задумался. Хотел ли солгать, или сказать правду? Оба его родителя являлись самыми влиятельными фигурами в Этерии и, возможно, для Рубина из дома Блэквулов дать ответ Старсвирлу было гораздо труднее, чем об этом думал старик. Но, в конце концов, он решился:

— Мой отец никогда бы меня не отпустил. Я был единственным наследником престола, и он готовил меня к этому с ранних лет, — закрыл Рубин свои глаза, будто вернувшись в своё детство. – Хоть возрастом я уступал сестре. Но мама была совсем другой, ни на кого непохожая. Она любила магию, но никогда и ни с кем не обсуждала её. И она в каждый свободный час убегала куда-нибудь в укромное место, чтобы выучить новые заклинания, или повторить старые, — с этими словами Сареус начал поглаживать шершавую и грубую ткань палатки. – Вы решите, что она учила магии Платину, но её это не интересовало. Она была рождена для всего, что хотел видеть во мне отец, а я полюбил то, что мама хотела видеть в своей дочери. И я каждый раз тайком забегал в её комнату и смотрел, как она творит чудеса. Эх, знал бы я тогда, как сильно возненавижу Зиалон и его магию…

— Хм, ты говоришь так, словно в Королевстве есть две разные Карнелианы, — крайне удивился бывший магистр. – Разве магия – это не по мужской части… Вортеллов? – кое-как вспомнил старик о родовом имени жены Гиацинта Второго

— Так и есть, учитель, я тоже не мог поверить, пока не увидел собственными глазами. И вот, я раз за разом пробирался вслед за ней в самые неожиданные лазейки нашего города. Я даже понятия не имел, что в Элларисе так много мест, где можно скрыться от всех! — вскоре юный наследник престола остановился, чтобы перевести дух от долгого рассказа. – Иногда к ней приходил её учитель, только я так и не узнал, кто это был такой.

— Это странновато, — насторожился старик. – Почему из твоих уст всё так звучит, будто Королева настоящая преступница, что скрывается от собственной семьи? Ты ничего не выдумал? Может, твоя фантазия тогда сильно разыгралась? Магия – это наш дар с рождения, зачем надо прятаться, чтобы постигать то, ради чего мы появились на свет?

— Я не знаю, — покачал тот головой в недоумении. – Преступница? Неужели всё звучало именно так? Тогда я совсем не умею подбирать верные слова, простите меня.

— Нет-нет, — рассмеялся старый маг, – это я плохо тебя слушал, и вот полезло в голову всякое. Прошу, не останавливайся. О, слушай, она ни разу тебя не заметила за всё время? Ведь ты как-то поделился ей своей любовью к магии? Или ничего не говорил?

— На самом деле она узнала обо мне сразу же, — расплылся в улыбке Рубин, после чего хорошенько зевнув. – Но сказала мне о моей позорной слежке только через несколько лет.

— Почему не сразу?

— Она считала, что так я учился лучше всего, когда наблюдал за ней, боясь попасться ей на глаза, — усталым и сонным голосом пробормотал Сареус. – Здесь вы подумаете, что с тех пор она стала моим учителем, но вы окажетесь неправы.

— Забавно, я так думал с самого начала.

— Нет, она взяла с меня обещание никому не говорить о её секрете, и разрешала ходить к ней, когда мне будет угодно. В конце концов, она рассказала о Зиалоне, о его обмене учениками и… так я оказался в нашей школе. — Тут юнец снова взял небольшую передышку. – Я не о чём не жалею, если вы думали об этом тоже.

— Нет-нет, даже и в мыслях не было, дорогой Сареус.

— Вы так смотрите на меня, будто утешить хотите. Если хорошенько подумать, то я рад, что попал в Зиалон, что встретил вас и вы стали моим первым учителем. Не попади я в школу Таинств, я бы стал учиться в Мирреане и потом сидел бы на Троне до конца своих дней. Но здесь я нашёл так много друзей и все они такие разные! Они совсем не похожи на жителей Эллариса и Мирреана, там даже все одеваются на один манер.

— И, тем не менее, ты хотел бы стать Хранителем Света, который испокон веков жил и служил в Мирреане, — старик добродушно подколол уже засыпающего ученика. – Но не бери в голову. Как видишь, судьба распорядилась именно так, чтоб ты оказался в Зиалоне, а это куда выше всех моих познаний. И я верю, ты станешь чудесным правителем и достойным магом. Кто там знает, может, ты вернёшь народу исконную любовь к магии во все города, где о ней давно позабыли.

— Я живу только ради этого, — поддержал тот Старсвирла. – Я, правда, хочу вернуть магию в столицу, и в Мирреан. Я хочу дарить её по всему Королевству, и я это сделаю, чего бы мне это не стоило!

— Слова истинного короля! Твой отец бы гордился тобой, если б услышал тебя сегодня, — старик приподнял тому голову и посмотрел в светлый, хоть и окутанный дремотой лик будущего правителя Этерии.

— Теперь же идём спать, пусть на один часок.

— Благодарю вас за добрые слова, учитель, — юнец едва поднялся на ноги, а затем неловкой походкой отправился к своему ложу. — Сладких вам снов.

---

Проснулась группа куда позже, чем планировал Старсвирл: вместо пяти часов утра, только в девять – выспаться захотели все. Когда старый маг вылез из палатки, солнце предстало на небе во всей своей игриво-пламенной красе, хотя это волшебное зрелище слегка омрачали тёмные облака. Украдкою выглядывая у самого горизонта, они подплывали издалека — прямиком из небесной крепости пегасов. Вечнодикий Лес вновь поменял обличье и вернул себе осенний, угрюмый буро-зеленоватый окрас, придававший странному месту больше загадочности, нежели красоты, в отличие от других лесов. По крайней мере, при свете дня он уже не выглядел той жуткой, чёрной пустотой, которую узрел Грэндвайс той ночью.

Хорошо отряхнувшись от сена с лежанки, и заодно размяв ноги, бывший магистр побрёл к другим палаткам, дабы разбудить остальных ребят. Погода стояла великолепная, солнце приятно грело, но не парило, а порывистый ветер к утру стих до лёгких дуновений. Сареус был самым первым и просыпался он с большой неохотой. По его словам, он поспал не больше часа, так как постоянно вздрагивал во сне от посторонних звуков. Вид у него был совершенно разбитым, но Старсвирл посоветовал ему нырнуть в холодную речушку, что протекала в паре сотен метров от поляны.

Следующий на пути был Харувэй. И Грэндвайс ничуть не удивился, когда увидел его пустующее ложе.

Разумеется, они уже все давно проснулись, ведь только мы вдвоём не спали всю ночь, — с трудом раскрывал старик заспанные глаза.

Так решил Старсвирл, заметив Темира у его палатки, где он делал зарядку. Тот помахал копытом в знак приветствия, а маг ответил взаимностью. Мики, к слову, не было видно, поэтому бывший магистр решил сделать уж полный обход лагеря. Подбираясь всё ближе, единорог осмотрел засыпанное землёй кострище.

Твой ужин был прекрасен, Мика, — облизнулся он, припоминая с удовольствием. — И откуда в тебе это, ведь при школах есть хорошие столовые. Ну, надеюсь, они такими остались по сей день.

    

К тому времени, когда Грэндвайс уже подходил к палатке ученицы, он вдруг почувствовал странное дуновение возле себя. Был бы на то ветер, но явно не он: ведь природа не столь избирательна, чтобы растрачивать его на такие пустяки.

Показалось что ли? — хмыкнул старик, почёсывая голову.

Но скоро он понял, в чём было дело.

Ах, вот ты как? — улыбнулся он, думая, что раскусил хитрую шутницу. — Решила в прятки со мной играть?

Каким же неописуемым было удивление Старсвирла, когда он увидел мирно дремлющую на своей лежанке Мику, вместо того, чтобы снова “увидеть” её весьма сложную магию в деле.

Похоже, ты ещё та любительница поспать, — улыбнулся старик.

К тому же, у единорожки было такое потешно-милое и радостное лицо, что Грэндвайс даже не мог помыслить о том, чтобы прервать её блаженный сон.

Ну, так и быть, “уговорила”, дам ещё тебе полчаса, — отойдя немного в сторону, он призадумался вновь. — Что же это тогда было? Неужто Лес так играет с моим разумом?

Через некоторое время вся группа, кроме Мики, собралась у кострища. Еды на завтрак осталось с вечера, так что они решили, по сути, доужинать. Разжигать новый костёр они не стали, да и времени на то не было. Когда еда осталась только для спящей кобылки, Харувэй первым решил прервать всеобщее молчание:

— Может, ты расскажешь, что мы будем делать в этом проклятом лесу? Деревья начнём ковырять? И это всё, до чего ты додумался?

— Тебе стоит хотя бы немного верить в меня, Харувэй, — Старсвирл чуть ли не мольбой взывал к тому. — Кора и листья — это всего лишь первая часть моего замысла. Благодаря им я получу крайне важные ответы, — старик даже не глянул на ворчливого ученика, продолжая стирать грязь со шляпы. — Также нам не стоит исключать магическое воздействие Леса, — в этот раз задумчиво поглядел он на юных друзей. — Я не раз приходил сюда после Сожжения, дабы понаблюдать за его исцелением. Как вы знаете, новые деревья проросли с ошеломительной скоростью, и таких чудес нет ни в одном другом лесу Этерии. Что касается погоды, я полагаю, заклинание Усмирения создало великую завесу, но Вечнодикий Лес не позволил ей затянуться полностью. Именно поэтому в ноябре, или декабре здесь выпадает первый настоящий снег, и именно потому здесь меняются сезоны. Вам же понятны мои слова? Так что первым делом мы изучим деревья: возможно они выпускают в воздух особые вещества, благодаря которым рассеивается магия. Либо над Лесом распростёрся особый щит, который оберегает его. В чём я больше всего сомневаюсь, ведь от пламени оленей и себя он не уберёг.

Тяжело вздохнув, Грэндвайс до сих пор не мог поверить, что его никто не перебил. Харувэй, что необычно, и остальные слушали постаревшего учителя со всем вниманием. У вас есть какие-нибудь вопросы?

— Ну и мудрёный план ты выдумал, — заключил серый единорог. — Какой-то щит, волшебные деревья… по мне ты бредишь, старик. Такого в лесах не бывает.

— А что предлагаешь ты? — уважительно спросил маг. — Допустим, здесь магии нет, тогда как ты объяснишь стремительный рост местной флоры?

— Чего? – скривил тот жуткую гримасу. — Фл-о-ры?

— Это значит, растения, — уточнил Сареус. — И мне тоже любопытно, как они могут так расти?

Харувэй ненадолго задумался, а вскоре к нему пришла здравая идея:

— Наверное, тут земля особенная. Если мы умеем вытворять своим рогом что угодно, то почему земля не может додуматься этого? Во, хорошо сказал! И почему ты не подумал о земле, старикан?

— Погляди-ка, а ведь не зря мы пошли вместе, оказывается. Неплохая мысль, так что почву мы тоже проверим, — радостно улыбнулся Старсвирл.

А во время разговора к ним подошла Мика, сладко потягиваясь. Она уже оделась и успела сходить к речке, о чём говорила её влажная грива с хвостом.

— Прекрасно, теперь мы все в сборе! Доброе утро, моя дорогая!

— Доброе утро, учитель! В жизни так на природе не высыпалась, — одарила она всех собравшихся ослепительной улыбкой и даже подмигнула Харувэю. — Надо делать это почаще.

— Д-а-а, поспишь на природе, и больше не хочется возвращаться к обычной кровати, — поддержал её Сареус. — Я, прям, вернулся к нашим предкам, которые паслись когда-то на лугах.

— Что ж, Мика, приступай к завтраку и слушай меня в оба уха, — попросил её Грэндвайс. — А я пока раздам вам кое-что, — с этими словами из палатки старика “выплыла” небольшая коричневая торба. Опустив поклажу на траву, Старсвирл оставил в покое свой рог и достал пару грубоватых ножей-скобелей с лезвием из обтёсанного камня, а также маленькие котелки. — Мне нужна кора ещё живых деревьев, и у них она весьма крепка. Поэтому вам помогут эти скобели. И ещё, никаких поваленных стволов, изъеденной насекомыми древесины и гнилых пней.

— Я не понял, это нам ещё надо собирать твои листья? — негодующе проворчал Харувэй. — Чем тогда будешь заниматься ты?

— Пойду вместе с вами, мой…

— Только посмей это сказать! — остановил того недовольный ученик. — Никакой я тебе не “дорогой”! Не называй меня так!

— Как скажешь, не стану тебе перечить, Харувэй, — безмятежно молвил старый  маг. — Я лишь хотел сказать, что мы разделимся на две группы, и каждому из нас найдётся дело.

— В этом нет никакого смысла, — подметил Темир, сидевший поодаль от всех. — Скобелей только два.

— Уже нет, — и в ту секунду Грэндвайс применил заклинание “Дубликат”, сделав из двух предметов целых пять, отличаясь от подлинников более тусклым, неестественным цветом. — Теперь хватит на всех, — обрадовался старый маг.

— Вот это да, какое полезное заклинание! – оказалась Мика в полном восторге. – Знала бы я, что так можно делать с вещами, так каждый день бы им пользовалась! Сареус, Темир, почему вы никогда о нём не рассказывали? Ваша школа ведь.

— Я удивлён не меньше тебя, — ответил Блэквул, а Темир одобрительно кивнул. — У нас в учебниках нет ничего подобного.

— Подумаешь… — фыркнул Харувэй.

— Всё потому, мои друзья, что заклинание очень сложное и выучить его можно, только имея степень высшего мага. То есть, я хотел сказать, вам придётся долго учиться, — хитро улыбнулся он. — К сожалению, его создатель покинул нас давным-давно, и мы утратили секрет заклинания навсегда, — скорбно понурил тот голову. – Оно по-прежнему осталось незаконченным. Совершенно точную и, что главное, долговечную копию ещё никому не удалось сотворить, даже последнему магистру Таинств, то есть, мне. Чтобы понять всю горечь утраты столь великого мастера, представьте себе, как из одного зёрнышка пшеницы мы бы могли создать тысячи оных. Столько, сколько бы мы пожелали! И без утомительных месяцев ожидания.

— Какая досада, — разочарованно повертела кобылка новые скобели, — значит, они могут рассыпаться у нас прямо в копытах?

— Именно так, Мика, — ответил Старсвирл не без сожаления, — три часа и двенадцать минут они сохранят свою прочность. А потом рассыплются в пыль.

— Ну всё, хватит болтать! – не вытерпел Харувэй. – Я хочу, чтобы это закончилось быстро, поэтому делимся так: я с ней, — подтащил он Мику к себе за пясть, — Сареус с Темиром; А ты пойдёшь один, старик. Так мы обойдём весь лес быстрее, а ты не будешь тратить наше время на пустые разговоры!

— Вот как? – ухмыльнулся Грэндвайс.

— Угу, вот так, — пробурчал тот.

— Но ты, кажется, забыл, что мы здесь не по лесу гулять пошли, а чтобы собрать важные для всего Королевства образцы.

— Так думаешь только ты. Никто не жалуется на погоду, лишь тебе одному не сидится на месте! — огрызнулся неблагодарный ученик. – Скажи мне, разве плохо, что пегасы таскают облака по небу, а не воюют со всеми подряд?

— Ты ведь знаешь, что это всё заблуждения, тебе надо…

— Да прекратите вы оба! – вспылила Мика, ударив копытами оземь, да так, что трава клочьями полетела. — Второй раз в жизни мы собрались вместе после стольких лет, зачем вы всё портите? — ворчун тут же набрал в грудь воздуха, но его подруга не давала ему спуску. — Харувэй, ты винишь в своих неудачах нашего учителя, но после него у тебя были и другие. Изменилось ли хоть что-нибудь?

— Не в этом дело! – крикнул в замешательстве пепельный единорог. – Хватит заступаться за него, мне это надоело!

Мика промолчала и долго не отводила глаз от серого жеребца, а тот, в свою очередь, не позволял ей хоть на секунду дать слабину. Он явно хотел устроить перепалку ещё громче и злее. По лицу Харувэя можно было понять, как он молил единорожку не останавливаться, а продолжить бессмысленную ругань. И Старсвирл, даже спустя годы одиночества, снова убедился в правдивой мудрости своего отца: «Каждый из нас уникален и неповторим, какой бы хорошей или плохой не была наша особенность. Быть самим собой всегда очень просто. Куда сложнее воспротивиться своей природе и стать другим. Именно такие создания всегда будут стоять выше нас, каким умом не обладали бы мы». В своё время отец говорил эти слова только его матери, но маленький единорог их слышал тоже и запомнил на всю жизнь.

Харувэй выбрал лёгкий путь и остался самим собой. Но старый маг верил, он может измениться, надо ему лишь слегка помочь. И только Старсвирл открыл рот, как наперёд вышел его самый любимый ученик — Сареус.

— Послушай, Харувэй, на самом деле наш учитель не такой плохой, каким ты его воображаешь. Из всех нас ты общался с ним меньше всего, и это не считая уроков, которые ты прогуливал.

— И что теперь? — фыркнул тот. — Зачем ты мне это говоришь?

— Затем, что мы разделимся по моему слову, — холодно поглядел Блэквул на озлобленного друга. — Ты пойдёшь с учителем и славно проведёшь с ним время, — и, сверкнув глазами, молодой принц не дал ему и звука издать. — А я пойду с остальными.

— А что, мне нравится, — с теплотой улыбнулся старик, — я как раз хотел поработать над твоей магией, Харувэй.

— Один? С ним?! — развёл копытом ворчливый пони. — Да ни за что!

— Пойдёшь-пойдёшь, никуда не денешься, — самодовольно хмыкнул Сареус. — Позволь ему помочь тебе, ты в Зиалоне-то держишься на одной жалости госпожи Тайлекс, — при имени учителя Харувэй вдруг оскалил зубы, но не проронил ни слова. — Вот-вот начнутся испытания, а ты их с треском завалишь. Не доходит? Тебя выкинут из школы!

— Вот значит как? — удивился Старсвирл. — Что же вы раньше не приходили ко мне? Я бы давно взялся за дело. Идём, Харувэй, всего несколько часов и у тебя больше не будет проблем! Я-то понабрался мудрости за время изгнания, можешь мне поверить!

— Ну да, конечно, — язвительно проворчал неблагодарный ученик. — За столько лет не смогли, а тут прямо за часы! Идём, подарю вам возможность исправиться, уговорили!

После этих слов единорог схватил всё необходимое и со злостью накинул котомку на спину, а затем скорым и твёрдым шагом двинулся в Лес. Грэндвайс решил не отставать, подобрал свои вещи и пошёл следом, не забыв обратиться к оставшимся ученикам:

— Мы сейчас у западной части Леса! Идите по левую сторону и продвигайтесь к центру, а встретимся мы у руин Хорндрима! Берите кору со всех необычных деревьев, это самое главное! — прикрикнул он, прям, в горле запершило.

— Удачи вам, учитель! — крикнул в ответ Сареус. — И я имею в виду, с Харувэем! — после чего все трое дружно засмеялись.

---

     Под сенями дремучего леса, в его непроглядных чащах путники не перемолвились ни единым словом, хотя они шли уже больше часа. И если недовольный ученик, казалось, попросту шёл вперёд, и кипел от злости, то Старсвирл времени зря не терял: наполовину полный котелок с обрезками чудной коры, листьями, кореньями странных кустарников и диковинными цветами говорил сам за себя. А по ходу дела старый маг совершил для себя ещё пару открытий, о которых он даже и помыслить раньше не мог. Вечнодикий Лес изменился, стал совершенно другим, хотя прошло всего несколько лет с последнего наблюдения бывшего магистра. Даже воздух нынче был другим — спёртый, затхлый, будто лес намеренно желал, чтоб его редкие гости задохнулись. Хуже всего, что при необычно высокой влажности стала болеть голова, да ещё и ноги подкашивались, как назло.

Тем временем, окружение принялось меняться, чем дальше углублялись пони: если окраины леса пестрились кривыми и трухлявыми деревьями, чьи корни едва можно было высмотреть под чёрно-бурым ковром из гнилых листьев, то ближе к центру земля расцветала в ярких красках и душистой зелени.  Более того, здесь нашлись поляны, на которых громоздились целыми рядами большие камни, и Старсвирл, присев на один из них в прохладной тени, поглядел на небо. Густая чаща в таких местах заметно редела. А грозные тучи подобрались совсем близко — вскоре и солнце должны были поглотить в своём чреве.

Кажется, эти облака пошли совсем не туда, куда надо, — вздохнул старик полной грудью, наслаждаясь бодрящим воздухом. — Вот достанется Харрикейну за эту оплошность, когда одна из деревень не досчитается урожая. Хм, нет, их слишком много для одной деревни, наверное, дождь посылали в Айронклад.

Харувэй решил не останавливаться. Да он бы так и скрылся во мраке впереди, если б его не окликнул Старсвирл:

— Не забегай так далеко, а то потом не выберешься, — предостерёг он. – Неужели ты не устал? Хотя о чём я говорю, в твоём возрасте я целыми днями бегал по Стародавней Долине. Туда и обратно, прямиком до самого водопада!

Жеребец промолчал, но вглубь леса всё же не пошёл.

— Взгляни, какие здесь лежат камни! И они такие прохладные, я бы прямо тут и поспал.

— Подумаешь, у нашего моря они в тысячу раз больше, — недовольно пробурчал тот, когда подошёл к учителю, — да ещё такие острые, что твой дряхлый зад превратился бы в решето, если бы ты сел на них.

— Не-е-т, мой друг, ты говоришь о прибрежных скалах, а это не считается.

— Да почему же нет? — с негодованием развёл копытом единорог. — Эти гладкие, те острые, но и то и другое – это камни!

— Скалы образованы природой, — всё продолжал убеждать Старсвирл. — А эти камни будто кто-то сюда принёс. Глянь, их даже сложили по некоему порядку.

Булыжники и впрямь лежали строго друг за другом, начиная от самого маленького и заканчивая самым большим. И все они были наполовину закопаны в землю.

— Мне всё равно, идём дальше, старик.

Интересно, может их олени выкладывали так? Нет, без магии, или механизмов они бы не справились, — призадумался маг, пропустив слова Харувэя мимо ушей. – Кто же мог тогда это сделать? Хотя, они выстроили целый город, и каменный замок, но, погодите, я ведь ни разу не видел их за работой…

— Олени? Ты чего там бормочешь, старый дурень? Я сказал, идём вперёд!

— Постой-постой, — взглянул он ясным взором на ученика, — вы же читали историю о Лесном Короле?

— Бессмысленная трата времени, — проворчал тот в ответ, — жили, ничего не делали, разозлили драконов и сгорели в огне. И правильно, нечего жалким ничтожествам путаться у нас под ногами! Вставай, говорю! Хватит болтать!

— Хорошо-хорошо, идём, — с громким хрустом сполз с камня Грэндвайс и подошёл к юному единорогу. – Но ты глубоко заблуждаешься насчёт оленей, там явно всё было не так просто.

— Угу, как скажешь, — пробубнил Харувэй, явно начиная терять своё терпение.

И так они вдвоём пошли туда, где трава была зеленее. Старсвирл уже приметил, что растительность становилась пышнее и краше в зависимости от направления. Старик исходил Вечнодикий Лес когда-то вдоль и поперёк, знал расположение каждого важного места, будь то Роща Вековых дубов, или Хорндрим, или Глубокое Ущелье. Но маг дивился тому, что прекрасная зелень вела путников не в центр, как он думал раньше, а куда-то на северо-восток. Для этого он сделал небольшой крюк в сторону замка Лесного Короля, однако после томных минут ходьбы растительность поредела и вновь поменяла молодой и здоровый окрас на буро-коричневую гниль.

Как вижу, частичка красоты всё ещё сохранилась здесь. Надолго ли только? Пожалуй, стоит вернуться обратно, и поглядеть, куда Лес вёл меня всё это время, – раздумывал Старсвирл, почёсывая бороду и заодно верно подбирая слова для Харувэя, которого эта бестолковая, по его мнению, прогулка начинала раздражать не на шутку.

И скоро бывший магистр вернулся на прежнюю тропу. Грэндвайс двигался в сторону журчащей воды, которая слышалась издалека.

— Хочешь, чтобы время пролетело незаметно? – обратился старик к ученику. – Начни собирать кору, а то у меня котелок совсем полный.

— Не волнуйся, я держал свой как раз на такой случай, — ехидно рассмеявшись, Харувэй бросил Старсвирлу под ноги всю поклажу. Томно и разочарованно вздыхая, старый маг всё же поднял её и подвязал на спине. – Ты знаешь, для чего я пошёл с тобой, — остановился тот в зарослях густой травы. – Так давай, чего ты ждёшь? Учи меня!

Подобная наглость могла бы давно пошатнуть ледяное терпение Грэндвайса, тем более после долгого, умиротворённого одиночества вдали от всех проблем Королевства. Поныне он был подобен несокрушимой горе. К сожалению, в этот раз на ней образовалась глубокая трещина.

— Неужели тебе совсем не интересно, Харувэй? Погляди вокруг! Любой бы спросил, откуда в Вечнодиком Лесу выросло так много свежей зелени? Но только не ты, — после душных прогулок старик так вспотел, что даже снял свою мантию и шляпу. (Харувэй мог бы заметить, написать про метку Старсвирла) – По пути нас всюду окружала мёртвая земля с ветхими деревьями, но только не здесь! Как можно быть настолько равнодушным? Столько времени прошло, а ты ни капли не изменился… в отличие от своих друзей.

— Да плевать мне, и на твои деревья тоже! Хватит учить тому, что мне даром не нужно! — ярко загорелись глаза у единорога. Правда, лицо его застыло в противной, но крайне довольной улыбке, будто он добился каких-то невероятных успехов. – Да взгляни лучше ты на себя! Я столько лет мечтал тебя довести, и ты… хех, опустился до моего уровня.

— И всё? Это была твоя мечта? — Старсвирл всё же не решился ступать на очередные грабли. — Я был твоим учителем всего пару классов, а ты затаил на меня такую злобу… — осознав сказанное, Грэндвайс будто оцепенел, уставившись куда-то вдаль.

— Много ты знаешь, — фыркнул надменный юнец, — я ненавижу всех учителей, не только тебя! Сдался ты мне, конечно.

— Нет-нет, я тебе не верю, — тихо промолвил старый маг. — Дело точно во мне. У тебя осталась какая-то обида на меня, и я теперь вижу, что беда крылась не в моих уроках.

Недолго думая, бывший магистр приблизился к Харувэю и обнял его, намереваясь извиниться, но тот сразу же вырвался с яростью и полным негодованием.

— Ты чего! Отвали от меня! Обида, говоришь? Нет, ты просто жалкий неудачник! И брошенный всеми старикан, — прямо брызгал слюной тот. — Я издевался над тобой ради забавы, нет в этом никакой обиды! — сделав пару вздохов, Харувэй даже не дал учителю и рта открыть. — Почему ты не сдох в своей пещере?! А? И Мика ведь не забывала о тебе. Хотела увидеть тебя, вспомнить старые годы, а я говорил, что ты помер! Но нет, ты живой, да ещё повёл нас в этот проклятый лес!

После этих слов молодой единорог двинулся по цветущей поляне, красоте которой могла позавидовать даже королева Карнелиана с её любовью к садам. А рядом показалась маленькая речушка с кристально чистой водой, чья живительная сила вполне могла стать причиной местного озеленения; Старсвирл только и хотел, что залезть в неё с головой и остудиться. Он чувствовал себя так, словно побывал в лавовых бассейнах Драконьего Камня: разум затуманился, у него потемнело в глазах от неестественной жары. И только он сделал шаг к манящей воде, как всё вокруг стемнело. Мрачные тучи накрыли безжалостно-знойное солнце, и на душе учителя стало куда спокойнее, чьё-то невидимое удушливое касание ослабло и пропало вовсе.

— Я ещё жив, потому что должен исправить свои ошибки – это одна из многих записей в моём длинном списке. Но коли мне не хватит времени на всё, то вернуть погоду — мой важнейший долг нашему миру, — спокойно промолвил старый маг. — У каждого из нас есть свой список желаний, так каков же твой, Харувэй? О чём ты мечтаешь по-настоящему?

Скорее всего, юный ученик ответил бы учителю совершенно иначе, но в ту минуту он забрёл в густые заросли кустарников и диких, неведомых цветов. Издав лишь бессвязные звуки, единорог запнулся о некий корень и со всей силы грохнулся на мокрую землю, которая вдобавок кишела ползучими насекомыми.

— Да чтоб ты заткнулся навсегда! – крикнул тот в порыве гнева, а потом его рог засиял в оранжевой ауре.

И Старсвирл после долгих лет вновь узрел стихийную магию в действии. Харувэй, крича грозной руганью, облил всё вокруг себя речной водой, которую он перенёс телекинезом. Затем последовала яркая вспышка, и растения в мгновение сковало льдом. Мечась из стороны в сторону и махая копытами, единорог поразбивал бедные, замёрзшие и ни в чём не повинные цветы вдребезги.

— Ну что, успокоился? – угрюмым тоном надавил маг на ученика, ибо увиденное зрелище ему пришлось не по нраву. — Теперь ты счастлив? — принялся он стряхивать льдинки со своей одежды и шерсти. — Мы нашли, возможно, единственное место, где растения не похожи на гнильё, а ты губишь их, почём зря.

— Да подавись ты ими! — швырнул он маленькое деревце с красно-жёлтыми бутонами на ветвях. Холодное и мёртвое, растение во льду выглядело, на удивление, прекрасным. — Их всё равно тут полно! Всем коровам хватило бы на целые годы.

Так, не придя ни к перемирию, ни к пониманию, двое путников молчаливо двинулись вперёд. Но в этот раз Старсвирл предпочёл идти бок о бок с учеником, пусть ему это не нравилось: старик использовал небольшие защитные поля, дабы спокойно идти через густые заросли и при этом не причинять им вред. Заклинание называлось “Незримым щитом” и оно входило в обязательный вступительный экзамен Белого Лицея. В отличие от традиционного и более сложного “Защитного купола”, его младший “собрат” закрывал мага только спереди.

Время шло, зелень полностью обступила двух пони, а с неба заморосил первыми капелями заблудший дождь. И то ли вина заходящего солнца, то ли из-за самого Леса, но стало довольно холодно, отчего Грэндвайс поспешил закутаться в мантию. Даже Харувэй развязал-таки измятое одеяние и накинул его на себя.

— Кто бы мог поверить, меня учил тот, у кого на крупе сыпется песок, — угрюмо пробурчал жеребец. – Или это светляки какие-то, а? – повернул он голову к учителю.

А тот сразу догадался, что речь пошла о его метке. Это была искрящаяся золотыми огоньками пыль, что водопадом ниспадала к самому бедру и там развеивалась, словно по ветру. Редкие метки, обычно только у единорогов, могли светиться в темноте, напоминая этим некоторые растения и насекомых, вроде тех же светлячков. Днём она и правда больше напоминала обычный песок.

— Свои отметины мы не выбираем, — холодно промолвил старик, не оборачиваясь в ответ. – Я и не помню, когда она у меня появилась.

На том они вновь углубились в свои мысли.

Когда идти сквозь заросли стало почти невмоготу – Старсвирл быстро уставал в своих-то годах, и с трудом проталкивал купол вперёд – рощи вдруг поредели, а вскоре и вовсе остались позади. Учитель и его неблагодарный ученик выбрались на широкую поляну, полностью усеянную густой и высокой травой, а также странными цветами с неестественно-кубическими, сверкающими бутонами, напоминая собой драгоценные камни.

Вы только поглядите на эту красоту, — ахнул старый маг, не в силах удержаться от изумления. А затем он рассеял своё заклинание и подошёл к цветкам ближе. Раздумья о словах ученика и метке тут же исчерпали свою значимость.

Харувэй постоял несколько секунд, не обращая внимания на чудные цветы, и двинулся к соседней роще. Старсвирл же прикоснулся к одному лепестку, чтобы удивиться ещё больше: растения и впрямь оказались твёрдыми и острыми, подобно кристаллам.

— Будь осторожнее, Харувэй, — окликнул тот единорога, — не порежься о…

Но договорить он не успел, так как его речь заглушилась гневным шипением.

— Вот паскудство! – и полетел, обагрённый кровью цветок, силой хорошего пинка, да так, что разлетелся на мелкие кусочки. А вслед за ним взмыли прочие невинные цветы — один за другим.

— Прекрати, так ты порежешься ещё больше! – побежал Грэндвайс к нерадивому жеребцу.

А юный ученик даже ухом не повёл, и сколько бы старик не говорил, всё без толку. Остудил бы свой пыл Харувэй сразу, или он не успокоился, пока бы не разбил всю цветочную поляну, но бывший магистр знал, что в любом случае закончилось бы это плачевно.

— Получай! – гневался тот, не глядя по сторонам. – И тебе вот!

Старсвирл видел, как необычные цветы целыми россыпями окружают некую ложбину, которую едва можно было заметить в такой густой траве. Разумеется, как раз туда собирался падать Харувэй по невнимательности.

Осколки растений и клочья шерсти летели во все стороны, разгневанный единорог бушевал всё громче, он топтал землю, прыгал на цветки, благо копытам не больно. И вот, размахнулся он ногой для очередного пинка — как раз у края ложбины. Да так и остался стоять в нелепом положении, замерев и мерцая в бледно-синей ауре.

— Эй, отпусти меня! – сверкнул глазами он на старика.

— Посмотри вниз, глупец! — впервые Старсвирл позволил себе оскорбить ученика. Грэндвайс подошёл к краю и, ожидаемо, увидел на дне высокие и острые как шипы, поросшие с годами кристальные растения. С такими Харувэй явно не отделался бы простыми царапинами. – Ещё чуть-чуть и всё, наскочил бы и поминай, как звали!

— Ох, ты мой прекрасный зад! — только и смог выругаться тот, вытаращив глаза от страха. — Не отпускай, дедуля, я же свалюсь…

— Да держу я, держу, — нахмурился маг, и живо подтащил Харувэя к себе, выпустив после из телекинеза. — И нечего пугаться, впредь гляди себе под ноги! А цветкам-то как досадно, они бы с радостью поквитались с тобой за своих деток, — весело хмыкнул Старсвирл, пока его бывший ученик приходил в себя.

— Ты не шути так, а то сам окаже… — начал было жеребец, но тут же смолк, оглядев истоптанную поляну. — Не важно, забудь.

И наступило томительное молчание. Старсвирл всё дожидался заветных слов, не отводя взгляда от побледневшего юнца. Улыбка не сходила с его лица и становилась всё шире и шире.

— Ну, хорошо, спасибо тебе, старик, — решился Харувэй, наконец.

— Рад тебе помочь и всегда буду рад, — с добротой кивнул бывший магистр. — А теперь, когда нам ничто не угрожает, рассмотрим это чудное место внимательнее. Я прямо чувствую, что мы пришли сюда не зря. Как ты думаешь, что росло в этой яме?

— Откуда мне знать? — пробурчал Харувэй. — Может здесь росло дерево, и его ветром унесло? Слыхал, как ночью он бушевал?

— Хорошая мысль, — снова кивнул маг, – я тоже первым делом подумал о дереве. Но ты уверен насчёт ветра? Ямища-то большая, да здесь не всякий ураган-то справился бы! К тому же, после бури мы бы заметили другие ямы, но во всей округе мы нашли только эту.

— И ещё ты говорил, что деревья здесь растут очень быстро…

— Верно, Харувэй. Даже если дерево выкорчевали бы минувшей ночью, то всё равно на его месте появился бы маленький росток. Тут явно что-то не так.

При ближайшем рассмотрении, маг приметил в заросшей ложбине целые россыпи разнообразных норок, прямо под стать разветвлённым корням. Хотя многие из них ещё были скрыты за кристаллическими цветами.  

— Погоди, так ты пришёл сюда только ради этой ямы, старик? — нежданно-негаданно возвысил тот голос.

— Нет-нет, просто это самый короткий путь до руин Хорндрима, — засмеялся Старсвирл. — Не переживай. Как и ты, я вижу её впервые.

Когда молодой жеребец успокоился, старый маг облегчённо выдохнул. На самом деле этот путь дал ответ на вопрос, о котором Грэндвайс давным-давно позабыл. К сожалению, новые познания совсем не приблизили старого мага к исцелению погоды. Старсвирл поглядел куда-то вдаль, на юго-восточные горные кряжи. Там, далеко-далеко, обитали драконы, и они могли бы пролить свет на то, куда пропало целое древо.

Ничего не оставили после себя… — задумался бывший магистр, поглаживая бороду. – Но именно в нём было что-то особенное, из-за чего вы не предали его огню. Ни бесценные познания, ни чудотворные зелья вас не заинтересовали, но мимо него вы уже не прошли.  

Тем временем Харувэй двинулся вперёд, а Старсвирл оставил тяжкие думы на потом.

— Следуй за мной, отсюда к руинам ведёт другая тропа, мой друг, — окликнул он ученика, усмехнувшись. — А то снова забредёшь, куда ни попадя.

— Я бы всё равно дошёл без тебя, — обидчиво посмеялся тот в ответ, — но так и быть, веди, старик.

---

     Единороги продирались сквозь густые заросли, из-за чего весьма небольшой путь занял много времени, хоть они совсем не останавливались по дороге. Небо к тому часу полностью затянулось тёмной, дождевой пеленой и в Лесу стало по-настоящему жутко. Цветущий краешек вскоре остался позади, и окрестная красота сменила зелёный, жизнерадостный окрас грязно-бурым, да ещё и почерневшим от влаги.

С мерзким хлюпаньем и чавканьем под ногами усталые пони брели сквозь непроходимые чащи деревьев, будто омертвевших или уснувших вечным сном. Эти томные хождения оказались наилучшей возможностью, чтобы Харувэй успокоился и перестал злиться на Старсвирла, ведь теперь ему надо было выносить свой гнев на местные окрестности. Но, к недоумению бывшего магистра, он покорно следовал за ним, шаг за шагом, и, что более удивительно, делал это молча. Лишь редкие томные вздохи слышались за напряжённой спиной мага.

Растительность менялась буквально на глазах: Грэндвайс так и вовсе сбился со счёту, находя всё новые и новые деревья; старик бывал во многих лесах и узрел прежнее великолепие нынешнего, но ни в одном он не видел такого разнообразия флоры. Листья, корни, строение, кора — у каждого второго древа они выглядели по-другому. Так бывший магистр заполнил второй котелок до краёв и принялся уже за свою походную сумку, что держал под мантией совсем для иного случая.

Наконец, лицо Старсвирла засияло от радости, когда он увидел знакомые очертания замка. Далеко высилась одинокая башня, почерневшая от дикого пламени и осыпавшаяся под натиском времени. Лесной Король часто засиживался на её вершине и осматривал свои владения, дабы с его народом и местными зверушками ничего плохого не случилось. И спутать эту башню с чем-либо другим единорог мог бы только в беспамятстве. Когда небесный замок пегасов и нерушимая крепость земных пони ощетинились защитными бастионами, правитель оленей всего лишь поднимался в свои покои. Они даже походили на жилище длинноволосой красавицы из сказаний забытого прошлого.

Всё бы ничего, но дальше путников ждала глубокая расселина с бурно протекающей рекой внизу. Когда-то давно лесные жители пересекали её по хитро-выстроенными деревянными мостами, но, как и всё остальное, их поглотил безжалостный огонь. Конечно, для Старсвирла перебраться на другой край не составило бы никакого труда, будь он сегодня один.

— Так, Харувэй, вот здесь мы остановимся и хорошенько подумаем, — хитро навострил взгляд старик, посматривая на торопливые воды, что бились об острые камни и вздымались до самых верхов расселины. — Только не упади.

— Да вижу я, не слепой! — огрызнулся тот, бесстрашно остановившись прямо у края. — Чего тут думать, телепортируй меня и пойдём дальше! Я знаю, что ты это умеешь.

— А, а, а, — помахал старик копытом, — думаешь, я тебя просто так взял с собой? Нет, мой друг, с этой минуты я даю начало твоему обучению.

— Сдались мне твои глупые уроки, — проворчал юнец, только на этот раз без своей озлобленной ухмылки, которая ему обычно сопутствовала, — с тобой мы тут целый месяц будем торчать — знаю я, как ты учишь.

— Ну, ты и загнул, нечего сказать, — ахнул маг от удивления. — Прям целый месяц? Ох, как же ты меня ценишь…

— Говорю, как есть, — самодовольно хмыкнул в ответ Харувэй, — это мой талант. И что же ты сейчас задумал? О, я знаю, ты больше не можешь телепортироваться? Забыл, как это делать по старости, да?

— Ничего подобного, я всего лишь хочу, чтобы ты поставил мост изо льда, — спокойно молвил Старсвирл.

— Ко-о-нечно, как я и говорил! Ты ведь и правда, всё позабыл! – пропел юнец, затем швырнув маленький камень в реку. — Как я говорил — ты всё забыл! — громко рассмеялся он над стариком. — Нет, серьёзно, хочешь целый мост? Может, тебе ещё замок построить? С чего ты взял, что я это умею?

— Я видел твою стихийную магию. Как ты с помощью воды разбил целую поляну тех цветов, — твёрдо стоял тот на своём. – И в чём же заключается трудность? Под нами течёт река, с неба льётся дождь. Так покажи, на что ты способен!

— На что я способен? — громко повторил Харувэй. – Я умею творить то, о чём ты даже представить себе не можешь! У меня ведь учитель был куда лучше тебя!

— Да-да, я уже это слышал, — улыбчиво закатил глаза старик. – Показывай, я жду, сделай этот мост, наконец.

— Вот, держи и подавись своим мостом!

После этих слов рог ворчливого жеребца ярко засиял в оранжевом расцвете и с речки начала подниматься вода. А затем он принялся формировать из неё переправу. Когда время настало до самой заморозки, Харувэй был весь в поту и едва стоял на дрожащих ногах. Старсвирл глядел на это зрелище не без восхищения, и магия тому не стала виной. Ему прямо не терпелось встретиться с этим его учителем, хоть бывший магистр и заметил пару серьёзных недочётов. Наконец, водная гладь превратилась в трескучий лёд, и мост был готов. Да, кривой и перекошенный, с торчавшими отовсюду сосульками, но достойный похвалы, особенно для первого раза. Юнец, тяжело вздыхая, самоуверенно воскликнул и, ехидно улыбаясь, поглядел на старика.

— Видал? Как нечего делать!

— Конечно, конечно, — поддакнул Старсвирл, выискивая что-то под ногами. — Впечатляюще, особенно с твоей стороны. Но не спеши идти по нему, — остановил он зазнавшегося ученика, что уже выставил копыто. — Надо сделать одну ма-а-ленькую проверку.

— Да чего тут проверять? — возмутился тот. – Шевелись, давай!

Грэндвайс пропустил эти слова мимо ушей.

— То, что надо! — обрадовался старец в шляпе, подхватив телекинезом обросший мхом камень размером с целую голову.

— Эй, ты чего задумал?

Но маг лишь молча бросил камень прямо на середину моста. Харувэй замер со страхом и злобой на лице, подумав, что старикан решил ему так отомстить, испортив его лучшее творение за последние годы. Кусок породы отколол немного льда, скользнул до самого края и там остался лежать.

— Фух, ну ты у меня попляшешь за это, — едва слышно прошептал жеребец, скрежеща зубами. – Видишь? Ничего не случилось, ведь его сделал мастер! – и с этой самодовольной речью Харувэй поднял ногу, чтобы горделиво пойти вперёд.

— Постой-постой-ка, — остановил его бывший магистр. И только успел он это договорить, как мост громко захрустел, вмиг покрылся трещинами и рассыпался на части.

А недовольный единорог так и обомлел с открытым ртом, чтобы потом с яростью впиться глазами в старика.

— Это всё из-за тебя! Камень был тяжёлым, ты это сделал намеренно!

— Нет же, он был гораздо легче тебя, — спокойно молвил тот. – Успокойся, сосредоточься и повтори то, что ты делал, только лучше. – Вдох, выдох. Помни, что мост должен быть крепче и… ну хотя бы немного красивее, Харувэй! Соберись и приступай.

Злобно скрежеща зубами и что-то бормоча себе под нос, жеребец всё же принялся за дело. Он долго и недвижно стоял у края с закрытыми глазами, пока, наконец, его рог не озарился светом. И в этот раз Старсвирл увидел, что бывший ученик постарался искренне: Харувэй тщательно удерживал воду телекинезом, попутно выстраивая ровные линии по всей поверхности будущего моста; и, несмотря на утомлённость, он не бросал работу на полпути.

В итоге на создание переправы юный единорог потратил втрое больше времени, чем в первый раз, но зато всё получилось как надо. Грэндвайс подошёл к лежащему на траве ученику и горделиво похлопал его по плечу.

— Вот, совсем другой разговор! Теперь я вижу, что мост выдался крепким! – и в подтверждение этих слов изгнанный магистр без толики сомнения пошёл вперёд. – О, просто великолепно, Харувэй! Ты даже сделал его бугристым, чтоб ногам было легче, — с восхищением провёл он копытом по шершавому льду.

— Да-да, старик, — жадно глотал тот воздух, — я же говорил, что могу творить то, о чём ты бы даже не подумал, — после чего жеребец встал и двинулся вслед за Старсвирлом. – И всё же ты мог нас телепортировать… — недовольно проворчал он за спиной.

— Но тогда, ты по-прежнему считал бы себя неумехой, — хитро улыбнулся старик, встречая Харувэя на противоположной стороне.

— Только вот не думай, что в этом твоя заслуга, старикан, — огрызнулся пепельный единорог. — У меня был хороший учитель, и она верила в меня!

Она? – мысленно переспросил старый маг, приподняв одну из густых бровей.

— Да, я помню, ты это уже говорил. Но знай, что теперь я тоже в тебя верю, как никогда прежде.

Жеребец лишь надменно прошёлся мимо. Тем не менее, через несколько шагов он вновь обратился к старику и взгляд его при этом стал куда мягче:

— Давай сюда моё барахло, а то развалишься там с двумя мешками!

Старсвирл удивлённо хмыкнул и, покачивая головой, вернул ему поклажу, которую он же и бросил. К ещё большему изумлению старика, тот подошёл к ближайшим деревьям и принялся срезать с них кору скобелем, да укладывать её в котелок. Грэндвайс тогда облегчённо вздохнул, словно после тяжёлого рабочего дня и достал карту, чтобы свериться с маршрутом.

Так, вскоре изгнанник и Харувэй углубились в новую чащу, деревья которой выглядели ещё уродливее, чем на окраине. Казалось, что земля в окрестностях замка Лесного Короля пострадала хуже всего, что вводило бывшего магистра в полное недоумение.

Это всё так странно, — молчаливо следовал он за учеником, который заполнил котелок почти доверху, — мы прошли от ямы куда меньше, чем к ней добирались. Я думал, что во всём разобрался, но теперь я совсем ничего не понимаю. Выходит, гниение было связано с Хорндримом? А не с самим Лесом? Что-то я совсем вымотался, надо бы передохнуть.

И только маг успел выискать хоть сколько-то чистый камень, чтобы сесть на него, как его окликнул Харувэй:

— Эй, старикан, почти всё собрал! – его радость быстро сменилась отвращением. — Ну и воняет же здесь, уф, зачем только пёрлись сюда? Хотя у тебя в пещере, наверное… — но тут он вдруг затих.

Долго не слыша ответа, Старсвирл встал и с беспокойством начал выискивать ученика. А он стоял в нескольких десятках метрах от него, правда среди неестественно переплетённых ветвей и пышного ковра из гнилых листьев найти его выдалось не с первого раза.

Прибежав к юнцу, Грэндвайс заметил, что тот застыл на месте и, тщательно навострив уши, к чему-то прислушивался.

— Что случ…

— Тише, молчи! Ты это слышишь?

— Что именно? – озадаченно уставился старик на юнца. Замерев, Старсвирл всё равно продолжал слышать дождь и то, как его капли ворошат жухлую листву, да стучат по омертвелым веткам. – Я ничего такого не…

— Да это же Мика! – с застывшими от ужаса глазами воскликнул Харувэй. Он выронил котелок из копыта и неуверенным шагом двинулся в сторону. – Да точно, это ведь она кричит! И чувствую, не от радости.

Жеребец мигом сбросил весь груз со спины и поскакал во весь опор, углубляясь в тёмную чащу всё дальше. Старсвирл без всякого сомнения устремился вдогонку, ведь он точно знал, что слух у юного жеребца был всяко лучше, чем его собственный. Но вскоре Харувэй начал теряться из виду. И тогда рог бывшего магистра озарился голубым сиянием, а затем он исчез в яркой вспышке. Старик, на краткое время ушедший в небытие, выбрал подходящее место далеко впереди и появился там. Для прочих рас действие этого заклинания происходит за толику секунды, но сами маги видят все совершенно иначе и к тому же полностью контролируют все шаги. По крайней мере, пока они видят всю местность. Одной телепортацией Грэндвайс догнал ученика сразу же, правда, тот скоро должен был отдалиться от него вновь. Однако в этот раз старик тоже услышал испуганные крики единорожки.

— Точно Мика, тогда нельзя терять ни минуты!

— Да я и не теряю! – заметно дёрнулся Харувэй, едва не споткнувшись о собственную ногу. Он явно не ожидал увидеть старца так скоро. И с этими словами рванул вперёд ещё быстрее, не жалея себя.

Старсвирл опять запыхался и приготовился к новому скачку. Замок Хорндрим остался где-то по правую сторону — оглянувшись, старый маг по-прежнему видел его чёрную, развалившуюся башню. А густая чаща давно как поредела и последнюю минуту путники бежали по открытому пустырю с редкими одинокими деревцами, который ещё и стоял на небольшой возвышенности. На глазах Грэндвайса юный ученик только-только пересёк целую поляну с пожелтевшей травой, да заваленной грудами чёрных веток и пнями, чтобы мелькнуть своей мантией в следующей части леса. Бывший магистр примерил на глаз расстояние и снова исчез в голубой вспышке.

Возник старец у дерева с раздвоенным стволом, а юный жеребец теперь оказался позади него. Он, тяжело дыша и обливаясь потом, обхватил ствол копытом и склонил голову над землёй. Мика уже теперь не подавала голоса, и старый маг понимал, что каждая секунда могла стать решающей для неё и её друзей. Хотя он по-прежнему не ведал и не мог представить, отчего именно.

Как же… тяжело, — еле-еле смог он выпрямиться и поправить съехавшую набок шляпу. – Ну, ещё раз!

Старсвирл давно не пользовался телепортацией, и каждый новый скачок будто выворачивал его наизнанку, но зато с каждым разом он перемещался на всё большее расстояние. На последнем третьем перемещении старик возник рядом с лужайкой, что пряталась среди высоких древ.

Грэндвайс осторожно подкрался к одному дереву и увидел впереди пугающую картину: вокруг большого, словно клыком выпирающего из-под земли камня стояли два неведомых создания и угрожающе рычали на Мику; а единорожка, сжавшись в беспомощный комочек, упёрлась спиной в большой пень и держалась копытом за левый бок. Старсвирл не видел её лица, но хорошо слышал те горькие всхлипы, которые больно резали прямо по сердцу. Чудища, к полной растерянности бывшего магистра, напоминали давно забытых волков, с которыми враждовали пегасы, только эти были крупнее и выглядели так, будто их сотворили из древесины. Пасти этих существ усеивали неровные ряды острозаточенных кольев, а ярко-зелёные глаза наполняла дикая злоба при виде маленьких пони. Но что-то их явно держало на месте, иначе бы они давно растерзали всех учеников.

Темир неподвижно лежал в паре метрах от кобылки – совсем близко от первого волка, который охранял территорию правее от камня. Его бровь была рассечена, но, судя по слабо вздымающейся груди, он лишь потерял сознание. Второе создание держалось поодаль от Мики и по левую сторону от закопанного булыжника. На этом чудище Грэндвайс остановил свой взгляд, пытаясь выяснить, что здесь могло произойти: верхняя часть морды была разломана в щепки; а судя по бирюзово-голубому дымку на ближайших деревьях и голове создания, да тлеющей траве – это было заклинание “Энергетического всплеска” из магии Таинства. Обычно, такое волшебство может лишь оглушить и ослепить, но, по-видимому, его пустили в самую пасть нынче раненного существа, отчего последовал взрыв. Но что бросалось в глаза старика больше всего, так это влажные клыки-колья, с которых стекала чья-то кровь. И в страшном отчаянии Старсвирл начал выискивать Сареуса, которого он до сих пор не заметил на лужайке.

Да что же это я сижу и прячусь-то?! – выругался старик на себя. Он в мгновение ока перебрал в голове наиболее сильные заклинания и приготовился действовать.

И старый, одряхлевший маг выскочил из-за дерева, а рог его пылал в голубой ауре. Он закрыл собою Мику и запустил по ближайшему к нему волку “Силовым разрядом”. Мика тут же громко вскрикнула и инстинктивно отползла в сторону от пня. Краем глаза старик приметил, как серая мерцающая дымка вокруг её рога исчезла. А тем временем, нестабильный светозарно-белый, искрящийся молниями шар превратил волка в кучу дымящихся кусков, разлетевшихся во все стороны. Не мешкая ни секунды, Старсвирл закрыл Темира и Мику щитами, а после сразу же приготовил новый силовой разряд. Взор бывшего магистра был сосредоточенным и ясным, а разум кристально чистым – ни одна лишняя мысль не тревожила его. Такого чувства не испытывал Грэндвайс уже несколько десятков лет, но всё это дало слабину, когда он увидел, наконец, Сареуса.

В пасти оставшегося врага пробежали белесые волны, и на его клыках появился чёрный жеребец, до этого скрытый от каждого взора. Его пустые, мертвенные глаза впивались прямо в Старсвирла. Голова жутко неестественно свисала на обмякшей шее и при каждом движении волка из её рта вытекала тягучая кровь, что окропляла пожелтевшую траву. Невидимость, столь тяжёлое заклинание, которым овладела Мика, не спасло её друга, о чём промелькнула мысль старика. Но он даже не обратил на свой внутренний голос внимания. Силовой разряд улетел куда-то ввысь, раздирая ветви деревьев на своём пути. Магическая энергия привлекла молнию из чёрных туч, и небо на мгновение озарилось светом. Затем последовал раскат грома, а гнилые листья осыпались на волка и старца, чью душу сейчас разрывало на части.

— Учитель… — всхлипывала кобылка позади, — они… они… — но слова её так и остались при ней в бессчётном потоке слёз.

Волк зарычал ещё яростнее. Он тлеющей от магии Сареуса лапой содрал с клыков-кольев мёртвое тело и одним сильным взмахом отбросил его в сторону. А после начал медленно наступать в сторону мага.

Старсвирл не обращал на того никакого внимания. Аура, подобная свету луны исчезла, а пылающий взгляд его померк.

— Сареус… мой славный малый… — прошептал он, недвижно глядя на мёртвого принца. – Что же я натворил?

Но вдруг лес озарился зелёным сиянием, и на остром камне появилась чья-то тёмная фигура. Потоки энергии такого же цвета отделились от тёмного и окутали раненного волка. С ближайших деревьев эта магия вырвала целые их куски и восстановила морду злобного создания так, будто его никто до этого не трогал. Ростом фигура походила на пони, а также у неё был рог, правда неестественно деформированный. Одеяние этого существа имело чёрный расцвет, оно напоминало мантию, и было сильно поношенным. Глубокий капюшон полностью закрывал его лицо, виднелся только рог, да один правый глаз. Цвет ауры, узоры на одежде и странная дымка вокруг фигуры имели болезненно-изумрудный цвет, напоминающий собой мерзостные испарения на Чёрном Болоте, которые оно испускало из своих глубин два раза в год. Насчёт единственного глаза всё было иначе: горел он ярко, будто желая потягаться с жарким пламенем или даже Солнцем.   

— А вот и долгожданный гость выказал нам честь объявиться, — промолвила фигура монотонным и до жути холодным, бесчувственным голосом. – Как же много лет минуло с нашей последней встречи.

— Мне отвратно слышать, что ты разговариваешь на языке наших великих народов, — смачно плюнул Старсвирл в землю. – Ты чудовище, убил неповинного жеребёнка! – проскрежетал тот зубами. – Я никогда тебя не видел, а если бы и увидел, то стёр бы тебя в пыль!

— Мои питомцы не желали навредить твоим малышам, — закрыл тот свой глаз и склонил голову, будто сочувствуя. – Мы всегда защищаемся и никогда первыми не бьём.

И тут бывшего магистра больно кольнуло в сердце от этих слов. А рог чёрного в то мгновение засиял, и странная магия восстановила первого волка из разбросанных кусочков.

— Они уже достаточно настрадались за свою долгую жизнь, — продолжила говорить фигура после долгого молчания. – Больше никто не посмеет сделать им больно.

Тёмный единорог сверился взглядом с Грэндвайсом и их рога в одно время озарились своими аурами. Старик давно забыл про Харувэя, но поднявшийся шум листвы где-то позади вновь напомнил ему о его существовании.

— Бей мерзких тварей, старикан! – крикнул тот, выбежав из-за дерева. – Вытаскивай Сареуса!

На поляну ворвался жеребец, что выглядел страшнее любых волков: мокрый, весь в траве и листьях, да измазанный в грязи. Под оранжевым сиянием пустил он две большие сосульки в чёрную фигуру. Только лёд разбился вдребезги, не нанеся противнику никакого вреда. Оставшиеся куски медленно сползли по зелёному щиту, который стал на секунду видимым для всех.

— Да сделай же что-нибудь! – орал Харувэй старику, крепко обнимая кобылку, что лежала в беспамятстве. Затем он сделал ещё две ледышки и пустил их по волкам.

Тёмный единорог же пустил раненного волка на жеребят, а ближайший к нему прыгнул к Темиру и вонзил колья в капюшон его мантии. Старсвирл тут же выпустил разряд, который лишь рассеялся в полях крепкого щита.

— Они Темира сейчас утащат! – воскликнул бывший ученик.

— Такой потенциал в столь юном теле, — восхитился тёмный, глядя на малого жеребёнка, которого мигом уволок древесный питомец.

— С остальными можете порезвиться, хотя… – на мрачном лице, через тьму капюшона показались редкие, гнилые зубы. – Старсвирла оставьте мне целиком.

Харувэй в полном недоумении покосился на старика, едва сдерживая гнев:

— Откуда эта тварь знает твоё глупое имя?! Да что тут вообще творится?! – с этими словами он метнулся к Сареусу.

Но Старсвирл подхватил его телекинезом и снова бросил к Мике. К тому времени из леса вышла ещё целая пара волков, а старик разнёс того раненного на куски. Тёмный же лишь смеялся и магией возвращал его к “жизни”.

Бывший ученик набросился на старика, пытаясь выудить у того ответы. Но тот лишь задним копытом откинул его, как мешок. Несмотря на годы, маг был выше и сильнее юнца, за что ему следовало благодарить свои утренние прогулки в дальние леса.

— Посмотри на меня, Харувэй! Слушай мой последний урок внимательно! Сареуса больше нет, но вы ещё живы!

— О чём ты говоришь?! – но старик тут же прервал его хорошей пощёчиной, а затем придавил тому грудь ногой. – Ах, ты…

— Вытащи отсюда Мику, а я их задержу!

Пепельный единорог брыкался, желая вылезти из-под копыта старца, пока тот попутно выбивал из бегущих волков всю дурь. Но силы Грэндвайса начали иссекать, а толку никакого – волки постоянно восстанавливались неведомой магией. Тогда старый маг вспомнил наставления старого друга и сотворил вокруг себя и двух бывших учеников особый купол. И волки начали яростно биться в него и царапать его своими зубами-кольями. Глубоко вздохнув, Старсвирл поднял Харувэя за мокрый ворот:

— Беги в Зиалон и расскажи своим учителям о предателе в совете магистров! – на куполе уже начали появляться трещины. – Ты меня понял?

Тот лишь злобно раздувал ноздри, а в глазах его пылал огонь.

— Это всё из-за тебя, старикан! Он знал твоё имя!

— Если бы я только мог сказать, откуда… — прошептал Старсвирл. – Что ж, ты хотел телепортацию? И ты был прав, так и впрямь проще!

И рог озарился, и Харувэй начал бить по копыту старика, а затем он с Микой исчез в яркой вспышке.

Щит разбился на множество блестящих осколков, которые осыпали Старсвирла с ног до головы. Один волк тут же бросился в погоню, заметив, что жеребята появились совсем недалеко – буквально в нескольких десятках метрах от лужайки. Но старик поднял его телекинезом и ударил им об землю. Остальных двух он добил разрядами. Присев на траву от усталости, старик улыбнулся, заметив, что чёрный маг больше не поднимает чудищ из небытия. Так он остался с ним один на один. Не ведая, что делать дальше, бывший магистр потрепал свою шляпу, внимательно следя за глазом чёрной фигуры.

— И я с тобой давно не виделся, Аруэл…

Даркфлейм - I

Д А Р К Ф Л Е Й М

В душной от подземных испарений пещере, где ни один солнечный луч не тревожил её тёмное чрево с начала времён, просыпался усталый дракон. Громко рыкнув и широко раздувая ноздри, чудище перевернулось на бок и открыло глаза.

Солнце нам утро новое принесло, — без толики сомнения подумал дракон, потягивая одеревеневшие лапы. — А кости мои всё ноют и ноют.

Глубоко вздохнув, крылатое создание разогнало пещерный мрак багровым пламенем, которое тонкими шлейфами вырвалось у него прямо из ноздрей. Обитель сна и покоя дракона, что звался Даркфлеймом [Darkflame] при свете пламени оказалась просторной, с высоким потолком и широкими сводами. Но даже в таких местах крылатый ящер казался сущим исполином: крылья не расправить и не размять, во весь рост не встать, а почти все проходы были для него слишком узкими. Таким и должно быть пристанище дракона, где он только спит и ест. Уютные норки, тёплые гнёзда, высокие дома и многоярусные замки — пустые и бессмысленные слова для огнедышащих творений.

Всего три дня пролетел без отдыху, а крылья болят, как весь мир облетел, — негодовал тот, принимаясь за утренний перекус.

Перебрав звонкую кучу драгоценных камней, Даркфлейм выбрал самые крупные рубины и с хрустом отведал ими за один присест, а затем съел с десяток меньших. После чего он двинулся навстречу утренней заре.

Совсем разболелись, — небрежно погладил он плечо левого крыла. — Обленился я, растолстел, вот и ответ. Детёнышем летал я к Мёртвой Твердыне и за Великую Воду, а теперь утомился от одного жалкого полёта!

Когда извилистый путь закончился, дракон оставил своё жилище позади и вышел к широкому каменистому пригорку. Солнце поднялось всего лишь два часа назад, но припекало так, будто наступил самый разгар знойного лета. Даркфлейм сделал несколько шагов и спустился к огромному плато. От яркого света он даже не щурился, ибо глаза великих летунов прекрасно видели как днём, так и ночью.

Куда ни глянь, весь Драконий Камень окружали красно-рыжие горы, среди которых затесалось несколько вулканов, или, как их называли местные — огненных пастей. Некоторые из гор были столь высоки, что на их вершинах по-прежнему оставались белые шапки — дары бесчисленных зим. Драконы жили у их подножий в хитро выкопанных пещерах. Изнутри скалисто-горное окружение Драконьего Камня было сплошь усеяно проходами в тёмные пещеры-логова, напоминая этим осиный улей. Плато же на фоне этого гигантского кольца оставалось идеально ровным и гладким. Разумеется, подойдя ближе, удачливый путник мог бы заметить целые россыпи самых разнообразных трещин, да лавовые пруды и озёра, выдолбленные на радость малышне. Большинство жителей Этерии не верили, что подобное место появилось стараниями матушки природы, хотя и байкам о драконах-ремесленниках, возводящих горные хребты, они тоже доверяли с трудом. Совершенная крепость, надёжно укрытая от чужого взора и защищённая от нападений с земли — её хозяева даже не подозревали о собственном везении.

Даркфлейм обитал на западной стороне кольца, а его пещера находилась в горе, прозванной Ветряной. Местные обитатели подарили имена каждой возвышенности и были среди них такие, как Зубастая, Необъятная, Водная, Снежная, Острая, Плоская и многие другие в таком роде. По своей давней привычке дракон поглядел вдаль, на противоположную сторону. Там возвышалась над всем Камнем самая размашистая гора, названная Пылающей из-за близкого соседства с вулканами и целой сетью лавовых тоннелей под ней. Здесь обитала великая Матерь драконов — главенствующая особь всего Драконьего Камня и его жителей, как нынешних, так и будущих, пока её место не займёт родная дочь, избранная неповторимым Солнцем. Появление на свет новой матери являлось самым знаменательным событием в истории драконов.

Пылающая гора имела очень удобную плоскую вершину со многими выступами, на которых можно было отдыхать и наблюдать за происходящим. Как обычно, после утомительного откладывания будущего потомства, Мать безмятежно дремала, а её чешуя искрилась в лучах солнца. У своего жилища Даркфлейм видел одну её багрово-красную спину, да целые ряды острейших шипов и крепких пластин. Но и этого было достаточно, чтобы на его душе стало немного теплее.

С добрым утром, мама, — нежданно закралась нежная мысль. — Глупые привычки, — тут же рассердился он на свой разум. — Услышала бы такое от меня, сразу оторвала бы голову.

Как говорили местные, Даркфлейм совершенно не походил на свою мать. Даже цвет глаз, и тот напоминал потускневшие изумруды, которые считались в обители драконов самыми ужасными на вкус. Матерь же получила в наследство ярко-жёлтые глаза, под расцвет пламенного Солнца, как и должно тому быть среди истинных представителей её высшего рода.

Дарку совсем недавно стукнуло сто тридцать два года, что по меркам драконов и за возраст считать не принято. Он был чёрного расцвета и с золотыми полосами, которые встречались по всему телу. Среди жителей Этерии, или Неизвестности даже подростки этой расы казались большими в размерах, не говоря уж о старых воителях и, тем более, о самой Матери, но чёрный дракон не преуспел даже в этом: среди сверстников он выглядел не примечательным, разве что крылья в размахе получились внушительнее и шея длиннее. И хоть такая внешность считалась зазорной среди крупных и более наглых особей, некоторые самки, напротив, считали Даркфлейма крайне привлекательным, ведь они могли общаться с ним на равных.

От головы и до кончика хвоста чёрного дракона покрывали роговые отростки, а гладкая, прочная чешуя изумительно блистала на солнце золотом. Такой окрас, проявляющий любопытные свойства только на свету, придавал Даркфлейму небольшую, но чересчур заметную особенность, которой не было даже у Матери: будто единое Солнце благоволило светом лишь ему одному. Что-то у него появилось с рождения, а что-то он приобретал с возрастом. Когда-то давно у Дарка на макушке красовались два больших прекрасных рога, не считая более мелких, торчащих на затылке и по всей длине шеи. Нынче же правый был обломан почти до основания, а они у драконов больше не отрастали примерно с восьмидесяти лет.

Как показали жаркие события у Вечнозелёного Леса, крылатые чудища обладали крепким, естественным покровом, который не то что пробить, но даже поцарапать нелегко. По крайней мере, так считалось в былые эпохи. Чёрный дракон, подобно сородичам был весь закован в такую броню, за исключением брюха, нижней части шеи и крыльев. С женскими особями природа обошлась предусмотрительнее, укрыв их уязвимые места, да и крылья у них выдались куда жёстче. При всём этом на фоне крупных, неповоротливых братьев, самки всё равно считались хрупкими и слабыми.

В своё время Даркфлейм не отличался рассудительностью и здравым умом от большинства собратьев. Его совсем не интересовал окружающий мир со всей на удивление разнообразной живностью, ведь драконов, и особенно себя, он считал всесильными и могущественными созданиями, перед которыми должно преклоняться каждое жалкое существо, что поселилось у них под боком. Расой, порождённой из самих недр Солнца, божествами, для развлечения которых земля породила им маленьких и забавных животных. Он все годы посвящал только себе, желая стать достойнейшим потомком своей Матери, а на остальных смотрел лишь с презрением. Но однажды, волею случая, или таинственной хозяйки судьбы чёрный дракон оказался среди тех самых жалких существ. Многие бы сказали, что судьба очень коварна, ведь чёрный дракон не по своей прихоти стал зависеть от непредвиденного знакомства. «Гармония кроется в нашей уникальности, но мир таков, что ему нет причин возносить кого-то одного. И вот, каждый из нас передаёт ему особый дар в благодарность за жизнь, будь то крохотный муравей, иль здоровяк, вроде тебя. В том и есть гармония. Нам всем предначертана некая цель — суть всего нашего существования. А вы, наверное, когда-то её утратили» — слова, которые вспоминал он и по сей день после того незабываемого «заточения». Хоть взгляды стали другими, а ценности его изменились, Дарк по-прежнему оставался представителем гордого вида.

Чёрный дракон отправился к самому прелестному сокровищу Драконьего Камня, что проросло когда-то в глубинах Вечнозелёного Леса. То было Чудо-Древо — единственное растение, удостоенное чести жить среди огнедышащих гигантов и их засушливого, непомерно гнетущего места обитания. Но до него ещё предстояло дойти. И неспешные минуты ходьбы оказались весьма кстати для хороших раздумий.

Вот Дарк миновал озеро из лавы, где маленькие детёныши и подростки весело плескались, разбавляя местную тишину задорным галдежом. В былые годы драконы натаскали к нему большую груду камней, выложив из них различные подъёмы и башни, чтобы можно было нырять в лаву с высоты, как раз для той мелочи, у которой ещё крылья не выросли. Глядя на всю эту шумную ребятню, чёрный дракон представил и себя маленького: как он приходил сюда, когда никакого озера и башен не было в помине, а вместо них красовались обычные лужи с подземными тоннелями; и как он предавался безудержному веселью ничуть не меньше, чем нынешний молодняк, бродя по нескончаемым ходам. То было славное, невероятное время, о котором Даркфлейм начал понемногу забывать. Угрюмо вздохнув, дракон обошёл каменные нагромождения, и двинулся прямиком к дереву, где там его как раз дожидалась подруга.

Место, на котором поныне стояло Чудо-Древо, раньше называлось Сухой Расщелиной. Как уже говорилось, огромное плато Драконьего Камня было сплошь усеяно трещинами, но в самом центре их количество не поддавалось числу. Наиболее глубокие из них со временем превратились в целые каньоны с лавовыми реками на дне. Но с тех пор, как драконы обзавелись необычным растением, все разломы Сухой Расщелины они завалили крупными булыжниками, а поверху сделали насыпи из белоснежной гальки. Идеально гладкие каменья тщательно собирались по всем пляжам Неизвестности, что впитывали в себя воды Плачущего Моря. Драконы никогда бы не решили потратить хоть одну минуту на столь долгую возню, но сверкающее дерево покорило даже самых жестоких и суровых представителей их рода. И с тех лет Расщелина заиграла новыми красками, а Чудо-Древо пустило нерушимые корни прямо в её сердце.

Даркфлейм поглядел на невысокий холм, выложенный из гальки: на нём и возвышалось лучезарное древо, а у подножия холма столпились детёныши вместе со своей наставницей. Белая дракона, завидев любимого, нежно улыбнулась ему.

Дейерина, Солнце моей жизни, — помахал он лапой в ответ, но дракона этого уже не заметила. Она вновь обратила взор к малышам и продолжила о чём-то им рассказывать. — Упокоение в пламени… да, с твоих слов эта грустная история всегда становится такой светлой и… доброй. Пусть они принимают её за правду, так будет лучше, — Даркфлейму не хотелось прерывать свою подругу, и он стал попросту на неё глядеть издалека. То, как отрадно сверкали её глаза, и с какой искренней чистотой она улыбалась всем этим дракончикам, нельзя было сравнить ни с чем на свете. В конце концов, подруга сама подманила его, чему он уже не мог отказать.

Как и все самки драконов, за исключением Матери, Дейерина была ниже ростом, меньше в размерах, имела два тонких и загнутых назад рога, и обладала грацией, несвойственной более грубым и неуклюжим самцам. Полёт драконы не спутает ни одно живое существо Неизвестности, даже если увидит её впервые. Этерийцам крупно повезло, что те предпочитали не сражаться, а растить потомство и отдыхать, но исключения тому бывали в долгой истории огненных созданий, хоть и редко. Когда по небу летит самец, то чаще всего сие действо сопровождалось громким рычанием, беспорядочным огнём и желанием вырвать как можно больше деревьев, пролетая над лесами; самки же больше походят на соколов, и ястребов: бесшумные, точные, смертельно-красивые и чрезвычайно быстрые. Сами эти птицы нечастые гости здешних краёв, но порой и они прилетали в Этерию из дальних земель.

Дейерина вылупилась из яиц того поколения, которое по сей день считают в Драконьем Камне пустой тратой семени: детёныши получились спокойными и мягкотелыми; и они даже не хотели сражаться друг с другом за право быть лучшими среди прочих. Всех самцов из той кладки со временем изгнали на дикий континент, что скрывался на юге за Великой Водой, а некоторых самок всё-таки оставили в обители наводить порядок и воспитывать молодняк. Это непростое решение обернулось тем, что более старым матерям пришлось отдавать им свои чада, мягко говоря, с неохотой. Белая дракона же никогда не обращала внимания на столь грубое отношение к себе. Подобно своему отцу, воспитывать детёнышей она умела столь хорошо, как и учить их уму-разуму, а раз так вышло, что с науками в Драконьем Камне было совсем плохо, то у старых мамаш выбор оказался весьма невелик.

Подруга Дарки, как она сама его называла, имела кристально чистую белоснежную чешую по всему телу, словно её вылепили из снегов вечно морозного севера. А спину её украшали изящно загнутые плавники в два ряда. Ясно-жёлтые, будто два солнца глаза — истинного драконьего цвета, коими гордились все носители крови Матери. Дейерина была мудрой не по годам и смелой на зависть всем самцам. В детстве она облетела со своим отцом почти всю, так называемую животными, Этерию, в том числе бескрайние просторы севера и запада. Хоть любопытства ей было не занимать, дракона так и не согласилась отправиться навсегда за Великую Воду к дальним материкам, посчитав, что жить и умирать следует на родной земле. Она не хотела видеть соблазнов неизведанного мира, остерегалась, что с того странствия она больше не вернётся обратно домой.

— Смотрите, пламенные мои, кто к нам пришёл! — радостно воскликнула Дейерина, указывая лапой на друга. — Вы же знаете, как зовут этого большого и сильного дракона? А ну-ка поприветствуем его, как я учила! — за мягким, полным изящности голосом скрывалась глубокая печаль, что Даркфлейм почувствовал с первого взгляда.

— Здравствуй, Даркфлейм, рады тебя видеть! — хором откликнулись детёныши.

— Вот, именно так наши разумные соседи встречают друг друга, — подметила дракона. — Возможно, когда-нибудь мы станем всё делать вместе с ними, поэтому нам стоит познать их культуру на годы вперёд.

— И я рад вас видеть, — не смог сдержать улыбку Даркфлейм. — Как я погляжу, наставницу вы слушаете и это мне отрадно знать. Всё же здесь по-прежнему обитают старые драконы, коим ведомы одни древние устои. Такое обращение им может не понравиться. Запомните это, мелкие чешуйки, а то когда старцы начнут выбивать…

— Ничего они не сделают, Дарки, им нет дела до маленьких, — слегка нахмурилась та, ненадолго замолчав. — Значит, ты тоже захотел послушать историю о Древе Гармонии? Тогда я продолжу. Вы же помните, на чём я остановилась? — пересеклась она взглядом со счастливыми мордашками детворы.

— Ты рассказывала про горящий лес, — напомнил один бойкий и полноватый коричневый дракончик. — Как он, вжух, и стал огненным.

— Ага, именно на этом месте, — совершила она хитрый виток своим когтем. — Стояла жаркая засуха, а лес не мог напиться. Он иссох, и наше Солнце нанесло ему страшные раны. Мы велели своим крыльям затушить огонь, но время леса уже истекло — деревья обратились в чёрный песок. Вся лесная громада была усеяна чёрными деревьями, когда они все отправились к Солнцу за прощением и должны были вернуться. И тогда мы все полетели к чёрной земле, чтобы очистить её и встретить ушедших.

— И так вы нашли Древо Гармонии? — перебил Дейерину зелёный дракончик, что стоял рядом с её любимым. Он был костлявым и высоким, совсем не по возрасту.

— Верно, Сантирон, мы нашли его в почерневшем лесу, — добродушно кивнула она маленькому. — Древо пряталось среди умирающих братьев и сестёр, ведь когда-то оно было подобно им: с бурой чешуёй и зелёными ветвями. И все его родные отправились к Солнцу, а оно только-только сбрасывало всю черноту. Самый быстрый дракон из нашего роду, Сандрагор прикоснулся к дереву и узрел его истинное обличье! — неся молву этими словами, Дейерина поднялась на холм и погладила ствол, гранёный и сверкающий тысячью огней на солнце. — О, помнишь, Дарки, ты столько раз пытался одолеть его среди небес? А он всегда оказывался быстрее.

— Такое разве мог бы я забыть? — отрешённо рыкнул тот, соскребая когтем омертвевшую чешуйку с головы. — Ну, два раза я его почти нагнал. В следующий раз от меня он уже не уйдёт!

Дейерина и её маленькие друзья громко рассмеялись.

— Насмехайтесь, пока я добрый, но не такой он быстрый, я-то знаю, — самодовольно оскалился Даркфлейм в ответ. — Ему никогда не бросали вызова — именно в этом вся истина, а не в том, чьи крылья быстры.

Когда все успокоились, дракона уже собиралась продолжать рассказ, но один любопытный детёныш её перебил:

— А это вы подняли белое солнце на этом дереве? — высунул здоровую лапу красный дракончик, стоявший позади всех. У него была длинная шея, что помогало ему видеть всё, и большие передние лапы.

— Белое солнце? — не поняла Дейерина, принявшись внимательно рассматривать каждую ветвь. — А-а, ты спрашиваешь о ней? — коснулась она шестиконечной маленькой звезды, которая занимала почётное место прямо в центре Древа. — Такие символы у нас нарекали звёздами, которые мы видим каждую ночь в небесах. Наши предки высекали их на камнях с прямыми рожками, а Солнце с изогнутыми. О, раз я вспомнила о нашем Солнце, то посмотрите на эти ветки.

— Я гляжу, они походят на солнце, — хитро прищурился чёрный дракон.

— Даркфлейм! — разочарованно ударила подруга ногой по земле, аж галька разлетелась в стороны. После чего она тщательно всё сравняла и спустилась с холма к остальным. — Ты видишь правду, они похожи на символ нашего Солнца.

— А Древо Гармонии упало к нам с чёрного неба? — предположил красный дракончик, самый-самый маленький из всех. — Как первая мама моей последней мамы?

— Нет, ну что ты? — засмеялась Дейерина, позабыв про Дарки. — Первые драконы прилетели с нашего Солнца, а не с чёрного неба, — она заботливо погладила детёныша по голове, будто желая, чтобы он запомнил это навеки. — А белая звезда…она… — дракона с грустью посмотрела на дерево, — наверное, даже Старейший ничего не расскажет вам про неё. Я же могу поделиться с вами только этим: Древо Гармонии меняется, оно всё растёт, крепнет и не перестаёт удивлять меня. Вы заметили эти прозрачные камешки на ветвях? — указала она лапой на россыпь «листьев», которые походили на маленькие луны. — Один к одному — что два года назад, я на Древо смотрела, и ничто не взрастало на нём, а у белой звезды не прозрели ещё эти рожки, — пропела дракона, отчуждённо глядя в небеса.

— Зачем вы тогда притащили его сюда? — сложил на груди лапы тёмно-жёлтый дракончик. По его нахальному взгляду можно было уверенно сказать, что он станет безудержным драчуном. Ко всему прочему на спине детёныша уже появлялись крепкие пластины и шипы, что для такого возраста было слишком рано. — Чтобы потом съесть? Оно выглядит так вкусно, как вы ещё не куснули его?

Громко рассмеялся тот вместе с остальными ребятами.

— Очень любопытный вопрос! — не удержалась от радости и Дейерина. — Мы тоже решили, впервые увидевшись с Древом, что на нём растут вкусные камни. Не стану от вас утаивать, если бы весь лес теснился подобными деревьями, мы бы все их притащили в родную обитель. И никакие слова не передадут великую горечь, что испытали наши голодные собратья, когда узнали о вечности Древа. Ни когти, ни зубы не оставили на нём даже царапины. И тогда мы поняли, что нашли это дерево не случайно. Оно выделялось среди всего, что мы видели в мире, прямо как наш род. Оно крепко и способно жить в любых условиях, прямо как мы, драконы. Мы верили, что Древо пришло с нашего Солнца вслед за предками, а значит, мы были тесно связаны с ним! — тут белая дракона вдруг остановилась и с удивлением поглядела на скучающих ребят. Казалось, она собиралась рассказывать о Древе до самой ночи. — Что-то я увлеклась…

— Думаю, их пора отправлять по пещерам, — точно подметил Даркфлейм, на что малые кивнули.

— Ты говоришь верно, — согласилась Дейерина, — завтра нас ожидает тяжёлый день: научимся летать, а позже я покажу вам, как быстро спускаться с горы Крылатой, — хитро подмигнула она дракончикам, на что те сразу же взбодрились. — Ждите восхода Солнца!

— До восхода! — хором распрощались детёныши и разбрелись кто куда: то по пещерам, то пошли купаться в лаве, а то и вовсе отправились докучать ленивым старожилам.

Когда же драконы остались наедине, никто не промолвил и слова. Дейерина всё провожала убегающих детёнышей с печалью во взгляде, а Даркфлейм всё не мог собраться с мыслями. В конце концов, он решил подняться на холм. Галька смиренно придавливалась и осыпалась под тяжкой поступью Дарка, а шум напоминал сладостный перезвон кристаллов, только более тихий и безмятежный. Он бережно прикоснулся к стволу, и по его телу пронеслась дрожь, совершенно чуждое и непривычное ощущение для него. Чудо-Древо словно ювелир огранил из самого крупного сапфира, если такой бы создала природа, или воедино сложили из неких кристаллов. Дерево, казавшееся гладким и ровным вдали, покрывали витиеватые узоры трещинок, что скрывались на бесчисленных гранях ствола и ветвей. Чёрный дракон не выпускал Древо из лап, водя пальцами по каждому его изгибу. И тут ему, к полной растерянности, стало холодно. Создание, коему нипочём северные морозы и озёра с лавой вдруг окоченело. Но длилось это лишь несколько мгновений. Кристальное растение, став белым от прикосновения, вернуло себе привычные голубоватые цвета, а дракон вновь почувствовал себя как прежде.

— Ты чем-то взволнован? — поинтересовалась Дейерина. Она с любопытством обошла холм с иной стороны. — Выглядишь так, словно Гармония приняла тебя впервые.

— Теперь всё прошло, — с облегчённым вздохом ответил тот. — И ты права, твоя… Гармония, не забирала мой дух прежде, а я не притрагивался к Древу ни разу, — оскалился Даркфлейм в глупой ухмылке. — За все эти годы, — добавил он, терпеливо смотря на изумлённую подругу.

— И пламя вырвалось тогда бы из разломов, умей оно смеяться! Ты удивителен, мой Дарки, — фыркнула Дейерина так, что её огонь и впрямь заплясал. — Если б я ведала о тебе немного, тут сгорела бы вся долина! Мы столько раз приходили к нему, а ты ни разу? Как я могла это упустить?

— Я… боялся, что оно расколется.

— Твоя пещера обвалилась, и камни рухнули тебе на голову? — нахмурилась она, приглядываясь ко лбу. — Ты забыл, что о Древо зубы с когтями обломаешь?

— Это всё мои дрёмы, — встряхнул крыльями Даркфлейм. — При чёрном небе я узрел, как Древо на куски разбилось. И всё из-за меня то бедствие свершилось, — пропел он на манер подруги.

— И стало мне понятно всё тогда, — за любимым закончила песнь дракона. — Это Завистливая Луна омрачает твои мысли, — и бережно взяла его за лапу, прошептав. — Не слушай её голос, она всегда лукавит.

— Я знаю это, и никогда не слушаю Луну, — крепко сжал он пальцы, будто страшась упустить Дейерину. — Но я прикоснулся к Древу, и оно побледнело. Ты же видела?

Тут самка заметно расслабилась и успокоилась.

— Страх лишь видится нам, — дракона с облегченьем дыхнула огнём. — Древо Гармонии меняется, потому что живое.

— Но… — тут Даркфлейм хотел было вспомнить о холоде, только передумал, — пускай будет по-твоему. Ты сегодня назвала его Древом Гармонии, почему?

— Оно твоё ведь — слово гармония, а с ним я Древо нарекла красиво, мой Златоносец, — нежно погладила она Дарки по щеке. Но тут самка огляделась по сторонам и перешла на шёпот. — Ты никогда не возвращался туда после Сожжения?

— Нет, и ты знаешь, что на Сожжении меня не было, — с недоумевающим взглядом уставился он на подругу.

— Зато помнишь ты, каким прекрасным был Загадочный Лес, когда в нём жили рогатые скакуны, — говорила Дейерина всё тише и тише. — Из чёрной земли вырос новый лес, только стал он тёмным и мерзким. Я не видела в нём птиц, не видела животных. Он будто заснул, или… так и не вернулся с нашего Солнца обратно.

— Ты правду говоришь? — удивился Даркфлейм. — Меня забавляет, что лес мог вырасти снова. Матерь наша выжгла всё, что могло гореть. И делала она это снова и снова, и снова, пока её разум не успокоился. Жизни в том лесу не будет ещё сотни лет, если не больше.

— А она там появилась, — настойчиво топнула дракона ногой. — Я думаю, мы напрасно посадили Древо у нас, — и припала она к вздымающейся земле, словно решив её утешить. — Я думаю, мой отец сглупил…

— О чём ты шепчешь мне? Он слишком, как бы ты сказала… учёный, чтобы ошибиться.

— Я знаю, но только вдумайся в мои слова, — прервала она Дарки, — может, Древо не связано с нами вовсе? Что если это дерево — Мать леса, ушедшего к Солнцу? Она хотела вырастить его из чёрной земли, но мы забрали её прежде.

— Тебе стоит поплескаться в нашем озере, — оскалив зубы в ухмылке, склонил голову Златоносец. — Приглядись к нему, Древо Гармонии на дерево с бурой чешуёй-то не похоже. Где ты ещё могла узреть великолепие кристальных древ?

— Именно об этом я раздумывала и хотела тебе поведать! — воскликнув и описав дугу своим длинным хвостом, она встала с земли. — Наше Древо — едино в своей красоте, подобно нашей Матери.

— Да, но наша Матерь снесла Яйцо Знамения, и теперь их стало две. А когда-то Праматерь высидела яйцо с нашей Матерью, — возразил Даркфлейм. — Едиными в красоте они не были. А Древо мы нашли одно.

— Неизвестность — щедрая матерь всякого леса, и долгие года подрастали её дети. А значит, в каждом из них есть особое в своём единстве Древо Гармонии, — продолжала толковать Дейерина. — Ты поддерживал меня всегда, так позволь мне просить тебя вновь, — неожиданно смягчилась она. — О чём бы ты сейчас не размышлял, но поговори с Матерью, пусть она позволит нам вернуть Его домой.

Чёрный дракон не мог отвести взгляда от неё: много времени утекло с тех пор, когда она смотрела на него с такой надеждой.

— Мне трудно поверить в эти… дивные связи между живыми деревьями и каменными, но в глубине сущности своей я понимаю, так будет лучше. Мало того, что мы сожгли этот неповинный Лес, так ещё вырвали его сердце и забрали с собой, — с грустью поглядел он на Древо. — Я поговорю с Ней, верь мне.

— Это великолепно, мой Златоносец, — на радостях она прижалась шершавым носом к его щеке, а затем поцеловала его. — Я уже чувствую, как мать Неизвестность пылает от счастья. Надеюсь только, чтоб наша Матерь не прогневалась.

— Даже я не могу представить, что Она может сказать на твоё желание, — безнадёжно прошептал тот.

— Не темни этот миг, освещённый нашим Солнцем, ты найдёшь верные слова! Я была тебе хорошей наставницей, — поддержала его дракона.

Они стояли у холма и глядели куда-то в небо. Ни одному из них не хотелось уходить. В крепких объятиях и пламенной любви драконы чувствовали себя единым целым, подобно тем каменным деревьям, что скрывались в иных лесах. Весь мир, Драконий Камень, даже Чудо-Древо на толику секунды будто перестали существовать, утеряв свою важность. Крылья Даркфлейма теперь не болели, и он готов был облететь хоть всю планету, или даже унестись к чёрному небу прямиком на Солнце. Но вот, изящная лапка Дейерины содрогнулась. Затем шевельнулся её хвост, и дракона снежного расцвета обвила его вокруг ноги Дарки.

— Мне пора лететь, — облизнув щеку любимого, шепнула она.

И крепчайшая связь оборвалась, только успел навсегда остаться в памяти её сладостный шёпот, а боль Даркфлейма вернулась обратно. Дракон ничего не сказал в ответ, его разум окутали сомнения. Но стоило Дейерине расправить лучезарные крылья, как туман перед глазами развеялся и последние слова пришли сами собой.

— Тебе не стоит учить детёнышей чужим приметам, — на что та сразу же удивлённо обернулась. — Да, я когда-то жил с теми созданиями, и многое понял, но перечить нашим древним традициям мы не вправе. Если их матери узнают, нас обоих ждёт страшное наказание и тяжким бременем оно ляжет на весь наш великий род.

На последнем слове дракона игриво оскалила зубки.

— Я не учила их, Дарки, я знаю, что нельзя, — тут же отвернулась та смущённо. — Я восхищалась тобой, и тем преображением, которым одарила встреча с ними. Мы все могли бы стать такими, но огненные сущности внутри не позволят этому свершиться. Я знаю, настанет время, и буря изнутри пожрёт нас. Я давно слышу её зов, и я хочу тебя, но не готова я терять себя…

На том Дейерина едва слышно взмахнула крыльями и устремилась к южным горам. Чёрный дракон, изумившись речам подруги, считал, что она полетела к одной из близких матерей, чтоб помогать высиживать ей яйца, либо наставлять других детёнышей. Её делами Златоносец интересовался редко. Проводив любимую очарованным и в тот же миг умиротворённым взглядом, Даркфлейм взлетел и направился к Матери, по ходу сочиняя верные слова для разговора о Древе. Так, как учила его белоснежная дракона.

---

Жизнь в Драконьем Камне, тем временем, шла своим неторопливым чередом: из многих пещер вылезали сонные огнедышащие жители, коим вставать с восходом солнца было в тягость. С восточных гор совершали опасные прыжки неугомонные подростки, расправляя крылья то у самой земли, то паря затем брюхом к небу. А к озеру тяжко плелись два старых дракона. Ещё немного и они разгонят всю ребятню, а сами усядутся у берега и начнут болтать о камнях, о солнце и небе, о том, какие молодые драконы глупые, а матери слишком ленивы.

Повернувшись в другую сторону, Даркфлейм заметил ещё одну пару драконов, уже куда моложе. Они выбрались из большой пещеры один за другим, а затем полетели куда-то вдаль: кто на север, кто на запад, хотя казалось до этого, что они были неразлучны. Иногда такие скитальцы возвращались с любопытными находками и показывали их Матери, а если что-то ей не нравилось, то дары отдавали в пучины Великой Воды. Знали бы жители Неизвестности сколько добра хранили в себе морские глубины, и сколько зазря сгинуло во времени, отбоя им не было бы тогда на южных берегах.

Ложе Матери всё росло, приближалось и Дарки начал клониться к земле, едва он завидел красную дракону, что мирно дремала на огромном выступе. Но тут его зоркий глаз приметил одного давнего знакомого, совсем недалеко от Пылающей. Желая оттянуть скорый и неизбежный разговор с Матерью, Даркфлейм решил поприветствовать собрата. Тот часто болтал Златоносцу о том, что навеки оставит Драконий Камень и отправится в южные земли вслед за мудрейшим представителем их расы, у коего имя — Панамеракс. Говорил-говорил, да всё не улетел дальше берегов. По крайней мере, до нынешних дней.

Не верю глазам, ты всё же решился? — раскрыл он пасть в ехидной ухмылке. — А кто эти двое, Агредарион? Боишься лететь в одиночестве?

Втроём драконы копошились у больших куч драгоценных камней и крепких сетей, что были связаны из нескольких слоёв отмершей кожи молодняка. Такую удобную возможность для переноски вещей придумали матери, живущие с многочисленным потомством. У всех детёнышей с наступлением подросткового возраста начинается линька, а старую чешую обычно скидывали в жерла вулканов. До тех пор, пока самки не нашли ей лучшее применение. Чтобы всё крепко держалось, матери летали к восточному лесу и отрывали с местных деревьев их гибкие ветви для привязи. Дитя Неизвестности приютило в свои рощи давних поборников Лесного Короля и врагов драконов — огненных птиц-фениксов. Самцы, насмехаясь над глупым и, по их мнению, пустым занятием этих самок, со временем тоже начали пользоваться сетями, дабы уберечь своё добро при случае.

Дарк не раз отправлялся с Агредарионом в паре за Великую Воду, следуя зову новых земель. Несмотря на властвование над огромными просторами Драконьего Камня, многие крылатые создания по-прежнему желали отыскать такое место, в котором горы и пещеры ломились бы от аппетитных драгоценностей.

Была давняя пора, когда драконы попали в густой туман, что скрывал незнакомые дали своею завесой. И то случилось у берегов Неизвестности, как раз по возвращению с очередного полёта из южной стороны. Давние приятели долго не могли отыскать искомый путь. Тогда Златоносец надумал разделиться и принялся лететь ниже, Агредарион же изредка откликался ему на большей высоте. Даркфлейм, вскоре потеряв товарища, едва не в последнюю секунду заметил скалистый утёс, возникший из непроглядной мглы. Чёрный дракон отреагировал быстро, миновав каменное остриё. Но высокая башня на её вершине уже застала его врасплох. Он, исступлённый собственным величием перед жалкими творениями природы, со всей силы ударился о древние стены чуждого строения. Жестокая боль пронзила его правое крыло, в то время как нерушимые камни едва пошатнулись. Лёжа с переломанными костями, Дарк стал ждать смерти, ибо без крыльев его ждала бы куда мучительней участь от когтей Матери, или других самцов. Те времена и по сей день оставались у чёрного дракона самыми яркими воспоминаниями среди многих десятилетий его жизни.

Спустя месяцы Агредарион, как ни в чём не бывало, нашёл себе новых друзей и продолжил летать к южным островам. Он даже стал одним из первых, кто строил новое драконье поселение на Зелёных Вершинах — материке, что скрывался в далях Великой Воды на юге от Неизвестности.

Даркфлейма же встретила пара говорящих животных. Они, хоть и путём титанических усилий, но всё же помогли ему в беде, недостойной истинного представителя драконов. Эти добрые создания жили рядом с башней, которая одолела могучего зверя, на обширном участке земли, где они хозяйничали и возделывали его. Прошли месяцы и кости срослись, а прежний друг был надолго забыт.

— Глядите-ка, кто к нам прилетел! — дракон изумрудного цвета с массивными лапами и большими крыльями поднял трёхрогую голову с кривой ухмылкой на обезображенной шрамами морде. Некоторые зубы — очевидно, кто-то их ему выбил — едва выползали из десны на замену прежних. В подростковые годы Агредарион с Даркфлеймом походили на родных братьев, вылупившихся в одной кладке, но Агред, в отличие от Дарка, всё же был хитрее и сильнее. А со временем он ещё успел заметно подрасти и перегнать друга.

Чёрный дракон приземлился рядом со своим бывшим приятелем.

— Даркфлейм, это ведь твоя морда? Вы, чёрные, все похожи друг на друга, — тот принялся внимательно осматривать Дарки, а затем с оскаленным, нелепо вывернутым ртом обхватил того за шею. — Да вижу-вижу, обломанный рог и угрюмая рожа — это точно ты! Как забавно тебя видеть опять! И возвысит Солнце нас, — поприветствовал Агред по старой драконьей традиции.

— А свет его крылья озарит, — закончил приветствие Златоносец. — Мы вот только похожи, но вас, зелёных, отличить совсем непросто, — улыбнулся в ответ Даркфлейм, заодно постучав другу по крепкому, обросшему пластинами в несколько слоёв плечу. — Я тоже бы сказал, что рад тебя видеть, но… этого ты от меня не услышишь.

Поначалу Агредарион недоумённо прищурился, но затем разнёс по окрестностям свой громкий хохот:

— Ты странно языком чешешь, — искоса поглядел тот на Дарка, удивляясь его речи. — А-а, ты всё гаркаешь на меня по своей же вине? Какой ты забавный, сколько лет прошло с того дня-то? Дай угадаю… очень много?! — сбросил он лапу Даркфлейма с плеча. — И всё? Ты не приходил ко мне из-за этой мелочи? А я всё перебирал в черепушке: когда я увёл твою самку?

— На самку без тяжких побоев надейся лишь в видениях Завистливой Луны, — ехидно оскалился чёрный дракон. Агредарион, услышав такое, насмешливо изрыгнул пламенем, чуть не задев приятеля. — Ты сам знаешь, отчего я с тобой не разговаривал, но всё давно позабыто.

Златоносец мельком осмотрел друзей Агреда, которые, словно не замечали нового самца, так увлечённо собирали они припасы. Хотя дракона сапфирового расцвета с красными глазами принялась изредка поглядывать на него, правда, сразу отводя взор к драгоценностям. Что любопытно, отличалась от местных самок она разительно.

— Давно позабыто? Тогда чего встретился со мной теперь? — Агредарион до этого, едва сдерживая гнев, драл землю когтями, а тут вдруг решил полюбопытствовать.

Немного задумавшись, Даркфлейм только грозно сжал лапу и выдал ему:

— Потому что твоя черепушка пуста, с тобой не о чем говорить и от тебя несёт какой-то вонью! Где тебя ветер носил? Что это такое?

Агред, стиснув зубы, долго не сводил горящего взгляда от приятеля. Даже приятели его прекратили копошиться с камнями и тоже приняли участие в игре «кто кого переглядит». Чёрный дракон склонился к земле, выставив когти на изготовку к бою, в то же время, отступая для более удобной ему атаки. Но Агредарион только залился диким смехом и крепко обхватил Дарки за шею.

— Ха-ха-ха, да ты совсем не изменился, Дарк! Всегда чешешь то, о чём думаешь! — Чего ты показываешь мне такие хмурые рожи тогда?

— У меня всегда такая рожа, ты просто забыл, — ответил тот равнодушным тоном. — Так чем это несёт от тебя?

— А-а, всё тебе расскажи… — выпустил он Даркфлейма из дюжей хватки. — Это новое лакомство с южных земель. Самое главное, изжарить его в огне и получится вкусней любых камней.

— Южные земли? — повторил чёрный дракон, будто удивившись. — Выходит, понравилось тебе там? И ты решился улететь с Камня в этот ясный день?

— Тебе понравилось бы тоже, старина, — развёл Агред лапами в счастливом предвкушении, взмахнув огромными крыльями. — Там всё зелёное, а деревья похожи… ну, на деревья, только под наш размер! Не та мелкая трава, которую здесь все кличут лесами, а настоящие деревья. А ещё эта, как её там зовут копытные травоеды? А да, красота! Да что я всё чешу свой язык? Лети с нами! — зелёный дракон раздражённо пыхнул огнём, явно не любя долгие и обдуманные речи. — Сам всё увидишь! Эй, Спирион, ты слыхал о Даркфлейме? Иди сюда!

Приземистый, на вид очень сильный дракон жёлто-красного расцвета с неохотой оставил поклажу и притопал к другу. Ноги у него были крепки, широки — такими любому голову снести без труда. Правда он не имел никаких рогов, шипов и даже когтей. Медленный, неповоротливый, будто его изваяли из скалы и водрузили на спину крылья, он встал напротив Златоносца и, не спеша, оглядел его: с ног до головы, за исключением брюха, разумеется, тело Спириона покрывали большие пластины; а взгляд оранжевых глаз не выражал никаких эмоций. Дракон оказался спокойным, таким, кто ни о чём лишнем не думает. Сторонний легко бы принял его за старца из-за многочисленных шрамов на спине и осыпающимся чешуйкам, но Даркфлейм знал, что тому едва ли больше лет, чем ему самому.

— Солнце нас возвысит, Спирион, — Дарки вытянул правую лапу для приветствия.

— А свет его крылья озарит, — ответил тот громко и горделиво, нехило так сжав Златоносцу лапу. — Я Крепыш Спирион и я помню тебя, Даркфлейм, — продолжил он, — ты собирал тех сгинувших рогатых тварей и бросал их в Великую Воду. Скажи мне, кто тебя заставил это делать? Кто посмел так очернить твоё имя? Скажи только и я разорву его до костей!

— Никто меня не заставлял, я сам решил, — не раздумывая ни секунды, ответил чёрный дракон. — Говорят, они сражались достойно, а достойных мы оставляем рядом с падшими братьями.

Спирион лишь разочарованно засопел.

— Правильно учил меня отец, вы — пустая трата семени. Не было тебя на их земле, не видел ты их наглости, а мой отец видел. Он их жёг, топтал и рвал на части, — грозился тот кулаком, размером с булыжник, в небо. — Они унизили нашу великую расу и обратились за это в чёрный песок!

— Не все они заслужили смерть в огне, — возразил Даркфлейм. — Среди них были самки и детёныши, Матерь могла их отпустить.

— Да ни за что, самок надо было рвать первыми! Зачем отпускать? Чтоб они окрепли и пошли биться снова? Чтоб наплодили воинов? Наша Матерь знала об этом и сожгла их. Напрасно ты отдал их на упокой Великой Воде, лучше бы оставил их на съедение чёрной земле.

— Эй, вы, двое, хватит чесать языками о рогатом скоте! — расхохотался Агредарион, до этого держась в стороне и затачивая когти зубами. — Сдохли, так сдохли, значит, сами хотели сдохнуть. Зачем о них вспоминать? Р-р-рар, какая жалость, что меня не было в лесу, они, наверное, получились вкусными! — добавил он, призадумавшись.

— Вкусными? — удивился Дарки.

— Очень вкусными, — облизываясь, добавил Агред. А после он повернулся в сторону драконы, — Акварида, а ты чего роешься? Не хочешь понюхать моего давнего сородича? У тебя всё равно камней мало, я бы и то быстрее их собрал.

Та, в свою очередь, бросила в Агредариона обычный камень, угодив им по лбу. Изумрудный дракон лишь оскалился в ухмылке.

— Её зовут Акваридой? — непонимающе переспросил Даркфлейм.

— Ага, — перешёл дракон на шёпот, — её так прозвала мать, когда она упала в Великую Воду. Акварида не хотела летать…

— Хватит обо мне трепаться! — злобно оскалилась та, чтобы затем хитро улыбнуться Дарки. — Даркфлейм, хочешь, я расскажу, как Агред попал…

— Нет! — ошалело рыкнул изумрудный дракон. — Всё-всё, довольно! Я затыкаюсь, ухожу к Спириону, и никто не чешет про мои глупости, — двинул он за своей, уже связанной поклажей.

Акварида, помимо своей необычайно прелестной, успокаивающей окраски цвета морской волны, переходящей в оранжевый цвет на ногах и спине, имела также фиолетовые гребни за ушами и внушительный слоистый ворот из роговых пластин. Как заметил Даркфлейм вблизи, её любопытно выглядящее тело навострилось множеством колющих и режущих отростков: длинный конец хвоста, похожий на лезвие, шипы на локтях и шпоры на голенях — оказались лишь их малой частью, когда остальные скрывались под костяными пластинами на спине. На вид ей было же не больше пятидесяти.

Проводив глазами Агредариона, дракона насмешливо покачала головой и снова обратила взор на Златоносца, а затем она прижалась к земле и медленно-медленно подползла к нему. Старательно принюхиваясь, дракона провела своим длинным носом в нескольких сантиметрах от морды Дарка.

— Твоя самка, — прошептала она, с наслаждением вдыхая смесь из нескольких чуждых ей запахов, — очень сильна, как ты себе даже не представишь. Чем-то походит на вашу Матерь, — раскрыла Акварида большие глаза, впившись ими прямо в Даркфлейма.

— Ты неверно учуяла, — посторонился от неё Дарк, — ведь я выбрал Дейерину потому, что она совсем не похожа на Матерь.

Дракона лишь оскалилась в усмешке и молча облизала свои ноздри, чтобы сбить чужой запах. Чёрный дракон же, сбитый с толку из-за того, что было сказано, решил не мешкать более и поприветствовать её по старой традиции

— Солнце возвысит нас, Ак…

— Нет-нет-нет, я не буду это говорить, — возмутилась Акварида, подняв левую лапу и два раза сжав её в кулак, — здраво, Даркфлейм! Вот, намного проще.

— Что? Здраво? — засмеялся дракон. — Ладно, мне надо сделать так? — он поднял правую лапу.

— Нет-нет, — поправила она того, — мы здравуем только этой лапой, — указала она на левую.

А я считал их приветствия дикими, — припомнил Дарки своих неожиданных друзей у башни.

— Здраво, Акварида, — теперь дракон сделал всё правильно. — Панамеракс придумал это? — на что самка кивнула. — Да-а, он всегда был чудным. Как он… здравует? Уже захватил южные земли, как он хотел? А хорошо ли светит наше Солнце там, вдали?

— Полетели с нами, сам всё узнаешь, — бережливо погладила она свои рога. — На юге много чего интересного, ты жалеть не будешь.

Даркфлейм склонил голову и призадумался. Ему на самом деле хотелось оставить Драконий Камень и отправиться со всей компанией к бескрайним далёким просторам в ту же минуту. Он давно не виделся с Панамераксом и год уже как шестидесятый не летал за пределы Этерии. Дарк в компании с Агредом попрощался с мудрым драконом на большом острове, где тот хотел изучить повадки местного зверья и поглядеть на невиданные ранее деревья.

Как он того желал, всё равно долетел к новой земле. Мне бы его упорство… — отрадно вспоминал Златоносец о громогласных речах Панамеракса, из-за которых его даже Матерь высмеяла. — Дейерина бы согласилась, она ведь просила встречу с отцом, но храбрости ей не хватило улететь по извилистым тропам Великой Воды. Теперь-то мы выросли.

Но стоило Даркфлейму лишь взглянуть на своё правое крыло, как ответ не заставил себя долго ждать:

— Я нужен пока ещё здесь. Но длиться это не будет вечно и меня на Драконьем Камне ничто более не удержит.

— А слов как много… — показательно высунула она язык. — Раз не хочешь, тащить за собой не стану, — махнула дракона на того лапой. — Бывай тогда, — и только она решила уйти. — Нет, стой, я же любопытная, а ты мне не ответил. Тебе нравится моё имя?

Даркфлейм уж думал, что всё закончилось, но не тут-то было. История о ней из смердящих уст Агредариона лишь её разозлила, но, в конце концов, дракон сказал то, о чём помыслил, едва услышав это имя:

— Мне нравится, имя Акварида, я такого никогда не слышал прежде. Как ты его получила? — загодя подготовился он к бою. — Оно вроде значит… воду? Я слышал, как наши далёкие предки называли Великую Воду Аквосом.

— Ты меня обрадовал, — улыбнулась дракона всей пастью, да так, что видно было несколько расколотых зубов в последних рядах, — а то я бы расцарапала всю твою морду.

— С такими когтями моя морда не решилась бы знаться, — украдкой кивнул Дарк на длинные, продолговатые лапы самки. — Отчего ты набросилась на Агреда тогда?

— Всё просто, это моя история, ни у кого из драконов такой истории нет. И говорить о ней могу только я, — бережно и с любовью погладила она свои острые когти. — Когда моя мать учила меня летать, тогда меня так и прозвала. Я была та-а-кой бесполезной и глупой, как пустое яйцо. Всё доходило до меня тяжко. Когда все мои друзья летали, я только научилась махать одним крылом. Долго же терпеть моя мать не хотела — даже собиралась откусить мне голову и высидеть новое яйцо.

— А я думал, у меня с матерью не вышло, — удивился Даркфлейм.

— Ты знаешь, мне совсем не хотелось, чтоб моё тело дёргалось, извивалось и обливало всё кровью…

— Сколько тебе лет было тогда? — взволновался Златоносец.

— Знала, что поверишь! — воскликнула она со смехом. — Нет, тогда я просто не хотела подыхать, ведь моих братьев она так и сожрала. И вот однажды она швырнула меня с Водной, чтобы кости раздробились. А я взяла и полетела!

— Выходит, она назвала тебя в честь горы?

— Не-е-т, — у меня заболели крылья, и я грохнулась в Великую Воду. Там наглоталась этой мерзости, утопилась, а проснулась в нашей пещере через два семидня, — говорила и говорила она, не прекращая улыбаться. — Всё у меня внутри страшно болело, а через годы я узнала, что больше не смогу изрыгать огонь. Никогда-никогда.

— Я не верю, — повертел головой Дарки, — я много раз плавал в воде и даже пил её.

— И сколько тебе было лет в первый раз? — хмыкнула та, сладостно предвкушая.

— Сорок три, как вылупился я.

— Вот, а я грохнулась, когда мелкой была! Смотри! — Акварида глубоко вдохнула, затем разинула глотку, намереваясь опалить всё вокруг. Но ничего не произошло, она всего-то забрызгала слюнями иссохшую землю и лапы Даркфлейма. — Нет огня — не будет огня.

— Акварида, я… верю, что всё…

— Нет, не веришь, — перебила та. — Теперь бывай, Даркфлейм. А то Агред тебя заждался.

Чёрный дракон настолько увлёкся рассказом драконы, что не заметил, как остальные давно собрали всю поклажу и попросту наблюдали за ними обоими, лёжа на брюхе.

— Постой, — окликнул Дарки самку, — как тебя называли с рождения?

— Красноглазкой, — засмеялась она.

— Надо было тебе остаться Красноглазкой, — съязвил Агред. — Всё, довольно трепаться, улетайте без меня. А я взгляну на этот пыльный камень в последний раз.

---

На Драконьем Камне тем временем настал жаркий полдень. За все часы не пролетала ни одна туча, хотя ничего удивительного, пегасы редко пускают дождевые облака в южные земли. Но зато дожди наведались к Вечнодикому Лесу, над которым громоздилась нынче тёмная водяная стена. Мрачная гуща неспешно добиралась прямо из Айронклада.

Друзья Агредариона уже собрались и отправились на юг, а сам он решил малость задержаться. Чёрный дракон прощался со своими новыми знакомыми недолго, веря, что скоро увидит их вновь. А несмолкающая болтовня Агреда о чудесах неизведанной земли ещё сильнее раззадоривала интересы Златоносца.

— Видел бы ты этих тварей, Дарк, что они только не выделывают ради выживания! — продолжал толковать изумрудный дракон с неподдельным азартом. — Я наконец-то додумал, чего Панамеракс там остался: вся живность там всегда мельтешит, бегает, прыгает. Какой-то зверь хочет отдышаться — а его уже другие жрут!

— Жрут? — поинтересовался Даркфлейм, начиная понимать, о чём ему недоговаривал Агред. — Ты говоришь, они едят друг друга?

— Врать бы не стал, — сплюнул тот огнём о ближайший камень. — Они совсем не похожи на здешний копытный, рогатый, мохнатый, пернатый зверинец, — добавил тот, оскалив страшные зубы в ухмылке. — Панамеракс жизни больше не ведал с этими тварями, да так, что поделил их, — вдруг задумчиво поглядел он на свои лапы. — Как там было… а, на хитрецов и едоков!

— Хитрецы? Это разве не похоже на слова пони?

— Может и так, тебе лучше знать, — покачал головой Агредарион, — я нечасто бывал в Неизвестности, не слушал я этих мельтешащих под ногами рогатых, крылатых и прочих, гхар! — дракон снова изрыгнул огнём в омерзении.

А Даркфлейм лишь рассмеялся.

— Они интереснее, чем кажутся, понаблюдай как-нибудь.

— Не-е-е, они всё время спешат куда-то, складывают жилища в горах и на воде…

— А говоришь, мне лучше знать. Где ты жилища у них на горе видел?

— Да там… помнишь ту западную высь у леса?

— Туманные-то?

— Ага, там крылатые наставили домов со стенами. Вот сдует ветром, мы и посмеёмся! Эх, я всё ждал, ждал, когда это случится, но не дождался. Ты потом расскажешь мне, понял?

— Конечно, только сам над ними посмеюсь, — похлопал Златоносец друга по шершавой спине. — Ты чего-то отвлёкся, не хочешь улетать теперь?

— Улететь-то я улечу, но из-за тебя придётся гнаться за теми двумя, — невесело улыбнулся тот. — Думал, уговорю тебя, пока здесь ходим, а ты как упёртая самка, — после чего дракон ненадолго предался угрюмым раздумьям.

— Агредарион?

— Вовремя мы с тобой столкнулись, брат по кладке. Поспал бы ты на пару часов больше, или улетел куда-нибудь и всё… — выдохнул он жарким огнём, — никогда бы не увиделись снова.

— Д-а-а, и прожили бы дни нашего Солнца как обычно, — печально добавил дракон. — Пони зовут такие встречи судьбой. Всё прописано задолго до нас, или что-то вроде того, а мы лишь идём на её голос. Я хотел сказать, — заметил тот недоумевающую морду приятеля, — что мы должны были встретиться именно в этот день.

— Ну и словцо, язык весь перекрутился у меня, — нахмурился Агред. — Прекращай глядеть на этих копытных, не трать времени. Эх, пустить бы сюда одного едока, и подохли бы твои пони со своей глупой су-дь-бой!

— Я бы взглянул на такое, — протяжно зевнул Даркфлейм. — Ты ведь не знаешь, может они хитрецы лучше этих ваших с юга?

— Не-е-а, — резко махнул лапой тот, как отрезал, — со своей разноцветной шкурой они подохли бы в первый же день. На Зелёной Земле хитрецы прячутся, закапываются, притворяются едоками. Ну, делают всё, что могут. Ты бы их видел! Я их там зауважал даже! — Агред хитро прищурился.

— Выходит, на юге одни жрут других и больше ничего не делают? — задумался Дарки. — И если вся земля покрыта деревьями…

— Ты не поймёшь, Дарк, — перебил того изумрудный дракон. — Как говаривал Панамеракс, они следуют своим…это… ин-стин-ктам. Вот как тебе, глупому, объяснить-то? — понурил «кипящую» голову Агредарион. — Смотри, у едоков острые зубы, быстрые ноги и хорошие глаза, вот они бегают и грызут слабых.

— Хороша у них жизнь…

— И я одним утром задумался, держа в когтях одного едока, — продолжил Агред. — Может, в Неизвестности мы вместо едоков? Тебе никогда не хотелось отведать кого-нибудь из мелких копытных? Целые стада их бегают!

— Нет желания, мне камней хватает, — замешкавшись, ответил Даркфлейм.

— А не надоело тебе их грызть? После мягких, сочных, прожаренных едоков я теперь видеть не могу эти невкусные камни! Видал, как я мало их взял?

— Надоело, но я бы не хотел связываться с теми, кто бросил вызов самому Естеству! Рога у них не такие, как у нас. Не боишься таких жрать?

— Что это я слышу? Да у кого-то поджилки трясутся! — громко расхохотался Агред. — Чего ты их жалеешь? — фыркнул он с презрением. — Ты стал таким мягкотелым из-за своей самки?

— Мы так славно трепали языком, не погань всё напоследок, — предостерёг друга чёрный дракон. — Ты не трусость мою слышишь, я, в отличие от тебя, знаю, чего стоит бояться, а чего нет. Тебе не мешало бы думать, а не нестись вперёд! Если бы не ты… — хотел было поорать он во всю глотку.

Тогда я бы не изменился, остался бы тем, кем был всегда, — закралась очень важная для Даркфлейма мысль. Дракон понял, что выбери он свой путь, то никогда бы не встретился с ними.

— Да что я-то? — Агредарион с надменным оскалом уставился на приятеля. Тот, в свою очередь, тоже впился пылающим взором в собрата. — Это ТЕБЕ, не позорно ли спариваться с ней? Мы бы сожгли рогатых выродков со всеми остальными, Неизвестность стала бы нашей!

— Я тебя услышал, Агред, — похолодел Дарк, безразлично посмотрев на жаркое солнце. — Теперь я вижу, зачем ты хочешь улететь. Дейерина сделала то, чего мы все остерегались, а ты разеваешь на неё свою уродливую пасть.

Агредарион был упёртым и прямолинейным драконом с малых лет, ничто в Неизвестности не могло изменить в нём этого. Слова Даркфлейма будто пронеслись мимо его ушей, о чём говорила его самодовольная, зубастая морда.

— Я знал, что ты не забыл, — ехидно оскалился тот, чувствуя сладкое торжество. — Ты всё помнишь старую обиду за то, что я тебя бросил! А я оставил тебя гнить, потому что ты был ничтожен. Ты сломал крыло о ту башню? Не разнёс её, как мне трепался, это она разнесла тебя!

— Оставь меня, Агред в покое и не возвращайся, — процедил Даркфлейм, отвернувшись от него. — Я не хочу видеть нас обоих под нашим Солнцем.

И сразу же последовал едкий смех. Но изумрудный дракон не стал тянуть время, он расправил крылья и взлетел, подняв столбы пыли и оранжевого песка.

— Ты так слаб, мой брат. Жалость к низшим тебя погубит. — Призадумавшись над чем-то, он заговорил вновь. — Я не буду тебя ждать, но если ты прилетишь, я тебя встречу и разорву твою морду.

— Шрамов я тебе мно-о-ого наделаю, — бросил Даркфлейм хитрый взгляд, а затем жаркое пламя низверглось из его глотки, затмив собою даже солнце.

Агред, радостно взмахнув хвостом, принял вызов с улыбкой и тоже озарил небеса пламенем.

Дарк отвернулся и больше на него не смотрел, лишь чёрная тень мелькнула над его головой. За время разговора Златоносец даже не обратил внимания, сколь много прошли они вдвоём по Драконьему Камню. Так далеко ушли, что Пылающая и вулканы остались на другой стороне обители. Нынче Даркфлейм окидывал зоркими глазами северную часть кольца, где в основном жили постаревшие драконы, либо измождённые и бесполезные самцы Матери, на место которых нашлись более сильные и умелые. На всём Камне это было самое тихое место: живущие здесь по обыкновению только спали и ели, а весь молодняк плодился и резвился только у южных гор.

Отвлекаясь от Агредариона и его последних слов, Дарки, наконец, задумался о том, на что он раньше никогда не обращал внимания до самой встречи с приятелем:

Какая сила дана этим рогатым созданиям, чтобы вредить самому Естеству? Может, Агред правдив, и Дейерина впустую спасла их от гибели? — на маленьких, но многочисленных обитателей Неизвестности дракон ни разу не смотрел в подобном ключе. Он никогда не воспринимал их серьёзной угрозой для своей расы, и уж тем более всего Естества. Но многое переменилось, когда единороги вторглись в многовековой природный цикл. — Их одарили такой силой, а они использовали её во вред. Как нам с ними бороться, если они затмят наше Солнце? И хватит ли нам сил? А может, Дейерина в тот день спасала не их, а нас?

Кое-как отринув дурные мысли, дракон вспомнил о просьбе любимой. Он в ту же минуту приметил каменное ложе Матери на горе Пылающей и расправил большие крылья. А та по-прежнему лежала на том самом месте, что и утром, разве только перевернулась на другой бок. В этот раз солнце озаряло её истерзанное стародавними ранами и необузданными самцами брюхо.

Прилетев к горе, Даркфлейм едва слышно опустился на неприметную каменистую тропу, чтобы невзначай не разбудить красную дракону.

Матерь, как и следует главенствующей особе, была крупнее любого ныне живущего дракона. Очень редкие особи достигали подобных ей размеров, да и те давным-давно сгинули, или пустились в дальние странствия. Дарки медленно взбирался в гору по неспокойной тропе, подбирая на ходу важные слова для предстоящего разговора. И вот он миновал очередной подъём и увидел длинный хвост, весь заросший потёртыми и треснутыми пластинами, а также нескончаемыми рядами жутких шипов, многие из которых были обломаны от старости и уже забытых сражений.

Даркфлейм замер, глядя на её мирно вздымающееся тело, и чувствовал, сколь безмерно она была величественна в своей красоте. Дракона спала, свернувшись калачиком, а одной лапой оберегала пять разноцветных яиц. Матерь даже в такой позе всё равно выглядела устрашающе: острейшие зубы, где не было ни одного изъяна; смертельно опасные когти на каждой лапе, которые она изредка обтачивала о прибрежные скалы; многослойные пластины по всему телу, и громадные рога, напоминающие по своим завиткам корону властителя. Сверкающая на солнце чешуя Матери состояла из двух цветов. От головы и до спины — сочного красного расцвета, а задние ноги и хвост покрывал глубинно-чёрный окрас, подобный чёрной земле, что целыми поколениями собиралась у подножий вулканов.

О характере своей мамы Дарки не мог толком что-либо сказать. Даже спустя многие годы наследница великой крови оставалась для него полной загадкой. На её теле было множество шрамов, расколотых пластин и сломанных шипов, явно говорящих о её весьма интересном прошлом в иных землях, откуда драконы впервые прилетели в Неизвестноть. К сожалению, Даркфлейм не застал те времена, да и спрашивать про них у старых драконов ему не было никакого интереса. С тех пор Матерь очень редко оставляла свою обитель и столь же редко говорила с дочерьми и сыновьями. Но когда Лесной Король бросил ей немыслимо дерзновенный вызов, она без томных раздумий отправилась в его владения и без малейших сожалений уничтожила их до основания. Со стороны могло показаться, что ей нет дела до своих отпрысков и самцов, которые борются друг с другом, чтобы разделить с ней ложе, но Дарк знал, если кто-то посмеет вторгнуться в её дом, задумает причинить вред кому-то из её народа, Мать не оставит от них ни следа.

И едва Златоносец успел ступить на ложе, как властительница Драконьего Камня открыла яркие, золотистые глаза и задумчиво поглядела на него. Она с наслаждением зевнула, а затем разжала пальцы, чтобы полюбоваться будущим потомством. Заговорила она с сыном в последнюю очередь:

— Солнце нас возвысит, Даркфлейм, — дракона была спокойна, даже в чём-то счастлива. — Ты вернулся, — в одном её голосе чувствовалась страсть и непомерная сила, но в то же время он был по-матерински ласковым и нежным.

Как мне отрадно видеть Матерь после сладостной ночи, — Дарк сразу же понял, в чём таился подвох.

— А свет его крылья озарит, — дракон уважительно склонил голову и расправил левое крыло. — Мама, я прилетел за важным ответом…

— Тогда не забудь спросить меня поздней, — перебила она. — Возьми яйца и схорони их в Теплицу.

С этими словами дракона убрала лапу с яиц и показала их во всей невинной красе. Пятеро разноцветных детёнышей ожидали своего часа, надёжно укрытые крепкой скорлупой, похожей на чешую. Драконы являлись, наверное, единственными существами в Неизвестности, у кого по цвету яичной скорлупы можно было узнать раскраску ещё не вылупившегося создания.

Даркфлейм прильнул к земле и осторожно забрал всю кладку, что покоилась у мерно вздымающейся груди: белое, красное, оранжевое, чёрное и жёлтое — все прекрасны, как на подбор, а на чёрное яйцо Дарки загляделся с особым вниманием. Он вдруг представил себе родную сестру с таким же окрасом, как у него. И как они вместе играли бы с камнями, ныряли в лаву и жестоко наказывали больно наглых сверстников. А затем подросли и полетели бы через весь мир, вместе, знакомясь с традициями других народов. Возможно, увидели бы иных сородичей. Хоть Златоносец имел много сестёр и братьев, но он хотел бы родиться с той единственной, истинной в родстве одним прекрасным днём.

— Старейший поведал, что моя преемница вылупится через тринадцать дней, — добавила Матерь с великой радостью, правда, радость эта осталась мимолётной. — Но мы не допустим прежних злосчастий! Наша раса останется чистой.

— Мы оставим это в былых веках, — кивнул Дарк, задумчиво опустив глаза. — Это больше не повторится.

— Надеюсь, — с ненавистью раскромсала она когтями один из булыжников. — По древним обычаям наших Матерей, я должна согревать Её все оставшиеся дни. Так принеси мне яйцо, раз ты прилетел сюда.

— Почему я? — непомерно удивился дракон. — Яйца Матерей вовек преподносили Старейшие.

— Мне нет заботы до их традиций, я устала ждать. Я хочу снова видеть Её, — и тут она поднялась с ложа, возвысившись над сыном. — Ты смеешь мне перечить? Тогда прочь с моих глаз, я сама заберу!

— Нет, мама! — отступился от неё Даркфлейм, быстро позабыв о Древе, о традициях и про всё, что было у него на уме. — Я принесу его, а ты лежи.

С этими словами Златоносец крепко прижал яйца к груди, расправил крылья и полетел к пещере, названной в честь Кроноса, где и находилась Теплица.

---

Испокон веков Матерям и их дочерям следовало высиживать множество яиц: от нескольких штук в гнезде до огромных кладок. Иногда этих яиц становилось куда больше, чем драконы могли обогреть. Порой даже самой Матери не хватало сил и терпения справиться с выводком. Так, одни нерождённые детёныши пропадали, а других съедали, про третьих вовсе намеренно забывали: по сей день, они покоятся на дне Плачущего Моря, или зарыты в песках и лесах — холодные, окаменевшие. Поистине сильнейший и любимейший самец третьей Матери-Архаллурии, по имени Кронос обнаружил на Драконьем Камне просторный грот под спящим вулканом. Точнее, он в ярости разбил одну из стен, горюя за потерянных детёнышей. Естественно, в те дни драконы не купались в лавовых источниках и не отличали вулканы от обычных гор, ибо те дремали. За той стеной Кронос и обнаружил проход, а там нашёл целые реки с кровью драконов, названной им лично, которую позднее все стали знать, как лаву.

Самец Архаллурии, как многие другие представители её расы, не отличался умом и сообразительностью, однако даже он догадался, что в той пещере можно было хранить лишние яйца и обогревать их, дабы не терять потомство больше.

Когда он рассказал всем самкам о жаркой пещере, они с радостью передали самое позднее своё потомство, чтобы сосредоточить все силы на первенцах. К сожалению, Кронос всё-таки оставался недалёким по уму драконом: сделанное им важное открытие разум не вскормило. Он разложил первые яйца прямо в лаве, считая, что они по природе такие же выносливые, как он, и его раса. К ярости матерей вышло всё совсем иначе. Скорлупа и впрямь была крепкой — долгие годы в пустынях и на дне Плачущего Моря говорили об этом ясно. Но жар расплавленной магмы оказался сильнее. Мало того, даже в нынешнее время ни одна мать не позволит купаться новорождённым и детёнышам ранних лет в пламенных озёрах.

В конце концов одно поколение сгорело в Теплице, так и не увидев свет. Кроноса чуть ли не растерзали все самки, горюя, что эти сгинувшие яйца можно было съесть, а за его пещерой стали приглядывать Старейшие. В конце концов, они нашли подходящее углубление, что пролегало над лавовыми протоками. Каменная поверхность оказалась намного лучше. И драконы натаскали туда булыжников и чёрных плит, выдолбленных прямо из вулканов, и обложили ту самую Теплицу, о которой размечтался Кронос при своём открытии. И вот, по сей день она верой-правдой служит хозяевам и дарит счастье матерям Драконьего Камня.

Добираться Златоносцу следовало к горе Необъятной, которая соседствовала с вулканом Пепельным. Именно подобная близость делала эти две вершины самыми особенными во всём Драконьем Камне, в чём Даркфлейм не раз убеждался воочию. Внутри Необъятной можно было найти небольшие озёра, цветущие в зелени пещеры, подземные водопады и много чего ещё, за что её не зря назвали Необъятной. Более того, её проходы объединялись с тоннелями вулкана, что оказалось весьма удобно для передвижения в тёмных глубинах. Прилетев на место, дракон обнаружил просторный вход и прошёл внутрь.

Через долгие минуты ходьбы Дарки оказался в огромной зале, которую освещало солнце: лучи пробивались через многие отверстия, а благодаря им здесь появилась дивная, пестрящая красками флора. Помещение было столь необъятным, что в нём нашлось место собственным облакам. И, пройдя мимо озера и мшистой поляны, да вволю надышавшись прохладным воздухом, Дарк проследовал в ближайший проход, являющимся одним из многих путей в Теплицу. Увидеть этот просторный вход не составило бы труда и слепому — хоть он и порос за столетия цветами, да пушистым мхом — ведь даже сама Матерь могла легко в него пройти.

Даркфлейм всё спускался и спускался в недра горы, медленно, но верно приближаясь к вулкану, что было заметно по окружению. Дракон мог бы оставить нынешний путь и выйти к другим пещерам, где можно было полюбоваться дивной красой Естества. Но он знал — слово Матери важнее всего. С этой мыслью Дарк продолжал спуск по тоннелю, где с каждым шагом воздух становился всё горячее.

Когда Дарк вышел из прохода, он оказался в жаркой, душной — за что её так любили драконы — пещере в багрово-пламенных тонах. На полу в некоторых местах зияли трещины, из которых доносилось шипение лавы. А со всех щелей валил плотный дым, поднимающийся затем густой завесой к сводам. Пройдя немного дальше и спустившись по грубо выложенным ступеням из булыжников, Даркфлейм, наконец, узрел Теплицу: большое сооружение из всевозможных видов камней, проход которого был загромождён булыжником, обтёсанным в шаровидную форму. Очень старый дракон вальяжно прохаживался вдоль тёмных блоков из вулканической породы и постукивал по ним толстым, изжёванным когтем. Затем он, что есть сил, дохнул по ним удивительно ярким пламенем. И его хриплый кашель прокатился гулким эхом по всей зале.

— Кха-кха… не к добру всё это, костями чую, — недовольно проворчал дракон. После чего он подошёл к противоположной стене, обойдя булыжник.

— Старейший? — окликнул его Даркфлейм, но старик и глазом не моргнул. — Старейший?! — куда громче повторился он, пройдя в его сторону несколько шагов.

— А, да? Кто вошёл сюда без моего дозволения? — старый дракон неспешно повернул голову и принялся рассматривать нежданного гостя. — Ты кажешься мне знакомым, а-а, ты Даркфлейм? Память моя ещё не подводит. Я тебя по глазам узнал, так и вспомнил. Зеленоглазый выродок… — улыбнулся он, предавшись воспоминаниям. — Давненько тебя не видел.

— Да-а, это я, — лениво поддакнул Дарк. Ему совсем не хотелось тратить время на эту развалину. Он с презрением рассмотрел Старейшего, надеясь не пересечься с его взглядом.

Старик был покрыт мерклой и поредевшей зелёной чешуёй. Лапы и тело давно иссохли, а отовсюду проступали кости. Он был выше Даркфлейма, а если бы ещё распрямил шею, то мог бы, кажется, достать и до Матери. Рога на голове обломались давным-давно, судя по многослойным наростам. Большая часть естественного покрова этого дракона отпала, или превратилась в пыль далёкие столетия назад. Шипы, большая часть роговых пластин и почти все когти выпали, нынче красуясь у Старейшего на шее, лапах и хвосте в виде грубо связанных украшений. Его бледно-жёлтые глаза не выражали той безграничной мудрости, о которой слагает история драконьей расы, о нет, он выглядел простым старцем, изжившим своё отпущенное время.

Рассмотрев гостя с пристальным вниманием, Старейший удостоил чести маленькую кладку яиц в его лапах.

Когда-то настанет пора и мне стать таким же, — невольно задумался Даркфлейм, чтоб поспешно отринуть подобные мысли и отругать себя за это представление. — Нет, этому не бывать! Я лучше сгину в бою с другим драконом, или родовой битве, чем дам себе дожить до его веков!

— А-а, Нильмарисса отправила тебя? И мудро поступила. Столько детёнышей высидела, а заботами всё одну себя утруждает. Да и я хоть отдохну немного, — оскалился в улыбке Старейший, показав, как много у него зубов недоставало. Половина из них он и вовсе сделал из острых камней и рубинов. Каким образом дряхлый самец забил их себе в челюсть, Златоносец даже не хотел представлять.

— Нильмарисса? — в замешательстве переспросил Даркфлейм.

— Да Матерь ваша, ты чего? Совсем вы юные поглупели, уж имя Великой драконы забыли, — разочарованно качнул тот головой. — Иль ты думал, что у неё имени нет? Эх, куда это наш род летит? Их имена уже позабыли! Теперь слушай, как они звучат, а громче их ты больше не услышишь! Так Архаллурия нарекла Ландрагору, а после Ландрагора услышала Солнце. И прошептала его дар вашей Матери и назвала по воле Солнца её Нильмариссой. А теперь Нильмарисса нарекла… — старик тут же поперхнулся, — то есть, наречёт свою преемницу, подобно Матерям, что ушли обратно к нашему Солнцу. Что, ты уже чувствуешь величие их громких имён? Тогда помоги мне с камнем, — положил он лапу на булыжник, — с новою силой.

— Почему её тогда все зовут Матерью? — приметил чёрный дракон.

— Вы, юнцы, слишком глупы, и не помните её имя, — проворчал Старейший.

— Старшие драконы и её самцы тоже не ведают её имени? — Дарк опёрся свободной лапой о булыжник.

— Ты не спаривался с ней, покуда тебе знать?

— Как будто я достоин её, — дыхнул Златоносец пламенем от злости.

— Верно мыслишь, не дорос ещё, чтоб спариваться с ней, — насмехаясь, фыркнул тот.

Окончив разговор, драконы с лёгкостью выдвинули шар и откатили его в сторону. Не теряя времени на болтовню с дряхлой развалиной, Даркфлейм сразу же вошёл в Теплицу, а там его обдало неимоверно сильным жаром. И хоть драконам любое пламя нипочём, разницу температур они чувствуют прекрасно.

Чёрный дракон заботливо разложил яйца в свободных выемках, коих здесь хватало изрядно. В летнюю пору многие детёныши уже вылупились и нынче Теплица пустовала. Кроме яиц Матери, Дарк насчитал ещё десять штук. А самое большое, самое красивое и самое важное одиннадцатое яйцо Нильмариссы покоилось на особом помосте: лазурной окраски, лежащее в целой россыпи драгоценных кристаллов, его скорлупа была вся покрыта крохотными изумрудами, сапфирами, рубинами и прочими каменьями. Драконы по своей древней примете украшали каждое яйцо следующей Матери своими любимыми сокровищами. Они верили, что благодаря их дарам юная Матерь вырастет сильной и красивой, станет куда лучше своей мамы во всём и подарит драконьему народу славное поколение, которое получится ещё безупречней предыдущего.

— Из всех творений Естества, Она — прекраснее всего, — восхищённо умилился Старейший.

— Даже наше Солнце и чёрные небеса меркнут перед Ней! — поддержал старика Даркфлейм, ничуть не преувеличивая. — А мама доверила мне Её нести! Что если оно угодит в драконью кровь? — ужаснулся тот.

— Если сама Нильмарисса доверила Её своему дитя, тебе нечего бояться, — утешил дракона старец, проведя когтями того по спине. — Тебя не сломят лживые чувства, и ты не упадёшь. Тринадцать ликов Солнца! Всего тринадцать их осталось, это невиданное счастье! — после недолгого молчания заявил Старейший.

— Тогда идём, Малютка, — ласково погладил дракон шершавую верхушку яйца, — маме не терпится увидеть тебя вновь.

После чего Даркфлейм бережно поднял Её и прижал к груди.

— На вид оно казалось мне тяжелее, — задорно оскалился чёрный дракон. — Не печалься, вот окрепнешь, и всех нас перерастёшь!

— Это ты дюжий! — хохотнул Старейший. — Только едите и лежите, вот силы некуда девать.

— Нет, оно слишком лёгкое, — теперь не на шутку взволновался Дарк. — Те яйца, которые я принёс, были тяжелее. А оно — как пустое внутри!

— Дай его мне! — встал напротив Даркфлейма старый дракон.

И Златоносец передал яйцо Старейшему, а тот, в свою очередь, коснулся его дрожащей лапой. И только старик успел его погладить, как на нём появилась трещина, затем ещё одна и ещё, пока скорлупа не треснула и не разбилась на мелкие кусочки. Обоих драконов охватил невиданный доселе ужас, когда они увидели, что яйцо и впрямь оказалось пустым.

Пэнси - I

О городе в небесах

Небулос была первой и единственной известной нам крепостью с давно забытой архитектурой крылатых пони в истории этерийцев, выстроенной на неживых, или, как их ещё называли, мнимых облаках. Вся грандиозность её силуэта проглядывалась с башен Айронклада, откуда стражники порой обращали свой бдительный взор в минуты редких перерывов. Чудотворный дом небесный, приютивший многих пегасов Ка́рдера — их горного замка, и подаривший некоторым из них новый смысл жизни, казался неприступным практически от любой угрозы. Хотя не лишним бы отметить, что столицу пегасов чаще называли Ка́рдерингом, сочетая названия двух близлежащих городов: Кардера и Ринга. Несмотря на грозный и непривычный иным народам вид крепости, Небулос олицетворял собой лишь благой замысел: его жители днём и ночью корпели над сбором и распространением дождей по всей Этерии, также заготавливая снег до наступления зимней поры. А Небесная Гвардия, сформированная когда-то под личным присмотром самого короля Гиацинта II, с честью и отвагой, присущим лучшим воинам Кардеринга, хранила мир в Королевстве.

Когда-то в незапамятные времена крепость, бреющую средь небес, отправляли в наиболее засушливые территории, чтобы её жители помогали отдалённым деревням с урожаем. Но те годы прошли, а Небулос по сей день остался безмятежно и высоко парить над столицей земных пони.

Неживые облака когда-то спасли Королевство пони от смертельной засухи, но даже после того, как дожди вновь исцелили умирающую землю и целый город вознёсся к небесам, жители земных пони и некоторые другие представители копытных по-прежнему остерегались магии единорогов. Достижения таинственной энергии с каждой эпохой становились всё грандиознее, ибо даже создание Небулоса — плода ума целых рас — прошло недолгий путь от фантазии до материального воплощения только благодаря магии.

Тем не менее, появление мнимых облаков дало ответы создателям Небулоса лишь на пару вопросов. Погодные машины крепости без пегасов не что иное, как бесхозный инструмент. Чтобы стать истинным домом крылатым пони, обычная дождевая мастерская перевоплотилась в жилой город, а городу на облаках требовались особые строения: достаточно прочные, чтобы устоять перед сильным ветром, но и столь же лёгкие, чтоб не нагружать сам Небулос; Отчего все здания в крепости имели скошенные, гладкие крыши, тонкие стены и резные, хитро спроектированные магами Зиалона колонны из белого акрита, а также множество проёмов, окон, арок для того же облегчения веса и свободного хода самого летучего города, если надо было переправить его в другой край Этерии. Для знаменитых колонн пегасов умельцы земных пони отыскали разумное применение: они стали опорами всех зданий, что держались на четырёх основах. Когда прочие народы закладывают фундамент к любым постройкам, здания небесной крепости громоздились на многослойных плитах, которые, в свою очередь, держались на неживых облаках. Так, благодаря основам, город разделяли, соответственно, на четыре части: Жилые Кварталы, Облачную Пристань, Небесную Гвардию и Дождевой Сбор, где каждая из них выделялась особенным и неповторимым расположением декоративных акритовых плит на своих главных площадях в виде характерных узоров. Что любопытно, крепость можно было поделить буквально и отправить в разные края Этерии, что стало возможно только благодаря сложнейшим механизмам покровителей магии.

Об акрите пегасы знали немногое. Этот материал придумали и затем использовали повсеместно единороги в собственном обиходе. Жители Эллариса и Мирреана ценили его настолько, что вскоре почти все свои жилища стали покрывать белым акритом. Он не только придавал зданиям изумительно красивый, прямо-таки роскошный вид, который мог сохраниться в первозданном виде на протяжении нескольких лет, но ещё достойно переносил различные погодные условия. К примеру, в летнюю пору единороги не изнывали дома от жары, тогда как зимой можно было жить без камина и печей целый месяц, а то и больше, смотря насколько крепкие морозы выдавались. С изменением погоды, конечно, о страшной зиме больше никто не волновался, ибо погодные машины Небулоса даже близко не могли повторить те безграничные возможности матери природы.

О Жилых Кварталах каждый из местных жителей мог рассказывать по-разному. Всегда обращённые к северу, они занимали наибольшее пространство Небулоса. Это была самая длинная и протяжённая основа из всех трёх, заметно расширяющаяся и далее сужающаяся подобно лезвию. Даже неудивительно, что с земли крепость напоминала острый меч, готовый разить любых врагов. Имя основы говорило само за себя — здесь обитали многие переселенцы из Кардеринга, в особенности Ринга. Каждый из пегасов Кварталов — от малых до полной зрелости — жил по уши в заботах: ремёсла и торговля; содержание всей крепости, чтобы она вдруг не развалилась на части, ибо крылатым пони мнимые облака не вселяли надежду, даже спустя годы покорной службы. Ко всему прочему небулосцы отправляли на особых повозках воду в Дождевой Сбор; изготовляли и чинили гвардейские доспехи; доставляли сборщики росы — напоминавшие до крайности упрощённые погодные машины — в отдалённые поселения и там их обменивали; а также многие другие повседневные для остальных народов дела. Большую часть территории Кварталов занимали небольшие двухэтажные и менее распространённые в крепости одноэтажные дома, выполненные в характерном стиле Кардера: высокие потолки, крыши с обтекаемыми формами, резные колонны, приглушённые цвета без ярких оттенков и простоватая мебель.

Облачная Пристань, всегда обращённая на запад, тесно примыкала к Жилым Кварталам и обычно местные их никак не разделяли, чтобы не путаться. Цветовая гамма Пристани, в противоположность соседской основе, варьировалась по большей части светло-серыми тонами и ярко-жёлтыми полосами. Здесь, на открытых ветрам площадях, застроенных доками, мастерскими и складами, всё и вся крутилось вокруг, так называемых, аэрвингов. Пегасы, работающие здесь, принимали и отправляли грузы, а также ремонтировали старые аэрвинги и собирали новые. К уважению пегасов, многие выдающиеся личности единорогов нередко говорили о выдающихся способностях крылатого народа обучаться и быстро приспосабливаться к изменениям в обыденной жизни, благодаря чему погодная крепость всего за несколько лет смогла разослать дожди по всему Королевству.

П Э Н С И

Ранним часом юный жеребец, полный сил и вдохновения для нового дня, собирался нести верную службу, во имя Генерала Кардеринга и всего Королевства Этерии. С Дозорной Башни — самого высокого строения облачной крепи — затрубили в большой горн, и пегас по имени Пэнси раскрыл заспанные глаза. Утро пришло и в Небесную Гвардию, а значит, молодые жеребцы и кобылы снова шли на путь становления доблестных воинов. Начиналась очередная вереница испытаний.

Такой хороший сон… — тщетно пытался гвардеец не выпустить из памяти каждый миг сладостных наваждений. Ему виделись далёкие земли, огромные армии и он сам возвышался среди них. Они летели на крыльях и беспощадно громили врага. Но тут рассеялись последние образы и тогда Пэнси безрадостно сел на постели. Зато с куда большим удовольствием потянул копыта. — Смотри-ка, Вэлла правду сказала про эти кровати. Облако становится мягче с каждым разом! Забавно, будь я похож на здешних каменномордых офицеров, тут же поменял их на доски. О, да, Капитан Пэнси Отважный… я бы навёл здесь порядок, нет, лучше Командующий Пэнси – Непобедимый, Бесстрашный… Воин с поднебесья и что-то там ещё… — предался он мечтам, даже не заметив, как сомкнул глаза вновь и рухнул на подушку.

Пэнси, как и остальные гвардейцы, жил в казармах. Но, в отличие, от воинских правил земных пони и Академии Кардеринга, в Небесной Гвардии у каждого пегаса был свой отдельный уголок, когда в других армиях по-прежнему использовались общие спальные залы. Как у всех новеньких и рядовых, комната юного гвардейца имела самое меньшее из житейских благ, но зато мнимые облака придавали ей весьма уютный, непринуждённый и лишённый строгости образ: кровать, стол, просторное окно — гордость вороньих мастеров, стойка для брони — и всё в мягких беловато-голубых тонах — большего крылатым воинам не требовалось.

Воители пегасов, без всякого преувеличения, славились поистине железной дисциплиной среди всех армий Королевства. И любой крылатый жеребёнок мечтал пополнить бесстрашные ряды Небесной Гвардии, а если на то пошло, и самой Академии. История помнит, сколь многое изменилось после Великой Народной Войны, но старые традиции всех ныне живущих рас по-прежнему остались с ними. Да, они изменились, но не исчезли бесследно. Пегасы в очищении Королевства от ужасного наследия войны, считались когда-то в Этерии самой трудолюбивой и бескорыстной нацией.

— Довольно спать, рядовой! – неприятным, очень низким голосом раздалось у порога, отчего Пэнси вскочил, как ошпаренный и метнулся за одеянием. И всё ради того, чтобы затем получить в лицо кусок дождевой тучи. — Все уже в строю, а ну шевелись! — затем после томного молчания по комнате разлился звонкий и до боли знакомый смех. — Дважды за неделю! Дважды!

— Свифт, вот ты козий жереб! — воскликнул Пэнси. Он тут же отбросил кое-как напяленную тунику и чёрный шлем, а после сразу же выскочил за порог. Там у двери безудержно хохотал его лучший друг. — Я ведь просил не подкалывать меня так больше.

— Ну, ты и лицо состроил, Хворост! Всем бы его видеть, чтоб потом тебе всех ненавидеть… — голосом весьма бойким и жизнерадостным тот напевал. — Вот не зря я держал у себя эту мокрицу со вчерашнего дня, не зря же!

— Какую ещё мокрицу? — в недоумении уставился Пэнси на того. — Так единороги называют каких-то жуков, — принялся он вытирать своё лицо простынёй.

— Да водицу, хотел я сказать, водицу… — залепетал довольный пегас, — ну, облако на твоей мордахе!

Пэнси в первый раз познакомился с этим весельчаком ещё в детстве, когда они вместе начали ходить в подготовительную школу Кардера. Несмотря на разное происхождение — один из Ринга, другой из Кардера, два пегаса очень быстро сдружились, и чем крепче становилась их дружба, тем больше общего находили они друг в друге. Как многим было известно, столица крылатых воинов прославилась на всё Королевство, не без помощи учителей-единорогов, мудрым подходом к обучению малых и старых жителей, а также Военной Академией — уже, как образчик достижений самих пегасов. И хоть Пэнси с товарищем намеревался окончить последнюю стадию учёбы именно в Академии, судьба распорядилась несколько иначе и они вдвоём оказались на службе в Небесной Гвардии при Небулосе.

Свифт, или как его называл Пэнси, Винди-Виз [Windy-Whiz] был непоседливым и крайне энергичным пегасом. Он предпочитал выполнять несколько дел за раз, но самое главное — везде успевать. На подготовке он показывал самые лучшие результаты в полётах и беге, что впрочем, не сыграло ему на пользу во владении оружием. Учения с импеланом — оружием с выдвижным лезвием, и луком давались Свифту тяжело, ибо ему не хватало терпения и средоточия. Благо, ещё копья отряду не давали, в котором он состоял.

Винди-Виз был старше своего лучшего друга на три года, и выше на полголовы. Несмотря на скорую речь, все его прекрасно понимали и никогда не переспрашивали, за что стоило благодарить ясный и звонкий голос, который в своё время помогал ему выживать на холодных ярусах Ринга. По характеру Свифт по-прежнему оставался неунывающим весельчаком, несмотря на любые причуды или невзгоды в личной жизни. Он любил посмеяться и чаще всего ждал шуток от близких друзей и гвардейских соратников. Хотя большую часть времени он отшучивался в гордом одиночестве, когда остальные смотрели на него, как на малого жеребёнка. Со времён школы и воинских забот Гвардии, все знали Свифта, как безответственного и легкомысленного пони, из-за чего старшие офицеры всерьёз стали браться за него. Пэнси хорошо запомнил, как они несколько недель подряд муштровали его в Гвардии, выбивая недостойную крылатых воинов дурость из головы, и, кажется, подвижки в этом славном деле начинали вскоре проявляться.

В детстве, как Свифт рассказывал другу, у него была очень светлая, бежевая шерсть, но со временем она потемнела и стала вовсе бурой. Такое странное явление почти не затрагивало пегасов и единорогов, будучи обыденностью, присущей земным пони и быкам. Грива с хвостом же так и остались тёмно-красного, мрачноватого цвета. Что казалось Пэнси забавным, так это перья Свифта, которые у него были длиннее, чем у большинства пегасов, а это также считалось редкостью среди его народа. Мало того, они заметно выделялись белыми кончиками, из-за которых окрас крыльев вышел двухцветным. Метка его, напротив, получилась обыденной и не примечательной: три голубых шлейфа, похожих на потоки ветра, что встречалось у многих жителей Кардеринга и Небулоса повсеместно. Их метки обычно связывались с небом.

У Свифта были кристально чистые голубые глаза, что начинали шустро бегать при любом зрелище, а считал интересным он многое. Всегда ходил с растрёпанной гривой, будто так и надо, которую пегас всё равно скрывал под шлемом. Лицо его примечал слегка вытянутый, с большими ноздрями нос, да лоб, не по годам изрезанный парой морщин.

И вот он смеялся, прислонившись к проёму двери, чуть ли не роняя на пол свой чёрный шлем с широкими полями. В гвардейской броне Свифт казался грозным и суровым воином, но его чуть ли не жеребячьи эмоции всегда развеивали этот образ, дай хоть ему белоснежные доспехи пафосных магов из Мирреана.

Боевая форма Небесной Гвардии с первого дня её основания представлялась в глубоко чёрных цветах, а для каждого звания она изготавливалась по-разному. В качестве материалов этих доспехов пегасы, как и все остальные жители Королевства для подобного ремесла, использовали часто встречающееся в горах растение, названное “ги́деусом”. Из его стеблей — после многоэтапной обработки — получались крепкие нити, а из них уже вышивалась достаточно плотная ткань. Лепестки этих растений также оказались полезными, выделяя тягучую жидкость, которая отпугивала гусениц и других паразитов. Ей нашлось применение почти в то же время, что и для стеблей: она стала прекрасным клеем. Таким образом, у народов Этерии появились ремни, петли, кузнечные мехи, лёгкая броня, удобная обувь и многое другое, всё зависело лишь от количества слоёв ткани. А все предметы из этих растений называли гидовыми, хотя некоторые в шутку могли сказать, что эти вещи кожаные, ибо характерной эластичностью они её и напоминали. Доспехи гвардейцев как раз делались из подобных гибких пластин, прочность коих рассчитывалась по толщине наслоений материала и для которых требовались долгие часы усердной и внимательной работы признанных мастеров.

Внешнее представление гвардейских доспехов менялось по отношению к званиям, благодаря чему высшие офицеры всегда имели защиту лучшую, чем у обычных бойцов. Что касалось сохранности головы, то здесь правила действовали в обратную сторону: у рядовых были массивные широкополые стальные шлемы, когда как офицеры в большинстве использовали более открытые с высокими гребнями, обеспечивающие наилучший обзор в полёте и наземном передвижении. Вся броня небесных воинов, без исключений, состояла из туники, кирасы, воротника, наплечников, запястных и голенных защитных пластин, поножей и сапог.

— А голос у тебя вышел недурно, — хмыкнул Пэсни, впечатлённый неожиданным талантом друга. — Ты мог бы теперь смело идти в офицерский состав.

— Ну-у-у… я не думаю, что им нужны там орущие ослы, — рассмеялся тот, всё-таки не удержав свой шлем в копытах. — Вот, о чём я всегда говорил, — с угрюмой миной потянулся он за ним. — Полируешь его, натираешь, а он падает и все труды впустую!

С этими словами Винди-Виз, он же Свифт принялся оттирать с него блеклое пятно. В особенности потрудившись над эмблемой Гвардии, которая изображала серое облако, пронзённое молнией. После чего надел шлем на голову, вновь скрыв из виду лохматую гриву.

— Так-то лучше, — обрадовался тот. – И вот о чём я хотел тебе рассказать, чуть ведь не забыл об этом самом важном! Представляешь, сегодня… нас будет муштровать сам…  гр-р-ремят барабаны… Командующий Харрикейн! — подпрыгнул Свифт, не утаивая радости. — Поверить не могу, мы испробуем новые луки… — отдышался тот волнительно, — вместе с ним, самим Харрикейном!

В Небесной Гвардии пегасы использовали удобные, на их взгляд, звания для разделения всех пегасов по служебному опыту и заслугам: рядовой, престраж, капрал, лейтенант, капитан, майор и Командующий. А в кардерской Академии список был чуть скромнее, хоть они появились куда раньше, чем в Гвардии: звено, академик третьего ранга, второго, первого, верховный академик. И самое важное лицо среди пегасьего народа носило титул Генерала, при этом его обладатель полностью освобождался от славного имени до конца жизни. В случае же прихода нового преемника, бывшего правителя все называли “отслужившим”. Звания от рядового до лейтенанта ставились на наплечники в виде серебряных, наклонённых в левую сторону полосок, или, так называемых, лычек. У капитанов и майоров полосы красовались уже на воротнике, отлитые из чистого золота. Единственный в своём роде Командующий Гвардии, как правое копыто Генерала, выделялся среди всех остальных, ведь на вороте он носил попарно скрещённые полосы, а не одинарные, а также пышный эполет из жёлтых нитей на левой плечевой броне.

Пэнси оставалось лишь задумчиво почесать себе шею и улыбнуться безмерному счастью друга. Не было в поведении Свифта ничего удивительного, ведь Харрикейн олицетворял для него живую легенду, героя, которого стоит брать за достойнейший пример храбрости, бесстрашия, непоколебимости и решимости. Однако улыбка быстро сошла с его рта:   

— Я бы так не радовался, — пробубнил юнец, только успев закончить с примеркой своей чёрной брони. – Он же сам Командующий! А значит, нас будут перед ним гонять, пока сердце из груди не полетит! Я ещё от полётов Ми́рида не оправился!

— Да расслабься, — вальяжно махнул копытом коричневый пегас. — Мы не стражи, чтоб так пахать. Надо всего-то достойно проявить себя перед Командующим. Ну, понравиться ему, понимаешь?

— Понимаю уж, но там всё и станет ясно, — решил не загадывать наперёд Пэнси.

Вместо продолжения беседы, юнец собрался привести себя в порядок. И он подошёл к распахнутому окну, а там надавил на маленький, еле приметный рычажок. Украдкой посматривая в отражение стекла, он подумал, что после крепкого сна и неприятного пробуждения вид у него был сносным. Откуда-то сверху полилась вода — а Пэнси за месяц службы так и не удосужился посмотреть, откуда именно — и тогда он хорошенько умылся. Вытерев лицо необычайно лёгким, мягким и душистым полотенцем, он быстро надел весь доспех и захватил чёрный шлем — такой же, как у Свифта, да что загадки таить — такой же, как у всех остальных рядовых. И пока он одевался, Винди-Виз успел кого-то поприветствовать. Кого-то, кто пронёсся мимо комнаты галопом.

Пэнси, он же по милости лучшего друга, Хворост, был самым молодым пегасом среди всех новичков этого года — всего-то пятнадцать лет этой весной исполнилось. Как-то раз один добродушный, но сварливый бородатый пегас из крепостной службы окликнул его юнцом, не зная имени, да так громко, что вскоре привязалось за ним это прозвище. Несмотря на долгую и крепкую дружбу со Свифтом, юный гвардеец не перенял его черты: робкий, простоватый, неуверенный в себе и слегка неуклюжий, таким был этот пегас. Особенно не любил он крупные сборища народа, из-за чего без лишней надобности глубже в Жилые Кварталы не заходил. Вероятно, если бы не частые и весьма надоедливые уговоры друга, он так бы и остался дома в Кардере до конца своей жизни.

Кое-как пройдя все тяготы школы — как он думал об учёбе, созданной единорогами — первый месяц в Гвардии выдался для него куда более тяжёлым испытанием, чем всё, что знал пегас до этого. Оказавшись в отряде таких же новичков, Пэнси долгое время не мог толком найти общий язык с ними толком, часто пропуская задорные беседы, или бросая в ответ лишь краткие словечки. В первый день ему казалось, что хуже целого сборища неизвестных ребят, — с которыми придётся провести ни один год — ничего и быть не может, но затем появился лейтенант Ми́рид — их первый командир и наставник. Юнец, хоть и привыкнув к службе и Небесной Гвардии за пару долгих месяцев, по-прежнему взволнованно холодел при его появлении. Но, если раньше он так от страха переживал, то теперь дух Пэнси возвышала славная гордость.

Чтобы хоть как-то не попадаться под горячее, но справедливое копыто Мирида, боевая закалка вместе с выдержкой коего могли сравниться с лучшими выходцами Академии, Пэнси всего лишь не дал повода офицеру наорать на него, или провиниться в чём-либо. Юный Хворост с детства рос покладистым и трудолюбивым пони, не брезговавшим испачкать копыта, что пришлось очень кстати на службе. Он показывал уверенные результаты в беге и полётах, с лёгкостью научился владеть импеланом, а также без малейших раздумий выполнял все приказы лейтенанта. Приобщиться к новому кругу соратников оказалось всё же не столь просто, но со временем он справлялся даже с этим. И такой нехитрой манерой Пэнси более-менее приживался в рядах небесных гвардейцев, когда ещё никакого звания у него не красовалось.

Хворост имел очень бледный, голубой оттенок шерсти, а также едва заметные светлые пятнышки по всему телу, большая часть которых пестрела на ногах. С гривой и хвостом, у него получилось куда интереснее, тем более отец всё говорил и говорил, что они передались ему прямиком от матери: яркий, насыщенный окрас индиго, а сами волосы длинные, как у бойких кобылок. Юного гвардейца неимоверно раздражала такая быстрорастущая шевелюра, и при любой возможности он её укорачивал. Фиолетовые глаза ему также достались от матери. А вот пухлые, растопыренные в стороны уши, широкую челюсть, маленький с чёрным кончиком нос, приподнятый высоко, и впалые щёки он уже получил от отца. Метка Пэнси представляла красную шестиконечную звезду с волнистыми лучами, которая отдалённо напоминала солнце, как его изображали маги из Мирреана. Естественно, такая отметина не раз привлекала внимание случайных зевак, ибо среди пегасов редко кого можно было встретить со звёздами, лунами и солнцами на крупах. Всё же они больше относились к народу единорогов и, как ни странно, земным пони, которые мастерски взбивали масло и отливали шестерни.

Закончив с примеркой, юный гвардеец обернулся к двери, а там его друга и след простыл, только слышалось, как подошвы сапог барабанили по гладкому полу — Свифт мчался по коридору, словно ужаленный.

— Ты чего меня бросил! — возгласил Пэнси ему вслед, ничего не понимая.

— Долго возишься! — выдал он в ответ. — Заболтался я с тобой, на строй теперь опаздываем!

И тут до юнца, потерявшего счёт времени, дошло, отчего весь коридор опустел, за исключением хранительницы в сером одеянии, которые следят за порядком и чистотой в Небесной Гвардии — она зачем-то разглядывала двери и постукивала молоточком по их петлям. С мытьём полов она, закончила ещё, кажется, до того, как юнца разбудили:

Но я ведь слышал горн, — удивился Пэнси, рысью перебегая по мокрому полу, который умельцы обложили когда-то светло-серыми, глянцевыми плитами. — А потом Свифт… так почему он мне ничего не сказал?

Да как бросился он мимо комнат других гвардейцев, будто принимал участие в диких скачках, кои любили проводить на опасных горных тропах Ринга. Здешняя хранительница, даже не поведя ухом на Свифта, продолжала заниматься своим делом. Как раз до той секунды, пока юнец не поскользнулся и не въехал в неё, заодно ударив по её ведру. То ещё зрелище, грязная вода расплескалась по вымытому полу и заодно испачкала доспехи рядового.

— Ох, простите-простите, я не вин… — ошарашенно выпучил глаза пегас, ни разу не видевший лица хранителей под капюшонами. Оттуда на него глядела удивительно красивая пегаска с белоснежной шёрсткой и золотыми глазами, а сама она походила на леди-спокойствие, столь безразлично продолжала катиться она верхом на гвардейце. — Какие же скользкие полы! — и ничего другого не пришло тому в голову.

Пегаска лишь смахнула гриву с лица и совершила немыслимый кувырок, оттолкнувшись задним копытом от стены. Встав на ноги она, как ни в чём не бывало, направилась к ведру и молоточку, чтобы закончить свою работу. А Пэнси так и остался глядеть на неё с запрокинутой головой, раскрыв от удивления рот.

Чтоб меня так ещё прокатило, я-то думал они все здесь старые развалины, — поднялся тот задумчиво и с неким смущением, да подобрал шлем с пола. — Она лежала прямо на мне… — и не упустил пегас возможности замечтаться. — О нет, построение же! — чтобы тут же метнуться к выходу. О замаранной гвардейской форме юнец не думал совершенно.

Наконец, пробежав через опустелую казарму и выйдя за ворота, Пэнси встретил предрассветное небо: тёмное, застывшее между ночью и днём — на нём по-прежнему сверкали тысячи звёзд, но там за горизонтом уже поднималось неведомой магией солнце. Гвардейцы всегда просыпались на службу, не заставая светила, благо никто и никогда здесь не желал доброго утра.

Юнец выбрался на обширную кольцевидную площадь, застроенную особо важными строениями. Центр Небесной Гвардии был явно подготовлен к тому, чтобы уместить целых две тысячи солдат, выставленных ровными шеренгами. Чертежи всех зон крепости тщательно продумывались шестью инженерами единорогов задолго до начала создания Небулоса. И более того, сама укладка мнимых облаков и строительство заняли куда меньше времени, чем затратили народы на Элларис, Мирреан или Айронклад в свои годы. Летающая крепость при случае непредвиденной угрозы должна была принять отборные войска стражей из Кардера, чтобы вести осады, или наступления прямо с воздуха. Но сейчас гарнизон насчитывал не более трёх сотен гвардейцев, так что места для бега и маршей оставалось прилично.

Чтобы не отвлекать жителей крепости и заодно предоставить отличную защиту воинам, Гвардию окружили стенами, которая начиналась и смыкалась на больших парадных воротах, а также выстроили два бастиона: названные Радугой и Холодом в честь счастливых и печальных воспоминаний Королевства. Первый бастион служил крылатым воинам лётным полигоном, а во втором они проводили тренировки холодным оружием.

Площадь для учений и маршей просматривалась так хорошо, что Пэнси мог разглядеть практически все здания Небесной Гвардии. Начиная от самих врат, что высились левее от него и следуя от них в противоположную сторону: казармы для гвардейцев-кобыл, арсенал, трапезная, лазарет, Дом офицеров, полигон для общей подготовки, стрельбище, Дозорная Башня, Дом хранителей, казармы стражей и они же для гвардейцев-жеребцов.

Тем временем, отряд, в котором служил Пэнси, дожидался Командующего, загодя выстроившись шеренгой. Поодаль от него в разных концах площади офицеры уже во весь опор муштровали другие отряды. А Свифт вовремя занял своё место рядом с кобылой по имени Айрес — она стояла первой. Юнец быстро шмыгнул в конец строя и замер, увидев, как из красиво исполненного трёхэтажного здания белоснежной расцветки — Дома офицеров — вышли три пегаса в форме, говорящей самой за себя, а также несколько стражей. Лейтенанта Мирида и Харрикейна узнать Хворосту не составило труда, а вот третьего он иногда заставал на Дозорной Башне в ночные часы, или на лётной подготовке других отрядов, но никогда с ним не виделся в лицо. Судя по шлему и наплечникам, тот жеребец имел звание капрала.

Если бы каждого из офицеров Небесной Гвардии спросили о нынешнем году, он бы назвал его крайне щедрым для гарнизона крепости: группа новобранцев, которую разделили на два отряда по восемь и двенадцать пони, а также пять смотрителей на Дождевой Сбор — место, где находились погодные машины и создавались мнимые облака. Такой шедевр архитектурной мысли не заметил бы в Небулосе только слепой, ибо его заметно выделял сам образ, созданный общими усилиями земных пони, воронов и единорогов. В первую группу, куда зачислили Пэнси с его другом, готовили к проведению разведки в Этерии и дальних землях, а также стрельбе из луков. Вторую же стали обучать азам обороны и владению копья, чтобы пополнить основной костяк войска Гвардии. В случае вторжения чужеземных захватчиков, копьеносцы должны были первыми разить врага с небес, либо вести бои вместе со стражей Корвинга по фронту.

Обитель, в которой находился высший гвардейский состав и на которую глядел теперь юнец, построили в некоем единстве традиционного для пегасов стиля, встречающемся в старых кварталах Кардеринга, и невиданных ранее идей от единорогов, земных пони и воронов. По обеим сторонам от высокой арки с воротами две тройки резных колонн держали балкон, с коего велись наблюдения за действом на площади. Небольшие окошки на фасаде, а также между колоннами, легко превращались в бойницы для лучников — тем более там всегда держали полные колчаны стрел. С боков к зданию примыкали две пристройки, где располагались личные покои всех офицеров. Эти  сооружения легко выделялись на общем фоне Гвардии необычными крышами, оформленными в образе ветряных шлейфов, а также широкими створками, дабы пегас, в случае непредвиденных обстоятельств, мог прямо на лету попасть в помещения Дома. В обычное время, тем не менее, все пользовались главным входом, поднимаясь по лестнице, а проёмы держали закрытыми, ибо ночью блуждали северные холода. Они рвались вглубь Этерии даже тогда, когда там ещё властвовала осень.

И только успел Пэнси вздохнуть с облегчением, как тут же услышал голос — весьма неприятный его слуху голос:

— Глянь, кто пришёл, — ухмыльнулся один пегас, выставив своё хитрющее, наглое лицо из середины ряда, — я-то решил, ты уже свалил отсюда.

— С чего это я должен был свалить, Кьорт? — в полном недоумении прошептал юнец. Он решил не переглядываться со своим товарищем, боясь получить какой-нибудь упрёк со стороны офицеров.

— Да ты вот стараешься-стараешься, а твоё хвастовство, выходит, никому не втёрлось.

— Чего? — обидчиво пробубнил юнец. — Да я ведь…

— А ну замолкли оба! — злостно процедила Айрес, а взгляд её сверкнул, подобно молнии. — Если Харрикейн сделает отряду выговор, я вас прибью!

Так все затихли, а кобыла победоносно распрямилась и приготовилась встретить Командующего со всем заслуженным почтением. К везению гвардейцев, Харрикейн их ругани не заметил – весь путь от Дома офицеров он разговаривал с лейтенантом Миридом. Чего там, даже головы не поднял, чтоб осмотреть их строй, или принять честь остальных воинов и командиров на площади, из-за которых прервалась особая симфония из громких возгласов и застыла мертвенной тишиной в воздухе. Зато капрал ничего не упустил, что Пэнси заметил по его взгляду и тут же занервничал.

Пятнистый жеребец, пытаясь отвлечься от сурового и кое в чём неприятного вида Командующего, уделил своим вниманием стражей из Кардеринга, что стояли у арсенала и Дома хранителей. Это были отборные воины Академии, облачённые в сверкающие доспехи из легчайшей стали, украшенные яркими красными полосами. Их копыта надёжно скрывались под высокими сапогами и щитками с изгибами довольно сложного вида. Как говаривали местные, такие формы не мешали пегасу быстро летать даже при полном снаряжении, а наоборот, помогали ему. Подобные изгибы встречались на наплечниках, нагруднике и поножах. А лица они скрывали под шлемами, имеющими узковатый вытянутый контур, лишь одни глаза можно было разглядеть за тонкими вырезами. У этих шлемов был невысокий белый гребень и длинный, подобно флагу красный шлейф; два уходящих назад стальных пера, а также небольшие отверстия по бокам от носа, чтоб воину свободней дышалось. Они были предусмотрительно защищены от встречных потоков воздуха спереди.

В качестве оружия стражи, с первых дней формирования, использовали только длинные копья. Их с детства учили ими пользоваться только левым копытом, считая, что у пони там заложена великая сила, правое же их было приспособлено для щита. Как известно, у земных пони и пегасов они походили на естественное продолжение наплечника, когда сами единороги таскали особые большие щиты на пястях.

Щитовая броня стражей являлась для них чуть ли не важнейшим поводом для гордости, ведь каждая из них была единственной в своём роде. За исключением определённых размеров и герба Кардеринга — представляющим из себя щит с расправленными крыльями, за которым скрывались два перекрещённых копья — всё прочее делали сами стражи, либо их жёны. Узоры, росписи, цвета, символы, полосы из тканей и металлов наносились по личным предпочтениям доблестных воинов Академии. Разумеется, стража из Небулоса имела свои отличия от собратьев из Кардера в виде более лёгких, но при этом крайне сложных в ковке доспехов и оружия.

Тем временем, лейтенант Мирид закончил свой крайне важный, судя по его выражению лица, разговор. Пэнси знал, что командир, обучавший его и весь отряд в первые месяцы, должен был оставить их на попечении нового офицера, а самому взяться за другую, более опытную группу. Кажется, об этом он с Командующим и говорил.

Лейтенант с тех первых дней знакомства был терпеливым, преданным службе наставником: добрым в душе, но суровым на деле. Уставший от жизни солдат, который не мог оставить Гвардию — за те пару месяцев он слегка поседел, и заметно исхудал. Через него явно прошло немало других пегасов, но почему-то уходить на покой в свой родной город ему не хотелось.

Ноги, шея и лицо Мирида были изуродованы шрамами, а под одеждой их, наверное, и вовсе не сосчитать. Ещё до встречи с лейтенантом Пэнси успел немало разузнать об этом жеребце из разговоров других, более старших гвардейцев. И юнец до последнего воображал его этаким грузным бородатым старцем, которому не хватило бы сил, чтоб взлететь. Но как же он в нём ошибался. Это был статный, на удивление красивый пегас, в теле которого ещё горел яркий огонь, несмотря на возраст и боевые отметины. Мирид любил следить за собой, всегда ходил в безупречно чистой, опрятной форме, с причёсанной гривой и гладко выбритым лицом. Он словно хотел отвлечь внимание от своих грубо заживших ран и, по мнению Хвороста, у него это получалось весьма хорошо. Как ни странно, он, наверное, был единственным офицером в Гвардии, не носившим доспехов совсем. С его собственных, довольно расплывчатых слов, он и на войне бился с врагами в простой одежде. Лейтенант имел тёмно-рыжий окрас шерсти и серую гриву, а также алые глаза, что встречались у пони ещё реже, чем зелёные или фиолетовые.

И вот он печальным взором одарил своих бывших ребят, не промолвив ни слова, а затем неспешно расправил крылья и улетел в сторону Радуги, где предстояла череда лётных учений его новой группы. Но слова здесь без надобности, гвардейцы и так всё поняли. Пэнси едва мог представить, как тяжело было расставаться их первому командиру с воинами, которых он наставлял целый год, а то и больше ради него и нового отряда.

Интересно, он нас любил, или ненавидел? — впервые задумался о подобном юный жеребец. — Всего два месяца, два месяца! Он так спешил от нас избавиться?

Харрикейн вместе с капралом встал напротив отряда и огласил воинским приветствием, да так, что затем его речь гулким эхом пронеслась по всей территории Гвардии:

— Лучники, равняйсь!

Пегасы в ту же секунду распрямились и высоко подняли головы.

— Смирно! Если среди вас, гвардейцы, есть такие, кто не знает моего имени, то вам не место в моей Гвардии! Так не затесались ли в наших рядах такие?!

— Никак нет, Командующий Харрикейн, сэр! — в один голос отрапортовали пегасы.

— Рад это слышать! С этого дня вы и отряд капитана Антики отныне находитесь под моим командованием. Я много наслышан о вас после успехов в Землях быков и на Дальнезападном хребте — это похвальные достижения, гордитесь ими!

— Во имя Генерала и Небесной Гвардии, сэр! — хором воскликнули молодые воины.

— Сегодня вы станете небесными стрелками! Как меняется наше вооружение — так и мы изменяем себя! Гордитесь собой, вы первые из многих последующих! — начал расхаживать он вдоль шеренги, глядя каждому в глаза. — Времена теперь другие, и мы безоговорочно примем их волю! Настал час отправить наши верные луки на заслуженный покой.

Все в отряде с недоумением переглянулись, в особенности Фолк, который любил это оружие больше, чем кто бы то ни был. Айрес отреагировала на слова Харрикейна весьма обыденно — с крайним недовольством. Эта пегаска отдавала предпочтение мечам, да что там — её копыта были созданы только для них, и ей явно не хотелось тратить ещё больше времени на обучение чем-то другим.

Тут капрал вышел наперёд и принялся дотошно разглядывать каждого из гвардейцев, будто цинично их оценивая. Пегасы по его взгляду поняли, что им следовало засунуть своё мнение куда подальше и как можно глубже, если на то пошло.

— Капрал Вияр примет на себя полномочие отдавать вам приказы в ближайшее время, — продолжал Командующий. — Также он будет сопровождать вас на разведке в моё отсутствие, либо при тактическом разделении отряда! Это вам ясно?

— Так точно, сэр! — с кратким промедлением отозвались те.

— Мне нравится ваш настрой, стрелки! — суровым и, возможно, уважительным кивком похвалил Харрикейн свежих подчинённых. — А теперь перекличка! — и гвардейцы затаили дыхание в ожидании, когда к ним выступил капрал.

В отличие от Мирида, этот офицер выглядел куда моложе, хотя красотой природа и обделила его. Капрал имел грубые черты лица в виде большого носа с неприятного вида складками, несоразмерные уши, странное чёрное пятно у лба на правой стороне, где не росла шерсть, будто её оттуда он выдирал. Словно этого мало, левую часть его лица покрывали шрамы, похожие на следы зубов и когтей: очевидно в своё время ему не посчастливилось угодить в пасть волка, который выдрал жеребцу приличный кусок мяса у щеки. Судя по нынешнему виду морды, целители единорогов попытались хоть что-нибудь подлатать своей магией: они затянули самые глубокие порезы, а некоторые раны даже полностью излечили, оставив на их месте чуть заметные полосы. И, внимательно рассматривая капрала, Пэнси вдруг подумал о том, как выглядели эти раны изначально, после схватки, а может и нескольких, с противником. Маги ведь так и не смогли вернуть ему первозданный образ. На худощавой и неестественно впалой щеке остался настолько тонкий слой плоти, что за ней проступала челюсть с зубами, пусть и едва заметно.

Тем не менее, капрала эти изъяны внешности совершенно не волновали, по крайней мере, он не давал ни малейшего повода относиться к себе неуважительно из-за них: едва кто-то начинал косо поглядывать в его сторону, как тут же этот невезучий пони встречался с жестоким взглядом офицера и жутко дёргающимся веком. И только число любопытных резко поубавилось, Вияр принялся внимательно оценивать пегасов, медленно переводя свой взор от начала строя. У него были тёмно-карие глаза, а опущенные, густо-заросшие брови придавали им поистине непоколебимый и устрашающий вид. Однако Пэнси видел в этом жеребце лишь тяжкую печаль. Тут вдруг наведались за крепостные стены порывы северного ветра, и небрежно вычесанная мрачно-серая грива капрала заплясала в диком танце из-под шлема. Хотя большую часть тела Вияра скрывала чёрная броня, по шее можно было понять, что у него бурая шерсть, а на передних ногах, укрытых за щитками, белоснежный окрас.

Нежданно капрал остановился на середине отряда и принялся упрямо разглядывать Пэнси, высмотрев его через всю шеренгу. У Хвороста от его взора подступил к горлу тяжкий комок, а ноги задрожали, как у пугливой кобылицы. Когда же Вияр передал какую-то исписанную бумагу Харрикейну, и — пока тот отвлекался на неё — подошёл к юнцу вплотную, то рядовой уже мысленно готов был распрощаться с Небесной Гвардией. Будучи так близко к офицеру, жеребец слышал его тяжелое сопение и чувствовал, как от него исходил пробирающий до дрожи запах пота. Юнец мог бы радоваться, что ему не предстало случая побывать в казармах земных пони.

Да что я сделал-то? Ну что? — всё повторял жеребец в негодовании.

Офицер же вытащил из кармана серый платок и молча, хоть с презрением в глазах, протёр им грязные разводы на доспехах юнца. После чего ушёл обратно на своё место.

— Рядовая Айрес! — начал зачитывать имена с листка Харрикейн.

— На месте, сэр! — возгласила та кобыла на всю площадь, сделав шаг вперёд и шаг назад. Подобные действия затем совершили все остальные, услышав собственные имена.

— Рядовой Свифт!

— На месте, сэр!

— Рядовой Мья́рин!

— На месте, сэр!

— Ты идёшь по стопам отца, а это достойный путь! Знай, что мы возлагаем на тебя большие надежды. Он был прекрасным капитаном и теперь с достоинством носит звание майора! Не подведи его, небесный воин!

— Так точно, сэр, — с несколько безрадостным видом ответил тот.

— Рядовой Кьорт!

— На месте… сэр! — словно подавившись чем-то, прохрипел тот. Правда, офицеры будто не заметили этого.

— Рядовой Стилл!

Боец, стоявший рядом с Вэллой, молчаливо шагнул вперёд.

— У нас принято докладывать о своём присутствии старшему по званию! — капрал рявкнул так громко, что Пэнси в испуге дёрнулся. — Словами, рядовой! Или ты язык свой проглотил?!

— Никак нет, сэр, —  совершенно невозмутимым, хладнокровным тоном ответил тот. — Но разве вам недостаточно того, что я уже дал о себе знать?

Харрикейн только хмыкнул за такую немыслимую дерзость, но капрала это задело не на шутку. Казалось, ещё хоть один посторонний звук и он разорался бы на всю площадь, а там дошло б уже до серьёзных наказаний.

— Капрал Вияр, — сказал Командующий, — после стрельбища проведите с этим гвардейцем особый урок нравоучения и дисциплины, — а затем он лично обратился к Стиллу. — Я знаю, о чём ты думаешь, рядовой: к чему все эти правила, зачем тратить на них время? Но именно в мелочах кроется залог нашей плодотворности во всём, за что мы берёмся!

— Я стремлюсь быть лучшим, — ответил странноватый пегас. — За гвардейца должны говорить не слова, а его дела. На войне и в гуще битвы слова рядовому ни к чему, лишь командир — его разум и направление.

— Но стоит нам почитать историю, и мы узнаем, что вершили её по воле слова. Пока нет войны, исполняй свои обязанности наравне со всеми, — промолвил ему напоследок Харрикейн. — Иначе, в следующий раз ты не услышишь от меня таких слов. Пока мои офицеры будут отсчитывать каждый удар хлыста по твоей плоти.

— Вернись в строй, рядовой! — взревел капрал Стиллу прямо в ухо.

— Так точно, сэр, — но что тот сразу же повиновался

Немного погодя, командир вновь принялся зачитывать список.

— Рядовой Фолк!

— На месте, сэр!

— Гвардеец Фолк, — обратился Командующий к нему опять, но уже с чувством гордости, — мне докладывали о твоей безупречной, прямо, исключительной стрельбе из лука. Так держать!

— Служу во имя Генерала и Небесной Гвардии, сэр! — крайне самоуверенно ухмыляясь, отрапортовал Фолк.

— Рядовая Вэлла!

— На месте, сэр! — воскликнула кобылка своим звонким голосом, похожим на прекрасную арфу.

И оставалось лишь одно, ничем не примечательное имя.

— Рядовой Пэнси! — тут он, не дожидаясь выхода бойца, перевернул список обратной стороной.

— На месте, сэр!

— Теперь, когда мы знаем друг друга в лицо, настало время исполнить свои обязанности! Чтобы стать небесными стрелками, вы должны научиться стрелять из арбалетов. Это оружие прибыло к нам совсем недавно, так что я сам знаю о нём лишь немногое. По словам хранителей — это более точный и, что важнее, удобный лук, предоставленный нам стараниями земных пони и единорогов, — с этими словами Командующий пересёкся взглядом с капралом, а тот, в свой черёд обратился в сторону Дома хранителей. Затем Вияр совершил пару жестов, и врата у Дома распахнули стоявшие на карауле стражи. — Также вы знаете, гвардейцы, что сегодня предстоит ещё одно важное событие — сегодня день, когда из Небулоса мы отправляем дождевые облака! Наши братья и сёстры на Дождевом Сборе готовят самую крупную гряду облаков за всю эту осень! — продолжил Харрикейн крайне воодушевлённо. — И в эту ночь вы, крылатые воины Небулоса, поможете им всё завершить вовремя!

Едва речь коснулась погодных мероприятий, Пэнси вспомнил, отчего не переносил ничего нового в жизни. Осень была тем временем, когда в строгий, и столь привычный для всех гвардейцев распорядок дня вторглось нечто из внешнего мира. Того, что покоился на земле, и который возложил на крепкие основы Небулоса жизненно важную цель. Ещё месяц назад юнец и понятия не имел, что дождевым мастерам нужна хоть какая-то помощь, а теперь всё будто перевернулось с ног на голову. Но тому причиной была ежегодная традиция — крайне важная для благополучия всего Королевства — когда в осенний период земные пони успевают собрать ещё один, а то и два урожая до прихода созданной пегасами зимы.

— Во имя Генерала и Небесной Гвардии! — хором поддержал отряд командира.

Хранители в составе двух пегасов, тем временем, выбрались из Дома и двинулись к площади. Один из них тянул за собой гружённый деревянными ящиками “аэрвинг” [airwing],  а второй его сопровождал, готовясь доставать новое оружие. Так же, как и встреченная Пэнси хранительница в коридоре, эти двое носили длинные одеяния с капюшонами, только небесно-голубого цвета и с вышитым на боках гербом Небулоса. В гильдии этих трудолюбивых, но молчаливых пони важное предпочтение отдавалось серым, голубым и белым одеждам. За пределами самой Гвардии, хранители расхаживали только в белом, что соответствовало форме рабочих Дождевого Сбора, который являлся их главной территорией.

Заводя речь об аэрвингах, на простом языке они выполняли те же задачи, для которых придумали телеги, повозки и кареты, то есть позволяли доставлять разнообразные грузы по небу. Самая главная их часть – корпус, или основа, крепящаяся к бокам носителя на двух оглоблях, держалась в воздухе с помощью неживого облака, созданного из особого раствора. Как юнец приметил за время службы, при виде этих парящих диковин на каменном лице Айрес всегда появлялась толика счастья. Для подъёма и спуска основы, пегасы регулировали подачу воздуха при помощи маленьких рычагов на левой оглобле. А размеры и грузоподъёмность этого крайне полезного изобретения всецело зависели от количества мнимых облаков под корпусом. На несущую основу железа уходило больше всего: большие и несложные в изготовлении детали выплавляли прямиком в кузницах Айронклада, либо Кардеринга, тогда как мелкими шестернями, рычагами и прочим уже занимались единороги. Довольно интересно, что сама крепость Небулос, в какой-то мере, считалась народами Королевства самым крупным аэрвингом из всех созданных.

Вскоре пегасы-хранители дотянули груз до стрельбища, опустили «небесную повозку» наземь и открыли деревянные ящики, на стенках которых виднелся герб Арклайдов — наиболее уважаемого рода в столице земных пони, Айронкладе: кузнечный молот, по обеим сторонам которого возвышались колосья пшеницы — по шесть на каждую. Главенствующее лицо правящего дома, Канцлер Паддингхед и его верные соратники приготовили и доставили оружие точно к назначенному ими же сроку. По крайней мере, так рассказывал лейтенант Мирид буквально на прошлой неделе, восхищаясь пунктуальностью Арклайда — столь редкого качества среди земнопони.

Харрикейн раздал команды и повёл отряд гвардейцев маршем к стрельбищу. Когда Пэнси смотрел на безупречно выверенную походку этого статного жеребца средних лет, не восхищаться им было невозможно. Командующий заметно выделялся среди остальных пегасов и офицерского состава, во многом благодаря ужасному шраму на всё лицо, который пугал юнца до жути: глубокий разрез от верхней челюсти и, доходя ко лбу, он пересекал, затянутый белой дымкой, левый глаз. Можно было точно сказать, что бывалый воин получил ранение от меча, если бы не крошечные голубые завитки по краям, напоминающие молнии. Кожа в таких местах вздулась, а шерсть больше не росла. Но как бы то ни было, даже подобная отметина не смогла испортить красоту его целого глаза зелёного цвета и не затмила твёрдость взгляда.

Наверное, в молодости ему отбоя не было от хорошеньких пегасочек, — едва сдерживал улыбку Пэнси, стоило ему хоть на мгновение представить, что шрам у командира бесследно исчез.

Натёртые до блеска доспехи из воронёной стали гармонично сочетались с угольно-чёрной гривой и аккуратной бородой. По всей броне проходили тонкие узоры из чистого серебра, а грудь возвеличивал золотой герб Небесной Гвардии: облако, пронзённое молнией. Изготовление таких лат предъявляло мастеру крайне высокие требования, ведь снаряжение должно было выйти не только прочным и удобным, но ещё и лёгким. Правда, здесь, каким бы ни был умелым кузнец, облегчением защитных пластин занимались единороги. Со времён появления в Королевстве, этот знаменательный доспех насчитывался всего пятью экземплярами, три из которых достались Генералу и его элитной страже. Последний же комплект, принадлежащий знаменитому герою крылатого народа — Тагерону-Воителю, красовался в арсенале на самом почётном месте.

На голове Командующий носил особый шлем с гребнем и такими же узорами, как у брони. При беглом взгляде, его убор, казалось, не отличался от прочих офицерских шлемов, но вскоре Пэнси обратил внимание на забрало, хитро укрытое под лобной частью, а судя по форме, оно могло закрыть только глаза и щёки. Мало какие народы Этерии знали, что подобный гребень делался прямиком из гривы хозяина и перекрашивался в чёрный, белый или красный цвет, зависимо от принадлежности войск и городов. Это была одна из важнейших традиций крылатых воинов, которую они бережно чтили и по сей день.

Чёрный гребень у чёрного пегаса… — хмыкнул юнец, с интересом разглядывая броню Харрикейна. — Даже менять не пришлось.

Командир поправил сверкающий бликами ворот с бережливостью королевской особы, и золотистые лычки весело заискрились от факелов, развешанных у стрельбища на стенах. На гладком, с мелкими царапинами покрытии ножных лат в то мгновенье отразились лица нескольких гвардейцев. Щитки, обувь и поножи крепко держались и легко снимались при помощи хитро продуманных стальных зажимов, благодаря которым ушли те бывалые дни, когда доспехи на гидовых ремнях приходилось снаряжать двум пони. В отличие от боевых магов и стражников единорогов, пегасы отдавали предпочтение открытым с тыльной стороны ногам: эта, кажущаяся мелочью, идея заметно сокращала время полного облачения, да и к тому же не сковывала движений во время галопа.

Харрикейн, подобно всем бойцам, ходил без тканевых поддоспешных одеяний, которыми в Небесной Гвардии снаряжались только в холодные времена. На крепких, жилистых ногах и животе командира Пэнси заметил ещё много шрамов и давних ранений, хоть они всё равно бессильно меркли в сравнении с лицом. Некоторые из этих мест Командующего так и не обросли шерстью, зияя светлыми проплешинами. За исключением того, пегасу достался от родителей приятный глазу песочно-бежевый окрас. А разговаривал бравый жеребец с подчинёнными громко, на возвышенном, но не раздражающем тоне, придавая тем самым особую важность каждому слову.

— Вижу, некоторым хотелось бы меня о чём-то спросить? — обратился Харрикейн к воинам, пока хранители готовили снаряжение. — Так спрашивайте, пока есть время!

Капрал, стоявший неподвижно, подобно скале, вновь перевёл взгляд от первого гвардейца к последнему, только с куда большим презрением, чем раньше. И Айрес, внимая голосу командира, сделала шаг вперёд:

— Рядовая Айрес, я слушаю тебя.

— Командующий Харрикейн, сэр! — с завидной гордостью огласила кобыла на всю площадь. — По личной инициативе отряда, лейтенант Мирид, часто для нас проводил больше учений в фехтовании и владении копьём!

— Говорила бы за себя… — проворчал юнец, на что гвардеец по имени Фолк, стоявший по соседству, издал хриплый смешок.

А пегаска всё продолжала:

— Останутся ли учения под вашим началом в том же приоритете, сэр?

— Полагаю, у лейтенанта были веские причины, чтобы тратить служебное время на оружие, которое вам даже не положено? — в голосе Харрикейна явно проявилось недоверие.

— Так точно, сэр! Среди нас есть те, кто лучше ведёт себя в ближнем бою! Именно по той причине, лейтенант развивал у нас оба направления, сэр!

— Что ж, весьма похвальная инициатива, рядовая Айрес, — едва приметно улыбнулся бравый пегас. — Битвы порой бывают непредсказуемыми и умение действовать в любой обстановке помогут как отряду, так и вашим соратникам, — после этих слов кобыла засияла. — Но, теперь вы получаете в свои копыта арбалеты — а это совершенно другое оружие, и потому — они ваш главный приоритет.

И тогда Айрес разочарованно поникла головой.

— Держать подбородок выше, рядовая! — взревел на всю округу капрал. — Ты стоишь перед старшим по званию! — на что пегаска в мгновение ока выровнялась по струнке смирно.

Хоть командир имел самое высокое звание в Гвардии и был известен во многих кругах Этерии, вёл он себя довольно сдержанно, даже в чём-то вежливо по отношению к рядовым воинам. Хотя у Пэнси создавалось впечатление, что Харрикейн показывал себя с такой стороны лишь тогда, когда всю грубую работу по дисциплинарному воспитанию брал на себя капрал. Проверять эту теорию у пегаса не было ни малейшего желания, ему не хотелось видеть “тёмную” сторону Командующего.

— Рядовая Айрес, встать в строй! — отдал приказ Вияр.

— Так точно, сэр!

Кобыла явно намеревалась сказать что-то ещё, но решила не испытывать терпение офицеров дольше, чем ей полагалось. Она развернулась на месте и заняла место в шеренге.     

— Ещё вопросы? — осмотрел всех Командующий.

— Никак нет, сэр! — хором отозвались все, кроме Айрес, пока время неловкой тишины не растянулось больше.

— Тогда приступаем, стрелки!

Хранители, тем временем, расставили девять арбалетов по безупречно ровному порядку на краю аэрвинга. Командир взял один из них и передал его капралу, а Вияр закрепил его с характерным щелчком на правом копыте. Парные стальные зажимы на пружинах с гидовой подкладкой ничем не отличались от крепежей импеланов — они так же крепко охватывали всю пясть — что казалось естественным и даже предсказуемым шагом ремесленников, ведь новые решения требуют больше времени и сил, чем проверенные.

Разумеется, главная часть оружия гвардейцам была куда интереснее, чем какие-то зажимы. С первого взгляда арбалет походил на лук, к средней части которого приделали деревянный брусок, но все особенности крылись в мелочах. Хранители, видно, уделили немало времени, чтобы Харрикейн мог не только разобраться в устройстве оружия, но ещё так живо рассказать об этом своим подчинённым.

Пока Командующий говорил обо всех деталях и о принципе работе механического лука, Пэнси по второму разу мысленно повторял каждое слово Харрикейна, смотря на правое копыто Вияра, чтобы лучше всё запомнить и понять. Главная дуга, она же колодка имела раздельные плечи, которые при надобности могли складываться. Далее шла самая длинная часть — ложе, наверху которого имелся паз для маленьких стрел, или, так называемых, болтов. Посередине возвышался стальной захват, предназначенный для свободной конечности. Выстрелив, пегас должен был поставить ногу с арбалетом на землю, а другой поднять захват до предела. Этим действием тетива натягивалась почти до конца ложа, а там её крепко удерживал двухопорный спусковой механизм. Затем гвардеец должен был надавить на прижимной блок у бочкообразного колчана, закреплённого позади арбалета, благодаря чему новый снаряд вставал на своё место — и всё, оружие снова готово к бою. Казалось, такие действия поставят капрала в неловкое положение, но Вияр быстро освоился и заряжал самострел за несколько секунд, настолько добротными и плавными сделали механизмы земные пони с единорогами. Напоследок, Харрикейн отметил, что в колчан вмещается только двадцать четыре болта, после чего его следует заменить.

— Теперь мы покажем, как он стреляет на деле! — Командующий обратил свой взор в сторону целого ряда из десяти соломенных мишеней, поверхность которых выкрасили рядами круговых разделений. Эти цели крепились на причудливо собранных железных стойках перед тюками залежалого сена. — Капрал Вияр, готовься! — и тот прижал копыто к спусковому крюку, что крепился немного дальше пястного захвата. — Целься! Стреляй!

И с характерным свистом, острый снаряд вырвался из ложа и вонзился совсем рядом от центральной метки. Многих из отряда впечатлило увиденное зрелище: вся мощность выстрела теперь полностью зависела от механизмов оружия, а не возможностей пегаса, и, к удивлению гвардейцев, она в разы превосходила их старые, неуклюжие луки. Повторяя успехи собрата — баллисты, арбалеты могли наносить глубокие и страшные раны.

— Вам всё ясно, гвардейцы? — обратился к отряду Харрикейн.

— Так точно, сэр!

Пэнси выдохнул с облегчением, увидев, что здесь не было ничего сложного — часто характерной черты всего созданного единорогами.

— Очень хорошо, бойцы! Капрал Вияр, сложить оружие! Рядовые, в две шеренги — стройся

Пегасы без промедлений исполнили эти приказы, разделившись на две группы: Айрес, Мьярин, Стилл и Фолк в первой; Свифт, Кьорт, Вэлла и Пэнси во второй, по крайней мере, они должны были стоять в таком составе, пока Кьорт не занял первое место в нетерпении. А младший офицер, не видя этого, сложил арбалет, отцепил колчан и передал всё хранителю — который тут же убрал снаряжение в ящик — а после остался рядом с Командующим. Тем временем, пони в капюшонах раздали отряду арбалеты и вернулись обратно к аэрвингу. Вооружившись по команде Харрикейна, и заметив, что самострелы подходят как для правой, так и левой передних ног, стрелки промаршировали к отмеченным позициям.

— Я покажу, как надо стрелять, — самодовольно прошептал Кьорт, ехидно улыбаясь. — Вам даже покажется, что это слишком легко.

— Помню, ты про импелан то же самое говорил, — хмыкнул, едва сдерживая смех, Мьярин, — а в итоге дальше слов-то…

Закончить мысль тот не решился, ведь суровый взор капрала настиг его шеренгу, а Командующий начал вызывать гвардейцев:

— Рядовая Айрес, рядовой Кьорт, занять позицию у своих линий!

И они, гордым цокотом отстукивая по площади, встали у белых акритовых полос, которыми были окрашены некоторые из плит. Расстояние от них и до мишеней неслучайно составляло ровно сорок метров, ведь такая длина среди местных считалась золотой серединой. Для таких ребят, как Фолк, мишени выставляли даже и на восемьдесят метров.

К Харрикейну в ту минуту подлетел страж из Дома Офицеров, чтобы вполголоса поговорить о чём-то с командиром и улететь обратно. После такой встречи бравый жеребец обратился уже к Вияру:

— Капрал Вияр, принимайте командование отрядом в моё отсутствие!

— Есть, сэр! — у того будто пламя разгорелось в глазах.

Отдав честь вслед за капралом, Харрикейн покинул стрельбище и его гордый силуэт исчез в стенах Дома Офицеров.

— Арбалеты наизготовку, рядовые, вам даётся три попытки! Целится по моей команде!

Плечи разложены, захваты подняты, болты скользнули в пазы. Два гвардейца выставили копыта, ожидая приказа. Рядовой Пэнси затаил дыхание и с любопытством приметил, что кобыла по имени Айрес держала самострел в левой пясти, коей она в своё время орудовала луком.

— Пускай!

Щёлкнули спусковые крючья, и ожил хитроумный механизм, да как звонко, стремительною песней сорвалась тетива, подобно яростному зверю, да как полетели смертоносные жала навстречу безобидным преградам. Айрес угодила в самый край мишени, едва не пустив снаряд мимо, а Кьорт оказался удачливей и попал в грань между центром и соседним кругом.

— Что это такое, рядовая Айрес? — нахмурился капрал. — Не дело так лучнику стрелять!

— Мне надо приноровиться, сэр! — сразу же ответила кобыла, но, призадумавшись, она добавила ещё. — Я лучше всего показывала себя в фехтовании, сэр! Поверьте, в ближнем бою вы не найдёте лучшего воина!

— Теперь изволь тогда… — набрал тот больше воздуха в груди, — стать лучшим стрелком! Чего стоите?! Заряжай, целься! А ты, рядовой Кьорт, можешь стрелять лучше! — отчего самодовольная улыбка того жеребца быстро исчезла с лица.

— Запускай!

Капрал явно был не в ладах с общими командами Небесной Гвардии — недаром, при таком звании.

И вновь старые, зияющие сотнями несквозных дыр, мишени приняли в себя очередную пару крепких болтов. Когда шелуха от соломы опала наземь, Пэнси увидел, что Айрес улучшила результат и попала в шестой круг. Но пламя удачи Кьорта заметно угасло — его снаряд вошёл за границу пятого круга. Не будь здесь капрала, он бы, наверное, со злостью разнёс бы арбалет на куски. Вияр лишь с разочарованием покачал головой. А судя по лицу кобылы, ей всё это теперь стало безразлично.

— Значит, достойных результатов от вас я больше не увижу, рядовые?! — заключил капрал. — И это те лучники, которыми хвалился наш славный Командующий? Да как вы смеете так позорить его! Даже я — всю жизнь бок о бок с мечом и то, лучше стреляю!

Мьярин едва сдерживался, чтобы не захохотать при виде глуповатого выражения морды Кьорта после второй попытки.

— Я покажу, как надо стрелять, я покажу, как надо стрелять… —  всё повторял жеребец язвительно, настырно поглядывая на Стилла. Но тот держался невозмутимо и ни единый мускул на лице не дрогнул.

— Хранители, поднять мишени! Гвардейцы, на крылья! Готовьтесь вести стрельбу с воздуха! — отрапортовал Вияр зычно, даже не перевёл дыхания.

На что пегасы в одеяниях смиренно повиновались. Они оставили аэрвинг и с помощью рычагов, скрытых за тюками сена, наклонили две мишени к небу, чтобы вновь удалиться на своии места. По команде офицера рядовые Айрес и Кьорт расправили крылья и поднялись до крыши Дома Офицеров. И первое время они старались приноровиться держать арбалеты на вытянутом копыте, при этом ещё правильно распределяя вес на крылья. Судя по тому, новое снаряжение оказалось тяжелее луков.

— Целься! — стрелки приготовились. — Пускай!

Вполне ожидаемо, что Айрес допустила промашку, а умений Кьорта хватило лишь на самый край мишени.

— Вот наша первостепенная задача, гвардейцы! — обратился затем капрал к отряду. — Я сделаю так, что каждый из вас будет попадать в центр на лету!

Сказал тот, кто умеет сражаться только на мечах, — усмехнулся Пэнси. — Если он говорил правду, конечно…

И будто наперекор юнцу, капрал дал знак одному из хранителей и принял из его копыт свой арбалет; зарядил его, предварительно вставив колчан, а затем поднялся в небо и без особых усилий попал в яблочко. Пэнси так и остался стоять с раскрытым от удивления ртом, как и некоторые из отряда.

— Оружие теперь другое, но это не оправдание, бойцы! — перезарядил он самострел вновь. — Если вы умеете стрелять из лука, из этого также научитесь! Рядовая Айрес, рядовой Кьорт — встать в конец своей шеренги! — и дабы эффектно завершить речь, офицер выстрелил снова, а его снаряд вонзился в нескольких сантиметрах от предыдущего. Затем он вернул самострел хранителю.

— Я буду проводить с вами учения каждый день, пока не увижу достойного результата! Понятно?! Кхм, рядовой Мьярин, рядовой Свифт, занять позицию у линий! Целимся по моей команде!

— Пускай! — раздалось на всю площадь через пару волнительных мгновений тишины.

Мьярин и раньше показывал себя хорошо на стрельбище, так что ему не составило труда управиться с арбалетом так, чтобы не позориться на глазах капрала. Уже со второй попытки его снаряд пробился внутрь центрального круга. А Свифт, который поначалу расстроился из-за седьмого круга на мишени, со второго раза попал чуть ли не в центральную грань. Правда, держать самострел ровно и так долго ему оказалось не по зубам, когда он поднялся на крыльях: болт скользнул по самому краю цели и упал мёртвым грузом на плиты. Там же Мьярин выстрелил немного хуже предыдущего раза — лишь третья метка из восьми.

— Удовлетворительно, — кивнул Вияр, нахмурив заросшие брови. — Рядовой Свифт, в следующий раз ты у меня будешь отжиматься за промахи! А ты, рядовой Мьярин, показал себя достойно, видно, у кого пример берёшь!

Следующими пегасами на очереди были Стилл и Вэлла. При этом кобылка предпочла орудовать самострелом в левой пясти, как и Айрес. Молчаливый жеребец для стрельбы же решил использовать все достоинства правой стороны.

— Целься! Пускай!

Пегаска, кое-как подняв стальной захват для натяжения трясущимся копытом, попала в третий круг. А Стилл и вовсе промазал, что на фоне робкой пегаски выглядело крайне уморительно. И только успел Вияр тяжко вздохнуть и угрюмо покачать головой, как жеребец ловко перецепил арбалет на левое копыто, вполголоса промолвив:

— Сколь неэлегантно, и как вы им пользуетесь в бою...

— Отставить разговоры! — взревел капрал, видно, испытав к этому пегасу не самые тёплые чувства.

Со второй попытки он уже начал творить настоящие чудеса: не прицеливаясь толком, Стилл запустил смертоносное жало прямо в самый центр. Пэнси едва мог представить себе, что этот молчаливый пегас, ни разу не проявивший себя на ранних учениях и во время заданий, мог стрелять, оказывается, не хуже Фолка. А Вэлла, уже чувствуя себя более уверенной перед выстрелом, угодила едва не в то же самое место.

В минуты воздушной практики молчаливый жеребец вновь отправил болт в яблочко, как нечего делать. А звонкоголосая кобылка на последнем выстреле заметно сдала — её снаряд вошёл в предпоследний круг.

Может, его тоже обучали с малых лет?  — не переставая восхищаться, глядел Хворост на своего товарища. — Прямо, как Фолка.

На этот раз капрал решил промолчать, лишь усмехнулся. И затем он позвал, наконец, оставшихся гвардейцев:

— Рядовой Фолк и рядовой Пэнси, занять позицию у линий! Целиться по моей команде!

С той секунды, как Хворост поднял копыто с арбалетом наизготовку, перед ним промелькнула вся тщетность его жизни — столь тяжело из него стрелялось. Каждый ремесленник придаёт своему изделию особые черты, и тяжёлые самострелы ясно говорили о том, кто их мастерил: земные пони днём, а порой и ночью копались в грязи, желая накормить свой народ и всё остальное Королевство, и носили тяжкие грузы на спине. Выносливость и невероятная сила этих созданий всецело отражались на их постройках и всём прочем, в то время как импеланы и доспехи пегасов олицетворяли собой их лёгкость и быстроту. Стальной захват в копыте Пэнси шёл туговато, ему пришлось напрягаться каждый раз для перезарядки механического лука.

— Целься!

Слишком тяжело,  — подумал он, уже вспотев с вытянутым копытом. — Точно везде промажу. И над Вэллой чуть не посмеялся...

— Пускай! — отдал капрал громогласно команду.

Но вот спусковой крюк поддался очень легко. Так же, как и все, они вдвоём сделали по три выстрела. Маленькая стрела, вырвавшаяся первой из навострённой “пасти” арбалета Пэнси, заняла место на шестом круге. Юнец так и обомлел от счастья:

А что, получилось неплохо! — закивал он, с похвалою себе. — Вияр мог бы мной гордиться!

— Рядовой Пэнси, это никуда не годится! — взревел, однако тот недовольно, как гром среди ясного неба.

Ну ты и козий жереб!  — бросил он украдкой обидчивый взгляд.

— Старайся лучше!

По второй команде юнец выстрелил снова, и его результат стал немного лучше: пятый круг принял быстролётный снаряд. Фолк же на фоне соратника проявлял себя с наилучшей стороны: раз за разом, оба попадания зашли точно в яблочко, едва успевал Пэнси отстреляться и перезарядиться. Напоследок, пятнистый жеребец вслед за товарищем взмыл над Небесной Гвардией, теперь уже точно не надеясь попасть по мишени.

Юный пегас за последние месяцы едва смог привыкнуть к лишнему грузу в полёте, вроде импелана, лука, и это не считая доспехов. С арбалетом, по непривычке всё стало только хуже: он тяготил копыто, из-за чего Пэнси даже парить оказалось трудно, крылья то и дело клонили его вправо. И тогда, кое-как справившись со всеми бедами, пони задержал дыхание, прицелился и по команде Вияра он вместе с Фолком исполнил приказ. Если бы Пэнси не дёрнул копытом в последний миг наудачу, то, скорее всего, снаряд пролетел бы мимо цели, но ему свезло, не опозорился — попал в седьмой круг. А его товарищ снова без труда пронзил центр, да так, что щепки полетели от первых болтов.

— Стрелки, к земле! Рядовой Фолк, хоть я не видел тебя до этого в деле, но слова Командующего ты оправдал с каждым своим выстрелом! — капрал заслонился копытом от солнца, которое только-только показалось из-за высоких стен. — Я спокоен за Небесную Гвардию, пока такие воины защищают её. Думаю, властители Королевства со мной бы согласились.

— Служу во имя Генерала и Небесной Гвардии, сэр! — даже ясное светило энергией своей овеяло гвардейца в тёплых объятиях, чтобы выказать ему почтение. Гладкая, будто шелковистая грива заискрилась и заплясала на ветру — с расправленными крыльями этот пегас напоминал героев легенд из прежних лет.– Мой взор острый, а хватка крепкая, я многих быков с ног успел сбить, сэр!

— Так держать, солдат, — уже несколько равнодушно тот ответил. — Рядовые Фолк и Пэнси, вернуться на свои позиции! — а после этих слов он скомандовал. — Отряд, построиться в одну шеренгу!

И стрелки заняли тот же ровный строй, в котором они стояли, когда встречали Харрикейна и новый день на службе.

— Ваши результаты не превзошли мои ожидания, стрелки! За исключением двух бойцов, остальные показали свою полную непригодность! — стал он расхаживать мимо шеренги взад и вперёд. — Поэтому вы будете приходить на стрельбище каждый день и под моим надзором достигните требуемого мастерства! Вам ясно?!

— Так точно, сэр! — была бы возможно, кто-то бы и высказался, но на службе имеет значение лишь звание.

Тут Вияр остановился, а гвардейцы приподняли головы.

— Отряд, слушайте меня внимательно! Сегодня Командующий Харрикейн отправит на Дождевой Сбор часть гвардейцев из каждой недавно прибывшей группы! Таким образом, рядовые Свифт, Кьорт, Вэлла и… Стилл — вдруг задержал тот взор на тихоне, — отправятся со мной на лётные учения после дневной трапезы. Остальные будете выполнять обязанности на Дождевом Сборе! Вам ясно?

— Так точно, сэр!

— Убедительно! Рядовые Айрес, Мьярин, Фолк и Пэнси, как мне доложил Командующий, это будет ваша первая отправка дождя, — сказал Вияр. — По прибытию на Сбор, забудьте о том, что вы защитники Королевства из Небесной Гвардии! Никаких званий, слушайте и выполняйте всё, что вам скажут без возражений! Вам это ясно?

— Так точно, сэр! — отозвались четверо пегасов.

— Отряд, вольно! Разойтись!

Пэнси - I (2)

---

Время новых знакомств с офицерами, стрельба из арбалета, подготовка дождевых облаков — о таком стечении обстоятельств, свалившихся лишь за один день, Пэнси мог только мечтать. Обычно все будние рядового проходили в череде маршей, тяжелых и долгих учений, патрулей внутри стен Гвардии и вокруг Небулоса, с двумя перерывами на поход в трапезную. Кроме редких, по крайней мере, для юного гвардейца, исключений, вроде разведки дальних территорий Королевства и недавних событий в Землях быков.

Как известно среди прочих народов, пегасы, будучи по своей природе шустрыми, оказались неприхотливы в еде: порой за день они могли поесть один раз и этого им вполне хватало. Небесная Гвардия и Дождевой Сбор — как исключения из правил, использовали двухразовое питание, состоящее из дневной и вечерней трапезы. Единороги по-прежнему не могли объяснить такую странность питания в отношении к летающим созданиям Этерии, а именно драконам и пегасам. И если копытные ещё вписывались в некий порядок, то огнедышащие создания выбивались из него совершенно. Чешуйчатые могли извергать жаркое пламя, имели крупное телосложение, да ещё и летали, но при этом рацион их питания целиком состоял из разнообразных минералов и драгоценных камней.

На то время, когда новоиспечённые стрелки закончили со стрельбой, площадь заметно опустела. Большинство бойцов уже отправились на дневную трапезу, а последними остались копьеносцы прекрасного внешне, но излишне строгого капитана Антики — они как раз возвращались из Холода после учений. Что говорить, служба службой, а еда строго по расписанию. За два месяца эти встречи со сверстниками перед трапезной превратились для юного гвардейца в некую местную традицию. Бывшие лучники и копейщики начинали бурно рассказывать о том, как проходили учения и, особенно про то, что с ними приключилось на заданиях. И нынешнее утро не стало исключением.

Мьярин, Фолк и Кьорт быстро смешались толпою с друзьями из второго отряда в единую кучу и принялись обо всём говорить и смеяться. Остальные в отряде шли рядом, а Айрес так и вовсе прошла в одиночестве далеко вперёд. Юнец почти нагнал Свифта, только Вэлла, хоть и скромным шагом, но опередила его. Правда, их разговор, сколь быстро начался, так же и закончился после нескольких довольно милых фраз.

Наверное, у неё снова что-то не получилось, — подумал рядовой, вспоминая то, как часто пегаска обращалась к его другу за каким-нибудь советом по фехтованию, или стрельбе. — Но стреляла она сегодня здорово, мне бы такой… первый раз.

Вэлла на фоне прочих гвардейцев смотрелась чудаковато, порой даже слишком. Она, скромная, тихая, недоверчивая и замкнутая в себе, за прошедшие месяцы так и не сдружилась с товарищами, глядела на всех вокруг косо, за исключением Свифта. Общее друг в друге они нашли отнюдь не сразу, но подружились буквально в первый день встречи. Как считал Пэнси, эта пони всего лишь искала противоположную себе личность. Что удивительно, несмотря на строгое расписание службы при Небесной Гвардии, скромница Вэлла не тратила времени понапрасну и нашла себе хороших друзей. Кроме Винди-Виза, кобылка чаще всего бегала в лазарет при любой свободной минуте, чтобы поболтать с медсёстрами. Также она иногда пропадала в компании двух очаровательных пегасок офицерских званий.

В любом другом городе земных пони, или городах единорогов, эта пегаска заметно выделялась бы внешне, но в Небесной Гвардии на её причудливые цвета никто не обращал внимания, либо старались, чтобы на то было похоже. Кудрявая лазурная грива с редкими, но яркими красными полосами, которая могла вырваться из-под шлема, казалось, в любую секунду. Всегда ухоженная и чистая шёрстка бежевого расцвета — на солнце искрилась, будто её вымыли в золотой пыли. Лишь один раз Пэнси видел её метку, когда всех новобранцев собрали на площади на выдачу доспехов: это был угловатый скрипичный ключ, и выглядел он так, словно его из большого изумруда огранили. Юнец понятия не имел, что музыку записывают в виде письма, отчего воспринимал этот символ как что-то диковинное от единорогов. Но что жеребец запомнил в тот первый день, так это белое, как из мрамора, заднее копыто пегаски, когда ещё никому не успели раздать обувь. Выкрашенное, или его, правда, изваяли из камня, но на остальных ногах её копыта были такими же, как у любой другой кобылы.

Взор фиолетовых глаз, в нём скрывалось многое, как, впрочем, у каждого. И редко кто помнил красоту её лица, пышность губ и забавные веснушки на щеках, когда она сама затмевала его своим чарующим, проникновенным до глубины души, звонким и мелодичным голосом. Вэлла прекрасно разбавляла долгие, утомительные марши своими песнями. Несколько раз другие группы намеренно выходили в свободное время на главную площадь, чтобы маршировать вместе с её отрядом. Внимая, живя самой музыкой в своём сердце, эта кобылка преображалась, утопая в ней, она раскрывала свой настоящий лик, который она так боялась всем показывать во время безвольной службы. Но только песня замолкала, и тут же пропадала вся её радость.

Когда Свифт пропустил вперёд пегаску и остался поодаль от всех, отряд уже подходил к дверям трапезной, за которыми виднелся длинный коридор, ведущий к месту безмятежности для крылатых воинов. Тут юнец и догнал Винди-Виза поспешной рысью.

— Ну как тебе Харрикейн? — поинтересовался у друга Пэнси с предвкушением. — Интересно, в скольких битвах он успел сразиться, — огласил тот уже собственные раздумья, — что так потрепали?

Свифт молчаливо поглядывал то на друга, то отвлекался на Вэллу, пока та виляла хвостом впереди, а когда юнец нетерпеливо замахал копытом у его глаз, всё же принял вопрос к вниманию:

— Я в школе вычитал так много историй о его похождениях из книг единорогов, и в каждой писали о шраме на пол-лица, но я даже не представлял, что, получив его, он лишился и своего глаза! — отстранённо уставился пегас на раскрытые двери. — Бр-р-р, даже не хочу представлять себя на его месте! — поёжился он в страхе.

— Нашёл, что вспомнить, — издал смешок Хворост, — все эти книги меня только утомляли. Но если поглядеть на эти истории, нашему Командующему ещё повезло, — старался того утешить жеребец. — Единороги писали, как волчьи отродья днём за днём творили ужасы в деревнях и городах! А наши предки с этим ничего не могли сделать. Их вынуждали сражаться с чудовищами нос к носу, ведь только заточенный металл управился бы с ними!

— Понесло тебя совсем не туда, летать не разучись, а то научишься ещё говорить быстрей меня! — и на лице Свифта появилась улыбка, та самая, которой он сгонял все дурные мысли. — Я хотел сказать, что Харрикейн мне понравился, он выглядел точно так же, каким я его представлял в школе. Но я не увидел в нём тех описаний единорогов, которые историки оставили в каждой книге: «Холоден, подобно северным горам; жестокий, как целая стая волков с их сильнейшим вожаком; твёрд и несокрушим, будто горы Скайриджа, взрастившие древних пегасов… и всё такое. Они хоть раз видели его, интересно? Да, он явно хороший Командующий — просто так это звание никому не раздают, но он такой же пони, как все, только со шрамом, — удивительно, как Винди-Виз даже не запыхался после столь бурных слов.

— Да-а, язык твой, наверное, не поспевает за головой, — засмеялся Пэнси. — Мы только познакомились с ним, Винди. Как погоняет нас на дальних полётах денёк, так все эти мудрёные описания к нему и прилепятся! Увидишь, превзойдёт он твои ожидания, ещё как превзойдёт.

— Хорошо бы хоть один день под его началом провести, — возразил Свифт, разочарованно выдохнув. — Нашли, кем заменить лейтенанта…

— Всё, давай-ка тише, — Пэнси ткнул друга в бок, искоса поглядывая на воинов Антики позади и сбоку, — здесь становится тесно.

— Тогда лучше поторопимся.

Светло-серый коридор с хорошо просматриваемыми окнами на потолке незаметно и быстро закончился, и друзья прошли в общий зал столовой, миновав стража в серебряной броне. Несмотря на большое скопление гвардейцев из разных отрядов, разговоры здесь редко бывали оживлёнными — почти всегда тут переговаривались шёпотом.

Внутреннее убранство трапезной строгое, простое, без каких-либо изысков, но зато ничего лишнего. Хотя при сладостном аромате от свежеиспечённого хлеба и прочих лакомств солдаты вовсе забывали, что находились в обычной столовой Небесной Гвардии, а не трапезной при Академии, или общих пекарнях земных пони. До пиршеств единорогов, конечно, бесконечно далеко, но местные повара всё равно старались, не покладая копыт. Столы и скамьи в несколько рядов; парные четырёхугольные колонны, прочно удерживающие потолок со дня основания крепости; широкие окна, впускающие чуть ли не всё солнце целиком и открывающие памятные виды на небосвод; светильники у стен и добрая треть зала под кухню  — вот и вся гвардейская столовая. И это не беря в расчёт одного стража с маленьким горном, который с безразличным, но в чём-то мечтательным лицом отсчитывал минуты, даваемые на время кушанья. А там уже не важно, сытый ли боец, или челюстью работал плохо, из-за того голодный — а возвращаются к службе все наравне.

Всего помещения хватило бы на небольшую армию для успешных наступлений в тыл противника: четырнадцать больших столов на десять пони, два ряда по семь; к приходу стрелков, треть из них была занята. Правда, когда ребята забрали свои порции на деревянных подносах и уселись за дальний стол, народа стало ещё больше. Один за другим возвращались отряды из ночного караула, учений в диких лесах и после Дождевого Сбора. Даже их знакомые ребята, что служили под крылом Антики, вскоре расселись по местам.

Жеребцы и Вэлла уже заняли всю скамью, оставив Айрес на противоположной стороне в полном одиночестве, как обычно.

— Давай, сегодня твоя очередь, — шепнул Свифт на ухо другу, пропуская того с подносом вперёд. А тот с тяжёлым вздохом присел на холодную скамью, да медленно, аккуратно, с опаской поглядывая в сторону — подвинулся к неприступной и загадочной кобыле.

И такие неслужебные смены шли уже почти три недели. Винди и Пэнси раз в семь дней меняли свои места, ведь никто из них не хотел сидеть рядом с Айрес. Она была порой резкой, непредсказуемой и раздражительной, но при том старалась держать себя в узде; она могла целыми днями ни с кем не разговаривать и всех сторонится, а при виде какой-нибудь диковинки, вроде аэрвингов, или съездов единорогов начать вести себя подобно маленькой кобылице; или вовсе при удобном случае могла припомнить офицеров крепким словцом за то, что её перевели в лучники, хотя была достаточно умна, чтоб не говорить этого при них. После чего кобыла стала относиться подобным образом и к своим близким товарищам. Как ни странно, плохим гвардейцем она из-за такого поведения не стала, напротив, её можно было приравнять к одним из самых достойных воителей крылатой расы. Айрес беспрекословно подчинялась старшим по званию и выполняла любые их приказы. Ей легко давались любые испытания, в том числе укрепление тела всех разновидностей: круговые скачки мимо бастионов; утомительные марш-броски по лесам и полям в полном облачении; дальние полёты через горы, и хоть ей дождь, хоть снег, хоть знойная жара — ничто не могло её остановить. Даже Мьярин и Стилл, как самые крепкие и выносливые жеребцы в отряде падали от бессилия тогда, когда пегаска могла едва вспотеть. И в фехтовании, как она сама говорила Харрикейну, никто не мог поравняться с ней, на что наставник-лейтенант сразу обратил пристальное внимание. Было нередким случаем, когда эта кобыла просила усложнить тренировки, ибо, как она считала, для хорошего гвардейца обычной подготовки явно недоставало. Естественно, с таким отношением лучники-новобранцы стали нагонять одногодок и даже несвоевременно получили свои первые задания. Но за такие успехи никто Айрес благодарить не решился, а все только начали сторониться её и томить к ней неприязнь.

Но правила Гвардии обязывали думать о своих товарищах, как о семье, а к ним крылатые воины относились весьма ответственно. Бросая косые, осторожные взгляды, Пэнси всё же не мог отринуть потаённые мысли, идущие наперекор друзьям, что выглядела она не под стать характеру и принятому в тесном кругу товарищей образу. Нисколько не смущаясь, Айрес наклонила голову к тарелке, выкатила с неё своим большим носом яблоко на стол, а после неспешно принялась его грызть. Она не разглядывала столовую, полную гвардейцев, не обращала внимания на шепчущихся друзей и уже нагло пялящегося юнца. Для неё в эту минуту весь мир словно не существовал, лишь это багровое яблоко с жёлтым пятном на боку имело смысл. На место очищенной плодоножки вскоре подкатились один за другим ещё два яблока в той же забавной манере. С остальной частью порции, которая состояла из двух картофельных галет, внушительной порции овса, порезанных в салат овощей и грушевого морса, кобыла так церемониться не стала — доела, подобно всем.

Несмотря на её познания воинского ремесла — желанные многими гвардейцами — вне учений она словно бы о них забывала. Любой воитель узнает себе подобного издалека: по походке, манерам речи, выражению лица и даже внешне многие из воинов имеют общие черты. Столь умелая фехтовальщица двигалась грациозно — поступью лёгкой обводила соперника вокруг носа, хитрила, выискивая слабые места, и без труда его побеждала всего лишь тремя взмахами клинка.

Порой в её, казалось бы, незаурядной внешности и поведении скрывались черты, более свойственные народу единорогов, нежели пегасам. На первой встречи с лейтенантом Миридом только Айрес из всех присутствующих новичков была одета в довольно вычурное платье, сотканное из тонкой, полупрозрачной ткани, чего даже не позволяли себе жёны многих офицеров Академии, коих Пэнси частенько разглядывал с любопытством на парадах в свои жеребячьи годы. О её метке тогда и речи не было, хотя сколько раз юный гвардеец не заглядывался на круп, чудотворные символы так и не появлялись. Пегаска отрастила себе гладкую, ниспадающую до пястей гриву тёмно-синего цвета, которую на время службы она всегда зачёсывала назад и собирала в тугой пучок. Так, чтобы взору не мешать и лоб открытым держать. Пэнси, даже будучи жеребцом, всё же понимал, что такие прикрасы делать в одиночку и без магии затруднительно — не зря большая часть представительниц крылатого народа коротко стригла волосы, когда их в косы заплетали одни единорожки. На вид её аккуратная шерсть каштанового расцвета чарующе лоснилась после долгих пробежек или полётов на её вспотевшем теле, да так, что порой юнец терялся в мыслях. А взор серых глаз притягивал и не отпускал, пробирал до мурашек, но оставлял после себя затем одну пустоту — кобыла никогда не делилась своими размышлениями ни с кем. Утопая в их глубине можно было найти там лишь беспроглядный мрак. И всё же в такие мгновения она казалась до крайности совершенной.

Едва лейтенант сказал “разойтись”, Айрес гордо сняла шлем, распутала свою причёску и рысцой побежала в казармы, а ветерок ласково трепал её гриву, — совсем нежданно услышал юнец внутренний голос, который пересказал одно из самых любимых воспоминаний на службе. — Она в тот день была такой красивой, миловидной, но… холодной, ей ведь было на всех чихать и… какой же это вздор, о чём я только думаю? — невзначай тогда он дёрнул копытом, будто им хотел развеять постыдные мысли. И вроде бы согнал их, да вместе с ними опрокинул чашу с напитком как раз в сторону пегаски, занятой кушаньем.

И морс весь за мгновение ока разлился по столу, окропив поднос и яблоко Айрес. Будто того было мало, сладкая водица из лесных даров попала на её доспехи, капая за край стола. Та вмиг задрожала от злости и стиснула челюсти. Но тут же себя успокоила, подняла копыто и придвинулась к концу скамьи, чтобы не испачкать гвардейскую форму ещё сильней. Друзья живо перевели внимание на пегаску, а Свифт с трудом держался, чтоб не заржать. Кьорт же и вовсе поперхнулся от смеха.

— Какой же ты неуклюжий, Пэнси, — процедила та сквозь зубы, попутно вытирая пятна с брони. — В следующий раз не садись рядом, а то весь поднос на меня так скинешь.

— Нет, прости, я не хотел, — протянул тот копыто. То ли желая ей помочь, то ли защищая лицо, чтоб та чем-нибудь не бросила в него. — Случайно же вышло…

За школьные годы Пэнси вдоволь наслушался рассказов, как чьи-то матери, или подружка «вон того жеребёнка из другого класса» буквально зверели, если тех чем-нибудь обидеть. Такое поведение, к слову, быстро нашло себе место в армии, где кобылы могли на равных служить с жеребцами и получать высшие звания, в отличие от воинов земнопони и, тем более, единорогов, у коих с некоторых пор даже крупных войск не существовало.

Айрес больше ничего не сказала и, к счастью для юнца, отвела свой пламенный взгляд и продолжила доедать порцию, оставляя доспехи на поздний час, для более тщательной чистки. Чёрный цвет с давних времён славился приятной особенностью – многое на нём остаётся незаметным.

— Пэнси, ты себя плохо чувствуешь? Ты ведь просто сидел, — удивилась Вэлла столь невнятной глупости.

— Вот он, наш знакомый Пэнси, — с ехидной улыбкой протянул Кьорт, — всё портит и ломает.

— Неправда! — кинулся тот в свою защиту.

— Да ты что, — фыркнул жеребец. — А про те самые полёты уже забыл, дурачок? Как ты ещё в Кардере-то жил без крыльев, — задумчиво покачал он головой. — А как свой клинок отправил в полёт за город? Тоже забыл? Радуйся, что фермеру какому-нибудь по голове не влетело!

— Хвалится тот, кому не в силах быть мечу достойным покровителем, — не обращая взора к остальным, заговорила Айрес, но, кажется, только Пэнси услышал её слова.

Для юного гвардейца знакомство с этим едким на слово пегасом так и не продвинулось дальше первого дня: как увиделись впервые, так по-прежнему и грызлись непонятно зачем, да неизвестно ради чего. В глубине души Пэнси, конечно, припоминал, как спорил с ним насчёт предпочтений в кобылках и тогда они просто не сошлись во мнениях. Но даже по сей день ему не верилось, сколь дорого пришлось расплачиваться за те слова.

Это был упрямый, порой недовольный всем на свете жеребец, с шустрым кареглазым взглядом и массивным, сплюснутым носом, который напоминал молот. Густая, неухоженная зелёная шерсть с двумя чёрными пятнами на левом боку; и бледно-жёлтая грива — вся почти остриженная, кроме длинной и невысокой полосы, тянущейся от самого затылка.

Среди других новобранцев он быстро нашёл себя в образе хвастливого сказочника, или, как его любил называть Пэнси — перьеглота. И как он раньше не пытался оспорить это прозвище, или переубедить всех в своей правоте, так и остался на сей день самым известным пустозвоном в истории Небесной Гвардии. По его словам в детстве он успел подружиться с тремя фениксами, а также унести собственный круп из пасти одичавшего дракона. Сумел отыскать пару древних застав на каких-то вершинах и помочь Генералу надеть сапоги, чтобы вкусить поцелуй его же супруги. Облетел без передышки каждую из возвышенностей Каменной Долины, скрытой на западе в долине Флайтмаунтин [Flightmountain], чтобы отыскать там утерянный наплечник доспеха Тагерона-Воителя. И, наконец, спас некого земного пони от умалишённого единорога, нацепив рогатому на голову железное ведро. А вот для недавних лет он придумал куда меньше историй, да и то делился ими с отрядом не так часто. Правда, о его двенадцати похождениях в казармы кобыл, четыре из которых были весьма успешны — даже отряд капитана Антики узнал о них, в том числе она сама. Но как об этих делах не слышали остальные офицеры, юнец ломал голову не один день.

Кьорт выглядел крепко-сложенным жеребцом, но не более того, хотя Пэнси так судил о нём лишь вдалеке, а стоило лишь юному гвардейцу оказаться с ним рядом, как на его фоне пегас начинал ощущать себя иссохшим и маленьким. И всё равно, несмотря на видное тело, местный сказочник за эти долгие недели ни в чём толком не освоился: летел, как ветер позволит; стрелял, как удача благоволит; мечом отбивался на учениях так, чтоб скорее закончить и чаще всего не в свою пользу. Даже простоватая метка его, будто появилась впопыхах когда-то – некие две измятые, параллельно выставленные иглы, точно для шитья.

— Эй, ребят, прекратите, а то на смех поднимут нас, — хотел было Мьярин словесно втиснуться между ними. — Давайте я всё уберу, и… мы… спокойно и тихо… да? А-а, меня всё равно никто не слушает, — чтобы вновь безучастно склонить голову над едой.

— Это был мой второй день в Гвардии! — пригрозил юнец Кьорту вилкой с нанизанными на ней листьями салата. — Себя вспомнил бы, над тобой ещё больше глумились.

А тот самоуверенно хмыкнул и сложил копыта на груди.

— Да, ты прав, но всё потому, что я позволял вам смеяться. Я знал, что фиолетовые доспехи — это весело, и я сделал это намеренно! А ты все вытворял, потому что глупый и неуклюжий.

— Ой-ёй, на твоём месте, я бы это не вспоминала, — хихикнула Вэлла.

— Зато меня потом не били кнутом за мои глупости! — победоносно воскликнул юнец.

Кьорт совсем некстати осушил всю чашу с морсом, чтобы вмиг подавиться и раскашляться.

— Да я тебя… кха-кха…- состроил он злостную, и в то же время несчастную гримасу

— Как там спина твоя, интересно, не болит?

— Легче-легче, вы чего взъелись друг на друга, — решил принять Свифт очередь миротворца, — из-за пролитой чаши? Так и доесть не успеем, зря ли все это делают молча? — протараторил тот, едва не выплёвывая изо рта недоеденное.

И эти бестолковые споры уже давно перешли от обычного шёпота. Те, кто ещё не успел покинуть столовую, теперь с пристальным вниманием глядели за новоиспечёнными стрелками. А пока одни трепали языком и впустую тратили драгоценное время, Айрес без всякой суеты аккуратно сложила посуду и принялась безмолвно шевелить губами, ведя некий отсчёт. Только успел страж поднести свой горн ко рту, кобыла уже встала и покинула столовую. Вэлла и Стилл также всё доели вовремя и скрылись за дверями.

— Отлично, спасибо тебе, дружище, — окинул печальным взором Фолк нетронутые лакомства товарищей.

— Ничего, я так… пошутил… кха! — улыбался тот глуповато, глазами вырезая незримую дыру во лбу Пэнси. — Вам не помешает сбросить вес, а то плетётесь в хвосте всегда, когда мы летаем…

— Это кто там плетётся-то? — крепко сжал копыта Свифт, едва не вскочив с места. — Я-то? Я-то!

— Успокойтесь все, — нахмурился Мьярин, — он ведь назло вас доводит.

— Ну не, что ты? Просто не сошлись во мнении, — покачал Кьорт головой, чтобы тут же подняться с места и уйти вместе с Фолком.

— И вот сдалась мне та чаша? — тяжко вздохнул Пэнси, следуя угрюмо за остальными.

Юнец окинул взором пустую столовую, и не мог не заметить, с какой горечью провожал Мьярин отряд кобылы Антики: те всё быстро доели и, как один, вышли из помещения вслед за самым высоким жеребцом в ряду. За всё время дневной трапезы они не сказали и слова, ни о чём не шептались, закончили вовремя, сытно поели и единым строем ушли на службу. Пэнси как никто другой понимал своего товарища в ту минуту.

---

На центральной площади начался общий сбор отрядов, которые должны были отправиться на Дождевой Сбор: стрелки, гвардейцы капитана Антики, а, наконец, ещё две маленькие шеренги воинов в звании престражей, отслуживших в Небулосе больше года. Последние из бойцов даже имели выбор, либо перейти в Кардер, чтобы остаться в нём служить местными стражами, либо продолжать расти по званию в Гвардии. Каждый из пегасов был заранее осведомлён, куда его отправляют, а потому Командующий Харрикейн быстро всех разделил и оставил под присмотром одного из облачных смотрителей, которые трудились на Сборе. Отдав следующую команду, бывалый воин объединил половины выбранных им отрядов в один строй и отправил к главным воротам Небесной Гвардии.

Последнее, что привлекло внимание юнца перед тем, как оставить площадь, это Вэлла, которая провожала их с грустью, и чьё ясное личико едва проглядывалось среди рослых пегасов.

— Рядовая Вэлла, что ты себе позволяешь? Держать голову прямо! — пронеслось громкое эхо надоедливого капрала в застенках Гвардии.

— Слушаюсь, сэр! Извините, сэр! — живо спохватилась та.

Молодой гвардеец в составе прочих воинов занимал место замыкающего всего строя. Половина отряда капитана Антики расположилась впереди, и, старательно маршируя, следовала за группой престражей. В качестве скромного, по манерам, лидера выступал длинноногий пегас в ярких, белых одеяниях, под глазами коего виднелись тёмные отёки. Назвать его усталым, сонным и заработавшимся Хворосту бы не составило труда, правда, своим носом тот не клевал, а вышагивал довольно резво, только успевай нагонять. Одежда покрывала смотрителя от пястей и до самого горла, переходя в широкий ворот. Штанины для задних копыт оказались свободными, когда как на передних они прилегали в обтяжку. Грудь украшал символ Дождевого Сбора: серебряное полукольцо с рядом тёмных облаков, из которых выходили бледно-голубые лучи, изображающие капли. А обуви у него не было вовсе, роль коей играли некие вставки с угловатыми носами. Похожие украшения на копыта изображали в книгах у Хранителя Света и Ночной Странницы, которых называли Певчими Звёзд; только их же вставки были гладкими, с клиновидными кончиками. Странно выглядящий головной убор — ныне откинутый к холке — являлся неотъемлемой особенностью всех крылатых пони, трудящихся на благо дождевой обители. Подобных шлемов не имели только ветреные мастера и все те, чья работа не была связана с неживыми облаками. Это был продолговатый гребень обтекаемой формы, собранный из двух половинчатых акритовых пластин: шлема и, собственно говоря, того самого гребня, напоминающего лезвие. С помощью таких уборов смотрители могли разделять сплошные массивы из мнимых туч на части, дабы большие из них покрывали целые города и плодородные поля, в то время как меньшие отправляли к деревням.

— Только взгляните, как они двигаются! — тихо заговорил Мьярин, восторженно глядя на соседний отряд. — Так сплочённо, а даже не было приказа, и офицера ведь рядом нет.

— Да-да, какие молодцы, — негодующим смешком оценил их Фолк, — но зачем? Мы теперь вдали от площади, чего стараться?

— И правда, зачем, Фолк? — фыркнула Айрес, замедлив шаг. Она уважительно пропустила Мьярина и поравнялась с лучником, чего тому явно не хотелось. Строгим, холодноватым взглядом кобыла его приковала, да только долго-то терзать не стала. И, довольно улыбнувшись, продолжила она. — Когда ты прилетел на службу в Небесную Гвардию, думать разучился? Или ты хотел только из лучка своего стрелять, да брюхо едой дарёной набивать?

— Эй, вот не надо этих оскорблений… Айрес, — хмуро покосился жеребец, осторожно проведя, на всякий случай, копытом по своему животу. — И мой лук тоже давай не оскорбляй, называй его боевым луком, что несёт погибель!

— Размечтался.

— Да, слегка, — махнул он копытом. — И знай, меня не в чем упрекать, я достойно исполняю все приказы. Но сейчас я не могу понять… да, может, я и глупый, но…

— Я такого не говорила, — перебила она. — Не думать, это не значит быть глупым.

— О, а мне послышалось совсем не то, — чуть громче и с норовом возразил ей Фолк.

Пэнси всё не мог решить, пытаться ли ему их успокоить, как то же сделал бы Мьярин, либо, как всегда, остаться в стороне. Осуждающие и недоумевающие взоры идущих впереди гвардейцев желали заткнуть их любым образом.

Вспомните, как мы дрались с теми быками, — повторил юнец, обдумывая верные слова. — Мы могли им проиграть, но вместо этого сработались вместе и легко их обхитрили! Всё, это их должно подбодрить! — обрадовался он и уже хотел открыть рот. — Надеюсь, ко мне хоть кто-то прислушается.

— Они за месяц превратились в истинных гвардейцев, достигли гораздо большего, чем мы, — вдохновенно промолвил Мьярин, — уже который раз присматриваю за ними и ничего не понимаю, — увлечённо развёл он копытом. — Лейтенант однажды подарил нам возможность проявить себя так, как им даже не снилось! А мы что? Разругались из-за какого-то морса в трапезной? Помните, как мы тех быков одолели? Только действуя, как единое целое! Сейчас мы выйдем за ворота, и что увидят остальные? Гордость Небесной Гвардии впереди и кучку бездарей, идущих вразвалочку сзади? Какая удача, что мой отец сейчас нас не видит…

— Воу-воу, спокойней, ребята, Пэнси, дружище, пропусти-ка, — Фолк тут же отошёл в самый конец строя. — Буду я маршировать, буду, если это сделает меня лучшим гвардейцем, то я только с радостью! А я-то, дурень, считал, что надо охранять Королевство от всякого зла и держать ухо востро, — съязвив так, что стало всем кисло, жеребец принялся вышагивать в такт пегасам капитана Антики, да так, что сам Харрикейн отдал бы ему славную честь. — Если кто-то упоминает отца, тут не до разговоров. Кстати, а кто он?

Мьярин замешкался и ответил не сразу:

— Скажу, что иметь в отцах… майора — незавидная участь, — тягостно вздохнул тот. — Чего бы вы там ни думали.

— Хм, вот оно как… — забавно протянул меткий лучник.

На том и закончили. Стрелки решили более не выделяться от сослуживцев и ровным строем добрались до тех единственных врат, что заметно возвышались на фоне стен Гвардии, и над которыми реяло гербовое знамя. Если брать заодно и постовую башенку, то высотой эти ворота равнялись с Домом офицеров, но были ниже Дозорной Башни почти в два раза. Вся структура, от верха до низа, была выложена из слоистых плит, как собственно каждая постройка Небулоса. Лёгкие и прочные, они в совершенстве подходили для укладки мнимых облаков, когда как город Кардеринг остался верен традиционному камню. Более того, единороги в любезности своей не отказались украсить стены и ворота грозными зубцами, а также колоннами.

При удобном случае Пэнси засмотрелся на самого меткого, по его же словам, лучника Гвардии. Фолк олицетворял те же черты, какие хотел видеть в себе юный гвардеец. С первого дня он пришёлся ему по душе, и это невзирая на крепкую дружбу с Кьортом. Стрелок тогда удостоил его вниманием сразу и с добротой поприветствовал его в этом чуждом, неестественном самой природе, месте. За целый месяц Пэнси узнал о нём больше, чем о ком бы то ни было во всём Небулосе: отважный, задорный, болтливый и простоватый жеребец, который предпочитал всё делать сам, и храбро вставать на пути любых трудностей. Да что там говорить, он мастерски владел самым тяжёлым в освоении оружием из арсенала всех народов, такому даже единорог выказал бы своё уважение. И ради Небесной Гвардии он взял с собой потрёпанный временем, но всё ещё прочный именной лук, верой и правдой служивший его предкам: спинка из особой красной древесины, добытой в лесах Арнвуда; обтянутые гидовыми чёрными лоскутами плечи; а также различные украшения из волчьих зубов. Фолк с удовольствием показывал эту красоту, едва стоило завести речь о ней.

Он имел на удивление худощавое, кто-то бы сказал болезненное телосложение, но при этом натренированные копыта и размашистые крылья. Несмотря на тощие бока — а в некоторых местах даже кости проступали — жеребец на учениях оказался куда выносливей, чем кто-либо мог предположить. И хоть он уступал доброй части отряда в скорости, летать и бегать он мог целыми часами без отдыха. Его тёмно-рыжая грива с несколькими седыми прядями была острижена под самый край, а длину хвоста Фолк оставил на уровне голеней. Знаменитые доспехи Гвардии с точностью подчёркивали его выбор. Светло-коричневая шерсть выглядела практически совершенной, он её будто у годовалого жеребёнка “позаимствовал”: гладкая, без пятен или проплешин, и не утратившая сочности в цвете.

Пэнси обычно не обращал внимания на недостатки других, особенно во внешности, но иногда, глядя на своего товарища, он вспоминал те жуткие, грубо зажившие рубцы по всей спине. А рассечённая до безобразия метка, напоминающая деревянную стрелу, навевала плохие мысли.

Таланты прочих только нам видятся природным даром, — вспомнились ему слова, однажды сказанные родным отцом. — Но у каждого пони стелется за ними тяжкий путь.

Стрелок унаследовал от родителей приятные черты лица. Волевой, проницательный и настырный взгляд фиолетовых очей, но и с ним он нашёл беды: сломанная переносица носа, отрезанный кончик левого уха и подбитый глаз с той же стороны — из-за чего жеребец всегда ходил с полуоткрытым веком. И сколь же много страшного увидел Пэнси в нём со стороны, и столь же много удивительных открытий от него узнал в обычном, дружеском общении.

Тем временем из башенки выбрался на солнечный свет бородатый, морщинистый пегас, чьи славные годы, кажется, остались давно позади. Но преклонный возраст этого постового давал ему поистине суровый, грозный вид. Твёрдым и уверенным шагом он приблизился к противоположному краю, обхватил жилистым и большим копытом флагшток и, смерив терпеливым взглядом строй, он затем остановился на смотрителе в белом. Из ведущей группы престражей вышел их лидер, который, судя по лычкам, был в звании капрала.

— Майор Окендейл [Oakendale], — беспристрастно дал свой возглас молодой жеребец, — по приказу Командующего Харрикейна наш состав из семнадцати гвардейцев направлен в Дождевой Сбор! Разрешите выйти за пределы Небесной Гвардии!

Сколько раз проходил через эти ворота, а всё не пойму, чего этот старый майор забыл на таком посту? — задумался Пэнси, не упуская случая осмотреть его поношенную форму, наполовину скрытую под плащом.

— Вольно, капрал, — ответил тот скучающим тоном, — сам вижу, что на Сбор маршируете. С белыми «водолеями» нынче не бывает по-другому, — и через густую бороду с роскошными усами показались обломанные зубы. Старый воин улыбался только наверняка. — Слушай, Хальд, — а смотритель тут же навострил уши, — не забудь Амадее напомнить про меня! Она-то всё скачет, всё летает, а старика навестить уже совсем забывает.

— Непременно передам, Окендейл, — поднял тот снова наверх взор, пряча лицо от яркого солнца, — заработалась наша Амадея, совсем не высыпается, — а майор так громко хмыкнул, что борода волной пошла. — Сам понимаешь, до зимы тем земным ещё б успеть вырастить следующий урожай, да собрать его. А если им тяжело, то нам ещё тяжелее.

— И то верно. Что ж, тогда выпускаю, — довольно протянул майор, поправляя ворот. Затем он прошёл в свою башенку и потянул за рычаг, спрятанный в тени. — Идите, гвардейцы и не щадите там сил. У вас, молодых, её много — точно не устанете! А белым хоть передохнуть дадите малость.

Светло-серые ворота распахнулись, как по волшебству. Хотя без магии одной смышлёной расы они бы точно никогда так не открылись: копыта пегасов грубоваты для столь хитроумных механизмов.

— Так точно, сэр! — отрапортовал капрал. — Во славу Небесной Гвардии и всего Королевства! — подхватили остальные. — Мы быстро управимся, и дождь отправим вовремя! Гвардия никогда не подведёт наших собратьев! — продолжил тот.

Юнец, пройдя врата, в очередной раз не упустил возможность полюбоваться на один из важнейших стыков, благодаря которым Небулос мог разделяться на части: с открытыми створками ворот, его неестественные очертания и тёмные углубления хорошо проглядывались на дороге, выложенной из слоистых плит.

Небесная Гвардия, будучи головной частью всей крепости, в спокойные времена глядела на север, и с её Дозорной Башни можно было рассмотреть далёкую белоснежную пустошь во всём великолепии. Нынче же суровый край предстал в глазах обычных жителей. А взор белых водолеев Дождевого Сбора был устремлён на восток, туда, где извивался и скрывался в траве Путеводный Тракт, соединяющий воедино Айронклад и Элларис. Как в прежние годы, первый осенний дождь они собирались отправить до столицы кудесников магии и дальше, после чего вся их работа, целиком и полностью вступала в распоряжение земных пони.

И вскоре длинный строй двинулся мимоходом через Жилые Кварталы. Прямиком от ворот простиралась длинная и узкая дорога, её как раз хватило бы на один под завязку груженый аэрвинг, пересекающая Небулос от начала до конца, а в центре ветвясь по всем направлениям. От стен Гвардии и до  ближайших домов оставалось меньше ста метров: из редких окон уже выглядывали любопытные мордашки жеребят, а некоторые пегасы оставили свои дела, чтобы проводить взором отряд во главе погодного смотрителя. Разумеется, гвардейцы и не собирались углубляться в путаницу городских улочек — их прибытие ожидали на другой стороне.

---

Когда гвардейцы миновали протяжённый арочный мост с механизмом разделения всех частей Небулоса, который построили на случай непредвиденной угрозы извне Королевства, они оказались на кругообразной площади — как раз перед самым крупным зданием на всей крепости. Дождевой Сбор изумлял рядового Пэнси снова и снова, хоть он видел его десятки раз до того. Юнец даже не мог представить, сколько трудов и знаний дружественных народов было вложено в это чудо инженерной мысли. Внушительных размеров четырёхэтажное строение в ослепительно ярких белых тонах, огибало по дуге весь, примыкающий к Гвардии, восточный край облачного города. Старательно разрисованные узоры из особой краски лазурного расцвета на стенах, которая могла светиться ночью, являли собой щедрый подарок от кристальных пони. На самом деле здесь каждый из представителей внёс какой-то вклад — частицу собственной культуры, потому изучать Дождевой Сбор можно было целыми часами. Главной особенностью этого строения было то, что оно сильно выделялось не только среди прочей архитектуры пегасов, но и среди всего, что было создано расами Королевства до появления небесной крепости.

Над самой архитектурной основой всего здания поработали маги Зиалона, придумавшие Сбору минималистичный и строгий образ, состоящий из гладких стен, прямых линий и ярко выраженной угловатости, тогда как пегасы и вороны занялись крышей. Парадный вход, напротив, являл собой элегантное видение жителей Мирреана: плавные изгибы, чересчур сложные — без магического вмешательства — формы окон и фасада; а ворота Дождевого Сбора — сама безупречность. Одна-единственная створка врат состояла из двенадцати наложенных друг на друга полумесяцев, устремлённых своими рожками к лучезарному солнцу — центральной створке; Даже открывались они чудно — утопая в полу и стенах, будто проходя насквозь, что было заметно, когда белые водолеи пропустили смотрителя внутрь, а гвардейцы вскоре последовали за ним.

— Я полагаю, нас ожидает простое задание? Иначе Командующий не отправил бы нас без должной подготовки, — заинтересовалась Айрес, не уделив красоте Сбора и толики внимания, будто перед ней высилась неказистая стена, а не чудо архитектурной мысли.

— Поверь мне, — обратил к ней взор Мьярин, хитро улыбаясь, — всё даже проще, чем ты думаешь.

— А-а, дай угадаю, тебя отец водил сюда? — отозвался позади Фолк. — Я прав? Ну, конечно же, я прав.

— Удивительно, Фолк, едва я успел тебе рассказать, что у меня отец майор, как тебе в голову полезли разумные доводы! Умеешь ты, оказывается, думать, — в довольно грубой манере ответил тот собрату. — Я ведь жил в Небулосе с детства, так что знаю о нём всё.

Но меткий стрелок оказался ловчее в родной стезе:

— А это забавно, Мьярин, — напряг он каждый мускул своего тела, будто готовясь к драке, — меня в такое место, как Дождевой Сбор только мамочка бы повела, ну никак не майор Небесной Гвардии! Разве ты не должен был на учениях всем разбивать морды и показывать, как ты хорош в этом деле?

Жеребец тут же со злостью стиснул челюсти и хмурым взором уставился на того наглеца.

— Воин Гвардии должен знать всё о месте, в котором он находится, а я знаю и то больше. Ты же, думая только своим оружием и не выказывая уважения на традиции, никогда не станешь настоящим гвардейцем…

— Перестаньте уже позорить себя, — не выдержала Айрес очередных глупых распрей, — живо, замолкли оба.

Пегаска в чём была мастерицей, так это всех усмирять. И хоть те двое не перестали грызть друг друга косыми взглядами, они впредь не издали ни звука.

Тем временем, отряд, следуя за смотрителем, пересёк, так называемый, Зал Распутья, где дождевые мастера расходились по различным цехам. Здешние труженики представляли собой обычных жителей Кварталов, а также Ринга и Кардера. Из этого помещения вело три пути: центральный — выход к цехам; левый — к раздевальным комнатам для кобыл и жеребцов; а правый, как увидел Пэнси знакомых пони в капюшонах, помещения хранителей. Уже с первых минут в Сборе было заметно, что за внутреннее убранство всего Дождевого Сбора отвечали единороги. Везде гвардейцы встречали светлые тона, мебель изысканной работы; несколько простое, но понятное с первых минут пребывания расположение всех ключевых мест производства.

Маршируя всё дальше по оживлённым, шумным и жарким залам, гвардейцы остановились в огромном хранилище, вместившим в себя целые десятки больших чанов с кипящей водой, поверх которых, будто пчёлы, сновали шустрые пегаски в белой форме. А за их работой следила одна явно важная особа, которая давала указания с высокого помоста.

Вторжение чёрных воителей в идиллию из белых красок не заметить было просто невозможно. И даже та кобылка, глядящая на сотню мастеров свысока, уделила им своё внимание спустя пару мгновений, не забыв оставить вместо себя заменяющую. Работа здесь, видно, не терпела неповоротливых увальней, ибо тут летали пегасы быстрее ветра.

— Ого, к нам пополнение из Гвардии пожаловало? Чудесно! Кто не знает, я Амадея Прайд — Управляющая всем на Дождевом Сборе, или просто Управляющая Сбором. А кто меня знал, честь вам и слава! — она и впрямь отдала честь гвардейцам, правда исполнила её так бездушно, словно высмеивая их. — Хальд, ты свободен, дальше я сама, — обратилась она к облачному смотрителю. — Возвращайся к работе, на сборочной площади сейчас без тебя, как пегасу без крыльев.

А я думал, только Свифт умеет так шевелить языком, — усмехнулся про себя юнец.

— С радостью, мэм, — опустив длинное забрало, Хальд кивнул ей. — И, я должен был это передать, майор Окендейл просил вас навестить его, он думает, что вы о нём забыли, — с добротой улыбнулся жеребец, прежде чем оставить строй.

— Ох, дедуля… я так вымоталась за эти годы, что мои перья уже осыпаются, — протараторила она, глядя на пол. — Благодарю, Хальд, я обязательно наведаюсь к нему, обещаю!

И только смотритель улетел, как мимолётное, но крайне нужное кобыле счастье на её лице сменилось холодной серьёзностью и порядочностью Управляющей.

— Так, кто из присутствующих был раньше на Сборе? Кто-то из вас уже отправлял дожди, я точно помню, — торопливой речью вопросила Прайд, когда свой взгляд остановила на престражах. — Да, именно вас присылали этой весной! Значит, учить не надо — и мне же легче. Тогда летите и приступайте к сбору!

— Так точно, мэм! — отрапортовали в голос те и по команде лидера поднялись ввысь.

К изумлению Пэнси, на вид и по голосу зрелая в годах кобыла оказалась чересчур бойкой и болтливой пони, при том исполняющей возложенные на неё обязанности с завидной страстью. Морщины нещадно прорезали её широкий лоб, а неугомонные жёлтые глаза не пылали жаром, как у многих здешних работниц, но, как удостоверился юнец позднее, своим обаянием и трудолюбием Управляющая могла влюбить в себя каждого. У крыльев, скорость которых, без сомнений, впечатляла, был растрёпанный, неухоженный вид — очевидно, времени ухаживать за всем телом ей недоставало. Природа наградила Амадею интересным выбором красок: малиновая шерсть и грива, похожая на пышно распустившуюся лаванду, и всё укрытое поверх белоснежной формой с лазурными, как на стенах Дождевого Сбора, узорами.

За её ухом виднелась некая заострённая палочка, а из набедренных карманов торчали, исписанные серыми записями бумаги. Примечательно, что на голове она носила невысокий убор с гербом Сбора, плотно лежащий на макушке, и напоминающий своим видом цилиндр. Следящие за чанами шустрые кобылки, к слову, носили похожие шапки, но без символики. На лицо, как и многие другие пегаски старых поколений — она была не первой красавицей: худощавая, с тонкими губами, крупным подбородком, большими глазами и тонкими бровями. Пэнси хоть и нравились красивые пони, сам испытывал к Прайд глубочайшее уважение.      

— А вы, за мной, не отставать! — воодушевилась кобыла живо, как помолодела, и лет двадцать сбросила. Но только расправила она крылья, так сразу жестом всех остановила. — Одну минуту, забыла о важном деле… Такс, ждите-ждите-ждите.

Пока стрелки вопрошающе переглядывались друг с другом, а Фолк с Пэнси начали улыбаться, Амадея подбежала к столбу высокого помоста, ловко смахнула головой заострённую палочку с уха и схватила её копытом, а потом вонзилась в неё зубами. Там, другим копытом она достала из кармана лист бумаги и принялась что-то увлечённо писать.

— Готово! Теперь за мной, не отставать, чёрные гвардейцы.

В очень скором времени пегасы облетели вслед за Управляющей небольшую, но важную часть здания, где по пути она, мягко говоря, разъяснила им обо всём, что только попадалось ей на глаза:

— Глядите, здесь вода перетекает к машинам, — указала Амадея на стройные ряды труб. — Здесь ветряные мастера готовят свои аэрвинги к службе, — непринуждённо кивнула она в сторону просторного цеха с пятью белыми небесными повозками любопытного вида. — А здесь мы делаем облака, — напоследок сказала кобыла, пролетая самое оживлённое и шумное место Сбора.

То был важнейший цех Дождевого Сбора, с причудливо-механизированной крышей, через которую выпускали мнимые облака, где там их принимали рабочие. Погодные машины, названные так земными пони, у которых мельницы — это ветряные машины, баллисты — военные машины, кузни — стальные машины, тут и создавали знаменитый дождь. Шедевры инженерной мысли, как плод разума и труда многих рас Королевства, и причины, по которым Небулос появился на свет, а Прайд пронеслась мимо них так бесстрастно, словно подобное возникает в Этерии каждый день.

Видно, Амадея заметила, что даже копейщики Антики перестали следить за полётом и принялись рассматривать всё и вся:

— Не переживайте, это вам не надо, это вы не поймёте, а это вас может даже покалечить. Что вам нужно — там, снаружи, — указывала она на раскрывающиеся врата, за пределами которых небеса встречали гвардейцев, и где чуждое дыхание холодного севера их там уже поджидало.

— Будьте сейчас внимательны, как никогда, — говорила Амадея спустя некоторое время перед уходом очень медленным, как умела, голосом. — Видите, как мои ребята и ваши престражи складывают облака плотными рядами? — указала она копытом на огромную пелену, стелющуюся как будто до самого горизонта, над созданием которой работали несколько десятков пегасов в белой форме и семеро престражей. — Делаете то же самое. Никого не отвлекать, аэрвинги не трогать! Большую голубую тучу в центре, бьющую молниями, тем более не трогать! Даже с учётом того странного поля вокруг неё — ни в коем случае не трогать! Приступайте.

Так, в отсутствие Управляющей, под присмотром других смотрителей и уже знакомого крылатым воинам Хальда, час за часом проходил нехитрый, но тяжёлый и монотонно-утомительный труд, во время которого Пэнси успел досыта наглядеться на всё, что он мечтал увидеть с детства. Именно в те самые времена, когда над Кардером и пиками Скайриджа рассеивалась белая дымка, а вдали показывался величественный силуэт Небулоса. Почти без остановки, за исключением коротких перерывов, гвардейцы тащили облака от стен Дождевого Сбора до той пелены различных серых тонов, плавно вздымающейся и опускающейся за пределами крепости.

В занимательных книгах единорогов Хворост однажды прочитал о настоящих облаках, которые давным-давно орошали живительной влагой древние земли Королевства. Изредка бывало, как некий остроглазый пегас замечал высоко-высоко в небе те самые необъятные, грандиозные в размерах тучи, которые медленно плыли на Кардеринг и подзывал остальных поглядеть на них вместе с ним. Но стоило лишь обрисовать их очертания, запомнить, где они начинались и где заканчивались, как они бесследно исчезали. Они бывали чёрными, серыми, даже белыми и все пропадали одинаково. И в тех книгах говорилось, что мнимые и настоящие облака разные настолько, сколь дракон отличается от пони.

Юнец не знал, каковы на ощупь истинные облака, представляя их подобными горной дымке и туману, расстилающемуся над бескрайними полями. Зато теперь он точно мог сказать, что представляют неживые дождевые тучи, хотя Свифт уже как-то пару раз постарался над этим: мокрые, влажные, похожие на талый снег. Эта водянистая масса выходила из Сбора в, так называемом, спящем виде. Плотные, густые и тяжёлые, их приходилось тянуть к месту на крепких верёвках. Затем ветряные мастера гнали весь сбор на определённое расстояние с помощью особых аэрвингов и там освобождали магию единорогов — молнию. Затем все облака разбухали, становились больше и легче, выпускали дождь и летели по воле истинных ветров. Среди белых водолеев даже были пегаски, умеющие с точностью определять, куда и откуда подуют эти ветра, и только по их совету начинали готовить сбор.    

Несмотря на все трудности, к которым Пэнси было не привыкать, завораживающе красивый вид холодного севера, его высоких гор и белоснежных равнин с лихвой возмещал всё это. Ведь облака удачно держались в стороне, не мешая наслаждаться великолепием природы. И знал бы только очарованный юнец, какие чудеса ждали его после захода солнца.

Так занятые работой гвардейцы даже не заметили, как наступило время звёзд и луны — тьмы бесконечной, первого часа ночи. Под сенью искрящихся небес Пэнси увидел едва заметный мерцающий огонёк вдали. Он появлялся и пропадал недалеко от снежных покровов: загадка, над которой стоило немного подумать, хоть юнец и догадывался об ответе. Гвардейцы, спустя долгие, почти беспрерывные часы смогли, наконец, вдоволь отдохнуть и набраться сил для последнего рывка. Полотно из живительной влаги было почти готово. Великие скопления мнимых облаков под властью северных ветров уже задрожали в сенях крепких привязей и воздушных потоков неутомимых аэрвингов.

За вечерней трапезой стрелки присоединились к копейщикам Антики и трудящимся в белом. Скромный по виду, но сытный по итогу перекус из овса и прохладной воды смотрители устроили прямо на обзорной площади. Сидя вразвалку, будто жеребята отдыхали среди луговой травы, ребята наговорились обо всём, что случилось с ними за тот, уже прошедший день. Тяжёлая работа, утомив даже Айрес — судя по тому, с каким наслаждением она разлеглась поодаль от всех, — так разморила стрелков, что всё своё недовольство друг другом они теперь обсуждали, весело смеясь.

Под неярким едва «живым» светом лайтстоуновых фонарей, изобретённых единорогами, Пэнси безмолвно прислушивался к другим. Он скучал без Свифта, ведь только с ним он мог разговаривать, не умолкая. Вот Фолк и Кьорт перешёптывались рядом, с упоением забавляясь над жестокой и скучной участью белых водолеев. А Мьярин, само собой, присоединился к дисциплинированным воинам капитана, видимо, чтобы выведать секрет их сплочённости. Оказалось, вне службы эти ребята ничем не отличались от друзей Хвороста. Но самыми интересными собеседниками в ту ночь оказались сами хозяева Дождевого Сбора: небольшая толпа собралась вокруг двух ветреных мастеров, сидящих на своём аэрвинге, которые увлечённо болтали о радуге. Юнец и то пожалел, что сразу не уделил этим двоим своё внимание.

— … да говорю же, я видел её после того дождя над Гипхауэром! — с улыбкой спорился рыжий пегас.

— Не может быть, я-то никогда её вживую не видел, а чтобы ты? — мотал головой его собеседник с пышным хохолком. — Единороги ясно писали, что она появляется только, после, настоящего дождя!

— И что, их, получается, во всём слушать надо? — возразил тот. — Могли ошибиться, не все же умные такие. Да и пароделки, однако, появились общим трудом, заметьте.

— Вот прилети как-нибудь к ним в столицу — а лучше к этим зиалонцам — и спроси их об этом.

— Эй, а вы летите с утра за этим дождём вдвоём и потом нам расскажите, — предложил один из смотрителей.

— Конечно-конечно, — недоверчиво махнул рыжий крылом, — и вы нас отпустите так далеко…

— Без всяких сомнений, летите! — принял смотритель важную стойку и серьёзным взглядом посмотрел на тех двоих.

Вслед за его словами прозвучало всеобщее одобрение.

— Ну, раз так, главное, чтоб единороги солнце ярким сделали, — довольно улыбнулся хохлатый пегас. — В книгах писали…

— Надоел умничать, — дружески подтолкнул рыжий своего товарища, — я без твоих книг знаю, как она появилась.

— Вот вы спорите, — подал из толпы голос невысокий пегас, явно не старше Пэнси, — а представьте, когда-нибудь мы сами будем делать радугу! Прямо на тех паровых штуках!

И все разразились громким хохотом, на что тот сразу же обиделся.

— Эх, тебе расти ещё, и расти, — потрепал гриву тому смотритель, пока тот вырывался из-под его копыта. — И ещё мы научимся летать так быстро, что за нашими хвостами потянутся шлейфы из молний! И разноцветными облаками мы небо обложим, всё будет, малой, главное, верь своим мечтам.

А белые водолеи снова рассмеялись, но юный гвардеец их уже не слушал, его привлекло кое-что другое. Вечерняя трапеза стояла в самом разгаре, пегасы трепали языком, но Айрес так и не шевельнулась, а всё продолжала смотреть на звёзды, которые, будем честны, выдались в ту ночь просто неотразимыми. Здравый рассудок подсказывал жеребцу не приближаться к ней, но его любопытство решило иначе.

Да куда я иду? Она же прогонит меня, едва услышав мой голос! — боязливо сделал он шаг вперёд и сразу три назад. И метался он так, пока его раздражающее цоканье та не услышала сама.

— Чего тебе… Пэнси? — чуть повернула она голову в его сторону и хмуро приспустила бровь.

— Я…я… — «да соберись ты!» — заметил, что ты ничего не поела и…

— Внимание, значит, у тебя ни к чёрту, — и она снова подняла взор к звёздам, — я давно всё съела. Ты лучше иди, гарцуй отсюда, не мешай.

Прокручивая в голове странное замечание о своём внимании, пегас прослушал всё остальное.

— Что? Я… не понимаю, ни… к чему там? — растерянно тот переспросил, думая, то ли он всех общеэтерийских слов не знает, то ли Айрес не расслышал. — Я, просто, знаешь, увидел, с каким интересом ты смотришь на звёзды, — на миг он почувствовал, что выбрал правильное течение. — Я ведь тоже люблю их с детства! Они мне всегда казались… загадочными, что ли. Если каждая из них, я думаю, похожа на солнце, то это ж, сколько их в чёрном небе!

— Хм, вот почему твоя отметина такая… чудная? — гораздо теплее стал её голос. – Из-за того, что ты звёзды любишь?

— Э-э, я никогда не задумывался об этом, — неловко признался тот, ощущая жар на щеках, — появилась и появилась, мне всё равно.

И Пэнси, так и не вспомнив, когда Айрес могла застать его без доспехов — кроме первого дня, ведь тогда её интересовали только Гвардия и офицеры, встречавшие их — решил подойти ближе.

— Это хорошо, что ты смотришь на звёзды, потому что они тебе нравятся. Я так делаю, когда злюсь, — и тут юнец совсем поник. — Столько унижения! Зачем нам дали ещё один лук и невежественного офицера? Когда наш лейтенант идеален, а лучше меча эти пони уже ничего не придумают?

— А по мне, арбалеты удобнее, надо бы только приноровиться и импеланы уже больше не понадобятся, — рассмеялся Пэнси. Только быстро понял, к своему несчастью, что сказал ей обидную глупость. Даже среди неяркого света он заметил, как её взор запылал огнём. — О, я хотел сказать, что…

— Что тебе нравится участь жалкого труса? Какое удовольствие мы получим, убивая врагов издалека? — фыркнула та. — Настоящий воин достоин лишь меча, и пегасы верно следовали этой благородной традиции в старые времена.

— О чём ты? Как вообще можно получать от… этого удовольствие? — терзающей болью на сердце Пэнси уже пожалел, что заговорил с ней. — Мы служим во имя Генерала и Небесной Гвардии, чтобы хранить мир в Королевстве.

— Ка-а-кой глупый, наивный жеребёнок, — ласково промолвила она, в чём источалась лишь желчь, — нам тогда не о чем больше говорить… рядовой.   

C этими словами Айрес надменно ушла прочь, оставляя бедного, запутавшегося юнца в одиночестве.

Я же сказал всё правильно, не посрамил честь гвардейца, но почему я чувствую себя так, будто она разбила меня о скалы? Не зря Свифт её так не любит, с виду красивая, а внутри безумная, — покачал он головой с обиды.

---

К утру, когда солнце только подплывало к горизонту, пегасы уложили последнее облако, пелена из которых выдалась в длину около километра и это ещё без учёта того, что потом они намного увеличатся в размере. По приходу той долгожданной поры гвардейцы перебрались с площади на поверхность мнимых туч, где смотрители и ветреные мастера перенесли в аэрвингах чуть больше десятка слоистых плит для тех, кто устал и хотел бы передохнуть, не ложась на мокрое облако. Затянувшаяся работа вымотала всех, отчего смотрители больше не следили, кто сколько там отдыхает, главное, чтобы всё быстрее закончили.

И Пэнси, чуть не падая с ног, но всё же из последних сил держась, чтобы не позорить Гвардию, устало поглядел на холодные равнины севера. Далёкая мерцающая звезда, видневшаяся невысоко над землёй, по-прежнему блистала среди вьюги и снегов. Великий ветер поднял целую завесу, из-за чего Север как туманом окутало.

Такие огромные, такие холодные и далёкие. Хорошо, наверное, там, в Кристальной Империи, — не отрывая взгляда от звезды, мечтательно подумал юнец, у которого едва не слипались веки. Он давно сообразил, что та звезда явно горела с императорской башни, правда, так и не поняв, отчего за всю свою жизнь видит её впервые, хотя не раз устремлял туда взор в былое время, — никто и ничто не потревожит, вдали от всех забот… разве это не лучшая жизнь?

И с этими сладкими мыслями Пэнси уже чувствовал, как засыпает, как закрываются глаза, и сонные видения, один за другим, приходят в его разум. Но тут прилетел Мьярин и без всякого уважения растормошил юнца:

— Это кончилось, Пэнси! Ты можешь поверить? Мы собрали этот дождь! Давай, не время спать, — притворялся сын офицера весьма достойно, но и ему самому до смерти хотелось лечь в постель. — Полетели, сейчас мастера отвяжут привязь и утащат аэрвинги. А нам в это время лучше отсюда свалить.

— Да-да, подожди… — поклёвывая носом, кивал юный гвардеец, — дай насладиться видом.

— И чем там наслаждаться можно, не видно ничего! — удивился Мьярин. — Да ты за сегодня и так только на горы смотрел, видел я, как ты облака таскал.

— Вот не надо врать. Копыта болят, а крылья отваливаются, — чуть обиженно пробубнил Пэнси. — Я хорошо поработал, работал за троих! Знаешь, мне просто нравится север. Люблю горы, снег, зиму — они меня успокаивают. Да и чего ты ко мне пристал, других, что ли, нет?

— Как скажешь, дружище, — закатил тот с улыбкой глаза, после чего взлетел. — Не засиживайся и догоняй меня.

— Да-да, не мешай только, — безразлично мямлил тот, с усладой прислушиваясь к треску молний где-то позади, которое было слышно даже сквозь шум намеренно гонимых ветров.       

А где-то там, на севере, пряталась за щитом Империя, где кристальные пони, лёжа в кроватях, готовились к приходу нового дня. И всё бы ничего, Пэнси уже засыпал опять, но тут слабо мерцающая, бледно-голубая звезда изменилась, стала яркой, фиолетовой и начала увеличиваться в размерах, всё больше и больше. Юнец, вскочив и выпучив от удивления глаза начал всех, кого можно, подзывать к себе:

— Эй, сюда, быстрее сюда! Взгляните только!

— Чего раскричался, Пэнси? — в своей хамоватой манере спросила Айрес, шумно махая крыльями над жеребцом. — Даже не старайся, я больше ни секунды тут не задержусь, — вслед за тем она сладко, широко зевнула и всё-таки приземлилась рядом с ним. —Ты что, снега никогда не видел?

Фолк оказался недалеко и тоже примчался на зов.

— Что это? — нетерпеливо поглядел туда, куда смотрел его друг. — Ну, сияние какое-то фиолетовое, и что? Всё, пора, пора спать… Если офицеры ещё дадут, а не погонят на учения!

— Да тихо вы оба, смотрите! — волнующе тыкал он своим копытом на звезду.

А та стала такой огромной, что, наконец, ярко вспыхнула и затмила светом все широты северной равнины.

— А-а, мои проклятые глаза! — вскрикнул Фолк, закрыв лицо. — И зачем я тебя послушал только?!

— Нет-нет, кажется, всё прошло, я не ослеп, — несколько раз юнец торопливо зажмурился и раскрыл собственные очи.

Айрес, как ни странно, будто не удивилась тому зрелищу. Она стояла, как вкопанная: не шевелилась, не моргала и, похоже, не дышала.

Через пару секунд всё исчезло: звезда померкла, свет рассеялся, чудеса, какими бы они ни были, закончились. И только юнец успел вздохнуть с облегчением, как его пытливый взор заметил нечто иное: во все стороны вздымался снег, будто волны на море. Область этой неведомой силы расширялась с поразительной скоростью и в мгновение достигла границы севера. Тревожа пышные леса и поднимая целые стены пыли, травы и песка, она стремительно приближалась к окраинам Айронклада, над которым реяла гордая крепость. Паника тут же охватила пегасов.

— Оно приближается к нам! Бежим-летим! — заорал Фолк.

Но было поздно, бушующий, неподвластный ничьей воле поток энергии безжалостно обрушился на дождевую пелену и разметал её вместе со всеми, кто там находился.