Безотцовщина

Тысяча лет промелькнули как секунда, когда двоих бронированных пони, которые называли себя несущими радугу, зажала ловушка. Теперь они свободны. Но разве могли себе представить пони, скрывающиеся за псевдонимами "Фокус" и "Правда", что в мире объявились новые Элементы Гармонии?

Твайлайт Спаркл Эплджек Принцесса Селестия Принцесса Луна ОС - пони

The Elder Scrolls : Equestria

Обычный поход в подземелье закончился для бравого довакина близким знакомством с порталом и попаданием в страну разноцветных лошадок. Чем всё для него закончится? Вернётся ли он в Скайрим или останется гонять драконов и бегать от стражи в Эквестрии? Всё это и даже больше на страницах этого фанфика!

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Эплблум Скуталу Свити Белл Спайк Принцесса Селестия Принцесса Луна Дерпи Хувз Лира Другие пони ОС - пони Шайнинг Армор Стража Дворца

Звезда по имени Солнце

Сансет Шиммер - личная ученица принцессы Селестии, однажды возжелала больше силы и знаний, для этого она решила раскрыть одну из тайн своего учителя. Ей это удалось, но добилась ли она того, чего хотела? Даже через год, идя по вечерним улицам советского Воронежа, она не могла дать на это ответ.

Человеки Сансет Шиммер

Если б желания были понями...

Гарри Поттер, которого в очередной раз избил Дадли со своими дружками, хотел бы оказаться в безопасном месте, но вынужден ползти домой к Дурслям. Благодаря случаю, он попадает в Эквестрию, где его обнаруживают юные Меткоискательницы. Год спустя, сова из Хогвартса становится причиной того, что Меткоискательницы вместе с Гарри Поттером оказываются в волшебной Британии! А очаровательные, милые, волшебные пони появляются во всём остальном мире. P.S. На обложке ошибка, Гарри в виде жеребёнка очки не носил!

Твайлайт Спаркл Эплблум Скуталу Свити Белл Принцесса Селестия Другие пони

Хранитель

В горах, что отделяют Эквестрию от Пустошей находится старый город. Около семиста лет назад группа молодых охотников за приключениями, или просто авантюристов, отправились в пещеры, что были найдены под городом. Никто не вернулся, об этом давно забыли… Но что, если легенда о неком «Исполнителе желаний» — правда, что если эти авантюристы всё-таки нашли его?

Другие пони ОС - пони

Чрево машины

Пони пробуждается в стальном саркофаге корабля. Ни ветра, ни света, ни жизни. Могила времени. И лишь гнетущий хор гидравлики, труб и насосов, гудящий в ушах, зовущий вглубь — в чрево машины.

Другие пони

Обнимашка

Мужчины не понимают тонких намёков; толстых намёков они тоже не понимают. Женщинам приходится делать всё самостоятельно.

Флаттершай Человеки

Семя Лилии

Неотвратимость. Можно ли ее избежать?

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Другие пони

Pinkie Pie Sucks A Hundred Dicks

У Пинки Пай возникла идея для "вечеринки", которая должна осчастливить кучу пони... а особенно - её! Но по ходу дела всё пошло не совсем так, как она планировала. И Пинки начинает подумывать: во что же она себя втянула?...

Рэйнбоу Дэш Пинки Пай Эплджек

Навстречу судьбе

В Эквестрию вновь пришёл мир и покой. Но душа Артура по-прежнему тревожна. Он не может радоваться, он не может спокойно спать, постоянно просыпаясь в холодном поту от повторяющегося ночного кошмара... Что-то не так. Психическое помешательство из-за прошлых событий или нечто более ужасное? Артуру предстоит опасный путь в удивительное место и в этом ему поможет... пятёрка пони.

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Эплблум Скуталу Свити Белл Спайк Принцесса Селестия Принцесса Луна Другие пони

Автор рисунка: Siansaar

Летописи Демикорнов

Глава 13. Дорога к Саду

Мир Экви.
Задолго до событий трилогии, задолго до пробуждения Алой Луны.
Задолго до появления демикорнов и Эквестрии которую знаем. Несколько пони идущих по своему пути к цели. Те кто забывали свою историю, и те, кто продолжал выполнять возложенные на них обязанности.

Пролог.

"Исход". "Великий Катаклизм". "Падение".

Множество названий для одного и того же события, имевшего место в мире Экви больше двух столетий назад.

Опустошённые земли залечивали свои чудовищные раны, оставленные лезвием пытливого разума с безграничными возможностями. Отметины, оставшиеся в сердцах выживших, затягивались, превращаясь в рубцы суеверий, шрамы традиций и ноющие болью обычаи, отбрасывающие их на несколько веков назад.

И всё же в этом искалеченном мире жизнь находила себе путь, как родниковая вода — зазор среди камней.

История начиналась сначала, но теперь в ней почти не осталось тех, кто стоял у её истоков.


Со скалы открывался прекрасный вид.

Медленно склоняющееся к горизонту солнце вспыхивало золотистыми кострами в блюдцах небольших озёр. Круглые, с осыпающиеся каймой берегов, они россыпью покрывали землю, насколько хватало взора. Вернись смотрящий на них на несколько веков назад, его взгляду предстали бы рвущиеся над поверхностью огненные шары, оставляющие после себя дымящиеся воронки и смешанные с чёрным дымом всполохи горящей земли. Сейчас в них плескалась горящая закатным светом вода.

Островки деревьев, редкие и вгрызающиеся в земли Корнями, с яростью желающего мести живого существа или, напротив, испытывающего нестерпимый голод. В алых лучах садящегося солнца они казались тёмными пятнами. Над ними, подсвеченные огненным всполохом, плыли одинокие облака, похожие на клубы белого дыма, какой поднимается от костра из отсыревших поленьев. Как и облака... дожди были редкостью в этих местах.

Сухая и безжизненная земля простиралась от края до края, раскрашиваясь в зеленоватый оттенок лишь вокруг лесных оазисов да блюдец-озёр. И те и другие, полные пригодной для питья воды, были опасными ловушками для нежданных гостей утомлённых долгим странствием. И наиболее опасные из них всех — серые полосы дорог. Проложенные через скалы, ныряющие в туннели, обрывающиеся разрушенными мостами через почти пересохшие реки с белеющими костяками некогда живших в них существ. Мимо пришедших в упадок пирсов, остовов водозаборных труб и ржавых опор. Пустые дороги, сложенные из каменных плит, подогнанных друг к другу так же, как в той забавной игрушке из деревянной коробки. Маленькие кусочки с узорами, выемками и пазами. Достаточно лишь сложить их в верном порядке, и они покажут тебе чуть выцветшую картинку из мест, которых не осталось в мире. Например — сад. Место, где выращивали не уродливые сморщенные плоды, едва годящиеся в пищу, а какие-то цветы, деревья с забавными, похожими на зонтики листьями. И в этом чудесном месте, показанном игрушкой, никто не видел в тебе еду... или просто живой опасный кусочек магии.

 — Нам нужно торопиться. Скоро стемнеет, а рядом с... этими местами можно повстречаться с "ними", — послышался хриплый голос за её спиной, и кобылка инстинктивно прижала копыто к груди. Там, под плотной, защищающей от ветра курткой, на шнурке, висел единственный ценный для неё предмет. Бесполезный для других, но важный для неё самой. "Эта вещь однажды пригодится тебе. Сохрани её... как только сможешь", сказали ей, передав прочную кристальную пластинку, покрытую выгравированными диковинными письменами. Внутри, под слоем кристалла, виднелся металлический кругляшок, и она каждый раз, рассматривая его, ломала голову над тем, каким образом его туда засунули. Ни швов, ни трещин, ни даже паза на пластинке не было видно. Кто-то поместил пластинку в рамку из грубо согнутой медной трубки, обжав по краям и сделав петлю. Чуть натирая шею плетёной верёвкой, этот подарок сопровождал её повсюду. Как талисман, отгоняющий неприятности. А может, и наоборот, ведь скажи она кому в родном селении об этой пластинке, её бы отобрали и выкинули в один из тех глубоких колодцев, куда уже отправились книги, прочные дощечки из кажущегося тёплым материала и многое другое из того, что было найдено в руинах. Потому что во всём этом была магия. А магия, это всем известно — плохо. Именно чары и странные книги привели мир к тому, каким она видит его перед собой и вокруг себя. Да, магия  – это плохо, и потому никто не должен знать о крошечном кусочке, бережно хранящемся на её груди.

 — Ты идёшь? — всё тот же хриплый голос раздался уже внизу скалы. — Солнце почти село, а луна едва видна. Пусть мы и далеко от дорог, торчать у всех на виду по-прежнему опасно.

 — Сейчас-сейчас, я только ещё раз взгляну, — прицепив на копыто небольшую скобу с разболтанной трубой, она прижалась глазом к потёртой накладке на одном из концов. Она направила трубу в сторону, где серое полотно дороги упиралось в тёмное пятно. Хлипкая самодельная подзорная труба делала картинку мутной по краям, но в центре оставляла более-менее отчётливой. Через несколько выпуклых линз, мутных и покрытых пылью по краям, в перекрестье чуть стёршихся линий, позволяющих по делениям определить расстояние, виднелся угловатый скелет руин, чёрные штыри пробивали покосившиеся огромные плиты, соединённые погнутыми рёбрами балок.

— Солнце оберегает, луна защищает…

Сорвалось с её обветренных и пересохших губ, потревожив колкие песчинки. Нащупав на поясе мятую флягу, она сделала всего один глоток. Достаточно, чтобы промочить горло. До источников, где они снова смогут пополнить запасы воды, ещё несколько дней пути, и кто знает, что может случиться. Она не знала значения сказанных ею слов. Их говорили родители её родителей, а те говорили их при ней каждый раз, когда случалось или могло случиться что-то очень плохое. Звучали они и в тот день... а потом их заглушил вой огромной мерцающей твари, пожравшей камень, дерево и даже стальные опоры. И наступила ночь, и всё стихло. Место, где она родилась и жила, её родной дом, перестало существовать. В тот день с разбитой стеклянной двери на неё смотрело отражение испуганной, тихо всхлипывающей единорожки, сжимающей в копытцах пластинку как последнее средство спасения. А за покрытым трещинами стеклом горело пламя. Торчали обломки развороченных грубых построек. Доносился едкий запах дыма. Её губы в отражении шептали что-то тогда. Повторяли одни и те же слова, как способное спасти и защитить заклинание. А потом пришли они... хмурые земнопони в потёртых накидках. Они взяли её с собой. И пока они шли, её глаза закрывала наброшенная кем-то повязка. Темнота и хруст чего-то ломкого под копытами, пока душный запах пожарища не остался позади, но навсегда сохранился в её памяти.

 — Ламелла! Спускайся уже, ты таращишься на руины уже битый час. Они никуда от нас не денутся, а нам нужно успеть найти укрытие, — энергичный голос раздался с тропки, переходящей в созданные природой ступени из осколков скалы.

 — Сейчас... Там! В часе пути, вижу какую-то дыру. Похоже на пещеру, хватит переждать ночь и скрыть свет от костра, — отозвалась она, ощущая, как эффект глотка воды стремительно покидает её горло, уступая место иссушающему пыльному воздуху. До этого укрытия ещё предстояло дойти. И лучше было поторопиться. Подумав об этом, она стала осторожно спускаться с уступа, пытаясь не уронить свою бесценную подзорную трубу.


 — Мы идём наугад. Избегаем дорог, избегаем открытых равнин, не рискуем сунуться в туннели, а всё потому, что отлично знаем судьбу смельчаков, решивших, будто им мерцающее озеро по колено, — буркнула сидящая у костра фигура, помешивая деревянной ложкой похлёбку из засушенных ягод и изогнутых корешков. От варева поднимался не самый приятный запах, да и вкус был соответствующим, но это было лучше, чем ничего. Лежащие в сумках у каждого из путников пакетики, были ценным запасом на самый крайний случай. Когда в пустынных землях не удастся найти вообще ничего, кроме затхлой воды в тени камней.

 — Точнее, мы их судьбы не знаем. Они просто пошли в пролом, поведясь на самоуверенные речи того ненормального возомнившего, будто всё будет иначе. Подземные города? Бред единорога... — фыркнул второй, внезапно запнувшись и оглянувшись в сторону Ламеллы. — Без обид, ладно? Ты же ведь тоже из этих... ну... не подумай чего, да?

Она молчаливо сунула ложку с похлёбкой в рот. Копытокинез плохо давался ей, служа постоянным поводом для насмешек со стороны сверстников. Вот и сейчас погнутая ручка ложки была просунута между несколькими петлями охватывающего копыто ремня, чуть подрагивая и поблескивая серебристым металлом. И всё же ей повезло, в каком-то смысле. Селение, куда её забрали, отнеслось к ней проще. Насмешки пережить можно было, а вот удалось бы уцелеть с пеньком вместо рога — тот ещё вопрос. Она встречала бедолаг из мест, где во всем винили обладающих рогом. Обвиняли во всём и открыто ненавидели. Видела и неописуемое горе на мордочках тех, чей жеребёнок появлялся на свет с наростом на лбу. Да. Ей определённо повезло, подумала она, отправив ещё одну ложку отвратительной, но питательной похлёбки в рот, ощущая, как та булькает в животе.

Когда-то давно, она нашла книжку с картинками. Потрёпанные листики в измятой обложке чудом избежали падения в глубокую шахту. На них такой же пони, как она, поднимал предметы сиянием кончика рога. Это были забавные картинки, ведь никто из тех, кого она знала, не был способен на такое. Разве что та старая кобылка, живущая в стороне от селения, избегаемая всеми, но часто делящаяся своей мудростью. Поговаривали, будто она своими собственными глазами видела, как мир стал таким, как сейчас. Разумеется, никто ей не верил. Даже когда она напугала забравшихся в её огород жеребят ожившими пугалами. Конечно, они двигались благодаря верёвкам и рычагам, умело скрытым старой кобылой. Как же иначе? Всыпав непослушным жеребятам и пожурив усмехающуюся старуху, к этому выводу все пришли единогласно. Не важно, было ли вокруг соломенных пугал из досок и веток свечение, или сорванцы опять приврали.

Вот бы ей так уметь.

Тогда не пришлось бы лазать по гнилым лестницам вниз в глубокие колодцы и искать там целебные грибы да лечебный мох. Да и скарб свой таскать было бы легче. Не может же мир развалиться от такой безобидной вещи, ведь так? Кому могла помешать способность, позволяющая летать вещам вокруг тебя, указывая на них кончиком рога?

 — О чём задумалась? — обладатель хриплого голоса, кашлянув от дыма, наклонился вперёд и помешал угольки обугленной палкой. В воздух поднялись крошечные искорки, танцуя и медленно угасая в ночном воздухе. — Не обращай ты внимания на Пестла, он говорит раньше, чем подумает. Порой такое ляпнет...

 — Эй! Она же, как мы, ну если на лоб не смотреть — земнопони как все прочие. Ну, с рогом земнопони. Удобно, наверное. Можно повесить что-то — фонарь там закрепить или тыкнуть кого, — названный Пестлом возмущённо фыркнул в свою полупустую помятую миску. — Верно я говорю?

 — Угхм... — кивнула единорожка, набрав новую ложку. Среди сморщенных ягод оказался жёсткий недоваренный боб. Прежде чем очутиться в похлёбке, он уже начал прорастать и наверняка будет горьким. Боб с хвостиком. С похожим на рог хвостиком и потому его выплюнут в огонь. Отчего-то, смотря на то, как он торчит из похлёбки в ложке, она сравнила его с собой. Жизнь — она как похлёбка. Ты попадаешь в неё, варишься, а потом твой вкус оказывается горьким, и тебя нужно выкинуть. Вздохнув, она сунула похлёбку в рот, сморщившись от горчинки послевкусия. Пусть так. Когда её привели, селение тоже сморщилось. И всё же проглотило, приняло её такой, какой она была. Селение дало одежду, еду, знания, как жить с тенями пугающего прошлого, приходящими по ночам в кошмарах. Научило выживать в полном хищных тварей мире. Просыпаясь, она всегда прижимала копыто к скрытой под одеждой пластинке, холодящей её грудь.

 — Я тебя сам тыкну чем-нибудь, и это будет далеко не рог, если ещё раз такую глупость сморозишь. В этих местах и без твоих шуточек всем не по себе становится. Узловые города и подземные руины уже близко. Кто знает, какая там теперь дрянь водится, а тут ещё придётся пройти через одни из них. Старейшина сказал, и с ним я согласен, с нею проблем огребём меньше. Вроде как боятся её всякие напасти. Даже там, где её отыскали — Тварь стороной обошла. А я ему верю... — хриплый сложил свою вылизанную миску в мешок, кинув следом ложку и опустевший котелок, протёртый сухим песком и пеплом. — И ты верь.

 — Да верю я, Хасп. И ещё больше поверю, когда мы наконец отыщем это место, наберём семян и прочего целые мешки да назад отправимся. Ну и весточку пошлём, — с этими словами пони опасливо покосился на спутницу, будто сболтнул чего лишнего.

 — Не пересчитывай содержимое не найденного сундука. Примета плохая. Туда не многие добирались, но никто так  и не понял, отчего одним везло, а от других вестей не было. Не забывай, сколько нас в дорогу отправилось, а сколько сейчас осталось, — Хасп назидательно ткнул в сторону напарника грязным от сажи копытом.

 — Помню я... нечего припоминать. От всего отряда треть осталась. Трое в той деревушке остались, надеюсь, травники их на ноги поставят. Кто вообще им сказал, что розовые грибы безвредны? Олухи, нажрались ими плошками. Ещё двое назад повернули. Сразу, как мы к первому ущелью подошли и обнаружили, что моста уже нет. Четвёртый из нас... — пони шмыгнул носом, заметив суровый взгляд напарника и, подложив под голову вещмешок, улёгся на землю. — Ладно, я понял... Больше не буду.

Четвёртый из продолживших путь совершил ошибку...

Вторую и последнюю в своей жизни. Первой было присоединение к отряду, а второй... затянувшийся переход через выросшие на пути горы, будто гигант воткнул в землю лопату и перевернул целый её пласт боком. Обозначенные на потрёпанной карте мосты — обвалились. Безопасные дозорные башни, оставшиеся без присмотра на длительное время, обзавелись тварями, встретившими путников шелестом и писком во тьме провалов. Солнечный свет мешал им выбраться наружу, отчего сотни мелких фиолетовых глазок с беспомощной злобой смотрели на путников из тёмных щелей всё время, пока те быстро шли мимо покосившихся строений. Всем хотелось пить. Пересохшие источники сыпались песком. Проеденные ручьями ложбинки в скалах пустовали. И когда жажда стала невыносимой, их напарник, издав радостный возглас, помчался в сторону неприметной ниши, посреди чудом уцелевшей стены. Там, в полумраке, едва заметно поблескивала медная штука. Обдирая копытами отвратительную жёсткую поросль, он крутил сорванное колесо до тех пор, пока из трубы не потекла мутная, мерцающая красным вода. Жеребец сделал один жадный глоток. Потом ещё один. Не обращая внимания на встревоженные окрики, он, поперхнувшись и закашлявшись, вновь перекусил грязную струю зубами. А потом просто упал мордочкой прямо в растрескавшуюся каменную чашу. Вода лилась на его голову, стекая между ушей на нос и вниз.

Ламелла первая выхватила ценный пузырёк из кармашка, но Хасп преградил ей дорогу, сгрёб сильными копытами в охапку и потащил прочь, вопреки её крикам и попыткам вырваться. А земнопони лежал. Под его шёрсткой разливалось тусклое свечение, тёмными пятнами высвечивая кости. С каждым ударом сердца его тело напоминало бумажный фонарик. Причудливую игрушку, куда вставляли веточки и свечку, получая на поверхности занятные узоры из теней. Хасп говорил меньше других. И знал больше других. Говорили даже, он уже бывал когда-то давно там, куда они направлялись. Пока остальные пребывали в растерянности, он просто делал. Всё время, пока Хасп тащил её за собой, она прижимала к себе пузырёк.

Когда все они оказались на другой стороне ущелья, пройдя по ветхому и скрипящему на ветру канатному мосту, он так же молча перерубил за собой истлевшие канаты и, повернувшись к ней, отобрал склянку.

Это случилось пять дней пути назад.

 — Ему можно было помочь, — проговорила единорожка вслух, выронив перекосившуюся в ремне ложку. Случившееся всплыло в её мыслях, вцепившись в них и пробудив почти уснувшее чувство вины и беспомощности.

 — Нельзя! — внезапно рявкнул Хасп, переполошив задремавшего Пестла, протирающего глаза и пытающегося понять, откуда пришла опасность. — Ты потратила бы зелье просто так! Дурень нахлебался отражением магии! Первобытной отравы, намешанной с наследием тех, кто хотел сделать мир безопасным! Он забыл главные правила! Повтори главные правила, Ламелла! Повтори их, чтобы я знал, что ты или Пестл не повторите его дурной ошибки!

Кобылка сглотнула, отстранившись от костра, в свете которого на тёмном фоне ночного неба выделялась перекошенная досадой и негодованием мордочка немолодого земнопони.

 — Не пить из труб — трубы это яд. Не пить из луж — они не рождены дождём. Не пить в городах — города опасны. Не пить из колодцев — это дом боящихся света. Не пить из озёр — в озёрах спит погибель, — прикрыв глаза и положив копыто на грудь, проговоривала наизусть заученные правила единорожка. — Ключевая вода гор — твой друг. Лесная вода — твой друг. Слезы неба, если тебе повезло — твои друзья. Лишь их можно собирать во фляги и брать с собой.

 — Хоть у кого-то в голове не опилки, — буркнул Хасп и черты его мордочки смягчились. — А теперь спи, я посторожу у входа.

Пони встал и, подойдя к единорожке, потрепал ту за холку. В зеленоватых глазах кобылки стояли слёзы.

 — Перестань винить себя. Вини тех, кто считал, будто может изменить мир, и никогда не иди их дорогой. Она ведёт в никуда, следом за тенями прошлого, вынужденными вечно скитаться по пустынным трактам из одного города-призрака в другой, — тихо проговорил он, прежде чем выйти наружу.

Она молча кивнула, невольно подумав, касались ли его слова какой-то конкретной Дороги, буквально пересекавшей брошенные и высохшие земли или всех дорог, оставшихся в этом мире. Пошарив в сумке, она вытащила прямоугольник, запечатанный в хрустящую, но не желающую намокать бумагу. Выцветший рисунок на нём изображал радостного пони, откусывающего кусочек от слоёной штуки. Содержимое пакета давно не хрустело, превратившись в порошок, но оставалось вкусным, если высыпать в кипяток или прямо на язык. Последний пакетик. Вздохнув, она положила его обратно. Когда они найдут оранжереи, тогда она откроет его, высыплет в чашку и, размешав с чистой водой, угостит своих спутников. И, возможно, они улыбнутся, как этот пони на картинке.

Застегнув сумку, она бросила последний взгляд на темнеющую у входа в пещеру фигуру и свернулась калачиком на тонкой постилке у костра.

Завтра продолжится их путь.


Всё пошло не так.

Планы рассыпались прямо в копытах.

Ламелла бежала, ощущая на щеках текущие без остановки слезы, с трудом разбирая, куда она бежит. Чудом не споткнувшись о валяющиеся на полу обломки ящиков и обогнув выброшенные в коридор остовы шкафов, она бежала мимо тёмных провалов дверей, безуспешно пытаясь выбросить из головы ужас случившегося

Это было так глупо. Этого вообще не должно было случиться. Им всем надо было пройти мимо этой двери в скалах. Поискать другой путь. Потерять несколько часов на возвращение к развилке. Но снова и снова перед её глазами представала текущая красная струйка, неспешно сочащаяся из-под тяжёлой металлической створки круглой двери. Капли набухали в трещине и с тихим плеском падали вниз, собираясь в небольшую лужицу на пыльном полу у порога. Она шагнула тогда назад, перестав выкрикивать имя и стучать по металлической поверхности. Чей-то голос мелодично доносился с потолка, но Ламелла не слышала его. Там, перед нею в проёме, всего минуты назад стоял улыбающийся Пестл.

 — Смотри-ка, что я нашёл у двери! Интересно, что эта шту... — были его слова, когда он шагнул в дверь, размахивая найденной на земле штукой на цепочке. Похожей на её пластинкой, только расколотой вдоль и потерявшей часть уголка. Скрежет механики, и теперь на месте жеребца возвышалась рухнувшая сверху створка, отпущенная цепкими лапками упоров.

Ламелла сделала шаг назад, развернулась и побежала прочь.

 — Стой... — доносилось откуда-то из-за спины.

Ноги дрогнули, и она перешла на шаг, а потом и вовсе замерла. Очертания пустого и пыльного коридора расплывались перед её глазами, в ушах всё ещё раздавался скрежет падающего металла. Мерзкий скрежет, в конце которого, как ей казалось, она слышала короткий всхруст, что будет ещё долго сниться ей по ночам.

 — Да стой же... — мимо пронеслась рослая фигура, с трудом затормозив на покрытом каменной крошкой полу. Хлёсткий удар копытом обжёг её щёку, и единорожка подавилась всхлипом. С другой стороны сверкнула потёртая подкова, и она сжалась, ожидая новую оплеуху, но вместо неё её заключили в крепкие объятья, из которых не хотелось вырываться. — Он. Остался. За. Дверью. Просто остался за дверью, слышишь? Пестл с другой стороны. Его не слышно через толщу стали, понимаешь?

 — Я... я видела... я...

Алые капли медленно собираются в узкой щели и вязко падают в пыль. Медленно сливаются в одну крупную и так же медленно падают, поднимая в красной лужице рябь.

 — Тебе показалось. Там ничего не было. Ты стучала копытами в дверь и потом побежала в темноту коридоров. Мне еле удалось тебя догнать, — слышался хриплый голос над её ушком. Твёрдый и уверенный. Ему так хотелось верить, но...

 — Зачем он подобрал ту штуку?! — с криком из груди вырвались боль и напряжение, скопившиеся за дни пути. — Магия это плохо! Всё это плохо! Мне надо было сделать это ещё раньше...

Нащупав под курткой заветную пластинку, она сорвала её со шнурка. Размахнувшись, единорожка была готова швырнуть предмет в темноту подземных ходов, но её замах перехватил Хасп. Отобрав пластинку, он долго вглядывался в неё, позволив единорожке отойти к стене и усесться на покорёженный металлический короб. Полупрозрачная пластинка тускло переливалась зеленоватым в его копытах, на короткий миг, показывая размытые символы под своей поверхностью.

 — Надо было выкинуть её... выкинуть её... надо было выкинуть меня... зачем они оставили меня у себя... — вторую щеку обожгло так же как первую, и жёсткая грань подковы уперлась ей в лоб, заставив посмотреть наверх. Затылок кобылки ударился о шершавую стену.

 — Откуда это у тебя? — Хасп тяжело дышал, всё ещё не придя в себя после погони.

 — Родители... у них... им дали их родители... Говорили, это убережёт меня, — сглотнув стекающие с носа на губы слёзы, проговорила она.

 — Это было на тебе в твоём селении? Отвечай! Ты везде таскала с собой эту вещь? — в тёмных глазах пони сверкнули жёсткие блики. Земнопони поджал губы, словно сдерживался, подбирая слова.

 — Д-да... — тяжёлое копыто толкнуло её, и она ударилась о стену снова, прижав ушки, ожидая ещё одного пинка. Вместо этого на шею легла прочная цепочка. Щёлкнул замок. — Х-хасп? Это из-за неё... все они из-за неё. Только я...

Точный и резкий удар по рогу заставил её ойкнуть и прижать к нему копытца, согнувшись и уставившись мокрыми глазами в пол. Это было больно, но от боли охватившая паника отступила.

 — Когда тебя нашли, много лет тому назад, всё вокруг было разворочено когтями лавового крота, но не ты и не комната, где тебя заперли жеребёнком. Почему ты думаешь, старый голос ожил, едва мы свернули в тупик? Дверь единственного не засыпанного камнями прохода открылась просто по случайности? На карте она была отмечена тупиком задолго до нас. И из всех к ней подошла именно ты. Я был ближе к тебе. Пестл отошёл дальше. Проклятая единорог, да, в тебе течёт кровь погубивших мир, но именно поэтому эта штука работает только на тебе, — Хасп постучал копытом по болтающейся на её шее пластинке. — Может, без тебя она не работает вообще. Возможно, на мне она бесполезна. Единорожья магия и штука из руин — они созданы друг для друга. Хочешь искупить это? Вперёд... только не в темноту с опущенной головой, а к той цели, ради которой мы все отправились! Селение ждёт еды. Ждёт новых семян. Ты знаешь, их хватает всего на несколько урожаев. Они ждут новой карты безопасного пути. И хуже всего, ждут вестей от внезапно замолчавшего селения на полпути до нашей цели. И мы до них дойдём. Ты будешь молчать, я  – говорить, а потом мы соберём припасы и отправимся дальше. К обозначенным на карте садам. Для этого я, ты и остальные отправились в путь.

 — Но я не делала мир таким!! — кончик рога ткнул земнопони в обмотку переднего копыта, скользнул по металлической пластине и уткнулся в плечо. — Я такая же земная пони, как и ты, как они... я не те, кого винят в случившемся! Меня не было тогда!!

 — Тссс... тихо... — поджавшийся пони толкнул её к стене и прижал копыто к губам.

 — Я не де... — начала она и замолчала, ощутив копыто в обмотке из тряпок у своей мордочки. В глубине коридора что-то зашуршало. Скрипнуло и снова шаркнуло, будто деревянную корягу рывками волокли по каменным плитам.

 — Сюда. В дверь, живо. И тихо, чтобы ни звука... — просипел земнопони в её ухо и, подтянув к провалу дверного проёма, грубо втолкнул внутрь. Рывком, закрыв дверь и прокрутив ржавый рычаг, он всем телом прижался к стальной, тронутой временем поверхности. За дверью послышался цокот, шорох и скрип. Что-то клёкотало и щёлкало, будто заводная игрушка-зубастик, способная крошить твёрдые орешки. Дверь царапнули снаружи, осторожно постучали и затихли. Когда затянувшаяся тишина стала пугающей, на дверь обрушился град ударов, начавшихся так же внезапно, как и прекратившихся. В щелях мелькнул бордовый свет, просочившийся короткими полосками на пол, и угас. Скрип и шелест волочащегося по полу дерева удалились, и замерший сбоку от двери Хасп облегчённо выдохнул.

Сжавшаяся от испуга единорожка лежала на груде обломков кровати и матраса, ставшего кучей грязного сена или чего-то похожего на него, такого же ломкого и волокнистого. Развороченная тумбочка, рассохшийся шкаф с обрывками нарядов. У стены сломанный стол, в котором торчало копьё. Разбившийся резервуар в его рукояти матово заблестел в свете загоревшейся лучины. Удерживая её зубами, Хасп обошёл комнату и заглянул в соседнюю, предусмотрительно выставив перед собой отломанную ножку стола. Там было пусто. Пол устилали разбросанные бумаги. Разорванные в клочки книги и осколки стекла от брошенного фонаря. Подняв и обнаружив в нём выемки для кристаллов, а не сосуд с маслом и фитилём, Хасп с досадой кинул его в дальний угол и вернулся назад. Обхватив копытом стальное древко и помогая себе зубами, он вытянул орудие из трещины в полу, с удивлением уставившись на блеснувшее новизной лезвие с двумя заострёнными трубочками по бокам. В кого бы не целился метнувший копьё, он промахнулся, и оно, пробив стол, до этого дня оставалось застрявшим в полу.

 — И так сойдёт... — окончательно отбив от стального основания осколки колбы, он прицепил свою находку на пояс.

 — Это неправильно... так не должно было случиться. Мы растим растения в пищу, шьём, растим жеребят. В мире не должно случаться такого... — тихо шептала единорожка, вжимаясь в сухое и колючее подобие сена. Кончик копья качнулся в её сторону, сполз из петли вниз и с тихим звоном уткнулся в пол. — Мы не знаем, кто был за дверью. Может...

 — То, что я слышал за дверью, вот это неправильно. Не сулящее ничего хорошего, судя по звуку. И лучше пусть у меня будет эта штука, а у тебя твоя. Главное — покинуть эти коридоры. Обратно мы поищем другой путь. Пусть долгий, но другой. А на карте отметим это место как небезопасное, даже если никому больше не удастся открыть этот проход снова, — хрипел земнопони, стараясь услышать звуки за стеной. От ударов дверь слегка выгнулась, но крепко держалась в пазах и на петлях. Приоткрыв её, он осторожно просунул в щель камешек и кинул его, поспешно закрыв за собой дверь. Обломок несколько раз гулко щёлкнул по каменной стене и полу, но больше ни шороха не донеслось до ушей земнопони. Кроме его собственного дыхания и шелеста осторожно идущей к нему кобылки в коридоре не раздавалось ни звука. Кем бы ни были обитатели этого места, они ушли к большой двери. Хасп пытался не представлять, что именно влекло их туда.

 — Если бы я не подошла к двери... Но я подошла, и она открылась... я... — тихо причитая, единорожка осторожно кралась за Хаспом, выставившим вперёд себя закреплённое на ремнях сбоку копьё. Под копытами хрустели обломки досок.

 — И тогда кто-то другой попал бы сюда, не подозревая об опасности. Теперь ты понимаешь, почему возвращениям отрядов рады, даже если тем ничего не удалось найти. Они рассказывают больше о местах, в которые прочим попадать не стоит. А тебе следует вести себя тише, чтобы ещё кто-то нас не... — земнопони сделал предупреждающий жест и вжался в стену. Впереди грузно прошагало нечто, отбросив тень в мигающем свете магических камней. Послышались голоса, не всегда разборчиво произносящие слова:

 — Просьба к персоналу... покинуть помещения. Просьба к персоналу... нарушен контур безопасности... консервация не может быть возобновлена. Просьба... просьба... прррос... — голос раздавался в коридорах, доносясь из мерцающих по очереди янтарных камней в овальной оправе. — В случае опасности, угрожающей жизни, обращайтесь... тесь... к ближайшей боевой единице. Обязательно имейте при себе идентификационную карту... карту персонала или персональный браслет жителя... гостя... имейте... имейте... Зафиксировано нарушение в главном зале. Зафиксирована поломка систем водоснабжения... Зафиксирована попытка вторжения через главный вход. Вместе мы сделаем мир безопасным... приятного дня... дня... дня...

 — Дна, — мрачно проговорил пони, вслушиваясь в так же внезапно наступившую тишину. — И оно не самое приятное. Идём, нам надо уйти подальше отсюда, пока те, кто щелкал, не вернулись.

От одной мысли единорожка вздрогнула, вспомнив отвратительный и пугающий звук за дверью. Воображение рисовало огромного зубастика, шаркающего по полу и вращающего ключом в спине. Представив это, она упорно не могла выкинуть этот образ из головы. Каждый раз, когда что-то медленно топало в мерцающем освещении, отбрасывая длинные тени из распахнутых проёмов дверей, они вжимались в ниши и углы за ящиками в ожидании, когда всё стихнет. Развороченной мебели становилось больше. Кругом виднелись покрытые пылью следы паники. Всё ненужное лежало брошенным и разбитым. Открытые настежь двери вели в комнаты и небольшие залы, набитые невероятными механизмами. Когда на их пути оказался помятый металлический шкаф с разбитой витриной, Ламелла не удержалась и подошла ближе. Вокруг него лежали растоптанные пакетики и не только. Мятые жестяные банки, пахнущие соком, звякнули под её копытами, но ещё несколько вполне целых оставалось на наклонных полочках внутри шкафа. Они и ещё несколько пакетиков с чем-то явно съедобным перекочевали в её сумки. Долго рассматривая последнюю из кажущихся хрупкими банок, кобылка осторожно потянула за торчащий из крышки язычок. Струя с шипением прыснула ей в мордочку, заставив зажмуриться. Кисловато-сладкие капли попали на язык и сделали шёрстку чуть липкой.

 — Это не вода. Это какой-то сок. Сладкий с кислинкой, как у красных рангпуров... Попробуй, — чуть не выронив из копыт остальные, она протянула закрытую банку Хаспу. Тот покрутил её в копыте и вышвырнул в зияющий провал двери.

 — Если ты в ближайшие пару часов будешь в порядке, я рискну. Но впредь больше так не делай... считай это новым правилом, — буркнул он, прислушиваясь к отдалённому гулу. Где-то завывал ветер, стихая и усиливаясь снова.

 — Это просто сок, Хасп, — с огорчением заметила единорожка, поставив полупустую баночку рядом с разбитым устройством. В тусклом свете магических камней с металлического бока на неё смотрел пони, держащий в копытах какой-то фрукт. Хитро подмигивая, он через трубочку пытался выпить из него сок. На прочих её находках другие пони так же изображали удовольствие от тех или иных лакомств, но в отличие от её пакетика на дне сумки, эти картинки были не такими выцветшими. Лишь одно лакомство она оставила на месте. С круглой баночки на неё смотрела смеющаяся единорожка, на роге которой висел разноцветный бублик. Стёршуюся надпись было не разобрать.

Несколько часов пути по запутанным коридорам начинали наводить мысли на то, чтобы повернуть назад и поискать другой путь. Кажущийся дневным свет на деле шёл от мерцающих колонн, увитых жаждущими солнца растениями, выбравшимися из своих кадок и горшков в попытке добраться до труб с водой. Никто из путников не решился набрать из капающего водопровода свои фляги. Слишком ярким было воспоминание об их спутнике, ринувшемся к медному крану и поплатившемся за это своей жизнью. С каждым новым поворотом шум ветра стихал и появлялся снова, пока пони не очутились у огромного провала, разрезавшего около трёх этажей. Сорвавшийся с креплений винт, торчал металлической скалой-лопастью, словно огромная секира в гигантском слоёном пироге, посреди хаоса разрушений, обнаживших ещё с десяток шахт. Там, внизу, гудели и замирали размеренно вращающиеся лопасти. Потерявший направление ветер поднимал с пола мусор, кружил обрывки книг, записей и прочих лёгких ошмётков, сбивая их в кучки по углам. И, несмотря на царящее вокруг запустение, кто-то всё-таки тут обитал. Хасп и Ламелла наткнулись на перекинутые через пропасть балки, с прикрученными к ним помятыми листами железа. На кривых столбах из оторванных поручней покачивались мигающие фонарики, разгоняющие темноту, когда говорящие в стенах камни угасали. Следы костров, груды вскрытых пакетов с едой и пустые банки виднелись в некоторых из комнат. Но по большей части все они пустовали, и достаточно давно. Несколько проходов были завалены мусором и укреплены связанными между собой копьями. Живущие тут защищались, но, видимо, им это не помогло. Хасп заглянул в одну из погружённых в тень комнат и отвернулся. У дальней стены едва заметно белели на полу обломки костей.

 — Хасп? — единорожка стояла на середине хлипкого моста, перекинутого к островку из уцелевшей опоры и куска пола.

 — Сейчас... проверю ещё пару комнат, жди на той стороне, — отозвался пони и сделал шаг назад. Вдалеке послышались быстрые щелчки и стихли, сменившись на замирающий временами шорох. За углом гул от лопастей стихал, и звуки из коридора становились слышнее. Шарканье, клёкот и снова тишина. В полосе света вытянулась длинная и худая тень, передвигающаяся рывками и замирающая. И у тени было то, что заставило Хаспа бросить вторую сумку и со всех копыт помчаться к мосту.

 — Хасп? — стоящая на островке единорожка заметила бегущего к ней жеребца, на ходу, опрокидывающего часть связанных пучками копий так, чтобы они торчали в сторону прохода.

 — Не стой столбом! Беги на ту сторону, живо! Беги, я тебе говорю, рогатая! — хрипло, с трудом набирая в лёгкие воздух, выкрикнул пони, застучав копытами по шатающемуся жестяному мосту. За ним, неуклюжими рывками, скакала поджарая фигура со спутанной гривой, под которой полыхали две наполненные бордовым светом глазницы. — Беги же!!

Поравнявшись с замешкавшейся единорожкой, смотрящей за его спину с открытыми от ужаса и непонимания глазами, он толкнул её в бок, отправив скользить по второму мостику, ведущему на этаж ниже. Убедившись, что она докатилась до пола, он развернулся и одним движением рассёк копьём поддерживающую остатки пола балку. Лезвие взвизгнуло, рассыпало искры и сломалось, но вместе с ним подогнулась и опора, не выдержавшая приземлившееся на неё существо. Иссохшиеся копыта заскребли по накренившейся поверхности, и шустрая тварь, не переставая щёлкать челюстью, рухнула куда-то вниз, где плавала тёмная дымка. Ещё несколько похожих на неё выбежали и остановились у обрыва, наткнувшись на опрокинутые копья. Не обращая внимания на застрявшие в их телах куски металла и сыплющийся на пол красноватый песок из ран, они бродили вдоль края обрушенного пола, не сводя глаз с замершего неподвижно пони. Втянув воздух, существа защёлкали зубами, словно переговариваясь, и будто бы потеряли интерес к погоне.

Пламя магии в глазницах угасло, струясь бордовой дымкой сквозь спутанные пряди заросшей гривы. На побледневших шкурках едва угадывалась прежняя масть, как и цвет грив с хвостами, из красочных, ставших смолянисто-чёрного или пепельно-бесцветного оттенка. Одинаковыми были и почерневшие копыта с небольшими алеющими трещинами, да горящий в чёрных провалах взгляд над приоткрытыми и время от времени щёлкающими челюстями.

 — Скрипуны. Проклятье... их все считали выдумкой странников, желающих попугать селян, — Хасп медленно пятился вниз, стараясь не упускать из виду жутковатые, дёргающиеся при движении фигуры. И у каждой из них был витой рог, пусть у некоторых и потрескавшийся или затупившийся. Приглядевшись, он заметил, как одна из фигур ударилась мордочкой в ближайшую дверь несколько раз, а потом, встряхнувшись, протянула что-то зажатое в копыте к щели в стене рядом. Дверь распахнулась, медленно уползая вверх, и так же резко упала обратно. Предмет выпал из хватки и заболтался на шнурке вокруг шеи. Помутневшая и расцарапанная пластинка. Скрипун ткнулась в дверь снова, и несколько раз щёлкнув челюстью, медленно побрела прочь, уводя за собой остальных. Шарканье и пощёлкивание, ставшие от увиденного зловещими, стихли в погрузившемся в темноту коридоре.

 — Нарушение... нарушение... Крыло технических разработок требует более высокого уровня доступа. В доступе отказано. Всему персоналу рекомендуется покинуть... покинуть помещения. Отмечена неполадка. Выход из строя систем циркуляции воздуха. Отмечена неполадка. Значительные потери среди боевых единиц. Уровень опасности... нет данных... количество жителей... нет данных... количество персонала... Один. Количество персонала, запуск систем проверки погрешности. Проверка успешно завершена. Один... — голос взвизгнул механическим скрежетом и укатился куда-то в глубины разрушенных этажей, засыпанных обломками проходов и проломленных сводов туннелей.

 — Кто они были? Почему они гнались за нами? — единорожка вцепилась копытцами в оставшуюся на земнопони сумку и несколько раз встряхнула его. Зажмурившись, он медленно развернулся к ней. Переведя дыхание и успокоившись, насколько это было возможно, Хасп открыл глаза и уставился на её рог.

 — Нам... нам надо уходить... — сухо и как-то устало проговорил он, моргнув, отгоняя видение застланных бордовым магическим дымом глаз. Одно было слышать казавшиеся глупыми рассказы. Другое — видеть издалека какие-то исхудавшие фигуры, не сильно разбирая деталей даже в подзорную трубу. И совсем иным было встретиться глазами с теми, кто давно потерял свой облик и, возможно, саму жизнь, превратившись страшное напоминание о прошлом.

 — Но твоя сумка. Там осталась еда и вода, нам надо подня... — Ламелла осеклась, когда он посмотрел на неё остекленевшими глазами и что-то тихо прошептал.

 — Хасп? Я тебя не слышу... — единорожка дёрнула ушком, пытаясь разобрать его слова.

 — Да плевать на неё! Вернёмся подобрать — никогда отсюда уже не уйдём! Смотри, поэтому в других местах не любят подобных тебе! Я тоже думал, что они  – бредовые сказки обожравшихся ползучими грибами путников... Смотри внимательно вот туда! — он подтащил её к покосившемуся ограждению и указал на другую сторону провала. У края обрушившегося пола стояла замешкавшаяся фигура. Бледная, покрытая разводами трещин, мерцающих внутренним огнём, она втягивала воздух ноздрями и тихо, словно вопросительно щёлкала поредевшими зубами. Горящие глазницы, очерченные почерневшей шкуркой, смотрели прямо в сердце, привлекая и ужасая одновременно. Дёрнув головой и оставив дымный бордовый след, она рывками зашагала прочь, поднимая пыль длинным грязным хвостом. — Скрипуны... Наглотавшиеся дикой магией. Вдохнувшие первобытной пыли силы, обычно дающей умения от природы. Магия это плохо, считают другие селения, но причина в них. В них и похожих на них других.

Хасп отпустил вырывающуюся единорожку, вжавшуюся в стену с ужасом в глазах. Держась подальше от ограждения, она дрожала и тискала копытом болтающуюся пластинку на шее.

Пластинку...

Недавние события сложились воедино. Хасп запоздало понял, каким глупцом он был, не поняв сразу. Открывшаяся дверь. Пестл. Поднятый им предмет. Всё стало понятным, но так поздно. Расколотая вещица лежала перед дверью, а не за нею. Спутник поднял её, пытаясь пройти в дверь — и его не стало. Кто-то, кто уже был здесь, вышел и разбил пластинку, чтобы никто не влез в это опасное и заброшенное место. А им троим, пришло в голову сократить путь. Не только сократить, но и иметь с собой пропуск.

Земнопони со стоном впечатался мордочкой в стену, приводя себя в чувство болью. Случившегося не изменить, но ещё не поздно выбраться отсюда. Вытянув из сумки узкий флакон, он отбил от горлышка притёртую пробку и одним уверенным движением влил половину в рот трясущейся Ламеллы.

 — Глотай... Сейчас это тебе нужно, иначе рассыплешься. Да и мне тоже нужно... — вторая половина плеснулась в его горло, заставив скривиться от жгучего вяжущего вкуса. Страх и чувство досады отошли в сторону, и мысли постепенно выравнивались, оттесняя всё менее важное в сторону. Единорожка ещё вздрагивала, но в её глазах уже не было прежней всеохватывающей паники. — А теперь слушай... Слушай меня внимательно! У тех тварей... Ламелла, смотри на меня! Не думай о них, слушай меня! У них была такая же штука как у тебя. Но их не пустили в дверь. Может быть твоя сработает...

 — Они были единорогами... они как я были... я тоже стану такой? Хасп, я не хочу быть как они... — Ламелла сжалась в клубочек и накрыла копытцами мордочку. — Я не хочу...

 — Не хочешь, не станешь. Откуда мне знать?! Но у тебя на шее болтается такая же штука, способная открывать двери. Не одни, так другие. Это никакой не талисман на счастье. Твои предки притащили это с собой из похожего места. Может быть, даже отсюда. И поэтому нужно, чтобы ты собралась, — Хасп хрипло шептал, вслушиваясь в отзвуки открывающихся и с лязганьем захлопывающихся дверей. Этажами выше что-то гулко топнуло, и в провал упал соскользнувший деревянный ящик. — Ты умная. Сосредоточься и доверься своей проклятой крови. Пусть сгодится на что-то сейчас.

 — Я пони! Я... пони! Я не такая, как они, — всхлипнула, поднимаясь Ламелла.

 — Пока эта штука на твоей шее может вывести нас отсюда, не важно, кто ты, — Хасп оглянулся, выбирая из ведущих вглубь строения проходов наиболее безопасный. Снизу вновь подул сухой ветер, разгоняемый завращавшимися лопастями. Их скрежет заглушил прочие звуки, скрывая шаги существ так же, как и цокот пони от них. — А теперь пошли. Если повезёт, мы найдём что-то съестное, пока ищем выход. И сок этот твой попробуем... воды почти не осталось, хуже уже точно не будет.

Земнопони перегнулся через перила и посмотрел вниз. Разрушенная шахта вела на поверхность, но плавающая в воздухе чёрная муть, скрывающая дно, не внушала доверия. Особенно, когда разгоняющий её ветер обнажил смотрящую вверх костлявую морду с тремя парами пустых глазниц. Сглотнув, Хасп медленно отошёл от края, ощущая, как под его весом часть пола дрогнула и осыпалась мелкими камешками.

Перекошенные коридоры тянулись, сплетаясь между собой и образовывая перекрёстки из круглых площадок. Боковые двери вели в разрушенные и заброшенные комнаты. Хасп мрачно смотрел на следы паники и погромов, вздрогнув и замерев, когда взгляд наткнулся на длинные борозды от когтей, будто нечто массивное пыталось пробраться в узкий проход и, оставив попытки догнать свою цель, ушло, разрушив за собой несколько перегородок. Вырванные из каменных стен трубы шипели подобно потревоженным змеям, выплёвывая редкие клубы пара. Где-то гулко капала вода, собираясь в глубокие лужи. Бесчувственное эхо удваивало звук их шагов, добавляя к нему доносящиеся откуда-то издалека потрескивания и скрип прогибающихся металлических деталей. На одном из поворотов, пол под ними вздрогнул, сбив обоих с ног. Спустя короткое мгновение, их настиг раскат грома и вой спрессованного неведомой силой воздуха. Зажатый между стенами подземного строения ураган прокатился по боковому коридору, поднимая с пола клубы пыли. Волна песчинок, обрывков копытописей и кусков истлевшей ткани, устремилась прямо на путников, словно живое и голодное существо.

С визгом мимо пролетел кусок металла.

 — В сторону! — Ламелла ощутила крепкую хватку на своём плече, и они оба скользнули в боковой ход. Лязгнула рассыпавшимся замком погнутая дверь, чудом державшаяся на проржавевших петлях. Остаток копья распоркой уткнулся в стальную поверхность и неровный потрескавшийся пол. За дверью вновь грохотнуло. Пролетевший по касательной острый обломок оставил на двери косой разрез. В щель просочились клубы пыли и терпкий запах гари. По стене поползли трещины, добираясь до двери, сминая и заклинивая её.

 — Переждём тут... — Хасп лежал у стены, морщась и почему-то не торопясь вставать.

 — Хасп? — Ламелла отошла назад от двери, за которой всё ещё доносился треск сыпящихся камешков и завывание ветра, изменившего своё направление на обратное. Казалось, что-то огромное втягивало его назад. — Хасп...

 — Сейчас... пару минут... и пойдём... — земнопони трясущимися копытами копался в лежащей перед ним сумке. Озабоченность на его мордочке сменялась ужасом, но испуг улетучился в миг, когда в его копытах оказался зеленоватый круглый пузырёк. Мутная и вязкая жижа неохотно выливалась из узкого горлышка ему на язык, и он потряхивал склянку, поторапливая её содержимое выйти наружу. — Просто царапина...

Выдохнув эти слова и проглотив зелье, он прикрыл глаза и упал на бок. За ним, по стене, следом прочертилась широкая тёмно-красная полоса, словно кому-то пришло в голову мазануть широкой кистью по серой стене.

 — ХАСП!!! — ужас случившегося дошёл до единорожки не сразу. — ХАСП! Не засыпай! Только не сейчас... только не ты... Хасп!!

Миндального цвета копытца трясли внезапно осунувшегося и постаревшего пони, ощущая, как тот безвольно покачивается из стороны в сторону. Расстегнув прочную накидку и сдвинув нагрудный ремень, единорожка ощутила едва заметное биение пульса под шкуркой. Пони застонал, но так и не покинул уютного беспамятства. Всхлипнув и уткнувшись носом в покрытую шрамами грудь и шею земнопони, она облегчённо вздохнула.

Хасп был груб. Он редко говорил. Он мог испугать, но без него это место становилось ещё страшнее. Ещё недавно ей хотелось уйти после его слов, но сейчас...

Время тянулось слишком медленно. Соорудившая волокушу из запасной накидки, ремней от сумки и диковинных полосок из серебрящихся на свету нитей, обнаружившихся в одном из валяющихся в каморке ящиков, Ламелла тащила по полу земнопони. От сухого и пыльного воздуха хотелось пить, но фляг с чистой водой осталось всего две. И они обе потребуются, когда Хасп придёт в себя. Остановившись перевести дух, она выудила ещё одну из найденных ранее баночек. Это была уже третья, осушаемая Ламеллой, с которой так ничего и не случилось, несмотря на опасения земнопони. Напротив, казалось, с каждым глотком её тело наполняли бодрость и сила, позволяя ещё несколько часов передвигать копыта.

 — Вот бы ты ещё дала мне возможность таскать вещи рогом... Стало бы намного легче, — с грустной улыбкой проговорила она, разглядывая изображение единорожки на банке. Та, несмотря на покрывающие её пятна ободранной краски и царапины, приветливо подмигивала ей. Чуть ниже с трудом читалась едва заметная надпись: "Оранж Фоунтайн — заряд бодрости для тела и ума", сложенная из непривычно написанных букв. Ламелла скользнула по надписи ещё раз, вспоминая, как её тайно учили читать простые надписи. Знаки на банке были похожими, но угадывались далеко не все. Точнее даже не так, знаки были словами, но не все слова становились понятными после прочтения. И в первую очередь это касалось начертанных на стенах указателей и табличек над дверьми коридора, по которому она шагала. На седьмом повороте, Хасп застонал, и его правый бок вновь окрасился красным, расползаясь пятном по шкурке. Сбросив с себя сумку, она достала ещё один круглый пузырёк. Добавив в него немного чистой воды, взболтала, пока жижа не стала менее вязкой и влила в рот закашлявшегося земнопони. Стараясь не смотреть на него, кобылка сжала его челюсти, не позволяя предпоследней настойке пропасть зазря. Дёрнувшись ещё пару раз и вяло ударив её копытом в плечо, он затих, задышав ровнее. Ламелла села рядом с импровизированной волокушей. Не считая первой выпитой бутылочки, это была уже третья, но лучше ему не становилось.

 — Это место и правда отравлено... — обращаясь к Хаспу, проговорила она, нацепив лямки и поправив сумку. Медленно, делая шаг за шагом, она отправилась в путь.


Или скрипуны нашли путь в обход пролома, или обитали не только за ним, но волокущая за собой Хаспа единорожка чуть не встретилась с ними мордочка к мордочке. Трясясь от почти животного ужаса, она прижимала копыто к губам земнопони, стараясь заглушить его стоны. Впереди по просторному залу медленно бродили скрипуны, надавливая копытами на качающиеся хрустящие плитки вспучившегося пола. Они переставляли ноги со звуком трущихся друг о друга сухих веток, покрытых сырым песком. Принюхивались, рывками оглядывались по сторонам в поисках одним им известных вещей. Временами казалось, будто они пытаются говорить, медленно ворочая дрожащими щёлкающими челюстями. И когда Ламелле показалось, будто она слышит неразборчивые слова, одно из существ заговорило на самом деле.

 — Нулллификатррр магии... открыть вентиль пять. Открыть вентиль восемь. Перекрыть подачу составляющих... составляющих... я вернусь. Подожди... дорогая. Бери жеребят и иди с боевой... боевой... там будет безопасно. Надо. Остаться надо. Нуллификатор магии. Вентиль с девятого... по двадцать шестой. Пустить... в... пустить в системы подачи воздуха. Выжечь магию твари... всем им. Дорогая... бери жеребят и... иди... закрой дверь за... собой... закррр... крррк... крак, — голос стих, едва бордовая сочащаяся дымным шлейфом магия в глазницах набрала силу. Скрипун наклонил голову и направился к открытой двери. Ещё несколько последовало за ним, поддавшись влиянию его голоса.

Осторожно миновав ведущий в зал коридор, она медленно подтаскивала за собой Хаспа, всем сердцем желая, чтобы его не заметили в тусклом свете камней. Ремень натянулся, когда волокуша зацепилась краем за торчащий из пола обломок плитки. Сглотнув и успокоив замершее сердце, единорожка медленно выдохнула и потянула снова. Послышался глухой треск рвущейся ткани, и несколько тварей подняли головы, прислушиваясь своими облезлыми ушами и оглядываясь по сторонам.

Стиснув зубы, Ламелла одним рывком втянула Хаспа в проём и, пнув задними ногами, захлопнула за ним металлическую дверь. С холодком ужаса в груди, услышав приближающийся цокот копыт и вопросительные пощёлкивания зубов, она вцепилась передними копытами в рычаг, всем весом повиснув на нём. Ржавая полоса нехотя опускалась, но куда медленней, чем приближающиеся звуки потревоженных скрипунов, безошибочно определивших, откуда доносился шум.

 — Ну же!! Опускайся, давай, — не выдержав, простонала единорожка, дёрнув рычаг снова на себя, а потом вниз, ощущая как острые грани металла соскальзывают с подков и царапают шкурку. Прикусив губу, сдерживая крик, она уперлась рогом в железную дверь и, наконец, услышала долгожданный тупой щелчок. Вслед за ним на дверь обрушился град ударов, смешавшись с хрипом, шорохом и царапаньем с наружной стороны. Не веря своей удаче, она медленно делала шаг за шагом назад, не в силах отвести взгляда от вздрагивающей, но держащейся под ударами преграды. Споткнувшись о лежащего и беспокойно постанывающего Хаспа, она рухнула на круп. Попытки сломать дверь прекратились, и вместо них послышался царапающий звук.

 — Ооооткр... ой двеерь... Открой её... нам... нет? Небо... увидеть небо... дай... свободы. Дай увидеть... не хочешь? — донёсся жуткий шелестящий голос, будто говоривший набрал полный рот сухого песка.

Испустив истошный крик, единорожка вцепилась в лямки и потащила Хаспа прочь от раздающегося из-за двери голоса, прерывающегося ударами копыт.

 — Прек... прекрати меня тащить, полоумная кобылка... — послышался за спиной голос, когда ноющие от напряжения мышцы ног заставили Ламеллу сбавить шаг и устало прислониться к стене. Придающий сил сок булькнул в банке, но у неё не оставалось сил даже открыть её. — Где... Где мы сейчас?

 — Далеко, надеюсь, от места, где нам точно не стоило оставаться... — устало прошептала пересохшими губами единорожка, усевшись у стены. Лежащий перед нею Хасп выглядел неважно. Под шкуркой проступала болезненная бледность. Тёмные глаза, казалось, потеряли цвет, но он смотрел внимательно, пусть даже и с трудом удерживая голову приподнятой. — Хасп. Тебе лучше?

 — Не лучше, чем когда меня жевал огромный жук, приняв за разновидность жирной тли... странная пыль не даёт залечить рану... — кашлянув, пони достал отличающийся от других квадратный флакон и протянул кобылке. — Вылей это на бок...

Фиолетовая жидкость пузырилась, впитываясь в бурое пятно присохшей ткани. Хасп вцепился зубами в сгиб копыта и тихо вздрагивал каждый раз, как новая капля вызывала пену, неуместно отдающую ароматом лесных цветов. Закончив и выбросив дрожащим копытом опустевший флакон, Ламелла принялась помогать стаскивать накидку и обмотки. Глубокая резаная рана темнела и постепенно затягивалась розовой кожей. Только по краям виднелись бордово-лазурные капельки кристаллов, растущих из тела.

 — Всё так плохо? — с тусклой улыбкой заметил Хасп, делая глоток за глотком из фляги. Взвесив её в копыте, он задумчиво уставился на помятую металлическую поверхность. — Здесь больше воды, чем должно было остаться. Ты же не пила из труб?

 — Нет, — единорожка обмотала бок и часть бедра пони сухой повязкой.

 — Из луж? Я же говорил не пить из них... — устало спросил он, закрывая флягу крышкой и защёлкивая замок на пол-оборота.

 — Я берегла воду для тебя. Мне хватило сока из банок, — вздохнув, отозвалась она, сделав узел и затянув его, взявшись зубами за один кончик и прижав второй копытом.

 — Тот самый сок? Сколько ты его уже выпила? Ты себя хорошо чувствуешь? — в хриплом голосе зазвучало беспокойство. Он бы пожурил её от души и возможно отругал, останься у него на это хоть немного лишних сил. Пони зажмурился, пытаясь отогнать худшее из представленного.

 — Три... нет, пять банок. Я в порядке. Тебе тоже стоит попробовать, они дают силы, и, кажется, даже голод утоляют, — усевшись рядом, ответила единорожка. Прикрыв глаза, она пыталась вообразить себя сидящей у скалы на холме. Над нею было ночное небо.

 — Ты могла отравиться и навсегда остаться тут... — едва слышно раздались слова уставшего и тяжело дышащего жеребца.

 — Не отравилась же... и ты сам сказал, возможно, мои родители пришли отсюда, — Ламелла вспомнила шелестящие слова в зале и вздрогнула. Хасп вполне мог быть прав. Содержимое банок могло превратить её в такую же щёлкающую и скрипящую тварь с длинной спутанной гривой и горящими глазами. Но усталость взяла своё, и она, отмахнувшись от этой мысли, заснула, опустив голову на крепкое плечо жеребца.


Ламелле никогда не приходило в голову спросить Хаспа, как тот жил. Он всегда покидал и возвращался в селение, не распространяясь особо о том, где был и куда отправляется снова. Порой с ним уходили другие пони. Они не всегда возвращались, и в те дни его можно было найти сидящим у костра, смотрящим на огонь, словно в ожидании, когда образы в памяти сгорят вместе с ветками и поленьями. Она не понимала этого в нём. Иногда с ним вместе приходили новые пони, настороженно смотрящие по сторонам и скупо отвечающие на вопросы. Дрожь их копыт выдавала долгий, не самый безопасный путь.

Открыв глаза, она смотрела, как он осторожно разминает копыта. Накидка, ремни и сумка лежали у стены. Ламелла впервые видела его без них. Тёмно-лазурная масть едва проглядывалась под слоем пыли и пятнами седины. Старые рубцы тянулись через грудь по шее на спину блёклыми полосами, где уже никогда не вырастет новая шёрстка. Через кьютимарку бедро рассекал глубокий шрам, всё ещё хранивший следы неумелого лекаря, слишком грубо стянувшего края. Под шкуркой перекатывались мышцы каждый раз, когда Хасп пытался изогнуться сильнее и достать ещё до одной ссадины длинной кисточкой, смоченной мерцающей розоватой пастой.

 — Ты не говорил, что у тебя так много ран, — тихо проговорила она, застав пони врасплох. Метнувшийся было к накидке, он замер и, выплюнув кисточку изо рта, шумно втянул воздух носом.

 — Неудачно упал с лестницы, — сохраняя напускную невозмутимость, отозвался он.

 — Полной клыков, зубов и выложенной из костей драконов? — Ламелла прикрыла глаза, стараясь не смотреть туда, куда не следовало смотреть приличным молодым кобылкам. Послышался шорох ткани и щелчки замков на пряжках.

 — Вроде того. Это была довольно длинная, голодная и крайне изворотливая лестница, — невозмутимо добавил он. — Можешь не жмуриться, я прекрасно знаю, как выгляжу, и какое впечатление это производит. Не нужно меня жалеть.

Из-под его ноги выкатилась пустая банка, звонко подпрыгивая на стыках плиток. Единорожка вопросительно указала на неё, не сказав при этом ни слова.

 — Я смотрел на тебя, пока ты спала. С тобой всё было в порядке. Вода из фляг пригодится для настоек, кто знает, во что превратится концентрат, если разбавить его этим шипучим пойлом. И да... ты права, оно придаёт немного сил, — чуть виновато проговорил Хасп, добавив: — Нужно будет набрать их по пути, если ещё попадутся.

 — Смотрел, не отброшу ли я копыта, — подвела итог единорожка, и медленно поднялась с пола, усевшись у сумок. После прилива сил сваливший её с ног сон не особо помог. Тело ощущалось разбитым и отчаянно хотелось снова потянуть за язычок банки зубами, ощущая освежающий фонтанчик брызг. Вместо этого она открыла пакетик, уставившись на хрустящее содержимое. Почти не имея запаха и вкуса, оно всё же отлично жевалось и даже немного липло к зубам.

 — Пока ты спала без задних копыт, я прошёлся по коридору немного назад и вперёд. Всего тут несколько выходов и, кроме одного, все заперты, а каждый раз как я пытался простучать дверь или открыть, с потолка невнятно булькал голос. А тот, что не заперт  — полон царящей за ним темнотой, не желающей разгоняться даже светом лучины. Туда мы точно не пойдём. Время испробовать твою безделушку в деле, — сумка заняла своё место, неудачно впившись ремнём в рану. Зашипев, земнопони перевесил её на противоположный бок.

 — Можем вернуться... эти штуки могли уйти за это время, — проглотив липковатую еду, странно тянущуюся и одновременно крошащуюся на языке, заметила единорожка.

 — Могли. Но дверь всё равно заклинило или завалило. Я уже был там и проверил. Им не попасть сюда, но и нам тем же путём наружу не выбраться, — отозвался пони, протягивая ей копыто и помогая встать. — Не повезёт с пластинкой, попробуем вскрыть одну из дверей. В боковом тупике я видел какие-то железки и обломки прутьев.

В его голосе не было уверенности. Она поняла это, едва бросила взгляд в сторону пыльного закутка. Едва ли этот хлам мог открыть двери, спокойно выдерживающие ожесточённые удары скрипунов. Вздохнув, она прибавила шаг, догоняя Хаспа.

 — Обнаружено несоответствие данных. Пожалуйста, извлеките идентифика... онную карту и вставьте в обозначенный паз. Спасибо, — в третий раз проговорил голос из расположенного на стене овального камня в стальной оправе, когда Ламелла вновь осторожно всунула пластинку в едва заметную щель сбоку от входа. — Обнаружено... несоответствие данных... пожалуйста... извле... извле...

 — Попробуй другую дверь, — Хасп указал копытом в сторону.

 — Не нравится мне изображение рядом с нею. Что-то непонятное. Может вон ту, там нарисовано похожее на еду, — Ламелла подошла к металлической поверхности и, осторожно протерев пластинку о шёрстку, вставила в паз, не снимая цепочки с шеи. Достаточно было отшатнуться от стены, чтобы пластинка выскочила обратно.

 — В доступе... отказано. Данные не могут быть считаны через устройство. Обратитесь в... обратитесь... в отдел ремонта и обеспечения для устранения поломки. Запись об ошибке чтения добавлена к оста... остальным. Информация. На данный момент сохранено сто двадцать одно непрочитанное сообщение об ошибке. Ожидание ответа от отдела ремонта и обеспечения. Отдел ремонта игнорирует запросы двести сорок один год... два месяца... три недели... два дня с введения режима общей консервации, — на этот раз голос ответил намного внятнее прежнего, но и эта дверь не шелохнулась.

 — Открой нам дверь, у нас есть пластинка! Я видел, как проход открылся, когда скрипун воткнул в щель такую же штуку! — земнопони обрушил копыта на гладкую поверхность. Всё, чего он добился – несколько облачков пыли, осыпавшихся с потолка. — Ну, всё... мы хотели по-хорошему, странный ты голос, но раз не вышло...

Отлучившись ненадолго, пони вернулся с куском трубы и погнутым прутом, в котором с трудом угадывался поворотный рычаг. Вбив плоский конец в щель под дверью, он накинул сверху трубу и со стоном навалился на железяку. На пол посыпались пластинки ржавчины, скрипнуло железо, но дверь не поддалась. Вместо этого из камня вновь зазвучал прежний безучастный голос.

 — Попытка проникновения. Предупреждение первое. Прекратите попытки открыть дверь не... не... соответствующим способом. Повторные попытки проникновения поднимут уровень тревоги, — в ответ голос получил пожелание Хаспа идти в болото и жевать там пень. Рычаг гнулся и норовил выскользнуть из щели, но бронедверь и не думала поддаваться.

 — Хасп, перестань, твоя рана может открыться, — единорожка положила на его плечо копытце.

 — Ыых... — рычаг вырвался из щели, и потерявший равновесие пони растянулся на полу вдобавок получив новый синяк от встречи челюстью с полом. — Тогда попробуем другую. Выбора у нас нет.

 — Ты уверен? Символ не выглядит безопасно, — Ламелла стиснула в копыте пластинку.

 — Или она или коридор, полный почти живой тени, — отряхнувшись от пыли, заметил жеребец, пнув на прощание не поддавшуюся дверь. — И, выбирая между ними, я предпочту непонятный знак вполне понятной темноте, не сулящей ничего хорошего.

Бросив короткий взгляд в темнеющий провал прохода, единорожка судорожно сглотнула. Темнота плескалась от стены к стене, шевелилась, и в ней появлялось и пропадало нечто неявное. На миг кобылке почудилось, будто с потолка этого коридора, на неё взглянули две пары глаз, расположенных одна над другой. Два небольших глаза и два крупнее. Ставшая осязаемой тень, противоестественно булькнула, на миг выпятившись наружу, словно липкая плёнка.

 — Ну? — Хасп подтолкнул кобылку в спину, выводя ту из ступора. Наваждение прошло так же внезапно, как появилось.

 — А... Сейчас, — пластинка с трудом вошла в щель рядом с дверью. В стене что-то тихо щёлкнуло, и жужжащая лапка из двух металлических штырьков втянула её глубже, дёрнув за цепочку. Прямо перед самым носом единорожки открылась панель, обнажив пыльную тёмную поверхность.

 — Произнесите слово, — донеслось из камня на стене за спиной.

 — И что мне говорить? — испуганно прошептала Ламелла в сторону земнопони.

 — Слово не соответствует записи. Положите своё копыто на панель резервного метода подтверждения доступа, — вслед за фразой сбоку выдвинулся скошенный цилиндр с пыльной выемкой. Прежде чем Хасп успел что-то сделать, переднюю ногу Ламеллы, протянутую к появившейся из пола штуке, обхватили две половинки кольца, прижавшие копытце к выемке.

 — Ааай!! — кобылка ощутила короткий укол и тщетно попыталась выдернуть ногу из ловушки.

 — Обнаружено несоответствие биометрических параметров использованной идентификационной карты и биометрических параметров образца владельца. Предположения. Попытка несанкционированного... ного доступа в заблокированный сектор станции. Обнаружено наличие носителя жизни, не обладающего параметром "житель" или "сотрудник" станции сателлита узлового города "Виресцер”, — голос слегка изменился, имитируя озабоченность. — Выполняю запрос. Рекомендация. Дождитесь прибытия боевой единицы для выяснения причин попыток проникновения. Сохраняйте... сохраняйте спокойствие... Сохр...

 — Разумеется. Так и сделаем, — послышался голос земнопони. Железный прут обрушился сначала на гладкую поверхность, а затем скользнул по составному кольцу, с каждым ударом высекая искры и расшатывая ловушку. Сумев отломать одну из половинок, он, наконец, высвободил Ламеллу, выдернувшую копытце из остатков устройства. Кобылка осторожно лизнула ужаленное иглой место. Покосившийся цилиндр застрял на половине пути в углубление. Последний удар рычагом пришёлся в щель механизма, вызвав несколько ярких вспышек. На миг погрузившийся в темноту коридор озарился красным светом. Камень на стене угас, и с ним вместе замолчал голос. Зловещее красноватое свечение шло от проложенных под самым потолком полос, создавая ощущение жидкой тени, плещущейся под ногами. — Старые голоса. Только и могут что говорить. Не обращай внимания, мы...

 — Давай уйдём? Попробуем открыть ту дверь. Даже если там завал, вдвоём мы разберём его, — потянула Хаспа в сторону от раскуроченного устройства единорожка, но тот почему-то смотрел в чёрный провал единственного свободного пути, где клубы темноты дрогнули и покачнулись, словно невесомая ткань. Послышался скрежет металла и гулкий удар. Земнопони прищурившись, вглядывался в красноватый полумрак и, заметив движение, перехватил погнутый рычаг поудобнее.

 — Там... впереди кто-то есть. Кто-то кроме нас, — хрипло проговорил он, прикидывая, сколько у них осталось времени. Гулкий удар повторился, раздавшись ближе. В темноте скрипнула невидимая дверь, царапая углом пол. Размеренные шаги послышались в коридоре. — Спрячься в тупике с хламом. За ящиком. Сиди тихо, пока я не позову или всё не стихнет. Может, это доносится из смежного коридора.

 — Хасп, ты же не собираешься... — шершавое и пахнущее ржавчиной копыто накрыло её рот.

 — Ещё как собираюсь. Прячься и сиди как можно тише, — прохрипел он, подтолкнув кобылку в сторону тупика. Поднятая вверх железка звякнула, коснувшись стены. Шаги приближались, и они не были похожи на скрипуна. Не было шелеста и пощёлкиваний. Напротив, они заставляли пол немного дрожать, а следом раздавался едва заметный звон металлических пластин, ударявшихся друг о друга. Набрав в лёгкие воздуха и отсчитав время от последнего раздавшегося рядом шага, Хасп резко опустил железяку на вытянутую голову твари...


Вжавшись в пыльный и местами затянутый паутиной угол за ящиком, Ламелла вглядывалась в проём двери. Раздался короткий удар металла о металл и звук покатившегося по полу прута. Нечто массивное прошлось со скрежетом по стене, завершившись сдавленным вскриком Хаспа. Безвольным мешком его тело прокатилось по полу мимо двери и скрылось из виду. Выпавший из копыт остаток рычага, почти под основание спиленный ровным блестящим срезом, гулко упал в груду мусора. В свете красных полос возник высокий силуэт с длинным загнутым рогом.

 — О нет... Хасп! — миндального цвета копытце судорожно нащупывало что-то тяжёлое, чем можно было отвлечь фигуру и замерло, едва единорожка смогла рассмотреть противника земнопони. — Нет... нет... не надо! Не трогай его!!

От пинка рассохшийся ящик влетел фигуре в бок и рассыпался на части, даже не замедлив её движение.

 — Боевая единица номер два-два-восемь-одиннадцать-три-шесть-семь. Обнаружен носитель жизни, не числящийся в списках постоянных, временных или имеющих статус гостей. Сотрудник, предположительно из числа персонала — не обнаружен. Предполагается возможность нанесения вреда. Приступаю к задержанию нарушителя режима общей консервации, — слегка лишённый эмоций голос раздался из коридора. Он не был похож на голос, доносящийся из камней, в нём ощущалась жизнь. Следом за грузным ударом, послышался тихий стон и шорох волочащейся по полу ткани.

Стерев покатившуюся из глаза слезу, Ламелла выскочила в коридор, подхватив первый попавшийся под копыто кривой прут.

 — Отпусти его! Отпусти Хаспа!! — выкрикнув, она метнула железку в сторону кажущегося огромным силуэта, прижимавшего копытом к стене жеребца, бессильно пытающегося вырваться. Прут ударился кончиком обо что-то металлическое, высек скупые искры и укатился в сторону. С пола взметнулась гибкая змея, свистнув и изогнувшись перед единорожкой, с трудом удержавшейся на ногах, и застыла, нацелившись в её мордочку заточенным лезвием, торчащим из кончика кожистой стрелки. Принятый Ламеллой за змею суставчатый хвост покачивался из стороны в сторону, не позволяя той сделать шаг в сторону или отступить, без риска получить удар. Впереди хрипел Хасп, скребущий копытами по чему-то похожему на угловатую трубу, прижимающую его к стене, словно жеребцом собирались протереть потрескавшуюся поверхность как тряпкой.

 — Классифицирую уровень опасности. Нарушитель статуса консервации станции. Раса — земнопони. Отличительные знаки отсутствуют. Идентификационная карта отсутствует. Оказал сопротивление. Нейтрализован. Ущерб незначителен, — фигура держала пони прижатым к стене, даже не отрывая для этого второго переднего копыта от пола. Мерцающее под потолком красное свечение делало её огромной и словно горящей там, где свет отражался от острых заточенных клинков. Ламелла не могла отвести взгляда от полыхающего яркими язычками бликов на сколах и зазубринах лезвия тыльной стороны рога. — Нарушитель статуса консервации станции. Раса — единорог. Отличительные знаки отсутствуют. Идентификационная карта...

Громоздкое копыто оторвало Хаспа от стены и снова приложило затылком, прежде чем отбросить его в сторону как ненужную вещь.

 — Не... не подходи ко мне! — в существо полетела пустая банка из-под сока, звонко тренькнув и отскочив в сторону, не причинив и намёка на какой-то ущерб. Единорожка пятилась назад, оглядываясь по сторонам и с беспокойством пытаясь рассмотреть, куда улетел её спутник. — Мы не хотели ломать дверь. Она не открывалась, а потом схватила за копыто. Вот. У меня есть открывающая двери штука! Смотри! Такая же, как у тех бледных тварей. Ты же не с ними заодно, правда?

В светлом копытце качалась на цепочке вытянутая из-за пазухи куртки пластинка. Оступившаяся на неровном полу и зажмурившаяся от ощущения неотвратимого, единорожка застыла. Гулкий удар копытом прозвучал совсем рядом, и нос ощутил запах старого металла, горький аромат чего-то, напоминающего смазку и... гари. Сквозь сжатые веки пробился яркий голубой свет, полосой пробежавшись по её мордочке, оставляя за собой плавающие разводы в глазах. "Это конец..." подумалось ей. Никто не узнает, где пропали последние из отряда Хаспа. Новый отряд пройдёт мимо закрытой двери. Может быть, он найдёт Пестла, если он правда остался снаружи, как пытался убедить её старый жеребец. Но, скорее всего, ничего этого не будет. А она останется лежать тут, в десятке шагов от того, кто не раз её спас за последние дни путешествия и пытался оберегать в поселении. Сглотнув, она ощутила, как натянулась цепочка на её шее, стягиваясь вокруг, словно некая сила решила поднять на ней кобылку как перевязанный верёвкой мешок. Становилось трудно дышать.

 — Пожалуйста... не трогайте Хаспа... он ранен,  — прошептала она, прежде чем три острые иглы впились в её плечо и вернули из ощущения примирения с будущей судьбой. Это было больно, и её тело среагировало, передав полномочия разума инстинкту. А инстинкт требовал выживания. Копыта ударили в жёсткую, чуть изогнутую поверхность и, вместо того чтобы оттолкнуть препятствие, отбросили единорожку в сторону. Обломки ящика больно воткнулись углами через тканевую накидку, вынудив Ламеллу открыть глаза. Коридор по-прежнему заливал красный свет, но массивная фигура неподвижно стояла там же, где не так давно стояла кобылка. Мерцающая колба, торчащая из паза бронированной ноги, медленно опустошалась, переливая кажущуюся чёрной жидкость в тонкую трубку. Закрытая бронепластинами мордочка пристально смотрела, как последние капли пропали, и опустевшая колба вновь наполнялась вязкой жижей, на этот раз уже мерцающе-голубоватого оттенка. Из механизма на ноге существа доносилось бульканье, шипение и потрескивание вращающихся шестерней.

 — Осуществлён забор образца. Производится сравнение. Обнаружен параметр активации протокола "Потомок". Получаю данные. Сравнение с базой данных по жителям станции-сателлита узлового города "Виресцер”. Ошибка. Отсутствие данных. Сравнение с базой данных по сотрудникам станции-сателлита узлового города "Виресцер”, — фигура не двигалась, проговаривая слова, будто её кто-то слушал. Если она говорила их растянувшейся в нескольких шагах от неё кобылке, то последняя, ощущая в копытах предательскую дрожь, ничего из сказанного не понимала. Уколотое плечо саднило и чесалось. Потерев его копытом, кобылка обнаружила мелкую крошку из кристалликов. Таких же, как на ране Хаспа. — Сравнение завершено. Данные собраны и будут отправлены в центр потоковой обработки данных ограничителей. Процент соответствия по протоколу "Потомок". Ранг девять. До получения новых распоряжений, обеспечить сохранность потомка сотрудника станции-сателлита. Запуск протокола два-два-гексом-шесть. Запуск протокола девять-семь-пять-гранум. Запуск принудительных протоколов в соответствии с директивой о повреждении цистерн, содержащих нуллификатор магии. Выполнение директивы начато...

Огромная фигура оказалась обманчиво медлительной. В несколько шагов бронированное существо очутилось перед сжавшейся от ужаса кобылкой, преградив той путь к отступлению впившимся в стену хвостом. Торчащие вдоль него лезвия, частично обломанные и погнутые, опасно сверкнули в тусклом освещении.

 — Я... — фраза оборвалась на распахнувшихся губах единорожки, когда из прижавшего её к полу копыта скользнул цилиндр на гибком шарнире и, пробив ткань куртки, воткнул в её грудь три острых штыря.

 — Введение противоядия на основе изъятого образца завершено. Осуществляю обновление биометрических данных идентификационной карты. Отмечается длительное отсутствие контрольных записей. Последняя запись датируется: Двести одиннадцать лет от обозначенной даты эвакуации, — полупрозрачная пластинка единорожки, очутившаяся в пазе на другом копыте существа, выплюнулась с отчётливым щелчком и изменила свой цвет с нейтрально зеленоватого, на приятный кремовый. — Для завершения регистрации по протоколу "Потомок", назовите своё имя.

 — Не трогай... его... металлическая тварь... — копытца бессильно ударили кажущуюся недвижимой броню, прежде чем бессильно соскользнуть. В груди что-то заполыхало, и Ламелла ощутила на зубах отвратительную сухость песка. Коридор накренился и поплыл. Тени на стенах изогнулись, раскрыли красные глаза сворачивающихся в спираль красных полос и мерзко рассмеялись:

 — Рогатое отродье, убившее мир... так тебе и надо... так тебе и надо... проклятая единорог...

Существо выжидающе смотрела на лишившееся чувств тело кобылки. Несколько раз повторив запрос  и не получив ответа, оно осторожно подняла её, подцепив когтём за накидку и зашагала по коридору.


Чистый белый потолок. Почти такой же, каким она его помнила, ещё жеребёнком. Даже чище. Не было жёлтых пятен от подтёков прорвавших труб. Не было и бурых, оставленных чем-то, о чём родители предпочли умолчать, а потом уже не могли рассказать. Во всём теле ощущалась приятная усталость и лёгкость. Словно не было долгого пути. Не было путешествия по равнинам и горным тропам. Не было и бегства от скрипящих тварей по коридору. Ламелла подняла перед собой копыто. Расцарапанное, немного пыльное. Всё, как и должно быть. От полусфер в стенах струился мягкий солнечный свет, создавая впечатление вогнутых вовнутрь окон. Щебетали птицы...

Птицы...

Единорожка подскочила, свалившись с мягкой, но оказавшейся хлипкой лежанки. Хрустящая ткань треснула, выпустив наружу скомканный волокнистый наполнитель, от которого сразу захотелось чихнуть. Теряясь в догадках, сколько времени она провела тут, Ламелла обнаружила отсутствие на себе накидки. Одежда и сумки лежали у стены, напротив выхода из белой комнаты. Жутковатым контрастом за открытой дверью виднелись следы боя, оставившего на толстом стекле сеть трещин. Вспомнив последние минуты своей жизни, единорожка судорожно ощупала грудь. Три прокола ощущались лёгким покалыванием. И всё. Ни жжения, ни ощущения разбитости. Казалось, даже дышать было легче. На покрытом пылью столике стояла уже знакомая баночка сока, но заметно целее найденных кобылкой ранее. Рядом с нею небольшой столбик из пакетиков с едой. Один их вид пробудил смесь жажды и голода, отчего, недолго думая, Ламелла вскрыла первый из пакетиков и содрала с банки упругий язычок. Кисловатый освежающий напиток приятно щипал горло пузырьками, пока не дыхнул ими прямо в нос, вынудив её чихнуть ещё несколько раз и прижать копыто к ноздрям. Содержимое пакетиков оказалось со вкусом. Непривычным, но отлично сочетающимся с вязкостью и подступающим ощущением сытости.

До тех пор, пока утоление голода не вернуло рассудок на место, а вместе с ним и понимание, что Хаспа с нею больше нет. Нераскрытый очередной пакетик упал на пол, и вместе с ним о потёртые копытами плитки разбились капли слёз.

 — Хасп. Что же мне теперь делать? Как же так вышло, Хасп? — прошептала она дрожащими губами. Копыта ухнули по столу, перекосив столешницу и рассыпав оставшиеся лакомства. Постояв с минуту перед лежащими на полу пакетиками, кобылка наклонилась и стала судорожно собирать их в кучку. Несмотря ни на что она жива. То существо говорило о сотруднике этого места. Раз её оставили тут, значит, в этом месте есть другие пони. Может, они нашли Хаспа и помогли ему прежде, чем бронированное существо его добило. Еда, это не то, чем следовало разбрасываться даже в минуты отчаяния. Пакетики с подобным лакомством искатели вроде Хаспа оставляли про запас, благо они отлично хранились в любых условиях, оставаясь запечатанными.

Поспешно натянув накидку и застегнув ремни сумки, Ламелла шагнула за дверь. В коридоре и, правда, когда-то был бой.

Но очень давно.

Полупрозрачная пластинка уползла в щель и очередная дверь послушно открылась. Голос из камней на стенах не сказал ни слова на то, что непрошеная гостья вошла внутрь. В комнате был беспорядок. Вещи лежали разбросанными по полу вперемешку с круглыми пузатыми бутылочками, напоминающие лечащие зелья, только цвет был лазурный, и содержимое оказалось жиже. Притёртые пробки дополнительно обжимали тонкие полоски металла с выгравированными знаками. Ценная находка отправилась в сумку следом за полосками ткани, кем-то аккуратно свёрнутые в рулончики. Открыв ещё несколько дверей с пустующими или захламленными комнатами, Ламелла обнаружила стеклянный шкаф, полный баночек и пакетиков с едой. Пинками и остервенелыми ударами по стальным боковинам ей удалось вытрясти из него большую часть припасов. Гулкие шаги за спиной застали её за рассовыванием добычи по отделениям мятой дорожной сумки.

 — Назовите своё имя для завершения регистрации по протоколу "Потомок", — грубоватый и низкий голос из залитого красным светом коридора, снившийся ей в кошмаре беспамятства, громыхнул за её спиной.

Пара оказавшихся в копытцах баночек полетела прямиком в бронированную мордочку, но единорожке не удалось сделать и пары шагов, как вокруг неё обвился суставчатый хвост. Опрокинув на спину, её протащили по пыльному полу и бросили на рассохшийся диванчик, жалобно скрипнувший под неё и подхваченной за лямку сумкой. Древняя мебель хрустнула и рассыпалась, поймав сжимающую свою поклажу единорожку.

 — Хочешь знать моё имя? Ламелла! Это моё имя! Ты убила Хаспа, а теперь пришла за мной? Что тебе от меня вообще нужно? — выкрикнула кобылка, пытаясь выбраться из остатков обивки, треснувших реек и повисших на остатках верёвок планок. Неуклюже взмахнув копытами, стараясь не упустить сумку, она, наконец, перевернулась, ощущая, как лопнувшие металлические ленты царапнули её плотную накидку.

 — Имя получено. Ламелла. Регистрация завершена. Добро пожаловать на станцию-сателлит города "Виресцер”, потомок Ламелла. Система безопасности уведомляет о многочисленных нарушениях статуса консервации станции. Для всех сотрудников пребывание на станции не является безопасным. Рекомендация... избегать присутствия в повреждённых секторах и последовать протоколу эвакуации в ближайшее безопасное место на весь цикл карантина, — массивная фигура стояла между единорожкой и единственным выходом из комнаты. Это удручало, пугало и одновременно позволяло рассмотреть её лучше. — Чем я могу... могу помочь?

Вдвое выше Ламеллы ростом, рогатое существо, закованное в броню из сочленений, громоздкость которой отлично скрывала незаурядную подвижность. Время от времени из щелей брони на копытах пробивались струйки пара или воздуха, бесшумно поднимая с пола облачка пыли. Суставы хвоста неведомого обитателя этого заброшенного места, оказались обжаты потрёпанными секциями стальных пластин, часть из которых отсутствовала. Через узкие прорези торчали слившиеся с костью или растущие прямо из неё лезвия. Половина передней части шлема отсутствовала. Острые когти вырвали кусок металла, обнажив часть чуть вытянутой мордочки с рубленым носом. Успевшие затянуться старые шрамы тянулись вдоль скулы и пересекали глаз, немного отстранённо рассматривающий единорожку.

Ламелла невольно задумалась о том, как погнутые части доспеха не мешают существу. Зазубренные края при движении наверняка царапали шкурку. Разве оно... кем бы оно не было, не ощущает, как металл скребёт по телу? С трудом, оторвав взгляд от закованной в броню мордочки, единорожка уставилась на сложенное кожаное крыло, изорванное до состояния костяных рёбер. Впервые за много лет единорожка видела кого-то обладающего копытами и крыльями одновременно, помимо летающих высоко в небе пегасов. Вот только у них не было торчащего и загнутого назад плоского рога с лезвием. И судорожно думая над этим, она не сразу поняла, что существо обращается к ней с вопросом.

 — Что ты такое? — изумившись своему предательски дрогнувшему голосу, спросила Ламелла. — Единорог? Пегас?

 — Боевая единица, порядковый номер два-два-восемь-одиннадцать-три-шесть-семь, — просто и не вдаваясь в детали, отозвалась назвавшаяся единицей, не делая и шага в сторону пленницы. — Чем я могу... помочь?

 — Хасп! Что ты сделала с ним? Зачем ты его убила? — голос задрожал. По щеке покатилась слеза, едва перед глазами кобылки возникло воспоминание о летящем в темноту пони. Он лежал там один, в темноте, неестественно выгнувшись и протянув копыта.

 — Нарушитель. Раса земнопони. Задержан и содержится в карантине до получения распоряжения от сотрудника и, или, временного сотрудника станции, — грубый голос раскатился по комнате. Живой глаз выжидающе смотрел на единорожку с... любопытством?

Словно в прутик надежды, кобылка вцепилась в сказанные слова. Хасп задержан. Нельзя же задержать того кто... погиб, верно же? И в этом месте есть кто-то, кто сможет отпустить его! И этого кого-то нужно убедить сделать это. Предложить нечто взамен. Что угодно.

 — Этот сотрудник, пусть тогда отпустит Хаспа! Мы были с ним вместе в долгом пути. Нас ждут! Там, в селении. Нам нужно найти и принести им семена. Мы не хотели сюда проникать, это просто ошибка. Ты понимаешь меня? Вот, смотри на эту пластинку! Она очень дорога мне, но я... я отдам её кому надо, если Хаспа выпустят! Она... не нужна мне, — единорожка сорвала с себя пластинку и кинула к копытам фигуры. — Старая магия — это плохо. Никто больше не придёт к руинам, я обещаю! Передай это сотруднику, пусть Хаспа освободят и мы... мы уйдём отсюда... и это пусть берёт тоже!

Ламелла всхлипнула. Поколебавшись, она выпустила звякнувшую баночками сумку и подпихнула её к пластинке. Свобода Хаспа стоила потери легко доставшейся провизии. Лишь бы выбраться отсюда, он что-то придумает. Всегда придумывал.

Медленно кивнувшая фигура подняла переливающийся кремовым оттенком предмет и подошла к единорожке вплотную. В свете белых камней, в заброшенной комнате существо выглядело угрожающе в этих поцарапанных, со следами ударов и пятнами копоти бронепластинах, идеально огибающих контуры тела и не сковывающих движения. Запах металла, кислым привкусом коснулся носа зажмурившейся от неотвратимого единорожки. Вместо боли Ламелла ощутила вес и прохладу очутившейся на шее цепочки.

 — Идентификационная карта возвращена временному сотруднику станции. Выполнение отданного приказа в процессе исполнения, — боевая единица медленно развернулась и зашагала прочь из комнаты, покачивая хвостом и оставляя на полу тонкие линии царапин от лезвий.

 — Я не понимаю... Ты отдала мне пластинку? Почему? Эй! — поздно спохватившись, единорожка побежала следом, пытаясь не отставать от делающей широкие шаги фигуры. Попадавшиеся на пути той металлические ящики, мялись как пустые банки, со скрежетом рассыпая своё мелкое содержимое. Упавшие в просвет коридора трубы отпихивались в сторону целым крылом, словно не были сделаны из толстого металла. Засмотревшись по сторонам, Ламелла едва не уткнулась в острые шипы носом, когда существо застыло перед дверью, разделённой на две части тонкой чёрной полосой. Украшенные непонятными потрескавшимися символами створки разошлись в стороны, и, протиснувшись между прочной рамой и замершей на пороге боевой единицей, в комнату вкатилась единорожка.

 — Хасп? Хасп! Очнись! — вцепившись в неподвижно лежащего пони, кобылка рисовала в воображении самое страшное. Жеребец лежал ничком на удивительно прозрачной плите. Твёрдой как камень, но переливающейся внутри крошечными мельтешащими искрами. Едва заметно бока земнопони поднялись и опустились, когда миндального оттенка копытца встряхнули его ещё раз. — Хаааасп... Что с ним, бронированная единица? Почему он лежит и почти не дышит?

 — Нарушитель задержан и находится в ожидании принятия решения. На время задержания отмечено угрожающее жизненным функциям ранение и последующее отравление продуктом распада нуллификатора магии. Цикл восстанавливающего жизненные функции лечения подходит к завершению. Взяты образцы для повторной идентификации. Данных не обнаружено. За недостатком исходных данных, протокол "Потомок" в отношении нарушителя не может быть применён, — высокая фигура подошла к стене. В ответ на несколько выдвинутых кубов и утопленную панель, на стене вспыхнули и разбежались в стороны символы. — Центр потоковой обработки данных от ограничителей не может принять окончательное решение. Повторный запрос отправлен в узловой город "Виресцер”.

Не особо вслушиваясь в непонятные слова существа, Ламелла вглядывалась в лежащее тело Хаспа, застывшего между сном и беспамятством. К старым шрамам на груди добавились три красные точки. Рана на боку казалась чистой. Ни единого блестящего кристалла на краях не было видно, от них остались только небольшие тёмные пятнышки. На первый взгляд и рубцы сгладились, покрывшись небольшим пушком. Усевшись рядом, она выпустила его копыто из своих, удручённо уставившись в пол. Прижав копытца к ушкам, она сдавленно закричала. Без слов, без понимания, зачем она это делает, и чем крик ей поможет. Беспокойство, усталость, страх и неизвестность вырвались в этом коротком крике, заставив боевую единицу легонько дёрнуть ушами, но с места та не сдвинулась. Набрав полную грудь воздуха, единорожка закричала снова и ощутила тычок в затылок.

 — Если она собирается нас убить, то прими смерть с достоинством хотя бы... Не худшее место, чтобы копыта откинуть... Светло... чисто. Для тебя это как вернуться назад домой, верно? Лами? — хриплый, усталый и сонный голос раздался над головой, вместе с шорохом неловко поднимающегося тела. Поскользнувшись, жеребец рухнул с плиты на пол и медленно поднялся на дрожащих ногах. — Эй ты... бронированная рогатая штука. Я знаю, на что способны твои копыта и рог. Сделай... быстро...

Хасп никогда не называл её "Лами". Единственный раз он произнёс так имя единорожки в ночь, когда в кошмарах вернулось пожирающее камень и металл существо, расписанное ядовито-алыми узорами, нависая над нею за растрескавшимся стеклом. А потом был грохот, рёв и тишина. И звук её плача, в пустой, погрузившейся во мрак комнате. Она проснулась, перепугав других жеребят, захлёбываясь слезами и бессвязными фразами и очутилась в крепких объятиях. "Лами", раздалось над её ушком.

 — Цикл лечения завершён. Двухкомпонентное противоядие введено в соответствии с предписанием о чрезвычайных обстоятельствах. Побочные эффекты. Не выявлены. Изъятые при задержании нарушителя образцы не соответствуют имеющимся в наличии данным, — боевая единица шагнула ближе, заставив Хаспа инстинктивно встать между ней и единорожкой. — Назовите своё имя. Статус. Принадлежность к персоналу. Номер идентификации по привязке к узловому городу или иной станции-сателлиту.

 — Она тоже требовала от меня имя, а потом привела к тебе, — за спиной жеребца послышался дрогнувший голосок Ламеллы.

 — Она привела тебя ко мне? И не тронула? — нотки надежды смешались в голосе жеребца с недоверием. Хасп полуобернулся, стараясь не выпускать жуткую фигуру из поля зрения. — Ты уверена, что это не какой-то хитрый трюк? Она же мне все рёбра сло...

Рывком Хасп прижал копыто к груди. Под шкуркой ощущались выпуклости грудной клетки. Добравшись до самого крупного шрама, копыто замерло. Под шёрсткой ощущалось ребро. Отсутствующее уже много лет ребро, вырванное одной из диких тварей с отравленных земель.

 — Единорожья магия, — словно брань выплюнулись слова. — Эй, штука, ты проклятый единорог?

 — Все доступные медики эвакуированы во время нападения и прорыва седьмого и пятого контура безопасности. В отсутствии медперсонала, была произведена стандартная процедура лечения в соответствии с пунктом анатомической классификации, раздел пять, пункт тридцать один. Процедура включает в себя введение лечебных и восстанавливающих препаратов, противоядия и повторный забор образцов для сравнения с имеющимися данными, — бронированное существо отвечало почти без интонации. — Я не отношусь к медперсоналу. Я, боевая единица номер два-два-восемь-одинадцать-три-шесть-семь. Пробуждена и отправлена для выяснения причин нанесения повреждений в закрытой секции.

 — Вообще не понял, о чём ты говоришь. Боевая единица? Ладно, — в голосе жеребца послышалась сталь, и он сделал короткий шаг в сторону своих накидки и сумки. Единица слегка повернула голову в его сторону. — Там, снаружи, порушенный мир. Всё это место — руины. И ты говоришь, кого-то ещё беспокоит расцарапанная дверь? Ты не видишь творящегося в коридорах?

 — Подтверждаю. Станция-сателлит повреждена больше расчётного уровня, но это не даёт права наносить ущерб ценному оборудованию в период консервации, — существо если и следило за ним, то не особо пристально. Казалось, её больше интересует единорожка. И только слово той оставляло Хаспа вне интересов существа.

Шаг за шагом, подбираясь ближе к сумке, Хасп рассматривал противника. В свете от камней и панели, на которой он очнулся от крика, становилась понятна причина его поражения. Броня этой "единицы" давала фору всему, что доводилось ему видеть в своей жизни. Массивная, прочная, об неё сломали бы зубы многие обитатели отравленных земель. С голыми копытами не было и шансов, всё равно, что пинать скалу. На бедре, сливаясь с броней единым целым, виднелся плоский толстый диск, крепящийся чешуйчатым металлическим браслетом. Четыре стрелки на его поверхности плавно вращались, застывая над едва различимыми символами. Взгляд бывалого жеребца задержался на крыльях. Сгибы украшали острые когти. Точнее коготь. На втором, сильно поврежденном крыле, он был отломан под корень. Какая бы тварь не изранила боевую единицу, оставив отметины даже на броне, Хасп надеялся, что она не бродит всё ещё по коридорам руин. Рискнуть?

 — На счёт три, беги за мной, — хриплым шёпотом проговорил Хасп, рывком подхватывая обе сумки и накидку. Рывок, отскок в сторону, чтобы скользнуть вдоль стены, заходя за спину "единицы". Ещё немного и дверь выхода. — Ламелла?

Единорожка осталась на месте.

Взвизгнувший металл воткнулся в пол перед его носом. Суставчатый хвост ощетинился лезвиями, преградив земнопони путь.

 — Назовите своё имя. Статус. Принадлежность к персоналу. Номер идентификации по привязке к узловому городу или иной станции сателлиту, — боевая единица развернулась, делая шаги в его сторону. Застрявший в преграде хвост скрипнул пластинами брони и вырвал кусок белой плитки, рассыпавшейся мелкими осколками.

 — Имя? Имя... Хасп! Я не знаю, чего ты от меня хочешь, но ничего такого у меня нету, тварь ты неведомая! — земнопони попятился назад от опасно блеснувших лезвий. С шелестом рядом оказалась Ламелла, держа в копыте пластинку на цепочке. Кобылка тяжело дышала, выдавая волнение. Теперь её черёд защитить спутника. И она верила в висящий на её шее предмет.

 — Блестящая штука, смотри! Ты назвала меня временным сотрудником и потомком! Помнишь? Это Хасп, он со мной. Ты можешь дать нам просто уйти? — сглотнувшая единорожка заслонила спутника собой. В горле пересохло от страха, и голос звучал как-то жалобно.

 — Центр потоковой обработки данных ожидает ответа от узлового города "Виресцер” для окончательного решения, — отозвалась боевая единица. — Дождитесь ответа на запрос. Время ожидания... нет данных.

 — У нас нет времени сидеть и ждать ответа неизвестно от кого. Пытаясь сократить путь, мы и так прилично задержались. Я даже не знаю, сколько провалялся тут без сознания, — раздался сбоку голос Хаспа, пытающегося натянуть на себя накидку. Копыта дрожали, и пропавшая на миг слабость вернулась обратно.

Бронированное существо молчаливо преграждало им путь.


 — Совершенный бред. Ума не приложу, как тебе удалось уговорить меня участвовать в этой авантюре, — под копытами гулко отзывалась твёрдая поверхность дороги. Издалека она казалась сплошным полотном, но на деле плиты давно разошлись, и через каждую сотню шагов приходилось обходить провал или перепрыгивать через зазор, откуда торчала суховатая и ломкая трава. Далеко позади остался полузасыпанный вход на станцию, вновь запертый массивной дверью, сливающейся по цвету со скалой. А за нею и тёмные коридоры со щёлкающими тварями. Две из них оказались проворнее других и почти догнали Ламеллу... Хасп решительно не хотел вспоминать то, что случилось на его глазах, когда бронированная штука вступила в бой. Скрипунам смертельно не повезло, и раздававшиеся за их спинами звуки не сулили ничего хорошего.

 — Мне и не пришлось тебя уговаривать. Протекта сунула твоё копыто в овальную штуку в углу комнаты. А когда вытащила, на тебе уже был этот замечательный браслет, — Ламелла беззаботно вышагивала рядом, оглядываясь по сторонам. Все всегда говорили про каменные тракты только плохое. В каждом слове было предостережение от путешествия по покрытым плитами путям. Как только их не называли, но за всё время путешественниками заинтересовался только ползущий куда-то краб, переступивший через серое полотно пути и отправившийся дальше, скрипя хитиновыми лапками. Вот только он был выше боевой единицы раза в полтора, а клешни опасно блестели в лучах солнца.

 — Против моей воли, между прочим, — фыркнул Хасп.

 — Не понимаю, почему ты до сих пор хмуришься. Симпатичный браслет, да и без него тебя бы не выпустили оттуда, — Ламелла бросила короткий взгляд на поблескивающую на копыте жеребца полоску.

 — Браслет? Я не про него! Я про эту штуку, которую ты называешь Протектой, заставившую нас тащиться по проклятой дороге вместо указанного пути на карте! — Хасп повысил голос и ткнул копытом в сторону идущей впереди боевой единицы. — Даже не знаю, что хуже, то, что мы топчем копытами дорогу мёртвых, или то, что ты ей доверяешь! Несколько дней назад мы могли остаться навсегда в руинах под скалами. Эта тварь выбила из меня дух, а потом сделала со мной и тобой странные вещи! И ты спокойно относишься к этому? Ламелла, что случилось с тобой? Где та единорог, которую я знал?

Сбросивший шаг Хасп копытом показал рост жеребёнка, каким она была в день их первой встречи.

Ламелла вздохнула, задумавшись над словами земнопони. Он был прав. Защитница, конечно, выглядела угрожающей. Её поступки настораживали и пугали. До сих пор кобылка не всегда понимала сказанного боевой единицей, когда та отвечала на её вопросы, никогда не начиная говорить первой. И отвечала только ей, игнорируя полностью Хаспа, чем доводила того до точки кипения. Когда же Ламелла окончательно перестала понимать ответы, Протекта замолчала, обдумывая жалобы кобылки, и стала разжёвывать ей как жеребёнку. Когда они обходили завалы, направляясь к выходу, рассказала о нападении огромной твари, оставившей пролом через все этажи. Объяснила, как пользоваться встреченными по пути шкафами с едой. Их не нужно было трясти и бить копытами, достаточно поднести к округлой панельке свою пластинку и нажать клавишу с желаемым "продуктом". Смышленый шкаф выдаст столько съестного, сколько раз будет нажата клавиша, пока его запасы не закончатся. Но потом ответы вновь стали сложнее и менее понятными. Из всего сказанного, кобылка поняла одно — много-много времени назад, некая жуткая дрянь разлилась по половине уровней станции, превратив оставшихся на ней в нечто бесцельно бродящее по коридорам, скрипя и повторяя бессмысленные фразы. В скрипунов. И чтобы они с Хаспом не повторили их судьбу, согласно протоколам, похожим на правила в селениях на поверхности, защитница уколола их обоих противоядием. Так как эти "протоколы" надо обязательно выполнять. Почему, и можно ли так не делать, защитница не ответила.

Единорожка шагала по дороге, думая над словами Хаспа. Он был прав в одном, ей хотелось верить кому-то ещё, кроме него. И Защитнице верить хотелось. Даже не потому, что вопреки всему единорожка впервые ощутила себя в безопасности рядом с нею. А может и поэтому тоже... Ламелла не могла разобраться в своих ощущениях. Грудь холодила прозрачная пластинка карты, и теперь ей не хотелось с нею расставаться.

 — Она знает, где находится указанное на карте место. Самый прямой путь до него по этой дороге, Хасп. И её протокол... номера не помню, обязывает сопровождать жителя или сотрудника в путешествии туда. Хотим мы того или нет, — Ламелла улыбнулась, вспомнив как при первой попытке сойти с дороги на заросшую тропинку, боевая единица встала на их пути, молча, указывая на каменный тракт. — Она называет меня "потомок". Хасп! Мы оба живы, и в сумках немало еды. Вкусного сока. Не портящихся. Чего ещё тебе нужно? И мы оба идём к обещанным садам. По почти ровн...

Недоговорив "ровной дороге", Ламелла споткнулась обо что-то торчащее из трещины и рухнула носом на каменную поверхность.

 — Ай... — поднявшись и рассмотрев выступающий предмет, она вздрогнула и поспешила нагнать ушедшего вперёд земнопони. Позади остался лежать кусок знакомой брони, прикрывающий несколько белеющих костей. Останки лежали вровень с краями плоской воронки, куда их вмяло много лет назад чудовищная сила.

 — Боевая единица, приписанная к патрулю между узловым городом и станцией-сателлитом. Номер не опознан. Ограничитель не отвечает на входящие запросы. Данные отмечены как несущественные для цели путешествия, — раздался голос Протекты, как назвала боевую единицу Ламелла, не в силах каждый раз выговаривать длинную и бессмысленную цепочку цифр. Боевая единица вроде не возражала.

 — Это... она была как ты? Разве тебе не грустно узнать, чем окончился её путь? — хорошее настроение, до этого момента, у единорожки пропало. Выходит и такие существа, как она, могут погибнуть. Такие, кажущиеся неприступными и прочными. Поравнявшись с бронированным существом, держась стороны уцелевшего крыла, Ламелла смотрела вперёд, где в дымке горизонта виднелись тонущие в зелени обломки стен. Даже без обзорной трубы с линзами, было ясно — до них ещё не меньше пяти-шести дней пути. Ещё пара дней и они минуют замолчавшее селение, так и не попав в него.

 — Смысл спрашивать у этой штуки. Она пробыла в руинах непонятно сколько лет. Почти не ест. Как механизм, и говорит так же, — зло буркнул Хасп, бросив взгляд в сторону блеска на обочине дороги. Разбитая повозка лежала брошенной уже несколько месяцев. Мелкие обитатели высушенных земель уже успели пробраться внутрь через разбитое изогнутое стекло и растащить содержимое ящиков. А что утащить не удалось — испортить. Ещё один след оставшийся от тех, кто решил отправиться по каменной дороге на свой страх и риск. Глупцы.

 — Она не штука, Хасп! Она живая как ты или я, — вступилась кобылка. Пусть защитнице и было всё равно, это не было оправданием грубости земнопони.

 — Протокол безопасности включает в себя патрулирование дороги. Когда боевая единица не справляется, станция или узловой город высылают замену. Это могла быть я или другие из серии, ожидающие пробуждения по запросу, — внезапно ответила Протекта, замедлив шаг. — Проект "Безопасный Мир", начинался с сопровождения пони и единорогов по дорогам между городами, станциями, оранжереями и хорошо укреплёнными комплексами. Это наша обязанность, оберегать жителей и сотрудников в пути по Диким Просторам.

 — Разве ты ничего не чувствуешь... когда кто-то не возвращается? — единорожка забежала немного вперёд, присматриваясь к обнажённой части мордочки в прорехе шлема. Протекта смотрела вперед, и сложно было понять, испытывает ли она какие-то чувства вообще.

 — На одну боевую единицу становится меньше. Однажды наш запас закончится, и делать мир безопаснее будет некому, — ответила та, сделав небольшую паузу. Переведя взгляд на идущую сбоку кобылку, единица добавила. — Это можно назвать... потерей эффективности.

 — Трижды "ХА"! Скажи это окружению вокруг нас! Или может, ответишь, почему "Безопасный Мир", на деле стал во много раз опаснее? Почему в таких расчудесных городах оказаться сожранным проще, чем среди безжизненных скал? Пересохший родник уже причина, по которой целое селение вынуждено отправиться в путь, рискуя всем и каждым! Единороги угробили этот мир, а ты уже тогда была частью всего этого, — Хасп в сердцах пнул валяющуюся на дороге банку, весело упрыгавшую в канаву.

 — Хасп! — единорожка обернулась к жеребцу, поджав губы.

 — Проект "Безопасный Мир" основан земнопони и единорогами в сотрудничестве. Пегасы выбрали другой путь, обнаружив многочисленные недоступные плато и возможность строительства облачных путей. Во мне, как и во всех боевых единицах треть от земнопони, — тускло проговорила защитница, ненадолго остановившись перед покосившейся табличкой. Выцветший и потрескавшийся указатель вздрагивал на лёгком ветерке и покачивался, показывая в сторону разрушенного здания. — Большая часть боевых единиц, согласно протоколу, до последнего обеспечивала эвакуацию жителей и сотрудников в безопасные зоны, удалённые от места ведения боевых действий. За прошедшие полтора века было зафиксировано всего несколько запусков протокола "Потомок".

 — Тебе ничего не стоит соврать, да, отродье старого мира? — недоверие и озадаченность от ответа на его вопрос, не сходили с мордочки Хаспа. Он пристально всматривался в идущую впереди фигуру, пытаясь понять, что в ней, кроме копыт, могло быть от земнопони. Встряхнувшись, он отбросил в сторону опасные мысли. Хватит с него Ламеллы, считающей, будто эта рогатая тварь может быть безопасной.

 — Протокол поведения. Служить. Защищать. Прекратить жизненный путь ради безопасности сотрудников комплекса в случае такой необходимости, — сухо ответила единица, гулко шагая по каменной дороге.

 — О, отлично! Убейся, дай нам сойти с этой дороги и пойти своим путём, — процедил Хасп, разглядывая руины здания. На карте этого строения не было. Слишком близко к дороге, никто не рискнул подобраться к нему и отметить на бумаге. И то, что они идут по каменным плитам, надеясь на пережиток прошлого — было сущим безумством. Рассказать кому, засмеют и не поверят.

 — В этом нет необходимости. Обладатель гостевого пропуска станции и потомок находятся в безопасности на этом пути, — ответ Протекты заставил готовую возмутиться поведением спутника единорожку, искренне рассмеяться.

 — Прекрати ворчать, Хасп, мы идём кратчайшим путём. Нам никто не угрожает, и вскоре мы доберёмся до города. А уже тем мы получим... а что мы получим? — Ламелла выжидающе повернулась к единице.

 — Ответ на запрос в узловом городе "Виресцер”. Вероятно” земнопони так же внесён в список протокола "Потомок", но из-за недоступности связи с городом, ответ центром потоковой обработки данных получен не был, — не меняющийся интонацией голос защитницы гулко звучал в окружающей вечерней тишине.

 — Да-да... и проходим мимо поселения, куда должны были заглянуть. Ведь оно не находится рядом с дорогой, а свернуть с неё нам не дают, — хмуро заметил Хасп, бросив последний взгляд в сторону где должно было находиться замолчавшее селение.

Город вблизи выглядел удручающе.

Семена леса за немало прошедших лет дали ростки, захватив покинутое всеми место, превратив его в очередной оазис. Мощные корни набирающих силу деревьев пробились сквозь плиты дороги, выгибаясь деревянными арками над землей. И всё же пройдёт не один век, прежде чем некогда прочные здания превратятся в мелкое крошево, став основой для будущих холмов. А пока их стены сопротивлялись буйному росту флоры, пытающейся залечить нанесённые миру раны. Питаясь жестокой и буйной магией, отравляясь, меняясь и очищая саму себя, растительная жизнь тянулась к источникам воды и тёплым лучам солнца. Тенистые улицы стали уютным домом для мясистых, полных влаги листьев диковинных растений. Корявые чёрные лозы тянулись по мостовым и свисали из пустых окон, покачивая ярко-алыми дурманящими цветами. То и дело путникам приходилось искать обход или следовать за прорубающейся сквозь лианы боевой единицей. Иззубренный рог взрезал одинаково хорошо как сухие ветки, так и клубки полных сока лиан. Город уже не был таким, каким его помнил Хасп. Пыльным, пустым, с одиноким стеклянным куполом оранжереи.

В тёмных провалах слышались шорохи нашедших приют существ. Какой-то неведомый шарик с крылышками и огромными глазами прожужжал мимо и скрылся в одном из ядовитого оттенка бутонов. Лепестки сжались и, уже спустя секунды, на землю упали высушенные останки. Ламелла брезгливо подёрнула плечами и поспешила за боевой единицей, уверенно идущей по заросшей улице.

 — Ты была в этом городе, Протекта? — кобылка встала рядом с задумчиво смотрящей по сторонам единицей, решающей какой из поворотов выбрать на этот раз.

 — Нет. Ограничитель содержит записи о путешествии доктора Рубихарт Бик в один из центров, расположенных в границах города, в сопровождении боевой единицы два-два-восемь-три-пять-девять, — проговорила Протекта, направившись в полуразрушенное здание, выпирающее на перекрёсток разбитыми стеклянными стенами, пронизанными разросшимися деревьями. — В отчёте отмечены значительные успехи в исследовании целебных настоек из сока быстрорастущей лианы, положившего начало изменений в формулах лечебных зелий, в последствии синтезируемых в портативных лечебных секционных плантациях.

 — Ты опять говоришь непонятными словами, — Ламелла перепрыгнула через очередной корень, стараясь не отставать от бронированной спутницы.

 — Не слушай её, она отравит тебя опасными знаниями, и ты пойдёшь по пути всех из твоего рода, — с трудом оторвав от накидки шипастый шарик, вцепившийся в ткань коготками, заметил Хасп. Рассмотрев цепкое растение, он вышвырнул его в сторону.

Знания не могут отравить. Знания это наследие создавших всё это. Протокол "Потомок"  – одно из них, призванное помочь выжить уцелевшим и сохранить навыки, необходимые для восстановления мира после... после... — боевая единица запнулась и замолчала.

 — Чего уж, договаривай! После чего? После всех разрушений? А где вы были, когда насытившиеся отравой твари охотились на нас? А я скажу где — прятались по разрушенным станциям! — выпалил прямо в мордочку существа земнопони.

 — Боевые единицы выполняли протокол до последнего дня эвакуации, — тускло отозвалась защитница. — Большая часть из них продолжила оберегать жизни выживших и...

 — Чушь! — выпалил земнопони, направившись быстрым шагом в сторону оранжерей, виднеющихся за домами. Жеребец не понимал, что возмутило его больше. Твёрдая уверенность этой закованной в броню штуки в своих словах, или то, как Ламелла прислушивается к ней. Доверяя ей больше, чем ему. Позади не слышались шаги кобылки. Вместо них он услышал заданный Ламеллой вопрос, заставивший его развернуться и зашагать назад.

 — Это... это было правдой? — стоящая перед боевой единицей единорожка, держала помятый и пожелтевший лист бумаги. Вырванную страницу из старой книги. На почти потерявшую цвет картинку безучастно смотрела Протекта.

 — Иллюстрация из обучающих материалов для жеребят единорогов. Раздел девятый. Тема — мультипредметный телекинез. Издание переработанное и упрощённое. Базовые умения входят в обязательные начальные этапы образования. Информация полностью соответствует записям Ограничителя, — если в голосе существа и было удивление, то его можно было только представить. Видимо заметив замешательство на мордочке кобылки, Протекта добавила: — Почему это интересует потомка Ламеллу? Инициализация расы произведена корректно. Ламелла. Раса — единорог.

 — Потому что нам магия не нужна! Мы все живём без неё спокойно. Высаживаем семена, ищем воду, строим дома вот этими копытами! — Хасп потряс копытом перед закованной в броню мордочкой. Вырвав у единорожки листок, он порвал его на мелкие кусочки. — А ты не слушай бредни. Её дело защищать? Вот пусть и защищает, а не треплется.

 — Хасп прав. У меня нет магии. Магия это плохо, — поникшая единорожка с грустью смотрела на трепыхающиеся у её ног обрывки. — Мне не следовало спрашивать об этом.

Последний бережно хранящийся листок из той книжки из детства. Ей давно было пора расстаться с детской мечтой, и всё же поступок спутника отозвался уколом в сердце. Кусочки старой бумаги скользили, подгоняемые ветром. Жалея страничку, она не сразу расслышала слова Протекты.

 — В узловом городе "Виресцер" имеется диагностическое оборудование. Потомок Ламелла может пройти обследование на предмет выявления потенциальных причин утраты магии. Повреждение рога. Физические отклонения. Наследственные проблемы. Ментальная травма. В ряде случаев, таких как выгорание, возвращение способностей возможно через курс терапии, — говорила боевая единица, повернувшись в сторону стеклянного здания.

Поднимать вещи рогом. Доставать предметы, не спускаясь в страшные и тёмные шахты. Ламелла бросила осторожный взгляд в сторону идущего к оранжереям пони, продолжающего возмущаться её поступком, и посмотрела на стоящую в ожидании защитницу.

 — Я... — едва слышно начала она. — Я смогу поднимать предметы, тыкая в них рогом?

 — Указывая потоковое направление телекинеза. Да. Согласно имеющимся записям это возможно. Ближайший диагностический центр находится на втором этаже углового здания. Там же расположен архив данных протокола "Потомок" узлового города "Виресцер". Потомок Ламелла желает пройти диагностику? — Протекта смотрела на единорожку, изучая бурю эмоций на её мордочке. Страх, опасения и сожаление, смешивались с чувством вины и предательства всего, что было порядком в жизни в понимании Хаспа. Она росла, слушая рассказы о магии. Видела, как относились к тем, кто мог ею обладать. Неверно расценившая разрывающие единорожку чувства, единица наклонилась и, отыскав нужный жест из записей ограничителя, тихонько толкнула единорожку носом в бок. — Это... безопасно...

"Здесь безопасно, малышка, просто посиди тут, пока мама не вернётся", прозвучали слова в мыслях Ламеллы. Одновременно с осторожным прикосновением в бок. Она вздрогнула, на миг потерявшись, не понимая, где находится. Загнанные в угол подсознания воспоминания вырвались и обрушились на неё лавиной. Горящие дома, крики знакомых. Вой дикого зверя, закованного в каменную чешую, покрытую сочащимися лавой трещинами. Треск рушащегося здания. Мягкий тычок в бок и прикосновение к шее, когда шнурок с пластинкой оказались на её груди. Два тёмных силуэта на фоне разгорающегося пожара. Земнопони и единорожка, закрывающие дверь перед нею, до конца прижимая к стеклу копыта. В одном из них, понимая насколько это направильно, она всегда видела Хаспа. Но сейчас...

"Солнце оберегает, луна защищает"

 — Я хочу... чтобы такого больше не повторилось, — отчётливо проговорила она, бросив последний взгляд в сторону удаляющегося пони, так и не заметившего, что за ним никто не идёт.


 — Магия! Тоже мне... — фыркнул Хасп, продираясь через колючие заросли. Миновав арку, из накренившихся друг к другу зданий, он вышел на небольшую полянку, некогда бывшую городской площадью. Переводя дух, он остановился, сбрасывая с себя цепкие побеги плюща и оглянувшись, попятился назад. Лучи солнца, отыскавшие путь между листвой, пятнышками скользили по ярко-зелёному ковру. Кружащаяся в них пыльца, искрилась наклонившимися полупрозрачными колоннами, в которых замерли фигуры. Опутанные корнями, покрытые рваным покрывалом мха, стояли и лежали боевые единицы. Из отверстий в броне свешивались гибкие лозы с оранжевыми цветами. Хасп насчитал полтора десятка, прежде чем заметил среди них тех, кого увидеть тут не ожидал. Скрипуны. Скованные растениями, вросшие по колено в зелёную траву, они смотрели пустыми глазами на землю, изредка вздрагивая и выдыхая через раскрытые челюсти облачка золотистой пыльцы.

 — Л-ламелла... нам стоит поискать другой пу... — начал фразу Хасп, с ужасом понимая, что за ним никого нет. Погрузившись в свои мысли, он не заметил, как остался один. — Ламелла? Ламелла!

Не сводя взгляда с дёрнувшихся скрипунов, безуспешно попытавшихся вырваться из пут, он отошёл назад под арку. Предательский мох расправил оставленные им следы. Стволы деревьев качались, изгибались и меняли очертания, лишая возможности понять, откуда земнопони пришёл на площадь. Кажущийся до этого умиротворяющим шелест листвы, стал похож на шушуканье и тихий смех. Хасп побежал наугад, пытаясь отыскать среди бурной растительности путь к месту, где он в последний раз видел единорожку.

 — Она пошла с этой боевой штукой! После всего, через что мы прошли, как она могла так поступить? Искренне отвергать магию и узнав о возможности получить её... она... — пони с досады ударил копытом по пню, разметав его в щепки.

Как он мог не понять этого сразу. Ламелла изменилась ещё тогда, в комнате, где его держали. Он сказал ей бежать по сигналу, но она осталась на месте. Отмахнувшись от смутных ощущений, он списал её неповиновение на интуитивное понимание опасности их противника. Даже гордился тому, как она заметила бесполезность побега раньше него. Но потом... Все эти дни она ходила за этой бронированной тварью. Внимала каждому её слову. Научилась получать еду из шкафа, просто поднося свою пластинку. Пила сок из банок и ела еду из пакетиков, которые не так давно считались неприкосновенным запасом. С каждым днём, проведённым на той станции и после, она менялась. Отравлялась собственной проклятой кровью единорогов. А теперь это рогатое существо отнимает Ламеллу у него.

Хасп застыл от скользнувшей мысли.

Как долго он считает её почти своей дочерью, чтобы ревновать к пережитку прошлого? Несколько последних лет? Или с того самого дня, как его поисковая группа нашла разорённое селение с единственным уцелевшим за стеклянной дверью жеребёнком? Она, казалось, быстро забыла о случившемся, подружилась со сверстниками, если можно считать за проявление дружбы добродушные улыбки Ламеллы на прозвища и насмешки. Она даже умела читать, хоть и скрывала это. Хаспа это не волновало, напротив, он находил это полезным навыком в пути. В какой же момент он расслабился и пропустил пробуждение памяти её отравленной крови?

Тихо застонав, он обхватил копытами голову. Немолодой уже пони оберегал кобылку, впервые взяв с собой в такое длительное странствие. Не позволил увидеть, во что превратился их спутник, выпивший ядовитой воды. Он прижимал её к себе, наблюдая с другого края ущелья, как напарник полыхает изнутри, превращаясь в двигающийся костяк, прежде чем рассыпаться на крошечные яркие искорки и почерневшие кости. Он, сдерживая дрожь в голосе, лгал ей насчёт Пестла, понимая, что она не глупа, но верит ему. А теперь его место заняла лишённая эмоций тварь, живущая не менее лживой идеей о безопасном мире. Тварь, закованная в помятую броню, с такими же скованными чувствами. Она отняла у него Лами. Маленькую Лами, из всех, кого он знал, умевшую смотреть на мир немного иначе, словно в нём всегда есть место хорошему.

Медленно поднявшись, Хасп прикрыл глаза, позволив мыслям успокоиться. Вот обломанная ветка. Чуть левее виднеется знакомый кусок камня. Перехватив сумку удобнее, он уверенным шагом направился туда, как ему казалось, он сможет исправить совершённую ошибку. Исправить, пока ещё не слишком поздно.

 — Мы верим в безопасный мир для наших потомков, — раздался голос сбоку, заставив Хаспа вздрогнуть и прислушаться. Звучащая фраза была тихой, немного печальной и прерывалась на одних и тех же словах.

 — Мы верим в исцеление Экви, — вторил ей более высокий и тонкий голосок.

 — Любую ошибку можно исправить... пока у тебя есть жизнь, — хрипло раздалось совсем рядом.

 — Кто здесь? — земнопони раздвинул заросли, очутившись на небольшом пятачке дворика, покрытого ровным ковром цветов и сочной травы. В центре, покрытый мхом и тонкими стеблями плюща, возвышался фонтан из белого камня. Из четырёх желобков струилась чистая прозрачная вода, с плеском падая в чашу, где покачивались водяные цветы.

 — Время залечит раны земли... время залечит раны сердец... мы сделали всё, что было в наших силах и с мыслью об этом... Мы оставляем часть себя в каждом листе и цветке этого места, — раздался голос возле фонтана и присмотревшийся к заросшей фигуре, Хасп сглотнул, сбросив на землю сумку и подойдя ближе. Раз за разом повторяя одни и те же фразы, земнопони окружали покрытые растениями останки. Сидящие на каменных тумбах, стоящие, прислонившись к фонтану, лежащие, будто решившие отдохнуть от дел на заросших плющом клумбах. В пустых глазах покачивались яркие цветы. И лишь крошечные сферы на тонких цепочках, продолжали мерцать, озаряя холодным светом белую решётку рёбер, продолжая раз за разом повторять последние слова.

 — С каждой каплей стекающей в наши тела, мы отдаём свои последние дни ради полных жизни тысячелетий после нас. Каждый последний вздох, станет частью ростков, исцеляющих горящие рубцы Экви, — раздалось из шарика стоящей выше других единорожки. Вокруг витого рога спиралью вился тонкий стебель с ярко-красными лепестками, скрывающими острые шипы. — Я выпиваю этот флакон, с верой, что однажды иссушённый и сгоревший мир вновь сможет кормить живущих в нём. Как и многие другие, получившие... не столь важно... Погибший однажды Великий Лес начнёт свою жизнь через нас. В отравленных городах... у отравленных озёр... в ранах от сердечников снарядов орудий, везде поднимутся деревья, очищая мир от первобытной магии Древних. От их пролитой крови, оставшейся на наших копытах. Простите нас...

Затаив дыхание, Хасп вглядывался в поддерживаемые растениями останки единорожки, с трудом осознавая услышанное. Оазисы, появляющиеся пятнами на высушенной земле. Не так давно в этом городе была лишь одна уцелевшая оранжерея, подарившая первые семена. Сейчас город пожирали растения, сминая остатки строений, расползаясь и пытаясь покорить сухие земли, присасываясь корнями к пролегающим внизу трубам с водой. Испуганный собственной догадкой, он метнулся к дальним фигурам, стоящим у края дворика в ещё почти целых накидках и с брошенными у ног сумками.

 — Нет. Нет. Нет... Что же ты наделал... — тихо шептал жеребец, вглядываясь в знакомые черты, покрытые молодыми побегами и грубой корой. Нащупав среди стрельчатых листьев сумку, он поднял её и подтащил к фонтану. Среди нехитрых и пришедших в негодность пожитков, Хасп отыскал плотно закрученную бутылку, с несколькими листиками внутри. Они остались сухими, и после пары ударов по донышку, выпали в копыта земнопони. Сомнения развеялись с первых строчек знакомого почерка. Среди голосов давно ушедших пони, в этом пугающем саду стояли почти все жители из замолчавшего поселения...

Стиснув зубы, Хасп читал строки, забыв обо всём, погружаясь в трагедию ушедших дней:

"Я не надеюсь, что нас кто-то найдёт, если вообще будет искать. Город давал семена, но с каждым месяцем всё меньше. Нам не удалось залатать систему подачи воды и пятая с шестой оранжереи погибли. Несколько лет назад налетевший ураган разбил стёкла ещё трёх. Пустошь просачивалась на улицы, с нею вместе пришли порождения дикой магии. Кошмарные создания плели свои сети между стенами домов, делая улицы смертельными ловушками. Прошёл месяц. Девятая оранжерея засохла, и мы не смогли её оживить. В поисках решения, мы обшарили весь город и многое нашли. Другие селения упрекнули бы нас в отсутствии твёрдости убеждений... но, какой у нас был выбор? Каким бы сильным не было желание покинуть руины, мы не могли обойтись без них. Город умирал, и его сады становились песком. И с ним умирали не только мы, но и все, кто с трудом преодолевал опасный путь ради семян.

Мы... нашли кое-что. Среди обрушившихся домов, на небольшой площади, забытый фонтан, окружённый заросшими фигурами. Горящие шарики на цепочках повторяли одни и те же фразы, произнесённые их владельцами при жизни. Их всех покрывала трава. Засохшая, почти погибшая. У их копыт мы отыскали ящички с флаконами. И записи. Много записей. Ушло немало времени, чтобы прочесть их, и составить карту города... я положу её в бутылку, если потребуется найти зда..."

Хасп перевернул второй лист, пропустив расплывшееся в тексте место, и принялся читать дальше последние записи старейшины:

"Несколько из нас сопроводят жеребят до второго, расположенного южнее селения. Мы дадим им в путь всю воду и продовольствие оставшиеся в запасах. Остальные... они останутся здесь. Флаконы. По одному на каждого. Если верить найденным записям, в них заключена возможность возродить Великий Лес. Очистить Экви от крови стоящих у истоков мира. Не знаю, что они имеют в виду под этим. Они, пришедшие сюда до нас, верили в искупление. Мы же верим в надежду. Дописывая эти строки, я выпиваю тёмную жидкость из флакона. Нашедшие эту записку, знайте, в каждом цветке и семени этого города — частица не только нас, но и всех, кто желал исправить свою ошибку. Был ли он единорогом или пони. На всех лежит одинаковая..."

Кусочек листа был оторван. Свернув записку в трубочку, Хасп вернул её обратно в бутылку вместе с картой, запомнив расположение нужных домов и их приметы. Закупорив бутылку, он осторожно поставил её перед копытами застывшего с усталой улыбкой старейшины. Зеленеющий лес вокруг перестал казаться ему радостным и спокойным местом. Каждая ветка, каждый торчащий у стен куст, теперь напоминал ему о застывших фигурах, отдавших свои жизни ради целительной силы растений, лечащих искалеченный битвой мир. За сплетёнными лианами, опутывающими улицу, Хасп заметил медленно бредущий силуэт.

 — Боевая тварь? Как там тебя... Защитница? Эй, где Ламелла? — выкрикивал он на ходу, прорываясь через сочные стебли, стараясь не упустить знакомую фигуру. Путаясь в побегах, несколько раз споткнувшись о корни, он побежал следом. — Ты меня не слышишь, что ли? Куда ты дела Ламеллу? Почему ты не с нею?

Почти догнав её, земнопони резко остановился, вцепившись в наклонившийся ствол дерева. Бронированное тело той, за кем он погнался, частично покрывали наросты из ярко-алых кристаллов, пробивших прочную броню и, казалось, растущих прямо из мощного тела. Это была не она.

 — Все — не носители жизни... Я привела их в этот город, и все перестали быть носителями... жизни... Я не справилась с... выполнением директивы защиты... Они перестали быть носителями жизни. Мой ограничитель повреждён. Требуется... требуется замена... ограничителя. Нет возможности определить статус... — бормотало существо, повернув в его сторону бордовую мордочку. С уголка её рта сыпались осколки кристаллов, превращаясь в красноватый невесомый туман. — Боевая единица пять-пять-восемь-три... три... девять-одиннадцать-шесть. Пункт отправления — узловой город "Радужные Водопады". Последний отчёт. Если кто-то меня слышит. Узловой город... узловой... город "Виресцер". Состояние. Постоянных жителей. Ноль. Персонал. Ноль. Степень опасности. Нет возможности идентифицировать.

Попятившийся от бормочущего и странно дёрнувшего головой существа, Хасп ощутил пробежавший по спине холодок. Тварь смотрела прямо на него, медленно изгибая потрескавшиеся губы в улыбке.

 — Отмечена погрешность. Носитель жизни. Список директив повреждён. Протокол определения. Повреждён. Осуществляю поиск решения... — искалеченная боевая единица раскрыла изодранные крылья с отсутствующими суставами. — Решение найдено. Погрешность должна быть устранена...

 — Единорожьей магией мне в круп, — процедил Хасп, разворачиваясь на месте и переходя на галоп, ощущая тяжёлую дрожь земли у себя за спиной.


В сумраке заброшенного холла небольшим эхом раздавались шаги единорожки, сопровождаемой боевой единицей, держащейся чуть впереди. Тянущийся к сырости и полумраку мох пушистыми островками тянулся от стен по полу, поглощая перевёрнутые низкие кресла. Прорезанная пополам стойка ржавеющим остовом возвышалась посреди груды сваленных в беспорядке ящиков с незнакомой маркировкой. Кругом виднелись почти стёртые временем и растениями следы бегства. Пустые флакончики лечащего зелья звонко катились по полу, задетые копытами. Тележки, нагруженные тусклыми полупрозрачными контейнерами в металлической окантовке, стояли, постепенно покрываясь вездесущим вьюнком.

 — Узловой город "Виресцер". Добро пожаловать в... центр изучения... изучения свойств флоры мира Экви. Наши центры занимаются разработкой компактных лечащих сре... средств на все случаи жизни. Автономные системы очистки воздуха для подземных комплексов любой численности населения. Широкий вы... вы... бор озеленения для домов. Также мы предлагаем ознакомиться с... с... — голос из расколотого шара в центре холла задрожал и смолк, позволив пройти мимо вздрогнувшей от неожиданности единорожке. Едва она и боевая единица поднялись по лестнице, голос вновь начал зачитывать записанные фразы, сбиваясь и делая паузы.

Первый этаж встретил их такой же царящей пустотой. Выбитые или распахнутые двери, за которыми единорожка видела одну и ту же картину давным-давно покинутого всеми места. Развалившиеся столы, поросшие лозами низкие стулья, опрокинутые полки с которых свисали влаголюбивые стебли остролистых растений. Догнав остановившуюся возле очередного шара боевую единицу, единорожка услышала заикающийся голос.

 — Для расширенной версии экскур... курсии, приложите идентификационную карту к зелёному кругу. Для получения актуальной информ... формации... используйте идентификационную карту на круге жёлтого цвета. Неполадки... в здании нет активных на данный момент сотрудников. Для получения медицинской помощи, приложите идентификационную карту к красному кругу и следуйте вдоль... вдоль... указанной на полу линии. Неполадки... в секции оказания... ния... медицинской помощи нет активных на данный момент сотрудников из числа медперсонала. Сожалеем о... предоставленных неудобствах, — зелёный шар выглядел так, будто по нему отчаянно били несколько дней подряд. Всю помутневшую поверхность покрывали небольшие дыры, сколы и сеть трещинок. Сразу за ним, в коридоре, перегородив проход пожелтевшими рёбрами, лежал остов огромной рептилии, до последнего вздоха сжимавшей в зубах смятую броню с белеющим внутри костяком. Протекта молчаливо рассматривала выбитые на металле цифры. Устройство на её бедре щёлкнуло, когда она вытянула здоровое крыло в сторону больших дверей.

 — Сектор диагностики в том крыле здания, — проговорила она, приглашая идти за собой. Они шли по покосившемуся полу, и Ламелла рассматривала окружение здания. Похожие стеклянные двери были в её селении. Точнее, в единственном уцелевшем доме, если можно так было назвать груду постепенно зарастающих травой обломков, частично уходящих этажами под землю. Среди хлипких построек из всего, что попадалось под копыто, старое здание выделялось наличием редких окон и такими вот дверьми. И в основном там жили, как и она, имевшие рог.

Следуя вдоль почти стёршейся красной полосы на полу, они поднялись по очередной лестнице на этаж выше, оказавшись в широком длинном коридоре с огромными окнами от пола до потолка. В свете, пробивающемся сквозь позеленевшее от мелкой поросли стекло, придающем всему зеленоватый оттенок, Ламелла всё чаще встречала их.

Пони.

Единорогов.

Лежащих на полу в попытке доползти до выхода. Сжавшихся в углах, в безуспешной попытке спрятаться от чего-то. Белеющие кости оплетали свежие стебли и уже успевшие засохнуть лозы незнакомых ей растений. От шагов пробуждались гладкие светящиеся камни в сферах, выхватывая из полумрака очередную трагическую сцену прошлого. Пугающий коридор заполнял сладковатый аромат цветов.

 — Как в банке, покрытой тиной, — проговорила она вслух, заметив очередные широко распахнутые раздвижные двери. По просторному залу сквозняк катал обрывки бумажных листов, вырванных из упавших с полок книг. Пожелтевшие прямоугольники летали по помещению, напоминая стайки испуганных птиц, вспыхивая светлыми пятнами в лучах солнца, пробивающегося через провалы в стенах. Наступив на что-то мягкое и пружинящее, Ламелла подняла книгу в укреплённой обложке, с металлическими вставками и тусклыми необработанными камнями. Щёлкнул замок, и бумага высыпалась из переплёта трухой, некогда бывшей листами, не раз намокавшими во время дождя и сохнущими на солнце. Осторожно положив находку обратно на пол, единорожка поспешила за защитницей, не заметив, как соткавшаяся из воздуха полупрозрачная фигурка пони, сделав несколько шагов, остановилась у порога. С грустью смотря по сторонам полупрозрачными глазами, подёрнутыми рябью проворачивающихся квадратиков, она попыталась поднять лежащие на полу остатки книги бесплотными копытцами. Замерев, она прижала копытце ко лбу и, покачав головой, рассыпалась на крошечные искры.

В секторе диагностики царил хаос последних часов паники, переходящей в отчаяние и чувство безысходности. Вездесущие лианы переплетались с чёрными шлангами, змеящимися по полу и ныряющими в развороченные коробы. Возле взломанных, позеленевших ото мха шкафчиков валялись наспех разбросанные склянки с лечащими зельями. Судя по мутному цвету, большая часть из них давно утратила свои свойства.

 — Мы зря пришли сюда. Тут всё разрушено, — проговорила Ламелла, поздно понимая, что у надежды осуществить навязчивую мечту детства не было и шанса. Там на улице, слова защитницы заронили в неё зерно сомнения в выбранном пути. С досады она пнула подвернувшуюся под ногу склянку, отправив ту в полёт через весь зал. Пузырёк щёлкнул по панели и отскочил в сторону прозрачных перегородок из тонкого, растрескавшегося кристалла. Там, разделённые перегородками, стояли похожие на веретено лежанки, тускло подсвечиваемые всё тем же беловатым светом, разбавленными оттенками тёмно-зелёных следов сырости. — Надо найти Хаспа, забрать семена и покинуть это место. Я... не хочу тут оставаться.

Не слушая её, боевая единица подошла к ближайшей уцелевшей панели, положив на неё копыта. Выдвинувшийся из брони на ноге цилиндр вошёл в паз, сливая своё содержимое по десятку тонких трубок.

 — Протокол прямого запроса в центр потоковой обработки данных с ограничителей узлового города "Виресцер". Поиск данных по образцу. Приоритет. Протокол "Потомок", — проговорила она, пробудив к жизни несколько уцелевших кристальных пластин. Под зелёным налётом заскользили непонятные символы, круги и линии, сплетаясь в вызывающий у единорожки тошноту узор. Рядом быстро скользили сверху вниз уже знакомые знаки, но прочитать их все она не успевала.

 — Анализ образца завершён, — гулкий голос грохотнул по залу, вынудив единорожку прижать ушки и оглянуться по сторонам. Голос звучал со всех сторон, но, вне всяких сомнений, его источником была покосившаяся колонна растрескавшейся стелы из пурпурного кристалла, обжатого в нескольких местах стальными обручами. С каждым произнесённым словом в трещинах вспыхивал свет, пробегая от основания к заострённому кончику и медленно угасая. — В связи с режимом карантина в городе, данные не могут быть переданы. Повторяю. В связи с режимом карантина в городе, данные не мо... Ошибка. Всему персоналу отдан приказ привести в действие протокол "Осушение". Город подвергается массированной атаке. Всему персоналу отдан приказ привести в действие протокол "Осушение"... Ошибка... Резервные источники питания подключены. Расчётная мощность шестьдесят два процента и падает...

 — Город атакуют? Прямо сейчас? Но где? — миндальное копытце осторожно дотронулось до застывшей в броне фигуры, смотрящей на горящие символами панели. Зрачок видимого в бреши шлема глаза дрожал, скользя по бегущим строчкам. Боевая единица погрузилась в них и не слышала ничего. — Протекта? Мм... боевая единица номер два-два-восемь-одиннадцать-три-шесть-семь, что происходит в городе? Ты нашла Хаспа в списках? Что это за штука в центре зала? Почему ты не отвечаешь?

 — Дата записи. Две тысячи восемьдесят девятый год от запуска проекта "Безопасный Мир". Город живёт прошлым. Эти записи устарели. Нет повода беспокоиться, потомок Ламелла. Город уцелел, — оторвавшись от экрана, отозвалась боевая единица. Сдвинув копытом мерцающие знаки на панели, она обернулась на звук открывающейся веретенообразной капсулы. Конструкция из переворачивающейся подставки с четырьмя углублениями для копыт, перевернулась, выпрямилась и опустилась на пол рядом чуть накренившейся лежанкой. — Для проведения диагностики и назначения соответствующего результату лечения, вставьте в панель капсулы свою идентификационную карту и расположите копыта в соответствии изображению на панели.

 — Эта штука может починить мой рог? — сглотнув подступившую к горлу горечь, проговорила Ламелла, осторожно проведя копытцем по покрытой мягкими прямоугольниками поверхности. Внутри устройство оказалось мягким. Диковинный материал чуть прилипал к копытцу, но не расползался, как многое другое в этом покинутом месте. Сейчас, когда она оказалась так близко к механизму, липкий страх прикоснулся к её сердцу. Почти пробудившиеся в её голове недоверие и подозрительность уступили наивному желанию её внутреннего жеребёнка, держащего потрёпанную книжку с картинками. Предметы летают в сиянии её рога. Этот образ прогнал мысль покинуть это место как можно скорее.

Словно ощутив её опасения, боевая единица подошла ближе.

 — Пояснение этапов процедуры в соответствии с подпунктом протокола "Потомок". Во время обследования конечности будут временно зафиксированы, а тело расположено так, чтобы система диагностики имела полный доступ ко всем потенциально проблемным участкам. В случае нарастающего ощущения беспокойства, медленно выдохните... и нажмите копытом на изображение круга. Если ощущения станут неприятными... прикоснитесь к изображению цветка. В случае проведения диагностики представителя расы единорогов, будет применён блокирующий магию фиксатор. Чувство онемения считается нормальным и пройдёт через несколько минут после завершения диагностики. При необходимости прервать диагностику или лечение... следует прижать копыто к алому перекрестью и удерживать в течении не менее пяти ударов сердца, — медленно проговорила защитница, смотря на растерянную единорожку сверху вниз. — Всё ли в инструкции этапов процедуры понятно?

 — П-понятно... Сначала копыта сюда, потом они... ой! — едва последнее копыто встало на указанную выемку, её ноги обжали мягкие обручи. Конструкция вздрогнула, подняла кобылку вверх и внезапно перевернула ту на спину. — Отпусти меня! Отпус...

Мягкое внутреннее покрытие механизма прижалось к её спине. С расширенными от испуга глазами, Ламелла всматривалась в потолок, ощущая, как зажатые в кольцах копыта подгибаются под давлением подставки, вынуждая её принять нужную устройству позу. Сделав медленный вдох и выдох, она попыталась убедить себя, что всё в порядке. Затылок ощутил мягкость подкладки, старающейся принять форму её тела. Что-то стянулось вокруг основания её рога и мягко отогнуло её голову назад. По единорожке медленно заскользила первая полоса ярко-голубого света, вынудив её зажмуриться.

 — Первичный анализ. Раса. Единорог. Общее состояние. Удовлетворительно. Обнаружены следы противоядия. Обнаружены повреждения, вызванные недостатком витаминов. Обнаружена лёгкая степень зависимости от поддерживающих тонус напитков. Обнаружено повреждение основания рога, — монотонно зачитывал результаты диагностики голос, от тембра которого хотелось спать и нежиться в этой непривычно мягкой кровати.

 — Мой рог... поломан? — осторожно спросила она, вновь зажмурившись от скользнувшей полосы света. Правое копыто получило свободу. По накрывающему лежанку колпаку из мутного стекла побежали строки символов и линии. — Я не могу прочитать то, что тут написано… – Жалобно зазвучал голос Ламеллы, разочарованной неспособностью понять надписи.

 — Запрос получен. Используется голосовой способ вывода результатов. Повреждение основания рога вызвано точечным переломом внутренней нервной структуры, без видимого урона внешней костной ткани. Предположение. Травма могла быть нанесена умышленно в раннем возрасте, — без всяких эмоций зачитывал данные голос, одновременно выводя на стекло изображение черепа жеребёнка единорога, с тёмными отметинами в нижней части витого рога. — Подготовка к удалению повреждения будет начата через один цикл.

Единороги из других селений.

Вместо рогов небольшие пеньки на лбу. Они смотрят ей вслед с обречённым взглядом. В глазах родителей-земнопони грусть, когда они прижимают к себе жеребёнка с рогом. В селении Хаспа её приняли такой, какой она была. В селении относились лучше. Не считали правильным то, как поступали в других местах. Потому что они...

"Так будет лучше для неё самой, дорогая".

Голос жеребца. Голос из почти забытых воспоминаний. Такой знакомый и тёплый. Звучащий с беспокойством.

"Мы всегда можем уйти, как это сделали другие. Подумай! Мы можем вернуться обратно. Все считают те места проклятыми, почему тогда нам не вернуться?"

Голос кобылки. Родной голос, поющий колыбельную перед сном про золотую пони в небе днём и её серебристую сестру ночью.

"А если карта больше не работает? Как быть, окажись протоколы, записи о которых нам удалось сохранить в путешествиях, стёрты? Все комплексы подверглись нападению. Все. Станция... ты сама видела через визир, во что она превратилась. Отец закрыл за собой дверь, оставив коллег на верную гибель. У него не было выбора, иначе бы эта кошмарная смесь летучего негатора и испаряющейся крови Древних отравила бы нас всех".

Жеребец говорил непонятные слова и, почувствовав, что она проснулась, перешёл на шёпот. Тихие шаги раздались рядом.

"Мы разбудили тебя, Лами? Спи малышка, всё в порядке. Мы рядом".

Сильный и бархатистый голос зазвучал над головой Ламеллы. Похожий на голос Хаспа. Что-то сильно нажало на её рог. Сильнее, чем когда её убаюкивали, тыкая в упругий кончик копытом.

"Так будет лучше для тебя. Ты поймёшь, когда вырастешь".

Короткая вспышка боли трещиной скользнула по её лбу и отбросила во мрак беспамятства. Последнее, что она ощущала, упавшие на её мордочку капли. Солёные капли на её губах.


От удара плечом позеленевшее стекло разлетелось на мелкие осколки, осыпав земнопони мелким искрящимся бисером. Врезавшийся на всём ходу в витрину Хасп, прокатился по покрытому мусором и сухими стеблями полу, опрокинув несколько покосившихся столиков. Едва удержавшись от вскрика, он скользнул за массивную стойку, ощущая, как по спине потекла жижа раздавленных грибов.

 — Проклятье, проклятье, проклятье, — едва слышно прошептал Хасп, зажимая себе рот копытом, пахнущим свежесмятой травой. Вслед за ним, расширяя дыру взмахами шипованного хвоста, в накренившееся здание вошла выдыхающая алые облачка тварь.

 — Погрешность... должна быть устранена. Носитель жизни. Погрешность, — ободранное и искалеченное крыло смахнуло с брони упавшую сверху лиану. С искрившихся уголков губ, вновь посыпались искрящиеся красным крупицы. Существо в искалеченной броне медленно поворачивала голову из стороны в сторону, оглядываясь, пытаясь найти среди царящего беспорядка ускользнувшую цель. Сбоящий ограничитель, с трудом проворачивающий покрытые алыми кристаллами шестерни, замирал и вновь начинал работу. От этого обозначенный погрешностью носитель жизни то появлялся, то пропадал из системы распознавания, сбивая отравленную дикой магией боевую единицу с толку. Закованные в металл копыта сделали шаг и раздавили резную фигурку, покрытую выцветшим и потрескавшимся лаком. Звонкий хруст пронёсся по залу, стихнув гулким эхом в дальних коридорах.

Вглядывающийся в крошечный осколок зеркала на полу Хасп невольно позавидовал живучести боевых единиц. С какой-то стати погнавшаяся за ним, называя его "носителем жизни", зашла далеко за черту, пересечённую скрипунами. Алые кристаллы проросли не только на теле, но и частично пробили пластины брони, и это был очень плохой признак. Хуже только выдыхаемая летучая пыль. И всё же она двигалась, и двигалась быстрее потерявших разум, способность внятно говорить и так же мыслить. Броня, заточенный рог и мощные копыта, в свою очередь, превращали её в куда более опасного противника. Помнящий встречу с боевой единицей Хасп сомневался, что на этот раз все повреждения ему восстановят неведомой единорожьей магией.

Шаги и поскрипывание лезвий по полу стали удаляться. Перекрывая пути к выходу, тварь стала изучать самый очевидный из них. Боковой широкий коридор с кучей дверей. Методично высаживая каждую из них, она хрипло вздыхала, не обнаруживая свою цель. На девятой двери, Хасп медленно пополз в другую сторону, к неприметной распахнутой дверце технического лаза, откуда торчали вытянутые жгуты и какие-то непонятные детали, успевшие от сырого воздуха проржаветь до неузнаваемости.

"Солнце оберегает, луна защищает"

 

Вспомнились ему слова, не раз тихо произнесённые Ламеллой. Он всегда удивлялся им, и даже однажды спросил её прямо, на что она сказала, что так говорили её родители. Слова, отгоняющие неприятности и неудачу.

 — Пришло время это проверить, — горько заметил жеребец, скользнув по отвесной лестнице вниз и затаившись, услышав, как шаги снова стали ближе, но теперь звучали уже над головой. К чему бы ни прислушивалось существо, это не было нюхом, острым зрением или слухом. Хотя последнее проверять ему не хотелось. Наверху хлопнула задетая хвостом крышка, и мимо пони упали куски срезанного металла. Медленно, подтягивая за собой сумку с припасами и радуясь прочной, хоть и потрёпанной накидке, он пополз по узкому лазу.

Даже тут вились корни и стебли растений. Тянущиеся к мерцающим камням листики щекотали ему нос, мешали рассмотреть указатели, на проверку оказавшиеся бесполезными, ведь значение надписей Хасп не знал. На одном из поворотов он наткнулся на сожранную мхом сумку, в которой обнаружил довольно весомый и почти целый инструмент. Предназначался ли он для закручивания чего-то или забивания, Хаспа не волновало. Куда важнее — возможность отковырять со своего места преграждающую путь решётку, кем-то предусмотрительно запертую на замок. Провозившись немного и делая перерывы, когда до ушей доносился похожий на шаги шум, он выбрался в пыльный коридор, куда растения ещё не добрались. Подняв сброшенную на пол сумку и новое орудие для защиты, не сильно удобно держащееся в зубах и оставляющее горьковатый привкус от обмотки рукояти, пони отправился туда, где, как он думал, был ещё один выход из здания. С тварью на хвосте, а он не верил в удачу избавиться от неё так быстро, искать Ламеллу было плохой идеей. Из головы же не выходил образ старейшины и слова твари. Кого она привела? Старейшину? Или кого-то до него? Была ли она одной из напавших на город тварей?

 — Они все потеряли разум. Это не лечение, это верная гибель. Глава исследований самодостаточных оранжерей, Флёр Токс Ин ненормальная. Идея искупления охватила её целиком. Саботаж... саботаж эвакуации. Попытка прибрать к копытам все ресурсы. Она даже пыталась настроить на свою сторону боевых единиц. Хоть это ей не удалось. Но она подписала приговор всем, кто ей поверил. Этот город... становится ловушкой, и никто не сможет этому помешать. Почему они не послушали... — тихо раздавалось из боковой приоткрытой двери. На металле были следы ударов и чёрные подпалины. Стену напротив разрисовал узор из копоти, в котором торчало несколько толстых гвоздей. От разбитого ящика инструментов тянулся длинный след на полу. Его с силой пнули в сторону, пытаясь в кого-то попасть. Хасп осторожно приоткрыл дверь и уставился на сваленную в кучу мебель. За нею, в углу рядом с пустым шкафом с едой, похожим на уже встреченные недавно, лежала высохшая фигурка, держащая в копытцах уже знакомый мерцающий шарик. — Они взяли флаконы. Взяли, думая, что этим спасут других. Она лгала всем о праве отказаться. Протокол "Осушение"... Они все потеряли разум... это... не лечение... Не приближайтесь к центру диагностики. Там...

Голос угас и вновь стал повторять те же слова.

 — Твою ж в пень! — пони в сердцах занёс копыто, но вовремя остановил себя, вспомнив что в здании он не один. Только бы Ламелла не отправилась туда. В этом городе всё проросло насквозь, может они не попадут в этот центр, или не найдут его. Боевая единица, всезнающая штука в броне. Уж она точно найдёт центр. — Что же делать...

Взгляд пони зацепился за потрёпанную доску с узором, напоминающим карту. Из всех надписей он смог разобрать только "выход" и ещё несколько слов, обозначающих переходы на улицы и в другие здания. Если он верно запомнил карту старейшины, то ему нужны были переходы в другие дома. А значит...

 — Ненавижу лестницы, — проговорил он, остановившись перед ведущими наверх ступенями. Пусть они были плоскими и широкими, это не делало подъём простым. Первый же пролом и вовсе едва не поставил точку в этой затее. Вжавшись в стену боком, невольно вспоминая про горных блеющих обитателей, он осторожно переступал копытами по оставшимся от ступеней обломкам, надеясь, что сумка не сползёт и не перевесит его. Лететь несколько пролётов вниз ему не улыбалось. Проржавевшая дверь открылась после нескольких пинков по запирающему механизму, жалобно скрипнув и чихнув на него мелкой красной пылью.

Хасп сглотнул, увидев перед собой замершую отравленную тварь. Механизм на боку мерзко заскрежетал.

 — Погрешность найдена... — не успела договорить она фразу, как дверь захлопнулась перед нею от удара копыт. Со стоном, вцепившись в рычаг, Хасп повис на нём всем весом, утапливая язычки замка обратно в углубления. Острый кончик рога прорезал длинную брешь, едва не зацепив его плечо, оставив рваный надрез на ухе. Стальная преграда выгнулась, но жеребец уже не оглядывался.

Ступенька и ещё одна, он бежал наверх, на ходу меняя планы. Карта висела перед его глазами, но обозначенные повороты и двери или отсутствовали или вели в тупик. До пытающегося не поддаться панике Хаспа, не сразу дошло, что каждый этаж не обязательно похож на предыдущий, и расположение коридоров могло меняться. Но исправлять это упущение было поздно. Этажами ниже тварь справилась с дверью и кусок металла, вырванный с петель, ухнул вниз, раскатившись по зданию гулким звоном. Столкнувшийся с провалом полностью обвалившейся лестницы, жеребец столкнул в сторону очередной ящик. Прыжок, и он покатился в боковой ход, прижимаясь к стене. Мимо грохотнули бронированные копыта, свернув в сторону, куда покатился, рассыпаясь, деревянный предмет. Всё-таки слух. Может не такой острый как у обитателей пустынных земель, но всё же. Подхватив небольшой камешек, Хасп метнул его в проём в стороне от него. Шаги замерли и вновь раздались. Преследующая его дёрганной рысью тварь отправилась в сторону, откуда донеслось несколько щелчков подпрыгнувшего по полу камня.

Зазвучал мелодичный голос, пытающийся донести крайне важную информацию до посетителей, но на середине фразы его перебил гулкий удар и протяжный скрежет. Хасп полз в сторону тёмных дверей, за которыми покачивались чёрные лианы и оборванные витые тросы, топорщащиеся лопнувшими жгутами. Позади осталась сумка с разорвавшимся ремнём, спасшим Хаспа от удара лезвием. Когда до дверей оставалось несколько шагов, дверь сбоку зашелестела и тихо открылась. Одновременно с тускло загоревшимся на браслете камешком.

 — Что за... — сдавленно прошептал он, бросая взгляд в коридор. Чем бы ни было говорящее устройство, тварь почти разобралась с ним и теперь возвращалась. Из всех путей открывшаяся дверь казалась самой безопасной. Вкатившийся через порог пони ощутил, как створка двери закрылась, вернувшись назад из паза в стене, куда скользнула до этого. Послышался тихий щелчок замков и ещё одна, более прочная дверь закрыла предыдущую. За ними слышались гулкие шаги и царапающий звук копыта, пробующего преграду на прочность.

Привыкая к полумраку, пони оглянулся, увидев десятки ящичков и небольших пакетиков с надписями и изображениями ягод, фруктов и овощей. И, судя по порядку, в котором стояли ящички, до него тут ещё никогда и никого не было.

 — Добро пожаловать в архив оранжерейной флоры. Здесь вы сможете найти необходимое для вашего сада. Для удобства, используйте категории от декоративного до продовольственного направления или смежные, если предпочитаете сбалансированное наполнение оранжереи. Хорошего дня, пользователь гостевого пропуска города "Виресцер", — тихий голосок раздался над головой жеребца, с трудом удержавшегося от крика. — Ваш пропуск действителен. Пять дней. Три часа. Десять минут. Пожалуйста, в случае необходимости продления пропуска обратитесь к сотрудникам блока реги... регистрации гостей.

 — Надеюсь, я не пробуду в этом городе так долго, — фыркнул пони, разглядывая полупрозрачные коробки и чуть мятые пакетики. С угла потолка капала вода и в дальнем углу семена успели или испортиться или прорасти, и теперь колосились из своего хранилища зеленоватыми побегами. Другие оказались целыми. Отбрасывая в сторону цветы и прочие семена, помеченные как "декоративные", Хасп складывал всё, что напоминало на картинке еду. И чем сочнее и крупнее обещался результат, тем с большей охотой он рассовывал их по карманам накидки, пока место в них не закончилось. Когда он уже был готов расстаться с частью добычи, в самом низу под ящиками, он наткнулся на сумку с диковинным символом в виде сердечка в рамке из четырёх уголков. Внутри позвякивали по большей части выдохшиеся лечащие зелья. Помутневшие пузырьки вспенились или даже просочились под пробку, перестав быть герметичными. Оставив несколько сохранивших цвет и намёк на прозрачность, он пересыпал добычу в найденную сумку.

Осталось всего ничего. Застегнуть ремни, явно рассчитанные на более крупного жеребца, чем он и...

Дверь оставалась закрытой, сколько бы раз он не махал перед нею копытом с браслетом. Пытался тихо уговорить её открыться и даже цокал копытом по молочно-матовому камню в стене, на высоте в два его роста, в итоге чуть не свалившись с раскладной проржавевшей лестницы. И когда все варианты закончились, створки прорезала яркая щель из бьющего снаружи света. Со скрежетом, застряв на половине, створки взрезал иззубренный рог-лезвие...

 — Погрешность... — раздался хриплый голос за дверью, от которого у Хаспа похолодело в груди и шерсть поднялась дыбом. — Обнаружена...

 — Репей тебе в гриву и бревно в круп!! Отцепись ты от меня, свихнувшаяся тварь! — Нижняя часть двери выгнулась, хрустнула, разлетевшись пылью осыпавшейся краски, и упала на пол. Звон застёжки, два щелчка замков и брошенная сумка, шурша по полу, проскользила между копытами увязшей рогом в проёме двери твари.

Отчаянный рывок, отдавшийся болью в боку.

Удар мощного копыта в пол там, где секунды назад была его голова. Гриву припорошило раскрошившейся плиткой. Рядом ударил промахнувшийся хвост, наделав в полу ещё несколько дыр лезвиями.

Перекатившийся через спину и отделавшийся царапинами Хасп сорвал с ремня инструмент зубами и швырнул в тварь. Глухой удар пришёлся в бедро, выбив из округлого диска сноп искр и огнисто-яркое алое облако. Тварь качнулась и на мгновение потеряла равновесие. Мгновение, достаточное, чтобы подхватить сумку и ринуться прочь от опасности.

"Не можешь победить, беги. Не можешь бежать — прячься. И не допускай невозможности убегать и прятаться", говорил ему наставник, так и не вернувшийся из своего последнего пути. Эти слова всплыли в памяти бегущего жеребца, спиной ощущающего приближающийся тяжёлый топот.

Дверь. Ещё одна дверь. Раскрывающиеся створки очередного хода из кажущегося тупиковым коридора и...

Яркое солнце на миг ослепило очутившегося на заросшей зеленью террасе. Прогнившее ограждение едва выдержало его вес, заскрипев и прогнувшись, удерживаемое лишь стеблями вездесущих лиан. Слева прочный трос, вбитый скобой в стену, тянулся куда-то вниз, выдавая следы побывавших тут искателей. Зелёная выцветшая тряпка в углу. Хороший знак. Знак безопасного пути.

 — Счастливо оставаться, "Погрешность", — оскалившись в улыбке, Хасп перекинул металлическую петлю сумки через трос, дёрнув для проверки. Шкуркой ощутив пролетевшие мимо него осколки стеклянной двери, он оттолкнулся и заскользил вниз. Нечто гибкое и опасное скользнуло рядом, отдавшись жгучей болью в бедре и боку, но осталось позади. Выдохнувшая алое облако тварь, стремительно удалялась от спускающегося пони.

Но взамен к нему приближалась земля, удар о которую выбил из него остатки духа.

 — Ещё немного и я, пожалуй, пожалею, что порвал ту картинку, Лами... — захрипел он, переворачиваясь на бок. Вытащить силой мысли болт из петли, удерживающей трос, было не такой уж плохой идеей. Ощущая, как что-то влажное растекается под ним, он тянулся к болту всё сильнее натягивающегося троса. Ещё немного... Самым краешком копыта. — Сдохни тварь...

Болт взвизгнул и улетел в сторону.

Кончик импровизированной канатной дороги взвился змеёй и скрылся из виду. За спиной лежащего пони раздался скрежет проломившейся решётки, закрывающей какую-то шахту и грохот падающих металлических балок и прутьев. Губы прижались к дрожащей в копытах склянке, ощущая, как с каждым глотком притупляется боль. Нащупав чудом не раскрывшуюся сумку и погнутый стальной прут, Хасп, пошатываясь, поплелся вперёд. У него было ещё одно незаконченное дело.


 — Лечение завершено. В систему циркуляции крови введены миорелаксанты. Пациент номер одна тысяча пятьсот семь. Согласно протоколу "Осушение", препарат "Зелёный Мир" будет введён через двадцать один цикл. Повторяю. Согласно протоколу "Осушение" препарат "Зелёный Мир" будет... — голос прервался, когда тяжёлое копыто медленно передвинуло сияющие над поверхностью панели символ в сторону. С десяток кристаллических пластинок подёрнулись дымкой и засветились скользящими друг за другом знаками. Посередине развернулось изображение взлохмаченной единорожки. Дёрнувшись, оно начало двигаться, и вместе с ним послышался возбуждённый голос.

 — Они хотят искупления! Все хотят искупления! Забыть о прошлом, стереть его, отказаться от самих себя, бежать в горящие отравленные земли, где нечего есть и пить. Где негде спать. Культивируют в себе вину и страх. Внимают воплям бесполезной толпы тех, кто ещё недавно требовал искать любой способ сохранить им жизнь и избавить от чудовищ Тартара! Бестолочи и бездари! Они хотят искупления? Они получат его для всех! Без исключений. Безрогие, рогатые, крылатые предатели, спрятавшиеся на облаках, считая себя в безопасности. Когда небо горело, их сбросило на залитые солнцем плато, назад, на их горные станции преобразования облаков. Ну, и где их облака? — кобылка смотрела с экрана взглядом потерявшей всё в своей жизни и потому решившей окончательной всё разрушить. Стерев стекающую с губы ниточку слюны, она ударила копытом перед собой. — "Осушение" доберётся и до них. Доберётся до всех ран, доставшихся миру Экви. До всех! Семена Великого Леса, первобытная магия и наши знания — вот что излечит бесплодные земли. Они пожрут яд, и всех, кто его создал заодно. Мир, полный листвы. Мир, полный зелени! Живой мир! Клянусь своим рогом, это будет прекрасно. Каждый станет семечком, из которого поднимется новая Экви. Забывшая о битве, забывшая о Древних, забывшая обо всех нас, наворотивших столько всего непоправимого... "Осушение"... Привести протокол в действие на всех оранжереях всех узловых городов Экви. Удалить возможность отмены. Ввести процедуру введения препарата "Зелёный Мир" как обязательную во всех центрах диагностики. С вами была...

Закованное в броню копыто скользнуло по панели, заставив запись умолкнуть. За спиной голос из капсулы медленно отсчитывал циклы. На кристаллическом экране изображение единорожки дрожало. Она беззвучно выкрикивала что-то, размахивая перед собой тёмным флаконом. Сорвав с шеи небольшой шарик на цепочке, она бросила его в сторону, беззвучно рассмеявшись.

 — Запрос. Состояние потомка Ламелла после введения препарата "Зелёный Мир", — ровно и спокойно проговорила боевая единица, но то и дело бросала взгляд на вздрагивающую во сне единорожку, накрытую стеклянным колпаком.

 — Преобразование. Включение в общую экосистему узлового города "Виресцер", — всё так же тускло отозвался голос и стела из кристалла вспыхнула россыпью коротких вспышек.

 — Запрос. Потомок Ламелла сохранит статус носителя жизни после процедуры протокола "Осушение", — единица вглядывалась в бегущие строчки, пытаясь найти нужное среди выдаваемых данных. Ограничитель на её бедре щёлкнул и передвинул стрелки, остановившись на символе вспыхнувшим жёлтым светом. За ним загорелся ещё один.

 — Ответ отрицательный, — панель мигнула и покрылась размытыми изображениями жителей города. Упавшие где попало тела, оплетённые корнями и побегами с листиками. Шевелящиеся на ветру цветы. Расползающиеся в стороны пятна молодой поросли, с каждым днём становящейся крепче и агрессивнее. Изображения сменяли друг друга, пока экран не потемнел. Лишь менялись символы, отсчитывающие уже не дни, а месяцы и годы.

 — Запрос. Принудительная отмена протокола "Осушение". Причина. Выполнение приоритетного протокола "Потомок", — нажав копытом на выемку возле плиты, она подняла цилиндр вверх и прижалась к его стёсанной боковой поверхности ограничителем. Послышался щелчок и три лапки разъема вцепились в край устройства. — Опция отмены. Прямое подключение через боевую модель ограничителя. Директива семьдесят шесть "А", исполнение согласно условиям о чрезвычайной ситуации, угрожающей жителю, сотруднику или временному сотруднику станции-сателлита узлового города "Виресцер".

 — Запрос получен. Запрос отклонён. Опция отмены отключена. Протокол "Осушение" будет приведён в исполнение через десять циклов, — невозмутимо ответил голос, и бедро боевой единицы обожгло разрядом. Механизм дрогнул и зажужжал завертевшимися шестернями внутри своей начинки.  Мир вокруг единицы померк...

"Что ты будешь делать, если тебе дадут свободу выбора?"

Её окружали тёмные стены подземного комплекса. Знакомые очертания угловатых форм. Прочный материал, способные выдерживать значительные нагрузки колонны. И чёрная плоская панель, похожая на стол в центре. Вопрос звучал отовсюду, струился вокруг и раздавался внутри резонансом, вынуждая бронированное существо оборачиваться и искать его источник дрожащими ушками.

 — Служить. Защищать. Прекратить жизненный путь ради безопасности сотрудников комплекса, если в этом будет прямая необходимость, — встав ровно, отозвалась она, смотря прямо перед собой. Наполнившую комнату тишину нарушало лишь её едва слышное дыхание.

"Что ты будешь делать, если тебе дадут свободу выбора?"

 — Протокол "Осушение" будет приведён в исполнение через девять и восемь десятых цикла. Отмена запущенных процессов невозможна, — вместе с болезненным уколом в бедро раздался механический голос, доносящийся издалека. Через толстую стену. Сказанное отвлекало, беспокоило. "Осушение", было чем-то важным. Куда более важным, чем этот вопрос, кажущийся простой формальностью. Протоколы обязательны к исполнению. Протоколы не могут вступать в конфликт. Протокол...

"Что. Ты. Будешь делать, если. Тебе. Дадут свободу... выбора?"

Перед замершей боевой единицей вспышкой возникла громадная фигура, загородившая собой чёрную панель. Сделав несколько шагов, она встала прямо напротив, смотря чуть сверху. Прочный доспех из подогнанных по телу стальных пластин. Тихий шорох ремней и сегментированных укреплённых полос. Из тени чуть прикрывающего мордочку шлема, с шарнирной частью в области челюсти, на неё смотрели колючие и внимательные глаза. Массивные крылья распахнулись по бокам, блеснув мелкими прочными чешуйками в невидимом источнике света.

"Что ты будешь делать, если тебе дадут свободу выбора? Остаться инструментом, оружием, результатом сплава лучших из рода единорогов и пони, скреплённого горящей кровью Древних. Или стать чем-то большим, что не могут себе представить даже они? Стать одной из свободных... стать... Эквиридо?"

Стоящая перед нею ткнула бесплотным копытом единицу в грудь. И та ощутила его. Ощутила как часть воспоминания, врезавшегося в память. Такого же сильного и ощутимого через прочную грудную пластину. И с ним пришло ощущение не страха, но... непонятного чувства.

 — Служить. Защищать. Прекратить жизненный путь ради безопасности сотрудников комплекса, если в этом будет прямая необходимость, — повторила та, заметив, как становящееся призрачным копыто опустилось, и глаза спрашивающей стали жестче. Захрустел металл, обладательница властного голоса повернула голову в сторону и вздохнула.

"Проверка на наличие собственной воли завершена. Боевая единица два-два-восемь-одиннадцать-три-шесть-семь готова выполнять поставленные задачи... к сожалению".

 — Я... не знаю, что буду делать... — спокойствие боевой единицы надкололось. Ограничитель хрустнул, вспыхнув россыпью красных символов. Чихнув струями оранжевого дыма из щелей, он сдвинул стрелки на исходную позицию. Закованная в стальные пластины фигура дрогнула и растворилась вместе со стенами комплекса. Из дымки возвращающегося зрения проступили очертания окружающего зала центра диагностики. Из цилиндра разъема прямого подключения к устройству на бедре, выскочили дымящиеся кристальные пластины. Едва различимые, как трещинки, дорожки из металла вспыхнули, обугливаясь и вытекая наружу раскалёнными каплями. Искры посыпались от вцепившейся в край диска лапки, когда боевая единица дёрнула устройство из углубления. Ещё усилие и между ними проскочила вытянутая искра, оставившая на панели чёрную полосу.

 — Сбой логического отдела памяти боевого опыта. Сбой в системе записи текущего состояния боевой единицы номер два-два-восемь-одиннадцать-три-шесть-семь. Сбой протоколов поведения согласно приоритетным директивам... — зазвучало окрасившееся красными символами устройство. — Запускаю протоколы исправления сбоя... запуск невозможен. Осуществляю повторную попытку запуска протоколов исправления сбоя...

Происходящее не было правильным. Она не знала, каким оно должно быть, но явно не таким. Протоколы, всегда являющиеся чётким руководством к действию, вступили в конфликт, разрывающий боевую единицу на части и собирающий её обратно. Цепкие путы ограничителя вцепились в её мысли, но лишь порождали новые ошибки.

 — Обнаружен конфликт приоритетных задач. Устранение конфликта невозможно, — устройство на бедре хаотично щелкало, смещая стрелки на всё новые символы, пока не замерли на единственном зеленоватом знаке. — Дефект поведения... Дефе... кт... пове... Боевая единица два-два-восемь-одинна...

 — Моё имя Протекта!! — копыта заскользили по зеленеющей пятнами мха панели, сдвигая и комбинируя символы. Раз за разом на кристальных панелях возникали одни и те же предупреждающие символы. Крошечные самоцветы в пазах брони копыта вспыхнули, и мощный удар расколол панель на несколько искрящихся кусков. Отпихнув бесполезный цилиндр разъема, Протекта шагнула к мирно светящейся капсуле. Склонив голову, она бросила взгляд на лежащую под стеклом единорожку и нанесла вспарывающий удар рогом прямо в механизм, удерживающий вытянутую колыбель. Под стон единицы, ощутивший впившуюся в её тело магию, лезвие взрезало кожух, обрывая тонкие провода и тянущиеся трубки. Хрупкая начинка из самоцветов, покрытых заклинаниями пластин и подвижных частей, высыпалась на пол, весело зазвенев по плиткам.

 — Зафиксировано нарушение работы капсулы диагностики. Зафиксировано аварийное завершение цикла лечения. Зафиксирована невозможность проведения заключительной фазы... Тревога! Обнаружено наличие дефективной боевой единицы в зале центра диагностики, — молочно-белые камни в стенах покраснели и в опустившемся полумраке, подсвеченного мерцающими контрольными панелями, возникли две идущие со стороны тёмного коридора тени. — Протокол общей безопасности активирован...

 — Потомок Ламелла должна оставаться носителем жизни. Это то, ради чего мы существуем, — выбив последним ударом капсулу из второго паза, проговорила Протекта. Заметив угловатые тени, она прижалась к полу, выставив вперёд рог и выгнув за собой хвост. — Потомок Ламелла должна оставаться носителем жизни. Ламелла... должна. Жить.

Что-то тяжёлое и быстрое с грохотом врезалось в пурпурный кристалл-стелу. Взвизгнули смятые ударом стальные обручи, в последний раз вспыхнув снопом холодных искр. Скрежет металла о металл расколол тишину зала. Три громадные тёмные фигуры сплелись в смертельный клубок, разрушая хрупкое наследие построивших город.


Сумка с заготовленными семенами. Каждый сорт в отдельном мешочке, перевязанном шнурком и сложенном в кармашки из непромокаемой ткани. Земнопони лежал на обломке камня, ощущая солнечный свет на своей мордочке. Рядом валялось несколько пустых пузырьков. Ощутив дрожание земли от тяжёлых шагов, он нехотя приоткрыл глаза, и устало поднял с земли валяющийся стальной прут.

 — Выбралась из шахты, а? Тварь... Всё так же... кхе... хочешь "устранить погрешность", морда ты кристаллическая? — закашлявшись и перевернувшись на бок, проговорил земнопони. — Я тебя... сам устраню. Ты слышишь меня? Вот передохну немного, и мы узнаем... кто из нас двоих погрешность...

Споткнувшись и рухнув на приятно пахнущую лугом траву, он поднялся, помогая себе прутом, на дрожащие от слабости копыта. Случившееся было хуже сражения с жуком. Даже хуже западни в тёмных пещерах, где бледные глазастые твари пытались выцарапать глаза случайным путникам. И роща базилисков, где навсегда остались его спутники, застывшие каменными изваяниями, не шла ни в какое сравнение. Если бы не тот болт и расположенная под тросом шахта, решётка которой заросла до состояния лужайки...

И всё же она выбралась.

А до него, пытающегося вспомнить ориентиры с карты и отыскать опасный центр диагностики и Ламеллу, не сразу дошло, как сильно его потрепало. Перехватив прут покрепче, пони приготовился к встрече...

Листва раздвинулась.

Протерев слезящийся глаз, Хасп вгляделся в фигуру.

 — За-защитница? Кха... А тебе, как погляжу, тоже досталось... Представляешь, я пару часов назад не сошёлся во мнениях на свой счёт со штукой, выглядящей почти один в один как ты... — тускло улыбнулся он, выпустив из копыт железяку. Прихрамывающая боевая единица волочила за собой помятое крыло. На броне темнели разрывы, обнажившие искрящуюся начинку в виде самоцветов, тонких трубок и пучков переплетенных жгутов, жалобно всхлипывающих каждый раз, как она делала шаг. Среди мешанины развороченных деталей виднелась графитовая шкурка, потемневшая от ссадин и ушибов. — Л-лами... А где... Лами? Ламелла...

Пони сделал ещё несколько усталых шагов навстречу, прежде чем заметил удерживаемый в петле хвоста продолговатый предмет.

 — Вход на территорию оранжереи запрещён для всех типов боевых единиц, — внезапно проговорила защитница, улыбнувшись и переступив незримую черту, перед которой замешкалась на мгновение. Прошагав мимо замершего земнопони, она ослабила хватку хвоста, оставив капсулу лежать перед ним. Внутри, свернувшись клубочком, мирно спала единорожка, сложив перед собой копытца. — Потомок Ламелла должна жить. Если это означает дефект... значит... я дефективная боевая единица. Все носители жизни должны оставаться носителями жизни, верно?

От хриплого подобия смеха, земнопони вздрогнул и ощутил, как шерсть зашевелилась на загривке. Бронированное существо тихо и неумело смеялось, смотря по сторонам и принюхиваясь к непривычным ароматам. В прорехах брони шипела голубая жидкость, заливая раны, загустевая и превращая их в розоватые рубцы.

 — Ты это у меня спрашиваешь? — склонившийся над капсулой Хасп тяжело дыша, пытался понять, как её открыть. — Как ты меня нашла?

 — Ответ положительный. Наверное. Я не знаю, — перестав смеяться, отозвалась она, ощутив, как часть приварившейся к телу брони отслоилась и с тихим пшиком повисла на тонких трубках. — Гостевой пропуск...

Она указала на браслет, охватывающий копыто Хаспа.

 — Ага... Ламелла в этой штуке, с нею, — пони осекся, боясь закончить фразу.

 — Потомок Ламелла в порядке. Она скоро очнётся, — Протекта стояла, будто бы наслаждаясь окружающей листвой и тёплым солнцем, как если бы видела их впервые. — Протокол принудительного сна. Запустить. Длительность. Три неполных цикла.

 — Погоди... ты отвела её туда? Где чинят магию рога и прочее? Поэтому она внутри? — Хасп прижал копыто к боку и уселся у капсулы, ощущая умиротворяющее тепло и мягкую вибрацию угасающего механизма. Слова в той комнате в коридоре ужалили его мысли, но сил на переживание не осталось.

 — Ответ положительный. Её рог в полном порядке, — единица повернула голову в сторону земнопони. — Повреждение успешно устранено.

 — Врёшь... наверное. Чтобы успокоить. Но я всё равно спрошу... Это. Оно поможет ей жить дальше в этом мире? — его голос звучал уставшим. Прикрыв глаза, он смотрел на шевелящиеся над головой ветки. Среди их шелеста ему слышались голоса живущих в селении неподалёку. Слова оставшихся у фонтана. Тихий голос отчаявшейся кобылки, навсегда оставшейся лежать у пустого шкафа с едой. Всех, кого он знал, и чьи голоса навечно замолчали на долгом пути борьбы за выживание...

 — Она... сможет жить дальше с большей эффективностью, чем до этого, — отвернувшись и вновь подставив мордочку лучам солнца, проговорила боевая единица.

 — Ты огромная кобыла в железе и говоришь непонятно, но я... хочу тебе верить. Или верю. Мне больше ничего не остаётся. Скажи... скажи Лами, пусть дойдёт до конца и продолжит идти дальше. Пусть... найдёт своё место, — Хасп вдохнул аромат цветов. Ощущение сотни копыт, мягко обнимающих его. Чувство возвращения домой, после долгой и полной лишении дороги. — Обязательно... скажи ей это... И ещё кое-чт...

Не самое плохое место для сна.

Даже если он будет длиться вечность.

 — Запись послания завершена. Носитель жизни... потерял право принадлежать к этой категории, — гулко раздался голос устройства с бедра Протекты. Ещё не понимающая своих изменений, но прошедшая точку невозврата, эквиридо слушала шелест листвы, ощущая ветер на шёрстке и вдыхала терпкую пыльцу. И для этого не требовалось протоколов.


За спиной Ламеллы остался утопающий в зелени город, тайну которого она не решится открыть никому. Среди умиротворения разрушающихся зданий, сладковатого аромата цветов и созревающих на стеблях плодов, на залитой солнцем поляне остался скошенный камень. И на его поверхности всего несколько символов складывающихся в одно короткое имя.

"Хасп".

И возле него остался лежать его нехитрый скарб.

В тот день, много лет тому назад, она навсегда запомнила тяжесть с трудом открывшейся стеклянной крышки. Наполнивший нос запах сгоревшей начинки механизма, смешавшийся с тяжёлым и влажным воздухом леса. То, как она осторожно прикоснулась к спящему рядом пони, устало опустившему голову вниз. И то мгновение, когда мир разрушился от понимания случившегося. Новое, горящее в роге чувство, заставившее окружающий её металл капсулы смяться от невидимой хватки. Мир, в котором она росла, и мир, который она знала, раскололся и рухнул. Так же, как медленно падал, заваливаясь на бок Хасп.

Хаспа не было.

Была лишь грустная мордочка склонившейся над нею боевой единицы, принявшей своё новое имя — Протекта. Защитница. И звучание усталого и мягкого голоса, доносящегося с почерневшего диска на бедре бронированного существа.

Делая паузы, тяжело переводя дыхание, он, обычно скупой на слова, рассказывал о прошлом. Перечислял имена, и места где он был и успел что-то сделать. Вспоминал тех, кого довелось полюбить и расстаться. Просил не забыть о них, если доведётся встретиться.

 — Группа искателей. Мы шли через разрушенное огненным кротом селение. Там... ничего не осталось. Но кто-то из наших услышал плач. В одном из домов, похожих на встречаемые недалеко от проклятых дорог, за стеклянной, чудом уцелевшей дверью оказался жеребёнок. Кобылка. Она не звала на помощь, просто плакала и смотрела на два чёрных пятна на стекле. Мы взяли её, несмотря на её рог. Мне... всегда казалось... — голос подавился и на его фоне послышался звон открытого пузырька. — Эта дрянь не помогает. Мне надо продержаться... Хочу увидеть, как она очнётся. Долго ещё?

 — Два и четыре пятых неполных цикла... — раздался в ответ ставший мягче голос Протекты.

 — Гадс...тво... Ламелла... Первые годы я был рядом с нею. Боялся, что кровь единорогов возьмёт своё. Что её будет ждать... изгнание, как прочих. Но в ней не было магии. А рог, что рог... со временем это дошло до старейшины селения. До всех дошло. Я видел, как расстраивалась она от прозвища. Не показывала виду. Улыбалась... — речь прервал затянувшийся кашель. — Этот путь был предрешён. Я ей не отец, хоть... и пытался им стать. Научить всему. Успеть до того как путь оборвётся. Но...  "Солнце оберегает, луна защищает", да, Лами? Твои родители знали что-то... живи и найди ответы.

Хасп говорил, и его слова коснулись зарастающего города. Принесенной жертвы, совершённой желающими сохранить один из немногих источников пищи и семян, ценой своего селения и своей жизни. Ламелла запомнила то чувство не физической, а душевной тяжести, охватившей её, когда лямки сумок застегнулись на её теле, и она отправилась в обратный путь. Закованная в броню Протекта, чуть прихрамывая, отправилась следом, твердя о необходимости охранять носителя жизни от опасностей.

В сопровождении своей Защитницы, выбравшей стать ею не по приказу протокола или пластинки на груди единорожки, но по своей воле, Ламелла вернулась в селение. Долгие недели пути. Переходы между дорогами, ставшими не такими пугающими, когда рядом шагала помнящая, как их строили и для чего. Полупрозрачные фигуры, идущие куда-то с ними рядом и пропадающие так же внезапно, как появлялись. Пустующие селения, заброшенные и покинутые. Перевалы, каменными мостами перекинутые через пропасти и всё ради...

Рассадившего бровь камня, прилетевшего из-за ограды. Ещё один упал рядом, другой раскололся о прочную броню Протекты, вставшей между входом в селение и единорожкой.

 — Убирайся, проклятый единорог! — донёсся чей-то крик.

 — Из всего отряда она вернулась одна! — вторил ему другой.

 — Проваливай. Теперь за тебя некому заступиться... — донеслось со стороны ворот. — Из-за тебя Пестл не вернулся! И где Хасп?

Слова застряли в горле кобылки. Непонимание смешалось с болью и усталостью от долгого пути. Пробудившаяся неловкая магия, поднявшая было камень в ответ, рассеялась. Вместо этого она подхватила сумки с семенами и швырнула их к запертым воротам.

 — Носитель жизни Ламелла. Это место опасно, — глухо проговорила Протекта, прикрывая единорожку целым крылом.

 — Это... был мой дом, — тихо ответила кобылка, зашагав прочь. — Был.

Она не оглянулась назад. Не стала смотреть, как пони осторожно открыли ворота и забрали сумки. Как несколько жеребят задержались, с любопытством рассматривая её, и её спутницу. Помня последние слова Хаспа, она прошла путь до конца и продолжила идти дальше. С годами она стала одной из теней прошлого, шагающей в одиночестве по забытым дорогам между замолчавших и опустевших городов. О ней рассказывали истории, в которые никто не верил. Её встречали в пути, чтобы забыть на следующий день.

Мир менялся.

Выжившие когда-то вместе разошлись, создавая свои селения и общины, в попытке оживить бесплодные земли или слиться с разрастающимся лесом. Забывая прошлое, они строили новое будущее, старательно избегая древних руин. Вычёркивая их своей истории, превращая в старые жуткие сказки для жеребят. То, что когда-то было правдой, становилось легендами. Легенды перетекали в предания и новые поколения уже не знали, почему именно старинные руины назывались "Запретными". Обладающие рогом не знали магии и старинную историю об "Исходе" перестали считать событием, случившимся много сотен лет назад, а всего лишь чьим-то вымыслом.


 

Эпилог.

Уютный дом.

Дом, вдалеке от селений, окружённый небольшим садом, скрытым от любопытных глаз в новом оазисе разрастающегося леса. За окном этого дома шелестит листва, и слышатся голоса ночных птиц, нашедших себе прибежище в этом безопасном месте. В самодельном камине, сложенном из грубых камней, весело горит огонь, отражаясь бликами в броне лежащей у стены боевой единицы. Со стороны кажется, будто она спит, чутко охраняя свою старую хозяйку.

Седая, со шрамом через бровь, единорожка, сидит в потрёпанном кресле, смотря на огонь. Перебирая в копытцах поцарапанную пластинку, почти угасшую и потерявшую кремовый оттенок, она вспоминает свою жизнь. Сбоку пластинки протянулась длинная трещина, серебристой нитью поблескивая в свете горящих поленьев. Теперь единорожке было понятно, почему Хасп сидел у огня. В языках пламени можно было вновь увидеть всех, кого безвозвратно потерял.

 — Я слышу, как ты вошёл. Моё время на исходе, но я ещё не утратила способности слышать шаги и ощущать присутствие чужих. Даже без своей верной защитницы... — хрипло и приглушённо проговорила единорожка, не повернувшись на осторожные шаги позади неё. Скрипнуло окно. Что-то царапнуло пол и замерло. — Я знаю. Знаю, зачем ты пришёл. Этот день... я ждала его, гадая, каким он будет.

Две тёмные лапы с когтями осторожно коснулись её выцветшей гривы. Убрали мешающую прядь. Сняли тусклую и помятую заколку, осторожно положив на столик рядом. Кобылка не ощущала дыхания гостя. Только прикосновение и шелест жёсткой гривы за спиной. Ей не нужно было видеть незваного, но ожидаемого гостя. Не хотела омрачать свои последние минуты, пусть даже ради неё этот гость мог принять любой облик.

 — Постой... я бы хотела... Всего одну просьбу. Хорошо? Побывать там. Увидеть своими глазами... знать, что с ними всё хорошо и... — посеревшее, почти лишившееся цвета миндального оттенка копытце, сжало тусклую пластинку, трещина на которой стала длиннее. — Я так и не успела навестить Хаспа. В последний раз. Позволь мне это и... сделай быстро то, что должен.

Когти опустились на лоб и виски единорожки. Прижались к шкурке и разжались, когда та с вздохом погрузилась в свой последний сон.

 — Проект "Морф". Загрузка воспоминаний из подконтрольной особи завершена. Запись. Номер сто сорок восемь. Раса — единорог. Имя — Ламелла. Возраст — около ста девяносто шести лет с момента контрольной записи в системе сателлитной станции. Классификация — протокол "Потомок". Исследование воспоминаний позволит повысить эффективность внедрения программы поддержки выживших и снизить шансы обнаружения подмены жителей селений на временные копии, — проговорил молодой и энергичный голос, под звуки цокающих копыт. — Запись сохранена. Приступить к выполнению просьбы подконтрольной особи. Отметить начало отсчёта таймера до прекращения жизненных функций. Снять ограничение на использование полного доступа к воспоминаниям для эффективного выполнения задачи. Ограничение снято.

Миндальной масти единорожка обошла спящую в кресле кобылку и осторожно погладила ту по гриве. Повернувшись к камину, она сделала несколько шагов назад.

 — Как же я состарилась... правда, Протекта? Мне жаль. Я не могу взять тебя с собой в последний путь. Ты уж посторожи меня, хорошо? — помолодевшая на глазах Ламелла, подошла к боевой единице. Копытца неловко обняли бронированную шею, единорожка прижалась щекой к холодному и неподвижному металлу. Осторожно сняв с Протекты шлем, она посмотрела на кажущуюся спящей мордочку цвета графита и провела копытцем по покрытому шрамами носу. — Ты хорошо постаралась, защищая меня все эти годы. Но теперь мне нужно идти. Скоро... я буду с тобой и Хаспом. Там. Где всегда пахнет цветами, и растут вкусные плоды. В нашем саду.

Грубо сколоченная дверь закрылась за её спиной.

Прозрачная пластинка треснула, распавшись на две половинки.

Ночной лес дыхнул приятной свежестью в мордочку помолодевшей единорожки, неспешным шагом отправившейся в путь. С каждым шагом время подаренной молодости убывало. Так много нужно успеть, до того как подарившее ей этот облик сознание, оставшееся за закрывшейся дверью, безвозвратно угаснет.

Успеть пройти по Дороге к Саду.

В последний раз.

Навестив всех, кто за эти годы был и стал дорог...

Имена и названия:
Хасп —  (Hasp (eng) ) — Засов
Ламелла — (Lamella (eng) ) — Пластинка
Пестл  — (Pestle (eng) ) — Пестик
Рангпур — разновидность цитрусовых
"Виресцер"  — (Virescere (lat) ) — Зазеленеть
Протекта —  (Protectability (eng) ) — Защищённость
Рубихарт Бик — (Rubyheart Beak (eng) ) — Корундосердый Мыс
Флёр Токс Ин — (Fleur Tox'Ine (fr) ) — Цветущая Отрава

Продолжение следует...

Вернуться к рассказу